Александр Позин. Меч Тамерлана. Книга вторая. Мы в дальней разлуке, историческая фантастика про "попаданцев наоборот". Опции Подписка на тему Сообщить другу Версия для печати Скачать тему Подписка на этот форум Режимы отображения Древовидный Переключить на: Стандартный Переключить на: Линейный

[Iskander_2rog]

Уважаемые форумчане!

Представляю Вам вторую книгу цикла "Меч Тамерлана". Первая книга здесь.

С уважением к моим первым читателям,
Александр ПОЗИН

[Iskander_2rog]

Глава 4. Анархия, мать её…

«У нашего господина ни ржи, ни овина.»
Русская народная пословица

«Мы редко вспоминаем здесь любимых и подруг:
В любой таверне девы есть, что скрасят наш досуг,
А меч и боевой топор не убегут с другим…
К чему о бабах разговор – мечам слагаем гимн!
Вперёд! Назначена цена,
Вперёд! Известно место встречи,
Вперёд! Уплачено сполна,
Противник назван… Ещё не вечер!
Десяток, сотня или тьма – нам это всё равно:
Вперёд- заплачена цена и выпито вино…
Где та, что руки заломив, заплачет над тобой?
Шагай вперёд, покуда жив, дерись, пока живой!»
Анжей Сапковский

Если сказать, что жизнь Арсения Яценюка была пёстрой, значит ничего не сказать. Поначалу – обычное босоногое детство деревенского мальчишки. Бегали по горам и пригоркам Жигулей, лазали по деревьям, не забывая деревьев фруктового сада деда Калги, купались в Волге, удили рыбу. Строгий отец – хитрый и хапужистый Васильевский кулак – бил парня смертным боем за малейшую провинность.
Потом – суровая, но полная впечатлений жизнь учащегося реального училища. Первая любовь, несчастная, - к гимназистке Наталке. Первые драки. Первая ненависть – к лучшему другу и удачливому сопернику. Первые выходки – дикие выходки горчишников Струковского сада. Первый стакан вина и первое посещение срамного дома с весёлыми мамзелями. Пора отрочества закончилась первым предательством. Не Арсения предали – он предал. Предал лучшего друга и возлюбленную. Начиная тогда, он и не подозревал, что подлость и предательство войдут у него в привычку и станут второй натурой.
Пора взросления началась у него с убийства. С каким наслаждением он вогнал нож в бок Козлобородого. Деньги, причём немалые, посулило за убийство ему некое Братство Звезды. Однако не обманули, заплатили, но убийство получилось какое-то кривое: резал, да недорезал, выжил окаянный. Но отныне путь в честное общество был Сеньке закрыт. Он опустился на самое дно: шлялся по каким-то притонам. Спускал деньги на игры и дешёвых шлюх, подворовывал по случаю. А когда стало в городе невмоготу – рванул на вольные хлеба, в Жигулёвские леса. Сколотил из подонков, укрывающихся от призыва в армию, банду, с которой наводили ужас на Сызрань, Ставрополь, Ширяево, Сенгилей, уездные сёла и деревни. Погуляли вволю, поразбойничали всласть. Но недолго верёвочка вилась, власти, занятые войной на западе, обратили, наконец, свой взор на восток, выслав команду из солдат и казаков – перестрелять разбойничков. Понял Сенька, что дело худо.
Война – мать родна – дала ему шанс. Шанс стать приличным человеком. Связавшись с властями, он, в обмен на помилование, сдал своих друзей-разбойничков. Они обтяпали очередное предательство вместе с жандармским полковником, с которым Арсению пришлось делиться награбленным. В обмен на это полковник пообещал ему, что армейская служба, а это было одним из условий сдачи, будет непыльной и подальше от боевых действий. И опять предательство сошло Сеньке с рук – жандарм не обманул и, используя армейские связи, устроил служить его во флот – на линкор «Гангут», на котором после бунта наблюдался большой некомплект личного состава.
Служба на линкоре была непыльной и весёлой. Корабль, после минирования Финского залива, вместе с другими дредноутами класса «Севастополь» прочно стоял у причальной стенки в Гельсинфорсе. Единственными сражениями матросов линкора были попойки в местных пивнушках и сексуальные труды в постелях дебелых финских проституток. От безделья, да на казённых харчах, матросы поправлялись, а в их головы лезли всякие нехорошие мысли. Ко времени появления в экипаже Арсения среди матросов насчитывалось полторы сотни последователей разных политических партий. Эсеры ненавидели кадетов, эсдеки различных направлений презирали эсеров, анархисты воевали против всех, местечковые националисты свысока смотрели на весь этот великорусский междусобойчик, лелея надежду, что грядёт час избавления от русского ига. Всё было всерьёз и порой дело доходило до мордобоя. Все сходились лишь на одном: самодержавию приходит крышка. Самой влиятельной и большой среди матросов партией, были анархисты. Они-то и встретили Сеньку с распростёртыми объятиями, разбойники и бандиты были у анархистов в чести. Анархисты вообще не утруждали себя теоретическими изысканиями и прочими умствованиями, а предлагали простые решения, недалеко ушедшие от тривиального разбоя.
Арсений, попав в такую компанию, так и не освоил толком морскую науку: пришла Февральская революция, и совсем уж стало не до овладения флотской премудростью. Боевую учёбу заменили митинги, наставления и уставы – постановления и резолюции. Зато он быстро стал своим среди корабельных бездельников, которые гордо величали себя анархистами-социалистами. Вовсю развернулась эта компания после Февраля. Весело тогда было! Вот где жестокая, склонная к насилию, Сенькина натура развернулась во всю ширь. Весело топили офицерьё в прорубе, весело их обливали ледяной водой и весело катались по заиндевевшим телам на санях. Стараясь походить на своих кумиров – революционеров, он стал отращивать волосы и носить пенсне, благо, после того как они перебили буйных, а тихие офицеры помалкивали, следить за соблюдением уставов стало особо некому. Вкупе с чрезвычайной худобой, длинными руками и пальцами, новый облик Арсения приобрёл вид демонический и загадочный. В иные времена бравая матросня вряд ли позволила верховодить собой столь субтильному субъекту. Но в дни революционных потрясений престранный облик и разбойничий шлейф и не такое проделывали с сознанием заурядных, казалось бы трезвомыслящих особей. Да только избран был Арсений от экипажа в Центробалт, где братва, исповедующая идеи анархизма, получила большинство.
В октябрьские дни Центробалт отрядил для помощи московским рабочим большой отряд под командой отчаянного головореза Федьки Расколова. Разбившись на ряд более мелких отрядов, матросня принялась наводить «революционный порядок» в Первопрестольной. Один из отрядов вёл не имеющий боевого опыта, кроме разбойничьих налётов, слабо ориентирующейся в вопросах флотской службы, но зато верный заветам Бакунина, возглавил не имеющий никакого боевого опыта, но зато свой братан-анархист, Арсений Яценюк.
Для Сеньки участие в московских событиях стало вершиной его кровавой карьеры. Одновременно сей визит разбудил в нём прежних, казалось бы давно уснувших, демонов прошлого. Хватило одного взгляда на уверенного, по-хозяйски распоряжающегося в Москве, Николая Заломова, как рука сама потянулась к маузеру. Только усилие воли не позволило всадить этому выскочке пулю промеж его наглых глаз. Но в место этого Сенька улыбнулся и, протянув руку, пошел навстречу сопернику. Бес ненависти к более удачливому сопернику и бес вожделения к потерянной возлюбленной вновь овладели им. Тем слаще для Сеньки было узнать, что Николке тоже ничего не обломилось с гордячкой. Ветреница пальчиком поманила этого деревенского увальня и упорхнула, что, безусловно, давало ему шанс. И совсем уж не удивился он, узрев среди красногвардейцев эту шлюху, Глашку, и её хахаля. Революция тем она и хороша, что всем даёт шанс выбраться из грязи, да в князи. Иное дело – нимфа с изумрудными глазами, незнамо где ныне обитающая. Происхождения она – самого прескверного в нынешнее время, так и напрашивается на то, чтобы поматросить и бросить. Многих, подобных Наталке, поимел Сенька со славных Февральских деньков, многих попортил: дворяночек, мещаночек, чопорных мамаш и трепещущих невинных дочурок. Победителю всё дозволено! Он по собственному опыту знал: неприступная прежде офицерская жена, становилась ой как доступна, получив статус офицерской вдовы. Тем более, если он сам присвоил этот статус, утопив в проруби муженька. Арсений аж причмокнул, представив как будет измываться над желанным телом.
Однако, после Октября всё пошло не так, как он задумал. А как-то криво и вкось. За Октябрём наступил февраль восемнадцатого, когда вконец разложившиеся матросики под Нарвой дружно бежали от германца, отнюдь не испытывающих братских пролетарских чувств к врагу. Долго помнил Сенька тот панический ужас, что овладел им, когда по их позициям жахнула немецкая артиллерия. Что и говорить, не выдержала его подлая душонка испытания реальным боем! Мучительно стыдно было Арсению вспоминать об этом. Слабым утешение было то, что робость и малодушие проявил не он один – вся бравая матросская команда по главе со своим командиром Пашей Буренко пустилась наутёк. Бежали далеко, так далеко, что добежали до Волги, остановившись лишь в губернском городе С. Тут их и настиг карающий меч революции в лице хмурых, немногословных латышей-чекистов. Проштрафившуюся команду сняли с бронепоезда, а Пашу Бурнеко под конвоем отправили в только что вновь ставшую столицей Москву – ответ держать.
Чуткий к переменам Арсений остался в губернском городе, решив не преть на рожон, а отсидеться и понаблюдать. Что-то всё происходящее вокруг ему решительно перестало нравиться. Виданное ли дело: революцию вместе делали, кровь на баррикадах вместе проливали, а как командовать – большевики одни первыми оказались. Заняли все посты, все должности и никого из других социалистических партий пускать не хотят. Дюже обидно все это было Яценюку. И ещё одно непонятно было бывавшему матросу – большевики, вместо того, чтобы, как и предполагалось, разрушить государство, стали только укреплять государственную власть. Да так рьяно закрутили болты, что жизнь при прежней власти мёдом начала казаться, при царизме отродясь таких безобразий не бывало, вот тебе и «Николай Кровавый»! Уже и «социалистическое отечество в опасности» объявили, и это вместо того, дабы немедля броситься всеми силами в Европу - раздувать пожар мировой революции против буржуев всех стран. А братья-анархисты как раз были бы совсем не против прогуляться в Европу на тачанках да на бронепоездах – пограбить, повеселиться. В бульон ненависти, и возмущения, клокочущий в груди Арсения, перца добавил и тот факт, что его главный недруг Заломов был большевиком.
К тому времени Яценюк примкнул к отряду моряков Балтийской гидроавиации, невесть как расквартированной в губернском городе С. Преодолел таки он боязнь перед неприятельскими пулями и снарядами, но и на рожон не лез как некоторые. Зато хорошо овладел пулемётом и метко из него бил. И не прогадал, пулемётчик – специальность на войне дефицитная, ценная. Хороший пулемётчик – всегда в чести у командования и уважаем бойцами. Сенька честно сражался с белочехами, и его пулемёт надёжно прикрывал отступающие за речку Самару красные части. А за несколько дней до этого, 3-4 июня 1918 года, его пулемёту пришлось изрядно потрудиться во время трагического сражения под Липягами, на изъеденных оврагами склонах реки Татьянки. Собранные спешно, «с миру по нитке» части Красной Армии пытались противостоять легионерам Чехословацкого корпуса, который к тому времени обошел губернский город С. с юга и, возле посёлка Иващенково, вышел в тыл красноармейским частям. Собранным наспех латышам с Трубочного завода, татарам Уфимского полка, хилым подразделениям Симбирского полка, китайцам, матросам гидроавиации, башкирам, венграм, немцам, румынам, добровольцам-коммунистам, эсерам и анархистам, противостояли монолитные отряды легионеров. На стороне белочехов был численный перевес, дисциплина, владение боевыми навыками и мощная бронированная ударная сила – бронепоезд «Орлик». Красные им смогли противопоставить только героизм на фоне разгильдяйства, отсутствия единого командования, несогласованности действий, недисциплинированности. Итог боя – жестокий разгром Красной Армии – был закономерен, даже несмотря на то, что матросы гидроавиации, грамотно расставив пулемёты и отрыв окопы, отразили все атаки легионеров. Их обошли и, чтобы не попасть в окружение, они вынуждены были отступить, бросив свои пулемёты.
Долгое время судьбинушка как будто берегла Сеньку: ни пуля, ни осколок не брали его. Так было в часы тяжелых отступлений под ударами белочехов, цел-целёхонек он остался и при начале наступления подкачавшей мускулы Красной Армии. Ни царапины и при кровавом штурме Симбирска, и при стремительной атаке на Сызрань, а вот поди ж ты, и на старуху бывает проруха. Видно правду люди говорят, «сколько верёвочки не виться – всё равно конец будет», зацепило его взрывной волной при штурме Александровского моста. Да так зацепило, что подбросило, и шмякнуло об землю, и сверху, словно издеваясь, на него упал, придавив к земле, его брат родный – пулемёт Максим. Нашли Арсения много позже сражения, в горячке боя и не поняли – думали, убит пулемётчик. Он был весь засыпан землёй, придавлен обломками пулемёта, оглушен, контужен и… ни одной раны, ни одной царапины. Контуженного долго осматривали лучшие врачи губернского города С., пытались лечить, но результат оставался плачевным. Контузия оказалась тяжелой: Яценюк почти полностью потерял слух, речь стала несвязной и заикающейся, у него тряслась голова, а конвульсивные движения правой руки время от времени выписывали траекторию, будто он играет на балалайке. Ни о каком продолжении военной службы и речи не могло идти.
- Похоже, батенька, что вы на сегодня отвоевались. – наставлял Арсения при выписке доктор Белавин. – Все, что в моих силах, я сделал, остальное – в руках матушки -природы. Вам, юноша, требуется период длительной реабилитации, езжайте-ка вы домой, в село, на вольные хлеба, да на свежий воздух.
- И ч-что, м-мне та-так в-всю жи-жизнь х-ходить? – едва выдавил из себя Сенька.
Дмитрий Степанович ответил не сразу, пожевал губами, подумал, снял и протёр линзы пенсне своей, застиранной до серости, манишкой. И только потом, водрузив пенсне обратно на нос, признался:
- Не знаю, не знаю! – он развёл руками в стороны. – Дырки-то в теле мы заштопывать, слава Господу, научились. А голова – предмет тёмный, до сих пор мало изученный. Но я вам, батенька, так скажу: ничего невозможного нет! Вы человек молодой, жизненных сил предостаточно, авось и сдюжите недуг. Следите за своей координацией движений, научитесь концентрации внимания, давайте контуженной руке делать простейшие операции. Говорите медленно и чётко, следите за своей речью. И, главное, концентрация, концентрация, концентрация… Возможно однажды наступит такой момент, что вы почувствуйте, что недуг отступил.