3 Яблоневый сад (39000), Группа 3 Опции

[Распорядитель Ту...]

Потом он долго ломал голову, как рассказать домашним об этой поездке. Говорить ли вообще, а если да – то, что можно, а что – не стоит.
Например, сестренка наверняка спросит – а правда ли болтают, что в Москве медведи прямо по улицам ходят. Вообще много, конечно, врут про Россию, но вот это – истинно так. Сам видел. Вышагивает, скажем, по Арбату роскошно одетая дама в модном туалете, ловко сооруженном по французским журналам местной портнихой, а то и вовсе выписанном из Парижа. Тончайшей выделки бежевая кожа, вставки из драгоценной шерсти, бельгийское ручное кружево. Сапожки в тон, с серебряными пряжками и тонкими каблучками. А в изящной ручке, обтянутой лайковой перчаткой, на поводке с золоченой цепью – медведь. Рычит грозно, скалится, косится на прохожих маленькими злыми глазками, но послушно идет рядом. Дикий таежный зверь, укрощенный нежной ручкой. А буде вздумает упираться, когда хозяйка остановится возле бутика – дама, не тратя времени на уговоры и препирательства, попросту подхватывает своего медведя под мохнатое брюхо, да ловко переносит через порожек. А там уже встречают – придвигают поближе удобную скамеечку, несут на подносе чашечку кофе для богатой покупательницы и блюдечко с медовой водой для ее питомца. И, уложив медведя на колени и более не обращая никакого внимания на недовольный рык и оскаленные зубы, отважная дама углубляется в изучение иллюстрированного каталога новых товаров.
Истинно сказал один поэт – «есть в русских селеньях прекрасные донны, на бегу остановят игуанодона».

Вот, пожалуй, об этом можно рассказать. А обо всем прочем – не стоит. Даже о яблоневом саде, хотя он и красив невероятно под луной, свет которой выплетает кружевную вязь из серебра, ветра и тонких черных ветвей и влажно, соблазнительно блестит на боках созревающих плодов. В этом свете почему-то особенно ярким и заманчивым становится запах яблок. Свежая сладость созревающих и приторная, отчаянная сладость умирающих – тех, что только вчера были еще самыми прекрасными, спелыми и сочными, а завтра уже превратятся в бесформенную гниль. Но когда среди этих завораживающих запахов и мерцающего света появляется женщина с лицом юной девушки и глазами старухи – ты понимаешь, что надо бежать. Бежать до того, как она спросит – совершено так, как уже спрашивала давным-давно, в таком же саду: «Что же ты хочешь знать?». Надо ей ответить: «Ничего» – и немедленно уходить. Бежать, зажмурившись и затаив дыхание. Чтобы не чувствовать ее запаха, такого же чудесного и сладкого, как аромат яблок, и не видеть ее красоты, такой же волшебной и ускользающей от любого неверного движения, как лунный свет. Потому что если ответить по-другому, ничем хорошим это не закончится. Так уже было в том самом, первом саду. И потом, наверняка не один раз.
Но он не смог. Не смог отвести взгляд от ее лица. Не смог уйти. Поэтому ответил: «Все».

Нет, об этом точно не стоит говорить. А тем более – о чудовищах. Чудовищах, без которых никогда не бывает райского сада, как черной тихой ночи не бывает без светлого, полного опасностей дня.
И даже о дороге к этому саду – тоже не надо рассказывать…

***

– Эх, залетные! – истошно заорал ямщик и вытянул коренника кнутом по хребту. Тот дернулся, мотнул башкой и клацнул зубами, пытаясь поймать конец кнута, утяжеленный металлическими шипами. Промахнулся, сердито стукнул мощным хвостом, почти сбив с ног правую пристяжную. Бричку ощутимо тряхнуло.
– Эй, любезный! – недовольно крикнул Николенька. – Нельзя ли…
Ямщик обернулся. Его испуганное и напряженное лицо в предутренних сумерках было мертвенно-бледным. Как у покойника, умершего не просто насильственной смертью, но в страхе и ужасе. Николенька содрогнулся.
– … нельзя ли не издеваться над животными, – пролепетал он совсем не то, что собирался.
– Эх, барин, – почему-то с укором и тоской протянул ямщик, – ежели до рассвета не поспеем…
Не договорив, он отчаянно махнул рукой, сдвинул на затылок шапку, и опять щелкнул кнутом:
– Выноси, родимые!

Ящеры рванули, бричка понеслась, подпрыгивая на ухабах. Николенька, не удержавшись, повалился на своего попутчика. Пробормотал смущенно:
– Je demande pardon, Андрэ… Здешние дороги, понимаешь…
– Эх, птица тройка, кто тебя выдумал, – весело отозвался Андрей, цепляясь за сиденье и одновременно поддерживая Николеньку. Хотел было добавить еще подходящих к ситуации цитат русских классиков, которых благодаря отцовским урокам знал предостаточно – но не стал, опасаясь прикусить язык.

После поворота на Марьино, обозначенного покосившимся указателем, отвалилось колесо. Бричку тряхнуло, повело и едва не опрокинуло набок. Ямщик, повиснув на вожжах, сумел-таки вовремя развернуть и остановить ящеров.

– Держи, барин! – крикнул он, совершенно нагло кинул вожжи Николеньке, а сам скатился с облучка и, чертыхаясь, полез в овраг за колесом.
Измученные пристяжные стояли смирно, понурив головы и тяжело поводя боками. Коренник воспользовался передышкой, присел на задние лапы, приподняв передние, и, вывернув мощную шею, посмотрел на Николеньку.
– Ну, ты! – неуверенно прикрикнул тот.
Ящер фыркнул, вроде как насмешливо, мотнул тяжелой башкой, блеснул маленькими глазками. Николенька вздрогнул.
– Qu'est-ce qui ne va pas? Что случилось? – удивился Андрей, отнял у него вожжи, подобрал, строго цыкнул на коренника.
– Je demande pardon… Да отвык я от них в городе, – виновато пробормотал Николенька. – Да и вообще я как-то… понимаешь…Tu comprends?
– Они же травоядные. Ну вот, посмотри на их зубы, – Андрей подтянул повод, заставив коренника еще больше повернуть голову.
– Не хочу я на их зубы смотреть.
– Игуанодоны вроде. А может, и нет. Слишком… les petits… небольшой размер. И тонкие… non développé. Недоразвитые?
– Местная порода, – пояснил Николенька, обидевшись за шедевр отечественной селекции. – Орловская рысистая, может слыхал? Граф Орлов еще вывел. За основу арабских скакунов взял, а потом…

– Пособите-ка, господа хорошие, – позвал ямщик. Он подкатил к бричке вымазанное в грязи колесо, распрямился и тяжело дыша, обвел встревоженным и умоляющим взглядом пассажиров. – Слазьте, будьте ласковы, с повозки. Поспешать надо, а не то…
– Почему просто не вызвать le soutien technique? Тех-подержку? – удивился Андрей, разглядывая грязное колесо, насквозь мокрого ямщика и перекошенную бричку.
– Ась? – в свою очередь изумился ямщик.
– Или у вас тут телефон не берет? Téléphone?
– Ась?
– Тут нет телефонов, Андрэ, – объяснил Николенька.
– Что, вообще?
– И тех-поддержки. На бензиновые двигатели ты знаешь, как хищники реагируют, а на электромобилях тут не проедешь.
– Почему? Есть модели и для такого бездорожья, как…
– Тут нет электричества, Андрэ.
– О-о…да? Вообще? C'est exact? Точно так есть? – Андрей удивленно посмотрел на смущенного Николеньку и понурого ямщика. Кажется, все оказалось еще хуже, чем он предполагал. – Bien, – он выдохнул, заставил себя улыбнуться и почти спокойно спросил: – Pourquoi… Почему мы должны спешить?
– Дык ить, барин, лежка тут у его. Как раз в том лесочку.
– У кого?
– У чудища людоедского, – ямщик мелко и жалобно моргал, в его честных глазах не было ни тени насмешки или сомнения – только страх и беспомощность.
– Bien, – сказал Андрэ. – Non bien. Qui est-ce? Кто там? Тиранозаврус? Еще и прикормленный? Tu connaissais? Ты знал? – повернулся он к Николеньке.
– Я… ну… то есть, я надеялся, что сейчас уже… – забормотал тот, отводя глаза.
– Bien. Тогда почему бы не вызвать… Merdeux! Téléphone! Bien, plus tard! Поговорим позже, Николя. А сейчас мы будем чинить это… гм… эту Le char ancient… архаичную колесницу. Rapide, Николя! Быстро!

Конечно же, они не успели.
Загудела земля, содрогаясь под тяжелыми шагами. Затрясся густой кустарник возле дороги. И задрожали, неожиданно тонко повизгивая и прижимаясь друг другу, упряжные ящеры орловской рысистой породы...


***

Бричка подкатила к имению, когда уже собирались запирать на день внешние ворота.
– Барин приехал! – истошно завопил Косой Ефим, воротный сторож. Скатился кубарем с вышки, бросился вынимать запирающие брусья, крутить цепь подъемного моста. Сейчас же во всем имении началась суматошная суета – ничего не было готово, гостей ждали на следующий день.

Бричка, скрежеща и подпрыгивая, вкатилась во двор. Косой Ефим кинулся запирать ворота.
– Не суетись, деревня, – важно махнул на него рукой ямщик, неторопливо слезая с козел. – Застрелили ящеру-то вашу.
– Как?! – ужаснулся Ефим.
– Застрелили? – с такой же интонацией воскликнул хозяин, Петр Петрович. Он вышел на крыльцо, оправляя наспех одетый сюртук, да так и застыл от этого известия. Анна Петровна, торопившаяся следом, путаясь в длинных оборчатых юбках, ахнула, закатила глаза и испуганно вцепилась в локоть брата.
– Как есть, – важно подтвердил ямщик.
– У его же шкура, – пролепетал Ефим. – И зубья, и пасть такенная…
– Рысаков прими, – велел ямщик, кивнув на тяжело дышащих измученных ящеров, едва стоящих на ногах перед бричкой, – чуть не загнались да со страху не померли. Экое чудище вы тут развели, страсть! А месье француз его все одно из левольвера – бах! – и мимо! А оно бежить! А рысаки несут, и колесо трясеть – говорил Ивашке, проверь, ирод, транспорт перед рейсом, а ему, бестолковке, хоть кол на голове теши, все одно забудет! А месье француз опять из левольвера – бах – и прямо ему в лоб!
– Ивашке?
– Ящеру, дурня!
– Вы, любезный что-то путаете, – заметил с явным облегчением Петр Петрович. – Тиранозавруса невозможно застрелить не из какого револьвера.
– Это специальный револьвер, – объяснил Андрей, спрыгивая на землю. Угодил прямо в лужу, пока выбирался из нее, вымазал сапоги в грязи. – Merdeux! Три беды в России – дороги, динозавры и дураки. И с первыми двумя бы можно справиться, кабы не третья, – пробормотал он, с огорчением разглядывая испорченные сапоги. – Смит и Вессон, десятая модель, под патроны с усиленным наконечником. Специально для охоты на диких хищных динозавров в американских прериях.
– Вы охотились на американских динозавров в прериях?! – восхищенно воскликнула Наташа, которая только что присоединилась к матери и дяде.
– Oui, mademoiselle, – коротко кивнул Андрей, и обернулся к бричке, – Que toi là, Николя? Что ты там?
– À l'instant, сию минуту, – пробормотал Николенька, с видимым усилием выбираясь-таки из брички, – Je demande pardon… что-то мне дурно…
– Ангел мой, Николенька, – запричитала Анна Петровна, бросаясь к сыну, – да ты бледный какой, не болен ли? Не ранен, упаси боже?
– Растрясло в дороге, маман, – пробормотал Николенька, прикрывая глаза. – Мутит.
– Три беды в России… – задумчиво повторил Андрей, с интересом оглядывая присутствующих.
– А то бы не растрясло, – заметил ямщик, вроде бы обращаясь только к Косому Ефиму, но на самом деле повышая голос, – как мосье француз пошел из левольвера палить, барин-то ваш со страху под лавку полез, тама его, под лавкой, значится, и растрясло. А как чудища-то нагонять стала, так вообще…
– Ах, боже мой, она за вами гналась! – воскликнула Наташа.
– Точно так, барышня. Почти догнала. Вона, гляньте, бок у екипажа обгрызет. На починку-то, поди рублев сто уйдет, а и ладно, если пятьдесят дадите, Ивашка-дурак и за пятьдесят починит, за колесо-то он мне, ирод должен…
– Варя, голубушка, проследи, чтобы ему денег дали, – бросила Наташа назад, не оборачиваясь, уверенная, что Варя все услышит, запомнит и сделает, как надо. – Ах, а вы не ранены, сударь? – она взволнованно приложила руку к груди, изящно подчеркнутой вырезом нового платья, и наклонилась к гостю.
– Non, mademoiselle, – чуть удивленно ответил тот, отстраняясь.
– А она как пасть раззявит, а в пасть у ей весь екипаж с рысаками влезет, – продолжил ямщик еще громче, размахивая для наглядности руками и довольный, что все его слушают, – и тягнется, значит, сожрать екипаж с потрохами, то исть с пассажирами, а барин-то ваш из-под лавки ну визжать, а мосье француз из левольвера – бах!, а барин-то ваш…
– Голубчик, – сердито оборвала выступление Анна Петровна, – подите-ка на кухню, вас там покормят. И денег ему, Варя, правда, дай.
– Нету денег, – тихо сказала Варя, но ее никто не услышал.
– Рублей пятьдесят или семьдесят хватит, – согласился ямщик, степенно кивая, – и покушать, значится, тоже хорошо, почему нет. Еще бы барыня, здоровье поправить, от волнений таких-то… А то барин-то ваш вон тоже…
– Ефим, сведи его на кухню! – строго велела Анна Петровна, – и водки, пусть нальют, скажи я велела, только одну рюмку и сам-то не пей, я тебя знаю!
– С одной рюмки-то, барыня, опосля таких волнений, какой прок? Вот и барин-то ваш…
– Ладно, две! Идите, Ефим, сей же час, а то я рассержусь! Варя, а ты чего? Гостей-то по-людски встретить, как положено? Наташа!
– Ах, маменька, – спохватилась Наташа, обернулась к Варе, взяла у нее серебряный блестящий поднос с караваем и солонкой. Поднесла гостю, поклонилась, лукаво улыбаясь и предложила: – Отведайте, сударь.
– Кусочек маленький попробуйте, символически, – подсказала с улыбкой Анна Петровна, – а потом надо непременно хозяйку, которая вас угощает, поцеловать.
– Маменька!
– А что, Натали? – округлила глаза Анна Петровна. – Такой обычай. И квасу, Варя, подай с дороги!
– Есть в русских селеньях прекрасные донны… – удивленно пробормотал Андрей, как бы случайно уклонился от губ Наташи, и быстро поцеловал ее в щеку. – Très joliment, mademoiselle.

Варя подала кубок с квасом сперва Николеньке, потом – особый, серебряный, с чеканкой по ободку, гостю. Но не донесла, запнулась вдруг на ровном месте, да и выплеснула напиток на землю. Несколько капель попало на сюртук гостя.
– Ах, боже мой, – воскликнула Варя, кинулась к Андрею, оттащила его зачем-то в сторону, приговаривая: – Вот, пожалуйте, на свет, сейчас я быстро, и следа не останется, – и принялась протирать невидимые пятна кружевным платком.
– Экая ты неловкая, Варя! – недовольно сказала Анна Петровна.
– Oui bien, les bagatelles, – запротестовал Андрей, – Перестаньте, мадемуазель. Все в порядке!
– Сейчас-сейчас, – ответила Варя, старательно наклоняясь над его костюмом. И вдруг зашептала быстро и отчаянно: – Не пейте ничего, что наливают вам отдельно. Слышите? – Распрямившись, она быстро глянула на гостя, убедилась по его изменившемуся лицу, что он услышал, и тотчас же отошла в сторону, кланяясь и извиняясь.
– Merci, mademoiselle, – растеряно сказал ей Андрей. И оглядывая улыбающиеся лица, окружившие его, вдруг, едва ли не впервые в жизни, почувствовал непонятный страх. От карнотаврусов с бешеным Джо в прериях отстреливались – не страшно было, а весело; от нотозавров корабль уводили, когда капитана в шторм волной за борт смыло, а все конвойные крейсеры ящеры потопили – там да, страшно, но не за себя, а страшно было не справиться, утопить незнакомую посудину с несколькими сотнями пассажиров. Вон, «Титаник»-то ушел на дно, как и не было, а говорили – супер-броня, никакой нотозавр не прокусит, ну и толку с той брони? На любую броню свое чудище найдется. На каждого Титаника – свой нотозавр. От этих мыслей Андрею стало еще неуютнее, но он заставил себя безмятежно улыбнуться в ответ гостеприимным хозяевам, которые, непонятно с чего, похоже, решили его отравить. А то и чего хуже. Если девчонка не врет. Или если она, к примеру, не чокнутая. Но Андрей чуял – не врет, и не чокнутая. А интуиции он привык доверять. А может… нет, конечно, невероятно, но вдруг – Николя и его родные узнали, зачем Андрей, на самом деле, приехал?...
«Ладно, – подумал он, – поглядим еще, кто тут тиранозаврус»…


***

На следующий день специально для гостя устроили торжественный ужин с музицированием и танцами. Подавали местные деликатесы. Суп из ребрышек эвоплоцефала с репой. Дичь – запеченных молодых диплодоков с орехами, седло игуанодона под черничным и морошковым соусом. Домашних птеродактилей, откормленных отборным зерном, тушеных в вине с черносливом и яблоками. Нежнейший бисквит из яйца тиранозавра. Местные ягодные наливки, квас и французское вино. Памятуя предостережение, Андрей пил только то, что наливал себе лично из кувшинов и бутылок, из которых уже отведали другие.

– А вот не желаете ли месье Андрэ на охоту? – предложил Петр Петрович, обгладывая ребро диплодока.
– На кого, сударь?
– Так вот, – хозяин горделиво покрутил перед гостем ребро: – Трофей-с!
Он отгрыз еще немного мякоти с трофея и швырнул ребро на пол. Под столом сейчас же заворчали и завозились домашние медведи, деля добычу.
– А у вас, я слышал, медвежья охота, бывает? – вежливо поинтересовался Андрей.
– А как же, можем и с медведями, – согласился Петр Петрович, – только это баловство-с.
– Почему?
– Да толку с тех медведей. Зверь мелкий, несерьезный, а норов поганый, сварливый. Если только большая свора, да правильно притравить, но все одно баловство. Медведь, сударь, животная одинокая, в стаях не живет, друг с другом грызется. Свора из медведей паршивая получается. Хотя некоторые увлекаются. Сосед мой, помещик Кузякин, вот как раз занимается. Разводит охотничьих медведей, охоты на болотников, сиречь диплодоков, устраивает. Иностранцам интересно.
– А правда, Андрэ, что у вас в Америке бывают огромные медведи, ростом с человека, а то и выше? – спросила Наташа, восторженно блестя глазами и нежно трогая Андрея за локоть.
– Бывают. Саблезубый медведь в лесах недалеко от Аляски до сих пор встречается. Есть теория, что, если бы по каким-то причинам динозавры предположим, все вымерли, млекопитающие бы развились до значительно больших размеров. Вот, например, в тех областях, где ящеров мало или вовсе нет – сохранились другие крупные животные. Человек в теперешнем виде, говорят, так же примерно сохранился – только со временем научился жить и выживать вместе с чудовищами.
Засмотревшись на Варю на другом краю стола, которой что-то взволнованно шептал раскрасневшийся Николя, Андрей забыл, что следует говорить с акцентом, а еще лучше – побольше слушать. Спохватившись, он замолчал.
– Ах, боже мой, как интересно! Вы такой эрудированный, Андрэ! – восхитилась Наташа.
– Это с чего бы они вымерли, динозавры? – удивился Петр Петрович. – Глупость какая. Еще скажите, что мы бы ездили не на игуанодонах, а скажем, на эогиппусах. Ха! Это еще дурнее, чем с медведями на диплодоков охотиться. А вот, извольте, сударь, я вам покажу настоящую охоту.
– Ты все про свою охоту, Петя, – упрекнула Анна Петровна. – Молодежь с тобой совсем заскучала. Варя, поди, сыграй, что-нибудь. А вы, дети, потанцуйте, развейтесь.

Варя послушно поднялась из-за стола и пошла к фортепьяно. Наташа вскочила и, улыбаясь, протянула руку Андрею.
– Пойдемте, Андрэ!
Варя заиграла вальс.

Тонкие пальчики Наташи легонько, но настойчиво пожимали его ладонь, грудь взволнованно вздымалась в вырезе откровенного декольте, широко открытые глаза восторженно заглядывали в лицо. Андрей делал вид, что ничего не замечает.
– Так как же охотится ваш дядя? – спросил он.
– Дядя? – Наташа, кажется, обиделась. – С тиранозаврами.
Андрей сбился с шага и едва не наступил партнерше на ногу.
– Je demande pardon, mademoiselle, – извинился он, – Я очень неловок.
– Вы прекрасно танцуете, Андрэ. И прекрасно говорите по-русски.
– У меня была русская няня.
– В Америке?
– Во Франции.
– Как интересно!
– Не очень. В Америку я ездил по делу. И там как раз было не очень интересно. Не так интересно, как у вас здесь. Значит, ваш дядя охотится с тираннозаврами? И как он их…э… удерживает? На строгом ошейнике?
Наташа рассмеялась.
– Ах, боже мой, звучит, наверное, глупо.
– Скорее устрашающе.
– Понимаете, он использует тираннозавров на охоте, только пока они маленькие.
– А что он с ними делает потом?
– Может, передохнем? Я немного устала.
– Я тоже, – признался Андрей.

***
Варя ждала его в конце коридора за поворотом, возле скрипучей лестницы на второй этаж. Огонек свечи, которую она держала в руке, трепетал и метался, отбрасывая тревожные отсветы на испуганное лицо девушки.
– Bonsoir, mademoiselle. Не будете ли вы так любезны объяснить, что тут происходит?
– Пожалуйста, месье Андре, просто уезжайте. Так будет лучше для всех. И для вас особенно.
– Нет.
– Что – нет?
– Пока вы мне не расскажете…
– Ладно. Только не здесь. В саду после полуночи. Выход в сад через западное крыло, там сейчас закрытые комнаты.
Легонько оттолкнув его в сторону, она проскользнула мимо – и тут впервые Андрей заметил, что от ее волос пахнет яблоками. А потом ступеньки заскрипели под ее быстрыми шагами.

Сад был залит лунным светом, который выплетал кружевную вязь из серебра, ветра и тонких черных ветвей и влажно, соблазнительно блестел на боках созревающих плодов. Пахло яблоками. Сладковатый аромат сперва только трогал ноздри, скользил тонкой слабой струйкой, вплетенной в ночной букет из запахов мокрых листьев, травы и земли. А потом вдруг как будто в рот опрокинулся кубок, доверху полный вина, и в горло хлынула густая яблочная сладость. Свежая – созревающих плодов и приторная – умирающих, тех, что только вчера были еще самыми прекрасными, спелыми и сочными, а завтра уже превратятся в бесформенную гниль.
Задохнувшись, Андрей стоял и жадно глотал это вино вперемешку с лунным светом, отразившимся в Вариных глазах – и никак не мог напиться.
– Уйдите же с дороги, – сердито сказала Варя.
– Что?
– Луна, светло, из окон комнаты Наташи все прекрасно видно. В тень отойдите.
Андрей послушался.
– Вот. Теперь спрашивайте. Что вы хотите знать?
– Все, – ответил Андрей.
Варя вздохнула.
– Не надо, – тихо сказала она. – Ничего хорошего из этого не выйдет.
И, конечно же, оказалась права.

***

За завтраком Варя напомнила про ярмарку в Крепости.
– О, – оживился Андрей. – Le coloris russe! Скоморохи! Медведи с цыганами! Матрешки! Je vais immédiatement! Я немедленно еду!

Решили ехать вчетвером – Наташа с Варей, Николенька и Андрей.
В коляску запрягли откормленного флегматичного игуанодона. Сперва взялся править Николенька, но ящер не обратил на вожжи в его руках никакого внимания, продолжая задумчиво общипывать лопухи возле крыльца. Смутившись, Николенька передал бразды правления приятелю.
– Il n'y a pas de problèmes, – кивнул тот, – куда едем? И что есть Крепость?
– Укрепление, – пояснил Николенька. – Такое очень хорошо защищенное поселение.
– Только смысл не от этого слова, – заметила Варя, но ее, кажется, никто не услышал.

Погода задалась. Наташа недовольно жмурилась и прятала лицо от яркого солнца под кружевным зонтиком. Высоко в небе скользил огромный орнитохейрус, ниже планировали маленькие птеродактили, высматривая стрекоз. Толстый игуанодон, вздыхая о покинутых лопухах, неторопливо, но усердно трусил вперед.
Оказалось, что от имения к Крепости проложена защищенная дорога – с оградой по обочинам. Высокие просмоленные бревна, плотно скрепленные друг с другом, целились в небо заостренными пиками.

– Какой замечательный забор! – восхитился Андрей.
– Это мы умеем, – загордился Николенька. – Опыт, специальные технологии… А вот еще дядя затеял с соседом Кузякиным строить забор на дороге между их имениями – можно будет теперь совершенно безопасно ездить в гости к друг другу.
– Только они уже шестой год строят, – добавила Варя, – по деньгам все никак не договорятся. А бревна, которые для этого приготовили, уже погнили давно.
– Варя, ну вечно ты, – Наташа ткнула ее в бок локтем. – А видели вы бы, Андрэ, какой великолепный забор на дороге из Петербурга в Москву – едешь и любуешься, шарман!
– А расстояние, кстати, там почти семьсот верст! – добавил Николенька. – Какова работа! Там теперь даже скоростной поезд пустили, из Европы выписали.
– Только на той дороге наворовали много, – заметила Варя. – Поэтому там все время что-то ломается, из-за забора лезет разное, крушения даже были.
– Варя!
– Разве неправда, Наташа?

– А вот интересно, господа, – Андрей даже бросил вожжи и обернулся к попутчикам. Игуанодон немедленно притормозил и потянулся к зарослям вдоль дороги.
– …интересно, если пользуясь элементарной арифметикой сложить все построенные у вас тут заборы по материалам, времени, затратам и протяженности – сколько можно было бы полезного из этого сделать!
– Чего, например? – удивился Николенька.
– Ну вот, вы ведь бывали заграницей?
– Обожаю Париж, – Натали закатила глаза, – шарман! А, правда, Андрэ, у вас дом в самом Париже? Как это мы с вами там не встретились, удивительно! Мы с маман два раза были!
– Интересно, в частности, то, что в Европе, в основном, заборы строят для хищников. Например, зоопарки или заповедники. То есть там изолируют именно диких зверей, а люди распоряжаются основной территорией. Не говоря о явной экономии на строительстве заборов, тут еще получается принципиально важное различие, которое определяет комфортность и безопасность жизни. И приоритеты. А в вашей стране получается наоборот. Почему бы?
– Исторически как-то так сложилось, – пожал плечами Николенька. – Да и кстати… вот ты говоришь – территория. А что в той Европе территории? Тьфу. А у нас?
– Но ведь разве это повод отдать ее в распоряжение хищников?
– Но причина. С такими огромными расстояниями…
– Да ни при чем тут расстояния, – вдруг перебила Николеньку Варя.
– И я так думаю что ни при чем, – заметил Андрей. – Вот, например, Китай. Тоже территория. И расстояния. И, кстати, забор – то есть, Великая Китайская стена. Замечательно защищает от тех же тираннозавров – а там они еще куда крупнее, чем здесь, да еще и гигантские карахи встречаются. А стена защищает – но от тех, что снаружи. То есть, предполагается, что хищники внутри стены либо уничтожаются, либо хорошо контролируются. А у вас… Взять вот даже Москву. С одной стороны, замечательно изолированный и самодостаточный город. Государство в государстве. И на центральных улицах действительно относительно безопасно. Но чуть к окраинам – те же заборы. У каждого дома – свой, а еще и железная дверь, а еще и ров с подъемным мостом. А что за МКАДом творится – вообще беда. Некоторые москвичи, кстати, считают, что там вообще жизни нет.
– А и нет, – вдруг сказала Варя.
– Варька! – возмущенно ткнула ее в бок Наташа.
– В людях все дело, – Варя не обратила на соседку внимания. – Потому что когда рождаешься, воспитываешься и привыкаешь жить за забором, просто не знаешь, что можно жить по-другому. Да и если узнаешь – не сможешь уже.
Андрей посмотрел на нее внимательно, но ничего не ответил.
Так, в молчании, компания доехала до Крепости.


Ярмарка была в разгаре.
– Глядите, скоморохи! – воскликнула Наташа, подхватила под локти с одной стороны – Николеньку, с другой – Андрея, и потащила их в самую толпу.
– Идите, я пока в книжный ряд загляну, – сказала им в спину Варя.

Андрей сперва послушно шел под руку с Наташей, поддакивая ее восторженным комментариям. «Вон, глядите, настоящая гадалка в шатре, туда тоже заглянем, Андрэ, вы верите в судьбу? А там ленты продают, мне к новому платью надо, поможете выбрать, у вас такой тонкий вкус!». Потом воспользовался удачно попавшимся препятствием – широкоплечим огромным мужиком, на шее которого сидел мальчик с леденцовым петушком в кулаке. Андрей выпустил локоть спутницы, обогнул мужика и исчез в толпе.
Варя ждала его на углу возле книжного ряда, как договорились.
– Не потеряйтесь, – бросила она и сейчас же нырнула в узкий переулок, на первый взгляд незаметный за высокими книжными стойками.

Варя шла быстрым шагом, не оглядываясь, как будто ее вообще не волновало, отстал ее спутник или нет. Сперва они вышли на широкую, но почти пустую – видимо, по случаю праздника – улицу, мощенную камнем. Потом повернули – еще раз и еще. Через некоторое время Андрей сбился и уже, наверное, не смог бы сам найти дорогу назад. Улочки становились все грязнее и уже, дома – более неухоженными и разваленными. Но Варя шла уверенно и быстро. Толстая, туго заплетенная коса металась по ее спине как беспокойный зверек, напряженные плечи были вздернуты, будто девушка ожидала в любой момент удара или окрика. Андрею стало стыдно, что он втравил ее в это.
– Варя, – позвал он. – Давайте вернемся.
Девушка фыркнула, не оборачиваясь.
– Хотели увидеть, месье Андрэ, – сердито сказала она, – так смотрите. Скоро.
– Хорошо вы тут ориентируетесь.
– Я здесь выросла.
– Что?
Она не ответила и так и не обернулась.

Узкая тропинка между двумя глухими бревенчатыми почерневшими от времени стенами повернула и уперлась в забор.
– Тут, – сказала Варя. Нагнулась, постучала носком ботинка о доску и с усилием чуть подвинула ее в сторону. В заборе появилась щель. – Дальше открывайте сами. Я туда не пойду, здесь подожду. И осторожнее. Если вас заметят…
– Убьют? – улыбнулся Андрей.
– Хорошо если сразу, – серьезно ответила Варя и посмотрела на него с жалостью.

***

Странно, – подумал Андрей. Ночь, луна, сад. Красивая девушка. А о чем мы говорим...

– Так зачем они меня хотели отравить?
– Отравить? Нет, – Варя усмехнулась. – Видали Виктора Адольфыча, человечек лысый в конце стола сидел? Это химик, у дяди работает. Он такие составы умеет делать… Вам бы просто стало все равно на какое-то время. Потом, когда бы они вас женили на Наташе, может и отравили бы. Не знаю.
– Ах, я болван… Не понял, что теперь на меня охота… – Андрей хмыкнул. – Николя, верно, рассказал, что у меня много денег, я из богатой семьи…
– Да. А имение продается с торгов через две недели.
– Варя, зачем вы мне помогаете? Вы тут выросли, это ваш дом… и семья…
– Это не мой дом. И не моя семья. А вы…вы спасли Николеньку, а он точно хороший, то есть, неплохой, хотя и подлец… – запутавшись, Варя смущенно запнулась. – А главное, что вы убили эту тварь, которая здесь столько лет… Знаете, скольких она уже сожрала? И местных, и прохожих. Господам-то нипочем, это Николенька, бестолочь, не знаю, зачем решился не вовремя ехать… Знаете, что детям в Крепости про нее страшные сказки рассказывают? Пугают, чтобы они и не думали приближаться.
– Варя, слушайте, как получилось, что тут выросло такое чудовище? Ведь если самим не справиться, есть же государственные истребительные бригады, они бесплатно работают, надо только вызвать?
– Петр Петрович не велел.
– Что?!
– А откуда вы думаете, берется его охотничья свора, которой он хвастал?
– То есть… то есть, ваш милый Петр Петрович ради свежих яиц для бисквитов, и детенышей для своей охоты вырастил у себя под боком гигантского тиранозавра?
– Именно.
– Интересно… А куда затейник Петр Петрович девает подрастающее поколение тиранозавров? Когда с ними уже становится сложно справляться? Отдает на кухню запечь в черничном соусе? Или… отправляет на кожевенную фабрику?
Варя ахнула и с ужасом посмотрела на Андрея. Лунный свет плеснул серебра на ее застывшее от страха лицо, превратив его в маску.
– Откуда вы знаете про Фабрику? – пролепетала она.
– Варя, я должен ее увидеть. Я специально приехал для этого и не уеду, пока не увижу. Помогите мне, а?


***

Варя дождалась его, как обещала. Только Андрей не сразу ее увидел, потому что перед глазами плыло. Кажется, он плакал. Переведя дыхание, он немного постоял неподвижно, упершись лбом о серые линялые доски – сколько ему, этому проклятому забору уже лет? Или десятилетий? Не может быть, чтобы столько времени…
– Я говорила, не надо ходить, – Варя подошла сзади, положила легкую ладонь на плечо, робко погладила.
– Я вернусь, – глухо сказал Андрей, нашарил ее руку – прохладную и спасительную, как глоток воды во время засухи. – Я вернусь, и…
– Не надо. Вы ничего не измените, только сгинете зря. Надо было вам уезжать сразу. Надо было вам вообще не приезжать сюда, месье Андре.
– Андрей.
– Что?
– Меня зовут Андрей.
– Хорошо, – согласилась она, не удивляясь. – Пойдемте отсюда.
– Там дети… Там ведь даже дети. И их живыми… Взрослых разрубили на части, а детей – живыми…
– Да, – еле слышно отозвалась Варя.
– А они? Они знают? – Андрей кивнул в сторону центра Крепости, где за плетением малых тропок и мощеных улиц, сейчас веселилась толпа на ярмарочной площади.
– Конечно.
– Но как?!
– А что они могут сделать? Что? Каждый думает, что уж он-то туда не попадет… Пойдемте скорее… Андрей. Если нас тут заметят, будет худо.

Они пошли. Варя вела его за руку. Как ребенка, как слепца. Андрей не видел и не думал, куда они идут и зачем. Сейчас было самым важным не потерять Варину руку, не перестать слышать ее голос – потому что только это было спасением и надеждой, что в мире осталось что-то нормальное, что-то хорошее. Что-то, ради чего стоит жить. Потому что все прошлые цели вдруг показались Андрею бессмысленными.

– Я тут выросла, – тихо рассказывала Варя. – То есть, не совсем тут. Но моя мама была из Крепости. Крепостная. Тут, в Крепости все такие. Знаете, что это? Это когда один человек принадлежит другому. Целиком и полностью.
– Я знаю.
– Потом отец забрал меня к себе. Мы с Наташей жили вместе, как сестры. Учились, играли. Некоторое время. Пока не выросли достаточно, чтобы понять какая между нами разница. Отец так и не дал мне вольную. Не успел.
– Не успел?
– Умер. Он мог бы раньше меня отпустить. Но не захотел. И мою маму – не захотел. Наверное, удобно, когда нужный человек принадлежит тебе целиком и полностью. Привыкаешь, потом не хочется отпускать. А вдруг уйдет? Я бы ушла. Сразу же. Подальше отсюда. От Крепости, от Фабрики. Он, наверное, это знал. А теперь Наташа знает.
– Она тоже?
– Теперь она может меня отпустить, но не хочет. Я веду дом, занимаюсь бухгалтерией. Удобно.
– Удобно, – поморщился Андрей. – И тираннозавров кормить человечиной… – он с усилием сглотнул, – удобно?
– Виктор Адольфыч умеет делать такие составы… Только нужна специальная диета… Если ящеров так кормить, у них потом получается кожа очень интересных оттенков. Никакой краской этого не добиться. В столичных швейных мастерских нарасхват идет. Очень выгодный бизнес. Если бы Петр Петрович не проигрывал все, что можно – мог бы озолотиться. Вы получите очень хорошее приданое, если… женитесь на Наташе, – Варя горько усмехнулась.
– И тебя?
– Что?
– Тебя, Варя, я тоже получу вместе с приданым?
– Да, – согласилась она, отводя взгляд. – И меня.
– Удобно, – кивнул он.

***

Андрей так и знал, что встретит ее в саду. Не сегодня, так завтра. Теперь, спустя почти две недели, луна была юной. Тонкая серебряная полоска в черноте, еле намеченная небесная улыбка.
Запах яблок стал сильнее и гуще, добавился привкус осени, прелых листьев, тлена и увядания.

– Ты что тут делаешь, Андрей? – спросила Варя, кажется, совершенно не удивившись. Как будто тоже ожидала этой встречи. – Я думала, ты совсем уехал, к себе, в Париж.
– Я вернулся. И должен тебе кое-что рассказать. Стой там, не подходи ближе, пока я не договорю.
– Зачем? Сейчас темно, и если ты думаешь, что видно из окон, то Наташе сейчас не до этого, они все в столовой… ты ведь знаешь насчет имения, раз пришел?
– Погоди, я должен рассказать. Во-первых, я специально познакомился с Николенькой, и устроил так, чтобы приехать сюда. Мой отец здесь родился. В вашей Крепости. Он беглый крепостной. Мальчишкой бежал из Фабрики. Потом прятался в этом саду. Яблоки ел, так выжил. Потом сумел уехать. Сперва в Америку, после перебрался во Францию. Разбогател. Никто не знает, кто он такой. И я не знал. А однажды он мне рассказал. Сначала я не поверил. Потом… подумал, что часть может быть правдой, вероятно, а часть – конечно же, фантазии испуганного ребенка, который по каким-то причинам вынужден был бежать из дома. Еще я понял, что он очень хотел бы вернуться, просто посмотреть, как здесь все стало, но сам он никогда на это не решится. И я подумал, что сделаю это для него. Вот. Это первая часть истории.
– А есть другая?
– Да. Вот она.
Андрей шагнул ближе и протянул Варе конверт. Осторожно, стараясь не коснуться ее руки.
– Что это? Это ведь не может быть…
– Вольная. Тебе. Я сегодня купил это имение на торгах.
– И Крепость? И… – Варя запнулась.
– Фабрику закроют, разумеется. Я уже распорядился. Теперь все.
– Андрей, – Варя растеряно шагнула к нему, в ее глазах блестели слезы, на губах дрожала улыбка. – Ты не понимаешь, что для меня…
– Обстоятельства, – сухо сказал он, отступая, – складываются так, что мне нужно немедленно вернуться домой.
– Хорошо, – Варя вежливо кивнула.
– Ты можешь остаться тут, если хочешь, за тобой должность управляющей имением, кажется, у тебя это хорошо выходит. Можешь уехать. Всем…э… жителям Крепости будут выплачена компенсация, достаточная, чтобы начать жизнь на новом месте – для тех, кто захочет. Теперь я, действительно, должен спешить.
– Ты еще вернешься?
– Возможно, – он отступил на несколько шагов и теперь решился улыбнуться: – Я пришлю тебе почтового птеродактиля с письмом, пока тут не провели электричество!
– Буду ждать! – в Варином голосе тоже мелькнула улыбка, и это было хорошо.

Яблоки хрустели под ногами, пахли сладостью и гнилью. Теперь важно было не обернуться и не увидеть, как она стоит на темной аллее, растерянная и одинокая. И не нужно сейчас вспоминать прошлую встречу в этом саду, когда пылала серебром луна, окутывая сиянием прекрасное Варино лицо. А в ее глазах, как в небе смешивались чернота и звезды, а нежные губы пахли так же сладко и головокружительно, как спелые яблоки.
Самое главное, чтобы она никогда не узнала, как Андрей держал в руках ее вольную и хотел порвать в мелкие клочки. И главное – чтобы он сам об этом не забыл, и опять не захотел вернуться.
Такое искушение знать, что ты можешь навсегда привязать к себе человека, который тебе нужен. Варя бы даже не сопротивлялась. Те, кто привык жить за забором, в основном, не могут жить по-другому и не хотят.

Андрей вспомнил, как сперва ненавидел их всех и презирал. Жалкие слабые отвратительные человечки. Он представлял, как все здесь изменит. Сломает заборы, истребит чудовищ, освободит обреченных узников Фабрики и Крепости. Выгонит вон всю эту отвратительную семейку, мерзкого Петра Петровича, двуличную Наташу, жалкого Николеньку. Как он им всем покажет, что можно тут все переделать и жить совсем по-другому, счастливо и свободно. Как расскажет обо всем отцу, и тот будет доволен, счастлив и горд повзрослевшим сыном.
А потом, когда уже почти все было в его руках – все купчие и договора, и самое главное – вольная для Вари, Андрей вдруг понял, что ничего у него не получилось. Потому что он держал эту вольную в дрожащих руках и хотел ее порвать. Или сжечь.

Тогда, в залитом луной яблоневом саду, Варя согласилась ему помочь. Потом она позволила себя поцеловать, и ее покорные нежные губы пахли сладкими яблоками. Но после Варя отстранилась и спокойно сказала, глядя ему в глаза:
– Пожалуйста, не делайте так больше, месье Андрэ. Я люблю другого. Конечно, это никому не важно и не интересно, и никто больше об этом не узнает, потому что я сама не имею права чувствовать, думать и что-то решать. Но мне показалось, что вы не такой, и для вас это имеет значение…
– Конечно, – оборвал ее Андрей. К яблочному вкусу на губах примешался привкус гнили. Его замутило. – Извините, мадемуазель.
И больше не пытался к ней прикоснуться.

На перекрестке аллей он приостановился. Даже сейчас еще было не поздно вернуться. Возможно, Варя теперь осталась бы с ним не по принуждению, а из благодарности. И возможно со временем они оба смогли бы об этом забыть.
Если бы все было по-другому. В каком-нибудь другом мире, где нет чудовищ, от которых нужно прятаться за заборами и в Крепостях. А потом так привыкать к этим заборам и чудовищам, что уже не уметь без них жить. Да нет, пожалуй, ничего бы не изменилось – подумал Андрей. Если не эти, были бы какие-нибудь другие чудовища. И другие заборы и крепости.
Так и не обернувшись, он зашагал дальше. Так странно самому уходить из райского сада. И даже не попробовать ни одного яблока. Андрей протянул руку наугад, и яблоко скатилось ему в ладонь. Ароматное, спелое и крепкое. Без единого пятнышка гнили.

[karpa]

Ах, какой язык! И если бы не перепевы фильма "Вольная грамота", то было бы интереснее. Но в целом произведение местами завораживает.
Хороший фант.доп и интересный мир!

Удачи автору,

[Агния]

Ах, какой язык! И если бы не перепевы фильма "Вольная грамота", то было бы интереснее. Но в целом произведение местами завораживает.
Хороший фант.доп и интересный мир!

Удачи автору,

Значит, не одной мне почудилось тут влияние Барынь и Грамот, но это, наверное, единственный заметный недостаток.
Оценю высоко - на за динозавров, а за яблоневый сад. Большое количество знаков не напрягло, кстати.

[Роня]

Рассказ оставил двоякое впечатление.
Само изложение, слог, сюжет и идея доставили удовольствие.
Но есть вопросы:
«А в изящной ручке, обтянутой лайковой перчаткой, на поводке с золоченой цепью – медведь. Рычит грозно, скалится, косится на прохожих маленькими злыми глазками, но послушно идет рядом». Местоположение питомца поточнее бы определить.
Странно, что медведи не выросли, а эогиппусы выросли.
Для воспроизводства охотничьей своры нужен только один тираннозавр? А самка, простите? Или Петр Петрович их, как раньше собак, в лесу привязывал для спаривания с дикой особью? Не уловила способа пополнения своры.
Зачем кормить ящеров людьми? Только из-за кожи? За забором полно других ящеров, а у Виктора Адольфовича - составов.
Ну и по ощущениям. Рассказ напомнил «Внеклассное чтение» Акунина. Варварская страна, с тремя вечными бедами на «д» - дороги, дураки и динозавры. Алчные невесты, готовые на всё ради загранпринцев. Фабриканты- угнетатели. И освободитель, принесший свободу, электрификацию и телефоны. Ну, это так, личный субъективизм.
В целом понравилось, здорово.

[Алексей2014]

Начну с «заклёпок», а там и до общего впечатления доберусь.
Первая же фраза расхолаживает, т. к. переживать становится не о ком: ГГ однозначно останется живым и невредимым. Пресловутая «тайга» в устах иностранца – ах, как много времени потратил Андрей Мансветов, доказывая мне её чужеродность в обстановке каменного века! Так вот, в разговорной речи европейца 19 века она ещё мене органична. Потом потерялась логика: динозавры – в тайге? Если есть, то всё ясно, однако почему в подобной природной зоне С. Америки их нет (сказано о «крупных медведях» и о том, что млекопитающие растут там, где нет ящеров)? Ну, а «слова поэта» слишком дешёвый трюк, чтобы восхищаться этим постмодернистским вывертом.
Зарисовка во втором абзаце не лишена очарования… Наверное потому, что вызывает в памяти бунинские «Антоновские яблоки»? Да, в сочетании с аллюзиями к чеховскому «Вишнёвому саду», вынесенному в заголовок, это работает. Так, как и прочие намёки: то на героев «Войны и мира», то на «Тёмные аллеи» того же Бунина.
… Заклёпочник (и праправнук ямщика) во мне не выдержал сочетания "ямщик" + "бричка" + "облучок". Автору стоило бы тщательнее знакомиться с устройством повозок позапрошлого века. Любитель палеонтологии во мне засомневался в возможности запрячь «рысистого» игуанодона так, чтобы он мог бежать, используя длинный и массивный хвост. Кстати, какая гипотеза о передвижении этих ящеров ближе Автору – на двух (старая) или на четырёх конечностях? По контексту, видимо, вторая – как же, «рысь»! Орловская!
Эпизод с приездом в имение точно из чеховских «Мальчиков», ну, или толстовский фрагмент возвращения домой Николая Ростова – если не деталями, то настроением…
Описание револьвера сбивает с толка: если у нас альтернативная реальность с единственным фант.допом «зигзаг эволюции», то модель «смит-вессон» плохо сочетается с крепостным правом: этот тип появился позже 1861 года, если не ошибаюсь, в 1870 (знаменитый 3-ий ещё годом позже). Аналогичным бельмом выглядит упоминание «Титаника». То же касается «матрёшек», скопированных русскими художниками в Японии начала ХХ века, и ставшими модными не так давно. Мне кажется, что попытка выстроить логично-альтернативный мир в декорациях гаррисоновского «Запада Эдема» выглядела бы убедительнее без подобных декоративных излишеств.
С размерами животных всё несколько странно: ну, ладно, персонажи рассказа законов эволюции (вкупе с экологическими закономерностями) просто не знают, но габариты диплодока, ребро которого «обгладывает» Пётр Петрович (Гарин на ум пришёл, замечу попутно) несколько сбивают меня как знающего, о чём речь, читателя. Зато потом сочетание «саблезубых» медведей и эогиппусов возвращает к ощущению лёгкой абсурдности, в стиле конан-дойловского «Затерянного мира», где все твари обитают рядышком, а не обручевской «Плутонии», с её научной стратификацией животных по территории, согласно хронологии. Ну, а для тех, кто не заражён палеонтологией, массив латинских терминов, пожалуй, тяжеловат. И вновь проблемы с логикой речи (привет, Андрей!): часть названий вымерших рептилий появилась в начале 19 века, но указаны многие, открытые гораздо позже.
Виктор Адольфович должен вызвать в памяти образы Франкенштейна (безответственного учёного) и Гитлера? Вызвал. И что? Дальше он никак не задействован – персонаж проходной, можно было обойтись и без него.
Рефрен с запахом яблок, безусловно, работает. И новый Лопахин в своём саду – понятен. Аналогия гнилости яблока с внутренним несовершенством героя прямолинейна, как и выраженная надежда на прогресс, дарованный свыше – через «Веру в райское блаженство»…
Но! Мне не понравились не только указанные выше огрехи. Это преодолимо, не сомневаюсь. Однако как быть с вызванным во мне ощущением: автор не бичует нравы исчезнувшего исторического периода кнутом сатиры, нет! Он не переосмысливает классику в условно-фантастическом антураже. Да и просто «развлекательным» этот текст не назвать. Что тогда? Мне показалось, что Автор просто-напросто использует стереотипы о «немытой России» примерно так, как и сам Бунин – с ностальгией барина, живущего в Париже. Вот, приехал такой Киса Воробьянинов (Лопахин, извините) в загнивающую усадьбу, затеял «перестройку», и теперь-то!.. Получилась то ли агитка к выборам, то ли пасквиль на «русский характер». Судите сами: «кровожадные баре», «безгласное холопство» и «освободитель» - новый барин, вышедший из холопов и «по капле выдавливающий из себя раба"… В общем, за красочными эпитетами, за тщательно (не всегда, впрочем) выписанными деталями и за типичной рефлексией героя-интеллигента мне почудилась некая искусственность, присущая памфлету.
Но читать и думать, спорить было небезынтересно. За это – спасибо!

[Дон Алькон]

М-да, написано в целом неплохо. Даже, в целом, хорошо. Докапываться к местам, в которых детали книг и фильмов 19-го века неплотно прилегают к деталям фэнтези особого смысла нет.

Рассказ напомнил известный анекдот про поручика Ржевского. Если матерное слово заменить на фигню - то довольно похоже.

Код

Ясное весеннее утро. Светит солнышко, щебечут птички... Молодая графиня просыпается, и слышит прекрасную музыку. От нахлынувших на нее чувств она вскакивает, набрасывает халатик и выбегает в гостиную. Там за роялем сидит поручик Ржевский.
- Ах, поручик! Это вы так прекрасно играете?!
- Да так, сударыня, несу фигню в массы помаленьку!

В общем, касательно смысла прочтенного - а смысла особого в этом рассказе искать не стоит, хотя юмор местами - оценил. Спасибо, автор - кое-где я улыбнулся.

[Агния]

По некоторому размышлению, рассказ мне нравится уже меньше. Как бы многовато лоскутков на этой одёжке. Тут подшито Буниным, тут Толстым, тут голливудчиной, а своё-то где?

[Дон Алькон]

Ну, Агния, вы рубите с плеча

Своё у автора тут в том, чтобы совместить два мира - мир окололитературный 19-го века и мир фэнтази.

Что у автор вполне получилось.

Однако на мой взгляд, если б всё это было раза в два короче - оно бы как юмор воспринималось лучше. Анекдот хорош, когда он короток. Также как юмористический рассказ - это 25к максимум, лучше 15-20.

Тогда да, посмеяться. Чуть более длинная версия программы аншлага или комеди-клаба - вполне приемлемо. И читатели рады - смех им продлил жизнь, и автору не нужно потеть-набивать.

Ну, а если автор замахивается на 40к - это уже ближе к повести. Тут нужна генерализующая идея, смысл какой-то - кроме юмора. Может быть сатира на что-то. А со смыслом тут так себе.

[Irina]

Хороший рассказ, но очень раздражает непереведенный французский, несмотря на то, что я его знаю. Автор, видимо, очень хотел стиль как у Толстого. Что ж, похоже.

[Slp]

Почему-то ассоциации не с отечественной классикой, а с "Собакой Баскервилей". "Уезжайте отсюда, если вам дорога жизнь!" ))
Очень в красивую обертку удалось автору завернуть рассказ. Действительно — читается легко, без напряга. И идея интересная, с этой альтернативной диновселенной. Да еще и намеки на наш, реальный мир: "были бы другие чудовища". Жаль, не указано, в кого Варя влюблена. С одной стороны вроде и не важно это, а с другой — как будто один нужный ответ на вопрос не был получен. В общем хороший рассказ, любопытный.

[tequiller]

– Qu'est-ce qui ne va pas? Что случилось?

Вам, барин, французский-то подучить не помешало бы. Или гугл-переводчиком не погнушались?

[Irina]

Жаль, не указано, в кого Варя влюблена.

А я так поняла, что в Николеньку...

[Irina]

Вам, барин, французский-то подучить не помешало бы. Или гугл-переводчиком не погнушались?

То есть это не я французский забыла?

[Агния]

Ну, Агния, вы рубите с плеча

Своё у автора тут в том, чтобы совместить два мира - мир окололитературный 19-го века и мир фэнтази.

Что у автор вполне получилось.

Однако на мой взгляд, если б всё это было раза в два короче - оно бы как юмор воспринималось лучше. Анекдот хорош, когда он короток. Также как юмористический рассказ - это 25к максимум, лучше 15-20.

Тогда да, посмеяться. Чуть более длинная версия программы аншлага или комеди-клаба - вполне приемлемо. И читатели рады - смех им продлил жизнь, и автору не нужно потеть-набивать.

Ну, а если автор замахивается на 40к - это уже ближе к повести. Тут нужна генерализующая идея, смысл какой-то - кроме юмора. Может быть сатира на что-то. А со смыслом тут так себе.

Наоборот. Первое впечатление уже отстоялось.

[FamilyGhost]

*чешет в голове*
Я ни на что не намекаю, конечно - но мне сразу вспомнился отбор в сборник Чекмаева про мир, где динозавры не вымерли... Или автор принес текст оттуда - или, блин, автор, почему вы туда не отбирались?

[Дон Алькон]

Наоборот. Первое впечатление уже отстоялось.

Хе-хе, "требуйте отстоя пены после долива" ?

[NatashaKasher]

Добротный рассказ! Про кормление тиранозавров людьми показалось перебором (какой в этом смысл?) но в общем, приятно и легко читается, может быть действительно даже как-то слишком легковато, хотелось бы, пожалуй, какой-то более кровавой драмы в конце, опять же, символика изгнания из рая - не знаю, что про неё думать, хотя может быть лучше про неё и не думать, поскольку получилось довольно приятно... Рассуждения героя о возможном вымирании динозавров с последующим сожалением о затрагивании "опасной" темы наводят на мысль, что герой попаданец с земли, я была несколько обескуражена тем, что это не так... Но в общем и целом, очень даже хорошо, что там говорить.

[felidae]

оправляя наспех одетый сюртук

Я - заклёпочник. И это оскорбляет мои заклёпочнические чувства

[Мой дядя]

А для меня тут явная аллюзия с Дубровским. Мсье француз из пистолета застрелил медведя тиранозавра.
Да и язык, в общем, из пушкинской эпохи.

Смыслов автор вложил много.
Думаю, рассказ будет в числе лидеров

[mechanik]

Поначалу я немного приуныл. Уж очень неспешное такое описание дамы с собачкой медведем и прочего антуража. Заподозрил, что весь рассказ будет мусолиться этакий кунштюк с подменой неподменяемого. Но не тут-то было.
Очень сильно написано, и мир продуманный, и нравы.
С вопросом питания динозавров на фабрике, имхо, перебор. В логике этого мира (насколько я его понял), это все ж таки преступлением должно было б считаться. Да и корму не напасешься. Для эпатажа вполне можно и свежими мертвецами обойтись для этой цели. Но, это я так – для поворчать.
А в целом – я бы семь поставил, но тут, к сожалению, счисление пятиричное и группа не та.
Сильно интересно авторство.