Автор: Nevedov


Кот на крыше



Как-то раз молодой человек по имени Кирилл крепко напился по случаю какого-то ночного праздника, на какой принято наряжаться кто на что горазд, и был в своей компании в пику всем единственный не ряженный. Он хмурый таскался по всем центру за дурачившимися друзьями, буксировал за собой Евгению, бывшую в костюме чертика, которая сочувствовала его настроению, но исподволь улыбалась остротам Артема, обаятельного заводилы, бывшему с атрибутами ангела. Молодой человек был столь раздосадован своим занудством, точнее тем, что не сумел ни остаться дома, ни разделить эту общую глупость, что с горяча стал дурить. Бросился вдруг обнимать какую-то цыганку-попрошайку, жалел ее и за что-то извинялся, так что та насилу от него вырвалась, а когда весь их маскарад проголодался и прибился к Макдональдсу, он в сердцах отобрал у Артема крыло, у Евгении – рожки, ловко вскарабкался на крышу забегаловки, где в стихах выразил презрение к своим шутам, и оттуда прыгнул на какой-то столб, чтобы свинтить по нему вниз, но того как-то не оказалось на ожидаемом месте.
Окошко, из которого его ругала служащая, почему-то расположилось теперь высоко, ряженные друзья с испуганными лицами были смехотворны, Евгения кутала ему голову, прижимала ее к себе и ревела.
Дальше ничего не было до того самого момента, когда Евгения взяла его на руки и он ее узнал. Проклятый кошачий череп не умещал ни слов, ни иных способов выражения мыслей, и от скомканных раздиравших чувств он мяукал три дня к ряду, ползал за ней по пятам, при этом его рвало и отнимались задние лапы. Являлись какие-то доктора, заглядывали в уши и прописывали дорогие таблетки, подходил высокий рыжеволосый мужчина и предлагал усыпить. Евгения не внимала ему и носила котенка за пазухой домашнего шерстяного жакета. На третий день животное охрипло и успокоилось, к тому же воспоминания о человеческом «я», точно сон, отступало в небытие сразу, как только он к ним ссылался.

– О-ху-ху, – безрадостно вздохнул Хомяков, хотя думал не о грустном, а просто завершал свою старческую думу. К старости мысли стали так непослушны, что их было непросто завершить без вздохов. «Льешь и льешь, все не вылиться тебе», подумал он про дождь, который шел седьмую бессонную ночь подряд.
Как существу, у которого есть давно минувшее, бой капель о жестяной подоконник о чем-то настойчиво ему напоминал, но на ум шли только смутные юношеские переживания. И хорошо, решил он, что он более не способен на подобные переживания, что весьма полезно в его курьезном положении.
Струйки воды на стекле смазывали свет уличных фонарей и нескольких полуночных окон девятиэтажки напротив. Свет растекался на зеленое и розовое. Город за окном напоминал цветастую абстрактную картину. Хотелось курить, но сигарет у него с его теперешней жизнью не было.
«Запах сырой, но холодный, это важно, как и все, что чувствуешь по осени», подумал он так, как умел. «А, что!» встрепенулся Хомяков, услышав вдруг сухой стрекот в углу, и узнал знакомого лесного жука. «Эгей, тебя с грибами из леса принести. Устраивайся уж как-нибудь, застрял ты тут, как и я. Не мельтеши, пока не съел»...
Из комнаты донесся звук и Хомяков обернулся на него – ничто так не волновало его в этой жизни, как ее звуки и запахи. Должно быть, она опять говорила во сне. Он покинул окно и направился в спальню. Боком надавив на дверь, он отворил ее, и проник в комнату. Комната была темная, с окном смотрящим на задний двор, и только изредка по потолку проползал свет от фар и круто вращал тень от люстры. Хомяков сел на стул подле обширной кровати, на которой сопело двое – мужчина и женщина. Мужчина посвистывал и хрипел, женское дыхание было слабо и, казалось, временами исчезало вовсе.
– Олегу бы сказали, сразу пошли, – сказала Евгения во сне. – Тут все, тут, – добавила она тепло и ласково, как умела лишь она.
«Даже во сне у нее нет другого имени», одобрительно отметил Хомяков, и решил, что сумеречная ее жизнь скучна и пристойна, как и жизнь наяву. За все время ее ночных разговоров он ни разу не слышал того имени, которое и сам уже запамятовал. То ли Максим, то ли Михаил, то ли Кирилл...
Проделав тот же трюк с другой дверью, Хомяков проник в детскую и обнюхал конопатое лицо семилетней девочки, спавшей поперек кровати со свешенной ногой, пощекотав ее усами. Он вздрогнул, когда ребенок шевельнулся, но пристыдил себя за это – ему вдруг захотелось придать всего себя ей на растерзание. Безропотно погибая в ее любвеобильной хватке, он будет облизывать и боготворить ее руки. И он хотел было устроиться у ее изголовья, однако девочка сделала выпад рукой, чтобы его схватить, и Хомяков прытко увернулся и поспешил из детской от греха подальше...

В пять тридцать утра Хомякова разбудили неистовые щелчки о стекло – лесной жук никак не мог смириться со своей участью и желал выйти. Хорошенько стукнувшись еще раз, жук опрокинулся на спину, взялся за усы и, вероятно, умер.
«О, Господи Иисусе Христе, разве это может быть!» по своему обыкновению ужаснулся Хомяков, как привык делать по утрам, когда все с ним происходящее в очередной раз оказывалось не сном, а кошмарной явью. С утра ему было особенно тяжело мириться с обстоятельством, что он толстый рыжий кот полукровка, в котором теплилось, но день за днем угасало человеческое «я». Конкретное «я», имевшее мужское имя, чувства и воспоминания. Утром каждый член семьи думал, что о коте кто-нибудь уже побеспокоился и к обеду Хомякова всецело занимала лишь цепкая кошачья обеспокоенность о хлебе насущном, а к вечеру всегда становилось сытно, уютно и как-то все равно...

Охотно проснулась Евгения, со звуком потянулась, закончив движение тычком кулака в спину Олега, и еще озвучила удар: «Тыдыщ!» Олег просыпаться не любил, и когда супруга подалась к нему и укусила за ухо, мужчина дважды обмотал свою голову одеялом. Через мгновение протесты доносились уже из детской. Хомякова она не тормошила и даже не примечала. Несмотря на огонь их первой встречи, теперь у нее с котом были прохладные отношения, обусловленные непрекращающимися вздохами последнего. Теперь кот был фаворитом у Олега, несмотря на былые их драки и намерение его усыпить, а может и благодаря им. Мужчина в принципе не улавливает тонких странностей, поэтому Хомяков был для него кот как кот, только серьезный. Хомяков был именно ему обязан своим именем и даже шутливым паспортом с фотографией.
Хомяков в свою очередь не жаловал никого, так как нрав его был столь испорчен, как бывает испорчен у всех, кого стесняют скрытые от других обстоятельства.
– Мама, амама, амам! – пробежалось необузданное дитя по прихожей.
– Ну что такое, – скворчала омлетом из кухни Евгения.
– Где мои тапочки?
– Ну, здрасти... Там, где ты их сняла.
Десять минут стоял гам, падали вещи, смеялась и пищала дочь. Найдя свои тапки, она надела их себе на руки и, проносясь по прихожей мимо кота, дремавшего на мягком стуле, влепила ему тапочкой по морде. Хомяков никак на это не отреагировал, он даже не вернул на место шлепком развернутой головы. Когда семейство уселось за столом, Хомяков, держась стены, посетил кухню, убедился, что в его миске опять нет помидора, без которого он не переносил никакой корм, но не подал вида и удалился.

Евгения была действительно красива, кожа – мрамор, драгоценный блеск в черных волосах, сложение – сгустившаяся женственность. Олег был одуванчик. В юности такие ярко желтые, но рано выцветают и облетают. Хомяков размером был барсук, кирпичного цвета, длинный его хвост всегда волочился по полу, как у бобра.

Тишина в этом доме не приносила коту покоя. Он ждал, что бы люди ушли, потом ждал, что бы они вернулись. Более того все ее вещи смотрели на него и выказывали что-то такое, похожее на указательный палец с предостережением. Он не понимал, к чему это они, но старался не шуметь и не ходить в туалет. Кот тихонько разбежался и вскочил на подоконник, но от стекла его неожиданно оглушил угрожающий выпад, что-то ядовитое взвилось, стараясь его пронзить и отложить личинку под шкуру. Кот сократился, увернулся и распрямился, но когда у него на зубах непоправимо хрустнул жук, он пришел в чувства, открыл пасть и стал ждать, когда это из него вывалится. «Я ж тебя предупредил, чтоб ты не мельтешил...» извинился Хомяков.
Кошачьи издержки всегда доставляли ему много неприятностей.
Солнце висело слева и забирало тепло. Хомяков поежился. Батареи были холодными, и он подумал, не посидеть ли ему в сковороде. «Какие суетные облака, все меняются и меняются»...
– Э-эх... – вздохнул Хомяков, отменяя разгулявшиеся мысли.
Очень занимательные и плотные образы увлекли его за собой в сон. Он увидел себя на улице, но не шедшим, как обычно, а скользящим над землей. Хомяков не упустил этого из внимания и решил докопаться, как такое возможно, и услужливое воображение объяснило ему его скольжение колесиками, которые были у него на кончиках лап. Хомяков согласился, что это полезно, и выехал к автомобилям на проезжую часть, принял вид большего желтого Икаруса и направился по делам. Все было прекрасно, пока из окна встречного транспорта он не встретился взглядом с Ним... Это было страшно, непонятно, невозможно, но похоже на правду и радостно! Шерсть на хвосте Хомякова встала дыбом. Но тут была некоторая неприятность: Хомяков уже не помнил, кто это такой...

Вечером, когда все были в сборе, Хомяков вел себя странно – ко всем лоснился и пытался мурлыкать. Олег удивился и подарил ему помидор. Девочка поцеловала его в лоб, театрально поморщилась и сплюнула шерсть. Хомяков навалился на дверь спальни, напугав уединившуюся Евгению, которая сразу спрятала в ящик трельяжа какую-то книжицу. Она на него посмотрела и сердито сказала:
– Стучать надо.
Она была в серебренном шелковом халате, волосы были убраны в полотенце. Она нагнулась к зеркалу, ноготком поскребла у носа, достала книжку, которая оказалась ее юношеским дневником, и уставилась на кота, который от двери пристально на нее смотрел.
– Спрашивай, – сказала она, достала из промеж колен письмо, которое не успела вернуть дневнику, и еще раз пробежалась по нему взглядом. Потом понюхала какой-то рисунок и быстро убрала все в стол.
«Эге, вот ты с кем здесь спряталась», догадался Хомяков. «Сегодня у всех не все дома»...
Зашел Олег и с ухмылкой взглянул на кота.
– Ну, Хомяков, не пора бы спать?
– Только не трогай его, весь в волосах будешь, – сказала Евгения и стала смотреть, за что ей теперь для вида взяться на своем месте.

Ночью пошел дождь. Сегодня он не то что бы барабанил по подоконнику, а как будто на что-то обращал внимание. В темной спящей квартире потянуло сквозняком, который кот ощущал на себе везде, куда бы не прятался. Казалось, сквозняк рукой протянулся с улицы именно за ним, и Хомяков последовал в дальнюю комнату на балкон, где осталась незапертой дверь. Он просидел под водопадом с козырька до самого рассвета, затем заскочил на перила, дважды уцепился за какой-то каркас и оказался на козырьке балкона. Оттуда он прыгнул на крышу, за которую сумел уцепиться передними лапами, минуту повисел, не в силах совладать со своей задней частью, но наконец затащил и ее через парапет. Он пересек крышу по диагонали, откуда-то из-под самого его носа сорвалась в небо черная птица, и Хомяков от испуга сделал косое сальто, надорвав себе бок. Возникло подозрительное ощущение, что он где-то все это уже видел. Приблизившись к противоположному краю крыши, кот заглянул вниз. Высота взбаламутила душу тревожными переживаниями. Казалось, он подскользнется и сорвется вниз. Хомяков выпустил когти и ощетинился в холке. Какая-то страшная притягательность была в самой угрозе упасть и что-то как будто потянуло его вниз, но он ухватился за здравомысленный запах омлета и устоял. В левом ухе был какой-то фальшивый звук, в пасти – посторонний привкус, на периферии зрения мелькал снежок – такова старость. Ему срочно потребовалось вздремнуть и он свернулся в кубок у самого края.
В шахте лифта гудело, снизу доносились звуки машин и голоса. Сперва они обнажали Хомякова, а потом всецело укутали и дали уютно уснуть.

Хомяков с недоверием отнесся к легкости, теплу и ясности ума, которые встретили его пробуждение. Но более всего он удивился человеку, сидевшему возле него и курившему плохой, очень дымный табак. Он был или средних лет или пьющим молодым, носил мятую серую шинель и синие носки. Он ненавидел расчески, лицо было мятым, но тонких, благородных очертаний.
– Глянь туда, – сказал он вдруг, острым подбородком указав куда.
Хомяков никуда не поглядел, кроме его профиля. Это, на самом деле, не такое простое дело, когда ты кот. Во-первых, ты к такому не привык, во-вторых, ты и так слышишь, что там ничего нет... В-третьих, один какой-нибудь энцефалитный клещ может внести в понимание человека такие поправки, что чего-то само собой разумеющегося уже не будет, не говоря уже о кошачьем котелке.
Человек не настаивал.
– На солнце такое же небо, – сообщил человек, и стало ясно, что он говорит про закат.
«Что ты тут такое?» подумал Хомяков.
– Дело у меня тут, – ответил незнакомец.
Хомяков неожиданно обнаружил, что препятствий для понимания в его голове больше нет. Словом, ему удалось увязать свой немой вопрос с его ответом.
«Ты ведь мне ответил?»
– Ты ведь ко мне обратился?
Хомякову вдруг стало смешно. Каждый по-своему реагирует на такие вещи.
«А ты на солнце был?»
– Я, можно сказать, нигде более и не бываю.
«Странные вещи говоришь. У меня необычное предчувствие...» – сказал Хомяков и ощутил сильное нежелание взглянуть на место, где он уснул...
– Да, у тебя верное предчувствие.
Хомяков вздохнул и увяз в новых емких ощущениях.
«Не горячо на солнце?» спросил он, эфира ради.
– Ну, такое только от тебя зависит, горячо тебе или холодно, приятно тебе или больно. Можно жить тонким чувством и тогда грубое к тебе не относится. Будь на земле небо с красной призмой, от чего все вещи были бы красные, что бы это для человека значило? Что бы означало существование спектра в природе?
«Человеку были бы не постижимы другие цвета».
– Тебе в кошачьей голове многое было постижимо?
«Нет».
– Ты не на тот вопрос ответил. Ты слеп был в коте, ни одного цвета не различал. Так где же был ты и где же цвета?
«Меня больше интересует почему я там был».
– Как почему? – удивился человек. – Ты волен. Ты остался с тем, что тебе было дорого. А дорого тебе то, чем ты можешь владеть. Вот и получилось: то, что тебе было дорого, как бы осталось, а того, чем ты мог это взять, уже не было. Благо, что тебе человек был дорог, а не металл, зарытый в землю.
Ветер спел два заунывных куплета по крыше.
«А сам ты кто?»
– Зависит от того, кто спрашивает.
«Вообще-то я».
– Ну, тогда это я, например...
«А кто ты?»
– А кто спрашивает?
«Хм», высморкнулся Хомяков... Потом собрался с мыслями и уточнил: «Кем я должен быть, чтобы узнать, кто ты на самом деле?»
– Больно хитро спросил для кота. Думать научился? Есть два пути, смотря какой тебе по силам: быть любящим или быть никем. Тебе проще никем, то есть все забыть, все потерять, все оставить. Не мыслить ни злого, ни доброго, не рассуждать, не лгать, не искать правды. Тебя нигде нет и вокруг тебя ничего нет.
«Совсем ничего не должно остаться?»
– Нечего, кроме тебя.
«Какая польза в таком равнодушии?»
– Никакой. Равнодушие тоже нельзя.
«Получается, есть только любящие, остальных как бы и нет?»
– Если говорить о том, что можно приобрести, то есть только любовь и то, что скоро сломается. Без любви человек вечное ничто или то, что скоро сломается.
«А рай, рай! Есть ли он? Я небось его недостоин?»
– Так и не спрашивают, как ты. Он есть, но нет недостойных его. Есть те, кто не может там жить, потому что нечем... Да и стыдно им там за дела свои, срам прикрыть нечем. Тонкие силы своих они утратили в обладании вещами грубыми и в развитии потребностей, которые принадлежат земле. В землю души их и стремятся.
«Я вот почему-то не припомню, что это такое было, что все время меня терзало... Хоть и голова вроде легка», обнаружил для себя Хомяков.
– Осталось еще забыть, кого это терзало, и можно будет уходить. По пути покажу тебе небо на солнце.
«А как нам идти?»
– Пока по крышам, а там уж недалеко.

Рассказ понравился. Такая мягкая спокойная уютная жизнь кота, недоросшего пока до рая. Может быть самые первые предложения тяжеловаты для восприятия и финальный диалог чуть бы покороче, а в целом читается легко и стиль приятный.

ошибочка: ластился, а не лоснился

Хороший рассказ! Надо будет к нему вернуться

Как-то начало сбивчиво написано. Хотел уже выйти из топика, но посмотрел на коменты внизу и из-за них вернулся к чтению. Но все равно начало так спотыкает, что я наверное почитаю чуть позже...

рассказ понравился))

Как-то все путанно

И я запуталась...

За что Коту такое наказание в виде бутлегера в голове? Композиция рваная: первая часть скомканная - обиделся, напился, убился. Та, где описана жизнь героя, как кота - вполне удобочитаема, ничего так. Финальный диалог запутал всё окончательно - с кем был разговор и о чём? Странная заумь с претензией на философию.

Коты же мистические. Можно было понавертеть всякой всячины и стало бы очень интересно. А получилось линейно и скучно.

Ах, автор! Какая прелесть этот ваш Кот. Есть ощущение, что первая часть дописана только что бы соблюсти регламент. Без нее самодостаточный очень теплый и хороший рассказ, правда смерть ГГ в конце. Можно было конечно в начало поместить прыгающего по крыше к солнцу Хомякова, который радостно "кричал" - я умер!... И даже с инородным началом получилось бы хорошо, но видимо душа Автора не лежала, или торопилась)).

Чего автор хотел сказать-то?
Перлы перловые:




Да-а, захочешь так, все равно напишешь. Автору пора заводить секретаршу - пенсионерку, работающую в должности корректора с 1917 года.

Ежели выловить у этого Кота всех его кошачьих блох, то будет, пожалуй и ничего...

Удачи автору,

«А ты на солнце был?»
– Я, можно сказать, нигде более и не бываю.

Есть попытка "юморизировать" рассказ в стиле Ильфа и Петрова, вернее даже наверное Зощенко. Со скрипом. Слова коверкаются, словосочетания компонуются "оригинальные", но эффект слабый. В принципе же не печально. Рассказ не из худших.

; раза перечитал предложение, чтобы понять смысл.

Совершенно нечитабельный текст.
Проблема автор ваша в том, что вы стремясь сделать текст красивым слишком много ставите определений перед дополнениями.

О! Коты!
Котов я обожаю.
Читала с большим удовольствием.
Но!
В конце диалог с объясняловкой "что к чему"- разочаровал.
Ну что это такое ? Зачем эти проповеди про любовь вечную-человечную ?
А посредством рассказа показать - слабо ?

Сколько можно про котов? Извините, не смог дочитать...

... пошел встиснул своего. Автору удачи.

Видит Бог, не собирался ничего комментировать, но, может статься, не дочитаю рассказы и не проголосую, а судьба распорядится так и помру до окончания конкурса, поэтому высказываю вам, автор, большое спасибо за доставленное удовольствие прямо здесь и сейчас, и не говорите, что не слышали. Если чему и учит нас данный конкурс, так тому, что конец может настать неожиданно, и на том свете придется жалеть, так хоть с вами я на этом успел разобраться...
P.S. У меня, кстати, два кота, и они тоже вдохновляют меня на художественное творчество. Не далее как сегодня я написал стихотворное обращение к одному из них, Степану:

А кто у нас хорошенький?
А кто у нас пригоженький?
А кто у нас малыш?
А кто получит шиш?

Впрочем, шиш, похоже, получу как раз я на этом конкурсе...

"А если туп, как дерево, родишься баобабом..."
Кот не спасает текст от краха. Тут либо кот, либо тема. Совместить не удалось. Такая же фигня, как и текст про собаку на прошлом конкурсе: выжимание соплей из любителей кошек/собачек. Все недостатки текста такие зоофилы моментально перестают замечать.

Не путайте буй с пальцем, сиречь зоофила с котопоклонником. Я испытываю мистический восторг при виде котов и кошек, однако, этот текст меня не впечатлил. Напротив, когда пытаются "выехать" исключительно за счёт котов - для меня это минус балл. А самый большой минус, когда котов пытаются "очеловечивать".