Апрельские праздники, Девяностые на максималках. Руины СССР, военщина, происки глобалистов, Опции Подписка на тему Сообщить другу Версия для печати Скачать тему Подписка на этот форум Режимы отображения Древовидный Переключить на: Стандартный Переключить на: Линейный

[Stratosphere_Mag...]

Глава 1
1.04.1992
Яркое, по-дневному белое солнце ослепительно отсвечивало на чистом, словно январском снегу. Для марта, вернее уже апреля, картина была довольно необычной. По крайней мере за свою десятилетнюю с небольшим жизнь Толик такого не видел. Давно уже стали привычными веселая капель, лужи, даже унылая серость в особо слякотные дни, а тут такое! Мало того, что нападавший за ночь снег был таким белым, так он еще и скрипел – было холоднее обычного.
Казалось бы, только радоваться такой красоте, особенно осознавая, что все равно впереди не долгая зима, а весна и лето, так нет же! Вчера ведь кончился март, а вместе с ним и каникулы.
Теперь предстояло снова из недели в неделю просиживать над унылыми книжками и тетрадями. Еще постоянно выслушивать за то, что в тетрадях грязно.
Автобус, привычно звеневший своими внутренностями, то и дело подпрыгивал. Толик, как это часто и бывало, встал в огороженный трубами-поручнями закуток, располагавшийся сразу за задней дверью. Когда автобус был набит битком, то поручни надежно защищали от давившей людской массы.
Еще у этих автобусов было такое свойство, что все подпрыгивания особо ощущались именно сзади, но это было хорошо, когда народу было мало. Тогда можно было здорово попрыгать, особенно если ехать с кем-то. В закутке, напротив стоило держаться покрепче чтобы не удариться. Тем не менее, это было очень хорошее место.
Вторым любимым местом было сидение, похожее на диван и развернутое вдоль салона – оно было спереди. Оттуда всегда было легче выходить, даже если автобус был переполнен. В этот раз там сидел жутковатый мужик, судя по всему наркоман. Ну по крайней мере, он был похож на наркомана – черная меховая шапка, выпученные глаза, здоровенный нос и небритая рожа. Бабушка, правда, скорее всего, сказала бы что это «чучмек», но что точно – она бы сказала, что держаться от таких надо подальше. А может это вообще был рэкетир, криминальный преступник. В общем, было очевидно, что такие любят все плохое, а на все хорошее смотрят как на… как на сюси-пуси, вот как смотрят.
За окном пронеслась небольшая площадка с рядом ларьков поодаль. Над одним из них высилась реклама - укрепленная на шесте здоровенная пластмассовая бутылка спирта «Ройал».
- Интересно, а может ли наркоман быть и алкашом одновременно? Или одно мешает другому?
От нечего делать он вдруг представил, как ученые проводят эксперимент – заставляют подопытного наркомана выпить стаканом, «как дядя Сережа». Что бы стало с наркоманом?
Толик любил науку. Любил по-настоящему, не как какой-нибудь толстый пионер-очкарик-отличник из прежних советских журналов и мультиков. Все началось с того, что пару лет назад он прибрал к рукам валявшиеся в кладовке книги по физике, химии и остальному. Они остались с тех времен, когда не то папа, не то дядя Сережа сами учились, кто в техникуме, кто в институте. Книжки хотели пустить на хозяйственные нужды – сковородки ставить или на растопку, а Толик их спас. Картинки изображали что-то умное и нередко понятное сразу – например нешуточные весы, которыми можно было взвесить вязанку бревен. Там же были и внутренности весов с шестернями – это понравилось сразу. Химия по большей части была непонятна и сейчас, но там были все эти обозначения, похожие на что-то магическое и это было просто красиво. Еще некоторые строки писанины все же были понятны, так что и с химией все было в порядке.
И при всем при этом была эта школа. Конечно, она научила читать и писать – с этим было не поспорить. Без этого книжки так бы и были подставками для сковородок, но потом школа пошла куда-то не туда…
На четвертый год они мало того что поменяли все порядки, заставив ходить из класса в класс к разным, нередко придурковатым учителям, так еще и добавили древнюю историю, про которую вполне можно было послушать по радио. Заставили умножать в столбик, хотя это уже было и самое главное – появился этот чертов английский. Раньше он был с какого-то там старшего класса, а тут решили это изменить.
Скатившаяся на четвертый год в беспросветную тупость некогда хорошо начавшая школа – это с одной стороны, жуткие рожи на улицах с другой. Как бы сказали взрослые - страна определенно идет куда-то не туда. Может и не идет, а катится. Хоть кричи, как в песне – Эй, начальник!
За окном тем временем пошли длиннющие одноэтажные дома-колбасы, там было по пять квартир и по пять дворов в каждом. Пора было выходить.
Оказавшись на улице, Толик глянул в сторону весело светившего солнышка, после чего развернулся и понурившись побрел в сторону высившегося среди голых тополей зданию школы. Вернее было сказать не совсем к нему – сейчас он просто брел по обочине, дожидаясь, когда уходящий автобус разгонится, а вместе с ним протянется вереница из машин. Вначала проехала характерно пахнувшая своим выхлопом «волга», потом пара «жигулей» и ЗиЛ, по обыкновению то и дело извергавший какой-то жужжащий пердеж.
- У тебя лицо в пасте от ручки испачкано, - поприветствовал Толик Андрюху, первого из одноклассников, которого встретил после каникул. Дело происходило еще в самом низу, вестибюле. Большая же часть класса, надо думать уже была там, на втором этаже.
Расстегнув до конца свое пальто, Андрюха принялся тереть ладонью и уже развернулся, чтобы направиться к висевшему поодаль зеркалу.
- С первым апреля! – довольным голосом объявил Толик.
- Очень смешно! – со взрослым пренебрежением ответил Андрюха, - Нашел время, - продолжил он, стряхивая пальто, - Ну правильно, день дурака. Поздравляю тебя!
- Тебе в глаз дать? – Беззлобно ответил Толик.
- Что у тебя думают-то? По поводу Америки? – с каким-то деловитым нетерпением, словно он с самого начала хотел это спросить, поинтересовался Андрюха.
- А что они должны про нее думать? И с чего ты сейчас это спрашиваешь?
- Да конечно ни с чего, - с традиционной издевкой, являвшейся реакцией на какое-то дремучие нахождение «не в курсе» ответил Дрон.
- Нормально скажи, - холодно ответил Толик, ступая на лестницу.
- Ты телевизор не смотрел с утра? Мы присоединяемся к США. Вся наша область.
- Ну с первым апреля тебя! Твой розыгрыш заумный, но прикольнее, чем лицо в пасте. Ты сам это выдумал?
- Какое там первое апреля. Такими вещами не шутят. Ты телевизор не смотрел что ли? – повторил свой вопрос Андрей.
- Нет. У нас света нет. Должны включить. Меняют что-то. Я сам видел мужиков на автовышке. Там, у нас.
- А-а. Тогда понятно. Были бы телевизоры на батарейках… За границей вообще-то уже есть. Японские скорее всего, но в Америке они тоже есть, - явно уходя в мечтательные рассуждения произнес Андрей.
- Тебе точно в лоб надо дать. Ты чего-то не то, не в тему болтаешь. Своим же розыгрышем восхищаешься. Это глупо.
- Сейчас тебе весь класс скажет. И в лоб даст, - ответил Андрей.
Тут Толик вспомнил, что в автобусе он слышал что-то. Несколько раз звучало само слово «Америка». Звучало оно из разных углов салона.
Зайдя в класс и устроившись на своем месте, на третьем ряду сзади у стенки, Толик оглядел почти заполнившийся класс. Соседа Коляна еще не было – это было нормально – того не напрягало являться после звонка, извиняться и выслушивать. Крепкие нервы у человека…
В гуле голосов, как ближних, так и с дальнего первого, девчачьего ряда то и дело отчетливо слышалось одно – «Америка». Вряд ли Андрей был таким мастером розыгрышей, что поднял на уши без малого тридцать человек.
Толик вежливо толкнул кулаком в спину впереди сидевшего, и, когда тот повернулся, спросил:
- Что за Америка? Мне Андрей сказал, но у меня света с утра нет. Я не смотрел телевизор.
- Ну ты и тетерев!
- Сам ты тетерев! Скажи нормально!
- С утра по программе «день за днем» сообщили, что наша область отделяется от Советского… от России и присоединяются к Соединенным Штатам Америки. Америка согласна. Им надо подписать документы, все такое, и мы становимся новым штатом. Знаешь каким? Знаешь сколько штатов? Было пятьдесят. Мы будем пятьдесят первым. Сначала мы будем федеральной территорией, а потом штатом. К лету или в следующем году. В общем скоро.
- Федеральная территория - это что? - среагировал на неестественно мудреное выражение Толик.
- Это федеральная территория, - последовал невозмутимый ответ.
- А ничего, что сегодня первое апреля, - ядовито поинтересовался Толик.
- Кто будет шутить такими вещами? - укоризненно ответил еще один, вступивший в разговор.
- Ну первое апреля… – уже без особой настойчивости и уверенности повторил Толик.
- В Америке, кстати, тоже есть первое апреля, так что без своего праздника, без дня дурака, ты не останешься, - насмешливо прозвучал голос сзади.
- Да у нас свет отключили, - уже если не со злобой, то с раздражением проговорил Толик.
- Эй, у меня тоже! - раздался почти что крик с самой последней парты.
То был Антоха. Жил он сравнительно неподалеку от улицы, на которой жил Толик, но довольно далеко, чтобы пересекаться с ним вне школы. На задней парте он сидел неспроста. Еще иногда от него пахло табаком, но он говорил, что просто стоял на остановке рядом.
Где он стоял было не особо понятно, потому что, скорее всего, ходил до школы он пешком – трамвайная линия шла не оттуда и не туда, а автобус, на котором ездил Толик, автобус, который проезжал под окнами школы, также проходил в стороне от тех краев.
- У нас тоже света не было, - продолжил Антоха, - Я тоже только тут узнал. Так даже прикольнее получилось. Скоро заживем!
Дальше он пошел матом. Радостным матом, совсем как взрослый, как Иван-шофер или как отец, когда разговаривал с друзьями. Серьезный пацан.
- Раз уж он в Америку поверил, то все серьезнее, чем розыгрыш на весь класс, - начал размышлять Толик, - Хотя какой там класс. По телевизору говорили. Буду считать, что говорили, что про телевизор не вранье. Но ведь и по телевизору могут пошутить. И шутили.
- Покажи ему, что тебе дали, - прозвучал Антохин голос.
К парте Толика подошел Васек и не без гордости продемонстрировал обертку от «сникерса».
- Это гуманитарная помощь. Прямо на улице раздавали.
- А они не побоялись, что толпа сбежится и все снесет? – привел первый довод, что пришел в голову Толик, вспомнивший сцену из «ералаша», где дети, вырвавшиеся из зала театра разнесли прилавок с мороженным. Жизнь показывала, что взрослые ведут себя точно так же.
- Они только детям раздавали. А всем остальным - талоны на гуманитарную помощь. Это потом, когда все остальное завезут.
- Тебе дали талон?
- Нет. Это взрослым только.
- Я бы попросил. Для своих. Мне бы дома спасибо сказали.
- Потом все равно всем дадут.
- И где раздавали талоны?
- Там, на проспекте. Палатку развернули с американским [indent][/indent]флагом. Это, скорее всего, не одно такое место. В городе несколько таких поставили. А ты не верил.
- Я бы тоже талон взял, - объявил Антоха, - И «сникерс» и талон. Попросил бы талон для родителей, и, если бы получил талон, то подождал бы. Потом, чуть попозже подошел бы и «сникерс» попросил бы. Нет, наоборот. Вначале взял бы «сникерс», а потом талон… Родителям надо помогать.
- Интересно, что училка про Америку скажет, - произнес Толик.
То, что это было интересно, никто спорить не стал.

[Stratosphere_Mag...]

Глава 13
24.04.1992
Вертолет уже мчался над городскими кварталами – по правому борту виднелись две антенные мачты – ориентир был прекрасный. Джонсон сидел напротив Бланкенберга и молчал. Время от времени он тяжело выдыхал, отчего его рот выглядел так, словно был не в силах сдерживать выходящий из туши воздух.
Машина стала крениться – так они обычно и заходили на площадку, устроенную словно в подражание тому, что было сплошь и рядом в США, да и не только. Здесь, правда вертолеты были куда тяжелее тех полицейских «Робинсонов» и «Беллов-206». Про брутальность и говорить не приходилось. Здание тоже не подходило – осмотревший конструкции кровли инженер-строитель заявил, что вертолет неминуемо грохнется, проломив следующие ниже перекрытия. Вертолетчики, надо было отдать им должное, легко решали проблему, зависая в полуметре или же едва касаясь колесами покрытия. Потом, в середине второй недели была наварена швеллерная рама с листовым покрытием и раскинутыми в сторону как паучьи лапы балками, и таким образом появилась полноценная площадка, «Pad».
Полноценная исключительно лишь в плане несущих способностей. Конечно, внешний вид – дело далеко не первостепенное, но были и другие мелочи, например, о небрежно сваренную крутую лесенку запросто можно набить синяков. Еще ночью, в свете бесполезного слепящего прожектора, можно было и вовсе упасть с неогороженного края площадки и грохнуться с полутора метров на рубероид – тоже мало приятного, особенно если не на ноги. Это если упасть с утраченным чувством равновесия, упасть во мраке, разрезаемом прожектором и сотрясаемом грохотом лопастей. Так вот выглядела американская вертолетная площадка в местном исполнении.
Вертолет сбавил скорость и начал задирать нос. Посадку они выполняли довольно энергично, хотя русские имели обыкновение взлетать и садиться с пробегом по полосе.
Машина встала на площадку. Бланкенберг спрыгнул на гулкий настил и направился к лесенке. Той самой, всегда готовой наставить синяков и предоставить возможность оступиться в самом начале – для этих целей у нее было заготовлено ребро металлического уголка, выступавшее на какой-то сантиметр. Пару раз у Бланкенберга почти получилось упасть, но выручали сваренные из металлических полос перила. Это потом, спустя несколько дней, в дело вступила моторная память и выступавшее ребро уже перестало быть неожиданностью. Во всем этом узнавалось что-то родное, советское, оставленное более двух десятилетий назад.
Бланкенберг направился к возвышавшейся посреди крыши бетонной коробке. Джонсон к тому времени еще спускался с площадки державшись за перила обеими раскинутыми руками. Бланкенберг толкнул обитую металлом дверь и вошел в неизменно пахнущее бетонной сыростью и никогда не выветривающейся масляной краской помещение лестничной клетки. Турбины вертолета стали завывать с все повышающимся тоном – экипажу незачем было торчать здесь какое-то лишнее время.
Наконец, внутрь ввалился Джонсон, покрасневший, дышавший все так же тяжело, неизменно самого взлета.
- Чертовы мерзавцы, - произнес он, кивая куда-то в сторону двери.
- Бронегруппа? – Спросил Бланкенберг, заранее зная ответ.
- Кто же еще! - в который раз раздув щеки и рот на выдохе ответил Джонсон, - Хотя я не удивился бы, если бы узнал, что уже и эти пилоты с ними общаются, а для всех вместе мы с каждым днем превращаемся в посмешище. А так все начиналось! Это самое настоящее болото, в котором, образно говоря, наш отряд вязнет. Вы не находите? Человеческое болото дремучей архаичной стихии. Не африканские дикари, но и не представители чужого расчетливого сообщества вроде каких-нибудь азиатов. Эти всю историю вредят себе и вредят другим. Болото. К черту! – Джонсон развернулся и энергично зашагал вниз.
- Мы уже торгуемся с ними целую неделю, и целую неделю эти мерзавцы не могут войти в город – все же продолжил он, – Знаю, что наивно спрашивать, но может, у вас появились какие-нибудь мысли как затащить их на улицы? Хоть телеканалы задействуй, чтобы население их затащило… конечно, не поможет.
- Военные не готовы пойти на такой сценарий, - произнес Бланкенберг, бросая взгляд в окно на внутренний двор. Не один раз его преследовала невесть откуда всплывашая в сознании картина, как он несется вниз по этой лестнице, желая покинуть здание как можно скорее. Там, над площадью уже летают трассеры, грохочут вертолетные лопасти, неуправляемые ракеты норовят прошибить здание. А он, Бланкенберг несется, перепрыгивая ступеньки, будто оказавшись во дворе он, находясь под прикрытием еще стоящей бетонной громадины сможет убраться, пробираясь мимо горящих гаражей и падающей невесть откуда кирпичной крошки. Это ему снилось и в кои-то веки сновидение имело под собой вполне логичную основу. Джонсон определенно аплодировал бы такому сценарию. Заблаговременно убравшись, разумеется.
- Очень плохо, что не готовы, - развеял прокравшуюся в сознание Бланкенберга визуализированную мысль Джонсон.
- Все же сейчас девяностые годы, а не двадцатые, - спустя половину лестничного марша ответил Бланкенберг, – Вы наверняка знакомы с историей Советской России двадцатых годов. Вот тогда было куда больше свободы для реализации широкого спектра самых смелых сценариев. И широкий спектр сторон, вооруженных сторон. Эти же не стесняясь заявили нам, что подчиняются командованию ССН, и не смотрите на то, что они разукрасили свои борта белыми звездами.
- Хорошо хотя бы, что не командованию федеральных сил, которому и подчинялись до момента старта событий. Иначе на руках у нас осталась бы лишь одна карта – эта забастовка. Я уже слабо верю, в то, что она на что-то повлияет даже если экспорт протеста успешно состоится. Кстати, где он? – В голосе Джонсона послышалась горькая издевка.
- По плану он должен начаться после их красной даты – после первого мая, вы же знаете, так что поменьше пессимизма. Насчет военных вы сами довольно точно подметили вопрос того кому они подчиняются, и я бы не стал недооценивать этой разницы между Федеральным командованием и Силами Стратегического Назначения. Потенциал у этой разницы ядерный. Я в переносном смысле.
- Да и в буквальном – добавил он мысленно, но смолчал.
Действительно, чего стоил один инцидент с этой их пилотируемой суперракетой, правильнее было говорить станцией-носителем.
Наконец, они вышли в коридор, с недавнего времени загроможденный разнообразным барахлом, предназначенным для того, чтобы можно было находиться здесь, в здании, постоянно, не выезжая на ночь в гостиницу. Некоторые из низового состава уже так и делали. Нечто подобное показывали по ТВ, когда уже ретроспективно освещали события августа прошлого года в Москве. Сейчас новый Белый Дом был здесь. И, строго говоря, у него было даже больше оснований назваться вслед за оригинальным, расположенным в Вашингтоне, чем у московского. Все-таки здешняя заваруха началась с бредового слуха о присоединении к США.
В помещении, прозванным конференц-залом привычно работал телевизор, большую часть времени транслировавший настоящие западные каналы, которые принимала тарелка, развернутая на крыше. Сейчас же шел местный канал, этот Federal-One и с экрана смотрела Ландскрихт – наступало время ее вечерней передачи.
- А кстати, где мистер Гэндлоу, - как бы невзначай бросил Бланкенберг, - Я не видел его с самого утра, вернее даже со вчерашнего вечера. Неужели он отыскал здесь достойное место, где можно расслабиться, - с интонацией одобрительного юмора добавил он.
- Я бы сам хотел это знать – ответил Джонсон, которому судя по его виду явно было не до шуток, - Я вчера высказывал соображение, что неплохо было бы перебазировать наш командный центр в аэропорт. Вот и думаю, не сделал ли это мистер Гэндлоу в индивидуальном порядке. Я серьезно, коммуникации это вполне позволяют, но, с другой стороны, почему-то с самого утра от него нет никаких вестей.
- Мог ли он предпринять что-то по отношению северной группировки, не поставив наc в известность? С расчетом добыть эту маленькую победу в одиночку? Представьте, вечером колонны уже входят в город.
- Если бы так он и было, я бы станцевал голым, - ответил Джонсон.
- Вы посмотрите! – мысленно усмехнулся Бланкенберг, - Думаешь, если я американец, так ты меня сейчас впечатлил своим якобы американским юмором, англичанишка?
Вместо озвучивания этой своей мысли Бланкенберг глянул в сторону Джонсона и вежливо улыбнулся. Стекла очков без всяких сомнений надежно скрывали взгляд.
- Вы правда на это пошли бы? – все же произнес Бланкенберг?
- Еще бы! – ответил Джонсон, эмоционально рубанув рукой воздух, - Да боюсь не придется. Гэндлоу не стал бы обставлять свою работу как преподнесение сюрпризов. Сюрпризов нам. Зачем это?
- Да, вы правы, - ответил Бланкенберг и глянул в сторону телевизора, - Посмотрите вот, как Халдорис совершенно невозмутимо делает свою работу.
На экране была Ландскрихт ведшая свою телевизионную версию печально известного «фолькишер беобахтер» – так все это охарактеризовал про себя Бланкенберг. С другой стороны, судя по скудной социологии, местным помимо шедших сплошным потоком американских ток-шоу и вправду нужно было больше своих передач, где бы упоминали их город и регион. Посиделки местных забастовочных вожаков быстро наскучили. Американские же масс-медиа с недавнего времени старательно обходили тему, готовую дать старт и отчасти уже давшую старт международному скандалу.