Идеальный рассказ, автор Крис Опции

[Каркун]

Автор: Крис



Идеальный рассказ




Попробуем создать идеального героя.
Высокий, мужественный… но не качок. Напротив – этакий слегка испорченный физикой интеллектуал. Конечно, брюнет.
Теперь она. Блондинка или рыжая, обязательно с хорошей грудью и длинными ногами. Тут очень важна форма груди. Дыньки? Яблочки? Козьи рожки?
Пусть будет рыжая, но грудь, как у самой что ни на есть блондинки. И, конечно, по-женски умная. Но только когда это необходимо по сюжету. Если же герой вдруг решит изменить ей - то дура дурой. Впрочем… не люблю я женских слёз, пусть уж лучше она ему изменяет.
А ещё нужна актуальная тема.
Какая сейчас тема самая актуальная? Кризис? Глобальное потепление? Нашествие биру и нибиру?
Нет, пожалуй, экономика с экологией заткнут за пояс любой конец света…
Разве что закрутим про попаданцев? Тема эта сейчас в моде, а вдруг повезёт?
Итак…

Макс Петров являлся подающим предельно скромные надежды студентом факультета журналистики Горно-Алтайского университета. По мнению преподавателей, был он больше брутален, нежели умён, и знал на факультете скорее свой стул, чем своё место. Учился, однако, на платном, а потому с отчислением тянули, и до начала третьего курса парень как-то доплыл. Медиана, впрочем, ему не светила, потому что ай кью приписками не увеличишь, а тут ещё и влюблённость, подцепленная на втором курсе, начала стремительно прогрессировать.
Влюблённость носила имя Елена. Вообще-то, лены хороши тем, что их много, и они разные. Встречались мне лены-блондинки и лены-брюнетки, лены-идиотки, и лены-недурочки… Даже одна почти умная попадалась, но это была так, ошибка природы. И вот эта самая Лена Малыхина, шатенка, небольшого роста, слегка обесцвеченная в домашних условиях подругой, с губами яркими, как помада, буквально свела с ума несчастного Макса. Не сразу. В два приёма. Но пик наступил именно в сентябре.
Мало того, что сентябрь в этом году был излишне похож на лето, и пиво продавали на каждом углу, так ещё и на лекциях Макс вообще не распознавал теперь мычание преподавателей. На семинарах он рисовал в тетрадке чёртиков, в газету, где тискал статейки, и дорогу забыл. А всё свободное время он проводил в библиотеке, где зубрила суженная, в холле второго этажа, где она с ним иногда целовалась, на тёплых улицах, где она гуляла вдоль магазинов, и у нёе дома - когда пускала.
Пускала, к сожалению, редко. Лена была лишь слегка увлечена Максом, и сессию планировала сдать на отлично. Училась девушка на том же факультете, только на курс младше, увлекалась, чем ни попадя, но самозабвенно. На данный момент её волновали проблемы археологии и физические теории пространства. Ни в тех, ни в других Лена не разбиралась, но готова была часами выслушивать лохматых длинноногих знатоков-пятикурсников. Просветителей находилось с избытком – девушка была в меру глупа, недурна собой и умела слушать, чуть приоткрыв соблазнительный рот. Сентябрьские вечера были длинными, она общалась, Макс томился рядом, мешая пятикурсникам переходить от обольщения физикой к физическому обольщению.

В тот день неожиданно испортилась погода, а Лена оповестила радостно:
- Макс! Я еду на выходных на раскопки!
И тогда студент понял, что случилось страшное – возлюбленная влюбилась. Только по-настоящему влюблённая способна трястись под осенним дождём пять часов в автобусе сначала по трассе, а потом и по бездорожью. Без любви она не поехала бы в такую погоду и на дачу.
Понятно, что Максу предстояло тащиться следом, ведь мама не отпустила бы Лену одну. Он собрал старенький папин рюкзак, отыскал его же дождевик. Догадался прихватить минералку и бутерброды. Водки им выдали в достатке по прибытии.
Замёрзший как собака Макс, ведь он-то не был влюблён в лысоватого уже студента-историка, таскался за Леной вокруг ямы с красивым названием раскоп. Историк предпочитал рассказывать о своих успехах под дождём, из-за которого работа по ковырянию в земле встала. Он не думал о том, как мокрая девушка будет спать в мокрой палатке. Впрочем, водки у археологов действительно было с избытком.
Макс пил с историком примерно до полуночи, потому что обострения бронхита из-за промокших ног получить не хотел. Но Лена почти не пила – её грела любовь. Пятикурсник оказался крепок на спиртное, как отрытый им же булыжник с подобием карты. Он громко вещал про скифов, сожалел, что двумястами метрами дальше высится военный объект, а, судя по найденному в раскопе булыжнику с этой самой картой, именно там должен быть основной, самый древний курган. И в кургане том не только медные бляшки, но и золотишко должно водиться. Впрочем, золото историка интересовало в сугубо научном смысле.
В конце концов, он таки допился до состояния откровения, и снова повел Лену к раскопу, пытаясь показать что-то невиданное именно при свете луны, которая падает на камень-карту. Там, по его словам, получалась едва ли не стрела, прямо указующая на объект с вышками и собаками.
Макс сопротивлялся, как мог. Лена едва немного просохла, тьма зияла разинутой пастью, только фонарик историка искал в ней неведомые ещё зубы.
Место раскопа было в основном песчаным, но нашлась и глина. Девушка оступилась и с визгом съехала в яму. Пока Макс месил в темноте грязь, туда же, матерясь, отправился на заднице историк. Фонарик упал, раскоп погрузился во тьму. Потом над головой прорезалась молния, на миг стало светло и запахло озоном.
- Прямо в наш курган долбануло! – обрадовался историк, перекрывая небесный грохот. – У вояк там вышка железная!
Это были его последние слова.

Очнулся Макс потому, что его трясли, ухватив за шиворот. В голове больно-больно стреляло. Рядом жалобно кашляла Лена.
- Эт вот есть твой удача?!! – грозно вопросил кто-то сверху.
Голос был хриплый, странный, коверкающий привычные звуки.
- Эт никчёмный тряпка есть удача? – повторил голос, и Макса опустили носом в густую сиреневатую траву. Студент попытался извернуться и посмотреть вверх, но солнце тут же ослепило его. Потекли слёзы.
- Не мужчина есть, - констатировал голос. - Я ждал тебя дать приход предка. Эт вот есть – предок? Мальчишка-мокрый-тряпка есть предок?
- Водитель! – закричал издалека другой голос. – Эт ещё есть тут другой! Ходи-ходи?
- Ходи! – заорал невидимый "водитель", и студент проморгался, наконец.
Возвышающийся над ним мужчина был одет, несмотря на жару, в такой же, как у Макса, поношенный туристический дождевик на голое тело, был огромен, небрит во всех возможных местах и… (студент не вовремя вдохнул) - от него шёл прямо-таки сногсшибательный запах пота.
Лена сидела на траве чуть поодаль и плакала. Вокруг неё толпился десяток полуголых волосатых мужиков без дождевиков. А с соседнего пригорка ещё один могучий волосатый тип гнал пинками студента-историка. Студент лихо скакал на карачках, а под правым глазом у него споро созревал фингал.
- Ойййй, - прошептал Макс.
Он понял, что питиё всё-таки иногда определяет сознание, особенно если у него достаточная крепость. Кошмар, что он видел сейчас, на трезвую было не выдумать. Волосатые мужики казались реальнее головной боли – кряжистые, страшные. Но, если присмотреться, одеты они были в своё немногое тщательно и аккуратно, были потными и вонючими, но не грязными. А дождевик… Макс понял, почему сей предмет туалета показался ему таким знакомым. Волосатый просто ограбил его, и во всю красовался теперь в обновке.
- Плохо! – возвестил из-за спины студента-историка третий голос. – Много устали. Одежда рвалась, пишу съели. Плохо!
Ещё пинок ноги, обутой в плетёную сандалю, вроде лаптя, и неудачливый археолог приземлился в двух шагах от Макса. Иван его звали, вспомнил он, Ваня.
- Что ты есть? – грозно спросил одетый в трофейный дождевик.
- Я студент… - промямлил Иван, по щекам его текли грязные слёзы. Лысоватому историку было очень больно в самых чувствительных местах тела.
- Что есть быть студент? – удивился одетый в дождевик и стал похож на Бормана из старого советского фильма.
- Я учусь…
- Робя? – удивился Борман. И махнул рукой тому, что был в лаптях. – Дети большие у предков есть, читал ты?
- Начальник читал, видно, - согласился тот, что был в лаптях.
- Верю тебе, - задумчиво пробормотал Борман. - Не повезло есть. Дети есть, не старшие. Вырастут?
- Начальник знает, - уклончиво сообщил тот, что в лаптях.
- Есть вставать, идти! – скомандовал Борман, и Макс живенько подскочил. Он не хотел передвигаться как Иван, на карачках.
Лену один из волосатых поднял, словно котёнка и бросил через плечо. Макс и не пытался заступиться: девушку хотя бы не били, а вот они с Иваном легко могли огрести в любой момент.
Когда студенты удалялись от зелёного холма, где им суждено было очнуться, Иван махнул рукой назад и влево. Макс оглянулся. В паре сотен метров высился проржавевший ветхий остов сторожевой вышки!

Жилище волосатых порадовало – добротные бревенчатые срубы, безыскусные, но крепкие. Вокруг - огороженные посадки, где виднелась ботва недокопанной картошки. На солнышке носились полуголые ребятишки. Увидев гостей, они бросили все дела и молча столпились вокруг. Подошли и крепкие, с налитыми щеками, тётки. Тоже уставились подозрительно – кто, мол, такие?
Из большой неновой избы вышел жердеватый старик.
- Добра тебе, Начальник! – рявкнул Борман. – Плюнула наша бочка. Вот что есть привели. Говорят – дети малые, учиться надо. Скажи, разве это есть предки?
Начальник помялся, поскрёб жидкую бородёнку.
- Тайна есть. Не тебе знать! – сказал он строго. И обратился к Ивану, как к самому старшему:
- Как отца есть звали?
- Пппетрович, - пробормотал студент.
- Гляди, Пппетрович, - сказал Начальник, продолжая доить бородёнку. – Ты есть наш отец…
Борман плюнул и растёр ногой.
- Отец! – Начальник погрозил небесам указательным пальцем. – Мы все есть дети твои. Мы жили, а ты с нас не спрашивал строго. Мало учились. Мало хотели знать. И дети детей твоих – мало учились. И дети детей их. На тебя надеялись дети. И ты дал им умные машины, чтобы всё делали на Земле…
Начальник задумался, поковырял в носу, посмотрел в тугое осеннее небо. Тот, что в лаптях из под тишка пнул Ивана, тот взвизгнул и отвлёк старика от высокого.
- Всё больше было машин, так пишут твои книги. Всё меньше знали о них люди. Машины были крепкими. Работали долго. Люди учились всё меньше. А потом мир изменился, и сломались машины. Кончилась их чёрная кровь. И реки сломались у тех машин, что пили воду, и ветры обрушили те, что питались ветром. С неба шёл холодный снег, и вода лилась с неба. Много умерло…. – старик снова задумался, потом с сомнением взглянул на Ивана. - Вот ты скажи – можешь ты машины делать?
Иван затрясся, потому что нога в лапте снова приподнялась.
- Я… я археолог – промямлил он. – Я изучал, как древние люди жили.
- Не надо нам жили, - сурово оборвал Начальник. – Надо машины делать! Лапти делать. Еду делать!
Иван беспомощно развёл руками.
- А ты? – повернулся старик к Максу.
- Я журналист, - брякнул Макс и понял, что сказал что-то не то.
- Руками что умеешь? – спросил Борман. – Что есть делать можешь?
- Ка-артошку копать, - пробормотал Макс, уставившись на соседний огородик.
- А пороть тебя буду сильно, если плохо копать будешь, - согласился старик. – Девка же совсем немощная. Сильного мужа ей найти надо, чтобы не замёрзла зиму. Согреет пусть.
Борман с сомнением покачал головой.
Макс зажмурился, мечтая только об одном – чтобы закончился уже этот пьяный кошмар про попаданцев.

Через час он уже чистил картошку, потирая превентивно обработанный зад. Ивана, как более крепкого на вид, нарядили убирать ботву. С донесением знаний до нужного места тут не церемонились, боясь потерять те немногие умения, что остались у племени людей. И Макс, такой неспособный раньше к учёбе, быстренько приспособился разводить картошку, чистить у свиней, полоть огород, ходить в вылазки к развалинам бывшей Катунской ГЭС, чтобы добыть там что-нибудь, пригодное для хозяйства. Ходил он с Борманом и на развалины военного объекта. Там высился железный ангар, похожий на огромную бочку, куда, как утверждал Борман, "залезли когда-то много предков – и пропали в другие, хорошие земли". А потом залезли другие – но кончилось что-то в бочке. И теперь надо ждать ещё десять зим, пока накопится в бочке немножечко текучей жизни, и, может быть, выкинет тогда она из древних времен, настоящего предка. Который научит делать машины, снова изобретёт электричество и тогда жизнь у людей наладится.
А пока – нечего глазеть! Бери тряпку да учись мыть полы! Чисто!
Уже по первому снегу встретил как-то утром Макс зарёванную Лену. Любовь их не выдержала самых малых трудностей, но симпатия осталась. Лена долго жаловалась ему на вонючего даже прямо из бани мужа. А потом начала палочкой писать на белоснежном снегу: Лена+Макс, как когда-то писал ей он.
Старик-Начальник чесал как раз худые бока на ярком солнышке. Он и углядел.
Теперь студенты втроём учат зимой читать и писать здешних детишек. Летом-то никак, другие науки. Но зимой учёба каждый день! И старик-Начальник следит строго – чтобы каждый завалящий стишок – наизусть. Кто его знает, может и стишок пригодится. Слишком дорого далась людям эта простая наука – ценить и умножать обретённые знания не абстрактно, а в прямой своей практике. Так что, глядишь, ещё две-три тысячи лет и постоят они чего, если погода окончательно не испортится. Погода-то она всё равно сильнее.