О простой науке и сложной жизни, Авторы: Аптекарь, ktgun Опции

[Каркун]

О простой науке и сложной жизни


Авторы: Аптекарь, ktgun



– Презентац-ц-ция начнётся через пять м-м-минут, – объявил домовой.
– Я помню, Аня, спасибо, – ответил Горячев, спешно натягивая джинсы. – Надо будет что-то сделать с твоим голосом. Запиши в ежедневник.
– Такое напоминание уже есть на пят-т-тницу и на понедельни-и-ик, – в конце фразы женский голос ушёл в угасающий бас, голограмма зарябила и исчезла. – Повтор… Повторить? – Восстановившимся голосом спросил домовой.
– Нет, береги энергию. Следи, чтобы сервер не отключался.
– Хоро-шо, – подтвердила Аня. – До презентации ост-талось четыре минуты.
– Да все, иду уже, – отмахнулся Горячев. – Как я выгляжу, нормально?
Аня несколько секунд анализировала изображение Андрея, затем зажгла свет в ванной и в гардеробе.
– Вы должны побриться, и причес… причесат-т-ться.… рекомендуется…пиджак.
– Брось, тоже мне праздник, сойдёт и так. А побриться, – Андрей провёл рукой по щетине, – может, и не мешало бы.
– До презентации осталось три м..м..инуты, – напомнила Аня.
– Всё, бегу, бриться некогда, – обрадовался Андрей и выскочил из квартиры.
Презентацию организовали на станции «Сокольники», и для Андрея, жившего на Русаковской, всего в двух минутах ходьбы, это был верный знак: пропустить не получится. Конечно, был ещё один знак, пожалуй, не менее верный – это обещание начальника в случае неявки лично вытащить Горячева за шкирку.
Москва встретила Андрея прохладным серым туманом. Ветер, гуляющий между домами на Гастелло, поднимал с тротуара жёлтые листья и подбрасывал вверх – к уличным фонарям. Там, встречая воздушные потоки от пролетающих мимо автомобилей, листья кружили и взлетали еще выше.
Пахло дождём и прелой листвой, серые тучи клубились над головой, и по всему было видно – приближается осень. Но, несмотря на погоду, перед станцией собралась толпа.
Мраморный интерьер "Сокольников", казалось, так и не тронули время и прогресс. И хотя вокруг топтался пестрый народ, крутили голограммы из старого кино, а полицейские дроны раскрашены под хохлому, Андрей был совершенно уверен, что и сто пятьдесят лет назад была здесь широкая путевая лестница, облицованная желтой плиткой. А за ней тяжелые стеклянные двери, серый гранитный пол, прямоугольные колонны и стены, покрытые голубым мрамором.
Он прошел за стазис-барьер, отделяющий фойе станции от площадки, подготовленной для официальной части, и вышел на центральный мостик со спуском к платформе. Здесь почти никого не было: несколько человек в форме, сетевые звезды, техники в оранжевых комбинезонах, серьезные мужчины в костюмах, среди которых Андрей приметил и начальника. Все с шампанским и улыбками в предвкушении смотрели в темноту тоннеля, откуда обычно вылетают гаусс-составы
– Признаться, я и в страшных снах не ждал, что будет такая толчея, – зазвучал весёлый голос за спиной Горячева, – и уж совершенно не ожидал видеть здесь тебя, Андрей!
Горячев понял, что не надо было приходить. Стоило закатить истерику, сказаться больным, выпрыгнуть из окна, но остаться дома. А теперь перед ним стоял Илья Добрин. Высокий, подтянутый и огненно рыжий. Нет, конечно, и его тронуло время: в уголках глаз под тонкой оправой очков проложили путь первые морщины, да и виски немного оголились. Но память Андрея упорно твердила, что за десять лет в Добрине совсем ничего не изменилось.
– Я…эээ…– замямлил Андрей, – рядом живу просто. Вот и пришёл.
Илья протянул ему руку:
– Да ладно тебе! Ты достоин быть здесь не меньше, чем я. А может, и больше.
Горячев уставился на протянутую руку, судорожно размышляя как поступить. Справа подошел техник.
– Илья Витальевич, пора начинать.
– Да-да, конечно, сейчас, – Добрин посмотрел на Андрея, а потом досадливо поджал губы, вздохнул, хлопнул его по плечу и стал спускаться вниз, к платформам. – Рад был видеть тебя. Серьезно. Может, посидим после?
– Может. Посидим, – пробормотал Горячев.
Внизу, в тоннеле, что-то загудело, и люди на платформе подались вперед. Шум нарастал, и из темноты, лязгая и рокоча, будто механический старик на колесах, торжественно выкатился поезд метро. Не блестящий серебряный снаряд «Гаусс-Экспресс», а древний желто-коричневый кирпич, со стеклянными окнами и створчатыми дверьми с резиновыми прокладками. Он еще немного прокатился вперед, отчаянно скрипнул тормозами и застыл на месте. Двери центрального вагона разъехались с глухим хлопком, и на платформу вышел мэр Москвы.
Все были в восторге. Мэр несколько секунд широко улыбался, наслаждаясь аплодисментами, а потом заговорил.
– Дорогие друзья, искренне рад видеть вас здесь, в этот, я уверен, переломный момент истории. Мы очень долго шли к нему, потратили много усилий и ресурсов, но все же добились цели! И я говорю: «спасибо!», за то, что верили, за то, что были с нами до конца, за прекрасное стремление сделать Москву лучшим городом на свете! А теперь позвольте дать слово человеку, без которого этот момент так и не наступил бы – Добрину Илье Витальевичу!
– Господин мэр лепит из меня Деда Мороза, хотя подарки на свои исследования я получал именно от него! – присутствующие одобрительно загудели, оценив юмор, Добрин поправил галстук, откашлялся и продолжил: – Около двухсот с четвертью лет назад станция «Сокольники» стала отправной точкой для чуда этого города – метрополитена. Преодолевая расстояния, его поезда рвались сквозь подземную тьму и превратили метро в одну из главных артерий Москвы. Минуло ещё сто с лишним лет, и на смену электрифицированным вагонам пришли поезда «Гаусс-Экспресс», способные доставить человека из одного конца Московского Конгломерата до другого менее чем за двадцать минут! Но и тогда, и сейчас главными словами были «время» и «расстояние».
Добрин сделал секундную паузу и набрал полную грудь воздуха.
– Даже спустя столетия в науке остаются фундаментальные законы, которые, по-видимому, так и останутся неизменными. Один из них – непрерывность времени, другой – невозможность достичь скорости быстрее световой. Поэтому мечта человечества о контроле над пространством, точнее, о мгновенном перемещении из одной точки в другую, так и оставалась недостижимой фантазией. Но современное развитие пары наука-технология позволило нам если и не обмануть физические постулаты, то обойти их, найти альтернативный путь к нашей мечте! Итак…представляю вам Метро Будущего – проект «Икар»!
С этими словами он зашел в вагон, а над платформой появился голографический экран, на котором была видна другая станция. Горячев узнал «Воробьевы горы»: прозрачные окна во всю высоту стен, панораму исторического центра, «Лужники» и Москву-реку, широкая платформа, много людей, и на путях такой же старый состав, но уже красного цвета, с желтой полосой на боку и надписью «Красная стрела».
– Всего через секунду я выйду из дверей поезда на другой станции! Сквозь время и расстояние! – воскликнул Добрин. Двери закрылись, и круглые светильники внутри вспыхнули ровным белым светом.
Вагон завибрировал, свет в составе погас, а потом загорелся вновь, и все с удивленным вздохом увидели, что внутри никого нет.
Зато на «Воробьевых горах» ликовали: двери поезда открылись, Илья вышел на платформу. Пару секунд он растерянно улыбался подскочившему с поздравлениями министру транспорта, потом захохотал, стремительно развернулся и ударил кулаком в окно вагона. По матовой, пожелтевшей поверхности поползла паутина мелких трещин. Размахнувшись ещё раз, он ударил сильнее и осколки стекла посыпались на платформу.
Министр испуганно отступил, техники бросились на помощь, попытались схватить Добрина за руки и ноги.
– Вырзааа! – рыкнул он, упал на колени и ударил головой в пол, затем вскочил и с разбегу влетел лицом в стену поезда. Раздался глухой чмокающий удар, брызнуло красное, и бьющееся в конвульсиях тело Добрина, наконец, затихло.
На этом торжественная трансляция закончилась, и голографический экран на станции «Сокольники» исчез.

***

Низкое осеннее небо казалось особенно ярким на фоне пожелтевших крон; чаще налетал холодный ветер, срывал и разбрасывал листву; высокая трава опала и приникла к сырой земле. Илья Добрин ждал Андрея на узкой дорожке в парке, в том самом месте, где они условились встречаться после работы. Андрей как всегда опаздывал, всегда незначительно – на пять или десять минут, но даже эта мелочь отзывалась раздражением, которое Илья не мог и не хотел скрывать:
– Надо же, сегодня ты раньше обычного! Всего пятнадцать минут прошло.
– Да, – Горячев подхватил Илью под локоть и повёл вперёд, – я очень торопился. Ты не представляешь, какая идея меня сегодня посетила.
– Ты придумал машину времени, и теперь перестанешь опаздывать?
Андрей внимательно посмотрел на Илью, потом на часы.
– Разве я куда-то опоздал?
– Кажется, ты и сейчас тормозишь…
– Не важно, не сбивай меня, лучше слушай.
– Внимательно, – усмехнулся Илья.
– Ты знаешь, что вчера на час остановились гаусс-составы?
– Ещё бы. Москва чуть не захлебнулась, половина Конгломерата не смогла на работу попасть. У них вроде питающая станция накрылась?
– Я целый час стоял на платформе, прежде чем смог протиснуться между двумя коровами. И какой-то козёл притащил пса в вагон, он оттоптал мне все ноги, а эти новые дроиды, ты знаешь, весят больше слона.
– Ты точно был в метро, а не в зоопарке?
– А есть какая-то разница? После вчерашнего – я сильно сомневаюсь, – Андрей на мгновение расплылся в улыбке. - Зато с такой девушкой познакомился, обалдеть!
– Понятно, вчера ты опоздал, потому что схлопотал стрелу Амура прямо в мозг. Покажешь её хоть?
Андрея остановился и напряженно потер переносицу. Неподалёку группа детей разрисовывала асфальт цветными мелками: среди малиновых клоунов и жёлтых танков зарождалось большое огненно-рыжее солнце.
– Не в том дело, Илья! Скоро всё это кончится! Я придумал, как использовать институтский копир материи.
– Эээ?
– Помнишь, ты статью пару лет назад писал? Какие-то заигрывания с Фурье-анализом. Чем там дело закончилось?
– Нуууу, дошли до того, что любую мысль можно приблизительно разложить на простейшие составляющие по базовым инстинктам, оцифровать, а потом собрать обратно.
– То есть, в принципе, можно личность разобрать по коробочкам, прокатить куда надо, а потом собрать обратно?
– О, брат, это ты, конечно, хапанул, – Добрин задумался. – Хотя… чисто теоретически…
– Вот, смотри, – Андрей в два шага прыгнул к детям, выпросил мелок и вернулся к Илье. – Берем радиоканал и копир материи, – присев на корточки, он начал рисовать. – Анализируем, получаем матрицу объекта, передаем в нужную точку, копир собирает. Развинчиваем личность, передаем по радиоканалу, собираем на месте. А, как тебе? – Андрей оторвался от схемы и повернулся к Илье. – Понимаешь?
– Горячев, это же… бред… Но это…Почти квантовая телепортация, черт подери!
Андрей смотрел на раскинувшиеся по асфальту синие формулы, на смазанные стрелочки векторов и понимал, что за ними лежит будущее. Все проблемы, которые человечество годами копило из-за ограничений движения, решаются в этот самый момент – среди осенних деревьев, среди опавших листьев, на клочке сырого асфальта.

***

– Это конец, вы понимаете? Ну как же так? – мэр убрал руки от лица и грустно осмотрел присутствующих.
Андрей никогда не видел таких больших окон. Наверное, метров десять в высоту, – абсолютно прозрачные, без единого пятнышка. Казалось, что это не окна вовсе, а ворота в небо. Сколько этажей в мэрии? Двести? Триста? Отсюда едва были видны блестящие шпили высоток окраины Московского Конгломерата, а старая часть города и вовсе тонула в густом молочном тумане.
В широком белом кабинете за длинным столом собралась администрация города, а вдоль стен расположились многочисленные помощники, секретари и консультанты, среди которых в дальнем углу скукожился Горячев. После кошмара на станции он почти успел дойти до дома, но перед дверью его перехватил начальник и чуть не силой потащил сюда. И теперь он напряженно всматривался в другой конец зала, на кресло позади генпрокурора. Где сидела… Нет! Возможно ли это?
Горячев даже не обращал внимания на назойливое жужжание голосов вокруг, хотя решалась судьба проекта.
Глава «Гаусс-Экспресс» предлагал «Икар» закрыть, публично покаяться, наказать виновных, производственные мощности пустить на модернизацию транспортного парка. Теперь можно было бы построить станции не только под землей, но и снаружи, – вдоль зданий за Большим кольцом; проложить маршруты гаусс-составов вместо устаревшего пневматического монорельса. А еще он не преминул напомнить мэру, что с самого начала говорил об утопичности затеи.
Мэр горестно заламывал руки:
– Шут с ними, с деньгами! Репутационные потери грандиозные! А кого наказывать прикажете? Добрина? Кстати, как он там?
Министр здравоохранения откашлялся.
– Плохо. Сейчас он в изоляторе. Структурных повреждений нет, но мыслительная деятельность даже не поддаётся анализу. Непредсказуемая реакция на раздражители. Сбой базовых инстинктов, в том числе инстинкта самосохранения. Мы не можем определить, что с ним.
Впечатление его слова произвели гнетущее, но вот начальник Андрея считал, что проект закрывать нельзя. Да и аргументы у него, вроде, были крепкие. Что-то о том, что если сейчас поставить крест, пропадет, возможно, лучшая научная идея столетия. И что произошедшее на «Воробьевых горах» - техническая оплошность, человеческий фактор, но никак не дефект идеи. Ведь государственные испытания прошли успешно.
Мэр вздыхал, бормотал, что уважает мнение директора института, создавшего гаусс-составы и еще десяток-другой «чудес». Но одного Добрина ему хватило за глаза. Да и как убедить общественность, что это была именно техническая ошибка?
– Если это была она, – ухмыльнулся глава «Гаусс-Экспресса».
Кто-то выкрикнул: «комиссия!», и все дружно закивали. Комиссия, проверка, экспертиза – это мы знаем, это правильно, ясно и понятно.
Мэр радовался. Глава «Гаусс-Экспресса» возмутился. Начальник Андрея не возражал.
– Но, насколько я знаю, Добрин был инициатором, идейным вдохновителем и движущей силой проекта, – встрепенулся мэр. – Где взять эксперта такого уровня?
– По поводу движущей силы – да, определенно. По поводу идейного вдохновителя – не совсем.
И тут Андрей понял, зачем начальник приволок его сюда. Даже когда мэр обратился к нему лично, он думал, что это какая-то шутка. Эксперт? Вы серьезно? Чего ради брать такую ответственность? Ради города и его жителей? Забавно. Ради «коллеги» Добрина? Еще веселей. Ради идеи? Ну, идея, в целом, неплоха, но не более того. Так ради чего?
Его почти спас глава «Гаусс-Экспресса».
– Я не согласен, позвольте, – он тяжело поднялся и с подозрением взглянул на Андрея, – ваш «независимый» эксперт – бывший коллега Добрина. Считаю, что это, как минимум, некорректно.
– И что вы предлагаете?
– Контроль. К примеру, назначить от моей организации второго эксперта. Надеюсь, возражений нет?
Начальник Горячева только плечами пожал.
– Отлично. Тогда представляю вам своего эксперта. Анастасия Викторовна, прошу.
На другом конце зала, куда так всматривался Горячев, скрипнуло кресло. И он понял, что был прав. Это была она. Настя.

***

В тесном кабинете, который удалось выбить под проект «Икар», Илья всегда занимал больше места, чем было нужно. Голографический рабочий стол он не признавал, поэтому схемы рисовал на интерактивной доске, а когда на ней заканчивалось место – брал в руки фломастер и продолжал на стенах, на окнах, на дверцах шкафа. Бумаги со своего стола перекладывал на стол Андрея, туда же убирал всё ненужное: кружки, тарелки, коробки из-под пиццы. А когда гора мусора и грязной посуды почти зажила своей жизнью, сказал, что Андрею не мешало бы прибраться.
– Если ты не будешь сваливать весь хлам ко мне на стол, – раздражённо ответил Андрей, заталкивая коробки в мусорный деструктор, – я буду очень благодарен.
– Фто? – спросил Илья, зажав зубами колпачок от фломастера.
– Ничего, – Андрей вздохнул. – Спрашиваю, что будем делать после формирования тела? Как «оживлять» будем?
– Пока не фнаю, – Илья выплюнул колпачок на пол. – Нужен какой-то стробирующий сигнал, который мозг запустит. Без него что-то пока грустновато выходит. Как с тем крысом.
– Потому что крыс, это не кактус. Кстати, ты заметил, что после перемещения он, стал расти быстрее?
– Крыс? – не понял Илья.
Андрей промолчал и посмотрел в окно.
– Стробирующий сигнал, да? Будто даешь команду «Будь!» – и тело оживает.
Добрин даже не повернулся.
– Это что за теология? Ты мне еще про душу рассказывать начни.
– Может и начну. Про ту, которая болит.
Илья повернулся и удивленно посмотрел на Горячева.
– Андрей, ты чего? Твоя же идея была насчет использования промышленных принтеров материи. Ты всю кашу заварил. Если тебе не нравится, давай забьем, закроем проект.
Горячев молча смотрел на него.
– Я видел тебя с ней. Вчера, на Воробьевых. Илья, какого черта…
Добрин залился краской:
– Андрюха, погоди, это не то! Ты не накручивай себе!
Дверь открылась, и, вместе с лёгким ароматом цветов, в кабинет вошла Настя.
– Ты чего здесь? – Андрей присел на край стола и сложил руки на груди.
– Пришла посмотреть, как мои мальчики справляются с задачей века, – весело пропела Настя.
– О, это ты вовремя, – обрадовался Илья. – Я как раз… – посмотрел на Андрея, – мы как раз решаем проблему запуска личности.
– Ничего мы ещё не решаем.
– Почему? – удивилась Настя.
– Душу найти не можем, – иронично пропел Илья.
– Ты только представь, что будет, если эксперимент не удастся, – возбудился Андрей. – В лучшем случае ты будешь похож на кактус, а в худшем…
– Наберите добровольцев, – вступила Настя, – не обязательно всё пробовать на себе.
– О нет, я так не смогу, – Илья покачал головой, – Андрей прав, эксперимент опасный, и рисковать чужой жизнью – это верх цинизма.
– Благородно, – Настя кокетливо улыбнулась, – но глупо. Без тебя, Илья, «Икар» можно будет закрыть.
– Без меня его закончит Андрей.
Настя бросила на Андрея снисходительный взгляд, а потом, наклонившись к Добрину, полушёпотом сказала:
– Самостоятельно он не может даже починить домового. Аня уже вторую неделю заикается.
– У меня нет на это времени, – оправдывался Андрей. – Хотя нет, знаешь что, я прямо сейчас пойду и починю домового. А вы тут без меня справляйтесь. Эксперименты ставьте, воркуйте. В общем, делайте, что хотите.
– Андрей, постой … – начал Илья, но Андрей уже скрылся за дверью.

***

Когда такси, наконец, долетело до Горячева, было ровно семь вечера, а когда приземлилось на проспекте, уже семь ноль три. Как бы он ни старался, вовремя прийти не получалось.
Андрей быстрым шагом пересёк зеленую аллею, где когда-то было Ленинградское шоссе, и свернул направо. С тех пор, как автомобилям запретили ездить по земле внутри Большого кольца Москвы, все старые дорожные проспекты превратились в зеленые ковры. Горячев еще несколько секунд петлял между высокими столетними дубами и, наконец, вышел на тротуар.
У входа в кафе он перевёл дух, поправил рубашку. Чтобы успокоиться, нужно было сосчитать до десяти, но на это совсем не осталось времени; Андрей потянул дверь на себя: наружу вырвался густой запах кофе и корицы.
– Стой! – из-за спины послышался голос Насти.
Оглянувшись, Андрей увидел её: в забавном платье с цветами, с распущенными волосами, с улыбкой, способной растопить даже ледник. И сладкий запах кофе смешался с ароматами свежей весны; всё было как раньше – будто время повернулось вспять.
Внутри было тепло и влажно: пар от кофе-машины поднимался к потолку, там рассеивался, смешиваясь с очищенным воздухом, и стойким ароматом разлетался по залу.
Свободных мест было немного, но Насте удалось занять лучший столик – у окна. Для этого, правда, пришлось обогнать пару влюблённых подростков. Усевшись перед ними, Настя показала язык, и Андрей, не удержавшись, расхохотался.
– А теперь скажи мне, зачем мы здесь? – спросил Андрей, когда официант принёс заказ: две чашки ванильного латте и малиновый пирог.
– Мы давно не виделись, – Настя пожала плечами, – а теперь придётся вместе работать. Не хочется, чтобы наше общение ограничилось обменом документами.
– А мне – наоборот.
– Как бы то ни было, ты уже здесь. Был в больнице у Ильи?
Горячев нахмурился:
– Нет.
– А я только что оттуда, – Настя дёрнула плечом. – Он смотрел на меня так, будто не видит. Будто я пустое место. Как это вышло, я не понимаю. Вы же всё рассчитали.
– Я к этой работе не имею отношения уже почти десять лет. Техническая неисправность, наверное, – Андрей пожал плечами. – Когда результат зависит от слаженной работы множества систем, любое минимальное отклонение может привести к трагедии.
– Ты так легко об этом говоришь, – Настя медленно размешивала кофе, – техническая неисправность. Илья был твоим другом, разве нет?
– Был, – Андрей кивнул. – Но это далеко не первый случай, когда, взлетая к солнцу, человек падает на самое дно. Такова наша природа – природа учёных, мы часто жертвуем всем ради прогресса.
– Ты уже понял, что именно пошло не так?
– Нет, это сложно. В проекте всё правильно, а как на самом деле? Судя по результату, копир материи работает исправно. Радиоконал откалиброван. Физически Илья точно такой же, каким он был до отправки. Но почему-то нарушено движение сигналов по нейронным цепям. Информация в мозг поступает исправно, сигналы от рецепторов распознаются, но ответный сигнал блуждает.
– И? – Настя непонимающе смотрела на Андрея, – он поправится?
– Нет, – Андрей вздохнул, – скорее всего, не поправится.
Когда Настя опустила взгляд, а в кружку с остывшим кофе упала мелкая, едва заметная слезинка, Андрей впервые почувствовал, что ему тоже жаль Илью. Столько лет до «Икара» они дружили и работали вместе, делили на двоих одну квартиру, когда учились в институте. Если из одной кастрюли и пили из одной бутылки. А после – разошлись и больше никогда не встречались. И от этого становилось тоскливо, становилось жаль упущенного времени, упущенных возможностей. Столько можно было пережить вместе: плохого и хорошего, столько сделать. Столько изобрести. Можно было вместе закончить проект, и победить – сделать невозможное. Осуществить мечту.
– Слушай, – Андрей нервно сглотнул, – пойдём ко мне, выпьем за здоровье Ильи. Здесь мне как-то не по себе.
Настя промокнула глаза салфеткой и вышла из-за стола.
– Идём.

***

– Разве можно столько пить…
Настя, покачиваясь, вошла в кухню: на плечах у неё лежала простыня, прикрывающая руки и бёдра. Неловко переступая с ноги на ногу, она попросила какие-нибудь тапки. Андрей вышел в коридор, а когда вернулся, Настя сидела, поджав под себя ноги, затягивалась начатой Андреем сигаретой и стряхивала пепел в пустой бокал из-под пива.
– Вот.
Бросив тапки к ножкам стула, Андрей сел за противоположной стороной стола, открыл новую бутылку пива и отхлебнул из горла.
– А мне? – возмутилась Настя.
– Тебе нельзя столько пить.
– Тебе тоже. Да и вообще – стоило бы задуматься о здоровье. Талантливый инженер, а пьёшь, как электрик. А что ты куришь? – Настя взяла пачку со стола. – Андрей, лучше бы ты сразу радиоактивную пыль вдыхал. Новые легкие, кстати, в этом году опять подорожали.
– Очень познавательно, я обязательно задумаюсь, – Андрей улыбнулся. – Но только не сегодня. И, наверное, даже не завтра.
– Как знаешь, но я бы на твоём месте…
– Ты выбрала не лучшее время для нравоучений, – раздражался Андрей.
– Я беспокоюсь. С тех пор, как мы расстались, в этой квартире ничего не изменилось.
– Почему? Грязи и ржавчины стало намного больше, – с довольной улыбкой он указал на раковину, где из крана быстро капала вода, потом на немытую плиту.
– У тебя всё тот же домовой? – быстро спросила Настя.
– Да.
– Аня, привет! Ты жива?
– Здравст-т-твуйте, Аннастас-с-сия! – заскрежетал металлический голос. – Всё хор-р-рошо.
– Судя по голосу, совсем нет, – Настя укоризненно покачала головой. – Аня, прибери в кухне, пожалуйста.
– Фун-н-нкция уборки откл… откл… отключена.
– Что ты сделал? – Настя удивлённо уставилась на Андрея.
– Ничего особенного, – Андрей развёл руками. – Серверу не хватало мощности, и я переключил на него основной процессор Ани.
– И что, она больше ничего не может?
– Она разговаривает, – улыбнулся Андрей. – Иногда этого очень не хватает.
– Илья всегда говорил, что без тебя «Икар» не удалось бы даже начать. Теперь я понимаю, почему…
Горячев вздохнул.
– Я прочитал все записи Ильи по проекту.
– И? – Настя подалась вперед.
– Стробирующий сигнал. Тот самый, который «душа», помнишь? Илья выбрал неправильную его модуляцию. Случайная погрешность при обратной сборке личности оказалась слишком высокой. В девяти случаях все бы прошло хорошо, а в одном, - он щелкнул пальцами, – сбой. Если бы я не ушел, возможно, этого бы вопроса и не возникло.
– Не думаю, – Настя глубоко затянулась и выпустила к потолку густое облако дыма. – Мне кажется, что этот проект был обречён с самого начала. Сам подумай, какая телепортация, ну? Это детские сказки.
– Раньше тебе нравилась эта идея.
– Раньше я не понимала, как опасен ваш эксперимент. А теперь, когда Илья превратился в овощ, я хочу, чтобы ты прекратил заниматься ерундой. Иди лучше в «Гаусс-экспресс», доработай магнитные арки. На этом можно озолотиться. Тем более, если «Икар» закроют, деньги направят именно туда. Хочешь, я поговорю с начальником?
– Деньги – не главное, – улыбнулся Андрей.
– Деньги – это важно. И не говори, что лучше жить вот так – на куче мусора вместе с тараканами. Жизнь становится гораздо приятнее, когда можешь обеспечить комфорт себе и близким.
Горячев виновато развел руками:
– Да у меня с близкими как-то негусто, ты же знаешь!
Она смотрела на него долгим, серьезным взглядом:
– А как же я?

***

На цыпочках, чтобы не разбудить Настю, Горячев вышел из квартиры и побрел к станции «Сокольники». Москва спала, редкие машины стремительно проносились в холодном ночном воздухе, отражаясь в зеркальных окнах небоскрёбов.
В отчете он так и написал: коэффициенты калибровки приёмного устройства радиоканала превышают значения в технической документации. Требуется перекалибровка, после которой возможно продолжить эксплуатацию комплекса «Икар». Даже если Настя не согласится, авторитет института продавит решение, в этом можно не сомневаться.
Спустившись к поезду, он запустил систему, проверил настройки, поменял модуляцию стробирующего сигнала. Настроил точку выхода на «Воробьевых горах», включил передачу. И стоял теперь перед открытыми дверями вагона метро. В шаге от будущего.
– Не надо, Андрей, – тихо сказали позади. – Пожалуйста.
Горячев обернулся. Перед ним была Настя. Закутавшаяся в его куртку, с растрепанными волосами и холодным, застывшим выражением на лице.
– Зачем ты снова это делаешь? – спросила она.
– Наверное, мне просто по-человечески интересно. Вдруг взлетит, а? Не волнуйся, все получится.
Настя вздохнула и вытащила руку из кармана куртки. В ней был тяжелый армейский пистолет.
– Я этого и боюсь, Андрюш.
Горячев грустно улыбнулся.
– Вот оно как. Значит, «Гаусс-экспресс» просто хочет зарубить проект любой ценой? Не боишься стрелять здесь? Как же система наблюдения?
– Отключена, – улыбнулась Настя. – Даже теперь, Андрей, большие деньги решают. С другой стороны, так даже лучше. Представим общественности еще одну жертву эксперимента.
– И что, тебе совсем не жаль меня? Не жаль Илью?
Настя сжала губы:
– Конечно, жаль. Но по-другому не получается. Прости.
– Ну, да – пробормотал Горячев и запрыгнул в поезд.
Первый лазерный луч ударил в спину. Второй прошил створку захлопывающихся дверей. Андрей упал на живот и пополз. Сверху посыпалось стекло, запахло гарью. Вспыхнул яркий свет, пространство загудело и завибрировало. Горячев попытался приподняться на руках, боль пронзила всё тело, он шумно выдохнул и потерял сознание.

***

– Ну, что я тебе говорил, дружище, – перед ним на асфальте, сжав в руке голубой мелок, сидел улыбающийся Добрин. – Я знал, что у нас всё получится. Жаль только, что я, наверное, этого не увижу.
Он указал на рисунок: то, что было графиками и схемами, приобрело очертания новой Москвы. Город без границ – динамичный, живой, процветающий. Будущее, о котором он мечтал, мир, за который стоило бороться.
– Прости, Илья, прости, – Горячев лихорадочно пытался подобрать нужные слова. – Если бы я тогда не ушел, если бы… Всё было бы иначе.
– Да ладно, чего уж там, – Илья пригладил волосы, – главное, что всё получилось!
С востока подул свежий ветер, воздух был чистым и влажным – как после дождя. На ясном небе загорались первые звёзды, вдоль дорожек вспыхнули уличные фонари. Андрей глубоко вдохнул и шагнул вперёд – к рисунку.

***

В вагоне зажёгся ровный белый свет. Андрей открыл глаза и приподнялся на локтях: исчезли осколки стекла и запах гари. Он провёл рукой по спине – ничего. Только в свитере осталась дыра с опаленными краями.
Где он сейчас, ещё на «Сокольниках» или уже на «Воробьевых»? Следит ли Настя за вагоном, или на платформе пусто? Мысли лихорадочно менялись, но это были его – Андрея – мысли. Руки слушались, глаза видели, сердце билось.
Он встал и, прислушиваясь, нетвердым шагом вышел из вагона. Вокруг было темно и тихо. Станция дремала в полумраке, а за огромным окном по светлеющему небу лениво поднималось солнце. Внизу размеренно покачивались темные воды реки, поблёскивая гребнями крохотных волн. А между небом и водой, укрывшись мягким золотистым светом, пробуждалась новая Москва.