Вы здесь тоже также делайте, чтобы критики, которые действительно оценивают ваш текст критически, даже не тратили на него время.

У вас динамичная сцена, значит должен быть быстрый темпоритм. А вы сопли наматываете, объяснялки. "тело, не имеющее опоры", "попытался увести брюхо от"

Они выглядят как игрушки для дошколят, а вот бегают совсем по взрослому. Просветите пожалуйста на какой это возраст?

Aardan
Читать не смог. Написано неинтересно.
Прошу заметить, ничего личного. Исключительно мнение читателя.

Читать не смог. Написано неинтересно.
Прошу заметить, ничего личного. Исключительно мнение читателя.

Понятия не имею, что вам интересно.

Я вон у Вас тоже только "записки" читать смог.

Самому сейчас непросто ответить, что мне интересно читать. Это возрастное, наверное, когда начинаешь задаваться вопросом - а зачем?
Это вопрос имеет место быть практически во всём, за исключением здоровья, благополучия и душевного равновесия.

Продавались там

Вам за пятьдесят, я правильно понимаю?

Полагаете, этот перечень будет интересен читателям?

47

ершики для унитазов «Чистый разум», тормозная жидкость «Сверхчеловек»

Серьезными вещами шутим. Честно говоря отрывок вызвал давно не испытанное чувство - гадливости.

Еще бы оно не вызывало гадливости!

ну значит - добились того чего хотели.
Но вот шутите даже не с огнем.
А с памятью.

А с памятью.

Честно говоря отрывок вызвал давно не испытанное чувство - гадливости.

Читать не смог. Написано неинтересно.

Почему сразу Коба? Этом может быть и прообраз какого-нибудь ближневосточного лидера. Или Великого Кормчего. Или северокорейских "кимов". Да мало ли.

Ну, вот и мнения форумчан (не мои, заметьте) о нетленках Аардана.
Что и требовалось доказать.

Как-то секс эротику вниманием обошли.
В первую очередь жду оценки от милых дам.
Сцена большая так что сначала завязка:

Что может быть прекрасней ночи, звенящей от лунного света? Только светящиеся теплым светом глаза будящей тебя женщины.

Пришлось вскакивать и нестись следом, пытаясь нагнать упущенные на растерянность мгновения.

Мелькающий далеко впереди и струящийся между лунных струн-лучей силуэт явственно говорил, что "догоняй" - не пустая формальность, и отставших никто дожидаться не будет. Если не поторопится, так и отправится бегать без него.

Напрягая силы, Бушмейстер рванул следом.

Запах убегающей женщины не просто пьянил - бил в голову полупудовым молотом на каждом скачке, заставляя кровь стучаться даже в пятках и возбуждая массу фантазий.

Вот только для их реализаций надо было сначала хотя бы догнать, а с этим наметились явные проблемы.

И с каждой следующей секундой становилось тем более не до фантазий - воздух начал проникать в не раз простреленные легкие с явно слышимым хрипом, а язык наоборот стремился вывалиться наружу, в попытке охладить перегревающееся тело.

Но хуже всего было с ногами, хотя на боль в недавно порванных перепонках ног он не обращал внимания с самого начала. Ничего там серьезного, все хорошо срослось и не разойдется от нагрузок. Но следом мучительно заныли сухожилия, посеченные десяток лет назад осколками мины. Затем, вслед за ногами, напомнили о себе все остальные мышцы. Волны напряжения гуляли по телу, отдаваясь болью там, где когда-то шкуру рвал металл или когти.

Опустившись "на пятки", то есть - встав на четыре конечности, пошёл длинными прыжками.

Утром оставшихся заключенных построили на плацу, и комендант объявил, что в неизреченной милости своей Вождь Холокос дарует им прощение и отправляет прямиком на фронта Вселенной, под пули и снаряды бесчисленных врагов Земли Шлараф.

- Наши победы до того многочисленны, - надрывался он с импровизированной трибуны, - что нам постоянно, каждый день и каждый час, нужны новые люди! Родина снова зовет вас на бой, друзья! Товарищи ваши уже исполнили свой долг, превратившись в нежнейшее мыло, которым тертонские женщины будут мыть интимные места своих тел — последуйте же их доблестному примеру, принесите себя в жертву на алтарь великой нации, а равно и общечеловеческого счастья!

После этой прекрасной, вдохновляющей на подвиги речи заключенных загнали в помывочную, обработали средством от насекомых, от которого насекомых стало только больше, накормили протухшей картошкой и выдали каждому мундир без пуговиц, винтовку без патронов и ранец, полный битых кирпичей. Главная задача бойцов, очевидно, состояла в том, чтобы не возмущаться подобным положением дел, ибо всех недовольных — а таковых нашлось немало — уводили куда-то за бараки, откуда они уже не возвращались.

Наконец, ворота лагеря открылись, и десятый батальон Немеркнущей Славы Вождя двинулся маршем на соседнюю Землю, которая располагалась примерно в пятистах световых годах от Земли Шлараф. Подобно настоящим героям, преодолевающим и пургу и зной, идти бойцам предстояло пешком, ибо единственный грузовик, согласно эдикту «О достойном упокоении доблестных воинов», был доверху забит сосновыми досками, предназначенными для гробов.

Солдаты шли колонной, рядами по десять человек, и в голове колонны, в пятом ее ряду шли Квонлед и Дурень Ганс. Едва бывшим заключенным раздали форму, Фотурианец заметил, что индивидуальные их черты постепенно смазываются, и лица всех солдат становятся похожи. Произошло это и с ними — Квонлед утратил свою вечную усмешку, Ганс потерял нос с горбинкой, а взамен оба получили голубые глаза и волевые подбородки, такие же, как и у остальных.

- Вот мы и побратались, - заметил бывший Зигфрид. - Осталось только лечь в общую могилу. Эй, Квон, на кого ты смотришь? Мы все одинаковые!

- Какая разница? - спросил Квонлед. - Это даже неплохо. Если мы — одно и то же, то на вопрос, который я хочу задать, мне ответит любой. Эй, ты! - толкнул он в плечо соседа по ряду. - Как получается так, что тебя пинают, калечат, убивают, обращаются с тобой как с куклой, а ты все равно с восторгом припадаешь к нагуталиненному сапогу?

- Хочешь знать, почему я служу Вождю? - ответил первый солдат. - Все очень просто. Посмотрите на меня, друзья, приглядитесь ко мне повнимательнее. Я ведь, в сущности, никто. Талантов у меня нет, внешность невыразительная, не силен, не слаб, не зол, но и не добр, в общем, средненький, помру — и не заметят. Можно, конечно, попробовать стать Кем-то, но где гарантии, что получится? А в общем строю Кем-то быть не надо, достаточно просто кричать погромче, что любишь Вождя и всем доволен, хоть сейчас готов в бой. Вот и все, друзья, вот и все.

- Я тоже могу вставить словечко, - вмешался в разговор второй солдат. - Дело в том, что я очень доверчивый человек, я верю всему, что говорят. Если я слышу: кругом враги, они угрожают нашей Родине, я начинаю искать врагов. Если по телевизору сказали, что Вождь — это спасение нации, значит, так оно и есть. Почему я не думаю своей головой? Ну, знаете — если слишком много рассуждать, то можно до такого додуматься, что и жить не захочешь. Думать вообще — опасное дело. А вот маршировать — хорошо, лозунги кричать — хорошо, убивать — тоже хорошо, особенно, если есть кого. Вождь, он чем хорош — тем, что всегда придумывает, кого следует убивать. Убили цыган — принялись за евреев, убьем евреев — возьмемся за армян. Потом еще кто-нибудь подвернется, на наш-то век хватит.

- А будущее? - спросил Квонлед. - Кого будут убивать ваши дети?

- Друг друга, наверное, - пожал плечами Второй солдат. - Или выдумают каких-нибудь роботов. Я этого в любом случае не увижу. Отлюблю за жизнь двести женщин, изношу пять комплектов формы, съем пять тысяч котлет — и в землю, на покой. Я вечно жить не хочу.

- В своих рассуждениях вы упускаете очень важный момент, - сказал Третий солдат, в котором Квонлед все же узнал профессора Клугкопфа. - Вождь — это не просто глава государства, мы любим в нем не одну только сияющую личность. Вождь — это прежде всего идея, а любая идея — это осколок царства бессмертия. Идея Вождя — это образ всесильного и всемогущего отца, который никогда нас не оставит, всегда будет с нами, сильный, теплый и светлый. Вождь — это воплощение на земле чего-то высшего, к чему мы все стремимся, так или иначе. Как же ему можно тогда не служить? Наша любовь к Вождю - стремление прикоснуться к вечному, порожденное нашей слабостью и бренностью, это потребность обожать то, что бесконечно значительнее на...

Он не договорил — поперхнулся вдруг, и изо рта у него полезла бурая жижа.

- Гнилая картошка просится назад, - проговорил профессор хриплым голосом. - Но я буду тверд в своей любви, я не сда... - и последовал еще один приступ рвоты. Блевотина стекала по форме, падала комками в дорожную пыль, и солдаты месили ее сапогами в бесконечном, душном и жарком марше на восток.