Что такое современная критика современной же боллитры? А вот, прошу ознакомиться.
https://www.facebook.com
Чрезвычайно полезно - и в смысле знания, кому и за что сейчас дают премии, и в смысле - как надо писать критические статьи.

Уткин Константин
3 октября в 11:21 ·
Селедки под шубой.
Обобщенный пеликан.
Андрей Аствацатуров. «Не кормите и не трогайте пеликанов». РЕШ.
Я в тупике. Я не знаю – может, великая сермяжная правда не в оголтелой ругани плохих книжек (а других книжек под шубой у нас для вас нет, кушайте что дают) – а в тихой и скромной похвале? Такой ненавязчивой похвале, легкой, как весенний ветерок под платанами туманного Альбиона, такой светлой похвале, как улыбка очередного сбежавшего спортсмена, ароматной похвале, как яичница с беконом и кофе со сливками? Может, после похвал, нежных, как критик Рудалев возле тыла выскобленной начальственной лысины, данные нам писатели вдруг да поднапрягутся, да рассупонятся, да как выдадут шедевров на-гора?
Не выдадут, конечно, это понятно, но попробовать-то стоит. Зависти и Злобе на смену идут Внимательность и Доброта. Чадолюбие. Чадолюбие, как известно, очень развито в Южных штатах. Так возлюбим же чадо неталантливое, но старательное, как самое себя и похвалим его гордыни во укрощение и отрокам во наущение.
Итак. Первое, с чего начнем наше теплое перевоспитание, так это с несомненного усыпляющего действия текста. Он настолько приятен для мозга, что мозг немедленно требует спящего режима и, если к его требованиям не прислушиваться, отключает сам себя. Может, поэтому заявление, что наш филолог написал детектив – заявление кого-то из дружеских, почти как я, критиков – выдернуло меня из приятной дремы в некоторое раздражение. Беда в том, что я терпеть не могу детективы. Еще большая беда – я их писал.
Я садился и городил все, что взбредет в голову, сводя потом все вместе какими-то невероятными поворотами. И – нате вам.
Это что, следить за сюжетом, искать самого малозаметного персонажа, который и окажется убийцей? Я был в ужасе и чуть было не отказался от чтения. Но все оказалось куда как проще. Заявить о детективе и написать детектив – это две маленькие разницы. Для АА написать стоящий детектив… это как подойти в девяностых к спортсменам в кожанках и спортивных костюмах и сказать – спокуха, хрящи, от сегодня вы моя корова и доить вас буду я.
Понятно, что сплющенные костяшки хрящей будут трудиться несколько минут, не жалея не себя, ни диоптрий.
Вот и тут – предчувствие меня обмануло. Заявленного ради шутки – я не сомневаюсь в том, что назвать усыпляющую му…стоп, я хвалю – в общем, его назвать детективом можно только шутя. Хотя, конечно, попытки были. Они заметны, эти попытки. Как пришитый белыми нитками рукав. «Андрюша, тебе не хватает свежей струи. Какашки уже не вставляют публику – Отказаться от какашек? – Нет, что ты, напиши детектив – Я не умею!! – Не канает, Андрюша. Вставишь убитого продюсера, девицу с силиконом и наркотики. Наркотики будут… ох, много я сижу, много… в геморроидальных свечках. Справишься? – Да. А интрига? – Ох, много я сижу, много. Свечи окажутся обычными»
Что, разве плохо? Да хорошо же. Прекрасно. Не надо ломать голову, думать, переживать. Понятно, что очкарика не кинут на кичман – он там дойдет, очкарик – и когда свечки оказываются лечебными для зада, добродушно улыбаешься и говоришь сам себе – ну какая милота. Молодец, автор, не обманул сивого пса, показал ему, что нюх еще не прожит.
Вообще в книгах главное что? Последовательность и повторение. Новизна опасна, она ведет к брожению умов и излишествам всяким нехорошим. У Андрюши каждая последующая книга является точной копией предыдущей. (Это первый заметил не я, но я первый за это хвалю) Ну, с маленькими отклонениями, с небольшими и незаметными. Теоретически – могу дать наколку – можно менять лишь название и имена главных действующих лиц. Ну и, конечно, лучшее, что литератор берет у Запада – фекальный юмор. Вот с ним проблема. Вот ее нужно решать. Справиться ли автор? Не знаю, но верю в него.
В остальном же – филологический поток сознания, испещренный доказательствами не зря полученного образования, дает нам несомненную радость узнавания. Вот так же автор рефлексировал и в первой, и в третье, и в десятой книжке.
Род пеликанов (Pelecanus) был впервые официально описан Линнеем в 1758 г. Название происходит от древнегреческого слова pelekan (πελεκάν), которое происходит от слова pelekys (πέλεκυς), означающего «топор». Семейство Pelicanea было введено французским эрудитом К. Рафинеском в 1815 г. Пеликаны дают свое название пеликанообразным Pelecaniformes. До недавнего времени порядок не был полностью определен и в его состав, в дополнение к пеликанам, входили Олушевые (Sulidae), фрегатовые (Fregatidae), фаэтоновые (Phaethontidae), баклановые (Phalacrocoracidae), змеешейковые (Anhingidae), в то время как китоглав (Shoebill), белая цапля (Egrets) и ибисы (Ibises) и колпицы (Plataleinae) были среди аистовых птиц (Ciconiiformes). Оказалось, что сходство между этими птицами — случайно, результат параллельной эволюции. Молекулярно — биологические доказательства сравнения ДНК ясно говорят против такого объединения*
Итак, продолжим. За что еще можно похвалить автора? Несомненно, за скромность. Другой бы разошелся, раздухарился, расхвастался своими литературными связями, а Аствацатуров не такой. Он скромно, очень скромно упоминает глыб литпроцесса – причем не сам, а устами второстепенного героя. Вот они стоят, как на подбор, опора и надежа русской словесности – бравый Захар (он же у нас один, верно?) мрачный Сенчин, красавица Алиса. Вскользь упоминается премиальная кузница – Липки. И никаких там – да я с ним бухал, да в десны целовался. Настоящий интеллигент, истинный. Намекнул – и в сторону.
Что, собственно, такое – это наша литературная возня? Исключительно заимствование. Один занимает у другого, другой у третьего. Так создается традиция. Главное в традиции – развить ее и углУбить. Это прекрасно получается у Аствацатурова в эпизоде… как бы сказать помягче. А. «Ах ты сучий выблядок, я тебя бушлатом по зоне загоняю, ты у меня кирзу хавать будешь!»
Эрудированные читатели, вне всякого сомнения, поймут, откуда сей страстный монолог. Как мы помним, юный бунтарь окатил изумрудной струей директора школы. Аствацатуров развивает линию урино-воспитания, грозя окатить изумрудной же (простите, простите, но яхинский образ цеплючь, как репейник) россыпью не просто директора, а еще и ни в чем не повинных ковры, секретаршу, лошадь с крыльями и вызванных милиционеров.
Ну-с, что-с. Смело-с. Ново-с. Неожиданно-с. Ладно бы ковры, но коня с милицией… я бы сказал, что это бунт. Он вообще бунтарь, наш автор. Хитро выкрученные аллюзии и параллели видны там и сям. Вот, пожалте-с, сцена в маршрутке.
Вова показывает язык. Показывает и показывает. И при этом – ни намека на возраст Вовы, румяный он или бледный, полненький или худ. И подкованного читателя вдруг осеняет – оооо, так это же тиран и деспот, кровожадный Темнейший!!! Это он всем показывает язык!!
Вообще-то, конечно, у автора есть множество находок. Ну, вру, не множество, но одна точно есть. Это употребляемое с истинно филологическим изощрением слово, вынесенное в название. Автор мудр, как сова и хитер, как змей. Он не тратит силы на описания. Описание у него одно, обобщенное. Обобщенная внешность. Обобщенное лицо. Это ли не прекрасно? Это как слово – выручалочка для боцмана, знающего три языка – профессиональный, матерный и русский со словарем. Он общался с англичанами, выучив одно, только одно слово (но чем-то родное) – эбаут. Водоизмещение вашего судна? – Эбаут. – Оооо…
Нет, вы еще не поняли. Оно, обобщенное, всеобъемлюще. Оно за гранью. Оно наполнено радужными смыслами, как мыльный пузырь. Как звук Ом.
Обобщенный Ом в восхваляемом мной тексте встречается раз пять. Или шесть. Это, если обобщенно, рекорд для художественного текста. То есть автору настолько скучно, пресно и вообще надоело, что он даже не заморачивается вычиткой – хотя список повлиявших товарищей насчитывает штук семь, если обобщенно. Которые помогали и давали советы.
У Генри Миллера – по которому наш восхваляемый автор как раз специалист – кто-то из героев говорит: черт возьми, я же писатель. Зачем мне книга? Я могу быть писателем, не написав ни одной книги?
Можешь, дорогой, можешь. Это идеальное сочетание – писатель, не написавший ни одной книги. Ни одного дурацкого поста. Ни одного бесконечного стишка. Писатель, молчащий всю жизнь – так, что люди даже и не знают, что он писатель – это идеал. Не выдавливающий из свечного места текст, не мучающий друзей бесконечными читками и вычитками, чтобы создать обобщенное лицо – истинно великий человек.
Ффух. Не знал, что хвалить – это такой тяжелый труд. Больше не могу. Оставлю для других вывернутые губы, Михуилов и академические склоки. Еще есть что… похвалить.
* Врезка про пеликанов к этой заметке имеет такое же отношение, как и к восхваляемому тексту. Впрочем, оно понятно, ибо говорил классик – «В экзотике заглавий – пол успеха, пусть в ноздри бьет за тысячу шагов. «Корявый буйвол, Окуни без меха, Семен Юшкевич и охапка дров»