Понимаю, Фотка, что пока не классика, но почему не? Потому что Мишка? Или по другим причинам?

Она хорошо знала свою собаку

Прекрасный летний полдень, место действия обозначим как центр Копенгагена, один из самых популярных его парков, Фэлледпаркен. С утра было довольно ветрено, свежо после прошедшего дождя, чуть мрачновато из-за туч, но как раз к обеду ветер не только разогнал тучи, но и и сам удалился вслед за ними. Воздух тотчас же прогрелся, настала приятная, вполне прогулочная погода. Любимый народом парк понемногу начал полниться людьми.
Весь народ описать невозможно (попросту не хватит никакой бумаги) да и незачем, поскольку главных героев в нашем рассказе всего трое (не считая меня и собаки). Позже в рассказе, под самый его конец, проходными фигурами выступят полицейские (их будет двое, причем один из них окажется женщиной); они попытаются тщательно зафиксировать все происшедшее на грубом бумажном листе из служебного блокнота.
Кроме полицейских, в рассказе промелькнет десяток-другой безмолвных по сути свидетелей. Они будут старательно раскрывать рты, желая принять любое посильное участие в расследовании, но сказать им будет нечего, поскольку не довелось им что- либо увидеть или услышать. А стало быть их присутствие на этих страницах имеет скорее символичный характер, нежели несет в себе сколько-нибудь значимый смысл. Напоследок вам явится ваш покорный слуга, который не только наблюдал событие широко раскрытыми глазами, но также нисколько не поленился сделать из увиденного надлежащие выводы и поделиться ими со всем честным миром.
В тот прекрасный полдень мой заскучавший было от полнейшего бездействия писательский взгляд привлекла к себе далеко не молодая уже женщина. Она была тяжелой комплекции; вид у нее был малоприветливый, суровый и даже чуточку сердитый, без всякой на то видимой причины. Она выгуливала в парке собаку, и сразу оговорюсь, что не было ни в ней самой, ни в ее собаке (самом заурядном коричневом лабрадоре) ничего такого, что могло бы привлечь к ним повышенное внимание со стороны. Я начал наблюдать за женщиной лишь потому, что ее поведение показалось мне крайне подозрительным. Она точно что-то замышляла: то и дело осматривалась по сторонам, вела себя неуверенно, переходила с места на место. При всем этом, нерешительность ей нисколько не шла, хотя бы уже потому, что женщиной она была по-настоящему крупной, стриженой, к тому же, коротко, под мужской ежик; никак не выглядела робкой или застенчивой, а напротив - способной на любой шум и может даже на скандал. Выяснять что-либо спорное с подобной женщиной я решился бы, скорее всего, лишь в самом безысходном случае.
Прошло несколько коротких минут (они буквально пролетели), и причина беспокойного поведения женщины сама собой вдруг раскрылась передо мной без всякого, впрочем, труда с моей стороны или серьезных мысленных усилий. Она оказалась, к полнейшему моему разочарованию, совершенно банальной и не заслуживающей ни малейшего внимания. Женщина, как выяснилось, находилась в Фэлледпаркене впервые, и потому не была уверена, позволено ли здесь, как в некоторых других схожих местах, выгуливать собаку без поводка.
Конечно же, нет, не позволено, услышала бы она в ответ, если бы только догадалась обратиться с вопросом ко мне или к любому другому завсегдатаю этого интересного места. Кстати будет сообщить, что у каждого входа в парк - а их, если не ошибаюсь, пять или шесть – расставлены в видных местах таблички, предупреждающие, что собак здесь позволяется выгуливать строго на поводкe; ну а такие вещи, как "колбаски", оставленные ими, положено собирать в принесенные с собой пакетики и относить в мусорные контейнеры, которые здесь чуть не на каждом шагу. Уж на что я противник всяческих законов и правил, и то понимал, что в любом общественном месте непременно должны существовать свои разумные порядки, если они, конечно, не выходят за грани разумного.
Чуть позже мне предстоит случайно открыть, что были все же в Фэлледпаркене, как и в большинстве других городских парков, специальные, огороженные проволочной сеткой, площадки для выгула собак (их, площадок, здесь оказалось целых две). Не будучи собачником, я в то время ничего об этом не знал, как не догадывалась о них и женщина, за которой я вел наблюдение. Она продoлжала проявлять прежнее беспокойство (подстегивая тем самым мое любопытство), пока не углядела вдруг вдалеке, на другом конце поляны, двух спущенных с поводков и свободно резвящихся на траве пекинесов. Несмотря на то, что из-за малых, почти карманнных размеров их трудно было назвать настоящими собаками, женщина восприняла увиденное за позволение, пожалованное ей свыше, и освободила от поводка своего лабрадора, который тотчас же понесся гонять по полю ворон.
После того, как женщина спустила своего лабрадора с поводка, я сразу потерял к ней всяческий интерес: ничего странного или загадочного для меня в ней уже не было. Я подумал было, что самое время теперь развернуться и уйти, и задержался лишь, чтобы понаблюдать, удастся ли ее лабрадору поймать хоть единственную ворону. Не было на моей памяти ни одного случая, чтобы собаке удалось схватить птицу, но молодому лабрадору, еще почти щенку, я мысленно подарил такой шанс, и выяснилось, что впустую.
По этой ли причине, или совсем другой (уже не вспомнить), но на какое-то время я все же задержался на месте, и позже окажется, что не напрасно. Мои мысли как-то сами собой и без предупреждения перескочили с людей на собак. Не стану уверять, будто я горячий собачий поклонник или же их знаток и на короткой с ними ноге, но с собачьим поведением все же знаком благодаря своей дочери, которая, живя в собственном доме, держала огромных голландских догов (часто по ошибке называемых датскими), а когда переехала в квартиру, то завела себе двух миниатюрных собак, вроде тех пекинесов, что резвились на поляне неподалеку.

Мишка, вы интересовались моим мнением? Чур, не обиждаться
Понимаю, что ничего не может происходить без вашего участия)) но я предпочитаю, когда писатель не рассказывает, а показывает, когда повествование идет от лица героя. Тогда все воспринимается гораздо живее и естественнее.

Далее. У вас какая-то старомодная манера сообщать заранее о том, кто появится и что произойдет. Лет сто-триста назад так и делали, мало того, содержание раскрывалось прямо в названиях произведений или глав: "Глава, в которой рассказывается о том, как Вася пошел в лес за грибами, но грибов не нашел, зато встретил волка; бежал от него, не разбирая дороги, заблудился и наконец благополучно вернулся домой".
Вообще предложения, порядок слов в них - все это несовременное, будто написанное в прошлых веках, и сюда же вклиниваются сугубо современные или даже разговорные словечки и обороты...




Опять же "покорный слуга", "не довелось" воспринимаются как нечто архаичное, но раз вам так нравится...


"тяжелой комплекции" - неудачно, покоробило


повтор


"безысходный случай" - не слышала, чтоб так говорили


правильно: хоть одну ворону

Шероховатости в тексте, много лишнего. Сам текст из-за многочисленных архаизмов тяжелый, неповоротливый, точно вырублен из гранита.


Простите, Мишка, но походит на подражание классике. А языку свойственно развиваться. Литература XYIII века, к примеру, по стилю сильно отличается от литературы XIX века. Язык всегда стремился к легкости, простоте (в хорошем смысле), изяществу. Зачем же пятиться назад, воспроизводить уже отжившие формы, покрытые нафталином обороты речи и приемы? Разве что для стилизации... Вы же не носите камзол, напудренный парик, чулки и туфли с пряжками?

Вот, абсолютно такое же впечатление. Манера повествования нарочито архаичная. Как стилизация для небольшого эпизода, нужного для контраста или с какой-то другой целью - подошло бы отлично. Но, простите, если я захочу почитать архаичный роман или рассказ, я возьму именно произведение той эпохи, а не новодел "с закосом".

Когда я говорю, что нынче каждый второй графоман в плане стилистики может превзойти Льва Толстого, то в ответ принято возмущаться. Тогда как задеть честь классика я вовсе не пытаюсь. Просто в творчестве Толстого сильными сторонами было (и остается) совсем другое, а стилистика у него даже по тем временам была самая средненькая.

От первого лица писать непросто.

Правда? А мне, наоборот, легче Потому обычно и не пишу

Беллетристика от первого лица штука достаточно непростая, есть опасность вывалиться из фокала, если, конечно, спич о художке, а не сочинении типа "я пошел на рыбалку и поймал карася". Все-таки канал восприятия одного персонажа значительно меньше, можно сравнить со съемкой одной камерой на шлеме героя, представьте "Матрицу", снятую глазами Нео - никаких спецэффектов, сплошное мельтешение в кадре; полеты, схватки - все будет выглядеть сумбурно без съемки со стороны. Даже порно от первого лица снять нереально - что там будет: смятые простыни и качающийся потолок?

В том-то и дело - скучновато. Хотя... смотря для чего надо. Опять же - как сделать

Порно от первого лица можно написать от лица того, кто это порно снимает, а не участвует.

Мне лично от первого лица писать легче. От третьего есть шанс свалиться во всезнающего автора.

И ракурс можно выбирать

Путаете мягкое с теплым: участник - тот, кто участвует, он ограничен в возможностях съемки, а без смены планов это будет не кино, а порнография в дурном смысле этого слова. Представьте себе две камеры в глазницах вашего черепа, стереокино. Это примитивный образ первого лица.

Как раз смена планов благодаря съемке гораздо будет удобнее. Присмотритесь как-нибудь в кино или в хорошем сериале, как идет съемка, как меняются планы. Они меняются незаметно, но показывают объемную картинку.
Ну с описанием эротики вообще проблема. Тут и третье лицо не поможет. Ни разу не видела, чтобы кто-то действительно красочно мог описать эротические сцены, без пошлости и технических указаний поз и частей тела.

Ну, по-моему, обычно, когда люди этой дрянью промышляют, то видят и ощущают гораздо больше. А описание сравнивать со съемкой - притянуто за известное место.
Иногда как раз в том и фишка, что история подается от лица только одного персонажа, который знает лишь то, что может знать в этой ситуации. А не то, что известно автору.

Потерялись оппоненты, словно дети в парке. При изложении от первого лица план будет только один - от этого лица))

Если автор не участник событий - это изложение от третьего лица))

Ну конечно. Наблюдатель - это тоже участник, так или иначе. Иногда, например, сам факт наличия наблюдателя влияет на результаты эксперимента.
От третьего, разумеется, тоже можно излагать только с точки зрения одного персонажа, но там как раз в этом плане сложнее. От первого сбиться сложнее.

Ненене, слив защитан! Вы перепрыгнули с литературы на критерии физики. Или покажите вашу форму изложения между первым и третьим лицом, как вы выразились: "Наблюдатель - это тоже участник, так или иначе". Прям фрагмент напишите в этом фокале.

Э-э? Повествователь, даже не участвуя в действии напрямую, дает ему свою оценку, исходя из собственных представлений. Иногда, соответственно, ошибаясь, делая неправильные выводы и так далее.
Что касается наблюдателя, так подразумевалась не физика, а социология и психология, например. Согласитесь, что это уже на порядок ближе к обсуждаемому.

Да пожалуйста. Это явление гораздо более распространено, чем вы думаете. Ну, или мы подразумеваем под ним разные вещи. Тогда надо бы уточнить понятийную базу и сойтись в терминологии.

Мультифокал, и чо? Точка изложения не поменялась - от третьего лица.

От этого лица план, но не значит, что только с одной точки. Оператор может елозить с камерой по всему периметру, делать крупный план, средний план, деталь. От первого лица происходит глубже проникновение в эмоции и душу героя, от лица которого идет изложение. Если идет изложение от третьего лица, то не очень желательно передавать мысли персонажей. Только внешнее проявление.

Там прямые мысли и ощущения персонажа, изложенные в фокале от третьего лица без кавычек и каких-либо других переходов и пояснений. Потому и считаю, что тут присутствует "первое-третье" лицо. Точнее, "третье-первое".

Можете так не напрягаться, для этого есть термин фокал.
Поздравляю!