№12-2 Тропою предков_30250, Автор: Ruslan Shagmanov, Группа №2 Опции

[Распорядитель Ту...]

1

– Ветер поднимается, – Анна остановилась и сбросила с плеча вязанку хвороста. – Часа через два здесь будет снежная буря.
Глеб остановился рядом с женой, устало осмотрелся.
Небо, нависающее над безмолвными горными вершинами, хмуро наливалось свинцовой тяжестью.
Анна как всегда права. Её чутьё никогда не подводило. Стоило поторапливаться, чтобы успеть добраться домой до того, как грозная стихия разыграется не на шутку.
– Надо идти, – он с трудом разлепил обмороженные губы. Даже специальный бальзам не спасал от всепроникающего холода.
Анна согласно кивнула и торопливо засобиралась в дорогу. Глеб помог удобнее устроить ношу, после чего поднял свою.
“Этого должно хватить, по меньшей мере, на неделю”, – прикинул Глеб, сгибаясь под тяжестью дров и двигаясь вслед за женой.
Приход весны на высокогорье всегда затягивался, а потому следовало поработать, чтобы не околеть раньше времени. Ведь им ещё нужно заботиться о трёх своих детях: дочери и двух младших сыновьях. Да не стоило забывать об этой старухе Изр’Гийл, бабушке Анны. Бабка и сама уже не помнила, сколько вёсен встретила. За свою долгую жизнь она препроводила в долину мёртвых всех своих детей. Ей и самой настало время собираться в последний путь, нет же, цепляется за свою дряхлость, словно в этом заключалось спасение мира. Её мира.
Впрочем, Глеб подумал об этом без особой злости. Живёт себе, и ладно. Главное, что присматривает за детьми, пока он с женой находится в длительной отлучке. Ведь добывать топливо и еду очень тяжело. Весь пригодный для растопки очага валежник они давно подобрали. Теперь приходилось удаляться от дома всё дальше, на многие километры.
В горле запершило, и Глеб сухо закашлялся. Он хоть и не был доктором, но подозревал, что серьёзно заболел. Скорее всего, плеврит. И наверняка, запущенный. Если всё обстояло именно так, то плохи их дела. Возможно, Глеб несколько преувеличивает, и всё обойдётся. Дай-то Бог. Но что за это время может случиться с семьёй, никто не скажет. Анна – стрелок никудышный, дети же ещё слишком малы, чтобы держать в руках оружие. За горными козлами с одной пращой не поохотишься. Придётся спускаться в предгорья за помощью. А это чревато. Не стоило лишний раз злить горцев. Они и без того обошлись с ним по-божески. Приютили неизвестного пришельца, обогрели, накормили и даже позволили тому жениться. Правда, после всего этого без особых раздумий и угрызений совести вытеснили всё семейство в горы, навязав при этом бесполезную в хозяйстве старуху.
Но Глеб зла на горцев не держал. Ведь могли просто пристрелить его безо всяких разговоров. Сам бы он с чужаком, случись чего, поступил именно так. А они оставили в живых. Может, их убедил его безразличный, готовый к любому приговору вид? Ведь Глеб после нескольких месяцев скитаний находился в таком отчаянном положении, что был готов заложить душу дьяволу, чтобы хоть как-то изменить судьбу. А может статься, что горцы вовсе не такие ужасные, какими он их себе представляет. Кто знает?
Глеб старался не терзать себя понапрасну сомнениями и вспоминать о тех временах, когда жил в совершенно ином обществе. Что толку от воспоминаний, когда в данный момент он шёл, нагруженный большой охапкой тяжёлых и сырых дров, только для того, чтобы продлить своё жалкое существование хотя бы ещё на месяц. Но что удивительно, именно сейчас как никогда он чувствовал себя абсолютно счастливым. Куда более счастливым, чем восемь лет назад, когда покинул родной край в поисках лучшей доли.
Глеб мотнул головой, отгоняя мрачные мысли, словно назойливых насекомых. Сейчас они ни к чему. Лучше думать о доме. О своём новом доме, который вот-вот появится на горизонте.
Невольно Глеб представил картину. Из хижины, увидев родителей, выскакивают дети. Первой, как всегда, исторгая из глотки дикие крики восторга, мчится семилетняя Светланка. За ней, изредка опережая старшую сестру, держится шестилетний Олежек. Последним же гордо вышагивает трёхлетний карапуз Владик. Он понимает, что ему всё равно не угнаться за старшими, и потому всегда передвигается медленно и степенно, не расходуя понапрасну тепло и энергию. Поскольку знает, что в любом случае ему обязательно достанется причитающаяся доля материнской ласки. И всякий раз сердце Глеба щемило от нежности и огромной, нерастраченной отцовской любви.
Конечно, на языке горцев их имена звучали иначе, к примеру, имя Анны – Гхет’Аннук, что в переводе означало “распустившийся ранним утром на вершине высокой горы цветок”. Однако Глеб за восемь лет так и не привык к необычному гортанному произношению, предпочитая изъясняться с женой и детьми на некоей смеси слов и жестов. Хотя родные понимали его без труда. Общение их было основано на духовном взаимопонимании. А Анна и вовсе схватывала смысл фразы ещё до того, как Глеб её заканчивал. Порой, у Глеба возникало фантастическое предположение, что горцы воспринимают собеседника на уровне примитивной телепатии. Если и не читали мысли напрямую, то, по крайней мере, улавливали эмоциональную окраску говорящего. В этом Глеб мог не раз убедиться на собственном примере.
Одно время он пытался познакомить детей с грамотой. С кириллицей, разумеется, поскольку собственного алфавита горцы не разработали. Однако сложности, мешавшие Глебу овладеть языком, встретились при обучении письменности. Наибольших успехов достигла Светланка. И хотя она запомнила добрую часть алфавита, но понять смысл странных значков, начертанных на снегу, поскольку бумаги в распоряжении Глеба не было, ребёнку оказалось не под силу. В итоге Глебу пришлось забросить бесполезные занятия. Впрочем, дети искренне любили своего отца.
Глеб внутренне поёжился от пронизывающего холода. Одежда, пошитая Анной из выделанных шкур, в лютые морозы не спасала. Хорошо, что в обычные, безветренные и солнечные летние дни неудобного, грубого, отчего казавшегося первобытным, одеяния было вполне достаточно. Особенно, если при этом сидеть дома и никуда не высовывать нос. Но выходить, так или иначе, приходилось. И в жару, и в стужу, и в ливень, и в пургу. Дел хватало: собрать хворост, чтобы поддерживать огонь в очаге; охотиться на горных козлов, чтобы добыть мясо и шкуры; спуститься к подножию, чтобы обменять патроны для единственной винтовки. Правда, подобным обменом в большей степени занималась Анна. Соплеменник лучше поймёт соплеменника. Чужак, даже некогда получивший приют в селении, всё равно останется чужаком. А Глеб, несмотря на восемь лет, прожитых в горах по соседству с горцами, так и не смог влиться в племя. Хорошо хоть Анну и детей не обижали, считая за своих. А вот Глеб частенько чувствовал на себе презрительные, а порой и преисполненные ненавистью взгляды. И всё потому, что Глеб раньше был…
Внезапно Глеб наткнулся на остановившуюся жену. Она к чему-то прислушивалась. Он полностью доверял её почти животным инстинктам, которые не раз выручали в разных обстоятельствах. Глеб и сам вслушался в горы. Его душу охватило тревожное чувство чего-то необычного, ранее не испытываемого. Чувство неотвратимой беды. Он понял, что в его судьбу ворвались события, которые в корне изменят размеренную и привычную жизнь. Глеб это осознал, едва только заслышал смесь английской и русской речи.
Глеб сбросил с плеча тяжёлую ношу, снял висевшую на шее винтовку, перехватил удобнее и поспешил на вершину холма. Однако его сразу же окружили с десяток человек в военной форме.
– Господин лейтенант, – крикнул один из солдат, ловким движением отбирая у Глеба оружие, – а вот и хозяин явился. Повезло нам. Не придётся рыскать по этим чёртовым горам в поисках проводника.
Молодой офицер лет двадцати в новеньком с иголочки камуфляже с лейтенантскими кубарями на петлицах подошёл ближе, скользнул скучающим взглядом по фигуре Глеба и приказал вести его в хижину.
– Пусть капитан сам разбирается, – махнул рукой лейтенант. – И не забудьте прихватить дрова. Если ничего не выгорит, застрянем здесь надолго.
Подталкиваемый в спину Глеб двинулся в сторону хижины. Рядом шагала Анна, у которой солдаты забрали вязанку хвороста.
“Что ж, – подумал Глеб, – и на том спасибо. Видимо, мы им нужны позарез, иначе бы они не церемонились. Это вселяет надежду на то, что всё обойдётся”.
– Как ты думаешь, – тихо шепнула Анна, указав Глебу на труп старушки, лежавшей чуть в стороне, – дети ещё живы или их тоже убили, как бабушку?
Глеб помертвел. Сомнений больше не осталось. К ним в гости пожаловал карательный отряд.

2

Дети были целы и невредимы. При виде родителей они даже не шелохнулись, ничем не выдав своего страха. Сказывалось воспитание Анны: при первых признаках опасности не впадать в панику и не совершать глупостей, а спокойно дожидаться развязки.
В этом заключался смысл существования и суть философии племени горцев. Глеб хоть и перенял большинство их привычек, следуя наставлениям жены, однако прежние рефлексы постоянно всплывали из глубин подсознания, воздействуя на поведение. Грубо говоря, Глеб не мог, как ни старался, стать одним из них из-за собственного восприятия мира. И подобный расклад не менялся вот уже долгие восемь лет.
В уголке сидел командир отряда и откровенно скучал. При появлении Глеба офицер встрепенулся.
– Ты хозяин? – полюбопытствовал он.
Несмотря на влияние беспощадного и разрушительного времени, Глеб моментально узнал капитана. Глеб помнил своих подчинённых в лицо. Этого, если не изменяет память, зовут Гаррэт. Лет десять назад молодой и энергичный выпускник военного училища умудрился попасть в элитный полк Глеба. На свою беду. Новоиспечённый лейтенант ведь не мог предполагать, что его командир уже задумал побег. И что своим некрасивым поступком подставит всех. Значит, с тех самых пор Гаррэт сумел-таки дослужиться до звания капитана. Наверняка, это максимум, чего он добился после тех событий. Однако ему ещё повезло, что вообще остался в живых. Наверняка, большинство его боевых товарищей уже погибли на полях сражений. Интересно, капитан осознал, с кем имеет дело, или до сих пор не догадался?
Сам Глеб уже смекнул, что требовалось карателям, но предпочёл, чтобы те сами раскрыли свои планы. Он понимал, что кто-нибудь обязательно обратит внимание на его облик, отнюдь не похожий на внешность горцев. Рано или поздно обман раскроется. В интересах же Глеба, чтобы как можно дольше этого не случилось. Во всех армиях мира дезертиров – как ни крути, Глеб со всех точек зрения являлся дезертиром, – расстреливали без суда и следствия. Он и сам не раз отдавал под трибунал трусов и паникёров.
– Мы – передовой отряд регулярной армии, – капитан не дождался ответа, – посланы нанести решительный и окончательный удар по боевым порядкам туарегов, осмелившихся восстать против нашей власти. Но проблема в том, что основные перевалы заняты племенами горцев-повстанцев. И если ты хочешь увидеть свою семью живой и невредимой, то проведёшь нас сквозь горы тайными тропами.
Перед Глебом вставал нелёгкий выбор. Ему предстояло либо отказаться от должности проводника и погибнуть от рук солдат, либо согласиться, но потерять семью.
– Нет хода, кругом снег, – Глеб пытался отвертеться от прямого ответа, при этом стараясь подражать горловому акценту горцев. Быть может, это собьёт капитана с толку.
– Я бы на твоём месте трижды подумал, прежде чем отказался, – проговорил капитан таким тоном, словно уговаривал несмышлёного и капризного ребёнка съесть за здоровье родителей ещё одну ложечку каши.
– Там – метель, здесь – тихо, – продолжал гнуть свою линию Глеб, – если идти, то всем смерть. Лучше ждать завтра.
– У нас нет времени, – покачал головой офицер. – Завтра мне нужно быть уже на той стороне.
Глеб промолчал. Он понял, что военные не отступятся от своей цели. Весь вопрос состоял в том, какую цену придётся заплатить во всей этой дурно пахнущей истории.
– Ледяной перевал дорога нет, – выждал небольшую паузу Глеб. – На Чёртов перевал идти очень долго, а Нижний и Козлиный охраняют равнинники. Там без большой драка хода нет.
– Об этом я без тебя знал. Потому сюда и пришёл в надежде, что поведёшь нас ты. Деревня, что была расположена у подножия, отказалась дать проводника.
Капитан огорчённо вздохнул.
“Ещё бы, – подумал Глеб, – ведь это свободолюбивые горцы. Я бы удивился, если кто-нибудь вообще произнёс хоть слово. Даже под пытками. Хотя эти парни, надо полагать, умеют развязывать языки даже немым”.
– Не помогли ни угрозы, ни пытки, – словно расслышав размышления Глеба, продолжил капитан. – Надеюсь, что хоть ты окажешься посговорчивей.
– Я рад помочь, – развёл руками Глеб, – но дорог нет.
– Ошибаешься, браток, – усмехнулся капитан. – Есть дорога. “Тропа предков” называется. Слыхал о такой?
Едва услышав о “тропе” Глеб в ужасе отшатнулся от капитана. В такое не сразу можно было поверить, поскольку даже одно упоминание об этом священном для всех горцев месте приравнивалось к святотатству. Видимо, крепко пытали людей, коль кто-то всё же проговорился. Скорее всего, каратели взялись за детей, иначе вовек ничего не узнали.
Глеб моментально воспылал праведной ненавистью к своим теперь уже бывшим соотечественникам. Такого он не ожидал. В его пору подобного отношения к туземцам начальством не приветствовалось. Видно, крепко прижали их повстанцы, если каратели начали зверствовать на полную катушку. Однако если он будет продолжать упорствовать, то печальная участь деревни может постигнуть и его семью.
– Кто вам рассказал о “Тропе предков”? – от ошеломления Глеб забыл об осторожности и всю фразу произнёс на русском языке, ещё не утраченном памятью за восемь лет отчуждения.
– Ба! – удивлению капитана не было предела. – Так ты, значит, прекрасно владеешь нашим языком. А я ведь почти тебе поверил. Значит, межъязыковой барьер отсутствует, и ты понимаешь, что может ждать тебя и твою семью в случае отказа от сотрудничества?
Глеб кивнул. Но, судя по всему, капитан по-прежнему оставался в неведении относительно происхождения мнимого “горца”.
– Я там ни разу не был.
Глеб говорил правду. По сути, для него это было единственным серьёзным табу. Даже Анна избегала откровенных разговоров на запретную тему.
– Мне это уже порядком приелось, – вскипел капитан. – Не хочешь по-хорошему, заставим по-плохому. Робинсон!
Через мгновение в хижину с трудом протиснулся дюжий солдат в сержантских нашивках.
– Приступайте, – махнул капитан в сторону угла, где испуганно съёжилась Анна, стараясь собой прикрыть детей.
Солдат достал из-за пояса огромного размера нож и двинулся в указанном офицером направлении. Остановился перед перепуганными детьми и, примерившись, выдернул из кучи Светланку, взвизгнувшую от боли. Анна пыталась было вскочить на ноги, но сержант грубо оттолкнул женщину, отбросив назад. Затем Робинсон приставил к горлу девочки лезвие ножа.
– Остановите сержанта, капитан Гаррэт! – вскрикнул Глеб, сделав движение в сторону Робинсона. – Я всё расскажу.
– Так-то лучше, – удовлетворённо произнёс капитан. – Сержант, отпустите девочку.
Робинсон, состроив недовольную гримасу, убрал нож и выпустил пленника.
Светланка, рыдая, бросилась в объятия матери.
– На это я и рассчитывал, – капитан просто светился от удовольствия. – Но не думай… Чёрт! Как ты узнал моё имя?! Ведь…
Капитан Гаррэт вскочил на ноги, вплотную подошёл к Глебу, внимательно вгляделся и, узнавая, удивлённо ахнул.
– Полковник Зернов! Вы! Как же так, – растерянно бормотал капитан, шокированный неожиданным открытием. Он даже попытался по привычке вытянуться в струнку, потянулся рукой к горлу, чтобы застегнуть верхнюю пуговицу гимнастёрки, но опомнился. Наваждение прошло. Магия чинопочитания перед бывшим вышестоящим начальством рассеялось.
– Мы считали вас погибшим. В бою, – капитан усмехнулся. – И о вашей достойной любого воина смерти сообщили родным. А вы вот где, оказывается, окопались. А это ваша новая семья?
Глеб кивнул. Отпираться было бессмысленно.
– Тем лучше, – капитан вернулся на место и любезно предложил Глебу сесть за стол. – Вы, полковник, прекрасно понимаете, что я просто обязан препроводить вас в штаб, где, думаю, организуют встречу, причём отнюдь не тёплую и дружественную. Однако, если вы, как сознательный гражданин Земли, окажете посильную помощь военным властям перебраться через горы по перевалу “Тропа предков”, то трибунал учтёт этот смягчающий факт и вынесет вам не столь суровое наказание. Ну как, принимаете моё предложение?
– Вы считаете, что у меня нет иного выхода?
– А разве он есть? – удивился капитан.
– Выход можно найти из любого положения. Даже из абсолютно безвыходного.
– Так-то оно так, но не думайте, что в случае отказа с вашей семьёй обойдутся гуманно. На улице собирается метель, поэтому вам, полковник, стоит поторопиться с принятием решения. И не стоит меня злить.
Капитан резким движением вынул из кобуры пистолет и сунул его под нос Глебу.
Глеб скосил глаза на оружие необычной конструкции. Он даже немного заинтересовался: в его время ничего похожего не встречалось.
– Полковник, – поторопил Глеба капитан, – ваше решение.
– Вы позволите проститься с семьёй?
– Ну конечно, – криво усмехнулся капитан. – Какие проблемы.
– Если можно, наедине.
– Сержант, выйдете, – приказал капитан. – А меня можете не стесняться. К сожалению, я не могу вас оставить. Вы – военнопленный, и за вашу судьбу я отвечаю своей головой. А она у меня одна. Как-то привык, знаете ли, нет особого желания расставаться.
Глеб подошёл к сидевшей в углу Анне, опустился на колени перед ней и приобнял за плечи.
Анна взглянула на него своими ясными карими глазами, проникнув в самые глубины души, да так, что у Глеба мурашки пробежались по всему телу.
– Не надо этого делать, – она осознала, что задумал муж.
– Прости меня, Анна, – Глеб поцеловал жену в губы. – Видимо, мне так и не суждено стать одним из вас. Ты уж не обессудь. Я должен это сделать. Обязательно должен, иначе не миновать беды.
Глеб поочерёдно обнял детей, успев шепнуть напоследок притихшему Олегу:
– Теперь ты главный мужчина в доме, сынок. Позаботься о семье.
После этого Глеб поднялся на ноги и вышел из хижины.

3

Они шагали целый час под неуклонное завывание метели. Солдаты кутались в тёплые шарфы и платки, стараясь укрыться от хлёстких порывов ветра. Температура воздуха резко упала, и даже Глеб, привычный к подобным изменениям, зябко ёжился в своих лохмотьях.
Глеб едва упросил капитана Гаррэта оставить Анне винтовку с небольшим количеством патронов, и теперь шёл налегке. За ним по пятам следовал сержант Робинсон. Впрочем, для верности подле Глеба держался капитан, который страдал от мороза не меньше остальных.
Время от времени, едва ветер слегка ослаблял свою атаку на людей, стараясь сбросить их в пропасть, у них даже появлялась возможность перекинуться парой фраз.
– Зачем вы это сделали, полковник?
– Что именно? – не понял вопроса Глеб.
– Дезертировали, – жестко уточнил капитан.
– Сколько вам лет?
– Двадцать шесть, – сухо ответил капитан.
– Тогда вам не понять старика.
– А сколько вам?
– Пятьдесят, – спокойно ответил Глеб. – И две трети своей жизни я посвятил военному ремеслу. Переполняемый честолюбием, в десять лет поступил в кадетский корпус при Звёздной академии космической пехоты, самое престижное и модное военное заведение того времени. Там я был лучшим из лучших. Это серьёзно повлияло на мою карьеру, которая была стремительна и успешна. После выпуска я получил погоны лейтенанта, а уже через три года мне уже присвоили чин капитана. В вашем возрасте я дослужился до полковника. В военных операциях мне всегда сопутствовала удача. В моём обширном послужном списке фигурировали одни победы и при этом ни одного крупного провала. Меня называли счастливчиком, баловнем фортуны. Меня неоднократно представляли к правительственным наградам. И даже собирались присвоить генеральское звание. Я бы получил свои заслуженные лампасы, если бы сумел обеспечить экспансию этой паршивой планетёнки, расположенной на самой окраине Вселенной… Скажите, капитан, для чего нам понадобилась новая колония?
– Человечеству нужны новые жизненные пространства.
– Чушь, ерунда! Бредни правительственных идеологов. Таких колоний на счету Земли более тысячи! И каждый год их число неизменно увеличивается! Но на мой простой вопрос никто так и не смог ответить? И я, боевой офицер, более привыкший подчиняться приказам, чем размышлять, в итоге нашёл ответ. Он лежит на поверхности. Просто нужно шире распахнуть глаза и взглянуть правде в лицо. Люди не желают признаваться даже самим себе, что земная раса охвачена жаждой стяжательства. Воинственный дух в человеке побеждает все прочие миролюбивые чувства: милосердие, добродушие, жалость. И он никогда не удовольствуется тем малым, что имеет. Ему обязательно захочется прибрать к своим загребущим рукам всё то, что обязательно возжелает его ненасытное око. Недостаточно ему синицы в руках, он всенепременно постарается дотянуться и до журавля в небе. В своих страстных желаниях обладания всем и вся он не остановится ни перед чем. Он будет шагать по трупам, чтобы достичь своей цели.
Глеб завёлся. Казалось, что он обращался не столько к собеседнику, сколько самому себе.
– Я слишком поздно осознал всю порочность сущности человека. Но для этого понадобилось долгих двадцать пять лет военной службы и собственное поражение. Ведь я, капитан Гаррэт, так и не смог сломить дух малочисленного, но гордого племени туземцев, сумевших противопоставить огневой мощи коварных захватчиков лишь непокорность и свободолюбие. Словом, я уже не мог, как прежде, служить человечеству, и преисполнился отвращением ко всей расе. Я отрёкся от своего родства с человечеством и ушёл. Ушёл потому, что не желал больше закрывать глаза на то, как мои солдаты уничтожают мешающее честолюбивым планам земного правительства местное население ради природных ископаемых планеты. Я более не хотел выносить стоны и страдания матерей, оставшихся без своих детей, слушать плач маленьких детей, растущих сиротами. И я стал снабжать повстанцев оружием со своих же арсеналов. Но я также не примирился с потерями среди своих боевых товарищей, невольной причиной которых в немалой степени был сам. Поэтому я и ушёл в горы, к свободолюбивым горцам, в надежде обрести спокойный уголок для своей истерзанной бессмысленной войной души.
– Ну и как, нашли свой покой? – спросил капитан.
– Вы сами видели. Там, в хижине. Это моё спокойствие, которое я не смог бы отыскать на Земле.
Капитан хотел было задать ещё один вопрос, но так и не решился.
За разговором, то и дело прерываемым волчьими завываниями снежной бури, Глеб и сам не заметил, как привёл солдат к расщелине, ведущей к перевалу “Тропа предков”.
Случалось ему приходить сюда. Однако никогда не попытался пересечь запретную черту. Что там могло быть, Глеб не знал. Только догадывался. Теперь же настал тот момент, когда он откроет тайну.
– Нам сюда, – ткнул пальцем в расщелину Глеб.
– Тогда вперёд, – тон капитана был настороженным. – Но помните, полковник, я всегда успею всадить вам пулю в затылок, если почувствую, что вы собираетесь сыграть с нами какую-нибудь злую шутку.
В ответ Глеб лишь устало вздохнул. Не дожидаясь, пока подтянутся отставшие солдаты, он ступил на дорогу, вымощенную камнем мышиного цвета. Скорее всего, гранитом. Следом потянулись остальные.
Постепенно расщелина расширилась и вскоре достигла таких внушительных размеров, что по ней могло пройти человек десять, не мешая друг другу. Впрочем, на ширину дорожки это не повлияло. Она по-прежнему оставалась узкой, как и в начале пути. Что-то здесь не состыковывалось.
Внезапно Глеб почувствовал неосознанный страх. Словно тысячи незримых глаз впились в него, контролируя каждый шаг, каждое движение. Такого пристального внимания он не ощущал с тех самых пор, как восемь лет назад пришёл в эти края. Тогда горцы некоторое время следили за ним. Недоверчиво и подозрительно, в душе желая, чтобы странный чужак совершил непоправимую ошибку, за которую можно было его убить без малейших угрызений совести. Но тогда Глеб не дал своим охранникам ни единого повода, а использовал предоставленный судьбой единственный шанс на спасение.
Но это было восемь лет назад, и подобного больше не повторялось. Почему же именно сейчас он вновь ощутил нечто схожее чувство? Капитан откровенно признался, что уничтожил всю деревню. От неё осталась только Анна с детьми. Неужели…
Несмотря на холод, Глеб моментально вспотел. Ему по-настоящему стало страшно. Никогда он не испытывал столь панического ужаса. Огляделся вокруг, но увидел лишь голые скалы. Однако Глеб знал, что горцы – непревзойдённые мастера маскировки, умеющие незаметно прятаться даже в самых неподходящих для этого местах. Быть, может, он давно находится на прицеле снайперов. Иным своего поведения не объяснишь, но подстраховаться всё-таки стоило.
– Передай капитану, – сообщил Глеб сержанту, обернувшись, – что я не советую кому-либо сходить с тропы. Что-то мне здесь не нравится.
Глеб был уверен, что сержант обязательно передаст его слова капитану, и оказался прав.
– Что ты хочешь сказать? – потребовал капитан.
– Обрати внимание на скалы, – поведя рукой кругом, туманно ответил Глеб, – и посмотри под ноги.
– Ну и что? – недоумённо пожал плечами капитан.
– А ты прислушайся, может, сам догадаешься.
Капитан честно пытался последовать совету Глеба, но по-прежнему не мог понять беспокойства своего проводника.
– Здесь нет ветра, – пожалел несообразительного капитана Глеб.
Действительно, метель незаметно стихла, словно и не бушевала всего несколько минут назад.
Однако Глеб пальцем указал наверх, в небо.
Капитан поднял голову и увидел, что небо, виднеющееся меж скал, по-прежнему затянуто мглой. Там во всю мощь бушевала буря.
– Чем это вызвано? – наконец смог выдавить из себя капитан.
Глеб пожал плечами. Он сам знал не больше капитана. И так же был удивлён необычным явлением природы. Быть может, разгадка собственной минутной слабости заключалась именно в этом? Ведь за восемь лет жизни в горах он привык к тому, что небольшое затишье – не всегда означает добрую весть. Такое обычно случается перед большой бедой.
Глеб, отбросив все посторонние мысли, двинулся вперёд. Иного выбора у него не было.
По приказу капитана солдаты последовали за своим проводником.
Но дорога закончилась неожиданно. Широкий, насколько хватало глаз, и пустой простор расстилался далеко вперёд, вплоть до самого горизонта.

4

Глеб остановился у края пропасти.
Капитан Гаррэт в полнейшем недоумении застыл рядом.
– Ты куда нас завёл, сволочь?! – выйдя из ступора, заорал капитан и потянулся к кобуре, чтобы достать пистолет.
– Туда, куда вы и просили, – спокойно ответил Глеб. – К “Тропе предков”.
– Где ты видишь тропу? – продолжал бушевать капитан. В конце концов, он вытащил-таки пистолет и силой ткнул им в лицо Глеба, до крови разбив тому нос и губы. – Здесь же пропасть!
Глеб окончательно разозлился. Какой-то сопляк постоянно орёт благим матом, словно находится у себя в казарме, и время от времени начинает махать оружием. Кому такое может понравиться? А тут ещё лицо разбил! У Глеба даже возникло желание сбросить излишне настырного капитана в пропасть, да вовремя одумался.
Глеб немного отстранился, презрительно хмыкнул, обернулся спиной к разъярённому подобными непочтительными действиями наглого пленника капитану Гаррэту, снял правую рукавицу и, примерившись, швырнул её в пропасть.
Рукавица, дважды перевернувшись, некоторое время пролетела, после чего внезапно остановилась, зависнув в полной пустоте.
Глеб попробовал ногой воздух, нащупал едва различимую в лёгкой дымке морозного воздуха поверхность и ступил на тропу. Сделал несколько осторожных шагов и, подобравшись к рукавице, поднял её.
Повернувшись к капитану, Глеб едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Гаррэт вместе с остальными солдатами, столпившимися возле пропасти, оцепенело стояли, словно поражённые молнией. Видимо, подобное потрясение военные испытывали впервые. Действительно, неповторимое зрелище буквально парящего в абсолютной пустоте, без всякой видимой поддержки, человека могло повергнуть в глубокий шок любого.
Удовлетворенный этой маленькой местью, Глеб вернулся назад, сошёл с тропы и встал возле капитана.
– Что это? – сиплым голосом спросил капитан.
– Тропа, ведущая в долину предков.
– Почему она так называется? – капитан постепенно приходил в себя.
– Мне об этом никто не рассказывал, – пожал плечами Глеб. – Наверное, не хотели доверять чужаку тайну племени.
Глеб, конечно, немного лукавил. Впрочем, солдатам вовсе не нужно было знать всей правды. Пусть до конца останутся в неведении. С них хватит и того факта, что тропа существует.
– Да как по ней идти-то? – усмехнулся капитан и, опустившись на колени, попытался нащупать невидимую дорогу. – Ведь ни черта же не понятно!
– Идти нужно очень осторожно. Без лишнего шума и разговоров, – сообщил Глеб. – Следовать только за мной. Стоит сделать неверный шаг – и прямая дорога в пропасть. А она здесь глубокая. Всех своих предков успеешь вспомнить, пока до дна доберёшься.
– Тогда вперед! – приказал капитан показным, излишне бравурным тоном. Однако со стороны было видно, что тот боится.
Глеб пожал плечами. Он вовсе не собирался отговаривать капитана Гаррэта. Тот свой выбор сделал. Теперь жизнь капитана, впрочем, как и его солдат, в руках слепого рока. И Глеб шагнул на тропу.
Но едва он встал в полный рост, как перед ним возникла старуха Изр’Гийл. Сначала Глеб перепугался, но, приглядевшись, понял, что перед ним всего лишь предстал дух недавно погибшей бабушки.
– Мы долго наблюдали за тобой, – прошамкала старуха. – Боялись, что обманешь и приведёшь за собой сотни людей. Но теперь видим, что ты чист сердцем, что не желаешь нашему племени зла. И мы сейчас готовы принять тебя к себе. Тебя, но не их.
Дух протянул прозрачную костлявую руку и коснулся головы Глеба.
И перед ним раскрылась тайна «Тропы предков». Воплощённая в реальную жизнь религия местных племён горцев. Каждый, кто чувствовал предстоящую смерть от старости, приходил сюда, к тропе, чтобы пройти свой последний путь. Путь в небытие. И горы принимали жертву, превращая их в духов. Теперь они вставали на защиту племени.
– А теперь иди, – прошептала Изр’Гийл. – Иди и не бойся.
После этих слов, призрак растаял.
Глеб оглянулся, но понял, что никто, кроме него, этого духа не видел, и успокоился. Значит, “предки” на его стороне, и благосклонно отнеслись к его задумке. Никто из карательного отряда не выживет.
И Глеб решительно зашагал вперёд.
Следом двинулся капитан, за которым потянулись и остальные солдаты.
Переход начался.
Глеб на глазок прикинул расстояние. Оставалось совсем немного. Ему вовсе не хотелось умирать. Но иного выхода, чтобы остановить карательный отряд, способный вырезать не одну мирную деревню, Глеб так и не нашёл. Такова его судьба. Судьба, которую выбрал себе сам.
И впервые за долгие годы, прожитые в суровых условиях высокогорья, его обветренные, с многочисленными болезненными трещинками губы тронула лёгкая усмешка. В конце концов, Глеб своего добился. Теперь он станет членом своего нового племени. Пусть хоть и в качестве предка. Он это заслужил.

[Мышель]

Трагично. Про старуху Изергиль и отринувшего мир наживы полковника-дезертира. Смутили и имя старухи, и туареги. Как-то сбивают с общего настроя и заставляют ожидать странного. А оно не случается. Или случилось, а я не осознала?
Немного рваный стиль. То красивости описания, то суровый канцелярский язык: "Общение их было основано на духовном взаимопонимании".
Сама история достаточно интересная, местами, очень робко, почти незаметно, проскакивает что-то киплинговское. С тропою предков сразу было понятно, что в хорошее место она не приведёт. Но поворот в финале найден удачный, и даже появилось сочувствие к герою, который нашёл наконец-то устраивающую его общность.
Прочитано с определённым удовольствием. Наверное, потому, что Киплинга люблю.

[Murrr]

Ну вот, первый текст, о котором можно поговорить, то есть с более-менее прописанным миром, неампутрованным сюжетом, не только поставленным, но и разрешённым конфликтом. Пусть Глеб, заговоривший на русском языке, начинает изъясняться при помощи канцелярита, пусть не во всём видна логика, пусть уже задолбала ситуация, когда одному нужно сдохнуть для спасения всех (а вот бы прочесть, где всё наоборот)... Ладно, читается легко, внятно. Что ещё нужно? Да полной ясности в вопросах.
1) С какой целю даётся отсылка к горьковской старухе (ИзрГийл)?
2) Итак, деревня горцев вырезана под корень. Но кто-то проболтался или специально сказал про тропу предков. Но почему среди горцев не нашёлся свой Сусанин? Ведь Глебу они не перестали не доверять, даже приставили бабку-сексотку, вытеснили в горы, заставили жить в нечеловеческих условиях. А вдруг бы чужак не принял навязываемый ему квест?
3) Глеб, аки Иисус, зла на горцев не держит, позволили жить и размножаться, и ладно. Земляне ведь все сплошь падлы, никого порядочного, кроме него, не осталось, и бороться с земным стяжательством и жестокостью лучше всего, куда-нибудь убежав. Туда, где уже будут бороться с самим Глебушкой. Бывает, чо, гордый протест называется. Уконтропупить один отряд из множества агрессоров (другие же не явятся - закон жанра), выпилиться самому, оставив горячо любимое семейство подыхать без мужской помощи в диких условиях, - вот долг отца, мужа, который меркнет перед гражданским, пардон, горским. Зато свой в числе чужих предков. Не прощё ли было бы взорвать космический корабль вместе с собой и землянами-падлами, а не убегать?
4) Тропа должна внезапно оборваться? Или Глеб доведёт землян до предков и предоставит им возможность погреть холодные руки о тёплые шеи?

[Алексей2014]

Сколько их уже было, в реальности и литературе с кинематографом, подобных беглецов от цивилизации? А сколько было местных проводников, заводящих агрессоров на погибель? И что мы почерпнули нового, оригинального из этого произведения? Ответы: множество; много; ноль. Автору - удачи.

[Сокол]

Архетип. Красиво, но архетип. Человек, оставивший свой народ, наконец принят новым. И архетип, конечно, можно брать. Но надо выдерживать. Выдержано? Читалось с интересом, и ружьё в виде старухи (насчёт Изергиль ставлю на случайное созвучие, неумышленное) сыграло. Но самый главный момент – ИМХО, запорот.

И перед ним раскрылась тайна «Тропы предков». Воплощённая в реальную жизнь религия местных племён горцев. Каждый, кто чувствовал предстоящую смерть от старости, приходил сюда, к тропе, чтобы пройти свой последний путь. Путь в небытие. И горы принимали жертву, превращая их в духов. Теперь они вставали на защиту племени.

Что мне не нравится в этом куске? Это самое важное, может быть, место. Но… Вы его разжевали и вложили читателю уже готовым. Непонятно, что увидел Глеб, есть только уже то, что он из этого осознал. Как-то так.
По тексту.

Глеб едва упросил капитана Гаррэта оставить Анне винтовку с небольшим количеством патронов

А капитан-то тупой.

Переполняемый честолюбием, в десять лет поступил в кадетский корпус при Звёздной академии космической пехоты

Уж больно заученно. Причастные обороты в живой речи – явление, ИМХО, редкое.

если почувствую, что вы собираетесь сыграть с нами какую-нибудь злую шутку.

А это заметно старомодно.

Однако со стороны было видно, что тот боится.

И в чём же было видно? Хороший текст, но душите его штампами и простым называнием эмоций.

[mechanik]

Чего понравилось в рассказе, так это дети. Про них совсем немного, но хорошо. Очень даже хорошо.

Все остальное понравилось меньше. Беглый полковник изъясняется на канцелярском наречии:

Я слишком поздно осознал всю порочность сущности человека.

…дух малочисленного, но гордого племени туземцев, сумевших противопоставить огневой мощи коварных захватчиков лишь непокорность и свободолюбия

земная раса охвачена жаждой стяжательства

Поэтому я и ушёл в горы, к свободолюбивым горцам, в надежде обрести спокойный уголок для своей истерзанной бессмысленной войной души

Черт его знает, может этот полковник настолько одичал в горах, что говорить по-человечески разучился, но читать утомительно.

Переполняемый честолюбием, в десять лет поступил в кадетский корпус

Это же каким акселератом надо быть, чтоб в десять лет переполниться честолюбием?

Сюжет, с момента появления солдат, катится по глубоко укатанной колее. Понятно, что у карателей нет шансов выбраться. Равно, как и у главного героя. В общем, все умерли.

[Алексей2014]

Это же каким акселератом надо быть, чтоб в десять лет переполниться честолюбием?

Вот в это я верю, бывают такие. И помладше приходилось встречать...

[cineromanistka]

"Аватар" Кэмерона с грустным финалом. Обилие пафосных характеристик, которые герой дает "свободолюбивым горцам" дает надежду на возможную пародию, но нет, все очень-очень серьезно. Неужели военный, принадлежащий к другой цивилизации, так просто влился в традиционное горское общество? Что же его так перепахало? Потому что объяснения, которые звучат в тексте, во-первых написаны по принципу "расскажем в диалогах то, что не можем передать другими способами", во-вторых, какие-то плакатные. И опять не очень понятно, про что история: человек искал своих и нашел? человек разочаровался в своих и ушел к чужим? человек убежал, но фиг убежишь от земных захватчиков? Но соглашусь с предыдущими ораторами - есть сюжет, он доведен до конца, история рассказана. Спасибо автору, только убейте весь канцелярит (очень помогает, когда читаешь диалог вслух по ролям с добровольным помощником, и на особо заковыристой фразе в самом трагическом месте он ржать начинает).

[felidae]

Первой, как всегда, исторгая из глотки дикие крики восторга, мчится семилетняя Светланка.

Очертила круг мелом.
И на всякий случай обсыпала всё солью.

-----

Пфуууух.
Я-то думала в 14ом с канцеляритом и объяснениями сложно будет... Интересно, ежели я и этот вызов приму, судьба подкинет текст ещё эпичнее?

Ладно. Начнём с хорошего.
История и мир сами по себе интересные, хоть и немного банальные (из серии "что случилось с героями фильма "Аватар" через восемь лет"). Сеттинг детальный.
Закончим с хорошим.

*Медленно выдохнула*
Несомненно, после прочтения первой главы у меня появилась ненависть к вводным словам, которая, возможно, не исчезнет со временем, а, скорее всего, разгорится до размеров ежелетних "торфяников" (о которых, кстати, не слышно последнее время, наверное, все догорели или замёрзли прошлым летом). Впрочем, большей ненависти удостоился Глеб (само имя, не главный герой), наверняка, от этого имени у меня до вечера будет рябить в глазах.

Если серьёзно, от канцелярщины надо избавляться. Она, как бы так выразиться, "сложна для восприятия". Утяжеляет текст (я уже во втором рассказе это пишу, что за мода на канцеляризмы).

Начало вроде как с диалога и действий, что хорошо. Но потом пошла такая разрозненная куча объяснений, состоящих из рассуждений героя, его имени, пересказа событий и вводных слов. Ладно б это ещё подавали красочно (хотя какой "ладно" - всё равно не спасло бы). Но пересказ настолько сухой и канцелярский, что... Блин, я даже сравнение придумать не могу. Воображение отказало со словами "Не мучай меня такими сложными вопросами!" и заперлось где-то в подсознании.
И, главное, в первой части подали разносортные, не связанные друг с другом объяснения, которые нафиг читателю не сдались в самом начале повествования (просто взяли и вывалили всю информацию, которая была в наличии, не фильтруя, не структурируя). Неужто такой поток бессвязных рассуждений появился в голове у Глеба во время обычного похода за хворостом.
Совет "Показывать, а не рассказывать" тут как никогда актуален.
Сухое перечисление фактов не вызывает сопереживания, читатель не "прикипает" к герою, потому что наблюдает как бы со стороны, читает пересказ событий, а не "участвует" в них. Почему так получается? А шиш знает, читатель - существо загадочное. Может, он проецирует всё происходящее на себя.

Во второй части вроде как что-то намечается интересное. Всю предысторию нам целиком выдали, значит, дальше должно быть без объяснений, флешбеков и рассуждений? А вот фиг.
Диалоги неестественные - герои будто заученную речь на кафедре читают - полны канцелярщины (люди так вымученно и сложно не разговаривают) и до одури пафосные. Можно даже проанализировать, откуда этот пафос взялся.
Когда простые и очевидные истины с серьёзным подают подают в виде лекции и притворяются, что это прямо (чтоб эти правила форума, приходится подбирать не столь ёмкие синонимы) офигенная философия, выглядит смешно.
Не, какая-то идея, мораль, философия в текстах нужна. По крайней мере, она не помешает. Но если подавать её чуть проще, не облучая диким пафосом каждое слово, получится... естественнее что ли.
Ну, и есть ещё одна проблема, которую я называю "Лобовым морализаторством". Это когда мораль не "вытекает" сама из текста, а подаётся отдельным блоком, максимально прямолинейно "в лоб".
Иногда мораль пояснять надо. Если она не очевидна. Или если она вписывается в текст и не ломает повествование.

Как итог.
Сюжет вроде не провальный. Но банальщиной отдаёт, поэтому при таком исполнении не выруливает. Если канцеляризмы почистить, начало подсократить, все объяснения/флешбеки раскидать по тексту (я уж не говорю "показать по-другому: через действия и диалоги" - тут ещё больше ошибок наделать можно), диалоги сделать по-человечески (по-человечески - не в смысле "Хорошо"; но чтобы разговаривали люди, а не пафосные однотипные картонки) и не так навязчиво обозначить философию/мораль, получится проходной рассказ средней руки. То есть - звёзд не нахватает, но и затоптан не будет.

[Агния]

Столько старания, и так всё плоско...
Вот видно, что автор относится к писательству серьёзно, вычитывает, молодец такой, а я еле дочитала.
Фелидэ уже всё сказала по совершенно невозможному морализаторству, канцеляриту и, добавлю, пафосу. Но рассказ действительно небезнадёжен.

[Irina]

Прекрасный рассказ! Немного напрягла старуха Изергиль и пара недочетов. Например,

эмоциональную окраску говорящего

Не у говорящего же окраска, а у его речи, правда?

Но на мой простой вопрос никто так и не смог ответить?

Тут, наверное, все-таки не вопросительный знак?

ощутил нечто схожее чувство

или "нечто схожее", или "схожее чувство".
Но это все мелочи.

[Ябадзин]

Как-то средне. А читается вообще с трудом...
В плане оригинальности сюжета ничего сильно нового не увидел. Сразу вспомнил "Танцующего с Волками"...
Сбивает Изергиль и туареги, да. Я все ждал, что это ружья такие развешаны, а это просто.... Изергиль и туареги.
Я понимаю, что нужно было придумать ситуацию, но переходы через горы, когда вовсю идет космическая экспансия... Я е говорю, что это шляпа, но воспринимается несколько странновато. Но фиг с ним...
Основная проблема - в обилии объяснений, флешбеков и прочих мыслей на единицу рассказа.
Причем сделано все в каком-то пафосно-канцеляритном виде. Половина диалогов вообще словно из фильма про юность Ленина - идеологически выверено, тут черное, тут белое, вперед товарищи. Но не натурально все до скрипоты.
А эта часть монолога точно прям из Аватара впилена. Из первой версии сценария, которую Камерон заброковал.

Словом, я уже не мог, как прежде, служить человечеству, и преисполнился отвращением ко всей расе. Я отрёкся от своего родства с человечеством и ушёл. Ушёл потому, что не желал больше закрывать глаза на то, как мои солдаты уничтожают мешающее честолюбивым планам земного правительства местное население ради природных ископаемых планеты.

Офигительный и очень-очень психологически достоверный мотив. Прям встал 16 октября в 10.00 по среднегалактическому, и решил, что преисполнен отвращения.


Словом, задумка хоть и несколько затерта, но могла бы заиграть при желании.
Но реализация все усугубила, и вышло какое-то пафосное морализаторство.

PS:
я тут подумал, и решил добавить что-то хорошее, а то как-то несправедливо утоптал.
в рассказе удалась схема (экспозиция-завязка-развязка). Есть конфликт. Есть четкая идея.
Так что понимание как "решать" рассказ у автора есть.
Но это не отменяет озвученных выше косяков (избыточность, пафосный канцелярит, морализаторство).

[NatashaKasher]

Позабавило:

Но едва он встал в полный рост, как перед ним возникла старуха Изр’Гийл. Сначала Глеб перепугался, но, приглядевшись, понял, что перед ним всего лишь предстал дух недавно погибшей бабушки.

И тут же успокоился: это всего лишь привидение... а он-то подумал было, неужто не умерла бабка?

[Ибрис]

Очень вязко и неспешно написано. Быт дикарей представлен типично и описания его нудноватые. Удивилась, что действие, кажется, не на земле... Или я недопоняла. Но на другую планету совсем не тянет. Использован классический ход с духами и священным местом, где духи тропу охраняют. И смысл был гибнуть и скрывать тропу, если именно туда и нужно было вести злоумышленников. За святыню, понятно. Это тоже классический киношный ход. Герой долго сопротивляется, а потом вынужден вести и это приводит к решению проблемы. Еще он очень болтливый показался. Сразу прокололся. Вроде и не военный вовсе...
Очарование киношное у рассказа есть. Архаичности и настоящего дикарства ему не хватает, какой-то своеобразной фантазийности. Деталей мира бы сюда своеобразных, героя психологически усложнить и мистицизма посвоеобразнее...
Спасибо и успехов в творчестве!

[Векша]

Очень путаный рассказ, несмотря на долгие и утомительные разъяснения. Сначала мы видим совершенно обычный мир с горами, козлами, горцами и хворостом. Потом вдруг оказывается, что горцы - это туареги. А потом брыкс,и мы уже не на Земле, а на планете-колонии. Тяжеловато как-то.

В тексте много ляпов, все вылавливать не стала, это нереально. Вот несколько.

«Стоило поторапливаться, чтобы успеть добраться домой до того, как грозная стихия разыграется не на шутку» – логично. Но для чего тогда они оба остановились и даже сбросили хворост на землю?

И я точно не уверена, но кажется, хворост и дрова – это разные вещи. И две охапки хвороста на месяц – это сомнительно. Он всё-таки быстро сгорает.

«обменять патроны для единственной винтовки» - таки выменять. Потому что если «обменять патроны», то на что-то. И, кстати, сразу становится интересно, на что они выменивали патроны.

«– Как ты думаешь, – тихо шепнула Анна, указав Глебу на труп старушки, лежавшей чуть в стороне, – дети ещё живы или их тоже убили, как бабушку?» - нормальная такая реакция матери. Достоверная, блин. Это не говоря о том, что только что Глеб общался с Анной «на некоей смеси слов и жестов», и тут она ему задвигает такую литературную фразу.

«Каждый, кто чувствовал предстоящую смерть от старости, приходил сюда, к тропе, чтобы пройти свой последний путь. Путь в небытие. И горы принимали жертву, превращая их в духов. Теперь они вставали на защиту племени» - по этой логике старуха Изергиль никак не могла стать духом, поскольку была убита вдали от Тропы.

В целом эта история про подвиг Ивана Сусанина не впечатлила. Вторично, нелогично и затянуто.

[tequiller]

Что мне понравилось - само решение тропы. В сущности это отличный поворотный пункт третьего акта. А в остальном - не то чтобы жуть. Но вот к примеру идут они по горам, капец как холодно, о чем думать ещё кроме как выбраться из ледяного ада, так нет же, гг такую речь толкает, будто он в тёплом предбаннике с пивом посиживает.

[Рифа]

Рассказ пришёлся по вкусу, за исключением момента, где герой рассказывает о своей жизни (слишком нарочито вышло и не живо).
И про планету с горцами и туарегами хотелось бы по подробней)
Успехов автору.

[vostok]

Очень, очень много лишних слов типа "впрочем", "ведь" и т.д. А ещё много корявостей, типа "поднялся на ноги". Рассказ можно было без урона для сюжета сделать в 2-3 раза короче, мнится мне.

[Che Che]

Ну, для меня этот рассказ довольно средний. Такие обороты, как "отгонял мысли, как назойливых насекомых" не красят текст. Не знаю даже, как оценивать. Подумаю.

[Demo]

Рецепт истории довольно прост: берем подвиг Сусанина, как о нем привыкли слышать, добавляем герою предысторию, добавляем семью, чтобы было что терять, все это заворачиваем в фантастический антураж, и готово.
Еще есть пара спорных моментов - внезапная словоохотливость героя и неизбежная смерть семьи в любом случае (жена охотиться не умеет, деревня поблизости уничтожена).
В итоге, сложно комментировать этот рассказ, т.к. он такой... прочитал и пошел дальше. Особенного впечатления не производит - ни положительного, ни отрицательного.