Тёмная жатва, повесть в стиле "тёмное фентези" Опции

[Алёна Корф]

Прощальные лучи солнца, уже скрывшегося за заснеженными вершинами гряды Дор-Вадана, пробиваясь сквозь редкие разрывы в сплошной темной пелене тяжелых туч, окрашивали небо в умирающие закатные тона. А внизу, у холмистых, пересечённых узкими лощинами и сплошь поросших густым хвойным лесом, предгорий, суровая хозяйка — ночь уже уверенно и властно вступила в свои права.
Мрачные очертания гор, вздымающихся во мгле темными громадами, завораживали, подавляли своими исполинскими размерами.
Тракт, огибая пологий холм, спускался в залитую мраком глубокую долину, где далеко впереди слабо мерцали огоньки селения.
Под копытами, похрустывая, лопалась припорошенная первым снегом тонкая корочка подмерзшей грязи; мутная темная жижица, чавкая, брызгала фонтанчиками из-под лошадиных ног.
Пронизывающий злой ветер, завывая, бросал в лица мелкие капли холодного дождя, вперемешку со снежными крупинками. Двое верховых путников зябко кутались в темные, подбитые мехом плащи.
— Худо, мессир Сильвио, — сказал один из путников, невысокий и широкоплечий. — Шибко худо, забодай меня комар! Засветло не доехали до жилья. Гиблые места. Чую тут зло, мессир.
Он говорил отрывисто, при этом с силой втягивая ноздрями холодный воздух, словно принюхиваясь к чему-то. Рука, как бы невзначай, легла на рукоять короткого меча у пояса.
Другой всадник, которого назвали Сильвио, покосился на спутника. Снежинки путались в его седоватой небольшой бородке, полукругом охватывающей подбородок. Живые темные глаза смотрели насмешливо, губы кривились в подобии усмешки.
— Разумеется, Като. Тут сильные темные эманации. Но — клянусь Создателем! — у меня есть чем попотчевать это зло, буде оно рискнет связаться с верными слугами Света.
И словно в подтверждение своих слов, Сильвио несколько картинным жестом воздел правую руку. Перстень под перчаткой уже давно начал оживать, обжигая кожу иглами холода, что заставляло Сильвио брезгливо морщиться.
Като нахмурил кустистые брови и засопел. Сказал ворчливо:
— Так-то оно так, мессир. Кто ж сомневается-то? Но, как говаривала моя матушка, да упокоится душа ее в Свете: хранимого Создатель хранит…
— Впрочем — видишь? — невозмутимо продолжал Сильвио. — Впереди мерцает одинокий огонек. Это, полагаю, придорожный трактир. Там переночуем, а на утро продолжим наш путь.
Като кивнул, и чуть слышно ворча что-то себе под нос, разглядывал тонущие во мраке окрестности, не снимая ладони с рукояти меча.

***
Высокий и тощий как скелет седобородый старик в сутане алого бархата сидел, погруженный в массивное кресло за огромным столом. Старик казался почти безжизненной мумией, но странные желтые глаза на усталом, тронутом оспинами морщинистом лице старика, светились могучим умом и волей.
Угасающее в камине пламя едва разгоняло тьму, и она клубилась под арочными сводами и по углам. Отсветы играли на массивных фолиантах в стенных шкафах, резной драгоценной мебели, огромной картине кисти самого Ди Ферре, изображавшей сцену Обращения.
Старик протягивал руки к угасающему пламени пытаясь согреться, то и дело содрогаясь от приступов кашля.
Сильвио опустился на одно колено перед Великим Профосом Абеле и почтительно, преодолевая брезгливость, коснулся губами протянутой для поцелуя тонкой, обтянутой сухой и морщинистой, покрытой старческими пигментными пятнами, кожей руки старика.
— Монсеньер.
— Полешков в камин-то подбрось, сын мой, — ласково сказал Абеле, не озаботив себя приветствием.
От этого тона становилось не по себе всем, кто хоть немного знал Великого Профоса. Горе тому, кто тотчас не исполнил бы просьбы этого сухонького мерзкого старикашки.
Сильвио повиновался. Старческие губы Абеле тронула самодовольная улыбка. Великий Профос всегда с каким-то извращенным наслаждением наблюдал, как люди ему повиновались.
— Прочти сие, сын мой, — сказал Абеле без предисловий, когда подбросив поленьев в огонь, Сильвио вернулся к столу.
Великий Профос бросил через стол дрожащей рукой свиток, который до того лежал перед ним.
В глаза Сильвио бросилась печать с королевским драконом Вельдланда.
«Ого, дело-то нешуточное, — подумал он».
Сильвио развернул свиток, и бегло его просмотрел.
— Великий Создатель! — воскликнул он невольно в великом волнении и погрузился в чтение.
Абеле мерзко хихикнул, и прикрыл глаза. Казалось, он оставался безучастен ко всему. Но как только Сильвио окончил чтение, старик тут же оживился
— Некромаг в Вельдланде… — пробормотал Сильвио
— Ужас и страх наводящий поистине жуткими деяниями своими, — кивнул Великий Профос.
Старик зашелся в приступе кашля, затем, отдышавшись, продолжил.
— Вести о пробуждении Тьмы в южных землях Вельдланда доходили и ранее. Однако же, мы не полагали это чем-то серьезным, не представляли размах бедствия, пока сам король Орин не прислал письма Примасу.
Абеле значительно поднял указательный палец.
— Его Величество Орин соизволил признать, что справиться с мерзостным малефикаром самостоятельно он не имеет ни малейшей возможности. Слишком умен некромаг.
— Но… малефикар такой силы… откуда? — Сильвио покачал головой.
Абеле снова захихикал.
— Да, это не деревенских ведьм жечь. Это настоящий повелитель Тьмы, силой своей с Темными Магистрами сравнимый. А вот откуда он… Это ты и узнаешь. Отправляйся в Вельдланд, найди некромага, сын мой.

***
Сильвио очнулся от воспоминаний.
…Холмы остались позади, и всадники въехали в долину, миновав мост через маленькую быструю речку. Желтый огонек впереди мелькал все ярче. Мохнатые сосны расступились, и уже можно было различить вырисовывавшийся в темноте мрачный силуэт придорожного трактира. Ветер доносил запах дыма и жилья.
Всадники торопили коней. Воображение уже рисовало плотный, горячий ужин, молодых пышногрудых подавальщиц, разносящих большие кружки с тёмным густым и ароматным элем, а потом готовых за серебряную монету разделить постель с продрогшим путником.
К удивлению Сильвио, ворота во двор трактира, не смотря на ночное время, были распахнуты. Большой кованый фонарь при входе мерцал, освещая потёртую вывеску с грубо намалеванной зеленой лошадью.
Перстень пульсировал холодными волнами, отдавался ноющей болью в сердце, да так, что Сильвио скрипнул зубами. Что-то тут нечисто, это было ясно как день. Сильвио стянул перчатку и стал разглядывать перстень. Серебряная литера «лемд» на перстне — знак Лартии — начала слабо светится зеленоватым мерцанием, впитывая эманации темной силы.
— Проклятье! — сквозь зубы прошипел Сильвио.
Путники спешились, не въезжая в подозрительно распахнутые ворота.
Стояла удивительная тишина. Ни звука не доносилось из трактира. Ни обычного гомона, ни обрывков пьяной застольной песни, ни лютни менестреля. Навстречу путникам ни кто не вышел, хотя подъехавших всадников в трактире, несомненно, услышали, и слуга должен был поспешить принять лошадей новоприбывших.
Не это ожидалось от трактира на одном из самых оживленных трактов королевства.
Ничего объяснять Като не было нужды. Сильвио лишь кивнул головой. Като достал из седельной сумки факел. Раздались удары кремня по кресалу, и вспыхнул огонь. Держава в левой руке факел, а в правой — обнаженный меч, Като, двигаясь бесшумно, словно кошка, и внимательно оглядывался по сторонам, вошел в ворота.
Окна трактира были закрыты снаружи плотными ставнями. На припорошенном свежим снегом дворе не было ни единого следа.
Пройдя двор, Като постоял немного под окнами — Сильвио был готов поклясться, что тот не столько вслушивается, сколько принюхивается — и, обогнув трактир, скрылся из виду. Однако, буквально через пару минут вернулся к Сильвио.
— Конюшня пуста, — сказал он злодейским шепотом. — Ни одной лошади.
Сильвио, кивнул. Он ожидал именно этого.
— Чую что-то в трактире, — добавил Като. — Злом смердит. Но не сильно.
Сильвио вновь кивнул. Чутье Като действовало ничуть не хуже перстня Лартии. Сколько бы Сильвио не иронизировал над «нюхом» Като, относился он к нему вполне серьезно.
Трактир был нехороший. В этом сомнений почти не оставалось.
Сильвио решительно зашагал через двор к двери в трактир.
— Мессир, — негромко окликнул его Като
Сильвио обернулся.
–?
— Не нравится мне это, забодай меня комар. Может, следует нам уехать?
Это не было проявлением трусости. Не таков был Като. И с определенной стороны он был прав. Пред ними стояла намного более важная задача, чем разбираться со странными трактирами. И лишний раз лезть на рожон в самом деле не стоило.
Сильвио даже заколебался на мгновение, но все же сказал решительно:
— Нет, клянусь Создателем! Мы прибыли сюда вступить в поединок с Тьмой. Как же нам достичь этого, если мы будем, уклоняться от встречи с нею?
Като неодобрительно покачал головой, но более ничего не сказал и последовал за Сильвио.
Дверь оказалась заперта и Сильвио громко и решительно постучал, готовый ко всему.
Като привязал лошадей у ворот и, захватив седельные сумки, присоединился к Сильвио.
За дверью некоторое время царила тишина. Потом внутри послышалась какая-то приглушенная возня. Затем лязгнул запор, отворилась дверь, и появился паренек со свечою в руке. Худой, вихрастый, рыжий, и как это зачастую бывает у рыжих, бледный.
Мальчишка молча и равнодушно разглядывал путников, прикрывая ладонью трепетавший огонек свечи от ветра.
Сильвио сам не знал, чего ожидал встретить за дверью в мрачный трактир, но такая обыденность — простой паренек, видимо из прислуги, или, быть может, сын хозяина — стала для него полной неожиданностью.
Малчишка разглядывал гостей каким-то отрешенным взглядом, пока Като, втянув носом воздух, нарушил повисшее молчание:
— Эй, малец, чего это у вас ворота-то нараспашку? Лиха не боитесь, забодай меня комар?
Мальчишка вздрогнул, словно очнувшись, и, игнорируя вопрос Като, обратился к Сильвио, почтительно поклонившись:
— Чего угодно вашей милости?
Перстень Лартии продолжал пульсировать холодом, но вроде как уже слабее. Ничего угрожающего в мальчишке не было, но Сильвио повидал многое на своем веку, а потому не позволил себе утратить бдительность ни на мгновение.
— Мне и моему слуге угодно ужин и ночлег. И коней наших отведи в конюшню.
Сильвио бросил мальчишке медяк.
— Милости прошу, господа, — снова поклонился паренек, ловко поймав монету, и посторонился, пропуская путников в дверь.
Они вошли в общий зал трактира, с грубо сколоченными столами и скамейками без спинок. Тут царил полумрак, разгоняемый горящими в подвешенном на цепях под потолком тележном колесе свечами и пылающими в камине дровами. Зал был совершенно пуст.
— Зоэ сейчас выйдет, ваша милость, — сказал мальчишка, когда гости, скинули плащи и расположились за столом. Он обращался исключительно к Сильвио. — А я позабочусь о лошадях.
Мальчишка ушел во двор.
Скрипнула дверь, ведущая, очевидно, на кухню и появилась худая девушка — нескладная и некрасивая — видимо, та самая Зоэ, такая же рыжая и бледная, как и встретивший их паренек.
Скорее всего — сестра, решил Сильвио, и вздрогнул: перстень вдруг ожег палец холодом.
— Добрый вечер, господа хорошие, — поклонилась девушка гостям.
Ее голос звучал слабо, глаза глубоко запали. Все это производило впечатление болезненности.
— Господа желают поесть да комнаты? Боюсь, я мало чем могу помочь вам. С тех пор, как умер наш с Марком батюшка, постояльцев больше нет, прислугу я распустила. В комнатах наверху не топлено, там задубеть можно. Скоро я продам «Зеленую лошадь», если найдется покупатель и уеду с братом в город.
«Что-то она много говорит, — отметил про себя Сильвио. — Словно рассказывает заготовленную историю».
А вслух сказал:
— Неужели, на кухне не найдется чего ни будь? А спать мы можем и не раздеваясь, особенно, если ты дашь нам теплые одеяла. Все лучше, чем ехать сквозь снег и ветер до селения.
Девушка поклонилась.
— Как будет угодно господам. Сейчас я посмотрю на кухне. А одеяла, конечно же, отыщутся.
Как только она ушла, Като сказал в полголоса:
— Не нравятся мне эти … рыжие, мессир. Худое это место.
— Благодарю, Като, — усмехнулся со своей обычной ироничностью Сильвио. — А то ведь сам бы я ни за что этого не заметил.
Вдруг с улицы раздалось иступленное, отчаянное ржание коней. Путники вскочили на ноги. Вдруг с улицы раздалось иступленное, отчаянное ржание коней. Путники вскочили на ноги.
Като, рванув меч из ножен, опрометью бросился во двор. Сильвио последовал за ним, морщась от ледяной боли, исходившей от перстня и пронзавшей руку. Литера «лемд» на перстне пульсировала яростным зеленоватым свечением.
Унылый свет выглянувшей из-за туч луны заливал двор. Рыжего паренька нигде не было видно.
Кони, привязанные у ворот, отчаянно метались, беспомощные, на привязи. А вокруг них кружила отвратительного вида тварь. Размером она была, пожалуй, с очень крупную собаку. Бледное и тощее, лишенное шерсти, если не считать редкой рыжеватой щетины, тело сплошь покрывали какие-то наросты. Вдоль выгнутой дугой спины тянулись два ряда острых шипов. Верхние трехпалые и когтистые конечности были заметно длиннее нижних. Тварь хлопала большими кожистыми крыльями, видом подобными нетопорынным, и яростно шипела. Огромные круглые глаза светились в темноте. С клыков в вытянутой узкой пасти капала желтоватая слизь.
В тот момент, когда путники выскочили из трактира, тварь с силой оттолкнулась от земли, прыгнула, и вцепилась в шею гнедого коня Сильвио, вонзая когти. Несчастное животное отчаянно шарахнулось в сторону, дико заржало, вставая на дыбы.
Като подскочил, замахиваясь мечом, тварь отмахнулась крылом. Като увернулся. Клинок его меча, стремительно очертив полукруг в воздухе, рассек кожистую перепонку крыла. Белесая не то кровь, не то слизь брызнула из раны. Тварь мерзко запищала. Капли ее бесцветной крови, попав на честную сталь клинка, зашипели, исходя зеленоватым дымком. Пахнуло зловоньем.
— А-а-а-а, пакость!!! — заорал Като, вновь замахиваясь мечом.
Чудовище отпустило коня, и взвилось в воздух, часто махая крыльями. Раненное крыло плохо держало, и отвратительное существо кубарем покатилось по двору. Вскочило на ноги, щеря клыки, шипя и пятясь от наступавшего на него Като.
— Назад! — властно крикнул Сильвио, вскидывая сжатый кулак и направляя перстень Лартии в сторону твари.
Като отпрыгнул в сторону. Тварь кинулась за ним, но в это мгновение с перстня на пальце Сильвио сорвалась яркая искра. Чудовище отшвырнуло словно ударом незримого молота и тут же его охватило зеленоватое пламя. Раздался жуткий вой, полный боли, страха и ярости.
Существо, воя, каталось по двору, корчилось в пламени. Кожа его лопалась, разбрызгивая зловонную дымящуюся кровь.
Сильвио скрутило от сильной боли в руке. На искаженном лице, несмотря на холод, выступили капли пота. Перстень жадно высасывал его жизненную силу, восстанавливая только что отданное. Боль была столь сильна, что Сильвио не смог устоять на ногах и упал на колени, прижимая руку к груди.
Като подскочил к агонизирующей твари и ловко пронзил ее мечом. Пламя, пожиравшее существо, быстро угасало. Кожа чудовища спеклись, превратившись в дымящуюся растрескавшуюся корку, глаза выгорели. Нестерпимое зловонье распространялась в морозном воздухе.
Но тварь все еще жила. Пыталась ползти, царапая землю когтями.
Като снова занес меч, но тут со стороны входа в трактир раздался полное ярости громкое шипение. Като бросил быстрый взгляд в ту сторону. Увидев, как изменился в лице его слуга, Сильвио, преодолевая боль, обернулся.
Во двор выскочила Зоэ. Но — Великий Создатель! — что с нею случилось? Из ее неестественно широко распахнутого рта вылизали острые клыки. Скрюченные пальцы были увенчаны кривыми когтями. Глаза светились, словно у кошки.
— Они… гуррхи… — прохрипел Сильвио. — Убей… ее…
Девушка с остервенением начала разрывать на себе платье. Ее тело менялось на глазах. Руки удлинялись, ноги укорачивались. Спина изгибалась дугой и из нее пробивались шипы и пробивались нетопыринные крылья. Рот вытягивался в узкую клыкастую пасть. Волосы слезали с головы клоками. Зоэ все больше походила на сожженную тварь, корчащуюся посреди двора.
— Ах ты ж, мерзость! — Като шагнул к новой твари.
Та, которая была Зоэ, теперь уже полностью завершив свою страшную трансформу, вновь зашипела — злобно, исступленно — неестественно широко разевая клыкастую пасть. Она была крупнее первой твари и в отличие от оной обладала и женскими грудями, обвисшими и бледными. Гуррха распахнула кожистые крылья и взвилась в воздух. Облетев Като по широкой дуге, она опустилась рядом с издыхающим, обгоревшим существом, которое, уже не шевелясь, застыло бесформенной грудой, и склонилось над ним.
Сильвио поднялся на ноги, все еще прижимая к груди измученную руку. Боль медленно, но отступала. Перстень, уже напитавшийся его жизненной силой, был готов вновь отдать приобретенное.
Пошатываясь, Сильвио подошел к Като, который замер словно в некоторой нерешительности. Вторая тварь была несколько крупнее первой и казалась более злобной и опасной. Однако нерешительность не была свойственна Като. Он просто прикидывал, как бы ловчее управиться с чудовищем и переводил дух, пользуясь небольшой передышкой.
Вдруг гуррха запрокинула уродливую голову, в которой уже не оставалась ничего человеческого и завыла — протяжно, тоскливо. Затем она вперила в людей леденящий взгляд светящихся зеленоватых глаз с узкими вертикальными зрачками. Этот взгляд полыхал такой ненавистью и злобой, что даже бесстрашный Като невольно попятился.
— У-у-уби-и-и-или-и-и Ма-а-арка-а, — вдруг отчетливо произнесла гуррха, подвывая и растягивая гласные. — У-у-умри-и-ите-е-е.
Казалось невероятным, что эта пасть могла издавать членораздельные звуки.
Сильвио опешил. Никогда ранее он не слышал о таком, что бы гуррхи в своем демоническом воплощении — сбросив человеческую личину — могли бы говорить!
На Като же, куда менее сведущего в демонологии, внезапное обретение гуррхой дара речи не произвело особого впечатления. Крутанув мечом, он шагнул вперед; процедил сквозь зубы:
— Нет, это ты, отродье ариманово, щас сдохнешь, забодай меня комар!
— Погоди! — Сильвио схватил его за рукав. — Сперва я с ней поговорю.
Като бросил на своего господина такой взгляд, словно заподозрил в нем нежданно возникшую душевную болезнь.
— А чего с ней, нечестью, разговоры-то разговаривать, мессир? Попотчевать сталью острой да силою Создателя и всего делов…
— И всего делов… — задумчиво повторил Сильвио.
Гуррха шипела, злобно зыркала буркалами, но, однако, пока не нападала. Двое слуг Света, из которых один носитель перстня Лартии, а другой — опытный мечник, сила все-таки куда как серьезная.
— Ты! Исчадье Бездны! — выкрикнул вдруг Сильвио, вскидывая руку в повелительном жесте, — Jebetis! Jeraa! Ježennaris!
Гуррха жутко взвыла и бросилась вперед, но вдруг словно наткнулась на незримую стену. Упала, подломив крыло. Тут же вскочила на четвереньки. Заметалась, волоча крыло и утробно завывая.
Руку ожгло болью, словно с пальцев сдирали кожу. Перстень вновь пил его силы, саму его жизнь. Упрямо сжав зубы, не замечая сочащейся из прокушенной губы крови, Сильвио, шатаясь, шагнул вперед.
— Jebetis! Jeraa! Ježennaris! — вновь буквально прорычал он, упрямо не опуская терзаемою болью руку.
Гуррха снова взвыла, выгнулась дугой, словно от страшной муки, отчаянно бросаясь на слуг Света. Но раз за разом она была отброшена, не в силах приблизиться.
Вены на руке Сильвио вздулись, лопнули. Брызнули капли крови, которые тут же вспыхнули зеленоватым холодным огнем, поплыли по воздуху в сторону беснующейся демоницы, и окутали ее светящейся дымкой.
Вой гуррхи стал уже совершенно непереносимым. Она каталась по двору в жутких корчах. Ее кожа начала слегка дымиться, источая гнуснейшее зловонье. Она билась так несколько мгновений, потом затихла и более не шевелилась.
Сильвио, наконец, опустил окровавленную руку, которая тут же повисла плетью, и совершенно безбоязненно подошел к твари, не обращая внимания на предостерегающий окрик Като. Здоровой левой рукой ловко распутал тесемки кожаного мешочка у пояса, и вынул щепотку серого порошка. Им он щедро посыпал неподвижную демоницу.
Сначала ничего не произошло, Но затем уродливая тварь стала стремительно меняться. Ее плоть оплывала как воск от огонька свечи. Втягивались в тело нетопыринные крылья и шипы. Исчезали клыки и когти. Конечности обретали человеческую форму.
И вот уже на земле лежала обнаженная Зоэ, в человеческом обличье, такой, какой она была до демонической трансформы. Лишь голова ее осталась лишенной волос, а на теле были заметны словно бы следы от ожогов. Казалось, она была в глубоком обмороке.
— Като! Ошейник! — прохрипел Сильвио и сел прямо на землю рядом с перекинувшейся обратно в человека гуррхой; ноги его не держали.
Повторять приказанье не требовалось. Като вогнал меч в ножны. Вынул из поясной сумки кожаный широкий ремень, с вшитыми железными кругляшами, на каждом из которых была выгравирована литера «лемд» и моток бечевки. Он туго затянул ошейник на горле бесчувственной Зоэ, а затем сноровисто связал ей руки и ноги бечевкой.
— Уловили, — сказал Като, полюбовавшись своей работой и удовлетворенно потирая руки. — Уловили демоницу-то, забодай меня комар! Мессир!..
Бледный, без кровинки в лице, зато с залитым кровью из прокушенной губы подбородком, что делало его похожим на упыря, Сильвио вдруг с глухим стоном завалился на бок…


Продолжение следует...

[Ascar_D200]

Алёна Корф

— Шибко худо, забодай меня комар!

Эта фраза кажется совершенно неуместно, стоит придумать какое-то своё, родное ругательство. Вы же пользуетесь словом "мессир" а не "князь".

Угасающее в камине пламя едва разгоняло тьму, и она клубилась под арочными сводами и по углам.

Подъезжая к станции, с меня слетела шляпа))
Угасающее в камине пламя едва разгоняло тьму. Мгла клубилась под арочными сводами и по углам.

обтянутой сухой и морщинистой, покрытой старческими пигментными пятнами, кожей руки старика.

обтянутой сухой и морщинистой кожей, покрытой старческими пигментными пятнами, руки старика.

От этого тона становилось не по себе всем, кто хоть немного знал Великого Профоса. Горе тому, кто тотчас не исполнил бы просьбы этого сухонького мерзкого старикашки.

При написании от первого лица подобное уместно. Но если фокал - камера, смотрящая со стороны, то откуда взяться этой информации? Как будто появляется некий рассказчик, которого не было, и исчезает куда-то опять.

сказал Абеле без предисловий, когда подбросив поленьев в огонь, Сильвио вернулся к столу.

сказал Абеле без предисловий, когда Сильвио вернулся к столу.

«Ого, дело-то нешуточное, — подумал он».

Опять появляется рассказчик. Но тут хотя бы взято в кавычки.

а потом готовых за серебряную монету разделить постель с продрогшим путником.

разделить с одиноким путником, или согреть постель продрогшего путника.

Перстень пульсировал холодными волнами, отдавался ноющей болью в сердце, да так, что Сильвио скрипнул зубами.

Уже указывал - согласование. В предложении действует кто-то один. Это предложение надо разделить на два.

Что-то тут нечисто, это было ясно как день.

Пытайтесь придумывать собственные выражения))
Что-то тут нечисто, клянусь Светом!

Сколько бы Сильвио не иронизировал

Это называется канцелярит, на форуме я сталкивался с человеком, которому сие не нравится. Так что советую заменить "иронизировал" на живое "подшучивал" или "подтрунивал".

сын хозяина — стала для него полной неожиданностью.
Малчишка

опечатка)

Ничего угрожающего в мальчишке

Третий раз слово мальчишка. Можно заменить на мальчик.

А вслух сказал:
— Неужели, на кухне не найдется чего ни будь?

не найдётся чего-нибудь?

крыльями, видом подобными нетопорынным

Вероятно, от слова "нетопырь". НетопЫринным.
Или от слова "топор"?))

Кожа чудовища спеклись,

спеклась

Нестерпимое зловонье распространялась

распространялОсь
а лучше - наполняло морозный воздух.

Спина изгибалась дугой и из нее пробивались шипы и пробивались

повтор

[Алёна Корф]

Ascar_D200 , огромное спасибо! Все замечания по делу. Внесу правки.

[Ascar_D200]

Ascar_D200 , огромное спасибо! Все замечания по делу. Внесу правки.

Да, и на будущее. Не выкладывайте таких больших фрагментов))

[Алёна Корф]

Интерлюдия-1

Тьма безлико скалится мне из щелей полуразрушенной каменной кладки, из провалов и нагромождений камней, поросших лесом.
«Ты думаешь, тебе всё позволено? — вопрошает Тьма»
Я лишь усмехаюсь в ответ.
Тьма любит разговаривать со мной. Порой мне думается, что со мной говорю я сам, вернее, мое отражение в этой Тьме, которое зажило своей собственной жизнью…
Но, быть может, это лишь мое воображение? Я с младых ногтей обладал ярким воображением, и скажу без ложной скромности, живым проницательным умом. Но я рано понял, что это лучше не демонстрировать. Лучше оставаться для всех тем, кем я есть в их глазах…
Меня окружают древние руины, залитые мертвенным лунным светом, в котором серебрится снег, покрывающий разлапистые ели. Грубо обработанные камни украшают скупые и примитивные барельефы. Это капище было возведено древним полудиким народом лиммов, еще до того, как в эти места пришли, лязгая сталью, несокрушимые легионы Арнийской империи.
«Ты мнишь себя великим, равным Темным Магистрам прошлого, ты, самоучка?! — продолжает Тьма».
«Тебя не существует, — решаю все же мысленно ответить. — Ты лишь игра моего ума. Никакого отношения к Тьме истинной, ты не имеешь».
«Ха. Быть может. Но ты не ответил. Неужто, мнишь ты себя равным великим Темным? Или полагаешь это все игрой? Нет, друг мой, это не игра. Обратного пути нет. Или мнишь ты, что твое происхождения спасет тебя от костра?»
«Помолчи, — досадливо отмахиваюсь. — На костер я всходить не собираюсь. Я не допускаю ошибок».
«Как барану не видны его рога, так дураку не видны его ошибки, — скалится Тьма».
Я более не удостаиваю ее ответом.
Но Тьма права, надо признать. Да, все началось как игра. Мечтательный мальчик, сперва лишь жаждал прикоснуться к древним тайнам, к запретному знанию. Запретный плод сладок. Но мальчик вырос и понял, какую это знание дает власть. Власть, с которой не сравнится власть восседающих на высоких тронах, или даже тех, кто облачен в алые сутаны.
Но все равно это лишь игра. Забавно смотреть на жалкие усилия людишек, тщащихся уловить уж-ж-ж-ж-асного малефикара, упиваться их страхом. Словно мальчишка, тыкающий палкой в муравейник забавы ради, что бы посмотреть, как суетятся ничтожные муравьи.
Холодно. Ветер голодным волком завывает в руинах.
На мне одежда простолюдина. Никаких темных мантий и вычурных посохов — этой бессмысленной атрибутики из легенд.
Что ж, пора приступать к ритуалу.
Недаром эти руины — мое излюбленное место для волшбы. Тут во множестве скрыты скелеты некогда живьем зарытых в землю жертв. Их души все еще привязаны к этим камням, щедро напитанных темной силой предсмертного ужаса, страданий и безысходности. Темные шаманы веками творили тут свою волшбу и оправляли мерзкие ритуалы, черпая мощь в жертвах…
Пока сюда не пришли арнийцы, несущие Слово Лартии. Обычно милосердные к покоренным племенам, в этот раз они каленым железом выжгли противную Создателю скверну, ибо содрогнулись от ужаса и отвращения при виде творимого шаманами. Разнесли по камешку древние капища. Пылали костры. Птицы терзали мертвые тела, насаженные на колья вдоль дорог…
Я слышу невнятный многоголосый шепот, словно идущий из-под земли. Голоса страдающих душ некогда принесенных жертв, не нашедших упокоения в Свете, и не поглощенных Тьмою, но ставших вечными пленниками капища.
Теперь же они стали моими слугами. Верными слугами.
Простираю руку, и струйки зеленоватого свечения с моей ладони стекают к заснеженной земле …
Белая, словно сотканная из светящегося тумана, фигура отделяется от ближайшей расколотой каменной плиты. Совсем юная девушка. Спутанные волосы, в колтунах и сгустках засохшей крови скрывают лицо, ниспадают на обнаженную грудь. Вместо выколотых глаз — отвратительного вида раны. Запястья стянуты веревкой.
От развалин отделяются все новые туманные тени. Изуродованные, ослепленные, хранящие следы прижизненных пыток, предшествовавших тому, как их, еще живых, закопали тут. Жертва должна умирать в мучениях; это дает много темной силы.
Призраков становится все больше. Они толпятся вокруг меня, протягивая руки. Слышатся заунывные стенания и глухой шепот. Неупокоенные души спешат поведать мне свои горести. Тучи скрывают луну, но тьму рассеивает бледное свечение, исходящие от бесплотных фигур. Я ощущаю незримые эманации холода и тлена.
Поток темной силы льется отовсюду. Призрачные фигуры по мере моего насыщения бледнели, отдавая мне очередную порцию силы, истаивали, бесплотным туманом плыли над капищем, без следа поглощаемые руинами.
Я сближаю ладони. Между ними вспыхивают налитые холодным сиянием, клубки зеленоватого тумана. Их становится все больше. Они сливаются в один ярко пылавший призрачный шар. Он растет, становясь все ярче. Я насыщаю его силой, щедро почерпнутой от страдающих душ.
Я начинаю шептать заклинания. Легким движением ладоней отталкиваю от себя призрачный шар. Тот плывет среди руин, заливая их своим мерцающим светом.
Свечение гаснет, и шар превращается в плотный сгусток темноты.
— Явись! — говорю я негромко.
Сгусток живого, осязаемого мрака, словно густой, плотный дым, размазывается в гигантскую призрачную фигуру в темном бесформенном балахоне.
Вот оно — истинное порождение Тьмы. И мой раб.
«Внимаю, мой господин, — раздается низкий глухой голос прямо в моей голове».
— Ты хочешь свежие души? Их много там.
Я указываю повелительным взмахом руки на запад, в ту сторону, где за Браудхаленгтонскими лесами раскинулись земли тэна Веррейна. Там много селений. Много душ, трепетной плоти и горячей крови. И много погостов, которые можно разупокоить.
Мои губы трогает жесткая усмешка. Беды до сих пор миновали земли тэна Вэррейна. Но пришел теперь и их час. Ибо так захотелось мне. Темная жатва продолжается.
— Иди и возьми награду свою.
«Повинуюсь, мой господин! — рокочет темная фигура».
Гигантский призрак рассыпается бесшумным роем и взмывает в ночные небеса.
Я стою еще некоторое время среди руин, наслаждаясь, словно умелый мастеровой, хорошо сделанной работой.
Но пора возвращаться.
Тьма снова скалится из трещин в древних камнях.
«Ты доволен собой, великий некромаг? — смеется она. — Ты упиваешься своей властью, малефикар? Ты упиваешься ужасом, который внушаешь?»
Я ничего не отвечаю. Нет смысла в словах.
Я просто поворачиваюсь и ухожу.
Тьма хохочет мне вслед.

[Ascar_D200]

Тьма безлико скалится мне из щелей

Тьма безлико скалится из щелей

Я лишь усмехаюсь в ответ.

Когда пишешь от первого лица частичка "я" обязательна, поэтому лучше вымарывать её из текста при любом удобном случае. Чувствуете, что можно обойтись без "Я, мне, моё" убирайте.
Лишь усмехаюсь в ответ.

Тьма любит разговаривать со мной.

Вот здесь частичку "со мной" убрать никак.

Порой мне думается, что со мной говорю я сам, вернее, мое отражение в этой Тьме

Порой кажется, что я говорю со своим отражением в этой Тьме

Но, быть может, это лишь мое воображение? Я с младых ногтей обладал ярким воображением

Близкий повтор. Фантазия, галлюцинация, наваждение - синонимов много.
Но, быть может, это лишь наваждение?

Лучше оставаться для всех тем, кем я есть в их глазах

Или: кто я есть, или: кем я являюсь (выгляжу).

Грубо обработанные камни украшают скупые и примитивные барельефы.

Барельеф в камне это всё равно что шедевр в живописи - не может быть примитивным.
Тут лучше заменить синонимом. Скупые и примитивные узоры (надписи/барельефчики).

«Ха. Быть может. Но ты не ответил. Неужто,

Последняя запятая точно не нужна, слово Неужто не является вводным. Дальше просто предложение:
«Ха! Быть может... Но ты не ответил. Неужто

мнишь ты себя равным великим Темным? Или полагаешь это все игрой? Нет, друг мой, это не игра. Обратного пути нет. Или мнишь ты,

Близкий повтор. Можно заменить мнишь на веруешь/полагаешь.

власть. Власть, с которой не сравнится власть

власть. Могущество, с которым не сравнится мощь

тыкающий палкой в муравейник забавы ради, что бы

тут слитно - чтобы.

Темные шаманы веками творили тут свою волшбу

второе "волшба" и да, почаще расставляйте в тексте буквы ё. Тёмные шаманы веками плели чары

мерзкие ритуалы, черпая мощь в жертвах…

Побольше эпитетов)) мерзкие ритуалы, черпая мощь в беспомощных жертвах…

Пока сюда не пришли арнийцы, несущие Слово Лартии.

Иностранцы сойдёт, но для советского человека это почти как Пока сюда не пришли арнийцы, несущие Слово Лартии КПСС.
У меня у самого была ошибка. Я назвал столицу тёмного королевства Углах.
Критик спрашивает - в каких Углах? совсем сильно тёмных и пыльных?
Поменял Углах на Углак.

хранящие следы прижизненных пыток, предшествовавших тому, как их, еще живых, закопали тут.

Ну, в сеттингах фентези бывают и посмертные пытки, глефу мне в зад, но в целом предложение - масло маслянное.

Поток темной силы льется отовсюду. Призрачные фигуры по мере моего насыщения бледнели

Бледнеют.
Или Поток темной силы лился отовсюду

Я указываю повелительным взмахом руки

Принято говорить "властным взмахом" но тут выглядит даже как новизна.

[NatashaKasher]

Побольше эпитетов)) мерзкие ритуалы, черпая мощь в беспомощных жертвах…

На всякий случай уточняю... Это ведь сарказм?

[Ascar_D200]

На всякий случай уточняю... Это ведь сарказм?

Что плохо в совете использовать больше эпитетов и метафор?
Нет, я говорил совершенно серьёзно. Это не сарказм.

[Алёна Корф]

Ascar_D200 Благодарю. Все замечания по делу. Внесу првки.


Единственное, что имя пророка не хочется менять, у меня весь сеттинг прописан с этим именем.

[Ascar_D200]

Ascar_D200 Благодарю. Все замечания по делу. Внесу првки.


Единственное, что имя пророка не хочется менять, у меня весь сеттинг прописан с этим именем.

Я только предлагаю, финальное решение - за вами))
В России смеются над испанским именем Хулио.
В Испании - над именем Путин. Оно у них навевает ассоциации со словом "Путана".
На всех не угодишь, все комменты не углядишь, за всеми персонажами не доглядишь))
Ну, будет время - можете проккоментировать мои рассказы))

[Алёна Корф]

Ну, будет время - можете проккоментировать мои рассказы))

С огромным удовольствием