*** Вы просто фонтанируете грубостью, злобой, склочностью, невоспитанностью, неуважением к окружающим.
Скажите честно - это Вас так жизнь обидела, или Вы настолько сами себе неприятны?

См. выше, не хочу повторяться.

Думаю, что все четыре пункта в моих темах имеют место быть.
По первому отрывку никакой эмоциональности не почувствовал. Второй читать не стал.

Ну так шаблоном писать проще, ясное дело. Просто это с точки зрения сопереживания наименее эффективно. А тема вроде об этом, разве нет?

Это вообще не так ни разу. Границы понятия размыты, но насчет конкретно тех шаблонов, которые в вашем отрывке, сказать можно с уверенностью. Потому что они растиражированы и затерты очень сильно. Особенно если учесть подачу. Я тоже об этом говорил уже.

Шаблон вообще гендерной идентификации не имеет. Шаблон - это стандартное штампованное описание, не имеющее индивидуальности, только и всего. Сравните с буквальным значением слова "шаблон". Какая разница, "мужской" шаблон или "женский".

Э-э. Я ничего об этом не говорил. Кроме того, что вряд ли вы ощущаете жизнь так штампованно.

Бунин конечно, наше все.
Мне сейчас нравится прием - не рассказть как плохо герою. А показать как плохо.
Если взять пример из классики то это состояние Наташи Ростовой после попытки ее увоза. Толстой не лезет ей вовнутрь, он просто показывает со стороны что с ней происходит.

Да, эмоции - это ж не просто написать "Иванов испытывал к Петрову такую неприязнь, что кушать не мог", а описать ситуацию так, чтобы читатель вместе с Ивановым возненавидел этого гада Петрова.

Вуаля

Особенных красот в отрывке нет, просто, я думаю, он стимулирует воображение. Представьте себе: теплая летняя ночь, влюбленная женщина, погруженный в раздумья рыцарь.

Да, имя Амальтея - это я позаимствовал из Бигла, так там звали девушку, которая раньше была единорогом.
...

Бой с тираном был назначен на утро, бой обещал быть трудным, и Фотурианец Дормеско, следуя старинному обычаю, решил провести ночь в бдении над оружием, у алтаря защитников человечества, на узкой каменной площадке возле самой вершины горы.

Ночь выдалась непроглядная, и он едва различал в темноте каменные фигуры святых, украшавшие алтарь — Фотурианца Георгия, победителя ужасного Змея, отца Максимиллиана Кольбе — того самого, которому после своего преображения во всем стремился подражать Данклиг — мученицы Гипатии, блаженного Фотурианца Зоннера и многих других, кто просвещал темные души и возлюбил ближнего своего превыше себя.

Все было готово для долгого бдения: меч свой, тяжелый, тусклый, без украшений - Дормеско положил на алтарь, а сам принялся расхаживать по площадке вперед-назад — замкнутый, погруженный в себя, готовый обрушиться на всякого, кто прервет его уединение. Время от времени он, однако, невольно прислушивался к тому, что происходит внизу, у подножья горы. Там лежала деревня, и в деревне был праздник — кончили собирать урожай. Слышались веселые песни, играла музыка, и Дормеско морщился, ибо это сбивало возвышенный настрой. Завтра ему, возможно, предстоит умереть, а они веселятся; он в раздумьях о долге и стойкости, а они гуляют и пьют. Где тут сосредоточиться, откуда почерпнуть нужную твердость духа?

И эта ночь, будь она неладна — кто ее выдумал такую - теплую, благоуханную, поэтическую - ночь любви, в которую так мучительно быть одному? Сама природа, казалось, решила свести Фотурианца с ума, напомнить ему, что кроме Упорядочивания и вселенского счастья, за которое бьются его товарищи, есть и что-то другое, что лежит за пределами добра и зла. Броня его Фотурианского равнодушия трескалась, слабела — и если пока держалась, то лишь потому, что Дормеско смирял себя: не время, потом, когда будет Упорядочена Вселенная. Нужен был еще один удар, чтобы напомнить ему обо всем, от чего он отрезал себя, став Фотурианцем — напоминание горькое, как и всегда, когда речь идет о том, чего уже не вернуть.

Но что это? Шорох — словно камешек на горной дороге выскользнул из-под неловкой ноги. Кто пришел тревожить Дормеско в ночь перед боем, кто, не боясь за свою жизнь, преодолел в темноте опасные расщелины — все для того, чтобы пасть от его меча? Фотурианец весь обратился в слух — откуда появится враг? - но врага все не было. Что ж, может, мне почудилось, решил он, и вдруг в ночи, неподалеку от алтаря, зазвучал женский голос. Был он нежный, страстный, волнующий — Дормеско узнал его сразу.

Пела леди Амальтея, придворная дама тирана, и в песне она раскрывала Дормеско свое сердце. «Останься со мной!», - молила она. - «Позабудь свои битвы, просто будь рядом. Возьми мои руки в свои, поцелуй меня, я хочу принадлежать тебе. Не отвергай меня, прошу. Если ты захочешь, я уйду сама. Просто знай — я люблю тебя».

При первых звуках голоса Амальтеи Дормеско смутился: он знал, что рано или поздно это случится — признание — и понятия не имел, что с ним делать. А песня все звучала — не настырная, нет — просящая, терпеливая, смиренная — и следом ему стало мучительно стыдно, что он молчит, не отвечает никак на этот волшебный, идущий из глубины души зов. Ведь это так просто — позвать ее, ведь Амальтея тут, а Упорядочивание, которому он посвятил свою жизнь — где-то далеко, в будущем, да и кто знает, не пустой ли это призрак в сравнении с человеком из плоти и крови, что поет для него сейчас?

Глядя в черноту ночи, Дормеско вдруг ощутил, что его охватывает неведомое доселе щемящее чувство красоты. Мир был прекрасен сам по себе — жестокий, злой, глупый и вместе с тем милосердный, добрый, исполненный глубокой мудрости. Его не нужно было переделывать, все, что он просил — пойти ему навстречу, больше ничего.

Ведомый голосом Амальтеи, Дормеско сделал шаг, другой обернулся на алтарь, где лежало его оружие — и вдруг устыдился своей слабости, своей жажды маленького личного счастья. Он жалел леди Амальтею и чувствовал, что поступает плохо, не отвечая ей, но жалел он и своих товарищей, напрягающих все силы, чтобы сделать Вселенную лучше, и жалость эта оказалась сильнее. Он вспомнил Данклига, Зоннера, Гранию, Аделара, вспомнил Ондрида, благословенную Землю Тилод и клятву, которую принес при вступлении в Орден - и запахнулся, защищаясь от соблазнов мира, от острой и мучительной его красоты, в свою Фотурианскую мантию, оставляя деревне внизу ее праздничное веселье, теплой ночи — жалобное женское пение, а себе — одно лишь молчание да большой зазубренный меч.

...

Как-то так. Сейчас я узнаю о себе немало интересного

Мда.
Как человек. вот уже восемь лет занимающейся изданием и продажей книг (помимо всего прочего), скажу: эту хрень никто покупать не будет.
Издать ее можно только за свои деньги, но сразу надо быть готовым к тому, что практически весь тираж будет долго лежать в квартире (гараже). Пока не удастся распихать его по знакомым и библиотекам...
Делайте вывод.

По тексту есть что сказать?

По стилю, по содержанию?

Я не спрашивал касательно продажности.

*пожимая плечами*
А что еще непонятного? Предельно ясно и четко.

Это скучно, такое и бесплатно никто качать не будет. Не то, что покупать.

Как говорит Алекс Че, не-не-не, ни черта не понятно

Конкретика: что не так, что плохо, почему плохо, как исправить?

Как надо сделать?

В чем недостатки?

А почему скучно? (почему - это волшебное слово)

Да не, все понятно. Излишние красивости, не несущие смысловой нагрузки.
Текст перегружен розовыми соплями, что у читателя вызывает обычно неприятие.

Где ты здесь видишь розовые сопли? И где ты видишь красивости? Я хренею с вас, товарищи

Смысл здесь элементарнейший: человек готовится к бою, проводит ночь в раздумьях, к нему приходит женщина, признается ему в любви, но он ей не отвечает, ибо долг побеждает в нем чувство. И все это подано просто, ясно и довольно кратко.

Вот и все.

Короче, не будет от вас никакой конкретики, понял

Зря ждал, видимо

Сла-ба-ки. Даже обругать толком не можете

Я не скажу, что плохо. Я скажу просто - банально. Нет изюминки, которая бы зацепила. Нет чего-то свежего и нового. Может быть во всем произведении и будут свежие мысли, но я здесь этого не вижу.

Насчет отсутствия новизны - согласен. Но конфликт чувства и долга - он не вчера родился. Я тут не выдумал ничего нового. И в чем должна в конкретной ситуации заключаться изюминка? Что это вообще такое - изюминка? Какой она должна быть в данной сцене?

Как я уже говорил, ситуация в отрывке очень простая: я только старался описать ее четко и ясно.

Попробуйте просто это представить, именно как сцену, без всяких увлечь, заинтриговать: ночь, женщина, тоскующий рыцарь, который закрывается от красоты...

Вообразите это ночное тепло, одиночество, жалобное женское пение, веселье внизу, под горой. Это не ради свежих мыслей написано, а ради некоего ощущения томления, тоски, которое охватывает в такие вот теплые ночи, когда хочется открыться, и сам не знаешь - чему: а потом смиряешь себя, убеждаешь, что всего лишь поддался порыву, и надлежит дальше оставаться закрытым.

Как-то так Непросто объяснить.

И я не совсем понимаю, что это за изюминка такая

ГГ у вас какой-то… чмошный. Ходит такой, мрачный, сосредоточенный, готовый обрушиться на всякого и т.д., и тут же ноет самому себе: а чой-то они там гуляют, вселятся, а я нет? И как мне думать о стойкости и силе, когда они пьют? Ну, как студентик какой-то, который решил курсовую писать, а его друзья пиво пошли пить, и он себя убедить пытается. То там запел кто-то, и он опять от своего бздения отвлекается. Он ведь долен как воин выглядеть? А выглядит, как тряпка.
Вот здесь вот поржал:

Н-да. Как говорится «как управлять вселенной, не привлекая внимания санитаров».
В общем, на мой вкус, мта-шно. Сплошные смысловые повторы и банальная невычитанность.

*** И этот человек еще обзывал меня гиеной ... (скорбно вздыхаю)

Э-х-х! Рискну и я.
Из последнего.