Начни говорить правду, Прогностический реализм Опции

[Осип Монгольштам...]

1. Новость о помолвке

— Я помещаться в окошечко? — Голос Йели звенел как колокольчик, и этот колокольчиковый голос приводил мир окрест Мишки в лихорадостное кружение.

— Да, помещаешься... — кое-как прошептал Мишка сквозь удары крови в голову: вид полуголой Йели даже в маленьком окошке сближателя добавлял миру праздничное кувыркание с ног на голову и обратно.

— А хочешь, я совсем раздеваться?

В Йелином племени Голосексуалистов ходить враздетку было делом обычным. Их жаркий край так и назывался: Ню-Йорск.

Мишкино же племя Расселян обитало в куда более холодной и потому склонной к благопристойности Вышней Нгтони — местности неподалёку от развалин города Гос-Анджелес.

— Не надо, Йеля, не раздевайся. Сердце и без этого колотится на пределе.

— Ну ладно. Но тогда, — Йеля перешла на родной полонезийский, — давай теперь я посмотрю на тебя. Отодвинься подальше от сближателя... от его глазка.

Мишка полонезийский язык ещё не забыл и покорно отодвинулся.

— Нет, чуть ближе. И поднеси глазок к плечу. Слушай, Мишка, а шрама-то уже почти не видно... Но какой он был страшный...

— Йеля, ты же знаешь: на месте приживления скоро не останется никаких следов.

— Да, Мишка, знаю. И всё равно немного не по себе... Как всё-таки жаль, что ты должен играть в этот ужасный судьбол...

— Йель, играть в судьбол нам, Расселянам, повелевают сами боги. Им ведь нужно упражнять способность возрождать нас. Иначе боги могут потерять её — такую замечательную способность.

— Тогда выходит, что покровители нашего племени, — Йеля улыбнулась совсем чуть-чуть, но всё равно ослепительно, и змейко повела шеей, как умеют только полонезийки, — могущественнее ваших: у Голосексуалистов любые повреждения исчезают и без судьбола... Ну ладно. Лучше снова скажи, что ты испытатель счастья.

— Йеля, с тобой я испытатель сумасшедшего счастья.

— Мишка, Мишка, ну когда же ты меня похитишь?

— Йель, я и сам не могу дождаться. Увы, дракон обещал отнести меня к вам не раньше чем через месяц.

— Плохо, Мишка. Очень плохо. Вчера к отцу приходил Всёонист. Это двуглавный вождь нашего племени.

— Йель, я помню вашего вождя. Но что плохого в его приходе?

— Отец и вождь договорились выдать меня. За Дымьяна, сына вождя. Свадьбу назначили на новолуние. Это будет уже через две недели. Поспеши украсть меня, Мишка.

— Хорошо, Йеля. Я очень-очень постараюсь.


2. Откуда берутся сближатели
Мишка переключил сближатель с режима работы на полную скрытность и пустил кормиться листьями по ветке примеченного дуба.

Скрывать сближатель приходилось потому, что использование подозрительно совершенных устройств жрецы Святонаила, верховного бога Расселян, объявили грешным делом. Ибо, мол, соблазнение людей не в меру совершенным — это, без сомнений, демонический происк сыновей металлолома. Мишка, конечно, не рвался нарушать племенные запреты, но ради возможности общаться с Йелей пошёл бы и на пущее отступничество, нежели соблазнение сближателем.

Пару сближателей, связанных волшебным родством и потому способных видеть и слышать друг друга, Йеля получила в качестве порадка от тайного существа Ъйьъ, покровителя племени Голосексуалистов. Точнее, эти два родственных сближателя у Ъйьъ выпросила Раздетта, лучшая Йелина подруга: Йеля была ещё недостаточно взрослой, и потому от неё пока скрывали искусство вызывать покровителя и выпрашивать у него порадки.


3. Назначенная заслуга
К Голосексуалистам Мишка попал шесть месяцев назад по велению жрецов Святонаила. Как только Мишке исполнилось семнадцать лет, жрецы возвестили, что его заслуга, то есть задание перед посвящением в мужчины, заключается в приучении к землепашеству неких дикарей.

Почему задание считается сложным, достойным звания мужчины, Мишка поначалу не понимал: ведь человеку приличествует пасти землю. И мало того, землепашество приносит огромное трудовольствие. Но жрецы Святонаила растолковали Мишке: подлежащие просвещению дикари одержимы демонами безделья. А эти добробойцы, понятно, затуманивают разум и доводят до греха.

Великий Святонаил, конечно, легко может ввергнуть в преисподнюю любых демонов. Но не делает этого нарочно: чтобы в жизни рабов божьих оставались трудности. Чтобы было чем проверять благонравие людей. Чтобы юноши могли проходить полноценные посвящения, доказывать преданность господам богам.

Перед отправкой к Голосексуалистам Мишку полгода обучали в Скорой школе. Обучали, прежде всего, языку дикарей. Кроме того, рассказывали про их грехопадение. Про свирепое, вызванное явно демоническими силами сопротивление предыдущим просветителям. А ещё жрецы надоумили Мишку, как одолеть сие сопротивление.

Так что выполнять заслугу он отправился хорошо подготовленным: со знанием языка просвещаемых, с несколькими мешками отборных зерновых, с запасом заговорённых химреактивов и намоленных электрокомплектующих, а главное — с замыслом успешных действий.

Орудия же землепашества Мишке предстояло изготовить и освятить прямо на месте прибытия. Для чего он вызубрил дюжину особо надёжных, проверенных в деле боговорок самых последних образцов, которые неустанно разрабатывали племенные жрецы.


4. Захват дракона
К путешественному дракону шли по Запретной Стороне леса почти в полной тьме. Быконь Вредноут, коего Мишка вёл в поводу, тащился, качаясь под тяжестью связки из шести мешков. Лишь когда чуть посветлело от взошедшей луны, Аввакуум Менделенин — богомистр, то есть верховный жрец Святонаила и вождь Расселян — наконец приказал Мишке остановиться и простёр длань к невзрачному пригорку:

— Эй, рептилоид, яви себя избранным...

Верхушка пригорка вздыбилась и развернулась в загоревшегося всеми цветами радуги дракона. Дракон оказался громадным: одна только его голова была размером с избу.

— Заметил ли ты меня, о избранный? — пророкотал дракон. — Или нужно подбавить яркости светохондриям и цветоплазме?

— Уймись, динозверь, — ответствовал жрец. — Сейчас буду чистить тебе карму.

Менделенин достал из складок своего балахона фотографию дракона и принялся её святить.

— Порчу порчу, — забубнил жрец древний заговор, — и сглаживаю сглаз. Снимаю венец безбрачия, телефон девятьсот тринадцать восемьдесят четыре двадцать...

Свет от туловища и от крыльев дракона, терпеливо ждавшего окончания магического ритуала, озарял округу. И Мишка увидел, что стоит на пологом берегу. То, что это берег священного Балдейского моря, Мишка понял, разглядев чуть поодаль от дракона несколько каменных алтарей и кумиров.

"Всё правильно, — подумал Мишка, — тайные существа должны приближаться к людям в тайных же местах. Вроде племенного капища".

Морской залив был крайницей обжитой Расселянами земли: на другом его берегу стеной леса темнела непроходимая и холодная Севе́рь. А ещё дальше, по слухам, лежало Заморожье, где даже дровоядные печи приходится делать изо льда.

— О исцелённая сущность, заправилась ли ты на дорожку? — вопросил дракона жрец, пряча фотокарточку.

— Ещё нет. — Рептилоид отрицательно мотнул головой. — Но сейчас напьюсь в улёт.

Извивая тело, дракон прошествовал к заливу, откуда принялся шумно высасывать воду. Внутри дракона сразу громко зашипело. Из его ноздрей повалили струи тумана.

Мишка уже знал, что драконы обычно очень горячие существа, и потому его не удивила потребность рептилоида в водяном охлаждении.

— Зри, о взыскующий заслуги, что нужно сотворить, дабы перелётного дракона охватил дух путешествий... — обратился жрец к Мишке, доставая из складок балахона небольшую штукатулку. — Или жаждешь сам свершить сие действо?

— Нисколько не жажду, Ваше Многочестие. — Мишка сперва отвергающе помотал головой, а затем взмахом ладони пригласил жреца показать волшебное умение.

— О дух путешествий, изыди из хранилища и направь полёт исцелённой сущности... — Сопровождая заклинание на древнежреческом подобающими жествиями, Менделенин раскрыл штукатулку и выпустил оттуда нечто вроде клочка густого дыма.

Клочок дыма завихрился, развихрился и принял вид полупрозрачного человечка с пищевым мешком за плечами и с гитарой в руках.

— Эту песню, непоседы, в рюкзаки с собой возьмите, — запел маленький призрак, подыгрывая на гитаре и приближаясь к дракону, — пусть её по белу свету разнесёт попутный ветер...

Дракон оторвал голову от воды и скучающе почесал ухом об ухо.

— ...Тёщи, матери и жёны, не горюйте, не грустите, — дух путешествий, продолжая тренькать гитарой, начал вперёд ногами погружаться в темя дракона, — к вам вернутся робинзоны с чемоданами открытий...

Последние звуки песни донеслись уже изнутри головы рептилоида.

— Теперь, о взыскующий заслуги, нужно поскорее занять место в драконе, — возгласил жрец. — Не то могут опередить.

[Осип Монгольштам...]

5. Каков бог, таков и приход
Мишка отрешённо брёл из дубовой рощи домой и гонял в голове вопрос: как ускорить похищение Йели?

Раньше Мишка думал, что в запасе у него есть ещё пара-тройка месяцев. За это время Мишка, во-первых, полностью восстановился бы после завтрашнего проигрыша в судьбол непобедимому Деду Убивню, а во-вторых, встроился бы в перелётное расписание знакомого дракона. Но теперь положение Мишки резко осложнилось: ведь Убивень, несомненно, опять изуродует его так, что выздоравливать придётся не меньше месяца.

А что, если не выйти на боединок? Нет, это навлечёт несмываемый позор. И, скорее всего, изгнание из племени. Но даже если боединок пропустить, то как приблизить срок полёта за Йелей?

Ещё издали Мишка увидел, что на краю Айдавкино, племенного народохранилища Расселян, на Массовом поле перед толпой зрителей начинается представление.

Представление, как обычно, обличало прежних, обманных богов. И сегодня была очередь тех, что когда-то именовались грехо-католическими. Их прибежище называлось царьковью. Из её центрального купола торчали хищно скрещённые серп и молот, а над четырьмя боковыми куполами угрожающе растопыривали щупальца пятиконечные звёзды.

Старые и ложные боги, то есть на самом деле злобные демоны, всегда стремятся навести морок на человека. И погубить его. Поэтому разоблачать их козни нужно как можно усерднее и чаще: хотя бы пару раз в месяц.

Наиболее злобный демон по имени Никтот, пришелец из Черномордора, по ходу представления прятался в засаде внутри царькви. Куда двое его прислужников, архипсихопы Олай Негодник и Оргий Бедоносец, пытались коварно заманить посланцев Святонаила: Добрыню и Путяту.

Прислужников демона, насадив на плечи огромные соломенные головы с лохматыми бородами и с дико выпученными глазами, изображали ученики Менделенина. А роли посланцев Святонаила в доспехах былинных богатырей играли, разумеется, сам верховный жрец и его заместитель — боголавр Мартин Лютый.

Прислужники демона всё время махали чем-то горелым на цепочках — то шевеля бородищами и угрожающе гнуся тарабарщину, то выкрикивая на человечьем языке явные злоклятья:

— Инквизиция, аутодафе, санбенито...

При этом архипсихопы указывали то на Добрыню с Путятой, то на столб с кучей веток под ним. К которым приглашающе подносили свою дымилку на цепочках.

В ответ Добрыня строго предъявил прислужникам демона удостоверение пожарного инспектора, а Путята вразумляюще выписал штраф за нарушение техники безопасности. Но архипсихопы схватили листок с выписанным штрафом и, не прекращая изрыгать злоклятья и истошные беснопения, подожгли его.

Услыхав про штраф, из царькви в ярости выскочил ещё один таившийся там слуга демона — Иоанн Бог Ослов — и принялся настырно требовать, чтобы Добрыня и Путята уверовали в Евангелие от Луки Мудищева.

Зрители с возмущением загудели:

— Эй, Иоанн, ты вышел за границы своей бесовой категории...

Добрыня жестом успокоил толпу и повернулся к разбожевавшемуся прислужнику демона.

— Скажи мне, мудесник, любитель богов, что сбудется в жизни с тобою? — вопросил богатырь Иоанна. — Что ты станешь делать, например, завтра утром? Предсказывает ли ответ твоя бесовская вера?

— Никтот, господь мой, всеведущ и грозен, — непримиримо ответствовал Иоанн. — И он речёт, что завтра утром я, его покорный раб и непогрешимый пророк, буду, как всегда, усердно молиться ему.

В ответ на эти гордецкие слова Добрыня с великой кротостью извлёк из висящих у него на поясе ножен меч-младенец и вразумляюще срубил Иоанну соломенную голову. Тот картинно зашатался и упал.

— Как же теперь ты, лжепророк, станешь молиться своему рабовладельцу? — сочувственно поинтересовался Добрыня.

Тем временем Путята привязал двух других прислужников демона к их же столбу и вразумляюще поднёс их же дымилку на цепочках к куче веток под ним:

— Хотите поговорить из горящего куста?

Зрители зааплодировали говорящему костру, одновременно выкликая традиционное напутствие:

— Горите на работе, чёртовы инквизиторы...

Этой победой над нечистыми силами закончилось первое действо. Лицедеи поснимали игровые одежды и принялись низкопоклонствовать перед публикой.


6. Посадка
— Запоминай, отбыватель, — воззвал верховный жрец к Мишке, — как до́лжно обращаться с путешественным драконом. Прежде всего следует присвоить ему дорожное имя. Ибо как дракона назовёшь, так он и полетит.

Менделенин установился перед драконом, завораживающе взмахнул руками и молвил:

— О хребтилоид, с сей минуты тебе надлежит называться древним и славным именем "Шестисотый Медресес". Разверзни теперь пасть, Медресес, и прими драконавта в зоб.

Свеженазванный Шестисотый Медресес гостеприимно распахнул челюсти, а Менделенин вошёл внутрь рептилоида и приглашающим жестом позвал Мишку за собой.

Мишка тоже перешагнул через зубы дракона и поспешил вслед за жрецом по чешуйчатому пищеводу, придерживаясь за его горячие стенки. Пищевод, судя по всему, служил дракону ещё и дыхательным путём: в спину Мишке дул могучий вдох динозверя.

— На зоб, улетант, нужно нацеливаться по светящей железе. — Жрец указал Мишке на яркий огонёк впереди. — Лаз в зоб ищи прямо под нею. Лаз поначалу сжат. Как найдёшь — шлёпни по нему ладонью. Да посильнее. А я тут подожду.

Протиснувшись мимо Менделенина, Мишка добрался до огонька, под ним обнаружил длинную слегка светящуюся складку, нагнулся и изо всех сил ударил по ней ладонью. Складка разжалась и превратилась в круглый лаз. Мишка протолкнул в него заплечный мешок с вещами, уселся рядом, сунул в лаз голени и обернулся к Менделенину.

Тот уже усиленно святил Мишку на удачу. Мишка махнул жрецу на прощание рукой и начал осторожно опускаться в лаз.

— Забыл предупредить, — торопливо возгласил Менделенин, — внутри дракона ни в коем случае не применяй заклинание для прочистки унитазов...

[Осип Монгольштам...]

7. Посрамление демона
Зрители разоблачительного игрища оживились: перед ними вновь появились Добрыня и Путята.

— Все дороги ведут нас во храм... — заговорщически подмигнул зрителям Добрыня и смиренно постучал ногой в парадные врата царькви.

— Кто смеет тревожить милостивейшего из богов? — загудел из храма угрожающий глас. — Кому тут надобно подбавить богобоязненности?

— Это мы, твои рабы, о ужаснейший Никтот, — тоже хитро подмигнул публике Путята. — Мы только что обратили в твою бесовскую веру кучу новых простофиль. Отвори же врата и узри своё демоническое торжество...

— Где, где мои новые простофили? — жадно возрадовался Никтот, и врата его царькви хищно распахнулись.

Демон был настолько велик, что с трудом лёжа через них протиснулся, а когда встал и распрямился, то оказался вдвое выше самых больших дерев.

— Значит, это вы мои новые рабы, о ничтожные людишки? — благосклонно вопросил Никтот толпу зрителей.

— Кукиш вот тебе, любитель рабства... — Зрители, хохоча, протянули демону сложенные фигами кулаки. — Закатай губищи, исчадье храма...

— Изведайте же, о нечестивцы, мои милосердие и благотворительность... — гневно возопил Никтот, срывая с главного купола царькви серп с молотом и занося их над зрителями. — Добро пожаловать в геенну огнен...

Демон испуганно осёкся и обернулся на оглушительные трубные звуки, раздавшиеся с Запретной Стороны леса. Над лесом в окружении сонма вострубивших слуг возник сам Святонаил. Племенной бог Расселян всё рос и рос, покуда не достиг главою облаков.

Зрители встретили появление защитника бурными рукоплесканиями и богославием.

— Погодь со своей чёртовой геенной, Никтот, — посоветовал Святонаил демону, наклоняясь и отбирая у того серп с молотом. — Лучше скажи: ты ведь един в трёх лицах — правильно? То есть ты у нас как Змей Горбыныч?

— Ничего подобного, — яро воспротивился Никтот, — я в трёх лицах един совсем по-другому...

— По-другому — нельзя. По-другому — тупое враньё, — молвил Святонаил, сотворяя диковинное движение.

Никтот остолбенел, а из его плеч мгновенно выросли ещё две головы и начали хмуро разглядывать друг друга.

— Эй, мудант, которому из твоих лиц нужно молиться прежде других? — весело заорали зрители.

— Молитесь мне, о рабы... — потребовал Никтот средней головой.

— Нет, мне, — ересьно запротестовала каждая из боковых голов. — Я жестоко накажу того нечестивца, что посмеет молиться не мне первому...

— Никтот, ты, выходит, настроен не помогать, а вредить молящим? — строго вопросил Святонаил. — Значит, ты у нас точно не бог. А нечто противоположное. Ведь боги — они помогают. А вредят — только демоны. Но зачем ты тогда нужен? Не пора ли тебе сгинуть, худотворец?

Выведенный на чистую воду Никтот начал всеми головами просить пощады.

— Ладно, существуй пока, — смягчился Святонаил. — Но ответствуй тогда: правду ли рекут твои прислужники, будто ты всемогущ?

— О да, я воистину всемогущ, — похвалился Никтот.

— А сможешь создать такой камень, который не в силах поднять?

— Понятное дело, смогу, — радостно закивал Никтот.

— Что сможешь: создать камень? — засмеялись зрители.

— Ну да, смогу создать камень, — горделиво ответствовал демон.

— Но ты же, получается, не сможешь его поднять, — напомнили зрители.

— Умолкните, рабы: я всё смогу поднять, — разозлился бестолковый Никтот.

— Не хами, грехослужитель. — Святонаил отвесил демону отрезвляющий подзатыльник. — А скажи-ка теперь: правда ли, что ты всеведущ?

— Угу, я всеведущ... — подтвердил Никтот, потирая затылки.

— А тебе известна задача, решения которой ты не знаешь? — спросил Святонаил.

— Конечно, не известна, — убеждённо сообщил демон.

— Значит, на самом деле ты не всеведущ, — констатировал Святонаил. — А верно ли, что тебе ве́домо будущее, Никтот?

— Полностью ве́домо: ведь я всеведущ, — надулся гордыней Никтот.

— Но если ты точно знаешь будущее, то, следовательно, уже не можешь его изменить. Однако разве ты не всемогущ, Никтот?

— Я всемогущ, я всё могу изменить, — высокомерно ответствовал демон.

— Тогда, выходит, ты не всеведущ, поелику будущее тебе неведомо: ведь ты пока ещё не знаешь, как его изменишь.

— Ну и что? — непримиримо фыркнул Никтот. — В меня нужно веровать, ибо это нелепо.

— А признайся-ка, Никтот: сие правда, что ты безмерно милостив?

— Что правда, то правда: я милостив безмерно... — Голос демона наполнила елейная вкрадчивость.

— Никтот, а это под твоим руководством проводились массовые репрессии: Крестовые походы, уничтожение катаров и индейцев, охоты на ведьм и на науку?

— Я наказую по заслугам, — убеждённо возгласил демон. — Ибо не мир я принёс, но меч.

— Как же так, Никтот: ты же безмерно милостив, разве нет?

— Уничтожение врагов — это моя безмерная милость для них, — хитро захихикал демон. — Я спасаю людей ценой их жизни.

— Ага: ты у нас, значит, не только святитель преступлений, но ещё и славоблуд... — осуждающе покачал головой Святонаил. — А скажи, Никтот: ты ведь вездесущ, да?

— Конечно, вездесущ, — кивнул демон всеми головами.

— И способен оказаться рядом с тем местом, где тебя нет?

— Ещё как способен, — напыжился Никтот.

— Но разве ты вездесущ, коли есть место, где тебя нет? Кстати, если ты и впрямь вездесущ, то, получается, в числе прочего пребываешь и во всех демонах. Следовательно, ты либо их соучастник, либо даже источник их злодейств. А ты всеблаг, Никтот?

— О, я воистину всеблаг... — Голос демона обрёл возвышенные тона.

— Значит, благословляешь и зло? — расхохотался Святонаил. — Какой же ты после этого бог? Ты сын глупости и породнившийся с ложью демон.

— Нет-нет, я просто воплощение всех совершенств... — провыл Никтот, пока Святонаил заталкивал его обратно в испуганно заколоколившую царьковь — под сень пятиконечных звёзд.

Зрители в восторге от непобедимой мудрости покровителя опять разразились рукоплесканиями.

— Спасибо, о благоизбранное племя... — Святонаил артистически раскланялся перед Расселянами. — Рад, что вам понравилось...


8. Обитаемый рептилоид
В зобу дракона царил жуткий холод. Мишка знал: это усердствуют охлаждающие железы, защищая ездока от жара драконьего тела. Впрочем, верховный жрец предупреждал, что скоро в зобу приемлемо потеплеет. Но терпеть мороз оказалось невозможно, поэтому Мишка вытащил из мешка плащ-кувалду и закутался в него.

В окружающем полумраке почти ничего не было видно, немного света лилось только от входной складки наверху и с передней стороны зоба через зазоры между чешуями дракона.

На полу различалась небольшая выпуклость. Мишка встал на неё, чтобы дотянуться до самой светлой полоски между чешуями. Полоска оказалась прозрачной, и Мишка стал смотреть сквозь неё наружу.

Окрестности хорошо освещались шкурой дракона. Неожиданно произошёл небольшой подъём над землёй — рептилоид, видимо, подпрыгнул, — а затем Мишка увидел махи сверкающих крыльев вперёд-назад по полукругам. Земля сразу отлетела вниз.

Потом крылья начали махать где-то позади. И от каждого крылыхания наступали то нарастание тяжести, то почти полная потеря веса.

— Слышь, живой груз: ну-ка слезь с меня, — проскрипел снизу чей-то сердитый голос.

— Ой, извините... — Мишка сошёл с выпуклости и наклонился к ней поближе, пытаясь различить какие-нибудь внятные черты.

Но внятных черт выпуклость не имела.

— Простите, а вы кто? — спросил Мишка.

— Я здешний управляйтер. То есть главный служитель дракона, — неприязненно представилась выпуклость. — Ну что, давай сюда плату за проезд.

Мишка понял, что речь идёт о подношении перелётному дракону, и полез в мешок за одним из приготовленных кристаллов бериллианта. Два больших бериллианта Менделенин с Мишкой добыли в Бессветной Дыре за неделю до перелёта. Верховный жрец сказал тогда, что драконы нуждаются в веществе, называемом "замедлитель", которое каким-то образом высасывают из красивых кристаллов.

— Опять бериллиант? — недовольно хмыкнула выпуклость, но кристалл всё же поглотила. — Далеко летишь-то?

— До Ню-Йорска, — без запинки выпалил Мишка. — Можно я сяду на пол?

— Ладно, сядь, — проворчала выпуклость, — куда ж тебя девать... Только не вертись.

Мишка сел на мешок и принялся смотреть на служителя дракона. После взлёта в зобу стало намного темнее, но Мишкины глаза постепенно привыкли к темноте, и он начал различать невидимые прежде детали.

От выпуклости отделился небольшой шарик, откатился и остановился. Затем отделился ещё один шарик, потом ещё и ещё. Шарики отделялись и разбегались от выпуклости, забирались на стенки зоба и начинали увеличиваться — словно комары, пьющие кровь.

Мишке вспомнилось посадочное предупреждение Менделенина: "Не то могут опередить".

"Что собой представляют эти существа? — подумал Мишка. — Действительно ли они полезны для дракона?"

— Слушайте, управляйтер, а почему вы спросили, куда я лечу? — посчитал нужным поинтересоваться Мишка. — Если слу́жите дракону, то должны знать это и без меня...

— Не рыпайся, живой груз, — угрожающе прошипела выпуклость. — Не то махом перестанешь быть живым.

[Осип Монгольштам...]

9. Слово богу
— О богообразные Расселяне, — отечески рокотал Святонаил из выси, нависая над поклонниками, — я отведу от вас любую угрозу, изничтожу любую напасть. Но я победоносен не сам по себе, нет. Непобедимость мне придаёт лишь ваша вера в меня. Она — моя могучая поддержка, о Расселяне. Да, без вашей драгоценной веры я сразу окажусь слабее любого демона и больше не смогу сокрушать их непримиримое отродье...

— Славим Святонаила, скромнейшего из богов... — вскричали в приступе верности верховный жрец и прочие богославы, увлекая за собой толпу. — Но объясни, покровитель: почему демоны столь непримиримы?

— Прекратить нападки на благую силу демонам не даёт наложенное на них проклятье, — с величавой горечью сообщил зрителям Святонаил. — А знаете, кто наложил сие проклятье? Ну-ка скажите мне: кто?

— Сыновья металлолома, о покровитель... — отозвалась толпа в правоверном ужасе.

— Смело возвещайте о любой злодеятельности лихого отродья моему чудотвору... — Святонаил направил указующий перст на Менделенина и коснулся его жадно воздетой руки.

От прикосновения к богу верховный жрец сразу начал святеть: его одежды побелели и засияли, а над головой зажёгся нимб. Распушилась и заискрилась даже седая борода.

— Ни на шаг не отступайте от обычаев пращуров, о Расселяне, живите по заповедям патриарха Керима и пророка Хоссейна... — Голос Святонаила обрёл задушевность. — Ибо соблюдение древних заветов — порука непреходящего боголепия вашего племени...

— Вечная память провозвестникам... — опять увлекающе вскричали жрецы. — В сердцах храним их вдохновенные откровения...

— Вижу, вижу твоё радение, о благоизбранный народ, — заулыбался с высоты Святонаил. — Но вполне ли точно вы, Расселяне, помните напутный утвердикт пиарха Керима? Кто подскажет: что должно свершиться завтра вечером?

— Жертвенный боединок в судьбол, о покровитель, — отработанным хором выкрикнула публика, — лучшее действо во имя твоей славы...

— Да хранит вас богодать, добрые люди, — пророкотал Святонаил, отдаляясь в Запретную Сторону и скрываясь в клубах поднявшегося над лесом тумана, — теперь я снова за вас спокоен. До следующих встреч, о Расселяне...

Члены племени дружно приложили руки к сердцам и затянули гимн "Богата богами родная земля".


10. Телохранители дракона
— Так вы на самом деле не управляйтер? — Спрашивая это, Мишка с невинным видом снял с плеч плащ, тщательно сложил его в кувалду и нацелился изо всех сил треснуть ею по наглой выпуклости. — Но кто вы тогда?

— Я исполнитель своих желаний, — проскрипела выпуклость. — И знаешь, какое у меня сейчас возникло желание? — Выпуклость напоказ выпустила из себя и втянула обратно сноп толстых трескучих молний.

— Желание отправить меня на тот свет? — предположил Мишка, сдерживая страх.

— Точно. Шевельнёшься — сразу пожалеешь, — злобно предупредила выпуклость. — Ты ведь не первый болван, который тут путешествует.

С десяток сидящих на стенках зоба шариков сдвинулись с мест, подкатились к Мишкиным ногам, взобрались к рукам и отжали пальцы от рукояти плащ-кувалды.

Из средств защиты в Мишкином мешке лежало ещё выдвижное кинжало, но добраться до него не было никакой возможности. К тому же от страха забылись самые действенные хранитвы.

— Радуйся, жалкий тщец, что у нас с тобой разные обмены веществ, — прошипела выпуклость. — Не то тебя с ходу использовали бы в качест...

Выпуклость замолкла, и Мишка увидел, как сидящие на стенках зоба шарики начали падать на пол. Светящаяся складка лаза наверху резко превратилась в дыру, и оттуда на Мишку молниеносно набросилось что-то вроде тяжёлой рогожи. Несколько секунд он не мог двинуться, зато слышал: внутри зоба происходит скоростная возня. Затем рогожа освободила Мишку и быстро втянулась обратно в лаз.

Теперь зоб дракона оказался приемлемо освещённым. Свет исходил от яркого фонаря, а фонарь держало создание, похожее на большого, в полтора человеческих роста, серебристого паука в облаке паутины. Создание раздвинуло паутину и ловко схватило Мишку сильными лапками, быстро повертело перед собой и отпустило. В лапках у создания остались злобно бьющиеся шарики — те самые, что отнимали у Мишки плащ-кувалду.

— Изо всех сил извиняюсь. Перед тобой, ездок. За причинённые неудобства, — произнесло серебристое создание, по одному заталкивая сопротивляющиеся шарики себе в рот. — Надеюсь, теперь у тебя всё в порядке?

— Да, всё в порядке, спасибо... — с деланым оживлением подтвердил Мишка и, читая про себя малую хранитву, как можно непринуждённее подобрал с пола плащ-кувалду. Затем вроде бы ненароком занёс её боёк за правое плечо и на всякий случай нацелился огреть ещё одного возможного агрессора.

— Меня зовут Капитан Мимо, — сообщило серебристое существо, собирая с пола бессильно бьющиеся шарики и тоже запихивая их в рот. — Я иммунент и вездедент дракона. То есть его верховный чинщик.

— Вездедент? Значит, вы в драконе везде? Почему же тогда вы только что здесь отсутствовали? И кто был тут вместо вас? — язвительно поинтересовался Мишка.

— А, это был О́бормотень. Наш главный вредидент. То есть драконоед, — пристыженно пробурчало существо, продолжая собирать с пола шарики. — Ого, откуда такой бериллиант? — Существо нашло на полу Мишкино подношение и принялось восхищённо вертеть его под фонарём. — От тебя, ездок?

Мишка кивнул.

— Спасибо, спасибо, мы очень выручены, — рассыпалось в благодарностях существо. — Распилим кристалл на четыре сдержня. И наконец настроим питатель двигательного узла...

Эта реакция на бериллиант немного успокоила Мишку: серебристый паук явно помогал дракону.

— Капитан, а почему у вас такое имя: Мимо? — испытывая остатки подозрения, спросил Мишка.

— Да всё из-за этого проклятого Обормотня... — в сердцах выругался Капитан Мимо. — Шестьдесят девятый год пошёл, как не могу поймать. Вот и присвоили соответствующее звание.

— А что за штуку вы на меня набрасывали? — дал волю любопытству Мишка. — Кстати, это обязательно было делать?

— Не обязательно. Но зато проще. — Тон Капитана Мимо опять стал извиняющимся. — Пока тебя, ездок, прикрывал защитень, мы пытались обездвижить Обормотня. Одним очень вредным излучением. Ты его плохо перенёс бы. Ну ладно, ездок, меня ждут. Оставляю тебе освещение.

Капитан Мимо выбрался из облака паутины, подвесил в него фонарь, раздвинул складки лаза и исчез в нём.

— Подождите, — крикнул Мишка вслед вездеденту, — у меня есть ещё вопросы...

— Успокойся, ездок, — произнесло облако паутины. — На твои вопросы можем ответить мы.

[Осип Монгольштам...]

11. Волшебство из-под палки
— О Расселяне, — голос лучащегося от святости Менделенина поражал неземной красотой, — наш неизбывный милостями покровитель на полчаса наделил меня чудотворством в исцелении. Подходите же, страждущие: сегодня вам не придётся ждать выздоровления, ибо волшебство свершится мгновенно...

Никто из зрителей не двинулся с места — члены племени были здоровы аки быки.

Мишка опять решил идти домой и начал пробираться сквозь толпу. Пока длились разоблачительные игрища, он стоял в сторонке, продолжая думать о Йеле. А стоял потому, что в голову пришла вроде бы толковая идея: нужно подстеречь момент и обратиться с мольбой о помощи прямо к верховному богу, к Святонаилу. Однако чем дольше Мишка обдумывал идею, тем отчётливее понимал: его жертвенный боединок с Дедом Убивнем никто не отменит. Обычаи — они постольку и вековые, поскольку незыблемые.

К тому же преждевременное признание, что член богоносного племени хочет взять в жёны неблагоизбранную чужеземку, наверняка привело бы к наложению запрета на женитьбу. Для верности к Мишке могли даже приставить соглядатаев из молиции. Или, хуже того, силами добивающего сектора произвести ареставрацию и, приговорив к условному помилованию, запереть в темнилище — самом строгом отделе пытаницы. Так что действовать следовало, не выдавая племени свою главную цель.

— Поймите, о Расселяне, — с беспокойством восклицал тем временем заместитель богомистра, обводя глазами толпу, — вершить чудеса исцеления повелел сам Святонаил... Так где же вы, страждущие? Где? Мы ведь должны исполнять высшие повеления...

Один из младших помощников жрецов, полузащитник веры, самоотверженно подошёл к невысокому дереву, просунул предплечье между двумя близко растущими сучьями и, зажмурившись, изо всех сил дёрнул. Рука хрустнула и сломалась в предплечье. Обломки образовали прямой угол, а лицо младшего помощника побелело от боли. Публика поощрила саможертву одобрительным гулом.

Менделенин торжественно приблизился к страждущему и коснулся ладонью места перелома. Оно засветилось, и предплечье чудесным образом вновь стало прямым.

Мишка смотрел на это волшебство с тоской: ну почему мгновенные исцеления происходят именно сейчас? Вот было бы здо́рово, если богомистр волшебничал бы не сегодня, а завтра вечером, то есть сразу после того, как несокрушимый Дед Убивень опять изуродует Мишку в судьбольном боединке... Да, тогда уж никому не пришлось бы, как в прошлый раз, месяц лежать в болеклинике, медленно приращивая отрубленную руку...

Тем временем младший помощник жрецов, радостно улыбаясь, показывал публике исцелённое предплечье. Однако в ответ раздались лишь ленивые хлопки: исход дела был вполне обыденным.

Смирившись, что сегодня публика склонна восхищаться не столько волшебством исцеления, сколько самоотверженностью смельчаков, заместитель Менделенина подошёл к Деду Убивню, который стоял в первых рядах толпы, и зашептал ему на ухо.

Убивень хмуро кивнул и полез на дерево. А взобравшись на его верхние ветви, забористо выругался в адрес сыновей металлолома и спрыгнул так, чтобы врезаться головой в большой булыжник, торчащий из травы.

К месту самоубийственного приземления потянулись любопытные. Когда заместитель Менделенина перевернул на спину Убивня, залитого кровью и разбитого ударом о булыжник, раздались сочувственные аханья.

Верховный жрец, величаво колыхая балахоном, подплыл к безжизненному телу и приложил ладонь к месиву из мозга и костей. Опять возникло свечение. Дед Убивень тут же зашевелился, встал и, ежесекундно поминая недобрым словом сыновей металлолома и булыжный спорт, пошёл к ручью смывать кровь.

Убивень выручал свят-службу с саможертвой уже не в первый раз. И Мишка давно подозревал, что при исцелениях благодарные чудотворы придают Убивню дополнительную мощь. Которую он затем с зубодробительным успехом и применяет во время побединков.

Дабы проверить наконец эти подозрения, Мишка стал протискиваться сквозь толпу к жрецам, одновременно прикидывая: высоко ли те оценят, например, выпускание кишок?

— Эй, многоклеточный, — дёрнул кто-то Мишку за рукав, — постой, нужно поговорить...

Мишка обернулся и обнаружил, что за рукав его поймал Жженька Хламоносов.

Жженька, Мишкин одногодок, был, вообще-то, нелюдимым парнем. Точнее, Жженька сторонился всех, кроме Мишки: их с детства объединяла поперечность, неприятие надменных поучений. Ещё в пору подростковья Мишка и Жженька попробовали целую неделю не произносить хранитв и боговорок — и ничего наказующего ни с кем тогда не случилось.

Хламоносова посвятили в мужчины всего неделю назад — он затянул с выполнением своей заслуги. Что, впрочем, никого не удивило: Жженька не отличался богатырской статью, а жрецы-водохранители назначили ему выкопать канал-отведук, соединяющий Чёртово море и Алмазонку — речку, протекающую в часе ходьбы от Айдавкино. Названный Советским, канал имел пятьдесят пять саженей в длину, четыре в ширину и три в глубину — Жженька в одиночку копал его почти семь месяцев.

— Я тебя тут с утра ищу, — заговорщически шепнул Мишке Хламоносов. — Пойдём кое-что покажу, пока предков нет дома...


12. Общение с вездедентами
— И сколько вас тут ещё осталось? — спросил Мишка, с подозрением разглядывая облако паутины, освещённое изнутри фонариком. — Я имею в виду тех, кто готов отвечать на вопросы...

— Нас много на каждом кубометре, — хихикнуло в ответ облако паутины.

— Ты, вообще, что хочешь узнать, ездок? — Фонарик, дотоле движимый лишь чужой силой, сам вылетел из паутины и приземлился Мишке на плечо.

— Что хочу узнать? Например, убьёте ли вы Обормотня, когда поймаете? Ну так же, как сейчас прикончили его... э-э... — Мишка замялся. — Э-э... порождения.

— С чего ты решил, что мы их прикончили? — прыснуло облако паутины. — Нет-нет, болезнецы — то есть дети Обормотня — всего лишь обездвижены. Да и то ненадолго.

— Они ведь разумны, — объяснил фонарик. — А гасить разум — неправильно.

— Что же вы тогда собираетесь делать с этими мелкими пакостниками? — удивился Мишка. — Думаете, их можно изменить в лучшую сторону?

— Да наши научники их уже изменили, — хмыкнуло облако паутины. — Перенацелили каждому сознатель. Перенаправили поведенческие установки. И к полезному делу детишек пристроили: теперь они станут помогать нам по всему дракону. Начнут разоблачать козни родителя.

— То есть будут проводить опознание дел и кинетическую экспертизу, — объяснил фонарик. — И, может быть, поработают клейкоцитами. То есть поймальчиками других вредидентов. А потом мы детишек высадим и передадим предохранительным органам.

— Каким-каким органам? — переспросил Мишка.

— Предохранительным, — повторил фонарик. — Ведь если разум нельзя уничтожать, то, значит, нужно поддерживать. Тратить на него жизненные блага.

— А жизненных благ, увы, никогда не бывает в избытке, — с сожалением подхватило облако паутины. — Вот и приходится ограничивать появление новых разумов. Противодействовать ему. Например, вставляя всем умозаключённым предохранители от размножения.

— Или отлавливая злостных родителей, — добавил фонарик. — Типа нашего Обормотня.

— А почему, кстати, вы не можете его поймать? — поинтересовался Мишка. — Вам что-то мешает?

— Наоборот, это Обормотню помогает то, что он бывший вездедент. Злоделец мгновенно повторяет любые наши изменения. Его почти невозможно заметить, — уныло произнесло облако паутины.

— Это только тебе, ездок, повезло долго с ним общаться, — произнёс фонарик. — А нас он сегодня облапошил сердцефикацией в лечеринке. И потом чуть не вырастил у дракона ложный мозг.

— Мне повезло долго общаться? — Мишку передёрнуло. — Нет, ребята, общение с Обормотнем удовольствия не доставляет. Слушайте, а как он смог от вас удрать? Неужели вы не перекрыли ему пути для бегства?

— Да он, как обычно, принял ручейное состояние. И утёк под поверхностями, — объяснило облако паутины.

— Ручейное состояние? А что это такое? — спросил Мишка.

— Вот, ездок, смотри... — Облако паутины втянулось в стенку драконьего зоба и затем вынырнуло с противоположной стороны. — Простейшее дело. Мы, вездеденты, все так можем.

— Здо́рово, — похвалил Мишка. — Ребята, а Обормотень у вас, значит, не единственный вредидент?

— Увы, не единственный, — с грустью сообщило облако паутины. — Но главный угрозник и безжалостень.

— Ага, я тоже почувствовал, что он очень опасен, — признался Мишка.

— Да что этот Обормотень, вообще, может сделать? — пренебрежительно фыркнул фонарик. — Максимум — распылить. Ну ничего, мы всё постепенно восстановим.

От таких заверений неприятные воспоминания обрели у Мишки дополнительную живость.

— Ребята, а дети Обормотня переделаны надёжно? — Мишке давно хотелось узнать ответ на этот вопрос. — Они теперь точно никому не навредят?

— Точно. Не сомневайся, — уверил фонарик. — Мы ведь и сами дети Обормотня. Но только перенацеленные. Уже давно перенацеленные.

Остолбеневший Мишка из предосторожности снова начал читать про себя хранитвы.

— Как видишь, — добавило облако паутины, — сознатели перенацеливаются вполне устойчиво. Папаша уже много лет наш злейший враг.

— Ах, вот откуда у вас ручейные способности... — догадался Мишка. — Слушайте, ребята, а почему вы все — ну то есть и вредиденты, и вездеденты — враждуете? Неужели дракон не может быть общим?

— Нас, защитников, вынуждают к ответностям нападки нахлебников, — непримиримо процедило облако паутины. — Не будет нападок — вражда сразу исчезнет.

— Всё понял, — кивнул Мишка, — во вражде виноваты нахлебники. Но их враждебность откуда-то ведь взялась, каким-то образом появилась, правильно? А вашей вины в этом точно нет?

— Разве мы виноваты, что нахлебники любят кормные места? — удивился фонарик. — Дракон — он изнутри как раз кормное место. Да в тебе, ездок, в самом живёт тьма крохотных существ. Ты для них тоже куча еды. Одни из этих существ тебе вредят, портят кровь. А другие существа, твои кровоохранители, борются против вредидентов.

— Неужели я похож на дракона? — Мишка не мог скрыть недоверия к словам вездедента.

— Когда ты, ездок, заболеваешь, то это не что иное, как торжество твоих вредидентов. А когда выздоравливаешь, то их ослабление. Из-за победы, понятно, твоих помощников.

Вездеденты уделяли Мишке столько внимания, что он решил проявить почтительность:

— Простите, ребята, а как вас зовут?

— Меня — Светилище, — представился фонарик.

— А я — Одетый-во-дракона, — произнесло облако паутины. — В смысле: дракон надет на меня. Он моя одежда.

— Ага, до меня дошло, — кивнул Мишка. — Кстати, я правильно понимаю, что Обормотень раньше помогал дракону, но потом свершил грехопадение?

— Разве слово "грехопадение" что-нибудь объясняет? — с ехидством фыркнул фонарик. — Нет, оно само нуждается в объяснении. Поразмысли об этом, понятливый ездок...

— Обормотень превратился во вредидента, когда ему передался заразный перемень, — сообщило облако паутины. — А перемень случайно породился при внутрении.

— То есть во время лодырьнизации, — добавил фонарик. — Мы так называем Игры Творцов.

Зоб вдруг тряхнуло так, что Мишка подлетел и ударился спиной о потолок.

— Это, случайно, не крушение дракона? — испуганно поинтересовался Мишка после приземления на прежнее место.

[Осип Монгольштам...]

13. Жженькина находка
Выбравшись из толпы, Жженька и Мишка зашагали по тропинке через Израйлевский парк. Жженька жил совсем неподалёку — в самом начале Нового Арбайта, главной улицы Айдавкино.

— Хордовый, ты в курсе, каким образом нашей семье достался дом? — спросил Мишку Хламоносов.

— Конечно, в курсе, — ответил Мишка. — Вам отдали избу Мимоцельсия. Сквозителя, который пропал.

— Да, всё верно, — кивнул Жженька, с подозрением оглядывая густы дурнолиста по краям тропинки. — А ты слышал, из-за чего он пропал?

— Пророчица Вышеванга говорила, что бесследователь нашёл и съел запретные ягоды, — пожал плечами Мишка. — Как же она их называла? А, вспомнил: "хлебни-ка" и "глупни-ка". За это святотатство сыновья металлолома устроили Мимоцельсию потустро́фу: утащили в загорбный мир. Куда проникнуть можно лишь в виде кусков мяса. Всё правильно?

— Да, я тоже слышал подобное. Но только сие похоже на сказки, — поморщился Жженька. — Причина, по которой неадапталец исчез, скорее всего, не такая дурацкая.

— Ты это предполагаешь или что-то узнал? — равнодушно поинтересовался Мишка.

— Позвоночный, я уже три дня читаю дневники Мимоцельсия, — понизив голос, сообщил Хламоносов. — А ещё написанные им книги.

— Ну и как: есть там что-нибудь стоящее? — задал Мишка вопрос чисто для поддержания разговора.

Заросли густов кончились, и сквозь просветы в листве сельдеревьев показались избы Бубнового Арбата.

— Родители вернутся из гостей часа через два, не раньше, — прикинул Хламоносов. — Кое-что успею показать.

Ловчарка Лайк во дворе дома глухо зарычала на Мишку, но Жженька отогнал её в конуру.

— Я тут решил порадовать мать и взялся расширять подпол, — стал рассказывать Хламоносов, заводя Мишку в дом и возжигая свечу от кренделябра в углу. — Пару дней пришлось разбирать обшивку той стены, что ближе к лестнице. И среза́ть с боковины лишнюю землю. А потом сооружать новую обшивку. Но в са́мом конце работы случайно нашлась потайная дверь — в другой стене, за кадкой. Иди за мной, млекопитающий, сейчас всё покажу. В случае чего мы с тобой просто перебираем припасы. Лады?

Мишка вслед за Жженькой спустился по крутой лестнице в большой подпол.

Вдоль двух его стен снизу доверху были наделаны глубокие полки. На полках теснились пузатые мешочки и старинные стеклянные банки, заполненные соленьями, вареньями и прочими закатовками. На полу стояло несколько больших бочек с крышками под гнётом.

— Вот она, потайная дверь. — Жженька показал на невзрачный участок стены за одной из бочек, а затем, откатив последнюю, просунул пальцы в неприметные дырки и напрягся. Часть стены подалась в сторону и оказалась большим деревянным щитом. Хламоносов приподнял его и поставил рядом с открывшимся тёмным проёмом. — Ну что, заходим?


14. Сокрытое от глаз
— Не боись, ездок, это ещё не крушение дракона, — ободрила Мишку паутина.

— Просто у нас старая видьма, — сообщил фонарик. — Она постоянно отторгается глазопроводом. И уже не всё быстро различает. А вокруг ведь опасные для полёта предметы. Вот дракон от некоторых и шарахается лишь в последнее мгновение.

— Опасные для полёта предметы? Правда, что ли? — оторопел Мишка, вскакивая и приникая глазами к прозрачной полоске между чешуями драконьей шеи. Однако везде виднелось только утреннее небо с далёгкой дымкой над горизонтом. — Нет, ребята, впереди всё чисто.

— Ездок, вокруг полно очень крупных вещей, — уверил Мишку фонарик. — И есть опасность в них врезаться. Потому что многие из них включили, увы, слишком сильную невидимость.

— Говорите, вокруг полно крупных вещей? А можете назвать хотя бы одну? — взмолился Мишка.

— Пожалуйста, — согласилась паутина. — Мы можем врезаться, например, в других драконов. Они тут везде летают. В разных направлениях.

— Неужели драконов так много? — поразился Мишка. — А почему тогда мы их не замечаем?

— Ездок, ты хорошо слышишь? — Голос фонарика был полон ехидства. — Я же говорю: опасные для полётов вещи невидимы.

— Ага, теперь дошло: вещи невидимы... — кивнул Мишка. — Но почему они невидимы? Это их изъян?

— Нет, не изъян. Это просто мы для вас, для идейцев стараемся, — объяснило облако паутины. — Создаём чистое небо. Чтобы сохранялись привычные, нужные вам картины мира.

— Ребята, вы что, лучше нас знаете, какие картины мира нам нужны? — недоверчиво фыркнул Мишка.

— Ну да, знаем, — уверенно согласился фонарик. — Для вас крайне важно привычное обличье. Привлекательная оболочка. В общем, чисто внешние черты.

— Например, если ты увидишь красавицу, то почувствуешь восхищение, — подхватило облако паутины. — Но если вместо внешности красавицы увидишь её внутреннее устройство — переваривание пищи, накопление слизи или ток крови, — то ощутишь уже не восхищение. А нечто противоположное.

— Хм, с этим не поспоришь... — признал Мишка. — Но единственный пример мало что доказывает.

— Ладно, вот ещё пример, — сказал фонарик. — Почему добрые, мягкосердечные люди с аппетитом едят мясо, которое очень полезно для их организмов? Лишь потому, что не представляют себе, как страдало животное, убитое ради мяса.

— Поэтому о некоторых вещах, — подытожило облако паутины, — вам полезно не знать. И видеть вместо них приятные или привычные картинки.

— Хорошо, ребята, — согласился Мишка. — Однако я ведь уже увидел вашего дракона, да? А это, надо полагать, тоже нечто вроде тока крови в красавице, правильно? Расскажите до кучи: что ещё от меня скрывают? Например, вот здесь, в небе...

— Ох, ездок, совсем не похож ты на идейца... — с уважением хмыкнуло облако паутины. — Но закавыка, повторяю, в том, что мы не всё быстро различаем: некоторые объекты удаётся распознавать только по усилениям их локационных лучей. А кроме того, у нас не получится сразу всё объяснять. Так что тебе придётся слышать много пустых названий. Согласен на это?

— Ребята, вы уж рассказывайте, пока есть время, — заторопил вездедентов Мишка.

— Ладно, — произнёс фонарик, вплетаясь обратно в облако паутины. — Присоединяюсь к центру связи. И начинаю. Так, сейчас мы пролетаем над Оазией. Точнее, над Югиптом. И минуем космический лифт. Он подтягивает грузы на орбитальную железную дорогу.

— А как этот лифт выглядит? — жадно спросил Мишка.

— Как вертикальные тросы длиной пятьдесят тысяч километров, — сообщил фонарик. — Тросы изготовлены из крепконита — это предельно прочный материал. А их верхние и нижние концы соединяются кружинами с приёмо-передающими устройствами. Ну как, что-нибудь понял, ездок?

— Ничего не понял, но звучит всё просто здо́рово, — поощрил Мишка вездедента.

— Сейчас мы летим над Лесопотамией, над её Опьянинскими горами и огибаем индустриаду, — произнесло облако паутины. — Это воздушный шар с привыкаторами, прикреплённый к земле кабельницей. Лёгкий газ для баллона вырабатывается за счёт станционарной технологики.

— Нет, мы огибаем не саму индустриаду, — уточнил фонарик, — а поезд из дирижаблей. Который к ней причаливает. Так, теперь дракон движется над Позорскими островами, точнее, над Снегопуром. А ещё точнее, над тамошним адаптическим целескопом. Да, сейчас он выглядит как взорвалина, но это потому, что его демонтируют. Взамен на его местах выращивается аппарат для просветления сверхтёмной материи.

— Простите, как это понять: "сверхтёмная материя"? — спросил Мишка.

— Это целые довещественных уровней, — сообщило облако паутины. — Сейчас мы летим над Высокоморьем между старым раздвигателем пространства и установкой для утепления Солнца. Так, про шнуряющие вокруг высоковаторы и низколаторы рассказывать некогда...

— Теперь мы летим над Бакланскими горами — это в Междугречье. Дракон только что разминулся с тросом воздушного мегазмея, — доложил фонарик. — На тросе закреплена цепь метеороботов.

— А что такое "метеороботы"? — В голосе Мишки было уже больше усталости, чем любопытства.

— Это инструменты для предсказания погоды путём её создания, — сообщил фонарик.

— Слушайте, ребята, а там видны боги? — задал Мишка давно волновавший его вопрос. — Вы их в небесах часто встречаете?

— Нет, никакие боги здесь не видны, — удивлённо хмыкнуло облако паутины. — Богов, братец, во...

— Тише, тише, не болтай лишнего, — вмешался фонарик. — Ездок, тебе уже скоро выходить на остановке. А нам пора приводить в порядок Медресеса.

— Увы, он у нас многосломный... — посетовало облако паутины.

— Мы очень старые, и нам постоянно недодают ресурсы, — объяснил фонарик. — А тут ещё Обормотень, гад, распоясался.

— Бедненькие... — Мишке стало жалко старых и добрых вездедентов. — Хотите, я наложу на Обормотня благопроклятье? Или, может, лучше освятить сразу всего дракона?

— Да ты что, ездок? — захохотали вездеденты. — Спасибо, но мы вовсе не "бедненькие". Всё наоборот: мы жутко счастливые. У нас каждый день полон приключений, полон борьбы за победу. За непременную победу, ездок...

[Осип Монгольштам...]

15. В строптильне
— Это убежище Мимоцельсий в дневниках называет строптильней, — сообщил Жженька, устраивая свечку в стенной нише. — Потому, видимо, что упражнялся здесь в своеволии. Представляешь, Мимоцельсий посмел хранить тут даже запретные злоклинания... Но я их, конечно, сразу перепрятал.

Мишка оглядел крохотную комнату: её обстановку составляли только дощатый стол, короткая лавка и полка на стене.

— Запретные злоклинания? — переспросил Мишка. — И где же Мимоцельсий их раздобыл?

— Где? Да случайно нашёл целый их сборник на Свалке Чудес... Ладно, примат, смотри: вот они, дневники Мимоцельсия. — Хламоносов положил на стол толстую стопку тетрадей. — А сие его сочинения: вот "Исстария Расселян", вот "Совринитет", вот "Страусильная позиция", вот "Эпохальное забытие", вот "Проваленки", вот "Руиночная экономика", вот "Учебник рискования", вот "Не сущие стены"... Правда, это большей частью недописи.

— Ну и о чём в них рассказано? — не испытывая особого любопытства, спросил Мишка.

— Например, о том, что репатриарх Керим никогда не существовал, — сообщил Жженька. — Нас в данном случае нагло дурят.

— А пророк Хоссейн существовал? — Мишка уселся на лавку. Он уже жалел, что послушался Жженькиных уговоров: ведь давно пора было начать что-нибудь делать, дабы не допустить Йелиной свадьбы с Дымьяном. В голову, правда, ничего толкового не приходило. Да и не могло, возможно, прийти: Мишку со всех сторон стискивали огромные и, скорее всего, даже неодолимые препятствия.

— Пророк Хоссейн? Да, он историческое лицо, — кивнул Хламоносов. — Но Хоссейн возвещал как раз о том, что богов нет. Вообще нет. Смотри: вот его сочинение "Богоглупость". — Жженька достал с полки тонкую книжку и протянул Мишке.

Мишка равнодушно повертел книжку в руках — вчитываться в неё у него не было никакого желания.

— Жженька, в честноте, да не в обиде — к чему тебе вся эта дурь с отрицанием богов? Мы же видим их чуть ли не каждую неделю.

— Ошибидец, ты в своём уме? — поднял брови Хламоносов. — Мы видим всего лишь лицедеев и больших кукол. Оргий Бедоносец, Олай Негодник, Иоанн Бог Ослов — это ведь лицедействующие люди, так? А Никтот — большая кукла, правильно? Вот и Святонаил примерно такая же кукла. Кем-то управляемая.

Мишка задумался: может, происходящее нужно начинать святить? Но какая благоворка тут лучше всего подойдёт? Этого Мишка не знал. И потому решил пока воззвать к разуму слабоверного.

— Жженька, Святонаил не просто появляется перед народом. Но ещё и выполняет наши просьбы. А главное — творит чудеса. Вести себя подобным образом может только настоящий бог.

— Так ведь Никтот когда-то тоже числился в богах, — возразил Хламоносов. — А значит, тоже вершил чудеса и отвечал на мольбы. Но теперь разбожен и считается демоном. Получается, в нашем племени божественность зависит вовсе не от творимых чудес. А, судя по всему, от указаний распорядителей.

— Распорядителей? — переспросил Мишка. — Кого ты имеешь в виду?

— Ну, например, жрецов, — пожал плечами Жженька. — Это ведь они решают, кому быть, а кому не быть богом. То есть это они назначают нам покровителей. Но жрецы Святонаила явно не главные. За ними кто-то стоит.

— Кто-то стоит? — засмеялся Мишка. — Так я знаю, кто стоит за жрецами Святонаила: сам же Святонаил, истинный бог, и стоит. Жженька, ну почему ты не хочешь смириться с очевидными вещами?

Хламоносов терпеливо вздохнул:

— Сапиенс, не делай выбор, не разобравшись. Не спеши стать убеждённым. Почитай сперва пророка Хоссейна — он в своей книжке хорошо объяснил, каким должен быть истинный, а не ложный бог. То есть не подделка, не заурядный божок, не один из многих в общем ряду. Так вот настоящий, полноценный бог должен быть всеобъемлющим и единственным. Не допускающим существования никаких соперников. Иначе встаёт вопрос: кто из них главнее, кому будет правильнее молиться? К тому же полноценный бог должен быть больше самого мира.

— Как это — "больше самого мира"? — криво усмехнулся Мишка.

— Богу ведь нужно отличаться от мира, правильно? И при этом как высшей сущности не быть меньше мира, правильно? Значит, именно мир должен входить в состав бога, должен быть его частью.

— Почему это мир должен входить в состав бога? — не согласился Мишка. — Разве они не могут существовать как-нибудь друг рядом с другом?

— Тогда высшей, наибольшей сущностью будет уже не бог, а бог совместно с миром, то есть их объединение, — объяснил Жженька. — Значит, тут бог станет не единственным и всеобъемлющим, а ограниченным и потому, очень возможно, имеющим равных соперников. Других претендентов на роль руководителя.

— Ладно, Жженька, не буду спорить, — произнёс Мишка, нетерпеливо поглядывая на выход из строптильни. — Ну что: это всё у тебя?

— Подожди малость, — с хитрой улыбкой попросил Жженька. — Из того, что мир должен быть частью бога, следует ряд выводов. Например, такой вывод: настоящий бог — не творец.

— Что? — вытаращил глаза Мишка. — Настоящий бог у тебя — "не творец"?

— Для охватывающего собой всё, — развёл руками Хламоносов, — нет возможности создать что-либо внешнее, что-либо отдельное от себя.

— Отдельное от себя? По-моему, ты мудрёнизируешь, — помотал головой Мишка. — А мыслить, Жженька, нужно ясно и просто. Например, так: мир есть? Есть. Значит, его кто-то сотворил. Поэтому наши прославления бога — это благодарность за сотворение им мира и нас в нём.

— Расселянин, если тебе нравится указание на сотворённость — в данном случае на сотворённость мира богом, — то нужно ведь быть последовательным. То есть поставить следующий в очереди вопрос: а кто сотворил бога, сотворившего мир? Ещё один создатель? Выходит, благодарить теперь нужно сего более раннего создателя? Но кто тогда сотворил и этого создателя? Кто-то, ещё больше заслуживающий прославления? И так далее, и так далее. Как видишь, Мишенец, придумка про творца мира приводит к выстраиванию вереницы из чушеродных и ничего не объясняющих пустышек.

Мишка сосредоточенно нахмурился, осмысливая изъян, возникший в привычной картине мира.

— Ладно, понял: отдельное от себя всеобъемлющий создать не может... Постой-ка: но это значит, что у настоящего бога не должно быть и никаких врагов — вроде представителей нечистой силы? Так ведь, Жженька? Да?

— Да, всё верно, — кивнул Хламоносов. — Для них просто не остаётся места. Ну и, конечно, полноценный бог не нуждается ни в каких помощниках вроде жрецов-чудовников, святых негодников и прочих притворных.

— Как это — "не нуждается в помощниках"? — усомнился Мишка. — Разве можно уследить за всем без помощников?

— Мишелец, полноценный бог — это то, что ни в чём не ограничено, — напомнил Жженька. — То есть всемогуще, всеведуще и вездесуще. Такое всемогущее, всеведущее и вездесущее нечто, по идее, должно уследить за всем без затруднений. Сам подумай: разве всемогущему нужны помощники? Они нужны лишь тому, кто не всемогущ.

— Жженька, ты, кажется, повторяешь равнобесия и нелепости, которые всю дорогу изрекает этот жалкий Никтот, — язвительно захихикал Мишка.

— Я их не "кажется" повторяю, я повторяю их слово в слово, — отчеканил Хламоносов. — Никтот нелеп и жалок лишь потому, что пытается быть полноценным, ни в чём не ограниченным богом. Да вот только сие невозможно. Что Святонаил перед нами из раза в раз и доказывает. Ибо неограниченности противоречат и сами себе, и друг другу. А потому бог как нечто полноценное, неограниченное — не существует. Не может существовать.

— А что же тогда существует? — недоверчиво удивился Мишка. — Жженька, ты уверен, что мы видим не настоящих богов?

— Да это вообще подделки, идолища, — фыркнул Хламоносов.

— Идолища? — остолбенел Мишка. — Жженька, как такое можно говорить?

— Ты, Мышленец, — криво заулыбался Хламоносов, — задумайся хотя бы вот о чём: бог — это ведь, по идее, самый сильный, самый заботливый, самый предусмотрительный защитник, так? Если ты ему угоден, то бог не даст тебя в обиду, совладает с любой угрозой, правильно?

— Да, правильно... — Мишка кивнул с большой осторожностью, поелику в словах Жженьки чувствовался подвох.

— Стало быть, ты согласен: настоящий бог — он сильнее всех на свете?

— Да согласен я, согласен, — признал Мишка. — Дальше-то что?

— А чем тогда можно объяснить непобедимость божьих врагов — например, сыновей металлолома? — засмеялся Хламоносов. — Почему сии враги невозбранно существуют? Почему беспрерывно строят козни нашим богам? Почему боги нас об этих кознях постоянно предупреждают — а значит, сами явно не могут с ними справиться?

— Жженька, боги враз могут справиться со всеми врагами благих сил. — Мишка вовремя вспомнил уроки по богике в школледже и начал радостно выплёскивать затверженные с детства и наконец-то пригодившиеся слова. — А не делают этого — нарочно: чтобы в жизни людей оставались соблазны. Чтобы было чем проверить наше благонравие.

— Но разве это не глупо: тратить кучу времени и сил, чтобы сперва призывать к благонравию, потом следить за ним, а затем наказывать за его отсутствие? — фыркнул в ответ Хламоносов. — Разве не легче и не разумнее сделать так, чтобы люди — коли уж они сильно волнуют богов — стали раз и навсегда заведомо благонравными? Чудодеям, что способны возвращать целость и сознание головам, разбитым на куски, такая мелкая переделка мозгов должна даваться без труда.

— Думаешь, благонравие коренится в мозгах? — засомневался Мишка. — Жрецы говорят, что это свойство человеческой души.

— Пусть так, — усмехнулся Жженька. — Но если свою душу способен переделать почти бессильный человек — как того требуют от него боги, — то им самим исправить сию душу неизмеримо легче. Они ведь святят вообще всё подряд.

Мишка не нашёл, что тут возразить.

— Кстати, настоящие чудодеи столь же легко могут исправить и своих врагов, — добавил Хламоносов. — Чтобы те навсегда прекратили злоумышлять. И стали бы сторонниками богов. Однако ни один из этих разумных шагов — не делается. Так почему наши боги проявляют столько недомыслия? Разве оно соответствует божьему величию? А если без обиняков, то почему наши боги вопиюще безмозглы?

— Ну и почему же? — тупо переспросил Мишка.

— Разгадка в том, что наши боги просто слабы в коленках, — назидательно поднял палец Хламоносов. — А все объяснения, по какой причине процветают божьи соперники, — глупая и лживая болтовня. Её назначение — сокрыть, что наши боги не могут, не способны победить противников. Поскольку равны им по силе. А возможно, противники даже превосходят мощью горе-богов. Поэтому дельный человек должен задаться вопросом: тем ли покровителям мы возносим мольбы? Может, имеет смысл бегать на поклон к божьим соперникам — коли уж те непобедимы?

— Жженька, ты что, призываешь бежать на поклон к самим сыновьям металлолома? — ужаснулся Мишка, осеняя согрешивший рот бесокосным жествием.

— Да хотя бы и к ним... — непримиримо поморщился Хламоносов.

— Дурень, ты представляешь, что несё... — Мишка начал корить Жженьку и остановился, пронзённый страшноватой, но наконец-то вроде бы дельной мыслью.

Мысль была следующей: миропорядок, который установили боги, не даёт никакой возможности заполучить Йелю. А жизнь без Йели не больно и ценна, за такую жизнь нет смысла цепляться. Но в то же время где-то рядом имеются силы, которые ни в чём не уступают богам и не согласны с их миропорядком. Силы, явно способные сей миропорядок менять. Так может быть, эти силы пойдут Мишке навстречу и поменяют нынешнее положение вещей так, чтобы трудности исчезли, препятствия пали и Йеля, назло господам богам и их порядкам, оказалась в Мишкиных объятиях?

Мишка поднялся с лавки:

— Ладно, Жженька, не будем спорить, настоящи наши боги или нет. Но ты, помнится, говорил, что где-то спрятал запретные злоклинания, правильно? Целый сборник, да? А там есть злоклинание для вызова сыновей металлолома?

[Осип Монгольштам...]

16. Выход на остановке
— Ну всё, паденция на Ню-Йорск выполнена, — сообщила паутина Мишке. — Пока тепломаты охлаждают дыхательный путь, будем готовить тебя на выход, ездок.

— Да я вроде и сам давно готов... — пожал плечами Мишка.

— Растяпа, ты как станешь возвращаться домой, в свою Вшивую Нгтонь? Пешком? Или, может, верхом на быконе? Хорошо, что богомистр поручил дракону обеспечить тебя дальней связью...

— Ой, и правда, — заулыбался Мишка. — Совсем забыл про эту связь. Из-за впечатлений от полёта. Ну и как же с вами связываться?

— А сколько раз думаешь связываться? Рассчитывай с запасом, случиться может всякое.

— Ребята, при чём тут количество раз? Как вообще действует ваша связь?

— Неважно, как действует. Главное, сколько раз её можно включать, — сообщило облако паутины. — Потому что устройством для связи будет твоё, ездок, тело. Чем сильнее мы его переделаем, тем дороже нам это обойдётся.

— А со мной плохого не случится? — испугался Мишка.

— Не бойся, не случится, — уверил Мишку фонарик. — Следы переделки исчезнут с окончанием последнего включения. Ну что, давай считать: сколько раз мы понадобимся?

— Одно включение нужно, чтобы договориться о моём возвращении, — начал Мишка.

— Прибавляем к этому ещё одно включение, — произнесло облако паутины, — вдруг мы не сможем прилететь в срок? Тогда придётся договариваться о новой встрече.

— А можно предусмотреть ещё одно включение, третье? — попросил Мишка. — Вдруг дело не ограничится единственным срывом? Да и вообще мне так будет спокойней...

— Ладно. И в третий раз срыва точно не будет, — поручился фонарик. — Даже если застанешь нас в ручейном состоянии. Выходит, нужны три включения. Нет, четыре: ещё одно пробное. Ну что ж, ездок, приложи обе ладони к Одетому-во-дракона.

Мишка приложил руки к облаку паутины и почувствовал жжение в центре левой ладони. Чуть слабее зажгло указательный палец правой руки. Мишка посмотрел на него и обнаружил на подушечке метку в виде чёрного крестика. Такой же крестик возник и на левой ладони.

— Ага, — обстоятельно произнесло облако паутины, — сейчас проверим, всё ли получилось. Ездок, когда выйдешь из Медресеса, трижды проведи пальцем с меткой вокруг другой метки. Если связь не появится, возвращайся. Буду всё переделывать.

— Ну что, ездок, подсадить тебя? — хихикнул фонарик. — Или сам выберешься из зоба?

Мишка поднял глаза на лаз — высоковато, не дотянуться.

— Ребята, а наклонить зоб можно?

— Конечно, можно. Вы, идейцы, выбираетесь только этим способом.

Зоб сильно накренился, и Мишка, держа в руке заплечный мешок, протиснулся сквозь лаз. А затем выбрался наружу через пасть лежащего на боку рептилоида.

Мишка оказался на краю обширной котловины. Её склоны были покрыты редколесьем, а вершины окружающих котловину горновалов с бурным рельефом сияли в лучах восходящего солнца.

Мишка проверил, во-первых, сохранность мешков, связку которых дракон выпустил из одной лапы. А во-вторых, состояние быконя — его богомистр Менделенин на всякий случай привязал к другой лапе. Мешки были в порядке, а Вредноут уже высвободился из лапы дракона и спокойно щипал траву.

Мишка трижды прочертил пальцем круг в середине левой ладони, и та постепенно приняла вид окошка с живой картинкой. На картинке различалось мерцающее облако паутины. А сама картинка была тем, что, судя по всему, видел фонарик.

— Ага: всё в порядке, — послышался голос паутины. — Ну, до следующей связи.

Ладонь приняла прежний вид, но одна чёрточка у чёрной метки исчезла. Метка на пальце тоже стала выглядеть как широкая буква "т".

Мишка поскорее отвязал быконя от дракона и привязал к деревцу — чтобы не потерялся. Теперь надлежало устроить тайники для больших мешков — каждому отдельный. Мишка начал оглядывать окрестности, присматривая подходящие места. А когда вновь обратил внимание на Шестисотого Медресеса, тот уже словно растворялся в воздухе: сквозь рептилоида всё отчётливее проглядывала местность.

"Приводит в действие невидимость, — понял припрятствующий Мишка. — Вот, оказывается, для чего пропаданцу нужно умение переливаться огоньками: чтобы рисовать ими на себе картины окружения и скрываться за ними".

Распрятав груз по примеченным местам и хорошенько укрыв от дождя, Мишка вспомнил подходящие боговорки и начал делать косу. Из тонкого де́ревца он вырубил черенок и накрепко привязал к нему удобный лучок. А затем насадил на черенок привезённое в одном из грузовых мешков лезвие косы.

Через пару часов косьбы и сгребания скошенной травы удалось наскирдовать три небольших, проветриваемых стожка рядом с привязанным быконём. Впрочем, тот был заражён кормовирусом, что при необходимости позволяло питаться даже землёй.

О питье же для тягловой силы Мишка не беспокоился: рядом протекал ручеёк, до которого стреноженный Вредноут легко мог дотянуться.

[Осип Монгольштам...]

17. Сборник злоклятий
— Балбестолочь, — Хламоносов в испуге вытаращил на Мишку глаза, — ты что, собрался вызывать нечистую силу прямо здесь?

— Да я не знаю, где такое лучше делать... — пожал плечами Мишка.

— Иди на Свалку Чудес, чучеловек: для сыновей металлолома там самое подходящее место. А зачем тебе понадобились эти бесные жители?

— Не хочу проиграть завтрашний боединок, — хмуро буркнул Мишка. — Готов ради победы поклониться даже врагам благих сил.

— Вот это по-нашенски, — одобрил Хламоносов. Он, как и Мишка, жил в Шан-Трапэ — северной половине Айдавкино. И, разумеется, болел против Деда Убивня, главного бойца Злободы — противоположной половины народохранилища. — Ладно, пошли во двор, грехопаденец...

Во дворе Жженька поймал Лайнера за ошейник и велел Мишке заглянуть в собачью будку.

— Я устроил тайник сзади, под крышей, — объяснил Жженька Мишке, удерживая бесящегося пса. — Пошарь там как следует.

Конура была небольшой, и длины Мишкиной руки вполне хватило, чтобы достать до дальнего угла и нащупать под просмолённой крышей щель тайника.

— Ага: то, что нужно, — кивнул Хламоносов, когда Мишка вытащил из конуры тряпичный свёрток. — Полезли обратно в подпол, старанник.

В подполе Жженька развернул тряпицу, расправил сложенные листы бумаги и, перебирая их, сосредоточенно забормотал:

— Так, ищем что-нибудь про сыновей металлолома... Всё, кажется, нашёл: "Призвать металлоломово отродье". Держи листок, волжбан. Читать нужно вот отсюда.

— "Ищу себе на ...опу приключений..." — нараспев начал читать Мишка волшебные слова.

— Ты что творишь, пугалтер? — всполошился Хламоносов, вырывая у Мишки листок. — Я же предупреждал: озвучивай эту гнусеологию только на Свалке Чудес. А не здесь. Зачем нам здесь неблагие силы?

— Постой, Жженька — разве не ты учил меня пять минут назад, что дельный человек сам должен бежать на поклон ко врагам божьим? — с ехидством напомнил Мишка. — Ох, нетвёрд ты всё-таки в своих ересях, Жженька... Не веришь, видать, в них.

— Да, догадырь, есть немного, — смущённо признал Хламоносов. — Всё никак не решусь подтвердить делом разумные выводы. Ну да ладно. Ты дорогу-то на Свалку хоть знаешь, мозжечок-с-ноготок?

— А что, в про́клятое место проложена дорога? — усомнился Мишка.

— Для человека приметливого — ещё как проложена, — ободряюще улыбнулся Жженька. — Нужно пройти от начала Запретной Стороны мимо муравестника лысиц. До гнезда яйценосного журавля. Гнездо увидишь издалека: оно устроено на верхушке сандалевого дерева. Дерево мёртвое. Там весь лес высох и полёг. Одно только это дерево ещё и стои́т. А шагах в ста за ним виден круган — тёмный такой и островерхий. Над ним иногда курится дымок. Оный круган и есть Свалка Чудес.


18. Встреча с дикарями
Теперь Мишка вытащил из заплечного мешка седой парик, накладную бороду и мохнатые брови. Всё это жрецы Святонаила наказали приклеить перед встречей с дикарями: дабы последние приняли просвещенника за пожилого мужа и преисполнились уважения к его речам.

Надев парик и приклеив бороду и брови, Мишка стал готовить то, что, как ручались жрецы Святонаила, должно было поразить воображение простодушных туземцев.

Для начала Мишка достал благословлённый картон и намоленные химреактивы: гнило-уроновую кислоту, суррогат натрия, перепись водорода, акустическую соду, карбонат углерода и йодовитое бензолото — всё в виде безводных гидратов. А затем, непрестанно читая боговорку для канонического соединения реактивов, смастерил пару десятков запугивающих шутих и большой патрон с долгим салютом.

На это изготовление ушёл целый день. В перерывах для перекуса привезёнными с собой сокофруктами Мишка поднимался на небольшую скалу, возвышающуюся поблизости, и разглядывал оттуда ландышафт котловины и селение дикарей.

О туземцах Ню-Йорска и об их жизни Мишке кое-что уже было известно — от жрецов, готовивших его к выполнению заслуги.

Например, Мишка знал, что туземцы относятся к полонезийской народности и говорят на соответствующем языке, что себя называют Голосексуалистами, а своё селение — единцем Хибаровск. Единец располагался у вод озера Шимпанзее. Озеро наполняли ручьи, стекающие в центр котловины со склонов окружающих её Каквасских гор. Берега озера были изрезаны выступами суши, и самые большие из оных туземцы именовали полуостровом Щукотка и мысом Лаборатор. Хибаровск раскинулся как раз по берегу залива между этими полуостровами.

Над своим светопредставлением Мишка трудился, мало опасаясь, что его обнаружат: жрецы Святонаила заверили Мишку, что дикари почти никогда не отдаляются от селения. Поскольку, одержимые демонами безделья, не занимаются ни сельским хозяйством, ни даже охотой.

Правда, охотой дикари не занимались, видимо, ещё и потому, что когда-то просто переловили и съели всю живность: вокруг не было заметно малейших её следов.

"Но тогда каким образом туземцы добывают пропитание?" — недоумевал Мишка.

Впрочем, всё это ещё предстояло выяснить.

Под вечер, перед тем как спускаться к единцу, Мишка надел придающий величие балахон, вознёс хвалу Святонаилу и издали почистил туземцам карму. После чего, нагруженный электрокомлектующими в заплечном мешке, а также снаряжением для успешного знакомства — шутихами и салютным патроном, — двинулся в путь.

Мишка уже спустился со склона котловины и почти дошёл до дикарей, как вдруг заметил двух огромных тёмных птиц, медленно кружащих в вечернем небе над селением.

"Что это за птицы? — подумал Мишка. — Не следует ли предупредить туземцев об опасности? Как по-полонезийски будет "Граждане, воздушная тревога"?"

Но тёмные птицы кружили в небе столь однообразно, что вскоре стало ясно: они вряд ли собираются нападать на людей. Судя по всему, птицы летали над селением и раньше, но Мишке их просто не было видно издалека и с большого возвышения, то есть на фоне тёмных склонов котловины.

Пока Мишка присматривался к птицам, на краю селения зажёгся ряд костров. Поблизости от них шевелилась толпа дикарей. Вдруг раздались звуки визгливой музыки, и дикари принялись неистово плясать у огня.

Дождавшись, когда танцоры выдохнутся и устало рассядутся вокруг костров, Мишка поджёг бикфордов шнур у оставленного за кустиком салютного патрона и, твердя обереговорку, пошёл к дикарям.

Едва только за спиной послышались хлопки салюта, Мишка начал одну за другой запускать шутихи. Взрослые туземцы отвернули головы от костров и равнодушно уставились на пришельца. Только несколько детишек вскочили и убежали с криками:

— Это Дед Маразм, он сейчас всем подарит плоходать...

— Эй, мужик, ты кто? — деловито спросил Мишку пошедший ему навстречу здоровенный туземец. — Пиромантик?

Мишка назубок помнил поучения Менделенина: "Чем бездельней будет твоя выдумка, тем охотней дикари в неё поверят. Они ведь потому и дикари, что не приспособлены к действительности, к жизни как она есть. И оттого почти всего в ней страшатся. Соответственно, им остаётся обращать всё внимание только на нелепицы, на самые пустые выдумки. И незыблемо верить в эти нелепицы, и видеть в них единственную отраду. Причём дикарей не смущает разлад нелепицы с действительностью. Напротив, этот разлад они воспринимают как признак того, что у нелепицы неземная, волшебная, восхитительная природа..."

Поэтому Мишка напряг всё своё знание полонезийского языка и возгласил, придавая голосу угрозные нотки:

— Нет, я архиблагой мимопланетянин и уходник Следителя — великого отрубленноголового убога...

— Понятно, — кивнул дикарь. — Но как ты тут оказался?

— Да вы же сами вызвали меня из другого измерения своей магической вспляской, — развёл руками Мишка. — Видите, как ещё искрит порванное пространство? Я, вообще-то, летел на планету Непылица, оседлав созвездие Ракеты, а вы сбили меня танцевальным заклятием... Впрочем, такова, наверное, убожественная воля отрубленноголового Следителя... Но что же мне теперь делать? Придётся, видно, стать первооткрывателем.

— Что это ты собрался тут первооткрывать? — с подозрением нахмурился дикарь.

— Вашу страну и вас, конечно, — ободряюще улыбнулся Мишка. — Жители Вселенной будут потрясены, когда услышат о столь великих танцорах.

Лесть в адрес плясового искусства принесла плоды — туземец довольно хмыкнул:

— Вот это правильно — мы даже сами не знаем, куда девать потанцевальную энергию. Говорят, ею нас заряжает музыка Чтожтаковича. Сейчас покажу его. Эй, ребята, где наш мелодец? Уже ушёл домой? Эх, досадно...

— Да, как жалко... — Мишка сочувственно покачал головой, изображая ценителя визгливой музыки.

— Слышь, мужик, давай знакомиться: я Всёонист, вождь и святовод этого племени, — указывая на отдыхающих танцоров, сообщил дикарь. — А как зовут тебя?

То, что туземец представился первым, явно свидетельствовало о его мирных намерениях: хозяева, настроенные не шибко дружелюбно, сначала выведывают имя гостя.

— Меня зовут Сукинберг, — церемонно поклонился Мишка, — Лихоил Сукинберг. У вашего народа есть сказания с пророчествами о моём пришествии?

[Осип Монгольштам...]

19. Происхождение Свалки
Сколько Менделенин ни старался навести в племени обезгрешенный порядок, время от времени среди Расселян всё равно появлялись отступники. Они тайком покидали племенные владения и в поисках запретных соблазнов пробирались в Гос-Анджелес — заброшенный город, находящийся в паре часов ходьбы от земель Расселян.

Гос-Анджелес некогда был оживлённым местом, но теперь стал пустой оболочкой из-под людей. Тем не менее в его развалинах ещё таились грехородные чудеса, средоточия соблазна, коими сыновья металлолома прельщали древнего человека.

Поживиться этими соблазнами для человека и приходили отступники. Они, глупцы, не понимали простейшей вещи: Гос-Анджелес опустел как раз из-за того, что сыновья металлолома извели жителей оскверантурой, то есть неблагими чудесами.

Ведь человек, увы, слаб. И у него не хватает сил отвести глаза от зрелищ, кои устраивают богомерзкие чудеса под названиями "утилевизор", "игровая приставалка", "смертьфон" и "дырнет". Даже наименее зловредные соблазны, называемые "крадио" и "гнидофон", своими шлейфмотивами, то есть нечестивыми звуками, вводят людей в состояние музыкального столбняка. Продолжающееся иной раз целыми часами и отвлекающее от благих дел.

К счастью, в руках отступников древние соблазны действовали далеко не всегда. И понятно почему: заклинания, оживляющие грехородные чудеса, были либо утеряны, либо выдохлись от старости и утратили мощь. Либо проявляли её только в границах магии Гос-Анджелеса.

А если зловредное чудо, тайком принесённое на землю Расселян, всё же действовало, то неусыпные жрецы обязательно его обнаруживали. Ибо неблагое чудо пьянило нашедшего его отступника. И он терял бдительность. А потому рано или поздно выдавал себя.

Например, если отступник, не в силах сдержать восторг от неблагого чуда, доверял свою тайну близким людям, те, разумеется, в страхе спешили донести на прегрешенца. Если же впадание во грех уже ожесточало отступника и он ни с кем тайной не делился, то его всё равно выявляли: по неожиданно возникшей замкнутости, по подозрительному затворничеству. Уходить в это затворничество предающийся соблазнам отступник был вынужден, дабы сокрыть от окружающих греховное увлечение.

Пойманных прегрешенцев жрецы вразумляли путём помещения в исправительный диспанцирь. Где прегрешенцы месяцами лечились целебными рвотными травами. Сообщая себе тем самым очищение нутра и просветление мозгов.

Отобранные же у отступников древние чудеса жрецы прямо на месте обнаружения волшебными обрядами посвящали в сан хлама. А затем, читая охранитвы, относили в наиболее про́клятое место Запретной Стороны. Где, согласно слухам, передававшимся шёпотом и с оглядкой, сыновья металлолома по заповедным ночам созывали богомерзкие шабаши, на которых бестиармия строила козни против сил добра и мочилась струями раскалённого добела металла.

Самим жрецам никакое древнее чудо повредить, разумеется, не могло. Поелику, во-первых, жрецов надёжно защищала благая сила господ богов, а во-вторых, опасность грехотворного чуда сразу изничтожалась его священным низведением в чин никчемусора.

В про́клятое же место Запретной Стороны древние чудеса уносились потому, что богомистр Менделенин предусмотрительно постановил: жрецам Расселян надлежит совершенствоваться в борьбе с нечистой силой. А значит, следует прилежно изучать все демонические проделки сыновей металлолома — в том числе и те, что имеют вид древних чудес.

Изучение древних чудес всегда проводилось на предмет: выдержат ли они процедуру кирпичмента? Кирпичмент выполнялся при помощи благих проклятий и особо точных инструментов. Самыми действенными из коих были священные дубины и заговорённые кувалды.

Усердно ими работая, жрецы и подвергали изделия сыновей металлолома богоприятному обряду. Который, к счастью, всякий раз позволял выяснить, что благодатного изучения не способна выдержать ни одна придумка злобных демонов.

И со временем на про́клятом месте Запретной Стороны образовалась высокая куча из осколков стекла, погнутых трубок, обрывков проводов и просто божественно покорёженных изделий сыновей металлолома.

Сию кучу в знак побед, одержанных над демоническими силами прямо в их логове, богомистр Менделенин однажды и нарёк Свалкой Чудес.

[Осип Монгольштам...]

20. Предсказанная беда
Вождь Голосексуалистов озадаченно помотал головой:

— Извини, мужик, но пророчеств насчёт твоего пришествия у нас отродясь не водилось. А о чём вообще должны быть эти пророчества? Добро или зло ты принесёшь нашему племени?

— Как уходнику отрубленноголового убога мне предначертано уберечь ваше племя от очень большой беды, — уверил вождя Мишка. — Однако что сие за беда — пока тайна даже для меня самого.

— Эй, народ, — обрадованно повернулся туземец к соплеменникам, — ну-ка ищите беду, да побольше: вот этот мужик убережёт от неё.

— А можно я помогу вам в поисках? — высказал Мишка вопросьбу.

— Можно, — согласился вождь, — но только завтра. А сегодня всем пора спать. Если хочешь, мужик, ночуй вон в том пустом недоскрёбе. Теперь он у нас будет гостевым.

— О архиблагой Сукинберг, скорее вставайте, — Мишку толкали в плечо, стараясь разбудить, — ожидаемая беда только что стряслась...

— Так-так, и что же это за беда? — сонно забормотал Мишка, поднимаясь с постели и протирая глаза.

Когда глаза протёрлись, то разглядели трёх полуголых девушек.

— О архиблагой Сукинберг, у нас перестала действовать пищетворительная система, — с болью в голосе сообщила одна из девушек.

— Да-да, совсем перестала: на утренние призывы больше не приплывает печь-рыба, — пожаловалась другая девушка.

— О архиблагой Сукинберг, всем уже известно, что вы великий мог и освятитель. Скорее же примените вашу могию, не то племя останется без свежего хлеба, — заламывая руки, добавила третья девушка.

— Глас отрубленноголового убога подсказывает мне, что спешить нужно на берег некоего голубокого озера... — пророческим тоном возвестил Мишка, на всякий случай хватая заплечный мешок с намоленными электрокомплектующими. — Где же это озеро, в какой оно стороне?

— Следуйте за нами, о великий мог... — Отвешивая почтительные поклоны, девушки повели Мишку через селение, ещё безлюдное ранним утром.

На берегу озера Мишка увидел стопки противней, на которых были уложены кругляши сырого теста: судя по всему, заготовки для лепёшек.

— Мы не можем выпечь петербулки без огня нашей волшебной печь-рыбы, — развели руками девушки. — О архиблагой Сукинберг, сделайте так, чтобы она снова приплыла к нам. Вызовите её вашей великой могией.

Мишка не имел представления, каким образом вызывают волшебных рыб. Но зато, как и все мужчины племени Расселян, знал толк в обычной удитории — то есть в ловистике рыб на электроудочку.

Поэтому, для отвода глаз бубня по-расселянски скороговорку про саломёт на сломолёте, Мишка достал из мешка с электрокомплектующими целую их охапку, с таинственным видом собрал из них электроудочку и подсоединил её к аккумулятору, заговорённому до краёв.

— Мутильда, Утильда, смотрите: архиблагой Сукинберг сотворил смертьестественную тетевицу... — потрясённо зашептала самая рослая девушка своим товаркам. Те, тараща глаза на мигающий индикатор электроудочки, боязливо закивали.

— Всё правильно, — поощрил Мишка тягу дикарок к бессмыслицам, — смертьестественная тетевица послужит расчёской для волн озера. Отрубленноголовый убог уже поведал мне, что злодесник Пулемёртв из Москвегаса наложил на печь-рыбу колдовской венец безбрачия. И потому она потеряла свою успешку. Но сейчас я постараюсь всё расчудесить.

Мишка отломал в кустах длинный прут и обмотал вокруг него антенну электроудочки. А затем как опытный уди́лер опустил рядом с собой в воду заземляющий провод, включил ток и принялся раз за разом двигать прутом по воде в сторону берега. На берег, содрогаясь от действия электрических чар удочки, начали ошалело выпрыгивать и биться на песке рыбы — к сожалению, сплошь мелкие, явно неспособные выпекать хлеб.

— Это гидросоюзники печь-рыбы, — уверенно объяснил Мишка. — Они выпрыгивают к нам потому, что хотят передать нечто важное.

Девушки робко заулыбались. В их глазах затеплилась надежда.

Мишка оставил выключенную удочку у воды, выбрал среди бьющихся на песке рыб радужную флорель и приложил её рот к своему уху.

— Член гидросоюза предупреждает, — Мишка сделал вид, будто переводит сообщение флорели, — что нам не удастся расколдовать печь-рыбу без сторонней помощи. Поелику злодесник Пулемёртв воздвиг против нас волшебное закрывало.

Дикарки расстроенно переглянулись, а самая рослая — та, что узнала в электроудочке смертьестественную тетевицу, — даже расплакалась.

— Не кручинься, Молотильда, — стали успокаивать девушку её товарки. — Архиблагой Сукинберг, а про какую помощь говорит флорель? Может быть, не всё ещё потеряно?

— Член гидросоюза передаёт, — возвестил Мишка, опять делая вид, будто слушает рыбью речь, — что нам надлежит искать помощи у необычных существ. То есть у таких же представителей волшебного мира, как сама печь-рыба. Волшебные существа ведь лучше всех знают о происшествиях в своём мире, верно? Ну так как, девушки: следует ли прислушаться к совету гидросоюзника?

— О архиблагой Сукинберг, сами решайте, что нужно делать... — взмолились дикарки. — Но только скорее.

— Ладно, — решительно нахмурился Мишка, отпуская флорель в воду. — Я считаю, вещая рыба дала толковую подсказку: ибо клин, как известно, вышибают клином, а подобное врачуют подобным. Стало быть, девушки, нужно срочно найти или призвать каких-нибудь необычных существ. У вас таковые имеются на примете?

Взгляды дикарок прояснились.

— А что, если позвать наших драконов? — предложила самая рослая девушка, показывая в небо. — Они ведь необычные существа, правильно?

Мишка поднял глаза и увидел: в небе парят два дракона. Судя по всему, это их он вчера в полумраке принял за огромных птиц, кружащих над селением.

— Да, — кивнул Мишка дикаркам, — правильно. Зовите их скорее.

[Осип Монгольштам...]

21. На пути к Свалке
Выйдя от Жженьки, Мишка остановился: куда теперь лучше направиться? Домой? Или всё-таки обратно, на край народохранилища, к началу Запретной Стороны и затем к Свалке Чудес? Живот уже урчал от голода, но в мышцах ещё чувствовался запас сил. А главное, не давали покоя тревожные мысли о Йеле. Значит, следовало, не мешкая, заняться поисками Свалки.

Толпу зрителей на краю Айдавкино Мишка решил на сей раз обойти сторонкой — чтобы больше никому не попадаться на глаза. Ведь в этой толпе могли обнаружиться ещё какие-нибудь приставучие приятели. А то даже и родичи. Они, скорее всего, тоже куда-нибудь потащили бы Мишку. И, значит, сорвали бы всё намеченное.

Поэтому по тропинке Мишка дошёл только до середины Изымайловского парка. А там свернул в заросли грустники и, продираясь через них, широко обогнул толпу зрителей, шумящую за густами. По звукам этого шума Мишка понял, что теперь жрецы устроили царевнование сказителей. А предметом сказаний назначили подвиги богов в битве с боголомами и боголовками.

От начала Запретной Стороны до колонии лысиц Мишка дошагал быстро: мешайник, чьи острые шипы рассекают голени неосторожным путникам, всюду, к счастью, уже побила полезнь.

Деревья вокруг насторожённо высовывались из своих нор. Из-под Мишкиных ног, поблёскивая стрекоталиями, выскакивали в разных направлениях мелкие кенгуренты, а прямо перед глазами, усыпляюще качаясь из стороны в сторону, некоторое время порхала гипнозавра: хищная рептица из отряда зомбоящеров, по своему обыкновению, заманивала путника в топь.

Лысицы, общественные зверьки семейства скунсьих, готовясь к ночлегу, суетились перед входами в свой норный город. Одни лысицы убирали ненужки, другие разглаживали помятники и подновляли прячечные, третьи чистили загажники, четвёртые гнали под землю гурты напасшихся за день некробов.

Юные некробы сонно шевелили щуплыми ещё щупальцами, и лысицы-сторожилы равнодушно пропускали молодь в норку. У половозрелых же некробов, прежде чем пустить их на ночлег, сторожилы брали дань, умело отрывая сочные, поспевшие за день и тяжело висящие теперь щипальца.

Взойдя на маковку лысичника, Мишка поискал глазами гнездо жировля. И вскоре заметил его — вдалеке, за топорощицей молодой поросёлки.


22. Призывы о помощи
— О архиблагой Сукинберг, мы не сможем сами позвать драконов, — помотала головой дикарка, которую звали Молотильдой. — Потому что наших криков они не услышат. У людей не те голоса.

— Ничего страшного, драконов сейчас призовут наши подручные, — пообещала Мишке другая девушка. — Уж у них голоса хоть куда.

— Эй, народец Горлодериэль, вы здесь? — обратилась третья девушка в сторону росших на берегу кустов.

— Что там, человечка: хлеб уже готов? — провизжали в ответ какие-то мелкие существа, шевеля траву рядом с кустами.

— Нет, мы пока не можем его приготовить, — развела руками третья девушка. — Потому что пропала печь-рыба. Без неё хлеб не испечёшь. Тесто останется сырым.

— Народец Горлодериэль, пожалуйста, призовите наших драконов, — взмолилась Молотильда. — Может быть, найти печь-рыбу помогут они?

— А вы тогда дадите нам жарики для фейни? — Задавшие вопрос визгливые голоса приблизились уже к Мишкиным ногам.

Мишка смотрел во все глаза: когда же из травы покажутся сами голосящие существа? Но народец Горлодериэль проявлялся лишь в виде дрожания травы.

— Как только испечём, сразу дадим, — обнадёжили народец Горлодериэль одновременно Мутильда и Утильда.

Заметив, что Мишка в явном недоумении смотрит на вроде бы беспричинное шевеление травы, Молотильда шепнула Мишке:

— Это же эльфы. Горлодериэльфы. Выходцы из Горландии. У них нет тел. Они состоят из движения.

— Из движения? — поднял брови Мишка. — Значит, они тоже необычные существа? Тогда, может быть, сами эти горлодериэльфы и подскажут нам, как разрушить закрывало Пулемёртва?

— У горлодериэльфов нет не только тел, у них нет и голов, — сообщила Молотильда. — Поэтому бесплотники глупы как пробки. И годятся лишь на то, чтобы подзывать драконов.

— О архиблагой Сукинберг, покрепче закройте уши, — с поклонами обратились к Мишке Мутильда и Утильда. — Ибо бесплотники сейчас издадут грохотный звук.

— Этот звук слышат только драконы и сами эльфы, — опять шепнула Мишке Молотильда. — А человек не слышит. Но когда стоит рядом, у него из ушей могут брызнуть мозги.

Дикарки и Мишка закрыли уши ладонями и подняли глаза на драконов. Через несколько секунд у Мишки неприятно заскрежетало в голове. Драконы слегка сложили крылья и с разгона опустились на берег озера. В лицо ударил такой порыв ветра, что Мишку и девушек чуть не сдуло в воду. Скрежет в голове прекратился, и Мишка открыл уши.

— Спасибо, народец Горлодериэль, — дружно поблагодарили девушки эльфов.

— Ну, съедобные, признавайтесь: кто тут посмел вызвать свою страшу? — пророкотал дракон, приземлившийся прямо перед Мишкой и дикарками. Этот дракон опирался на шесть когтистых лап, а из уголков его пасти лениво поднимались тонкие языки пламени.

Второй дракон, приземлившийся немного в стороне, опирался только на две задние лапы. Передние же лапы у сего дракона были недоразвитыми, ибо размерами не превосходили рук человека.

Этими тонкими лапами двуногий дракон вытащил из поперечной складки на своём брюхе коробку курительных палочек, достал оттуда их пачку, взял её в зубы и сунул коробку обратно в сумку на брюхе. После чего пробасил:

— Папа, дай огонька...

Шестиногий дракон небрежно повернул голову и длинной струёй пламени поджёг торец пачки с курительными палочками. Двуногий дракон благодарно кивнул и, с наслаждением затянувшись, выпустил вверх пару огромных колец дыма.

— Стражёр, не превращай перекур в кайфель, — строго сверкнул глазами шестиногий. — А то съедобные смотрят.

— Папу зовут Дедал, — шепнула Мишке Молотильда, спрятавшаяся за его спину вместе с товарками. — А сынка — Икар. Поговорите с ними.

В общении с драконами Мишке хотелось, конечно, во всём походить на богомистра Менделенина. Но, к сожалению, у Мишки не было фотокарточек драконов — а значит, полноценно почистить их от сглаза кармы и тем более снять порчу с венцов безбрачия никак не получилось бы. Посему Мишка просто ступил вперёд и возгласил:

— О Дедал и Икар, я, Лихоил Сукинберг, уходник отрубленноголового убога, а также вот эти трудолюбивые булкмейкерши просим вашей неземной помощи. Дело в том, что пропала чудесная печь-рыба — мы с рассвета не можем её отыскать. А без её жара не удастся приготовить хлеб для племени людей. О крылатые и огнедышащие создания, может быть, у вас есть знание или хотя бы предположение, как найти нашу пропажу?

— Слышь, съедобные... пых-пых... так вам нужно спросить... пых-пых... повелительницу озера, Рыбу Ягу, — произнёс двуногий дракон, не прекращая курить. — Уж она-то наверняка знает... пых-пых... что происходит с её подопечными.

— Что? Спросить Ягу? Саму Рыбу Ягу? — плакосклонно заголосили дикарки из-за Мишкиной спины. — Да как же мы её спросим? Разве она нам покажется?

— А её уже вижу, — сообщил двуногий дракон. — И сейчас принесу.

[Осип Монгольштам...]

23. Металлоломово отродье
Мишка спустился с лысичника и стал продираться по валунистой местности сквозь кусарник, стараясь не сбиться с направления к гнезду жирафля.

Опять привязалась гипнозавра. Но теперь намного более крупная. И уже пожелтевшая — видимо, увядающая.

Эта гипнозавра была явно уродственна первой, ибо летела ровно, а жертву заморочивала тем, что откладывала яйца перед её глазами. Каждое вытолкнутое рептицей крылатое яйцо около минуты порхало, усыпляюще качаясь рядом с матерью. А потом нехотя оседало на землю. Чтобы со временем дать всходы стелющимися в подлеске безлистыми жгутами с алчными присосками, впиться ими в клён или ясень и переродить его в себя. Перерожденец же начинал плодоносить новыми рептицами.

Когда Мишка влез на дерево, чтобы не потерять направления к гнезду журнавля, репетица заметалась у нижних веток, явно недовольная исчезновением намеченной жертвы. И случайно заморочила оными метаниями сразу двух зайцекрылых моноголовов, которые принялись зачарованно повторять её движения. Обнаружив это, рептиска поманила пищащую пищу в ближайшую топь.

Лес и шуршавый подлесок постепенно теряли густойчивость, и гнездо чаровля Мишка стал видеть впереди уже постоянно. Из-под опавшей листвы всё чаще выглядывали испуглики — но сразу приятались, едва их начинал худосочить грызовик.

В конце концов живая растительность исчезла: впереди было кладбище скандаловых деревьев. Они высохли и полегли то ли от шедших из земли ядких испарений, то ли от соседства с металлоломовым отродьем.

Пока Мишка приближался к дереву с гнездом жмуравья, обычная мохонутая поверхность перешла в сверкальную глядь. И шагах в ста за этим единственным неповаленным деревом, похожим на осьминога, повернувшегося вверх щупальцами, Мишка наконец увидел круган — в самом деле тёмный и островерхий.

Готовясь заключить сдьяволку, Мишка достал листок со злоклинанием. После чего двинулся к кругану, прикидывая на ходу: какую точку занять, чтобы не помешать вызываемым явиться? Местным жутелям надлежало возникнуть, видимо, прямо из кругана — ибо тот, во-первых, был наиболее про́клятым местом, а во-вторых, содержал в себе много металла.

Мишке хотелось получше рассмотреть нечистых смуществ, которым, скорее всего, придётся заложить душу, поэтому он встал в паре шагов от края кругана спиной к заходящему солнцу. Потом перевёл глаза на листок со злоклинающими письменами и расправил его. А затем, пропустив на всякий случай вступительное сквернославие про поиски приключений на заднее место, начал громко читать написанное на листке:

Когда природная стихия
Подзвёздную колеблет твердь,
Когда божественна Мария
Молит того, кто милосердь...

После первых же злоклинальных слов раздалось голодное завывание, и круган зашевелился, будто оживший. Верхняя часть хлама, сваленного в круган, приподнялась, задвигалась, и оттуда стало расти чёрное человекоподобное существо. А его вой перешёл в довольный рык.

Существо всё росло и росло, вбирая в себя из кругана всё больше и больше металлического хлама. А когда остановилось в росте, то подскочило к Мишке, протянуло руку и вырвало листок. Затем поднесло его к горке над своими плечами, что плоходила на человечью голову, взошло обратно на круган и рыкливым басом продолжило читать злоклинание:

Тогда изгнанник рая мрачный
Трепещет и дрожит, стеня
О своей части злом столь злачной,
Гнев божий в дольности виня...

Из кругана тут же в треске мелких молний выросло второе человекоподобное существо, с виду совершенно ржавое. Оно отобрало у чёрной фигуры листок и стало читать дальше:

Тогда дрожат небесны сферы,
Чувству архангелы веси,
Тогда подъемлются химеры
Суть на земле и небеси...

Неподалёку от двух первых из мусора под звоны собрался третий сын металлолома, сверкающий полированной сталью. Отняв листок, он закончил злоклинание:

Тогда великие внушенья
Приемлем с трепетностью мы
И просим вышнего прощения
У света божества и тьмы.

Стих стих. Два первых сына металлолома одобрительно захлопотали в ладоши — и от каждого их хлопотка разлетались хлопья металлического хлама. Мир вокруг Мишки словно плясал, предметы излучали свои изображения, и те во всех направлениях носились по пространству.

Мишка совершенно не чувствовал себя мастером темнологии и укротителем нечистой силы, а потому побоялся произносить вслух полную охранитву. Но на всякий случай незаметно осенил бесиво буйкой нежити священным кукишем.

— Братья, рады ли мы освободиться от пребывания в разрозе? — вопросил стальной сын металлолома.

— Сил нет, до чего рады... — Два других существа закивали так, что на Мишку опять посыпался дождь из мусора.

— Уймитесь, злощитники, — цыкнуло остальное существо на братьев, — а то, не ровён час, зашибёте нашего освободеятеля.

— Сгинь, шабашно знакомый, — недовольно отозвались бранимые. — Мы и без тебя сможем выполнить желание благодателя. Расселянин, ты ведь ради этого пришёл сюда?

Мишка примиряюще поднял ладони и осторожно вступил в дьяволог:

— Спасибо за доброту, ребята, но только, пожалуйста, перестаньте ругаться: не хочу быть причиной ссор.

— Что? Нужно перестать ругаться? Всегда к этому готовы. — Существа радостно пожали друг другу руки. — Ну как, злоговорщик, твоё желание, значит, исполнено? Всё, больше просьб, надеемся, не будет?

[Осип Монгольштам...]

24. Найденная пропажа
Двуногий дракон Икар замахал крыльями, снова подняв сильный ветер, взлетел в вышину и спикировал оттуда к середине озера. А там выхватил из воды крупное продолговатое существо, которое сразу начало бешено извиваться. Вернувшись, Икар сбросил брыкающееся существо в воду у самого берега.

— Знаешь, что я сейчас сделаю, выниматор? — высунувшись из воды и грозя обоими кулаками, заорало существо Икару. — Вот как захлебну тебя математерией...

— Ишь, раскудахталась, самка волшебника... — процедил Икар в сторонку и лихо подмигнул Мишке. Этот дракон был явно не дурак поозорничать.

— Погодите, о заступница Яга, — падая на колени у воды, завопили три дикарки, — пожалуйста, не вините Икарушку: он выполняет нашу просьбу, помогает найти пропавшую печь-рыбу. Заступница Яга, вы не знаете, куда она подевалась?

— Ах, вон в чём дело... — уже более миролюбиво пробурчало грозное существо, разжимая кулаки.

Теперь Мишка смог разглядеть, что Рыба Яга — это просто старая и тощая русалка, женщина-китавр. Её лицо с сеткой глубоких морщин выглядело жутко древним. А одеждой Рыбе Яге служили лохмотья, сплетённые то ли из водорослей, то ли из её зелёных волос.

— Ваше Допотопие, простите уж, пожалуйста, моего сынка, — смущённо попросил повелительницу озера шестилапый дракон Дедал, кивая на Икара. — Непутёвый он малость...

— Ладно, не буду пока никого наказывать, — махнула рукой старая русалка. — Однако, действительно, где же печь-рыба? Ага, я уже провижу: она прямо здесь, в Марихуанской впадине... Но какая жалость: даже я не в силах тут помочь... Впрочем, смотрите сами.

Из горла Рыбы Яги вырвались мерные клокочущие звуки, и вода озера начала прозрачной зеленоватой стеной отходить от берега. На верхнем краю водной стены, виляя хвостом, плавала сама китавриха.

— Это заклинание дрессированной воды, — с почтением шепнула в ухо Мишке Молотильда, опять спрятавшаяся за его спину.

Клокочущие звуки из Рыбы Яги становились всё натужнее, а дрессированная вода всё дальше отступала стеной от берега, обнажая уходящее в глубину илистое дно. И вдруг все увидели: на самом глубоком месте дна лежит и бессильно дёргается огромная рыба с выпирающей из спины кирпичной трубой. А в бок этой рыбе вцепилось нечто красное и почти прямоугольное с извивающимся хвостом.

— О архиблагой Сукинберг, вы видите сие кровавое создание? — дрожа зубами, спросила Мишку Молотильда.

— Конечно, вижу, — пожал плечами Мишка. — И что же это такое?

— Это гробуша. Заговорённая от любых нападений и смертельно ядовитая рыба из отряда чудильщиков. Мой прадед однажды поймал гробушу неводом и схватил за хвост. И тут же умер так, что пришлось надолго хоронить.

— Надолго хоронить? — переспросил Мишка.

— Ну да, от гроботизации до самой демогилизации — потому что гроботоксин распадается крайне медленно. А убивает прямо через кожу, от прикосновения к гробушиным покровам. В нашем озере гробуш не было уже лет двадцать. Откуда появилась эта?

— Ой-ой-ой, гробуша высосет у бедной печь-рыбы всю кровь... — плакали сзади Мишки две другие девушки.

— Н-да, похоже, печь-рыбе конец, — сокрушённо кивнул шестиногий дракон Дедал. — Я слышал, обезвреживать гробуш способен только могучий Стерлядомаг. Но разве его сейчас отыщешь?

[Осип Монгольштам...]

25. Поездка в Чужь
— Ребята, зачем вы делаете вид, будто исполнили моё желание? Вы что, не умеете исполнять настоящие желания? — Мишка разочарованно покачал головой. — Может, вы даже и не сыновья металлолома? Кому же тогда тут закладывать душу? Куда я вообще попал?

— А куда хотел попасть? — хмыкнуло существо, сверкающее поллитрованной сталью.

— На Свалку Чудес, конечно, — отозвался Мишка. — Это ведь Свалка Чудес, верно?

— Ничего подобного, расселянин, — не согласилось существо, с которого сыпалась ржавчина. — Никакая это не Свалка. А Звалка. Видишь: тебя же призвала? Значит, Звалка.

— И не Чудес вовсе, а Чудевров, — добавило чёрное существо. — Причём главные Чудевры — мы сами. Правильно я говорю, Ваше Богородие? — С этими словами чёрное существо жутливо хлопнуло по плечу ржавое.

— Правильно, Господин Божий, — кивнуло ржавое существо.

— А как зовут вас? — Мишка вежливо показал пальцем на сына металлолома, блестевшего сталью.

— Наш Творецкий у него имя, — сообщил Господин Божий. — Ладно, расселянин, рассказывай о своих бедах.

— Да я теперь уже сомневаюсь — будет ли от этого прок? — стал чесать лоб Мишка. — В силах ли вы мне вообще помочь, ребятки? Похоже, у вас только имена понтогонные. А мне, может, придётся пойти против самого Святонаила.

— Н-да, охмуряют вас, Расселян, разные плоходимцы... — указуя на Господина Божьего, посочувствовал Мишке Наш Творецкий. — Святонаилами ещё велят себя величать...

— А промеж нас он просто Святана́. — Ваше Богородие бесело отвесил Господину Божьему такой подзатыльник, что голова у чёрного сына металлолома разлетелась в пыль.

— Подразумеваете, кто-то из вас и есть Святонаил? — с подозрением наморщил нос Мишка. Неужели им самим и его родным племенем, всеми этими хорошо знакомыми людьми управляет нечистая сила? — Нет, ребятки, нисколько вам не верю.

— Правильно делаешь, расселянин, что не веришь, — поддержал Мишку Господин Божий, выравнивая руками новую голову, быстро выросшую над плечами. — Пока не доказано — верить нельзя. Но мы сейчас постараемся доказать. Садись-ка с нами в эту лёдку.

Сыновья металлолома и Мишка сели в выплывшую из кругана прозрачную морозную лёдку со стремительными обводами, и та, разогнавшись, быстро заскользила по зверькальной гляди в сторону леса на горизонте.

— Сбавляй ход, лёдка, а то врежемся в Благопрепятствие, — приказал минут через пять Ваше Богородие.

Лёдка замедлила скольжение, преобразилась в лётку и легко перемахнула через высокую тёмную стену — которая, видимо, звалась Богопрепятствием.

— Вот отсюда, из Чужи, наш Святана́ и устраивает для вас мегаприятия, — сообщил Мишке Наш Творецкий, показывая в сторону лежащих на земле огромных фигур.

Мишка выбрался из лётки и подошёл к ближайшей фигуре. Судя по всему, это был сам Святонаил. Точнее, его неподвижное, явно безжизненное тело.

— Вы что, умеете его оживлять? — разглядывая Святонаила, спросил Мишка у сыновей металлолома. — А как? Делаете одержимым вами?

— Нет, конечно, — просто забираемся внутрь и дёргаем за приводила. Смотри... — Господин Божий легко запрыгнул на лицо Святонаила и втянулся в его ноздрю.

Святонаил сразу принял сидячее положение. Его направленные вниз, на Мишку, глаза засветились божественной добротой.

— О расселянин, ты должен полностью доверять сим замечательным существам. — Мягко произнося это, Святонаил махнул рукой в сторону двух оставшихся в лётке сыновей металлолома. — Да, Мишка, я всего лишь надувная кукла. Вот он меня изготовил. — Святонаил далеко потянулся и осторожно погладил по голове Ваше Богородие.

— А кто лежит там? — спросил Мишка у Святонаила, указывая на остальные огромные безжизненные фигуры.

— Мои слуги. — Святонаил встал на одно колено, подхватил Мишку пальцами под мышки и понёс над фигурами. — То бишь весь сонм ваших божков. Узнаёшь? Это — Дастьбог, покровитель бесорубок и небесомости. А это Говориил, бог говорения, разработавший язык лжестов. А вот Посейдень — порождение и бог Чересчурного моря. А это Педабог — изобретатель обучения и грамотург, придумавший глинопись. А вот Плохор — бог летайного оружия и пилот мертволёта. Он у вас занимается громежом. А это Соври-мен: за распространение бедовщины он был низвергнут в потериальный мир, но недавно заслужил Воскрещение. А вот Единобог и Однобог — наши сюрприставы. То есть разведчики в рядах нечистой силы.

Неподалёку от Дваждьбога лежала ещё одна, причём совершенно незнакомая Мишке кукла: огромная красивая женщина в белых одеждах.

— Простите, кто это такая? — спросил Мишка, показывая на женщину. — Богиня? Но мы богинь никогда не видели.

— Да, их у вас ещё не было, — согласился Святонаил. — Ваше Богородие сделал сию куклу на всякий случай: вдруг понадобится особо очаровывать женщин племени? Её рабочее название — Баба-Ягве.

— Лучше назвать её "Всесилия", — посоветовал Мишка.

— Эй, ребята, — две фигуры в лётке призывно замахали руками, — хватит болтать: сюда идёт Менделенин. Явно хочет нас вызвать.

— Умеет же незаметно подбираться, зачинщик неприятностей, — хмыкнул Святонаил. — Ладно, останусь и узна́ю, что ему нужно. А вы, братцы, не ждите меня, возвращайтесь домой...

С этими словами Святонаил приблизился к Благоприпрятствию и, усадив Мишку в лётку, переставил её за стену.

[Осип Монгольштам...]

26. Новое применение
Мишка подобрал недавно брошенную у воды электроудочку и посмотрел на индикацию её аккумулятора: тот был заговорён ещё почти до краёв.

Переведя ток на малое струение, Мишка завязал полы своего балахона на поясе и с удочкой в руках начал спускаться по илистому дну в Марсианскую впадину.

— Куда же вы, о архиблагой Сукинберг? — жалобно завопили три дикарки, которым стало не за кем прятаться.

— Хочу опять использовать смертьестественную тетевицу... — Мишка, не оглядываясь на девушек, помахал электроудочкой.

Сойдя во впадину, Мишка остановился шагах в трёх от сцепившихся рыб, опустил в ил заземляющий провод, нажал кнопку включения удочки и коснулся антенной ила рядом с гробушей. Та дёрнулась к антенне, но печь-рыбу не отпустила. В то же время электрочары удочки больно куснули Мишку за голые ноги, увязшие в иле.

Мишка поднял антенну над илом, перевёл ток удочки на среднее струение, встал поустойчивее и опять повёл антенной по илу рядом с гробушей. Не в силах теперь справиться с направленными судорогами, хищница выпустила бок печь-рыбы и, взбивая ил хвостом, потянулась к антенне. На огромную же печь-рыбу, как Мишка и рассчитывал, чары электроудочки почти не подействовали.

Но вот самого Мишку новый удар электрочарами по голым ногам чуть не уронил в грязь. Мишка взмахнул руками в поисках равновесия и от этого выдернул антенну из ила. Гробуша, шлёпая по грязи хвостом, бросилась на прежнее место и вновь впилась в бок печь-рыбе.

Мишка тем не менее нисколько не расстроился: ведь обе его попытки отцепить гробушу, пусть и неудачные, показали, что хвалёная гробушина заговорённость может защищать злобную рыбу от чего угодно — от невода, от багра, от удара колотушкой по голове или, возможно, от крючка с наживкой, — но только не от коварных чар электроудочки.

Судя по всему, борцу с гробушей нужно было просто отделить себя от бьющего электрочарами мокрого ила.

— Эй, Икар, — крикнул Мишка младшему дракону, — сможешь поднять меня за пояс над самым илом и подержать в воздухе на одном месте?

— Сейчас попробую, — пробасил Икар, осторожно слетая в яму между стеной дрессированной воды и наклонным дном озера.

Икар оказался понятливым драконом: он схватил когтями задних лап Мишку за пояс со стороны спины и, мелко взмахивая крыльями, поднялся ровно настолько, чтобы Мишкины ноги не касались ила, а заземляющий провод по нему ещё волочился.

— Отлично — сохраняй это расстояние над поверхностью, — сказал Мишка Икару и, переведя ток на полное струение, дотронулся антенной до ила на сажень выше гробуши.


27. В лёдке
— Ну что, Мишка, веришь ли нам теперь? — вопросил Наш Творецкий, превращая лётку обратно в лёдку и нацеливая её скользить вдоль Богоприятствия к началу Запретной Стороны. — Не раздумал ещё делиться печалями?

— Братцы, но если вы круты настолько, что правите богами, то, может быть, сами уже знаете моё желание?

— Ты хочешь выиграть завтрашний побединок в судьбол, верно? — хмыкнул Ваше Богородие.

— Верно, — подтвердил Мишка. — А ещё после побединка мне на пару дней понадобится перелётный дракон. Возьмётесь это устроить?

— Возьмёмся. Теперь дракон прилетит по первому твоему зову. И давай выбирай: хочешь — завтра ослабнет противник. А хочешь — сам станешь в разы сильнее. На некоторое время, разумеется.

— Так, хорошо, — с облегчением выдохнул Мишка, но тут же спохватился. — Подождите-ка: а что вы потребуете взамен? Мою душу?

— Умерь глупость, Мишка. Разве не видно, что наша власть над Расселянами почти безгранична и без твоей души? Поверь, даже пределы этой власти мы устанавливаем себе сами.

— Сами себе устанавливаете пределы? Но ради чего? — поднял брови Мишка.

— Просто мы так устроены, — пожал плечами Наш Творецкий. — Надеемся, это нас улучшает.

— Ладно, понял, — кивнул Мишка. — Но что же вам всё-таки нужно взамен моей победы?

— Разрешишь трижды появиться пред тобой, когда не будешь этого ждать — и мы останемся довольны.

— Неужели это всё, чего вы хотите? — удивился Мишка. — Можно было потребовать гораздо большего. Даже странно... Почему тогда вас считают про́клятыми существами?

— Это вот он, гад, распускает о нас зловесные слухи... — Наш Творецкий показал на Ваше Богородие.

— Да, — признал Ваше Богородие, — распускаю помаленьку. Чтобы всем было привычнее и спокойнее.

Тем временем лёдка подъехала к краю Запретной Стороны и остановилась. Уже наступила ночь, но округу освещала полная луна.

— Братцы, — спохватился Мишка, — а мы не забыли обговорить детали завтрашнего боединка? Дело в том, что я не хочу побеждать слабого противника...

— Не волнуйся, никто ничего не забыл, — успокоил Мишку Наш Творецкий. — Вот только готов ли ты существенно поменяться?

— А куда мне деваться? — буркнул Мишка, подавляя холодок трусости.

— Ну если некуда деваться, то подставь ладонь, — приказал Ваше Богородие.

Мишка послушно вытянул вперёд правую руку, повернув ладонь вверх. Ваше Богородие прыгнул в сторону Мишки, в полёте мгновенно уменьшился и приладонился уже как тёмная фигурка ростом в половину мизинца.

Фигурка попрозрачнела, а затем стала жидкой лужицей, которая быстро впиталась в ладонь.

— Теперь, Мишка, нужно испытать силу и прочь твоего тела, — произнёс Наш Творецкий. — Беги до дома с ускорением. Только через деревья при свидеятелях не перепрыгивай.

[Осип Монгольштам...]

28. Борьба с гробушей
Электрочары, что порождал ток полного струения, опять вызвали у гробуши направленные судороги. Она опять бросила терзать печь-рыбу и, взбивая хвостом донную грязь, кинулась к антенне электроудочки.

Мишка тут же выдернул антенну, а затем погрузил в ил чуть выше и примерно на полсажени ближе к суше. Гробуша, на мгновение замершая, вновь судорожно заколотила хвостом, взбивая фонтаны грязи и продвигаясь вверх к антенне.

Икар, внимательно следивший за Мишкиными действиями, без напоминаний подлетел на сажень вдоль наклонного дна и, трепеща крыльями, опять завис на месте.

Мишка же снова выдернул антенну из ила перед самой пастью приблизившейся гробуши и вновь перенёс и приземлил антенну немного выше по склону.

Минут через пять таких манипуляций борцы с гробушей выманили её вверх на пологую часть прибрежного дна. И там дело пошло веселее.

Мишка, когда ещё спускался по сухому берегу, присмотрел у него мелкий заливчик. И теперь начал заманивать в этот заливчик гробушу.

Когда она туда забралась, Мишка сперва попросил Икара опустить его, Мишку, на землю. А затем, уже стоя на сухом месте и водя антенной по грязи перед самой пастью гробуши, громко произнёс:

— Эй, Утильда, Мутильда, Молотильда, скорее делайте перемычку из сухого песка, отсекайте гробушу от озера.

— Сейчас всё сделаем, о архиблагой Сукинберг... — понятливо кивнули девушки.

Они кинулись нагребать песок и вскоре соорудили из него приличной высоты плотинку, надёжно перегораживающую выход из заливчика. Который тем самым превратился в лужу.

Мишка с облегчением выключил удочку, и гробуша, сразу освободившаяся от действия электрочар, заметалась по луже. Но выхода, из неё, разумеется, не нашла и устало замерла.

Теперь появилась возможность рассмотреть опасную рыбу во всех подробностях: формой тела и цветом она походила на небольшой гроб. Только сзади извивался забрызганный грязью толстый хвост, а спереди виднелись зубастые челюсти и подвижная присоска.

— Друзья, — обратился Мишка к окружающим, — раз уж нам удалось поймать живой гроб, то он ведь должен лежать в могиле, правильно?

Убедившись, что все кивают, Мишка повернулся к большему дракону.

— О могучий Дедал, коль скоро гробушу решено похоронить, пожалуйста, хорошенько засыпьте её. Песок вот с этой высокой части берега как раз подойдёт.

Дедал, загребая песок когтистыми лапами словно курица, начал засыпать им лужу. И вскоре на её месте возник песчаный холм. Гробуша же оказалась глубоко под ним погребённой.

— Всё, воду больше не держать? — сварливо подала голос Рыба Яга.

— Да, огромное спасибо, отпускайте. — Мишка благодарно поклонился хозяйке озера. — Только не резко, Ваше Допотопие. А то и нас, и всё на берегу смоет волной.

Стена воды начала осторожно опускаться и становиться всё более пологой, пока не превратилась в горизонтальную гладь.

— О заступница Яга, — опять падая на колени у края воды, воззвали три дикарки, — пожалуйста, помогите бедной печь-рыбе, вылечите её от отравления...

— Хорошо, попробую... — процедила повелительница вод и ушла в глубину.

Через пару минут на поверхность озера у самого берега плавно поднялась гигантская рыба с трубой на спине — к сожалению, совершенно безжизненная. Но из-под брюха рыбы выплыла старая китавриха и колдовскими жествиями начала творить волшебство оживления и излечения.

Печь-рыба зашевелила плавниками, задвигала жаберными крышками и разинула рот. Однако её горло, увы, оставалось стылым, а труба не задымилась.

— О заступница Яга, — опять коленопреклонённо взмолились девушки, — пожалуйста, растопите печь-рыбу, вселите в неё ваш волшебный ягонь...

С ясного неба в горло гигантской рыбы с грохотом ударила ломаная молния. Печь-рыба сразу встрепенулась и запыхтела, выпуская из трубы на спине клубы дыма.

Утильда, Мутильда и Молотильда, радостно подмигивая Мишке, принялись закидывать в разверстый рот печь-рыбы припасённые на берегу дрова. А когда те разгорелись, по очереди засовывать противни с петербулками.

— Во вку... во вку-уснице, во вку... во вку-уснице, — зазвучала песня девушек про булкомат, а у их ног уже дрожало движение горлодериэльфов.

— Молодец, Сукинмен, хорошо сработал... — Дракон Дедал краем крыла одобрительно хлопнул Мишку по плечу.

— Спасибо на добром слове. — Мишка поклонился рептилоидам. — Но только всё решила именно ваша помощь. Даже не знаю, чем отплатить за неё. Кстати, позволено ли будет встретиться с вами ещё разок и отдельно ото всех? Мне очень нужен совет знающих существ.

[Осип Монгольштам...]

29. Возвращение домой
Мишка бежал с постепенно нарастающей скоростью, не чувствуя малейшего напряжения. Казалось, это не он двигает ногами, а кто-то сторонний несёт его через Изумайловский парк.

Из-за радости, переполняющей тело, Мишка поначалу даже забыл о предупреждении сына металлолома. И потому, не оглядываясь по сторонам, всё-таки перемахнул через пару высоченных сельдеревьев. Получилось это тоже очень легко. Такой непомерной силы точно должно было хватить для победы над Убивнем.

Вскоре листопарк кончился, начались дворы. И Мишка из озорства стал перескакивать через заборы и сараи, принадлежащие избам с тёмными окнами — поелику их хозяева наверняка спали и не могли видеть Мишкины проделки.

Наконец Мишка перепрыгнул через последний забор и пошёл с обычной скоростью по Питейному проспекту. А в его конце свернул на родную Сторублёвку.

Приблизившись к своему дому, Мишка как можно тише отворил скребучую калитку. А пройдя по двору, открыл входную дверь и прокрался на кухню. В холодильнике нашлись съелка с изюмлением и окартошенный полугуляш, которые пришлось запить нелюбимой заряженкой из включайника.

Зайдя в свою комнатку, Мишка отогнул жалюзяки, впустив внутрь свет луны, и приблизил лицо к небольшой проволочной клетке. В ней сидел голодный Ё-майор — лучший отцовский крестовик.

Мишкины родители увлекались разведением пауков породы "развитчик". Породу получили, отбирая крестовиков по умению ткать паутину в виде рисунков женских лиц. Поэтому Мишка всю жизнь, когда находился дома, видел развешанные по стенам комнат паутинные рисунки с лицами красавиц. Что же касается крестовиков других пород, то они могли выплетать пейзажи, изображения букетов из орхидей и даже сцены охоты древних мамонтёров.

Стоило пауку поголодать, он съедал старую сеть — поскольку та не оправдала ловчих надежд — и приступал к изготовлению новой.

Как и ожидалось, за день в центральной рамке Ё-майор сплёл новую сеть. А значит, теперь его следовало покормить. Мишка достал пинцетом из коробочки таракано́жку и дал ей запутаться на краю паутины.

Крестовик подобрался к извивающейся тараканожке, куснул её и отбежал наверх, дожидаясь, когда подействует яд. А Мишка в лунном свете принялся с восторгом рассматривать новое творение Ё-майора.

Потому что на сей раз это был рисунок лица Йели.

[Осип Монгольштам...]

30. Прогулка по единцу
Голосексуалисты почти не заметили победы над гробушей, но сие Мишку в уныние не повергло. Коротая время перед приглашением к руководству племени, он немного прошёлся по Хибаровску.

Дикари, как Мишка и ожидал, занимались главным образом тем, что сначала перед домашними святильниками выпрашивали у покровителя племени вещественные блага. А затем приходили караулить, когда те появятся в богательне.

Люди сидели на траве у богательни длинным рядом, празднообразно дожидаясь, когда заглянуть в неё придёт их очередь. Это была хорошо знакомая для Мишки картина — основная часть Расселян днём тоже сидела у благотворящих домиков. Но только Расселяне черёд вторжения в богательни всегда разыгрывали: иногда в отбирацию, иногда в воллейбокс, а иногда в метание топорангов — возвращающихся топоров.

Как известно, покровитель племени слышит все молитвы паствы. И коли просьбы в сих молитвах не выходят за дозволенные пределы, то на следующий день отправляет вымоленное в благотворящий домик.

Разумеется, эта отправка происходит чудотворным образом: если человек, стоя на опозналище, терпеливо дожидается благого звона, то, когда заходит в богательню, просимое уже лежит внутри.

Если же в богательню зайти раньше, чем раздастся благозвон, а тем паче, не встав на опозналище, то, во-первых, в ней ничего не обнаружится, а во-вторых, торопыга будет наказан падучим параличом.

У Голосексуалистов совершенно обычным и понятным для Мишки было всё, кроме двух вещей: он не мог взять в толк, почему дикари не вымаливают в числе прочего хлеб, но сами выпекают его? И откуда для этого хлеба берётся мука́? Если Мишке назначено обучить дикарей выращивать зерно, то, может быть, перемалывать его в муку́ они уже умеют?

В очереди к богательне Мишка заметил Утильду, Мутильду и Молотильду. Дикарки, радостно улыбаясь, смотрели на него и призывно махали руками.

Подшествовав ближе, Мишка величаво поманил Молотильду, а когда та встала и подошла, вопросил:

— Поведай, раба убожья: откуда ваше племя берёт муку́ для хлеба?

По удивлённо округлившимся глазам дикарки Мишка понял, что сморозил глупость: он совсем забыл, что архиблагой мимопланетянин и уходник Следителя сам должен всё знать.

Мишка начал испуганно читать про себя боговорку, и та, к счастью, помогла: дикаркино удивление сменилось восторгом от того, что она может услужить пророку великого убога.

— О архиблагой Сукинберг, — в тон Мишке произнесла дикарка, — ведайте же, что муку́ мы получаем, перемалывая зерно, которое приносят драконы...


31. Утро перед боединком
Мишка проснулся поздно и в первую очередь опять полюбовался паутинным рисунком Йелиного лица. Потом умылся, пересадил насытившегося Ё-майора в клетку с новой рамкой для паутины и, поскольку завтрак давно закончился, пошёл послезавтракать.

Мать поставила на стол пиццербургер с майомясом и кружку моркофе. На десерт Мишка погрыз ореховые одинаки, облитые шёлколадом с острыми сперциями. А подкрепившись, отодвинул стул и встал:

— Мам, не волнуйся: сегодня я Убивню не проиграю.

Мать покачала головой:

— Сынок, ты и в прошлый раз так говорил. Если боги не требовали бы игры в судьбол, мы с отцом ни за что тебя не отпустили бы... Ладно, не забудь только к нему сбегать.

Мать имела в виду Мишкиного отца, Вячеслаба.

— А где он, мам?

— Да вымолил мыло и стиральный хорошок... Пошёл забирать, молельщик...

Новую причёску газону перед домом Мишка сделал ещё вчера утром, а от прочих хозяйственных работ по настоянию тренера был освобождён неделю назад.

На прощанье Мишка заглянул в хлев, где жили лосёл Упиратор и полосатая зубра Поладка, и угостил домашних любимцев сначала веточкой разморина, а затем дал им гнутый пряник с воспитательными веществами. После чего забрал сумку с тренировочными принадлежностями и, привычно согнав с калитки улиток, которые повадились съедать побелку, пошёл к богательне — за отцовским благословением на победу.

Отец сидел среди игрантов в картёжные поддавки: посидетелям нужно было определиться с очерёдностью вставания на опозналище перед заходом в богательню.

Все картнёры болели, разумеется, против Убивня — бойца Злободы, чужой половины народохранилища.

— Устрой этому Убьюдку переломайский праздник... — желали Мишке шан-трапейцы, опасаясь всё же употреблять благохульства. — Хорошо бы мерзопамятный умерк и года три не вылезал из болеклиники...

— Жаль, сынок, что нельзя вымолить тебе победу... — с тоской глядя на вход в богательню, как и в прошлый раз посетовал отец.

[Осип Монгольштам...]

32. Мишкина проповедь
На назначенную Мишкой проповедь Утильда, Мутильда и Молотильда привели трёх подружек: Кнутеллу, Плутеллу и Пышнотеллу — тоже хорошеньких и полураздетых девушек.

Дикарки расселись в гостевом недоскрёбе, и Мишка, освятив обращаемых боготворками, начал размеренно повествовать:

— Это произошло, когда мир уже веществова́л, но был ещё погружён в мракобездну. Однажды огнеугодный дух Гипертрофим, сотворивший себя из себя, обнаружил ничто, которое хищно делилось на нулиард частей, тем самым уничтожая сущее. Огнеугодный дух взялся изгонять опасную самость из нашей Вселенной, но вдруг заметил дитя, заключённое в одной из частей мракообразного ничто. Дух заглянул в предроспективу, то есть в грядущее, и открыл, что дитя — это будущий Следитель: великий убог и героиссимус, имеющий предназначение, понятно, присматривать за людьми. Которых Следителю тогда ещё лишь предстояло создать.

— Создать по своему образу и подобию? — вмешалась Молотильда.

— Да, конечно, — поддержал Мишка догадку дикарки. — Только ведь сначала у Следителя было пять голов, десять ног и двадцать рук. Но когда он повзрослел, то в кровавых битвах со лжеубогами, то есть со злобными демонами безделья, потерял все руки, кроме двух, все ноги, кроме тоже двух, и все головы, кроме одной, последней.

— Последней? — опять перебила Мишку Молотильда. — Но зато, наверное, самой мудрой?

— Ага, — покорно подтвердил Мишка. — Именно поэтому, как только демоны безделья были побеждены и Следитель приступил к созданию убогоподобных существ, ему пришлось приделать каждому такому существу всего лишь одну голову и только по две руки и две ноги.

— Теперь понятно, почему мы так устроены... — просветлённо стали перешёптываться дикарки.

— Созданные Следителем убогоподобные существа хоть и обладали огромными способностями, но по неопытности ещё не могли, увы, распознавать коварную ложь лукавых демонов, насаждающих рознь и безделье. Убогоподобные существа поддались на демонические подстрекания и стали жестоко враждовать. И столь долго лупили друг друга по головам, что в конце концов почти лишились ума. Вот так и получились мы, люди...

— О архиблагой Сукинберг, — возопила впечатлительная Молотильда, — неужели теперь для бедных людей нет никакого выхода?

— Тут, девушки, помочь способен только сам великий убог, — продолжил Мишка сеанс просвещения. — Потому что убог — он хозяин и защитник глупого человека. Человек без убога — всё равно что потерявшееся домашнее животное...

— Домашнее животное — это ведь приручённое существо, правильно? — переспросили Мутильда и Утильда. — Как наша печь-рыба?

— Угу, — согласился Мишка, — как печь-рыба. Если у домашнего животного нет хозяина, то оно делается несчастным. Мало того, его хотят съесть хищники.

— Вроде ужасной гробуши? — с содроганием подсказала Молотильда.

— Да, вроде гробуши, — кивнул Мишка. — Так вот, девушки, демоны безделья, к сожалению, ещё не уничтожены. А только в страхе разбежались по свету и под убогообразными личинами скрываются в самых тёмных углах от кары Следителя. И, словно хищники, жаждут наброситься на тех, у кого нет могущественного защитника.

— То есть на нас? — потрясённо догадались Утильда и Мутильда.

— Увы, всё так, — скорбно подтвердил Мишка. — Но вы же видели могущество Следителя: как благодаря его неземной помощи мы победили злобную гробушу. Поэтому вам нужно начать... — Мишка замолчал, раздумывая, о чём ещё соврать.

— О архиблагой Сукинберг, говорите же: что нужно делать? — взволнованно зашептали Утильда, Мутильда и Молотильда.

— Нет, подождите, — нахмурилась Плутелла, явно самая недоверчивая дикарка. — Сперва объясните: почему Следитель называется отрубленноголовым? У него всё-таки есть голова или нет?

"Похоже, сию обращаемую я малость недосвятил", — подумал Мишка и со скорбным видом шмыгнул носом.

— Вот к этому-то и идёт мой рассказ, девушки. Сие история предательства, восторжествовавшего из-за неверия...

— Предательства? — с ужасом вопросили все дикарки, кроме Плутеллы.


33. Проверка силы
— Мишка, а можешь прямо сейчас показать силу? — похлопывая по висящей на плече котомке и хитро щурясь, спросил один из сидетелей к богательне — Джон Смитанин, наследный кузнец Шан-Трапэ.

Несмотря на молодость, Мишка уже слыл мастером сгибания гвоздей и подъёма камней.

— Что там у тебя, Джон? — Мишка лениво повёл плечами, на самом же деле ощущая радостную внутреннюю дрожь.

— Да вот, посмотри... — захихикал кузнец, вытаскивая из котомки здоровенную подкову, предназначенную явно для копыт тяжеловоза.

— Ух ты, неплохое изделие... — одобрительно закрутили головами ближайшие сидеятели. — Трудновато будет справиться...

— Ладно, давайте попробуем... — кивнул Мишка и взял подкову за ветви. Потом поставил округлой частью на левое колено и сделал вид, что не может разогнуть. — Ба, да это у тебя не сталь, Джон, а прямо-таки крепконит... То есть самое прочное вещество.

Смитанин лестеприимно заулыбался:

— Ничего, боец, у тебя всё равно хватит мощи одолеть противника...

Получив отцовское благословение и произнеся попрощайку, Мишка отозвал кузнеца в сторонку:

— Точно хочешь, чтобы я сломал подкову?

— Точно хочу... — опять захихикал Смитанин.

— Обещаешь никому не рассказывать, что сейчас покажу?

Кузнец кивнул, непонимающе улыбаясь.

— Тогда, может, сходим ненадолго на соседнюю улицу? — предложил Мишка.

Кузнец посмотрел на сидетелей к богательне — его черёд должен был наступить ещё нескоро.

— Ладно, пойдём...

— Джон, а у тебя только одна подкова? — спросил Мишка, когда богательня и посидеятели скрылись за поворотом.

— Нет, две. — Кузнец похлопал по котомке.

— Давай сюда обе.

Мишка вытащил из сумки с тренировочными принадлежностями полотенце, обернул им ветви сложенных подков и поставил их на колено левой ноги.

— Точно никому не расскажешь, Джон?

— Да о чём рассказывать-то? — хохотнул кузнец — он явно принимал Мишкины действия за розыгрыш.

— Вот о чём: — Мишка нажал руками на подковные ветви и развёл их в стороны. А потом под напором Мишкиных рук обе подковы вообще разломились. — На, Джон, убедись. — Мишка отдал разломанные подковы кузнецу.

— Ну и ну... — Удивление Смитанина начало переходить в восторг.

— Убедился? — Мишка отобрал обломки подков и положил себе в сумку. — Я их выброшу в ручей: следов не должно остаться. Можешь считать, Джон, что тебе всё привиделось.

— Мишка, — восхищённо зашептал кузнец, — не сомневайся, я и слова не промолвлю...