Как не надо писать, Весьма забавная статья Опции Подписка на тему Сообщить другу Версия для печати Скачать тему Подписка на этот форум Режимы отображения Древовидный Переключить на: Стандартный Переключить на: Линейный

[Дина]

1. Лексика и синтаксис

— Филактер.
Речевые вставки без описания места действия, обстоятельств, персонажей и состояний. Филактеры — подвешенные в воздухе речевые пузыри, как их рисуют в комиксах. Читатели не верят фразам, брошенным в пустоте.
"- Ты магазин проверил?
- А как же.
- И сколько патронов?
- Ни одного.
- Надо же! У меня тоже. Что делать будем?
- Да ничего. Назад пойдем"

— Синдром Майка Шейне.
По какой-то причине, горе-авторы популярной серии о Майке Шейне с большой неохотой употребляли имена собственные, заменяя их эвфемизмами вроде «рыжеголовый соглядатай». Не бойтесь повторений слов, если это избавит вашу речь от неестественности. Лучше пять раз повторить неброское слово, чем изобретать неуклюжие способы его обойти. "Присев за кустом и целясь в псевдоплоть из калаша, отважный сталкер сказал:
- Нам бы еще хоть пару магазинов...
Вставший за стволом старого дуба пожилой скупщик укоризненно пробормотал:
- А не надо было, Сидор, их вчера на водку менять.
Смелый житель Зоны, прищурившись, поглядел на спутника.
- Но так хотелось отметить юбилей, как-никак, пятый день в Зоне — и живой.
Мудрый старик лукаво ухмыльнулся:
— Пять — это еще не срок. Вот проживешь тут с мое, вот тогда и отмечать будешь.
— Это да, — согласился бесстрашный юноша. — Ты бывалый, ты здесь уже месяц."

— Синдром Джеймса Бонда.
Упоминание в тексте брендов без описанием предмета, чем в начале писательской карьеры частенько грешил Ян Флеминг, автор популярной серии о Джеймсе Бонде. Можно сто раз написать Bentley, Walther PP и Bollinger, выдавая себя за эксперта, но это не создаст вашему миру объема. "Я натянул новенький ССП-99 "ЭКОЛОГ", который забрал у одного эколога, сунул в кобуру свою любимую Beretta 92FS, в другую еще более любимый FN HP-SА, накинул на плечо ремешок LR-300ML и зашагал в сторону Лиманска, обходя мясорубки с воронками"

— Переименовать кролика в смирпа
Берутся повседневные элементы нашего быта, переименовываются и, без малейших изменений в их природе, переносятся в некое фантастическое место.
Дешевые фокусы со «смирпами» особенно популярны в фэнтези, где герои разъезжают верхом на ящерах, которые ведут себя ну просто совершенно как лошади.

— Изящная вязь речи
Ненужные украшательства и кружева речевых конструкций, призванные придать работе видимость утонченности и спрятать ее смысловую простоту. Особенно часто начинающие авторы любят вставить цветистое многосложное слово, заимствованное из латыни, там, где вполне подошло бы родное и коротенькое. "Стылые, лишенные красок ночные небеса над Зоной напоминали плоский экран большого LSD-телевизора с прогрессивной разверткой, настроенного на давно заброшенный, годами никем не используемый, мертвенно молчащий канал"

— Последовательность действий
Частая синтаксическая ошибка начинающих авторов. «Распахивая дверь, он метнулся вверх по ступенькам и схватил револьвер из ящика стола...» Никак не мог наш герой проделать такое, даже если у него руки по 10 метров каждая. Эта ошибка часто перерастает в «деепричастную болезнь», потребность приправлять любые предложения деепричастными оборотами, которые часто вызывают сумятицу в последовательности событий. "Разбежавшись что было сил, я перемахнул аномалию, выхватывая на ходу ТТ и стреляя по нагонящим меня слева кабанам-мутантам, которые выскочили из подлеска со стороны Свалки, чьи холмы виднелись на севере сквозь висящий низко над землей вечерний туман")

— Словечки Павлова
«Звезда», «танец», «песнь», «слезы» и «поэт» — расчетливые штампы, использованные с целью вызвать у читателей мечтательный туман в глазах и приятное щемление в сердце. (Таинственная Зона окружала уставшего сталкера своим манящим очарованием)

— Синонимания
Патологическое злоупотребление эффектными, но неточными прилагательными. "Мотор лодки взбеленил воду" "Дрель заработала, и витиеватое сверло вгрызлось в стену"

2. Композиция абзаца и произведения

— Бафос
Необоснованные стилистические скачки.
«Мужики, ща они нас всех тут перемочат. Нам не удалось избежать конфликта!»
"Сидор, твою мать! — заорал я. — Ныкайся, ведь вскоре вражеские силы попытаются осуществить атаку с фланга!"

— Повторение – мать учения.
Тавтология, при которой действие, ясно обозначенное в диалоге, еще раз объясняется в авторской ремарке.
«Быстро делаем ноги!» — молил Сидор меня уйти поскорее.

— Дишизм
Непреднамеренный перенос автором на бумагу своих мыслей и чувств. Автор много курит за работой – его герои тонут и задыхаются. Автор не знает, о чем ему писать – герои жалуются на запутанность ситуации и часами бродят в тумане. Автор совсем юн и пока не успел потерять невинность — и громче всех вопит на форумах, что "бабам в Зоне не место!"

— Это я, твоя совесть
Комический подвид дишизма, когда автор, обеспокоенный слабым уровнем произведения, начинает вкладывает в уста героев: «Все это так странно», «Прямо как в плохом кино». «Я бы никогда этому не поверил, если бы не увидел собственными глазами!» «Такие совпадения бывают только в Зоне!» «Шанс добраться от Периметра до ЧАЭС без оружия один на миллион, но идея идти с закрытыми глазами, напевая "Раз Труляля и Траляля решили вздуть друг дружку" настолько сумасшедшая, что, может быть, и сработает.»

— Трибуна для настоящего героя
Автор впихивает в жанровую работу злободневные проблемы, не связывая их с сюжетом. Действия и слова персонажей в таких случаях вызывают зудящее ощущение бессмысленности, ибо автор измыслил проблемы единственно для того, чтобы герой мог влезть на трибуну и произнести речь. (Сталкер с большими трудами добирается до ЧАЭС, чтобы прочесть перед членами О-Сознания лекцию по экологии)

— Куриная слепота
Ленивый автор заставляет сталкеров часами резаться в карты в крошечной схроне, лишь бы не касаться описания Янтаря.

— Каша в голове
Герой «почему-то» что-то делает. «Где-то» оставил пистолет, «Первый раз в жизни» опоздал на работу. Это все рояли в кустах и признак нетвердой мотивации поступков героя.

— Смех за кадром
Персонажи начинают хохотать над своими шутками, плакать от своих потерь, лишая читателя всякой возможности самостоятельно им сопереживать.

— Я расскажу тебе
Вместо слов «У Сидора был изумительный комбинезон наемника», опишите комбинезон так, чтобы читатель сам понял, что комбез и правда охрененный.
Но избегайте впадать в крайности: незначительные события и маловажные детали иногда лучше преподносить в краткой, голословной манере.

— Синдром белой комнаты
Когда воображение отказало или еще не запустилось, у начинающих авторов рождается «белая комната» — безликое место действия, подробности которого еще только предстоит придумать.
Частый частный случай: «Прозвенел будильник, Сидор открыла глаза…»
Персонаж «просыпается» одновременно с автором. Оторвите и выбросьте такое начало! Разогревайтесь до рассказа, а не во время. "Сидор бежал что было сил, но они не отставали. Оглядываясь, он постоянно видел их позади. Их было пятеро, и у каждого автомат. Поднажав, Сидор свернул, но они все равно нагоняли."

— Персонажи-шаблоны
Общая болезнь жанровой литературы – заранее обозначенные принципиальные схемы поведения персонажей. Такие герои вообще не демонстрируют никаких убедительных эмоциональных реакций. Они просто выполняют функцию.

3. Затасканные до дыр сюжеты и неудачные ходы

— Адам и Ева
До тошноты распространенный сюжет, когда после ядерной катастрофы, крушения звездолета и т.п. выживают мужчина, который чуть позже найдет женщину… Продолжение вы знаете.

— Синдром Денниса Хоппера
С первых строк читатель влетает в псевдонаучную заумь с элементами мистики и чего-то вообще непонятного. Ближе к середине в рассказ вламывается придурковатый герой, дабы в конце, в длинном занудном монологе в лоб выложить истинную подоплеку происходящего.

— Рассказ про облезлую каморку
Сей автобиографический опус повествует о полуопустившемся псевдобогемном художнике (писателе, дизайнере или любом другом непонятом и неоцененном творце), живущем в облезлой каморке посреди бетонных джунглей большого города. Как правило, в основных ролях заняты слегка видоизмененные собратья по литклубу.

Как подвид — автобиографическое произведение, главный герой которого ноет, какой он урод и почему его девушки не любят… да что там! Его вообще никто не ценит!

— Короли и капуста
Рассказ, в который автор сумел впихнуть все мысли, что пришли ему в голову во время написания.

— Фабрика дырок на паровом ходу
Рассказ – экскурсия по некой обширной и сложной системе (чаще всего социальной). По отношению к идее мира все остальное вторично.

— Научно фантастическое фэнтези
Безвкусное смешение литературы чуда и рационального мировоззрения.
Пусть либо ФБР у вас охотится за мутантом, сбежавшим из генетической лаборатории, либо пусть нефтяники в вашем рассказе добурились до ада — но нельзя их сочетать в одном произведении. (А кстати, никто пока не писал про эльфов в Зоне? Пора уже, товарищи, пора.)

— Изыди, НЛО!
Берет свое имя от реалистического рассказа о жизни средневекового монастыря, который удалось продать в научно-фантастический журнал благодаря тому, что в самом конце очень кстати для автора, но несколько неожиданно для читателя, появляется НЛО.

— Сюжет, сюжет, еще сюжет
Авантюрный, как правило, рассказ, в котором сначала происходит то, а потом еще это, а затем еще и то… а в конце читателя ждет промежуточный финал, чтобы можно было написать вторую часть.

— Несуществующие альтернативы
Длинный перечень действий, которые персонаж мог предпринять, но решил не предпринимать. «Если бы я пошел в "100 рентген", то нажрался бы как псевдосвинья и спустил все артефакты. И к тому же пришлось бы отдавать долг Сидору. Хотя зачем мне вообще понадобилось у него одалживать — мог ведь просто украсть. Но тогда бы он с дружками надавал бы мне по голове и бросил подыхать в канаве. И долго бы я пролежал в той канаве? Да нет, ведь там бы меня наверняка унюхал бы кровосос, и пришлось бы......»

— Карточные фокусы в темноте
Навороченный сюжет, который оканчивается или никому не понятным намеком, или шуткой, или банальным научным фактом.

— Заговор идиотов
Сюжет развивается только потому, что герой и его окружение ведут себя как идиоты.

— Сюжетные бонусы
«Герой» должен собрать некое количество бонусов: артефакт, книгу заклинаний, мудрого старца…

4. Место действия. Описания. Персонажи

— Диалог сталкера со скупщиком
«Как вы уже знаете, Сидор, за последний месяц Зона разрослась в два с половиной раза и появилось семнадцать новых видов мутантов. - Без сомнения, Тертый, но в курсе ли вы того, что Долг снова наехал на Свободу, а монолитовцы захватили Янтарь, но потеряли Радар?»
Персонажи сообщают друг другу то, что им всем давно известно, но неизвестно читателю, к вящему удобству ленивого автора.

— Перекорм
Инфосвалка (ком экспозиции) — большой кусок неудобоваримой информации, необходимой для понимания происходящего.

— Искусство требует жертв (и теперь твоя очередь)
Подвид инфосвалки, когда автор засыпает читателя ворохом бессмысленных украшательств. "На Зоной, безумной и клокочущей, неудержимо вставало солнце, чтобы вновь позолотить своими лучами хитроспелетние людских судеб"

— Где я?
Отсутствие в экспозиции указания места или времени.

— Придурок в красной шляпе
Персонаж, о котором можно сказать только, что у него есть одна приметная черта. Например, он заикается. (Или например фразы вроде "На Сидоре была брезентовая куртка" — стало быть, кроме куртки на нем больше ничего.)


http://litstalker.ru/index.php?option=com_myblog&..

[Гость_Алиса_*]

Нет ничего такого в этом отрывке... кроме слов "сударь" и "бедный друг", из которых понятно, кто с кем говорит. Это примитивно и ничего такого оригинального в диалоге я не заметил.

Да, этот отрывок возможно хорош в контексте... Сам по себе он не очень отличается от диалогов у АлексаЧ (которые мне, впрочем, нравятся).

Хорошо не нравится вам этот отрывок, приведу другой, это целая глава, состоящая практически из одного диалога. Здесь герои не стоят как статуи, они совершают движения. Но при этом здесь нет такого, что меня обычно бесит
- Да, - сказал он почесывая за ухом
- Хорошо, - сказала она, заправляя волосы за ухо.
Т.е. если герои и совершает действие, то реплика его при этом длинная или идет приличная пауза в диалоге. А так выходит, что все персонажи у авторов какие-то невротики, чтобы сказать слово им обязательно надо еще чем-нибудь подвигать. И еще главное чему надо научится у Мервина Пика, как строить сам диалог. Обычно в плохих книгах в диалог автор пытается впихнуть объясняловку для читателя, у Мервина Пика все по другому, его герои общаются только между собой и не говорят с читателем. Читатель лишь сторонний наблюдатель, он может остаться безразличным или ему самому со всем придется разобраться, а раз ты начинаешь разбираться, то неминуемо погружаешься с головой в этот мир и уже не представляешь свою жизнь без него.

– А, вы об этом! – сказал старик. – Да оно мне и ни к чему. – Он издал низкий, чрезвычайно неприятный смешок умудренного всепониманием человека. – Я просто-напросто ничего не приемлю, вообще ничего. Возьмем, к примеру ваше лицо. Неправильное лицо – как, впрочем, и все остальное. Жизнь удивительно проста, если смотреть на нее с этой точки зрения – ха-ха-ха-ха!

Негромкое, утробное удовольствие, сообщаемое старику его отношением к жизни, показалось молодому человеку безобразным, и он, вопреки своей природе – меланхоличности, невыразительному лицу, пустому голосу, тусклым глазам – осерчал.

– А я не приемлю вас! – выкрикнул он. – Я не приемлю нелепый угол, под которым вы сгибаете ваше полумертвое, только для живодерни и пригодное тело. Не приемлю вашей белой бороды, свисающей с подбородка, точно грязная морская трава… Не приемлю ваших крошащихся зубов… Не…

Старик был в восторге: утробное клохтанье его все длилось, длилось…

– Так ведь и я тоже, молодой человек, – просипел он. – И я тоже. Тоже ничего этого не приемлю. Видите ли, я не приемлю даже того, что нахожусь сейчас здесь, а если б и принимал, то не принял бы долженствования этого. Все до смешного просто.

– Вы просто пытаетесь быть циником! – воскликнул молодой человек. – Только и всего!

– О нет, – сказал коротконогий старик. – Я никаких таких быть не приемлю тоже. Если бы только люди отказались от стараний быть чем бы то ни было! Да и чем они могут быть, в конце-то концов, помимо того, чем уже являются – или являлись бы, если б я принял за факт, что они хоть что-то собой представляют?

– Мерзость! мерзость! МЕРЗОСТЬ! – завопил впалощекий молодой человек. Угнетенные страсти его после тридцати проведенных в нерешительности лет нашли, наконец, выход. – Довольно, мы и так уже слишком долго провалялись в могиле, старая вы скотина, это там хорошо и правильно быть ничем – холодным и конченным. Но разве жизнь такова? Нет! нет! будем гореть! – вскрикивал молодой человек. – Сожжем нашу кровь на высоком костре жизни!

Однако старый философ ответил:

– Могила, молодой человек, вовсе не такова, какой вы ее себе представляете. Вы оскорбляете мертвых, молодой человек. Каждое ваше бездумное слово пятнает чью-то гробницу, уродует усыпальницу, возмущает грубым топотом покой смиренного могильного холма. Ибо смерть есть жизнь. Живо лишь то, что безжизненно. Разве не видели вы, как в сумерках спускаются к нам с холмов ангелы вечности? Еще не видели?

– Нет, – ответил молодой человек, – не видел!

Бородатый философ согнулся пониже и уставился на молодого человека.

– Как, вы ни разу не видели ангелов вечности с большими, как одеяла, крылами!

– Не видел, – ответил молодой человек, – и видеть не хочу.

– Для невежды не существует глубин, – продолжал брадатый старец. – Вы назвали меня циником. А как я могу им быть? – я ничто. В большом содержится малое. Но я вам вот что скажу: пусть Горменгаст – бессодержательный образ, пусть зеленые дерева, переполненные жизнью, переполнены на самом деле отсутствием оной, – но когда апрельский агнец поймет, что быть ничем – это больше, а не меньше, чем быть апрельским агнцем, – когда все это станет известным и признанным, тогда, о вот тогда… – Теперь он поглаживал бороду быстро-быстро. – …тогда вы приблизитесь к рубежам изумительного царства Смерти, где всякое движение совершается вдвое быстрее, где краски вдвое ярче, любовь великолепней вдвойне, а грех вдвойне пикантен. Кто, кроме человека дважды близорукого, не способен увидеть, что только в Потусторонности хоть что-то способно обрести Приемлемость? А здесь, здесь… – Он развел ладони, как бы отвергая земной мир. – Что есть приемлемого здесь? Здесь нет ощущений, никаких.

– Страдание и счастье, – сказал молодой человек.

– Нет-нет-нет. Чистой воды иллюзия, – возразил старец. – Вот в изумительном царстве Смерти Счастье безгранично. В сравнении с ним даже длящиеся месяц напролет танцы среди небесных лугов – ничто, решительное ничто. И пение человека, летящего верхом на огненном орле… пение из довольства сердца своего.

– А как насчет страдания? – спросил молодой человек.

– Люди изобрели идею страдания, дабы упиваться жалостью к себе, – прозвучало в ответ. – Но Истинное Страдание, которое мы узнаем в Потусторонности, – вот это штука стоящая. В том Царстве даже обжечь себе пальчик – значит пережить многое.

– А что будет, если я подожгу твою белую бороду, старый мошенник! – заорал молодой человек, зашибший в тот день ногу и так узнавший цену земным невзгодам.

– Что будет, если вы ее подожжете, дитя мое?

– Огонь истерзает твой подбородок, и ты хорошо это знаешь! – воскликнул юноша.

Презрительная улыбка, заигравшая на губах теоретика, оказалась для его собеседника непереносимой, и он, не сумев обуздать себя, схватил ближайшую свечу и подпалил бороду, мотавшуюся перед ним с вызывающим видом. Борода занялась быстро, сообщив ужасу и изумлению, обозначившимся на лице старика, нереальный, театральный оттенок, изобличавший самое что ни на есть истинное, пусть оно и было земным, страдание, что пронзило несчастного, когда он ощутил сперва в подбородке, а там и в щеках, жгучую боль.

Жуткий, визгливый вопль вырвался из его старого горла, и коридор мгновенно заполнили люди, точно они только и ждали за кулисами сигнала, чтобы выскочить на сцену. Голову и плечи старика окутали сюртуками и куртками, пламя сбили, но к этому времени нервный молодой человек со впалыми щеками уже успел куда-то удрать, и больше о нем никто никогда не слышал.