Последняя девственица маркиза, попытка фантастично-эротического романа Опции

[Mishka]

Маркиз распорядился, чтобы за ужином ему не подавали ничего жирного, никакой баранины или телятины, только приготовленные на пару овощи - желудок его должен быть легок, чист, не обременен перевариванием. Бокал бургундского - это все, что он может позволить себе сегодня, его ждет опьянение совсем иного рода.
Он волновался так, точно ему впервые приходится исполнять свой господский долг, тогда как через его "малыша" за тридцать лет господства прошло никак не меньше двух тысяч девиц, созревших для замужества.
- Меньше, господин,- ответил служка,- не две тысячи, а тысяча девятьсот девяносто девять. Сегодняшняя будет двухтысячной. Красавица, скажу я вам, даже для своих малых лет уже женщина, а что будет дальше - и не помыслить.
- Так вот отчего во мне такое волнение,- высказал маркиз свои мысли вслух, выставил свою внутреннюю дрожь напоказ.- Все мое волнение происходит по причине цифр: две тысячи - это ж несметное число. Кто из соседей может похвалиться подобным подвигом.
Он нервно расхохотался и расстроился, когда заметил, что смеется нервно - плохой знак, признак неуверенности. Впрочем афродизьяк из жабьих лапок, смешанных со цветком нарцисса, по видимости, начал действовать. Он почуствовал тепло в области паха, которое вскоре обещало превратиться в похотливое пламя.
- Красавица, говорите,- обратился маркиз к служке, а на самом деле к себе.- Дело ведь вовсе не в похоти, а в долге, в исполнении долга. Полагаете, что все мои девственницы были прелестницами, со многими я возлежал через силу, лишь по обязанности. Малорослые, тяжелые ниже пояса дети крестьян, ломовые лошадицы, ничего не понимающие в искусстве любви. Их всему приходилось учить. Боже, как я устал от крестьянских девственниц. Но были и великолепные моменты, не стану привирать.

[Гелиал]

У Мишки журналистический стиль изложения, по большей части просто перечисление событий, я и сам этим грешу. Но что хорошо для журналиста, плохо для писателя. В каком-нибудь детективе так еще прокатит, но писать Эротические рассказы, таким языком... Мне это напоминает судебное заседание по делу об изнасилованиях, где сухим языком прокурор подробно зачитывает, кто кому, сколько раз и куда сунул.

[Mishka]

У Мишки журналистический стиль изложения, по большей части просто перечисление событий, я и сам этим грешу. Но что хорошо для журналиста, плохо для писателя. В каком-нибудь детективе так еще прокатит, но писать Эротические рассказы, таким языком... Мне это напоминает судебное заседание по делу об изнасилованиях, где сухим языком прокурор подробно зачитывает, кто кому, сколько раз и куда сунул.

Тему развивать не буду, баловство, да и Монк наругал.
А вот насчет изложения хотел бы с вами поспорить. Когда-то я писал цветасто, точно девица, описывал вещи, которые и умалишенному ясны. К своему "журналистскому" стилю изложения я долго шел и наконец пришел.
Грешите этим почаще, создавайте ужимки из своих текстов, такой вот совет. Я вам позже скину линк на этот рассказ, только напомните. Людям нравится.

[Mishka]

Молчу вынужденно: ездил в Будапешт проверить дела. Воруют, собаки, как и везде, глаз нужен за всеми.
Поселился в номере гостиницы с невыговариваемым названием, что-то вроде Кобанья Тер. Не спалось, глазел в потолок час или два, после постучались в дверь, я сказал: зайдите. Девушка была мадьяркой, я не был к ним привычен. Многие из них крупные ниже пояса, деревенский тип. Другие стройные, легкие подвижные фигуры, ноги точно у газелей, тонкие, но налитые продольными выносливыми мышцами. Но лица зато сухие, скулы выпирают, губы тонкие, глаза крошечные.
Следом за худышкой зашла другая мадьярская девушка, покрупнее. Она пышела физическим обильем: большие круглые плечи, талия не осиная, но все же заметная, ниже бедра, танцующие при ходьбе. Мне подумалось, будь мне на двадцать лет меньше, обе стали бы моей. Но когда заметил, что они придвигаются ко мне ближе и ближе, то понял, что их мне послали.
- Сколько можно ломать комедию?- поинтересовался я у девиц.- Поинтереснее вас мне встречались. Обнимайте уж меня, ласкайте, а то усну от такого счастья.