Капитан, Быль Опции

[Воронков]

КАПИТАН

Не осталось ничего. Только камень уличной брусчатки под ногами. Только тесьмяные вожжи, давящие загривок, впивающиеся в ключицы… Только жгучая июльская жара, от которой не спасали короткие тени редких придорожных деревьев. Левой… Правой… Левой… Правой… Почти выбеленные пылью сапоги с лопнувшими сзади по швам голенищами и отстающими подмётками словно стремятся приклеиться к камням. А когда-то они сияли, до блеска натёртые бархоткой, звучно ахали при каждом слаженном звонком ударе сотни подмёток по училищному плацу, когда вчерашние курсанты, всверкивая алыми кубарями на чёрно-золотых петлицах, единой живой коробкой двигались мимо трибуны в день выпуска.
Левой… Правой… Левой… Правой…
Похоже, улица идёт на подъём… Вдоль уличной обочины чаще попадаются следы прошедшей… Нет не армии: толпы. Обрывки бумаг, брошенные скатки шинелей и пехотные лопатки, горячие от солнца каски, какие-то ящики, матрац, явно сброшенный с машины эвакуируемых… Да, пока отходящие поодиночке и группами бойцы не опамятуются, они — толпа… Армия… армия осталась там… позади… В районе Заречной слышны негромкие выстрелы пушек — это огрызаются оставшиеся без горючего танкисты: кто-то из штабных умников отдал приказ раньше времени подпалить склад ГСМ, и теперь западная часть неба частично укутана плотными чёрными клубами мазутного дыма. Похоже, танкистам недолго осталось: судя по захлёбывающимся пулемётным очередям в километре позади и чуть слева, передовые подразделения немцев уже вышли к УРу , прикрывающему северную окраину Батайска. Кто-то там их прижал… Один пулемёт — значит, один ДЗОТ… Это ненадолго…
Эх, был бы снаряд… Хоть один… Можно было бы ещё на окраине скинуть с себя обрыдлые вожжи и, скатив сорокапятку в пустой окоп, дождаться цели для последнего выстрела… А сейчас — даже застрелиться нечем. Да и нельзя… Нельзя бросить вверенную матчасть… Пусть из всей матчасти батареи осталась единственная пушка без снарядов, но с притороченной к лафету буссолью, а из всего личного состава — только сам комбатр… Пусть далеко вперёд ушли свои, а между ним и врагом легли только строчки металла очередей из единственного пулемёта неизвестного бойца — но останавливаться нельзя. Левой… Правой… Пот уже не струится по спине под расстёгнутой гимнастёркой, капли не падают на выцветшие чёрные с золотом петлицы, в которых на месте прежних алых кубариков укреплены прямоугольнички «шпал» — на левой петличке обычная военторговская, с зелёной краской вместо эмали, на правой — попросту вырезанная из консервной жестянки. Высох пот…
Левой… Правой… Левой… Правой… Я клянусь добросовестно изучать военное дело… Подъём становится круче, это заметно по тому, как усиливается сопротивление орудия. Всемерно беречь военное… Левой… Правой… Покрытые твёрдой резиной колёса так и норовят покатиться под уклон, увлекая за собою и его… Дудки… Как же дальше… А! …И народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству… Левой… Правой… Как воин Рабоче-Крестьянской Красной Армии, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью…
Из-за заборов выглядывают домики с зелёными ставнями… Ставни закрыты — и не от жары, от страха. Изредка в щёлку мелькнёт пятнышко глаза: это выглядывают те, кто не решился эвакуироваться, бросив всё нажитое на произвол в лихую военную годину. Вышел бы кто… Подал бы воды — хоть кружечку… За весь день — всего несколько торопливых глотков из Дона, которые удалось сделать, отталкивая плывущие по течению куски разбитых ящиков. До того — бой, с ночи до утра, отход через покидаемый войсками город к наплавному мосту у Будёновского спуска. Тогда их было ещё трое, а кроме того в запряжке оставалась единственная лошадь. Потом куда-то пропал старшина… В пробке у моста им почти повезло: ухитрились пристроиться за переправляющейся батареей эрэмов . Повезло и позднее, когда на середине моста дюжие морячки из расчетов «катюш» сумели спихнуть в Дон перегородивший проезд трактор «Сталинец» с прицепленной гаубицей. Не повезло после… И в этом виноват он сам… Левой… Правой… Они съехали тогда с шоссе, чтобы попытаться объехать затор на дороге. Кто ж знал, что там минное поле… Посекло и лошадь, и последнего бойца из его батареи — застенчивого казаха-заряжающего, досталось и машинам на шоссе. А ему — ничего. Как кто заговорил от смерти…
Потом он, впрягшись вместо лошади, выволакивал сорокапятку на мостовую опустевшего шоссе, в одиночку тянул эти полтонны стали и резины, считая сперва телеграфные столбы, потом — шаги, и, наконец, просто монотонно отмечая: левая нога… правая нога… левой… правой… левой… правой…
Сзади нарастает шелест шин по брусчатке и металлическое поскрипывание. Ну и пусть. Всё равно на буксир не возьмёт машина… Нет, не машина. Мотора не слыхать.
Сзади накатило. Вот ссука! Немцы на велосипедах, с карабинами через плечо . Каски сняты, волосы выбиваются из-под орластых пилоток, вьются над загорелыми лбами… Окружили гурьбой, ржут, собаки… Стрелять нечем: ТТ пуст ещё с ночи. Бежать? Нет сил, да и куда? Кругом заборы, ему сейчас не перелезть… Один ганс наставил парабеллум, содрал ремень с кабурой, кинул камераду.
Регочут чего-то по-своему… Бельмесят языками…
Сил хватает только тупо стоять. Падать перед ЭТИМИ — ну уж нет! Руки поднимать? Щас! А хер вам не мясо? Скорее бы пристрелили, что ли…
Нет… Пореготали на своём дойче, поржали… И что ты думаешь: нашёлся среди них унтер с фотоаппаратом, остальные решили поиграть в героев-победителей. Позируют возле пушки, садятся верхом на ствол… Унтер щёлкает затвором фотокамеры… Вот кому-то пришла в голову новая, «остроумная» идея: обнимает за плечи советского командира, лыбу давит во все тридцать два зуба. Тут же и другие гуртуются подле: каждому хочется отослать домой своей Гретхен геройский снимок с Восточного фронта. Фотоаппарат переходит из рук в руки, велосипедисты принимают героические позы, щёлкает затвор…
…Скорее бы пристрелили…
Не стреляют. Повскакивали на свои двухколёсные механизмы, закрутили педалями и покатились дальше по улице.
Капитан остался стоять возле пушки. Потом наклонился, поднял с камней вожжи и вновь впрягся в орудие. Раз-два, левой-правой… Сорокапятка чуть качнулась, ещё раз, ещё — и сдвинулась, колёса повернулись на четверть оборота, ещё на четверть, на полный оборот…
Он шёл по пустой улице, волоча за собой полутонное орудие без единого снаряда. Пот не мог уже выступать на его коже, но на горячие камни всё равно падали солёные капли. Клянусь защищать … с достоинством и честью… для достижения полной победы…

____________________________________________________________________

УР – Имеется в виду Батайский укрепрайон. В настоящее время там выстроен Северный жилмассив г. Батайск.
РМ – Реактивный миномёт. Бытовавшее тогда название БМ-13 «катюша». Этот конкретно дивизион относился к Черноморскому Флоту и был укомплектован моряками.
Действительно, во время Второй Мировой войны в разных армиях мира существовали подразделения «самокатчиков»-велосипедистов. В том числе в Вермахте и в РККА.

[Ascar_D200]

Воронков
Повторю свой комментарий
Воронков
Цитата

А я от живых тогда ветеранов слышал

Я давеча спрашивал у мужиков на работе - а сколько в СССР весила булка хлеба? А можно ли было резать? Хором отвечали - 500 грамм, можно резать. Вот только в СССР булка хлеба весила 1000 грамм. Но люди упорно говорили, что 500. Так что то, что вы слышали, и то что было на самом деле - разные вещи.
--
А потом уже пошло обсуждение, было ли в СССР булка или буханка. Но суть - что помнят ветераны и что было на самом деле - разные вещи.