Разумная вселенная, отрывок из рассказа Опции

[moiser]

Предисловие
Хочется начать с тривиального: каждый человек когда-то задумывается…
Но, увы, так не происходит. Многие покидают сей мир в полной уверенности, что Солнце это планета. А на вопрос: а почему она тогда светит? Пожимают плечами – ну и что? Луна тоже светит.
В принципе, это нормально и вы, со всеми своими обширными знаниями можете оказаться в точно такой же ситуации. Всё относительно, поскольку наши научные знания однобоки и напоминают сорвавшийся камнепад с горы. Да, мы можем точно рассчитать куда упадёт каждый камень, но что явилось причиной, а самое главное : почему именно так и происходит, а не иначе – мы не знаем. Словом, мы научились только считать, не понимая смысла происходящего. Конечно, мы на пороге великих открытий, но не следует обольщаться. Это будет всего лишь очередная ступень в нашем развитии.


***
– Хорошо. Пусть так, – сказал Хью. – Но давайте посмотрим на это с другой стороны. Наши представления о вселенной находятся в зачаточном состоянии и поэтому, я позволю себе высказать следующую мысль. Всё обстоит совсем не так, как вы думаете.
– Вы считаете, что наука стоит на ложном пути? – ехидно улыбнулся Гордон.
– Ложных путей не бывает, –не согласился Хью. – Все они ведут к пониманию законов природы и часть истины всегда сопутствует им. Вопрос в другом: насколько это соответствует истине в целом.
Мы же с вами понимаем, что все законы, которые мы используем сегодня, имеют весьма ограниченный диапазон. Законы Ньютона легли в основу теории относительности Эйнштейна, но никто не будет утверждать что они ложны. Они несовершенны. И так происходит во всех сферах наук. Но мы не будем сейчас говорить о законах физики. В данном случае это не существенно. Мы будем говорить о поведенческой модели мира и нас интересуют совсем другие критерии.
Что делает человек, когда видит угрозу своей жизни? Правильно. Ищет способ избежать этого. Тоже самое делает и наша вселенная.
– Разумная вселенная, – усмехнулся Гордон.
– Я далёк от этой мысли, – раздражённо отмахнулся Хью. – этот процесс скорее схож с нашим подсознанием. Вряд ли у ней присутствует собственное «я». Но напомню вам мой основной постулат «по образу и подобию». А это значит, что чувство страха должно быть присуще всем – от амёбы до вселенной.
– Я не знал, что камни могут бояться. Какой ужас… – продолжал веселиться Гордон.
– Придётся смириться с этим. Иначе как объяснить, что страх ведом только живым существам? Откуда бы ему тогда взяться? Закон либо есть – либо его нет. Третьего не дано.
– Но ведь бывают же исключения из правил? – не согласился Гордон.
– Бывают. Но только если закон несовершенен. В нашем мире это недопустимо.
–Чушь! – отрезал Гордон. – Камни не могут чувствовать. У них нет органов чувств.
– Я и не говорил, что они у них есть, – возразил Хью. – Я говорил, что они могут испытывать страх.
– И что?! – негодующе вскричал Гордон. – Они могут убежать? Скрыться? Проломить кому-то башку?
– Нет, конечно, – улыбнулся Хью. – Но вселенная может.
– Каким, чёрт возьми, образом? – не мог успокоиться Гордон. – У ней, что, есть руки? Ноги?
– Ни того ни другого. И тем не менее, она может это сделать. Если вы успокоитесь, я приведу вам очень любопытные доводы?
Гордон, насупившись, приобрёл грозный вид, но не сказал ни слова.
– Вы же не любите болеть гриппом? Верно. И я не люблю. Кто скажет, что у вируса есть способность мыслить? А этот маленький паршивец, на раз ломает нашу сложнейшею защиту и встраивает свой геном в нашу ДНК. Заметьте, без единой капли мозгов.
Гордон задумчиво шевельнул челюсть и презрительно процедил:
– Ну и что? Это заложено в него природой.
– Куда заложено?! – едва не закричал Хью. – При этих размерах он должен быть полным дебилом. А он умудряется обмануть всю иммунную систему, проникнуть в ядро клетки и, по сути, подчинить себе весь организм. Не хило, для дебила. Вы не считаете?
– Ладно, – сдался Гордон. – Но вселенная не вирус. Это вообще пустое пространство. Вакуум.
– Это не пустое пространство. Это матрица.
– Божественная, – ядовито улыбаясь уточнил Гордон, думая, что понял, куда клонит Хью.
– Обычная. Сотканная из миллионов силовых линий.
– Каких ещё там линий? – глумливо переспросил Гордон.
– Можете взять для примера матрицу из теории суперструн или даже эфир. Это неважно.
–На кой чёрт тогда она нужна, если это не важно?
– Это основа, – вздохнул Хью, поняв, что просто так этот пункт пропустить не удастся. – Основа для моей теории и среда для перемещения частиц и волн во вселенной. Чтобы вам было совсем понятно, то приведу такой удивительный вывод из моей теории. Фотоны, простите за каламбур, никогда не движутся со скоростью света. Со скоростью света движутся электромагнитные волны. Но не фотоны.
– Что?! – с издевкой воскликнул Гордон. – Вы в своём уме?
– Что слышали, – отрезал Хью. – Скорость фотонов гораздо меньше скорости света. Это как движение электронов в проводнике. Электромагнитное поле создаёт ток фотонов и мы видим свет. Если включить выключатель в Хабаровске, то свет в Москве вспыхнет почти мгновенно, хотя скорость электронов очень мала – всего несколько сотен метров в секунду. Также и здесь.
Пока Гордон хмуро переваривал полученную информацию, Хью продолжил:
– Но мы что-то далеко ушли от нашей темы. Поэтому повторяю: важно другое. Вселенная каким-то образом понимает, что её жизнь конечна и всеми способами борется с этим. Отсюда эти звёзды, пульсары и даже чёрные дыры. Она пытается сохранить равновесие. Не распылиться в этом бескрайнем космосе. Но, похоже, она уже поняла, что ей не удастся сделать это таким путём и тогда она создала нас. Нам, можно сказать, выпала честь спасти вселенную.
– У-у, –ехидно промычал Гордон. – Нам это раз плюнуть.
– Зря смеётесь, – гневно прервал его Хью. – Человеку под силу повернуть процессы вспять и сохранить нашу вселенную. Времени у нас для этого достаточно. Правда, – грустно добавил он, – если появится более совершенный вид, то мы обречены.
– Или мы сами себя не уничтожим, – подытожил Гордон.
– Надеюсь, этого не произойдёт.
– Мда, – сочувственно протянул Гордон, прервав затянувшуюся паузу. – Я думал, это будет гигантский кит, плывущий по просторам бескрайнего космоса. И мы, жалкие бактерии живущие в нём. Сверхразум, наконец, какой-нибудь. А тут? Чёрная бездна холодного космоса и наша, трясущаяся от страха вселенная. Грустно всё это и наивно, мой друг. Не верю.
Он усмехнулся, подумав о чём-то своём и добавил: – Она, наверное, тоже молится своим богам?
– Возможно, – улыбнулся Хью. – Но я думаю, её разум ещё не достиг такого совершенства. Она ещё младенец.
– Но если, – оживился Гордон, – рассуждать по вашему методу, то бог обязательно должен быть. По образу и подобию, так сказать. Каждая мысль должна быть запатентована априори.
Хью широко улыбнулся и шутя погрозил Гордону пальцем.
– Поймали. – И не спеша прошёлся по комнате, но не для того чтобы собраться с мыслями.
– Должен вас огорчить, – продолжил он, приблизившись к Гордону. – Стандартный набор частот позволяет варьировать им практически бесконечно, но не имеет способности материализоваться, хотя и несёт созидательную или разрушительную силу. Будь это так – мы бы погрязли с вами в безумном мире хаоса. К счастью, это не так.
– Жаль, – вздохнул Гордон и поднялся с кресла. – Всю жизнь мечтал встретить волшебника. Ладно. Пойду я. Теория ваша забавная, но глупая. Разум не может быть таким большим. Тогда бы уж приплели бога. Оно бы всё объясняло. И жизнь после смерти, кстати. Очень интересная тема.
– Насчёт бога не знаю, но вот про жизнь после смерти кое-что могу рассказать, – Хью смущённо развёл руками. – Только это не совсем то, что вы думаете.
– Может мне остаться тогда? – оживился Гордон.
– Нет. Не стоит, – отмахнулся Хью, – Я, признаться, тоже устал. Как-нибудь в следующий раз.

[moiser]

Не надоело?

***
Гордон выглядел каким-то рассеянным, даже подавленным и Хью невольно спросил его о самочувствии.
– Да нет, – отмахнулся Гордон. – Всё нормально. Недавно потерял сразу двух толковых сотрудников, вот и приходиться разгребать за них.
– А что с ними случилось? – полюбопытствовал Хью.
– Авиакатастрофа. Оба летели на семинар в Бостоне. И не долетели...
– Мда, – вздохнул Хью. – Такое случается. Техника не совершенна. Соболезную.
– Да, к сожалению, – грустно проронил Гордон и вяло улыбнувшись, спросил:
– Ты что-то там говорил о бессмертии? Майкл куда-то задевал последний отчёт. Нельзя там спросить у него, куда он его дел?
Хью улыбнулся, но ответил вполне серьёзно:
– Если бы мы имели голографическую модель вселенной, то сделать бы это было легко. К сожалению, это работает лишь отчасти. Так что тебе придётся искать отчёт самому.
– А что, – удивился Гордон. – Наши мысли тоже записываются?
– Нет, – отрицательно мотнул головой Хью, но тут же поправил себя. – Точно не могу сказать, конечно, но скорее всего, нет. А вот наши поступки: вне всякого сомнения. Строго говоря, – улыбнулся он, – все, что сотрясает эфир, то есть, все наши движения, должны записываться. Правда, эта информация не так долговечна, как бы нам этого хотелось, но иногда это может храниться миллионами лет. Так что ваш отчёт мог вполне быть найден даже сейчас, при условии, конечно, что есть соответствующая аппаратура. Но её пока нет.
– Ладно, буду искать сам, – вздохнул Гордон, – раз уж мысли эфир не сотрясают.
– Кстати, – оживился он, – если информация недолговечна, то как тогда может думать твоя вселенная? Она же вспомнить ничего не сможет, а тут ещё и думать надо чем-то.
– Эта память другого рода. Информацию могут записывать практически все вещества. Одни лучше, другие хуже. Кристалы, например. Но эта информация быстро затирается новой и извлечь её будет довольно сложно. Поэтому я и говорил о том, что всё зависит от условий хранения. Если каким-то образом кристалл ограничен в поступлении новой информации, то старая будет храниться веками.
– Пока кристалл не разрушится, – меланхолично продолжил Гордон.
– Да, – подтвердил Хью. – Пока носитель не разрушится.
– А матрица у нас вечная и, стало быть, информация будет храниться вечно, – констатировал Гордон.
– Не совсем так. Сама по себе матрица ничего не хранит.
– Ну вот тебе раз… – наигранно расстроился Гордон. – Я-то думал, что это кладезь знаний, а это пустышка какая-то.
– Ты не понял. Матрица хранит информацию, но только ту, что заложена в ней изначально. Это как ПЗУ у компьютера. Её изменить нельзя.
– И кто же тогда заложил в неё эту память? – насмешливо спросил Гордон.
– Да бес его знает! – раздражённо воскликнул Хью. – Мы опять возвращаемся к бессмысленному диалогу. Считайте, что это произошло случайным образом. Само собой.
– Тогда, – глубокомысленно заметил Гордон, – вариантов вселенной должно быть множество.
– Не спорю. Может быть и так. Но раз уж по-другому не получилось, то может, их не так уж и много. Измени сейчас любую константу и всё пойдёт кувырком.
– Да-да, – обрадовано встрепенулся Гордон. – Я давно хотел узнать: что будет, если скорость света изменится?
– Свет это волна. Поэтому говорить только о свете будет неправильно. Это, во-первых. Во-вторых, константой это является только косвенно. Но не будем углубляться в дебри научной казуистики. Нас интересуют лишь последствия этого события. Допустим, что она стала меньше.
На первый взгляд ничего измениться не должно. Ну, подумаешь, рассвет чуть подзадержится. И то, только в момент этого великого события. На самом деле всё гораздо страшнее. Все процессы на солнце замедлятся и оно страшно потяжелеет. Фотоны... ну если скорость будет не слишком мала – ещё посветят немного. Но это будет уже неважно. Нас ждёт страшный апокалипсис. Солнце схлопнется, словно пустая картонка, превратившись в черную дыру и мир погрязнет во мраке. Земле тоже достанется. Силы гравитации уменьшатся и мы, слетев с орбиты, понесёмся дальше, навстречу своей погибели. Впрочем, мы умрём гораздо раньше, превратившись в комок грязи. Так что константы менять не стоит.
– Страшная история, – вздохнул потрясённый Гордон. – Пожалуй, оставим константы в покое. Пусть Земля и дальше вертится. А я, признаться, думал, что всё будет только лучше. Если скорость света увеличится, то мы быстрее сможем достичь других планет.
Хью улыбнулся и сочувственно покачал головой.
– Для этого ничего менять не надо. На наше счастье, изменить какую-нибудь только одну константу нельзя. Они изменятся все разом. Но это будет уже совсем другой мир. Хотя, вполне может статься, что мы этого даже не заметим.
– Ужас. Как можно не заметить такого?
– Можно, – убедительно кивнул Хью. – Наше сознание тоже ведь будет меняться. Это только кажется, что мы будем думать по-прежнему и так же оценивать события. Вот что такое мысль, по-твоему?
– Мысль? – Гордон пожал плечами и сказал первое, что пришло в голову.
– Химическая реакция какая-нибудь, наверное.
– Угу, – иронично хмыкнул Хью. – Реакция. Химическое озарение. Браво. Я восхищен.
– Не обижайтесь, – заметив обиженную физиономию друга, сказал он. – Мы оба в этом деле профаны, поэтому давайте рассуждать с точки зрения обывателя.
Я как-то задумался над этим и пришел к удивительному выводу: мы мыслим глазами. Точнее, образами. Я, правда, не знаю, где этот образ формируется: в зрительной коре мозга или на сетчатке глаза, но я думаю, что на сетчатке. Это мне, как физику, больше импонирует. Но есть ещё один способ мышления – это когда мы говорим как бы про себя. Внутренний голос, так сказать. Здесь никаких предположений я не сделал – трудно понять, откуда это исходит. Возможно, это работа нашего сознания отвоёванная у подсознания. Не знаю. Но один факт поверг меня в смятение: они никогда не пересекаются. Если мы говорим про себя и пытаемся что-то представить в этот момент, то речь останавливается. Мы уже только зрительно дорисовываем этот момент и речь возможна только после кадра. Самое интересное, что если видение едва только обозначено контурами, расплывчато и туманно, то мы всё равно способны понять, что это то, что нам нужно. Не знаю, такое, может быть только у меня, но это даёт основание думать, что теория моя верна и связь с матрицей не так уж и эфемерна. Ведь только видения приводят нас к поразительным открытиям или выводам. Речь, сама по себе, способствует этому, но выдать гениальную идею неспособна.
– Но вы же сами сказали, – негодующе воскликнул Гордон, – что матрица ничего не хранит. Какой смысл тогда подключаться к ней?!
– Я вроде говорил уже, что этим самым мы освобождаем место для творчества, – раздражительно ответил Хью. – Матрице подвластен весь мир, но я не думаю, что сейчас мы способны понять хоть что-то. Мы просто используем это в качестве дополнительной памяти. Своего рода космическое ОЗУ. Серых клеточек мозга тут явно не хватит.
– Мне хватает, – язвительно пробурчал Гордон, откинувшись на спинку кресла.
– Тогда зачем мы тут сидим? – вспылил Хью. – Тратим время и нервы.
– Прости, Хью, – опомнился Гордон, смущенно извиняясь. – Не знаю, что на меня нашло.
Все эти чудотворные явления меня как-то смущают. Не знаю. Мне бы как-то без матрицы проще, что ли, было. Вечно мы пытаемся объяснить мир сверхъестественными силами.
– Да тут ничего сверхъестественного нет, – раздосадовано выкрикнул Хью. – Чистая физика. Ты просто замкнулся в своём маленьком мирке и всё что находится за его пределами, тебе представляется загадочным и непонятным. А я стараюсь собрать всё воедино и увидеть мир таким, каков он есть на самом деле. Пойми простую вещь: вселенная не то что рядом – ты и есть вселенная.
Гордон насмешливо посмотрел на Хью и гротескно развёл руками.
– Я вселенная, – пафосно пропел он, но тут же смутился и почесал в затылке.
– Хорошо. Я подумаю.