Казус Лютика, Автор: Anger Builder, Кира Баева Опции

[Каркун]

Автор: Anger Builder, Кира Баева


Казус Лютика




«Так… в правом кармане – ключи от машины. В верхнем – портмоне, тысяч двадцать в рублях. Хотя нет, там евро… Мелочь – в левом, нагрудном. Или в боковом?» – Роман никак не мог привыкнуть к новому пальто, которое прислала ему на пятидесятилетие дочка из Англии, и постоянно путался. Наконец он извлёк несколько десятирублёвок и протянул их продавщице. «Донской табак» с глухим стуком шлёпнулся на прилавок, а сдача веером рассыпалась по прозрачному блюдцу. Кассирша-молодуха нервно дёрнула головой в сторону следующего покупателя, губы её раздражённо скривились. Помешкав, Роман забрал сигареты, бросил сдачу в карман, и, не оборачиваясь, двинулся к выходу. Тут же за его спиной зашептались недовольные покупатели.
– Пальцы в рыжье, а рубли по всем карманам собирает, – недовольно пробурчал краснощёкий мужик, толкая бутылкой пива в бок заглядевшуюся на пакетики кофе подругу. – Ты только посмотри на него!
Быстро окинув намётанным взглядом торговки широкую спину, подруга оценивающе цыкнула, словно белка, которой попался пустой орех. Дорогая одежда незнакомца, плохо гармонирующая с бычьей шеей и причёской милитари, не смогли обмануть опытный женский глаз. Вердикт был быстр и категоричен.
– Сквалыга, – бросила женщина сухо. – Такой любого отжучит за свои три копейки.
Роман услышал её. Побледнел. Не то чтобы ему сразу же захотелось вернуться и рассказать «жила-была» этой наглой парочке, но он понял, что не сможет уйти просто так, не попрощавшись. Без обучения мелких хамов хорошим манерам в стране начнётся беспорядок – это стало для него убеждением, толкающим к действию. Нельзя… Нельзя плевать в душу людям безнаказанно. По крайней мере, в его душу. Да, он любит деньги. Да, ему нравится экономить их даже больше, чем зарабатывать. И конечно, у хозяина автосервиса бывает приличный доход, а иногда и неприличный, но это не даёт права всякому вот так шипеть в спину.
Роман вышел из супермаркета, зло вдохнул осеннюю сырость и закурил. Редкие лучи солнца с трудом просачивались сквозь тучи, отбрасывая тонкие пряди на тротуарную плитку. Роман чуть успокоился: он любил грустную погоду октября, синее-синее небо, ему нравилась багряная листва деревьев, которая тянулась густыми полосами, насколько глаз хватало…
Парочка никак не появлялась. Роман, порядком поостыв, уже подумывал уходить, но загляделся на чёрный красавец «Белл», неторопливо летевший над крышами домов в паре кварталов от супермаркета. Лопасти мерно рубили холодный воздух, толкая дорогую игрушку вперёд.
– Жируют, сволочи, – сказал куривший рядом охранник, тоже поглядывая на вертолёт.
В дверях мелькнула подвыпившая парочка, и Роман приготовился – надо довести начатое до конца.
Вдруг женщина так дёрнула спутника за локоть, что у того из рук выскользнула бутылка пива. Пена с битыми стёклами со звоном разъехалась по тротуару.
– Вить, смотри, падает! – заорала женщина.
Мужик, ругнувшись, икнул, а Роман оглянулся.
Вертолёт, быстро снижаясь, вращался вокруг своей оси. Его сильно кренило и бросало из стороны в сторону. Видимо, автомат перекоса, отвечающий за управление, заклинило, и пилоту теперь не оставалось ничего, кроме как надеяться на чудо. Хвост занесло. Рулевой винт чиркнул по парапету высокоэтажки, выбивая снопы искр. Несколько тросов и рекламных растяжек лопнули. Киль дёрнулся – лопасти хвостового винта картечью прошлись по окнам соседних зданий. Брызги стекла и скрежет. Железная птица не хотела умирать. Она билась в конвульсиях, пыталась взлететь, но её тянуло к земле, опутывало силками проводов, душило.
Вертолёт несло всё ближе к супермаркету. Одна из его дверей открылась, и было видно, как пилот изо всех сил дёргает ручки. Если ему удастся сделать хоть что-то, чтобы перескочить через крыши этих домов… Но чуда не произошло. Пропоров винтом шифер, «Белл» зацепил кирпичный дымоход и мёртвой стрекозой полетел вниз, скрывшись из поля зрения. Тяжёлый удар эхом прокатился по улице, и стало невероятно тихо, будто выключили звук. Роман словно на автомате залез в свой джип и вырулил на дорогу.
Тело слушалось плохо: пальцы едва крутили баранку, а пот по спине елозил мокрицами – они залезали в брюки, наползали на лоб. В голове нарывало болезненное предположение: «Чёрный «Белл»… чёрный, мать его, «Белл»… не может быть!»
Роман свернул на узкую улочку и выглянул из приопущенного окна. Пальцы нервно забарабанили по рулю. Дорога была перекрыта машинами и перепуганными людьми. Невдалеке в плотном дыму завораживающе медленно всё ещё вращались винты, а на покорёженном боку вертолёта сквозь огненные языки виднелась оскаленная морда мертвенно-бледной рыбины.
Акула-убийца… зубастая тварь без выражения, без чувств – только жуткая улыбка оскала. И угольная точка зрачка среди бездонной белёсой пустоты… Пустота, пустота, не смотри на меня…
Профессиональная аэрография, реалистичная до жути. Роман сразу узнал руку мастера – так рисовать мог только один человек.
И этот человек работал у него в автомастерской.

***

Огонёк сигареты привычно спрятан в кулаке. Роман всегда курил так, будто напротив в кустах мог сидеть снайпер, который только и ждал, чтобы выстрелить на это слабое тление. «Седьмая?» – он попытался прикинуть, сколько успел выкурить за час, но мысль за такую ерунду, как вред здоровью, сейчас не держалась. Роман нервно попинал сложенные во дворе автосервиса покрышки. Чем эта катастрофа может обернуться? Перед глазами вновь мелькали кадры вертолётной агонии, плёнка воспоминаний нервно прокручивалась назад.
«Белл» в небе был, как игрушка. Дорогущая, блестящая фюзеляжем – лакшери-сегмент. «А всё одно, как шелуха от семечек: щёлкнул ногтем – отлетела», – Роман за столько лет в автоделе никак не мог с этим смириться. Вот машина: железо, лошадиные силы, продукт новейшей технической мысли... А сминается, как бумага – в секунды. От вертолёта, даже когда тот стоял на земле – вот тут, в гараже автосервиса, – веяло надёжностью. Среди подержанных тойот и мазд он казался пришельцем из какого-то невероятного будущего. Когда его привезли, работа встала: мастера собрались вокруг, трогали, заглядывали, уважительно хмыкали. Казалось, они с трудом сдерживаются, чтобы не влезть в кабину и не «порулить», как это делают совсем мелкие пацаны.
Конечно, двигатели вертолётов в автосервисах не чистят, для этого есть авиаплощадки. Но технически там ерундовая была работа, не для того к ним это чудо привезли. Люткевич – руки его золотые, вот причина. Или не руки, голова – чёрт знает, где у человека талант помещается. Реалистичность его аэрографии зашкаливает… И ведь не учился нигде, всё сам… Он не просто рисовал зверя, человека или ещё чего – рисовал характер, «внутреннюю мелодию», как он сам говорил. Порой Роману было не по себе от его работ. Вечерами, будучи один в гараже, он ловил себя на том, что старается не поворачиваться к разрисованным машинам спиной. Но чувствовал – смотрят. А повернёшься резко – и холодок по позвоночнику, будто вот только что отвели пристальный взгляд. Мистика.
Сашу Люткевича он сам привёл в автосервис. Дальняя родственница поплакалась матери о том, что сын пропадает зря: чудаковатый малый со страстью к рисованию, в школе учился так себе, и в художественный техникум не поступил – переволновался на экзамене, завалил русский язык. Сашка в своём рабочем квартале за местного дурачка был: вечно с блокнотом сидит, наблюдает за муравьями, воробьями – рисует. Юннат, ботаник… пропадёт ведь. Мать Роману тогда все уши прожужжала: мол, Бог велел делиться, у тебя бизнес хорошо идёт, возьми к себе родственника! Автомеханик из него никакой, но хоть «подай-принеси», а там, глядишь, чему толковому и научится. Роман плюнул и, чтоб отвязаться, согласился взять «юнната» на испытательный срок – до первого косяка.
Косяк себя ждать не заставил. В первую же неделю Сашкиного пребывания в автосервисе им пригнали «Хундай» с помятой мордой. Вмятины выправили, сколы закрасили, но чуть промахнулись с тоном – пятна эти торчали лишаями. Роман вставил всем по первое число и велел исправлять халтуру. Словом, рабочий день закончился нервно.
А утром… Роман раньше, конечно, слышал такое выражение: «потерять дар речи». Но тут он испытал эту потерю на себе – зайдя утром в гараж, просто онемел на пару минут. «Лишаев» на «Хундае» не было. На их месте плескалось полотнище шахматного поля.
С клетки на клетку, из тьмы к свету скачут-скачут воробьи-подскоки. Ворожат воробьи пешками-фишками, а не хватает фигур – сами за короля, за ферзя, за слона… Чешут воздух крыльями, скок – шах и мат!
Оказывается, Сашка владел не только акварелью, но и с баллончиками управлялся ловко. Но как посмел без спросу? «Что ж ты творишь, сволочь?» – грозовой фронт над головой художника готов был пронестись ураганом, разметать его самодеятельность к чертям, но... Неожиданно явился владелец машины. И ему понравилось.
Роман не стал тогда наглеть, выставил цену чуть выше обычной покраски – договорённости же на аэрографию не было. Но в прайс автосервиса новую услугу вписал. Хундаевладелец сделал неплохую рекламу – поначалу заказы хоть и не текли рекой, но устойчивый спрос на эти картинки был. А в последнее время запись на аэрографию велась как минимум за пару месяцев.
Люткевич делал неплохую кассу, но в автосервисе его всерьез не воспринимали. «Эй, нос в краске, опять прохлаждаешься?» – так к Сашке мог обратиться любой пацан, неделю проработавший в мастерской и научившийся крутить гайки. Конечно, они – рабочая кость, а Лютик – ботаник с баллончиком. Сашка не жаловался, смотрел только грустными глазищами, цветом точь-в-точь грозовое небо. Впрочем, в последнее время, вроде, повеселел. Роман замечал, что в обеденный перерыв к нему подсаживается Настя – молоденькая симпатичная администраторша. Пользуясь своей миловидностью и исключительным положением женщины в мужском коллективе, она взяла Лютика под опеку – мастера с Настей почему-то считались и художника задевать стали реже. Словом, Сашка пришёлся к месту, копейку отрабатывал, и жизнь автосервиса шла своим чередом.
А теперь… Последний раз двигатель вертолёта чистили в их мастерской. Роман был уверен, что напортачить они не могли, но чёрт знает, чего ждать… Как себя поведут хозяин вертолета, родственники погибшего пилота? И страховая компания наверняка будет проводить экспертизу. Как бы чего не припаяли зря…
Вспомнилось вдруг, как Люткевич отказывался от этого заказа. Нет, сначала он тоже восторженно рассматривал вертолёт, гладил зачем-то его тёплые бока. А потом узнал требования заказчика – и ни в какую: «Не буду рисовать!» – и всё. «Акула… хищник… сожрёт», – твердил. Заставили – заказ-то денежный, а сервис недавно кредит взял на оборудование… Роман помотал головой: почему «сожрёт»? Может, Лютик знает чего? Да ну, суеверия…
В конторе истерически заверещал телефон.

Роман аккуратно погасил бычок о край урны и направился в мастерскую. Мужики, как заводные, закивали, приветствуя начальство. Только Лютик не повернулся. Он точными, едва уловимыми движениями стелил слой краски на «немца». «Кажется, цветы», – отметил про себя Роман. Ничего так, но пестровато. Пока он размышлял о том, не поговорить ли с Сашкой серьёзно про ту чёртову акулу, мимо него пронеслась Настя, обдав букетом фруктовых духов. Её каблучки резво застучали по железной лестнице, ведущей в приёмную, а перила под напором бесшабашной молодости весело затряслись. Роман, не удержавшись, закричал во всю глотку:
– Наська, шевели поршнями, а то в красильщицы переведу! К Сашке в подмастерья!
Девушка на ходу лукаво обернулась:
– Не пойду!
Роман заметил, как Настя покраснела, но, хмыкнув, промолчал. И так все знают, что художник нравится администраторше. Стала бы она за кого другого так заступаться, как за Сашку? Да вот только Люткевич был, как не от мира сего… Похоже, даже не замечал её опеки. А Настька… Настя Роману стала почти как дочь, после того как родная уехала с бывшей женой на ПМЖ в Лондон. Вот растил, воспитывал и что? Подарки на юбилеи, звонки раз в месяц, в лучшем случае. Всплеск весёлости погас, будто притушил кто не успевшую разгореться толком свечу.
Стеная ступенями, Роман тяжело поднялся на второй этаж. Прошёл к себе в кабинет и сел за массивный стол. Снова закурил. Вместе с никотином вернулось дурное настроение. И угольный зрачок.
– Да, было, – Роман услышал, как за тонкой перегородкой щебечет Настя. – Подождите секундочку, сейчас переключу…
На факсе требовательно замигала кнопка. Скрипнув креслом, Роман неторопливо облокотился о стол. Говорить ни с кем не хотелось: «Белл»сейчас занимал все его мысли. Да и о чём, собственно, говорить? Новый заказ? Так расписано на месяц вперёд. Аэрографию? Надо бы с этим повременить, разобраться. Но рука сама юркнула и нажала кнопку. Бизнес есть бизнес, слабаков едят ещё на завтрак, а суеверия… Да пошли они к чёрту!
– Я вас слушаю, – сказал Роман.
– Вы ремонтировали вертолёт?
Роман напрягся: интонация в трубке была как будто издевательской, словно спрашивающий знал ответ и хотел лишний раз уколоть.
– Какой вертолёт? – осторожно переспросил Роман.
– А что, у вас в гараже их эскадрилья? Чёрный «Белл», конечно.
Ладони разом вспотели.
– Уважаемый, а вы не могли бы…
– Не мог бы.
– Простите, вы кто?
– Меня зовут Демьян и я страховой агент. Надеюсь, вы понимаете, что это значит, господин Роман? Или вы думаете, версия о вашей причастности к происшествию не рассматривается? Ошибаетесь, нас обязывают быть в курсе всего. Так ремонтировали или нет? От вашего ответа зависит многое, поверьте.
У Романа кровь отлила от лица. Он как-то неожиданно сам для себя растерялся от этого странного нахрапистого тона. И ведь не зря… С происшествия не прошло и пары часов, а ему уже звонит страховщик. Видимо, за расследование трагедии взялись всерьёз. Господи, кто разбился на том вертолёте? Неужели привлекут?
– Да, у нас недавно был «Белл»505… Но мы его не ремонтировали, мы его разукрашивали. Ну, знаете, аэрография…
– У вас есть художник?
– Нет, – Роман замялся. – Не художник, так – самоучка…
– Прекрасно, – на том конце провода повисла пауза. – Акула его?
Роман выдохнул:
– Да.
– Как зовут?
– Люткевич... Александр. А вам зачем?
– Остро интересуюсь живописью, – сказал Демьян, и трубка зашлась истерическим хохотом. – До скорой встречи, соколик!
Роман побагровел и, не удержавшись, грохнул трубкой о факс. Что за штучки? Псих? А может, это действительно страховой агент… Только работает на бандитов – им ведь без разницы с кого срубить бабки. Ремонта движка не было, но была чистка… Всё равно незаконно, у него нет лицензии на обслуживание и ремонт вертолётов. Как бы этот страховщик с шантажом не наехал.
Роман бродил по кабинету, будто огромный медведь по тесной клетке. Посмотрел на сейф:деньги, пистолет… пока не пригодятся. Что-то не тянет Демьян на серьёзного человека. Совсем не тянет. Видимо, трагедия заморозила ему мозги, раз Роман мог подумать такое. Запаниковал ни с того, ни с сего… Тьфу… Нет! Надо разобраться. Никто не смеет делать из него дурака.

Соколик… Боярских кровей словечко. Странный агент, странный… Ему бы интересоваться, какие работы проводились, носом землю рыть в поисках причины. «У каждой недоработки есть имя и фамилия», – вспомнилось Роману. Вот эту недоработку и должен искать страховщик. Так почему же Демьян (имечко тоже какое-то боярское) интересовался не мастерами, а Люткевичем?
От беспокойства Роман даже простонал слегка. Нельзя ждать, пока тебе чего-нибудь «пришьют», надо вести своё расследование. И начать придётся с того, кто, небось, сейчас слоняется по двору, руки в брюки.
Лютик не слонялся. Он сидел на лавке и, неудобно уместив на острой коленке лист бумаги, что-то писал. «Рисовальщик… писака…» – подумалось вдруг зло.
– Люткевич! – крикнул Роман, приоткрыв окно. – Зайди ко мне.
Сашка вздрогнул, рука, дёрнувшись, прикрыла листок. «Темнит», – понял Роман.
Но Лютик не темнил. Бледный больше обычного, он вошёл в кабинет и сразу, без слов, положил перед начальником помятый, в каракулевой вязи листок. «Прошу уволить… по собственному…» – буквы нервно наползали друг на друга.
– Охренел? С чего бы?
– Я… не стану больше…
Люткевич сел без приглашения, будто кто пнул его под коленки, руки сжал до белых костяшек.
Роман вдруг понял: Сашка напуган. Всерьёз. Мышцы напряжены, словно он с трудом удерживается от панического бегства. От кого, куда? На секунду стало жалко нелепого этого парня с вечно перемазанными краской пальцами. Сашка-дурашка, Конёк-Горбунёк… Роман тут же одёрнул себя: не хватало ещё расчувствоваться. А может, воспользоваться его состоянием, надавить?
Роман театральным жестом медленно разорвал заявление. Сашка вскинулся, глянул зло из-под чёлки. В глазах его накипало, влажнело, поднимаясь из самых глубин – вот-вот сорвётся с ресниц. Рука дернулась к лежащей на столе стопке бумаги, но Роман вдарил по столу так, что карандашница в ужасе шарахнулась и соскочила на пол. За соседней стенкой, в администраторской, что-то панически пискнуло.
– Рассказывай!
Люткевич встал и, чуть качнувшись, отошёл к окну – задрал голову, надеясь, видимо, что слёзы втекут обратно. «Гордый, блин… Как бы не грохнулся от переживаний», – подумал Роман.
– Чего ты вдруг с этим увольнением? Мать на операцию готовится, а тебе деньги лишние?
– Да! Готовится! – вдруг крикнул зло, развернувшись и вцепившись для надежности в подоконник. – Потому и согласился, что деньги нужны были! – Сашка судорожно дышал открытым по-рыбьи ртом, стараясь взять себя в руки:
– Я не стану больше это рисовать. Не заставите, – просипел напряжённо.
«Ух ты… Бархатный весь, а жальце есть», – удивился Роман невесть откуда прорезавшемуся у ботаника характеру.
– Не мычи! Чего я тебя заставлял?
– Рисовать акулу.Рисовать тех пауков. –Люткевич тяжело сглотнул. – И других. Тёмное это всё. Я ведь, получается, убийца…
Вытянул из сумки планшет:
– Смотрите.
На экране замелькала фотоподборка.
«Нисан-Инфинити». Бока будто опутаны серым кружевом. Пауки-тенётники…
…безмолвно, жёстко, коленчато, в суставах гуттаперчиво – цепкими жвалами тяянемся… Кручу, верчу, схватить хочу…
Следующий слайд: свалка какая-то, прошитый пулями кузов «Нисана».

– Любовница… деньги тянула. – Сашка говорил теперь тускло, как в никуда. – Мужик подарок решил сделать, аэрографию, а она захотела вот это…
– Помню. Запутала, под разборки бандитские подвела.
Лютик кивнул. Новый слайд: «Фрид-Гибрид», минивэн – разъярённый медведь-шатун ломится сквозь метель…
…лапы – в кровь ледяной травой. Морда в крови чужой…
«Владелец на трассе вышел протереть передние фары, – вспомнил Роман, – а сзади рефрижератор влетел». На снимке – останки машины, фрагменты, месиво. И снег идет.
Мотик спортивный, «Ямаха». Как в горошек – весь в золотую осу.
… жжум, жжум–череп прошить, жало вонзить! – жжум…
– Владельцу 23 года было, – голос Сашки всё тише.
– Ладно, не рассказывай, – прервал Роман.
И так в памяти. Жара была страшенная, у парня – молодого совсем! – скачок давления от перегрева. Не справился, по трассе долго крутило… Кадр: заднее колесо мотоцикла едва виднеется из-под удивленной МАЗовой морды.
И ещё. И ещё. Последний слайд…
…мёртвый рыбий зрачок… Пустота, пустота, не смотри на меня…
Экран погас.
– И ты… догадывался и молчал? Ссволочь… – Романа переклинило. Он, поживший и несуеверный ни разу мужик, поверил вдруг сразу, безоговорочно: таким мраком дохнуло от этих картинок. – Да тебя не уволить, тебя ж… – сграбастал в кулак воротник Сашкиной куртки.
– Роман Юрьевич, не надо! Он недавно догадался!
Настя. Глаза круглые – подслушивала! Заступница…
– Выйди!
– Роман Юрьевич, пожалуйста! – Настя дёрнула за руку, пытаясь высвободить воротник, голова Сашки безвольно мотнулась. – Он же всегда против был таких заказов, а вы злились! Ну, он ведь не только злое… Любовь Ивановну помните, ну, помните? Бухгалтерша у нас была? – затараторила, будто отвлекая.
– А с ней что? У неё бабочки на капоте, что они, мотор защекотали?
– Да наоборот! У неё личная жизнь такая бурная началась, а ей ведь уже под пятьдесят! А зам ваш бывший, Герасимов? Вот где он теперь?
– Ну, в Газпроме…
– Вот! Управляющим. Потому что раньше всех всё понял: попросил Сашу на портмоне хомяка нарисовать…
«А на машине аж целую стаю этих грызунов толстозадых, – вспомнил Роман. – Сам теперь, как хомяк растолстел - деньжищ немерено». Разжал пальцы. Настя облегченно поправила на Сашке скособоченную куртку.
– Вот. Значит, не только зло от его рисунков. Мы после вертолёта догадались, – сказала виновато. И, будто повторяя чужие заученные слова, объяснила. – У Саши очень сильная энергетика.
«Это ж какая власть в руках у парня! – запоздало ужаснулся Роман. – Захочет – порешит, а нет – так помилует. Слава господи, зла в нём нет». Глянул на несчастное Лютиково лицо. Трудно с этими творческими: нормальный человек отряхнулся и дальше пошёл, а этот… как бы чего не натворил. Додумается ещё в полицию сдаваться, раз убийцей себя считает.
– Сильная энергетика, значит… А народу всё ужасы подавай, – сказал Роман примирительно. – Но это бизнес, а желание клиента – закон. Почему сразу «убийца»?
Лютик глянул коротко, мотнул головой. Проговорил досадливо, будто очевидные вещи объяснять приходится:
– Человек интересен весь – добрый, злой… в спектре. А аэрографию заказывают, в основном, злое что-то… агрессивное. Будто напугать кого хотят. Люди не понимают, что эти «морды» нарисованные – их же нутро, тайные демоны. А я тварей, получается, на свет выпускаю…
Воздух в комнате, казалось, пойдёт волнами – переволновались. Сашка совсем полуобморочный… Роман открыл сейф, разлил коньяк на троих. Протянул художнику, будто извиняясь.
– Пей. Никакой ты не убийца. И увольняться не спеши.

***

Утром следующего дня пришлось смотаться за город: один из сильных мира сего решил реставрировать раритетный «Майбах», но в сервис его везти отказывался. Возвращаясь за полдень, Роман на воротах мастерской увидел рисунок – торопливо начертанный силуэт хищной птицы. Он с досадой потрогал краску – свежая! Совсем местная гопота распоясалась!
– Наська! Тряпку неси и ацетон! – крикнул он, входя в контору. Молчание. Вот где гуляет?
Хмуро проскрипев ступенями, Роман поднялся на второй этаж, заглянул в администраторскую.
Настя сидела, тыча в кнопки мобильника. Лицо в пятнах, нос припух. Ревела?
– Ты чего не отвечаешь?
– Ой, Роман Юрьевич, я вам звоню, а вы недоступны…
И правда, забыл после разговора с клиентом телефон включить.
– А что за беда-война?
– Саша пропал, – всхлипнула. – Мы с вами тут выпили вчера, я ему хотела такси вызвать, а он отказался, пройтись решил. А часов в пять утра он мне на мобильник позвонил, а звонок сорвался. И не отвечает теперь... на работу не вышел…
Опять слёзы закапали.
– Да погоди реветь! – Роман плеснул ей в стакан воды. – Ну, может, усугубил дома-то – ещё накатил, сейчас отсыпается.
– Да он же не пьёт почти! Ему и вчера трёх рюмок много было, он непривычный… Как я его отпустила… одного?
Настя, размазывая слёзы, глотала воду.
– Ну, прорвало плотину… Погоди панику наводить!
– Что-то случилось... У меня интуиция…
– А у меня техника. Не боись, найдём!
Мастера в сервисе – народ рукастый, но, бывает, уедут на дачу, да нырнут в запой – ищи-свищи. А заказы стоят, клиент бесится. Однажды, обыскавшись работяг, Роман плюнул и принудительно поставил сотрудникам на телефоны спецприложение-маячок. Теперь определить, кто и где, проблем не было.

Устройство выдало северную оконечность города, бывшую промзону. Завод давно закрыли, цеха и склады стояли брошенными, постепенно ветшая. По пустырю гулял ветер, сёк песком по ногам. Пока добрались, стало темнеть. В одном из складов горел свет. Жёлтый луч мотающейся на ветру лампы чёркал по неряшливому изображению птицы – такому же, как на автосервисе. «Ого!» – удивился Роман совпадению и, сделав Насте знак не шуметь, замер у окна. В бок неприятно упиралась рукоять пистолета – в последний момент зачем-то решил прихватить игрушку.
Он прислушался.
– Вот и получается: мы – кулак…
Визгливый голос казался странно знакомым.
– И все в этом городе – у нас в кулаке. Жить хотят, и жить хорошо! А мы – вольные художники – всем помогаем. Не бесплатно, конечно. Хочешь, чтоб налоговая не давила? Не вопрос, на тебе граффити-защиту на твой ларек! Или перед твоей заправкой какой-нибудь такой аноморфоз забацаем, что на соседних колонках бензин в ослиную мочу превратится – все клиенты твои будут. Надо, чтоб с бабами получалось? Подставляй филейную часть, Борис тебе татуху наколет, будешь, как бык! А ты вот машинки разрисовываешь лихо. Слышал я, как ты человечка до богатства довёл, хомяков ему нарисовал. Молодец, соколик, несёшь искусство в массы!
«Соколик? Ах, сволочь… страховой агент», – обмер Роман. Осторожно заглянул в щель и чуть не охнул от удивления.
На Демьяне лица не было. Вернее, вместо лица – густая вязь татуировок всех цветов: звери, птицы, неведомые растения. И вся эта флора и фауна жила активной жизнью, вслед за дёрганой мимикой своего хозяина. Тощий, в длинном тёмном плаще, он мотался туда-сюда по обжитому лофту, гримасничая и размахивая руками, то и дело отводя от лица длинные патлы. Курились кальяны, прямо на полу янтарно поблёскивали бутылки недешёвого алкоголя. Вокруг на коврах и многочисленных подушках сидели-лежали человек пятнадцать.
Только Люткевич громоздился на стуле. Стул был грубо струганный, нарочито высокий – ноги долговязого Сашки не доставали до полу. Он как на троне возвышался над всей братией – выше был только Демьян. И голос у Демьяна то и дело срывался в высокую ноту, сверлил мозг. Азартно потирая руки, он продолжал:
– Только всё это тлен. Масштабно мыслить надо! Пока ты там с хомячками развлекаешься, к нам отцы города и края в очередь выстраиваются. Они за народ думать поставлены. И проблем у них, ой, много! Потому что кругом враги. А тату им иметь неприлично: они тело своё холят, за собой следят. Да и администрация – не ларёк, не разрисуешь. А на машину маленький рисуночек им очень кстати… Вот и получается, стрит-арт – на защите государственных интересов! Это вам не Шишкины с Куинджами...
Вокруг загоготали. Вожак свистнул, всё смолкло.
– Ты только глянь на них! – Демьян порывисто поворачивался, тыча длинным пальцем в сидящих, – вот, вот, вот… Ты думаешь, кто они? Художники? Художников, соколик – как грязи. А это – брильянты, уникумы, отрыжка божества… Да они такие рисунки выдают, что скоро весь грёбаный мир вот тут у нас будет! – Демьян поднёс к Сашкиному носу жилистый кулак.
Затем резко выпрямился, зоопарк на лице застыл, голос вдруг стал низким и доверительно-обволакивающим.
– И ты, Саша, такой же, как мы. И нам очень срочно нужна твоя помощь – государству нужна, стране! Чёрная тень нависла над правительством, враги не дремлют!
Люткевич неуютно заёрзал на своем троне. Пафос вдруг слетел с Демьяна, и он опять заговорил быстро:
– У врага правительства есть сын и любимая дочка. И чтобы враг этот стал другом государства, надо внести в его жизнь каплю экстрима. Сынуля его – мажор, пропащий человек, с бухла не слезает. Так вот, ему на бензобак бы маленького дракончика – огнедышащего, а? И уйдёт золотой мальчик в огненное облако, а враг испугается за любимую дочуру и станет другом нашей страны! Всем хорошо, а тебе почёт и бабла река! Чего молчишь, соколик? Ну, давай я помогу: д-д-д-даа?
– Нет.
«Ох, дурак… Убьют же», – ужаснулся Роман. Рядом дрожала Настя.
– Что так? – вдруг совершенно нормальным голосом сухо спросил главарь.
– Извините, Демьян, зря вы меня сюда… доставили. Вы ведь художник… – Саша говорил спокойно и очень вежливо. - Я помню вашу инсталляцию – то огромное сердце из красных зонтиков. Я ещё в школе учился, но помню. Вы его поставили возле Дома престарелых. Старики там дружно жили, как семья: свой огород вели, пели хором. Родные их бросили, а они вот друг другу родными стали. Чиновники решили их раскидать по разным учреждениям: в бюджете денег не хватало, чтоб маленький Дом престарелых содержать. А тут вы… Зонтики были хрупкие, и сердце из них тоже – тонкие струны держали яркую ткань. Дождь, грязь его уродовали, ветер выворачивал, но находились добрые руки, возвращали его в нормальное состояние. Ваша инсталляция тогда сработала: чиновники передумали, старики остались в своём Доме… В человеке главное – сердце, не кошелёк. Вы ведь художник… как же вы забыли?
Демьян, по-птичьи склонив голову на бок, с удивлением слушал наивный Сашкин рассказ. Тишина висела в комнате. Лютик откашлялся и продолжил.
– Вы ведь правильно говорите – творчество влияет на мир. Я, когда рисую, ну… не знаю… мне тепло так, будто я в мощном луче софита. Тепло и страшно. Страшно, потому что весь на виду – нельзя сфальшивить, нельзя нарисовать тёмное, злое. Я пробовал… акула эта, и другие – не понимал тогда. Сейчас знаю, нельзя. Делать людей счастливыми – это… выше этого нет ничего. Зачем вредить? Наверное, тогда дар уйдёт. С вами ведь так и случилось, да? Вы поэтому их, – Саша кивнул на художников, – заставляете? Из зависти. Чтоб и они пустышками стали…
Демьян вдруг крутанулся шутовски на одной ноге, захлопал руками-крыльями и неожиданной заблеял:
– Дяяденька, а нарисуй нам доброго дракончика, а? Когти и пламя мы уж ему сами как-нибудь намалюем!
Люткевич сник и едва качнул головой: нет…
– Ясно. Взаимопонимание не достигнуто.
Демьян надменно повернулся к Сашке тощей спиной, и вдруг, резко, с разворота, врезал парню в переносицу. Стул опрокинулся, Лютик жёстко грохнулся о бетонный пол. «Настя, сиди здесь, звони в полицию!» – рявкнул Роман и, схватившись за пистолет, ринулся в дверь.


***

– Отпусти Сашку, – процедил Роман, не вынимая руки из-под куртки. Его указательный палец лежал на спусковом крючке, а большой нервно скользил по рычажку предохранителя: мгновение – и пистолет будет готов к стрельбе. Вороненая сталь холодила, заставляя непроизвольно подрагивать кисть.
Роман пристально вглядывался в блёкло-голубые глаза художника. Очень пристально, до озноба. Ощущение было такое, будто он стоял на краю неизвестности и смотрел в бездну. Роман не хотел доставать пистолет, потому что это был конец дороги, за которой начиналось безумие.
– Кто к нам пожаловал! – поклонившись в пояс, протянул Демьян. – Никак сам гаек начальник и болтиков командир? Чего хотим – соколика?
Художники дружно захохотали, поддерживая вожака. Роман переступил с ноги на ногу – под подошвами хрустнули пустые ампулы, пластиковая ручка шприца. По углам лофта было грязно, как в наркоманском притоне, хотя в центре лежали дорогие ковры и дымились кальяны. Богатая середина и окружающая грязь великолепно отражали подход Демьяна к талантливым художникам наподобие Люткевича: он брал брильянт, кристально чистый, и запихивал его в самую старую, самую никчёмную оправу. Отравлял сердцевину... выпивал талант до дна.
– Отпусти его.
– А ты мне что, свою мастерскую? – Демьян подошёл к владельцу автосервиса почти вплотную. – Тогда я согласен.
Вблизи казалось, что у психа нет собственного лица, хотя он так усиленно пытался его нарисовать: каждая последующая татуировка стирала его личность всё больше, пока не осталось сплошное тёмное пятно, клякса, почему-то решившая, что она – хищная птица. И эта птица сейчас с интересом поглядывала холодными голубыми глазами на Романа, как на лакомый кусок сырого мяса.
– Подавишься, – сказал Роман и дёрнулся, вытаскивая пистолет.
Но Демьян был быстрее. Одним движением он перехватил руку незваного гостя и вывернул на себя. Не ожидавший такой прыти от тощего художника, Роман охнул от боли и, толкаемый вперёд массой собственного тела и силой инерции, полетел к колонне, где возле опрокинутого стула всё ещё лежал Люткевич. Роману удалось сохранить равновесие и не упасть, но он с ужасом почувствовал, что лишился единственного своего защитника – пистолета!
– Да неужели, соколик? – издевательски просюсюкал Демьян и, обращаясь к двум крепким мужикам на ковре, добавил:
– Борис, заберите парня, пора поговорить со старшим. Ух, сколько сегодня вкусного!
Борис с напарником подхватили слабо сопротивляющегося Лютика и потянули куда-то вглубь склада. Роман растеряно оглянулся, соображая, как выбраться из передряги, но его со всех сторон начали окружать озлобленные «соколики». Они почти звериным чутьём угадывали настроение своего вожака и знали, когда от них хотят искусства, а когда – жёсткой давки несогласных насекомых. Сейчас явно пришло время для давки.
– Так ты подумаешь над моим предложением? – спросил Демьян. Он стоял за спинами своих подопечных, крутя на пальце пистолет. – Я могу и подождать, ты только скажи…
Внезапно в мутное окно ударили сине-красные проблесковые маячки. Роман обрадовался, но тут же мощный хук справа уложил его на пол.
– Полиция, уходите! – крикнул Демьян. – Я их придержу. Давайте, в темпе, в темпе!
«Соколики» слаженно отступали, не забывая пнуть Романа на прощанье, куда придётся:
– Поговорим ещё… Повезло тебе, сука.
Роман лежал на полу, не в силах подняться. Единственное, что он мог – это смотреть в потолок. Сверху на него глядело изображение девочки в розовых очках. Вместе с солнцем в них отражались слон и шея жирафа. Яркая картинка была перечёркнута: поверх неё красовался грубо нарисованный сокол с большим крючковатым клювом. Он клевал очки, пытаясь разбить стёкла.
– Бросить оружие! Лицом в пол, руки за голову!
Загремели выстрелы. Роман откатился к стене и увидел, как Демьян, укрывшись за колонной, стреляет в полицейских. Пули с громкими хлопками крошили бетон, откалывая крупные куски прямо над головами – то ли Демьян был так себе стрелок, то ли специально целился выше. Полицейских было трое. В лёгких бронежилетах, маленькие и серые, будто мышки, они смотрелись против высокого Демьяна жалкими карикатурами на настоящих представителей власти. Это не они несли закон и правосудие, это им, словно играя, давал такую возможность Демьян. Он, подразнивая, высовывался из укрытия, хохоча во всё горло, пока полицейские перебегали от одной колонне к другой. Пустые гильзы звонко прыгали за ними. Один из полицейских суматошно кричал в рацию:
– вооруж… лиц … сопротив… немедл… подкрепл…
Неожиданно Демьян повернулся и посмотрел прямо в глаза Роману.
– Ну что, соколик, полетаем? – спросил он и выскочил из-за колонны.
Всё последующее Роману вспоминалось потом как дикий завораживающий танец: Демьян приседал в глубоких реверансах, перескакивал препятствия, обтекал колонны, внезапно замирал и тут же кидался вперед, все время ломая ритм движения. Полы плаща метались крыльями, размывая очертания фигуры. Полицейские палили беспорядочно, уже не стараясь угадать ритм соколиной пляски, просто посылая пулю за пулей – авось, настигнет. Демьян смеялся, кричал им что-то, и жал, жал на спусковой крючок. Комок энергии и злобы. Но смех, так режущий уши, вдруг захлебнулся – пуля срезала "сокола" в высоком прыжке, как на взлёте. Раскинув руки, он рухнул на пол, плащ скрыл лицо.

***

«Соколиков» втиснули в «воронок», Демьяна погрузили в «скорую». «До больницы не довезём», – услышал Роман от одного из санитаров. Их с Настей после составления протокола отпустили, обещав прислать повестку: дело вырисовывалось с множеством эпизодов, нужны будут свидетели.
По молчаливой договоренности они не упомянули о Люткевиче: не хотели, чтоб всплыла тема вертолёта. Роман сказал, что Демьян предлагал автосервису услуги аэрографии своего «художественного объединения», вот и пригласил владельца. Во время показаний Настя тревожно крутила головой, да и Роман оглядывался – куда делся Саша? Но тот как в воду канул.
Едва подписав протокол, Роман запустил спецприложение в телефоне. Маячок Люткевича светился где-то в этой же промзоне. Но пока добежали до машины, сигнал исчез. Роман запомнил направление, но… они находились на территории гигантского предприятия, брошенных строений здесь сотни. Попросить помощи у полиции? Привлекут за дачу ложных показаний. Роман, поразмыслив, решил поначалу действовать сам.
На обследование территории завода, который в темноте больше походил на вымерший от эпидемии город, ушла вся ночь. Под утро ветхие строения стали казаться им каким-то длящимся сумрачным сном. Художника не было нигде. Настя молча плакала, но упорно продолжала заглядывать в перекошенные дверные проемы. Совсем рассвело. Надо сворачивать поиски, отвезти девчонку домой и идти сдаваться полиции – с собаками художника точно найдут.
– Роман Юрьевич, сюда! – Настин отчаянный крик прервал безрадостные размышления. – Скорее!
Роман, цепляясь за торчащую арматуру, кинулся к девушке. В небольшой бетонной будке она пыталась поддеть железным прутом люк в полу. Сквозь щели наружу вырывался слабый свет.
Роман прислушался. Молчание. Видимо, бандиты убрались. Или затаились. Вдруг ушей коснулся слабый звук: вздох, стон? Настя ахнула и зажала рот ладонью. Тяжёлая крышка полетела в сторону, Роман соскочил вниз и замер – нет, никого. К затхлости подвального воздуха отчётливо примешивался странный, будто бы железистый запах. В умирающем свете потрескивающего свечного огарка он различил у стены безвольный силуэт. Сашка?
Сверху соскользнула Настя, Роман едва успел подхватить хрупкую девчонку. Приземлившись, она сразу кинулась в угол, упала на колени возле лежащего, но вдруг вскрикнула, отпрянув…
Роман щёлкнул зажигалкой. Тёмные пятна вокруг фигуры в углу, показавшиеся ему брошенными тряпками… нет, не тряпки. Вязкое, липкое… багрово-красное. Пол возле Лютика был залит кровью.
«Вызывай «скорую», – сдавленно бросил Роман и склонился над художником. Так вот откуда столько крови… Правый рукав рубашки был оторван, от запястья и до локтя зияла глубокая рваная рана – широкий пласт мяса был криво, варварски срезан. В левой руке Люткевич всё ещё сжимал какую-то металлическую пластину с зазубренными краями. Ему не хватило сил завершить начатое – на локтевом сгибе в сплетение вен впивалась раздутая, с вытекшими глазами, змеиная голова. Татуировка.
Роман нащупывал пульс. «Саша, Сашенька», – шептала Настя, пытаясь перетянуть рану шарфом. Роман хотел крикнуть: «Замолчи!», но понял, что вслушиваться бесполезно – едва ощутимое биение на Сашкиной шее угасало. Где-то вдалеке завыла сирена «скорой».

***

– Я – не первый… отказавшийся. У них уже отработано было… ненужному свидетелю – наколку. Те двое, что меня уволокли, даже не объясняли ничего… я сам понял. Слепая змея, перекусывает вены… Я бы ослеп, наверное, если бы тату… не срезал. А тогда – зачем всё? Они умные… В открытый криминал не влезали, а татуировка… не докажешь.
Сашка от слабости говорил с длинными паузами. Они ощутимо повисали в воздухе, и от каждого слова Роману что-то тесно давило сердце.
– Резать… не больно почти, только железяка эта… тупая совсем… Когда наколку делали – больно, а потом… как в тумане.
– Ты молчи, потом расскажешь. Теперь всё хорошо будет. – Настя погладила Сашу по щеке. Роман с беспокойством поглядывал на девчонку: опять не удалось этой ночью отправить её домой поспать. Прежняя легкомысленная Настя исчезла, появилась вот эта – терпеливая… удивительная.
«М-да… А у твоей кровати «не заплачет прекрасная вдова с персидскими глазами…» – подумалось вдруг Роману. Он растроганно побродил по палате, подошёл к окну. Мокрый снег облеплял деревья, льнул к стеклу. От этого свет с улицы казался каким-то призрачным, и глубже становились тени.
В этом свете и Сашка выглядел полупрозрачным – лицо бледнее наволочки. Только глаза сияли: он наконец шёл напоправку, ему хотелось говорить. Жить хотелось.
– Рисовать хочу, – вдруг сказал он. – Даже пальцы колет... как искрами. Скорее бы домой… Настя… давай твой Фордик раскрасим?
Девушка удивлённо глянула на него.
– Он у тебя, как небо осенью… голубее не бывает. Пусть и будет… небо и осень…
…звонкая синева, рыжие всполохи. Охра и багрянец – в голубизну и высоту. И маленький весёлый зверь-бурундук бежит-бежит среди золотой листопадной метели. Так легко – взлетит, кажется…
– А что, правильный зверь, запасливый, - отозвался от окна Роман.
Настя взяла Сашку за руку, улыбнулась:
– Знаешь… лучше не надо. И так хорошо.
«Угу… в пору двух бурундуков рисовать… оптом», – чуть смутившись, подумал Роман и, взглянув на парочку, решил, что самое время покурить.
На крыльце было ветрено, зябко. Первый снег укрыл землю: белым-бело, и ни следа вокруг. Роман глубоко вдохнул холодный воздух – так глубоко, что даже голова чуть поплыла. Хо-ро-шо…
– Мужчина, вы вторую дверь закройте – дует! – крикнула медсестра.
Роман притворил дверь… и замер. С обшарпанной филенки на него смотрел знакомый хищный силуэт. Пахло свежей краской.

[Константин Шабал...]

Высший класс, супер.

[arch]

двигатель вертолёта чистили в их мастерской

Фантдопущение?

[Алексей2014]

Когда уже ни капли краски Земля не выжмет на холсты,
Когда цвета веков поблекнут и наших дней сойдут цветы,
Мы - без особых сожалений - пропустим Вечность или две,
Пока умелых Подмастерьев не кликнет Мастер к синеве.(С) - Р. Киплинг

[unzor]

Отмечусь, чтобы не потерять. надо перечитать поподробней.

[Вилл]

Задумка хорошая, исполнение не понравилось, не интересные диалоги, самого Лютика не особо видно , как ГГ, зато Романа там предостаточно.
Если рассказ доработать, может получиться очень живым и интересным, только , рано так интригу не надо раскрывать, пусть бы читатель догадывался, а
уж автор бы раскрыл карты после похищения Сашки.

[Кенира]

К чему это? Выкинуть половину - ничего не изменится. Запуталась, что, кто.

ЖитиЁ моЁ.

Как доклад, сухо.

[Сержи Кэлли]

Что сказать, рассказ правильный, идеологически верный И все же осталось какое-то чувство, что могло быть лучше. И меня не покидает чувство, что организаторы все же не правы, обязав описывать пистолетные дуэли, в некоторых рассказах они совершенно лишние. С другой стороны с интересом слежу как авторы справились с условием, здесь плохо. Однако моя пятерка.

[Wadim]

Вот уже второй рассказ про татуировки. Хорошо, красиво, но, опять же, банально. Пока что единичка, и откладываю... Спасибо, автор!

[Mishka]

Не понравилось: тык-дык-тык-дык. А надо бы: парам-пам-пап. В детали надо вдаваться. Вроде догадываюсь, кто написал.

[Солангри]

Очень даже! Рельефный рассказ, выпуклый. Особенно взгляд художника на душу аэрографии. Да, есть недочёты, но такие мелкие, что на общем фоне даже не учитываю.

[tinaswit]

"Не то чтобы ему сразу же захотелось вернуться" - пропущена запятая
"работа встала" - работа стала
"шёл напоправку" - на поправку

"Хундаевладелец" - резануло глаза
"Пустота, пустота, не смотри на меня…" - сразу вспомнила "«Глубина-глубина, я не твой. Отпусти меня, глубина»" Лукьяненко
Интересное имя у злодея - Демьян, зачет )
А что такое " Пальцы в рыжье"?

Не без мелких недочетов, но в целом, рассказ понравился.
Спасибо автору!

[Wadim]

А что такое " Пальцы в рыжье"?

Ну вы даете! Критикуете, а матчасти не знаете. "рыжье" - оно же золото, на одесско-воровском сленге.

[DamnCynic]

Начало – сравнительно хороший, ровный слог, читаемый, нет очевидных ляпов. Русский язык на аналогичном уровне. Интересно: немолодой здоровяк с принципами, кинематографично падающий вертолёт… Затравка хорошая.
В покрасочной камере автосервиса попахивает мистикой Уже неплохо (хотя сто тысяч раз уже было, что картины художника выправляли чужие судьбы во благо или во зло – придирчивый критик не может вспомнить, где это было в последний раз, но клянётся, что идея расхожая). Тут даже Тайная Власть не нужна и перестрелка не обязательно: и без того всё неплохо.
Непростой директора автосервиса держит в сейфе пистолет. Не просто так автор его бычью шею нам показывал: был когда-то, видать, этот матёрый мужик или спецназовцем, или бандитом. Плюс.
Но Тайная Власть есть, и это именно что власть художников, способных призывать своими рисунками удачу или несчастья. За определённую мзду, конечно. Глава худсовета, к примеру, выкрал художника из автосервиса и теперь втирает ему мозги на тему «или с нами, или в канаву».
Герою не дали пострелять из пистолета. Вместо этого перестрелку затеяли Главгад и полиция. Разумно.
«Демьян приседал в глубоких реверансах, перескакивал препятствия, обтекал колонны, внезапно замирал и тут же кидался вперед, все время ломая ритм движения. Полы плаща метались крыльями, размывая очертания фигуры». О! Вам случалось любоваться Матрицей, её гениальностью? (*и Нео такой в зале: трах-бабах!*)
«пуля срезала "сокола" в высоком прыжке». Эх… Хороший ты мужик, «сокол». Но не орёл!
Доставило.
Мелочь: «Невдалеке в плотном дыму завораживающе медленно всё ещё вращались винты» - это «всё ещё» режет глаз. «Плотный дым месили останавливающиеся винты» - может, так?
Резюме: хороший рассказ. Концовка как бы говорит нам, что ещё не конец: Тайная власть локально проиграла, но оставила жирное многоточие напоследок.

[DamnCynic]

К чему это? Выкинуть половину - ничего не изменится. Запуталась, что, кто.

ЖитиЁ моЁ.

Как доклад, сухо.

Я настоятельно рекомендую найти и прочитать рассказ "Скептик" Аркадия Аверченко, если ещё не читали. Исключительно актуальная вещь.

[vsplesk]

Казус Лютика, умело расталкивая локтями соперников,
на сноуборде интересного сюжета в облегающем костюме хорошей стилизации проскочил в финал конкурса!

Автор:
И конечно, у хозяина автосервиса бывает приличный доход, а иногда и неприличный, но это не даёт права всякому вот так шипеть в спину.

[Алексей2014]

А здесь давний советский мультфильм про волшебный карандаш перед глазами маячил. И стиль изложения, и сюжет понравились. Спасибо Автору!

[Tadpole]

Подарки на юбилеи, звонки раз в месяц, в лучшем случае. Всплеск весёлости погас, будто притушил кто не успевшую разгореться толком свечу.

Меня терзают смутные сомнения... Хороший рассказ, грамотные и уместные вставки, матчасть на уровне. Кто бы это мог быть?

Автору спасибо за доставленное удовольствие! Удачи в конкурсе! И пусть злобные критики, не сумевшие принять участие в нашей перушкие (от слова "перо"), кусают худосочные локотки!

[vsplesk]

Всплеск весёлости погас, будто притушил кто не успевшую разгореться толком свечу.[/i]

Всплески гасят свечи весёлости,
чтобы счастье не длилось вечно!

[Nekto]

Очень достойно.
Автор так точно выразил моё отношение к творчеству: нельзя творить тёмное, пусть на первый взгляд это и кажется безобидным.
Объемная история, детали прорисованы отчётливо и достоверно. Единственное, на мой вкус, капельку затянуто в серединке.