1 Страшное зверство (18000), Группа 1 Опции

[Распорядитель Ту...]

- Молись, сорванец, хватить гыгыкать. Ну всё! Неугомонный какой. Час молитвы Безликой Нишмат. Тс-с-с... - дедушка приложил палец к губам. Кроха Храмисе ещё разок тихонечко хмыкнул и замолчал, даже не гугукал, только вылупил на деда огроменные глаза. - Малец, а понимаеть!
- Слава тебе, Нишмат, что сразила полчище треклятой,
Предала погибели преданных её, предала забвению.
Окаменели кости их, слуг её, слуг треклятой Девы,
Растивших для неё лён, бесстыдно упивавшихся водами её.
Слава, тебе! Слава!
О, Безликая! О, богиня бездн!
Укрыла нас сводами океанскими от страшного зверства...
***
- Деда, про страшное зверство расскажи, про неведомую искру!
- Зв... Зверс... Тьфу! Зачем оно тебе, сынок? - деда потупился, причмокнул и неодобрительно затряс длинной жиденькой бородкой.
- Тогда про спасительницу Нишмат, безликую и прекрасную!
- Вот это дело! Это, да! А зверство, на что нам зверство? Оно нам не страшно, пока хранительница Нишмат... - деда подоткнул одеялко, что свисало с постельки и повел дальше мягким и нежным говорком, убаюкивая Храмисе, - ... но когда океан обрушится ливнем на землю и последняя его капля соскользнёть в разинутую пасть безликой Нишмат, а черви ветвей проползуть сквозь глазницы черепов долины забвения, пробудится она - Дева в льняной накидке! Миру придёть конец... - мальчик сопел. Дедушка уже давно рассказывал сам для себя. Ему в тайне нравились эти роковые слова, видимо, той сладкой уверенностью, что этого-то никогда не случится! - Да хранить вечный сон Девы властительница Нишмат! Да не пробудится Льная Дева!.. Мда... Спи малец, да пошлёть тебе снов повелительница бездны, да бережёть... - дедушка чмокнул внучка в зарозовевшую щёчку. - Да не пробудится... Мда...
***
- А вдруг там оно, а, Соли?
- Ты струсил, Храська? Так и знал, что струсишь! - друг скорчил противную насмешливую гримасу, надул щёки, вывалил язык и начал закатывать глаза. - Дедули боится, дедули испугался! Ха-ха!
- И ничего я... Сам ты... Пошли!
Храмисе шёл впереди. Под коленками дрожало. Он споткнулся и зашатался, затрепетало пламя, факел вывалился из рук, свет разлился по своду тоннеля.
- Чтоб тебе! - Храмисе еле устоял на ногах.
- Чтоб тебе ...об тебе ...тебе ...бе, - донеслось до забияки-смельчака, пугливо шагающего сзади. Он затрясся, взвизгнул и кинулся стремглав, подгоняемый отзвуками собственного визга. Вылетел из пещеры, отбежал подальше и закричал:
- Что с тобой, Храси?! Хра-аси?! - В ответ тишина. Мальчишка робко подошёл к скале, заглянул в темноту: - Храси?.. - Пещера передразнила его: - ...аси ...аси, - он дернулся, как ошпаренный, по височку струйкой катился пот. Замельтешили грязные пятки и скрылись в клубящейся серой пыли.
- Соли! Соли... Ты что, струсил? Хах! И кто тут трус?! Ха-хах! Соли - трус! - Храмисе самому стало жарко от страха. Он уже не дрожал, а только покраснел и его личико пошло пунцовыми пятнами.
Секунду поколебался, потом крикнул:
- Я не боюсь тебя, проклятая!
Притаился, слушая как разлетается эхо. Двинулся вперёд, водя факелом то пониже, чтобы не спотыкаться о камни, то вытягивал руку сколько мог вверх и в стороны. Пещера таращилась на него облупленными сводами рваного камня. Дедушка рассказывал о временах её власти. Треклятущая Дева охмуряла. Безумцы долбили камень, создавая причудливые узоры - ветви сплетались с травами, пересыпались цветами и плодами. Храмисе так хотелось увидеть хоть капельку, но ничего не осталось. Во славу Безликой всё поотбивали. Что же это такие за травы, что на них и глядеть нельзя? "Поглядишь на цветы её с травами и лишишься разума!"
Храмисе задрал головку сколько мог, вытянулся на пальчиках, пламя трепыхалось - ему показался какой-то завиток в самом верху... привиделось. Вдруг по лбу больно стукнуло, свет заморгал, всё зашаталось. Перед ним оказалась стена. Он так испугался, что начал задыхаться, отскочил назад, но вдруг сообразил: стена была гладкая, как чешуйка мусорного червя. Нет, глаже!
Храмисе протянул факел - рука дрожала и огонь злобно зашипел. Опять спёрло дыхание.
В поле цветущего льна стояла она - Дева! Храмисе даже открыл рот от удивления. Неужели тот самый лён?! Такими ли грезились льняные поля, когда дедушка рассказывал малютке о ненавистной Деве. В голубенькой россыпи тонули белокурые локоны - "бесцветные и тусклые, как лён", - так говаривал деда, - "не чета Нишмат, Безликой, чернокудрой...".
- Да-а-а! - протянул вслух Храмисе.
Он водил факелом из стороны в сторону. Ужас! У Девы виднелось лицо! Кое-где выцвела краска, но округлялась щёчка, изгибался носик, кусочек бровки, синели бусинки-глаза... "Не к добру, да не с любу богине брать человеческий облик! Не бесчинствовала так от океанского покрова Безликая хранительница Нишмат!". Душа Храмисе затрепетала, подёрнулось пламя, по гладкому своду запрыгали танцующие блики в паре с тенями. Что же это? Над головой богини торчало "страшное зверство" - желтоватое пятнышко, бледная искра, зловещая, странная! Храмисе кинулся из пещеры, зацепился за торчащий камень, царапнулся, раздёр рубаху, чуть не упал и выронил факел... Он бежал и бежал, по полям, которые были прежде её, льняные, спотыкался и ему казалось, то здесь, то там появляются серебристые цветы. Ему даже чудился запах - едва ощутимый, пьянящий! "Видать это она! Поит меня своим дурманом, хочет свести с ума! Про-о-окля-ята-ая!"
- Да не пробудится Дева! Сохрани над сводами океана ее страшное зверство! Вели-и-икая Ни-и-ишмат!
Храмисе опёрся о косяк, схватился за него обеими руками, чтоб не свалиться, сердце выскакивало, он задыхался. "О, Нишмат!" Храмисе с трудом поднял голову - над ним переливался океан, бушующий, бурый. Он смотрел и смотрел, нет ли страшного зверства? То здесь, то там мерещилась искра, тонула в пенистой волне, появлялась в другом месте. Он старательно заморгал, на мгновение крепко-крепко зажмурился и распахнул глаза:
- Фу-ух!
Храмисе свалился под дверью своего родного дома и захохотал, сотрясаясь всем телом, закидывая к океану голову, даже подвывая на себя и стукнулся затылком о косяк. Посыпались искры и выступили слезы от боли, но Храмисе продолжал хохотать.
- Где ты был, раздолбай?! Чего смеёшься, а? Хватить дурака валять! - деда появился из ниоткуда, хлопнул Храмисе по плечу. - Идём, поможешь мамке.
- Да я так... - мальчик утер пыльным рукавом слёзы, оставляя грязноватые разводы на щеках. - Я только ведёрко прихвачу. Деда, вода-то кончается!
- А ты постарайся, постарайся...

Храмисе всем телом налегал на насос, отбирая воду у крошечной жадной скважины. Вода иссякала. "Скоро придётся переезжать. Вся округа здесь уже изрыта..." Он видел как мать с дедушкой потрошили отработанные шахточки, перебирали гниющий мусор, отбирали самых крупных червей, а остальных сбрасывали с ладоней обратно "на побивку" - так говаривал деда. "Скоро и эту придется забросать мусором, она закишит червями и жуками - еда будет, а вот вода..." Её уже давно едва хватало на троих. Скважина мельчала день ото дня. Храмисе оглядел пыльную равнину, всю в заброшенных колодцах. Бурая пыль красовалась на его босых ногах и подсмыканных штанинах, укрывала все под самый горизонт. Мальчику не хотелось переезжать. Он насупил бровки, хмыкнул и принялся качать с отчаянием и злостью, пока мышцы совсем не свело - полведра...
- Э-эх! - Храмисе закинул головку к беспокойным волнам океанского покрова. Пунцовые волны сновали из стороны в сторону, иногда бойко, а иногда неспеша сунули, вздымались к земле, подбирались, заливались белесой мутной пеной.
Ему мерещилось личико Девы в белокурых струйках волос, колоски льна под горизонт, гонимые ветерком волночки цветов... А когда океан отбрасывал на землю блик, вспоминалось страшное зверство - он зажмуривался и даже мотылял головой, чтобы его отогнать. Блик пропадал, появлялся следующий. Храмисе разозлился, схватился за рукоять, навалился щупленьким телом:
- Давай, жадина-бездна, отдавай воду! Как тебе Безликая Нишмат велела! Ну же... Еще... Хотя бы ведро. Вот! - тонюсенькая струйка засочилась, довольный Храмисе не давал насосу спуску, пока не набрал полнюсенькое ведро. - Так-то тебе, Дева, во-о! - он поднял посудину обеими руками и поднёс её в сторону пещеры. - Во-о-о как! Не нужна нам твоя вода, подлая Дева, у нас своя-я! - Мальчик поднял ведро повыше, пошатнулся, чуть не расплескал, спохватился, опустил ведро на землю, осторожно взял опять и бережно потащил домой. "Мамка с дедой небось заждались уже, червей нажарили... А у меня сегодня - во! полное ведро!" - Храмисе довольно глянул на переливающуюся воду и понёс ещё тише.

Впечатлительный Храси подумывал перед сном, не рассказать ли дедушке, что он ходил в ту самую пещеру и видел её - подлую Деву? "Неа! Деда мнительный. Потащит, того гляди, на очищение."
- Не бо-ойся, Храмисе!
Он вскочил на постели и затрясся, по спине пробежали заряды, тело онемело, он оттопырил нижнюю губку и уставился в повисшую синюшную завесу.
- Не страши-ись меня, Хра-амисе. Я всего лишь де-ева.
Ее голос пел. Из густой дымки стали проступать очертания женского тела, изящные и прелестные. Храмисе в жизни не видал таких женщин! Округлые бёдра под тонкой струящейся материей, белесые груди, прикрытые льняными волосами - ему становилось и жутко и сладко. Грубая льняная накидка соскользнула на одеяло. Ноги и все тело Храмисе покрылись голубоватыми цветами. Прозрачное платье затрепетало, заструилось водой по телу - у мальчика засосало под ложечкой. Он сглотнул, почувствовал горловой спазм и увидел как рука сама тянется... Изгибы замерцали серебром, рука прошла сквозь кругленький живот, он налился цветами. Храмисе взглянул ей в лицо. Нежные тонкие губы растянулись, показалась белизна зубов, она улыбалась. У всех женщин, которые ему встречались, лицо было измазано сажей и зиял чернёный рот в знак почтения Безликой. Такой он всегда видел мамку.
Богиня наклонилась и он почувствовал на коже ее дыхание.
- Взаправду ты еще краше! - Храмисе не узнал собственный голос, глухой и пряный.
Губки Девы подрагивали, словно игрались - собирались и вновь растягивались. Поползли вперёд белокурые пряди, одна за другой, переливаясь желтизной, развеваясь словно от ветра, обнажая груди, подобрались к нему. От шелковистого касания и нежного запаха он вздрогнул и замер.
- Это я-я, милый мальчик, мой долгожда-анный...
Ему показалось, он слышит смех, звонкий и слабый - эхо далекого смеха.
- Ма-альчик мой, ты погостил у меня, теперь я пришла к тебе. Разве ты не ра-ад мне?
Ручка Девы прильнула к лицу. Бархатная ладонь заставила щеку похолодеть. Окаменевшее сердце больно стукнуло, Храмисе дернулся и загрохотал - теперь он ощупывал пол, и несмысленно смотрел в темноту. Грудь подпрыгивала часто и тяжело, он хватал воздух широко раскрытым ртом. Вытянул руки и поводил в пустоте:
- Фу-ух... Слава Безликой Нишмат! Просто наснилось!
Он встряхнул кудрями, притворяясь перед собой, что хочет разогнать остатки сна:
- Бр-р-р-р! Вот же подлая Дева!

Мамка ворошила затухающий костер, заставляя отдать тепло до последней капли.
Мисочка Храмисе опустела, он похрустывал остатками червя:
- Какие жирные черви! - решил воспользоваться рукавом и утереть сальный ротик.
- Ну что ты! Вода же есть! Развез всё, вона... - мать смочила краешек фартука прямо в ведре и стала обтирать жир смешавшийся с пылью. - Так-то!
Храмисе вдруг выхватил краешек из мамкиных рук:
- Теперь я...
- Да что ты?! - мать больно отмахнулась.
- Ты это что чудишь, шалопай?! - Деда мигом очутился рядом - согбенный от старости, порой по пять минут поднимался из-за стола, ноги затекали, а тут! И откуда сила взялась, схватить мальца за барки и аж на цыпочки поднять, да трусануть?!
- Де-еда, а-ай! А-ай! - Храмисе завизжал. - Да я просто! Почему нельзя?! И зачем она все время сажей?..
Деда аж побагровел, хотя цвет его бурой от старости и пыли кожи давно уже не менялся.
Мальчишка виновато опустил головку, потянул носом и снова утерся рукавом, чтоб деда не заприметил слезы.
- Ну вот, опять развез грязищу по всей роже... - затянула мамка.
- Да я что?! Я только хотел посмотреть, какая она! Какая мамка без сажи. И что, Безликая так уж и узнает?! Да откуда ей знать?
- Молчи, дурак! - заорал деда так, что голос сорвался. - Безликая матерь, покровительница наша, все знаеть! Да простить тебя дурака, несмысленного мальца! Мал еще, недоходчив...
Храмисе больше не трогал мамку. Только поглядывал на нее по утрам, когда она измазывалась и пытался представить, какая б она была, если б Безликая не заставляла ее измазываться? Такая же белокожая? А зубы, они тоже блестели бы, как у той?

- Вставай! Собирайся, малец. Нужно еще матери воды накачать, себе припасов наготовить и в путь!
- Куда?! - ошарашенный спросоня Храмисе вылупился на дедушку.
- Тудыть! - деда причмокивал губами, не глядя на внука рылся под столом, вытащил запыленный рюкзак, отряхнул. - Мда! Чего лежишь?! Шевелись, разбойник! Оглох, шалопай?! - деда стал тормошить потерявшегося мальчика, чуть не свалил с кровати.
- Да что за... В чём... Сказал бы хоть, что стряслось? Куда собираться? Мы что, покинем мамку?!
- Встава-ай! - заорал дедушка. Храмисе обалдел. Дедуля обзывал его конечно "шалопаем", бывало любя и прикрикивал, и ругал, но так - никогда! - Куды идём, ему интересно? Заче-ем?! - деда швырнул рюкзак на стол, так что столик зашатался и над рюкзаком поднялось облачко пыли. - А туды! А затем! Одурила тебя треклятущая Дева, подгребла... Видать видить, что ты ещё несмышлёный малец - можно в голову тебе влезть, да мозги одурматить, да в угоду себе дитятой-то помыкать. Но я-я не-е да-а-ам! Не дам! - старик стукнул кулаком и с рюкзака опять повалила пыль.
- Деда-а! Да как так? Ничего она мне не...
- Ты во сне её звал - Деву! Собирайся, Храси! Не боись, я не дам. - деда глянул на Храмисе мрачно и решительно.
- Я увижу храм Льняной Девы?
- Дурень! - буркнул деда и сплюнул. Схватил со стула рубашку и штаны и швырнул их чуть не в лицо мальчику. - Одевайся.

Ножки юноши ныли, скрипучие суставы старика больно подклинивали.
- Не горюй, малец, уже близко. Вона, смотри, - деда сощурил незрячие глаза, - тудыть смотри! - он хлопнул Храмисе по спине так, что тот позабыл о гудящих ногах, и затряс бородкой в горизонт. Храмисе ничего не видел.
- Чего смотреть-то?! Бугор как бугор, а за ним ещё и ещё один... - он скривился и махнул рукой в сторону серого плешивого выступа, сливающегося под горизонтом с океанским покровом. - Деда! Я не пойду дальше! - он злобно свел бровки и плюхнулся где был, прямо в пыль. - О-о-о! Как бо-ольно! - Храмисе растирал грязные ноги, ощупывал ссадины, сковыривал засохшие кровоподтёки и ныл: - О-ой, бедные мои но-оги! Может ты и дорогу попутал?
- Не слюнь, малец, вытерпять твои ноги! Ишь! - Деда и сам еле стоял, но сесть не мог, до того коленки сковало. - Во-она за тем холмом. Ну отдохни малёхо, отдохни... - зачамкал пересохшими губами. Достал флягу, поболтал:
- Мда... На кось, сёрбни, полегчаеть!

Храмисе подтаскивал дедушку под горку:
- Давай, дедуля! Сам же сказал, уже близко!
Океан над головой зашипел. Здесь, на высоте, он казался еще страшнее. Массы темной воды задергались, побежали шумными волнами.
- Это она, Безликая, гневается! Ждеть-поджидаеть тебя на очищение. А ты говоришь: "Откуда знаеть?". Всё знаеть! На то она богиня, повелительница покрова, защитница Безликая...
Храмисе не слушал дедушку. Там внизу что-то чернело - неужто погорелый храм Льняной Девы?!
Обугленные, вываленные местами стены; огромные колонны кое-где стояли, другие были свалены, расколоты...
- Так вот он какой, храм Льня...
- Цыц! Ишь, глазищи заблестели. Водить тобою проклятущая, манить. Не смей тутось говорить ее имя! И не выкатывай глазёны! Ишь! - деда подтолкнул внучка в плечи и сам старался не глядеть. - Да не пробудится!
Храмисе не мог не смотреть! На закоптелых, проваленных стенах, виднелись остатки краски. То там, то здесь он видел цветы и локоны её волос, или ему мерещилось... Он заморгал. Нет! Не мерещилось!
- О, Льн... - встретился глазами с дедой и тут же заткнулся.
- Вона, тутось! - старик мрачно и резко мотнул в сторону выщербленного каменного помоста, аж шея хрусьнула. - Тутось этой треклятой лён в дар палили. А мы тебя, дитяту, сажей хорошенько натрём, чтоб одни глазищи блестели, посодим, рядушком червей положим и подожжём. Сгорять черви - Безликая умилостивится, глядишь, опять тебя к себе приметь, разум возвернёть... Чего ж не приметь? Видеть ведь, что несмышлён... Садись!
Деда залез в рюкзак, стал доставать червей. Пахнуло тухлятиной - те давно сдохли.
- Ничего, так даже лучше... - говорил он сам с собой.
Храмисе среди остатков горелого хлама увидел что-то:
- Деда, это что? Механизм какой-то...
- Дурень! Это работало в те времена, когда небо еще не было океаном. Заправляла всем она - Дева... Да хранить долина забвения те времена под окаменелыми черепами!
Упрямый Храмисе ухватился за рычаг, потянул - тот крякнул, но поддался. Замшелая ржавая шестерня заскрежетала. Поверхность под ногами начала дрожать.
- Идиот! Не трогай! Будь ты про-оклят все-еми-и бездна-ами Бе-езлико-ой Ни-ишмат!
Земля заходила ходуном.
Хлынул ливень - небо прорвалось.
Нишмат разинула пасть, бездна стала засасывать Храмисе, увлекая глубже и глубже. Замогильным холодом обдало его ноги, дыхание Безликой дошло до самого горла, он чувствовал его шуршание в ушах. Сейчас Нишмат захлопнет пасть... Сверкая в лучах торжествующего светила, последняя соленая капля скатилась в черноту и обожгла язык прожорливой Нишмат. Властительница бездн завыла, конвульсируя в рассветных муках, изрыгнула проклятого Храмисе и сжалась до крошечной точки. В долине забвения захрустели черепа. Первый росток прошил глазницу. Трухлявая льняная накидка, обрамляющая лицо, покрылась испариной - Дева задышала.
Ошарашенный, весь мокрый Храмисе валялся на камне. Свет резал глаза, он почти ничего не видел. Храмисе щурился, ему показалась вода - вода везде! Она уходила в иссохший грунт, словно проваливалась.
- Это и есть конец мира, деда? - вырвалось у мальчика.
- О, Нишма... О, Льна-ая Де-ева! - лепетал растерянный деда.
В глаза слепило "страшное зверство". Кожу пощипывало приятное тепло, в ушах переливался голос Девы, как угасающее эхо:
- Спаси-ибо, мой мальчик! Спаси-ибо, Храмисе... Спаси...

[Мюнхгаузен]

Текст трудноват для восприятия, боюсь, не всякий осилит. Цепляет псевдонародым языком, придуманностью богинь и самой ситуации: в небесах вся вода, а молятся засухе, отсюда и обычаи - сажей лица мазать.
в принципе, наверное, так и надо: поставил задачу перекроить мир, загнать себя в угол, а потом выкручиваться. Старики не хотят, а дети - этим только дай. Как фантазия на отвлечённую тему - забавна, коль своих богов не ведаем. Многое утрачено, а подсунули чуждое, вот в этом чужом болоте и появляются идеи, далёкие от Пути.
Мать, дед и ребёнок. При таком объёме и про отца не худо бы сообщить. Автор будто забыл. И какой балл выставить - ума не приложу. Половина позади, оценим следующие задумки и творения, тогда вернёмся, сверим впечатления.

[Вилл]

Ох, ну ничего себе, я вот так в жизни бы не написала. Снимаю шляпу перед автором. Вот, только проблема - любителей читать такую литературу мало. Если бы не конкурс, бросила бы на втором абзаце. Тяжело воспринимается. Приходится останавливаться и перечитывать, не удерживается в голове связь между героями и действиями, постоянно напряжена, чтоб вникнуть в заковыристый текст.

Автору удачи на турнире.

[Мышель]

Ножки юноши ныли

А у меня мозг заныл. Непонятные верования, непонятный исход. Что такое "страшное зверство" - так и не поняла.
Тем не менее, история есть. Дед-приспособленец хорош, только псевдо-простонародный говор его портит. А в целом ситуация не безнадёжна, на этом материале рассказ может получиться неплохой.

[Фиалка]

Завораживающий рассказ.
Читаю и живу ожиданием чуда.
Новое поколение часто спасает мир, увязший в старых страхах: так я поняла содержание. Затронута важная тема. Автор сумел увлечь сюжетом и погрузить в мир древних верований.
Однако, какова целевая аудитория? Если дедушка может приказать своему внуку, значит, внук ещё малец.
В таком случае сцена прихода Девы лишняя. А то, что детям за многое можно сказать спасибо, это правда.
Финал рассказа изумительно красив, и удивление дедушки подчёркивает связь поколений.

[Шкипер]

Который уже рассказ конкурса читаю, и у меня лично одно и то же замечание - не сопереживаешь героям.

Есть более менее продуманный мир, населенный различными персонажами, но как-то далеки они от тебя, нет ощущения сопричастности, эмпатии.

Скорее всего это потому, что авторы просто дают зарисовки, не озаботившись проработкой ГГ, а без ГГ все написанное - просто взгляд со стороны на придуманных персонажей, механических и бездушных.

[grark]

Что за страна? Что за век? Что за нравы? Про итальянцев было все ясно. А здесь про кого? Израиль? Япония? В положении об играх, наверное, придется указывать, что не только на русском языке должны быть рассказы, но и полностью понятные, без эдаких загадок! Какую можно оценку ставить тексту, про который ничего не знаешь? И который - сплошная ошибка русской грамматики! "...немыслимо смотрел..."(???) "...подоткнул одеялко..."(?).

[Умаксуман]

Попытка построения мира похвальная, но цельного рассказа не получилось, скорее кусок, вырванный из большого текста. Конец не открытый, а оборванный. А так все по полочкам: боги, обычаи, уклад, только выдуманный диалект показался мне шитым суровой ниткой, объяснить сложно, но не поверил я всем ентим "Вона, тутось" и "шея хрусьнула", на них печать стараний автора. Звиняйте, барин

[Ябадзин]

Антураж сочный, тщательно прописанный, со своим языком и правилами. Это понравилось.
Но все-таки финала четкого нет, законченная история не очень сложилась.

[Kukaracha]

Завораживающий рассказ.
Читаю и живу ожиданием чуда.
Новое поколение часто спасает мир, увязший в старых страхах: так я поняла содержание. Затронута важная тема. Автор сумел увлечь сюжетом и погрузить в мир древних верований.
Однако, какова целевая аудитория? Если дедушка может приказать своему внуку, значит, внук ещё малец.
В таком случае сцена прихода Девы лишняя. А то, что детям за многое можно сказать спасибо, это правда.
Финал рассказа изумительно красив, и удивление дедушки подчёркивает связь поколений.

Если вы так вдохновились, расскажите пожалуйста, что в этом рассказе происходит.
Вот так читаешь толковые рецензии, и начинаешь сомневаться в своей сообразительности. Я вот ничего не поняла, что там в конце то случилось? Ну понятно что апокалипсис, дедушка с нижегородским диалектом, мать и сын. Богиня, которой они молятся. А что в конце то произошло?
«Ножки юноши» — наверное автор ошибся.

[Гость_korz1973_*]

Не моё-с. Эти витиеватости приторные. В который раз повторю за Лесковым: "Ремесло писателя - против беса стоять, а не кружева плести". Такое мнение.

[Б. Солврев]

На удивление картинка сочная и цельная в голове. Почему-то напомнило по рассказу "День Людоеда", и как мне кажется тут примерно то же самое, что то чего боятся не настоящее зло. Но финал опять немного скомканный.

Возможно рассказ из той же оперы. Пойду погляжу ка кто автор дня Людоеда.

[NatashaKasher]

Автор увлекается уменьшительно-ласкательной формой сверх всякой меры! Должно быть, специально, но я начала уже хихикать.

по височку струйкой катился

Потик?

Храмисе задрал головку сколько мог, вытянулся на пальчиках

но округлялась щёчка, изгибался носик, кусочек бровки,

Особо доставило:

пока не набрал полнюсенькое ведро

Это только маленькая часть, там дальше ещё и бровки, и ножки, и животик, и всё такое маленькое-премалюсенькое...

При отсутствии ограничения знаков, можно было сделать попонятнее, что там произошло-то. А так - фантазийно, шикарно даже в своём роде... Нишмат негритянка, видимо была, а Льняная дева - блондинка, ну негритоска её и усыпила, но вот почему именно этому мальчику удалось разбудить её, и что в результате случилось, неужто и правда, конец мира?

[Б. Солврев]

Автор увлекается уменьшительно-ласкательной формой сверх всякой меры! Должно быть, специально, но я начала уже хихикать.
Потик?


Особо доставило:

Это только маленькая часть, там дальше ещё и бровки, и ножки, и животик, и всё такое маленькое-премалюсенькое...

При отсутствии ограничения знаков, можно было сделать попонятнее, что там произошло-то. А так - фантазийно, шикарно даже в своём роде... Нишмат негритянка, видимо была, а Льняная дева - блондинка, ну негритоска её и усыпила, но вот почему именно этому мальчику удалось разбудить её, и что в результате будет ?

Нимшат - безликая пустыня. Лица измазанные золой трудно отличить одно от другого, так же как сложно отличить в пустыне одно и то же место одинаково присыпанное песком и пылью.

Дева - природа, которая приносит красоту и разнообразие в этот мир.

Учитывая наличие механизма, думаю была какая-то глобальная катастрофа экологическая, которая оставила людей с носом. Но в чем зверство и почему так все развернулись на 180 действительно было бы интересно почитать и хотелось бы раскрыть получше.

[orientalandia]

Читать порой трудновато, но это, как раз, поправимо. Свежесть - вот это меня покорило. Аутентичный мир автора, а не винегрет чужих идей. Понравилось. Даже очень.

[Кэш]

Интересно правильно ли я поняла. Страшное зверство это солнце? И в конце всё хорошо закончилось, т.е вода вернулась на место?

[Horra Ora]

Ох, а мне что-то зашло так!
Вроде и язык какой-то псевно-старый (не очень он продуман), и сюжет не особо цепляет, непоняток много. Но финал мне очень понравился: Льняная Дева оказалась природой (как я поняла) с солнцем во лбу (а во лбу звезда горит), а Богиня, которой они всё молились, — ненавистным Океаном.
Жаль, не особо раскрыта предыстория. Как они докатились-то до такой жизни?!
Не 5-ка, но ничего, история есть, задумка интересная.
Спасибо автору. И удачи!

[Евушка]

Какой-то странный и не совсем понятный мир. Мне никак не удавалось погрузиться в него с ходу. Очень долго ломала голову, почему его жители называли небо над головой океаном. Лишь к финалу затеплилась догадка, что, вероятно, это связано с тем, что почти вся вода на планете каким-то чудесным образом испарилась, собравшись в верхних слоях атмосферы в виде мрачных, буроватых туч, которые и напоминали своим грозным видом океан... Да под конец ещё и выясняется, что сделано это было намеренно и каким-то странным механизмом, который включается простым проворотом шестерёнки. Кто это придумал и, главное, зачем?
Видимо, чтобы таким образом защититься от более жуткой катастрофы, опасность которой таилась в космосе. Судя по тому, с каким ужасом выжившие земные аборигены отзывались о солнце(не иначе как "страшное зверство"), предположу, что это связано с какой-то аномальной её гиперактивностью. Но фаза этой гиперактивности счастливо миновала, а механизм "водяного купола" так никто и не догадался отключить. Наверное развитая цивилизация к тому времени уже погибла, оставив после себя лишь осколки из случайно выживших особей...
Остаётся вообще загадкой, возможна ли жизнь при таком жутком парниковом эффекте?

Так ли я всё поняла... не знаю. Но в целом рассказ мне понравился, не смотря на изобилие муси-пусичных суффиксов)))

[Матильда]

Втайне, подвывая на себя? подсмыканный, мотылял, наснилось, за барки, трусануть, сербать - украинизмы, накось.

Вот тут не знаешь, что и сказать: и язык небезнадежен, и ошибок до черта и еще немного. Ну и стиль - плеваться тянет от всех этих суффиксов уменьшительно-ласкательных. Особенно ярко головки детские смотрятся в сцене почти эротичной :-D
Сюжет, идея есть. Но воплощение... Божечки мои!

[Indryk]

Люблю изощрённо придуманные миры!