Не против дуэли? Хотя смешно с вами дуэлить.
С вами, Серебрянной Крысой и Чечакой одновременно.
Тема: У попа была собака.
Размер: любой.
Время: неделя-две.

Прошу прощения, у матери сегодня день рождения, занят. Постараюсь написать кусок мемуаров о животных, как мне бы их было интересно читать. Могу и про попа написать, но история больно свежая, на мемуары не тянет .

Не против дуэли? Хотя смешно с вами дуэлить.
С вами, Серебрянной Крысой и Чечакой одновременно.
Тема: У попа была собака.
Размер: любой.
Время: неделя-две.

С темой перепалки поповская собака никак не связана, значит, заготовка давешняя. Нехорошо-с.

Не надо про собак со стёбом.

Мне самому пока еще нет и двадцати, потому совершенно не разбираюсь в чужих возрастах.

На мне плохо выглаженный медицинский халат: видно, что женщины из прачечной хорошенько в этот день поленились. Халат все же в рабочем состоянии, выглядит белоснежным, основательно прокрахмаленным - почти до хруста, до монументальной стойкости. Пуговицы давно потеряли форму: напрочь сожжены утюгом. Я пытаюсь модничать даже и в такой одежде: намеренно застегиваю халат лишь на две средние пуговицы. Подобный стиль не одобряется нашей администрацией, но, с другой стороны, формально и не запрещен, в правилах об этом не сказано ни слова. Воспринимается как легкая небрежность в ношении форменной одежды, которая никого не задевает и мало кем замечается. Или же попросту прощается. Всегда можно, если что, сослаться на испорченные глажкой пуговицы, сказать, что они не желают влезать в петли. Однако даже и в таких оправданиях, как правило, нет нужды: без всяких объяснений мне разрешается и потакается многое. Практически все.

На станцию скорой я попал благодаря советам и протекции своей мамы. В прошлом она хирург онкологического диспанцера, но к тому времени уже много лет как перешла на скорую: работать здесь ей казалось легче, несмотря на ночные смены. Нас редко посылали на вызовы вместе, чего я и сам никогда не желал: усматривал в том несоответствие как с рабочей, так и семейной этикой. Да и всегда, сколько помнится, стремился избегать излишней опеки с родительской стороны.
Когда на нашей станции впервые начали набирать работников в психиатрические бригады, мама, по моей просьбе, шепнула за меня словечко главному врачу. Тут же я был зачислен санитаром в одну из бригад, попасть куда поначалу мечтали многие, даже кое-кто из женщин, усматривая в работе сплошные преимущества, нисколько не представляя, что подобная работа в действительности может оказаться тяжелой и опасной. Всего бригад было организовано четыре, они были посуточными, сменными, и состояли, кроме санитаров, вроде меня, также из врачей, фельдшеров и водителей.
В психиатрических бригадах платили чуть больше обычного за специфичность выполняемой работы (за риск, за возможность физически пострадать), и уже одно это было неплохо. Однако подлинные преимущества работы в бригадах заключались в другом: хотя бы и в том, что начальство, трепетно дорожа своими бригадными работниками, в обход общих правил предоставило нам отдельную комнату для отдыха, причем надежно запирающуюся на замок. Машину в пользование нам выдали совершенно новый "Уаз", хорошо отапливаемый, не приходилось уже больше мерзнуть в салоне зимой. Всем членам бригад, включая и меня, самого скромного санитара, предоставлялась полная свобода действий во время выездов: нам позволялось использовать любую сложившуюся ситуацию по собственному усмотрению. Серьезным минусом нашей работы оставался постоянный риск для жизни, а на некоторые вызовы мы выезжали не иначе, как в сопровождении наряда милиции.

Молодая женщина, которую мы столь трепетно сопровождаем в больницу, в самом деле очень нездорова. Уже при кратком опросе ее родителей выясняется, что больна она давно, еще с ранних школьных лет. Она и сама все это прекрасно сознает, когда временами приходит в себя, и в такие минуты выглядит виноватой и ведет себя так же. В наши руки ее бережно передают уже упомянутые родители: немолодая пара лет предположительно под пятьдесят, простые скромные люди. С виду полностью растерянные, хотя давно уже, по хорошо изученным ими приметам, научились безошибочно распознавать, когда к их дочери в очередной раз приближается болезнь.
Врач нашей бригады, грубоватый краснолицый здоровяк, опрашивает родителей женщины с обычной своей равнодушной ленцой. Задает им с десяток стандартных, совершенно пустых вопросов, наперед зная, что не нам придется заниматься больной, иначе бы спрашивал совсем другое. Все сколько-нибудь важное из услышанного долговязый рябой фельдшер записывает в общую школьную тетрадь, им самим старательно разлинованную. Я тем временем слежу, чтобы женщина не совершила ничего опасного как для себя, так и по отношению к окружающим. Не попыталась бежать, ткнуть кому-нибудь из нас в глаз своими маникюрными ножничками.
Заканчивая общий опрос, врач проформы ради обращается к больной, хотя ему достаточно уже и того, что он знает от родителей: молодой женщине в последнее время чудятся незнакомые резкие запахи; неизвестным образом они проникают в ее комнату сквозь стены с соседней квартирой. Сама женщина ведет себя совершенно спокойно: давно уже привыкла к тому, что два-три раза в год ей приходится какое-то время отлеживаться в психиатричке, чтобы поправить здоровье; месяц, как правило, реже – два.
Нас здесь, в тесной гостиной комнате, трое взрослых представительных мужчин в халатах, и все мы, каждый по-своему, приходимся ей по вкусу. Но лишь в одного из нас она безнадежно влюблена с первого же взгляда. Она совершенно не пытается бежать или как-то еще противиться, просит лишь дать ей немного времени, чтобы привести себя в порядок. Мы уважительно отходим в сторону и наблюдаем, как женщина накладывает на веки тени всего двумя резкими мазками: справа налево да слева направо. Такими же скорыми движениями подрисовывает губы. При нас же и переодевается без особого смущения, прекрасно понимая, что вряд ли когда еще ей удастся показать себя перед такой необычной бригадой. В последний момент театрально сцепляет руки вместе, изображая тем сцену прощания с домом.
Из подъезда мы с ней выходим рука об руку, точно новоиспеченная супружеская пара, и со стороны наверняка выглядим очень трогательно. На мне по-прежнему белоснежный халат, который торжественно хрустит при каждом движении. На женщине легкое цветастое платье из ситца, оно нескромно льнет к ее пышным бедрам. В качестве свидетелей нас по пятам сопровождают врач и рябой фельдшер. Водитель у нас расторопный: распахивает перед нами дверь в салон, и женщина, опираясь на выставленный мною локоть, проворно забирается в фургон. Через минуту-другую мы трогаемся с места.
Ехать нам до психиатрички, если без всякой спешки, не больше получаса. В дороге мы с женщиной не скучаем и свободно переговариваемся, причем говорит все больше она: задает вопросы, а я лишь отвечаю на них. На двух передних сиденьях о чем-то бурно рассуждают водитель с врачом, но нам этого не слышно: они отделены от нас стальной перегородкой и раздвижным окошком из прочного стекла. На боковом сиденье вытянул свои журавлиные ноги фельдшер, делает вид, что наш разговор ему безразличен, но все же прислушивается к нам. Время от времени поворачивает голову в мою сторону и кидает ту или иную реплику, но в основном ведет себя так, точно общение с пациенткой составляет часть моей работы.

Конечно, вероятно, это имеет смысл и чаще всего все именно так. Но, люди обычно такое не говорят. Возможно, поэтому эта фраза привлекла мое внимание.

Много противоречий в тексте. Мелкие фиг с ними, но вот особенно яркое противоречие, это то, что человек, которому позволено многое, так заостряет внимание на незастегнутых пуговицах своего халата.

Постоянно упоминается риск для собственной жизни, за счет которого идут некие бонусы. Неплохо было бы указать в чем этот риск заключается, а не просто сказать его наличие.

Все хорошо, но когда переходите от этого куска текста к следующему, то невольно задаешься вопросом, что в этой женщине было особенного? Почему из всех пациентов именно она удостоилась чести попасть на бумагу?Почитал несколько комментариев, вижу другие это тоже заметили. Вы говорите, что не знаете, чем она вас так зацепила. Может она была притягательно красива? Или так и укажите в тексте, что не знаете почему, но именно она мне запомнилась больше других. Хотя не мне давать советы.

Напишите продолжение - дайте знать.