Лю Цысинь. Задача трех тел, Роман самого крутого китайского фантаста Опции

[Fun_Division]

Недавно я снова начал читать книги и под руку попался впечатляющий роман Лю Цысиня «Задача трех тел» (2006). Говорят, что Цысинь является лицом китайской фантастики — и роман эту репутацию оправдывает. Но ↓не смотрите вниз, если боитесь спойлеров↓



Стержень «Задачи трех тел» — забавная идея о том, что получать четкие данные в экспериментах с ускорителями частиц нам мешают инопланетяне. Т.е. что весь кризис передовой науки на самом деле — дело рук кого-то извне. Вторая же стержнеобразующая мысль — что мешающие инопланетяне на самом деле просто мигранты с умирающей планеты, которые таким образом пытаются выжить.

История «Задачи трех тел» — это история борьбы за выживание планетарных масштабов (собственно, три тела — это три солнца, уничтожающие планету пришельцев). Роман написан как хроника этой борьбы. В произведении нет четко выраженного главного героя — лишь два ключевых персонажа-ученых. Если разбить текст на 500 страниц, то общая структура будет примерно такая:

1. 100 страниц вступления про совершившую в 60-х первый контакт с пришельцами женщину-ученого;
2. 250 страниц развертывания цепочки твистов, подводящей к «барабашке» в ускорителях частиц;
3. 050 страниц финальной экшн-сцены;
4. 100 страниц пояснений идеи искажения данных в ускорителях частиц от лица инопланетян.

У текста очень длинное вступление и очень короткое финальное действие. Роман похож на человека с огромными ступнями и маленькой головой. Такая структура характерна для умной околофилософской литературы (например, когда в «Степном волке» герой весь текст занимается самокопанием, а под самый конец попадает в магический театр). Такой задел под умный текст я встречаю в современной «умной» фантастике постоянно. Это интересная и крутая тенденция. Но в случае с «Задачей трех тел» реализована она лишь частично и для конкретных целей. Начало и конец — как в умной книге, а вот основная часть — остросюжетная фантастика с кучей интригующих твистов.

Представьте, что у человека с огромными ступнями и маленькой головой имеется идеально накачанный пресс — вот это «Задача трех тел».

Зачем автор совместил умную сюжетку с беллетристской? Очевидно, чтобы подчеркнуть повествование в стиле документальной хроники. В некоторых боевиках про пришельцев режиссеры точно также вставляют указания точных места\времени событий для подчеркивания достоверности. Вот только Лю Цысинь использует систему подобных приемов куда круче.

Впрочем, из-за стилизации под документалку возник неприятный момент — автору понадобился некий «скриптор», с позиций которого камера повествования фиксировала бы действие. Такие наблюдатели характерны для старых текстов и в современной литературе считаются ненужным довеском. Помните в романе Лермонтова «Герой нашего времени» был рассказчик, нашедший дневники Печорина? Не помните? А он был. Элемент текста, оправдывающий повествование.

Так вот у Лю Цысиня оправдывающим повествование элементом является целый главный герой.

Эта необходимость иметь скритора породила еще одну проблему — невозможность изящно подать мир глазами пришельцев. Последние 100 страниц читатель читает перехваченные записи инопланетян и как бы смотрит на мир их глазами, что выглядит не очень органично в рамках заданной стилистики. С одной стороны финальные 100 страниц — самая интересная часть книги, которая все объясняет (про себя книги с таким огромным пояснением после экшена я называю «комментарием Дамблдора»), а с другой — стилистически это самая провальная часть текста.

Что мы получаем в итоге? Автор придал тексту максимальную серьезность, но по этой же причине пожертвовал чувством сопереживания пришельцам (хотя я почти готов был их пожалеть, что круто). Большинство художественных приемов оставили странные впечатления, но большинство фантастических концепций просто великолепны. Это реально крутой роман, который лезет не территорию высокохудожественной прозы.

Отличие фантастического текста от реалистического в том, что первый рассказывает интересную историю — а второй рассказывает историю интересно. И текст особенно хорош, когда автору удается и то и другое.

[devastator squad]

Вот тут про неё особо и не поговоришь. Желающих нет. Я создавал тему про Уоттса, она сразу заглохла.
По поводу переусложнённости: решил перечитать "Времена смерти" Жарковского. Вот уж где автор наусложнял без меры. А читается всё равно с большим удовольствием. Так шта...

[Fun_Division]

решил перечитать "Времена смерти" Жарковского.

Я Жарковского не читал, но как-то брал интервью у первого фантастоведа СНГ Кофтун, где она его упоминала как своего рода российский аналог Уотса. Мы с ней в том числе обсуждали сложность современных писателей. Вот вырезка из интервью:

— Вопрос общего плана — вам не кажется, что фантастика становится слишком сложной? Я про «умную» фантастику. Тот же Питер Уоттс, Стивенсон, Мьевиль. Есть ли такая тенденция к усложнению в современных текстах?

— Да, есть — в том, что у нас привыкли именовать фантастикой научной или, точнее, «твердой» НФ. «Я, Хобо» Жарковского метко назвали «фантастическим производственным романом» из-за обилия жаргона и сленга космических первопроходцев. Уоттса и Стивенсона действительно одолеет не каждый. Мьевиль, по-моему, откровенно утомителен именно «смешением всего и вся».

Терминологическая сложность не ведет к потере читательского интереса. Скорее, она создает ощущение, во-первых, достоверности, а во-вторых — добротности, «фактурности» действия… Нелегко понять, как, собственно, при подобной стилистике возникает эмоциональная сопричастность читателя к художественному произведению. В прошлом веке научную фантастику нередко упрекали именно в механистической «выхолощенности» проблематики и стиля. Отчасти данные недостатки стимулировали поворот массового читателя в 1990-е годы к фэнтези, где с лепреконами или баньши «подружиться» было все-таки легче.

Верно, впрочем, и обратное: «техническая» сложность текста дает читателю ощущение доступности серьезного чтения и причастности к новейшими научным дискуссиям. Однако для эмпатии этого мало. Приходится признать, что писателям удается воспроизвести если не сложность характеров, то, по крайней мере, достоверность мотиваций героев. Персонажи сталкиваются с проблемами, в той или иной степени затрагивающими каждого: как жить (и выжить) в мире развитых технологий, глобальных преобразований, непрерывно увеличивающегося темпа даже, казалось бы, максимально удаленного от науки быта.

Авторы хорошо передают ощущение персонажами своих (и человечества) перспектив — почти безграничных. И одновременно — их растерянность перед сложностью социального бытия, разрывом традиционных общественных связей, неизбежным комфортно-технологическим одиночеством. Воплощением подобной отстраненности от других предстает Сири Китон, главный герой романа Уоттса. По его признанию — обращенному к близкой знакомой, отчаянно нуждающейся в общении с ним, — он очень хотел с ней поговорить, но просто не нашел подходящего алгоритма*.
https://primechaniya.ru/home/news/10757/11309/