Хуже не бывает Опции Подписка на тему Сообщить другу Версия для печати Скачать тему Подписка на этот форум Режимы отображения Древовидный Переключить на: Стандартный Переключить на: Линейный

[Betty]

Начало этого текста соавторское на конкурс и тема заезженная, попаданческая. Но так хотелось чего-то веселого и оптимистичного, вот и написалось. А оказалось, что герои требуют продолжения банкета и черновиков много. Поэтому рискну выложить начало и послушать ваши комментарии перед тем, как попробую привести черновики продолжения в порядок.

Хуже не бывает

Каждую ночь он тонул. Его крутило в сером, мутном водовороте, верх и низ перепутывались, легкие разрывались от желания вдохнуть, но воздуха не было, и он просыпался в холодном поту. Один и то же сон…
Отец учил: попал в водоворот – надо расслабиться и опуститься на самое дно. Там воронка слабеет, и можно, хорошенько оттолкнувшись, вырваться, спастись.
То же самое говорила старая Нимэль, жрица Ирды. Это она собрала его, покалеченного, по кусочкам: залечила раздробленную ногу, стянула порванные сухожилия руки, отогрела окоченевшее уже тело дыханием целительского дара. Отогнала жадно принюхивающуюся смерть. И, увы - это было все, что смогла. Хотя, конечно, редкий дар у нее. Таких целительниц, как Нимэль, не сыскать даже в столице.
«Могло быть и хуже, Таред, – увещевала его жрица, кормя с ложечки наваристым бульоном, - жив ведь остался. А если бы совсем лишился руки? А если бы вовсе не поднялся? Благодари богов. Благодари Ирду!»
Не получалось. Вместо благодарности рождались горькие мысли: «Лучше бы я тогда погиб, чем так жить». И снова, снова – один и тот же сон: водоворот, он тонет, борется изо всех сил, а спасения нет. Лишь бесконечное падение и страх.
Вздыхала Нимэль, вытирая испарину с его лба после очередного кошмара, и говорила: «Боги дают тебе этот сон, чтобы ты, наконец, смирился. Перестань бороться с тем, чего одолеть не можешь. Остановись, оглянись, найди замену утраченному. Ищи иную цель в жизни. Сон – не подсказывает, он тебя силой и страхом заставляет: разорви круг беды, что не отпускает. И будешь свободен!»
Но он не слушал Нимэль. Откуда женщине знать о том, что главное в жизни Тареда! Она вздыхала, качала седой головой.
«Пока не коснешься дна, пока не поймешь, что хуже уже и быть не может, ничего не выйдет. Ну, а оттуда, Таред, одна дорога – вверх, к новой цели», - так сказала Нимэль на прощание и вручила янтарные четки, руку разрабатывать.
И Таред разрабатывал, хотя это вызывало страшную боль. Таскал эти четки с собой везде, будто ребенок любимую куклу, перебирал в неповоротливой, негнущейся руке. Кисть уже худо-бедно двигалась. А вот пальцы… Он даже ложку в правую руку взять не мог, что уж говорить про тяжелый меч. И тонкие, сложные магические пассы, требующие точности, уверенности и быстроты, были теперь не для него.
Таред порой почти рычал от злости и бессилия – десять лет Санхейской академии, звание магистра боевой магии; почти двадцать лет безупречной службы в ордене «Серебряной Молнии»; десятки зарубок на простых деревянных ножнах меча, каждая – очередной убитый оборотень; королевские медали, трактат «О магических свойствах амирилла»… все это - псу под хвост? Не сегодня-завтра, гроссмейстер вызовет его к себе, и начнет благодарить за службу и сожалеть. А потом отправит в почетную отставку. Его, Тареда ап Минвэддинга! Да, пожалуют титул, лен, и щедрое пожизненное содержание из казны. Те немногие из рыцарей ордена, кто доживали до пенсии, всегда получали достойную награду.
«Лучше бы я умер, – в сотый раз подумал Таред, представив себя сидящим в пожалованном королем замке дурак-дураком, - лучше сдох бы сразу, чем теперь медленно гнить без дела…»

***

Скрипя зубами, он перебирал в правой руке четки. Еще две минуты. Потом можно передохнуть немного. Стрелка на часах в приемной Баота Кридана, гроссмейстера ордена «Серебряные молнии» ползла еле-еле. Пальцы не слушались, каждое движение болью отдавалось в спине и затылке.
- Таред? – дверь кабинета открылась. Он вскочил, выронив четки, правая рука дернулась и сжала рукоять меча, лежащего рядом. От этого движения острая боль прошила руку насквозь. На лбу выступила испарина. Хотелось разжать пальцы, но гроссмейстер смотрел на него внимательно. И Таред так и остался стоять, вытянувшись, пока Кридан не повернулся к нему спиной, возвращаясь в кабинет:
- Заходи-ка, разговор есть.
Только когда гроссмейстер отвернулся, Таред разжал руку. Меч выпал прямо на потертый ковер, покрывавший пол в приемной. Кряхтя, пытаясь не сгибать покалеченную ногу, он с трудом поднял оружие, шипя сквозь стиснутые болью зубы:
- Сволочь, мать твою…
- Э, да ты даже ругаться у соседей научился? – донесся изумленный голос магистра.
- Научился, - угрюмо подтвердил Таред, входя в кабинет, - дурное дело нехитрое. Эта зараза – как репей, раз услышал, и прилипло. Другому бы вот так, с лету, у них обучаться…
- Другому? Чему же? – гроссмейстер остро взглянул на Тареда. Тот пожал плечами:
- Да ведь время какое. Никто не знает, как оно обернется дальше. А еще великий стратиг Нартир Верденский говорил, что главное в войне - это знания о противнике. Вероятном. Язык, обычаи там, все такое… Вот и изучаю, - Таред развел руками.
- Как же, противнике, – скептически хмыкнул гроссмейстер. – Какой, ядрена клюква, противник! Ты разве не был с королем на выставке? Ты видел этот, …как его, …стратегический бомбордировщик? – он сердито прищурился. - Нам бы одного такого хватило, когда мы Астру брали. А у них их сотни. Куда нам против них.
Таред раздраженно помотал головой, совершенно не соглашаясь.
- Все эти технические штуки у наших незваных соседей, чтоб им пусто было, - это, конечно, да. Впечатляет. Но! – Таред сердито пристукнул кулаком по столу, - сам знаешь, здесь хорошему магу их игрушки не страшны. Хотя, да, …бомбардировщик, конечно, красавец, – он погрустнел. - А то, что висит у него под крыльями - вообще мечта. Один вылет, и от вражеского замка лишь пятно копоти.
- Вот видишь, Таред. Ты и сам все понимаешь…
- Ни хрена я не понимаю! – взорвался старый маг, - вот ты мне скажи: я их звал? Ты их звал? Может, Нартир Верденский им приглашение прислал – приходите, мол, поучите нас уму-разуму, а то мы головой скорбные и умом недалеко ушли!
- Таред, - голос гроссмейстера посуровел, - уймись. Нам нужно поддерживать добрососедские отношения. Ты это знаешь не хуже меня. Не бузи!
- Тьфу! – сердито сплюнул Таред. – Я бы…
- Хватит, Таред, - сказал Кридан устало, - не трать время на пустословие. Что произошло, того не изменишь. Не твоя и не моя вина, что люди в том мире перестарались со своими экспериментами, и что-то у них пошло не так. Наши миры пересеклись. Теперь мы рядом, мы вместе, мы соседи. А ведь могло быть всякое. Про коллапс-то помнишь?
Таред помрачнел и кивнул. Тогда, сразу после Столкновения, привычный мир начал стремительно расти. Поначалу даже воодушевились все – чем не повод землицы у соседей оттяпать? Но те тоже не дураки оказались. Их ученые волну расширения сначала остановили, потом повернули вспять, да так резво, что едва не угробили всех к драконьим потрохам!
- Помню, - подтвердил он, - если бы не наши маги, возвратная волна стерла бы все – так, кажется, нам объясняли их ученые?
- Да, именно. И нас бы погубила, и половину их мира разнесла взрывом, сойдись вся сила этой волны в одной точке.
- То-то они примчались к нам со своими машинами да железяками, - злорадно сказал Таред, - спасать якобы нас, а на самом деле – себя. От коллапса!
- А железки-то их, у нас – пшик! Не работают! – неожиданно засмеялся Кридан, потирая руки, - никакие не работают! Вот такой вот научный феномен! Пришлось нам, магам, в ножки кланяться, и просить помощи. Так вот, с той поры, теперь и дружим. Взаимовыгодно. Мы тут, магией, волну держим, они, там, наукой. Равновесие, едрить его в корень!
- Я, значит, ругаюсь, - деланно изумился Таред, - а сам-то? Ладно, не маши на меня рукой. Зачем звал?
- Туда поедешь, - сказал Архимаг, - ученика искать. Срочно, Таред!
«Что? Я? Почему? Что за бред?» - все это хотело сорваться с языка старого мага, хотело, да и передумало.
- Это приказ?
- Считай, что да. Приказ, просьба… все сразу. И не смотри ты так на меня. Лучше скажи: сколько человек сейчас в ордене? Молчишь? Правильно, немного. Я, магистр стихийной магии, ты, боевой маг. Оба далеко не молоды. Остальные тоже давно не мальчики. А молодых нет! Совсем! Ни одного молодого мага и, даже, ни одного ученика нет! И ты это знаешь, и там, - он кивнул головой куда-то в сторону окна, - это знают, потому и готовы сотрудничать с нами! Иначе скоро тут, - он постучал пальцем по столу, - держать это самое равновесие скоро будет просто не-ко-му!
Повисла тишина. Потом Кридан поманил рукой из шкафа пузатенький графинчик темного стекла, тот подплыл по воздуху к столу, аккуратно накапал двум магам в рюмки золотистого вина.
Выпили.
- Таред, старина, - гроссмейстер заговорил уже спокойнее, - знал бы ты, чего мне стоило добиться от короля разрешения. Знаешь сколько из меня эти королевские мудрилы и советники крови выпили? Много. Они пили, а указ все кочевал по чиновьичим столам. Пока я не добился у короля личной аудиенции. Пока не выложил перед ним на блюдечке истину, что если ничего не делать, то его наследник вполне может остаться без придворного мага. И ладно бы беда только в этом! Что будет с Орденом? Мы не вечные, Таред. Что будет с нашими знаниями, когда мы умрем? Нам нужна свежая кровь, понимаешь?
- Понимаю, – кивнул Таред, – но причем здесь наши соседи?
- Слушай, если бы я не знал тебя еще по Санхее, я бы подумал, что ты дурак, и тебя мамка в детстве с печки роняла, - зло сказал Кридан. – Сам ведь знаешь, что нет у нас детей, способных к магии. Не рождаются. Совсем! После этого чертового Столкновения! Но если не рождаются тут, то вполне могут рождаться там, и значит искать надо там! А ты тут сидишь и тупым прикидываешься, будто тебе наплевать на судьбу Ордена!
Таред насупился, но особенно не обиделся. Обижаться на Баота Кридана, давнего друга, глупо. А обижаться на начальство так и вовсе непозволительно.
- Мне не наплевать на судьбу ордена. Это все что у меня есть, - сказал Таред, - и я готов ехать куда угодно, и искать что угодно.
- Я и не сомневался,– сказал Кридан, - вот и поедешь к нашим соседям. Искать мальчишку для обучения магическим наукам. Беда в том, что вся эта бюрократическая тягомотина съела отведенное королем время. Через два дня Большое Полнолуние. И королевский совет, на котором я должен доложить, что первый кадет Ордена начал свое обучение. А иначе…
- Я поеду, - перебил его Таред. - Но я все же сомневаюсь, что там можно найти нужного мальчишку. Ты посмотри, что у них творится!
- Ну, это только кажется, что мы к ним лишь в гости ходим, когда приглашают. И только и делаем, что бряцаем нашими мечами да шпорами, на потеху публике. Как медведи дрессированные. Пусть нас считают тупыми дикарями и шутами гороховыми! Так легче работать. Ты что, отчетов не читал?
- Читал.
- Значит, плохо читал. Невнимательно. И смотрел, раскрыв рот, только на их бомбардировщики и танки. А надо было смотреть совсем на другое. Есть, есть там, Таред, то, что нам сейчас необходимо! Жаль только, времени мало, два дня всего до Большого Полнолуния. Не успеем - указ снова ляжет под сукно, и кто знает, появится ли еще возможность спасти наш Орден. Но ты, Таред, ты сможешь. Я тебя знаю. Найдешь – получишь звание магистра-воспитателя. Не найдешь – извини, отставка, – резко сказал гроссмейстер. – Пока нужен один-единственный мальчишка. Доброволец. Обманывать нельзя, он должен знать, на что идет. Впрочем, у тебя и не получится обманывать. Дипломат из тебя хреновый.

***

Урихгра был черен, черен как волосы демоницы Элиль. Лишь на плече коня тянулись три длинных белых полоски – там, где когти оборотня разорвали когда-то кожу, шерсть стала седой. Он обладал породистой длинной шеей, бархатными ноздрями и исключительно стервозным характером. Конюхи старались не иметь с ним дело, и не зря: Урихгра всегда был готов сделать какую-нибудь гадость. Он признавал только Тареда, а иногда противился и ему. Вот и сейчас – конь переставлял копыта с явной неохотой. Ну не хотелось ему идти куда-то в ночь, в зиму, вместо того, чтобы стоять в теплом стойле.
- Шевелись, бесово семя, таможня близко, - и несильный хлопок тяжелой рукавицей по шее. Конь недовольно фыркнул, но шаг ускорил…

***
Таможенный наряд коротал скучное дежурство – кто во что горазд. Орк Джимгур ковырял в зубах щепкой. Крупная, с рыжеватыми подпалинами крыса-ищейка Ришка спала в тени бумажной кипы, изредка подергивая задними лапками. Начальник смены гном Дарвенлон, приспустив на кончик носа очки, читал газету «с той стороны». Читал вслух и с выражением.
- Нет, ну вы только подумайте, что они пишут! – переходя к следующей статье, воскликнул гном и почесал Ришкин палевый живот. – До чего дожили! «В рамках программы борьбы со СПИДом герцогство Азархан получило в дар от Красного Креста несколько контейнеров презервативами»!
Крыса блаженно потянулась, приоткрыла один глаз, зевнула, и перевернулась так, чтобы Дарвенлону было удобней чесать ей брюхо.
- С чем? – не понял Джимгур.
- С «ентим самым»! – гном «на пальцах» объяснил, с чем. Орк заржал, потом плюнул, далеко и метко, прямо в очаг, давая понять, что ничего хорошего на «той стороне» и быть не может.
- Болтовня! – добавил он, махнув рукой в сторону газеты. - Тут и грамотным быть не надо!
- «Возрастает боеспособность армии», - продолжал читать Дарвенлон, - «три молодых дракона были переданы королем Эслингена Тумасом Первым в распоряжение наших военно-воздушных сил».
- Три дракона – сила, - откомментировал орк, - а еще чего там наврали? Ты дальше читай. На первой странице обычно скучное.
- А! Вот, слушай! – оживился гном, - это про вас! «Зеленые» перекрыли движение на главной магистрали. Они требуют закрытия атомных станций в Южной Африке».
- Не, это не наши, - отмахнулся Джимгур. – Это эльфы, наверное. А где это – Африка?
- На юге, - важно ответил гном, - написано же: «Южная Африка». А, вот и про соседей, про матюшинских: «Кандидат в депутаты Думы от пятого округа подарил детскому дому Матюшино автобус. Наконец-то семьдесят сирот получили свой собственный транспорт».
Орк задумался.
- А что такое детский дом?
- Ну, там дети живут, - ответил гном, у которого было хорошо развито логическое мышление.
- Одни? – не понимал орк.
- Ну, сказано же – сироты.
- Семьдесят сирот? – орк даже головой затряс. – Война у них была, что ли?
Дарвенлон почесал в затылке. Задумался.
- Чума, наверное, - наконец нашелся он. – В Матюшине.
- Чума в Матюшине? – раздался голос с порога. Стражи оглянулись.
Незнакомец. Немолодой. В доспехах, знак пса-Тариса на груди. Боевой маг.
– Была чума, - закивал головой гном, - наверное. Давно. И кончилась. В Матюшино. А вам туда?
- Может, и туда, - пожал плечами маг, - почему бы и нет? Мне на ту сторону, вообще-то. Детский дом, значит? Это хорошо.
- Ну, коли так, извольте подорожную, и поклажу вашу, на досмотр, - важно сказал гном. Орк зыкрнул на меч рыцаря и прогудел басом:
- Извиняемся, служба.

***

Прошло полчаса.
- Параграф тридцать семь, таможенного законодательства, поправка сто сорок восемь, от двадцать третьего дня месяца капели. К провозу за пределы королевства разрешено лишь четыре кварты сархи, - бубнил гном, - а у вас, рыцарь ап Минвэддинг, ровно на полкварты более разрешенного.
Доведенный до белого каления, Таред, ни слова не говоря, взял со стола одну из бутылок, выдрал левой рукой из нее пробку и начал пить большими глотками. Кадык двигался медленно в такт убыванию сархи. Крыса приподняла голову и выжидательно посмотрела на хозяина. Гном сдвинул очки на лоб. Орк и, заглянувший в приоткрытую дверь, Урихгра любовались Таредом с одинаковым уважением. Рыцарь хлопнул наполовину опустевшую бутылку на стол перед гномьим носом, крыса шмыгнула под бумажную кипу.
- Теперь - в соответствии с таможенным кодексом? - любезно поинтересовался Таред, - или еще отпить надо?
Гном невозмутимо поболтал бутылкой возле уха, отставил ее, нацепил очки и с размаху припечатал Таредову подорожную:
- Действительно в течение двух суток, господин рыцарь, – сказал гном. – Должен предупредить вас о последствиях просроченной визы.
- Не надо, – ласково сказал Таред.
Борода у гнома вздрогнула.

***

«Зима вроде… А снега нет, одна грязь. Запущено все, хуже, чем в приграничье. Не люблю я сюда ездить. Эх, если б не этот мальчишка…» - Таред, ссутулившись, медленно ехал по обочине разбитой бетонки. Капюшон плаща надвинут на самый нос, раненая рука прячется от холодного ветра под полой плаща.
«Где его искать? Где тут вообще мальчишки водятся? В таверне, что ли, спросить? Или прямиком в ратушу, к бургомистру? Подкидышей бы посмотреть. В приюте. Гном говорил про приют. Семдесят сирот… неужто не найдется ни одного подходящего? От Столкновения лет двадцать прошло, значит, все приютские уж после родились. Точно. С приюта и начну. Значит, надо к бургомистру. Поворот бы не проглядеть, на Матюшино. Эх, ну и дороги…»
Таред ехал, не оглядываясь по сторонам, доверившись чутью Урихгры, и потому автобус заметил не сразу. Надо сказать, что в жизни подарок депутата матюшинским сиротам выглядел совершенно не так, как на газетной фотографии. Вот ведь где настоящее волшебство! Белоснежный красавец «Мерседес» куда-то испарился, а на его месте натужно чихал и кашлял престарелый «ЛАЗ». Не иначе как ведьма морок навела! Трудяга-автобус пыхтел зря, вырваться из грязного болота, в которое превратилась раздолбанная дорога, не мог.
Рыжая Варька, носившая гордое звание педагога-организатора, давила и на газ, и на сцепление, но автобус обреченно дергался в западне. Сзади многострадальный транспорт подталкивали мальчишки в казенных куртках, водитель дядя Вова и два гаишника. И тут на раскисшей дороге появилась странная фигура – черный здоровенный конь, а в седле человек, с мечом, в плаще с капюшоном, похожий то ли на владыку Мордора, то ли на сторожа Семеныча в дождевике. Он медленно ехал мимо и с интересом смотрел на суету вокруг автобуса.
Старший прапорщик Кононенко, пытаясь придать автобусу необходимое ускорение, выдал закрученную трехэтажную конструкцию. Автобус взревел, выплюнул из выхлопной трубы черный дым и заглох.
«Ну, чисто обожравшийся дракон», - подумал Таред, а вслух сказал:
- Боги в помощь. А далеко ли до Матюшино?
Все, кто толкали автобус, замерли и разом замолчали. Только младший из гаишников, видимо, от неожиданности, или с перепугу, вскинул руку к вихрастой голове и рявкнул ни с того, ни с сего:
- Прапорщик Шикута! Документы предъявите!
Урихгра остановился и с удивлением скосил на него глаз. А потом ударил копытом, обдавая гаишника грязью.
Кононенко дернул молодого за рукав и сказал:
- Проезжайте, гражданин, не задерживайте движение. До Матюшино два километра. Вон и указатель.
Таред тронул Урихгру коленями и не спеша двинулся дальше.
- Ты б у него еще техосмотр на коня попросил. Или огнетушитель, - толкая напарника бок, предложил бывалый Кононенко.
- Ну, должны мы…
- Ага, должны. Там для таких случаев должностная инструкция на пять листов. Как с такими гостями обращаться. Ты знаешь эту инструкцию?
- Неа.
- Так чего тогда лезешь? Делай вид, что и не было его на нашем посту.
И Таред поехал по разбитой бетонке дальше. Сзади снова загудело натужно, чихнуло, раздалась ругань и вдруг в спину ему кто-то крикнул:
- Эй, мужик! А ты торопишься?
Маг обернулся.
- Ты че, Леха, совсем башкой съехал?! – слышалось от автобуса. И оправдывался в ответ молодой голос:
- А чего? Может, пособит. Эй, мужик! Как тебя там?
Таред посмотрел через плечо и развернул коня к автобусу.
- А что случилось?
- Да вот, понимаешь, застряли интернатские. Автобус старый. Трактором бы выдернули за минуту. Да трактор только у Пашки. Вон, домина его. Фермер! – слово у молодого гаишника получилось ругательное. – Куркуль, одним словом! Говорит, соляра нынче очень дорогая, и время, мол, тоже деньги. А откуда у интернатских деньги? Помог бы ты, а? Чем больше рук, тем лучше. А может, коня твоего к бамперу привязать?
В ответ на последнее замечание Урихгра злобно вздернул губу, показал желтые зубы и визгливо заржал. Таред похлопал коня ласково по скуле, кряхтя слез с седла и похромал к застрявшему автобусу. Сразу стало видно, что от такого помощи никакой. Пока на коне сидел – здоровенный дядька, а как слез, да стащил кожаную перчатку с обезображенной руки…
- Извини мужик, - смутился Леха, - мы ж не знали. Ты ж с виду справный…
Но Таред лишь отмахнулся. Подошел ближе, потрогал поцарапанный бампер, поглядел в лупоглазые фары автобуса, зачем-то поколупал ветровое стекло ногтем.
Мальчишки в одинаковых темно-синих куртках, усевшиеся на бетонном брусе на обочине, походили на нахохлившихся воробьев. Они вразнобой шмыгали простуженными носами, изредка утираясь рукавами. Педагог-организатор, вылезшая с водительского сидения, не очень-то по возрасту отличалась от своих подопечных.
«Да, в сущности, ничем от телеги не отличается. Только не дерево, а металл, и тяжелей намного, - прикидывал в голове Таред, - коэффициенты натяжения чуть поменять, плетение магических потоков подправить. Эх, рука б не подвела!»
- Отойдите от повозки, - велел он и сам отошел от автобуса шагов на двадцать. Обернулся, вытянул вперед руку, что-то неразборчиво пробормотал и стал сжимать пальцы в кулак. Очень медленно. Боль была невыносимой, перед глазами мелькали черные мушки, лоб покрылся испариной. Автобус дернулся и пошел из ямы, как сани по снегу.
Воробьи-мальчишки разинули рты и вытаращили глаза, толкая друг дружку острыми локтями. Прапорщик Кононенко сдвинул пальцем форменную фуражку на затылок и перекрестился, искренне, с чувством, как никогда не крестился даже на Пасху. Воспитательница Варька зачем-то натянула на голову капюшон и туго затянула завязочки под подбородком.
- Имел я ту Люсю до горы ногами! – зачарованно протянул Леха. – Ну, ты даешь!

***

Найти городскую ратушу не так уж и сложно. Все городишки устроены одинаково – центральная площадь, рынок, постоялый двор и тут же – она, родимая. Правда, называлась ратуша в Матюшино как-то странно и выглядела неказисто. Но смутила Тареда не сама ратуша, а девица, вышедшая на крыльцо. Девица была «писаная красавица». То есть, в прямом смысле, нарисованная! Под толстым слоем белил и сурьмы, покрывавшим ее лицо, определить возраст оказалось сложно. Таред с трудом спешился и просто накинул повод на ближайшую ветку. Урихгра никуда не денется, если, конечно, ему ничего такого в голову не взбредет. А взбредет – то хлипкая рябинка Урихгру не удержит. Он, прихрамывая, подошел к крыльцу и остановился.
Девушка изумленно молчала и лишь таращила на него густо подведенные синим глаза.
Таред тоже молчал и удивлялся, разглядывая упитанные ляжки писаной красавицы, обтянутые черными чулками. Юбка у нее была такой длины, что Таред даже затруднился бы назвать это юбкой. Скорей уж, широкий пояс.
- Вы по какому вопросу? – наконец спросила девица.
- Мне бы господина бургомистра, - выдавил Таред после долгой паузы, потому что, по какому вопросу он, из головы как-то улетучилось.
- К главе администрации, что ль?
- К голове.
- Так его нет, и уже не будет. А у меня обеденный перерыв. Вы после и приходите, – сообщила девица, уперев руки в бока.
- А как же мне…
- Сказано же вам, у меня обед, - важно заявила дева, прищурив глаз. И у Тареда сложилось впечатление, что ей надо как-то правильно ответить, чтобы она согласилась потерять немного своего времени и таки выслушать его. Только вот юбка сбивала с верной мысли.
Права была Алишка, когда говорила, что не умеет он с женщинами разговаривать. Много чего другого умеет, а с женщинами как-то не выходит. Девица обернулась и долго ковырялась в замочной скважине, дверь закрыть не могла. А Таред стоял, смотрел на ее туго обтянутый юбкой круп (ничуть не меньший, кстати, чем у Урихгры) и никак не мог сообразить, что же ему надо ей сказать, или сделать. Дурацкие мысли крутились в голове. Вроде того, что девке в таком виде место только в заведении, перед которым стоит ступа и пестик, а никак не в городской ратуше. Но пока он думал, а девица крутила ключом – конь дернул головой, освобождая повод от ветки, сделал два шага, и несильно ущипнул девицын зад зубами. Раздался визг. Таред получил сумочкой по голове, а Уригхра отвернулся и стал любоваться рябиновыми гроздьями с самым меланхоличным видом, пока невинно пострадавший Таред бормотал несвязные извинения. Девица фыркнула, ловко, в одно движение, закрыла дверь, сказала еще что-то уничижительное, и, проваливаясь каблуками в раскисшую дорожку, ушла.
Конь с задумчивым видом жевал рябиновую ветку. По его отрешенной морде было видно, что он здесь совершенно ни при чем. Таред развел руками в немом возмущении, Урихгра сплюнул ветку, задрал губу и ехидно заржал.
- Скотина ты, - беззлобно сказал Таред, констатируя общеизвестный факт.
Но все это было не то, не то, не то! Тареду показалось, что водоворот вновь крутит его, выжимая из легких остатки воздуха, и дна все нет… Захотелось сесть на крылечко и никогда с него не вставать. Но потом он представил, как будет подниматься, со своей искалеченной ногой, хватаясь за перила, кряхтеть, если вдруг сельский голова все же припожалует на службу. И остался стоять.
Тут у забора остановился мотоцикл с тем самым вихрастым гаишником Лешкой.
- Эй, отец! Тебя как звать?
- Таред.
- Почти Толик, - ухмыльнулся Лешка. – Пошли, я тебя к голове отвезу. Он мой дядька. Щас все устроим.

[pogonull]

Прочитал первую, написанную два года назад, часть. В целом плохо. Но бывает гораздо хуже.

Абзац про коня, который оказывается и не конь вовсе, лишний. Читателю не нужны обрывки информации про этого зверя. Если вы хотите сделать из него подобие Плотвы – верный спутник, друг и психологическая опора и поддержка, то нужно наоборот уделить ему больше эфирного времени, но подавать информацию не одним абзацем, а ровным слоем в мыслях и чувствах героя.
И да, пожалейте мозги читателя - поменяйте ему имя.

Разговор с начальством – это самое плохое место в отрывке. Так экспозиция не пишется.
В разговорах между персонажами не употреблять фразы: «ты же сам знаешь…», «ты забыл, что..?», «а помнишь про..?» и т.д. (напиши на бумажке и повесь над рабочим местом) Персонажи не должны рассказывать читателю историю мира, персонажи должны разговаривать между собой. А беседующие люди не будут говорить друг другу очевидные вещи.

Пример:

– но причем здесь наши соседи?
- Слушай, если бы я не знал тебя еще по Санхее, я бы подумал, что ты дурак, и тебя мамка в детстве с печки роняла, - зло сказал Кридан. – Сам ведь знаешь, что нет у нас детей, способных к магии. Не рождаются. Совсем! После этого чертового Столкновения! Но если не рождаются тут, то вполне могут рождаться там, и значит искать надо там!

- но мне не нравится идея идти туда. К соседям
- Мне тоже, но деваться не куда, здесь способных точно нет. Пока ты там по лекаркам прохлаждался мы посчитали – со времени Столкновения не родился ни один, остаётся искать только там.

Несколько раз в тексте попадались неуместные характеристики речи, надо вычитать.

Беда с мотивациями. Несколько раз за прочтение задавал себе вопрос: «Нахрена он/она это делает?» дальше по тексту ответа не было. Читатель опечален.

Теперь пряники:

Интрига подана естественно и ненавязчиво. Мне хотелось читать дальше, и я не задумывался - почему.

Речь персонажей живая. Алкоголичка не выражается как доктор наук.
По языку вообще никаких претензий. Он живой и естественный.

Отлично, чётко выстроен ритм текста. Если вы не знаете что это такое - это вам ещё и делает честь.

[Betty]

Прочитал первую, написанную два года назад, часть. В целом плохо. Но бывает гораздо хуже.

Спасибо, что читаете, читаете внимательно и высказываете обоснованные замечания. Относительно разговора в начале, и о том, что персонажи не рассказывают о мире, я знаю. Мир раскрывается сам в мелких деталях и постепенно. Тогда это был конкурсный рассказ с ограничением количества знаков, вот и "вкручено" все топорно в этот разговор. Теперь когда, мне вдруг пришло в голову дописывать, никаких ограничений нет, можно все аккуратно, мелкими штрихами подать. Но пока я не вижу с какой стороны мне за эту сцену взяться и как переписать "не в лоб".
За пряники тоже, конечно, спасибо.
А вот коня не трожьте )) Почему это он не конь вовсе? Обычный вороной конь, с паршивым характером, но Таред к нему привязан, как каждый из нас любит своих собак или котов, хотя характеры у многих домашних любимцев не подарочные. И у имени коня есть своя история где-то дальше по тексту.
С благодарностью принимаю все Ваши замечания.

Знаете, неплохо было бы пояснить - что значит вот это "ап" между именем и фамилией. Если то же, что и "фон" или "ван", то есть смысл не выдумывать новую сущность. Чем меньше спотыкаешься о незнакомые реалии, тем лучше для восприятия.

Не хотелось мне "фон", все-таки мир другой, подумала, что это пояснять не надо, пройдет у читатель как понятное через контекст. Но подумаю.

[Betty]

Точка зрения
Глава 3

Стертые раскрошившиеся ступеньки во дворе терялись за поворотом лестницы. И подниматься по ним и тяжело, и страшно. Слева – обрыв, справа нависает скала. Камни под ногами шатаются. Бесконечная лестница виляет и извивается, как змея.
– Куда мы?

Таред оперся рукой о камень, пытаясь отдышаться. Он хрипел, но молчал, сцепив зубы.
– Так к кому идем? – за следующим поворотом лестницы предприняла новую попытку Сашка. Таред плюнул вниз в ущелье.

– Сколько же здесь ступеней? – спросила отчаявшаяся Сашка, когда Таред свалился на ступеньки, хрипло дыша.

– Тысяча и одна, – Таред встал и пошел на новый приступ лестницы.

Все когда-нибудь заканчивается. У лестницы тоже, оказывается, был конец, хотя Сашка и сомневалась в этом до последнего мгновения. Но за очередным поворотом обнаружилась приземистая башенка, вся покрытая разноцветными пятнами лишайника, обвитая плющом. Дверка у башни была такая низкая, что даже Сашке пришлось пригнуть голову, чтобы войти. Ей казалось, что в середине грязно и захламлено. Но внутри царил идеальный порядок. Кто бы не обитал здесь, был совершеннейшим педантом.

– Ну-ну. Залез-таки. А я уж надеялся, тебя удар по дороге хватит, рыцарь.
И тут Саша наконец увидела хозяина башни. Дорогой меховой плащ не мог скрыть огромного горба. Согнутое в три погибели существо было чуть выше стола. Из-под прядей седых волос поблескивали глаза. Горбун опирался на трость и показывал в язвительной улыбке острые клыки. Саша была уверенна, что Таред сейчас ответит наглецу достойно, но:
– Добрый тебе день, достопочтимый Кайонаодх ап Райогбхардан – сказал Таред. Саша с уважением глянула на наставника, удивляясь, как у него язык узлом не завязался выговорить такое имечко.

– Уже гораздо лучше, рыцарь, – одобрительно покивал головой горбун. – Ты перепутал всего лишь две буквы в моем имени. Еще лет десять – и ты будешь произносить его правильно. Ничего у меня полно времени.

– Боюсь помереть раньше, – буркнул Таред, – Я к тебе по делу.
– Так просто ко мне не ходят. И как зовут твое дело?

Таред подтолкнул девочку вперед и ответил:
– Саша.
– Сашшша! – хорошо звучит, – заявил горбун.

«Уж всяко лучше чем твое», – решила Саша.
– Я вот по какому вопросу… – начал было Таред.

– Оставляй свой вопрос, разберусь с ним на досуге, – сказал горбун и отвернулся.
– Я тут не останусь, – зашипела Саша.

– Тогда – домой, – отрезал Таред, отступая к дверям. Саша стиснула зубы и осталась стоять. Дверь за ее спиной скрипнула и закрылась.

– Садись. Не бойся. Я детей не ем, – вопреки заверению горбун показал в улыбке впечатляющие клыки.

– А я не боюсь, – нагло соврала Саша, стараясь, чтобы зубы не стучали слишком уж громко.

– Молодец. Это тебя боятся должны, Ветер.
– Меня зовут Саша!

– А я что говорю – Сашшша-Ветер! Неужели ничего такого в своем имени не слышишь? – он приблизился, вскинул голову и уставился на девочку. От этого взгляда холодок бежал вниз по позвоночнику.

Она пожала плечами.
– Неужто не слышишь, как шумит ветер в скалах? Как шуршит воздух в птичьих крыльях? Как свистит смертоносная сталь, пластая воздух? Прислушайся к себе, загляни в темную глубину. Ну что? – он бродил вокруг нее, постукивая тростью. Сашка скосив глаза, пыталась уследить за ним.

– Ничего, – понуро свесила голову Саша.
Горбун задумчиво обошел вокруг девочки еще раз. Саша старалась не терять его из вида, выворачивая голову насколько возможно.

У него был крупный, породистый нос, крылья которого подрагивали словно принюхиваясь. Колючие глаза цвета выгоревших углей. Седые, редкие длинные волосы, тщательно расчесанные и заколотые в узел на темени. Он остановился сзади и простучал когтями по столу затейливый ритм:
– Повтори!

– Не буду!
– Тогда катись вниз по лестнице.

Саша помедлила и отстучала то, что услышала.
– Чувство ритма есть. Это радует.

Он еще немного побродил вокруг нее, фыркая и шипя.
– Есть только один способ проверить прав я или нет. Ну-ка, поди сюда! – сдернул ткань с огромной овальной рамы. И Саша увидела зеркало. А в зеркале отражалась лишь она сама, вся как есть – с желтоватым синяком на скуле и взъерошенными волосами. А больше никого. Она недоверчиво обернулась. Он так и стоял за ее плечом и ухмылялся. Саша снова посмотрела в зеркало, но там хозяин башни не отражался. И вдруг горбун резко толкнул ее в спину, прямо на стекло. Саша выставила вперед руки, пытаясь не удариться о поверхность. Но руки прошли сквозь преграду, как сквозь туман. И девочка на четвереньках приземлилась на мягкий мох в каком-то мглистом, сумрачном месте. От неожиданности она онемела.

– Вставай, – сказал голос. Саша оглянулась, но вокруг никого не было. Только туман полосами извивался над мшистыми кочками. Под ногами чавкала черная вода. В воздухе танцевали крошечные светящиеся крылатые существа. Они с любопытством прикасались к ее рукам и волосам.

– Кышшш, – вздыбился туман, и светляки в страхе порскнули в разные стороны. Саша осмотрелась – вдаль уходило бесконечное болото. И только слева в мглистом сумраке слышался отдаленный шум морского прибоя. Неба и солнца не было – только серая мряка. Немного впереди из болотных кочек выпирал холм, вершину которого украшал кромлех.

– Прислушайся, – сказал туман. – Слышишь магию? Она здесь разлита повсюду. Услышь ее биение.

Сашка закрыла глаза. Сначала был лишь какой-то отдаленный невнятный шум. И вдруг в нем наметился пульсирующей нитью ритмичный стук – то ли кровь в висках стучит, то ли море бьется о скалы. Зазвенели тонкие струны трав. Ввинчиваясь ввысь, затянул на флейте свою песню ветер. Послышались голоса. Саша открыла глаза – невесомые тени танцевали вокруг нее, светляки с азартом вертелись над головой столбом, как комары. Туман дышал в ритме мелодии, и по нему шли волны и всполохи:
– Танцуй, – приказал туман.

– Как?
– Слушай музыку, впусти ее в себя – оборачиваясь вокруг нее змеиными кольцами, шепнул туман.

Саша раскинула руки. Ритмичным шорохом маракасов откликнулся близкий прибой, на каменной флейте сточенных скал пронзительно заиграл ветер. Мелодия завораживала, увлекала за собой – Саша кружилась, словно в забытьи, пульс под ключицей бился все быстрей. Ей казалось, еще немного и взлетит. Но вместо этого ноги вдруг стали терять опору и соскальзывать вниз. Саша очнулась и с ужасом поняла, что стоит на крутом склоне – еще шажок и пропасть, куда из-под ее ног сыплются мелкие камешки. Она закричала, замахала руками, и кто-то грубо дернул ее за воротник куртки и швырнул назад. Саша оказалась сидящей на полу в башенке. Зеркало, перед ней не отражало ничего – пустой темный овал, как выключенный экран телевизора. Горбун стоял рядом и разглядывал Сашу с любопытством энтомолога, пришпилившего булавкой новый вид жука.

– Я ведь чуть не сорвалась!
– Испугалась? Хорошо. Это первое что ты должна запомнить – бездумно танцевать опасно. Если плясать под чужую музыку, то это приведет тебя к пропасти.

– Но ты же сам сказал – танцуй!
– Нравоучения никто не слушает, а так получилось наглядно. И доходчиво.

– Доходчиво?! – Сашка поднялась, отряхнула штаны и решительно направилась к двери. – Прав был Таред – с тобой нельзя иметь никаких дел.

– Подумай, пока будешь идти вниз, – сказал горбун ей в спину, когда она уже открыла дверь. – Можно просто бездумно танцевать, как эти светляки там. А можно научиться играть на струнах ветра. Любую музыку, какую только пожелаешь.

Одна и тысяча. Вниз, по раскрошившимся ступеням, по качающимся камням, над пропастью.

Поутру Таред ее ни о чем не спросил. Саша пошла на свои занятия, как ни в чем не бывало. О горбуне она старалась не думать. Но неугомонный ветер бился в ставни и гудел в дымоходе. И только это и слышала Саша.

«Все равно никогда больше я туда не поднимусь», – Саша отрешенно отрабатывала очередные прыжки на бревне.

– Шаг, поворот, батман, поворот, скачок и выпад. Соскок! – Ритмично и гулко по краю сознания проскальзывали команды Борана. Саша посмотрела себе под ноги – она стояла на полу, чуть согнув колени и наклонившись вперед, левая нога отставлена немного назад. Тренировочный меч отнесен на вытянутую руку острием назад.

– Кхм…– откашлялся Боран – очень неплохая у тебя нижняя стойка. Вот сама посмотри, как удобно из этого положения ударить хоть снизу, хоть вкруговую. Или даже провернуть клинок внутрь для укола.

– Я что ни разу не свалилась?! – удивилась Сашка.

***

Лучшая из всех команд – «отбой». Обычно стоило только Сашке добраться до своей каморки, как она проваливалась в сон. Но сегодня и звезды были слишком яркими, и луна слишком полной, и синяки ныли больше обычного. Короче, не спалось. Сашка вертелась-вертелась, и, накинув старую куртку, вышла во двор. Облитые серебром лунного света ступени притягивали взгляд.

«Поднимусь до первого поворота, гляну на город», – решила Саша.

Тысяча и одна. В некоторых местах, чтобы не сорваться, можно только на четвереньках. Балует ветер, ворошит волосы на затылке. Дышит сонно седой туман в ущелье:
– Здравствуй, Ветер. Подумала?

– А ты сможешь научить?
– Все зависит от тебя. Будет нелегко. И можешь звать меня Кай.

– Сэр Кай? – уточнила Сашка.

– Только попробуй обозвать меня сэром еще раз, и я заставлю тебя выучить мое имя полностью. А начнем мы прямо сейчас, я так понимаю, времени в обрез. Песок в часах сыплется – через месяц ты должна вынести с ристалища этого заносчивого ублюдка. Либо вынесут тебя. Очень простая жизненная ситуация. И прежде всего надо ее оценить предельно честно. И принять, что ты слаба. Безнадежно слаба, и за месяц расшвыривать соперников направо и налево никто тебя не научит. Что из этого следует?

– Что? – тоскливо спросила Саша, втайне надеявшаяся, что все же научит расшвыривать.

– Во-первых, главное правило слабого, как можно меньше привлекать к себе внимание, не тревожить мир ненужными шевелениями, чтобы было время окрепнуть и обдумать стратегию завоевания этого самого мира. Поэтому вспомни, что ты женщина. Одно из самых лучших, убийственных женских оружий – прикинуться дурочкой. Пусть немного порасстраиваются друзья, зато и враги перестанут принимать тебя как угрозу. А мы пока попробуем отточить твое единственное оружие, Ветер, – изменчивость. Ты знаешь, что такое иллюзия?

– Ну… это… – Сашка наморщила лоб, пытаясь найти объяснение.

– Вот это ты зря! Я же сказал. Прикинься дурочкой. Расправь лоб, моргни ресницами и на голубом глазу скажи любую глупость. Ну!

– Это такая ткань, блестящая с люрексом, – ляпнула Сашка.

– Отлично! Теперь представь ее на мне! – горбун сдернул со своего зеркала ткань и ветер, холодный и влажный, ворвался в башню, он вертелся и ласкался к Сашкиным ногам. Он льнул к рукам. Сашка прикрыла глаза и представила на месте Кая дородную директрису школы, страстно любившую невообразимые блестящие платья.

– Ну, ничего так, хотя, правда, чуточку поскромней хотелось бы, – каркающем смехом отозвался Кай. Сашка открыла глаза и засмеялась, словно закашлялась. Кай в платье директрисы выглядел не то, что смешно, а как-то даже жутковато. Огромное декольте на впалой безволосой груди горбуна смотрелось удручающе, по бледной коже от синей «с искрой» ткани разливалась мертвенно-голубая белизна. Остановить смех Сашка не могла, только начала икать. И платье истаяло, горбун поправил белоснежный воротник рубашки, покрутил головой и обиженно спросил:

– Как ты можешь смеяться? Это же твоя иллюзия, она жива пока ты в нее веришь. Ты искажаешь реальность в угоду себе, и только ты в силах заставить поверить окружающих в реальности этой примары. Если поверишь ты – поверят остальные.

– Зачем мне это?! – пытаясь возмущением задавить смех, спросила Саша.
– Затем! Не можешь драться – путай следы, обманывай, кружись. Жди!

– Чего?! – Сашка взорвалась негодованием, – мне все равно нечем ударить.
– Ударишь чужим оружием, когда от удивления его уронят.
– Так уж и уронят, – буркнула Саша.

– А ты не забывай о том, что мы начинаем большую игру. Ломать мир под себя дело идиотов. Мы лишь самую малость исказим то, что видят остальные. Немного сфальшивим, играя партитуру, розданную нам вселенной. Магия – это умение раствориться в мире, принять его таким, какой он есть, а потом нежно вплести свою мелодию, не нарушая всей гармонии. Жаль, что ни орденские маги, ни ваши ученые этого так и не поняли. И мир ответил им угрозой Коллапса. Теперь они героически борются и сдерживают. Ну пусть им! А мы будем помнить, что магия – это лицедейство, перевоплощение. Умение не перекроит мир, а преобразит себя. Мы сыграем такое представление, что зрители откроют рты в восторге. И помни, что актер должен верить в то, что он играет, должен жить этим. Тогда зрительный зал поверит тоже. Нам надо, чтобы твой соперник был свято убежден, что ты глупа и слаба, что он уже победил. Тем сильней будет его изумление. Так что играй вдохновенно, не корчи из себя дурочку, а создай тщательную иллюзию. Это твое первое домашнее задание, Ветер.

***

Если бегать каждый вечер вверх считая ступени до тысячи, то через какое-то время окажется, что добежать до кривого дуба – полная ерунда. Пробежишь и не заметишь. Даже запыхаться не успеешь. Если балансировать на разбитых камнях лестницы над ущельем, то держать равновесие на бревне становится плевым делом. Вот только с тем, чему учит Кай все сложно. Потревоженный мир щедр на оплеухи, а Кай – на подзатыльники.

Рукоприкладство Кай считал единственным действенным педагогическим методом. Правда, сначала он ставил пред Сашей задачу. Вполне невыполнимую.

– Ваши ученые называют это эмпирическим методом познания.
– Ты-то откуда знаешь про наших ученых?!

– У меня уйма свободного времени и… кхм, некоторые пути и способы. Ваша наука меня забавляет.

– И что же такое этот эмпирический метод? – спросила Саша, надеясь оттянуть следующее задание.

– Если не вдаваться в философские подробности, то это метод познания мира на собственном опыте, путем наставления синяков и шишек.

– Понятненько! – Сашка заранее почесала затылок.

– Итак, познаем, что этот мир не тверд и окостенел, как кажется на первый взгляд. В нем множество пустот, в которые можно незаметно просочиться, и само пространство можно немного подправить. Услышь меня – немного: это не значит, что эту башню можно раздуть до размеров Большой королевской залы для приемов. Но вот, например, между столом и мной можно пройти легко. Попробуй!

– Между тобой и столом может только мышка проскользнуть!

– А еще сквознячок, – издевательски усмехнулся Кай. – Зеркало открыто, вся сила в твоих руках. Давай, Ветер!

«Чтоб ты провалился!» – пожелала Сашка то ли Каю, то ли столу. Свела ладони вместе, собирая магию, которая сочилась из зеркала, и нырнула в узкую щель между столом и горбуном. Сначала ей казалось, что она плывет под водой, но, когда движение замедлилось, она развела руки, как пловец для гребка. Тут-то все и бухнуло: со стола смело все, что на нем находилось, а сам стол перекинуло ножками вверх. Кай зашипел и отступил на пару шагов.

– Не так! – рявкнул горбун и отвесил Саша очередной подзатыльник. – Ты должна
была себя представить порывом ветра и прошмыгнуть в узкий проход. А вместо этого нагребла сырой силы и ударила ею куда не попадя!

– Больно же!

– Зато доходчиво! Все неправильно! Теперь убирай тут все! – Он уселся в кресло, завернулся в плащ и мрачно наблюдал, пока Саша ставила на место, все упавшее со стола именно в том порядке, в каком оно должно было стоять, по мнению педантичного Кая.
Закончив, Саша подвинула вазочку с солеными орешками, которые так любил Кай, поближе к нему. Но горбун раздраженно отодвинул вазочку на самый центр стола, где он навсегда определил ей место, поправил несколько предметов, которые, по его мнению, были не на своих местах. Его скрупулезная аккуратность наводила тоску на Сашку.

– Ты не можешь сосредоточится, – наведя свой порядок, скрипучим голосом сказал Кай. –Ты даже не пытаешься себе представить конечной цели. А это все равно, что пытаться убить муху вот таким оркским топором, – длинный желтый ноготь Кая постучал по устрашающей гравюре в раскрытой книге. На рисунке скалился в злобной улыбке оркский воин, с занесенным вверх топором. – Результат будет один и тот же. В комнате все потрощено, а муха жива. А даже если муха и погибла, то исключительно от страха. Но и это не самое плохое. Если ты просто будешь швыряться сырой силой, не понимая, что к чему, то когда-нибудь, этот топор вырвется у тебя из руки и убьет тебя. Так-то.

– Ты ж обещал научить – так и учи!

– Единственный действенный прием, который я на тебе еще не испытал – это вот! – Кай ткнул пальцем в топор на рисунке. – Но очень близок к его применению…

Сашка ловко увернулась от очередного подзатыльника.
– Уже хотя бы уклоняешься, – похвалил Кай. – Так что ты видишь на этом рисунке?
– Орка, – пожала плечами Сашка.

– А если так? – Кай перевернул гравюру.
– Тоже самое – только вверх ногами.

– Точно? – прищурил глаз Кай. – А если забыть про орка. И посмотреть под другим углом.
– Ой! Женщина. Такая красивая.

– Демоница Эш. Опять же с какой стороны посмотреть. Если к ней близко не подходить, то может и красивая. Дело вкуса, – Кай побарабанил пальцами по столу и сказал: – пожалуй, надо попробовать с тобой порисовать. Это искусство сродни магии – то же точное, тщательное, выверенное сплетение линий и красок, создающее нечто новое. Это сделает твою руку твердой, точной, послушной. Научит видеть перспективу, и смирит буйную, кипучую энергию, направит в ее в нужное русло. Если ты сможешь научится рисовать, то это решит твою проблему.

Кай никогда не откладывал дел в долгий ящик. И под ехидные замечания и бурчание горбуна, Саша стала учится рисовать.

– Важен каждый нажим кисти, каждый толчок руки. Двигайся быстро, смело и свободно, скользи по бумаге, следуя за своим воображением. И прекрати таскать орехи из вазочки, я все вижу!

Саша воровато вытерла руку о штаны.

– Интересно, почему ты рисуешь правой, а орехи хватаешь левой, в затылке чешешь тоже левой. И в носу ты, кстати, тоже левой ковыряешь.

– Ничего я не ковыряюсь!

Кай это замечание пропустил и спросил:
– Тебе левой удобней?

– Ну да! А в школе переучли, заставили правой писать.
– Интересно… – протянул Кай. – А ну-ка попробуй нарисовать вот это, но только левой.