Человек современный, Социальная проза Опции

[Максим Прусов]

Человек современный

Брось креститься, причитая,
Не спасет тебя святая Богородица.
Тот, кто руль и весла бросит,
Тех Нелегкая заносит, так уж водится.
В.С. Высоцкий «Две судьбы»

Глава 1

Необычные ощущения

***
Загораются прожектора, студия наполняется светом. Помещение просторное, но места не слишком много, чтобы не создавалось впечатления пустоты. Продуманная простота и уют, все выполнено в мягких нейтральных цветах. Есть стол, за которым будет сидеть ведущий, рядом три серых кресла, расположенных полукругом к зрителю. И разумеется, где-то за кадром публика, чьи овации и смех должны создавать эффект участия. А вот и ведущий. Молодой, аккуратно причесанный, с двухдневной щетиной, чтобы чуть-чуть добрать мужественности. На нем костюм, по цвету гармонирующий с интерьером студии. Телосложение обычное, отработанная улыбка и отбеленные зубы.
Он выходит к невидимой публике для вступительного слова. Поставленный голос с приятным тембром не оставляет у зрителя сомнений, что гости на шоу такого уровня выбираются из самых-самых. Ведущий улыбается публике и поворачивается в камеру, снимающую крупный план, чтобы заговорить о госте:
- Человек, который за пять лет стал одной из самых узнаваемых персон «рунета». Человек, у которого множество последователей по всему миру, человек, который создал целое движение. Дамы и господа, Грозовский Ангел Александрович!
Под шум восторженных аплодисментов в студию входит молодой мужчина. На нем белая футболка с черной надписью, светло-синие джинсы, искусственно потертые, белоснежные кеды. Темные волосы аккуратно зачесаны назад. Кожа поблескивает, отражая лучи прожекторов, будто человек отлит из бронзы. Высокий, широкоплечий. Объемные мускулы четко проступают под тканью, когда Ангел совершает движения. Он усаживается в кресло и дарит публике улыбку в тридцать два зуба.



***
1
Сегодня… Это случится сегодня. Это на самом деле произойдет… Я брошу вызов целому миру…
С этими мыслями Ангел выкручивает рулевое колесо черного «Рендж Ровера», и направляет внедорожник прочь от проспекта.
Недавно оправившийся от ликования в честь наступления очередного года Петербург скован январским морозом. Тротуары уныло пустынны, но все еще по-праздничному ярки. Воздух холоден и враждебен, его прикосновения заставляют прохожих прятать лицо в воротник, или закрывать его рукавицей и тосковать о тепле дома. Но водителя это мало тревожит. Ему хорошо и комфортно, и до неудобств остальных в данный момент нет никакого дела.
В салоне тишина. Внутрь проникает лишь мягкое шуршание, в которое превращается хруст обледенелого снега под колесами и шум окружающего мира. Ангел рассеянным взглядом следит за бледно-серой полосой асфальта, левой рукой покручивая блестящие черные камешки ожерелья, как ошейник стягивающего его мощную шею.
- Слушай, Димон, - Ангел толкает в плечо человека на сидении пассажира.
- М? – резко вздрогнув всем телом, точно ожившая скульптура мифического гиганта, мычит Димон. – Я закимарил малость. Ты чего?
- У меня чет поджимает, - нетвердо говорит Ангел.
Дима вытаскивает из-под ягодицы край куртки, елозит, поправляя ремень безопасности. Кожа сидения звонко трещит при каждом движении могучего тела. Просторная кабина внедорожника кажется не рассчитанной на такие габариты.
- В смысле, поджимает? - гудит великан. – Ты о Егорке что ли?
Голос его похож на отзвуки подземного взрыва. Массивной, точно высеченной из камня ручищей, Дима берет с торпеды планшетный компьютер.
- Да, о Егорке.
- А с чего вдруг? – не отрывая взгляд от экрана, бурчит Дима. – Ты ж матерый педагог, вспомни, как в «Балтийце» пионеров строили. Чего сложного?
- Я не совсем про то, - Ангел громко вздыхает, собираясь с мыслями. – До сегодняшнего утра мне вообще по барабану было, я даже не вдумывался в то, что предстоит делать. Зато сегодня, когда кофе заваривал, в голове ситуация предстала совершенно в новом свете. Это реально произойдет. Не через неделю, не завтра, а сегодня. Я осознал реальность этого события, как будто до этого всё происходило только у меня в воображении, а сейчас – нет. И всё изменилось… Появилась, если можно так сказать, некая робость перед весом ответственности. Понимаешь?
- Не совсем, - Дима откладывает планшет на бедро и пристально смотрит в глаза собеседнику.
- Это сложно сформулировать… - продолжает Ангел, - когда я реально осознал, что это на самом деле происходит, это перестало быть очередным шагом, который я совершаю, двигаясь к цели. У меня в руках жизнь человека, понимаешь? И я волен делать с ней что угодно. В прямом смысле что угодно. Когда ты не просто пытаешься представить, какого это, обладать властью над человеческой жизнь, а когда эта жизнь реально в твоих руках, в этот самый момент. Ты фактически можешь её пощупать, повертеть в разные стороны. И только от тебя зависит, что с ней будет дальше… Это непросто. Я задумываюсь, какой потенциал может в нем крыться, и меня бросает в дрожь: а вдруг я не смогу его раскрыть? Вдруг я создам то, что сам сочту неправильным, убогим? Это ответственность, которую я до этого никогда не ощущал. Я как художник, который все время ныл: «ну дайте же мне холст побольше!», а когда его просьбу удовлетворили, он растерялся и не может выбрать, что нарисовать. Ведь холст слишком ценен, чтобы марать его чем-то жалким и недостойным. Когда Егор только написал, и мы решили, что пора выводить проект в финальную фазу, я не испытывал никаких сомнений. Всё виделось кристально ясно. Стремительная, безоговорочная победа. Но сегодня утром я понял, что проект уже не просто идея, которую мы реализуем. Это инструмент. Мы создали нечто, что позволяет влиять на человеческие жизни. Мы сделали это, механизм готов. Его ведь можно использовать как угодно.
Возьмем того же Егора. Мне даже не придется разрушать в его сознании авторитет родителей. За меня это уже сделала система. Я сразу могу преступить к влиянию. Покажу ему сладость греха, подсажу на удовольствия, а когда он спросит, а он обязательно спросит: «что же мне делать?», я улыбнусь и солгу. И потом, через год-два, проезжая мимо какого-нибудь притона, буду наблюдать из салона джипа стоимостью в пять миллионов, как Егорка подыхает лежа у поребрика в луже собственной блевотины и ссанья. Все дело в том, что я могу так сделать. Могу. И ничто мне не помешает, если вдруг все-таки захочу.
- Почему же ничто? Я прострелю тебе голову намного раньше, чем ситуация приблизится к финалу, - негромко говорит Дима, и молодое лицо с резкими, слегка грубыми чертами преображается в широкой улыбке.
- Я к тому, что, может, не зря говорят: власть развращает? Ведь это власть, Дима. Настоящая, которую не пойдешь и не купишь ни за какие деньги. Которой у меня еще никогда не было. Я не был даже близко к обладанию такой властью. Вдруг я пока не готов и совершаю ошибку, которую потом мои принципы не дадут простить? Вдруг удовольствие от самолюбования окажется слишком сладким, и я паду окончательно; вдруг потеряю способность ценить бесконечный потенциал только начинающейся жизни и начну губить их одну за другой? Вдруг я стану одним из них?
- Власть губит слабых, сильным она дает возможности. По-моему, прекрасная возможность посмотреть, чего ты стоишь. Помнишь наш разговор про настоящую силу? Я даже больше скажу: сам факт, что ты сомневаешься, говорит, что всё получится наилучшим образом. Те, кто не сомневаются - не анализируют свои действия на предмет возможной ошибки. Сомнение - нормальная вещь, когда перед тобой задача, опыта решения которой у тебя нет. Твоему разуму неоткуда брать проверенные делом выводы, и инстинкт предлагает самый безопасный способ – убежать. Убежать от неизвестного, от возможных ошибок и от ответственности. Мы с тобой оба знаем, кто выбирает путь наименьшего сопротивления, и к чему это приводит. И мы так же оба с тобой знаем, что самое страшное зло – в бездействии. Делать, Ангел, делать. Как бы ни было тяжело, но делать. Это ж твои слова.
2
Похрустывая комками обледенелого снега, «Рендж Ровер» подкатывается к поребрику и замирает рядом со старенькой белой десяткой. Молодые люди набрасывают на плечи лямки спортивных сумок и, выбрасывая в синеватую темноту сизые клубы пара, направляются к небольшому двухэтажному зданию, из квадратных окон которого на улицу льется белый свет.
Вокруг двор окраины. Пятиэтажные дома, ветхие и убогие, узкие дорожки, ряды заснеженных машин вдоль; черные деревья, раскинувшие ветви, приветствующие забредших в прошлое. Неоновое сияние проспектов сюда не доходит, желтоватые прямоугольники «хрущёвок» светят вяло, неуверенно, чтобы не привлекать внимания, не выделяться. Тут все, как двадцать, тридцать лет назад, и яркое, только после ремонта здание, выглядит, как оазис жизни в долине смертной тени. Два черных силуэта неспешно шагают вдоль снежного вала, утопая в ярком белом свете.
Железную дверь открывает молодой парень в сером вязаном свитере с высоким горлом. Он широко улыбается, тянет руку, чтобы приветствовать идущих.
- Альфа, здорово, братан, как жизнь? – спрашивает юноша, и хватает кисть водителя внедорожника.
- Как в сказке, Ваня, - Ангел смеется, хлопает парня по плечу. – Как в сказке.
- Димас! Как оно? – Ваня задирает голову, чтобы увидеть глаза Димы.
- Оно? Оно намазывает спину кремом, иначе его опять обольют из шланга, - с улыбкой отвечает гигант и точно невесомого подтягивает Ваню к себе, пережимает шею предплечьем и чуть приподнимает. – Сегодня на лапах со мной работаешь, понял?
3
Ангел опирается плечом на край ударной подушки, молча наблюдает, как Дима работает на лапах. Выглядит это так, будто Гулливер решил поэксплуатировать двух лилипутов. Под насыщенные гитарные рифы Металлики, Дима раз за разом обрушивает пудовые кулачища на кожаные мишени, заканчивая комбинацию ногой. Чтобы устоять, парень с лапами бросается под удар всем телом, но все равно от каждого тае-чиана его бросает в сторону, как поплавок на волне. Ваня, который открывал дверь, красный и покрытый потом, сидит на полу у стены и ждет, когда силы вновь покинут товарища, чтобы перенять эстафету.
Но мысли Ангела сейчас не о тренировке. Из головы не выходит Егорка. Ангел прокручивает в голове всевозможные варианты развития событий, но ни один не кажется ему достаточно правильным. Факт, что теперь придется отвечать еще за чью-то жизнь, помимо собственной, отторгается где-то глубоко-глубоко внутри. Появляется чувство неуверенности, которое потом перерастает в страх. Неконтролируемый, кратковременный испуг, точную причину которого почти невозможно сформулировать. Будто внезапно замечаешь, что стоишь на крыше дома на самом краю. Пугает ситуация целиком, не важно на какую её часть обращен взгляд. Дима говорил правильно: это обычная реакция организма на неизвестность. Ангел знает это, всегда знал. Но чтобы собственные доводы приобрели достаточный вес, их иногда нужно услышать от другого человека.

Заметив Ангела, Ваня тянется к пульту, чтобы сделать музыку тише.
- С кем ты там общался? – с ухмылкой спрашивает он.
- Да так…
- Че, как обычно?
- Угу, - кивает Ангел и задумчиво опускает взгляд.
- Откуда эти бараны вечно берутся? Ведь написано же русским языком: занятия бесплатные, но чтобы ходить, нужно дежурить по расписанию и выполнять работу, необходимую для функционирования зала. Вмести со всеми. Я реально говорю: еще пару раз сюда кто-нибудь придет рублями трясти, вырубать начну. А ты ему что сказал?
- Правду, - Ангел выхватывает пистолет из кобуры, расположенной под сердцем, и тут же убирает обратно. – Сказал, что если хочет знания получить, пусть завтра приходит, что Эрудит ему всё сделает. Но если не собирается вкладывать усилия в общее дело, заниматься не будет. Бедняжка оскорбился, нагрубил и ушел. Мне кажется, больше мы его не увидим.
- Здесь, по крайней мере, - бросает Дима между ударами. – А на форуме срать будет о-о-о-о, - протягивает он и впечатывает голень в мякоть падов.
Резкий и звонкий хлопок прокатывается по залу.
- Че реально нахамил?
Вместо ответа Ангел прищуривается и улыбается.
- Я кстати как раз по этому поводу размышлял, когда на тренировку ехал. – Ваня небыстро поднимается, подходит к мешку и начинает набрасывать удары. – Помню, когда первый раз вообще на сайт к нам зашел, я даже поверить не мог, что где-то кто-то что-то может в нашем обществе предлагать бесплатно. Точнее, не за деньги.
- Вот это ты правильно уточнил, - вставляет Дима.
- Ну, да, - продолжает Ваня. – Короче, помнишь, Альфа, нашу первую встречу? Я всем друзьям сразу отзвонился. Тема, говорю, парни, по любому вписываться надо, а то еще провафлим, как обычно. Я был уверен, что к тебе ломанется полгорода как минимум, и реально боялся, что мы не успеем. А в итоге что? Сколько нас всего здесь занимается? Человек шестьдесят? А на сайте балаболов, сколько там не внушающий доверия говорил… больше сорока тысяч пользователей. Больше сорока тысяч. А на деле меньше ста. Это же бред какой-то! Ведь всё сделано, приходи, узнавай, работай, меняйся. А всем насрать. Только в комментариях слюни пускать, да фотки наши репостить могут.
-Ну, не всем, - улыбается Дима, обнажая черную капу с белым узором в виде зубов. – Ты-то здесь. Друзья твои все здесь. Еще куча народа по всей Матушке-России к нашим идеалам неравнодушны.
- Мало, Дима, мало. Это должно быть нормой, а не очередной диковинкой. Сейчас норма это, - Ваня втягивает щеки, прижимает к груди руки со скрюченными пальцами и выгибает тело, изображая немощь.
- И Москва не сразу строилась. Я считаю, мы избрали правильную тактику. Молодежь видит, молодежь осознает, молодежь страдает. А страдания – прекрасный мотиватор.
- А я тебе, Ванечка, сейчас объясню почему так. Ты очень правильную вещь сказал, в которой главное отличие, - Ангел отрывает взгляд от пола и выхватывает пистолет. Убирает. – Наш сайт. Наш. Ты относишься к проекту, как к родному. Ты не разделяешь на «для других» и «для себя». А они не считают, что делать для других – то же самое, что и для себя. Вот она и разница. Больше того, они даже для себя не хотят ничего делать. Они хотят дать денег и не заморачиваться. Пусть случиться волшебство, пусть обо всём позаботятся. Я же рублем поучаствовал, и хочу, чтобы всё было. Вам, мудакам, этого разве мало? Ах, боже ж ты мой! Как это вы хотите, чтобы я не денег дал, а пришел и подежурил? Как это я должен уборку делать вместе со всеми? Что это значит, я буду вести тренировки по расписанию? Нет-нет-нет. Это ж секта какая-то! Ну вас нахер! Сейчас почти всё делается ради денег, и такие вот ребята реально верят, что это единственная цель, ради которой что-то в принципе может делаться. А это не так. И мы им, уродам, рано или поздно это в головы вобьем, или черепа нахрен переломаем.
- Аминь, - подытоживает Дима и вытаскивает капу. – Все, Лех, на сегодня хватит. Спасибо, мужчины.
- Да не вопрос, - Алексей пожимает гигантскую руку, роняет на пол лапы и начинает бродить туда-сюда, шумно переводя дух.
- Слышь, давай засечем, - говорит Ваня, кивая в сторону Ангела. – Легион, подкинь-ка секундомер. Вон там он, на шкафчике. Сколько у тебя прошлый раз было?
- Надо было ему и вправду в щи прописать, - задумчиво говорит Ангел и невнятно матерится. - Одна и девять.
- Готов? – Ваня заносит большой палец над кнопкой.
Ангел вынимает обойму, освобождает ствол от патрона и помещает оружие обратно в кобуру. Как только он кивает, Ваня громко командует начинать.
- Одна и семьдесят четыре, - сообщает Иван, когда в тишине раздается щелчок ударного механизма.
4
Оба мужчины переоделись адекватно духу заведения, в котором запланировано окончание вечера. На Ангеле белоснежная футболка с глубоким вырезом в форме литеры «V», открывающем массивные мышцы груди. Вещь из плотного материала, облегает торс, будто её на нем расплавили. Темные волосы аккуратно зачесаны назад, запястье левой руки стянуто браслетом часов из матово-серого металла. Дима облачен в подчеркивающий мускулатуру черный пуловер. Русые волосы длинной не больше сантиметра слегка взъерошены, лицо его озаряет задорная улыбка.
- Да как так-то?! – вскрикивает он, на мгновение перекрывая гипнотизирующий шум мотора.
Ведет пальцем по экрану, натягивая рогатину с очередной птицей.
- Да нет же! Нет! Не может так быть! Нельзя эту игру пройти! - Дима кидает компьютер на заднее сидение. - Вы что-то сказали, господин Грозовский?
Ангел молча смотрит на дорогу, положив расслабленную руку на руль.
- Вам что, нечего мне сказать? Но настоящему мужчине всегда есть что сказать, если, кончено, он настоящий мужчина.
- Не согласен, - негромко отвечает Ангел. – У меня есть предположение, что причина систематических провалов кроется в физиологических особенностях здоровенных тупых выродков вроде вас, господин Мартынов. Я о пониженной скорости прохождения электрического сигнала от мозга к конечностям, в простонародье именуемой рукожопостью.
- Да быть это не может! – Дима хлопает ладонью по колену и смачно матерится. – Оно еще и разговаривает! А я уж думал, ты до конца ни слова не скажешь. Неужто всё о Егорке размышляешь?
- На самом деле – нет, - Ангел бросает на собеседника хитрый взгляд и ухмыляется. – Я думал о вчерашнем вечере.
- В смысле? А, так ты все-таки её отодрал?
Ангел кивает и растягивает губы в довольной улыбке.
- Ну, скажем так, в этом моменте я не удивлен. Суки, они как наркотики и онлайн игры – умеют ждать. Она-таки добилась своего. В ближайшее время ожидай коммерческого предложения. Или оно уже поступило? Во сколько, кстати, нынче обходится прокат молодой козочки?
- Цена четырех коктейлей, жрачки, и такси, если в рублях. Несколько отвратительно проведенных часов и экзистенциальный страх еще одного шага к вратам ада, если через модус бытия, - задумчиво опустив взгляд, говорит Ангел. - А я как жирная тварь в первую ночь диеты – случайно оказался около холодильника и просто не смог не сожрать кусок торта.
- Так низость голую я прикрываю лохмотьями священных ветхих текстов и, сердцем дьявол, выгляжу святым, - Дима чуть приподнимает уголки рта и щурится. – Ложь – грех, друг мой. Ты всем загоняешь про силу воли, про гармонию, про победу разума над полтью, а сам? А сам потакаешь низменным инстинктам и опускаешься фактически до скотоложства. Ты-таки отправишься в ад, друг мой.
- Не иначе. Но это я так, удочку закинул. Из спортивного интереса. Когда будет время, я хочу проверить силу своего обаяния. Давай-ка для пущего интереса забьемся на пятихаточку, что две недели как минимум она будет со мной, как женщина с мужчиной – из-за чувства симпатии. И, да, я говорю о Кристине, самой алчной суке, которую мы с тобой когда-либо видели. Участвуешь? Вот и отлично! Кстати о Егорке – мы почти на месте.
Ангел набирает номер. После сухого приветствия, он сообщает, что человека на том конце провода интересует черный джип, стоящий во дворе около первой парадной двенадцатого дома.
Через пару минут на черной полосе тротуара, залитого грязно-желтым светом единственного на весь двор рабочего фонаря, появляется фигура. Высокий человек в темном пуховике приближается к машине, спешно переставляя мультяшно тонкие ноги. Голова его вжата в плечи так, что воротник достает до переносицы, руки спрятаны в карманы, спина ссутулена. Он прискакивает через шаг, и можно подумать, что на бег не позволяют перейти ботинки, из-за худобы ног кажущиеся непомерно большими и тяжелыми. Ангел и Дима переглядываются, улыбаются, поняв, что подумали об одном и том же.
Взгляд Димы делается сосредоточенным и глубоким. Он следит за каждым движением юноши, поймав себя на мысли, что теперь понимает, о чем говорил Ангел перед тренировкой. Сейчас, когда идея получает очертания в виде конкретного живого человека, каждое принятое решение приобретает вес реальной ответственности. Особенно он ощущается, если ты понятия не имеешь, к чему эти действия приведут. Дима представляет себя ученым, который наблюдает, как в лабораторию подвозят редкий и оттого бесконечно ценный материал. Материал, обладающий невероятным потенциалом, из которого можно создать нечто прекрасное, но который можно и безнадежно испортить. И сосредоточенное волнение, смешанное с интересом в прохладный коктейль, разлитый внизу живота, возникает как раз из-за этого – осознания, что можно не использовать потенциал. Другое необычное ощущение, о котором Дима успевает подумать, прежде чем Егорка оказывается у двери и берется за ручку – власть. Абсолютная власть над живым существом, над человеком.
- Здрасте, я Егор, - весело говорит юноша, усаживаясь на заднее сидение.
Он зябко потирает ладони, несколько раз громко выдыхает на пальцы.
- Не обманул ли ты нас часом? – полуобернувшись к пассажиру, спрашивает Ангел.
Егор удивленно вскидывает брови, глаза сверкают наледью испуга.
- У тебя голос, будто тебе десять, - объясняет Дима и протягивает руку. –Хотя так даже лучше. Я хозяин Дмитрий. Хозяина Ангела ты уже знаешь. Будешь обращаться к нам только так, усек? Попробуешь хоть раз что-нибудь выкинуть – выдавлю глаза.
У Егора начинают дрожать уголки губ – он пытается улыбнуться, стараясь поверить, что этот гигант шутит, но спокойный и суровый взгляд Димы вселяет сомнение в его истерзанную неуверенностью душу.
- А ты что думал, усаживаясь к двум незнакомым мужикам в машину? – спрашивает Ангел, заводя двигатель. – Сейчас работать поедем. Ты с мамой и папой попрощался?
Егор начинает недоверчиво осматриваться, как дикое животное первый раз попавшее в клетку дрессировщика.
- Ты будешь заниматься любовью с теми, с кем мы скажем и тогда мы тебя не искалечим. Хочешь что-то возразить, а, Егорка?
- Не знаю, - бубнит Егор и в голосе его чувствуется настоящая тревога.
- Ну прекрасно, - смеется Ангел. – А за себя постоять смог бы, если вдруг мы тебя на самом деле решили в рабство продать?
- Не знаю, - повторяет Егор, но уже увереннее, и лицо его озаряется добродушной улыбкой. – Наверно.
- Наверно?! Сколько ты весишь?
- Шестьдесят семь.
- А Дмитрий Владиславович, например, сто двадцать девять. Причем он всю сознательную жизнь занимается боевым спортом. Плюс, он вооружен и прекрасно владеет оружием. Как и я. Расскажи-ка нам свой план. Как бы ты оборонял свою жизнь в бою с двумя вооруженными мужчинами, которые, вдобавок сильнее тебя в разы?
- Не знаю… - Егор смотрит в потолок и начинает потирать ладони.
- Никак. Егор, никак. Мы могли сделать с тобой, всё что угодно, если бы захотели. В этом суть проблемы. Ты живешь в обществе, но понятия не имеешь, какое оно на самом деле. Ты не сталкивался за семнадцать лет с темными сторонами жизни, и веришь, что их не существует. Тебе кажется, что вокруг безопасно, что если случится беда, то только с другими, а если с тобой, то обязательно кто-то придет на помощь. Ты как животное, которое спокойно подходит к браконьеру и с любопытством заглядывает в дуло ружья. Только в отличие от дикого животного, у тебя не работает инстинкт самосохранения. Он подавлен иллюзией цивилизованности мира. И рано или поздно ты окажешься в ситуации, когда нужно будет полагаться только на себя. И подохнешь, потому что слаб.
- В этом моменте можешь поверить Ангелу Александровичу на слово. – Дима находит в зеркале заднего вида широко раскрытые, полные света детской наивности глаза Егора. - Я полагаю, ты не часто размышляешь на подобные темы, как надо бы? В особенности тебе. Но скажи мне: что ощущаешь в данный момент, какие мысли по поводу услышанного?
- Нет всепоглощающего чувства абсолютной беспомощности и беззащитности перед большим и беспощадным окружающим миром, перерождающегося в неконтролируемый ужас? – уточняет Ангел.
- Да нет. Я как-то об этом не думал так, - говорит Егор с прямолинейным простодушием ребенка.
- Не думал, - протягивает Ангел. – Как ни странно, в этом и заключается посыл, красной нитью идущий через все информационные потоки, к которым ты и такие как ты имеете доступ. Не думать. Думающий человек опасен, потому как он анализирует информацию. Тупица же нет – он просто верит в любую чушь, которую ему вливают в уши. Так же он не стремится к саморазвитию через труд и познание и почитает удовлетворение инстинктов за счастье. Ты понимаешь, к чему я веду?
- Наверное, - отвечает Егор, но глаза его выдают страх того, что Ангел может попросить описать, что именно понято.
- Ладно, расслабься, - успокаивает его Ангел. – Мы тебя намеренно подгрузили, чтобы примерно представил, что именно будет с тобой происходить. Если в двух словах: мы научим тебя процветать. Это не шутка и не преувеличение. Теперь еще раз: тебе только что доказали, что ты жалок, слаб и неспособен жить. Твои мысли? Что хочешь сделать?
На несколько секунд повисает пауза. Егор не торопится с ответом, потому как уже понял, что двое здоровенных мужиков ничего не говорят просто так. С такими людьми он до этого вечера имел контакт лишь через экран монитора, во время просмотра очередной криминальной драмы про бандитов. Известность Ангела в сети, факт, что он имеет такую машину, и его манера разговаривать складываются в голове юноши в образ с таким авторитетом, который заставляет обдумывать каждое слово и потеть от волнения, как во время важного экзамена, к которому не готов.
- Хочу сделать себя лучше, - неуверенно отвечает Егор.
- Уважаемые родители, у вас мальчик! В этой машине только что родился человек, - широко улыбаясь, говорит Дима. – Ты знаешь, чем отличается человек от как бы человека, мечтающего о свободе и вседозволенности? Человек, настоящий, тот, кого разум отличает от животного, когда видит в себе какой-то недостаток, он испытывает желание этот недостаток исправить. Измениться, стать лучше. Как бы человек, когда замечает в себе недостатки, начинает их любить, чтобы не пришлось как-то себя утруждать, покидать зону комфорта. Искать других, таких же, чтобы в толпе не так чувствовалась боль неполноценности. И вместе они начинают недостатками гордиться, и, что куда хуже – хотеть, чтобы эти недостатки перестали быть таковыми. Чтобы они стали нормой, чтобы окружающие начали говорить, что они норма.
- Да расслабься ты, - ободряет Ангел, видя в зеркале заднего вида печать сосредоточенности, не сходящую с лица юноши с того момента, как начался диалог. – Потом всё станет очевидно. То, что ты сейчас ощущаешь, стало камнем преткновения многих, кто хотел измениться. Информация поступает быстро, она для тебя непривычна, в итоге чувство потерянности усиливается и главное – совершенно непонятно, что делать дальше. Именно поэтому ты здесь. Я хочу помочь тебе стать лучше. Дать то, чего в современном обществе практически никто не дает, причем даже за деньги. Знание. Что делать, как, когда и зачем. Ты первый участник моего нового проекта, подопытный экземпляр, можно сказать. Что думаешь?
- Чувствую себя так, будто выиграл лотерею. Такое только в фильмах показывают, - с напряженной улыбкой говорит Егор.
- А сейчас так часто бывает. Фокус в том, что большинство настолько обленилось и отупело, что люди просто-напросто не смотрят по сторонам. А те, кто смотрят и видят возможности – им тупо впадлу их использовать. Цепочка мыслей среднестатистического гражданина выглядит примерно так. Заметил нечто на первый взгляд полезное, прикинул – не кидалово ли. Выяснилось: не кидалово. Но чтобы получить profit нужно… куда-то ехать, что-то делать, причем регулярно и долго. Не-е-е-е, так явно не пойдет, ведь сегодня уже поздно, да и устал я чего-то. Завтра? Завтра, вроде, с друганами пить собирались. Они засмеют, если узнают, что я собрался выйти из порочного круга и хотя бы попытаться превратиться в человека… Не, пожалуй не про мою честь идейка. Да и херня это всё, скорее всего, лучше не буду время впустую терять. Лучше просру его сидя перед теликом, или в интернете.
- На самом деле успех может быть доступен любому, нужно только поверить и трудиться. Много и тяжело трудиться. Тогда всё будет. Вот так просто и незатейливо выглядит современная тайна, - Дима пальцами показывает кавычки, в которые полагается заключить слово «тайна». - Твое отличие от остальных – мы дадим тебе попробовать то, ради чего люди всю жизнь рвут жопу, а потом ты отведаешь труда, с помощью которого всё это добывается. И в этом моменте повнимательнее, потому как на ближайшие годы агония станет твоим нормальным состоянием, - спокойно продолжает Дима мысль, будто у них с Ангелом один разум на двоих.
- Сила, уважение, влияние, самодостаточность, красота, успех. Если одним словом – процветание. Всё это может быть у каждого. Казалось бы – дело дрянь, ведь всем мы прекрасно знаем о желании людей быть уникальными. Ты, Егор Никитич, ведь знаешь о желании людей быть уникальными, правда? Вот и прекрасно. Но нам на помощь приходит лень. Обычная, всем прекрасно знакомая человеческая лень. И, бах, - Ангел резко раскрывает ладони, изображая вспышку, - всё уже не так плохо. Лень помогает нам настолько хорошо, что достаточно двух часов труда трижды в неделю и толики самодисциплины, и ты уже сияешь среди этого мусора, как бриллиант самой искусной огранки. Люди смотрят на тебя, завидуют, что они не ты, хотят быть с тобой рядом. Они хотят получить частичку того света, который ты источаешь, ибо они живут во тьме ночи. А ночь, как известно, темна и полна ужасов. И это так. Факт. Доказательства которого повсюду. Ты согласен, Егор?
- Не знаю… - робко протягивает юноша, опуская взгляд.
- Неужели? А как же замечательные ролики «до и после», которых сейчас, наверное уже тысячи, десятки тысяч. О чем говорят эти люди? О чем талдычат молодые атлеты, позирующие для журналов? Для них всё, как в песне: девочки достаются легко, а наркота дешево. Найди мне хоть один ролик, где в прошлом убогая, отвратительная особь, ныне человек, попробовавший на вкус настоящую жизнь, жалеет о содеянном. Хоть один, я тут же подарю тебе свою машину. Скажи, ты хотел бы в семнадцать лет обладать автомобилем стоимостью пять миллионов?
- Конечно! Кто бы не хотел, - уверенно говорит Егор.
- Хоть один ролик, где человек говорит о том, что прошлая жизнь его была лучше, и он горько сожалеет, что стал сильным, здоровым и привлекательным. Хоть один и джип твой.
- Нет таких.
- Вот именно, нет таких. Пока ты обычный, тебе кажется, что это ерунда и ничего не нужно менять. Что главное внутри, а на обертку плевать. Это же удел пустых, жалких людишек, но я-то не такой. Я лучше, глубже. Все друзья говорят, что я замечательный, стоит только присмотреться. Правда, никто не присматривается, друзей у меня мало, а девочки в классе не хотят со мной даже разговаривать. Видел таких, наверное?
Егор кивает с ухмылкой.
- Но это только потому, что они дуры, - продолжает Ангел. - И шлюхи. Идущие на поводу у моды. А нормальные девочки смотрят вглубь. Но как только ты меняешься, становится очевидна одна простая истина – прекрасной обертке ничто не мешает иметь не менее прекрасное наполнение. Ты узнаешь, что куча молодых, красивых и сильных, внутри отнюдь не пусты. С ними интересно, они так же глубоки и многогранны, как и ты… И как же могло быть иначе? Ты же теперь один из них. Ничего же не испортилось в тебе, ничего не пропало. Ты не отупел, не потерял интересов, только приобрел немного новых, стал дисциплинированнее и мудрее. Ты хочешь немедленно рассказать об этом всем. Ты кричишь: «ребята, давайте работать над собой и становиться лучше, ведь это так круто! Не нужно пить, курить, шутить по поводу того, как мы нихера ни в чем не понимаем. Это галимо! Давайте будем знать и уважать нашу историю, любить родину, друзей, родителей, людей в принципе и ценить жизнь. Давайте будем сильными и успешными. Давайте процветать!». А они смотрят на тебя молча, и в глазах читается презрение. Ведь им важнее то, что внутри, а не то, что снаружи.
- Короче говоря: важна гармония, - подводит итог Дима и несколько раз хлопает ладонями по бедрам.

[Максим Прусов]

***
Ведущий сидит неподвижно и смотрит вниз, будто задумался и забыл, что вокруг работают камеры, и напротив сидит гость. Проходит несколько секунд, он поднимает взгляд на зрителей, улыбнувшись так, будто ему только что стала известна прекрасная новость.
- Итак, Ангел, давай по порядку. Самые популярные вопросы так или иначе связаны с именем. Расскажи немного о его происхождении, ну и о себе, разумеется.
- Это была идея отца. По крайней мере, так мама говорила, я его не помню практически. Он ушел, когда мне было два года. Провел детство и вырос я с другим отцом. Именно отцом, не отчимом. Я знаю, что во многих семьях бывает иначе, что родные дети получают гораздо больше любви и внимания, нежели приемные, мне с Алисой повезло в этом плане.
- Алиса – сестра, верно?
- Мама встретила второго папу, имея меня в нагрузке, у папы в нагрузке была Алиса. Мне вообще в этом плане, как бы парадоксально ни звучало, повезло дважды. Родиться от одного, вырасти и учиться под руководством другого. Генетика у меня от биологического папы, который, несмотря на то, что был не самым хорошим человеком, природой одарен, как греческий полубог. Второй же папа был мудр и видел свое предназначение, высшую цель своей жизни, если можно так сказать, в том, чтобы максимально хорошо вооружить меня для войны за процветание. Это его формулировка, кстати. Он уверен, что окружающий нас мир – поле боя, а знания и умения, которые получаем в течение жизни – оружие, с помощью которого боремся за место под солнцем. Соответственно, чем лучше ты вооружен, тем выше шанс, что выиграешь сражение под названием «жизнь». Папа всегда старался поддерживать во мне тягу к знанию, но основной упор делал на усвоение мной факта, что единственный способ добиться чего-то – труд. Он – основа успеха. Чем честнее и прилежнее труд, тем выше результат. Истинность этого утверждения я постигал через единоборства.
- То есть, в спорт ты пришел рано?
- В девять лет, если правильно помню. Да, точно, я тогда как раз собирался пойти в пятый класс, и отец летом, по-моему, за месяц до начала учебы отвез меня в зал. Первая моя тренировка была по боксу. Как сейчас помню ощущение чего-то сказочного, когда только переступил порог и отец представил меня тренеру. Запах пота и кожи, размытый шум тренировки, хлопки ударов, голоса. Огромные черные мешки, ринг в центре… Сам факт, что я научусь драться почему-то вызывал в душе трепет. Тогда мне казалось, что это чуть ли не волшебство, и оно недоступно обычным людям. Некоторых детей родители заставляют ходить в зал, пока те не привыкнут и это не станет неотъемлемой частью жизни. Меня же приходилось убеждать, что я не должен проводить в зале всё свободное время. Помню, папа заставлял меня ложиться спать и ждал, пока я усну, чтобы я тайком не вставал и не нарабатывал удары.
- Но с таким упорством дети зачастую перерастают в чемпионов. Ты, если я ничего не путаю, не выступал по профессионалам.
- Нет. Вовремя обнаружилась врожденная травма позвоночника, которая закрыла для меня дорогу в любой профессиональный спорт, где есть нагрузка на шею. По крайней мере, тут отец был непоколебим. Он говорил, что быть сильным можно и не будучи чемпионом мира, а стать инвалидом по собственной глупости – значит потерять всё. Сейчас я понимаю, что он абсолютно прав. Хотя… я и тогда особо не разочаровался, ведь делать то, что я так любил – тренироваться – мне никто не запрещал.
- А как спорт влиял на учебу?
- В моем случае – прекрасно.
- Думаю, ты пользовался уважением среди сверстников. Тяжело было сидеть в классе, а не гулять? Согласись, не редки случаи, когда молодые, подающие надежды спортсмены вставали на скользкую дорожку, не в состоянии справится с искушением, и губили себе сначала карьеры, потом и жизни. Как ты с этим справлялся?
- Да, я был самым крутым мерзавцем в школе. После восьмого класса никто не мог со мной конкурировать, даже старшие братья одиннадцатиклассников. Девочки почитали за счастье, если я с ними хотя бы здоровался, мальчики готовы были сделать всё, чтобы со мной дружить.
Ангел смеется и на овации аудитории отвечает театральной улыбкой в тридцать два зуба.
- А часто приходилось драться?
- Нет. Это было строжайшее табу. Если бы тренер узнал, что я избиваю одноклассников, я вылетел бы из секции в ту же самую секунду. Только самооборона. В настоящих драках, я имею в виду с кровью и последствиями, за все время я участвовал четыре раза. Да, верно. Всего четыре. Первый, как раз в седьмом классе, я отправил в больницу двух братьев, которые до конфликта считались самыми крутыми парнями в классе. Дважды приходилось биться со старшеклассниками, и один раз я участвовал в наказании местных гопников. Двух наших товарищей хорошенько отметелили и ограбили. Я и еще трое, которые, видя мои успехи, тоже боксировали, мы ходили восстанавливать справедливость. Тогда всё было серьезно: сломанные носы, челюсти, выбитые зубы, суд, постановка на учет, и так далее. Однако, начиная с седьмого класса и до выпуска, я учился без троек. Когда наступила сложная для многих родителей пора так называемого «переходного возраста» у папы уже была подстелена сломка. Да не просто, а устлано целое поле мягким, благоухающим сеном. На самом деле, он настолько четко чувствовал наши с сестрой умы и души, что из него мог получиться гениальный педагог.
Седьмой класс, я возвращаюсь домой после очередного урока по физике. Не помню точно, что мы проходили, помню, что меня раздражала необходимость решать кучу задач. Тогда я думал, что в реальной жизни эти знания неприменимы. На что папа ответил мне аналогией. Он сказал: не воспринимай задачу, как нечто, созданное для того, чтобы тебя доставать и вызывать скуку. Вспомни тренировку. Повторение одного движения снова и снова – скучно, отработка определенных элементов боя с партнером не имеет практически ничего общего с настоящим боем. Эти вещи специально созданы, чтобы помочь твоему телу научиться делать движение правильно, и уже в бою применить его без ошибок. От простого – к сложному. Задачи по физике, математике, химии, да и во всех других науках, созданы, чтобы помочь твоему разуму научиться выполнять определенные действия, видеть важные взаимосвязи и научиться делать правильные выводы. Для того чтобы ты в реальной жизни умел делать всё это без ошибок. Эти задачи созданы для того, чтобы делать твой разум сильнее. От простого – к сложному. Чем усерднее ты на тренировке - тем сильнее ты в бою, чем усерднее ты в учебе, тем сильнее ты будешь в жизни.
Эти слова полностью перевернули мое восприятие действительности. Я помню, как полночи думал над этим, пытаясь найти, где отец оказался неправ, но не сумел. Вывод оказался настолько простым и очевидным, что даже мой молодой мозг смог целиком и полностью его усвоить. Мне было не лень четко выполнять все задания и читать всё, что предполагалось прочесть. Наоборот, жажда преуспевать, быть лучшим собой, каким только я мог быть, заставляла меня жертвовать развлечениями в угоду саморазвитию постоянно. И это меня несколько не угнетало. Отец, как искусный дирижер, управлял оркестром моих внутренних страстей и чаяний. Когда мои сверстники тусовались в парадных и беседках, играли вечера напролет в компьютер, а потом обсуждали это, мне хотелось присоединиться к ним. И я бы обязательно так поступал, если бы папа пытался меня контролировать. Но он понимал, причем гораздо лучше, чем я, что мне хочется быть независимым, взрослым, и предлагал мне им быть.
В те годы это давалось не всегда легко. Помогал справляться, опять же, отец. Он позаботился обо всем заранее – сделал так, что я приучился, в случае возникновения неразрешимого вопроса, идти на обсуждение к нему. Зная это, он давал мне право выбора, не опасаясь, что я наделаю глупостей из-за отсутствия жизненного опыта. Выбор был: поступать, как все, или поступать, как надо. Идти тратить время на распитие алкоголя и праздные беседы и деградировать, или заниматься развитием ума, тела и духа, и всё выше и выше подниматься над окружающими. Видишь ли, основной фокус был в том, что жизнь подтверждала правильность каждого решения, которое мы принимали совместно с отцом. Кто-то полностью отдавался обучению, но был слаб, жалок и одинок, кто-то уходил «в жизнь», посчитав образование бессмысленной тратой времени, но был глуп, наивен и в итоге начинал катиться на дно, совершая ошибку за ошибкой; я же был лучше и тех и других, причем по всем параметрам. Я знал больше любого зубрилы и отличника, потому что систематическое развитие интеллекта позволяло мне усваивать в десятки раз больше информации в десятки раз быстрее, я был сильнее и пользовался большим авторитетом, чем любой «местный» в нашем районе, потому что развивал свое тело и не гробил его веселясь, и мог ответить за любые слова. Я испытывал эйфорию юношеской влюбленности, знал радость побед, горечь поражений, но образование и дисциплина позволяли мне не теряться в буре эмоций и идти к своей цели.
***
5
Егор ловит себя на мысли, что вот уже минут десять (он даже смотрит на мобильник, чтобы удостовериться) его ни о чем не спрашивают, и ничего не рассказывают. Таинственные мужи молча слушают какой-то тяжеляк. «Master of puppets», читает Егор название на экране бортового компьютера. Шикарный звук, от басов аж в животе щекочет, думается ему, вот бы тут дабстепчик заслушать.
- Можно и дабстеп, - отвечает Ангел и начинает прыгать по папкам в поиске нужной.
У Егора перехватывает дыхание, холодная волна пролетает от шеи вниз по телу, за ней горячая, будто сначала окатили ледяной водой, потом сразу кипятком. Руки и ноги начинает слегка покалывать, когда Егор понимает, что забылся настолько, что позволил себе что-то просить. Память моментально вытаскивает эпизод, когда чувствовал себя так же – четыре года назад, когда у него трое гопников отжимали мобилу. Они были значительно старше и пахли смесью табачного дыма и карамели. Гопники тоже сперва задавали много вопросов, потом самый здоровый предлагал драться один на один, но закончилось всё тем, что Егору просто разбили лицо. На какое-то мгновение вспомнившиеся чувства уязвимости и обиды заставляют Егора пожалеть о решении сесть в эту машину, да и вообще написать что-то Ангелу. Но когда из динамиков начинают греметь первые ноты одной из любимых композиций команды под названием «Knife Party», Егор понимает, что сейчас его бить никто не будет, и успокаивается.
- Дабстеп нужно слушать так, чтобы от басов дребезжали яйца, - объясняет Ангел причину добавления децибелов. – Иначе нет смысла.
Подобное отношение к современной музыке вызывает удивление, и авторитет Ангела подскакивает еще выше – рушится стереотип консервативного великовозрастного зануды. Егор с благоговеющей улыбкой смотрит, как вздрагивают, сокращаясь, округлые мускулы на руке Ангела, как надувается трицепс, когда он выпрямляет её, как прокатывается волна от дельт к спине. Воображение моментально переносит Егора в сказочный мир, где он прекрасно сложен, успешен и невероятно уверен в себе. Мелодия застилает реальность сладкой дымкой, салон автомобиля превращается в интерьер ночного клуба. Егор не любит подобные заведения и в том, что привиделся сейчас, не так давно оказался не по своей воле – в нем было принято решение отмечать школьный выпускной. Он лучше бы остался дома и потренировался с командой игре в «доту». Ведь это шанс связать будущее с любимым делом, да еще и неплохо зарабатывать. Так, по крайней мере, Егор любит думать, когда нужно притупить неприятное чувство раздражения, возникающее при взгляде на фотографии молодых атлетов, с улыбкой во всё лицо демонстрирующих рельефные мускулы. Но в данную секунду всё иначе. Концентрация эндорфинов в крови настолько высока, что каждая фантазия арбалетным болтом врезается в сознание, и ощущения такие, будто всё происходит на самом деле. А фантазирует Егор, как ни странно, о том, как он реализовывает физическое совершенство, которое теперь не усердно подавляемая мечта, а данность. Он представляет себя выходящим из джипа Ангела, обязательно со стороны водителя. Все школьные друзья, все знакомые из института так же отдыхают в клубе, двери которого распахиваются перед ним. На нем белая футболка с глубоким вырезом, открывающим массивные грудные мышцы. Музыка ревет, как каменная лавина, идущая с горы, но Егор отчетливо слышит крики восхищения. Он видит заискивающие взгляды подруг, которые теперь горько сожалеют, что не общались с ним раньше, и хотят загладить вину тем способом, которым он пожелает, чтобы она была заглажена. Он чувствует их восхищенное удивление, оно обдает лицо и тело теплом и одновременно прохладой, как порыв ветра в жаркий день на пляже. Ангел и Дима вальяжно вышагивают чуть позади, объятые лучами света, как полубоги, и Егор буквально слышит звон падающих от удивления на железные столики челюстей его бывших одноклассников и нынешних одногрупников, которые величали его чмом и задротом и иногда даже мучили ради забавы. Эти ублюдки не могут поверить, что теперь он тусуется с такими людьми, как Ангел и Дима. К ним, к этим жалким мразям, до сих пор таким же убогим, как и раньше, он обязательно вернется, но чуть позже. Сейчас нужно вкусить того, что подарило изменение. Попробовать успех на вкус. Успех чуть сладковат, мягок, как крем, влажен и упруг. Он пахнет чем-то приторно-кисловатым, от этого аромата кружится голова и приятно щекочет внизу живота. И воплощен этот успех в лице и теле девушки по имени Ольга, в её глазах, губах и языке, который в данный момент энергично двигается у него во рту. Язык той самой Ольги, высокой, стройной, которая учится с ним в группе, и которую иногда привозит в институт бородатый мужик на «Порше».
- Слушай, Егорище, - голос хозяина Дмитрия врывается в атмосферу сладкой фантазии, как сигнальная ракета, мгновенно наполняя её слепящими искрами. – У тебя есть какое-нибудь прозвище? В нашем коллективе существует традиция, так что в любом случае, его придется поиметь, но то, что придумаем мы, тебе может не очень понравится.
- Не знаю, - тянет Егор, стараясь выветрить из головы дым сожженной мечты.
Тело томится сладчайшей негой, которая бывает после секса. По крайней мере, он верит, что так бывает после секса, иначе о нем бы не говорили, как о чем-то невероятно прекрасном. Пока что с ним так бывает только после мастурбации на порно.
- Ты смотрел «Криминальное чтиво»? – Дима поворачивается к нему, ухватившись за край спинки.
Егор какое-то время мычит, точно недовольная корова, потом отвечает:
- Конечно.
Правда мысли его не о фильме, а о том, как классно выглядят Олины ягодицы, и как сильно хочется припасть к ним страстным поцелуем, когда она, изогнув спину, медленно стягивает трусики, подцепив большими пальцами. На секунду он опускает взгляд вниз. Штаны едва не трещат по швам, и Егор вздрагивает, испугавшись, что этот досадный факт станет очевиден присутствующим.
- Ты помнишь, что случилось с человеком, который часто повторял «Что»? – Дима приподнимает уголок рта, и в глазах его Егор замечает проблеск азарта.
Того самого, который блестел в глазах его школьных мучителей, когда на перемене они окружали его и начинали задавать вопросы, правильных ответов на которые не существует.
- Помню, - отвечает Егор с нерадостной улыбкой.
- С тобой будет тоже, если хоть еще раз скажешь «я не знаю». Понял? Я не шучу, - Дима убирает руку, и обратно она появляется уже с пистолетом.
Вдох примерзает к позвоночнику, и Егор инстинктивно выставляет вперед руку, так, чтобы не видеть дула.
- Привыкай иметь мнение по каждому вопросу и привыкай знать. Теперь еще раз: у тебя есть прозвище?
Егор медлит с ответом. Прозвище, или лучше сказать псевдоним, есть, но сейчас ему стыдно произнести его вслух. Он прекрасно понимает, что ничего общего у него и этого слова нет и быть не может, но так же он понимает, что ответ дать придется, как придется и отвечать за его содержание.
- Плейбой, - робко говорит Егор, и слегка морщится, понимая, как нелепо это звучит из его уст.
Ангел и Дима, словно по команде, наполняют кабину раскатами смеха. Дима упирает лоб в косточку предплечья и его гигантские плечи начинают ходить вверх-вниз, отчего кажется, что вибрирует вся машина.
- Когда я его выбирал, я думал, что это означает игрок. Я английский не очень знаю. Потом я узнал, что оно на самом деле значит, было уже поздно, потому как меня уже знали под этим именем.
- Ну, это многое объясняет. Раз уважаемые люди тебя знают, как Плейбоя, нельзя вводить их в заблуждение, - Дима громко выдыхает, будто хочет выдуть веселье из легких, и совершенно другим тоном спрашивает: - пользоваться умеешь?
Он быстрыми, отработанными движениями вынимает обойму, освобождает ствол и бросает оружие Егору на колени.
- Неа, - отвечает Егор, и с выражением опасливого любопытства начинает рассматривать пистолет. – Тяжелый, я и не думал даже. Гладкий такой, - рапортует юноша о результатах осмотра.
- Драться не умеешь, хилый, неуверенный в себе, пугливый, стрелять тоже не умеешь, оружия, разумеется, никакого нет. Как ты вообще на улицу выходишь в таком состоянии?
- Да нормально. У нас же не война, чтобы с оружием ходить.
- Я с вас охреневаю, молодежь. Ты реально настолько тупорылый, или притворяешься? Тебя били хоть раз? Били, отлично. И что, ты никаких выводов не сделал? Ты же должен понимать, что это может повториться когда угодно, ведь ты ничего не сделал, чтобы этого не повторялось! Ничего. Тебя могут избить, искалечить, зарезать, как свинью, и ты никак не сможешь помешать этому случиться. Никак. Неужели тебе нравится жизнь безмозглой антилопы, которая таскается по лесам туда-сюда, удовлетворяя какие-то сиюминутные потребности организма, надеясь, что за следующим кустом не сидит тигра? А тигры там сидят довольно часто. Все эти крикуны о том, что человека от животного отличает разум, так почему вы этот разум нихрена не используете? Ты телевизор, что ли никогда не смотрел? Ни разу записи в интернете не видел, где кого-то убивают? Просто так, потому что был жалок и слаб в пятницу вечером. О чем, по-твоему, думали эти люди? О том же, о чем и ты – что беда происходит с другими, а если произойдет со мной – кто-то обязательно поможет. Ладно, если бы ты мог себе позволить нанять охрану, или занимал такое положение в обществе, которое могло бы гарантировать хоть какую-то безопасность. Хотя и она всего лишь мираж, но это, тем не менее, хоть что-то. Как ты планируешь жить, если ты не контролируешь абсолютно ничего в своей жизни? Кому ты вообще такой нужен, если неспособен позаботиться даже о себе, не говоря уже о ком-то еще?! Хорошо, тебе сейчас семнадцать. Ты молод и полон перспектив. Но с чего ты взял, что пройдет десять лет, и за это время что-то изменится? К этому ведь нет никаких предпосылок. Ты так и останешься вечно недовольным, неуверенным, слабым существом, которое будет просыпаться и ходить на ненавистную работу, чтобы обеспечить себе возможность просыпаться и ходить на ненавистную работу. И так будет не потому, что система дерьмо, а потому что ты дерьмо, которое останется дерьмом в любой системе!
- Ну, молодой человек явно способен делать правильные выводы, раз все-таки пошел в зал и поступил в институт, - говорит Ангел, прерывая эмоциональную тираду Димы.
- Я хочу стать киберспортсменом. Я в команде играю, чтобы начать выступать, мы тренируемся почти каждый день. За это, межу прочим, неплохо платят.
- За победы неплохо платят. Но сослагательное наклонение говорит о том, что у тебя не достаточно дисциплины, чтобы стать спортсменом. В киберспорте, как ты и сам прекрасно знаешь, важна связь головы с руками и куда важнее скорость принятия решения и умение «читать» игру. Это такие же навыки, как любые другие, и их так же нужно тренировать годами. И помимо всего, нужно еще тренировать себя, чтобы быть в состоянии реализовывать необходимые действия необходимым образом. И, тем не менее, ты здесь.
Егору хочется возразить словами «а ты-то что можешь знать о киберспорте», но Дима всё говорит верно. И это почему-то пугает. Глядя в темно-зеленые глаза огромного человека, Егору кажется, что эти глаза могут видеть абсолютно все. И прошлое и будущее и даже мысли. Слова великана отторгаются сознанием, как инородное тело. Мысли о том, что так просто не может быть, бомбардируют истину, засевшую в мозгу, как заноза, покрывая её мягкой слизью самообмана.
- Ну что, какова правда на вкус? – сурово интересуется Дима, как строгие педагоги интересуются, выполнено ли домашнее задание. – Как говно, не так ли? Ты, мил друг, просто обречен быть несчастным. Однако, правда и то, что ты молод и перспективен. Плюс человека в возможности изменения. Ладно, пора сменить хлюпанье навоза на хруст французских булок, и шлепки друг о друга булок женских. Оружие верни.
Егор не заметил, как подъехали к ночному клубу и вертит головой, будто внезапно очутился в незнакомом городе. Чувства неуверенности и дискомфорта заставляют вспомнить об уюте компьютерного кресла, о знакомых голосах в наушниках и о фигурках героев, готовых реализовывать любую прихоть повелителя. Какая-то часть его естества настолько сильно не хочет покидать зону комфорта, что желание вернуться домой, заварить чай, намазать толстенный кусок белого хлеба шоколадным кремом и играть с друзьями до самого утра, делается столь сильным, что чуть ли не ощущается на языке. Если бы кто спросил, Егор мог бы с уверенностью сказать, что желание поиграть в компьютер на вкус сладкое, а по консистенции плотное и липкое, как семечки в карамели.
Ангел просит подать с заднего сидения куртку, и Егор понимает, что обратного пути нет. Идти с сильными мира сего, как их он для себя уже определил, в место, где слабость не имеет шансов, придется, как бы ни хотелось бежать. Далеко, без оглядки, туда, где нет ничего враждебного, где всё привычно и понятно, где не нужно ничем себя утруждать.
Егор знает, что одет не подобающим образом, но ответ Димы, что с ними его пропустят куда угодно, в любом виде, выплескивается бензином на угли недавно пережитых эйфорических фантазий, и огонь вспыхивает с новой силой. Правда, вместо школьных и институтских друзей в них теперь друзья Ангела и Димы, с ехидными ухмылками наблюдающие за сутулым мальчиком с тонкими, ненавистными ножками. Заведение забито ими до отказа, каждый человек внутри – из компании этих двоих. Парни молоды, красивы и мускулисты, девушки стройны, длинноволосы и презирают немощь. Ад выглядел бы именно так, решает Егор, переступая порог заведения, едва не сгибаясь под смеющимся взглядом огромного охранника. Но, все же, не такого огромного, как Дима, как хозяин Дмитрий.
Волна звука накрывает, будто голову окутали мягким платком, в нос бьет теплый воздух, пахнущий табачным дымом и десятками духов. От ярких вспышек в кромешной тьме, глаза прорезает боль. Но они быстро привыкают. К удивлению юноши внутри далеко не все выглядят, не то, что как Ангел, или Дима, но хотя бы как их бледные тени. Мужчины обычны, многие худы, как насекомые, многие жирны, как свиньи. Наблюдая за двигающимися вверх-вниз животами, обтянутыми футболками с темными пятнами пота, Егор вспоминает фразу про мусор и сияние бриллианта. Только сейчас, как ему кажется, понимает, что имелось в виду. Извивающиеся в танце девицы, блестящие от пота, полуобнаженные, бросают на спутников Егора такие взгляды, что ему хочется немедленно очутиться в зале и тренироваться. Тренироваться с яростью, с остервененьем, с каким пыталась оттереть кровь от ключа жена Синей Бороды. Тренироваться, пока хотя бы не вырастут чертовы ноги. Все бы ничего, но как же стыдно за эти гребанные ветки, с болью думает Егор, вспоминая, как выглядят его конечности со стороны. Вспышки цветомузыки, ритмичный грохот акустики, сотни тел, колышущихся, как водоросли в потоке кислородных пузырьков. Егор ощущает себя внутри огромного котла, где люди – это ингредиенты, медленно растворяющиеся в отваре похоти, как кубики куриного бульона.
Из толпы материализуется молодой парень в белой футболке с надписью «Doors» и изображением лохматого мужика. Его глаза слегка сощурены, на кругловатом лице, из-за мужского каре похожего на таблетку, выражение спокойной, уверенной радости. Ангел пожимает ему руку, приобнимает и хлопает по плечу. Егор обращает внимание, как же хорошо сидит одежда на мощном теле, когда парень делает шаг навстречу, протягивает руку и сообщает имя – Михаил. Не внушающий доверия, уточняет Ангел. Из толпы выныривает невысокая брюнетка с ягодицами, которые приковывают взгляд Егора и не отпускают так долго, что ему становится неловко. Девушка держит в руках два бокала, наполненные мутноватой жидкостью, один – белесой, другой – оранжевой. Она трется о Мишу, как кошка, на которую нахлынула нежность. Облизывает ему шею и ухо, потом подмигивает и исчезает в толпе. Миша сообщает, что ему стыдно за поведение этой безмозглой суки, и что ему жаль. Чего именно, Егор не разбирает, потому как Ангел увлекает за плечо и говорит, что им нужно пообщаться в другом месте.
Происходящие события кажутся фрагментами странного сна, в котором ничто не подчиняется воле спящего. Чувство нереальности окружающего мира ни на мгновение не покидает Егора. Каждую следующую секунду ждет он подтверждения тому, что всё вокруг - плоды его воображения. Он уже давно ничего не понимает. Предположения, возникшие дома, после звонка Ангела, разбились вдребезги, как волны о крутой берег, еще в машине. Сейчас Егор просто следует указаниям и постепенно проигрывает борьбу с набирающим силу страхом. Инстинкты всё сильнее бьют тревогу, и Егор уже твердо решил, что если сейчас ему не объяснят что происходит, и самое главное – зачем, он сбежит.
Ангел идет впереди, точно Моисей, заставляющий воды расступиться, высокий худощавый юноша в расстегнутом пуховике следует по пятам, недоверчиво озираясь. Входят в небольшое помещение, выполненное в темных тонах. Комната замысловатой формы, вдоль стены тянется кожаный диван, с виду невероятно мягкий и удобный. Перед диваном столики, между ними железные палки от пола до потолка, сверкающие хромом. Воздух прохладный и пахнет какими-то цветами. По крайней мере, именно цветы первыми приходят Егору в голову. Ангел по-хозяйски заваливается на диван и раскидывает руки. Воздух с еле слышным шипением выходит наружу и кажется, будто черная масса вскоре полностью поглотит тело, как зыбучие пески.
- Почему у Михаила такой странный ник? – усаживаясь на мягкое сиденье, спрашивает Егор.
Ему не столько интересен ответ, сколько хочется заглушить стоны и вой инстинктов, устроивших в голове бедлам. Они как стая одуревших от запаха крови мертвецов, ломятся внутрь сознания. Если пустить – начнется паника.
- Когда ты увидишь его после тренировки по дороге домой, с торчащей из переднего кармана пластиковой бутылкой из-под молока, с драной сумкой на плече и в одной перчатке, ты поймешь, почему у него такой, - Ангел делает паузу и внимательно смотрит в глаза Егору, – такой ник.
- А почему он в одной перчатке?
- Потому что вторую потерял. На самом деле отличный парень. Тебе кстати есть о чем с ним побеседовать.
- Почему он называл свою девушку безмозглой сукой? – Егор позволяет себе сеть чуть глубже и откинуться на спинку.
- Это не его девушка, в том смысле, какой вкладываешь ты. Он познакомился с ней здесь, сегодня. Через пару дней вокруг будет виться уже другая. А безмозглой сукой он её назвал, скорее всего, потому что так оно и есть. Миша достаточно щепетилен в вопросах поведения на людях, и абсолютно не толерантен к глупости. Но она ничего так, а?
Егор смущенно улыбается и опускает глаза.
- Думается мне, ты и ребятки из команды по доте многое бы отдали, что б с такой самочкой на выпускном замутить? Ничего, - подбадривает Ангел, видя, как лицо Егора покрывается красными пятнами, - если будешь делать, как говорят, узнаешь, какого это, когда женщины восхищенно охают вслед и сами подходят знакомиться.
Ангел позволяет Егору прикоснуться к приторно сладкой фантазии краешком сознания и продолжает:
- Ты, скорее всего, чувствуешь себя сейчас, как во сне? Оно и не удивительно, - с улыбкой победителя проговаривает он, - то, что было сказано, что произошло - для тебя впервые. Ты никогда не испытывал ничего подобного, ты даже не слышал о том, что так бывает. В современном обществе, по крайней мере, в той его нише, где живешь ты, так не принято. Я убежден, что так не должно быть, и хочу это изменить. Именно поэтому ты здесь. Это твой, как любит говорить Дана Уайт, шанс всей, мать её, жизни. Но прежде чем что-либо произойдет, ты должен понять очень важную вещь: успех мероприятия зависит целиком и полностью от тебя. И есть нюанс: как ты, наверное, за семнадцать лет уже выяснил, ничего в этом мире не дается даром. Ты практически смыл свою жизнь в унитаз, и чтобы вернуть её в нормальное состояние придется пожертвовать многим. Самое главное – комфортом.
Егор привык за годы обучения в школе проглатывать неприятные высказывания в свой адрес молча. Он не посмел бы возразить даже случайному прохожему, если бы тот остановил его посреди улицы и сказал нечто подобное. Но в сновидениях часто бывает так, что ты ведешь себя, как всегда хотел бы, а не как бывает на самом деле. Именно поэтому Егор с выражением справедливого гнева необоснованно обвиненного человека на лице, негромко, но уверенно произносит:
- Почему практически смыл? Нормальная у меня жизнь, я еще, как вы сами сказали, молодой.
Прежде чем отзвуки последнего слога растворяются в полумраке помещения, Егор уже горько жалеет, что позволил себе возражать. В таком состоянии он уже бывал – когда по совету отца решил ответить на оскорбления одного из одноклассников фразой «сам такой, я тебя не боюсь». Тогда ему казалось, что на кон поставлена сама жизнь, настолько много было в крови адреналина, было и похожее ощущение сюрреализма. Правда, тогда Егора за дерзость наказали – с рассеченной губой и саднящим носом он всю перемену просидел под партой, размышляя над своим местом в социальной структуре класса.
- Молодой, говоришь. Превосходно. Расскажи, какую жизнь ты хочешь прожить?
Необычные ощущения сменяют друг друга, как экспонаты комнаты ужасов, в парке аттракционов. Чувство безысходности начинает медленно обволакивать сознание юноши. Прямо как на экзамене по физике, когда преподаватель начал цепочку вопросов по всему материалу, после того, как просмотрел списанный ответ по билету.
- Не знаю, - мямлит Егор.
- Понятия не имею, будет точнее. Ты знаешь, как сейчас выгодно зарабатывать деньги, а как – нет? Может быть, ты знаешь, какая профессия будет востребована к моменту твоего выпуска? Ты уже примерно прикинул, где начнешь набираться опыта по специальности, чтобы в день получения диплома не пополнить ряды армии безработных тупиц с высшим образованием? Хотя ты, наверное, не хочешь быть обычным работником, ты видишь себя управляющим, верно? Слушай, а, может быть, ты хочешь открыть свое дело? Можешь рассказать, как это делается, хотя бы схематично? Ну, какие сложности могут возникнуть, как их преодолевать, что нужно для начала, как планировать развитие, как отслеживать прогресс? Не можешь. Прекрасно. Это был финансовый вопрос, назовем его так. Возвращаемся к вопросу самосохранения. В каких ситуациях ты сможешь за себя постоять и каким образом? Чего плечами пожимаешь, рассказывай. Стало быть, физически ты защитить себя не можешь. Юридически? Если тебя захотят развести, кинуть на собственность, выставить на деньги, обвинить в чем-нибудь, в законах разбираешься? Наверное, у тебя связи серьезные есть. Родители, друзья, которые выручат? Ну что, мне продолжать, или ты сам всё понял?
Егор молча смотрит перед собой, пытаясь разобраться в совершенно новом чувстве, полностью захватившем его в данный момент. Похоже оно на что-то мерзкое, липкое и горячее, от него хочется избавиться, как поскорее хочется стряхнуть с кожи огромное и непонятное насекомое. Чувство сильнейшего неудовлетворения самим собой. Нежелание верить, что всё сказанное - про тебя - жажда действия, невероятная, стремительно усиливающаяся жажда что-нибудь сделать, чтобы исправить ситуацию, или хотя бы из неё вырваться.
- Общество твердит, что ты свободная личность, что ты волен жить, как хочешь. Но никто не уточняет, что жизнь здесь похожа на минное поле, и не всегда разумно ступать наугад. Солнце греет, зелень благоухает сладкими ароматами, птицы поют, но неудачный шаг и тебя разорвет в клочья, или искалечит. Ты сам из себя делаешь маленькую единичку потребления, существующую в мире больших фантазий. Да, ты волен хотеть и делать всё, что пожелаешь, но фокус в том, что ты не способен реализовать практически ни одного своего желания. Просто не способен. Физически. И это трагедия. То, что мы с Димой наговорили тебе гадостей, это не потому, что мы решили загнобить тебя, а потому, что это правда. Твое положение реально настолько плачевно. И, как я уже говорил, чтобы его исправить, придется долго и тяжело работать. Прежнюю жизнь придется оставить в прошлом. Это тяжело, она будет настойчиво проситься обратно, временами тебе будет настолько сильно хотеться вернуться к старым привычкам, вернуться в зону комфорта, что ты возненавидишь ту секунду, когда согласился ступить на этот путь. И именно поэтому сперва ты должен принять это решение. Подожди. Осмотрись. Запомни, как выглядит момент, когда тебе первый раз приходится принимать решение, которое кардинально повлияет на всю твою дальнейшую жизнь. Запомнил? Теперь тебе слово.
Егор с детства ненавидит ответственность. Он привык использовать любую возможность, чтобы избегать её, не важно, о чем идет речь. Однако сейчас всё зависит от него одного и не на кого перекинуть этот груз. Решается Егор быстро, как и с ответом на вопрос родителей, хочет ли поступать в институт, в котором сейчас учится. Как и тогда, сейчас ему по большому счету всё равно, с чем соглашаться и куда вписываться, лишь бы побыстрее выбраться из-под давления ситуации. Особенно от столь тяжелой ситуации, когда отвратителен сам себе. Слова Ангела имеют слишком сильный проникающий эффект, потому прошибают сознание навылет, и Егор без колебаний ставит крест на всём, что в данный момент любит и хочет:
- Я готов.
- Что ж, - подняв одну бровь, произносит Ангел и сдвигается на край дивана. – Как говорил тамплиер Индиане Джонсу: твой выбор был мудр. Тогда перейдем к делу. Мы с Димой в машине говорили про физическое развитие. Как оно важно, какие невероятные преимущества дает, но это далеко не основа. Это даже не половина. Человек должен существовать в гармонии, только тогда он может быть свободен и счастлив. Сила, разум и дух, вот три сущности, которые ты должен развивать симметрично. Любое смещение в одну из сторон ведет к дисбалансу, и, следовательно, к провалу. Думаю, не нужно объяснять, почему тупорылые атлеты, немощные эрудиты и оторванные от реальности фантазеры – плохо? Два из трех тоже не вариант. Сила и ум, без духа превращают человека в мразь, которая старается отобрать всё, что сочтет полезным. Сила и дух, без разума, превращают человека в фанатика, слепца, готового уничтожать всех, кто с ним не согласен. Дух и разум, без силы, дают балабола, красноречиво жаждущего всеобщего блага, но только с трибуны. Ноль из трех, как ни странно, хуже всего, и сейчас в тренде. Как выглядит человек без силы, ума и духа? Раб, основная ценность которого – материальные блага, неспособный принимать ответственность даже за свои действия, предпочитающий ни во что не вмешиваться, не разбирающийся ни в чем, как и все просто потребляющий, чтобы удовлетворять сиюминутные капризы, но, в силу бесконечной своей глупости и ограниченности, считающий себя уникальным, выше и лучше остальных. Никого не напоминает?
- Напоминает, - с безрадостной ухмылкой отвечает Егор.
- Это хорошо. Успеваемость в институте будет так же под контролем, как твой физический и духовный прогресс. После каждой пройденной темы я хочу видеть на своей почте эссе, написанное тобой. К экзаменам будешь готовиться так, чтобы быть в состоянии ответить на любой вопрос. Тренироваться будешь так часто и так интенсивно, как скажу я. Если хоть раз попытаешься меня обмануть, - Ангел делает многозначительную паузу, чтобы добавить фразе драматизма, - лучше даже не пробуй, потому, как просто прекращением отношений для тебя это не кончится. Мама с папой не помогут, можешь в этом поверить на слово. И нечего на меня глазки выкатывать, это тебе первый урок: у каждого действия бывают последствия. Ты согласился, придется отвечать.
Ангел неторопливо поднимается и направляется к выходу, оставляя Егора гадать, что всё это могло значить для его будущего, и как теперь быть. Но в дверях останавливается и, повернувшись, с улыбкой произносит:
- Мой тебе совет: не стесняйся. Никогда не стесняйся. Для женщины нет ничего более антисексуального, чем неуверенный в себе мужчина.
Как только белая футболка Ангела исчезает в черном четырехугольнике, в помещение входит невысокая длинноволосая девушка. На ней типичный наряд танцовщицы, черные, как уголь глаза пожирают Егора живьем. Он отчаянно жаждет опустить взгляд, но инстинкт не позволяет. Молодая красавица неспешно подходит к дивану и усаживается Егору на колени так, что её стянутая полупрозрачным бюстгальтером грудь оказывается у самого его носа. От загорелой кожи, гладкой и блестящей, как шелк, пахнет ванилью. По крайней мере, так Егору кажется, так же ему кажется, что если коснуться этой кожи языком, она окажется в сотни раз слаще сахара. Девушка запускает руки под пуховик, одну заводит за шею, другая устремляется вниз, к животу. Затем еще ниже, и этого Егор сейчас боится больше всего на свете, но в то же время, об этом же мечтает сильнее всего на свете. Молодая красавица удовлетворенно мычит, поглаживая то, что Егор оказывается способен предложить. Тело юноши сжимается в сладчайших судорогах, язык моментально прилипает к гортани, вздохи отдаются в груди режущей болью. Ему кажется, что еще немного и сознание помутнеет, но воля сконцентрирована на ощущении силы и твердости. Главное, чтобы они не пропали, если они пропадут – жить станет незачем, думает Егор, и с ликованием осознает, что от каждого прикосновения сил прибывает. Девушка нежно шепчет на ухо, чтобы делал, как она скажет, и укладывает на спину. В воображении Егора образ Ангела, говорящего про уверенность, сливается с деталями того, что делают мужчины женщинам в порно, которое ему доводилось смотреть в течение жизни. Шумно переведя дух, Егор распускает узелок, удерживающий миниатюрные трусики, обхватывает округлые ягодицы и тянет на себя. Прелестница с довольной улыбкой подползает к его голове, а мальчик с замиранием сердца готовится начать один из этапов процесса превращения в мужчину.

[Гость_Monk_*]

Интересный текст и неплохо написан. Я читал его на Эксмо, весьма впечатлило.

[Максим Прусов]

Интересный текст и неплохо написан. Я читал его на Эксмо, весьма впечатлило.

Посмотрим, впечатлит ли местную публику.

Кстати, монк, мы так и не дошли до конкретики по началу. Вы написали на Эксмо, что есть излишние описания, которые бесят, но не показали. Мой взгляд уже изрядно подзамылился, так что без четкого указания я едва ли найду то, о чем вы говорите.

[Эээх]

Такое цветное вступление, классное, переходишь к тексту и натыкаешься вот на это:

… Это случиться сегодня.

Перестало хотецца читать дальше. Я не граммарнаци, но это -тся и -ться вытерпеть не могу. Не, наверное, я все-таки граммарнаци...

[Эээх]

С этими мыслями Ангел выкручивает рулевое колесо черного «Рендж Ровера», и направляет внедорожник прочь от проспекта.

Ангел рассеянным взглядом следит за бледно-серой полосой асфальта, левой рукой покручивая блестящие черные камешки ожерелья, как ошейник стягивающего его мощную шею.

Слушай, Димон, - Ангел толкает в плечо человека на сидении пассажира

Сколько ж рук у него? И машину, и ожерелье, и товарища в плечо. Если вы даете такое подробное описание, то и то, что Ангел бросил тербонькать ожерелье, перехватил руль и именно освободившейся рукой ткнул пассажира в плкчо, должны написать.

[Максим Прусов]

Такое цветное вступление, классное, переходишь к тексту и натыкаешься вот на это:
Перестало хотецца читать дальше. Я не граммарнаци, но это -тся и -ться вытерпеть не могу. Не, наверное, я все-таки граммарнаци...

Исправлял эту опечатку везде, где выкладывал текст. Получается, везде, кроме файла на компьютере. Благодарю, что обратили внимание.

[Эээх]

Здесь представлено всё произведение целиком?

[Максим Прусов]

Сколько ж рук у него? И машину, и ожерелье, и товарища в плечо. Если вы даете такое подробное описание, то и то, что Ангел бросил тербонькать ожерелье, перехватил руль и именно освободившейся рукой ткнул пассажира в плкчо, должны написать.

Я себе эту картину представлял так: сидит за рулем человек. Левой рукой мусолит ожерелье, правая на руле. Ей и управляет. Захотел разбудить задремавшего товарища - ткнул его в плечо (всё той же правой) и положил обратно на руль.
А как еще это можно сделать, если учитывать, что пассажир сидит справа от водителя? Мне даже любопытно

Здесь представлено всё произведение целиком?

29 страниц из 213

[Эээх]

Я закимарил малость.

кЕмарить

- М? – резко вздрогнув всем телом, точно ожившая скульптура мифического гиганта, мычит Димон. –

вообще не понравилось. Мычание, бурчание, ворчание в тексте не надо оформлять в прямую речь, объясняя, что это именно мычание, бурчание, ворчание. Читатель туп, но не настолько ж!. И лично я никогда не видел вздрагивающих мифических оживших скульптур гигантов, поэтому сравнение бессмысленно. Габариты Димки лучше вынести в отдельное предложение. Например, рассказав про то, что он еле помещается на сиденьи.

[Эээх]

Я себе эту картину представлял так: сидит за рулем человек

т.е. бросил руль? Не надо бросать руль. Еще один момент. Просто так, держа руку на весу ты или задкшишь себя ожерельем, либо рука устанет. Локоть должен опираться на что-то.

[Гость_Monk_*]

Просто так, держа руку на весу ты или задкшишь себя ожерельем, либо рука устанет.

Качки не устают. А в машине имеются подлокотники. Тем более в такой.

кЕмарить

Кстати, да. Я тоже обратил внимание.
Автор, такой вопрос. Я не знаком с вашим творчеством, но... вы всегда пишете в настоящем времени? Почему именно в нем, может, есть какие-то причины? Мне, как стороннику прошедшего времени, это непонятно.

[Максим Прусов]

Качки не устают. А в машине имеются подлокотники. Тем более в такой.

Кстати, да. Я тоже обратил внимание.
Автор, такой вопрос. Я не знаком с вашим творчеством, но... вы всегда пишете в настоящем времени? Почему именно в нем, может, есть какие-то причины? Мне, как стороннику прошедшего времени, это непонятно.

Практика. Начинал писать в прошедшем. Попробовал в настоящем. Так получилось, что два последних произведения написал в настоящем. Следующее думаю в прошедшем опять.

Лично мне нравится читать и писать в настоящем. Почему? Лучше чувствуется динамика. Но окончательно я еще не определился.

[Гость_Monk_*]

Почему? Лучше чувствуется динамика.

Никогда бы не подумал. Я вот в настоящем никогда не пробовал и даже не хочу. Мне кажется это сложным, со временами можно легко накосячить. Наверно, это дело практики...

[Максим Прусов]

Глава 2

Первое впечатление

***
Ведущий приподнимается в кресле, поправляя пиджак, кладет ногу на ногу и обращается к собеседнику:
- Ангел, свой путь в сети ты начал с канала на youtube. Почему именно ролики о том, как научиться драться на улице? Тема достаточно спорная и субъективная, когда ты начинал, не была популярна. Тогда даже здоровый образ жизни не был так на слуху, как сейчас. В чем твой секрет?
- Про самооборону на улице – потому что для меня этот вопрос тогда был актуален, а секрет успеха в том, что я рассказал честно обо всем, что выяснил. Это могло быть что угодно: рассказ о том, как заваривать реально крутой кофе, как научиться играть на гитаре, как правильно танцевать Ламбаду. Существует тема, которая интересна каким-то людям, вопрос, на который какие-то люди ищут ответ. Если ты своей информацией удовлетворяешь их потребность в знании, или развлечении, они оценивают её положительно и говорят спасибо. Популярности же я целиком и полностью обязан сложившейся ситуации. Сейчас в сети практически невозможно найти то, что тебе нужно, не перелопатив горы мусора, я бы сказал Гималаи бесполезного, даже более того – опасного, вранья, которое существует с одной целью – выуживать у людей деньги. Если ты не разбираешься в вопросе, шанс, что ты-таки вляпаешься почти сто процентов. Фишка в том, что жизнь у каждого человека одна, и никто не хочет тратить её впустую. Именно поэтому качественная информация, достоверная, полезная, ценится очень высоко. Все знания, которые я предложил в итоговом ролике и в серии, в которой анализировал различные системы на адекватность, я собирала изначально для себя. А потом просто взял и поделился ими с людьми.
- Да, - с улыбкой выдыхает ведущий, - такое у нас встречается нечасто!
- Есть два пути человеческого развития. Путь самосовершенствования и путь вспомогательных устройств. Путь вспомогательных устройств, так или иначе, делает человека несчастным, и в итоге приведет к первому, но мы по нему идем. У этого пути есть два направления. Первое – производить то, что людям на самом деле нужно и осуществлять взаимовыгодный обмен. Второй – промывать мозги, стимулировать бесконтрольное потребление, смысл которого - затащить человека в порочный круг. У первого есть существенный недостаток, как его определяют некоторые господа, – он приносит меньше денег. Второй же предполагает выжать как можно больше, как можно быстрее, чтобы скорее перейти к следующей манипуляции, которая позволит сделать то же самое, и так далее, и далее, и далее. Если первый допускает самосовершенствование человека за счет возможности производства всего необходимого для этого процесса, второй ничего кроме постоянной деградации не дает. Человек очень быстро превращается в безмозглую овцу, неспособную думать, действовать самостоятельно, постоянно смотрящую в рот сильной личности, которая якобы всё знает, и говорит, как нужно делать. В какую задницу это может превратиться, мы имеем возможность наблюдать в данный момент, нужно только по сторонам взглянуть. Те, кто сделал обладание своей ценностью и единственной целью в жизни – враги. Твои, мои, враги всех людей, всего человечества, потому как они существует с единственной целью – причинять вред. Я, как гражданин, как человек, хочу и буду стараться наносить врагу урон любым доступным мне способом, пока он не будет уничтожен. Лучший способ борьбы с ложью - инструментом оболванивания человека - которую вдобавок еще и продают за деньги – говорить правду бесплатно.
- Полностью согласен, с врагами нужно бороться.
- Бороться нужно с негативными тенденциями, врагов нужно уничтожать.
***
1
Черный внедорожник с шумом врывается в промерзшее нутро ангара. Звук мотора прокатывается по стенам и рассеивается в полумраке. Помещение частично освещено тремя фонарями, на длинных тонких штативах возвышающимися над покрытым наледью бетонным полом. Ярко-желтые лампы выхватывают из тьмы коричневый контейнер с рельефными стенками, стоящий на полу, чуть выступающий из длинного ряда таких же контейнеров. В нескольких метрах из черноты вырваны два фургона с распахнутыми дверями. Еще дальше вглубь, от ворот, через которые въехал «Рендж Ровер», сверкает оранжевыми отблесками решетка радиатора, увенчанная эмблемой в виде трехлучевой звезды. Незаметный для невнимательного взгляда, чуть в стороне, рядом с погрузчиком, ютится легковой автомобиль с символикой органов правопорядка. Отбрасывая длинные, изогнутые тени около контейнера и фургонов неторопливо ходят люди. Двое достают из чрева контейнера небольшие прямоугольные ящики и складывают их рядами в метре от створки. Еще четверо прохаживаются туда-сюда возле фургонов, точно ожидая кого-то. Спокойное рокотание двигателей заглушается звонкими щелчками каблуков и гулкими хлопками, эхо усердно множит звуки и растаскивает по углам, отчего создается впечатление, что там во тьме тоже работают люди.
Ангел глушит мотор, начинает энергично постукивать пальцем по экрану телефона, набирая сообщение. На нем черное пальто с высоким воротом, шарф, повязанный узлом апре-ски. На сиденье пассажира – Дмитрий, в темно-коричневой кожаной куртке с двумя рядами пуговиц. Он выключает музыку и достает из внутреннего кармана рацию.
- Мы раньше, давай подождем пару минут, - с улыбкой произносит Ангел.
- Нужно было брать дробовики, - деловито отвечает Дима, нажимает кнопку связи и продолжает: - готовность, музчины, через три минуты начинаем.
Из миниатюрного динамика мужские голоса поочередно отчитываются о принятии вводной. Минуты ожидания проходят в тишине. Оба мужчины сосредоточенными взглядами изучают обстановку. Когда цифры на экране бортового компьютера меняются на пятерку и два ноля, Ангел стягивает с торпеды шапку. Ровняет ткань по лини бровей и открывает дверь. Холод моментально проникает в комфортный климат салона и начинает расцвечивать стекла белым. Ангел поправляет шарф, неторопливо натягивает перчатки и выходит в промерзший полумрак.
Звуки шагов летят в темноту, взгляды всех присутствующих прикованы к двум массивным фигурам, мерно вышагивающим по направлению к контейнеру. Четверо мужчин в черной униформе сотрудников силовых структур, в масках, с «калашами» наперевес, входят в ангар. Нагоняют Ангела и Диму, идут вместе, держась чуть позади. Из Мерседеса с номером ноль, ноль, один, появляются пятеро. Свет фонарей яркими бликами проскальзывает по гладким деталям оружия, вспыхивает огнем на отражающей поверхности нашивок на груди четырех спутников Ангела. Средневековый шлем на фоне треугольного щита и фигурные буквы, образующие слово «Барбют». После непродолжительного разговора с людьми из мерседеса, Ангел приближается к рядам ящиков, принимает бумагу из рук одного из грузчиков. Изучает, кивает, чтобы открыли один. Заглянув внутрь, делает жест, разрешающий людям около фургонов начинать. Сотрудники «Барбюта» расходятся по позициям, люди в дорогой одежде с довольными выражениями на лицах возвращаются к роскошному седану. Ангел и Дима некоторое время стоят неподвижно, заведя руки за спину. Грузчики, мужики в дешевых безразмерных пуховиках, нелепых шапках и огромных лыжных перчатках, выстреливая серыми клубами, точно муравьи снуют туда-сюда, опасливо поглядывая на надзирателей. Из рации в руке Димы голос с порядковым номером шесть сообщает, что периметр чист. Гигант наказывает продолжать в таком же ключе и направляется к джипу.
- Как тебе контингент? – Дима стягивает шапку и бросает на торпеду.
- Типичные рабы капитала, - с ухмылкой отвечает Ангел, ослабляя шарф, – Сытые, довольные, трусливые. Не опасны.
- Как кстати Егорка, что Эрудит сказал?
- Эрудит сказал, что парень старательный. Тренировался с усердием, про нас много спрашивал.
- Есть у меня стойкое опасение, что юноша уже пересек точку невозврата. Мы подорвали лишь первый заряд в фундаменте его заблуждений, но вот вопрос: выдержит ли хилая воля нашего героя дискомфорт процесса познания?
- А вот тут как раз на сцену выходит личное мастерство педагога и знание того, как контролировать процесс. Теперь понимаешь, что я имел в виду?
Дима кивает. Из рации сообщают, что периметр продолжает оставаться чистым, один из четверых, что контролируют перемещение ящиков, ободряет всех находящихся в эфире: работы на полчаса максимум.
- Я еще тогда в машине…
Диму перебивает стук в окно. Оба мужчины поворачиваются и несколько секунд изучают человека, стоящего у двери. С мягким жужжанием стекло ползет вниз, впуская в салон холод.
- Здравия желаю, господа бандиты, - наиграно отдавая честь, говорит невысокий, в зимней форме полицейского кажущийся неповоротливым, мужчина. – Не ожидал наблюдать вас тут, - он смеется, проводит большим пальцам по усам в форме подковы, - лично.
Полицейский говорит медленно, слегка гундося, будто от холода ему тяжело разжимать челюсти. Слова тянутся, как бывает, если нажать на крышку кассетного магнитофона, чтобы пленка двигалась чуть медленнее.
- Здравствуй, Жека, - говорит Дима, чуть нагнувшись к плечу Ангела, чтобы видеть лицо собеседника. – Что-то ты херово выглядишь, невольный какой-то, не уж-то опять с бабы сняли?
- Пять утра, ё-моё, Дима! Я чё робот, по-твоему? После суток, ну-ка я на тебя посмотрю. А на счет баб, научен уже, - он громко смеется, обдавая зеркало джипа сизыми клубами, - у меня с собой. А теперь по факту: что за ребята такие, что сам Грозовский пожелал контролировать процесс лично? Я чего-то не знаю?
- Охранное общество «Барбют», как можно догадаться из названия, обеспечивает безопасность, а я, как ответственный за подготовку его сотрудников, иногда проверяю их работу на объектах лично, - отвечает Ангел, и поднимает взгляд на красное от мороза лицо полицейского. – Меня, как ты знаешь, в первую очередь интересует качество, а не понты. А ребят из мерседеса я, как и ты, вижу впервые.
- Я так понимаю, это намек на то, что Викторыча перестало устраивать качество услуг, предоставляемое нашей организацией? – гундосит офицер, приподнимая козырек фуражки большим пальцем.
- А вот это ты лучше с ним сам и обсуди. Он кстати интересовался, отчего ты давно не заходил.
Сотрудник громко матерится, сплевывает и некоторое время смотрит на людей и контейнер.
- Честь имею, - агрессивно произносит Жека, тоном давая понять, что результат диалога ему не понравился, по привычке касается козырька и уходит.
Ангел молча провожает взглядом тучного офицера и, когда тот захлопывает дверь своей машины, поворачивается к Диме и не своим голосом говорит:
- Ты смотри-ка как у него пригорело, считать, наверное, пошел, думать, как меня обойти. Прям как у Филатова: весь день наш генерал ум в кулак собирал, все кумекал в поте лица, как избавиться от стрельца.
- Да и были того ума не великие закрома, - негромко отвечает Дима. – Только я смотрю, у тебя полыхает-то покрепче, - он несколько раз шумно вдыхает носом. - Я аж прямо чую, как горелым потянуло.
- Меня последнее время все чаще посещает мысль, что общество заслуживает только одного – очищения ядерным огнем. Чтобы вся эта мразь сгорела разом. Чтобы тупицы поняли, что жизнь не игрушечный домик с пластмассовой мебелью и розовыми обоями, жрецы рубля осознали, наконец, что деньги ничего не стоят сами по себе. Они средство, с помощью которого реализуются идеи, а не цель, ради достижения которой можно пожертвовать абсолютно всем.
- Мир сгорит, а тупицы не поумнеют. Общество погрузится в ад, а жрецы рубля, как ты их называешь, попытаются на этом заработать, если останутся живы. Всё сломать слишком просто, только это ничего не изменит. Куда сложнее предложить альтернативу.
- Знаю. Только я, например, не выдержу глядя, как такие вот Жеки доказывают, что всё в порядке, что альтернативное решение – зло. Они ведь не в состоянии заглянуть в будущее, сработать на перспективу. Жжение в жопе от осознания, что придется что-то терять сейчас, пусть даже для того, чтобы получить в сто, в тысячу раз больше потом, намертво запаивает им мозги. Они готовы растащить по доскам плот, на котором спасаются от потопа, лишь бы захапать что-то себе. Они сидят на куче ненужного барахла и ревут: «моё», как одуревшие обезьяны, а что происходит вокруг – не важно. Для чего им всё это – сказать не могут, но нужно же как-то усмирять экзистенциальные страхи от того, что жизнь пуста и никчемна, так что бегом в магазин. Жека, Викторыч, эти черти из мерседеса, Егор, мама его и папа, люди вокруг – они все одинаковые. Они не примут альтернативу. Они лучше сгорят вместе со всеми, но зато с собственностью в обнимку. Их нельзя спрашивать, чего они хотят.
- Угу, сажать семена свободы и равноправия в поля, вспаханные взрывами, и орошённые кровью. Как думаешь, откуда у меня стойкое ощущение déjà vu?
- Не нужно ничего насаждать. Описать перспективы и предложить выбор. Главное – не помогать тем, кто выберет слабость и комфорт. Естественный отбор сделает свое дело лучше любого социального института. Само же по себе общество будет меняться только в худшую сторону. Ты кстати слышал, что в Америке ожирение признали болезнью. То есть, по официальному мнению врачей из штатов, отвратительный внешний вид больше не является следствием твоей тупости и слабости, это несчастье, которое с тобой может случиться. И ты заслуживаешь не глумления и общественного порицания, но сострадания и помощи.
- Слушай, начальник, я сегодня не выйду на работу, я походу где-то ожирел. Пару дней поваляюсь, пожалею себя, если не оклемаюсь, возьму больничный, - с улыбкой говорит Дима и снимает с торпеды рацию.
- Шутки шутками, Дима, а это реально факт. Любовь слабых к своим недостаткам вышла на официальный уровень. Весь ужас ситуации в том, что любой врач прекрасно понимает, что такое ожирение, как следствие неправильного образа жизни и что такое ожирение, как следствие серьезного заболевания. Но тебе он будет говорить обратное, выписывать лекарства и обосновывать привилегии. Потому что врач хочет зарабатывать. Как хотят зарабатывать и все институты имеющие отношение к защите прав и привилегий слабых. Они всеми силами стараются продвинуть идею, что слабым быть выгодно. Я не удивлюсь, когда объявят о принятом решении, например, калечить новорожденных. Ну, чтобы безрукие и безногие не чувствовали себя плохо. Здравствуйте, дорогие родители, нам пришлось ампутировать вашему сыну ногу, потому что по статистике, каждый десятый должен быть калекой. Ой, простите пожалуйста, не калекой а человеком, иначе укомплектованным. Калеки будут объединяться в группы, в сообщества и устраивать парады. Потом начнут гордиться тем, что у них нет руки, ноги, что они слепые, глухие, немые и отстаивать в судах позицию, что это норма. Норма, Дима. И с каждой новой нормой мир все глубже и глубже погружается в жопу. У меня от этого полыхает. Я вижу, что происходит, пытаюсь докричаться до людей, предупредить, а меня никто не слушает.
- Ну, - выдыхает Дима, покручивая регулятор громкости, - как это никто? Наш проект дает людям больше чем половина государственных институтов. Люди пока еще умеют отличить полезное от вредного, и людей этих становится больше.
- Собирается больше в одном месте, ты хотел сказать. Становится их всё меньше и меньше.
- Третий, это первый, прием, как обстановка? – говорит Дима и задумчиво смотрит в боковое зеркало.
- Грузчики грузят, а я задубел уже.
- Поприседай, - с улыбкой отвечает гигант, - по времени что?
- Минут пять.
- А ты кстати, - Дима поворачивается к Ангелу, - смог бы пожертвовать всем, что у тебя есть, чтобы исцелить общество, если бы вдруг это стало вот так вот возможно. Я имею в виду абсолютно всем, деньгами, собственностью, знакомствами?
- Вот так вот, - Ангел щелкает пальцами. – Я то, что я есть, а не то, что имею. Деньги, собственность, связи, это не моё, это часть окружающего мира, с которым я взаимодействую, когда живу. Забери это всё, я не исчезну, изменится лишь обстановка вокруг меня.
- Тебе бы с Фроммом на эту тему побеседовать, - Дима протягивает сжатый кулак, чтобы Ангел стукнул в него своим. – Я знал, что ты скажешь примерно так, просто хотел еще раз убедиться. Все мы любим слушать собственные мысли из уст других. Параллельные транзакции, мать их, работают безотказно.
- Здесь закончим, как насчет того, чтобы съездить пострелять? – Ангел тянется к бортовому компьютеру, начинает выбирать музыку.
- А разве полигон не занят ребятами Императорского? Вроде ж сегодня должны были.
- Нет, они завтра. Кстати Императорский предлагал в эти выходные: мы своих ребят подтягиваем, против его космодесанта, в пейнтбол. Как тебе?
- Идея хорошая, но бесперспективная, - с улыбкой отвечает Дима.
2
Стоит прекрасная ночь.
Жемчужины звезд мерцают в бесконечной дали, большая луна выкрашивает ветви деревьев белилами, а снег на них заставляет сверкать, отчего кажется, будто лес покрыт слоем алмазной пыли. Между деревьями вьется дорога с двумя глубокими колеями по краям. Вынырнув из массива, она устремляется через поле, к замерзшему озеру. Огибает его и вновь врезается в черно-белую толщу, разламывая её надвое. Если присмотреться, далеко в лесу мелькает огонек, и чуть слышен рокот двигателя. Пронзительный волчий вой разлетается по заснеженным просторам. Но приближение хищников уже никто не заметит, так же, как останется без внимания черный седан представительского класса, который пять минут, как проехал блокпост. Стекла в будке разукрашены белыми кляксами трещин, расходящихся от аккуратных отверстий. Осколки лампы фонаря, чья задача освещать подъезжающий к шлагбауму транспорт, медленно утопают в снегу, который плавит теплая еще кровь. Два человека в черной спецодежде лежат на дороге, один застыл в будке с вытаращенными глазами, запрокинув голову и разинув рот. На левой щеке и чуть выше брови у него темно-бордовые раны с красноватыми отеками вокруг, струи черной крови расчерчивают щеку до подбородка.
За рулем роскошного «БМВ» представительского класса, со скрипом плывущего по белому морю, человек в черной кофте с капюшоном. Черты его скрыты маской светло-серого цвета, похожей на пластмассовый слепок человеческого лица. Из провалов глазниц за дорогой следят живые, карие глаза, взгляд которых уверенный и хладнокровный. На сиденье пассажира лежит небольшая спортивная сумка, из приоткрытого нутра торчит моток веревки, сверху лежит пистолет с глушителем. Руками, облаченными в черные перчатки из тонкой кожи, человек выкручивает рулевое колесо, направляя авто по дороге, ведущей к огромному особняку, зарывшемуся в толщу леса, точно в мягкий плед. Первые этажи здания скрыты за двухметровым кирпичным забором, тянущимся далеко в стороны и уходящим в чащу. Сверху ограда украшена фигурной решеткой полметра высотой, каждый прут которой оканчивается позолоченной фигуркой.
Человек резко вжимает педаль, и седан, точно разъяренный носорог, с ревом устремляется к огромному сугробу, рядом с которым покоится заснеженный гусеничный трактор с лопатой. Комки гулко барабанят по крыше, шуршат, поскрипывают, рассыпаясь, укрывая автомобиль. Человек помещает оружие в кобуру, пристегнутую на уровне груди к бронежилету, что поверх кофты, и, прихватив сумку, переползает на заднее сиденье. Аккуратно выбирается наружу и начинает путь к лесу, до которого метров триста.
Черная одежда особенно заметна на белом фоне, но человек идет так, будто знает, что сейчас никто даже не удосужится посмотреть в его сторону. Он использует веревку, чтобы перебраться через забор, не доходя до первого дерева пары метров. С высоты открывается прекрасный вид на всю прилежащую к трехэтажному зданию территорию. Чуть левее от площади перед домом одноэтажная конструкция- гараж. Прямо перед крыльцом замер черный «Бентли», чуть припорошенный. Сразу внизу, у подножья забора - будка, похожая на ту, что стала могилой у шлагбаума. На крыше небольшой прожектор, направленный на широкие лапы елей, под тяжестью снега, тянущиеся к земле. Там в глубине, куда свет луны и фонарей почти не проникает, просматриваются очертания веранды. Обитель роскоши безмолвствует. В доме свет горит на третьем этаже и на первом. Справа вдоль забора ютятся еще три будки, но на них прожектора не горят, и человек ведет себя так, будто твердо уверен, что там никого нет и быть не может. Он бесшумно перебрасывает веревку на внутреннюю сторону, накидывает несколько петель на голень и начинает медленно опускаться вниз головой, контролируя скорость движениями стопы. Как только взгляду его открывается чрево будки, ночь проглатывает два приглушенных хлопка; звякает, крошась, стекло, и человек в черной спецодежде поникает на стуле, уткнувшись лбом в монитор. По черно-белому изображению части внутреннего двора медленно прокатывается, оставляя темный след, крупная капля. Человек сбрасывает сумку, прыгает сам. Осматривается, выковыривая из снега гильзы. Почти мистическая тишина нарушается лишь негромким скрипом снега под подошвами военных ботинок.
Около одноэтажного строения человек в маске извлекает из сумки схему дома и внутреннего двора, на которой красным маркером нарисовано множество кругов с отходящими в разные стороны стрелками. Сверив некоторые детали реального строения с чертежом, он достает из кармана брелок. Повинуясь сигналу от устройства, дверь гаража с еле слышным жужжанием начинает ползти вверх. Как только просвет оказывается достаточным, человек забрасывает внутрь сумку, прокатывается следом. Дверь дергается, щелкает, и через несколько секунд только по следам, идущим от забора, можно понять, что во дворе что-то произошло.
Как это часто бывает у людей, лень, при наличии возможностей, выражается в чрезвычайной любви к комфорту. Хозяина преследует именно этот недуг: не желая утруждаться лишними шагами, или же не в силах вытерпеть неудобство зимнего утра, он построил тоннель, ведущий из гаража прямо в дом. Поскольку владелец столь грандиозной собственности почитает себя неприкосновенным, защитный потенциал жилища не используется по максимуму и охраны недостаточно, чтобы у периметра не было брешей. Человек в маске знает и это, потому, совершенно не опасаясь быть увиденным, шагает по теплому, хорошо освещенному тоннелю с сумкой на плече и пистолетом в руке. Через массивную дверь янтарного цвета с золотой ручкой проникнув в дом, он уверенно идет по лабиринту проходов, будто это и его жилище тоже. Убранство особняка богатством не уступает дворцам, по залам которых могут за небольшую плату погулять обычные граждане. Стены украшены картинами, полы коврами, мебель из дорогих пород дерева, с узорами, вырезанными вручную. Каждая мелочь существует с единственной целью - вопить своему владельцу о том, насколько же он богат и важен. Эдакий монумент человеческому эго, выполненный в форме жилья.
Пистолет занимает место в кобуре, в руке человека в маске его сменяет нож. Тихо звякает пружина замка, и полумрак коридора рассекает полоса желтого света. Человек ждет несколько мгновений и когда яркая линия на ковре вновь делается черной, резко толкает дверь внутрь. Глухой щелчок улетает в темноту, в помещении человек вскрикивает от неожиданности. В следующее мгновение он уже валится на пол с пробитым легким и дыркой в горле. Человек в маске двигается стремительно и бесшумно. Прежде чем второй охранник успевает принять хоть какое-то решение, он настигает его и тяжелым ударом сбивает с ног. Быстро переворачивает, заводит руки за спину и скрепляет их черной пластиковой удавкой.
- Где хозяин? – человек в маске наклоняется к самому уху охранника.
Звук голоса приводит парня лет двадцати пяти в чувства. Он одуревшими от страха глазами водит по сторонам, шумно и прерывисто дышит. Человек в маске повторяет вопрос и прислоняет холодное лезвие к горлу юноши. Тот весь напрягается, елозит ногами, сглатывает, задевая лезвие кадыком, и таращится на умирающего коллегу. Мужчина в возрасте, с густыми черными волосами, как задыхающаяся рыба, хватает ртом воздух, хрипит и медленно скребет слабеющей рукой в луже крови. С третьего раза горе-охранник понимает вопрос и еле слышным шепотом указывает на комнату отдыха, что в левом крыле. В качестве благодарности человек в маске короткими, выверенными ударами пробивает юнцу оба легких и оставляет умирать.
Отдыхать хозяин дворца предпочитает в небольшом помещении, похожем на комнату для важных посетителей в дорогом клубе. В центре круглая сцена с пилоном, вокруг четыре дивана, перед каждым небольшой столик. Стены комнаты сложены из неровных серых камней, дополняет стилизацию огромный камин, в зеве которого умиротворенно горят несколько массивных круглых бревен. Отдыхающий раскинулся на одном из диванчиков. Видны его белые ноги и руки с коротенькими пальцами, обхватывающие узкую девичью талию. Черные волосы россыпью по бронзовой коже, девица гарцует на пышнотелом бледном скакуне, ухватившись за его плечи. Всё это человек в маске наблюдает на широком мониторе, стоя за спиной у охранника, с наслаждением созерцающего соитие. Судя по тому, как мужчина потирает в паху и периодически сглатывает, он ждет своей очереди. Два коротких удара в корпус, один в горло, и страж наваливается на стол, опрокидывая монитор. Кровь выстреливает из раны на шее, и алая линия символически перечеркивает изображение на экране.
Человек в маске вытирает лезвие о спину еще живого охранника, убирает в ножны на поясе, и вновь в его руке появляется пистолет. Прежде чем нарушать любовную идиллию, он заботится о том, чтобы беспристрастное око камеры угасло.
Помещение со звукоизоляцией, отмечает для себя убийца, когда в коридор вырываются, как вода из прорванной плотины, звуки гитары и голос Высоцкого, лишь только приоткрывается дверь. Любовники не замечают вторжения, и человек в маске спокойно ступает по мягкому ковролину, внимательно изучая детали интерьера. На столике, о край которого ударяются заплывшие жиром колени прелюбодея, тарелка с незаконченным мясным блюдом, початая бутылка водки и рюмка. Рядом стеклянная ваза с капустой и корзинка черного хлеба. На краю подрагивает пульт с множеством разноцветных кнопок. Владимир Семенович со свойственным ему эмоциональным надрывом поет про Российские купола, что кроют золотом, черноволосая прелестница постанывает при каждом скачке, а владелец дома сопит и похрапывает, как огромный бледный бульдог с остатками шерсти на плечах и пальцах. Человек в маске аккуратно поднимает пульт, и динамики замолкают.
Женщина вскрикивает и бросается в сторону, инстинктивно прикрывая предплечьями обнаженную грудь. Покрытое потом, раскрасневшееся, как после парилки, лицо толстяка на мгновение превращается в маску испуга, но он быстро вспоминает о своем положении в обществе и грозно выкрикивает:
- Ты кто такой?!
Человек в маске отбрасывает пульт в сторону и стреляет в тарелку с едой. Пуля вдребезги разбивает фарфор, осколки взлетают, как брызги, а капли соуса и недоеденные куски липнут на жирное тело и лицо. Мужчина вжимается в спинку, закрывает голову.
- Молчи, пока я не разрешу говорить, - звучит из-под неподвижных губ, поблескивающих отраженным светом ламп.
Голос человека тяжелый и густой, как ртуть. В каждой гласной чувствуется металлическое позвякивание. Таким голос человека становится, когда его изменяет программа, цель которой – скрывать уникальные черты говорящего. Человек в маске дает толстяку несколько секунд, чтобы в дуле пистолета тот смог разглядеть серьезность его намерений, затем обращается к женщине:
- Сюда иди.
- Пожалуйста, не надо, - со слезами безысходности на глазах шепчет дева, едва разлепляя пересохшие губы.
Она трепещет, как травинка на ветру, но беспрекословно выполняет все требования нарушителя спокойствия. Когда тот достает из сумки шприц, и взгляду больших зеленых глаз открывается тонкая, длинная игла с капелькой на жале, женщина начинает подвывать, как маленькая собачонка в руках живодера. Но человек успокаивает, что это лишь снотворное, потому как уйти ей пока нельзя, а видеть, что будет дальше – не нужно. Аккуратно уложив обмякшее молодое тело, к слову сказать, отвечающее самым высоким стандартам красоты, на диван, заботливый убийца поворачивается к толстяку:
- Ну что, Сеня, обсудим ситуацию?
- Кто бы тебя ни послал, - Сеня сглатывает, кашляет и облизывает губы, - мы узнаем. И уж будь уверен, он тебя назовет. Тебя где угодно отыщут, на этой планете ты не будешь в безопасности.
- А вдруг я с Марса? Не убедил, - гудит человек в маске и убирает оружие в кобуру.
Достает из сумки видеокамеру, кладет на столик, а пышнотелый Сеня продолжает:
- Хотя, тебя, скорее всего, - кашляет, - уберут сразу, как только закончишь работу. Ты же должен знать, что таких людей как я нельзя убивать без последствий.
- А с чего ты взял, что я пришел тебя убивать? – человек извлекает из чрева сумки треногу, начинает монтировать.
- А что тебе нужно? – чуть ободрившись, откашлявшись, интересуется Сеня, - денег? У меня много денег, столько, что тебе на всю жизнь хватит. У меня здесь в сейфе три лимона евро. Ты же за бабки трудишься… Ну, - он кашляет так, будто собирается выплюнуть кусок легкого, - что скажешь, договоримся? – тыльной стороной ладони вытирает пот со лба, подвигается на край дивана. – Можно бахну?
- Выпей, - не отрываясь от монтажа, отвечает человек.
Сеня выпивает три подряд, занюхивает хлебом, закидывает щепотку капусты в рот. Берет бутылку.
- Будешь? – спрашивает, занеся горлышко над рюмкой.
- Что пьешь?
- Ливиз. Спец партия. Такую ни в одном магазине не купишь, - с довольной улыбкой хрипит Сеня. Откашливается.
- Да ты, Семен, я смотрю, патриот,- человек в маске подходит к столику, наблюдая, как с мягким журчанием водка наполняет рюмку. – Говядинка по боярски, русская водка, капустка, черный хлеб, Высоцкий.
- Как умеем живем, - Сеня толстым пальцем подвигает наполненную до краев стопку.
Человек поднимает маску на лоб, Сеня резко опускает голову и прикрывает глаза предплечьем, исключая возможность увидеть лицо непрошенного гостя. Он прекрасно понимает: пока внешность наемника остается в тайне, шансы пережить его визит есть. Мужчина одним движением опрокидывает стопку. Шумно глотает, отламывает кусок хлеба и занюхивает. Отправляет в рот ложку капусты, затем хлеб.
- Хорошая, и правда. Прежде чем мы вернемся к разговору о твоем будущем, поиграем в сам себе режиссера. Ты будешь говорить в эту камеру, а я посмотрю, насколько ты искренен и подумаю.
- Что говорить-то? – вскинув густые брови, хрипит Семен.
От кашля розовые щеки его трясутся, как бульдожьи брыли.
- Правду, Семен. Правду. Я вот тебе и речь набросал, - человек в маске бросает на стол сложенный вчетверо листок. – На случай, если у тебя с креативностью проблемы.
Толстяк дрожащими пальцами разворачивает бумажку, и маленькие свинячьи глазки начинают живо бегать по строкам. По мере чтения лицо его меняется: брови сдвигаются к переносице, лоб прорезают глубокие морщины, ноздри раздуваются. Скривив рот, он злобно хрипит:
- Что это за херня?! – с отвращением бросает бумажку в лужицу соуса, оставшуюся на месте разбитой пулей тарелки. - Кто ты, мать твою?! – решительно стиснув зубы, рычит Семен.
Он решает, что мужику в маске определенно нужно что-то важное, что нельзя просто отобрать. Страх отступает, на его место приходит привычное ощущение власти.
Человек молча подходит к сумке, запускает руку внутрь. Черная рукоять описывает дугу, плетеный хлыст с гудением рассекает воздух и с пронзительным щелчком прилипает к розовой коже Семена. Человек в маске возвращается в исходную позицию, Сеня же, взревев, как подстреленный буйвол, съеживается и заваливается на бок, ногой поддевая столик. Пухлыми пальцами хватается за плечо, на котором багровая линия до лопатки. Валится на пол, начинает барахтаться, как огромный капризный ребенок. Второй удар рассекает кожу от пупка до поясницы. Сеня вздыбливается, едва не вставая на мостик, с сипом набирает полную грудь, и изрыгает вопль, от которого всё в комнате вздрагивает. Хлыст полосует грудь, затем бедро. Он вгрызается в плоть, как в масло. Кровь крупными каплями растекается по белой коже, и через несколько секунд Сеня выглядит так, будто его окатили кровью из ведра. От толчка пяткой бутылка водки со звяканьем летит в другой конец комнаты. Сеня бьется об пол, как рыба, старающаяся запрыгнуть обратно в воду. Каждый удар заставляет грузного человека сжиматься в комок и вытягиваться в струну от разряда болевого импульса, разрывающего нервную систему на куски.
Человек в маске бросает кнут на сумку, усаживается возле безмятежно спящей женщины. Слушая крики, стоны, бульканье и надрывистый кашель, он умиротворенно почесывает голову красавицы, гладит черные, как смола, волосы. Сене требуется больше получаса, чтобы вновь обрести способность думать. Все это время человек в маске не издает ни звука, не совершает ни движения, кроме почесываний. Как только Семен бросает на него дурной от боли и страха, но осознанный взгляд, он вновь подходит к сумке. Толстяк ослаб от потери крови и пережитых страданий, но стоило мучителю выпрямиться с чем-то в руках, он резко подается назад, даже сдвигая диван.
В руках у человека в маске красный болон. Щелкает пьезоэлемент и с кончика горелки с шумом срывается синеватое пламя.
- Всё понял? Ты воюешь против моей родины и моего народа. Ты враг, я собираюсь тебя уничтожить. Теперь читай.
У Сени едва хватает сил, чтобы сидеть ровно. Тело бьет лихорадка, раны проливаются тоненькими струйками крови даже от дрожи. Изможденный организм на грани, сама жизнь причиняет страдания. Но страх перед муками, которые не под силу вообразить, и которые ему достанутся, стоит ошибиться еще раз, придет Семену сил. Сбивчивым, невнятным голосом он читает:
- Я, Бондаренко Семен Олегович, президент «НефтьТрастХолдинга», депутат государственной думы, миллиардер. Я преступник и должен понести наказание, - Сеня дрожащей рукой вытирает бледные губы, вымазанные запекшейся кровью. – Я попрал законы общества, и с помощью лжи и злодеяний обогащаюсь за счет общества. Я верю, что богатство наделяет меня силой и ставит выше закона. Доказательства моей вины будут здесь, в этой комнате. Сейчас, же дамы и господа… - Сеня выпучивает глаза, слово застревает в горле. С невероятным усилием он выдавливает: - да свершится правосудие.
Человек в маске подходит к нему и дважды погружает нож в плоть. Под складками обвислой груди раскрываются две свежие раны, похожие на горизонтальные кошачьи зрачки. Капли набухают на краях, соскальзывают вниз, катятся по животу. Истерзанное тело начинает трястись, Сеня закатывает глаза, хрипит, роняя кровавые слюни. Человек в маске держит за волосы его голову лицом к объективу, пока бывший патриций захлебывается кровью, наполняющей легкие.

[Эээх]

А в машине имеются подлокотники. Тем более в такой.

Разве что локоть левой руки поставить на место на двери откуда стекло вылазит. Но руль бросать ради того, чтобы пнуть соседа я бы не стал. Как минимум руль бы перехватил.

Максим Прусов вкусно, сочно, может даже избыточно сочно.

Тогда даже здоровый образ жизни не был так на слуху, как сейчас

вот над такими вещами еще надо работать. Над точностью изложения своих мыслей.

[Максим Прусов]

3
Егор захлопывает учебник и с наслаждением выгибает затекшую спину. В голове ураган из усвоенных за последние три дня знаний, в теле боль от пережитых нагрузок. Боль пока еще не сладкая, но и не гнетущая. Требование Ангела, почитаемое, как завет самого Господа, выполнено, теперь можно немного отвлечься. Время пролетит и можно, наконец, отправляться в святыню. От мыслей о зале и предстоящей тренировке у Егора схватывает внизу живота. До сих пор на него периодически накатывает страх, что все это не по-настоящему. Что заветная мечта – измениться, стать наконец-таки сильным, которая теперь реальна и осязаема, как мышка, как кнопка клавиатуры, может испариться, истлеть прямо в руках.
Первый день в компании Ангела и Димы, день стыда и позора Егор запомнил на всю жизнь и твердо решил никогда, ни при каких условиях не допускать его повторения. А для этого, если верить словам Ангела, нужно всего-навсего беспрекословно исполнять его волю. Что может быть проще?! Правда, не ясно пока юноше одно: о какой борьбе говорили наставники. Новые ощущения, доступ к которым открылся вместе с дверьми зала на Ленинском Проспекте, новые эмоции и мысли, настолько сладкие и волнующие, что оказаться от них Егор не пожелал бы даже в обмен на первенство в самом престижном чемпионате по доте. Сейчас юноша уверен в этом на сто процентов. По дороге в зал на первое занятие он еще сомневался, стоит ли оно того, но после того, как тело взорвалось эйфорией осознания прогресса, поле того, как ему показали, он попробовал и получилось… Это ощущение перечеркнуло всё, что он когда-либо испытывал до этого в жизни. Все радости померкли разом, как фонари темным вечером, сверкнув напоследок перегоревшими нитями накаливания и исчезнув во тьме навсегда.
Внутри что-то сломалось. Страшный удар, нанесенный словами двух процветающих мужей, пустил по фасаду личности трещины, мысли последовавшей бессонной ночью разрушили его до основания. И на обломках, как феникс из пепла, воскресло что-то новое. Нечто, что Егор пока еще не может осознать и понять до конца, но уже чувствуется его красота и ощущается тепло света, который оно излучает. Оно требует действия и питается лишь прогрессом. Оно, как зверь, который вырвался на свободу и планирует отожраться, отыграться за предыдущие семнадцать лет голодного заточения.
Всё, включая знания, необходимо дозировать. Так сказал Ангел, следовательно, так и есть. От привычек избавляет время, и потому, что его прошло еще слишком мало, Егор, не задумываясь, наводит курсор на иконку игры, с которой планировал связать будущее. Однако в этот раз нет предвкушения чего-то хорошего. Напротив, привычная картинка на экране вызывает чувство тревоги. Егору кажется, что он совершает страшную ошибку. Ощущение усиливается, когда логотип сменяют знакомые таблицы, карта, число подключенных к серверу человек. Некоторое время Егор медлит в нерешительности, но потом быстро подводит курсор к крестику в правом верхнем углу и щелкает. Встает вопрос – чем заняться? Так же по привычке на экране появляется сайт, на котором можно понаблюдать, как в игры играют другие люди. На лице Егора появляется снисходительная улыбка - он видит в небольшом прямоугольнике внизу экрана молодого парня, шальными глазами таращащегося в монитор, бубнящего комментарии к своим действиям. Вечный недостаток сна, изо дня в день одна и та же обстановка – комната, в которой компьютер, кухня, туалет, магазин. Хилое, болезненное тело, никаких перспектив в будущем. «Неужели я был таким же?», - с отвращением спрашивает себя Егор, и сладчайшее чувство превосходства согревает грудь изнутри. Это и вправду похоже на великую удачу, победу в лотерее, только вместо денег ты выигрываешь возможность процветать, быть счастливым.
Завораживающе прекрасное чувство умиления созерцанием чужого падения, пленяет Егора на оставшиеся полтора часа до поездки в зал. Раньше он бы наблюдал за игрой, пытался анализировать, делал пометки, выводы. Теперь в голове бурлят лишь мысли о том, сколь же жалкое существование готовит для себя «стример», и с каким упоением, он, Егор, совсем скоро будет восходить над серой массой. Шаг за шагом. Когда приходит время ехать, юношу подмывает написать в общий чат, чтобы тупицы оставались гнить перед экранами мониторов, изнывать от отчаянья и безысходности, а он поедет ковать свой будущий триумф, но останавливает боязнь последствий. Все же, Егор изменился пока еще лишь слегка. Воздух свободы пьянит, вырвавшаяся на волю сущность в душе парня еще слаба, от свежести одурела, и пока заявляет о себе невнятными, сумбурными позывами к безумным действиям.
Поворачивается ключ в замке входной двери, и точно исчерпавшие себя ступени ракеты, вышедшей на орбиту, от сознания отделяются мысли об оставшихся на другом конце сетевого кабеля друзьях, о комфорте кресла перед монитором, о радостях, которые таятся за матовой поверхностью экрана. Да это, пожалуй, и не радости вовсе. Ловушки, расставленные охотниками за временем, силки, куда попадаются слабые, из которых вырваться могут только сильные. Друзья недовольны. Им не хватает игрока поддержки на сложной линии. Пока еще вслух никто не произносил, но в пространстве виртуальной конференции уже чувствуется сомнение. Нужен ли команде груз, не пора ли заменить слабое звено? Можно было бы пригласить их с собой в зал, но Егор не приглашает. Мысль о том, что они там, а он – здесь, наполняет его радостью. Удовольствием от самой жизни. Оно раскрепощает, делает спортивную сумку невесомой, помогает ногам практически не касаться земли. Он на пути к счастью, а они позади, и с каждой секундой всё дальше и дальше. Он обладает тайным знанием, а они – нет. Делиться им нельзя – слишком уж ценно. У этого мира был шанс, теперь пришло время Егора. Раньше выходить из дома одному не хотелось. Чтобы дойти до магазина через дорогу за чипсами и лимонадом, нужна была компания. Теперь же всё наоборот – Егор боится: вдруг по пути встретится знакомый, который непременно поинтересуется, куда это он направился, да еще и со спортивной сумкой. Тогда придется открыть тайну, и этот знакомый обязательно разболтает. Разболтает всё, всем. Отберет у Егора его прелесть и отдаст на всеобщее поругание.
Вот так и проходит путь юноши до зала – в сладких фантазиях о предстоящем и мучительном страхе случайной встречи.
Как же хорошо чувствовать себя «своим» в компании сильных и крутых парней! Тебя знают по имени, когда входишь в раздевалку, они даже отвлекаются от своих разговоров, интересуются, как твои дела. Жмут руку. И с каждым рукопожатием тебе переходит частичка их силы. Из коридора доносятся звуки тяжелого металла, которые теперь ассоциируются с чувствами восторга и интереса. Они дополнены шлепками ударов, грохотом падающих на пол сотен килограмм, и ты ощущаешь себя в кузне, где закаляется воля, где из бесформенной породы выковываются люди. Настоящие люди, которым суждено процветать. И тебе очевидно, что этот процесс выглядит именно так и никак иначе – много боли, лишений, железная дисциплина и нерушимая вера. В себя, в братьев и сестер, в знания и труд. Тебя допустили в Пещеру Чудес, осталось лишь дойти до лампы с джином, который исполнит все желания, и не пасть жертвой искушения. Егор в шлепанцах, футболке и шортах, подаренных Мишей, не внушающим доверия, на прошлой тренировке, шагает по коридору с сумкой на плече и сердце его преисполнено радостной уверенностью, что ему жертвой соблазна пасть просто не позволят. Он там, где должен быть. Здесь не осуждают слабых, которые стремятся, не пытаются обмануть, чтобы извлечь выгоду, отодвинуть назад, чтобы остаться на вершине еще чуть-чуть. Здесь иные правила, здесь, как бы странно это ни звучало, его зона комфорта. Отсюда он не хочет уходить в мир полный убогости, слабости, лжи и корысти.
Воздух раскалился, он обжигает легкие и желудок при вдохах. Мускулы рук и ног налиты тяжестью, будто вместо крови по жилам идет свинцовая стружка. Но это лишь добавляет желания. Худощавый паренек, неуверенно выбрасывающий кулачки в воздух поглядывает с поверхности зеркала на такого же, покрытого потом, с красным лицом, сосульками волос, налипшими на лоб. Егор ютится в углу зала, возле огромного мешка из красной плотной кожи, который всем своим видом умоляет: «ну ударь меня, хватит уже дрыгаться перед зеркалом, вбивай в мою плоть кулаки, и пусть остальные слушают». Но слово учителя священно, его нельзя нарушить, даже под угрозой смерти. Егор знает, что даже если бы в зале никого не было, если бы ему предлагали деньги, если бы на матах оказалась обнаженная Соня и начала умолять его повторить, что было в клубе, он не колебался бы ни секунды и продолжал делать то, что сказал Ангел. Двадцать прямых ударов, двадцать боковых, двадцать апперкотов, медленно, но правильно, следить за ногами и корпусом.
Единственное, на что Егор позволяет себе отвлекаться – на созерцание действий Ангела, который с Димой в другом конце зала нарабатывает оборону от человека с ножом. Егор чувствует вину каждый раз, когда его внимание отдаляется от ощущений довернутого корпуса и правильно перенесенного веса, но слишком уж необычно происходящее в том конце зала.
Дима, облаченный в защитную экипировку, точно рыцарь в латы, играет роль нападающего. На нем шлем с пластмассовым забралом, защищающим лицо, на теле массивный жилет, правая рука, сжимающая деревянный нож, укрыта щитком от кисти до локтя. Ангел, на котором из защиты только компактный жилет, обороняется. Егор как-то раз видел ролик, где мужик показывал, какими движениями нужно отбивать атаки ножом, но то, что происходит на его глазах сейчас, не имеет с видео ничего общего. Дима с матерными воплями бросается на оппонента и старается со всего размаху вогнать деревяшку тому в торс. Ангел предплечьем сбивает руку Димы с траектории, хватает за кисть и контратакует. Хлопки ударов разлетаются по залу, и от каждого звука у Егора по спине прокатываются мурашки от осознания, что мужчины работают в полную силу. После контратаки Дима не спешит сдаваться, он вцепляется в Ангела и всеми силами пытается его зарезать. Рвет руку и, если получается, старается пырнуть жертву еще и еще. Если у Ангела не выходит сразу завалить и добить агрессора, они сцепляются, как борцы, кружатся, налетают на стены с такой силой, что вибрация доходит аж до зеркал, а цепи, держащие мешки, тревожно побрякивают. Егор обращает внимание на одну закономерность: что бы ни случилось, Ангел всегда основное внимание уделяет руке с ножом. И он всё время старается зайти оппоненту в бок.
- Необычно, правда, - слышит Егор за спиной.
- Ага, - повернувшись к Мише, не внушающему доверие, протягивает юноша. – Я видел как-то ролик, где чел показывал движения, они даже близко не похожи.
Миша просит Егора застегнуть липучку на лапе и говорит ему встать в стойку.
- Правый прямой, - Миша поднимает правую лапу к плечу, - конечно не похожи. Нож – страшное оружие, и опасность как раз в том, что им не обязательно владеть виртуозно, чтобы искалечить или зарезать человека. Вперед не вались, вес тела чувствуй. Еще раз.
- А почему они в полную силу бьют?
Егор с громким выдохом выбрасывает удар.
- Не тянись. Голова не двигается вперед, тело вращается вокруг оси позвоночника, - Миша упирает левую руку Егору в лоб и командует, - еще. Почему в полную силу? А как думаешь, когда тебя резать будут на улице, это как будет в полную силу, или нет? Мы все так занимаемся. Деревяхой прилетает порой так, что ребра неделю болят. Теперь левый прямой. Но иначе никак. Это как спарринг, ты должен привыкнуть к силе, которую к тебе применяют. Если тебя все время нежно поглаживать, в реальной драке после сильного удара ты испугаешься. Организм поймет, что не готов и всё. Смерть. Смотри, короче. Я сейчас тебе пару связок накину, защищайся.
Миша начинает аккуратно набрасывать удары, Егор старается успеть вспомнить, как правильно подставлять руки для защиты, и попытаться выполнить движение, пока лапы, похожие на слипшиеся мультяшные ладони, плавно двигаются по кривым от мощных плеч не внушающего доверия до его головы.
- Запомнил? – с задорной ухмылкой интересуется Миша.
Егор уверено кивает и готовится отражать атаку. Он концентрируется на оранжево-черных разводах Мишиной футболки, чтобы не пропустить начала движения. Пока есть время, он вспоминает последовательность, примерно моделируя… Тяжеленный удар сотрясает все тело. Прилетает внезапно, будто кто-то подкрался сбоку и шарахнул по предплечью бревном. В голове гудит, инстинкт тут же предлагает единственно возможный выход из ситуации – бежать. Но второй удар, уже с другой стороны, напрочь выносит остатки мыслей. Страх. Егор робеет перед мощью, которая на него обрушилась. Следующий удар выбивает последние капли воли, и юноша падает на колено.
- Понял теперь? – Миша протягивает руку, чтобы помочь поверженному сопернику подняться.
- Нихрена себе у тебя удары, - негромко произносит Егор, и трясет головой, будто старается вытряхнуть остатки шума через уши. – У меня аж башка закружилась.
- А теперь представь, что это возле кабака какого-нибудь случилось, где останавливаться никто не собирается. Или в подъезде тебя на мобилку опрокинуть решили. Вот в принципе и всё. На этом бы твоя жизнь могла и закончится. Но всё приходит с опытом, главное – труд. Готов? Левый, правый.
Егор концентрирует всю волю на том, чтобы каждая мышца в теле выполняла работу идеально. Пока выходит отвратительно: тело ведет себя, будто оно только-только получило связь с мозгом, будто и нет предыдущих семнадцати лет совместной работы. Правильные движения получаются редко и случайно, но Егор не унывает. Каждая неудача наоборот разжигает в нем огонь желания. Миша, не внушающий доверия, на фотографиях пятилетней давности выглядел не лучше меня, думает Егор, выбрасывая кулаки. Он изменился, значит, изменюсь и я. Я буду таким же, как Ангел, во что бы то ни стало. Буду!
Жару добавляют воспоминания о диалоге в машине. Ведь каждое слово, которое говорили Ангел и Дима – правда. Минуту назад Егор убедился на собственной шкуре, что ничего, ничегошеньки он не сможет сделать, чтобы защититься от случайной угрозы. А ведь мир и вправду не так дружелюбен, как кажется, когда сидишь в удобном кресле перед монитором, с кружкой горячего чая и булкой, намазанной шоколадным кремом. Воображение уже унесло Егора далеко за пределы зала. Сейчас он путешествует по клубам и дворам России-матушки и фантазирует, какого оказаться на месте людей, избиение которых он видел в интернете. А ведь они, наверное, реально думали именно так, как говорил Ангел – что беды случаются только с другими. А если что-то случится со мной – кто-то обязательно поможет, мы же живем в цивилизованном мире, я соблюдаю все правила, следовательно, меня должны защищать.
Уставший, но счастливый Егор позволяет телу расслабиться на удобном сидении внедорожника Ангела. Юноша преисполнен радости, ему хочется кричать и прыгать. Если в кабине особо не попрыгаешь, то хотя бы постучать кулаками по стеклам, торпеде, по своим бедрам, может быть даже по голове. Ощущение сюрреализма вновь накатывает волной, и разум тонет в сладком сиропе грез. Мало того, что Егор наконец-таки может быть таким, каким ему всегда хотелось – страстным, веселым, любопытным, настырным, и за это никто не унижает, наоборот, все вокруг лишь твердят ободряющие слова, призывают терпеть неудобства и продолжать путь, так его еще и довозит до дома сам Ангел. И он, Егор, жалкая букашка, глупый и никчемный по сравнению с великим и ужасным, наверное, лучшим человеком на планете, может вести с ним личную беседу и обращаться на «ты». Как дите, получившее в распоряжение игрушку, которую хотел на протяжении всей жизни, Егор не может наиграться с чувством собственной значимости, которое подскакивает до небес, каждый раз, как юноша слышит свой голос, произносящий очередной вопрос:
- А Дима со всей силы бил ножом?
- Конечно. В этом суть – бить со всей силы. Если я могу остановить руку Легиона, это внушает некоторую уверенность. Я краем глаза видел, тебе не внушающий доверия объяснил разницу.
- Да, объяснил. Я в тот момент вспомнил, что ты говорил про умение себя защищать. А почему я, кстати, ни разу еще не тренировался со штангой?
- Рано еще тебе к базе переходить, - отвечает Ангел и добродушно улыбается. – Ты подтянуться сколько раз можешь?
- Раз восемь, наверное, - задумчиво отвечает Егор, взглянув в зеркало заднего вида.
- Когда сможешь хотя бы двадцать на турнике, отжаться двадцать на брусьях и раз пятьдесят от пола, тогда можно будет думать о работе с весами. Ладно, если бы ты хоть каким-то спортом занимался, а не… кибер. Сейчас твое тело, как мягкая-мягкая порода, практически, как песок, или халва, понимаешь? Если браться за зубило, толку будет мало, больше вреда. Понятно, что тебе хочется всего и сразу, чтобы на одной тренировке часов пять повкалывать и на следующий день результат. Но так не бывает. Ты получил ссылки на книги, которые нужно будет взять в библиотеке и прочесть?
- Да, видел.
- Что, да, видел? Покажи читательский билет, - совсем другим тоном приказывает Ангел.
- Я не сделал еще, - негромко отвечает Егор, и по спине его прокатывается ледяная волна.
- Чтобы завтра вечером у меня на почте был пересказ первой главы физиологии человека.
- Да, сэр, - твердо отвечает Егор и с надеждой смотрит на учителя.
- Молодец, - с улыбкой говорит Ангел, и во взгляд его возвращается тепло. – Так вот, в вопросе развития тела нужно опираться на знание законов, по которым оно работает. И первый постулат гласит: - телу нужно время. Понимаешь, на тренировке ты не становишься сильнее, наоборот, ты разрушаешь частично свой организм. Даешь ему стимул становиться сильнее. Но сильнее ты становишься во время отдыха. Когда прочтешь книгу, станет понятно, что именно Эрудит говорил тебе делать на первой тренировке и почему, и мы вернемся к этому разговору. Сейчас для тебя важно понять, что всё будет, только не сразу.
- Понял. А ты тоже считаешь компьютерные игры плохими?
- В смысле? – Ангел поднимает одну бровь и смотрит на Егора.
- Ну, ты сказал, что если бы я занимался хоть каким-то спортом, а не кибер…
- А, ты об этом. Нет, я не считаю ни компьютерные игры, ни кибер спорт плохими. Я считаю плохой человеческую глупость, которая является источником всех бед. Фанатизм – вещь вообще не очень хорошая, в любом деле. Так сложилось, что сейчас успех в виртуальном мире имеют те, кто не имеет его в реальном. Важна гармония, помнишь? Если ты тратишь всё свое время на игры, не они в этом виноваты, не издатели, которые дали тебе возможность развлечься. Если уж ты решил сделать развлечение своей работой, будь добр не забивать на всё остальное. Ничто не мешает тебе тратить время между тренировками за компьютером на саморазвитие. Ты попросту не хочешь, потому что это трудно. Гораздо проще изо дня в день с утра до вечера переворачивать пабы на Сларках и Мипо всяких и надеяться, что соплеменники кинут пару сотен, чтобы хватило на еду и оплатить интернет. Отсюда слабость, глупость, ограниченность и, как результат – убогое существование вместо триумфа и счастья.
- А ты играл в доту что ли? – Егор рассеянно улыбается и опускает взгляд.
- Играл, правда чуть-чуть, я больше по «ВоВ». Мне не чужд современный мир с его новинками и индустрией развлечений. Мы с Дмитрием Владиславовичем, между прочим, на арене две с копеечкой имели. Потом стало очевидно, что дальнейший прогресс потребует слишком много времени на практику, и идея начнет отрицать саму себя. Для меня игра в первую очередь – развлечение. Ты живешь в мире реальном, и как бы сильно ни хотелось, но нельзя без пагубных последствий себя от него изолировать. Ты живешь, развиваешься в разных направлениях, и это развитие помогает тебе лучше познавать мир, глубже проникать в суть вещей, и с каждым шагом перед тобой открывается всё больше и больше возможностей самореализации. И, как ни странно, если ты смотришь во всех направлениях, у тебя есть всё необходимое, что эти возможности реализовывать. И это наполняет тебя радостью. Она не похожа на редкие вспышки, как во время оргазма или достижения какой-то цели, она постоянна, как пламя, и она наполняет твою жизнь торжеством бытия.
Егор слушает голос Ангела, с благоговением, практически с религиозным трепетом. Он не понимает значения многих слов, но чувствует общий смысл сказанного. И смысл этот в том, что Егор будет доминировать над окружающими, если сделает всё, как нужно.
- Как твои дела? – Ангел толкает локтем Егора в плечо.
Юноша вздрагивает, очнувшись от фантазий, и рассеянно смотрит по сторонам.
- Отлично. Вообще супер, - осознав смысл вопроса, спешно отвечает Егор.
- Как время проводишь?
- В основном читаю, то, что ты сказал. Езжу в универ, ем, сплю.
- Ну и? Нет желания забить на всё и провести вечер в привычной обстановке, с корешами? Хоть пару каток, унизить пару валетов, ну, как в старые добрые, м?
Егор фыркает с отвращением и махает рукой.
- Да ну нахер. Я свое в доту отыграл. А с корешами я почти не могу общаться уже нормально. Они говорят, чтобы я забил, что ничего не получится, если я не начну стероиды колоть. А если начну, сдохну в двадцать пять. Я у Эрудита спрашивал про стероиды, он только посмеялся и сказал, чтобы я сначала книги прочел, что ты мне сказал. Парни в группе шутят, что я, типа, опасный и скоро всех бить буду.
- А ты будешь? – с искренним любопытством спрашивает Ангел.
- Олегу рожу разобью сто пудов, если не успокоится. Этот баран как услышал, что я боксом занялся, каждый перерыв прыгает на меня, драться предлагает.
- Так подрался бы. Боишься?
Егор медлит с ответом, хотя память предлагает изображение с четким эмоциональным фоном. И страх в нем идет основным тоном. Перелом уже произошел, Егор ловил себя на мысли, что еще чуть-чуть, и он бросится применять всё, чему его успели научить. Но каждый раз останавливает мысль о том, что друзья могут оказаться правы – вдруг боевой спорт не дает такого преимущества, как считают некоторые, вдруг правы крупные от природы одногрупники в своих рассказах, как легко побеждали спортсменов. Егор уверен: пока еще рано. Время триумфа обязательно придет, но пока еще рано.
- А ты сколько раз дрался? – спрашивает Егор, забыв, что сначала полагается ответить самому.
- Много, - с улыбкой отвечает Ангел.
- А хоть раз прогорал? – глаза Егора загораются подлинным интересом.
- На улице – никогда. Так, бывало. Я в молодости в околофутболе хорошенько поучаствовал, там всякое случалось.
- Круто, - выдыхает Егор с восторгом. – Ты, наверное, сразу, чуть что дураков всяких вырубаешь, да?
- Наоборот. Чем сильнее я становлюсь, тем меньше мне хочется применять силу. Драка – это последняя инстанция, недоразумения всегда лучше решать словами. Умение биться, или как ты выразился: вырубать всяких дураков, нужно не для того, чтобы всех вырубать. Сила, это внутреннее состояние, ты в нем пребываешь постоянно, а не только, когда твой кулак протаранил чей-то подбородок. Это внутренний стержень, уверенность, спокойствие. Вообще сила – это больше качество характера, нежели совокупность физических возможностей. Сейчас тебе главное уяснить – сила – не инструмент подавления и подчинения окружающих, это гарант реализации твоей самости.
- Чего реализации? Что такое самость? – в недоумении наморщив лоб, спрашивает Егор.
- Это психологический термин. В двух словах, это то, как ты себя ощущаешь, понимаешь свою уникальность и осознаешь факт своего бытия, твоя жизненная цель. Короче, Егор, ты меня в тупик ставишь. Я не знаю, как еще проще объяснить. Есть понятия, смысл которых ты должен знать. Чему сейчас в школе учат, что вы вообще понятия об окружающей действительности не имеете? Запомни пока первую часть утверждения и налегай на самообразование. Кстати еще тебе не мешало бы посмотреть некоторые ролики Грега Плитта, где он рассуждает о саморазвитии.
- На английском?
- Да.
- Я не знаю английский.
- Вот еще одно подтверждение моих слов, - говорит Ангел и в голосе его ясно чувствуются нотки раздражения. – Ты настолько не готов жить в окружающем мире, что неспособен даже подобрать готовую информацию, не говоря уже о том, что добыть что-то самому. Ты живешь, как в башне. Сидишь в маленькой такой, - Ангел показывает пальцами размер, - комнатке, огражденный стенами своего невежества. Сидишь в темноте, холоде и сырости, а вокруг благоухает жизнь. Но ты неспособен ей насладиться. У тебя нет ключей, чтобы открыть дверь темницы. А ключи – это знания, друг мой. Ладно, о твоей недалекости можно рассуждать бесконечно. Как говорят психологи – признание факта существования проблемы – полдела в её решении. Ты здесь, значит, основную суть ты понимаешь правильно. У тебя есть все возможности добиться всего, чего пожелаешь. Главное работать и не поддаваться соблазнам. Будет трудно, но мы поможем.
4
Утреннее небо загорается алым огнем, небесное светило являет свой лик из-за черной полосы горизонта.
Ангел с разбега врезается плечом в фундамент здания из красного кирпича. Предплечьем спешно поправляет шапку, шумно переводит дух, обдав холодные камни паром. Кожа на руках порозовела от мороза, лицо горит багрянцем от нагрузки, по щеке к подбородку соскальзывает крупная капля пота. Дав время организму перезагрузить мышцы аденозинтрифосфатом, Ангел перезаряжает пистолет и срывается с места. Взлетев по ступенькам крыльца, он с ходу выбивает дверь. Бросается на колено, прокатываясь по инерции еще полметра, и обветренные камни стен отражают три оглушительных хлопка. В дальнем конце, у самой стены, мишень валится в промерзлую пыль, сверкнув тремя свежими дырами – двумя в центре черно-белого круга на груди, одной в центре такого же на голове. Показавшуюся справа мишень постегает та же участь. Ангел начинает энергично продвигаться по коридору, заглядывая в комнаты по пути. Выстрелы грохочут короткими барабанными очередями, и через несколько мгновений сквозь гудение эха прорывается бряканье падающих мишеней.
За домом из кирпича Ангела встречает заснеженная дорога с двумя скелетами машин на обочинах. Как только ноги его касаются земли, из-за автомобиля слева выскакивает мишень в виде прицеливающегося человека. Ангел мелкими шажками бежит вперед, разряжая оружие с максимальной скоростью, которую позволяет развить нервная система. Опустошив магазин, он на ходу вгоняет в рукоять следующий и делает то же самое с мишенью, за мгновение до этого появившейся из-за автомобиля справа. Оставив изрешеченные железки позади, Ангел подбегает к двери огромного здания. Перезаряжает оружие и врывается внутрь. Длиннющий коридор открывается его взгляду. По обе стороны в шахматном порядке расположены невысокие заграждения, в конце, у дальней стены слева направо движется вереница мишеней. Ангел опускается на колено возле ближайшего ограждения, делает два выстрела и перебегает к следующему. Как только хлопки выстрелов, сделанных из-за последней преграды, рассеиваются в холодном воздухе помещения, над вереницей мишеней на табло загораются цифры: два, семь, четыре, четыре.
- Двадцать семь, сорок четыре, - с улыбкой произносит высокий мужчина лет пятидесяти, в черном берете и в камуфляже, войдя в помещение через дверь сбоку.
- А у Димона? – тяжело дыша, бросает Ангел.
Стягивает с головы шапку, вытирает ей взмокшее лицо. Одним движением извлекает пустую обойму из пистолета, и пристально смотрит в смуглое суровое лицо человека в камуфляже.
- Двадцать девять, у твоего Димона, - с добродушной улыбкой отвечает мужчина, и несколько раз выпячивает губы, будто хочет густыми усами почесать себе нос. – Ну, вы, молодежь даете. До двадцати пяти дотянете, и добро пожаловать в отряд. Может, на полосу препятствий желаешь?
- Императорский, да смерти моей хочешь?! – улыбнувшись, говорит Ангел, пихает шапку в карман куртки. – Есть куда беруши положить, я выронил коробку по ходу, - задумчиво добавляет он, хлопая по штанам.
- Давай сюда, - Императорский протягивает руку.
В небольшой хорошо прогретой комнате, Дима встречает мужчин вопросом:
- Ну что, Николай Степаныч, побил наш вундеркинд тебя в меткости?
Облаченный в черную форму бойца спецподразделения Дима сидит у края стола на табуретке и водит пальцем по экрану планшета. Рядом на бумажке открытая пачка печенья и кружка с двумя большими нарисованными пятерками. Воздух пропитан ароматом кофе, который слегка парит из стеклянного кофейника на тумбе возле массивного шкафа с папками.
- Да ну, ты что, - Ангел снимает куртку и перегибает её через спинку огромного черного кресла, какие обычно стоят в кабинетах высоких начальников. – У Степаныча усы – плюс сто к меткости, простой смертный без таких же не справится.
Императорский снимает берет, проводит рукой по седым волосам и с нескрываемым удовольствием опускается на мягкую кожу кресла. Тянется к пачке печенья.
- Опять ты, Дима, в своем интернете сидишь? Всё играешься? Ну, вы, молодежь даете, - протягивает он задумчиво, откусывает печенья. – Это где же ты, Ангел, скажи на милость, такую команду для пейнтбола нашел? Мне передали, что вы молодцев моих чуть и не одолели.
- Друзья мои, - отвечает Ангел, наполняя ароматным напитком прозрачную кружку. – Помнишь, я тебе про проект рассказывал, что мы для людей делаем? Вот, там и нашел, парни сами, своими силами развиваются. Я кстати думаю соревнования устроить, ты нам тут на днях пострелять разрешишь?
- Да о чем речь, Ангелок, конечно, приходите, - Императорский принимает кружку, поданную Ангелом, и делает глоток. – Только меня в Питере не будет на днях. Но вы тут без меня вполне управитесь. Ладно, стрелки, пошли в тир, видео снимать. Хочу ребяткам показать, к чему им стремиться нужно. Мне к двум в академию надо, успеем ведь? Прекрасно.

[Ра солнценосный]

Стиль письма, словно у Никитинского адепта. Это не порицание, а ремарка, меня слегка напрягают зачины в настоящем времени. В прежние времена я сказал бы немало слов о фокале, но сейчас лень. Вкратце упомяну, что ваш герой - от лица которого идет повествование, вряд ли бы назвал себя юношей. Даже мысленно.
Мультифокал мне, конечно, импонирует - тут, например, вы дополняете поток сознания авторскими описаниями (по-моему не осмысленно, а интуитивно), они не то чтобы скучные или нудные, просто избыточные. Пять абзацев занял простой выход персонажа на сцену. Многовато, читатель тонет в деталях.

[Максим Прусов]

Стиль письма, словно у Никитинского адепта. Это не порицание, а ремарка, меня слегка напрягают зачины в настоящем времени. В прежние времена я сказал бы немало слов о фокале, но сейчас лень. Вкратце упомяну, что ваш герой - от лица которого идет повествование, вряд ли бы назвал себя юношей. Даже мысленно.
Мультифокал мне, конечно, импонирует - тут, например, вы дополняете поток сознания авторскими описаниями (по-моему не осмысленно, а интуитивно), они не то чтобы скучные или нудные, просто избыточные. Пять абзацев занял простой выход персонажа на сцену. Многовато, читатель тонет в деталях.

Благодарю за обратную связь.

Кто такой Никитин, я, к сожалению, не знаю, и чем отличаются его адепты тоже.

Повествование идет от лица рассказчика, который иногда приближается к персонажам, но никогда полностью в них не погружается.

[Гость_Monk_*]

Кто такой Никитин, я, к сожалению, не знаю, и чем отличаются его адепты тоже.

Наберите в википедии "Юрий Никитин" и просветитесь. Любопытный автор, помимо книг, прославившийся тем, что начал издаваться за свой счет, а уже потом, с успехом, за него взялись издательства. Еще он известен книгой "Как стать писателем".
По поводу избыточности я с Ра соглашусь. Мне тоже так показалось, но я ничего не сказал, потому что считаю, что в большой степени это дело вкуса. Кто-то прется от избыточности, кто-то - от лаконизма.