Самоубийцы попадают в ад, Автор: loki Опции

[Каркун]

Автор: loki


Самоубийцы попадают в ад



Бутылка портвейна. Крыша. Короткий полет, и тело, уродливо распластавшееся на асфальте. В конце концов, не к этому ли так стремился Карл последние двадцать лет? Requiescat in pacem, Павловский!


Карл Павловский ненавидел жизнь. С самого детства, сколько себя помнил, он чувствовал: мир жесток и несправедлив. Подтрунивания мальчишек над хилым, болезненным пареньком, пошедшим в школу на год позже остальных, полное невнимание девочек в юношеские годы… С помощью мамы Карл все-таки закончил институт, получив серую специальность и место офисного служащего в непримечательной фирмочке на окраине города.
Первый раз Карл решился на это в пятнадцать лет. Бутылка портвейна, ванна, бритва.
Мать, вернувшаяся с работы на час раньше обычного. Скорая помощь. Учет в психиатрической клинике. Таблетки три раза в день, после которых становится уже все равно...
Но мысль о возможности повторить то, что не удалось с первого раза, осталась. Она грела, давала ощущение, что на самом деле все в твоих руках. И на первом курсе института, устав от презрительных взглядов сокурсников и не получив допуск сессии, Карл сделал еще одну попытку.
Бутылка портвейна. Три упаковки снотворного. Скорая помощь. Академический отпуск. Хронический гастрит и таблетки по строгому расписанию. Маленькие красненькие таблетки, после которых становится уже все равно.
Тот год не прошел для Карла впустую. Мать не отпускала его ни на шаг. Были психолог, колдунья. Наконец, задушевные беседы с церковным батюшкой. Результатом стало неожиданное увлечение Карла религиозными практиками. За оставшиеся курсы института он изучил христианство, ислам, познакомился с основами буддизма и даосизма… Мать даже радовалась: пусть уж лучше найдет себя в какой-нибудь секте, не одобряющей суицид.
Но Карл все равно чуть не сорвался. Разрыв с девушкой – прыщавой однокурсницей, не сданный вовремя дипломный проект. Все как-то накатило… И на этот раз ему бы точно удалось…
«Страховка от самоубийства! – гласило газетное объявление, попавшееся на глаза матери. – Качественно. Надежно. Гарантия».
Естественно, женщина, заметившая уже знакомые ей тревожащие черты в поведении сына, тут же притащила Карла в офис страховой фирмы. Доктор Велиалов был приветлив, а предложенное им средство казался крайне заманчивым.
Экспериментальная страховая компания «Восемьдесят восьмой легион» работала на стыке статистики и медицины. Фирма появилась всего пару лет назад и сразу же показала самый высокий уровень доходности среди конкурентов, работавших на страховом рынке по традиционным схемам. Все дело было в инновационном методе «Восемьдесят восьмого легиона». Страховщики не просто оценивали риски, они моделировали их! Вероятности пожара, наводнения, банального дорожно-транспортного происшествия и даже самоубийства обсчитывались на основании математических моделей, учитывавших характеристики личности застрахованного.
- Мы не пророки, но наши вычислительные мощности растут. Риск самоубийства мы уже способны предсказать с точностью шестьдесят шесть и шесть десятых процента! И это куда надежнее, чем сделает ваш личный психиатр! – с гордостью сказал Велиалов.
Карл стал клиентом страховой компании. Все, что требовалось, – ежегодно вносить страховую плату и раз в квартал проходить медицинское обследование, включающее оценку физического состояния, УЗИ внутренних органов и сканирование мозга.
- Ваше здоровье, ваш эмоциональный тонус, уровень холестерина и мозговая активность – это слепок вашей личности! – пояснил доктор. – Именно эти данные позволяют делать столь точные прогнозы, а при возникновении опасности, мы предупреждаем вас и ваших родственников.
И метод работал! По крайней мере, до самого последнего момента. Но как каждое средство, изобретенное человеком, подход страховщиков-инноваторов не был панацеей. Он не в полной мере учитывал случайности. День за днем Карл просыпался в унылой серой квартирке с видом на дымящие трубы промзоны, готовил завтрак из опостылевшей яичницы, ехал в переполненном вагоне метро на противоположный конец города, и вдруг все как-то накатило: смерть матери, колкие шуточки коллег – таких же неудачников, как и он сам…
Быть может, страховая компания, изрядно расширившая свой бизнес за минувшее десятилетие, и прислала оповещение о возросшем риске самоубийства клиента, но среди оставшихся в живых родственников просто не оказалось того, кто мог бы принять меры. К тому же на горизонте маячила солидная страховая премия да и квартирка, унаследованная Карлом была лакомым кусочком. Как знать… Души человеческие темны, и Павловский под вскрик дворничихи, сметающей первые желтые листья, оказался на асфальте во дворе дома-колодца.
Карл, как ни в чем не бывало, проснулся утром следующего дня. На удивление он был бодр и свеж и совершенно не помнил произошедшего накануне, впрочем, куда-то вылетели из памяти и события последних двух недель.
За окном был все тот же унылый пейзаж из дымящих труб на фоне свинцового неба. За грязной дверкой холодильника покоилась пара яиц и кусочек слегка подплесневевшего сыра. Но что-то изменилось в этом мире. Коллеги вдруг перестали надоедать своими идиотскими шуточками. Они вообще перестали надоедать – из живых людей превратились в оболочки. Так же, как и всегда, маячили перед глазами, раскладывали пасьянс-косынку и делились прочитанными в Интернете анекдотами. На Карлу вдруг стало казаться, что за пределами фирмы этих людей не существует, что в пять часов, выходя с работы, они просто исчезают.
Впрочем, он вскоре забыл об этом. Неожиданно пришло приглашение на собеседование от компании такого же профиля. И хотя, в принципе, ничего не менялось – все также приходилось ехать хмурым утром на другой конец города, Павловский предложение принял.
Новый офис. Такой же уголок-загончик в общей комнате. Разве что больше перекуров и некоторая странность коллег. Если в предыдущем коллективе в основном обсуждалось, кто с кем задружил, и как мало платят за поистине титанический офисный труд, то здесь больше говорили о весьма приземленных вещах. Прошла по телевизору реклама нового автомобиля – будь уверен: секретарша Кармилла с восторгом перескажет ее каждому и даже специально скачает ролик из Интернета. До обеда все только и будут делать, что обсуждать его. Чуть пропадет интерес, бухгалтер Големов, вспомнит о ролике и обсуждение начнется по новой. То же самое касалось политиков, звезд спорта, новых фильмов, памперсов и жевательной резинки. Вроде бы, обычная офисная болтовня, но социопату Карлу, не привыкшему следить за потугами мира доказать свою значимость путем смены фасонов одежды, она казалась невыносимой. Карл становился скучнее, грустнее… А потом вдруг все как-то накатило: лишили премии, разболелся зуб, прыщавая Катька из бухгалтерии насмешливо отвергла предложение сходить вечером в кино. К тому же эта серая затянувшаяся осень, полная бессмысленность ежедневных трехчасовых поездок на работу и обратно…
Унылый субботний вечер. Бутылка портвейна. Крыша… Тело с уродливо вывернутыми конечностями, распростершееся на асфальте…
Карл проснулся на следующее утро. С похмелья болела голова, ныли суставы. Вчерашнее казалось сном, но каким-то уж очень реалистичным бы этот сон! Карл долго разглядывал себя в зеркало: рассматривал лицо с первыми морщинками вокруг глаз, первую седину в волосах. Начал бриться и порезался – кровь потекла тонкой струйкой. Нет, несомненно, он был жив, он чувствовал каждую клеточку своего тела.
Но что-то неуловимо изменилось в этом мире. Коллеги уже не приглашали его к участию в ежедневных обсуждениях, вездесущая секретарша – она, казалось, просто не замечает его. Дни становились все тоскливее, и крыша манила к себе, словно шептала: «Исполни то, что тебе приснилось».
Неожиданно пришло приглашение поработать в такой же по профилю компании, и, обрадовавшись хоть какой-то перемене, Карл устроился на новую работу. Но все осталось по-старому. Такие же поездки на другой конец города. Все то же перекладывание бумаг и колонки цифр для корпоративных отчетов. Только коллеги стали чуть-чуть другими. Они оказались поголовно влюблены в спорт. Заводилами здесь были секретарша, очень похожая на Кармиллу и офис-менеджер – точь-в-точь копия Големова. Но Карл ненавидел спорт с детства. Спустя неделю на новом месте он купил бутылку портвейна, сломал хлипкий замок на чердачной двери…
- Павловский! Ты уже достал всех со своими суицидами! – последнее, что услышал Карл за спиной.
Он испуганно оглянулся – у вентиляционной трубы мелькнуло смутно знакомое лицо. Карл хотел остановиться, но крыша была слишком скользкой. Короткий полет. Тело в луже крови на асфальте. Головная боль при утреннем пробуждении. И на этот раз Карл знал твердо: вчерашнее не было сном!
Он долго рассматривал себя в зеркале. Все тело болело, и эта ноющая боль усиливала ощущение того, что он все-таки жив.
Не одеваясь, как был в семейных трусах, Карл вышел из квартиры, поднялся на чердак. Замок на двери болтался в вырванной петле. Ноябрьский ветер колол лицо. Карлу стало страшно. Трезвым он боялся тех мгновений жизни, когда ты уже сделал неотвратимое и несешься в пропасть, его ужасал тот последний миг боли, пронизывающей все тело… На покрытой инеем крыше четко были видны следы шагов. Вот кто-то подошел к краю, здесь шаг стал короче. Вот он словно обернулся, а здесь упал и заскользил к отсутствующему парапету. И Карл знал, что это его следы.
Сердце учащенно забилось, ладони вспотели. Двор-колодец в высоты пятого этажа казался таким маленьким.
- Павловский! – услышал Карл за спиной и шагнул вперед.
Короткий полет. Свист ветра в ушах. Чавкающий удар, миг пронзающей боли и темнота.
Зазвонил будильник. Карл проснулся. Мутный утренний свет через пыльное окно, дымящие трубы промзоны за пустырем. Два яйца и кусочек сыра в холодильнике. Боль во всем теле, словно накануне перенапряг нетренированные мышцы. Карл заплакал. Он был уверен, что вчера и позавчера, а может быть, и ранее, он попытался вырваться из этого мира. И он видел, что побег оказался тщетным.
Замок на чердачной двери был вырван. Парапет сломан. Две цепочки следов, слегка присыпанные снегом, тянулись к краю. Карл медленно спустился во двор. Унылая дворничиха скребла метлой скользкий асфальт. Но никаких признаков падения с крыши двух тел не было.
- Павловский, - услышал Карл за спиной знакомый голос. – Чего стоишь? На работу опоздаешь.
У подъезда курил сигарету аккуратно одетый человек, похожий на бухгалтера Големова и нового офис-менеджера одновременно.
- Простите… - Карл никак не мог вспомнить имени этого человека.
- Сосед я твой. – сказал незнакомец. – Не то, что ты сейчас вообразишь! Шуруй на работу и без глупостей. Сам видишь, ни к чему твои фокусы не приводят.
- Но…
Менеджер-бухгалтер, не слушая Карла, скрылся в пропитанном кошачьей мочой подъезде.
Дни потекли своим чередом. Увлечение спортом, охватившее всех сотрудников офиса, неожиданно сменилось увлечением кофе, и обеденные перерывы превратились во что-то вроде любительских дегустаций. Но Павловский не любил кофе, и обязанность участвовать в ежедневных обсуждениях вгоняла его в тоску.
Наступил новый год, наконец, подошла к концу холодная и унылая зима. Но весна выдалась затяжной, переменчивой. Павловскому не хватало солнца, каждый день приносил новые муки.
- Взгляни на дерево, на его ветке притаилась твоя свобода, - бормотал Карл.
Но за попыткой сунуть голову в петлю следовало унылое пробуждение и окрик соседа:
- Павловский, иди на работу! А свои шуточки брось.
Попытки заговорить с этим странным человеком ни к чему не приводили.
Карл начал подозревать, что на самом деле он уже умер и пребывает в чистилище. Но, может быть, он просто сошел с ума?
- Я сошел с ума!
Эта мысль казалась спасением. Ведь если так, то не было на самом деле ни грозных окриков, ни унылых офисных будней, ни прыжков с крыши! Все оказывалось проще! И нужно лишь пойти в клинику, получить от доктора горсть таблеток, начать пить их строго по расписанию…
Раз в три месяца по условиям страхового договора Павловский проходил медицинское обследование. Он вдруг понял, что обязан был явиться в офис «Восемьдесят восьмого легиона» еще в ноябре, но просто забыл о необходимости визита.
- Так вот оно спасение! Вот. – шептал Павловский. – Я приду к ним, психиатр распознает во мне сумасшедшего, и все это прекратится!
Решение было столь простым! Многие месяцы оно лежало на поверхности. Надо просто пойти к доктору и все ему рассказать!
С того момента, как Карл впервые попал в «Восемьдесят восьмой легион», здесь многое изменилось. Компания обзавелась целой сетью офисов по всему городу. Это были роскошные здания из стекла и металла с обязательным швейцаром у подъезда. Фирма, несомненно, процветала, а ее бизнес уже давно вышел за пределы страховой сферы. Павловский никогда особенно не интересовался происходящем в мире, но даже он знал, что «Восемьдесят восьмой легион» из местечковой компании превратился в успешную федеральную корпорации, занимающуюся социологией и моделированием самых различных процессов.
Доктор Велиалов давно работал где-то в центральном офисе, и последние пару лет врачом, консультирующим Павловского, был некто Асмодей Морт – пухленький чернявый человечек с большой лысиной.
- Простите, я застрахован от самоубийства, но пропустил уже два обследования, - сказал Глеб, несколько волнуясь.
- Это не страшно. – улыбнулся Асмодей. – Для вас обследования теперь лишь формальность.
От этих слов повеяло холодом и неприятно кольнуло сердце.
- Но я – настоящий самоубийца, доктор Морт!
- Карл, называйте меня просто Асмодей. Если у вас есть какие-то вопросы, можете их задать. – улыбнулся человечек и протянул Павловскому бокал.
- Отличное виски! Двадцатилетней выдержки. Угощайтесь.
Павловский сделал глоток обжигающей маслянистой жидкости и вдруг подумал, что стоимость предложенной порции, возможно, превышает размер его месячной зарплаты.
- Асмодей, я – самоубийца. И за последние полгода я совершил шесть попыток покончить с собой. – выпалил Карл.
- На самом деле, двенадцать. – пробурчал Асмодей. – Вы просто не про все помните.
- Но ведь я жив… - во рту Павловского пересохло. – Это потому, что я застрахован?
- Отчасти! – улыбнулся Асмодей. – Вы пришли ко мне потому, что считаете себя сумасшедшим. Смею заверить: вы – жуткий тип с неимоверно сильными суицидальными наклонностями, неудачник и нытик, но в остальном вы нормальны.
- Тогда, может быть, вы объясните мне, что происходит? - спросил Карл.
Сердце бешено колотилось, лицо обдало жаром от прилившей к вискам крови.
- Конечно, объясню! – улыбнулся Асмодей. – Право, удивляюсь, как вы сами до сих пор не догадались. Вы же увлекались религией?
- Каждая религия предлагает свою версию событий.
- Ну, хорошо. Но вы же знаете, есть такое религиозное учение, по которому мир не существует, а на самом деле является лишь сном…
- И? – губы Карла пересохли.
- И… Воспринимайте это учение буквально.
Доктор явно любовался замешательством Павловского. Наглядевшись вдоволь, он расхохотался.
- Хотите сигарету? - спросил Асмодей, доставая из стола серебряную коробочку, украшенную замысловатым вензелем. – Какие предпочитаете?
– «Нашу марку»… - машинально сказал Карл.
- Ну, естественно. Даже не оригинально. – буркнул Асмодей, раскрывая портсигар. На красном бархате лежал ряд белых палочек. – Но, не буду вас мучить. Мир, в котором вы пребываете после своего первого удачного самоубийства, а оно случилось в конце августа, с точки зрения древних, действительно можно назвать сном. Он виртуален. Это компьютерная проекция. А вы – одна из сотни тысяч моделей, населяющих его наряду с ботами. Помните, доктор Велиалов сделал слепок вашей личности, оформляя самую первую страховку от суицида?
- Ах ты черт! – лицо Карла исказила гримаса. Скомканная сигарета оказалась на полу, а недопитый стакан полетел в стену. Никакого урона обстановке, впрочем, причинено не было. Ковер преспокойно заглотил окурок, а стакан просто растворился в воздухе. – Вы… Вы украли мой разум! Похитили мою душу!
- Успокойтесь! Наша компания действует строго на основании Договора. До вашего самоубийства мы регулярно обновляли модель вашей личности и по изменениям оценивали вероятность суицида. Но в случае самоубийства клиента мы получаем неограниченное право использовать электронный слепок в исследовательских целях. Ваша душа принадлежит нам!
- Я на это не подписывался!
- Подписывались! Надо было просто уделить пять минут чтению договора, особенно той его части, что идет мелким шрифтом!
Карлу потребовалось некоторое время, чтобы осознать открывшуюся истину. Он умер, но он потенциально бессмертен. По крайней мере, будет жить до тех пор, пока работает центральный процессор компьютерного сервера корпорации. Сколько ни прыгай с крыши, и не вскрывай вены, он будет вновь и вновь возвращаться к жизни в роли статиста для того, чтобы компания проверила, как воспринимается целевой аудиторией новая реклама шоколадок или зубной пасты.
- Карл, – Асмодей похлопал Павловича по плечу. – Советую вам смириться с происходящим, перестать беспокоиться и просто начать… эээ…
- Жить?
- Я бы сказал, сотрудничать.
- Сколько же моих копий сейчас существует?
- А вы неглупый человек! – Асмодей засмеялся. – У нас неплохие вычислительные мощности, но, пока не очень много моделей сознания. Так что слепок личности каждого клиента, принесшего нам убытки, приходится использовать примерно в десяти-пятнадцати проектах одновременно.
Это было ужасающее открытие. Десять-пятнадцать Карлов в этот миг просыпаются в своих унылых квартирках с видом на дымный город. Десять-пятнадцать Карлов плетутся на кухню и готовят осточертевшую яичницу. Десять-пятнадцать Карлов спускаются по темной вонючей лестнице и шагают к станции метро, чтобы поехать в ненавистный офис… И каждый мечтает только об одном: прервать этот круговорот страданий!
- Но ведь… Ведь это же настоящий ад!
Асмодей пожал плечами.
- Но вы же изучали религиозны догматы. Разве вы не знаете, что самоубийцы попадают в ад?

[silverrat]

А я могу объяснить, почему я лично не хвалю этот рассказ. Я не понимаю смысла об этом писать. Я понимаю писать о суициде, когда человек скажем страдает от неразделенной любви или провала какого-то дела в жизни. Но когда абсолютный лузер, который для этого мира ничего не сделал, пытается покончить с собой, я вспоминаю премию Дарвина, которую дают тем, кто нелепо погиб, не успев передать свои гены потомству и таким образом избавил мир от присутствия подобной пустоты. Мне не жалко таких людей. Они не затрагивают никаких струн моей души. Они как вялые осенние мухи, которые ползают на стеклу, их легко поймать, придавить и дохлых выбросить. Вы будете жалеть мух? Я - нет. Человек приходит в этот мир, чтобы что-то для этого мира сделать. Если он пришел в этот мир, жрал, пил, носил одежду, тратил ресурсы, которые создавали другие люди, и при этом только ныл о том, как ему плохо - эти люди не должны вызывать никаких чувств. Паразит, бездельник. На планете огромное количество таких паразитов. В дикой природе они не выживают, они выживают только в человеческом обществе. Для чего? И для чего о них писать? Сказать - да, есть такое явление, как бесполезный шлак? Было такое понятие в дореволюционной русской литературе: "лишние люди". Они не были в полном смысле "лишними". Просто они не вписывались в общество. А здесь, на данном этапе существования человечества мы столкнулись с такими понятием: лишние люди.
Какой жизненный урок несет этот рассказ? Никакого.

Суицид, и даже чуть больше. Не просто уйти самому - унести с собой часть этого бессмысленного зацикленного мира.

Этот мир не имеет смысла у людей, лишенных цели в жизни. Всегда можно найти цель в жизни, стать хоть кем-то. Сделать хоть что-то доброе, совершить поступок. Хотя бы спасти жизнь маленькому брошеному котенку. Ну хоть что-то. Человек - уникальное создание природы. Венец творения. Как можно так бессмысленно растворять в пустоте себя?

Форма классическая (никаких новаторских интересностей, конечно, но это нормально в рамках выбранного жанра), язык прекрасный,

Как у вас противоречиво сочетается прекрасный язык и отсуствие интересностей.

[loki]

Паразит, бездельник.

Отчего же паразит? Нормальный гражданин. Ходит в офис на работу. Не опаздывает. Задания выполняет. Паразит, если бы он на шее у мамы сидел... Не сидит ведь!

К тому же покончить с этим хочет, места не занимать, чтобы. И даже поступок совершает. Многие ли вены порежут? Больно... А с крыши шагнуть? Большинство с вышки-то боится...

А то, что он не герой. А много ли мы знаем героев? Нет, кто-то, конечно, маскируется: мечтает об айфоне, даже экономит на него, кредит берет и героически выплачивает ))) Есть и реально героические люди, которые как впряглись, так и тащут воз без выходных и праздников. Но они почему-то и не вляпываются в неприятности вроде несчастных случаев и тем более самоубийств.

Как у вас противоречиво сочетается прекрасный язык и отсуствие интересностей.

Язык Веллера прекрасен. И очень прост. Язык Джойса называют прекрасным, т.к. он полон интересностей. Знаю 2 человек, дочитавших "Улисса". )))

[silverrat]

Отчего же паразит? Нормальный гражданин. Ходит в офис на работу. Не опаздывает. Задания выполняет. Паразит, если бы он на шее у мамы сидел... Не сидит ведь!

Знаете, меня уже количество людей, которые ходят в офис, стало напрягать. Это знаете, как в анекдоте про людоедов, которые устроились в компанию и жрали там всех этих офисных работников и этого никто не замечал. И только, когда они сожрали уборщицу, заметили, что они реально кого-то нужного сожрали.
Сидение на шее у мамы - это высшая степень паразитизма. А еще есть степень - сидение на шее у человеческого общества. Человек приходит в мир, ест, спит, какает. Вырастает, его пристраивают куда-то "бумажки перекладывать". Он проживает пустую, ненужную жизнь и исчезает. Он использовал ресурсы, не отдавая ничего взамен, кроме перекладывания бумажек.
Или скажем, вот рыба-луна откладывает около миллиона икринок, и большую часть их сжирают хищники, остается там десяток. Лучших особей. В человеческом обществе почти весь миллион этих самых "икринок" выживает.

[loki]

Он проживает пустую, ненужную жизнь и исчезает. Он использовал ресурсы, не отдавая ничего взамен, кроме перекладывания бумажек.
Или скажем, вот рыба-луна откладывает около миллиона икринок, и большую часть их сжирают хищники, остается там десяток. Лучших особей. В человеческом обществе почти весь миллион этих самых "икринок" выживает.

Эх, кабы все так просто было... Есть такое понятие, утилизация человеческого ресурса. Это, когда людям рельную производительную работу найти не могут (кстати, а сами чем занимаетесь?), им создают искусственные должности. Любимый мой пример - индийские женщины. Длинными ногтями рвут газоны. Такие газоны выглядят прекрасно. Но крайне трудоемки. Но человека с газонокосилкой не поставишь - его поставил, а безработных чем занять? В более высокотехнологичных странах утилизируют другими средствами. Человек выполняет работу - контролера, планктона, вахтера-охранника, второй девушки на ресепшене, специалиста в отделе администрации... Очень многих, с кем я сталкиваюсь, можно было бы удалить из системы - она продолжила бы работать - ничего бы не изменилось. Но нельзя - людям реально некуда будет идти. На самом деле каждый из нас и есть икринка. кого-то сожрет офис, и лишь единицы выберутся из болота, станут "героями"...

[silverrat]

Эх, кабы все так просто было... Есть такое понятие, утилизация человеческого ресурса. Это, когда людям рельную производительную работу найти не могут (кстати, а сами чем занимаетесь?), им создают искусственные должности.

Вот именно - искусственные должности.

Но нельзя - людям реально некуда будет идти. На самом деле каждый из нас и есть икринка. кого-то сожрет офис, и лишь единицы выберутся из болота, станут "героями"...

Это уже серьезная проблема.

ЗЫ Вы спрашиваете, чем я занимаюсь. Я разработчик отраслевого банка данных в дорожной отрасли. Сейчас осталась единственным разработчиком, который ведет этот банк. Я не хочу сказать, что эта вещь сильно нужная нашему обществу. Хотя нет, если отсчечь все ненужное, она была бы полезна. Но с навешанными на нее кучей ненужных людей, она сама становится бесполезной. Когда лошадь тянет повозку с нагружененной поклажей из пункта А в пункт Б, то это нужное дело. А когда на телегу, которую она тянет наваливают кучу бесполезного хлама, лошадь уже не может тянуть повозку и она останавилвается намертво. Лошадь напрягает все жилы, тянет, тянет, колеса круятстя, а хлам не дает двигаться.

Да что ж так мало-то - 2 человека!!!
Спасибо, ответили за меня)
Прекрасный язык - это тот, который полностью, без грамматических (а не орфографических и пунктационных, которые я могу спокойно простить, особенно не мастеру) и лексических ошибок соответствует выбранной форме (а если есть индивидуальный стиль, структура, метафорика и прочее - то вообще браво...)
Этот язык чистый и внятный. Кроме того, я отметила несколько явных индивидуальностей...

Это не прекрасный язык, это называется "читабельный" язык.

[loki]

осталась единственным разработчиком, который ведет этот банк. Я не хочу сказать, что эта вещь сильно нужная нашему обществу. Хотя нет, если отсчечь все ненужное, она была бы полезна.

Ну, вот видите...

Хотя резкость суждения о ненужных людях теперь понятно. Но с другой стороны, Альтшуллер описывал иновацию. Задачей было усовершенствовать операцию, чтобы сохранить что-то типа "ушек" на детали. Решение нашли. Потом изобретатель захотел увидеть производство целиком. Оказалось, что эти "ушки", которые никак не получались и над которыми работал целый цех, можно было вообще исключить из процесса. Люди плакали - как же так мы десятилетие делали операцию, которая реально не нужна.