Аргентина

Ла-Плата – река, где не видны берега.
Незнакомые звёзды – играются с полночью.
Волны – цвета старинного, давно нечищеного столового серебра…
Лентяйка – местная горничная.
Ночью не уснуть в гостиничном номере.
Что-то постоянно шуршит по крыше.
Шуршит – по стеклу и по подоконникам.
Всё шуршит и шуршит…
Что это? Темно, ничего не вижу.
А утром, распахнув окошко, понимаешь:
Может, это вам покажется странным,
Но везде и всюду летают
Миллионы лимонных листьев, опавших с платанов.
И тогда многое – понимаешь…
Танго звучит из каждого раскрытого окошка.
На улицах нищие играют на скрипках.
Сосиски в тесте, виноградная граппа, упитанные уличные кошки,
Молоденькие девушки, одетые только в улыбки…
Везде и всюду – портреты Эвиты Перрон.
Она умерла – много лет тому назад.
Ну, и что из того? Каждый трамвайный и троллейбусный вагон
Демонстрирует вам – её незабываемый взгляд,
Её милое – лицо…
Она умерла в возрасте Христа,
И весила – при этом – ровно тридцать три килограмма.
Аргентина тогда застыла и ждала:
Когда же она воскреснет? Великая Дама…
В золотистой луковой корочке – аппетитные кусочки асадо.
Лукавые чёрные глаза – за столиком напротив.
Извините, милая сеньорита, но я срочно уезжаю.
Больно, уж, она грустная – ваша аргентинская осень…
Вы никогда не бывали в Аргентине?
Не бродили по ночным улочкам Буэнос-Айреса?
Мне вас жаль, господа и товарищи!
Ни об этой планете, ни о настоящей жизни, в частности,
Вы, собственно, ничего и не знаете…

Очень здорово! Знаете, мне всегда хотелось написать нечто подобное о Неаполе, тем более, что из вашего стихотворения я вижу так много общего у Неаполя и Буэнос-Айреса.

Русская осень
(Ну, очень – печальная песенка…).

Вновь – навалилась осень. Гуляют дожди – по проспекту.
Капли стучаться в стёкла – таинственной – чередой…
И опавшие листья, унесённые ветром,
К нам возвратятся снежинками – ранней – зимой…

И опавшие листья, унесённые ветром,
К нам возвратятся снежинками – ранней – зимой…

Вновь – навалилась осень. Сердце – в дождях – утонуло.
Нет у меня – больше сердца, как в камине – огня…
Вера моя – пошатнулась, надежда – опять – обманула.
Любовь? Не смешите, любезные! Не смешите – меня…

Вера моя – пошатнулась, надежда – опять – обманула.
Любовь? Не смешите, любезные! Не смешите – меня…

Старый мобильник – умер. Что был так звонок – когда-то.
Пиво – уже не помощник, водочка – на столе…
И электронные письма не доходят – до адресата,
Налету – умирая, тая – в полночной мгле…

И электронные письма не доходят – до адресата,
Налету – умирая, тая – в полночной мгле…

И я уехал – к югу. В дальний и южный – город.
Где белоснежные пляжи, да – зелёный прибой…
Где я – когда-то – был счастлив, где я – когда-то – был молод,
Где – под пыльными пальмами – мы целовались с тобой…

Где я – когда-то – был счастлив, где я – когда-то – был молод,
Где – под пыльными пальмами – мы целовались с тобой…

Древнее, древнее кладбище – за низким забором пляжа,
Низкий могильный холмик – тот, что в цветах – всегда…
Розы и незабудки, и хризантемы – даже,
А по лицу – так пошло – снова течёт вода…

Розы и незабудки, и хризантемы – даже,
А по лицу – так пошло – снова течёт вода…

Нет, не могу я – где море, так беззаботно сине,
Там, где старинное кладбище – тихо дремлет – во мгле…
Милая русская осень! Добрая, и чуть – дождливая…
Я уже возвращаюсь! Я возвращаюсь – к тебе…

Милая русская осень! Добрая, и чуть – дождливая…
Я уже возвращаюсь! Я – возвращаюсь – к тебе…

Клонирование Бродского стало массовым.

Вот, и всё…..

Вот, и всё. А дальше – только – стенка.
Бритый мой затылок – холодит…
У Бушкова – новая нетленка.
И заря – в том зеркале – горит.

И горит заря – назло козлам тем!
Наши – на подходе, как всегда.
Опоздают, или что – навроде…
Мы умрём, на сей раз, навсегда.

На прощанье – стоит побороться.
И та пуля – первая – в бедро.
Доползём! И тонкий лучик солнца
Направленье показал давно.

Доползём, и – в горлышко – зубами…
А вторая пуля – наповал.
Не успел я – попрощаться с вами,
Виноват…

Тихой свирели…

Всё, что накапало…
Ладно, прорвёмся.
Чай, не впервой, старина?
Нет, не впервой. Ящик с гранатами?
Нет, он пустой. Одна…
Личная?
Личная. Не обезличенная.
Девушка есть у меня.
Светлая, стройная, слегка – веснушчатая…
Ты уходи, старина…
Вон – вертолёт. Он гудит на севере.
Точка – всего полчаса.
Ты – извини, но ноги прострелены.
Ты извини – навсегда…
Времени нет. Всё, тихонько прощаемся.
Замерли – звуки – вдали.
Только свирель – всё поёт – на израненном,
Дальнем краю Земли.

Только свирель – всё поёт – на израненном,
Дальнем краю Земли….

Под Южными Созвездьями

Небо и море – одного цвета,
Нет между ними – горизонта линии…
Говорите, здесь всегда – вечное лето?
Плесните-ка – ещё – мартини…
Скорее всего, я тут зависну – надолго.
Возможно, что и навсегда…
Между тропиком Рака и тропиком Козерога,
Говорят, медленно летят года…
Я – зависну, не думая о хлебе насущном,
Бананы и кокосы падают – прямо в руки – всегда.
Сиеста – многочасовая, и любовь, говорят, места эти посещает –
Разборчиво, иногда…
Что ещё надо – чтобы подбить итоги?
То ли всей жизни, то ли – только – её проявлениям частным?
Вдруг, здесь навсегда останусь, подражая многим.
Счастливым – в конечном итоге? Или – несчастным?
Вдруг, год проспав, объевшись цветками лотоса,
Я вернусь, всё же, в свой Мир – прежний?
Где метели метут – целый год – без роздыха.
Всё метут и метут – без бонусов на надежду…
Вернусь к той девчонке – с глазами серыми,
Словно – вода в знакомом роднике.
Со словами – на удивленье – несмелыми,
Что родились – негаданно нежданно – в этом тропическом далеке…
А вечерами – зимними, хмурыми, промозглыми,
Что сразу наступают – по окончании короткого лета.
Я буду ей рассказывать – веками нескончаемыми, долгими –
О тех местах, где небо и море – одного цвета…

Последнее понравилось больше других.
Злоупотребление тире - раздражает.
Кстати, небо и море одного цвета бывают и в северных широтах

Что касаемо "тире".
Я здесь не при делах.
У ЛитРеса тоже есть редактора-коллектора.
Чего наставили, того и наставили...

Эвита

На этом свете жила только одна женщина.
Звали её – Эвита Перрон.
Больше на свете – женщин не было.
Вагон,
Отцепленный – когда-то, где-то…
Свалившийся – случайно – в пропасть…
Если в этом вагоне были бы аргентинцы,
То они – перед смертью – дружно выдохнули бы:
- Эвита!!!
Этого не понять – никогда – иностранцам.
Как эта женщина, умершая восемьдесят лет назад,
Могла быть символов, именем, Святой – целой страны?
- Эвита…

Могла, и была, и есть! Мои братья и сёстры!
Аргентина до сих пор без ума – от этой женщины…

Эвита Перрон, всегда и везде – моё восхищение…

Всегда

О-чу-меть!

Тени

Зелёная поляна
Как в сказке – Недотрога.
Рассвет ещё в дороге,
И Тени мирно спят.
На облаках огромных
Тихонько дремлют Боги,
Их храп красив и нежен,
Как лапы у котят…

Когда, сдвигая Тени,
По небу солнце мчится,
И раненой волчицей
Душа моя хрипит,
Тогда, уже под вечер,
Всегда и непременно,
Фантом Любви приходит,
Со мною говорит...

Фантом – Любви ушедшей,
Чья смерть – подобна крику...
Зелёная поляна
Вновь ягоды полна.
И Тени, без обмана,
Кусают землянику.
Любви сгоревшей Тени,
Ушедшей – навсегда…

Ну вот - здесь лучше. Всего три лишних тире

Да, с тире я тоже не поняла...

"Тире" - в "театральном" понимании - это "пауза".
Для Чтецов.
Запятая - короткая пауза. Тире - более длинная (на мгновение) пауза. На усмотрение - Чтеца.
Пару лет (в Буэнос-Айресе) подрабатывал в тамошних театрах, в плане подготовки Текстов.
Видимо, Вы правы, "прицепилась" театральная практика..

Впрочем, ничего уже не изменить.
Пусть - ВСЁ - останется. Как было.

Две Души – на Белом Свете,
Больше – никого.
Жёлтый месяц ярко светит.
И вокруг – светло.

Две Души – на Свете Белом,
Сколько ни зови –
Эхо лишь рисует мелом
На воде – круги.

Нет ни серебра, ни – злата.
Нет – других планет.
Нет – ни бедных, ни – богатых,
Нищих – тоже – нет.

Да, и женщин – нет в помине.
Только, вот, одна.
Тихо дремлет у камина,
Нежности – полна.

Две Души на Белом Свете,
Больше – никого.
Да ещё – бродяга-ветер,
Что стучит в стекло.

Самое главное

Дождик. Хрупкие плечи
Дрожат под моими ладонями…
Долгий сиреневый вечер.
Помню.

Синий холодный ветер
Ломает ветки шиповника…
Наша нежданная встреча.
Помню.

Вот, только это и вспомнилось, во время клинической смерти.
После бомбёжки славной. В южной стране, на рассвете.

Значит, в жизни моей долгой – это и было – главное.
Дождик. Хрупкие плечи. Эта встреча – давняя…

Или, говоря иными словами, ничего другого в этой жизни и не было.
Только дождик, да счастье в твоих глазах, что голубее – неба…

Дождик снова стучится в окошко.
Может, ты вспомнишь тоже?
Может, даже, найдёшься.
Если поможет – Боже…

Рассвет о тебе

Серые глаза моей любимой
За прозрачным, тоненьким стеклом.
Звёзды в вальсе медленном, старинном
Кружатся, сверкая серебром.

Кружатся и грустно пропадают,
В облаках – слоистых – серой мгле.
Так снежинки крохотные тают
На горячей девичьей руке.

Тоненькая розовая нитка
На востоке, в тёмных небесах,
Теплится – как робкая улыбка
На карминных, маленьких губах.

Нежность волн зелёного прибоя,
Нежность плеч – под блузкой голубой.
Песенку, рождённую весною,
Напевает ветер молодой.

А поёт он – о капризах светлых,
О причудах, коим нет конца.
Месяц в небе бледный, чуть заметный,
Словно абрис – милого лица.

А над ним, без устали кружа,
Словно убегая от погони,
Носятся два маленьких стрижа –
Тонкие, взлетающие брови.

Имя нежное, что прочих всех нежней,
Также – как и я – в тебя влюблённый,
Просвистал бродяга соловей,
И замолк, тем звуком поражённый.

Новый день спускается на землю.
Тишина купается в реке.
Не дыша, Вселенная вся внемлет
Этому рассвету – о тебе…

Жёлтая роза в её волосах…

Жёлтое солнце в её волосах,
Утро над быстрой рекой.
И о безумных и радостных снах
Ветер поёт молодой.

Жёлтое солнце в её волосах,
Жаркий полуденный зной.
И о мечтах, что сгорели в кострах,
Ворон кричит надо мной.

Синее море, жёлтый песок.
Парус вдали – одинок.
Ветер волну победить не смог,
И загрустил, занемог.

Жёлтая роза в её волосах.
Кладбище. Звёздная ночь.
И бригантина – на всех парусах –
Мчится от берега – прочь.

Камень коварен. Камень жесток.
И, словно в страшных снах,
Маленький, хрупкий, жёлтый цветок
Плачет в её волосах…

Котёнок

Что-то – вдруг – царапнуло сердце.
Нет, и не больно вовсе.
Словно – мягкой лапой котёнка,
Словно бы речным ветерком – по лицу.
Осень…

Что же дальше? Да, ничего, наверное.
А, быть может, всё изменится – полностью…
Пойду, прогуляюсь немного – по грустным улицам.
Куплю у метро крошечного котёнка, и подарю его – тебе,
Над пропастью…

Пошёл, купил, смешной такой, рыженький…
А тебя уже нет, сказали, что ты – далеко.
Вышла замуж – за какого-то прохиндея – и уехала с ним в Америку.
- Бывает, пошли домой, хозяин! - мяукнул котёнок. - Я выпью молока, ты – пива…
- Легко!