На заводе Макар Петрович слыл человеком принципиальным. Строгого вида, в черных очках, он мерил территорию предприятия четким, едва ли не строевым шагом, и ко всему, что касалось технологий, был так же дотошен и строг.
Сослуживцы его уважали, хоть и посмеивались за спиной. Дело в том, что Макар Петрович и в житейских вопросах был так же принципиален, терпеть не мог пошлых анекдотов, сальных историй и даже намеков на адюльтер, из чего следовало, что двадцать лет его брака были столь же принципиальны и чисты.
И ведь так оно и было. Макар Петрович гордился своим непорочным браком, ставившим его в моральном плане выше падких на женский пол сослуживцев. Женская половина отдела его уважала, мужская посмеивалась и побаивалась. Ходячий принцип, говорили о нем.
Одной поздней дождливой осенью на предприятии случился аврал, и технологи вкалывали допоздна. Макар Петрович уходил позже всех. В пятницу он снова задержался и, оторвавшись от чертежей, обнаружил, что уже стемнело.
Приведя в порядок бумаги на столе, он отправился в раздевалку. На работе Макар Петрович носил халат, и после работы его надо было повесить в шкафчик.
Зайдя в мужскую раздевалку, Макар Петрович обнаружил, что все уже ушли. Было тихо, и лишь в душевой лилась вода - наверно, забыли выключить. Он снял халат и повесил на гвоздик. Посмотрелся в зеркало, отмечая строгий принципиальный взгляд и несгибаемые складки у рта.
Скрипнула дверь душевой. Макар Петрович мельком кинул взгляд и остолбенел. Из клубов пара вышла нагая Венера.
- Ну, и чем мы с тобой займемся? - лукаво спросила Венера, и Макар узнал Ирку из хозотдела, девку наглую и, само собой, без принципов. Что она здесь делает? В мужской раздевалке, голая? Сладкий вихрь завертелся в голове технолога. Он тут же вспомнил, как случайно слышал, будто Ирка не пропускает ни одного новенького, и на заводе ходят байки об Иркиной ненасытности. Вспомнил, как не однажды, встречаясь с Иркой в полутемном коридоре, ловил ее бесстыжий взгляд, а как-то раз она даже подмигнула. Значит, и до меня добралась, подумал Макар Петрович и отступил на шаг. Пальцы запутались в пуговицах рубашки. Он оглянулся. Помощи ждать неоткуда.
Ирка приблизилась. Шаловливые ручки расстегнули несколько пуговок. Макар Петрович впал в ступор, ведь еще никогда его не домогались столь напористо и нагло. Во рту пересохло, и вместо жесткого окрика вырвался полузадушенный всхлип. Рубашка упала на пол. На технологе еще оставались штаны, и Макар Петрович вцепился в них, как в последний оплот демократии.
- Ну, что ты, котик? - проведя пальчиком по его щеке, обиженно промурлыкала Ирка. - Стесняешься? Тогда я отвернусь.
И отвернулась, встала коленками на скамейку и выгнула спину. Макар Петрович обомлел. В таком ракурсе Ирка смотрелась на порядок выигрышнее жены. Темные силы эволюции взыграли в Макаре Петровиче, и воспрявшее достоинство само потащило его вперед.
- Ах! - прогибаясь, сказала Ирка.
- Да! - простонал Макар Петрович, забыв обо всем.
В один миг раздевалка с лавками и шкафчиками разлетелась в стороны, и весь мир сузился до белой прыщавой задницы, похотливо покачивающейся перед ним.
А потом грянул взрыв. Да такой, что первый взрыв вселенной был жалким хлоп-ком. По крайней мере, так показалось Макару Петровичу.
Томно мурлыча, Ирка скрылась в душе, а обессилевший технолог присел на ска-мью. «Как же так, - думал он, постепенно приходя в себя, - ведь сколько лет я держался... Мне было, чем гордиться. И в один миг... И кто? Какая-то Ирка... И ведь я не виноват. Ведь я же не хотел, даже не думал! Не я к Ирке в раздевалку пришел, а она ко мне. А еще жена! То голова у нее, то спина, то настроения нет. Но почему я это допустил? Неужели и впрямь инстинкт? Ведь не мог сопротивляться, ничего не мог! Мои принципы сбежали перед этой... задницей. Выходит, есть сила выше человеческой воли, и пресловутый зов плоти, этот древний инстинкт размножения - не брехня, а реальность. А человек - животное, раз воли не имеет. Но что же теперь делать, - испугался он, перейдя от философских вопросов к насущным. - Что, если Ирка проболтается?»
Венера как раз выходила из душа. Странно, но на этот раз ее формы выглядели не столь соблазнительно, и это повергло Макара Петровича в еще большее уныние.
- Ирочка, - заискивающе начал он, вскакивая с лавки, но нимфа помахала пальчиками и скрылась за дверью.
Макар Петрович закрыл рот и упал на скамейку. Одна его половина настойчиво требовала бежать к жене и покаяться, другая уверяла, что все шито-крыто, что все так делают, и это нормально. «Подумай о своей репутации, - презрительно громыхало в голове, - когда все узнают об этом, ты тотчас станешь тем, кого ты всегда презирал, и даже хуже, потому что они давно поняли то, что до тебя доперло только сейчас!» Признаваться в глупости, даже себе самому, Макар Петрович не желал. Из принципа.
На следующий день Макар Петрович написал заявление, а на изумленные вопросы начальства ответил молчанием. Положенные две недели отрабатывал молча, сжав зубы, ни с кем, кроме как по делу, не общаясь.
Никто так и не понял, почему он ушел, ведь Ирка никому ничего не сказала, а проговорилась значительно позже, когда о "ходячем принципе" уже и забыли.

Теперь он работает у нас. Мерит коридоры четким шагом, строго глядит из-под роговых очков. Постарел, но складки у рта стали еще принципиальней.
- Положительный мужчина, - шепчутся женщины за его спиной. - Вот бы все такими были!
Я улыбаюсь и киваю. Здесь один я знаю его историю, но никому не расскажу. Люблю принципиальных. А что случилось - ну, с кем не бывает?