*** Речь зашла о факторе, сильно влияющем на сопереживание читателя героям. Именно он, зачастую, является критерием увлеченности текстом.
А именно - об эмоциях. Нужны ли они вообще?
Я знаю 4 способа вовлечь читателя в увлеченность романом. Повторяю, сейчас я говорю именно об эмоциональной составляющей текста:
1. Создание внутреннего конфликта в душе героя. Поскольку он присущ любому человеку, то заставляет читателя примерять на себя образы героев.
2. Создание героя с "тонкой душевной организацией", небезразличного ко всему, пропускающему все происходящее в романе через призму
своего личного восприятия.
3. Герой с трудной судьбой. И пусть читатели рыдают)
4. Сильные чувства - любовь или ненависть. Не важно к кому или чему, хоть к Родине или к котятам)

И самый лучший вариант, когда в романе присутствуют все эти 4 пункта)

... и котята.
Маленьки рыжие и не очень мохнатые теплые беззащитные клубочки
С воооот такими глазами

*** Отрывок как пример слияния всех 4 пунктов:

_______
Попутный ветер надувал широкие полотнища белоснежных парусов. Пенные валы речной воды щедро обдавали носовую статую, обильно смачивая пышные, деревянные груди гордой ликерийской дворянки. Ланс уцепился обеими руками за корабельный такелаж и рискованно перегнулся через борт, вглядываясь в незнакомое лицо искусно вырезанной фигуры. Он почти не помнил рано умершей матери. В сознании сохранилось туманное видение длинных каштановых кос, белых рук - нежно его баюкающих, да мелодичный голос, напевающий непонятную, страшную песню:

Тело пронзает иззубренный крюк,
Саван пятнает эльфийская кровь,
Принцем не стал незаконный байстрюк,
Это расплата за нашу любовь…

Песня, которую мать пела очень часто, была длинной, но детская память Лансанариэля милосердно сохранила только четыре начальные строки. Но и этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы мучительные ночными кошмары, ставшие его неизменными спутниками, возвращались снова и снова. Сны, в которых он сотни раз видел худую, изможденную болезнью женщину, умирающую на клочке жесткой соломы в жалком, вонючем овине, куда их пустили из сострадания. А рядом с ней самого себя - долговязого подростка, голенастого гадкого утенка, обещающего вскоре превратиться в прекрасного лебедя. Единственную свою драгоценность – серебряную застежку от плаща, он отдал неопрятному, прыщавому могильщику, окинувшего пепельноволосого, зеленоглазого мальчишку похотливым, сальным взглядом и намекнувшего, что готов принять плату за похороны другим, более необычным способом. И полукровку опять передернуло от отвращения при воспоминании об этом давнем ужасе. Моросил мелкий, холодный дождик, превращающий в жидкую грязь убогий холмик желтой глины, насыпанный на могиле его матери. А Ланс все продолжал стоять на коленях, уже не ощущая онемевших ног, и повторял данное им обещание – разыскать неведомого отца, взглянуть в его лицо и рассказать, как умирала она, та – которую он когда-то прижимал к груди и, наверное, страстно целовал, заронив во чрево юной девушки нечаянный росток новой жизни. Росток – закрепившийся, родившийся и ставший внебрачным ублюдком, презираемым всеми бастардом, отверженным байстрюком – сыном эльфа и человеческой женщины.
Самое страшное чувство, которое только можно испытать в жизни – это надежда. Ланс давно постиг эту парадоксальную истину. Надежда, в отличие от своих единоутробных сестер – веры и любви, необычайно живуча, и обычно умирает последней. Стенает, корчится под настигающими ее ударами судьбы, но продолжает из последних сил цепляться за существование, дышать, вздрагивать и харкать кровью. Надежда – конечный, бесплотный, вымученный шанс страдающей души. Живучая, как и все бастарды. Надежда – ложный свет несбыточных желаний, единственная путеводная нить. Жажда любви, вера в справедливость, желание мести, поиск смысла жизни, все это называется одним коротким словом – надежда. И Ланс надеялся, всматриваясь в темнеющий горизонт, туда, где бурная река Оха вливалась в бескрайнее Ликерийское море, что долгие годы ожидания приведут его к заветной цели. И он, наконец-то, найдет того, кто зачал его – изгоя и полукровку, а затем безжалостно бросил и обрек на мучительную погибель благородную Марготу де Вакс. Ланс жаждал отмщения.

Самый лучший вариант - слезодавилка и максимальное соответствие героя потенциальной аудитории. Т. е. "обычный студент", "обычный офисный планктон" или "обычная скромная девушка с афигенно богатым внутренним миром".

Откуда это? Занудно до ужаса, цветисто до крайности и совершенно не эмоционально. Так, декларативное описание а-ля "ужосъ, как плохо бедняжке". Опять же, боянище (аж извращенцы приплетены, ну как без этого, ога). Даже дочитать не смог, хоть фрагмент и небольшой.
И вы это действительно считаете удачным примером эмоционального текста? о_0

*** Выложите свое, сравним)

*** Еще:
______
Гулкие удары еще висели в воздухе, как к ним неожиданно присоединились другие, идущие снаружи. Похоже, это несколько крепких кулаков что есть мочи дубасили в толстую дверную створку, сопровождаемые зычными мужскими голосами – требующими немедленно впустить их в дом. Я вздрогнула и непроизвольно отступила вглубь коридора, потому что в моей голове вдруг промелькнуло красочное воспоминание – я все это уже видела! Не важно когда, возможно – в другой жизни, но разыгрывающаяся в холле сцена до мельчайших деталей совпадала с тем страшным, однажды уж привидевшимся мне кошмаром: праздник, нетающие снежинки, мой красно-зеленый халат, настойчивый стук в дверь… И вот мой кошмар воплотился в реальность? Нет, не хочу, это просто невозможно!
Мое сердце захолонуло от недоброго предчувствия надвигающейся беды. Румянец сошел со щек, а золота маска холодила – будто кусок льда. Бум-бум-бум… Три размеренных удара вновь сотрясли прочную дверь, напомнив мне прощальный стук молотка, вбивающей гвозди в крышку гроба…
«Не открывай! - робко просило испуганное сознание. - Не впускай в свой дом непоправимое несчастье, по промыслу судьбы прибившееся к твоему порогу. Гони его прочь…»
До крови прикусив дрожащую нижнюю губу, я нехотя подняла тяжелую, будто налитую свинцом руку и отодвинула дверной засов. Дверь тут же распахнулась, впуская клубы искрящейся снеговой пыли - моментально осевшие на разбросанных по полу еловых лапах. Белое на зеленом… Я отшатнулась назад, оттесненная мощными, закутанными в теплые тулупы фигурами четырех незнакомых мужчин, подносящих мне конскую попону - укрывающую нечто неживое, напоминающее замороженное человеческое тело…
- Хозяйка! - грубый по звучанию, но ласковый по интонациям оклик вывел меня из предобморочного состояния, заставляя отвести глаза от непонятного свертка и поднять их на говорящего. - А мы это, в лес значится ездили, на ночь глядючи. Ну это, как вы и учили: соли оленям в кормушки подложить, орешков для белочек подсыпать, - в ближайшем из четырех заиндевевших мужиков я внезапно опознала своего главного егеря, рыжебородого силача Фридриха. – Уже с работой управились - домой повернули, а токмо глядим, тот…, - тут егерь немного растерянно указал на сверток, - в сугробе лежит. Сам голый - в чем мать родила, волосы длинные в колтун смерзлись, весь бледнехонький, а когти - черные, страшный…, - при этих словах я бессильно прислонилась к стене, пытаясь сдержать рвущийся из горла крик отчаяния. – Не бросать же его было там, хоть он на человека и не похож вовсе, а скорее – на нежить болотную, - продолжал добродушно излагать Фридрих, окутываясь паром, идущим от его оттаявшего тулупа. – Так мы его кое-как из сугроба выдолбили, - услышав последнее слово, я сдавлено охнула, прикрывая ладонью свой перекошенный рот, - на сани взгромоздили, да и к вам опрометью кинулись... Вы ведь вроде тоже в лекарском деле смыслите? – он так и не дождался моего вразумительного ответа, а потому недоуменно кашлянул и предложил: - Гляньте, госпожа Ульрика, может он живой еще? Хотя, на мой взгляд, так мертвее мертвого…
Словно наблюдая за собой со стороны, я увидела – вот они укладывают сверток на пол,
отгибают край покрова и показывают мне исхудалое, восковое лицо, полускрытое прядями смерзшихся волос… Я торопливо отвожу их рукой и разеваю рот в диком вопле ужаса, ибо в этом искривленном, безобразном трупе я внезапно узнаю его – моего Астора! Вокруг меня заполошно мечутся бородатые, облаченные в тулупы мужики, а я все кричу, кричу и никак не могу остановиться… Я бросаюсь к нему на грудь, прижимаюсь губами к его холодным устам – согревая их своим дыханием, и ощущаю – вот они едва уловимо приоткрываются в робком вздохе, а длинные, плотно сомкнутые ресницы трепещут - силясь подняться…
- Живи! – и приказывала и умоляла я, растирая его бледные щеки. – Не смей умирать, Астор!

Он проболел очень долго, всю зиму. Состояние его здоровья то улучшалось, то снова ухудшалось, пугая меня затяжными припадками судорог и многочасовыми приступами лихорадочного жара. Несколько раз он находился на волосок от смерти, выкарабкиваясь лишь чудом. Но к весне самое худшее все-таки осталось позади, и я смогла вздохнуть с облегчением, признавшись самой себе – он выживет. Хотя увы, я смогла выходить лишь его истощенную недугом физическую оболочку, не сумев спасти легкокрылую душу. Теперь он словно каменный истукан неподвижно сидел в кресле у камина, проводя целые дни в тупом, сонном оцепенении - никак не реагируя на внешние раздражители и не отвечая на адресованные ему вопросы. Немигающий взгляд потускневших золотых глаз замертво вперился в одну точку, из уголка вялого рта свисает нитка тягучей слюны. Он здесь – с нами, и в то же время – его здесь нет, а утерянный разум принца блуждает где-то далеко, отказываясь возвращаться в постаревшее, иссохшее тело. Глубоко ввалившиеся глазницы окружены сеткой морщин, волосы поседели, обвитые узловатыми венами руки уродливо скрючились. Душа, молодость и красота покинули эти бренные руины минувшего величия - будто в насмешку оставив мне тень былого Астора, с немым укором скорчившуюся в мягком кресле.
Он не мог самостоятельно есть и пить, ходил под себя и источал омерзительный трупный запах, вызывающий отвращение у всех, кроме меня. Я нянчилась с ним как с ребенком, готовая стойко переносить любые неудобства, только бы хоть чем-нибудь облегчить его скорбную участь. Позабыв о детях и делах страны, я проводила часы и сутки возле его кресла – нежно опекая беспомощного, безумного старика – некогда называвшегося прекрасным принцем Астором. Я прижималась к его неподвижным ногам и пылко целовала безобразные руки, пытаясь пробудить уснувший разум великого гранд-мастера демонов. Но все мои попытки оставались напрасными, не принося ни малейшего результата. Не помогли ему и усилия наших магов, испытывавших на принце свои самые сильные заклинания и лекарства. Ожидаемого улучшения в его состоянии так и не наступило, и постепенно от Астора отступились все кроме меня, да еще Люция – иногда посещавшего странного больного и с любопытством рассматривающего его непроницаемое лицо. Догадывался ли Люций о том, кем доводится ему этот неопрятный старик? Возможно – да, ибо чем еще можно объяснить бесконечное терпение семилетнего мальчика, непоседливого от природы, но между тем – старательно кормившего с ложки своего неблагодарного пациента? Врожденным милосердием или же все-таки зовом родственной крови, властно звучавшим в его молодом сердце? Проклиная собственную нерешительность, я многократно порывалась рассказать сыну всю правду обо мне и Асторе, но так и не отважилась это сделать…

Так это ваше? Ну извините тогда за резкость. Хотя от своих слов не отказываюсь.
Свое не считаю таким уж удачным выражением эмоций, чтобы презентовать как образец.

*** Если читатели плачут и сопереживают - значит цепляет)

Это вы опять о своем отрывке? Честно говоря, даже чисто технически не представляю, что тут может цеплять. Видимо, особенность ЦА.

*** Теряюсь в догадках, что Вы тогда вообще понимаете под эмоциями) Особенно, технически)

Ну обижаться не надо, правда. Если бы знал, что отрывок ваш, то высказался бы мягче. Но я уже сказал, почему для меня этот фрагмент даже дочитать проблематично - не то, чтобы сопереживать ему. Слишком цветисто, слишком вычурно (ну где это видано - к каждому слову по определению, да еще и не по одному!), слишком пафосно, слишком банально. Главное - банально и совершенно шаблонно. Я, извините, такому не могу сопереживать (и плюс к этому - что отрывок сам по себе очень плохо читается).
А "технически" в том плане, что я не могу представить, каким образом этот отрывок вызывает эмоции у соответствующей ЦА (к которой я явно не отношусь). В случае с какими-нибудь "Сумерками" - могу, например. Тут - не-а.

*** Зачем мне на Вас обижаться?)
К "Сумеркам" ближе второй из выложенных отрывков)
Хотя, в Сумерках сопли куда посопливее моих будут)

Дело не в соплях, а в их подаче. Даже с точки зрения т. н. "читабельности" - ваш текст попросту перекручен чрезмерно.

Ну, у меня создалось такое впечатление по эмоциональной окраске вашего ответа.

Об эмоциях. Они нужны, а мне так уж точно. Скучно читать эмоционально пустую вещь ( за крайне редким исключением, когда сюжет просто фонтанирует и читателю просто не до эмоций). Я очень чётко читаю эту самую авторскую составляющую, то есть то, что он вкладывает в своих героев, в свое произведение. В приведенных вами отрывках, да и в той вашей книге, что я читала, очень мало авторской души. Красивые, нужны, грамотные, правильные слова, а за ними пустота (90% точно)…
Так что я считаю, что эмоции необходимы, но они должны быть искренними, иначе получается лажа.



Я не плакала, даже и не хотелось

*** Помните, недавно Пейсатель говорил Саше, что у него пустые тексты?
Он не нашел в них смысла...
Вы не находите в моих текстах душу...
Я думаю, это нормально. Восприятие эмоций и их отображение - ваще штука трудная и тонкая)
И не понимаю - как автор может быть не искренним при написании книги?)
Не Вы ли как-то писали, что своих героинь я списываю с себя...)

Ну вот вы правда считаете искренним этот набор затертых штампов? Вопрос без всякой подколки, если что.

*** Феникс, вся литература - это в какой то мере штампы)
При желании, их можно нарыть в любом тексте)
Когда я пишу, я проживаю то, что пишу. Поэтому, я пишу искренне)
Это мое личное мнение, моя позиция и я их никому не навязываю)

Кстати, я тоже
Ого! Вы таки это читали Да я считаю, что в свою героиню вы вложили частичку себя, но только ту, что вам самой нравится.
Эмоциональная наполненность книг - это проблема почти всех печатающихся авторов. И я понимаю, сложно каждый раз пропускать героя через себя. Но можно. Это как актеры: одни каждый раз выкладываются полностью в сотый раз вживаясь в роль ( тот же А. Миронов), а другие просто хорошо правильно играют ( то же А.Ширвинд) Сразу прошу прощения у фанатов данных актеров - это сугубо мое мнение.

Спасибо, что поделились. Но наверное каждому свое. Смотря для кого пишется. Мужикам эмоции не нужны. Им об устройстве звездолетов. Женщинам эмоции нужны, но слишком на них зацикливаться тоже не нужно. Если взять кило меда, добавить кило сахару, еще кило патоки + кило сиропа, это челюсти склеются. По мне это отвлекает и сбивает динамику сюжета. Есть вещи которые на редкость не эмоциональны, но ими зачитаешься. Вы читали Джона Стейнбека? Мне есть над чем работать,я знаю как я хочу и я стремлюсь к этому. Очень верю что вы нашли свою нишу и там правильная порция эмоциональности, которая востребована и вас очень хорошо потребляют, значит вы делаете что-то правильное в своем сегменте.

В какой-то мере (хотя и это спорно, в общем-то). Но данный отрывок состоит из штампов полностью. Причем из самых растиражированных, а потому - затертых и уже не вызывающих этих самых эмоций. Ахъ, полукровка, ахъ, никому не нужный, ахъ, сиротинушка, ахъ, песенка из детства. Да еще и пафоса просто через край - до такой степени, что он уже совершенно обратную реакцию вызывает. Да еще и, конечно же, к трудному детству прилагаются извращенцы. Да еще и, конечно же, месть!!!!!11 На Эксмофоруме этот прием когда-то называли "аднаногой собачкой". Слезодавилка, да еще и штампованная, - это не эмоции, это эрзац.
Не представляю, как можно искренне писать сплошными штампами. Вряд ли вы так чувствуете и воспринимаете жизнь, правда?

Ну че за стереотипы вот. Мы так-то не менее эмоциональны, просто не палимся.