Так при каких же условиях женщина могла бы получить хоть какую-то власть в таком мире и какие черты характера ей для этого необходимы?

А может надо хотеть написать такой роман, а не вычислять коньюктурно?

при условиях не слишком высокого уровня сложности в программе сновизора.

давай подключайся мастер-фломастер. у двух лентяев в команде шансов в два раза больше все таки однажды хоть что-нибудь дописать.

М-да. Из всех возможных пороков леность ума - самый страшный. Особенно для писателя.

-Как видишь, я смогла им предложить цепи, которые не могла дать ты.

по моему глубокомысленно и звучит филосовски. так и вижу как в этом месте дамочки откладывают книжку и задумываются пытаясь переварить

Массы уважают только силу, и доброта их мало трогает, так как они смотрят на нее как на одну из форм слабости. Симпатии толпы всегда были на стороне тиранов, подчиняющих ее себе, а не на стороне добрых властителей, и самые высокие статуи толпа всегда воздвигает первым, а не последним. Если толпа охотно топчет ногами повергнутого деспота, то это происходит лишь оттого, что, потеряв свою силу, деспот этот уже попадает в категорию слабых, которых презирают, потому что их не боятся. Тип героя, дорогого сердцу толпы, всегда будет напоминать Цезаря, шлем которого прельщает толпу, власть внушает ей уважение, а меч заставляет бояться.

Верить в преобладание революционных инстинктов в толпе - это значит не знать ее психологии. Нас вводит тут в заблуждение только стремительность этих инстинктов. Взрывы возмущения и стремления к разрешению всегда эфемерны в толпе. Толпа слишком управляется бессознательным и поэтому слишком подчиняется влиянию вековой наследственности, чтобы не быть на самом деле чрезвычайно консервативной. Предоставленная самой себе, толпа скоро утомляется своими собственными беспорядками и инстинктивно стремится к рабству. Самые гордые и самые непримиримые из якобинцев именно-то и приветствовали наиболее энергическим образом Бонапарта, когда он уничтожал все права и дал тяжело почувствовать Франции свою железную руку.

Изменчивость толпы выражается только поверхностным образом; в сущности же в толпе действуют консервативные инстинкты, столь же несокрушимые, как и у всех первобытных людей. Она питает самое священное уважение к традициям и бессознательный ужас, очень глубокий, ко всякого рода новшествам, способным изменить реальные условия ее существования.

Оч .даже хорошо видно,фотка второстепенные детали на заднем плане

Сбивая с ног неосторожных, не успевших отпрыгнуть, златовласая мчится к
центру становища. На скаку сбрасывает себя с конской спины. Не глядя,
отшвыривает стража, попытавшегося заступить путь, и влетает в большой
шатер - единственный на весь лагерь настоящий шатер, почти втрое
превосходящий размерами самую вместительную из палаток.
Ярость подкрашивает синевой прохладную тень.
- Я ненавижу тебя, мать!
Но женщина, раскинувшаяся на ложе, не реагирует. Ей не до того.
Облокотившись на войлочный валик, она полусидит, по пояс укрытая широким
покрывалом. Руки ее расслабленно раскинуты по сторонам. Легкий жилет,
накинутый на голое тело, нисколько не стесняет тяжелые, слегка обвисшие
груди. Глаза женщины полуприкрыты, губы мучительно изломлены, она дышит
тяжело и размеренно, а ниже пояса, там, где покрывало возносится холмиком,
нечто медленно шевелится.
- Ненавииижу!
Вихри разбиваются о скалу. Сидящая запрокидывает голову, дыхание ее
становится чаще, прерывистее, скулы затвердевают, и серебряно-седая прядь
падает на лоб.
- А-х-хххх!
Золотоволосая озирается, уже не сознавая, что происходит.
Шаг к ложу.
- Стоять! - хлестко щелкает окрик.
Синее пламя никнет, споткнувшись о серо-голубой лед. Веки той, что на
ложе, почти сомкнулись, и тяжелый укол невидимых зрачков, впившись в лоб
златовласой, заставил ее пошатнуться и замереть.
- Еще, малыш, еще! Аааах-х!
Напряженные черты полулежащей обмякли. Глубокий вздох освобожденно
вырвался из груди, а из-под покрывала вынырнуло курносенькое, совсем юное
девичье личико. Спустя миг и вся она, худенькая и нагая, выбралась из
душной тьмы и свернулась клубочком, припав к плечу среброволосой,
подставив под медлительно-нежные пальцы крохотную тугую грудку с
малиновым, похожим на вишню соском.
- Успокоилась? Теперь говори.
Голос владетельницы шатра очень походил на голос той, что посмела нарушить
покой, разве что несколько ниже и бархатистее. Вообще, во всем, до мелочей
походили юная и зрелая одна на другую; их можно было бы счесть сестрами,
если бы кожа старшей не была чуть пошершавее и суше, а золото походило на
серебро.
- Я ненавижу тебя! - вновь прозвучали жуткие слова, на сей раз - вполне
спокойно. Внятно. Осмысленно.
- Опять? И за что же на этот раз? - Гнев девы, кажется, забавлял
сребровласую. Она не сердилась!
- Андрэ! - бичом ударил крик.
- А! Понимаю. Теперь, значит, Андрэ. Ну а почему же ты снова решила
ненавидеть меня?
- Ты лежала с ним. Ты, - еще один крик-щелчок.
- Лежала. В награду за доблесть.
- А после? Второй раз, и третий, и вчера? Ведь он вчера был с тобою?
- Допустим, Яана. Даже наверняка. И что же?
- А то, что он не пришел ко мне!
- К возлюбленной Звездного?
Она явно веселилась, дразня дочь. Легкая улыбка то и дело появлялась в
уголках губ, а пальцы тем временем мяли и гладили почти утонувшую в узкой
ладони грудь курносой, и девчушка время от времени тихонько повизгивала.
- Мать! - Янтарно-загорелое лицо Яаны потемнело. - Ты сама знаешь, что это
не так. Звездный далеко. Может, его уже и нет. И ты сама велела мне пойти
с ним!
- Это верно. А разве тебе было плохо?
- А? - На миг Яана растерялась. - Нет. Мне было хорошо. Но он не здесь. И
я хочу тех, кто близко. Я хочу Андрэ! Зачем он тебе?
- Во-первых, затем, что его имя Андрэ, - с неожиданной серьезностью
ответила седая, и по лицу ее видно было, что это не ложь. - Впрочем, тебе
не понять. С тебя довольно, что из нас двоих он хочет меня.
- Лжешь!
- Ты думаешь, Яана? Малыш! - Среброголовая приподняла руку, освобождая
курносую. - Кликни Андрэ, да поживее!..
И худышка мигом выбежала прочь, лишь входной полог колыхнулся вслед...
Прежде чем успела ткань успокоиться, вызванный явился.
И встал на почтительном расстоянии от ложа, стараясь не встречаться взором
с Яаной.
- Ты звала, Старшая Сестра? - Крестообразный рубец мешал ему говорить
внятно.
- Звала, Андрэ. - Голос среброголовой был не просто спокоен, но, пожалуй,
даже и равнодушен. - Яана сердита. Ты избегаешь ее. Неужели моя дочь тебе
противна?
- Нет! - вскинулся юноша. Так неложно, что глаза златовласой на частицу
мгновения потеплели.
- Тогда она - твоя. До возвращения Звездного. Разве могу я хотеть дурного
дочери? Но... - лежащая откинула покрывало и удивительно гибким движением
скрестила ноги, - дорогу сюда забудь. Людям аршакуни следует помнить о
целомудрии...
Андрэ замер. Лицо его побагровело, и рубцы вспухли мелкими капельками
крови. А потом он упал на колени. Чего никогда не делают люди аршакуни.
- Старшая Сестра! - почти прорыдал юнец. - Не гони меня. Не гони. Не гони
меня, Старшая Сестра!..
И вот теперь-то улыбка лежащей стала явной. А голос - грудным и тягучим.
- Разве я гоню тебя, маленький? Ну-ка, назови меня так, как можно тебе...
- Не гони меня, Эльмира! - Юноша почти плакал.
- Эльмира? Разве так нужно? Скажи, как ночью, я разрешаю...
- Лемурка, не гони меня... - уже со слезами.
- Я не гоню тебя, Андрюша. Мой Андрюша... - Голос среброволосой сделался
зовущим, и смысл слов перестал быть важен. - Иди ко мне, ну иди же
скорее...
Тело ее напряглось, каждая часть его заиграла, зажила; ноги медленно
раздвинулись, чуть согнувшись в коленях, и слабый, сладковато-приторный
запах ударил в ноздри, бросив рыдающего юнца на ковер, и ползком поволок
его к ложу, словно невидимый аркан...
Глаза Яаны остекленели.
- Стой! - Эльмира натянула покрывало до плеч. - Придешь вечером. Можешь
идти.
Поглядела вслед. Пожала плечами:
- Вот так, дочь. Что скажешь?
- Я скажу... - тихо, нараспев и оттого вдвойне страшно выдавила Яана. - Ты
всегда унижала меня. Всегда. Ты отбираешь тех, кого хочу я. Ты отдала меня
Звездному, которого я не хотела. И еще ты отдала Звездному знак власти,
который обещала мне. Ты поганая сука, и я не прошу тебе ничего, Старшая
Сестра...
- Молчать!
Жесткая сила приказа не допускала и намека на тень ослушания. Легко,
резвее курносенькой худышки, Эльмира взвилась с ложа, единым прыжком встав
лицом к лицу с дочерью.
- Девчонка! Вот сейчас ты и впрямь ненавидишь. Ох как ненавидишь! Будь я
на твоем месте, я сказала бы: возьмем мечи и выйдем в степь. Ну, пошли?!
Неуловимо быстрое движение; невесть откуда взявшийся короткий меч лег в
руку Старшей Сестры, и ярость во взоре златовласой испарилась, начисто
вымытая ужасом.
- Что ты, мама?!
Дева рванулась к выходу - и не успела. Резкий рывок изящных, почти
стальных пальцев, и вот она уже отброшена на влажное материнское ложе.
- Ты назвала меня сукой, дрянь! Меня! Что ты понимаешь? Что ты вообще
можешь понять?! Ты, рыжая стерва, неспособная отбить мужика у меня,
старухи! И знаешь почему? Потому что тебе просто хочется, и ты даешь, а я
делаю из мальчишек мужчин, и они чувствуют это!..

Лев Вершинин - "Великий Сатанг"

В качестве порнушки сойдёт более-менее.

А вообще, ужасно. Нельзя такое читать, желая что-то написать. Это ещё хуже чем "смотреть на обезьяну во время беременности". Это облучаться во время беременности!

В качестве порнушки сойдёт более-менее.

А вообще, ужасно. Нельзя такое читать, желая что-то написать. Это ещё хуже чем "смотреть на обезьяну во время беременности". Это облучаться во время беременности!

А мне понравилось, даже прочитал не пропуская текста, правда целиком произведение я бы читать не стал.

Оч .даже хорошо видно,фотка второстепенные детали на заднем плане

Не стоит судить о книге на основании всего одного отрывка.
На самом деле это, пожалуй, самая эротичная сцена из всей книги. А так произведение совсем о другом (фактически, о противостоянии двух космических сверхдержав и появлении третьей на руинах первых двух).
Книга произвела сильное впечатление в начале 2000-х, но сейчас я бы тоже такое читать не стал (идея книги устарела и сейчас выглядит банальностью).

Что заставит меня перевернуть ещё страницу?

но вообще я не буду его писать:)

+++++
+++++++
+++++++++