Литературный форум Фантасты.RU

Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )

Литературный турнир "Игры Фантастов": "Шестое чувство" (Прием рассказов закончится 6.04.2024 года 23:59)

3 страниц V  < 1 2 3 >  
Ответить в данную темуНачать новую тему
Александр Позин. Меч Тамерлана. Книга третья. В лабиринте времён, историческая фантастика, путешествия во времени
Iskander_2rog
сообщение 6.12.2017, 15:13
Сообщение #21


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Денис Дергачёв понял, что пришла пора поговорить по-настоящему, без обиняков, и незаметно включил запись на лежащем в кармане смартфоне.
***

Цитата
Аудиозапись № К-11.005/13
беседы старшего оперуполноченного военной контрразведки майора ФСБ России Дергачёва Д.Д. с ополченцем Русской бригады Светланой Петровной Селезнёвой, позывной «Ланка-пулемётчица»
(аудиозапись произведена на съёмный носитель типа MicroSDHC Card/Class10/32GB при помощи звуковоспризводящего и записывающего устройства типа «Самсунг»13.08.2013
г.):

- Светлана, можно мне так вас называть?
- Хм. (одобрительное)
- Вы – умная девушка…
- Ха! Уже умная. Позвольте рассматривать это как комплимент?
- Хорошо, скажем так: вы для своего образа обладеете большим жизненным опытом и должны понимать, кто на самом деле ведёт с вами беседу.
- Да уж догадываюсь… Простые журналисты не приезжают сюда с силовой поддержкой и в свите Главы ДНР.
- Ну, вот и прекрасно, все препятствия устранены и давайте перейдём к ответам на интересующие нас вопросы.
- Валяйте, чем смогу…
- Меня интересует девушка у которой много имён: Таша, Наташа Корнеплод, Наталка Воинова и Наталья Заломова. Кто она такая на самом деле, откуда появилась и куда исчезла. А также по-возможности подробнее про её спутников.
(Пауза)
- Бля-а-а! Вообще-то речь шла о беседе, а не о том, чтобы я доносчицей стала. Всю жизнь мечтала сексотом для гэбни стать! Я друзей предавать не буду!
- Что значеи мечтала – не мечтала? Я думаю, что в путаны и актрисы взрослых фильмов ты тоже не ради детской мечты пошла?
- А вот сейчас ты меня разозлил, господин чекист, ниже пояса бъёшь. То, что я разок снялась на кастинге у этого сатира не даёт тебе право меня оскорблять… (гневно)

Света Селезнёва росла девочкой самостоятельной и своенравной, однако не причинявшей матери больших хлопот. Как водится в неполных семьях, Света была предоставлена сама себе. Мать – скромная учительница, как и рано скончавшаяся от инфаркта бабушка, с головой были поглощены работой. Неизвестный отец, военный, по скупым рассказам матери, растворился на необъятных просторах Родины ещё до рождения дочери. Жили скромно – учительской зарплаты едва хватало на семью из двух человек. Мама, за бесконечными школьными тетрадями, отчётами, методразработками и план-конспектами, и не заметила, что дочь выросла, и пришло время подумать о выборе профессии. Потомственный педагог, мать, почему-то считала, что дочь изберёт ту же стезю. У дочери, однако, имелось собственное представление о своей жизни. Ничего конкретного, её просто манила блестящая столичная жизнь, напротив, скучное и унылое учительское существование в маленьком подмосковском городишке не входило в её планы.
Девственность Светлана потеряла в пятнадцать лет на вписке у старшей подруги. Трое обалдуев из выпускного класса напоили девку и по очереди попользовали её.
- Распечатали дырки у шкуры! – хвастались они потом своим корешам и в доказательство показывали видеозапись сего процесса.
С видеозаписью было хуже всего – в маленьком городке легко приобрести дурную славу, тем более, что эти подонки грозились выложить эту видеозапись в интернет, если она не будет оказывать подобного рода услуги им и их друзьям.
Света прикинула количество самцов, которое ей простоит удовлетворить, и ей стало что-то поплохело. Тем более обидно было то, что работать предстояло ей бесплатно, а гешефт получали бы счастливые обладатели видеозаписи. Нет! Если уж продавать своё тело, то с пользой для себя. И Светлана решилась. Жила в их девятиэтажке та, про которую старушки на скамеечке возле подъезда говорили «профура» и плевали вслед.
Тёмным вечером Света позвонила в квартиру этой девахи. Про неё в городе было известно, что она зарабатывает на жизнь «бл-ским образом». Девахе было под тридцать, «старуха!» с точки зрения Светы, по лицу её было видно, что прошла она «и Крым, и Рим», однако, ходила в коже и мехах, и ездила на заработки в Москву не на электричке, как большинство добропорядочных жителей городка, а на собственном автомобиле.
Путана со стажем перво-наперво усадила дрожащую и испуганную девушку пить кофе, выслушала её сбивчивый рассказ, не спеша допила кофе, одновременно размышляя о чём-то и, взяв сотовый, удалилась в другую комнату со словами «мне надо кое с кем посоветоваться». Правда, пред тем как выйти, внимательно посмотрела на Свету и спросила:
- Ты, правда, этого хочешь?
Лишь получив утвердительный ответ, позвонила и с кем-то долго-долго разговаривала.
На следующий день к подъезду, где жила путана, подкатили два джипа с московскими номерами. А на её хате смешной толстячок, представившейся Дядей Женей, подробно расспрашивал Свету про её житьё-бытьё, о планах на будущее, и, вообще, о взглядах на жизнь. В конце он спросил той же фразой, что и накануне:
- Ты, правда, этого хочешь?
Светлана утвердительно кивнула и сказала, что готова даже заплатить, отдав собственные, небогатые правда, накопления. На что Дядя Женя с улыбкой сказал:
- Это совершенно лишнее, мы девочек не обижаем, напротив, мы даём им шанс. С тобой мы ба-а-альших денег заработать сможем.
Но, увидев готовность девушки отдаться хоть сейчас, добавил:
- Но это потом, потом… Надо хотя бы шестнадцатилетия дождаться, возраст согласия, так сказать.
В тот же вечер все трое фигурантов изнасилования на вписке попали в стационар со следами жестокого избиения. На все попытки правоохранителей докопаться до истины, все трое, отвернувшись к стене, упорно твердили: «Не знаю!», «Не помню!», «Темно было!». Все носители с компрометирующим видео были изъяты и уничтожены. И в дальнейшем неудачливые насильники и шантажисты, лишь издали завидев Светин силуэт, старались от греха подальше перейти на другую сторону улицы.
К семнадцати годам у Светы появились богатые поклонники, приезжавшие за ней в дорогих иномарках и водившие её в хорошие рестораны. А мать, погруженная в школьные проблемы, занятая воспитанием чужих детей, ничего этого не замечала, проявляя недальновидную близорукость, считая, что её личный пример – достаточный метод воспитания дочери. После окончания школы дочь не стала перечить матери и к её глубокому удовлетворению отправила результаты ЕГЭ в один из столичных педагогических вузов. Поступила легко, скорее всего, не без участия Дяди Жени, имеющего непревзойдённое умение достучаться до любого человека. Месяца полтора Света для отвода глаз помыкалась по электричкам, а потом заявила матери, что со студенческими общагами в Москве дело швах, но они с подругой подыскали подходящую квартиру недалеко от института. Мама, как за ней водилось, не заметила подвоха, и вскоре в Москве начал активно функционировать мини-бордель из двух проституток.
Так продолжалось до сих пор, пока на горизонте жизненного пути путаны Ланы не появилась потерявшая память девушка Таша.

Цитата
- Да и в мыслях такого не было!..
- Нет уж, выслушай и не перебывай. Нет здесь вашей власти! Меня не запрёшь в кутузку и не станешь выбивать показания. Скорее уж я кликну ребят из Русской бригады и скрутят они тебя в бараний рог, очень они злы за ваши шашни с укропами. Мы здесь строим новый мир, Народную республику: без таких как вы, без олигархов и вороватых чиновников. Отсюда начнётся Русский мир!
- Ох, Света, Света, да не думал я ничего подобного, и предавать друзей не предлагал. Плохо же вы о нас думаете… А вот задумайся лучше вот о чём: не век же тебе на Донбассе воевать, а когда вернёшься наше благожелательное отношение может понадобиться, тем более, насколько я понял, с прежней профессией ты рассталась окончательно. Ты можешь просто рассказать, то что знаешь, тебя же тоже распирает от желания узнать, кто такая эта Таша. Вот вместе что-нибудь и придумаем. Так ты будешь говорить?
(пауза)
- Да! (с вызовом)
- Я слушаю.
- На Наталью Корнеплод был оформлен её паспорт, Ташей она называла себя сама, но по возвращенью в Россию и в городе Русском стала называть себя Натальей Воиновой, а после свадьбы – Заломовой. Про командира и её мужа я по-правде и не знаю ничего, похоже, что они только здесь и встретились. Хотя.., было нечто между ними общее, будто связаны они одной веревкой. Командир вообще к ней, как к дочке своей относился. Но за год нашей с ней жизни она про них ни разу не вспоминала, как будто и не было их вовсе. Поэтому и я не буду о них ничего рассказывать, ладно?
- Хорошо, я этого и добиваюсь – расскажи, что знаешь, а ты сразу в амбиции, угрожать начала. Давай сразу уточним насчёт её имени, которое подлинное?
- Да не знаю я! Когда мы с ней познакомились, то у неё вообще никакого имени не было, и вообще, она ничегошеньки не помнила, она даже почти без одежды была. Сущий ребёнок – даже на колготы смотрела как на диво-дивное, с дозаторм в туалете игралась, а жидкое мыло даже понюхала, прежде чем использовать.
- Было что-то в её поведении странного или настораживающего?
- Да нет, вроде не было ничего такого, хотя, нет, постой, говорила она странно: не торопясь, с растяжкой. И фразы… В кино так говорят. В общем, винтаж, да и только. Однако память к ней быстро возвращалась, сперва вспомнила, что звать её просто Наташей, а потом, кажется, и всё остальное. Однако по каким-то своим причинам не спешила раскрывать это.
- Как ты думаешь, почему?
- Если человек не говорит о своём прошлом – значит, не хочет, а расспрашивать, в душу лезть – у нас такого не принято. Я вот тоже многое хотела бы забыть.
- Светлана, ответь, Корнеплод её настоящая фамилия, или нет?
- Как же, настоящая! Ей просто приволокли паспорт какой-то дурёхи. Ташка ещё угорала: «Корнеплод, так Корнеплод. Хоть бы и Репа, мне не всё ли равно? Главное, чтобы паспорт настоящим был».
- А возраст? Были какие-то неясности с возрастом?
- Вообще-то, ещё как только мы с ней познакомились, в ментовке, она сразу стала говорить, что ей восемнадцать, а то её поначалу в комиссию по делам несовершеннолетних определить собрались.
- Сколько же ей, по-твоему, было на самом деле?
- Вот уж спросил, так спросил, да откуда же я знаю! Ей могло быть и шестнадцать и восемнадцать, попробуй разобрать, сейчас те, кому за тридцать на двадцатник могут выглядеть. Но уж больно лицо у неё по-детски выглядело: губки хоть и тонкие, но алые, естественные, ямочки на щеках, взгляд невинный, полудетская нежная припухлость лица. Этакая девочка-целочка, отличница и зубрила. Кстати из таких самые развратные путаны и получаются. Хотя уж совсем невинной назвать её было нельзя: с мужиками она уже спала, с одним-то уж точно. Да и вообще, она вроде беспомощная, неумеха, зато как скажет, так скажет – сразит наповал.
- Например?
- Когда уже меня выпускали, она вдруг спросила про календарь: юлианский сейчас, или григорианский. А я и знать не знала, что они разные. Дядя Женя, наш сутенер, выручил, сказал, что сейчас григорианский. Он уже видимо тогда глаз на неё положил, захотел приобщить, так сказать, к бордельному бизнесу.
- Светлана, чтобы у нас не было нестыковок: вы же не на точке работаете, вернее – работали, как оказались там во время облавы?
- Так это тоже сутенеру спасибо сказать надо. Придумал он такой род наказаний для работающих на дому девчонок – отправлять на перевоспитание на точку недельки на две. Только представьте себе: из эксклюзива в многостаночницы. Вместо широких кроватей – заднее сиденье автомобиля, вместо двух-трёх за ночь – десять, а то и пятнадцать, вместо богатых и культурных клиентов – вонючие мужики с трассы, вместо домашнего тепла и уюта – грязь подворотен или стояние на трассе в любую погоду. Опять же – на хате никто не видит и не знает, чем ты тут занимаешься. А тут: стой у всех на виду как три тополя на Плющихе. Впечатление на девочек очень сильное производило.
- Такой суровый?
- Скорее, наоборот, добрый, а хочет казаться злым. На самом деле он заботится о своих девочках, старается выше продвинуть. Но без строгости в нашем деле нельзя – на шею сядут. А ещё, он не любит, когда девчонки свои проблемы сами решают, без него. Мне вот, например, нужны были лекарства, я и обратилась к своему постоянному клиенту – директору фармацевтической компании. Он, конечно, помог, но настучал сутенеру. Дядя Женя рассвирепел и разжаловал меня в многостаночницы. На точке меня и замели.
- Ладно, проехали. Тебя, значит, отпустили, а Таша осталась. Что было потом, когда и при каких обстоятельствах снова встретились?
- Да в этот же день и встретились, вернее, ночью, если уж совсем быть точным – под утро.
- Тогда получается на следующий день?
- Получается так. А обстоятельства были хреновые.
- Подробнее, пожалуйста.
- Моя ночная смена заканчивалась, и я уже собралась сдать выручку Мамке и отправиться домой – отсыпаться. Ох, и устала же той ночью – ноги отваливались.
- Постой, какая Мамка? Ты же говорила, что у вас Дядя Женя сутенёр!
- Ну, Дядя Женя главный, он всех путан контролирует, у него даже своё модельное агентство есть, и сайт в инете. А на каждой точке, в каждой хате свой смотрящий есть, обычно бывшая шлюха, или качок на тачке. Есть ещё дежурные тачки с качками – на выездную работу девчонок развозить и в качестве силовой поддержки, если разборка какая возникнет.
- Неплохо у вас дело поставлено было, прямо как в силовой структуре какой-то.
- А то! Дядя Женя – гений организационной работы, или, как сейчас модно говорить - менеджмента, за это его Гоша Пресненский и держит. Ну, так вот, мне бы домой поскорее, а Мамка не отпускает, говорит, что сам шеф сейчас подъедет – разговор ко мне есть. Подкатывает, значит, тачка и Дядя Женя усаживает меня в неё, говорит, что до дома довезет. Мне аж страшно стало: что они задумали? Может, влюбился? А что? Случаи бывали! Но наш Дядя Женя – кремень по этой части: ни до одной девки и не дотронулся. Я во всяком случае не знаю. И одет он был странно: в смокинге и с бабочкой. Не иначе как прямо с какой-нибудь презентации припёрся. Он обычно носит бриджи до колен и майку из которой пузо вываливается. В машине он говорит, что ссылка моя заканчивается, я возвращаюсь на хату. Но на квартире меня ждёт сюрприз и от того, смогу ли я уговорить сюрприз вместе работать зависит моё будущее. Я, честно говоря, обрадовалась: хата двухкомнатная, одна комната – гостиная, другая – спальня для интима, коммуналку поровну, всё отлично устраивается. Не успела я обрадоваться, а он подлянку мне подкидывает: даёт ключи от наручников и наказывает, что пока деваха не согласится – не отпускать. Вот, сволочь, думаю! Значит, его мордовороты ночью какую-то дурёху-малолетку учили уму-разуму, насильничали, а мне теперь разгребай.
- А что, часто через изнасилование в занятие проституцией завлекают?
- Не так часто, как об этом думают. Сейчас не те времена – только свистни – очередь выстроится. Но иногда приходится, насилуют. Это если редкий экземпляр попадается. Или же ещё соблазнят, напоят, сфоткают в непотребном виде и угрожают в сеть слить.
- И сливают?
- Сливают! Ещё как сливают! Роликов жанра Хоум-видео и Аматер порно в сети навалом. Видел же, наверное.
- Да, да, да, приходилось. И не захочешь – сами лезут. Так, значит, и Ташу тоже изнасиловали?
- Изнасиловали! Хорошо хоть, съёмку не вели. Забыли, или Дядя Женя специально пощадил.
- И он участвовал?
- Не-а! Он такими делами не занимается – реноме блюдёт, хочет, чтобы девочки его за отца родного считали, а не за насильника. У него для этого другие исполнители есть. Те же Голубь с Прыщём, что Ташу оприходовали, отвратительнейшие, скажу вам, типы были.
- Как Таша это перенесла?
- Светилась от счастья! (с едкой иронией) Как можно перенести, если тебя два здоровых мужика трахают и вдобавок ещё по полу елозят? Я как увидела Ташу, забившуюся в угол возле батареи, пристёгнутую наручниками, так жалко её стало! Отстегнула сразу, без всяких условий, а не так как в машине уговаривались. Думала: поговорим как подруги, а она волчонком на меня накинулась, вбила себе в голову, что это я её сутенеру продала, дурёха. Как не разубеждала её – ничего не помогло. И ещё – многие раскисают, от такого, чувствуют себя раздавленными, униженными, а у этой – ничего подобного, только ненависть и злость.
- А за границей как вы оказались?
- Погоди, сейчас расскажу. В общем, в конце концов, мы с Ташей поладили. Помириться не помирились, а вот что-то мирного договора заключили. Поговорили, пришлось про свою жизнь рассказать, как путанить стала. Я больше чем уверена: желания убежать у неё тогда не было. Но во-первых, эти дебилы оставили на хате пакет с её вещами. А во-вторых, я в душ пошла. А чё? Надо же мне было помыться после ночи, или же вонючкой ходить после ночных клиентов? Вот Таша и воспользовалась моментом, а как тут было не воспользоваться, схватила пакет, заперла дверь в ванную, свои «лодочки» не нашла – нацепила мои, с каблуком, и вон из хаты.
- Доложила?
- А то! Я что, самому себе враг? Тем более, что меня такая злость взяла, когда собралась из ванны выйти, а дверь заперта. Я тогда сразу догадалась, в чём дело. Вот, думаю, свинья неблагодарная, к ней со всей душой, а она такую подлянку выкинула. Ладно, хоть сотовый при мне был, я всегда его в ванну с собой беру. На том моё везенье и кончилось: Дяди Жени в офисе не оказалось и секретутка передала трубку Голубю, который там ошивался. Голубь сказал, чтобы ничего не предпринимала, дверь открыть не пыталась, а ждала, когда они подъедут. Сам ласково так говорит, сладко, а голос аж дрожит от злости. Вот тут на меня страх и напал, знала же, что эта парочка церемонится не станет. И точно: выволокли меня за волосы, когда приехали, и так отпи-ли, что сама себя не чуяла. Били зло, безжалостно, за двоих: за меня и за Ташу. Видно было, что сами напуганы. Мне казалось, что били меня бесконечно долго, но, по-видимому, всё окончилось достаточно скоро, потому что, выместив злобу на мне, они поехали искать Ташу. А я не помню как, добралась до дивана, кое-как оттерла салфетками кровь и… отключилась. Не знаю, что это было, сон или обморок, но все чувства во мне как будто притупились, осталась одна боль, какое-то полузабытьё. Я то приходила в чувство, то как будто опять проваливалась в колодец, мысли же текли своей чередой, отдельно от тела, и отдельно от чувств, главным среди которых было безразличие. Я вижу, что ты меня совсем не слушаешь!
- Нет-нет! Слушаю очень даже внимательно, сочувствую, тебе пришлось много пережить. Но всё это имеет мало отношения к теме нашей беседы.
- Как раз очень даже имеет, ведь потом они приволокли и Ташу. Я как раз в себя приходить стала, но услышав, что открывается дверь, предпочла отвернуться к стене и прикинуться, что в отрубе. По пыхтенью и ругани можно было понять, что девчонка сопротивлялась, не то что я. Я только и разобрала «Сука», «П-ц тебе», «Мало тебя поучили, сейчас п-зда будем учить по-настоящему». Таша отмалчивалась, только иногда что-то вроде стона издавала. А потом вдруг всё изменилось. Сначала раздался нечеловеческий крик, переросший в матерные ругательства и вой. Затем страшно заверещал второй голос, кажется Голубя, а потом вновь заорал Прыщ. Это было невероятно, но Таша освободилась, и каблуки вновь зацокали к выходу.
- Во, девчонка! Третий раз умудрилась сбежать.
- Не вышло у неё. В квартиру вошли, человек восемь. Как-то сразу стало неестественно тихо, только Голубь с Прыщём продолжали скулить где-то на полу. А потом холодный бесстрастный голос произнёс: «Помните, Евгений Дмитриевич, я вам говорил давеча, что мусор надо убирать вовремя?». «Помню, Игорь Иванович!». «Запомните: вчерашние помои на следующий день начинают вонять. Придётся исправлять ошибки нерадивых подчинённых. Убрать!» Верещащих Прыща с Голубем уволокли, Ташу продолжили бить уже телохранители Гоши Пресненского, а Гоша с Дядей Женей ушли на кухню пить кофе. От запаха кофе, доносящегося с кухне, мне стало муторно, и я опять провалилась в забытье.
- Как же она отоварила двух здоровых бугаёв?
- Не знаю, секрет! Очнулась я от резкого запаха нашатыря. Преодолевая боль, я повернулась и увидела Ташу, которая стояла на коленях перед диваном и протирала мои ссадины. «Вот и наша больная очнулась», – услышала я знакомый голос и над диваном склонилась голова Дяди Жени. И выглядело всё так, что у них мир, да лад. У меня уже и сил удивляться не было, а скоро приехал врач, один из тех, кто прикормлены Дядей Женей и не задают лишних вопросов, и занялся мной профессионально. Он вколол мне укол, после которого я проспала часов десять-двенадцать. Уже позже, когда мы с Ташей сидели на кухне и пили чай, она рассказала, что на днях в Москву приезжает президент модельного агентства «Morning Star» в поисках новых лиц, и нам предлагается поучаствовать в кастинге. Это была просто сказка и неважно, что львиную долю доходов придется отдавать империи Гоши Пресненского. Да любая девушка мечтает о такой карьере: Европа, презентации, показы, съёмки для модных журналов, рекламные ролики. А если повезёт: можно удачно выйти замуж за иностранца или стать лицом рекламной кампании одного из мировых брендов.
- А ещё спать с богатыми чуваками. Эскорт называется. Что уж ты нас за совсем тёмных держишь, мы мировые новости читаем как никто. С каким из агентств недавно скандал вышел, что модели проституцией занимались? Уж не с «Утренней Звездой» ли? А, впрочем, всё равно, все они одним миром мазаны.
- Ну, да! Не без этого. Работа моделью такая: позовут – не позовут. Заработок редкий и непостоянный, а тут дополнительный доход. По-моему никто ещё не отказывался, даже супер-пупер звёзды модельного бизнеса. Только и слышишь: то одна супер-модель контракт с футболистом заключила, то другая с российским бизнесменом будто встречается. Им по бабам бегать лень, да и некогда, вот и заказывают топ-модель на длительный срок.
- А Таша?
- Представляешь, она вообще не знала что такое модель и модельный бизнес. Темнота!
- Ну и?
- Сперва развеселило. «Вешалками работать», - сказала. А потом призадумалась и выдала, что обычной шлюхой честнее.
- Как это?
- Сказала, что шлюха честно продаёт любовь за деньги, а здесь профессией прикрываешься. Я возразила, что эскорт услуги – не обязательно постель. А Таша всё одно твердит, что куртизанки тоже считали себя дамами полусвета, но их клиенты всё равно их проститутками считали. Ещё и пример привела, что какая-то Нинон Лакло держала модный салон, где вся знать поперебывала, но ей самой вход в приличные дома был заказан.
- Действительно, была такая история, во времена одного из Людовиков, что-то припоминаю. А что же Таша сама согласилась? Убегала, дралась, а тут взяла и сразу согласилась.
- Я ей так и сказала. Вот тут она мне рот и закрыла. Нет! Ничего подобного, типа: «Не твоего ума дело!», или «Не лезь не в своё дело!», не было. Но дала понять мне это конкретно, вернула мне мою же фразу, когда ещё в ментовке спрашивала меня отчего девочки идут в шалавы: «Прямо таки добровольцев здесь нет. У каждой девочки свои причины». А больше я у неё и не спрашивала.
- Да, надо сказать, изящно отшила.
- После этого началась у нас другая жизнь. Гонял все две недели нас Дядя Женя нещадно: школа моделей, фотосессии, тренажёрный зал, массаж. А у меня после побоев всё тело болит. Таша же… То ли её лупили меньше, то ли заживает всё как на собаке. Ссадин у неё вообще не было, а синяки исчезли на второй день. Я после дня ног под собой не чую, валюсь на диван как подкошенная, а она скакать готова – ужин готовит, стирку затевает и всё восхищается: то пылесосом, то стиральной машиной, то микроволновкой. А блендер вообще привёл её в восторг, как будто не вспоминает уже знакомые вещи, а узнаёт новое для себя. Причём восторгается так непосредственно, так искренне, что волей-неволей разделяешь с ней радость. И ещё, еду нашу она не признавала: колбасы там, сосиски разные, масло, гамбургеры. Так и говорила, что пища эта ненастоящая, искусственная. Зато как своё приготовит – пальчики оближешь. Её вообще многому заново учить пришлось: кометика, макияж, уход за телом, ну, и так далее. Да она и сама многому научилась. Представляешь, после тяжелого дня я – дрыхну без задних ног, а Таша едва ли не до утра со смартфоном сидит, всё читает, читает и читает. А ведь с утра – пробежка, потом взвешивание, и наказание от Дяди Жени за прибавку в весе.
- А откуда у потеряшки, у которой, по твоим же словам, ничего не было, смартфон?
- Так Дядя Женя и купил. Она вообще хотела ноут, но остановились на смартфоне. Я же говорила, что в счёт будущей сделки он нам кредит открыл.
- Ну а как бы вы не прошли отбор?
- Пришлось бы отдавать. Тут хочешь, не хочешь, а ноги бы раздвигали всякому встречному-поперечному. Только он почему-то был уверен, что кастинг мы пройдём, в отношении Таши – уж точно!
- Значит, средство связи у неё было. С кем она общалась по телефону?
- Я же говорила – память у неё была как чистый лист. Кроме нас она ни с кем не общалась, у неё вообще в телефоне всего три номера забито было: мой, Дяди Жени и какой-то Антонины Генриховны. Но при мне она ей ни разу не звонила.
- А социальные сети? Друзья, контакты?
- Да она в них и не заходила, даже аккаунта своего не было. В инете она искала исторические сайты, законодательство России, лазила по новостным сайтам, изучала историю моды, да, чуть не забыла, английский выучила по интернету. Скукота!
- А лично она с кем контактировала? Постарайся вспомнить. Родные, друзья, сообщники? Должны ведь быть сообщники, если она в полицию по уголовному делу попала?
- Ну ты, дядя, даёшь! Я же русским, бл-ть, языком сказала: ни с кем не общалась, не встречалась. Нет, конечно, разговаривала с девчонками на фитнесе, на кастинге. Но это так, трёп ни о чём. Пела она красиво. У нас в фитнес-зале пианино стояло. К нему сто лет в обед никто не подходил. А Таша как-то подошла и заиграла, а потом и подпевать стала. Глядь – а все девочки подошли поближе и слушают. Голос у неё красивый, грудной, таких и нет на эстраде – сейчас все пищать только могут. С Дядей Женей неожиданно задружила, что я ревновать даже стала, как сцепятся языками: «Русская идея», «самодержавие», «народность», «Земский Собор», «либерализм»… А я иду в сторонке, как будто меня и нет. Я уже здесь кое-что понимать только начала, а она уже тогда мыслила. Родные… Да нет у неё никого! Родной дядя сначала её в полицию сдал, а потом продал.
-Может она каким-то хитрым способом связь с сообщниками держала? Через массажиста, например, или тренера по фитнесу, парикмахера?
- Да нет… (задумчиво) Ничего подобного я не замечала. Общалась, конечно, разговаривала, но так, ничего не значащие фразы, обычный наш, бабский трёп. Да, на кастинге с немцем долго любезничала. Он её сразу выделил среди всех и пришёл в грмёрку выразить восхищение. Он расшаркивался, ручку лез целовать, а наша скромняша, у которой как у русалки из костюма были одни волосы, мило улыбалась и ничуть не смущалась. А ведь всего-то неделю назад она до дрожи боялась раздеться до купальника на подиуме. Но они больше по-немецки шпрехали, так что, о чем они там говорили, не знаю. Что вообще за вопросы? Вы и вправду думаете, что она преступница?
- Должна же быть какая-то цель её поездки в Европу! Ну не верю я, что ради карьеры модельки она туда поперлась. Не тот характер, если ты её точно описала. Наверняка была же какая-то сверхзадача. Вот эта, например.
(шуршание газеты)
- Ты английский знаешь?
- Конечно! Без него в Европе карьеру модели не сделаешь. Но я так, больше разговорный. Ну, и таблички, заголовки, указатели разные.
- Тогда читай.
(невнятное бормотанье)
- «Загадочная смерть»,.. «Самый завидный жених Европы»,.. «Последний представитель древнего рода»,.. «Нелепая смерть от удара клинком».
- Это чё, вы думаете она его! Ха! (смех) Да у них всё нормалёк было, девчонки думали, что дело к свадьбе идёт, а она вдруг сорвалась в Россию, как события на Майдане начались она вообще только об этом и думала. И заметьте, уехала она до его гибели. Тем более, что здесь написано, что ничего не пропало, нелепая случайность, несчастный случай.
-Что тогда ей двигало, неужели мифический «Русский мир»? Только представь: успешная карьера, блестящие перспективы, возможное замужество с одним из самых влиятельных и богатых лиц в Европе. И она это всё променяла на бомбёжки, окопную грязь, стрельбу? Что-то не вяжется!
- Да в ваших головах многое не вяжется! Нравственные категории у нас разные. Ради денег, ради успеха вы не то, то Донбасс, вы мать родную продать готовы. А Таша… Более чистого и светлого человека я не встречала на своём пути. Она ведь когда уезжала, сказала мне: «Я обязана быть там! Я должна исправить ошибки моего поколения»! Она мне вообще на многое глаза открыла. Именно поэтому я тоже здесь. (голос стал твёрдым и непреклонным)
- Извини, конечно, Света, но ты – другое дело. Карьера модели у тебя не сложилась настолько, что ты даже в порно свои силы попробовала. Все твои поступки мотивированы: и отъезд в Европу, куда стремятся многие молодые дурочки в надежде на успех и бегство обратно, ведь реальность, с которой ты столкнулась, оказалась иной, жесткой и унизительной. Таша же действует вопреки логике: без видимых причин едет в Европу, на гребне успеха сбегает обратно. Как будто речь идёт по заложенной в ней программе. Почему, например, у вас так по-разному сложилась заграничная история?
- Тут я сама во-многом виновата. Незадолго до отъезда Таша предложила мне сменить имидж. Сказала, что стиль Лолиты не вяжется с моими тёмными волосами и предложила на выбор три образа: «знойной южанки», «роковой красотки» и «женщины-вамп». Разложила передо мной распечатанные портреты Анны Ахматовой, Веры Холодной, Марлен Дитрих, Коко Шанель, Софи Лорен. Она как раз тогда смотрела старое кино и восхищалась ретро фильмами. Я тогда даже подумала, что это так Таша хочет конкурентку убрать. Дура я и свинья, получилось-то как раз наоборот. Новый образ, созданный Ташей, мне понравился – глаз от зеркала не могла отвести. Но вот в Швейцарии, собираясь на первый кастинг в агентство, замандражировала и вернула прежний облик. Закралась опять подленькая мысль про конкуренцию, что Таша таким образом от соперницы избавиться захотела. Сыграло роль ещё и то, что тянки и лоли нынче в тренде. Поэтому я обесцветила волосы, обколола губы, навела тени с блёстками, волосы убрала в школьные хвостики. Таша как глянула – ничего не сказала, только губу закусила. А после этого и поехало: ей заказы, мне – шиш. Он и жильё съемное готова была одна за нас оплачивать. Я не соглашалась – заело меня, что у неё доходы выше. Наверное, поэтому так легко согласилась на категорию ХХ. Думала, что может, там себя реализую. Не вышло: после первого же кастинга всю ночь блевала в унитаз от отвращения, всю подушку выплакала. После этого стала более внимательно прислушиваться к Ташиным разговорам…
(запись обрывается)
Расшифровка аудиозаписи сделана лейтенантом Анашкиной. (Подпись)

***

Как-то одновременно догадались, что пора сделать паузу.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 6.12.2017, 15:15
Сообщение #22


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Моих читателей прошу извинить - из-за глючной мышки не смог донести: в расшифровке аудиозаписи в скобки выделены комментарии дешифровальщика
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 9.12.2017, 23:46
Сообщение #23


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Расшифровка аудиозаписи сделана лейтенантом Анашкиной. (Подпись)
***

Как-то одновременно догадались, что пора сделать паузу. Отдышались. Майор вытащил из рюкзачка флягу с хорошим крепким чаем. Отпил сам и предложил своей визави. Лана не отказалась. Пока она маленькими глотками цедила содержание фляги, Дергачёв чертыхался про себя: разговорить-то девку он разговорил, да результаты крайне скудны. Как и все бабы, интервьюер много говорила о своём, о бабьем. Подробностей масса, конкретики – кот наплакал. Но кое-какие штришки майор заметил и в уме взял на заметку, надо будет ещё посидеть, как будет готова расшифровка записи. Тем не менее, нутром он понимал, девка сказала максимимум того, что знает, или, что намервалась сообщить. Закурили, с наслаждением выпуская дым в темнеющее небо, майор свои, Ланка – майоровы. «Как на пикнике под Москвой», - усмехнулся про себя Дергачёв. Он полулежал на плащ-палатке, растеленной на жёлто-зелёной августовской траве, девица с ПК восседала на здоровом валуне напротив него. Действительно – если бы не оружие и военизированная форма их можно было принять за отдыхающих. Артиллерийская канонада и стрелковые дуэли понемногу стихали, уступая место звукам ночной степи.
Ланка-пулемётчица оглянулась, и её лицо осветила улыбка. А майора Дергачёва уже давно беспокоила приближающаяся фигура ополченца. Боец шел типичной походкой качка – лениво вразвалочку. Толстые руки его были нелепо расставлены в стороны, и попытка вернуть их в обычное состояние была обречена на провал из-за бугров бицепсов, мешающих рукам занять место вдоль туловища. Довершали портрет тёмные очки на носу, и берет на бритой голове. И походкой, и жестами, и всем своим видом ополченец походил на одного известного киноактёра, постоянно играющего в отечественных боевиках десантников, спецназовцев, омоновцев, бандитов и прочей братии, которая плохо умела думать головой, зато хорошо знала, как работать кулаками. И ещё Денис Дергачёв отметил, как засияли от радости при виде ополченца глаза собеседницы.
- Твой? – поинтересовался он.
- Мой! – с гордостью заявила девушка.
- А он,.. как это,.. э-э-э,.. – замялся вдруг Денис Дергачёв, не зная, как отреагирует Света на такое вмешательство в личные дела, - Знает?
Однако, она не закипела, не взъярилась, не влепила оплеуху. А улыбнулась с чувством собственного достоинства и ответила совершенно спокойно:
- А как же! С самого начала. Новую жизнь начинать надо без недомолвок.
- А остальные ребята, ополченцы? – эх, была – не была, майор решился задать и этот вопрос.
- Не знаю… - Света равнодушно пожала плечами. – Я в общем-то никому особо не трезвонила. Наверное, знают, планшеты или смартфоны есть у всех, смотреть никто не запрещает. Все фотки и видики в открытом доступе.
- И как к тебе относятся?
- Нормально относятся, как к умелому пулемётчику и хорошему боевому товарищу. Мы все здесь как сёстры и братья. Мало ли что у кого раньше было, а здесь,.. словно какое-то очищение происходит, все грязное и плохое в прошлом остаётся, спадает как шелуха. Главное – что ты значишь как боец и как человек, подонки здесь не держатся.
Дергачёв невольно залюбовался, глядя на одухотворённое лицо бывшей путаны. «Однако же, только нимба над головой не хватает». – подумал он про себя.
- Во как! Ребята там ищут пулемётчицу, а она здесь расселась, лясы точит. – подходя, шутливо поддел подругу ополченец. – Вы ей, товарищ журналист, только дайте – в усмерть заговорит. Отпустили бы вы её.
- Да мы, собственно, уже законч… - начал было Дергачёв
Но был прерван Светланой:
- Виталька! – и девушка бросилась на шею ополченца. – Вот, Денис Дмитриевич, познакомитесь, мой Виталик.
- Да ладно! – начал было Виталик, но увидев протянутую руку, приосанился, пожал её и даже смешно попытался вытянуть руки по швам. – Позывной «Рокки», очень рад.
- Вас-то мне и нужно, товарищ «Рокки». Тоже побеседовать хотел. –сказал Дима, стараясь незаметно размять руку , побывавшую в тисках слишком энергичного рукопожатия Рокки.
- Нет, братан, уж извини, после победы поговорим.
От резкого удара по плечу у Дергачёва потемнело в глазах, а Виталик забрав в охапку пулемётчицу с её пулемётом, зашагал прочь.
***

По дороге в расположение лысый ополченец с повадками киногероя и дева-воительница с волосами вороной масти обменялись впечатлениями:
- Ну?
- Что ну?
- Как всё прошло?
- Нормально! Как Наташка учила – говорить правду, но только то, что спрашивают. Правда пару раз меня понесло, но я быстро спохватывалась.
- Надо сообщить ребятам, что по их душу приходили.
- Правильно. Сам-то ты как? А то он пристал как банный лист к ж.., теперь не отстанет.
- А никак, батальон перебрасывают в Иловайск, в самое пекло, затыкать прорыв укров. Пусть теперь ищет нас в самом аду. Но я думаю, что в преисподнюю он соваться не будет.
- Может от ребят отстанут?
- Это вряд ли…
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 14.12.2017, 9:59
Сообщение #24


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 5. Друзья

Цитата
«Пусть слезы не брызнут, не дрогнут ресницы,
Колючею стужей не стиснет беда!
Не верь! Вот такого не может случиться!
Ты слышишь? Такому не быть никогда!»
Эдуард Асадов


Таша лежала на полу возле батареи, пристёгнутая наручниками к трубе. Девушка хотела пить, но во рту был только привкус крови с саднящей губы. Болело избитое тело, хотя её били и не сильно, боясь повредить товар. Впору было завыть от досады, но она дала себе слово - не раскисать! Раскиснешь – размякнешь, размякнешь – расслабишься, станешь слабой – пропадёшь. А этого нельзя допустить, надо выжить любой ценой.
Ей было всё равно, что ЭТИ в партикулярных костюмах сотворили с её насильниками и истязателями. Какое ей дело до бандитских разборок? И тех и от этих ничего хорошего ждать не приходилось! Она не знала, что делают в соседней комнате сутенёр и главарь бандитской шайки, а то, что это был главарь, она не сомневалась. На диване вся в крови лежала избитая единственная подруга, других не было в этом мире, Света и не подавала признаков жизни. Единственный человек, кто попытался ей помочь, выслушать. И поплатился за это! От мысли, что в теперешнем сосоянии Ланки виновата прежде всего она, становилось тошно.
Чтобы от влечься от грустных мыслей, Наташа стала анализировать, где ею была допущена ошибка. Скорее всего, зря она доверилась Паше. Трудно было смириться с мыслью, что именно этот молодой человек с внешностью и характером одуванчика, продал её современным работорговцам. Эх, Паша, Паша…
Злости на него не было, была досада на себя, что купилась на ангелоподобную внешность. Говорила же бабушка, что внешность – лишь оболочка человека, а она обманчива, главное – то, что у него внутри. «А натура часто бывает гнилой, греховной», – вторила мама. Тем более, нужно было быть осторожнее в незнакомом мире, всегда стоило помнить, что находишься в ином времени. Стоило потерять бдительность, и расплата не заставила себя долго ждать.
Мы часто в своих бедах неосновательно обвиняем близких людей, не потрудившись оглянуться и поискать вокруг кого-нибудь ещё. Вот и Таша, из всего мужского племени нашла и огульно обвинила самого безобидного из всех. Не подозревая, что лейтенант юстиции Конюшкин землю рыть будет в поисках той, которая лишила покоя его сердце.
***

Девушка была бы несказанно удивлена, как много оказалось неравнодушных к её судьбе людей. Побывала на земле двадцать первого века всего ничего, а верными друзьями обзавестись успела. Первым подняла тревогу, конечно, Антонина Генриховна, испытывавшая к Таше чувства сродни материнских. Такое бывает у одиноких женщин, по какой-либо причине лишенных счастья материнства. Весь пыл своего, не испытавшего любви, сердца они готовы потратить на человека, нуждающегося в её ласке и внимании. Так бывает: неудачная любовь и предательство в юности, ранний аборт как приговор, поставивший крест на личной жизни и семейном счастии. Человек закрывается от всех, пряча личную неустроенность за личиной трудоголика. А ведь Антонина Генриховна была ещё далеко не старой и весьма привлекательной женщиной с хорошей перспективой, если бы не искусственно постеленная самою ею стена. Встреча с Ташей сломала этот барьер, и женщина вновь обрела смысл в жизни.
Пятнадцатого августа, с утра Антонина Генриховна готовилась к встрече той, которую подспудно уже начала называть дочкой. Сначала сбегала по магазинам. Окрылённая тем, что угадала с размерами, выбирала одежду уже смело. И не абы что, как вчера, а стремилась подобрать вещи, если не эксклюзивные, то качественные. Что нужно молодой леди? Правильно, аксессуары! Зонтик, сумочку, ридикюль, кошельёк, красивый кожаный ремень… А ещё маленький перстенек с кусочком малахита в оправе. Продавцы в ювелирном, вот мерзавки, раскрутили ещё и на серьги с тем же камнем, который так идёт к Ташиным глазам. Под конец не смогла пройти мимо миниатюрных золотых часиков. Только представила, каково они будут смотреться на Ташиной ручке – не выдержала – купила.
Ближе к обеду вернулась, сверх меры груженная продуктами, и завертелось. Жареная курочка, домашние пельмени, блинчики с различными начинками. Не забыла уложить напитки и фрукты. Много? Наверняка там есть холодильник! Домашняя пища всё вкуснее казённой. Холодное? СВЧ-печи есть в самой последней райбольнице, не говоря уже о недавно отстроенном по президентской программе и оборудованном по последнему слову социально-реабилитационном центре приспособленном как временное жильё для всех, кого сломили жизненные неурядицы. С такими мыслями женщина садилась в машину. И… Ничего! Про пациентку с таким именем там даже и не слышали. Никто из ОВД Пресненского района в «Земляничную поляну» не поступал!
Зинаида Генриховна села в свою «Калину», медленно вырулила на улицу и крепко задумалась. Несомненно, произошло нечто экстраординарное, ведь ещё накануне Таша ясно сказала, что её направляют именно в «Земляничную поляну». Но в звонок в РОВД её обескуражил.
- Алло, это ОВД Персненского района?
Трубка на том конце хмыкнула, подтвердила и представилась дежурным.
- Могу я услышать лейтенанта Конюшкина?
- Его нет.
- А когда он будет?
- Не могу вам этого сказать.
- Подскажите, как я его могу найти? Очень срочно!
Трубка возмутилась:
- Гражданочка, мы не справочное бюро!
- Ой, извините, забыла представиться, эксперт-криминалист Антонина Генриховна Штоц, немедленно соедините меня с Павлом Артёмовичем.
- Тогда другое дело. – подобрела трубка. – Лейтенанта Конюшкина действительно нет. Он в командировке.
- Как так! – растерянно пробормотала Зинаида Генриховна.
- Да вот так бывает. – посочувствовала трубка. – Вчера вечером отбыл в срочном порядке. Будет завтра, а скорей всего – послезавтра.
- Тогда пригласите к телефону подполковника Денисова.
- Денисов здесь больше не работает!
Вот так номер!
- С каких пор?
- Приказ вчера подписан, так что с сегодняшнего дня он пенсионер. – с завистью прозвучало из трубки.
Зинаида Генриховна выдавила растерянно:
- Что же делать? К кому теперь обращаться?
- Давайте я вас переключу на начальника следствия. – участливо предложила трубка.
Начальника следственного отдела ОВД Пресненского района она почти не знала. Майор Евстропов лично никакие дела не вёл, на месте происшествия почти никогда не появлялся. Зинаида Генриховна видела его всего пару раз, он впечатление о нём осталось неважное: гладкий он был какой-то, лощёный. Видно было, что работы своей чурается, в грязь лезть не любит, во всем полагаясь на своего заместителя. Но выхода не было, поэтому, скрепя сердце, она согласилась на этот вариант. Вышло плохо. Едва у слышав о цели звонка, Арнольд Николаевич сразу перешёл в наступление:
- С каких это пор лаборатория стала вмешиваться в дела следствия?
Не ожидавшая напора женщина промямлила что-то жалкое.
- У вас есть что-то определённое по результатам экспертизы по данному делу?
Получив отрицательный ответ, Евстропов её ловко отшил:
- Вот и занимайтесь своим делом. Будет что-то новенькое по экспертизе – немедленно сообщите. В неофициальном порядке могу сказать, что у девушки всё в порядке, родственники её забрали.
Обескураживая Зинаида Генриховна молча смотрела на пикающую трубку в руке. В душе была пустота. Пожилая женщина не ожидала такой чёрствости. Когда девочка была в беде, она и звонила, и разговаривала, и ластилась, а когда всё устаканилась – даже не позвонила, даже не вспомнила. Эх, молодёжь, молодёжь…
Но, поразмыслив, Антонина Генриховна поняла, что какая-то несообразность есть во всём этом деле. Чтобы быть уверенной наверняка она набрала, хоть это было и против правил, номер сотового Денисова. Сергей Степанович, хоть ему уже всё было до лампочки, внимательно выслушал сбивчивый, на эмоциях, рассказ женщины (вот что значит старая школа!), коротко бросил:
- Всё узнаю. Буду держать в курсе.
***

Больше всего на свете Арнольдик боялся этого разговора с Денисовым. Старый чёрт хитёр и проницателен, кроме того буквально задавил молодого выдвиженца своим авторитетом так, что фактическим хозяином в отделе был он, матёрый волк следствия, а не неопытный начальник. А оказалось – зря боялся. Рассказал он Денисову выдуманную историю про умалишенную племяшку Минкина обстоятельно и спокойно. Может, сказалось и то, что они как бы ролями поменялись: новичок начальник стал полновластным хозяином положения, а волчара следак – отставным пенсионером, ни власти, ни полномочий не имеющим. Так было или не так, но Сергей Степанович истории поверил безоговорочно. Он много видал на своём веку и знал – ТАК бывает, бывает и не такое, бывает и похлеще.
В отличии от Зинаиды Генриховны подполковник Денисов был лишен сантиментов. Сочувствовать каждому попавшему в беду, каждому терпиле – не выдержит даже самая крепкая нервная система. В иерархии нравственных понятий высшим мерилом доя него было не сочувствие, а справедливость. А в глазах правоохранителя справедливость означало законность. Нет, Денисов не был чёрствым сухарём. Люди, в отличие от многих его коллег, не были для него ни палочкой в отчёте, ни статьёй уголовного УК. Просто за годы профессиональной деятельности он твёрдо усвоил, что эмоции и привязанности – плохой советчик. Вот и к ситуации с Ташей он подошел с меркой закона и правды. Его беспристрастный взгляд никаких шероховатостей и неувязок не увидел. Всё было вполне достоверным. Благополучный человек скрывает и прячет своих неблагополучных родичей? Бывает! И скрывают, и убивают, а этот всего лишь в полицию сдал, чтобы не позориться перед женой. Трусость и малодушие – порок, а не преступление. Сумасшедшая ведёт себя адекватно? Тоже бывает! Всякого насмотрелся в своей жизни Денисов и знал, что есть идиоты и олигофрены, по которым сразу видно, что умалишённые. Про второй род сумасшедших, шизоидного типа, часто говорят «не от мира сего». Такие зачастую производят впечатление абсолютно адекватных людей, более того, осознавая себя иными, они проявляют порой чудеса хитрости и изворотливости, чтобы казаться нормальными людьми, просто со странностями.
Тем не менее, Денисов был не был бы следаком, если бы всегда опирался только на один источник, поэтому он в частном порядке обратился к двум посвящённым в это дело полицейским: Дятлову и Зозуле. Приказывать им он и раньше не имел права, ППС ему не подчиняются, а уж в нынешнем положении – тем более. Однако ребята прониклись – просьбу исполнили и навестили квартиру Минкина ещё раз. Минкин на сей раз выглядел в сто крат увереннее, чем тогда, и вкратце подтвердил историю, рассказанную Арнольдиком. Гостившая у него родственница, как оказалась мачеха «потеряшки» добавила к его рассказу несколько красочных и пикантных деталей из похождений падчерицы, да таких, что у видавших виды пэпээсников волосы на голове зашевелились.
Лишь после получения этой информации Денисов позвонил Антонине Гериховне Штоц и передал полученную информацию, правда, щядя самолюбие дамы, умолчал о пикантных подробностях развесёлой жизни Натальи Корнеплод. Женщине оставалась только посетовать на злодейку-судьбу, отобравшую у неё обретённую дочку. Короткое, но интенсивное расследование Сергея Степановича не подлежало сомнению, ибо как профессионал, она кое что понимала в вопросах психиатрии и знала, как трудно с первого взгляда распознаются подобные душевные болезни.
Если Антонина Генриховна внутренне уже была готова такому известию и восприняла его внешне спокойно, то для рядового Дятлова это стало настоящим шоком. В своих мыслях он возвел эту девочку до небес, он боготворил её, готов был стать ради неё лучше, чище, честнее. А она, оказывается, была заурядной бл-дью (в тонкости психиатрии Дятлов не вникал) и патологической лгуньей! От такого потрясения полицейский запил, и отныне не было в ППС сотрудника более безжалостного и жестокого, в особенности в отношении женщин.
Не так просто удалось отделаться Арнольдику. Рано радовался! На следующий день, шестнадцатого, с подножки поезда дальнего следования на платформу спрыгнул лейтенант Конюшкин, словно летел он из командировки на крыльях любви.
***

Красивому, как нибелунг, белокурому парню всё удавалось на этом задании.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 18.12.2017, 15:05
Сообщение #25


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Не так просто удалось отделаться Арнольдику. Рано радовался! На следующий день, шестнадцатого, с подножки поезда дальнего следования на платформу спрыгнул лейтенант Конюшкин, словно летел он из командировки на крыльях любви.
***
Красивому, как нибелунг, белокурому парню всё удавалось на этом задании. Любовь придала ему силы и уверенность в себе. Куда только девалась его давешняя косноязычность и скованность! Он с блеском провёл допрос осуждённого парня: поймал на противоречиях, загнал в логические ошибки, разбил его версию событий, навязал свою волю и, в конце концов, склонил к сотрудничеству. Всю обратную дорогу он не мог уснуть, предвкушая встречу с любимой. Тем сильнее был крах его надежд.
В принципе, по приезду из командировки, он с чистой совестью мог бы отправиться отсыпаться домой, а доложиться на следующий день. Однако, нетерпение сжигало его, поэтому он сразу с вокзала позвонил начальству. Это было его ошибкой: Арнольдик успел подготовиться. Уже после того, как ему удалось обвести вокруг пальца самого Денисова, он чувствовал себя более чем уверенно, но «бережёного бог бережёт». Ну, и что, что Конюшкин сопляк? Несмотря на отсутствие опыта оперативно-следственной работы, аппаратчиком Евстропов был боле, чем неплохим, и уже начал выстраивать в отделе свои порядки, основанные на личной преданности и взаимном доносительстве друг на друга. Некоторые из его подчинённых, мгновенно почувствовали, куда дует ветер, и переориентировались на молодое перспективное руководство. От таких вот перевёртышей Арнольд Николаевич и прознал про внеслужебные «шуры-муры» неопытного следователя и фигурантки. Арнольдик знал, что там, где есть частный интерес, то и неопытный следак может доставить кучу неприятностей. Поэтому он решил подстраховаться: сделал несколько звонков и удостоверился, что там всё как нужно, взял уже подготовленное к сдаче в архив дело и ещё раз пролистал его. Как оказалось – не зря!
Бешенство охватило Павла, едва он обнаружил отсутствие в реабилитационном центре своей Наталочки. Бешенство вообще плохой советчик – оно обезоруживает. Вот и оно сыграло с лейтенантом злую шутку, когда он разгневанный появился перед начальством. Ворвавшись без стука к Евстропову, Павел с порога стал наезжать на него:
- Где потеряшка? Почему она не в «Земляничной поляне»?
Арнольдик, вальяжно расположившийся в начальственном кресле, встретил следака во всеоружии и сразу окатил холодным душем:
- Лейтенант Конюшкин! Кто вас учил? Без стука врываетесь к начальству и вместо того, чтобы доложить по существу порученного вам дела, несёте какую-то околесицу. Немедленно выйдите вон и сделайте всё, как положено военному человеку!
Конюшкин как ошпаренный выскочил из кабинета начальника следственного отдела. В коридоре он несколько раз с шумом выдохнул воздух, досчитал до десяти, оправил форму и постучался в начальственный кабинет.
- Ну, вот! Другое дело! – покровительственно сказал Евстропов, выслушав подробный отчёт Конюшкина и ознакомившись с документами. – Теперь вижу – работа проделана большая. Надо будет подготовить ходатайство об УДО. Раз начал – тебе же и работать по этому делу дальше. А теперь перейдём к твоим пирогам – что ты хотел? Излагай!
Как не был взбудоражен Павел, он только диву давался: куда исчез сибарит, сваливавший свою работу на заместителя? Перед ним сидел волевой и деловой руководитель. Это, как ни странно успокоило, поэтому он изложил свои претензии спокойно и по существу.
- Что ж,.. имеешь право знать, заслужил. Во-первых, это дело – не уровень следствия, если, конечно, нет криминала. А во-вторых, оно просто не могло лежать и дожидаться, пока ты занимался другим, заметь, более важным делом. Поэтому я закрыл дело за отсутствием состава преступления.
- А… А… Где девушка?
- Там, где ей и положено быть – в сумасшедшем доме.
- Как? – вскричал Павел.
- Обыкновенно. – пожал плечами Евстропов. – Впрочем, держи – сам прочитаешь.
С этим словами он повернулся к сейфу, достал из него следственное дело и протянул его Конюшкину. А сам равнодушно отошёл к окну и отвернулся. Глядя в окно, он торжествовал про себя: кажется, что и сосунка ему удалось обвести вокруг пальца.
- Но ведь это же невероятно! – услышал он дрожащий возглас Павла.
«Арнольдик» повернулся и сел на своё место и заговорил уже более жёстко:
- Что тут невероятного? Никакого проникновения в квартиру не было! Просто Минкину невероятно стыдно за своих беспутных родственников и он не нашёл ничего лучше, чем сдать племянницу полиции. Да вы читайте, читайте, Конюшкин. Там всё предельно ясно.
Видя, что у Паши подрагивают веки и нижняя губа. Евстропов опять сменил пластинку: на этот раз его взгляд и тон выражал сочувствие:
- Мне рассказали, что у вас возникли шуры-муры с этой девушкой. Сочувствую. В любом случае, ты должен быть благодарен судьбе, что все закончилось так рано, и она не наградила тебя чем-нибудь нехорошим. Она же близко, так сказать, общалась с бомжами, наркоманами и другими асоциальными личностями.
- Я всё равно не верю! – срывающимся голосом сообщил Павел Артёмович.
- Твоё дело. – в голосе «Арнольдика» прорезался металл. – Но предупреждаю: впредь, если хочешь служить в моём отделе, прошу избегать неформальных отношений с фигурантами. Свободен!
***
Во время доклада начальству Паша как мог сдерживал себя, лишь только какая-то мутная пелена застилала глаза. Голос Арнольдика звучал далеко и глухо, словно он не сидел рядом, а вещал откуда-то из подвала. Фигура же начальства едва проглядывала сквозь пелену и казалась расплывчатой и не имеющей границ.
Однако, едва выйдя из кабинета, Конюшкин помчался под лестницу, где размещалась дверь пожарного выхода – не хватало ещё, чтобы кто-то посторонний видел его слёзы. «Предбанник» перед запасным выходом представлял собой маленькую комнатку, куда постепенно сносился всякий хлам. Паша примостился на краю сломанного стула и, наконец, дал волю слезам. Умом он понимал, что Таша неизлечимо больна и потеряна для него бесповоротно. Но сердце,.. сердце отказывалось верить. Эта девочка, иногда нежная и ласковая, порой недоступная и холодная как великосветская дама, зачастую ироничная и остроумная, эта девочка сумашедшая нимфоманка? Такого разочарования Конюшкин ещё ни разу в жизни не испытывал. Он просто не мог поверить, что Таша, чистая как снег на склонах Эльбруса, оказалась грязной потаскушкей.
Предаваясь горестным размышлениям, он не сразу обратил внимание, что его белокурые волосы треплет крепкая мужская рука. Он обернулся – позади стоял Денисов и легонько похлопывал его по голове:
- Я всё понимаю, но мужайся, сынок. Только через боль и горечь утрат можно стать настоящим профессионалом.
- Мне всё равно трудно в такое поверить. Наташа была чистой и открытой девушкой, а там такое написано!
Денисов пожал плечами:
- Ты ещё многого не видел, Паша, многого не знаешь. Ошибки нам и даны, чтобы на них учиться.
- У меня в голове не укладывается, она же была вполне адекватной, если не считать амнезию.
- Просто ты с ней встретился в период ремиссии, а не приступа, когда она и казалась вполне нормальным человеком.
- А я всё равно не верю!
- Вот это правильно! Вера – плохой советчик для следака. Наш брат должен опираться на факты, и только факты. Поэтому, я думаю, тебе стоит съездить в этот дурдом: оглядеться, понюхать, прикинуть что к чему, побеседовать с врачами, а, может, и самой Наташей Корнеплод.
Надежда вспыхнула в глазах парня и осветила его лицо:
- Я уже еду, Сергей Степанович, у меня же сегодня выходной. Никто и искать не будет.
- Постой! – собравшийся было выбегать, лейтенант Конюшкин был остановлен властной рукой. – Погляди-ка на часы: время уже два часа пока ты доберёшься, там уже никого не будет. Лучше сегодня отоспись, а завтра, с утра пораньше на машине прокатишься по Подмосковью.
- А как же служба? – Павел Артёмович был собран и вновь готов к действиям.
- Ничего, я тебя прикрою, скажу Арнольдику, что ты мне нужен для организации отвальной. Кстати, завтра вечером я устраиваю прощальное торжество в ресторане, как раз успеешь.
- Да, да! Я всё понял, Сергей Степанович. – слёзы отчаяния мгновенно высохли, слова старого следака породили надежду.
Надежда – великая вещь! Она давала, пусть и маленький, но шанс. Вдруг ошибка, или недоразумение? Такое тоже возможно. И Паша уже готов был пулей выскочить из отделения, но снова был остановлен странной, на первый взгляд, просьбой Денисова:
- Постарайся добиться встречи с Наташей. Не столько поговорить, сколько раздобыть немного биоматериала, достаточно одного волоса.
- А, понятно, генетическая экспертиза. А что она нам даст?
- По моей просьбе Зозуля во время последней беседы с Минкиным сумел незаметно снять его волос. Вот и посмотрим, что за племянница у него внезапно объявилась. И племянница ли она ему вообще. Я хоть и не могу уже официально сделать запрос на генетическую экспертизу, а тебе – не даст Евстропов, но есть один человек, который сможет это организовать, Антонина Генриховна, эксперт-криминалист. Она тоже неравнодушна к судьбе девочки, правда, по отличным от твоей причине.
- Спасибо, Сергей Степанович, вы – гений! – Павлу Артёмовичу было приятно ощутить дружеское плечо старшего товарища.
***
Главный врач Владимирского психоневрологического интерната Максим Израилевич Ганаполбаум встретил следователя Павла Артёмовича Конюшкина весьма радушно. Но сразу обозначил дистанцию, отказав представителю власти в просьбе ознакомиться с делом:
- Должен сразу предупредить вас, молодой человек, не имею права. Будь вы при исполнении обязанностей, а не в партикулярном порядке – пожалуйста. А нет постановления – и суда нет.
Внешностью Максим Израилевич более всего походил на довольного собой одуванчика: к пухлым щекам прилагался ворох беленького пушка на голове, заменяющего доктору волосы. Впечатление не портили массивные роговые очки с толстыми линзами, чудом умещавшиеся на маленьком, напоминающим пуговку, носу. Четверть века железной рукой руководил он интернатом для самых тяжелых психически больных людей. За это время главврач на поток поставил оказание платных нелегальных услуг нужным людям: дурдом принимал под свою опеку неудобных родственников, здесь доживали свой век родители, ставшие помехой для решения квартирных вопросов детьми, зачастую коротали время личности, имеющие проблемы с законом и скрывающиеся от бдительного ока правоохранительных органов. Не брезговал Ганаполбаум и предоставлением нужных справок. Словом, благодаря такой практике психушка спокойно переплыла штормовое время лихих девяностых и пришвартовалась в удобной гавани в нулевых. Рос престиж заведения, и, одновременно, благосостояние его главного врача. Со временем, психинтернат во Владимировке приобрёл в области такой же нарицательный смысл, что и знаменитая Канатчикова дача в Москве. Странному человеку запросто могли сказать, покрутив палец у виска: «Ты что, с Владимировки сбежал?»
- Чем обязан, молодой человек? – почти весело спросил Максим Израилевич, а, услышав ответ, продолжил уже без прежнего энтузиазма: - Что-то много людей в погонах стали интересоваться нашей гостьей. Мы, знаете ли, предпочитаем называть больных не пациентами, а гостями, подчёркивая временность их пребывания в нашем заведении. Тем самым мы даём им надежду покинуть стены нашего интерната и зажить обычной жизнью. Увы, с сожалением вынужден констатировать, что Наталья Корнеплод была обречена оставаться здесь навсегда.
- Неужели всё так безнадёжно?
- Увы, мой друг, увы! Мир пока не знает способа излечить многие психические болезни. Расстройство множественной личности или, как говорили в старину, одержимость дьяволом – одно из них. Человеческий мозг - столь сложный организм, что допускает сосуществование в нём множество личностей. В своей базовой личности Наташа была чрезвычайно умной и начитанной барышней, но через чур впечатлительной и эмоционально неустойчивой. По-видимому, неудачное изнасилование явилось спусковым крючком, в результате которого в её голове стали поселяться другие личности. Гостьями были исключительно знаменитые женщины прошлого. Общим в них было лишь одно – крайняя половая распущенность.
- Я вообще-то думал, что человек может воображать себя кем-то одним. Наполеоном, например, или Цезарем.
- Ошибочка вышла, молодой человек! Психиатрии известны случаи, когда личностей могло быть много. Например, у Дорис Фишер, жившей в начале двадцатого века, было пять личностей. А у знаменитого Билли Моллигана было 24 полноценных личности. Причём, каждая со своим характером, темпераментом, уровнем образования, привычками и, даже, памятью. И каждая личность творит то, о чём искренне не ведает другая личность. Одни его личности насиловали маленьких девочек, другие – грабили магазины, третьи – вели исключительно добропорядочный образ жизни.
- Ну а взаперти зачем её держать? Пусть бы они себе блудили, воспользовавшись Наташиным телом. Особой ведь угрозы для социума здесь нет? Мало ли нимфоманок и без всякого переселения душ гуляет на свободе.
- Вы, молодой человек, наверняка должны помнить историю о докторе Джекиле и мистере Хайде? Вижу, вижу, что знаете. Тогда у вас не должно и сомнений возникать в необходимости изоляции больных диссоциативным расстройством идентичности. Тем более, что распутницы и маньячки прошлого были социально опасными людьми: графиня Батори купалась в крови девственниц, Салтычиха запарывала до смерти, Юдифь рубила головы своим любовникам, Клеопатра – травила змеиным ядом, а Лукреция Борджиа убивала уколом перстня, в котором тоже был яд. Перечень продолжать? Я думаю – достаточно. Это ведь теперь мы за такими больными ухаживаем, лишь ограничив свободу, а в прежние времена одержимых дьяволом объявляли ведьмами – и в костёр. Так-то вот!
Каждое слово, каждая фраза садиста-доктора бомбочкой разрывались в душе парня. А тот, словно не замечая того, что творится в душе Конюшкина, только подливал масла в огонь:
- Вот в предыдущий приступ в теле Натальи Корнеплод поселилась Мессалина. Эта знатная римская матрона сбежала из интерната, соблазнив и оглушив одного из санитаров. Спустя две недели нашу Мессалину нашли в заброшенном вагоне на дальних путях Казанского вокзала, где-то в тупике. Вагон издавна использовался привокзальными бомжами и попрошайками в качестве ночлежки. Вот там доморощенная Мессалина и нашла выход своей развращённой натуре – устраивала древнеримские оргии со своими рабами, то бишь – сексуально обслуживала всех местных бомжей.
Павел едва сдерживался. Спокойствие давалось ему всё сложнее и сложнее. Но он был профессионал, поэтому вместо «Прекратите!» и «Вы – подлец!», с дальнейшем хлестаньем по самодовольной лоснящейся физиономии лайковыми перчатками, он, сохраняя внешнюю невозмутимость, задавал очередные вопросы:
- Если их запирать только во время приступа. В остальном-то они – нормальные люди. Наташа вообще представлялась не только интеллектуально развитой, но воспитанной особой.
- Большинство шизофреников – интеллектуальные люди, ещё и творческие личности. Знаете, что одним из симптомов шизофрении до сих пор является «критическое отношение к окружающему миру»? Совсем в недавнем прошлом именно этот симптом позволял отправлять в больницу инакомыслящих. В случае же со множественной личностью, никогда нельзя предугадать ни когда наступит приступ, ни его длительность и интенсивность. Мы можем лишь некоторое время медикаментозно искусственно поддерживать состояние ремиссии. Не до бесконечности, конечно. Но это, молодой человек, чревато знаете ли…
- Чем?
- Потерей основной, материнской личности, превращением человека в «овощ», если по-простому. Вас бы устроила подобная перспектива?
- Хорошо, но сейчас я могу встретится с Натальей Корнеплод?
- Никак не можете. - развёл пухленькими ручками Ганаполбаум.
- Уж не думаете ли вы, что она и меня, следователя, сможет окрутить?
«Уже окрутила!» - усмехнулся про себя главврач, но сразу же напрягся – пора было переходить к самой важной части разговора:
- Не в этом дело, молодой человек, а в том, что накануне, пятнадцатого августа, в восемнадцать часов Наталья Витальевна Корнеплод скоропостижно скончалась от кровоизлияния в мозг.
- Как! Почему? – вскричал Паша и вскочил, нависнув над Максимом Израилевичем.
Мир рушился у него на глазах. Тиски сжали грудь. Туман застил мозг. Кроме отчаяния никаких чувств уже не осталось. В этот момент он напрочь забыл наставление Денисова, что следователь должен иметь холодное сердце, трезвую голову и ясный ум. На время следователь умер в Конюкине, всё заслонила боль утраты.
- Хотите, принесу вам воды? – Ганаполбаум постарался придать своему голосу максимально сочувствия. – Наверное, мне не следует этого говорить, но… не отчаивайтесь молодой человек, того, что произошло уже не вернуть, и надо жить дальше.
Деталей всего Максим Израилевич сам не знал. Не подозревал и о существовании второй Наташи, думая, что во время очередного побега его подопечная устроила ТАКОЕ (!), что её существование ставило под угрозу жизнь или карьеру других людей. Он не ведал, что после кровавого развязки в Ланкиной квартире, Гоша Пресненский сам позвонил Минину и категорически приказал:
- Чтобы жила одна Наташа, вторая должна умереть.
А на случай душевных терзаний Минкина, от того, что он вынужден убить свою племянницу, Гоша подсластил пилюлю:
- Твой долг ложиться на живую. Натурой отрабатывать будет.
Уговаривать долго Ганаполбаума на пришлось – он был бывалым человеком, и не такие фокусы проворачивал прежде. Одна инъекция воздуха – и бедная Наташа Корнеплод отошла в иной мир. Далее события происходили синхронно: врачи клинико-экспертной комиссии выносили решение о полном выздоровлении подопечной и выписке её из учреждения, а санитары путём закапывания подселяли труп Наташи в свежую могилу какой-то пенсионерки. Все эти два дня Ирина Корнеплод с необыкновенным энтузиазмом спаивала мужа до такой степени, чтобы он окончательно потерял связь с реальностью. Даже в страшном сне не мог привидится Конюшкину этот страшный план. Поэтому он ни на секунду не усомнился – всё, о чём поведал ему доктор – правда.
- Когда похороны? – чужим, деревянным голосом спросил Паша.
- Так похоронили уже, вчера в двенадцать часов. Если желаете посетить могилку, то наши санитары вас проводят на кладбище и укажут место.
Лейтенент машинально кивнул.
- Вы не переживайте, все процедуры мы соблюли, закон нам известен.
- Но ведь она же была совершенно здорова! – вскинул голову Конюшкин.
- Мы же с вами установили, что девушка была тяжело больна. – мягко возразил доктор.
- Я не в психическом, а в физическом смысле.
- Напрасно, молодой человек. Это распространённое заблуждение, что между психическими и физическими болезнями есть водораздел. Болезни мозга никогда не протекают сами по себе. Умалишённые вообще, не живут долго. Только представьте, какие перегрузки испытывает нервная система, и прежде всего мозг, вынужденная работать на несколько личностей. В форс-мажорном режиме работает и сердце, вынужденное перегонять всё новые и порции обогащённой кислородом крови через аорту к головному мозгу. Органы очень быстро изнашиваются. Однажды всё это может просто не выдержать. Вот у Наташи и не выдержало. Мне искренне жаль девочку.
Отчаяние – плохой советчик. Пребывая в шоковом состоянии, Конюшкин элементарно позабыл запросить два важнейших документа: результаты вскрытия и свидетельство о смерти.
По дороге на сельское кладбище он остановил машину, нарвал букетик нежных васильков, думая, что именно полевые цветы более всего отражают мечущийся характер той, которая так и не стала «его Наталочкой». Он их возложил на ровный холмик свежей глины с простым деревянным крестом и фотографией, которую чуть было не сорвал на память, но не поднялась рука на такое святотатство. Постояв минут пять возле последнего пристанища Наташи, Павел, не оглядываясь, направился к машине, решив заглянуть к родным девушки. Он не видел, что только его фигура скрылась на кладбищенской автостоянке, из-за кустов вышли два санитара и принялись деловито снимать Наташину фотографию и прикреплять табличку с фамилией пенсионерки, похороненной накануне.
Дом, в котором жило семейство Корнеплод, оказался на редкость добротным. Сложенный из красного кирпича, похожий на подобные дома, которыми внезапно разбогатевшие нувориши покрыли Подмосковье. В гостиной все зеркала и часы были завешаны чёрной материей, а на столе, среди частокола пустых водочных бутылок нашлось место и для лампадки. Вдрызг пьяный папаша Наташи лежал на диване и спал мертвецким сном. Выражать соболезнование было некому, и Конюшкин поспешил в Москву.
Стремясь отвлечься от мыслей о Наташе, он гнал свою Тойоту на максимальной скорости. В голове был туман, на глазах – мокрая плёнка от слёз, перед лобовым стеклом – сплошная пелена дождя. На очередном повороте машину вынесло на полосу встречного движения. Неожиданно из-за стены дождя вынырнуло огромное многотонное чудовище, которое отчаянно сигналя, летело прямо на Пашин автомобиль. Стремясь избежать столкновения с фурой, Конюшкин резко крутанул руль влево.
- Бам! – от резкого удара о столб дорожного знака машина завалилась в кювет. Последнее, что запомнил Павел – небо с землёй поменялись местами, а затем всё вернулось обратно на свои места. Потом снова всё поменялось, и снова, и снова, и снова… А в конце бешенного верчения машины, в глазах юноши погас свет, и наступила тьма.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 23.12.2017, 3:38
Сообщение #26


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 6. В компетентных органах

Цитата
«У меня долги перед друзьями,-
А у них зато - передо мной,
Но своими странными делами
И они чудят, и я чудной».
Владимир Высоцкий


Пятнадцатого августа подполковник Борис Петрович Иванов сидел на кушетке перевязочной травмпункта, дожидался результатов рентгена. Болело избитое тело, а более всего – голова, которая «есть предмет тёмный», выражаясь языком Леонида Броневого в роли доктора. Действительно – тёмный, иначе бы не полез в драку, помня святое правило – «огребает в первую очередь посторонний». Нет, ведь, захотелось джентльменство своё проявить – отбить от двоих бугаёв девчонку-малолетку, которую те пытались затолкать в машину. Ну, и огрёб, конечно. Как теперь с такой разбитой физиономией предстать пред ясны очи начальства? А в том, что ему срочно надо на доклад к генералу, Иванов не сомневался: уж больно сведения любопытные он раздобыл. Друг положился на него, он должен знать, что не зря.
***

Задержал генерал Садиков его ставшей знаменитой фразой:
- А вас, Борис Петрович, я попрошу остаться.
Недоумевающий Иванов остановился посреди начальственного офиса, развернулся и стал выжидающе «есть глазами начальство». А начальство на спеша отполировало в очередной раз носовым платком свою блестящую от жары лысину, открыло сейф мини-холодильник и извлекло оттуда запотевшую бутылку молдавского «Белого Аиста», две рюмки лимон на блюдечке.
- Давай, Боря, как в лейтенантские прежние времена вздрогнем по маленькой
Налил Иванову – полную, себе на треть:
- Мне ещё к шефу на доклад надо. – объяснил он такое неравенство.
Понимая, что всё это – вступление к чему-то важному, подполковник Иванов не стал отнекиваться, аки девица непорочная, а принял участие в церемониале.
- Извини брат, хоть ты и после дежурства, отдохнуть я тебе сегодня не дам, максимум – пару часов в обед. – «обрадовал», отбросив всякую субординацию генерал Садиков. - А сейчас, дуй в нашу Московскую Чека, соберешь все наличные силы оперативников. Пусть прочешут столицу мелкой гребёнкой. Проверят всё, что связано с экзотерикой и оккультизмом. Да гениев-одиночек, непризнанных учёных переберут. Областной ФСБ я сам проинформирую. Но чует моё сердце здесь он, в Москве, стервец проклятый. Либо какой-нибудь чокнутый профессор собрал установку, запустил ненадолго, а сейчас сидит и ждёт, поганец – что будет. Или медиум набедокурил в астрале и теперь руки потирает да хихикает над нами.
Денисов только усмехнулся в ответ, что очень не по нраву пришлось Садикову:
- Борис, пришло время поговорить начистоту, друзья мы или нет? Я ведь когда брал тебя в управление, очень надеялся, что теперь свой человек у меня будет, на кого положиться можно.
- Так всё и есть,.. Марсель. – раз уж сам напросился на приватный разговор – пусть терпит фамильярности.
- Да нет, не так! Вроде всё делаешь как надо, но без куражу и изобретательности, без неожиданных ходов. Помнишь, нас взводных? Ты же горы мог свернуть!
- Претензии к моей работе, товарищ генерал-майор? – у Иванова от обиды аж губа оттопырилась.
- Не лезь в бутылку, Боря! В нашем деле убеждённость в его необходимости должна быть. А у тебя этого нет. Подумаешь, мол, знахарями да колдунами дело иметь, когда ребята из других отделов реальной безопасностью страны занимаются!
Подполковник аж моргнул – последние слова Садиков буквально с его языка снял. А генерал, между тем продолжал;
- Ты хоть знаешь, когда в госбезопасности впервые возникла такая структура?
- Наша?
- Да. Неважно как она называлась. Но отвечала за всё сверхъестественное, оккультное, экзотерическое. В кругу интересов которой были необъяснимые явления и опасные изобретения, тайные секты и обряды мистические ритуалы и кровавые практики, словом всё то, что не укладывается в современное понятие нормы.
- Ну, не знаю, - задумчиво произнёс Иванов, - Наверное, в годы перестройки. Именно тогда общество свихнулось, и повылазили всякие экстрасенсы, медиумы, колдуны и секты.
- Раньше, много раньше! Сразу после революции, батенька. – Иванов был поражён, а Садиков, довольный эффектом, откинулся на спинку кресла. – Мы ведём родословную от Спецотдела госбезопасности ОГПУ, который создал и возглавил Глеб Иванович Бокий, друг Ленина, между прочим. Ну, если не друг, то человек, пользующийся безграничным доверием вождя. Бокий создал специальную парапсихологическую лабораторию, в которой трудилась группа из ученых самых разных специальностей. Круг изучаемых вопросов был широк: от технических изобретений, связанных с радиоразведкой, до исследования солнечной активности, земного магнетизма и проведения различных научных экспедиций. Изучали всё, что имело хотя бы намек на таинственность; «эликсир молодости» изобретали, на поиски Шамбалы экспедиции отправляли, в так называемой «черной комнате» обследовали всевозможных знахарей, шаманов, медиумов, утверждавших, что они общаются с призраками. С конца 1920-х годов Бокий привлекал подобных персонажей к работе своего Спецотдела. А в особо сложных случаях дешифровки вражеских сообщений организовывал групповые сеансы связи с духами.
- Против духов боролся и сам ими увлёкся, получается!
- Не увлёкся, а использовал. Хотя, в известном смысле, верно. Ещё он создал тайную оккультную организацию «Единое трудовое братство», куда привлёк аж самого Ягоду. А есть ещё страшнее тайна – за семью печатями храниться. Якобы Бокий и ещё ряд видных революционеров ещё до революции входили в некое «Братство Звезды», которое ставило целью переустройство общества. Так они и после переворота продолжили свою деятельность внутри партии.
- Поучается, партия внутри партии. Выходит, Бокию и его дружкам не зря билет в один конец выписали?
- Выходит, что так. А шпионаж и антисоветскую деятельность придумали, чтобы скрыть настоящие причины. Сталин же и его соратники были людьми сугубо практического склада. Во всей этой эзотерике была угроза для страны – и они её без сантиментов зачистили. Тем более, ни один здравомыслящий руководитель не потерпел бы тайной организации внутри структуры, на которую он опирается. Бокия как раз Сталин не трогал до последнего, видимо немало порассказал на допросах Глеб Иванович. А спецотдел и после Бокия не прекратил существования, оказалась, что в системе государственной безопасности и ему есть место. Тем более, что в фашистском руководстве мистик на мистике сидел. Вот и сейчас, через различные секты, колдунов, да экстрасенсов некие силы пытаются воздействовать наших граждан.
Борис Петрович только диву давался: какие интриги, оказывается, бушевали ещё в то время.
- В нашей работе, действительно, порой с таким столкнёшься, что поневоле начнёшь верить во всякую дребедень, вроде инопланетянина Алёшеньки. Есть средство оградить свой мозг от этой чепухи, хочешь знать какое?
- Не помешало бы.
- Так и быть, принимай рецепт от Садикова. Первое, суеверие замени верой, верой искренней и честной. Любой из традиционных религий. Во-вторых, следует признать, что сверхъестественное существует. Но,.. имеет вполне объяснимый, естественный характер. Просто, современный уровень научных знаний пока не нашёл объяснения этому феномену. Это третье. А четвёртое: каждый должен заниматься своим делом, учёные – вникать в сущность явления и искать ему научное объяснение, наша Контора – искать способы использования явления на благо державы, либо нейтрализации вреда для государства. И, пятое: уметь отделять зёрна от плевел. Загадочное, но необъяснимое от вполне объяснимого шарлатанства. Так, что, Борис, думай, и одновременно работай. Брось на поиски источника все наличные силы. Я нормально выгляжу?
- Нормальною
- Я – на ковёр к начальству.
***

Истекшие сутки никаких результатов не дали. Информация, стекавшаяся со всей Москвы свидетельствовала лишь об одном: колдуны, медиумы, реикарнированные божества, гуру тайных сект есть лишь банальные шарлатаны, занимающиеся надувательством доверчивых сограждан. Все эти доморощенные пророки клялись, что «было», «ощущали» и «предсказывали», но не могли внятно ответить на три простых вопроса: «что», «где» и «когда». Кроме того, на некоторые секты следовало бы попристальнее посмотреть на предмет работы в качестве агентов разведывательных служб ряда западных стран.
К утру пятнадцатого августа силы Иванова были на исходе. Голова требовала отдыха, а затекшие члены – разминки. Поэтому он решил и самостоятельно принять участие в поисках «того, сам не знаю что». Для разминки были выбраны два самых нелепых представителя оккультного племени. Для начала он посетил «живое воплощение Бонди». Сей субъект, собрав вокруг себя толпу адептов, принялся проповедовать культ Вуду, называя себя реинкарнацией верховного божества Бонди. Бонди оказался тридцатилетним мужиком с сальными дредами на голове и маленьким кусочком бороды на кончике подбородка. Одет он был в до белизны потёртые и линялые джинсы и такую же жилетку. Словно с многочисленных постеров в Москву сошел живой Боб Мартин и принялся трясти рукой подполковника Иванова. Усадив представителя компетентных органов на стул, живое божество приступило к изложению своего учения. При этом сам гуру развалился в кресле, по обеим сторонам которого стояли два очаровательных адепта в виде молодых девушек, с немым восторгом смотревшим на своё божество. Учение Боб Мартин местного разлива излагал столь туманно, что, в конце концов, запутался сам. Единственное, что Иванов понял, это то, что их церковные ритуалы заключаются в совершении оргий, на которых при помощи наркотиков, крови какого-то петуха и чтения рэпа, достигается просветление, и адепты при этом совершают ритуальные совокупления друг с другом и с гуру, очищаясь от скверны. Борис Петрович не понял, при чём здесь рэп, если Вуду, наркотики и Боб Марлин – это прежде всего рэггей, но догадался, что большинство адептов секты были молодые девушки приятной наружности, а сама секта, имеющая к настоящей Вуду весьма малое отношение – просто придуманный несколькими молодыми людьми клуб обольщения и получения телесных удовольствий. Беседа стала заканчиваться, когда речь «бога» стала почти бессвязной, белки глаз закатились, он захрипел и стал уходить «в отключку». Дальнейшая беседа теряла смысл – «бог», скорее всего, успел «ширнуться» пред визитом фсбэшника. Для проформы Борис Петрович спросил гуру, знает ли он, что призошло позавчера вечером. В ответ услышал совсем уж невразумительное:
- Хр-хр-хр! Кхе! Девочка сошла с неба на землю. Солнечная богиня посетила наш грешный мир.
После чего почитатель культа Вуду окончательно съехал с катушек, поэтому Иванов вовсе не придал значения словам, сказанным в наркотическом бреду.
Следующим адресатом подполковника Иванова была, как значилась в рекламном газетном объявлении «потомственная карпатская мольфарка Ганна». Карпатские мольфары – ведуны, прорицатели и знахари, передающие свой дар по наследству. Все как один оставшиеся в живых вольфары были представителями гуцулов – крохотного народца, затерявшегося на Карпатских кручах. По представлениям Бориса Петровича, карпатская мольфарка должна выглядеть как сгорбленная старуха с белыми растрёпанными волосами и орлиным носом, сидящая в тёмной пещере Карпатских гор. Такому образу мольфарки обязательно должны сопутствовать летучие мыши по тёмным углам пещеры, чучело филина на шестке, связки сушёных грибов на нитках, протянутых над потолком и неизменный магический хрустальный шар на столе перед колдуньей. Из досье мольфарки Ганны Иванов знал, на самом деле Анна Александровна Конончук – дипломированный психолог, выпускница Киевского госуниверситета. Несколько лет назад провинциалка из незалежной появилась на небосклоне Москвы – современной Мекке гастарбайтеров. Амбиций было много, гораздо меньше возможностей: конкуренция на рынке психологических услуг была чрезвычайно высока. Тогда и появилась ведьма с Карпат: места известного своими легендами, поверьями, тайными обрядами и мистическими историями. Что и говорить, если самый раскрученный персонаж киношных и литературных ужасов, Дракула, был родом с румынской части Карпатских гор. Вскоре Мольфарка стала популярной: её услугами пользовались многие москвичи, желающие приворотить и отворотить, узнать будущее, зарядить на успех или богатство линию судьбы.
Начало встречи не предвещало ничего хорошего, дверь открыла заспанная и растрёпанная сама «потомственная мольфарка» в халате, надетом на голое тело, и буркнула недовольно:
- Русским же языком написано: «Приём после трёх». Я ещё сплю!
Пришлось Иванову ткнуть в её нос служебное удостоверение. Мольфарка прочла, прониклась и пропустила незваного гостя в залу. Пока Ганна приводила себя в порядок, Борис Петрович огляделся и не нашёл в жилище ведуньи ничего хоть отдалённо напоминающего пещеру. Обычно свои таинства представители данного рода занятий предпочитают совершать в полумраке, а то и в темноте. Напротив, комната была вся залита светом и была стилизована под горницу традиционной украинской хаты: стены отделаны пол имитацию простой штукатурки. В углу – иконы, обрамлённые рушниками, рушниками же, а также связками сушёных грибов, лука и чеснока были украшены и стены. На полках стояли кринки, некрашеный деревянный пол устлан домоткаными коврами. Из мебели только деревянные скамья, стол и табуретки.
- Чем обязана вниманию со стороны столь серьёзной организации? – прервал мысленную экскурсию по дому голос его хозяйки.
Борис Петрович глянул и обомлел: растрёпанное чудо-юдо куда-то исчезло. Напротив него сидела статная украинская красавица – тёмные брови вразлёт, чувственные алые губки, пухлые щёчки и маленькие соблазнительные ушки. Всё это украшено знаменитым бубликом волос в стиле а-ля Леся Украинка, монистами на белой как мрамор шее и
серьгами в ушах.
- Мы что, так и будем молчать? – Анна была польщена произведённым эффектом.
Иванов мужественно собрал свои мысли в кучу и прогнал вон непристойные. Давно он такого не испытывал, да и в правду сказать, было отчего: от мольфарки исходила такая сексуальная энергия, такая чувственная аура, которая бьёт мужчину в самое сердце.
- Меня интересует тринадцатое августа, вечер. Было ли что-то, необычное, что смогли бы почувствовать своим внутренним чутьём? – пробормотал Иванов, устремив взгляд в одну точку, а именно, туда, где под тонкой тканью льняной вышитой узорами сорочки мерно, в такт дыханию, вздымались два немалой величины полушария.
- Позачвчера? – уточнила ведьма. – Как же! Такое редко бывает: не просто вспышка, не просто возмущение, а целая буря в астрале.
- А поточнее? Постарайтесь вспомнить, описать, указать источник?
Мольфарка внимательно посмотрела на собеседника:
- Как говорите, вас зовут?
- Борис Петрович.
- Борис,.. Боря… Можно я буду называть вас,.. тебя Борей? А меня можешь величать Анной, или просто Аней.
Заручившись согласием, Анна продолжила:
- Понимаешь, Борь, для того, чтобы ответить на твой вопрос определённее, мне надо осуществить выход в астрал, эфир, эйдос, его по-разному называют. Самое точное будет сказать – информационное поле Земли. Два дня тому назад в информационном поле произошёл торсионный выброс.
- Так ты знаешь про торсионную спираль?
- Не перебивай! Конечно, знаю. Выход в астрал очень сложен для человеческой психики. Шаманы доводят себя до экстаза и едва разума не теряют во время ритуальных плясок. У каждого учения, религии, секты есть свои практики выхода в астрал. Для моей практики необходимо участие двух человек. Можно и женщина, но желательно, чтобы партнером был мужчина. Спрашиваю прямо: ты готов принять участие в ритуальном таинстве?
- Если это надо для дела и не повредит здоровью, то готов.
Анна внимательно посмотрела на Бориса и усмехнулась:
- Вреда для здоровья не будет. Наоборот.
Неожиданно она, перебирая монисты у себя на груди, запела грустную и красивую песню гуцульскую песню:
Цитата
Ночка льётся на равнины
И на горные вершины,
А гуцул увидел Ксеню,
Белоснежную во тьме,
В очи синие глядел он,
Чуть к сосне прижавшись телом,
Чаровал словами нежно
Белоснежную во тьме:

Гуцулка Ксеня,
Я тебе на трембите
Лишь одной на планете
Расскажу про любовь.
Душа страдает,
А трембита играет,
А любовью пылает
Моё сердце и кровь.

Лето жаркое минуло,
Есть другая у гуцула,
А с гуцулкой чернобровой
Ночь прощальная была.
В Черемоше волны скачут,
Очи синие не плачут,
Только в соснах песня ветра,
Песня грустная плыла:

Гуцулка Ксеня,
Я тебе на трембите
Лишь одной на планете
Расскажу про любовь.
Душа страдает,
А трембита играет,
А любовью пылает
Моё сердце и кровь.

Песня проникала глубоко внутрь, завораживала, пленила. Борис, не в силах отвести взгляд, смотрел на грудь Анны, туда, где её пальцы теребили бусинки монист. Подсознательно он понимал, что его ввергают в гипнотический сон, но поделать ничего не мог. Разум Бориса заволакивало туманом, веки опускались всё ниже и ниже, пока не
Проснувшись, Борис ощутил необычайную лёгкость в теле и эмоциональный подъём в душе. Он не сразу открыл глаза, желая, чтобы чудный сон вернулся вновь. Во сне он занимался сексом с ведьмой. Прекрасная ведьма с черными, доходящими до колен волосами, хохоча, скакала на нём в позе наездницы. Первобытная страсть охватила Бориса. Сплетясь с грешной любовницей в одно целое, они летали над , и весь мир принадлежал только им двоим. Они, то возносились на волнах наслаждения к вратам рая, то низвергались едва не в самое пекло. Борис был полон сил и желаний. Его любовный пыл едва ли уступал темпераменту грешной любовницы. Они стоили друг друга, будучи созданными один для другого. Несколько раз они достигали вершин наслаждения, и чаша любовного экстаза была испита ими до дна.
Неожиданно Борис услышал, как женский голос мурлычет какую-то знакомую мелодию. Он открыл глаза и обнаружил, что возле туалетного столика на пуфике сидит прекрасная ведьма из сна, расчёсывает свои длинные, до колен, чёрные волосы и напевает песенку. Услышав шорох, ведьмочка из сна обернулась и оказалась мольфаркой Аней:
- Ну, здравствуй, любый!
В смятении Борис понял, что это был не сон. Хорошего настроении и душевного подъёма как ни бывало. Не то, чтобы в нем заговорили струны нравственности, ну было и было, что с того. Была уязвлена профессиональная честь: использовал служебное положение, пытался добиться нужных сведений недостойным образом. Стараясь не встречаться глазами с Аней, он оделся и боком-боком стал пробираться к выходу. У двери спальни Борис был остановлен насмешливым голосом мольфарки:
- А что, товарищу эфэсбэшнику уже не надо знать, что произошло ночью с тринадцатого на четырнадцатое августа?
Он замер на пороге, обернулся и наткнулся глаза ведьмочки. Никакого осуждения, лишь лукавые чёртики во взгляде.
- Я думала, в ФСБ служат бравые ребята, а вы такие же робкие, как и все мужчины. Наделал делов – и сразу в кусты.
- Д я просто не должен был,.. не знаю как оно сталось… Извини Аня, я наверное лучше пойду.
- А ты молодец, Боря! Я такого удовольствия давно не получала. Пять раз! Пять раз, Боря, я улетала на небо. Ты – мой герой! Не каждый мужчина способен на такое. Да ты не расстраивайся, если бы я не захотела – ничего бы не было. Это и есть мой способ выхода в мировой эфир. Если уж получать эмоциональную подпитку, то пусть это будет любовный экстаз, а не экстаз от бичевания себя плёткой и ношения вериг. Вызод в информационное поле земли – вещь чрезвычайно энергозатратная. А во время занятия сексом организм вырабатывает огромное количество тестостерона и адреналина. Человек становится как бы маленькой электростанцией и радиопередатчиком одновременно. В момент сплетения тел сливаются и наши энерогопотоки. При выходе в астрал я черпаю из тебя энергию, а по возвращении обратно, делюсь с тобой. Ты же сейчас ощущаешь необыкновенную лёгкость и, одновременно, способность горы свернуть. Так ведь? – Анна подошла, села к Борису на колени и заглянула в глаза. Он согласно кивнул.
- Пошли лучше пить чай с карпатскими травами. Ничто так не восстанавливает силы после любовных утех, как мой секретный сбор.
Когда пили чай, то Борису пришла в голову ещё одна мысль, от которой вновь стало муторно на душе: сколько же мужиков было у вольфарки, если она ТАКИМ образом входит в астрал.
- Что у тебя опять на уме, Борь? – спросила Аня, увидев, что он снова насупился.
- Анна, а если мне ещё понадобится помощь – можно к тебе будет обратиться?
- Конечно, любый.
- А если кому-нибудь из моих коллег, или не только коллег?
Мольфарка внимательно посмотрела на Бориса и вдруг… расхохоталась:
- Бедный ревнивый ты мой дурачок, Боря! Наверное, подумал, что я со всеми мужиками сплю для выхода в астрал. Могу тебя успокоить – нет! Я, конечно, девушка взрослая и несколько подобных случаев у меня были. Но мне нет необходимости спать со всеми своими клиентами. Выход в астрал – чрезвычайно опасная, вредная и утомительная затея. Ею не стоит злоупотреблять. Кроме того – есть и другие способы. Просто мне захотелось именно с тобой. Понял меня – с тобой!
Прежде, чем уйти, они долго целовались в коридоре. Уже на пороге, Аня сказала опять про всё забывшему Борису:
- Это извне, не у нас. Ищите воду, Боря! Не реку и не море – воду, там, где вода стоит, а не течёт. И солнечную девочку, что пришла в наш мир.
***

После встречи с Аней, Иванов летел как на крыльях. Он вновь обрёл любовь. Он снова был нужен. Он ощущал такой прилив сил, что, кажется, горы мог свернуть. Душа требовала поступка, подвига. Вот и вмешался в драку на Чистых прудах, вот и сидит теперь в травмпункте, ожидая результаты рентгена. А он так спешил к Садикову на доклад, ведь появился первый просвет в этом странном деле, первая ниточка, пока ещё очень тонкая, но если осторожно потянуть – можно вытянуть результат. Неожиданный звонок прервал размышления Иванова – звонил генерал. Выслушав информацию, прервал подполковник и пообещал прислать машину – Садиков ждал его у себя в кабинете.
- Итак, что мы имеем? – сказал генерал, по-привычке барабаня пальцами по столу. – Какую-то воду и какую-то девочку. Немного, но это лучше, чем ничего.
Он снова промокнул платком лысину и вдруг выдал, посмотрев на Иванова:
- Ну и рожа у тебя, Шарапов! Шучу, шучу. – он поднял вверх обе руки, - А, если, серьезно – хорошая работа, Борис. Два попадания враз. Значит вода у нас фигурирует один раз, девочка два раза. Или солнечная девочка с небес – метафора? А?
Борис Петрович пожал плечами:
- Может быть и метафора, но мне сдаётся, что надо искать именно девочку.
Тут пред глазами Иванова возник полный отчаяния и мольбы взгляд той малолетки, которую он так неудачно пытался отбить у амбалов. Надо же, как совпало! Но образ возник, и сразу пропал, заслонённый следующей репликой Марселя Ринатовича:
- А искать девочку надо у воды. Так… - он стал колдовать над ноутбуком. – Вот! Есть! «Водные ресурсы Москвы». Так, так, значит… Ага!
Генерал Садиков принялся зачитывать вслух:
Цитата
«Водные объекты Москвы составляют водный фонд города и представлены р. Москвой, её притоками, малыми реками, прудами, озёрами и подземными водами. Всего на территории Москвы имеется 116 рек и наиболее крупных ручьёв, из них 42 текут в открытых руслах, остальные частично или полностью заключены в коллекторы. В водную систему Москвы входят кроме речных водотоков городские водоёмы, пруды-отстойники и мелкие водоёмы. Небольшие речки и ручьи были заключены в подземные коллекторы. Река Москва - главная в гидрографической сети города. Имеет около 100 притоков, из которых крупнейшие - Руза, Истра, Яуза, Пахра и Сетунь. Длина Москвы-реки составляет 496 км, в том числе в черте города - 75 км. Глубина реки в пределах кольцевой дороги колеблется от 2 до 8 м. Ширина в пределах города - около 100 метров, в низовьях более 200 метров. Наибольшие глубины 6 метров - ниже города Москвы. Средний расход воды в низовьях - 109 м3/сут. Река Москва имеет очень широкую пойму с обилием озёр-стариц и болот. На территории города существует 314 водоёмов общей площадью зеркала более 880 га естественного и искусственного происхождения. Город Москва имеет самые крупные в России системы водоснабжения и водоотведения. Вода подаётся посредством 150 км каналов, 18 насосных станций и регулирующих узлов. Каждые сутки в Москву подается около 7 миллионов м3 воды. Протяженность сетей - свыше 10 тыс. км. Канализационная система Москвы включает приём и очистку городских сточных вод 116 насосными станциями и тремя станциями аэрации. В недрах Москвы и Московской области развито два основных типа минеральных вод: маломинерализованные (3-5 г/л) сульфатные натриево-кальциевые воды и бромные хлоридные натриевые рассолы с минерализацией 70-260 г/л и содержанием брома 170-400 мг. По лечебному действию Московская минеральная лечебно-столовая вода по всем показаниям не уступает именитым соперницам с Кавказских Минеральных Вод, а по некоторым превышает их»
.
После этого стало кисло: в Москве водится не только миллион девочек, но и миллионы кубометров воды.
- Впрочем, вода есть в видении только твоей ведуньи. У похотливого гуру воды нет. И нет никакой связи между мольфаркой и сектой. Или есть?
Иванов замотал, было, головой, сектанты и колдуны – два разных полюса экзотерического мира, но тут невзначай вспомнил, что и гуру и мольфарка используют секс в своей практике. Значит, есть? Борис Петрович сразу скис, ведь в таком случае шли прахом все его радужные мечты об интересном продолжении знакомства с Анной. Он с тревогой посмотрел на генерала, но тот, похоже, был увлечён новой идеей и не обратил внимание на душевные терзания подчинённого:
- А ведь мы, Боря, можем резко сузить круг поиска. Если исключить реки, и вообще, то, что течёт, а, значит, и ручьи, и водопроводы…
- А также стоки и канализации. –подхватил генеральскую мысль Борис Петрович
- Да, кончно, стоки и канализации тоде исключаем – одобрил генерал, - То останутся только пруды и озёра. Всё меньше! Едем дальше.
- Едем. – согласился повеселевший подполковник.
- Сколько у нас в Москве водоёмов закрытого типа? – генерал снова понёс взгляд в свой вездесущий компьютер, но замер, поражённый внезапной догадкой. – Постой-ка. А я, кажется, знаю, откуда надо вести поиски. Вполне вероятно, что там они и закончатся. Да нет, не может быть… Мистика какая-то. Хотя…
Борис Петрович со всё возрастающим изумлением наблюдал за своим шефом, наконец взмолился, перейдя на «ты»:
- Марсель, нсье томи, подели
- Вот, - генерал, предпочтя не заметить фамильярности своего старого друга, вышел из-за стола, подошёл к книжной полке и, после небольшого поиска, вытащил книгу и бросил её Иванову, - Держи! Читай классику.
Перед Борисом Петровичем на столе лежал роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Иванов не любил мистику и фантастику, предпочитая нравоучительное и бытоописательное чтиво. У того же Булгакова он ценил другие произведения: «Бег» и «Дни Турбиных». Но с романом, ставшем в последнее время культовым, был знаком.
- А чем нам эта сказочка может помочь? – начал было он, но тоже догадался. – Конечно! «На углу у Патриарших». Но это же сказка, плод больного разума писателя. Я читал – Булгаков, когда писал «Мастера и Маргариту» был уже глубоко болен.
- Те не менее, начинать пляску надо именно от Патриарших. Провести опрос жителей всех окрестных домов, поговорить с завсегдатаями сквера, ведь наверняка там гуляет примерно одна и та же публика. Сцена встречи с Воландом не схематична, чего нельзя сказать о других местах романа. Она наполнена жизнью, как будто автор сам стал свидетелем чего-то такого, что он описал в книге. Конечно, это было не обязательно явление странной торицы: Воланда, Коровьева и кота. Но что-то, что дало толчок для воображения писателя, было. И теперь повторилось снова, Боря, надо пройтись по творчеству Булгакова, найти, когда появилась эта сцена в романе. Эх, жаль тогда не было столько электроприборов в домах, могли ведь ничего и не засечь.
- Ну, магнитометры тогда уже были, метеорологические данные за тот период есть. Найти не сложно. – заметил Иванов. – Я ещё вот, что подумал, Марсель Ринатович, при падении Тунгусского метеорита схожие явления наблюдались, только в неизмеримо более глобальных масштабоах.
- И это тоже. – согласился Садиков. – Вот что, Борис, иди составляй план розыскных мероприятий, принесешь мне на утверждение.
У себя в кабинете подполковник Иванов, недолго думая, набросал план. Две бригады оперативников под видом, допустим, страховых агентов и работников пенсионного фонда осуществляют поквартирный обход домов 36,38,42 и 42 по Малой Бронной, номеров 8 и 10 по Большому Патриаршему переулку. На Малом Патриаршем переулке требовалось обойти дома номер 3, 5 и 7, а на Ермолаевском переулке захватить дома 5,7,9 и 13. Два человека под видом собачников, или влюблённой парочки будут по вечерам гулять вокруг пруда, знакомясь с завсегдатаями сквера и заводя досужие разговоры. Нет, влюблённые не пойдут – они не заговаривают с прохожими, они заняты только друг другом, значит, собачники. Один из коллег подполковника будет заниматься разработкой секты Вуду и мольфарки Ганны, поиском связей между ними. Жутко хотелось проделать эту работу самому, но превозмогая себя, напротив этого пункта плана написал фамилию товарища. Самого себя Иванов назначил заниматься изучением обстоятельств написания Михаилом Булгаковом «Мастера и Маргариты» и физических данных, которые были отмечены во время Тунгусского феномена. Закончив составлять план, Борис Петрович задумался. Из головы почему-то не шла девочка, которую он так неудачно пытался отбить от двух типов явно криминальной наружности. Что-то в ней было такое, знаете ли.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 31.12.2017, 1:27
Сообщение #27


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 7. Выхода нет

Цитата
«Да не сокрушится дух мой прежде тела!
Господи! Тебе ведь всё равно!
Сделай так, что птицей полетела,
А не завалилась как бревно…»
Елена Благинина

Когда самолёт набрал высоту и за иллюминатором квадраты полей и ленточки дорог сменились ровным белым пейзажем облаков, Таша откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Полёт на чудесном, огромном самолёте без пропеллеров был восхитителен, как и необычайный пейзаж за иллюминатором – смотрела бы и смотрела, не отрываясь, но… Как ни велико было искушение продолжать изучение этого нового для неё мира, требовалось собраться с мыслями и оценить пройденный путь длиной в две недели. И ещё она элементарно устала, невиданный для девочки начала двадцатого века темп сегодняшней жизни чрезвычайно утомил её, но дал много пищи для размышления.
***

Как только было получено согласие Таши, их жизнь с Ланой изменилась кардинальным образом. Дядя Женя плотно опекал их, не отпуская буквально ни на минуту. Утром – обязательная пробежка, Дядя Женя строго следил за физической формой девочек. До обеда – занятия в школе моделей, подготовка к кастингу. После весьма лёгкого обеда – макияж, массаж и прочие процедуры. Вечером – фотосессии и шоп-тур по магазинам. Всё для Таши было внове, каждый день приносил новые открытия в этом мире.
Кажется, что весь мир крутится вокруг внешности и женской красоты, вокруг этого выросла целая индустрия. Женщина обязана быть красивой, уверенной и самодостаточной. И эта сторона современного мира Таше нарвилась. В её время дамы уже начали отвыкать от роли домохозяек, проводивших время за вышиванием и чтением французских романов, и примерять на себя роль общественных деятелей и сугубо мужские профессии. Для дам только что были открыты юридические курсы при университете, а женщина-врач уже перестала удивлять. В гимназии тайно, передавая из рук в руки, зачитывали до дыр томик Мопассана с «Милым другом». Все Наталкины товарки были поголовно влюблены в ловкого красавчика Жоржа Дюруа. А наиболее прогрессивные, и Наталка в их числе, сочувствоали умной, волевой и талантливой Мадлене, вынужденной в мире мужчин реализовывать свой репортёрский дар через написание статей за своих супругов, и добывание информации через постель с сильными мира сего. Со дня выхода романа прошло совсем немного времени, и вот уже вся Россия зачитывается смелыми статьями женщин-журналистов Розы Люксембург и Ларисы Рейснер. Революция только ускорила этот процесс. А ларчик открывался очень просто: к началу двадцать первого века все женщины, а не только представительницы имущих классов, осободились от быта и изнуряющего домашнего труда. Наталка помнила, свои синие руки, после полоскания белья в ледяной воде. Хоть она была и дворянского сословия, но жили они весьма бедно, не имея возможности содержать большой штат прислуги. Поэтому Таша росла не кисейной барышней. Они с мамой частенько спускались к Волге и полоскали бельё в проруби. Кроме того, набожная мать рассматривала домашний труд как вариант служения Господу и с детства приучала дочку к работе по дому. Тут же в распоряжении женщины кухня, полная чудесных приспособлений для приготовления еды, стиральная машина и пылесос. Нет печей, с которыми надо возиться, разжигать, чистить, зато есть электричество и газ в каждой квартире. Всю свою сознательную жизнь до этого девушка умывалась исключительно холодной водой, теперь – открыл кран и мойся горячей водой сколько душе угодно. Вот современные дамы и пошли реализовывать себя в других сферах, строить карьеру, заниматься собой и своей внешностью. Причем, если раньше с первого взгляда можно было понять, кто перед тобой – мужняя дама или девица, то теперь мамы с колясками неотличимы от молоденьких девушек ни по одежде, ни по поведению. Да и в целом, в этом времени люди выглядят куда моложе. Таша привыкла, что пятидесятилетние – глубокие старики и старухи, здесь же – просто зрелые, и порой даже молодящиеся, люди.
В первую очередь требовалось подумать о гардеробе для Таши. В поход по магазинам, который теперь зовётся шопинг, ходили втроем – Дядя Женя старался не оставлять Ташу без присмотра, боясь, что она опять удерёт. Вот тут Таша и проявила свой норов. Лана было попробовала примерить роль наставницы, но не тут-то было: Таша весьма быстро разобралась в тенденциях современной моды и определила, что ей подходит, а что нет. Имея идеально ровные и красивые ноги с узкой аристократической лодыжкой, весьма благосклонно отнеслась к юбкам и платьям стиля мини, но категорически отвергала обувь с массивными каблуками. Богатую одежду со старзами, оборками и рюшами определила как дурновкусие, отдавав предпочтение минимализму.
- Изыскарность и благородство не в ношении богато раскрашенной и пёстрой одежды, это удел разбогатевших купчиков, нуворишей, но в умении с достоинством облачаться в самое скромное платье. Красота – в строгости. – заявила она оторопелой Лане. Та, похоже, ничего не поняла, а Дядя Женя подумал, что куртизанка из Таши вышла бы высший класс.
Чуть позже Лана присмотрела для них джинсы с дырками на коленях. Таша задумчиво, глядя на них, проговорила:
- А я-то думала, почему в таком сытом обществе явно небедные люди ходят в каком-то рванье? Оказывается, это изначально одежда с разрезами продаётся.
- Это сечас тренд такой. – объяснила Лана.
Таша удивлённо подняла бровь и Дядя Женя, догадавшись, добавил:
- Тенденция.
- Чудная тен,.. тренд. – на ходу поправилась Таша.
- Зато демократично и непринуждённо.
- Странно, я всегда сичтала, что непринуждённость – не в ношении мятой, рваной и грязной одежды, а в умении свободно и непринуждённо обращаться с дорогими и красивыми вещами. – наставительно произнесла Таша таким тоном, что Дядя Женя восхитился: «Ты смотри, пигалица, а поучает всех!»
Вот-вот, пигалица и есть! Именно так поначалу отзвалась о ней преподаватель пластики, дама чрезвычайно худая, высокая и прямая, словно проглотла спицу. За глаза девушки так и звали её – «Спица», хотя относились к ней с должным страхом и почтением. Её мнение звучало приговором для любой начинающей фотомодели, ибо Варвара Анатольевна, была, пожалуй, единственным преподавателем, чей авторитет был непререкаем даже для хозяина агентства – Дяди Жени. Однако, на сей раз он позволил робко не согласиться с мнением той, которая блистала ещё в то время когда профессия манкенщицы называлась «демонстратор одежды»:
- Мне кажется, Варвара Анатольевна, что ваше суждение весьма поверхностно и скорпалительно. Советую к девочке приглядеться, посмотреть на подиуме.
Спица недовольно передёрнула плечами:
- Вообще-то я ни разу не ошибалась. Если я говорю, что девушка неперспективная – означит, так оно и есть. Не верите моим словам, Евгений Дмитриевич, пожалуйста, я могу уйти, поверьте, другие агентства только этого и ждут.
Дядя Женя знал, что это действительно, так и есть. Ещё в советское время, будучи девочкой, Варвара Анатольеовна прошла суровую, даже жестокую, школу в интернате и хореографическом училище при Большом театре. Потом был оглушительный успех, роковая травма позвоночника, расставание с балетом. Год она пролежела привязанная к кровати. Волевая закваска, полученная в такой школе выживания, как интернат при хореографическом училище, не позолила ей опустить руки. Бывшая прима Большого театра вновь обрела себя в профессии манекенщицы. За несколько лет модельной карьеры она стала таким же лицом Советского Союза, как советский цирк, и советский хоккей. Правда, злые языки поговаривали, что всесильный КГБ вовсю пользовал блистательную советскую модель, подкладывая её в постель к нужным иностранцам. Но то было дело прошлое, а сейчас Варвара Анатольевна, была востребована и как опытный наставник девушек, начинающих карьеру на подиуме, и как динозавр – один из последних представителей давно минувшего времени – «золотого века фотомоделей».
- Всё-таки я бы рекомандовал присмотреться к девушке повнимательнее. – почти умоляюще, но настойчиво повторил свою просьбу Дядя Женя.
- Хорошо! – примирительным тоном отозвалась Спица, просьбу хозяина, хотя бы для проформы, следовало уважить. – Пусть идёт переодеваться, и будем начинать.
«Переодеваться», к немалому смущению Таши, оказалось раздеться до трусиков и лифчика, почти догола, благо запасливая Лана прихватила купальники, называемые по имени тихоокеанского атолла. А кастинг заключался в хождении в неглиже по сцене, которая здесь называлась подиум. Естественная стыдливость поначалу сковывала все движения девушки и Спица, скользнув по ней равнодушным взглядом, занималась другими кандидатками, однако вначале безучастный взгляд педагога позже сменился заинтересованным и стал всё более и более останавливаться на Таше.
- Ну, что, берёшься? – спрсил Дядя Женя, от которго не ускользнулповышенный интерс Спицы к своей подопечной.
- Модельного шага нет, бёдрами работать не умеет, ростом не вышла, – начала перерчислять вместо ответа Спица, - Но стан, стан перекрывает все недостатки. Вот смотри на них, - она брезгливо кивнула в сторону остальных девушек, - Бёдрами виляют, словно портовые шлюхи, плечи висят, голова вперёд, спина вялая. Из большинства из них уже ничего не сделаешь. А у твоей протеже и голова посажена прямо, и изгиб шеи благороден, и линия позвоночника идеальна, чуть-чуть шаг поставить, да бёдрами работать научить. Берусь!
- А рост?
- Понятно, что разу на подиум её никто не возьмёт. Но если поработает фотомоделью, сделает себе имя, то и на показы приглашать будут, уже как звезду.
А вот фотохудожники полюбили Ташу сразу и безоговорочно, заявляя, что «камера девочку любит». Подобное заявление из уст профкччионалов дорогого стоит.
Дома пришлось провести с Ташей разъяснительную работу. Ни Дядя Женя, ни Лана и представить себе не могли, что она не вообще не знает, или, вернее, не помнит кто такая модель.
- Понятие это широкое, – рассказывал сутенёр, - И включает в себя много ипостатей и градаций. Те, которые работают в области моды, называются Fashion-model. Часть из них демонстрируют одежду на подиуме, это манекенщицы. Как правило, они очень худы и длинны. Фотомодели преимущественно рекламируют товары и услуги различных брендов. Фотомодель могут нанять и для художественной фотосъёмки. Натурщицы служат моделями для художников – позируют. А эротические модели демонстрируют крастоту обнажённого женского тела. Высокооплачиваемых и востребованных профессиональных фотомоделей и манекенщиц называют топ-моделями. Некотрые из них достигают того уровня профессионализма, что получают мировое признание, становятся звёздами и символами эпохи. Таких немного, и их называют супермоделями. Первой моделью, которую назвали с приставкой супер, была англичанка Твигги. У любой модели в отдельную папку собраны образцы её работ. Это называется портфолио, созданием его мы завтра и займемся.
Пока Дядя Женя отвлёкся на телефонный звонок, Лана, наклонившись поближе к уху подруги, сказала вполголоса:
- А ещё модели эскорт-услугами занимаются, правда офицально тебе об этом никто не скажет.
- А что это вообще такое?
- Эскорт – это сопровождение богатых и влиятельных лиц.
- Постой, постой, так это проституция? Интим обязателен?
- Настаивать никто не будет, но это включено по умолчанию. И почему проституция? Это не банальный съём за деньги, и не куча клиентов за ночь. А так, время от времени.
- Девочки, вы о чём? – обернулся сутенёр.
- Да так, объясняю Таше специфику.
- Мне Лана про эскорт рассказывала. По-моему – обыкновенная проституция.
- Да ты что! – восхитился Дяд Женя юношеской категоричностью. – Это выше, неизмеримо выше.
- А по мне, как даму не назови – гейшей, гетерой, куртизанкой, она всё равно останется проституткой. – отрезала Таша. – И хватит об этом! Противно даже слушать.
Однако, после ухода Дяди Жени сама же продолжила разговор, желая выведать побольше:
- Света, а что ещё он не сказал?
- В каком смысле?
- Не прикидывайся, сама же понимаешь о чём я. Он нам показал фасад модельного бизнеса, а что на задворках?
- Ну-у, не заню. Хотя, разве что про порнобизнес и порно-моделей о не упоминул
- А это что такое? Голой что ли фоторгафироваться.
- Если бы, - усмехнулась подруга, - Жйстче, значительно жёстче. Сейчас. - Лана порылась в своём смартфоне, что-то нашла и протянула аппарат подруге. – На! Смотри! Это лучше увидеть, чем услышать.
Таша внимательно ласмлотрела ролик до конца, потом села, положив перед собой на стол телефон. Через некоторое время тихо сказала:
- Как такое можно показывать? Что вообще произошло с этим миром? Вы получили огромное, просто запредельное, количество материальных благ и бытовых удобств. А в замен? Взамен вы отказались быть людьми! Отвергли стыд, частную жизнь, дружбу, любовь, наконец! Ради чего? Ради цветных бумажек с нарисовннными портретами президента Америки? Я не хочу жить в этом мире, я хочу домой! – подумала и после паузы добавила. - А для этого мне надо в Европу, надо играть по вашим мерзким
правилам!
И вот она летит в Европу. Чтобы там не имели себе Дядя Женя и Гоша Пресннский, ей в первую очередь надо разобраться с тайной князя и заполучить этот проклятый Меч Тамералана. А начиналось всё очень и очень плохо.
***

Забрезжил рассвет, а это значило, что она почти всю ночь просидела, прикованной наручниками к батарее. Много раз менялось настроение за это время: от состояния обреченности до решимости бороться до конца. То Таша чувствовала себя униженной, раздавленной, грязной, то оскорблённая честь звала к отмщению. Но к утру всё заслонило иное чувство – страстное желание посетить то место в квартире, где была вода, и где был слив. С одной стороны этого требовали естественные позывы организма. Они стали, в конце концов, нестерпимы, и Таша жутко боялась, что мучители могут застать её в собственной луже – позорней положения трудно было и представить. С другой – после надругательства девушка ощущала себя осквернённой и нечистой, ей крайне необходима была просто вода и мыло, чтобы смыть себя грязь и позор. Поэтому, когда в замке входной двери заскрежетал ключ, Таша была готова даже своих насильников встретить как освободителей.
Девушка ждала кого угодно, только не ту, что возникла на пороге комнаты. Даже позывы были на время забыты ради негодования:
- Ты? Ты! – Таша аж задохнулась от возмущения. – А ну открой меня немедленно! Сейчас же отопри, я говорю.
- Да не могу я! – испуганно ответила Лана. – Я такая же подневольная птица, как и ты.
- «Подневольная!» Как же! – передразнила Таша. – Предательница! Я что, не видела, как вы ещё в полиции сговаривались? Мало того, что продала меня, так ещё и унизить хочешь? Ты что, не понимаешь, что я сейчас лужу под себя сделаю!
- Да не продавала я тебя! Мне сказали, чтобы приглядела за девушкой, что на хате у меня сидит. – Света едва не плакала, в глазах стояли готовые скатиться слёзы. – Я и не знала, что это ты. Боже, Наташа, что они с тобой сделали? Изверги! Они же порвут меня на части, если узнают, что ты опять сбежала.
- Во всяком случае, прежде чем удирать, сначала поговорить надо. – Таша решила, что раз уж представился случай – узнать о своих мучителей как можно больше.
Проклиная себя за мягкость и покладистость, Светлана подошла к батарее и отомкнула замок на наручниках.
Потирая натёртые запястья, Таша скрылась в санузле, и вскоре оттуда стали слышны звуки льющейся воды. Прошло больше часа покуда Таша, чистая и свежая, как будто не было насилия и мучительной ночи, появилась в дверях туалетной комнаты. Лана, с нетерпением поджидавшая подругу, сказала нетерпеливо:
- Наконец-то, я уж думала, что ты утонула, мне же тоже в душ надо. У меня за ночь дюжина клиентов была, аж забзделась вся.
- Ну так, иди, смывай свои грехи.
- Зачем ты так? Я же без всяких условий сняла с тебя наручники. А вдруг ты сбежишь?
- Не бойся, не сбегу. – усмехнулась горько Таша. – Я, в отличие от некоторых, друзей не предаю.
Решив, что препираться – себе дороже, Лана юркнула в туалетную комнату.
Оставшись одна, в первое время Таша и не думала о побеге. Было что-то, что останавливало: обещанье ли данное подруге, или страстное желание получить максимум информации. Гнала прочь воспоминания о насилии над ней. Тело-то она отмыла, а отмоется ли когда-нибудь от грязи душа? Стремясь отвлечься, Таша осмотрела квартиру и вышла в прихожую. Как и все женщины, она была неравнодушна к обуви, и вид стоящих вдоль стены туфель привёл её в восхищение. В её времени не было таких восхитительных форм и таких высоких каблуков. Тут были рюмочки и шпильки, танкетки и кирпичики, девушка села на тумбочку у входа и принялась, разглядывая себя в зеркало напротив, мерить это чудо. Открытие, которое она сделала при этом, приятно её поразило. Оказалось, что изящный каблук не только делает женщину выше, но и стройнит, делая женскую ножку изящнее и ровнее. Особенно впечатляюще выглядела ножка, обутая в туфли на шпильках. Девушка приосанилась: на шпильках она смотрелась такой статной! Это в потерянном времени она была каланчёй среди подруг, здесь же, насколько она могла заметить, практически все виденные ею женщины, не считая Антонины Генриховны, были выше ростом. Какие там юбки до пола! Глядя на свои ножки в зеркало, Наташа готова была простить этому времени и короткие юбки и разрезы – грех скрывать под одеждой такую красоту.
Бывает, что внезапно голову посещает мысль, отделаться от которой можно только воплотив её. Это не итог зрелого размышления, а результат внутреннего озарения, плод чувства, а не разума. Подобное произошло и с Ташей. Вопрос о том, куда же делся пакет с её вещами втемяшился в голову и требовал действия. Искать долго не пришлось: вот он, родимый, лежит возле вешалки. Эти два дебила настолько были увлечены удовлетворением своей похоти, что не удосужились его даже припрятать. Дальше девушка действовала спонтанно, мало отдавая отчёт своим действиям. Она высыпала содержимое пакета на пол, недолго порылась и, наконец, извлекла мобильник. Теперь она чувствовала себя «на коне» - один звонок Антонине Генриховне, и вот уже она хозяйка положения, она сможет достойно встретить своих мучителей. Схватив сотовый, девушка закрыла щеколду двери, за которой шумел душ, и Света мурлыкала какую-то незамысловатую мелодию. Оставив квартиру позади, спустилась по лестнице и вышла во двор. Села на скамейку возле дома и принялась колодовать над телефоном. На какие бы кнопки не нажимала она, миниатюрный аппарат оставался глух, нем и тёмен. Такого поворота она не ожидала. Что делать? Возвращаться назад? Ну уж нет! Без звонка Антонине Генриховне нечего было и думать, чтобы вернуться в ловушку. И Таша медленно пошла вдоль дома. Зашла за его угол. Потом ещё и ещё повторила этот же номер, оглядываясь при этом по сторонам.
Всё дышало сокойствием в это солнечное августовское утро. На площадках возле домов с разноцветными, как бы игрушечными, горкой, качелями и шведской стенкой играли дети. Рядом прогуливались с колясками, такие же молодые по виду и столь же легкомысленно, как и Таша, одетые, мамаши. В сквере неподалёку на роликовых коньках каталась молодёжь. То, что это ролики, Таша догадалась, но в её время не было таких больших и красивых ботинок, к которым привязывались роликовые коньки. У некоторых ролики были привязаны к плоской доске, и они, стоя на этой доске двумя ногами, ловко с ней управлялись и выделывали различные пируэты. А один паренёк стоял на дощечке с колёсиками по бокам и катился, не предпринимая никаких видимых усилий. Одета вся эта публика было весьма пёстро, хотя общими были щитки на коленях и локтях, а также наличие шлема на голове, что делало их всех отдалённо похожими на римских гладиаторов. Не менее чудна была и обувь: на вид громозкая и большая, но как подозревала Таша, лёгкая и удобная. Порой у ботинок, вот чудо чудное, по ободу подошвы вспыхивали разноцветные огоньки. Что только люди не придумают! В глаза бросилась ещё одна весьма примечательная деталь: как только некоторые мальчишки увидели, что она наблюдяет за ними, то стали, рисуясь пред ней, выделывать всё более головокружительные трюки, словно соревнуясь в лихости и бесшабашности. Скоро один из них, наиболее рисковый трюкач, состряпал очередной фортель и после этого подкатил к ней:
- Прокатиться не хочешь, красавица?
Таша помотала головой. Нет, прокатиться она как раз не прочь, но не сейчас:
- Сударь, я по телефону позвонить не могу, помогите!
Юноша только хмыкнул в ответ на столь церемонное обращение и взял протянутый мобильник.
- Да он у тебя сел! Ты давно его заряжала?
- Я и не знала, что его вообще заряжать надо. – ответила девушка и прикусила язык – поняла, что сморозила глупость. Конечно же, его надо заряжать! Это же не перпетум-мобиле какой-то. Она вспомнила, что среди вещей был и проводок с вилкой на конце, пожалуй, это и есть зарядка. Какая жалость!
- Ну, ты даёшь, мать! Говори номер. – паренёк достал их сумочки свой сотовый и приготовился набирать номер.
- Я не помню. – жалобно промямлила Таша.
- Вспомнишь – подходи. А, может, всё-таки прокатимся?
- Нет, в другой раз.
- Как занешь. Захочешь кататься – приходи, спросишь Лёху, я почти всегда здесь тусуюсь. – и юноша с некоторой неохотой покатил на своих роликах дальше
Что же делать? Возвратиться обратно, выслушать упрёки Ланы и, уличив момент, поставить тедефон на зарядку? Придётся.
Таша прошла дом и повернула за угол. Дом – угол, дом – угол, потом несколько раз наоборот: угол – дом, угол – дом… Пятиэтажные дома, девятиэтажные, многоэтажные высотки… Кирпичные, панельные, стеклянные… Один подъезд, много подъездов… Офисы, витрины, вывески… Детские площадки, скверики, гаражи… Вскоре девушка поняла, что заблудилась, дорогу назад найти никак неозможно. Значит, стоит пойти куда глаза глядят, полагаясь на случай.
Случай наступил, когда Таша увидела полицейского. Полицейский чин сидел на скамейке возле подъезда и курил. Девушка подошда, почти подбежала к нему:
- Гражданин полицейский, помогите, меня преследуют, удерживают силой… - она принялась сбивчиво излагать оснвные события последнего дня.
- Так, так, так. – произнёс полицейский. – Пока ничего не понятно. Сделаем так – пройдём в пункт, ты успокоешься и всё расскажешь по-порядку.
Девушка согласно кивнула и зашла в подъезд, рядом с которым была вывеска:
Цитата
«Общественный пункт охраны порядка»

и, рядом:
Цитата
«Участковый пункт полиции"

В кабинете Таша смогла изложить всё более-менее складно. Участковый внимательно выслушал, задумчиво постучал карандашом по столу и произнёс своё излюблинное:
- Так! Так! Так! Вы запомнили адрес?
Таша помотала головой:
- Нет!
- Сможете вспомнить и показать квартиру?
- Пожалуй,.. нет!
- Хорошо, а имена насильников вам известны, описать их сможете?
- Описать смогу. А имена,.. только клички, они мне не представлялись
- Уже хорошо. – сказал полицейский и было непонятно, что хорошо: что ничего не помнит, или что сможет описать. – Вы пока здесь посидите, а я с начальством свяжусь.
Офицер вышел, оставив Ташу в кабинете одну. Откуда девушке было знать, что этот участковый – один из прикормленных Гошей Пресненским? Она поняла это, лишь когда полицейский вернулся в сопровождении её мучителей.
- Ну, вот, и искать долго не пришлось. – почти весело сказал он. – Она ваша!
***

- И этот предал! – отчаяние овладело Ташей: словно небеса ополчились пртив неё, словно само время мстит ей за выкрутасы с ним.
Но то было не отчаяние обречённости, как вчера. Это было отчаяние решимости, знание, что её ждёт, придало силы. Она бешено сопротивлялась, когда ей пытались надеть наручники. Она лягалась и кусалась, когда её волокли к машине и заталкивали в салон.
Никто не пришёл к Таше на помощь. Редкие прохожие старательно отводили глаза и прятали лица, когда двое громил засовывали в машину какую-то малолетку. Лишь один мужчина, в котором видимо ещё сохранились остатки мужского достоинства, пытался помешать, но у него не было шансов против двух амбалов: здоровяки его быстро затоптали, бросив на улице – отдыхать в луже собственной крови.
Девушка сопротивлялась, как могла, когда её вытаскивали из машины и волокли по лестнице. Отбросив всякие признаки людей, Голубь с Прыщём съездили ей по физиономии и пару раз ударили по затылку. У девушки потемнело в глазах, и она обмякла. Только после этого полубесчувственную Ташу волоком затащили в разгромленную комнату.
- Сука! – зло сказал Прыщ, когда очнувшаяся девушка тщетно попыталась достать до него ногой. – Пи..дец тебе, бл..дь!
- Мало тебя поучили, сейчас п…зда будем учить по-настоящему. – сказал Голубь и, навалившись, заставил девушку встать на колени.
Для надёжности он сильно надавил рукой на наручники, сковывавшие руки за спиной, буквально пригвоздив Ташу коленями к полу. А Прыщ, стоя впереди девушки, расстегнул брюки, достал своё естество и сунул прямо в её лицо. Таша в отчаянии замотала головой.
- Соси, сука! – с перекошенным от злости и похоти лицом крикнул Прыщ.
А Голубь ещё раз ткнул ей кулаком в затылок. В нос девушки ударила убойная смесь застарелой мочи, прокисших щей и гнилой рыбы. Желудок моментально отзвался рвотными позывами, застрявшими в её гортани. Заметив Ташину тошноту, Прыщ совсем рассвирипел:
- Не нравиться, шкура? А ну, соси, бл..дь! Я тебя научу мужиков любить.
Стоявший сзади Голубь схватил Ташу за волосы, заставив откинуть голову, а другой рукой зажал ей нос, поэтому, когда девушке не стало хватать воздуха, она была вынуждена открыть рот, куда и нацелил свой немаленький, и дурно пахнущий, отросток Прыщ. Почувствовав во рту солоноватый привкус, Таша, скорее инстинктивно, сжала челюсти, а потом, уже вполне сознательно, силой сдавила их.
- А-а-а-а! С-с-у-у-к-к-а-а! – нечеловеческий рёв Прыща огласил, казалось, весь дом.
Скорчившись, он, не без труда, оторвал голову девушки от себя, повалился на пол и стал кататься, держась двумя руками за пах. Голубь не сразу понял, что произошло, и ослабил хватку. Это дало девушки шанс, тем более, что занимаяясь её носом и волосами, он вынужден был убрать руку с наручников, и злая сила больше не прижимала Ташу к полу. Она, оставляя в руках Голубя изрядный клок волос, резко вскорчила на ноги, едва удержав равновесие, и развернулась к нему лицом. Глаза Голубя налились кровью, когда он запоздало понял, что произошло и визжащему на полу Прыщу добавил свой рёв:
- Порву, гнида!
Бешенство – плохой советчик в таких делах, как драка, поэтому, несмотря на замах, чудовищный силы удар кулака пришёл в пустоту. Таше, хоть и было неимоверно трудно удерживать равновесие на тонких каблуках, и со скованными за спиной руками, удалось уклониться и от второго удара громилы. Но долго так продолжаться не могло, и, рано или поздно, но её лицо неминуемо бы встретилась с кулаком Голубя. Поэтому Таша решилась попробовать применить тот приём, которому некогда её научил такой мастер уличных драк, как Николка. Она приподняла ногу, а потом резко, без замаха, распрямила колено, выбросив ногу вперед, целясь носком в верхнуюю треть голени, прямо под коленную чашечку. Удар острого лакированного носка туфель в берцовую кость оказался страшен. Бандит надломился и присел на одно колено, схватившись обеими рукаим за больное место.
- Что ж ты, сука, дела… - не договорил он, так как следующий удар Таши, который она поспешила нанести, стремясь закрепить успех, угодил ему в гортань. Большой, и, казалось бы, сильный человек, упал и, схватившись рукой за горло, захрипел. Это казалось невероятным, но хрупкая девушка, буквально за несколько секунд, двумя точными ударами ногой вывела из строя такого здоровенного быка, каким был Голубь.
Всё! Времени прошло совсем ничего, а девушка из положения узницы оказалась в роли победительницы на поле боя. Путь свободен! Но раззадорившаяся Таша решила напоследок проучить ненавистного Прыща, тем более, что тот уже делал попытки подняться. Девушка подскочила к нему и каблуком-шпилькой припечатала голову Прыща к полу. Удар случайно пришёлся в место, где на виске человека едва пульсирует тоненькая жилка. Раздался противный хруст, из образовавшегося отверстия на виске стала, булькая и пузырясь, вытекать жидкая тёмная субстанция, а ноги страдальца задёргались в конвульсии. Но всего этого Таша уже не видела. Девушка устремилась к выходу – вперёд, к свободе!
Входная дверь сама приветливо открылась перед самым носом Таши. Но неожиданно в прихожую ввалилась целая компания. Впереди был высокий худой, похожий на аскета, человек со впалыми шеками и холодными бесстрастными глазами. Рядом стоял белый от страха Дядя Женя. А за их спинами маячило несколько одинаково безликих людей немалой комплекции в лощёных костюмах.
- Так! Что тут у нас? – спросил длиный бесцветным голосом. – Похоже, Евгений Дмитриевич, ваша подопечная опять лыжи навстрила. А где твои два ушлёпка?
- Там должны быть. – облизывая пересохшие губы, едва слышно сказал Дядя Женя.
- Впрочем, пройдёмте, посмотрим, господа, что там произошло.
Картина, открывшаяся взору вошедших, потрясла даже видавших виды телохранителей Гоши Пресненского. В разных углах комнаты лежало три тела. Одно тело, лежащее на диване, всё избитое, в ссадинах и кровоподтёках, принадлежало Лане. Два других валялись на полу. В одном углу хрипел, держась руками за горло, Голубь. В другом – дёргал ногами в луже крови Прыщ.
- Да уж. – задумчиво сказал Гоша Пресненский, с первого взгляда оценивший ситуацию. – Коротышка уже не жилец, а по второму ещё есть вопросы, и то, если срочно помощь оказать.
Дядя Женя ошарашено смотрел на катину побоища. Такого он в своей практике ещё не встречал! Что до Таши, то до неё только сейчас дошло – она только что убила человека, впрочем, сей факт не вызвал пока у неё особых душевных терзаний – сильно свежо ещё в памяти было грубое насилие над ней, учинённое этими двумя лежащими субъектами. Тем более, что к виду крови, и к необходимости, защищаясь, убивать, она уже начала привыкать ещё будучи в своём времени. А вот расплата, думала она, не заставит себя ждать. Сопротивляться толпе телохранителей крупного бандита, наверное, главаря шайки, статус Гоши Пресненского, девушка определила безошибочно, было бессмысленно.
- Помните, Евгений Дмитриевич, я вам говорил давеча, что мусор надо убирать вовремя? – между тем, продолжил Гоша Пресненский.
- Помню, Игорь Иванович!
- Запомните: вчерашние помои на следующий день начинают вонять. Придётся исправлять ошибки нерадивых подчинённых. Убрать! – последнее относилось к телохранителям, которые сразу занялись телами.
При этом он внимательно смотрел на безучастно стоящую Ташу. Она кожей ощущала этот взгляд и понимала, что нельзя ни давать волю чувствам, ни отводить глаза от картины произведённого ею побоища. Один из телохранителей, между тем, подошёл к хрипящему Голубю, достал длинный, странного вида пистолет с утолщением на конце, и выстрелил ему в голову. Вместо треска выстрела раздался сухой щелчёк, тело Голубя в последний раз дёрнулось, обмякло и вытянулось.
- Мне отмщение, и Аз воздам! – неожиданно звонко и громко прозвучал голосТаши. Все обернулись к ней. Губы девушки были плотно сжаты, на лице – ни кровинки. Даже такой бесстрастный человек как Гоша Пресненский внутренне содрогнулся.
- А остальное мы поручим виновнице торжества, - сказал он, обведя залитую кровью комнату, когда, предварительно упаковав в ковры и одеяла, унесли то, что совсем недавно было Голубем и Прыщём, - Сама наследила – сама пусть и убирает. Только поучите её хорошенько перд этим, аккуратно, без фанатизма. А мы покуда с Евгением Дмитриевичем на кухне чайком побалуемся, да померкуем немного.
***

На этот раз бесстрастные, похожие на механические машины, телохранители главного бандита били Ташу больно, но профессионально, не оставляя следов на лице и щадя жизненно важные органы. Под конец экзекуции, покатав девушку по полу, они так же молча приковали её обратно к батарее и удалились. Таша осталась одна в комнате, не считая Ланы, неподвижно лежащей на диване. Девушка хотела пить, но во рту был только привкус крови с саднящей губы. Впору было завыть от досады, но она дала себе слово - не раскисать! Раскиснешь – размякнешь, размякнешь – расслабишься, станешь слабой – пропадёшь. А этого нельзя допустить, надо выжить любой ценой.
Ей было всё равно, что ЭТИ в партикулярных костюмах сотворили с её насильниками и истязателями. Какое ей дело до бандитских разборок? И тех и от этих ничего хорошего ждать не приходилось! Она не знала, что делают в соседней комнате сутенёр и главарь бандитской шайки, а то, что это был главарь, она не сомневалась. На диване вся в крови лежала избитая единственная подруга, других не было в этом мире, Света и не подавала признаков жизни. Единственный человек, кто попытался ей помочь, выслушать. И поплатился за это! От мысли, что в теперешнем сосоянии Ланки виновата прежде всего она, становилось тошно.
Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Наташа стала анализировать, где ею была допущена ошибка. Скорее всего, зря она доверилась Паше. Трудно было смириться с мыслью, что именно этот молодой человек с внешностью и характером одуванчика, продал её современным работорговцам. Эх, Паша, Паша…
Злости на него не было, была досада на себя, что купилась на ангелоподобную внешность. Говорила же бабушка, что внешность – лишь оболочка человека, а она обманчива, главное – то, что у него внутри. «А натура часто бывает гнилой, греховной», – вторила мама. Тем более, нужно было быть осторожнее в незнакомом мире, всегда стоило помнить, что находишься в ином времени. Стоило потерять бдительность, и расплата не заставила себя долго ждать.
Какова теперь будет, расплата за содеянное? Девушка не сомневалась, что эти двое сейчас обсуждают её судьбу. Но каков бы не был вердикт – так просто сдаваться она не сбиралась.
***

А на кухне Игорь Иванович Пресняков и Евгений Дмитриевич Захрустко действительно вели беседу о ней, о девочке, завалившей двух далеко не самых последних бандюгов, многолетних помошников сутенёра, которых он и сам немного опасался. Оба понимали, что после сегодняшнего эксцесса прежний сценарий уже не подходит и надо искать что-то новое.
- Чаю? – спросил несколько оправившийся от потрясения Дядя Женя, взявший на себя роль хозяина дома.
- Какой чай? Давай кофе!
Пока варился кофе, обменялись мнениями.
- Минкин, сучий потрох, подсунул нам сущее бедствие на нашу голову! – сокрушался Гоша Пресненский. – Дорого нам обходится эта «потеряшка». Уже двоих людей потеряли.
Если честно, то Дядя Женя в глубине души был даже рад, что избавился от Прыща с Голубем. Сильно в последнее время много власти они стали забирать в безукоризненно выстроенной империи разврата Дяди Жени, слишком явно стали копать под своего шефа. Да и застряли они в прошлом, честно сказать, а бизнес всегда требует новых подходов.
- Невелика потеря! – отмахнулся, поставив две дымящиеся чашки, Дядя Женя. – Я уже давно хотел избавиться от них, только не знал как.
- Что так?
- Никак свои бандитские привычки бросать не желали: ни интернетом пользоваться, ни новыми методами рекрутинга. Сам знаешь, сейчас не то время, подзаработать мало кто из девушек отказывается. Да и общество терпимее стало. А эти,.. эти предпочитали ломать. Не понимали, что девчонкам надо не только кнут давать, но и пряник. У меня уже давно новая команда – пикаперы, фотохудожники, визажисты, вэб-мастера, пиарщики.
- Зачем держал?
- Вот для таких деликатных дел и держал, ломы тоже нужны пока.
- Хроши ломы! Дали себя девке завалить. – начал было Пресняков, но сразу сменил тему. – А, может быть, это и неплохо. На ней, как ни говори, два трупака висит. Теперь ничего не стоит запугать, шантажировать разоблачением. Пусть выбирает – путанить или на нарах парится. Как думаешь? А? – Гоша задумчиво посмотрел на сутенёра.
Дядя Женя ответил не сразу, сначала отхлебнул кофе, подумал, и лишь потом решился возразить Гоше Песннскому:
- Не думаю, что это хорошая идея, Игорь Иванович.
- Что так? – удивлённо поднял брови тот.
Но договорить Дяде Жене не дали – в дверь, постучавшись, зашёл один из телохранителей:
- Всё сделали, Игорь Иванович.
- Вы там, надеюсь, не сильно её потрепали?
- Жить будет! – ослабился здоровяк. – Мы её так, малёхо. Своё дело знаем – больше по рёбрам, да по жопе и другим мягким местам. Синяки, конечно, будут, рёбра поболят немного, жопа... Каждый раз, когда садиться будет – нас «добрым» словом вспомнит.
- Сейчас что? Сидит?
- А куда ж ей деваться, сидит.
- Не плачет?
- За ней такого не замечено. Кремень! Даже не стонала.
- Не стонала, говоришь?.. – Гоша задумчиво потёр подбородок, затем, полубернувшись к сутенёру, добавил. – Не представляю, как ты будешь её запугивать. Она уже через такое прошла…
- Так я ж об этом и хотел ска… - начал было Дядя Женя, но Пресняков только отмахнулся от него, снова обратившисись к телохранителю. – Что с холодными?
- Увезли уже, Игорь Иванович.
- А камера у входа, плюнули?
- А как же!
- Зачем плевать? – полюбопытствовал Дядя Женя.
- Когда просто заткнёшь чем-нибудь – сразу возникнет подозрение на умысел. – объяснил Гоша Пресненский, - А из-под плевка изображение размытым выходит – ни номера машины не разглядеть, ни физиономии людей.
- Класс! – восхитился Дядя Женя, но потом спохватился, забеспокоился. – Так ведь и Голубь с Прыщём, – он при этом перекрестился, - На камере запечатлены, когда девчонку волокли.
- Это плохо. – согласился Игорь Иванович. – Но ты уж реши это сам, испорти запись, в конце концов, замени её. Задействуй своих людей. Мне что ли тебя учить?
Отпустив жестом телохранителя, он продолжил:
- Если я, Женя, каждому делу столько времени и сил уделять буду – вся моя система рухнет. Для этого мне и нужны ответственные люди, вроде тебя, на каждом участке. А я с твоей девкой уже два дня воландаюсь. Ну, что там у тебя, извини, если прервал, излагай свои соображения
«Сам мне подсунул этого чёрта в юбке, а теперь она уже «моя»! - с обидой подумал Дядя Женя, но виду не подал, проглотил незаслуженное оскорбление, и прянялся излагать свои мысли по поводу девчонки:
- Ты же сам видел – упрямая. Такую в кусок мяса преврати – работать не будет! – он искоса посмотрел на шефа – тот согласно кивал. Приободренный сутенёр стал развивать свои мысли дальше. –А, если и будет, то из под палки. Много денег на такой не зарабатаешь, тем более, что в любой момент она может выкинуть какую-нибудь подлянку.
- Действительно, мясо нам не нужно, нам нужен исправно работающий механизм, приносящий деньги. – Гоша Пресненский и сам видел, что вариант шантажа со строптивицей не прогорит, только хотел, чтобы это прозвучало из уст сутенёра. – Есть вариант как нам отбить вложенное бабло?
Дядю Женю хоть и покоробило, что о живом человеке, тем более молодой прекрасной девушке, говорят как о неодушевлённом механизме, но тот факт, что босс с ним согласился, порадовал:
- Предлагаю, Игорь Иванович, вернуться к вашему первоначальному предложению – продать её зарубеж. За то время, что осталось до приезда князя, я берусь её подготовить к кастингу.
- Предложение дельное. – одобрил Пресняков. – Деньгами, что получим по контракту, покроем расходы, даже ещё и внакладе останемся. А там пусть эти, за границей, с ней сами воландаются. Если карьера её пойдёт, то и барыши неплохие с неё получать будем. Только согласится ли она на такой вариант?
- Согласится! – быстро уверил Дядя Женя. – Я сам с ней поговорю, смогу убедить, что для неё это самый бескровный вариант. Должен же у неё разум быть. Конечно, надо будет кредит ей открыть: обучение, процедуры, портфолио, одежда. Сейчас всё денег стоит. Загранпаспорт, катати, виза.
- Ну, ты жук! – восхитился Гоша Пресненский. – Половина из того ты перечислил – твоя фирама делает. Впрочем, насчёт документов ты верно сказал, я распоряжусь – всё будет готово вовремя. А, что до остального, - подготовь смету, решим. И самое главное: Наталья Корнеплод должна быть одна! Ничего не попишешь – так карта легла. Чтобы жила одна Наташа, вторая должна умереть. Позвонишь Минкину и направишь ко мне. Я сам с ним порешаю, причём сегодня.
- Будет сделано, Игорь Иванович, жаль только девчёнку, ту, что дурдоме. Она же ни в чём не виновата.
- Мы не можем рисковать, когда два трупа висят. Кстати, там, - Гоша Пресненский махнул рукой в сторону комнаты. – Я видел ещё одно тело лежит на диване.
- Это Лана. Я их хотел напарницами сделать.
- Посмотри не неё, если можно отремонтировать – сделай так, чтобы тоже в Европах сгинула. Нет – тода вслед за твоими помошниками отправим. По-другому нельзя! Вдруг эти трупы где-нибудь выплывут? След их в этой квартире и оборвётся: следов нет, хата пуста, и спросить не у кого. Всё! Засиделись мы тут с тобой, Евгений Дмитриевич, действуй.
***

Первым делом, Дядя Женя подошёл к дивану и удостоверился, что Лана жива: хоть и в забытьи, но дышит спокойно, ровно. А побои? Побои – заживут! Это хорошо, не хотел Дядя Женя ещё один труп заиметь в этой квартире.
Пока сутенёр осматиривал тело подруги, Таша настороженно следила за его действиями. Что он задумал? А Дядя Женя, в свою очередь, не знал с чего начать, кроме того, он побаивался боевой девчонки. Наконец, решившись, он направился прямо к ней. Таша вся подобролась, даже ноги подогнула, приготовившись подороже продать свою честь, а возможно и жизнь. Спасительные туфли, её невольное боевое оружие в последней битве, лежали в стороне, вне досягаемости, да и поздно было их доставать. Сутенёр склонился над ней, взялся за наручники и,.. девушка почувствовала, что руки вновь обретают свободу.
- Пошли на кухню, разговор есть. – сказал Дядя Женя, повернулся к ней спиной и не спеша направился в сторону кухни.
Таша отнюдь не горела желанием слушать одного из своих мучителей, напротив, растирая затёкшие запястья метнулась к неподвижно лежащей подруги.
- Не стоит, с Ланой всё нормально, спит. Потом займёмся. Вначале – дело. – на оборачиваясь бросил фразу Дядя Женя.
Знала бы Таша, сколько самообланания требовалось ему, чтобы повернуться спиной к загнанной волчице, только что загрызшей двух человек.
На кухне сутенёр вдруг превратился в доброго и заботливого дядечку, вызвавшегося приготовить кофе.
- Предлагаю временно объявить перемирие, душа моя. – начал он. – Нам обоим надо восстановить силы. Выпьеи кофе, я знаю один рецепт – мертвеца на ноги поднимет.
Таша молчала, с любопытством ожидая продолжения, а дядечка завариал свой кофе, сопровождая комментариями каждое действие:
- Чашки нужны большие, нечего нам церемонии разводить. – он поставил на стол две здоровые чашки.
- Греем воду. – включил электрочайник.
- Заваривать будем в чашках. Кладём по две чайной ложки с горкой натурального кофе, по две ложки сахара, нет лучше по три – калории тебе сейчас не повредят. Соль, красный жгучий перец и ваниль – на кончике ложки. – говоря это, он одновременно проделал все эти манипуляции.
- Так, теперь заливаем эту адскую смесь крутым кипятком, помешаем, даём три минутки настояться. Всё! Напиток богов готов!
Таша отхлебнула глоток-другой обжигающего напитка. Вкус был непривычным, но божественным, Дядя Женя не солгал. И, действительно, усталости и опустошенности, как ни было, краски снова вернулись на лицо девушки, а вместе с ними – ршимость бороться и противостоять судьбе.
- Ну, и к чему все эти сюси-пуси? Вы думаете, я теперь соглашусь?
- Сдаюсь, сдаюсь, сдаюсь! – сутенёр, полняв дверуки кверху, деланно рассмеялся. – Давайте вернёмся на первоначальные позиции. Мы оба наделали немало ошибок, сделаем вид, как будто ничего не было.
- Да, только вас не насиловали, распластав на полу. – сердито ответила девушка, но уже более примирительным тоном.
- Согласен, это была моя ошибка. Но теперь у меня к вам другое предложение. Выслушайте, подумайте, и, ради бога, не отказывайтесь. Это достойный выход для нас обоих.
Он приготовился приводить доводы и аргументы, долго объяснять и уговаривать. Но после первых же фраз Таша сказала:
- Согласна!
***

Все товарки, укрывшись пледами, уже давно давали храпака, как, впрочем, и большинство в салоне самолёта. Наконец, от дум разбухла голова, и Ташу тоже стало клонить в сон…
Снова пришёл ОН. На этот раз ОН был верхом на вороном жеребце. В кожаной куртке с шашкой на боку и большим пистолетомм на ремне через плечо. На голове – папаха набекрень, на папахе – красная звёздочка. Жеребец лихо гарцевал под красным командиром Николаем Заломовом.
- Николка! Мой милый Николка! Я хочу к тебе, хочу быть с тобой. – ОНА протянула руки к любимому.
- Не надо Наталка! Здесь кровь, грязь, голод и убийства. Русские режут русских. Я хочу быть с тобой больше жизни, но… оставайся в том времени, где ты оказалась. Будь там счастлива, прощай.
- Но я хочу быть с тобой. И ещё… Я хочу быть в своём времени, со своим народом, где бы он ни был. В счастьи и горе, в радости и печали.
- Тогда! Тогда, нам нужен Меч Тамерлана. Без Меча нам не выбраться из этого лабиринта времени и не встретиься никогда…

Образ любимого стал таять. Пока не превратился в дымку и испарился.
Самолёт попал в зону турбулентности, и лайнер здорово тряхнуло. Таша поснулась, но не стала открывать глаза – не хотелось прогонять наваждение сна. Девушка ещё раз убедилась: прочь нравственные сомнения и душевные терзания, она всё сделала правильно. Осталось лишь одно дело, последнее в России. Она достала свой телефон, нашла знакомый номер, написала сообщение:
Цитата
«Со мной всё в проядке. Не надо меня искать. Спасибо за всё. Люблю вас. Прощайте.»

Нажала на клавишу, и СМС-ка пошла в адерс Антонины Генриховны Штоц, елинственного человека в этом мире, в преданности которого она была уверена.
Ещё тогда, на кухне, Дядя Женя, заикаясь и краснея, с трудом и неубедительно, озвучивал новое предложение для неё, Таша заранее готовилась ответить гордым отказом. Даже едкие слова заготовила, хотя новое предложение, действительно, было куда менее позорным предыдущего. Конечно, оно тоже предусматривало продажу собственного тела, но на более приличных условиях. Язвительные слова уже были готовы соскочить с её острого язычка, но всё изменили последние слова сутенёра:
- Владелец модельного агентства «Мorning Star» князь Кронберг на днях лично приедет в Москву для просмотра и отбора моделей.
Слова отказа застряли в горле, вместо этого Таша сказала одно слово:
- Согласна!
Она летит за Мечом Тамерлана, летит в Европу, чтобы вернуться домой.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 4.1.2018, 4:43
Сообщение #28


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Часть вторая. Новая надежда

Цитата
« Воистину светло и свято
Дело величавое войны.
Серафимы, ясны и крылаты,
За плечами воинов видны.»
Николай Гумилёв


Братские дела. Где-то в России.

Цитата
«Не понимаю, что творится.
Во имя благостных идей
Ложь торжествует, блуд ярится...
Махнуть рукой, как говорится?
Но как же мне потом креститься
рукой, махнувшей на людей?..»
Николай Зиновьев


Холодный пронизывающий мартовский ветер полностью овладел широченными першпективами и необъятными площадями огромного мятежного города растерзанной империи. Гуляя вдоль проспектов и каналов, он сбивал с ног редких прохожих, заметал колючим сырым снегом вросшие в лёд остовы неработающих трамваев, завывал возле фабричных труб рабочих окраин и кружил вокруг куполов и шпилей величественных соборов и зданий центра.
Захватившие власть мятежники со страхом относились к чудовищному детищу великого царя у самой окраины и строили планы побега вглубь страны. Граница с отделившимся осколком империи проходила всего в восьмидесяти верстах от города. Несмотря на только что заключённый похабный мир, супостат сидел неподалёку, в Нарве, и грозил начать обстрел бывшей имперской столицы из дальнобойной артиллерии.
Пламенные революционеры, взвалив на себя бремя государственной власти, осознавали как шатко их положение в «колыбели революции» и как неспокойна и тревожна ситуация в самом Петрограде. Бастовали рабочие и служащие, неуклонно снижался хлебный паёк, встал общественный транспорт, по городу бродили толпы распоясавшихся пьяных дезертиров, матросня открыто грабила особняки и обставляла квартиры, среди офицерства и интеллигенции зрели заговоры. Словом, столица империи всё больше и больше превращалась в территорию анархии и хаоса.
Дворцовая площадь всё ещё носила следы произошедших на ней эпохальных событий. Одиноко и покинуто чернел оконными проломами с выбитыми стёклами Зимний дворец. Нелепым пальцем посреди пустынной площади торчал воспетый Пушкиным столп. К зданию Главного штаба, полукольцом охватившего площадь, с противоположных сторон подошли двое. У двери бокового входа они оказались одновременно, причём оба при этом недовольно поморщились: среди захвативших власть большевиков они считались, если и не врагами, то уж точно не приятелями, поэтому наличие у них общих дел могло показаться подозрительным. Первый, выглядевший типично университетским профессором, считался личным другом Вождя и его преданным соратником. Второй, остробородый, имевший демонический вид, был в партии, скорее, человеком пришлым, однако благодаря своей неуёмной энергии и решительности сумевший в дни переворота выдвинуться на первые роли.
В маленьком кабинете Главного штаба их ожидали ещё два человека. Один их них был старшим братом Друга Вождя, на что указывали одинаково высокий лоб и оттопыренные уши. В остальном же нельзя было найти более непохожих людей по внешнему виду и складу характера. В отличие от большевика-брата, старший, имевший блестящую выправку и лихие кавалерийские усы, являлся типичным представителем высшего российского офицерства. За годы германской войны этот субъект сделал себе карьеру, занимаясь разоблачением мнимых и настоящих немецких шпионов. Ещё одного ожидающего ещё несколько месяцев назад вся пресса льстиво называла Всероссийским диктатором. Колючий взгляд, много позёрства, бритое лицо и волосы бобриком – таков был Магистр Братства Звезды и глава Великой ложи народов России. Если военный представлял группу высших офицеров Генерального штаба, тайно поддерживающих большевистский переворот, то штатский, носивший тем не менее полувоенный френч, в качестве свергнутого премьер-министра занимался каталогизацией государственных бумаг и банальной передачей правительственных и государственных дел новым хозяевам России.
- Это все, а остальные? – коротко спросил Бобрик, нервно поведя подбородком в сторону и назад.
- Экий вы торопыга, Александр Фёдорович. – зябко потирая руками, ответил Друг Вождя, в настоящее время заведовавший делами нового правительства. – И всё-то так у вас, без всякой основательности, за то и власть потеряли.
- Посмотрим, как у вас получится, Владимир Дмитриевич! - вскинулся Бобрик. – Надеюсь, Владимир Ильич будет?
- А с какой стати ему здесь находиться? – спросил демоничного вида человек с клинообразной бородкой и орлиным взглядом.
Едва войдя, он облюбовал себе место возле окна, хотя из него нещадно дуло, где и стоял в надменной позе, скрестив руки на груди.
– Предсовнаркома не член Братства. Нас он бы воспринял как очередную разновидность масонства, к которой он относится весьма снисходительно. Его энергию и веру в марксистское учение мы намереваемся использовать втёмную. Все текущие вопросы мы будем решать через меня.
- А кто вас уполномочивал, Лев Давыдович? – поинтересовался штатский человек во френче.
- Вы так и не поняли основной закон революции, Александр Фёдорович. – снисходительно молвил человек у окна, которого друзья и недруги уже начали величать Демоном революции. – Революции не дают, и не просят, революции берут. Верно, я не запрашивал полномочия, я взял их сам.
- Жаль, очень жаль, что Владимира Ильича не будет. – сокрушенно вздохнул Генштабист. – А я как раз собирался обсудить с ним вопросы военного строительства и дальнейшего сотрудничества Генерального штаба с большевиками.
- Михаил, я же тебе говорил, что Владимир Ильич и не знает ничего об этой встрече. – Друг Вождя укоризненно смотрел на брата.
Но его бесцеремонно перебил Демон революции:
- Ильич не специалист по военным вопросам. И вообще, все военные дела отныне прошу обсуждать исключительно со мной. – видя, как удивлённо приподнял бровь Генерал, счёл необходимым добавить. – Со дня на день я буду назначен народным комиссаром обороны и Председателем РВС республики. Вопрос решён. В ближайшие годы нам с вами, Михаил Дмитриевич, предстоит решать в основном военные вопросы, голос дипломатии будет звучать тихо, так пусть дипломатами занимается любитель Моцарта. Наши армии пойдут в Европу под совсем иные ноты.
По мере того, как шла несколько ленивая словесная пикировка, прибывали остальные участники ассамблеи Российской ложи Братства Звезды. Как ни странно, но состав участников характеризовала одна, но весьма существенная деталь: все они либо были членами победившей партии, либо принадлежали к её союзникам, либо явно или тайно сочувствовали её деяниям. Более того, среди прибывающих было немало представителей некой, недавно образованной большевиками, но очень могущественной организации, наделённой чрезвычайными полномочиями.
Например, скрипя начищенными сапогами, прибыл яркий представитель детей Соломона, злобный сутулый карлик в пенсне на крючковатом носу, прибывший в Россию вместе с Демоном революции благодаря связям Братства Звезды и деньгам американских толстосумов. Через охваченный войной океан они приплыли на пароходе «Христиания», который всё чаще стали называть «корабль революционеров». Сие существо отталкивающего вида буквально накануне было назначено возглавлять карательный орган северной столицы рухнувшей Империи.
На ассамблее присутствовал и его заместитель по борьбе с контрреволюцией в Петербурге, аккуратный, холёный субъект с впалыми щеками и высоким лбом мыслителя, известный мистик и экзотерик. Среди подпольщиков сей товарищ был более известен как Дядя и Максим Иванович. Он, пользующийся безграничным доверием Вождя, возглавил в ЧК Спецфонд и Спецотдел, ведавшие особо деликатными финансовыми делами большевиков, место, куда рекой стекались деньги, драгоценные камни и благородные металлы, реквизируемые у имущих классов на благо мировой революции. Родом «Максим Иванович» был из семьи действительного статского советника, немалого имперского чина.
Из «карательного меча революции» был и Магистр Поволжья – поджарый стройный поляк с лихо закрученными франтоватыми усиками. Казимеш, как по-свойски звал его сам всесильный шеф «чрезвычайки», возглавил чрезвычайные органы в ключевом для Советской власти регионе: в Поволжье, на стыке западной и восточной частей государства, и на водной дороге с севера России в южные губернии страны.
Почил своим присутствием ассамблею и сам глава Чрезвычайной комиссии – снедаемый туберкулёзом польский шляхтич с подпольными кличками Астроном и Переплётчик. Он был давним идейным соратником Демона революции, вполне разделяя его цели всеобщей перманентной революции в Европе, только умело это скрывал, умудряясь оставаться внешне «над схваткой» внутрипартийных групп и фракций. Настоящий фанатик и аскет, назначенный на эту должность самим Предсовнаркома, он развил бурную деятельность, создав эффективную спецслужбу на ровном месте. Впрочем, советом и делом в этом деле ему помогали некоторые бывшие высокопоставленные сотрудники царской охранки, например, такие как бывший командующий Отдельного корпуса жандармов генерал Джунковский. На ассамблею он прибыл со своим заместителем, левым эсером, сыном надворного советника, кстати. Представитель братской и союзной партии обладал в комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем практически теми же полномочиями, что и председатель.
Благодаря тому, что накануне закончился партийный съезд, большевицкие члены Братства Звезды смогли обеспечить максимальное присутствие своих представителей. Это были не просто заговорщики, а супер заговорщики, заговорщики в заговорщиках, тайно нажимающие пружины, которые должны были привести в действие механизм всемирной революции. Вся эта весьма странная и разношёрстная публика люто ненавидела друг друга. Но они считали себя элитариями и были спаяны одной целью - благодаря русской революции выжать Россию как лимон досуха и получить максимальный гешефт для воплощения целей Братства Звезды. Получив во владение целую страну, они поняли, что им выпал уникальный шанс и спешили им воспользоваться. Как стервятники сюда слетались авантюристы со всей Европы.
Один из них, видный член Австрийской ложи Братства Звезды, сразу после октябрьского переворота прилетевший на пир во время чумы, тоже почтил своим присутствием ассамблею. Это был остроумный и весёлый человек, талантливый журналист с весьма острым пером и большими связями в среде германский социал-демократии, типичной представитель германской ветви семитского племени. Субтильная наружность и комичный вид скрывали за собой недюжинный и острый ум, полное отсутствие моральных принципов и крайний цинизм. Изворотливость и приспособляемость позволили ему взяться за весьма нетривиальное дело – организацию революции в Германии. Деньги, выуженные путём экспроприации в России, через него широкой рукой потекли в карманы немецких социал-демократов различных партий и оттенков.
Ещё одна, весьма примечательная личность присутствовала на ассамблее. Друг всесильного главы ВЧК, польский еврей, известный в революционных кругах как Микола и Машинист. Истый «гражданин мира», изрядно наследивший не токмо в России, но и в Дании, Германии, Франции и Швеции, приятель и свойственник европейского авантюриста и влиятельного члена Братства Звезды Парвуса, он тоже после переворота счёл полезным вернуться в Россию. На пару вместе со своим родичем они организовали в Европе фирму, в которой аккумулировали финансовые средства для организации революции в России, а затем именно они были организаторами перевоза революционеров в опломбированном вагоне через воюющую Европу в Россию. Советская власть оценила заслуги ополяченного сына Израивлева, назначив его заместителем наркома финансов и управляющим Народным банком, как после переворота стал именоваться Госбанк.
Пока члены Российской секции Братства Звезды собирались, Бобрик несколько приободрился: пусть он в миру лишен всех должностей и стал практически изгоем, среди членов общества он по-прежнему всемогущественный Магистр. Тем большее разочарование ему пришлось испытать ан ассамблее.
- Братья, мы стоим на пороге великих изменений , которые приведут в созданию справедливого общества, основанного на древних знаниях Несущих Свет. – как всегда высокопарно, привычно заложив руку за борт френча, начал он своё вступительное слово.
Но был бесцеремонно перебит Демоном революции:
- Вы, Александр Фёдорович, блестяще выполнили свою задачу – по заданию хозяев разрушили Российскую империю. Но вместе с тем вы всё проиграли, главное – проиграли страну, которая могла бы стать основой вашего могущества. Поэтому – отдайте Знак Магистра, оный будет носить более достойный.
Бобрик, забыв про все свои позы, вытянул ладонь из френча и, подавшись вперёд, заговорил прерывающимся голосом:
- Но, позвольте, Братство Звезды не демократическая политическая партия, а тайное общество. И лишить меня полномочий Магистра России могут только Магистр Европы, или кто-нибудь из Несущих Свет.
- Бросьте, - пренебрежительно бросил Злобный Карлик, - Ещё на доставившем нас в Россию пароходе Лев Давыдович порассказал нам о Несущих Свет, ничего особенного за ними нет.
- Всё верно, Моисей Соломонович, - вторил ему тщедушный Журналист. – Они для достижения своих целей хотят разрушить Россию, а мы для этих целей хотим использовать Россию. Давайте уже обговаривать кандидатуры. Ваше мнение, Глеб Иванович?
Мистик, всегда отличавшийся спокойной рассудительностью, отвечал, как всегда толково и обстоятельно:
- Деятельность Братства Звезды в России опирается на ресурсы и силы борющейся партии. И в этом уникальность нашей секции. Но это и налагает обязанности присматривать за руководством партии, направлять её деятельность и использовать в своих целях. Этого не достичь без достаточной близости к руководству и кооптации Братьев во все партийные структуры. Кто у нас обличён особым доверием Вождя? Кроме меня, только Владимир Дмитриевич может называться другом Владимира Ильича. Но у него недостаточно энергии и авторитета. А Лев Давыдович обладает этими качествами сверх меры. Да и Владимир Ильич ему вполне доверяет последнее время. За ним идет наибольшее число последователей Братства, и его связи в деловых кругах САСШ лишними не будут. Я – за Льва Давыдовича. А ваше мнение, Феликс Эдмундович?
- Вполне согласен. – лаконично ответил Аскет.
- А у других возражения есть?
Возражений не последовало. Напротив, все собравшиеся горячо поддержали предложение Мистика. Лишь Бобрик как-то посмурнел, да Генерал внутренне подобрался. На него произвело впечатление, как лихо расправились с бывшим Председателем Совета министров. «А что им стоит со всеми так?» - спрашивал он себя. Генерал был не паркетным лизоблюдом, но и не боевым полевым командиром. Его стихией были интриги, тайные операции и ловля шпионов, то, что называется разведкой и контрразведкой. Поэтому в умении делать выводы, отказать ему было нельзя.
Смятение сидящего за столом Генерала заметил Демон революции, поэтому, направляясь в сторону забившегося в угол Бобрика, он по дороге похлопал по плечу генштабиста:
- Успокойтесь, Михаил Дмитриевич, у нас большие планы на вас и других офицеров Генерального штаба. Нам армию с нуля создавать надо.
Затем, подойдя к свергнутому премьеру Временного правительства, он протянул руку:
- Знак, Александр Фёдорович!
- Какой? – тот сделал вид, что не понимает.
- Тот, что в оправе из Звёздного металла, – терпеливо отвечал Лев Давыдович, - Тот, что является символом власти в Братстве Звезды.
- Как же я вытащу камень из оправы? – продолжил дурковать Бобрик.
На сей раз терпения у Демона революции не хватило:
- Вы, свергнутый диктатор, бросьте валять дурака, мы ещё не простили вам вашу авантюру с Красновым под Гатчиной! Кольцо!
На сей раз загнанный в угол, красный как рак Бобрик не посмел перечить натиску, сказать по-правде, он был не борец, а заурядный демагог, вознесённый на гребень мутной волной революции, и так же легко схлынувший вниз. Он просто снял с руки кольцо и протянул его Демону. Некоторое время он как бы раздумывал, не швырнуть ли Знак власти на землю, пусть потом поднимают, но, взглянув в пылающие глаза своего визави, не решился и просто вложил кольцо в ладонь.
- Так-то! – удовлетворённо произнёс Демон, уловив секундное его колебание. – И мой вам совет: не стойте у нас на дороге. Второй раз, как в Гатчине, вам может не повезти.
- Куда же мне теперь?
- Для вас будет лучше уехать за границу. И не в Европу, в ближайшее время там будет горячо, лучше всего в Америку. Написать о вас дяде?
- Не стоит! – Керенскому хватило достоинства отказаться. – Я лучше свяжусь с другими Братьями. А на что вам кольцо, у вас и без Знака власти достаточно?
- Приструнить робких и привлечь сомневающихся, чтобы не могли воспользоваться авторитетом Братства в борьбе с Советской властью. А то в Братство до революции было принято немало охочих до приключений и оккультизма публики: скучающие богатеи, чиновники, восторженные сынки богатых родителей и прочая шелупонь. Активные члены Братства есть в выступившей на днях в поход Добровольческой армии Алексеева. Феликс Эдмундович, - обратился Демон революции к Аскету, - Сколько у нас в Питере тайных контрреволюционных организаций?
Шеф чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем, прежде чем ответить, долго и надрывно кашлял, а затем надтреснутым голосом выдавил из себя:
- Десятка полтора раскрыли только в Питере. Однако мы переносим центр тяжести в Москву, а здесь, на хозяйстве остаётся Моисей Соломонович. – он кивнул в сторону Злобного Карлика. - Самой действенной и вредной по-нашему мнению является организация Савинкова, однопартийца, между прочим, этого типа. – Аскет посмотрел на Бобрика. – А более детальным учётом занимается Вячеслав Александрович, мой заместитель. – на сей раз он показал в сторону левого эсера.
Тот важно склонил голову и выжидательно, достав блокнот, посмотрел на своего начальника: вдруг потребуется огласить конкретные цифры. Не потребовалось.
Одновременно, в другом конце комнаты вполголоса переговаривались два брата:
- Значит, с переездом вопрос решённый?
- Да, Миша, двенадцатого. Ильич выезжает сегодня.
- А как же мы, Володя? Ведь мы вам поверили!
Друг Вождя усмехнулся:
- Не волнуйся, вагонов и эшелонов хватит на всех. Да, и Генштаб будем эвакуировать в первую очередь, мы вас теперь от себя никуда не отпустим.
- Москва – это хорошо! Древняя столица, центр страны. Но… А как же мировое общественное мнение? Скажут же, что драпаем.
Ему ответил, давно прислушивающийся к разговору братьев, Мистик:
- Надо поменьше обращать внимание на так называемое общественное мнение. Возвращение правительства в Москву – шаг давно назревший. Его обсуждали ещё при царе, собиралось Временное правительство, да только всё время что-то мешало. Лишь мы – большевики – пошли на это. Но мы здесь оставляем немалые силы, в любом случае – Питер останется второй столицей.
- Господа! Товарищи! – испугано заговорил тем временем Бобрик. – Я здесь совершенно не в курсе планов Савинкова. Всё это частная инициатива Бориса Викторовича.
- Да ладно, иди уж! – махнул рукой Аскет, раздосадованный, что передача полномочий слишком затянулась. – Жалуйся нашим европейским Братьям.
- И передай им привет от меня! – задорно и весело крикнул вдогонку Журналист. – Пусть ждут, скоро буду. Ужо тогда тряхнём Европой как следует.
И он скорчил такую обезьяноподобную гримасу, что все невольно засмеялись. Впрочем, особо и гримасничать ему не пришлось – такая отвратная у него была физиономия.
- Ну всё, товарищи, к делу. – прервал веселье Демон революции.
Он стоял посредине комнаты, расправив плечи со своей фирменной гримасой превосходства. Ещё с детства он выбрал для себя роль первого. На меньшее был не согласен. Отсюда его дореволюционные внутрипартийные интриги, метания, расколы. Если уж в партии Демон не смог стать первым, то удовлетворил свои амбиции, получив контроль над Братством Звезды. Тем более, что этому тайному обществу отведена роль поводыря для русской революции и борющейся коммунистической партии.
- Вы знаете, что я был удостоен чести присутствовать на ассамблее Братства Звезды в Нью-Йорке. Видел я Несущих Свет. Старые догматики, потерявшие цель, не в силах построить новое общество. То, что они собираются создать в Европе после войны – никакое не новое, и не справедливое общество. А всего лишь подретушированная старая картина: всё то же разделение общества на классы, всё тот же гнет капитала, неравенство и эксплуатация одних другими. Разве об этом мечтали катары в своих пещерах? Разве так виделся рай земной первым христианам. Разве за то боролись вольные каменщики и иллюминаты? Разве за эти идеалы взошли на костры тамплиеры? Нет, Братья! Не за то они боролись! Мы решили взять дело построения нового мироустройства в свои руки! Поэтому мы разрываем связи со старыми маразматиками из Братства Звезды в Европе. Мы - воплотим идеалы Братства! Для целей этих маразматиков нужно разрушить Россию, для наших – сделать из России инструмент, оружие для сокрушения старого мира. Миллионы русских мы оденем в солдатские шинели и дадим в руки винтовки. Дети и матери будут шить обмундирование, сеять хлеб и лить патроны. Мужчины всесокрушающим натиском пойдут на Европу. Мы напоим наших коней в Висле, подкуём возле Одера и искупаем в Рейне. Через труп Польши – вперёд в Германию! Там созданы материальные предпосылки для нового общества, там – передовая наука и техника, оттуда мы будем строить Мировую Республику Советов!
- Ну, а как русские не захотят воевать Европу во имя революции? В германскую же не захотели? – заинтересованно спросил Финансист.
- Сразу видно, что вы мало жили в России, Яков Станиславович. И не знаете русских. – назидательно отвечал Лев Давыдович. – Русские – народ-богоискатель, народ-правдолюб. Жить по-правде, искать Бога в себе, помыслах и поступках для него естественно. Он будет искать справедливость и готов отстаивать её с кулаками. Мы сделаем, что коммунизм станет их богом, новое общество – раем земным, мировая революция – путём к справедливости, богоугодным делом, долгом. Одновременно мы уничтожим собственность, реквизируем имущество, семью, школу, воспитание детей сделаем общественным делом. Человек, у кого всё отнято, без корней, без собственности, без жилья, без семьи, без Отечества – идеальная машина для воплощения наших идей. Сразу скажу, сопротивление будет страшным. Перебить хребет отсталости, инерции и замшелости можно будет только террором! Террором последовательным и беспощадным! Уступчивость, мягкотелость история никогда нам не простит. Если до настоящего времени нами уничтожены сотни и тысячи, то теперь пришло время создать организацию, аппарат, который, если понадобится, сможет уничтожать десятками тысяч. У нас нет времени, нет возможности выискивать действительных, активных наших врагов. Мы вынуждены стать на путь истребления, физического уничтожения всех классов, всех групп населения, из которых могут выйти возможные враги нашей власти. Предупредить, подорвать возможность противодействия — в этом и заключается задача террора. Нам не нужны рефлексирующие интеллигенты, нам нужны миллионы работников с лопатами и миллионы солдат с ружьями. Патриотизм, любовь к родине, к своему народу, к близким должны стать для русских словами-пустышками. Мировая революция, всемирный коммунизм – вот их Бог!
- Ну, ведь придётся уничтожить целые сословия! А как же мы? – не выдержал Генерал. – Мы, офицеры Генштаба, поддержали вас, поскольку поверили, что вы, большевики, в силах ликвидировать вековую отсталость России.
- А вы как думали, Михаил Дмитриевич? Революцию, социальную революцию такого размаха, как наша, в белых перчатках делать нельзя! Прежде всего, это нам доказывает пример Великой Французской революции. – Троцкий был откровенен со своими. – Паразитические классы будут уничтожены, а специалистов, лояльных спецов, мы не тронем. В новом обществе найдётся место и для лучших представителей свергнутых классов, усвоивших наши идеи. Для похода на Европу генштабисты будут нам необходимы. Но командование мы вам не дадим! Командирами в нашей Красной Армии будут талантливые люди из народа. Пусть впереди на лихом коне шашкой машут, а начальниками штабов у них будут как раз военспецы. Так будет лучше. Людям нужны легенды!
Но старший из Бонч-Бруевичей не унимался.
- А Владимир Ильич в курсе ваших планов? – обеспокоенно спросил он.
На выручку пришёл Друг Вождя:
- Угомонись, Миша! – с нажимом сказал Владимир Дмитриевич брату. – Старик вполне разделяет эту позицию. Он долго жил в Европе, привык, он лучше, чем кто бы то ни было знает, что в России в силу патриархальности и отсталости не может быть построено новое общество. Германия с её промышленностью, передовой наукой, организованным рабочим классом как раз лучше всего готова к этому. Без мирового характера социализма нам не удержаться в России.
- К тому же, - добавил Демон революции, - никто Россию бросать не будет. Это наш тыл, нам нужны её ресурсы. После победы над внутренними врагами, когда начнётся поход в Европу, на повестке встанет вопрос сверхиндустриализации в России.
- Ну, хорошо, но кроме Вождя в партии есть и другие силы… – вмешался молчавший до этого Финансист. Но не досказал, многозначительно умолкнув.
Демон революции в ответ лишь пренебрежительно отмахнулся:
- В партии не осталось значимых фигур, не охваченных Братством. Пожалуй, лишь Председатель ВЦИК вполне самостоятельная величина. Но он едва ли не более радикален, чем мы. Он настолько «любит» русский народ, что готов уничтожить его во имя идеи. Но в нём нет широты мысли, он – ремесленник, а не творец. Местечковость у него во всем. Если я – «гражданин мира», образ «вечного жида», то Председатель ВЦИК – жид местный, местечковый, и горизонт его соответствующий. В любом случае – он пока наш союзник. А остальные… - он усмехнулся. – Остальные пойдут туда, куда укажет Вождь, даже если и взбрыкнут иной раз. Серые посредственности! Нет у нас с вами, конкурентов, Братья! Эту миссию предстоит пройти нам до конца. А так, подбирайте кадры для приёма новых Братьев, присматривайте, кому можно довериться.
На этом месте закашлялся заместитель Дзержинского. Да так, что Троцкий был вынужден прервать свой спич и посмотреть на него с недовольным видом. Наконец, откашлявшись, пунцовый от натуги, Александрович выдавил из себя:
- Есть у меня на примете очень перспективный молодой человек из Одессы, Плюмкин его фамилия. Инициативный, очень успешно действовал по установлению там Советской власти. Имеет хорошие связи и среди одесских бандитов, тамошней интеллигенции, и даже дельцов, ворочающих миллионами. Решителен, и не связан никакими моральными соображениями. Вполне подойдёт для деликатных дел. Успешно провёл экспроприацию в Одессе.
- Небось, пару возов с добром себе оставил? – усмехнулся Демон революции и, увидев протестующий жест левого эсера, добавил. – Знаю я эту братию, одесских евреев, сам оттуда. Ну, ладно, даю санкцию на привлечение вашего протеже, Вячеслав Александрович. Такие оборотистые пройдохи нам нужны. Феликс Эдмундович, возьмёте его к себе?
Аскет кивнул, а Демон продолжил:
- А вы, Михаил Дмитриевич, тоже среди военных посматривайте подобных персонажей. Лучше всего из невысоких офицерских чинов, не связанных с устаревшими взглядами на ведение войны. У меня уже один есть на примете, подпоручик, недавно вернулся из плена, из князей, кстати. Но вполне разделяет наши убеждения, заявляет, что готов идти походом в Европу, чтобы обратить в прах старый прогнивший мир. Вот из таких деятелей и будем ковать военные кадры РККА.
Тут подал голос Журналист:
- Говорят, от Германцев новый посол приезжает. – он с деланным безразличием рассматривал ногти на руках. – А секретарём у него – небезызвестный Штоц.
- Да-а, это проблема! – протяжно сказал Аскет. – Он долго жил в России и знает всю нашу подноготную.
Его поддержал несколько возбуждённый этой новостью Финансист:
- Как же так, Братья? Он в курсе всех наших финансовых дел, знает всю цепочку контрагентов, контролирует все потоки!
- Только без паники, без паники, товарищи! – новоназначенный Магистр России учился повелевать очень быстро. – Вне всякого сомнения, барон Штоц прислан нашими европейскими Братьями приглядывать за нами. По их замыслу мы должны сейчас с упоением топтаться на остатках России, а не готовить поход в Европу. Выход один – его надо ликвидировать! Вот вы этим и займётесь. – он обратился к Дзержинскому с Александровичем. – Только сделать это надо так, чтобы ни капля подозрения не упала ни на нас, ни на Советское правительство. Задача нетривиальная, но выполнимая. Пусть это будет какая-нибудь экзальтированная группа патриотически настроенных россиян, недовольных грабительскими условиями похабного мира.
- Сделаем, Лев Давыдович! – пообещал Аскет. – Подумаем с Вячеславом Александровичем. Одна голова – хорошо, в две – лучше!
Но Демон революции уже обратился в другую сторону, к Журналисту:
- А тебе, Карл, нужно срочно выезжать в Германию, заниматься привычным делом – мутить воду. Если там начнётся революция, то им станет не до нас. Только так, чтобы без нас революция ни в коем случае не смогла победить, свободу должны принести им мы, на красноармейских штыках. Понял?
Радек был абсолютно беспринципен и подл, поэтому лучшего человека для этой миссии и сыскать было трудно. Он растянул в улыбке свою обезьяноподобную физиономию:
- Мне б только до места добраться, а уж я им устрою Варфоломеевскую ночь. Встречусь с этой влюблённой парочкой, Розой с Карлом, настрою их, как следует, они сами станут вытворять такое, что их бывшие однопартийцы с удовольствием потопчутся по ним. А при наличии достаточного финансирования вполне можно настрогать с десяток искренне ненавидящих друг друга социалистических партий.
Магистр бросил взгляд в сторону Финансиста:
- Ты слышал, Якуб Станиславович? Что скажешь?
Фюрстенберг, больше известный как Ганецкий, подумал, почесал бороду и лишь потом сказал:
- Сложный вопрос. До этого мы всё переправляли в эту сторону, теперь потоки требуется перенастроить в обратном направлении. И всё под носом у этого Штоца, а он изрядный спец по денежным вопросам. Ладно, нам не привыкать. Откроем пару подставных фирм. Денег, которых у буржуев отобрали, я надеюсь, будет достаточно. Глеб Иванович?
Тут пришёл черед говорить Мистику:
- Ну, на мировую революцию вряд ли хватит, но для начала, я думаю, будет достаточно. Тем более экспроприации продолжаются. Но уж больно анархисты беспредельничают. Всё себе и себе, приструнить бы надо. – и он посмотрел на пришедшего последним благообразного старикана с седой окладистой бородой.
Это был один из теоретиков анархизма Аполлон Андреевич Карелин.
Тот возмущённо зашевелил своей бородой-лопатой:
- Анархизм не признаёт организации, как я могу иметь влияние на тех, кто мне не подчинён?
- Эта ваш долг, - Троцкий едва сдерживался от негодования, - примените свой нравственный авторитет. И учтите, будущее анархизма в рядах победившей революции зависит от вас: не сможете обуздать братишек – мы будем вынуждены принять меры. И тогда без обид. Договорились?
На сей раз, Карелин промолчал, только старчески пожевав губами, согласно кивнул.
А Демон уже вновь возвратился к разговору с Бокием:
- Глеб Иванович, на вас ложиться архиважная задача – аккумулировать необходимые для рывка в Европу средства. Создавайте фонды, тайные кассы, собирайте не только золото и драгоценности, но и меха, произведения искусства, ценную утварь. Мы ведь создаём такую систему, что населению России вся эта роскошь не понадобиться, русские будут равными в бедности. Так пусть она послужит делу разжигания пожара в Европе. В общем, не мне вас учить.
Уже было довольно поздно. Из-за недостатка электроэнергии лампы светили тускло, едва-едва освещая комнату. Свет вообще подавался с перебоями, поэтому, дабы не остаться неожиданно в темноте, новый Магистр России решил, что пора заканчивать.
- Братья, следующая встреча будет уже в Москве. Все знают свой круг вопросов. Моисей Соломонович, – злобный Карлик Урицкий вопросительно посмотрел на нового Магистра России, – Вы остаётесь здесь на хозяйстве. Что бы там ни думали враги, красный Питер не должен быть сдан. Меры можете принимать самые крайние, без ограничений. Наша власть должна быть страшной. Вам, Казимир Ксаверьевич, держать Волгу, - он обратился в Колоссовскому, - Она – ключ к Уралу и Сибири, она – ворота на Каспий, в Персию и Туркестан. Нам с вами, Михаил Дмитриевич, работать над созданием Красной Армии. А для вас, Владимир Дмитриевич, особая задача – быть другом Вождя, окружить его заботой, своевременно снабжать нужной информацией. Надо, чтобы он смотрел на мир нашими глазами. И налаживать работу нового, Советского государственного аппарата. И последнее, на ассамблее Братства в Америке говорилось о древнем артефакте – Мече Тамерлана. Якобы это орудие необычайной силы и обладание им даёт власть над людьми. Один из потомков Древних, князь Кронберг, даже продемонстрировал его. Но, если честно, демонстрация не произвела особого впечатления. Есть мнение, и в кулуарах ассамблеи оно высказывалось некоторыми американскими друзьями с о-очень большими деньгами, что Меч до сих пор находится в России. Я сам не очень верю в подобную оккультную чушь, но если Меч Тамерлана существует, то он не должен, во-первых, попасть в руки наших врагов, а во-вторых, ни в коем случае покинуть пределы России. Общая задача для всех Братьев Звезды – искать следы Меча Тамерлана. А теперь, прошу расходиться по одному с интервалом в десять минут. Совсем необязательно, чтобы нас видели посторонние глаза.
***

Трудно, почти невозможно сохранить тайну, если о ней знает столь большое количество настолько разных людей. На следующий день о планах Братства Звезды узнали те, от кого, собственно, и хранили свою тайну члены Братства.
Перед информатором сидели два грузина с пышными усами. Первый, порывистый черноволосый красавец, настоящий кавказец, во время разговора то и дело вскакивал со стула, оббегал вокруг комнату, приговаривая:
- КААкие мЭрзавцы! КААкие мЭрзавцы! И э-это вожЬди пААртии!
Потом, сев на стул, начинал трясти ногой. Не выдержав, снова вскакивал и начинал наматывать круги. Энергия у Серго била через край.
Второй – среднего роста, рыжеватый и неторопливый, напротив, был сдержан. Пока информатор рассказывал, он, чтобы не выдавать своих чувств, тоже встал со стула. Однако не стал метаться по комнате, аки тигр в клетке, а несколько раз неторопливо прошёл позади большого стола, неслышно ступая в своих мягких, тончайшей выделки, кожаных кавказских сапогах. Затем встал возле окна и, раскурив трубку, так и стоял, глядя в окно, как бы не слушая говорившего, думая о чём-то своём. Однако, как только закончился пересказ событий, он повернулся:
- ЗнААчит МЭч ТамЭрлана, говоришь?
Затем подошёл к рассказчику, выбросил вперёд, прямо к его носу руку, сложив хорошо известную комбинацию из трёх пальцев:
- Вот им, а нЭ Россию!
Потом, подумав, соорудил фигу и на второй руке и повторил тот же трюк возле чужого носа:
- Во-от это они получат, а нЭ Россию!
В Кобе чувствовалось скрытая сила. И Колоссовский почему-то ему поверил сразу и безоговорочно.
Ещё накануне, выходя из здания Главного штаба, Колоссовский чётко понимал, что ребятки заигрались, и их нужно остановить. Нет, планы европейских Братьев Звезды тоже угрожали России. Но поляк был уверен, что страна выдюжит, и её ненавистники только зубы обломают. В первый раз, что ли? Если суждено России пасть, то только изнутри. Никто, кроме самих русских, не в силах разрушить собственный дом. Главная угроза – это планы российских членов Братства Звезды, бросивших вызов всему тайному обществу. Казимиру было жаль Европу. Он понимал, что после мировой войны прежней уютной и милой Европы уже не будет, но задуманное заговорщиками несёт полное потрясение основ жизни. Не завидовал он участи Польши, родины его предков, страны, в которой он почти не был, но любил отвлечённой любовью. Ибо Польше должно стать первой жертвой на пути в Европу. Но поляку было жаль и Россию, родины его мамы, страны, ставшей родной для него. Он осознавал, что погубив в походе миллионы мужиков, высосав из страны все соки, эти субъекты с лёгкостью бросят истерзанную страну, переселившись в Германию для продолжения своих экспериментов.
Казимир долго перебирал в уме всех кому он мог бы доверить свои знания, кто мог бы реально стать преградой на пути замыслов Братства Звезды. Он вынужден был с сожалением согласится с Троцким: никто в партии не соответствовал уровню поставленных задач. Один был пустобрёх, другой – позёр и фанфарон, третий – беспомощен как котёнок, четвёртый не обладает достаточным авторитетом, пятый… Оба грузина на которых остановился, наконец, Колоссовский, были пока не на первых ролях в партии, но в них чувствовался потенциал. Поляк усмехнулся: «Опять Россию предстоит спасать инородцам! Похоже, это становится традицией».
Со встречи поляк, назначенный председателем ЧК С-кой губернии, вышел успокоенным. Что-то ему подсказывало, что он сделал верный выбор!
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 7.1.2018, 16:22
Сообщение #29


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 1. Мгла над Русью

Цитата
«Мчись же быстрее, летучее время
Душно под новой бронею мне стало!
Смерть, как приедем, поддержит мне стремя;
Слезу и сдерну с лица мне забрало.»
Михаил Лермонтов


Черная туча гражданской войны опустилась на Россию. И закрыла небо от горизонта до горизонта. И восстал брат на брата, а сын на отца. Зерна ненависти, любовно взращенные в течение века нашей интеллигенцией, дали обильные всходы и обещали дать кровавый урожай. По разоренным просторам Руси из конца в конец гонялись друг за другом вооруженные банды красных, белых, жёлто-блакитных, зеленых и других мастей, копытами своих лошадей вытаптывая все живое. Белые резали красных, оставляя на их телах кровавые отметины в виде вырезанных звезд, красные уничтожали белых, вырезая кровавые погоны на их плечах, и рекой текла кровь соотечественников. Мрак правил Русью и ни единого просвета, ни единого лучика солнца не пробивалась через кровавую, дурно пахнущую кровью, тифом, холерой и другими отравленными испарениями пелену, накрывшую землю русскую.
***
Хмурым февральским черным вечером тысяча девятсот девятнадцатого года по мостовой губернского города С. шел молодой человек в папахе, бекеше и кавалерийских галифе. С левой стороны на нем висела шашка, а с правой – кобура от нагана. Гулким эхом по безлюдному городу отзывался звон его каблуков. Некогда шумный и ярко освещенный город настороженно затих и погрузился во тьму. Замолкли шумные базары, уже давно не раздавалась трель трамвайных звонков. И даже никогда не засыпающий речной порт притих и теперь принимал все больше пароходы с солдатами вместо праздных пассажиров и баржи с тифозными вместо хлеба. За минувший год власть в городе дважды переходила из рук в руки. Обыватель, наглухо закрывшись в доме, робко прислушивался, и украдкой приглядывался из-за занавесок на окнах своих квартир: что-то теперь будет?
В первый свой приход Советская власть принесла на улицы города грабежи и бессудные расправы, хаос и разруху. Продразверстка в деревне и реквизиции в городе восстановили против большевиков жителей губернии. Поэтому накатившихся с востока белочехов, ждали едва ли не как своих избавителей. И поначалу как будто оправдались ожидания и робкие надежды: прекратились реквизиции, появился электрический свет на бульварах и вода в квартирах, заработали театры, а скверики и сады вновь наполнились гуляющей публикой. И все бы было ничего, да вот только рабочих, пытающихся переплыть реку, народная милиция во главе с Козятиным забивали баграми, по предприятиям рассыпались расстрельные команды, а в села возвращались сбежавшие хозяева. Рынки заработали, да спекулянты цены до небес взвинтили. А там и оказалось, что господа у мужиков забирают хлеб не хуже товарищей. Вскоре и подавно стали самих мужиков забирать в свою Народную Армию. Бежавших секли или расстреливали. В городе тем временем закончилась вся жратва, и взять её было положительно не откуда. А с востока и юга тем временем на город накатывались окрепшие части Красной Армии.
Вот уже четвертый месяц в городе вновь хозяйничают красные. И вроде как их подменили. Это уже не те разнузданные банды, что прежде наводили ужас на городских жителей. И, судя по всему, на сей раз они надолго: и дисциплины побольше, и грабят поменьше. Серьезно так вошли в город, основательно. Да только по-прежнему обыватель сидит за своей занавеской и носа не высовывает. Вдруг снова власть перемениться? Вон Колчак за Уралом опять в наступление пошел, к Волге рвется. Что же дальше-то будет?
***
Красный командир Николай Заломов шел по улицам губернского города С. Думал, что сердце вырвется из груди от радости, когда нога ступит на мостовую родного города. А надо же, кроме печали вид заброшенных и тронутых разрухой улиц ничего не принёс. Только тисками внутри что-то сжалось от нахлынувших воспоминаний. Наташа! Когда-то здесь они, счастливые и беззаботные, встретили свою любовь, гуляли по этим улицам, по этим паркам и площадям. Как давно это было! Больше пяти лет прошло. Образ Наталки, неясный, подернутой дымкой, встал перед ним. Комэска Заломов невесело усмехнулся: а ведь он стал забывать, утрачивать этот образ. Не то, чтобы он не вспоминал о девушке всё это время, он помнил о ней, но… как о далёком, почти детском воспоминании, как скорбят о прошедшем времени, которое, увы, уже не вернуть.
Жизнь полная событий, кровавый российский замес, гражданская война и революция заслонили любимый образ нежной подруги. Какими же детскими и несущественными теперь казались ему все их проблемы! К тому же Николай, отдавший всего себя служению революции, поставил крест на себе и своей личной жизни. Да какое он имеет право на личную жизнь, на счастье, когда Родина в огне? Когда буржуи всех стран поклялись задушить молодую Республику Советов? Когда израненную и истерзанную родную землю топчет сапог интервента? Нет у него такого права! Надо спасть Советскую Россию! И вот город вернул ему воспоминания о Наталке. Комэска пока не знал, как к этому отнестись. А вообще, почитай, четыре месяца как отбили губернский город С. от белочехов и каппелевцев, а только сейчас ему довелось побывать в городе, ставшем для него родным.
***
В последних числах сентября 1918 года в только что отбитой у белочехов Сызрани состоялось совещание командного состава четвертой армии. Ожидался приезд командующего Восточным фронтом Иоахима Вацетиса.
Комэск Заломов сидел на берегу небольшой степной речушки. В сентябре летний зной сменился тяжёлой сухой духотой. Заволжская степь пожухла и выгорела. Вместо летнего буйства красок в иссушённой степи, казалось, остался один блекло-жёлтый, цвет грязной соломы. Редкая, выжженная под палящими лучами, трава была покрыта густым слоем пыли. Пыль была всюду: залезала под стоячий ворот линялой гимнастёрки, оседала в ушах и на губах, здоровенными козявками прорастала в носу, скрипела на зубах и сушила язык.
Типично степная речка Чагра на своём многокилометровом пути к Волге нарыла на плоской поверхности степи бесчисленное количество стариц, гаев и оврагов, в низинах оставила после себя несчётное количество озёр и болот. То превращаясь в едва видимый тощий ручеёк знойным летом, то широко разливаясь по раздольной степи в весеннее половодье, огибая холмы и курганы, порой исчезая под землю и появляясь вновь, тысячелетиями несла Чагра талые степные воды до волжской водной глади, трудясь и изменяя физиономию заволжской степи. Как возраст наносит морщины на человеческое лицо, так и Чагра чередой плёсов и перекатов избороздила степную поверхность пересохшими руслами и заболоченными низинами, оврагами и ярами, разбросала повсюду оспины-озёра.
Николай, стянув сапоги и портки, с наслаждением погрузил свои натруженные от безумной скачки ноги в ледяную воду. Вот уже много дней красные безостановочно гнали немногочисленные части белочехов и комучевцев на северо-запад, прижимая их к губернскому городу С. В прозрачной воде мерно, в такт течению колыхались водоросли, на мелководье играли мальки, по зеркальной глади бегали водомерки, тащил воздушный пузырь за собой шустрый паучок. Где-то под кочкой тревожно квакала в ожидании холодов одинокая лягушка. Тихо шелестела осока, настраивая на безмятежный созерцательный лад. В соответствии с этим неторопливо текли мысли Николая. Да неспокойно было на душе бравого комэска 1-й Самарский, бывшей Николаевской, пехотной дивизии. Тяжкие думы омрачают чело красного командира.
Почитай, уж скоро год, как завертелся великий переворот в России. Но не принёс он обещанного «царствия божьего на земле» истерзанной от войны стране. Не мир принёс красный октябрь, но меч, взаимную ненависть и кровавую междоусобицу. Вот уже скоро год как режут друг друга соотечественники, не затихает вражда, но усиливается. Черствеют сердца, и растёт ожесточение. Льётся рукой кровушка русская. Казаки, отступая, жгут за собой степь, травят или палят урожай, заваливают трупами умерших животных редкие колодцы. Впрочем, точно так же поступали при отступлении красные.
Даже среди своих Николай ощущал себя одиночкой. Казалось, никто не видит весь тот кошмар, что витает над страной. Ему всего-то двадцать один, а ощущения, как у старца, потерявшего к концу жизни всё и всех. Империалистическая война отняла у него любимого брата, Алёшку. Самостийники на Украйне зверски расправились с Джембазом, Джоном, Лизой и всеми его товарищами по цирковой труппе. Сгинул в боях с белочехами Коссовский. Бесследно исчезла его душа, его любовь, его лучик света, Наталка. Комэск Заломов хотел было скорбно вздохнуть, но подавил грозящий вырваться из груди звук, услыхав вдалеке стук копыт. Даже не услыхав, а, скорее, ощутив под собой характерные ритмичные колебания земли. Он оглянулся: вдалеке струился поднятый копытами столб пыли. Жалеть себя было некогда, прошлое прошлым, а требовалось позаботиться о защите в настоящем, мало ли кого может принести нелёгкая в это беспокойное время. Николай как можно быстрее прямо на мокрые ноги натянул сапоги, накинул портупею и, вытащив наган, залёг за крутым берегом реки, наведя револьвер в сторону всадника. Хоть конь комэска со спутанными ногами и пасся неподалёку, бежать до него не имела смысла. Несколько минут прошли в томительном ожидании, наконец Заломов, расслабился, осторожно снял курок нагана со взвода, перевёл дух: на полном скаку к нему приближался его вестовой Фрол Аниськин.
- Фу, чёрт, испугал! Просил же – попусту не беспокоить.
- Так это, товарищ комэск, Захаров тебя вызывает.
Несмотря на то, что они оба были односельчанами и приятелями, вестовой не позволял фамильярности и свято чтил субординацию, которую ещё редко можно было встретить в молодой революционной армии.
***
У начдива 1-ой Самарской пехотной дивизии Сергея Парменыча Захарова вид был ещё тот: по лбу пролегли глубокие складки, глаза от хронического недосыпа были красными, как у кролика, начинающие седеть волосы не прибраны, вообще все лицо носило печать крайнего утомления. Полки дивизии теснили белочехов и казаков от Николаевска и Балаково в сторону губернского города С. Беляки огрызались и, откатываясь назад, устраивали всяческие засады и заслоны, брать которые приходилось с боем и жертвами. С востока налетали быстрые как ветер, вредные как гнус и мошкара, казаки, тревожа и выматывая наступающие красные части.
- Коля, командарм четвёртой в Сызрань вызывает…
- Что, взяли уже? – радостно поинтересовался Заломов, не совсем тактично перебив старшего начальника.
Но сразу заткнулся, увидев осуждающее выражение на физиономии Захарова. Начдив, не став акцентировать на сём внимание, продолжил, потирая лоб:
- Бери один взвод и поедешь со мной. Не ровен час на банду наткнёмся. Глупо погибать у себя в тылу
- Есть! – лихо щелкнул каблуками командир кавалерийского эскадрона 1-ой Самарской пехотной дивизии Николай Заломов.
- Да, и нарочного своего пошли к Василь Иванычу. Явка обязательна.
Указал на лежащий на столе ворох смятых телеграфных лент и добавил, щадя самолюбие своего комэска:
- Пришло сообщение, что сегодня в город ворвалась Железная дивизия, но бои ещё продолжаются. Поэтому охрана лишней не будет.
***
На утлом суденышке без происшествий переправились через Волгу, а вот к вокзалу, где и был назначен сбор, пришлось пробиваться с боем. Сызрань еще не до конца была очищена от белочехов и отрядов Народной Армии Комуча[6]. По окраинам шла ожесточенная перестрелка, где-то громко ухали орудия, белочехи прочно удерживали мост через Волгу. Кавалерийский взвод Заломова лихо пронесся по городским улицам, не потеряв ни одного человека.
Сидя на деревянной скамье заднего ряда большой прокуренной залы, Николай с любопытством осматривал начсостав армии. Из под заломленных назад папах, линялых фуражек и сдвинутых набекрень бескозырок, на мир смотрели обветренные сухими волжскими ветрами лица. Люди переговаривались, смеялись, мяли в огрубелых пальцах папиросы. Кто-то громко хвастал своими подвигами, иной потирал обмотанную серыми от грязи бинтами голову, третий что-то не спеша втолковывал соседям по скамье.
В фойе быстрым шагом вошел командующий Восточной завесы Вацетис. Был он круглолиц и крепко сбит.
- Товарищи! – начал он, посмотрев на часы. – Время дорого, всем надо в войска, поэтому начнем.
Говорил Вацетис с тянущим, четко расставляющим паузы и акценты, выговором, свойственным представителям прибалтийского племени:
- Предлагаю заслушать информацию товарища, только что возвратившегося с того берега, из губернского города.
К трибуне вышел грязный, заросший и чрезвычайно истощенный человек, в котором Николай с трудом узнал некогда щеголеватого и подтянутого инженера Колоссовского.
- Товарищи! – начал он. - Детали я уже изложил командованию, поэтому самую суть. По белогвардейским тылам я лазил с разведкой два месяца и если коротко: нас ждут, товарищи! Крестьянство встретит Красную Армию как своих освободителей. Политика Комуча в деревне полностью себя дискредитировала. Мужик понял, что в белогвардейском обозе едут бывшие владельцы. Да, крестьянству не нравится продразверстка, но, говорят они, красные забирают только хлеб, а белые и хлеб и землю. В тылу у белочехов восстали целые волости, мужики не только не дают хлеб Комучу, но и отказываются служить в его армии. Неспокойно и голодно в губернском городе: рабочие бастуют и готовы поднять восстание. Карательные отряды Комуча расправляются с недовольными, зверствуют в городе и в деревне. Народная Армия Комуча разваливается. Стойкими остаются лишь белочехи, но их немного, и отряды Каппеля. Я считаю, что кризис власти Комуча достиг своего дна, в самом правительстве царят растерянность и панические настроения, и сейчас, не отвлекаясь на второстепенные задачи, следует наступать прямо на губернский город. Рабочие города сведены в боевые дружины и по моему сигналу готовы начать восстание в тылу белочехов. Поддержку мы вам обеспечим.
- Значит, так тому и быть! – заключил комфронта Вацетис. – Товарищи командиры, прошу по-одному подходить к столу для получения боевой задачи.
Командиры, выстроившись в очередь возле президиума, получали запечатанные пакеты и расходились.
Начдив Первой Самарской, сухой и методичный Захаров, стоя возле президиума, о чем-то негромко переговаривался с командармом четвертой и комфронта Вацетисом, корда в залу вихрем вошел порывистый и громкий черноволосый красавец. Он шумно подошел к столу президиума и со всей силы хлопнул Захарова по плечу.
- Опять что-то без меня замышляете? - спросил он гортанным каркающим голосом. – Учтите, в губернском городе первым буду я.
- Да разве в том дело, кто первым будет! – ответил повернувшийся Захаров. – Дело-то общее.
- Все равно, мои удальцы впереди будут. Симбирск взял, Сызрань взял, и губернский город С. возьму!– безапелляционно заявил чернявый.
Николай догадался, что это и есть Гая Гай, лихой командир 1-ой Симбирской пехотной дивизии, только что освободившей Сызрань. Одет был командир Железной дивизии крайне импозантно, если не сказать щегольски: на ногах сияли до блеска начищенные хромовые сапоги со шпорами, на плечах – черная бурка из под которой выглядывала черная же черкеска, расшитая по кавказскому обычаю серебром, голову венчала лихо заломленная назад папаха, а на левом боку болталась богато украшенная конвойная шашка с темляком. Бравый начдив гнул своё:
- Давай пари заключим, что мои орлы будут первыми. Мы уже ведем бой около моста через Волгу, а там и до губернского города рукой подать, пока твои барахтаются возле Николаевска.
- Не буду я с тобой никакого пари заключать. – спокойно возразил Захаров. – Дело покажет.
Захаров был уравновешенным, расчетливым и методичным командиром, лучшим, по мнению Николая, начальником дивизии на всём Восточном фронте. Но не было в нем лихости, азарта, широкой души, всего, что так ценят бойцы в командире.
- Ну, ежели Парменыч отказывается, то я готов биться об заклад, что мои парни будут первыми в городе. – сказал, выходя из-за спины Захарова, невысокий перетянутый кожаными ремнями командир, теребя длинный рыжеватый ус.
Это был, уже в то время легендарный, Чепай. Вот он, удалой командир, и был под стать горячему Гаю. Заломов как никто другой знал сложную историю взаимоотношений двух соратников-соперников, Сергея Парменовича Захарова и Василия Ивановича Чепаева, ведь она происходила у него на глазах. Вместе они пришли в революцию, вместе из красногвардейцев, партизан и солдат в Балаково и Николаевске формировали первые полки Красной Армии – имени Степана Разина и имени Емельяна Пугачева, вместе дрались с Уральскими белоказаками атамана Апутина и Оренбургскими атамана Дутова. Когда полки были сведены в 1-ю Николаевскую пехотную дивизию, Захаров стал ее командиром. А Чепаев возглавил вновь сформированную 2-ю Николаевскую пехотную дивизию[7]. Но именно Чепая за его лихость и смелость решений любили бойцы обеих дивизий, считали своим командиром, верили ему и были готовы пойти с ним в огонь и в воду. Если Захаров и ревновал к Чепаевой славе, то никак этого не показывал, однако красноармейцы обеих Николаевских дивизий предпочитали называть себя чепаевцами.
После резкой реплики Чепаева повисла пауза, начдивы стояли и сверлили друг друга глазами. Гай положил руку на эфес шашки, Чепай теребил в руках нагайку.
- А вы, Василий Иванович, на город не пойдете. – вдруг прервал паузу голос командарм четвертой. – Перед вашей дивизией стоит другая задача.
- Как так? – взвился от негодования Чепаев. При этом его рыжий ус сам стал топорщиться вверх.
- А вот так! Вам надлежит произвести поиск в направлении Уральска.
- Так значит с Чепаем? А так со мной нельзя! – бравый начдив взял командарма за грудки. – Я Чепаев! Понимаешь, Че-па-ев! Шкура ты офицерская!
Командарм, хоть и не был царским офицером, а так же как и Чепаев, выходцем из унтеров, не на шутку перепугался. Уж больно начдив был лих, крут и скор на расправу, Из-за недостатка воздуха его лицо побелело, а раскрытый рот стал хватать воздух.
Гай, начдив Железной дивизии, с немым удивлением наблюдал всю эту сцену. Он, кадровый офицер царской армии, имеющий, несмотря на всю свою горячность, понятие воинской дисциплины, и представить себе не мог, что он вот также может схватить за шиворот своего командарма первой армии Тухачевского. Затихли и другие командиры. Заломов стоял и соображал, что же предпринять, чтобы разрядить ситуацию
- Решение утверждено командованием Восточного фронта и доложено в реввоенсовет республики, самому Троцкому. – сказал Вацетис, навалившись всей своей тяжестью на стол и опершись на него своими кулаками. При этом он как бы навис над невысоким Чепаем. – Знаешь, что за невыполнение приказа? Ревтрибунал!
Сказанное твердым тоном несколько охладило пыл легендарного начдива, и он отпустил смятый ворот гимнастерки командарма. Постепенно краски вернулись на бескровное лицо командарма Четвертой армии Хвесина[8], а вместе с ними пришла и уверенность, поэтому он не нашел ничего лучше, как наброситься на Гая:
- А вы что здесь делаете? Устроили провокацию, понимаешь! Ваши закончили уже, Тухаческий уехал в свой штаб.
- Вот-вот, - поддержал командарма Вацетис, - Шуму от вас много, а дела мало, только пыль в глаза пускаете. Доложили, что Сызрань взяли, а по окраинам еще идет бой, Александровский мост в руках у противника. Идите, товарищ Гай, выполняйте поставленную задачу.
Начдив Железной некоторое время сверлил глазами обоих командующих, поигрывая жвалками, но затем, приставив руку к виску, сказал:
- Есть! – развернулся и так же стремительно, как и вошел, покинул зал.
Но точку в конфликте поставил Захаров, который, подойдя сзади в Чепаеву, приобнял его за плечи:
- Дурак ты, Василь Ивановиич! – добродушно сказал Захаров. – А ведь от твоего наступления на Уральск зависит успех всей операции.
- Только не надо, не надо меня успокаивать. Чепай в этом не нуждается! – не сдавался Чепаев, однако без прежнего пыла и жара. – А то, понимаешь, нагнали в штабы офицерье, шлют директивы, только воевать мешают.
- А вот и зря вы так, товарищ Чепаев. – вступил в разговор комфронта. – Командир вы хороший, заслуженный, но не мешало бы и вам подучиться, военную науку освоить. И прекращайте вы эту партизанщину. А то «Шкура!», «Офицерьё!»… Сейчас мы все – командиры регулярной Красной армии и обязаны выполнять революционные приказы! Перед вашей дивизией стоит ответственейшая задача! Своим наступлением на Уральск вы должны отвлечь основные силы белоказаков, не позволить им ударить во фланг нашим наступающим на город частям. От вас зависит успех наступления на губернский город С.
Удовлетворенный таким ответом и важностью возложенной на него миссии, Чепаев приосанился, подкрутил ус и заявил Вацетису:
- Ну, тоды ладно. Да токмо кавалерии у меня маловато, а без нее супротив казачья воевать, сам понимаешь.
На помощь пришел командующий армией:
- Будет тебе конница, Василий Иванович. – и, повернувшись в Захарову, спросил: - Поделишься, Сергей Парменович?
- Поделюсь, как же не поделиться. – степенно отвечал Захаров. – да вон, хотя бы бери этого молодца с его эскадроном. – и он кивнул в сторону Заломова.
- А, Колян! – Чепаев подошел и хлопнул Николая по спине, - Знаю его, боевой хлопец. Значит так, довезешь Парманыча до штаба дивизии и всем эскадроном рысью ко мне. А я отсюда на ероплане двину, время дорого.
Мало того, что легендарный начдив неважно держался в седле, он к тому же был не чужд комфорта и очень уважал технические новинки в военном деле, поэтому предпочитал передвигаться между полками на автомобиле, а то и на аэроплане.
- Да не подойду я тебе, Василь Иваныч! – изображая смущение, потупился Николай.
- Как так? – кончики усов начдива от возмущения поползли вверх. – Чем тебе Чепай не угодил?
- Чепай угодил, да я, похоже, не угодил. Я ведь тоже из этих, господ ахвицеров, как ты нас называешь. Не, не пойду, и не уговаривай. А то еще зарубишь шашкой, а мне ещё пожить охота, баб помять, ананасы с рябчиками покушать. – Николай Заломов сознательно шел на обострение, чтобы заранее поставить все точки над и.
Шутка удалась – Чепай захохотал.
- Подойдешь, подойдешь, Коля! – второй раз поднимать затевать ссору Чепаев был явно не намерен, хватило одного раза. – Видел я тебя в бою, лихой рубака! Мне такие люди нужны. А рябчики с ананасами и шампанским после победы вдвоём откушаем, и девочек прихватим. А что до политграмоты, ты мы тебя быстро обучим.
- Это мы еще посмотрим, кто кого обучит. – буркнул Заломов и пошел седлать своего коня.
Так волей судьбы Заломов оказался в стороне от полосы наступления на губернский город С. войск и не принял участия в освобождении города, который считал родным.

Пока слабая дивизия Чепаева бесплодно штурмовала Уральск и щекотала нервы белоказакам, другие красные командиры устроили форменное соревнование за право первым войти в губернский город С. Возле моста через Волгу, стремительное до этого, продвижение Железной дивизии застопорилось. Чехи обороняли Александровский мост до 3-го октября и начали отход с позиций, лишь когда последний их солдат покинул правый берег Волги. В ночь на 4-е октября, перебравшись на левый берег Волги, белочехи взорвали два пролета Александровского моста. Между тем с юга к Златоустовской железной дороге подошли разинский и пугаческий полки и после жаркого боя овладели поселком Иващенково. Восставшие рабочие Иващенковских заводов стали массово записываться в 1-ую Самарскую дивизию. «К Чепаю!» - коротко говорили они и никого не волновало, что на самом деле Чепаев воюет отсюда за триста километров и совершенно с другой дивизией. Над Сызранской группировкой белых нависла угроза полного окружения, и они, невзирая на потери, стали прорываться к губернскому городу С. по железнодорожному мост через речушку Моча[9].
Стоя у разрушенного моста через Волгу, командир 1-ой Симбирской Железной дивизии Гая Гай видел, как тают его шансы присовокупить к славе освободителя Симбирска и Сызрани еще и лавры освободителя губернского города С. В отчаянной попытке опередить Захарова, он бросил свою дивизию на фрсирование Волги реквизировав всё, что может держаться на воде. Но 6-го октября части 1-й Самарской пехотной дивизии Захарова заняли станцию Липяги, от которой до пригорода города, Кряжа, оставалось широкое поле, окаймленное реками Татьянкой и Сухой Самаркой.
Ужас охватил членов Комуча при известии о стремительном приближении к городу большевистских орд. Бросив губернский город, бросив свои войска, опереточное правительство бежало за Урал, чтобы там быть арестованным адмиралом Колчаком, который 18 ноября совершил переворот и был провозглашен Верховным правителем России.
В отчаянной попытке не уступить пальму первенства, Гай сел на самолет, и прилетел в губернский город С. Зайдя в ближайшее отделение почты, он послал хвастливую телеграмму о взятии города в Совнарком Ленину и Реввоенсовет республики Троцкому. После чего обратно на самолете благополучно вернулся в расположение своих войск. Утром 7-го ноября передовые части 1-й самарской дивизии заняли станцию Кряж и в сторону города был отправлен красный бронепоезд. Попытка чешских минеров подорвать понтонный мост через приток Волги была сорвана рабочими отрядами, сформированными на восставших заводах губернского города. В два часа дня передовые части дивизии Захарова вошли в город, а в пять часов вечера от городского вокзала на восток ушел последний эшелон с интервентами. Через три часа в город вошли части Железной дивизии Гая, а ближе к полуночи на автомобиле в губернский город С. въехал командарм Первой Тухачевский.
В это же время бойцы Николаевской пехотной дивизии тонули в жуткой заволжской грязи под Уральском. Город, ввиду малочисленности и слабости, взять не удалось, и всю осень дивизия Чепаева провела в демонстрации наступательного порыва. Казаки зло огрызались. Эскадрон Заломова то беспрестанно мотался между пехотными частями дивизии, поддерживая их наступление, то уходил в глубокую разведку и рейды, то охранял фланги наступающей пехоты. Эскадрон гонялся за казаками, казаки гоняли эскадрон по ровной как блин заволжской степи. Николай сознавал, что кавалеристы из его бойцов аховые, не чета казакам, сидевшим в седле как влитые. Поэтому прямых столкновений избегал, и все свободное время нещадно гонял своих бойцов, обучая их хоть каким-то навыкам верховой езды. С Чепаевым, в конце концов, у Заломова установились вполне ровные, деловые и даже отчасти дружеские настроения. А случай, когда Николай со своим эскадроном с фланга отчаянно врубился в контратакующих белоказаков, лавой натекающих на залегшую красную пехоту, вообще заставил Чепая уважать своего боевого комэска.
***
Коля шел по мостовой губернского города С., звонко печатая шаг своими сапогами. Мысли, пущенные им в свободное плавание, плавно перетекали с темы на тему. От воспоминаний о делах минувших, но недавних – к более приятному, но и одновременно горькому предмету, к милой его сердцу Наталке. Где же она, жива ли в этой мясорубке? А что сталось с Мечом Тамерлана, из-за которого собственно и начались их приключения? Молчит Меч, не отвечает на вопросы, теснящийся в голове красного комэска. И вдруг, словно молния ослепила, голову пронзила страшная боль от постороннего вторжения:
- Я здесь! Приди, возьми меня.
Николай встал как вкопанный. Неужели? Детские воспоминания возвратились или Глас был слышан наяву? Ну ладно, острая головная боль – последствие ранения, полученного в октябрьских боях в Москве. И слуховые галлюцинации мучают его с тех самых пор. Но так явно и четко! Воспоминания о московских боях привели к неожиданной мысли, а что если Глас Меча и тогда помог? Ведь что-то заставило Николая в самый последний момент отвернуть голову, и пуля, летевшая прямо в лоб, только чиркнула по виску. Не может быть! Много раз все эти годы Заломов вопрошал эфир, слушал себя, а ответом было только молчание. Показалось! Просто это родной город навеял воспоминания. И, тряхнув своей рыже-красной головой, бравый комэск отогнал их прочь, решительно зашагав дальше, в штаб.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 11.1.2018, 16:38
Сообщение #30


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 2. В штабе армии

Цитата
«Великие вещи, все, как одна:
Женщины, Лошади, Власть и Война.
О войне мы сказали немало слов,
Я слышал вести с русских постов:
Наточенный меч, а речи что мед,
Часовой в шинели средь тихих болот.»
Редьярд Киплинг, перевод А. Оношкович-Яцына


- Все, отвоевался! – подумал комэск, прогнав глюки. – Только-только двадцать первый год разменял, а здоровье уже ни к черту. Будь она неладна! – не к добру вспомнил ту злосчастную пулю, полученную на Московских баррикадах. - Еще и от командования отстранили. – совсем приуныл Николай.
Зачем-то он так понадобился штабу армии, что срочно приказали сдать эскадрон и полк, который он совсем недавно взял под команду, и вызвали в губернский город С.
Вообще чудило командование в последнее время немало. Складывалось такое впечатление, что после овладения губернским городом командование четвертой красной армии расслабилось, исчерпало наступательный порыв и утратило инициативу. Устроило чехарду с перетасовкой частей и командирских кадров, отдавало сумасбродные и маловыполнимые приказы. Чувствовалось отсутствие четкого плана. К этому добавилась взаимная ненависть казаков и крестьян, которые и составили основу воинских частей. Когда войска Краской Армии вступили на территорию Оренбургского и Уральского казачьих войск, то бывшие в ее рядах немногочисленные казачьи части стали неустойчивы. Да что там неустойчивы! Целыми сотнями перебегали и шли на поклон к атаману Апухтину. В казачьих подразделениях и частях постоянно тлел фитилёк мятежа. Да и сами мужики не сильно стремились продолжать войну, а всё норовили удрать, разбежаться по своим селам – хозяйствовать. Могла повториться беда всех крестьянских революций, когда крестьяне, освободив свою местность, утрачивали весь наступательный порыв и расходились по домам. Этим не замедлил воспользоваться Колчак, собравший ударный кулак и развернувший наступление в сторону Волги. На сей раз в бой шла не рыхлая Народная Милиция Комуча, а хорошо мотивированные, и закаленные в боях офицерские части. Чапаев, командир Заломова, видел в этом предательство и грозился приехать в Саратов, в штаб армии и перестрелять всех спецов, считая их источником всех бед. Во время одного из посещений штаба, Чапаев в пух и прах разругался с очередным новым командармом, послал всех к чертовой бабушке, сдал дивизию и отправился в Москву, постигать военную науку в Академии Генерального штаба. Порядка, однако, не прибавилось. Вскоре у армии появился новый командир. Кто он таков, точно не знали, но втихомолку переговаривались, что на «энтот раз прислали всамоделешнего царского енерала», судачили, что «злой аки черт».
И вот вызов штаб армии. Николай тепло простился со своими сослуживцами. Взял с собой вестового Фрола Аниськина и отправился в губернский город С., где теперь располагался штаб 4-ой армии. Несмотря на поздний час, им удалось найти приют в казармах Запасного полка. Наскоро перекусили, и Заломов, оставив Фролку распорядиться насчет ночлега и завтрака, отправился прямиком в штаб, представляться.
Штаб армии и располагался в уютном двухэтажном особнячке, построенным в начале века в модном тогда псевдорусском стиле. Прежде, до переворота, это было сугубо мирное здание - в нём располагалась Губернская земская управа. В гражданскую особняк облюбовали военные. Николай угадал: штаб еще не спал и, напротив, был готов к очередной бессонной ночи. По коридорам деловито сновали девушки в гимнастерках и красных косынках, неся в руках папки и кипы исписанных бумаг. Переговариваясь на ходу, степенно шагали по своим делам военные, другие сидели на подоконниках и курили, пуская клубы махорочного дыма прямо в потолок и смачно сплевывая под ноги желтовато-бурую субстанцию. Из-за закрытых дверей раздавался стук и перезвон пишущих машин, а из-за одной двери, которую охранял красноармеец с винтовкой, был слышан стрекот телеграфного аппарата. Не переставая, трезвонил телефон, и кто-то сухим надтреснутым голосом, что-то раздраженно втолковывал невидимому собеседнику на другом конце провода. За столом перед дверью командующего сидела высокая барышня и что-то сосредоточенно печатала на машинке. Единственными достопримечательностью девицы были большие круглые очки, невесть как держащиеся на её вытянутом узком лице, да ещё, пожалуй, невероятная скорость, с которой она управлялась с машинкой. Николай намеревался проскользнуть мимо Цербера в женском обличии во врата, ведущие к командарму, но его остановил грозный рык строгой девицы
- Вы куда? – рявкнул девичий голосок. – Командарм занят и никого не принимает! – отрезала девица, не поднимая глаз от текста.
- У меня предписание, - ответил Заломов, раздосадованный тем, что его маринуют в приемной.
Достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист бумаге и протянул Церберу в очках. Та, наконец, удосужилась оторваться от своих записей и взглянуть в протянутый листок. Николай уныло думал, что раз уж не удалось проскочить к командарму, то, очевидно, придется повторить попытку утром, впрочем, без особой надежды на успех: волокиту советских учреждений он знал преотлично. Однако, девица видимо что-то усмотрела в его мандате, что повлекло изменения в её поведении по отношению комэску.
- Одну минуту. – попросила девица и, приоткрыв дверь, ведущую в кабинет командарма, змейкой проскользнула в узкую щель.
Раздражение Заломова между тем нарастало. «А тут действительно генеральским духом пахнет. – думал Николай. – Вон какие порядки завел, что запугал всех. Бедная девушка даже дверь открыть боится – в щёлочку проскальзывает!» Между тем «бедная девушка», широко распахнув дверь, пригласила Заломова:
- Командарм вас ждет!
Из-за широкого стола, на котором была расстелена огромная карта, поднялся и быстрым шагом двинулся навстречу Николаю невысокий крепыш в перепоясанной ремнями, ладно сидящей гимнастёрке.
- Живой, чертяка!
Николай почувствовал, как трещат его кости от крепких объятий командарма.
- А я всё думал, когда вызывал: ты это, или не ты!
- Я, я, Михаил Васильевич! – радостно отвечал Заломов, от души хлопая Фрунзе ладонями по спине. – А то я гадал, что за царского генерал к нам прислали, что всех в страхе и строгости держит. Вон, и барышня без стука боится входить к командарму.
- Э то Анфиса-то? - лукаво прищурился командарм, - Ты, брат, не смотри, что она такая щуплая. Она кого хочешь, сама построит. Строгая – жуть! Такие порядки здесь устроила, что даже я её боюсь. Однако и без строгости никуда! Мы только строим свою революционную армию. А без железной дисциплины в этом деле никак нельзя, на одном революционном энтузиазме далеко не уедешь. Об этом не устают повторять и товарищи Ленин и Троцкий.
Глядя со стороны на Фрунзе и Заломова, можно было подумать, что они братья. Оба невысокие, но крепко сбитые, кряжистые, оба рыжие, только разных оттенков: русого с рыжеватым оттенком Фрунзе затмевал медно-рыжий, солнечный Николай. Лицо командарма четвертой окаймляет аккуратная окладистая, шелковистая на ощупь, бородка. Николай же отрастил аккуратные «ротмистрские» усы.
Вдоволь наобнимавшись и насмотревшись друг на друга, старые товарищи приступили к делу.
- Да ты проходи, садись. – Михаил Васильевич подвел Заломова к столу, придерживая за спину. – Разговор нам длинный предстоит. Сейчас Анфиса нам чайку принесёт.
Пока долговязая Анфиса распоряжаясь насчет чая, Фрунзе забросал Николая вопросами. Каково состояние войск? О чём думают красноармейцы и, вообще, каков настрой бойцов? Будут ли красные казаки воевать против своих? Чего не достает в войсках? Видя перед собой озабоченное лицо внимательно слушающего командарма, Заломов постарался отвечать как можно более обстоятельно.
- Бойцы недоумевают, почему топчемся на месте, растет недовольство, звучат обвинения в измене, Михаил Васильевич. – Я вам откровенно скажу…
- Тук. Тук. - оборвал Николая на полуслове стук в дверь. И в приоткрывшуюся щёлочку пролезла голова Анфисы и произнесла:
- Чай, Михаил Васильевич! С баранками.
Фрунзе, на миг сняв свое строгое сосредоточенное лицо, весело откликнулся:
- Баранки – это хорошо! Давай, заноси, хоть чайком погреемся.
И он зябко передернул плечами и пожаловался Николаю:
- Дрова нынче дороги, а уголь – тем паче. Да и эту, обжору, - он кивнул в сторону стоящей в углу комнаты буржуйки, - Сколько не корми, все топливо сжирает, а стужа такая, что кровь стынет в жилах.
- Ну ты давай, рассказывай. – подбодрил он Заломова, пока девушка снимала с маленького подноса заварной чайник, стаканы с кипятком и тарелочку с бубликами.
- А на чём я остановился? – переспросил Николай, к своему стыду потерявший нить разговора.
- На том, что командарму придется выбирать между неподготовленным наступлением или мятежом в полках, - жестко ответил Фрунзе.
И, видя недоуменный взгляд Николая, счел своим долгом пояснить:
- Для успешного наступления одного революционного энтузиазма мало. Нужна подготовка, и серьезная работа, иначе кровью умоемся. Помнишь Московские бои?
Николай кивнул.
- Вот пример того, что бывает, когда наступление не готово. Ведь скольких жертв можно было избежать, тщательно всё спланировав и подготовив, как Лев Давыдович в Питере. Прости, я тебя прервал, так о чём ты хотел сказать?
Заломов, бросил в чай кусок сахара, и помешивая в стакане ложкой, продолжил:
- Ну, о настроениях в войсках. Нетерпимость овладела не только рядовыми красноармейцами, но и некоторыми командирами. Иные, стремясь завоевать популярность, даже подогревают этот настрой. Тут и до бунта недалеко.
- Да-а! – задумчиво проговорил Фрунзе и пятернёй взъерошил волосы у себя на затылке. – Не изжили мы еще атаманщину. Поговорю я с членом военного совета, пусть его комиссары усилят свою работу.
- И пролетарским элементом бы войска усилить надо. Одни крестьяне да казаки в войсках, а сознательных рабочих мало. – добавил Коля.
- Ничего, с этим ситуация начинает понемногу выравниваться. Иващенков дал рабочих, на заводах губернского города С. агитация проводится, путейцы Сызрани дали пополнение, скоро должен прибыть полк Иваново-вознесенских ткачей. И ведь прекрасные командиры, самородки, наподобие Плясункова, или твоего же Чапаева, и преданы делу революции, а сознательности ни на грош! - неожиданно Фрунзе вновь вернулся к больному вопросу. Видимо он очень беспокоил командарма. - И грамоту военную не разумеют. Учиться надо Коля, учиться военному делу настоящим образом! Вот и тебя замыслил я отправить на учебу в Академию, в Москву.
- Война же, Михаил Васильевич! – воскликнул Николай.
- Вот именно – война! И победить врага можно только освоив всю сумму знаний, что накопило человечество за свою историю. – подхватил Фрунзе, позабыв о своём остывавшем чае. – Знаешь, Коля, что помимо революционного порыва главное в наступлении?
Николай, отхлебнув из своего стакана, вопросительно посмотрел на командарма.
- Главное в наступлении счет и расчет. Сколько требуется провизии на солдата на каждый день? Ведь одними революционными лозунгами сыт не будешь! А на полк, а на дивизию? А фураж для лошадей? А горючее для автомобилей и аэропланов? А бронепоезда? А камень, щебень и лес для строительства укреплений? А средства для форсирования водных преград? Сколько, чем и на какое расстояние нужно доставить боеприпасов? А то ведь можно пойти в наступление, а через двести верст остаться без корма, еды, патронов и снарядов! И без всего этого вместо победы будешь окружён, разбит, или взят в плен. Только людей зря погубишь! – Фрунзе посмотрел на обескураженного Заломова и добавил: - То-то.
Николай вспомнил, как много в Минске Фрунзе читал литературы по военной истории, все ночи просиживал за какими-то расчетами. Неужели уже тогда готовил себя к роли красного полководца?
- Вот посмотри, - едва не расплескав чай, Фрунзе встал и склонился над картой, - это расположение нашей стороны, а вот войска Колчака. - он ткнул карандашом с в сторону Урала, пестревшего синими значками. - По всему видно, что белые накопили силы и изготовились для наступления. Если мы пойдём в наступление, то будет мясорубка с непредсказуемым результатом, а я хочу ударить наверняка. Как ты думаешь, куда беляки нанесут главный удар?
Николай вгляделся в карту, недоуменно пожал плечами и ответил:
- Ну, не знаю, наверное, к нам пожалуют, в губернский город С.
- Верно, Коля, правильно мыслишь, погляди, - Фрунзе указал на район Уфы, где было особенно много синих обозначений, - Но я думаю, что второй удар они направят в район Казани. А это – расходящиеся направления. По мере наступления их фланги будут отрываться друг от друга, войска растягиваться, а силы слабеть. Вот тут я и нанесу удар во фланг наступающей группировки колчаковцев. Тем самым достигается и разобщение колчаковских сил и белоказаков. А далее целесообразнее продолжить наступление на Урал, где много сочувствующего нам пролетариата, огибая по касательной Уральское и Оренбургское казачьи войска. Казаки за свои хаты будут сопротивляться отчаянно, вот мы, пополнив войска уральскими рабочими, и навалимся на них с севера, с Урала, откуда они нас не ждут. Каков план?
- Здорово! – Николай не мог скрыть восхищение стратегическим талантом товарища. – А вы меня, Михаил Васильевич, шаровары протирать в аудиторию отправляете!
- До лета все равно в наступление не пойдём. Нужно, чтобы армии противника втянулись в бои, поистрепались, растянули тылы. Это, брат, дело серьёзное, тут тщательная подготовка требуется, в том числе и командиров подучить азам военной науки. Приедешь – бригаду примешь. Неделю тебе даю, отдохнуть, оглядеться, семью навестить, и вперёд - в Академию.
- Есть! – щелкнув каблуками, откозырял Заломов.
***

Не знал Николай, что это не конец долгой ночи и его ожидает не менее неожиданная встреча.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 15.1.2018, 9:16
Сообщение #31


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 3. В ГубЧК

Цитата
«Ты вышел из голода,
Из вечного холода.
Из горной железной тьмы,
Из древней тюрьмы...
Из сумрака севера
Соцветием клевера
Последней весны росток
Вплетется в венок».
Хелависа (Наталья О’Шей)


На выходе из штаба Николая Заломова ожидал не очень приятный сюрприз, в виде двух чрезвычайно хмурых людей. Один, несомненно, главный, – с маузером на боку чахоточного вида долговязый тип был одет модную кожанку, другой, пониже, был облачен в опоясанную ремнями потрепанную телогрейку и вооружен манлихером с примкнутым штыком.
- Товарищ Заломов? – полуутвердительно спросил главный. – Мы из ЧК. Просим пройти с нами.
В Заломове закипело раздражение: время второй час ночи, за целый день у него, кроме пустого чая у командарма, маковой соломки во рту не было, а тут эти пристают… Лучше бы заговорщиков и контрреволюционеров искали, а не приставали попусту к командиру Красной Армии. Но, подавив раздражение, ехидно осведомился:
- А, что стражи революции только по ночам работают? Документы предъявите! – добавил он на всякий случай.
- Пожалуйста! – долговязый достал из внутреннего кармана и развернул листок.
Это было распоряжение, отпечатанное на бланке канцелярии Губернской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем, и подписанное начальником канцелярии. Николая все это уже порядком достало, поэтому он устало попросил:
- Основания?
- Начальник расскажет. Нам приказали доставить – мы выполняем.
Действительно, что спрашивать с рядовых сотрудников? Надо общаться с тем, кто заинтересовался рядовым комэском. Однако, Николай попытался сделать второй заход:
- Ребята, давайте завтра, а? Я с утра буду у вас как штык. Целый день в седле, весь вечер у командарма, у меня только одно желание – приткнуться где-нибудь, да ноги вытянуть.
- Никак нельзя, сказано было доставить немедля. – говорил один долговязый, тот, что в телогрейке с ружьём, только сопел и переминался с ноги на ногу.
- А, ладно, пошли! – решился Николай, сил препираться, если честно, уже не было.
***

Пока шли по, погруженным во тьму, городским улицам, Николай в душе дал волю раздражению на чекистов. Нет, конечно, он умом понимал, что всякая революция, чтобы быть успешной, просто обязано создавать подобные карательные органы. Можно сколько угодно одерживать победы на поле боя, но внутренняя слабость может погубить любую власть. Раздражение Заломова вызывали лишь методы, которыми «действовал карательный меч революции». А они были, по его мнению, таковы, что только множили число врагов Советской власти. Репрессии, которые ЧК развернула в тылу, реквизиции, преследования церковников, интеллигенции, крестьян только распаляли костер гражданской войны, привели к невиданному ожесточению в борьбе. Николай же ведь был не слепой и немало насмотрелся за эти годы: видел издевательства и страшные мучения, которыми подвергали своих противников обе стороны, видел ненависть в глазах врагов и не меньшую ненависть в глазах друзей. «Если бога нет, то кто же обрел Россию на такую судьбу?» - иной раз думал Николай. – «Или, чтобы построить новый мир, нам суждено пройти через этот кошмар взаимного самоистребления?»
С другой стороны, Заломов видел, что просто необходима сила, которая смогла бы навести хоть какой-то порядок. Заставить работать разложившиеся и разленившиеся толпы, скитающиеся по российским просторам, ликвидировать несметные банды, бродящие по Руси, грабящие и терроризирующие население, вернуть людей в поля и цеха. Осознавал Николай, или нет, но отчасти его неприязнь к чекистам была типичной для кадровых военных, всегда свысока относившимся к контрразведчикам, и считающим, что уж они-то на поле боя занимаются реальной работой, в то время, как контрразведка по тылам сидит и в шпионов играет.
***

«Изменился. Постарел.» - думал Николай, глядя на поднимающегося из-за стола Колоссовского. Председатель Губернской Чрезвычайной комиссии и ранее не отличавшийся дородностью, худобой стал напоминать скелет. Натянутая на череп кожа, впалые щеки и изборожденный морщинами лоб делали из Казимира не довольного жизнью эпикурейца, как прежде, а на средневекового аскета. Довершали картину плотно сжатые губы, отсутствие так хорошо знакомых Николаю усов и пронизывающий взгляд глубоко посаженных глаз, окаймлённых синими кругами.
- Так вот, значит, где ты окопался? Карателями командуешь? – с некоторым вызовом спросил Николай, как только перестали обниматься. – Ну и видок у тебя, я скажу – вылитый Торквемада.
Казимир не обиделся, а хотя и мог бы. Вместо этого погладив место, где ранее находились усы, ответил со всей серьёзностью:
- Эх, и ты недопонимаешь, Коля. Когда мне предложили, место председателя ГубЧК, не счел своим долгом отказаться. Я ведь не отступал со всеми, когда Красная Армия оставила город. Остался здесь, исходил всю губернию, налаживал связи, прощупывал настроения, готовил наше возвращение. Никто лучше меня не владеет настроениями в губернии, я знаком со всеми раскладами в городе. Что, лучше бы варяга какого-нибудь прислали? Так он таких дров здесь наломать может! И так ломают. Чехи были – плохо! Сейчас, вместо них, уже наши нагнали венгров, латышей и китайцев. А у тех подход простой, и разговор короткий – «к стенке»! Вот и приходится выкручиваться.
Николай не мог не признать определённого резона в глазах поляка, но… он помнил о неприязни Колоссовского к России. Или это была лишь манера фрондирования? Поляк – русский патриот? Однако!
- А как же Братство Звезды? А их планы в отношении России?
- Успокойся, Николай. – со своим едва уловимым, но и неистребимым мягким акцентом произнес Колоссовский. – Слишком много вопросов задаёшь, на которые у меня пока ответов нет. Не в последнюю очередь об этом я с тобой и хотел поговорить. Но давай на некоторое время заключим мировую и перекусим.
С этими словами бывший инженер, а ныне главный губернский чекист сдернул со стола газету, под которой оказалась еще дымящаяся картошка, кружочки копченой колбасы, ломтики сала и свежий хлеб. Венчала все это, редкое по тем голодным временам, изобилие бутылка настоящего армянского коньяка.
- Откуда все это? – сглотнув подступившую слюну, спросил Николай.
- Накануне склад спекулянтов взяли. – объяснил Казимир. – Все по госпиталям раненым отправили, ну и я малость по разнарядке получил. Да ты не беспокойся, всё по закону.
Только теперь Николай понял, как он голоден. Без слов друзья уселись за стол, и пока Казимир занялся откупориванием бутылки, Николай воздал должное яствам. По правде сказать, колбаса была, по-видимому, из давно издохшей лошади, сало выглядело пожелтевшим от старости, а в хлеб кроме муки было напичкано столько всего разного, что он приобрёл грязно-серый цвет. Но как бы ни было, а тяготы гражданской войны отучили Николая быть привередливым, поэтому угощение ему показалось поистине царским. Единственно по-настоящему стоящим на столе был коньяк, от первой рюмки по всему телу разлилось благодатное тепло.
После второй Казимир решительно отставил коньяк в сторону:
- Я думаю – хватит пока, поговорить надо, пока не развезло. Ты давно Фрунзе знаешь?
Николай насторожился, хотя, действительно, у него от выпитого и съеденного уже немного зашумело в голове, и стало клонить в сон. С чего бы это чека заинтересовалось командующим?
- В Минске в марте семнадцатого вместе власть брали. – Николай отвечал, тщательно выбирая слова. – А потом в октябрьский переворот в Москве вместе дрались. Он старый большевик, еще с первой революции.
- Да знаю я! – отмахнулся Колоссовский, его больно задело недоверие, услышанное в словах друга. – Не доверяешь, значит? – чекист посмотрел прямо в глаза Николаю. – А зря! Советую тебе и дальше держаться Фрунзе. Это, брат, птица высокого полета. Во всем советском руководстве он, пожалуй, единственный, кто четко видит перспективы и пути строительства Красной Армии.
- Как же! – не поверил Заломов. – А Троцкий, Вацетис, Тухачевский, Каменев?
- Позёры, болтуны, бредящие идеей мировой революции. – отмахнулся Казимир Колоссовский. – К тому же ещё и карьеристы. Таким дай власть – они страну уничтожат ради идеи. А для Фрунзе главное – прогнать интервентов и победить контру внутри страны. И будет он строить армию государства, Советской России, а не интернациональную орду, которую можно бросить в поход на Европу. Троцкий, кстати, Магистр Братства.
- Да, ну!
- Они же там в связи с войной и революцией рассорились все! Европейцы, заручившись поддержкой толстосумов из Америки вознамерились построить общество, где транснациональный капитал будет править миром. «Белые люди», «высшая каста» будут на вершине пирамиды – остальные должны работать и обеспечивать их.
- Однако же…
- Да подожди, я ещё не досказал. Россия для них в таком раскладе – неисчерпаемый источник ресурсов, необходимых для поддержания в сытости и довольстве высшей расы - европейцев. Связанные с революцией русские члены Братства не захотели согласиться с такой нерадостной перспективой и подняли бунт. Для них коммунизм в мировом масштабе и есть земное воплощение идеала Братства. Отсюда их мессианство, их идеи красной интервенции в Европу ради мировой революции. Коля, они сожгут Россию в топке мировой революции, а потом подожгут и Европу. А для этого они решили использовать знамя борющейся партии.
- Слушай, ну так получается, что куда не кинь – всюду клин. Получается – Братство Звезды – тайная организация внутри партии. Но ведь, в России есть и другие, члены Братства Звезды?
- Они все вынуждены примкнуть к тем или к другим. А Американцы как всегда – и тем и другим. С одной стороны – профинансировали переезд Троцкого сотоварищи в Россию. С другой – снабжают и содержат Колчака. Есть ещё и Несущие Свет – элита Братства. Те вообще ведут своё происхождении от Звезды и носят первоначальные кольца, сделанные из натурального звёздного метала. А в оправе – кусочек Звёздного Камня. Они действительно отличаются от нас и могут делать штуки недоступные простым людям.
- Например?
- Они, к примеру, могут мысленно общаться между собой на огромные расстояния, не имея никаких средств связи. Они чувствуют друг друга, Коля. Их связь на ментальном уровне несомненна, хоть и необъяснима доступными науке средствами. Надо как-то остановить и тех и других.
- Да это я и сам теперь вижу. – поддакнул Николай. – А чекисты? На чьей они стороне?
- А ЧК, как и армия – инструмент государства. Поэтому настроения разные, как и в партии, впрочем. Германского посла ведь чекисты ухлопали, чтобы революционную войну со всем миром учинить, безумцы. Но оказалось, это убийство прикрывает другое. - Николай удивлённо поднял бровь. – Да,да, Коля. Мы же ждали, что они Штоца послом пришлют, но тот оказался хитрее – поехал обычным секретарём. На самом деле – цель он, а Мирбах – прикрытие, дымовая замеса. Помнишь, в газетах – всё об убийстве посла, а то, что ещё и убили секретаря, упоминалось вскользь. Но члены Братства всё поняли сразу – российские Братья бросили вызов их могуществу, именно после этого гражданская война пошла всерьёз, а нищие и полуголодные белогвардейские армии стали вооружаться и снабжаться. И выстрелы в Ильича связаны с этим.
Впрочем, и в нашей партии изначально два крыла сожительствуют. Для одних – преимущественно эмигрантов – Россия всегда была чужой. Для них ближе Европа и только там можно построить коммунистическое общество. А Россия – лишь факел, чтобы разжечь пожар мировой революции. Другие, пока эмигранты в европейских кафешках и бистро просиживали, работали в России, на заводах, в деревне, сидели в ссылках, колесили по всей стране. Для таких – Россия – Родина, и другой не дано. Поэтому они, не отказываясь от идеи мировой революции, не готовы сжечь свой дом в надежде на то, что переедут в новый, более уютный и комфортабельный. Вот эти люди втихомолку протаскивают идею о возможности построения нового общества в одной стране.
- А ты, ты сам. Казимир, какую идею поддерживаешь? Только не увиливай от ответа, бросаясь в общие рассуждения. – потребовал Николай.
Минуло то время, когда Николка в рот глядел инженеру Колоссовскому. Они, прошедшие войну и революцию, давно были на равных, и на «ты».
- Я, как ни странно, за тех, кто считает, что надо защищать свою социалистическую Родину – Советскую Россию. Я – за Россию! Более того, именно большевики, Красная Армия и ВЧК стоят на защите единства страны. Мы ведем войну против интервентов, самостийников, батек и атаманов, разрывающих страну на части. Все больше и больше честных людей будет осознавать этот факт и переходить на нашу сторону. Любовь к Родине примирит их с большевизмом. Поэтому я против тех, кто желает сжечь Россию в огне мировой революции, хоть я и поляк. Хватит, наэкспериментировались! Надо страну по кусочкам обратно собирать, надо ее из руин поднимать, А эти – сами с голой жопой, а в другие страны свет истины собрались нести. Нам в России надо дать образец хозяйствования и государственного управления, тогда только, глядя на нас, и остальные страны подтянуться. – Колоссовский невесело усмехнулся. – Знаешь, Николай, порой мне кажется, что это Братство и эти адепты всемирной революции – одна шайка-лейка.
- Сил против Троцкого пока маловато, поверь, они есть. – разоткровенничался Колоссовский. – Он ведь и большевикам примкнул только в семнадцатом, а до этого – злейший враг был! Эх! – он даже стукнул легонько ладонью по столу. – Смотаться бы за океан, разузнать, чем наш Иудушка, как Троцкого называл Ленин, там занимался, с кем из банкиров дружбу водил.
У Заломова стало на душе полегче. Свой! Пусть интриган, это у поляка в крови, зато – свой! Одна мысль засела к Николая в голове и он её озвучил:
- Ладно, Штоца убили, и мне его совсем не жалко – сам запутался, сам связался с Кронбергом, но у него была жена, что с ней?
- Екатерина Михайловна?
Николай кивнул:
- Мама Наташи.
Колоссовский потёр бритый подбородок:
- Не знаю. – честно признался. – Упустил. Не до того было. Надо будет разузнать, что с ней стало. Если найду – пристрою на какую-нибудь службу.
Изрядно выпитое зелье тянуло на откровение, поэтому Николая развезло и понесло:
- Казимир, я вообще на очень многое стал смотреть по-иному после ноября. А стоило ли такие жертвы городить, страну ввергнуть в гражданскую войну, русских натравить друг на дружку? Ведь вон, сколько крови пролито, а сколько ещё прольётся? А ведь надо было всего лишь немного поднапрячься. Чуток перетерпеть – и вот она – победа над германцем. И не топтали бы они Украину, не отвалились бы Прибалтика, Польша, Финляндия. Уж не зря ли всю эту кашу заварили? Я тебе это как другу, а не как чекисту говорю эти контрреволюционные вещи.
Казимир Ксаверьевич ответил не сразу. Сначала долго молча разглядывал рюмку с янтарной жидкостью, держа её на весу перед собой. Словно какое-то откровение мог разглядеть в коньяке. Затем залпом осушил посуду, и, медленно и осторожно подбирая слова, произнёс:
- Думаешь, Коля, ты один такой задаёшь этот вопрос? Да, я сам себе его не раз задавал. Только ли в войне дело? А социальное неравенство? А безземелье крестьянства? А сословное и национальное неравенство? Да сколько неустроенности на Руси было! Вон, твой батя, каким знатным предпринимателем был, как дело свое продвинул и раздвинул, а всё одно – подлым сословием вы считались. При царе знать вовсе не спешила своей властью делиться. – Николай вынужден был согласно кивнуть. – А разве мы революцию только ради победы делали? Революция разбудила и повела к политической жизни, к грамотности миллионы, на что понадобился бы не один десяток лет спокойной мирной жизни. Проснувшееся национальное самосознание окраин привело к тому, что они всё равно рано или поздно обрели бы независимость, скорее всего, через пролитую кровь и большие жертвы. А большевики предоставили им свободу без всяких условий. Суверенитет под контролем партии всё лучше, чем без оного. Да и победа была бы пирровой. К черноморским проливам нас не допустили бы англичане, а французы бы кредитами удушили. Это же надо было столько кредитов у них набрать! Они из нас благодаря этим деньгам «мальчиком на побегушках» сделали. Завели Романовы страну в тупик, и кто дал бы гарантию, что после войны Николаша снова что-нибудь не отчебучил бы. А кто мог знать, что в Германской империи произойдёт революция? Нет, друг, Ноябрьская революция в Германии – прямое следствие нашей революции. Не было бы нас – не было бы их. Из всех политических сил в России – только мы боремся и против интервентов, и против националистов. Поэтому победа красных – это гарантия независимости России.
Казимир перевёл дух, а Николай сидел и размышлял над услышанном из его уст. Признавая определённую правоту в словах инженера, он, тем не менее, имел своё, несколько отличное мнение, но вслух высказывать его не стал. Хоть и верный человек Колоссовский, однако же, есть вещи, которые не стоит доверять и близкому другу, тем более, что он служит он в ведомстве, которое кто-то метко назвал «карающим мечом революции».
Колоссовский, будто бы не видя, что происходило на душе парня, разлил по рюмкам коньяк:
- Давай, Коля, выпьем еще, за нашу встречу, за наше дело, за победу!
- Давай! – и, чокнувшись с чекистом, Николай залпом осушил рюмку.
Колоссовский тоже опрокинул содержимое соей рюмки в рот, крякнул по-мужицки и отправил себе в рот ломтик сала.
- То ли стар стал, то ли сало – дрянь. – пожаловался Казимир. – Как резина. Так ты, значит, ни Наташу, ни Меч уже не ищешь? – вопрос прозвучал довольно резко и неожиданно.
Николай поднял глаза и обнаружил перед собой другого Колоссовского. Добродушно жующий собеседник куда-то исчез, и глаза главного губернского чекиста смотрели на него строго и требовательно. Под взглядом этих глаз Николай вдруг почувствовал себя крайне неуютно.
- Так война же, Казимир Ксаверьевич. – неожиданно для себя в общении с Колоссовскми он вновь перешел на «Вы».
Ответ прозвучал как нелепое оправдание, поэтому Николай счел долгом поправиться:
- Ищу по мере сил, и поскольку позволяет военная обстановка.
- Помнишь, ты говорил перед отправкой на фронт, что Меч Тамерлана, возможно, оружие необычайной силы? – Николай кивнул и Колоссовский продолжил: - Меч надо найти, Коля! Страны как таковой нет, и в этих условиях им может завладеть кто угодно. И беляки, и интервенты, наши нетерпеливые, и, вообще, опасные честолюбцы с любой стороны. Страшно представить, что кто-то им решит воспользоваться. А нужно, чтобы он не достался никому!
- Да я и сам об этом думал. Появление Меча в России связано с двумя местами: с Москвой и губернским городом С. Но Москву я всю излазил еще до революции, а в губернский город С. получилось попасть только сейчас. Фрунзе неделю отпуска дал – время немного, но если с толком воспользоваться – шанс есть.
- Ну вот и ладно. – заметно повеселел Колоссовский. – А у меня и документ готов на такой случай.
С этими словами он потянул на себя один из ящиков стола, достал оттуда сложенный вчетверо листок и протянул его Николаю. Николай удивленно приподнял бровь, однако взял лист, развернул его и прочитал. Это оказался мандат от ГубЧК на имя командира Красной Армии Заломова Николая Георгиевича. Документом предписывалось
Цитата
«Всем органам Советской власти оказывать содействие предъявителю сего мандата…»,

а также, что
Цитата
«вышеозначенный Заломов Н.Г. уполномочивается предпринять все средства к розыску старинной реликвии, а именно, так называемого «Меча Тамерлана», принадлежащего к историческому и культурному наследию РСФСР».

- Так, значит, ты всё знал и все спланировал заранее? – по правде говоря, Колоссовский опасался реакции парня, не признающего никакого контроля, но подняв глаза увидел, что Николай смотрит почти весело. – Вот за это спасибо! Не последняя бумажка в наше время.
- Почему знал? Я знаю тебя, Николай, поэтому предположил, что тебе может потребоваться содействие. Чекист я, или нет! – в тон Заломову ответил Казимир. – А хороший контрразведчик должен уметь прогнозировать. С этим документом ты можешь спокойно задавать вопросы, добиваться помощи, делать официальные запросы, привлекать других людей. А если Меч отыщется, то можешь спокойно носить его с собой, не опасаясь, сто отберут или обвинят в краже.
- Всё хорошо, одного не хватает.
- Чего же?
- Кожаной куртки. Без кожаной тужурки никак, авторитет не тот! – шутливо попросил Заломов.
Колоссовский расхохотался, да так открыто, что вроде бы даже морщины на лбу разгладились:
- Вот уж что-что, а эту просьбу я действительно предугадал. Пофорсить хочешь? Будет тебе кожанка! Вот, держи, - поляк протянул целую пачку документов, - вещевой аттестат, продовольственный аттестат, денежный аттестат, предписание. Получишь по ним завтра на складе кожаную куртку, новые штаны и френч, ремень и сапоги, фуражку и маузер в кабуре. Паёк, а то харчеваться тоже чем-то надо. Деньги получишь в кассе, - предугадывая протестующий жест Заломова, счёл долгом добавить, - И не отпирайся, шут его знает, какие расходы понадобятся и куда ехать придётся.
Беседа двух друзей затянулась далеко за полночь. Наконец, Колоссовский обратил внимание, что у Николая слипаются глаза, и он клюёт носом.
- Ну, всё. Давай, дуй на ночлег, а то у меня кроме этого ещё дел полно.
Николай попросил разрешения забрать еду с собой.
- У меня вестовой голодный сидит. – объяснил он Казимиру, заворачивая сало и колбасу в газету. – Фрол Аниськин, да ты его должен знать!
Казимир на миг задумался, потом лицо его просветлело:
- Не тот ли это хлопчик, что записки любовникам в Васильевке таскал?
- Он самый. Минулым летом неведомо как отыскал меня в Николаевске, упросил взять к себе в эскадрон. Сейчас лихим кавалеристом стал, вестовым при мне состоит.
- Да-а, блестящая карьера: был посыльным – стал вестовым.
Оба засмеялись.
Уже на выходе из кабинета, Николай был остановлен вопросом Казимира , брошенным вслед:
- С чего начать, собираешься, Николай?
Тот пожал плечами:
- Пожалуй, подниму связи, схожу по прежним адресам, а там и Васильевку навестить есть смысл.
- Верно! В правильном направлении копать думаешь, только к Зинаиде Архиповне не ходи.
- Это почему же?
- Любовник у неё нынче очень влиятельный – сам Председатель Губкома. И очень ревнивый, черт! – злость, с которой все это сказал Колоссовский, позволяла предполагать, что он сам не равнодушен к бывшей Мадам Зи-Зи. – Если приревнует – уничтожит. Тут уж ни я, ни Фрунзе помочь не сможем.
- Ладно, учту. – буркнул парень.
- А вот к Белавину – зайди! Что-то подозрителен мне стал в последнее время наш доктор, словно скрывает нечто. – посоветовал напоследок Казимир.
***

Странная эта штука - время, думал Николай Заломов. Ему вообще было свойственно особое ощущение времени. Он как будто чувствовал эту неосязаемую абстрактную субстанцию. Вроде течет всё время одинаково, да не одинаково. Иной раз за целый год меньше произойдет, чем за один месяц. Вот и сейчас время как будто уплотнилось, словно пружина часового механизма сжалась до предела: ещё один поворот заводного ключа и стрелки на циферблате полетят с калейдоскопической быстротой. Невзирая на бурные события последних лет, войну и революцию, Николай не чувствовал в те года стремительности бега времени. Да, происходили великие события в жизни России, но личное время Заломова двигалось вместе со страной, а поэтому незаметно. Сейчас же, выходя из ГубЧК, он вдруг стал, казалось бы, осязать натянутую струну, еще немного – струна лопнет – и время сорвется в бешеный галоп. Подобное чувство Николай испытывал только один раз в жизни – весной и летом четырнадцатого года.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 19.1.2018, 15:10
Сообщение #32


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 4. Анархия, мать её…

Цитата
«У нашего господина ни ржи, ни овина.»
Русская народная пословица


Цитата
«Мы редко вспоминаем здесь любимых и подруг:
В любой таверне девы есть, что скрасят наш досуг,
А меч и боевой топор не убегут с другим…
К чему о бабах разговор – мечам слагаем гимн!
Вперёд! Назначена цена,
Вперёд! Известно место встречи,
Вперёд! Уплачено сполна,
Противник назван… Ещё не вечер!
Десяток, сотня или тьма – нам это всё равно:
Вперёд- заплачена цена и выпито вино…
Где та, что руки заломив, заплачет над тобой?
Шагай вперёд, покуда жив, дерись, пока живой!»
Анжей Сапковский


Если сказать, что жизнь Арсения Яценюка была пёстрой, значит, ничего не сказать. Поначалу – обычное босоногое детство деревенского мальчишки. Бегали по горам и пригоркам Жигулей, лазали по деревьям, не забывая деревьев фруктового сада деда Калги, купались в Волге, удили рыбу. Строгий отец – хитрый и хапужистый Васильевский кулак – бил парня смертным боем за малейшую провинность.
Потом – суровая, но полная впечатлений жизнь учащегося реального училища. Первая любовь, несчастная, - к гимназистке Наталке. Первые драки. Первая ненависть – к лучшему другу и удачливому сопернику. Первые выходки – дикие выходки горчишников Струковского сада. Первый стакан вина и первое посещение срамного дома с весёлыми мамзелями. Пора отрочества закончилась первым предательством. Не Арсения предали – он предал. Предал лучшего друга и возлюбленную. Начиная тогда, он и не подозревал, что подлость и предательство войдут у него в привычку и станут второй натурой.
Пора взросления началась у него с убийства. С каким наслаждением он вогнал нож в бок Козлобородого. Деньги, причём немалые, посулило за убийство ему некое Братство Звезды. Однако не обманули, заплатили, но убийство получилось какое-то кривое: резал, да недорезал, выжил окаянный. Но отныне путь в честное общество был Сеньке закрыт. Он опустился на самое дно: шлялся по каким-то притонам. Спускал деньги на игры и дешёвых шлюх, подворовывал по случаю. А когда стало в городе невмоготу – рванул на вольные хлеба, в Жигулёвские леса. Сколотил из подонков, укрывающихся от призыва в армию, банду, с которой наводили ужас на Сызрань, Ставрополь, Ширяево, Сенгилей, уездные сёла и деревни. Погуляли вволю, поразбойничали всласть. Но недолго верёвочка вилась, власти, занятые войной на западе, обратили, наконец, свой взор на восток, выслав команду из солдат и казаков – перестрелять разбойничков. Понял Сенька, что дело худо.
Война – мать родна – дала ему шанс. Шанс стать приличным человеком. Связавшись с властями, он, в обмен на помилование, сдал своих друзей-разбойничков. Они обтяпали очередное предательство вместе с жандармским полковником, с которым Арсению пришлось делиться награбленным. В обмен на это полковник пообещал ему, что армейская служба, а это было одним из условий сдачи, будет непыльной и подальше от боевых действий. И опять предательство сошло Сеньке с рук – жандарм не обманул и, используя армейские связи, устроил служить его во флот – на линкор «Гангут», на котором после бунта наблюдался большой некомплект личного состава.
Служба на линкоре была непыльной и весёлой. Корабль, после минирования Финского залива, вместе с другими дредноутами класса «Севастополь» прочно стоял у причальной стенки в Гельсинфорсе. Единственными сражениями матросов линкора были попойки в местных пивнушках и сексуальные труды в постелях дебелых финских проституток. От безделья, да на казённых харчах, матросы поправлялись, а в их головы лезли всякие нехорошие мысли. Ко времени появления в экипаже Арсения среди матросов насчитывалось полторы сотни последователей разных политических партий. Эсеры ненавидели кадетов, эсдеки различных направлений презирали эсеров, анархисты воевали против всех, местечковые националисты свысока смотрели на весь этот великорусский междусобойчик, лелея надежду, что грядёт час избавления от русского ига. Всё было всерьёз и порой дело доходило до мордобоя. Все сходились лишь на одном: самодержавию приходит крышка. Самой влиятельной и большой среди матросов партией, были анархисты. Они-то и встретили Сеньку с распростёртыми объятиями, разбойники и бандиты были у анархистов в чести. Анархисты вообще не утруждали себя теоретическими изысканиями и прочими умствованиями, а предлагали простые решения, недалеко ушедшие от тривиального разбоя.
Арсений, попав в такую компанию, так и не освоил толком морскую науку: пришла Февральская революция, и совсем уж стало не до овладения флотской премудростью. Боевую учёбу заменили митинги, наставления и уставы – постановления и резолюции. Зато он быстро стал своим среди корабельных бездельников, которые гордо величали себя анархистами-социалистами. Вовсю развернулась эта компания после Февраля. Весело тогда было! Вот где жестокая, склонная к насилию, Сенькина натура развернулась во всю ширь. Весело топили офицерьё в прорубе, весело их обливали ледяной водой и весело катались по заиндевевшим телам на санях. Стараясь походить на своих кумиров – революционеров, он стал отращивать волосы и носить пенсне, благо, после того как они перебили буйных, а тихие офицеры помалкивали, следить за соблюдением уставов стало особо некому. Вкупе с чрезвычайной худобой, длинными руками и пальцами, новый облик Арсения приобрёл вид демонический и загадочный. В иные времена бравая матросня вряд ли позволила верховодить собой столь субтильному субъекту. Но в дни революционных потрясений престранный облик и разбойничий шлейф и не такое проделывали с сознанием заурядных, казалось бы, трезвомыслящих особей. Да только избран был Арсений от экипажа в Центробалт, где братва, исповедующая идеи анархизма, получила большинство.
В октябрьские дни Центробалт отрядил для помощи московским рабочим большой отряд под командой отчаянного бузотёра Федьки Расколова. Разбившись на ряд более мелких отрядов, матросня принялась наводить «революционный порядок» в Первопрестольной. Один из отрядов вёл не имеющий никакого боевого опыта, кроме разбойничьих налётов, слабо ориентирующейся в вопросах флотской службы, но зато верный заветам Бакунина, свой братан-анархист, Арсений Яценюк.
Для Сеньки участие в московских событиях стало вершиной его кровавой карьеры. Одновременно сей визит разбудил в нём прежние, казалось бы, давно забытые, воспоминания. Хватило одного взгляда на уверенного, по-хозяйски распоряжающегося в Москве, Николая Заломова, как рука сама потянулась к маузеру. Только усилие воли не позволило всадить этому выскочке пулю промеж его наглых глаз. Но в место этого Сенька улыбнулся и, протянув руку, пошел навстречу сопернику. Бес ненависти к более удачливому сопернику и бес вожделения к потерянной возлюбленной вновь овладели им. Тем слаще для Сеньки было узнать, что Николке тоже ничего не обломилось с гордячкой. Ветреница пальчиком поманила этого деревенского увальня и упорхнула, что, безусловно, давало ему шанс. И совсем уж не удивился он, узрев среди красногвардейцев эту шлюху, Глашку, и её хахаля. Революция тем она и хороша, что всем даёт шанс выбраться из грязи, да в князи. Иное дело – нимфа с изумрудными глазами, незнамо где ныне обитающая. Происхождения она – самого прескверного в нынешнее время, так и напрашивается на то, чтобы поматросить и бросить. Многих, подобных Наталке, поимел Сенька со славных Февральских деньков, многих попортил: дворяночек, мещаночек, чопорных мамаш и трепещущих невинных дочурок. Победителю всё дозволено! Он по собственному опыту знал: неприступная прежде офицерская жена, становилась ой как доступна, получив статус офицерской вдовы. Тем более, если он сам присвоил этот статус, утопив в проруби муженька. Арсений аж причмокнул, представив как будет измываться над желанным телом.
Однако, после Октября всё пошло не так, как он задумал. А как-то криво и вкось. За Октябрём наступил февраль восемнадцатого, когда вконец разложившиеся матросики под Нарвой дружно бежали от германца, отнюдь не испытывающего братских пролетарских чувств к врагу. Долго помнил Сенька тот панический ужас, что овладел им, когда по их позициям жахнула немецкая артиллерия. Что и говорить, не выдержала его подлая душонка испытания реальным боем! Мучительно стыдно было Арсению вспоминать об этом. Слабым утешение было то, что робость и малодушие проявил не он один – вся бравая матросская команда по главе со своим командиром пустилась наутёк. Бежали далеко, так далеко, что добежали до Волги, остановившись лишь в губернском городе С. Тут их и настиг карающий меч революции в лице хмурых, немногословных латышей-чекистов. Проштрафившуюся команду сняли с бронепоезда, а их командира под конвоем отправили в только что вновь ставшую столицей Москву – ответ держать.
Чуткий к переменам Арсений остался в губернском городе, решив не преть на рожон, а отсидеться и понаблюдать. Что-то всё происходящее вокруг ему решительно перестало нравиться. Виданное ли дело: революцию вместе делали, кровь на баррикадах вместе проливали, а как командовать – большевики одни первыми оказались. Заняли все посты, все должности и никого из других социалистических партий пускать не хотят. Дюже обидно все это было Яценюку. И ещё одно непонятно было бывавшему матросу – большевики, вместо того, чтобы, как и предполагалось, разрушить государство, стали только укреплять государственную власть. Да так рьяно закрутили болты, что жизнь при прежней власти мёдом начала казаться, при царизме отродясь таких безобразий не бывало, вот тебе и «Николай Кровавый»! Уже и «социалистическое отечество в опасности» объявили, и это вместо того, дабы немедля броситься всеми силами в Европу - раздувать пожар мировой революции против буржуев всех стран. А братья-анархисты как раз были бы совсем не против прогуляться в Европу на тачанках да на бронепоездах – пограбить, повеселиться. В бульон ненависти, и возмущения, клокочущий в груди Арсения, перца добавил и тот факт, что его главный недруг Заломов был большевиком.
К тому времени Яценюк примкнул к отряду моряков Балтийской гидроавиации, невесть как расквартированной в губернском городе С. Преодолел он всё-таки боязнь перед неприятельскими пулями и снарядами, но и на рожон не лез как некоторые. Зато хорошо овладел пулемётом и метко из него бил. И не прогадал, пулемётчик – специальность на войне дефицитная, ценная. Хороший пулемётчик – всегда в чести у командования и уважаем бойцами. Сенька честно сражался с белочехами, и его пулемёт надёжно прикрывал отступающие за речку Самару красные части. А за несколько дней до этого, 3-4 июня 1918 года, его пулемёту пришлось изрядно потрудиться во время трагического сражения под Липягами, на изъеденных оврагами склонах реки Татьянки. Собранные спешно, «с миру по нитке» части Красной Армии пытались противостоять легионерам Чехословацкого корпуса, который к тому времени обошел губернский город С. с юга и, возле посёлка Иващенково, вышел в тыл красноармейским частям. Собранным наспех латышам с Трубочного завода, татарам Уфимского полка, хилым подразделениям Симбирского полка, китайцам, матросам гидроавиации, башкирам, венграм, немцам, румынам, добровольцам-коммунистам, эсерам и анархистам, противостояли монолитные отряды легионеров. На стороне белочехов был численный перевес, дисциплина, владение боевыми навыками и мощная бронированная ударная сила – бронепоезд «Орлик». Красные им смогли противопоставить только героизм на фоне разгильдяйства, отсутствия единого командования, несогласованности действий, недисциплинированности. Итог боя – жестокий разгром Красной Армии – был закономерен, даже несмотря на то, что матросы гидроавиации, грамотно расставив пулемёты и отрыв окопы, отразили все атаки легионеров. Их обошли и, чтобы не попасть в окружение, они вынуждены были отступить, бросив свои пулемёты.
Долгое время судьбинушка как будто берегла Сеньку: ни пуля, ни осколок не брали его. Так было в часы тяжелых отступлений под ударами белочехов, цел-целёхонек он остался и при начале наступления подкачавшей мускулы Красной Армии. Ни царапины и при кровавом штурме Симбирска, и при стремительной атаке на Сызрань, а вот, поди ж ты, и на старуху бывает проруха. Видно правду люди говорят, «сколько верёвочки не виться – всё равно конец будет», зацепило его взрывной волной при штурме Александровского моста. Да так зацепило, что подбросило, и шмякнуло об землю, и сверху, словно издеваясь, на него упал, придавив к земле, его брат родный – пулемёт Максим. Нашли Арсения много позже сражения, в горячке боя и не поняли – думали, убит пулемётчик. Он был весь засыпан землёй, придавлен обломками пулемёта, оглушен, контужен и… ни одной раны, ни одной царапины. Контуженного долго осматривали лучшие врачи губернского города С., пытались лечить, но результат оставался плачевным. Контузия оказалась тяжелой: Яценюк почти полностью потерял слух, речь стала несвязной и заикающейся, у него тряслась голова, а конвульсивные движения правой руки время от времени выписывали траекторию, будто он играет на балалайке. Ни о каком продолжении военной службы и речи не могло идти.
- Похоже, батенька, что вы на сегодня отвоевались. – наставлял Арсения при выписке доктор Белавин. – Все, что в моих силах, я сделал, остальное – в руках матушки -природы. Вам, юноша, требуется период длительной реабилитации, езжайте-ка вы домой, в село, на вольные хлеба, да на свежий воздух.
- И ч-что, м-мне та-так в-всю жи-жизнь х-ходить? – едва выдавил из себя Сенька.
Дмитрий Степанович ответил не сразу, пожевал губами, подумал, снял и протёр линзы пенсне своей, застиранной до серости, манишкой. И только потом, водрузив пенсне обратно на нос, признался:
- Не знаю, не знаю! – он развёл руками в стороны. – Дырки-то в теле мы заштопывать, слава Господу, научились. А голова – предмет тёмный, до сих пор мало изученный. Но я вам, батенька, так скажу: ничего невозможного нет! Вы человек молодой, жизненных сил предостаточно, авось и сдюжите недуг. Следите за своей координацией движений, научитесь концентрации внимания, давайте контуженой руке делать простейшие операции. Говорите медленно и чётко, следите за своей речью. И, главное, концентрация, концентрация, концентрация… Возможно однажды наступит такой момент, что вы почувствуйте, что недуг отступил.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 23.1.2018, 10:25
Сообщение #33


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 5. Реликт уходящей эпохи

«В тугих струях потока, как ни вертись,
плывешь туда, куда укажет он –
так мирозданье установит
взаимную ответственность сторон.»
Ева Райт


Колоссовский не зря упомянул странное поведение доктора Белавина. Был, был у доктора секрет. Тайное дело, которое позволило бы ему вернуть свою утраченную честь. Пусть не в глазах презревших его дочерей, и не глазах других людей. Это надо было ему самому и, как он надеялся, одной особе, чьим мнением он с недавнего времени чрезвычайно дорожил. Поэтому визит Николая Заломова стал для Белавина досадной помехой.
***

Время, выбранное Николаем для визита, и впрямь оказалось крайне неудачным. Заломов перехватил доктора у крыльца дома, когда он возвращался с работы домой.
- Дмитрий Степанович, помните меня, я – Николай Заломов!
- Да хоть Разломов, что с того? – зло бросил Белавин. – Я не обязан помнить всех своих пациентов.
У него сегодня была целая прорва документов, и не меньшая кипа бумаг. В его госпиталях и лазаретах не хватало мест и персонала, медикаментов и перевязочного материала. Чёртовы обозники с тифозными, которые, не разбирая уже мертвых и ещё живых, умудрились выгрузить их рядом с городской пристанью. До самого вечера Белавин вместе со своим помощником распределяли больных по больницам и госпиталям города, попутно отправляя умерших в ямы, вырытые на склонах Постникова оврага. Судя по чадящему дыму, поднимавшегося с той стороны, служащие морга, предварительно засыпав покойников хлоркой, уже подожгли их.
«Да оставьте меня хоть вечером в покое!»
- Дмитрий Степанович! – тон Заломова против его воли стал умоляющим. – Вы не можете нас не помнить! У Клавдии Игоревны внучка была… Вместе искусанного собакой привозили…
«Ещё бы мне тебя не помнить, пострел. Эк, сколько времени прошло, заматерел ты, братец. Значит, из зверёныша зверь вырос».
- Не помню ничего, не помню. Столько времени прошло.
Николай недоумевал, ведь по глазам видел – узнал. А вот закрылся как улитка в своей скорлупе – попробуй, выковори его отсюда. Решил прибегнуть к последнему аргументу:
- Ознакомьтесь с мандатом, гражданин Белавин, вы ведь на советской службе, верно? Так там написано, что вы должны оказывать содействие.
Доктор лишь мельком взглянул в документ и не читая вернул его.
«Добрались-таки до неё. Рано, ох как рано! Слаба ты, девонька, ещё очень».
- Что вам угодно? Задавайте свои вопросы и покончим с этим.
С чего начать-то? Про Меч он явно ничего не знает. А вот про Наталку.., про Наталку может, что и удастся из этого пройдохи вытянуть.
- Что вам, Дмитрий Степанович, известно о судьбе Натальи, внучатой племянницы Клавдии Игоревны Воиновой, пропавшей 31 июня 1914 года?
«Надо бы предупредить Клавдию, не ровен час, этот прыткий молодой человек и до неё доскачет».
- Не знаю! Не знаю! Да люди вы или нет, в конце концов! Я – старый, больной человек. У меня госпиталя переполнены, у меня – тиф и сибирская язва, у меня люди пачками каждый день умирают от ран, голода и болезней! Я устал и с ног валюсь. А вы пристаете ко мне с вопросами о судьбе какой-то там девчонки, которую-то и видел я еще до германской войны. У чека что, поважнее дел нету? Шли бы вы отсюда, молодой человек. – с этими словами Белавин быстро преодолел крыльцо и захлопнул входную дверь прямо перед носом Николая, не соизволив пригласить его во внутрь.
***

Вот таков был земский врач Белавин. Среди коллег и людей, близко знавших доктора, он слыл человеком склочным и желчным. В молодости, как и положено всякому приличному человеку, был либералом. Романтическим юношей он, решивший посвятить жизнь народному благу, из блистательной столицы приехал в тихий провинциальный губернский городок. Ездил по глухим деревням, не брезговал эпидемий и инфекций, не пугали его дерьмо и грязь, не гнушался лечить сифилис и осматривать шлюх. Годы стерли романтический флер с его огрубевшей души. Антисанитария народной жизни и нищета русской деревни, всеобщая безграмотность и суеверия «простых» людей, запущенность здравоохранения в губернии и равнодушие чиновничества, рано зачахшая жена и забота о подрастающих дочках, со временем превратили неистребимого, казалось бы, романтика и идеалиста в законченного циника и закоренелого бобыля.
Доктор горько и зло иронизировал над своими юношескими идеалами. Про либералов он говаривал:
- Прекраснодушные идеалисты, которым доверь страну, развалят ее в конец, потому как ничего-с не умеют-с.
Еще хлеще он отзывался о социалистах:
- Бешеные фанатики, готовые погубить Рассеюшку ради своих безумных идей-с.
С началом войны, неожиданно превратившись в отчаянного германофила, неизменно, в пику записным патриотам, прославлял Германию и немецкий дух:
- «Колбасники» придут – порядок наведут. Загонят-с наших нечёсаных мужиколюбов в тундру за Полярный круг. А остальное население-с – в кабалу и выучку. И кончится немытая Россия - наступит европейский Русланд.
Соответственно лютой ненавистью возненавидел Россию, русскость, и всё, что с этим связно:
- Странишка наша – дрянь оказалась, а русский человек – обычным зверем-с с тонким слоем полировки европейской цивилизацией.
Внешний вид доктора тоже стал соответствовать его позе оплёвывания всея и всего. Одевался он неряшливо, бороду не брил и не расчёсывал, по свидетельству немногих, бывавших в его доме, там всё тоже пылью и паутиной заросло.
Когда случилась революция, он, поверив в свой дар провидения, счел себя непогрешимым, а оттого сделался ещё более несносным:
- Рассеюшка наша – провалилась к чёртовой матери. Пропили-с, продали-с мужички одну шестую суши в обмен за сотню аршинов собственной землицы, за живот свой, за понюх табаку.
Из-за своей желчности и язвительности он распугал всех своих приятелей. Коллеги его сторонились, знакомые предпочитали не замечать, соседи перестали здороваться, опасаясь нарваться на высокомерное молчание. Даже со своими дочерями он рассорился и разругался в пух и прах.
Старшая дочь, Катя, привезла было своего раненного мужа, подполковника Чащина в отчий дом – отлежаться и восстановить здоровье после ранения, полученного во время октябрьских событий в Москве. Да недолго выдержала, недовольная отцом, отвезла Вадима от греха подальше, так того передёргивало от отцового ёрничанья по поводу России и его показного германофильства. Младшенькая, строгая сероглазка Даша, вообще возненавидела и прокляла отца, после того, как он, сдав её мужа, красного командира, в чехословацкую контрразведку, попытался довольно неуклюже выдать её замуж за главу Народной дружины Комуча гражданина Козятина.
Вот несносный характер! Дернул же чёрт его связаться с этим Козлобородым. Козятин появился в жизни Белавина задолго до революции, и, даже, задолго до германской войны. Первый раз этот страшный человек возник на пороге Белавинского кабинета со срамной болезнью, подхваченной от какой-то из его шлюх. То ли Дмитрий Сергеевич был менее щепетильным, либо не столь брезгливым, чем его остальные коллеги, но он не только излечил Козятина, но и согласился проводить регулярные медицинские осмотры его девочек. Затем, как раз во время начала войны, долго лечил того от ножевого ранения, не иначе полученного в результате какой-то их бандитской разборки. Когда в города ворвались части белочехов, Козятин вместе со своей дружиной, набранной из воровского отребья с городского дна, ворвался в госпиталь, где служил Белавин. Его дружинники, невзирая на протесты медицинского персонала, перерезали всех раненных красноармейцев, что находились там на излечении.
Всё-таки пощечина и презрение дочки ранили доктора сильнее, чем думал он сам. Белавин вынужден был признать, что затея с женитьбой была изначально обречена на провал, он это понял сразу, только взглянув на высокого, стройного, косая сажень в плечах, Дашиного супруга-красноармейца. Козятин, эта обезьяна с ушами, не просто сильно проигрывал во внешности, он был полным уродцем с черной как смоль душой. Но Белавин побаивался всесильного начальника Дружины, ибо тот в любой момент мог напомнить доктору об его недолгой службе Советам «собачьих и рачьих» депутатов.
Числился за Белавиным такой грешок. Случилось это после перехода города под власть Советов. Большинство врачей губернии, верных своему интеллигентскому чистоплюйству, наотрез отказались служить большевистской власти. Враз опустели больницы и госпиталя, приюты и богадельни. Некому стало вести прием и уход за больными. Вызванные по очереди в Губком, врачи дружно ответили отказом, втихомолку собираясь по вечерам и, злорадно потирая руки, отсчитывали дни до конца Советской власти:
- Господа, господа! Вы слышали, немцы наступают. По весне останутся от Совдепии рожки да ножки.
- Весь Дон в огне! Режут казачки красных – будь здоров!
- А что слышно о генерале Корнилове? Поговаривают, что бьёт солдатню и коммуняк в пух и прах.
- По слухам в Москве последние сухари доели, крыс не осталось-с!
- Да-а, а солдаты, не к месту будет сказано, срут кровавым поносом. Дизентерия, господа-с! По Волге целые баржи с тиффозными ходят-с, ни один город брать не желает.
- Поздравляю, господа! Чехословацкий корпус восстал. Гонят красную сволочь так, что у тех только пятки сверкают.
Белавин злословил вместе со всеми, на своем календаре красным карандашом отмечал даты, когда, по его мнению, власть красных падет. Однако скоро ему сие опостылело, надоело быть в стаде. Одно дело – поносить всё в одиночку, другое – в компании таких же раздраженных субъектов с медицинскими дипломами в карманах.
Белавин крепко призадумался. Саботировать безбожную власть хорошо, а есть тоже что-то надо. И ещё была у старого циника в душе одна чёрточка, которую он не смел подвергнуть осмеянию и остракизму – профессиональная честь. Долг врача – лечить, и пусть нет лекарств и надлежащих условий, пусть волки правят страной, пусть Русь летит в тартарары – лечить! Вскоре увидели, как Дмитрий Степанович ходит кругами вокруг здания, где располагался ненавистный Совдеп. Радиус кругов становился все меньше и меньше, пока доктор, оглядевшись вокруг как тать, замысливший неладное, не юркнул в дверь советского учреждения. В Губкоме доктор Белавин имел долгую беседу с его председателем, большим грузным человеком с мясистым лицом и оттопыренной нижней губой, и, верный своей беспринципности, вышел от него управляющим всеми больницами губернского города С. Холодным презрением окружили доктора его коллеги. Праведный гнев саботажников ничуть не тронул старого циника, безразлично пожимающего плечами в ответ на упрёки:
- Власти приходят и уходят, а люди от этого болеть не перестают. Нету лекарств, так хоть клистерами лечить будем-с.
Однако по постепенно осуждающие реплики стали тише и глуше, саботажники стали внимательно приглядываться. Сначала доктору Белавину положили жалованье, затем его квартиру вывели из списка на подселение, а уж когда он приволок домой паёк, то терпение коллег лопнуло и они, расталкивая друг дружку локтями, и досадуя, что не догадались первыми, наперебой ринулись предлагать революционным властям свои услуги.
Гоголем стал ходить Белавин при белочехах. Тут-то он как раз и почувствовал: «Моя власть пришла!» Конечно, чехи не совсем немцы, но где-то очень и очень близко, словом, почти немцы. Именно, чехи, веками жившие под властью немца, по мнению Белавина, представляли собой удачный эксперимент по онемечиванию славян, который он, следуя своим убеждениям, не отказался бы распространить и на соотечественников. То, что чехословацкий корпус был сформирован как раз для борьбы с немцами, Дмитрия Семёновича отнюдь не смущало, ведь если действительность расходится с его постулатами, то тем хуже для действительности. Оказалось, что чехам, главным помыслом которых было стремление побыстрее свалить из России, было попросту недосуг заниматься наведением жизни в освобождённых от большевиков территории, поэтому они оставили в губернском городе С. всё как есть. Более того, набежавшие в город болтуны, называемые политиками, быстро сварганили очередное правительство, коих, в сей скорбный для Руси час, развелось великое множество. Бутафорское правительство называлось непонятно и заумно – Комуч, и совершенно неожиданно Белавину в этом правительстве досталась кресло товарища министра здравоохранения. Назначение повлекло за собой, помимо собственно врачебных забот, участие в разного рода бесчисленных совещаниях, заседаниях и банкетах, на которых он навострился бодро и высокопарно произносить речи и здравницы о союзническом долге, о необходимости борьбы с большевистской заразой, о возвращении России в лоно европейских держав. Словом, он порол всю ту либеральную чушь, над которой столько лет издевался и которую так зло высмеивал, что не преминула заметить его давняя знакомая, пожалуй, единственная, кто хоть как-то с ним ладил, Клавдия Игоревна Воинова, язва похлеще Белавина:
- Раскудахтался, петушок! - и это ещё было самое мягкое, что в сердцах она выговаривала доктору. - Пока в стране негоразды, они решили её пограбить под шумок, а ты, старый пень, им осанну поёшь.
Доктор злился, пыхтел и краснел, но возразить Воиновой по существу ничего не мог. Вообще, если не замечать такие неприятные моменты, как избиение рабочих, то время при белочехах и Комуче было для города исключительно веселым. Вновь осветились бульвары, заработали в парке аттракционы, открывались прежде заколоченные витрины лавок и магазинов, на улицы города высыпала нарядно одетая праздная публика и развелось превеликое множество шлюх, задёшево предлагающих свои услуги. Но чудики из Комуча не смогли достать от крестьян ни хлеба для города, ни солдат для армии, поэтому, когда в городе стало холодно и голодно, веселье как-то быстро закончилось и для самозваного правительства песнь пропели жареные птицы в виде наступающих из-за Волги красных дивизий.
Профессиональные болтуны из Комуча, проклиная глупый народ и проклятую страну, навострились бежать на Урал и в Сибирь, под Колчака. Подумывал о бегстве и доктор Белавин: шутка ли, член правительства. Большевики за это, да еще за речи, когда он, краснобайствуя на банкетах, требовал их крови, по головке вряд ли погладят. Да стар ли он стал и прикипел к городу, или не захотел бросать больных, а, может, понадеялся на русский авось, да только поезд на восток укатил без него.
В день, когда полки красных маршировали по улицам города, он, в кои-то веки надел всё чистое, сел за стол с неизменным ведерным самоваром и приготовился ждать, когда за ним придут: «Чего быть, того не миновать»! Однако первым посетителем доктора стали отнюдь не чекисты. Когда раздался стук в дверь, он вздрогнул и обреченно пошел открывать. На пороге стоял окровавленный начальник Народной Дружины господин Козятин, человек к которому Дмитрий Степанович относился с известной долей презрения и страха. Вид он имел чрезвычайно измотанный и оборванный, козлиная бородёнка обгорела, а торчащие в разные стороны уши были опалены. Вошедший рухнул прямо возле порога. Пришлось доктору, отославшему прислугу домой, самому затаскивать раненого в дом, и кипятить воду. Осмотрев Козятина, доктор убедился, что ничего серьёзного нет, однако все его тело было покрыто многочисленными ранами ссадинами и ожогами.
- Я с ребятами железнодорожный мост хотел взорвать. – морщась от боли, рассказывал очнувшийся Козятин, пока Белавин обрабатывал его ранки. – Надо было не пропустить в город бронепоезд.
- Ну что, взорвали? – осведомился доктор, макая пинцет с ватой в бутыль с самогоном.
- Куда там! – морщась от боли, ответил Козятин. – Рабочие, сволочи, подошли со стороны города, отбили мост. Один фугас только сумели подорвать, взрывной волной накрыло.
Закончив обрабатывать ссадины, Белавин накладывал мазь на ожоги, и, разорвав простынь на длинные и узкие полосы, занялся перевязкой.
- Мне одежда нужна, - вдруг заявил Козятин, - В этой мне нельзя, сразу опознают.
- Будет тебе одежда. – успокоил Дмитрий Степанович.
В гардеробе отыскали кое-что поплоше и Козятин, поминутно охая и морщась, приступил к примерке. В одежде от доктора, большого и грузного мужчины, он, маленький и худой, смотрелся весьма комично. Трудно было поверить, что этакий сморчок со впалой грудью был карателем, собственноручно расстреливавший людей.
- И куда вы теперь?
- Залягу на дно, а там видно будет. – отвечал Козятин, стоя перед зеркалом и пытаясь потуже застегнуть ремень. Выходило плохо, широченные штаны собирались в фалды, брючный пояс норовил вылезти из-под ремня наверх, нижний край брюк волочился по полу.
- А вы? - в свою очередь поинтересовался Козятин. – Вы знаете моё к вам расположение, господин доктор, даже, несмотря на случай с Дарьей Дмитриевной. Смею вам предложить свою компанию.
- Нет! – отрезал Белавин. – Моё место в городе.
- Вас же не пощадят!
- А вот это неизвестно! Пусть будет, как будет.
- Ну, тогда, прощайте! – Козятин открыл дверь и исчез в серой осенней промозглой дымке.
***
Оказалось, что это был не последний визит в тот день. Ближе к полуночи опять раздался стук в дверь и зычный голос произнес:
- Именем революции, откройте!
Вошли трое. Старший приказал:
- Пан Ге Сен, Сидорчук, на часы! – и двое, взяв винтовки с отомкнутыми штыками «к ноге», встали по краям от входа в дом.
Белавин вместе с «товарищем» прошли в гостиную. Сели за стол напротив друг друга. Чекист первым прервал затянувшуюся паузу:
- Вы знаете, кто я?
- Не имею чести знать! – упрямо поджав старческие губы, процедил доктор, хотя прекрасно был знаком с визитёром.
- Я – председатель ГубЧК товарищ Колоссовский!
- Знавал я когда-то, в прошлой жизни, инженера Колоссовского. – с вызовом ответил Белавин.
- Все мы когда-то кем-то были, но прошлую жизнь уже не вернёшь. – жестко ответил Казимир Ксаверьевич. – Я же стараюсь не вспоминать, что в одной из жизней вы были товарищем министра в Комуче.
- Так вы не будете меня арестовывать?
- Нет! Вообше-то, за ваши художества следовало, но я пришёл не за этим. Мы намерены предложить вам возглавить всё здравоохранение в губернии. Вы согласны, Дмитрий Степанович?
Белавин от удивления открыл рот. Ещё бы, он не согласен! А Колоссовский между тем продолжил:
- Вы много лет работаете в этом крае. Поэтому как никто другой знаете санитарную ситуацию в губернии. В городе и губернии сложилась тяжёлая эпидемиологическая обстановка, в госпиталях много раненых и просто больных, лекарств – кот наплакал. Кадров мало. Согласны?
- Значит, когда чехи пришли, все красные бежали как зайцы, а теперь, когда пришли, решили взвалить всю чёрную работу на тех, кто никуда не бегает? – вскинулся Дмитрий Степанович.
- Почему все? – удивился Казимир Ксаверьевич. – Я, например, никуда не бежал, а всё время оставался здесь, в городе и губернии. Поэтому и знаю обстановку. Мне известно, что, если не будут предприняты чрезвычайные меры, эпидемия охватит всю губернию. Знаю и кто вы, и чем вы тут занимались.
Это уже прозвучало угрожающе, что Белавин невольно поёжился.
- Чем обязан такой честью? – поинтересовался Белавин, стараясь выглядеть как можно более основательно. – Я же ваш враг! И вы меня не расстреляете?
- О, матка боска! Неужели вам не терпится попасть в иной мир? – несколько раздражённо произнёс Казимир Ксаверьевич тем тоном, каким обычно взрослые говорят о неразумном дитяти. - Экий вы, право, не догадливый! Лучше ответьте-ка, только честно, на один мой вопрос. Скажите, а почему вы остались, а не удрали вместе с остальными?
- Ну как… - растерялся Белавин и ответил первое, что пришло ему в голову. – Здесь же больные, куда же я без них.
- Вот вы сами и ответили на свой вопрос. – подытожил Колоссовский. – Работайте, Дмитрий Степанович. Кстати, ваших больных, пусть они трижды белогвардейцы, мы не будем колоть штыками и пытать, как это делали ваши недавние друзья, пусть выздоравливают.
- А потом? – вырвалось у Белавина, прежде, чем он подумал, стоит ли задавать этот вопрос.
Колоссовский пристально, долго и тяжело смотрел на доктора, потом соизволил разжать уста:
- А потом? Потом «каждому воздастся по делам его». Так, кажется написано в Писании? Успокойтесь, рядовые - в Красную Армию, а офицеры, не замешанные в пытках и расстрелах, если не захотят служить – скатертью дорога. – И он неопределенно махнул рукой, что Белавина никак не успокоило.
***

После разговора с Заломовым, Белавин с трудом одолел ступени крыльца, зашел в дом и прислонился к дверному косяку. Гулко билось сердце, а легкие, тяжело дыша, работали как кузнечный горн.
- Нашли! Надо предупредить Клавдию.
Несмотря на все их ссоры и споры, она оставалась единственным другом неуживчивого доктора. А теперь их ещё объединяло ДЕЛО! Дело, которое требовалось, во что бы то ни стало сохранить в тайне.
Цитата
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 26.1.2018, 23:16
Сообщение #34


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 6. Ещё один реликт уходящей эпохи

Цитата
«О, гроздья возмездья!
Вбил залпом на запад
я пепел незваного гостя.
И в мемориальное небо
вбил крепкие звезды, как гвозди».
Андрей Вознесенский


Пока Белавин раздумывал как поступить, дверь, ведущая в гостиную, неожиданно приоткрылась и из неё словно приведение, появилось очертание женской фигуры.
- Холодно у вас, Ваше Здравоохранейшество. – зябко передернула плечами фигура и оказалась весьма пожилой дамой заспанного вида с растрёпанными волосами.
Это была Клавдия Игоревна Воинова, собственной персоной. Вашим Здравоохранейшеством она стала его звать после того, как доктор занял столь важный пост. И в этом тоже был элемент издевки, ведь ироничное отношение к окружающему её миру стало её второй натурой.
Всё-таки что-то роднило столь непохожих, но одиноких и немолодых людей. Он – старый либерал, она – разочаровавшаяся нигилистка, и горе тому, кто попадался на острые злые языки этой парочки. Но ирония Клавдии была менее злой, более утверждающей, оттого изящной, Белавин же в своей ненависти пёр как паровоз. Оба, разочаровавшись в жизни, перестали следить за собой, оба жили неустроенно. Но если у Белавина был просто хлам, кавардак и паутина по углам, то беспорядок Воиновой был уютным, милым, домашним, носил оттенок женской неустроенности и одиночества. Может быть, поэтому злой бобыль Дмитрий Степанович жил один, будучи в неладах даже с родными дочерями, а дом острой на язычок Клавдии Игоревны всегда был полон интересных мужчин, до революции занимавших не последнее место в городской жизни. Сумбурная молодость лишила её собственных детей, подарив взамен возможность любить и души не чаять семью своего родного племянника, в особенности дочку непутевого Сашки – Ташу, Ташеньку, Наталку. Щедрое сердце не ожесточила даже ужасная трагедия, которая произошла в Москве накануне Германской войны, когда погибла вся семья племянника Александра.
- А я у тебя, медведя, прибраться зашла, да задремала немного. – поёживаясь и кутаясь в видавшую виды шаль, не без игривости сказала она.
В свои года Клавдия Игоревна оставалась весьма интригующей особой, до сих заставляющей трепыхаться мужские сердца преклонных лет. Февраль и Октябрь она встретила весьма скептически, большим образом по её железобетонной убеждённости, что человеческая порода зело измельчала с поры ее нежной юности и не способна на великие дела. Однако ей хватило благоразумия не брюзжать в стиле «богатыри, не вы», а ругать революционеров по делу и по существу, благо они предоставляли множество тем для этого. Большевиков она ругала зло и отчаянно, считая, что они ниспосланы на Россию в качестве кары небесной, их соперников, социалистов и либералов, она вообще ни в грош не ставила, видя в них неспособных хлюпиков. Монархистов, иначе как «бывшие без ума», и не называла. Националистов окружила презрением, считая их «ряжеными шутами». В общем, ни одна из форм мироустройства, столь щедро представленных на карте послереволюционной российской земли, у неё положительных эмоций не вызывала.
- Да ты с ума сошла? – Белавин говорил резко и без сантиментов. – Она еще очень слаба, и её нельзя оставлять одну.
- Успокойся, старый черт! Она пообещала мне, что никуда выходить не будет. Сам же говоришь, что слаба. Когда я уходила, она спала и видела во сне своего Николку, о котором все вспоминала в своем горячечном бреду во время болезни.
- Так вот, мальчик объявился, и вырос, и превратился в зверя.
- Когда?
- Только что он допрашивал меня, все вынюхать пытался. Сам весь в коже, чекист, сын дьявола. Поспешай, а то не ровен час заявится, когда тебя не будет.
Клавдия охнула и принялась живо собираться. Запахивая шубку, спросила:
- Когда тебя ждать?
- Завтра постараюсь зайти – больную осмотреть надо.
***

Санёк Рыжий и Костька Гной затаились в подворотне, выжидая свою жертву. В начале марта, хоть уже и пахло весной, однако ж, было ещё холодно. Студёный февральский ветер гулял в дырках рваного зипуна Рыжего, морозил пальцы Гноя, кои выглядывали из просящего каши ботинка. Выпитого оказалось ничтожно мало, чтобы согреться, а прохожие, у которых можно было разжиться денежными знаками и кое-чем ценнее, в такую стужу не появлялись, предпочитая сидеть дома. После расформирования командованием четвертой армии бравого анархистского отряда, Санёк Рыжий и Костька Гной возвратились к своему привычному дореволюционному ремеслу. Чистили богатые квартиры, промышляли азартными играми, не гнушались заурядного гоп-стопа. Но то ли куража не было, или карта не так легла, да только отвернулась от них фартовая дама под названием удача, изголодались, обносились, а её всё нет и нет.
На сей раз им, похоже, выпал козырь – гулким эхом в подворотне отозвался стук женских сапог. А вот и она – по улице шла пожилая, но ещё молодящаяся женщина, судя по одёжке – из «бывших».
- Стой, тётя!
Насторожилась, испуганно замерла.
- Глянь, Санёк, революция прошла, а буржуазия свободно по нашему городу гуляет. – нарочито удивлённо-развязно начал свою волынку Гной.
- Непорядок. – ослабился Санёк Рыжий, обнажив свои гнилые зубы.
Пока шел меж ними ленивый разговор, они взяли даму в клещи и, надвигаясь на неё, вынуждали пятиться, пока та не упёрлась спиной в стену.
- А ведь она не любит пролетарьят. – продолжал тянуть своё Костька. – Смотри, как рожу буржуазную перекосило.
И он указал пальцем на плотно сжатые губы старой девы, на выражение ненависти, против воли, возникшее на её лице.
- Говори, сука, любишь ты пролетарьят, аль нет! – рявкнул Санёк и, навалившись на неё всем телом, приставил к горлу нож.
Клавдию тошнило от запаха перегара, лука и гнилых зубов, но приходилось терпеть. Несмотря на рвотные позывы, дрожа от ненависти и страха, смогла еле слышно выдавить из себя:
- Люблю.
- Без энузиазму, тётя, любишь. – продолжал измываться, поигрывая ножичком, Санек, и, обращаясь к дружку, сказал. – Видать, придется буржуазии уши-то отрезать.
- Вот гавно, - восхитился Костька, - И не скрывает, что брезгует нами. А ну, кланяйся, сука, да ниже, в пояс.
Сгорая от стыда, Клавдия поклонилась ублюдкам.
- То-то же, - удовлетворенно сказал Костька. – Пусть живет с ушами. – смилостивился он, обращаясь к Саньку. – Только цацки сними с неё, да в карманах поройся.
Клавдия машинально взялась рукой за серьгу. Безделушка была пустяшная, но дорога как память об отце.
- Может ещё сапоги с неё снять. – задумчиво произнёс Санёк Рыжий. – На толкучке загоним.
- И то ладно, а больше то и взять с ней нечего. Поизносился народец.
- Эх, была бы ты, бабуля помоложе, я бы показал тебе как пролетарьят любить надо. – продолжал глумиться Сенька.
- А что тебе сейчас мешает? – гоготнул Костька. – Конфеты, небось, сука престарелая сосать не разучилась. Возраст для этого не помеха.
- И то верно. – простодушно восхитился Санёк. – Вставай, бабка, на колени, прольетарськой конфеты отведаешь. Щас… - и замер на полуслове, ощутив холод стального клинка у своего горла.
- Это кто здесь пролетариат? Ты, что ли? – голос Николая был зловещ и спокоен, хотя и немного дрожал от негодования.
Чувствовалось, что парень едва сдерживает переполнявшую его ярость. Он давно бродил вокруг да около до боли знакомого дома, не решаясь войти, боясь нарваться на столь же холодный приём, как давеча, у Белавина. Замёрз, проголодался, и, коря себя за робость, уже собрался уходить восвояси, да вовремя заметил двух подозрительных типов. Решив понаблюдать, спрятался в тени дома, слившись с его стеной. Сразу не вмешался, боясь повредить Клавдии Игоревне, перед лицом которой бандит размахивал ножиком. Лишь когда мерзавцы увлеклись, забыли об осторожности, он вышел из укрытия, и, на ходу выхватывая шашку, в несколько шагов преодолел расстояние, отделявшее его от бандитов.
- Д я… - залебезил было Санёк, но Заломов перебил его:
- А ну. посмотрим, что там у тебя пролетарского.
С этими словами он, рубанул шашкой, и так филигранно разрезал Санькин тулупчик от горла до полы, что даже не поранил его при этом.
- Ах. Гад! – в руках Гноя блеснула вороненая револьверная сталь, и вдруг. – А-а-а-а! – налётчик повалился на мостовую и стал кататься, держась за обрубок руки. – Сука! Б…дь! Гаси его, Санёк, он мне руку отрубил!
Отрубленная кисть, всё ещё зажимающая револьвер, валялась рядом. Это Николай в развороте, едва уловимым движением, резко, почти без замаха рубанул шашкой по руке.
Всё это произошло в одно мгновенье, и вот уже один бандит лежит с отрубленной кистью, а второй стоит, оборонив ножик, едва живой от страха, а под ногами его расплывается, подтаивая грязный снег, тёмно-желтая, дурно пахнущая жидкость. Санёк и не думал гасить, какой там! Лезвие острой, как бритва, конвойной шашки снова так нажимало на Санькин кадык так, что он боялся не только ненароком сглотнуть от страха, а и даже дышать.
- Что стоишь? – обратился Николай к обмочившемуся «герою». – Бери друга в охапку и дуй отсюда, пока я ещё кое-что не отрезал.
Второй раз повторять не пришлось: Санька Рыжий живо принялся пытаться поднять с земли скулящего кореша.
Николай тем временем огляделся, отыскивая взглядом Воинову. Оказалось, что та, воспользовавшись заминкой, бысто-быстро уходила в сторону своего дома.
- Клавдия Игоревна! – парень догнал даму. – С вами всё в порядке?
- Всё ОЧЧЕНЬ хорошо! – не слишком любезно и несколько иронично ответила дама. – Если не считать того, что только что двое негодяев мне уши собирались отрезать.
- Позвольте проводить вас до дома, а то неровен час, ещё кто-нибудь пристанет: времечко нынче лихое.
- А кто виноват в этом? – она строго взглянула на него, да так, что на Заломова аж холодом подуло.
Вместо благодарности, она испытывала к Николаю скорее неприязнь, не отдавая себе отчёта в том, что это чувство возникло из-за того, что он стал свидетелем её унижения. Так часто бывает: человек существо совершенно неблагодарное, поэтому, едва опасность миновала, мы испытывает к своему спасителю отнюдь не благодарность, а самое лучшее – желание побыстрее дать дёру и поскорее забыть происшествие. Ну, не любим мы того, чей счёт к нам ещё не оплачен!
- Кто страну развалил? Кто в ней беспорядок устроил? Кто поднял со дна всю эту мерзость? – риторически вопрошала она. – Никогда раньше не думала, что святое для нас слово «товарищ» будет вызывать такую ненависть
- А причём здесь мы? – с обидой сказал Заломов, а у самого на душе кошки скребли – разговор явно не получался.
- Советы, чтобы придти к власти, вызвали к жизни самые низменные инстинкты человеческой натуры. К власти дорвались самые тёмные личности, патологически жестокие, откровенные негодяи. В России сейчас правят бал такие как эти. – она презрительно кивнула в сторону ещё копошащихся в грязном снегу горе-налётчиков.
- Революция – это буря, это волны. А у волн тоже есть пена. Они схлынут – пена и исчезнет. Революция действительно подняла наверх, к общественно жизни самые тёмные и забитые слои. Эти массы неграмотны, необразованны, элементарно невоспитанны. Порой они признают лишь власть силы, но они быстро учатся, дайте час. – оправдывался Николай, понимая, что все зря, и старую даму не переубедить.
- А, что будет с Россией, с культурой, с людьми, в конце концов, пока они учатся? – вопрошала Клавдия Игоревна. Она против воли втянулась в бесполезный спор и это её раздражало. – И нечего меня агитировать. Есть ли у страны время терпеть эту падаль, или нет – вопрос риторический. А пока я вижу вокруг хамство, бескультурье и насилие над личностью.
Возмущённый до глубины души, Николай перешёл в наступление:
- Разве имущий и просвещённый класс не виноват, что так долго держал простой народ в нищете, неведении и мракобесии? – он уже не мог остановиться, понимая, что ещё больше воздвигает стену между собой и Наталкиной бабушкой, теряя, может быть, последнюю ниточку, которая могла бы привести его к любимой. – Разве не виновата интеллигенция, предпочитавшая вместо кропотливой работы по просвещению и улучшению народного быта, разглагольствовать в салонах и гостиных о благе народном? А то и подстрекать Русь к топору, будя в народе самые тёмные инстинкты, подбадривая взрывами бомб и треском револьверных выстрелов! А когда разбудили, наконец, народ, то не признали за родное дитя, а предпочли увидеть лишь вонючую харю, мерзское, необразованное и немытое мурло. От дела рук своих отказались! Разве мало тех, кто витийствовал за свободу в прошлом, сейчас больше всего хочет загнать это грязное быдло обратно в стойло? Свобода, Клавдия Игоревна, рождается не на шёлковых простынях, а в хлеву, среди грязи и крови. Революции не делаются в лайковых перчатках, а белым носовым платочком не удержать стреляющий револьвер. «Не разбив яйца, не приготовить яичницу!» - так, кажется, говорил один из офицеров, идя душить шарфиком императора Павла.
Пререкаясь, они незаметно дошли. Берясь за ручку двери, Воинова криво улыбнулась и добавила:
- Слова, слова... В любом случае, юноша, ваше общество, и общество таких как вы, мне неприятно, поэтому попрошу, забирайте своих дружков, с которыми вы так неумело разыграли эту комедию, оставьте меня и мой дом в покое. Прощайте, господин чекист!
Заломов даже не нашёлся, что можно сказать в ответ. Ножичек, угрозы, револьвер и отрубленная рука комедия?! Но слова возмущения и оправдания застряли в горле. Он только вытянул руку вперёд и открыл рот, пытаясь найти нужные слова. Так он и стоял с открытым ртом и вытянутой вперед рукой, глядя, как железная дама открывает дверь. Опомнился Николай, лишь услышав звук ключа, запирающую изнутри дверь дома. Дома, куда отныне путь ему заказан.
Вряд ли утешением для него стало бы, узнай Николай, как глубоко его последние слова ранили душу старой нигилистки, сердцем понимавшей, насколько прав был этот мальчик, в кого имела несчастье влюбиться её внучка. В неубранной прихожей она остановилась, прижавшись спиной к входной двери. В ушах стояли последние слова Николая, а в душе отзывался внутренний голос: «А ведь он прав! Прав! Прав! Чёрт возьми!»
- Бабушка? – раздался из комнат слабый девичий голосок, и у старой девы ёкнуло сердце. – Кто-то приходил?
- Нет. Доченька, с чего ты взяла? – ответила Клавдия Игоревна. А у самой ёкнуло сердце.
- Но ведь с кем-то ты разговаривала?
- Да так, пустяки, соседка приходила.
- Какая соседка? Ты же ни с кем не общаешься! Что, ОН приходил?
- Д-да!
- Ну и что?
- Я его не пустила.
- Правильно сделала, бабушка, видеть ЕГО не хочу!
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 31.1.2018, 10:28
Сообщение #35


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 7. Сельская жизнь

Цитата
«Пусть свистнет рак,
Пусть рыба запоет,
Пусть манна льет с небес,-
Но пусть дурак
Себя в себе найдет -
Вот чудо из чудес!»
Саша Черный


Родной дом встретил Арсения неприветливо, он, после службы в Красной Армии, сразу окунулся во враждебную атмосферу.
- Смотри, мать, краснопёрый припёрся. – увидав сына, с порога закричал Фрол Демьянович в глубину добротного двухэтажного кирпичного дома.
Мать, подбежала к стоящему у порога сыну, на ходу вытирая белые от муки руки об передник, и крепко обняла его.
- Пойдём, сынок в горницу, я пирожки затеяла, сейчас вечерять будем. – и, только сейчас, заметив трясущуюся голову Сеньки, всплеснула руками. - Ой, да где же тебя так?
- На-на ф-фронте. – еле выдавил из себя Арсений, во глазу его застыла слезинка, а он даже смахнуть её как следует не мог.
- У-у-у-у! – укусив кулак, тихонько завыла мама.
А отец, опираясь на палку, стоял чуть в стороне, надувшийся, непримиримый.
- Да будет, тебе, мать! Горе не это, бог даст – заживёт как на собаке, горе, что сын с голодранцами связался, с теми, кто отнимать только и умеет.
Лукавил, ох лукавил Фрол Демьяныч, пока сын разбойничал, да добро в дом свозил, отнятие чужого имущества его очень даже устраивало. После революции ему самому удалось оттяпать большую часть помещичьей земли, впрочем, он и до Декрета о земле вполне себе вольготно использовал земли Воиновых. А ныне… у кого из сельчан за долги отобрал землю, кому пообещал долю малую, так или иначе, но землевладельцем он стал изрядным,.. мироед.
Меж тем, уже сидя за вечерним столом, он продолжал витийствовать:
- Не для того революция нам землицу отдала, чтобы разные проходимцы из города хлеб забирали. А то понаедет жидва пархатая, и давай шерстить. Трудового человека грабють!
- Да ты что, старый? Нашел чем сына потчевать! – попробовала вступиться за сынка мать.
Да получила оп полной:
- Цыц, дура! Вот, что за племя такое мерзкое – бабы? Ни черта не понимают, а всё туда же.
Он с силой опустил на стол руку, по дороге превратившуюся из мерзкой дули в огромный кулак. Взял со стола запотевшую бутыль самогона, плеснул себе и залпом выпил.
- Вы, Агрипина Матвеевна, думаете, что я со зла? – продолжал Фрол Демьяныч свои полупяьные изливания. – Зря! Очень зря! Я не со зла, а для науки! – он постучал пальцем по лбу сына. – Дабы эта дурная головушка думала прежде, в чём антирес наш, крестьянский, мужицкий.
- Н-ну в-всё, ба-батя, б-будя! Я ведь могу и сдачи дать, даром, что контуженный – наконец не выдержал и Сенька. – Поздно уже уму-разуму учить. Пока у вас тут обретаюсь – похожу, посмотрю, понаблюдаю, что к чему, а там – видно будет.
- Вот, сразу видно, моя порода, Яценюковская! Осмотреться оно, конечно надо!– то ли батя размяк, то ли водка подобрела, но Фрол Демьяныч поднял снова руку и потрепал сына по голове. – Осмотреться – прежде всего. Ладно, а там и разговор продолжим. Иди в свою комнату – там тебе мать уже постелила.
***

Однако беседу продолжить не получилось ни через день, ни через неделю. Уже минул октябрь и первыми заморозками напомнил о себе ноябрь тысяча девятьсот восемнадцатого года. Отец был весь в трудах: еженощно прятал и перепрятывал изрядный урожай, собранный со своей немалой землицы натруженными руками батраков. Арсений, верный рекомендациям врача, много ходил, опираясь здоровой левой рукой на палку. Здравствовался с земляками, заводил разговоры. Получалось – прав-то отец: среди крестьян много недовольных Советской властью. Получив землю – многовековую мечту мужика, многие успокоились и с непониманием относились к потугам большевиков мобилизовать крестьянство на войну. Сказывались коренные черты крестьянской индивидуалистической психологии, не желающей заглядывать за околицу села и равнодушной к судьбе страны за пределами уезда: у нас всё в порядке, а что до Колчака и помещиков – пущай в Сибири тамошние мужики разбираются. Став хозяином своего клочка земли, землепашец переставал интересоваться всем на свете и искренне недоумевал, почему это он должен отдавать часть своего урожая чужому человеку без всякой выгоды для себя. Арсений был неглупым человеком и видел, что сейчас, после уборки урожая, первого после Октября, давшему мужику землю, середняк и даже бедняк со страхом стал ждать продовольственные отряды из города: сколько заберут, оставят ли хоть что-нибудь, как же жить дальше будем?
Разруха на селе была видна невооружённым взглядом. Прежде чистые улицы перестали убираться и были загажены конским навозом, клочками сгнившей соломы, шелухой от семечек, то тут, то там виднелись брошенные окурки из газетных самкруток. Стало много домов с забитыми ставнями, чьи хозяева либо бились за лучшую долю на многочисленных фронтах гражданской войны, либо покончили дела в этой жизни от мора или голода, либо бросили своё нищее хозяйство и подались в поисках тучных и сытых краёв. Зайти стало некуда, чайная не работала, в пустой, с выбитыми стёклами, бильярдной гулял ветер, трактир был закрыт, шлюхи куда-то поразбежались. И, главное, люди! Людей на улицах стало меньше, а те, что попадались, норовили, отведя потухший взгляд, прошмыгнуть поскорее мимо.
Но, то, что в селе подспудно происходили кое-какие процессы, Сенька вскоре имел удовольствие убедиться. Однажды в дверь дома негромко постучали. Поскольку все домочадцы были заняты по хозяйству, пришлось Сеньке с неохотой, кряхтя и опираясь на палку идти и открывать беспокойно стучащую дверь. Открыл – и замерло сердце! На пороге стояла прехорошенькая девчушка с раскрасневшимися от первого ноябрьского морозца щечками и непослушной прядкой соломенных волос, выбивающихся из платка, а из-под пряди на парня доверчиво смотрели лазоревые глаза.
- Товарищ Яценюк! – звонким, прерывающимся от волнения голосом, начала она. – Через три дня состоится первая годовщина Пролетарской революции. Комсомольская ячейка нашего села поручила мне пригласить вас на торжественный сбор ячейки в честь праздника.
- Д-да, за-зачем я в-вам ну-нужен? – полюбопытствовал Сенька, стараясь вспомнить девушку.
- Очень даже нужны! – горячо затараторила девчушка, испугавшись, что провалит первое в её жизни комсомольское поручение. – Вы не понимаете, как вы нужны! Мы все только недавно стали комсомольцами, а вы – участник революции, красноармеец, раненый в боях с контрреволюцией.
- Ты в-ведь Манька! Манька-Чумазка! – неожиданно выпалил Арсений вместо ответа.
- Маша! – потупив глаза, подтвердила девчушка и, несмотря на мороз, зарделась ещё сильней.
- Хорошо, значит, Маша! – поправился Сенька, а про себя подумал: - Надо же! Уже успела вымахать!
Машку-Чумазку он помнил бегающей по лужам девчонкой в вечно грязной сорочке, а то и без неё. Теперь же перед ним стояла, потупив взор, настоящая русская красавица. Сенька представил её без одежды, какой же она стала сейчас? От этих мыслей у него что-то зашевелилось между ног в штанах. Это было приятное ощущение, а то Сенька после контузии уж начал было сомневаться в своих мужских способностях.
- Так вы придёте? – с надеждой спросила Маша, не подозревая о похотливых мыслях своего собеседника. – Не пожалеете!
- Приду! – решился он, не в силах отказать поднятым на него просящим глазам Маши.
Он действительно не пожалел. Васильевская молодежь смогла сделать вечер интересным и дала возможность Арсению позабыть о своей контузии. Он много рассказывал о морской службе, о восстании в Москве и Питере, о боях с белочехами. Рассказывал, и не мог отвести взгляд от, устремлённых на него, восхищённых лазоревых глаз Марии, так напоминающих ему о море. Живое общение с васильевскими мальчишками и девчонками воодушевило Сеню, придало новые силы. А когда появился старенький патефон и нещадно заигранные поцарапанные пластинки, заиграла музыка и Мария пригласила его на танец, он снова почувствовал себя здоровым. Пусть у него не всё получалось, пусть тело было деревянным, он почувствовал, что болезнь может уйти, речь восстановиться, колченогость пойдёт. На мгновенье он подумал, что всё это будет,.. если Мария будет с ним. Домой возвращались вдвоём. Сенька чувствовал, что его штаны скоро лопнут от возбуждения. И, не в силах больше сдерживаться, он затащил Марию в ближайший овин. Девушка и не думала сопротивляться, а только удивлённо посмотрела на него. В овине Сенька деловито и привычно задрал девке юбку, бесцеремонно посадил на перевёрнутую на бок телегу, достал свой истосковавшийся по женскому естеству ствол и грубо пронзил им девушку между ног. Закончив своё дело и излив семя в Машу, он, пряча своё окровавленное орудие, с удовлетворением отметил, что он у девушки был первым. Маша вынесла всю процедуру, не издав ни звука, лишь парню стало не по себе от немого укора, застывшего в её глазах. Встала, отряхнулась и ушла, не оглядываясь на оклик Арсения. Чутьё парню подсказывало, что в начинающихся отношениях с Марией он совершил что-то непоправимое. Откуда ему было знать, что девичье чувство нежно и ранимо? Он, ещё будучи реалистом, так привык пользоваться услугами продажной любви, что просто, при всей своей кажущейся бывалости, не знал и не умел общаться с девушками. Морская служба и революция тоже не способствовали познанию искусства любви. Революционная матросня смотрела на женщину, как на трофей, как на объект охоты, как на военную добычу. Он привык брать силой, а по-другому не умел. Инстинктивно он понимал, что с Машей так нельзя, но со вспыхнувшим желанием совладать на смог. Тем более, он так обрадовался, что организм начал оживать, что, не думая о последствиях, страстно захотел проверить это на практике.
Сенька в дальнейшем не раз пытался возобновить общение с комсомолкой, жаль только, что Маша почему-то стала его избегать.
***

Забрёл Яценюк и в сельсовет, который располагался в бывшей конторе управляющего.
- Красной Армии – привет! – сгрёб в свою ручищу маленькую, с длинными узкими пальцами, Сенькину ладонь активист Тихон Оглобля.
- Здорово! – поприветствовал его, не слезая с подоконника, Санька Гвоздь.
Арсений подумал, глядя на своих приятелей детства, что в который раз батя не прогадал. Советы крестьянских депутатов не успели толком появиться на свет и заработать, когда их практически заменили комбеды, куда собрались одна, всю жизнь нищебродствующая, голытьба. Попрошайки! Вон и председатель комбеда, восседающий за столом седой пожилой мужик с серой, вытянутой лошадиной физиономией, жизнь прожил голодранцем. Безлошадник! Он так долго был без лошади, сдавая свой надел внаём, работая батраком у Яценюков, что у самого морда вытянулась и прибрела вид изможденной кобылы. Санька с детства гнул спину у бати на мельнице, Сенька помнил, что его рубаха была так пропитана мукой, что из неё ковриги выпекать было можно. Тихон, местный силач, до революции тягал здоровые каменюки в заломовском карьере. И Санька и Тихон были года на три старше Сеньки и слыли в Васильевке отъявленными хулиганами. Не избежать бы парню подначиваний и подтруниваний, а то и тумаков от переростков, если бы не дружба с Николкой, который хоть и помладше, но по силе мог потягаться с Тихоном. А другие ребята села не избежали издевательств и затрещин от двух обалдуев. В семнадцатом году именно они были в первых рядах охваченной ненавистью крестьянской толпы, разграбившей помещичью усадьбу. Сейчас же эти два типа, каким-то чудом избежав мобилизации, окопались здесь, в местном Совете.
- Нашего полку прибыло! – почти весело записал Арсения в союзники Санька Гвоздь. – Скоро продотряд с Сызрани ожидаем, поможешь?
- Народ у нас в селе несознательный, продовольственную политику Советской власти не понимают, всё припрятать норовят. – Спокойно и рассудительно пробасил Тихон Оглобля.
- Вишь ты, какой прыткий! - со злостью подумал Арсений. – А ты его выращивал, этот хлеб? Ты за плугом ходил? Только отнять и умеют, голодранцы вшивые!
Он вспомнил, как в далёком детстве эти две дубины стоеросовые отнимали у младших ребят то петушки на палочке, то кулёк спелой вишни, а то и – страшно сказать какое лакомство – ландрин в жестяной коробочке. Вообще-то круглые леденцы в плоской жестянке назывались «монпансье», но на селе упорно держались прежнего названия – «ландрин», полагая, не без основания, «монпасье» слишком вычурным, городским, иноземным. Главная же ценность ландрина была даже не в разноцветных леденцах, главным была коробочка. Она оказалась вещью универсальной. Мальчишки складывали в неё свои рыбацкие принадлежности, использовали под червя. Девчонки использовали жестянку как шкатулку для хранения своих женских штучек: цветных лоскутков, фантиков, румян и даже маленького зеркальца. Да взрослый дед нет-нет, да и откроет заветную конфетную коробочку – достать оттуда понюшку табачку, чтобы, приложившись к носу пальцам, смачно и вкусно чихнуть. Опять же, обойные гвоздочки хранить можно, иль всякую другую мастеровую мелочёвку. В общем, коробочка от ландрина оказалась вещью незаменимой, и похищение сего предмета - это уже нешуточное преступление в детской иерархии проступков.
Воспоминания – воспоминаниями, а ответ, однако ж, давать какой-то надо. Вот и комбедовцы с ожиданием уставились на него.
- Т-так к-контуженный я! – нашёлся, что ответить Арсений. – К-как я-я в-вам помогу? С-сам едва хо-хожу.
- Сталбыть, отказываешься? – сказал Председатель язвительно. – Какой из его помошник? Кулацкий сынок! Энтот не найти хлеб поможет – он спрятать его батяне свому подсобит.
Сенька рванулся к председательскому столу и попытался намахнуться на ехидну палкой:
- Ах, ты гад! – от волнения он почти перестал заикаться. – Я за Советскую власть пострадал! Я кровь проливал! А ты, тыловая крыса, стол оккупировал, штаны протираешь, сидя за ним!
Председатель Васильевского Комитета бедноты, человек с лошадиной физиономией и лошадиной же фамилией Прокоп Меринов, встал из-за стола и, глядя в лицо Яценюку, сказал:
- А ну ударь, попробуй, кулацкое отребье!
- Да вы что, вы что, ребята? – растерянно пробормотал Санька Гвоздь, соскочив с облюбованного подоконника.
А Тихон просто встал между спорщиками, заслонив их друг от друга:
- Ну, будя, братцы! Так и перестрелять друг-дружку недолго.
- Была бы охота руки об него махать! – скривился Арсений и опустил клюку.
Возникшая на пустом месте ссора была прервана появлением ещё одного действующего лица. В избу зашёл крестьянин, одетый в старый, но чистый и аккуратно заштопанный чапан[10]:
- Здоровы будьте, хозяева!
После этого он быстрым шагом подошёл к жарко натопленной печи, снял рукавицы и стал греть руки, внимательно оглядывая при этом просторную комнату. Осень восемнадцатого года выдалась ранней. Весь октябрь лили затяжные дожди, а с первых чисел ноября всё сковал мороз. Волга уже встала, а на дворе стояла самая настоящая зима.
Арсений не сразу узнал вошедшего. А мужичёк, напротив, ухватив своим цепким взором всех, находящихся в комнате, сразу оценил ситуацию, и поспешил унять страсти:
- Что, опять ссоритесь? Ты, Прокоп, пока не поп, чтобы всех судить, поэтому поумерь свой раж.
Потом быстрым шагом подошёл к Арсению.
- Вижу: повзрослел, силы набрался, и ума, стало быть, коли за правое дело воюешь. Ну, здравствуй, товарищ Яценюк! – Сенька пожал протянутую крепкую мужскую ладонь. – А на этого, - вошедший кивнул в сторону человека с лошадиной фамилией, - Внимания не больно-то обращай, у нас товарищ Меринов любит везде контру искать, даже там, где её нет.
Прокоп в ответ только засопел, а Тихон и Санька усиленно делали вид, что всё происходящее их не касается. У кого же из сельчан такой авторитет, что даже Комбед предпочитает с ним не связываться? И тут до Сеньки дошло: так это ж Глашин отец, Тимофей Кондратьев собственной персоной! Бывший управляющий Воиновых, коего «подсидел» Сенькин отец. Их семьи давно враждовали, и у Сеньки аж рука зачесалась – так вытереть её после кондратьевского рукопожатия захотелось.
- Да-да я при-привык. – сказал он, как всегда запинаясь. – В-вот подлечусь, и с-снова на-на ф-фронт.
У Сеньки после нескольких дней пребывания в родном селе возникло жгучее желание поскорее удрать отсюда. Куда угодно, хоть на фронт, а ещё лучше к своим братьям-анархистам в Москву, или в Гуляй-поле, где вовсю хозяйничает Батька Махно. Лишь бы подальше от дома с его проблемами, от вечно брюзжащего и озлобленного отца, от строгого, осуждающего взгляда голубых глаз этой малявки – Маши, от голодных и осерчалых односельчан, от бедности и разрухи, которые сквозят в одном только взгляде на Васильевку.
- Вот и верно, - поддержал его Кондратьев, - На войне, чать, проще: там за пригорком враг и его надо уничтожить, иначе он уничтожит тебя. А здесь – голод, рутина и дрязги. Выздоравливай и уезжай, пока не затянуло наше болото.
- К-как Глаша? – вместо ответа спросил он.
Лицо Тимофея Сергеевича мгновенно просияло, видно было, что он очень гордиться своей дочкой:
- Тоже в Красной Армии, комиссар! Жутко идейная стала. У них там товарищ Троцкий агитационный поезд организовал, ездят по всем фронтам. Так он Глашу в энтот поезд взял.
Сенька подавил смешок: видно дочка Тимофея тем же ремеслом занимается, что и до революции. Про зловещий поезд Председателя РВС втихомолку судачила вся Красная Армия. Никто ничего доподлинно не знал, но тот факт, что поезд под завязку укомплектован молодыми красивыми бабами, кое-какие мысли навевал.
- Серегеич! – подал голос с подоконника Санька. – Как твои коммунары, не разбежались ыщщё?
Кондратьев спокойно посмотрел на балагура:
- Не боись, не разбегутся. Уже двадцать семь дворов вступило. Вот к весне починим технику – будем машинами землю обрабатывать.
Кондратьев председательствовал Коммуне, созданной на селе из беднейших крестьян. Решением уездного Совета для Коммуны была выделена помещичья усадьба вместе с хозяйственными постройками и сельскохозяйственным инвентарём. С того времени, когда Тимофей Сергеевич, будучи управляющим Воинова, закупил машины и пытался организовать кооператив, много воды утекло. В революцию крестьяне разграбили усадьбу и разломали все машины. День и ночь Кондратьев вместе с энтузиастами чинил машины, стремясь хотя бы к весне подготовить пару плугов и
- Ты бы лучше, - продолжил Кондратьев, - не штаны протирал в Совете, а вступал в Коммуну. А то, что жрать будешь, коли сажать ничего не собираешься? Или за работу в Комбеде на жалованье рассчитываешь?
Санёк обидно засопел у себя на подоконнике.
- А и пойду, запишусь! – с вызовом ответил он.
- Вот пойди и запишись! – с нажимом сказал Кондратьев. – Твоего петуха драного, так уж и быть, не отберём, а хрюшку, что ты давеча у бабки Колюсихи свёл со двора, сдать придётся.
Саня на это ничего не ответил и, запустив в рот пятерню, принялся усердно грызть ногти. А Сенька в очередной раз подумал, что на фронте всё виделось иначе, и он просто не ожидал, что в Советах, да Комбедах на местах окопается тыловая мразь, отлынивающая от армии и охочая до чужого добра.
Тем не менее, осенняя продразверстка прошла на удивление спокойно. Может, сыграло роль то обстоятельство, что продотряд из Сызрани был укомплектован преимущественно железнодорожными рабочими, набранными из окрестных деревень и ещё не потерявших связи с деревней. Крестьяне, хоть и не и не испытывали восторга от этой процедуры, но, обречённо понимая неотвратимость, безропотно отдавали едва ли не последнее. Даже Яценюк-старший, скрипя зубами, открыл свой амбар и позволил нагрузить три подводы зерна. Неизбежного, казалось бы, взрыва не случилось. Он случился позже.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 4.2.2018, 13:21
Сообщение #36


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




[b]Глава 8. Призраки прошлого возвращается[/b]

Цитата
«О, если разум сохранить сумеешь,
Когда вокруг безумие и ложь,
Поверить в правоту свою - посмеешь,
И мужество признать вину – найдешь».
Редьярд Киплинг


- Батюшки! – всплеснула руками Маргарита Павловна, разглядев гостя, что стоял у порога и переминался с ноги на ногу. – Максимушка, ты посмотри, кто к нам пришёл!
- Иду, иду, душенька. – из глубины квартиры отозвался знакомый голос.
А следом появился и сам обладатель голоса – Максим Фролович Яблоков, любимый учитель Николая в пору, когда он был простым учащимся реального училища. Остановился на мгновенье, не узнавая, надел торчащие из нагрудного кармана пенсне, после чего его лицо озарила радостная доброжелательная улыбка:
- Ба, какой ты стал! Сокол! Да, что там сокол – орёл! Ну заходи, что как истукан встал на пороге. – засуетился Яблоков.
А Николай подумал, как постарел, сдал за прошедшие годы Батя. Исхудал, пообтрепался, походка стала шаркающей, а голос – дребезжащим. Стоящие прежде молодцом усы обвисли, а аккуратная доселе небольшая бородка настоятельно требовала гребешок и ножницы.
От такого тёплого приёма у юноши предательски зачесались уголки глаз. Чего угодно он ждал от этой встречи, памятуя о постигших прежде фиаско, боялся этой встречи, подсознательно старался оттянуть её. А тут такой приём!
- Ты бы, душенька, нам чайку сообразила. – обратился к Маргарите Павловне Батя, провожая гостя в гостиную.
- Напою, напою! – успокоила Маргарита Павловна. – Да для такого случая у меня несколько кусочков сахара припасены.
Услышав эти слова Заломов пожалел, что не захватил с собой свой вещмешок со снедью, Яблоковы, поди, одними сухарями перебиваются.
Вновь, как и пять лет назад они сидели за столом и хлебосольные Яболоковы потчевали гостя. Вот только не было среди них Наташи, и Николай украдкой вздохнул, вспомнив об этом. И ещё скуден был сей стол по военному времени и российскому лихолетью. Но богат был стол не угощением, а беседой. Батя живо интересовался происходящими событиями, размышлял о пути, по которому пошла страна. Не посылал голову пеплом и не клял большевиков, а пытался разобраться во времени, в котором им судьбой довелось жить.
- Счастливейший ты человек, Николай. – сказал Батя. – Ты не только присутствуешь при рождении нового мира, но и ясно выбрал свой путь, путь активного его строителя. А я, по старости, да по немощи, лишь свидетель. Все соки жизненные, все силы человеческие вытянула из меня Трапезундская экспедиция.
Николай, уже готовый поднести стакан морковного чая ко рту, удивленно замер. Видя немое удивление парня, Яблоков рассказал о драматической судьбе Трапезундской археологической экспедиции, куда сманил его университетский товарищ. Организованная в 1916 году на освобожденные от османов русской армией земли Трапезунда, экспедиция должна была изучить и описать историческое наследие времён Трапезундской империи. Сейчас, по прошествии времени, эта затея выглядела чистой авантюрой: археологическая экспедиция в ходе войны и революции, в районе боевых действий. Началась она здорово – в пору побед русского оружия, а закончилась… закончилась бесславно, но не по вине участников экспедиции. Революция, последовавшее за ней развал фронта и контрнаступление турецких войск сделали невозможной её работу. Возвращались назад в 1918 году, побросав всё, через забитые бегущими войсками вокзалы, испытывая пренебрежение офицерского состава, ненависть и унижения от разложившейся солдатской массы, которая в ту пору, прихватив с фронта оружие, рванула через Кавказские перевалы и Кубань в Россию.
- Всё бросили, весь труд двухлетней работы пошёл коту под хвост. – мрачно закончил свой рассказ Батя. – Ладно, хоть целы домой добрались, а то Павловна, - он кивнул в строну супруги, - Меня уже отпевать собралась.
Та не замедлила отозваться:
- Хватит, отъездился по экспедициям, время сейчас не то: сгинешь и не узнаю где похоронен, и кто тот супостат, что руку на Максимушку поднял.
Пока супружница поизносила свою тираду, Батя сидел задумавшись, словно, вспоминая что-то, затем, тряхнув своей головой сказал, обращаясь к Николаю:
- Ты, мил человек, другое послушай, чем бабины причитания, В Трапезунде экспедиция поселилась в доме бея бейлика Трабзон. Род их богат и славен своей историей. Беи Трабзона много и славно воевали и служили султану, многие из них оставили после себя записки. Словом, богатое литературное наследие беев заинтересовало руководителя нешей экспедиции, профессора Узбекского. Сам профессор, Фёдор Иванович, много лет возглавлял Русский институт в Константинополе и турецким языком владеет как родным. Так вот, Фёдор Иванович утверждает, что, разбирая архивы беев, он наткнулся на любопытную для тебя запись. В ней утверждалось, что Меч Тамерлана – семейная реликвия их рода, попавшая к ним в руки после «войны презренных персов с нечевчивцами гяурами.
- Да, действительно интересно. – Николай поддержал Яблокова. – Ещё один Меч… Да, тот ли? Или стащили у наших ротозеев-генералов? Или всё-таки тот? А как он к ним попал?
- Да вот – запамятовал! – сокрушённо развёл руки Батя. – Да ты не переживай. Тебе обязательно стоит встретиться с профессором Узбекским. Он сейчас лекции в университете читает, в Петрограде. Да-да. – в такт рассказу Батя поддакивал сам себе и тряс головой. – Всенепременно стоит встретиться! Он держал документ в руках, он его читал. Он должен помнить!
Сведения действительно были любопытными и ранее они заинтересовали бы Николая, но теперь ему не было дела до того, где Меч Тамерлана болтался в далеком прошлом. У парня было иное задание, и иной долг – найти, где Меч обретается ныне, и заодно отыскать свою возлюбленную, Наталку. Поэтому, он, слушая по-стариковски словоохотливого старика, искал удобный предлог, чтобы свернуть разговор на интересовавшую его тему. Теперь вроде бы случай представился. Он открыл было рот, чтобы задать свой вопрос, как неожиданно услышал голос Бати:
- Спасибо, Маргаритушка, за угощенье. А вас, мой юный друг, прошу проследовать в мой кабинет, где мы сможем выкурить по трубке табака, нечего травить Маргариту Павловну, и заодно поговорить о вещах, ради которых вы и пришли в мой дом. Вы ведь курите, не так ли?
Удивился Николай, действительно военное лихолетье пристрастило его к этой привычке. Причем всяким папироскам, цигаркам и самокруткам он предпочитал именно трубку.
- Ведь и вправду, страсть как хочется покурить, - пожаловался Заломов Бате, - А как вы догадались, что я курю, Максим Фролович?
Батя хитро прищурился:
- Не только вы, молодёжь, увлекаетесь романами сэра Артура Конан-Дойля. Но и мы, старики, есть такой грех, почитываем занимательные бульварные книжонки о похождениях сыщика Шерлока Холмса, посему тоже знакомы с его дедуктивным методом.
- У нас в одно время целый сундук был набит журналами с рассказами о Шерлок Холмсе. – пожаловалась Маргарита Павловна Николаю. – Спасу от них не было.
- Да будет тебе! – Яблоков махнул рукой в сторону хозяйки, и снова обратился к Заломову. - Поэтому я могу с полным основанием сказать «Элементарно, Коля!» Ты посмотри на свои пальцы, они желтые и огрубевшие по бокам от ногтей. А это – первый признак заядлого курильщика. При чем, если бы ты курил самокрутки и папиросы, пожелтели бы фаланги указательного и среднего пальцев. Но поскольку характерные признаки наблюдаются только у указательного и большого пальцев, коими курильщик обыкновенно держит и раскуривает трубку, я остановился на этом варианте.
- И из-за каких-то пальцев на руках вы сделали этот вывод? Потрясающе!
- А я всегда смотрю на руки, Коля. И если ты помнишь – именно с помощью рук мы раскрыли имя обладателя кастета, жаль, что дело не так и не удалось довести до конца. Мимику можно подделать, жесты – отрепетировать, но руки, руки никогда не обманут!
- Как же, такое разве забудешь? – отвечал Николай. – Только я и не догадывался, что это не случай и не обыкновенная наблюдательность, а годами выработанная привычка.
- А как, по-твоему, учитель может догадаться, кто из озорников исписал мелом учительский стул?
Все трое расхохотались. От смеха давясь словами, буквально сквозь слезы, Маргарита Павловна добавила:
- А ещё у вас, Коля, шнурок кисета свисает из кармана.
После этих слов в маленькой гостиной стало совсем весело. Наконец угомонились и Заломов, вытирая платком глаза, смог поблагодарить хозяйку дома «за стол», и, церемонно раскланявшись с ней, вслед за Батей, проследовать в его кабинет.
***
В кабинете, казалось всё осталось по-прежнему с их с Наталкой последнего визита. Машинально разглядывая коллекцию оружия, Николай украдкой вздохнул, вспомнив, как они тут, едва было, поединок на мечах не устроили. Однако, когда думы о прошлом Заломова покинули, и он вернулся из воспоминаний в мир реальности, то обратил внимание, что некоторых экспонатов не достаёт. Перехватив недоумевающий Колин взгляд, Батя счёл долгом объяснить:
- Невзгоды нынешнего бытия вынудили расстаться с некоторыми образцами. Однако же, холодное оружие древности – неважный товар. В цене нынче – хлеб, картошка, мука.
Заломов ещё раз отметил про себя, что надо будет обязательно поделиться с этими славными людьми содержимым своего вещмешка. А Яблоков между тем, сделав приглашающий жест рукой на одно из стоящих кресел, сам уселся в своё любимое кресло, именуемое хозяйским, и принялся на нём устраиваться поудобнее. Ожидая, что последует дальше, устроился на предложенном месте и Николай. Некоторое время оба молчали, усердно занимаясь, набиванием и раскуриванием трубок. После нескольких глубокомысленных затяжек, Максим Фролович, пуская очередную изящную струю табачного дыма в потолок, заметил:
- А табачок-то ныне пошёл – дрянь! Что только не суют туда. То ли дело в прежние времена.
- Ну, не знаю, Максим Фролович, - с сомнением покачал головой Заломов, - Сейчас принято все новое хаять, да сокрушаться по прежним временам. Однако, мой маленький стаж курильщика не позволяет мне судить об этом, я иного-то табака и не знал. Но, позвольте поинтересоваться: не свойства же табака обсуждать вы меня сюда пригласили?
- Отнюдь! Я ведь этой встречи ждал, почитай уж как пять годков, без малого, с самого начала Германской.
Брови Николая от удивления поползли вверх.
- Как это с начала Германской?.. Я ведь сам несколько дней назад только решил вас навестить, а до этого воевал за три сотни вёрст отсюда.
- Тем не менее, это так!
- Что за предсказатель вам такое напророчествовал?
- Не предсказатель, а предсказательница, одна хорошо известная вам прекрасная юная особа.
- Наталка! – Николай подался вперёд, от волнения на его лбу заблестели бисеринки пота, а костяшки пальцев так впились в подлокотники, что побелели. – Вы её видели?
Трубка, пропади она пропадом, была немедленно забыта.
- Она самая! Прекрасный отпрыск семьи Воиновых. – Батя был явно доволен произведённым эффектом.
- Боже мой, Максим Фролович! – потрясённо вымолвил Николай. – Я же её всю войну искал, а она тут… Где она?
- Да если бы я знал! – сокрушённо развёл руками Батя. – Это же, сколько лет минуло! Да и не видел я ее больше. Вот только единственный раз. Не знаю уж, что между вами произошло, да только она говорила, что встречаться вам отныне никак нельзя. Только вот письмо просила передать.
- Где оно? – вскричал Николай так, что Яблоков аж подпрыгнул в своём кресле.
- Успокойтесь, молодой человек. - Максим Фролович с укоризной посмотрел на едва себя держащего в руках юношу. – Держите себя в руках. Нельзя же так, право. Вот оно, вас дожидается.
Батя со своего места дотянулся до письменного стола, открыл один из ящиков и достал оттуда заветный конверт.
Вот она! Протянулась заветная ниточка между Николаем и его любимой. Наконец-то после стольких лет пришла первая весть от его Наталки. Юноша испытывал с чем ни сравнимое волнение. Шутка ли, письмо, оказывается, пять лет преспокойно его здесь дожидалось, в то время как он искал Наталкин след где угодно, только не у любимого учителя. А ведь можно было догадаться, что весть о себе девушка оставит, прежде всего, у Бати. Конечно! Ведь именно его упомянул в письме Дед как надёжного человека, на которого можно положиться. Он забыл, а Наталка помнила! И именно здесь оставила ему письмо! Николай дрожащими руками взял конверт и стал лихорадочно, безуспешно стараясь подавить волнение, пытаться вскрыть его. Получалось плохо. В этот момент его дрожащие ладони, надрывающие заветный конверт, накрыла сухая, морщинистая, вся в пигментных от возраста пятнах, ладонь Бати:
- Погоди, Коля, не спеши, нетерпение – плохой советчик. Прочтешь потом, когда останешься один. Пять лет – срок немалый, подождал его – подождешь и ещё. Тем более, что Наталья строго настрого распорядилась, что раньше марта девятнадцатого оно не должно попасть тебе в руки.
- Как это так? – удивлению Николая не было предела. – А если бы я раньше к вам пришёл, например, до революции.
- То ты бы его не получил. – спокойно резюмировал Батя. – В таком случае, оно бы осталось в столе спокойно дожидаться назначенного часа. Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, до того, как ты прочтешь это письмо.
Доброжелательное похлопывание по рукам успокоило Николая, и он смог перевести дух и мыслить более трезво. Действительно, появление письма порождало новые вопросы, которые требовалось разрешить. С чего бы начать?
- Максим Фролович, а когда точно нанесла вам визит Наташа, если помните, конечно?
- Я, молодой человек, из ума пока не выжил, и на память не жалуюсь. Тем более такая дата! Это было аккурат в день начала войны с немцами, 1 августа 1914-го.
- Быть такого не может! – убеждённо заявил Заломов.
- Как это не может, когда было! – Яблоков даже немного обиделся. – Ты что, мне не доверяешь?
- Да не в доверии дело, только странно всё это: я точно знаю, что накануне днём Наташа пребывала в Москве.
Николай наскоро перебирал в уме все современные виды транспорта, но и без этого знал, девушка никак не могла за один день перенестись за тысячу вёрст. Что-то тут не так, либо Батя добросовестно заблуждается, либо… Я чего либо? Хорошо, попробуем зайти с другой стороны. И Николай стал подробно распрашивать Максима Фроловича об обстоятельствах визита пятигодичной давности.
Так он узнал, что в тот день, когда он оплакивал Наталью в Москве, она неизвестно как оказалась в губернском городе С., где нанесла визит Яблокову. И это фактически сразу после ночной трагедии в Московском доме Воиновых: после неудачной попытки Магистра Братства Звезды жениться на ней и последовавшим за этим убийством Тихоныча и Наташиного отца. Невероятно! По словам Бати, Наташа была собрана и спокойна. Напомнила о предложении отдать меч Тамерлана на хранение в его коллекцию. Взамен этого просила взять на хранение письмо для Николая. Несколько раз подчеркнула, что отдать письмо можно будет только после марта девятнадцатого года. На вопрос, а почему не раньше, говорила об угрожающей им опасности, о том, что за ними охотятся некие люди. Подчеркивала, что до означенной даты встречаться им никак нельзя. Упомянула и о попытке выдать её насильно замуж за какого-то знатного немца.
Верно, всё верно, думал Николай, но отчего же она категорически отказывалась с ним встречаться. Была какая-то неизвестная причина, которая всё время ускользала от его внимания.
- Ах, да! – вспомнил Батя. – Ты знаешь, Коля, она мне показалась какой-то иной.
- В смысле? – не понял Николай.
- Помнишь, ваш совместный визит ко мне в начале июля четырнадцатого?
Николай кивнул, еще бы ему не помнить мгновения, проведённые вместе с Наталкой.
- Тогда это был красивый и юный, но своенравный сорванец-подросток. Месяц спустя пред моими очами стоял другой человек. Женщина! Причём женщина опытная, много пережившая и много испытавшая. Нет, очарование свежей юности никуда не исчезло. Но за нежной молодостью девичьего личика явственно проглядывала БИОГРАФИЯ! Изменения были не снаружи, они были внутри Наташи. У неё даже речь стала жёстче и резче. Не девчушка, а воительница. Тогда таких не было, и в этом она обогнала время. Подобный женский тип появился только сейчас, после невзгод мировой войны и революции в России.
- Она и в детстве была маленькой разбойницей, в селе верховодила всеми нами. – заметил Николай.
- Нет, это иное. Что-то, что наполнило душу её горестью, а глаза яростью и страстью. – ответил Батя. – Таких одухотворённых глаз среди девиц-подростков видеть до этого мне не приходилось.
Николай примерно знал, что произошло в ту злополучную ночь в особняке Воиновых. Была ли та трагедия достаточной для столь явных изменений, что даже Батя заметил? Или было ещё что-то, о чём он не знал?
- Да-а - спохватился Батя, - Я не понял, когда она рассталась со своими потрясающе красивыми волосами, но они были острижены.
- Коротко?
Но Батя словно, не слыша Колиного восклицания, продолжал удивлять:
- Я не слишком большой знаток по части всяких женских штучек, но одно я скажу точно: они были не просто острижены, но и уложены в причёску. Замысловатую, сейчас таких на делают, да и тогда не делали. Я тебе, Коля, больше скажу, это сейчас пошло революционное веяние – стричь волосы женщинам. А в четырнадцатом Наталья выглядела вызывающе. Не то суфражистка, не то нигилистка, не то, извини, Коля, за сравнение, дама лёгкого поведения. Да-а, только сейчас вспомнил, почему возникло столь нелестное сравнение, её волосы были не только подстрижены, но и подкрашены. А тогда это, простите, был моветон.
Коля не обиделся, а лишь подивился:
- Да, дела, загадка!
Но Батя ещё не закончил удивлять:
- И ещё, она ЗНАЛА!
- Что знала? – переспросил Заломов.
- Знала, что будет потом. Я, как человек сугубо рациональный, всегда со скепсисом относился к разного рода гаданиям, предсказаниям и прочей суеверной чепухе. Но она, чёрт возьми, знала! Знала, что империалистическая война закончится революцией, знала о гражданской войне, об убийстве Распутина и расстреле царской семьи. Всё знала! Вот и сегодняшний визит твой она предсказала. Так и сказала: «В марте 1919-го года вам нанесёт визит красный командир Николай Заломов, мой Николка, ваш бывший ученик. Вот ему и следует передать письмо». Да я тогда и про красных и белых ничего не знал. Я все эти годы с ужасом наблюдал, как исполняется всё, что она тогда мне говорила.
Николай вынужден был признать, что он ещё многого не знает о своей возлюбленной.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 8.2.2018, 14:18
Сообщение #37


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Шестое явление меча

Цитата
«Мы вернулись домой, мы вернулись домой,
Встречай своих воинов, Один, - мы вернулись домой»
Хелависа (Наталья О’Шей)

Всю дорогу, пока Николай возвращался в казармы Запасного полка, где они с Фролкой временно разместились, письмо буквально прожигало его карман. Парень с трудом удерживался от искушения немедленно достать его, вскрыть конверт и приступить к чтению. И в казармах, он тоже не смог сразу приступить к чтению заветного послания. Верный своему принципу, завершать к исходу дня все свои дела, он проверил накормлены и ухожены ли их с Фролом кони, поужинал ли его вестовой, сел и составил, как меж ними было уговорено, донесение для Колоссовского. Потом взял свой вещмешок и вещмешок Анискина и высыпал их содержимое на кровать. В один из вещмешков сложил консервы, сало и сахар – для Яблоковых. Сказал Аниськину, который с недоумением смотрел на все эти манипуляции:
- Фрол, надо это отнести хорошим людям. Мы с тобой и так проживём, не впервой. А они от голода загибаются.
Всё понимающий Фролка согласно кивнул:
- Будет сделано, командир!
- А на обратном пути зайдёшь в чека, надо донесение доставить Председателю.
Лишь после того, как ординарец ушёл, Заломов забился в самый дальний угол казармы и вскрыл конверт. Достал, исписанный мелким знакомым почерком, листок и погрузился в чтение дорогих и любимых завитушек:

«Вот опять судьба-злодейка разлучила нас, мой милый, любимый человек, мой Николка. За что на нас ниспосланы такие испытания, что нигде спокойствия для нас нет? Снова нам предстоит долгая разлука. Пять лет ты прожил без меня, а теперь пять лет мне предстоит прожить без тебя. Нет границ моему отчаянию: думая, что настал конец всем бедам, судьба наградила меня новым испытанием. Где взять силы вынести эту муку: быть рядом с тобой и быть невидимой для тебя? Да ты ведь ничего не знаешь! Надо унять сумбур, что царит у меня в голове и рассказать всё по-порядку, чтобы ты мне поверил, ведь речь пойдет о вещах необычайных, почти сказочных, фантастических.
Как ты был прав, когда предлагал мне бежать с тобой! Все твои догадки оказались верны. Я только и предположить не могла, что они станут действовать так нагло и бесцеремоно. Прихватив с собой двух громил и пьяного попа, она стали вынуждать меня немедленно выйти замуж за князя Кронберга. И папенька был на их стороне, а мама… мама всего лишь слабая женщина. Единственный, кто встал на мою защиту, это Тихоныч. За это и поплатился. Князь убил его своим посохом. Коля, он настоящий убийца, жестокий и хладнокровный. Я билась с ним на мечах, милый, и даже ранила его, но это мне не помогло. Я забаррикадировалась в кабинете, но они стали выламывать дверь. Понимая, что ты сейчас далеко и не сможешь прийти на помощь, я молилась на моего Николку, ждала, тем не менее, что ты, мой спаситель, явишься и заберешь меня. Думая, что пришел мой последний час, я воткнула Меч Тамерлана в пол, встала перед ним на колени и прощалась с тобой и всеми моими близкими.
А сейчас, любимый мой, не ухмыляйся, а лучше поверь, ибо оттого, поверишь ли ты мне, зависит, увидимся мы вновь, или нет. Итак, я молилась за мое спасение перед Мечом, это получилось само собой, ведь Меч так похож на крест. Меч Тамерлана и стал моим спасеньем и, одновременно, моим проклятьем. Поминишь, мы зачитывались книгами Харберта Вэллса? Оказывается, для путешествий во времени не надо ни машин, ни иных сложных устройств. Меч Тамерлана и есть настоящая машина времени! Я понимаю, что звучит это очень странно, но это так. Меня вдруг втянуло в алмаз, которым украшено оружие и на выходе оказалось, что я перенеслась на сто лет вперёд. Поверь, я не сумасшедшая, я в своём уме и молю тебя о помощи. Меч Тамерлана остался в двадцатом веке, а без него я не могу возвратиться обратно. Я оказалась одна и в чужом мире. Мне было очень плохо и со мной произошли ужасные вещи. Только ты можешь меня спасти и вернуть домой. Если ты, Коленька, ещё не забыл меня, если ещё не угасла наша любовь, приди за мной!
Сейчас некогда подробно тебе объяснять и рассказывать, просто выслушай и сделай, как я прошу. Помнишь тайник в нашем доме в Москве, где мы нашли Меч Тамерлана? Точно такой же тайник мой дедушка оборудовал в нашей фамильной усадьбе, в Васильевке, в своём кабинете. Оба кабинета абсолютно одинаковы, поэтому ты с лёгкостью отыщешь его. Меч Тамерлана там, в том тайнике. Туда же я положила тетрадь с записями деда и мешочек с монетами. Для того, чтобы переместиться во времени, тебе надо поехать в Москву, найти наш дом и кабинет из которого я исчезла. Поставь Меч Тамерлана вертикально и встань на колено перед ним. Глядя прямо в перекрестье Меча, представь или подумай о том месте и времени, в котором хотел бы оказаться. Только тогда, только в случае большого желания, Меч Тамерлана откликнется и свершится переход. И ещё, когда выпадешь в другом времени, не забудь протянуть назад руку и взять Меч за его рукоятку. Только тогда Меч Тамерлана останется с тобой, и мы сможем возвратиться. Если же ты этого не сделаешь, то оба заблудимся во времени и потеряем возможность вернуться назад. Теперь-то я это точно знаю, а тогда я оставила Меч в нашем времени, потеряв возможность совершить обратный переход. Больше пока ничего не могу сказать, уповаю на тебя, любимый, ты - моя последняя надежда.
Прощай, и если суждено нам увидеться на дорогах времён, то это произойдёт не ранее, чем через сто лет спустя. И помни – всегда надо возвращаться в то же время и в то же место – равновесие надо сохранить!
Твоя Наталка»!
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 12.2.2018, 20:56
Сообщение #38


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 9. Весть из прошлого

Цитата
«И ей и мне ты окажи услугу,
Мою исполни просьбу. Ей поведай,
Чем кончаться ее скитанья, мне же -
Кто явится спасителем твоим.»
Эсхил. Перевод В. Нилендера и С. Соловьёва


Едва прочитав это письмо, Николай вскочил и лихорадочно забегал по казарме. Первым его желанием было сейчас, немедля, броситься на подтаявший волжский лёд. Он готов был, если надо, то и вплавь перейти на другой берег Волги, где стояло село Васильевка, отыскать Меч и спасти любимую. В том, что Наталка написала правду, он, хорошо зная девушку, ни капли не сомневался. Она знает цену словам! «Ещё и вестового где-то черти носят!» - с досадой подумал он.
Ожидание, как назло, затянулось. Ожидание родило спокойствие, а с ним вернулась и способность размышлять. Эмоции залегли в оборону, а в авангард выдвинулись мысли. Могло ли быть это чьей-нибудь злой шуткой, если не хуже – ловушкой? Шутка ли: пять лет ни сном, ни духом, ни вести, ни весточки, и вдруг в одном письме – сразу все ответы на все вопросы! С другой стороны, кому это надо? Кто вообще знал об их договорённостях с Колоссовским? И главное: какая выгода от такой подставы?
Заломов вынужден был признать, что выгоды от розыгрыша или ловушки никто не получит. Беляки? Не такая уж он важная птица, чтобы ради него огород городить! Рядовой командир Красной Армии, каких пруд пруди. Погибнет он – найдут другого. Вот если бы в сети попалась птица иного полёта, например Фрунзе, тогда – другое дело. Пресловутое Братство Звезды? Пользы для них от него – как от козла молока. Вот если бы он был при Мече – тогда иной коленкор. Тем более, как он понял из разговора с Казимиром, в тайном обществе сейчас царит банальный раздрай. Европейцы члены Братства Звезды хотят сложить свою мечту – Соединённые штаты Европы. Сектанты Братства из России грезят мировой революцией, которая и явит миру образец идеального мироустройства. Нет! Братству ныне не до Коли, им бы внутри себя разобраться. Без Меча он им даром не нужен.
Николай снова взял в руки письмо. Спокойно, вдумчиво, не торопясь прочитал: раз, второй, третий. Задумался. Что можно сказать по поводу письма, если абстрагироваться от его фантастически нереального содержания? Почерк, безусловно, Наталкин. Её каллиграфически ровную и изящную вязь не спутать ни с чем другим. Он тысячи раз целовал милые письмена, синеющие на белоснежном бумажном поле записок, написанных и посланных её милой ручкой. Как давно это было! В пору их безоглядной юности, когда невыносимо долгие паузы между редкими свиданиями юной гимназистки с взрослеющим реалистом заполняли записки от любимой. Николай даже мысленно представил эти записки, которые он прятал за кирпичом полуразрушенной кладки. Стоп! Как же он сразу не обратил внимание? Вот уж действительно не только весть из прошлого, но и новая загадка! Письмо написано новой орфографией. На бумаге отсутствовали все эти яти и фиты, которыми уже год как никто не пользовался. Хотя почему никто? Николай знал о спорах вокруг реформы русской орфографии. Читал заявление Бунина, в котором тот писал, что
Цитата
«по приказу самого Архангела Михаила никогда не приму большевистского правописания. Уж хотя бы по одному тому, что никогда человеческая рука не писала ничего подобного тому, что пишется теперь по этому правописанию».

Даже в вопросах правописания меж русскими согласья нет, уныло думал Николай, из-за бесполезного по сути значка готовы насмерть молотить друг друга. Одни продолжали упорно писать и печатать в старом стиле из-за принципиального несогласия с революцией, они и в реформе орфографии видели такое же потрясение русских основ бытия, как и кровавая революция. Другие просто по привычке нет, да и вставят в текст устаревшие знаки. Но Наталка по своему складу ума – явно не фанатик прежних норм, но и не малограмотный мужик, ставящий твердые знаки где ни попадя, «на всякий случай». Значит, письмо написано уже после революции и всё это чья-то злая мистификация? Не факт! Особенно, если принять на веру всё содержания послания. Уж в двадцать первом веке-то уж точно нет ненужных литер. Комэск поразился тому, как просто и обычно он стал думать о будущем времени, словно подсознательно сразу поверил письму.
Один вопрос, возникший в голове Николая, порождал следующий, и тоже не имеющий внятного ответа. Вопросы рождались и роились Николиной голове, стуча по мозгам в поисках выхода. Но дисциплинированный, сильный своим умением анализировать, мозг парня всё же успокоил рой, принялся сортировать вопросы и раскладывать их по полочкам. Наконец, серое вещество под черепной коробкой Николая, работающее как арифмометр, из всего вороха вопросов и неувязок этого сбивчивого послания выделило главное. Почему Наталка писала письмо после своего исчезновения в четырнадцатом году, если, по её же словам, написанным на листке бумаги, она не может вернуться обратно в своё время из-за отсутствия у неё Меча Тамерлана? Значит, всё-таки, она возвратилась, или нет? Николай снова перечитал письмо:
Цитата
«Вот опять судьба-злодейка разлучила нас, мой милый, любимый человек, мой Николка. За что на нас ниспосланы такие испытания, что нигде спокойствия для нас нет? Снова нам предстоит долгая разлука».

Почему снова и опять? Судя по тексту, они когда-то и где-то виделись, и были вместе позже четырнадцатого года. Но это уж никак не возможно, он-то уж точно знал, что не видел свою Наталку.
Удивительно, но Коля ни разу не усомнился в принципе во всей этой истории с перемещением во времени. Реальность этого была подготовлена самой эпохой, к которой жили Наталка и Николка. Невиданный социальный и экономический прогресс конца девятнадцатого – начала двадцатого века породил в людях того поколения наивную веру в человеческий разум. Современники Наталки и Николки верили, что им подвластно овладеть всеми секретами природы, человеческой натуры и общественной жизни. Шутка ли, всего сорок лет назад по страницам романа поплыл фантастический Наутилус, и вот уже германские субмарины терроризируют надводный флот англичан, небо бороздят летательные аппараты, а по освещённым электричеством улицам передвигаются самодвижущие тележки и трамваи. Ещё недавно самым быстрым способом связи были почтовые голуби, а теперь обыденностью стали телеграф и телефон, и даже новая штучка – беспроводный телеграф. Много веков молчащая планета при помощи радиосвязи вдруг взорвалась тысячью голосов на сотнях языках Земли, и учёные только ломали копья по поводу того, что такое эфир: волнопроводящий воздух, или неведомая субстанция разлитая в атмосфере. Мировая война заставила расстаться с иллюзиями и породила первых скептиков. Оказалась, что часто цена прогресса слишком тяжела для людей, а сама человеческая природа не сильно изменилась со времён средневековья. Пехоту косили автоматические пулемёты, а выжившие после обстрела «Колоссалем» и «Большой Бертой», никак не могли относиться к жюль-верновской сверхпушке, как безудержной и невинной фантазии. Бронеавтомобили и танки, самолёты и отравляющие газы… Казалось, что всё созданное человеком, было придумано для его самоуничтожения. Место наивных и светлых фантастов и утопистов, мечтавших об идеальном обществе и уверенных, что человечество в своём пути способно решить стоящие перед ним проблемы, заняли люди иного склада. Мрачные пессимисты и загадочные мистики стали предупреждать об опасности безудержного технического прогресса и предостерегать о слишком великой цене социальных экспериментов над людьми. Появились первые антиутопии. Пионером в жанре социальной фантастики стал Харберт Вэлсс, нарисовавший в «Машине времени» предсказание мрачного будущего жителей Земли. Чудаковатый усатый гений с копной немытых нечёсаных волос ещё только корпел над начатками своей общей теории относительности, а чопорный англосакс в художественной манере уже заговорил о единстве пространства-времени, и его многомерности. Поэтому Николай не счёл как что-то нереальное саму способность перемещения во времени, вера в эту возможность была подготовлена самим умонастроением людей начала двадцатого века. Скорее, он был удивлён, что подобное случилось именно с его Наталкой и не от технически совершенного и сложного аппарата, а от примитивного средневекового артефакта.
Мысли с письма вернулись к предмету его написавшему. В конце концов, все вопросы можно будет задать потом. Главное – весть! Наташа – есть! Она жива, и ей нужна помощь. Она в послании буквально умоляет о спасении, а он, бессердечный чурбан, вместо того, чтобы поспешить к девушке на помощь, только что не в лупу разбирает её письмо. Потом, всё потом! Надо в первую очередь помочь любимой. Любимая? В душе Николая зашевелилось тёплое, давно не испытанное чувство. Словно не было последних лет разлуки, а он, не видавший виды опытный командир Красной Армии, а семнадцатилетний реалист, сломя голову бегущий на свидание к своей любимой. Всё-таки, несмотря ни на что, он не переставал любить Наталку все эти годы. Был ли он верен ей? Война вообще не то время, которое способствует целомудрию и сохранности нравственных устоев. Повсеместное падение нравов, разрушение института семьи, взгляд на женщину как на военную добычу, трофей, - вот те черты, которое сопровождают боевые действия. Добавьте сюда и всеобщее ощущение зыбкости бытия, стремление прожить хоть один день в полную силу, свойственное обоим полам, и будет полная картина военной жизни. Мужчины и женщины в дни войны любят страстно, безоглядно и…мимолётно. Время собирать камни и подводить итоги придёт потом, в дни мира. Вот и перед мысленным взглядом Николая пробежал целый ряд сестёр милосердия, поварих, солдаток, селянок, комсомолок, а то и просто обывательниц, встреченных в захваченных или освобождённых городаках и станицах, деревнях и полустанках. Но он никогда не становился зверем на войне, как многие, не принуждал и не насильничал, не набрасывался в группе на бедную жертву. Все его свидания были скоротечны, но по взаимному, как он надеялся, согласию, и не оставляли следов в сердце. Со стороны Николая это была лишь голая физиология. Страсть его посещала, ведь он был мужчиной, но не был рабом страсти и умел, когда это нужно, её обуздать. Он всегда знал, что ничего подобного, испытанного с Наталкой, в его скоротечных свиданиях не было. Может виной тому, что она была первой его женщиной, но его волновал нежный изгиб её шеи и изящные очертания спины, приводила в восторг упругая маленькая грудь в его руке, вызывал умиление каждый нежный завиток на девичьей голове и мягкий стыдливый пушок на её лоне. Сердце Николая сжалось от нежности к любимой. Юноша вынужден был себе признаться, что лишь один случай можно поставить ему в упрёк. И этот случай – Лиза! Воспоминание о ней до сих пор было с оттенком горечи, обиды и вины. Но это было давно, и в Лизе он искал не любви и не страсти – искал успокоения от боли, вызванной потерей Наташи. Николай по опыту знал, как редко первое чувство сохраняется на всю жизнь, годы и новые жизненные впечатления оставляют вместо него лишь приятные впечатления, но не в их с Наталкой случае. Он понял, что его любовь к Наталке – на всю жизнь! В этом он был уверен. А, значит, он завтра по льду переправится на другой берег Волги, отыщет этот чёртов Меч Тамерлана и постарается переправиться по ту сторону Меча.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 16.2.2018, 10:42
Сообщение #39


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 10. Чапаны

Цитата
«Страна — под бременем обид,
Под игом наглого насилья —
Как ангел, опускает крылья,
Как женщина, теряет стыд.
Безмолвствует народный гений,
И голоса не подает,
Не в силах сбросить ига лени,
В полях затерянный народ.»
Александр Блок


Зима наступила без паузы – настал декабрь - и сразу опустил на истерзанную войной землю холод, морозы и глубокий снег. Экономили на всём: стало не хватать не только еды, но и дров. Добротный дом, поставленный ещё Кондратьевым, стало разорительно отапливать, поэтому Яценюки закрыли второй этаж и перебрались на проживание вниз. Впрочем, Фрол Демьяныч, воспитанный по-старорусски, по-крестьянски, по правде сказать, всегда недолюбливал второй этаж, обставленный по-городскому. Он был, так сказать, для престижу, для форса. Сам он предпочитал сидеть внизу, в горнице, где есть печка, большой стол с лавками, где возятся по хозяйству, со своими бабьими делами, жена с кухаркой. Там Фролу было тепло и уютно, по-домашнему.
Вот и в сей декабрьский вечер Фрол Демьяныч вместе с Арсением расположились за большим деревянным столом и занялись важным делом: сосредоточенно, не спеша, чинно, чистили картошку «в мундире», обмакивали в стоявшую посреди стола миску с постным маслом, густо посыпали это чудо солью и перцем, и отправляли в рот, заедая квашеной капустой. Попутно Сенька, хрустя сочной капустой, пытался втолковать бате основы анархистского учения. Делал это он, как ему казалось, ладно, и ясно, как рассказывали ему самому.
Фрол Демьяныч поначалу молча слушал сыновьи разглагольствования, похрустывая то сочной капустой, то ядрёным огурчиком, но вконец не выдержал.
- К-хе, - и он энергично тряхнул головой, - Как-то у вас всё просто: ни державы, ни собственности. А управлять кто будет? Старшой потребен, начальник.
- Да в том-то и дело, что не будет никого. Сами работники управлять будут. – горячо говорил Арсений, довольный тем, что батя внемлет ему.
- Во как! – удивился Яценюк старший. – Без начальства, значит, сами.
Сын кивнул.
- Мечта лодыря! Да через год, мало два, коммуна у вас развалиться, а мужички разбегутся, ледащие первыми и побегут. Либо такой начальничек у них появиться, что прежние ангелами покажутся.
- Да нет!.. – начал было возражать Сенька, но получил увесистый щелбан в лоб от отца.
- Дура ты! – снисходительно произнёс батя, вытирая руки об жилетку. – Без начальства никак не можно. Заруби это себе не носу. А скажи-ка, можно воевать совсем без ахфицеров, ладно ахфицеров, вы их всех перебили, а без командиров можно?
В ответ Сенька замычал, качая головой в стороны. Наконец, выдавил из себя:
- Так то армия.
- А нэма разницы! Ведь у вашей революции тоже вожди есть. И артель соберётся, тут же старшого назначат: с подрядчиками договариваться, барыши делить, материал запасать. Да что артель, лодка четырёхвесельная плывёт и то, двое на вёслах, третий на корме сидит, руководит: счёт давать чтобы не сбились, рулить. Любая ватага, банда, атамана имеют. А коли власти нет – как пить дать, найдётся тот, кто эту власть подберёт. Ведь ежели власть дана не от Царя, не от Бога, то и пределов той власти нет. Ежели, какой начальник сам власть взял, не по закону, то и порядку не будет, можно творить, что душе угодно. Нет, всё должно быть по закону: есть держава, есть государь, есть порядок.
Пока Арсений переваривал сказанное отцом, удивляясь, как же он сам до этого не догадался, отец, налив обоим по кружке крепкого чая, продолжил:
- Старшого тоже с умом выбирать трэба. Не каждый могёт. Вот, к примеру, дай Прокопу Меринову землицы в сотни десятин и скота в стадо, думаешь, он сладит он с хозяйством таким?
Подумав, Арсений вынужден был признать, что нет, не сладит.
- То-то. Верно меркуешь, сынок. Да дай такому добро, он за два года все пропьёт, да на девок спустит.
- Прокоп не пьёт!
- Да, не пьёт. Но тогда сено вовремя не накроет и оно у него сгниёт, а скот от этого падёт. Овин и амбары сгорят. Посадит не вовремя и урожай загубит. Али ещё чего-то случиться. И будет он опять безлошадным на завалинке сидеть в драных штанах и семечки лузгать, да на митингах за равенство громче всех горло драть. Это натура евонная такая, тут уж никакими коммунами не поправишь. А мне десятую долю от Прокопиной дай: колосок к колоску, зернышко к зернышку – всё сберегу! В первый год – голодать буду, а сохраню, во второй – сам сытым буду и семью накормлю, а на третий ещё и лишку останется, твого Меринова накормить. На сильных людей опираться надо! Дай власть, я им такую коммуну зроблю: ужо у меня лодыри попрыгают, все працювать будут! А большевики твои токмо бесштанную голытьбу любять, тех, кто токмо чужое добро тырить умеют. Продують оне с такими союзниками.
- Но ведь землю крестьянам они дали?
- Землю дали. Поклон им до земли за это. - согласился было Фрол Демьяныч, да только сразу насыпал соли сыпанул, - Но работать, хозяйствовать, на ней не дають! Хлеб забирають, скотину уводят со двора. Ладно бы платили добро, это мужик бы ещё понял. А то дают какие-то бумажки, какие-то расписки. Ты посмотри, какая бедность на селе от этого пошла. Да, голодали допреж, бывало, но николы такого ранише не було!
Сенька не ответил, и не потому, что сказать было нечего. Он давно уже прислушивался и посматривал в сторону сеней. Ему всё время казалось, что в дверь кто-то, то ли тихо стучит, то ли тихо скребётся. Почуял, наконец, и батя:
- Глянь-ка, сынок, во двор, ежели мальцы озорничают, то шугани покрепше.
Хоть и не шибко хотелось нос высовывать наружу, на морозную ночь, да родителя ослушаться – себе дороже. Дверь поначалу не поддавалась, но Арсений поднажал, и створка медленно поползла в сторону, волоча перед собой что-то тяжелое. Приглядевшись, парень узрел, что перед дверью лежит человеческое тело. На нём был одет изношенный крестьянский чапан, голова прикрыта малахаем, а на ногах вместо обуви – обмотки. Всё было белым от снега.
- Всё, отмучался бедолага. – думал Сенька, втаскивая человека в сени.
- Ну, шо там? – из глубины дома крикнул отец.
- Да, похоже, человек замёрз.
Неожиданно труп открыл глаза и синими губами еле слышно прошептал:
- Помоги! Не смог зарезать – смоги спасти.
Сенька смотрел и не верил своим глазам: перед ним лежал начальник Народной милиции Комуча господин Козятин собственной персоной.
Отец сначала не хотел помочь какому-то очередному замёрзшему голодранцу, но узнав, что за персона лежит перед ним, кликнул мать, и принялся распоряжаться
- Господина начальника – в баню. Ты, сынок растапливай, токмо не сразу жар давай, потрошечки, чтобы растаять успел. А то кровь закипит. Мать, давай раздевай страдальца, шо примёрзло – ножницами разрезай. А потом в бадью его с тёплой водой – пусть отходит, и через каждые полчаса воду потеплее наливать, пока горячей не будет. А как очухается – на полок его. Тут уж я веничком его охаживать буду.
Всю ночь Яценюки отогревали мерзляка. Между делом побрили его, и одели в чистое исподнее. А на утро разомлевшего Козятина оттащили в горницу, на кровать, где он, не просыпаясь, проспал два дня.
Все эти два дня старший Яценюк ходил повеселевший, куда только делась его всегдашняя мрачность! Он отчего-то возомнил, что гость – присланный, зацепившимися за Урал колчаковцами, лазутчик.
- Вспомнили! – радостно без конца повторял он сыну. – Знают, про наши беды. Ведают, что их друг.
От скептических возражений Сеньки, что вряд ли колчаковец был прислан в таком рванье, он только отмахивался.
Наконец, пришел тот день, когда Козятин смог подняться и сесть вместе со всеми за общий стол. И Сенька вдоволь мысленно напотешался над своим жутко проницательным батей, который на сей раз обмишурился. Ибо история, рассказанная Семёном Семёновичам, больше походила на чудо.
***
Есть на свете немало чудесных историй, передаваемых их уст в уста. Когда все данные науки и простой человеческий опыт утверждают, что такого быть не может, потому что не может быть никогда. Но вот оно, чудо – вопреки всем законам природы и человеческим законам – живёт, ходит и разговаривает. Так произошло и Козятиным. После побега из занятого красными губернского города С., целых два месяца скрывался он в Жигулёвских горах от пристального ока ЧК. Ночевал в стогах. Питался объедками у деревень. Одевался в рваные крестьянские обноски, которые смог утащить со дворов. Избегал людей и боялся появляться в людном месте. Лишь, чувствуя, что околевает, решился на отчаянный шаг – зайти прямо в центр большого села и из последних сил постучать в дверь богатого большого дома. Судьба одарила его удачей постучать в дверь Яценюку и столкнуться с Сенькой. Вопреки здравому смыслу он не умер от голода, не замёрз, не был съеден волками или загрызен собаками, не лишился от обморожения конечностей, и, даже, по-видимому, не заболел.
Наперекор всему, Фрол Демьяныч не расстроился, что Козятин оказался не белогвардейским агентом. Он был убеждён, что рано или поздно, но белые придут в эти места (и Козятин изо всех сил стремился Яценюка в этой мысли укрепить), тогда тот факт, что они укрывали столь ценного человека, им и зачтётся. Поэтому Семён Семёныч остался в доме Яценюков на правах дальнего родственника из города, приехавшего в деревню спасаться от голода. Всю зиму прожил у них Козятин. В его лице Фрол Демьяныч нашел искреннего союзника по перевоспитанию своего заблудшего сына. Иногда они накидывались на Сеньку вдвоём, но чаще всего Козлобородый, сбривший, однако, свою бородёнку, лил яд на него в одиночку.
- Что ты для красных, - нашёптывал он на ухо парню, - Простой пулемётчик, хотя по твоим заслугам должен командовать армией, а то и фронтом.
- Зачем тебе, сыну сельского богатея, проливать кровь за то, чтобы командовал малообразованный, голопузый скот. – он кивал в сторону избы, где размещался Комбед.
- Коммунисты попользовались анархистами и выбросили. – тут он не врал, и Арсений был с ним абсолютно согласен.
- Анархисты не враги белым. Хотите коммуны – создавайте! Земли пустой много. Но! – он поднимал вверх палец. – Уважайте права собственников. Таких, как твой отец.
- Посмотри, как обеднело процветающее раньше село, ещё только начало зимы, а крестьянин уже голодает – предрекал он новые беды, - Но ведь это ещё не дно. Дна достигнет деревня к концу зимы, когда наступит настоящий голод, а из города придут комиссары за новой данью для города.
На возражение Арсения, что продразвёрстка уже была, Козятин только отмахивался:
- Придут, помяни моё слово! В городе же тоже жрать нечего. Разруха полнейшая: электричества нет, транспорт не ходит, дров на отопление нет, заводы все стоят, лабазы пусты, кошек, почитай, всех съели.
Постепенно от анархиста в Сеньке ничего и не осталось. Всё-таки верно замечено, что анархизм – стихийный бунт мелкого собственника. Так оно и вышло. Из всей мешанины революционных идей в Яценюке-младшим остался лишь голый протест против любой формы власти, которая не даёт крестьянину жить, а только и умеет, что отбирать. Семён Семёныч втихомолку потирал руки: практически готов один из лидеров антибольшевистского восстания, которое он замыслил, как только с Уральских гор начнут своё неукротимое наступление железные колчаковские дивизии.
Поначалу Семён Семёныч откровенно бздел выходить на улицу, боялся, что опознают чекистские соглядатаи, которые, он был уверен, окопались в каждом селе, в каждой богом забытой деревеньке. Но постепенно Козлобородый обжился, страх пропал, он с удивлением обнаружил, что внимание на него обращают не более, чем на иных городских обитателей, сбежавших из голодных городов в деревню на прокорм. На Рождество Козятин решился на смелую вылазку – на колядки. Не особо надеясь на угощение, крестьянам самим жрать было нечего, он ходил по опустевшим избам, вел долгие беседы с их обитателями. Говорил, что «Советская власть, конечно хорошо, но кабы хлеб не забирали», убеждал, что «свобода, безусловно, благо, но свободой сыт не будешь», внушал, что «большевики уж не те, большевики переродись в коммунистов, коммунисты тех большевиков, что землю дали, всех изничтожили, а сами только хлеб забирают и мужиков на войну уводят»! Приучал крестьян к мысли, что «хорошо бы устроить свои Советы, без коммунистов», при этом неизменно говорил, что с ними заодно сам сынок Фрола Яценюка, Арсений – знатный командир Красной Армии, а ежели начать, то и другие красные командиры, те, что из мужиков, подтянутся.
Никогда не обладавший излишком смелости и красноречия Семён Семёнович витийсвовал перед порой неграмотным мужичьём, вдруг ощутив себя народным трибуном. Война и последовавшая за ней революция освободили в людях дремавшие ранее в силы, которые оборачивались не всегда приятной стороной. Мужики от сохи и рабочие от станка, часовщики и канцелярские служащие, сапожники и учителя на полном скаку с шашкой наголо лихо вламывались в неприятельский строй, становились ораторами и трибунами, дерзко писали в газетах, на свой страх и риск собирали отряды, далеко не всегда красные или белые, и лихо грабили на дорогах.
Простые слова Козлобородого достигали людских ушей, и падали на благодатную почву, над которой уже потрудились многочисленные обиды, претерпеваемые крестьянами от комбедов, комиссаров, продотрядов, уполномоченных. Помимо собственно крестьян, немало горючего материала скопилось в зиму девятнадцатого года в Жигулёвских горах. В те времена в Жигулях осело много разного люда сомнительной биографии: дезертиры еще Германской, старательно прячущееся от новой войны и новых мобилизаций, горожане, уехавшие от голода и болезней в деревню, деклассированные элементы, а то и просто криминалитет вслед за горожанами тоже потянувшийся в деревню. Дополняли картину многочисленные беженцы, спекулянты, барахольщики и просто аферисты. Весь этот голодный, отчаявшийся, злой на все власти разом, конгломерат, убежавший подальше от всевидящего ока советских властей, был к тому же неплохо вооружен.
Слух о режущем правду-матку проповеднике достиг других сел на, лежащих на отрогах Жигулей и потянулись в Васильевку ходоки и депутации их других сёл и деревень. Тощий плюгавый человечек с оттопыренными ушами внушал мужикам доверие.
- Красавец соврёт – недорого возьмёт! – говорили они. – А этот – Богом обиженный, несчастный уродец, энтот не сбрешет.
Теперь Семён Семеныч стал привлекать к своим проповедям и Сеньку. К концу зимы отдых в отчем дому пошёл парню на пользу: появилась твёрдость в руках и ногах, наладилась речь. Глаз бы еще проверить, да откель в их краях пулемёт, стрельба же из ружья показала, что прежней меткости ещё нет. Поначалу Арсений откровенно трусил выступать перед людьми, боялся вопросов, втягивал голову в плечи, когда их задавали, а обретшие силу руки вновь начинали трястись.
- Ты же красный командир, а смущаешься, словно красна девица! – подзадорил Сеньку Козятин. – Обмишуриться боишься? – Сенька понуро кивнул головой. – Не ссы! Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Они же в тебе видят боевого бывалого командира, фронтовика. Мне когда под рёбро перо засовывал, чать не трясся. А тут растерялся.
Постепенно на него Козятин скинул всю работу по агитации среди крестьян, а сам занялся уголовниками. Много знакомцев из прежней жизни здесь встретил, решил, что костяк повстанческой армии будет из них: бывалых, отчаянных, жестоких.
Козятин c Яценюком осмелели настолько, что в разговорах с крестьянами дело дошло до конкретных дел: составление списков, комплектование отрядов, учёт оружия. С оружием дело обстояло швах. Конечно, войны у многих остались припрятанными мосинки, манлихеры, маузеры и берданки. Кто-то умудрился на войне разжиться наганом или пистолетом. Особо запасливым удалось припрятать пулемёт, или гранату. Но боеприпаса для всего этого добра – кот наплакал. Почти у всех здешних мужиков в избе висели дробовики. Для огневой силы этого было явно недостаточно, а пулемётов удалось найти всего пару максимов, пяток льюисов и даже один мадсен[11]. Не с вилами же на пулемётные команды красных переть! Решили: придётся грабить эшелоны. А местные комбедовцы, чванливые в своём высокомерии и уверенности, ничего не замечали.
Однако вскоре произошел случай, заставивший заговорщиков насторожиться. Дело в том, что социально активным элементом на селе, кроме комбедов, были комсомольские ячейки. Молодые девчата и парни, почти дети, далёкие от соображений сведения счетов и накопительства, чем зачастую грешили комитеты бедноты, искренне поддерживающие большевиков, были тем элементом, который не учли заговорщики. В самом конце февраля Маша, до этого старательно избегавшая Арсения, сама подошла к нему на улице.
- Здравствуй, Арсений! Давно не виделись.
- Маша! Машенька! – у Сеньки словно кусок льда начал таять в груди, а голос предательски задрожал. – Да ты сама… Да я… Да кабы моя воля, я б каждый день… Я же тогда объясниться хотел!
Видно зацепила его девка гораздо больше, чем он хотел.
- А что объясняться? – два голубых бездонных озера на Машином лице превратились в густую синеву. – Не было ничего тогда, понял? Не было!
- Как не было? – готовое выпрыгнуть из груди сердце внезапно рухнуло куда-то далеко, в Сенькину ногу.
- Не было и всё тут! – сказала, как отрезала Маша. – Я о совсем другом хочу поговорить. Сеня, скажи, ты искренно предан делу революции? Веришь в её идеалы?
- У-гу. – мрачно пробурчал Арсений, пряча глаза.
Но, куда бы он не отвернул свой взгляд, везде натыкался на две тревожных, вопрошающих бирюзовых бусинки.
От требовательных глаз комсомолки положительно было некуда ускользнуть.
- А то слухи по селу ходят, что вы со своим гостем по избам ходите, народ волнуете.
- Так, то слухи! – пробовал отшутиться Арсений.
- Не скажи… - не приняла шутки девчонка. – Какого чёрта ты вообще с ним связался? Кто он такой, откуда взялся? Сеня, ты же красный командир, ты был нашим кумиром, ты кровь на московских баррикадах за революцию проливал. А теперь якшаешься с недобитой контрой.
- Какая контра? Что, напридумывали уже?– деланно удивился Яценюк. – Сродственник это наш, с губернского города С…, отъедаться приехал. Вот Волга скоро вскроется - он и уедет. А скорее всего и я по весне двину, всё, отболел своё, ждёт меня Красная Армия.
Слова о возвращении в строй, нечаянно сорвавшиеся с языка, возымели свое действие. Тревога ушла с Машиного чела, она даже повеселела, и… помягчела к парню, что ли.
- Вот и хорошо. – удовлетворённо сказала она. – Вот и ладно. А мы с ребятами тут пока присмотрим. Будешь уезжать – позови, может и приду на проводы. – весело и лукаво сказала она, сняла рукавичку и провела ладонью по Сенькиной щеке.
Потом повернулась и пошла прочь. А у Сеньки по-новой сердце стало подниматься откуда-то из ноги и размещаться в привычном месте, о чём свидельствовал громкий стук его, раздававшийся из груди. Парень испытал нестерпимо жгучее желание послать все к чёртовой матери: Козла, заговор, отца, мужиков. Если бы окликнула, позвала с собой – не раздумывая, плюнул бы на всё и пошёл бы за ней. Но не оглянулась, не позвала…
Два дня Яценюк ходил сам не свой, а на третий Козлобородый, прижал его и все вытянул.
- Да, дела, - задумчиво сказал он. – А про мелких-то мы и забыли. Наверняка дома мужики с бабами беседы ведут, а на мелочь голопузую и внимания не обращают. Конечно, что на них внимания обращать – ОНИ ЖЕ ДЕТИ! А детки под ногами путаются, да на ус мотают. И не надо их недооценивать, это не Советы и не Комбеды, где много публики ошивается из конъюнктурных соображений. А комсомол – это идейные и преданные. Бойцы, фанатики, которые за идею готовы отца и мать продать. Два и два сложить они вполне способны и из обрывков разговоров взрослых смогут мозаику сложить. А за девку, Сеня, не переживай - победим – тебе достанется.
Они решили впредь быть осторожнее. Но такого большого дела в мешке не утаишь. Оставалось надеяться, что наступление Верховного правителя России не за горами. Но, как водится, жизнь внесла свои коррективы в планы Козлобородого.
***
Успешная для Красной Армии осень восемнадцатого года, когда удалось освободить Симбирск, Сызрань, Ставрополь и Самару, сменилась трудной зимой. Белым удалось оторваться он наступавших красных частей и закрепиться на западных отрогах Уральских гор. 18 ноября 1918 года войска под командованием Колчака совершили в Омске переворот, разогнав бессильную и никчёмную Директорию. Провозглашённый Верховным правителем России, Колчак предпринял энергичные меры по восстановлению боеспособности разгромленных Красной Армией частей. Отбив у Советов назад Уфу, Сибирская, Уральская, Западная и Оренбургская армии белых изготовились для наступления. Большую роль в чудесном превращении голодных и оборванных толп, наперегонки удирающих от наступления красных, сыграли деньги американского капитала и всемерная поддержка европейского сектора Братства Звезды. За прошедший год не удалось уничтожить Россию ни путём переворотов, ни с помощью прямой интервенции. Провал планов интервенции, привёл их к осознанию, что из вне Россию не одолеть, и только внутренняя распря может привести к расчленению страны. Это ещё была и месть европейских Братьев своим отколовшимся и посмевшим думать по иному, русским адептам Братства. К столкновению привело ещё разное видение будущего, а на кону оказалась, как ни странно, судьба Европы: либо русская революция будет утоплена в крови, либо победоносная Красная Армия будет поить своих коней в водах Рейна и Луары. Поставленный американскими банкирами наместником России адмирал Колчак уже к началу лета рассчитывал соединить свои армии с войсками генерала А.И. Деникина в районе городов Самара и Саратов. Шло интенсивное согласование между южнорусским подбрюшьем большевиков и восточным крылом контрреволюции, чекисты Колоссовского устали ловить курьеров и лазутчиков, перехватывать неприятельскую почту.
Война, это когда воюют, а не строят дома, выращивают хлеб и плавят железо. Уже несколько лет, и без того разорённая войной страна, только и делала, что интенсивно воевала друг с другом. Города оказались обескровлены, а хозяйственная жизнь парализована. Мор охватил Россию. Из-за блокады Советской России интервентами и политики «военного коммунизма» в большинстве крупных городов начались «перебои с продовольствием», так закамуфлировано назывался самый натуральный голод. Хуже всего, что с остановившихся заводов стали сбегать рабочие: кто – в Красную Армию, некоторые – в кустарные ремесленники, «зажигалочники», иные – в спекулянты и барахольщики, а кое-кто и в бандиты. Превращение пролетариата в неорганизованные толпы деклассированных элементов стало нешуточной опасностью для Советской власти, ибо размывало её классовую опору.
Крупные поволжские города остались без еды. Продукты стали выдавать по карточкам в Симбирске и в Ставрополе, Сызрани и в губернском городе С. В деревни направлялись продотряды с самыми широкими полномочиями, но крестьяне отказывались добровольно отдавать хлеб. То и дело во время изъятия продовольствия возникали вооруженные стычки между двумя сторонами.
Начало весны 1919 года ознаменовалось снаряжением в уезды Поволжья целой продовольственной экспедиции с целью изъятия у крестьянства правобережных уездов излишков скота и хлеба. Более того, комиссаром отрядов ставилась задача провести перепись зерна и скота, имеющегося у крестьян. Отряды были хорошо вооружены и комплектовались преимущественно из «интернационалистов»: венгров, китайцев, латышей слегка разбавленных местным элементом. В Жигулях действовало несколько таких продотрядов, присланных из Ставрополя. Если с осенней продразвёрсткой мужики кое-как мирились: там был всё-таки свой брат, железнодорожник. К тому же сызранские путейцы – сплошь и рядом выходцы из окрестных сёл и деревень, поэтому крестьяне, сдавая хлеб, понимали, что тем самым кормят своих, уехавших в город, сыновей, братьев, сватов. А сейчас как саранча пришли ЧУЖИЕ! И плевать было мужикам и бабам на мировую революцию, ежели собственные дети на полатях голодные лежат, со вспухшими от недоедания животами.
В Васильевку прибыл отряд в пятнадцать подвод и почти три десятка бойцов, ведомый комиссаром Станкевичем. С богатого села и взять намеревались побольше. С утра вместе с Прокопом Мериновым комиссар засел в Совете спланировать порядок хлебозаготовок, а ближе к десяти часам двинулись по дворам. Комиссар, хмуро теребя во рту трубку и поблёскивая пенсне, шел в голове отряда. Рядом, что-то угодливо нашёптывая на ухо, семенил Прокоп. Следом на полверсты растянулись подводы с продотрядовцами. Замыкали колонну неразлучные Санька Гвоздь и Тихон Оглобля. Они шли понуро, понимая, во что на сей раз ввязались, и обмерковывали способ, как бы смыться отсюда поскорее.
- Ой, чует моё сердце: побьют! – тихо шептал приятелю худой, но жилистый и верткий Санька. – Её Богу, побьют.
Он с тоской оглядывал пустые, словно вымершие улицы села, покрытые грязным мартовским снегом, и угрюмо стоящие дома, в которых зловеще блестели оконные проёмы.
- Сейчас не побьют. – рассуждал здоровый как бык Тихон. – Видишь китаёзов? Эти черти узкоглазые стрелять не раздумывая будут, да и чухня от них не отстанет. Побьют потом, когда продотряд уйдёт, а мы здеся останемся.
- И что я в Красную Армию не записался? Сидел бы сейчас в окопе, кашу б жрал. Зато думать не надо, пущай командиры думають.
- Значица так, ежели заварушка почнёться, - торопливо заговорил Оглобля, - Сразу за избу заходи. А там по задам и на околицу села выберемся. Переждём, и решать будем, что дальше делать: в город податься, али в Красную Армию.
Тем временем, голова отряда встала возле богатого на вид двухэтажного особняка Яценюков.
- Видите, что я говорил. – нашёптывал Меринов Станкевичу. – Это наипервейший на селе кулак. Мы у него много возьмём.
Вышедший на зов комиссара Яценюк в ответ на требование вскрыть недавно настеленный в амбаре пол, вдруг налился краской как помидор, сжал кулаки и, выпятив свою бороду вперёд, пошёл на стоящего перед ним молоденького красноармейца:
- Не дам, сволочи! Ворьё! Ты пахал, ты его растил? Гад!
Боец, безусый паренёк, лишь неделю назад по комсомольскому набору вступивший в Красную Армию, побледнел, снял трясущимся руками винтовку, выставил перед собой:
- Не надо, дядя, не надо. С-стрелять бу-буду.
Он был растерян, напуган, слишком сильно действительность отличалась от того, что было написано в книжках и агитках. Он думал, что придётся воевать с холёным офицером в галифе, золотых погонах и с тонкими усиками, а вместо этого перед ним стоял немолодой косматый мужик с нечёсаной бородой и вместо пистолета размахивал граблями-руками. Все эти мысли вихрем пронеслись в его голове, а косматый страшный мужик подходит всё ближе и ближе… Вот он уже схватился своей крючковатой высохшей рукой за штык. Паренёк видел такие руки, грубые, мозолистые и натруженные, у своего отца. Но размышлять было некогда, он смотрел в налитые кровью, ненавистью и бешенством глаза мужика. От страха он зажмурился…
- Бах! - сухой, похожий на треск выстрел, прозвучал неожиданно.
- Ой!- выпустив из рук, выплюнувшую кусок свинца, винтовку, паренёк застонал и осел прямо на грязный снег, обхватив голову руками.
Всё произошло так быстро и так неожиданно, что Станкевич просто не успел среагировать.
Фрол Деьмяныч пошатнулся, отпустил винтовку, приложил руку к тому месту на груди, где растекалось бурое пятно. Удивлённо посмотрел на окровавленную ладонь, хотел что-то сказать. Но вместо этого в горле что-то захлюпало, он поперхнулся: из его рта появились кровавые пузыри, и потекла струйка крови. Свет погас в очах Фрола Демьяныча Яценюка, и он рухнул на грязный, подтаявший мартовский снег.
- Батя-я!
- Фро-ол!
Два крика под прозрачным морозным небом слились в один, и к неподвижно лежащему телу убитого метнулись старуха в кожушке и платке и молодой человек в военной форме и фуражке с красной звездой на околышке.
Станкевич, стоя возле, сидящего в замёрзшей грязи, обхватившего голову руками, мелко вздрагивающего от плача, солдата, лихорадочно размышлял, что же теперь делать и проклинал так неудачно начавшийся день. Местный активист с вытянутой, похожей на лошадиную морду, физиономией шептал на ухо: «Теперь сынка прикончить надобно бы. Не то мстить будет». Станкевич всё-таки решил попытаться уладить этот инцидент миром, хотя какой тут мир, когда у ворот своего дома лежит убитый человек?
Арсений, склонившись над бездыханным телом отца, чувствовал, как волна ненависти и боли поднимается и сжимает горло, давит на глаза, выжимая из них слёзы, ранит сердце.
- Спокойно, только спокойно! – как во сне услышал он голос комиссара продотряда. – Всем нам, красноармеец Яценюк, надо попытаться сохранять спокойствие. Твоего отца уже не вернуть, а дел натворить можно много.
Но комиссаровы слова возымели обратный эффект. Яценюк младший поднялся, держа в руке револьвер, его душила злость и ненависть:
- Спокойствие, говоришь? Вон, батю успокоили уже.
В глазах Арсения стало совсем темно, и он, не видя, наугад, выстрелил в валяющегося плачущего продотрядовца, убившего его отца.
- Трах! – в звенящей тишине щёлкнул револьверный выстрел.
Руку Станкевича, которая машинально поглаживала голову молодого бойца, обожгло. Комиссар поднял ладонь к лицу – она была вся в крови: от выстрела голова продотрядовца лопнула как орех, и из расколотого черепа вытекала кровь вперемешку с мозгами.
- Отряд, к бою! – запоздало заорал Станкевич, и на ходу вытаскивая наган, плюхнулся вниз.
Ребята не подвели своего комиссара и деловито заняли оборону вокруг повозок, направив винтовки в сторону дома. Но было уже поздно: Яценюк, волоча за собой упирающуюся мать и держа наган наизготовку, успел укрыться за створками ворот.
Хотя силы были не равны, наступила патовая ситуация: продотряд мог сколь угодно долго палить по дубовым воротам, не причиняя им особого вреда, а каждый Сенькин выстрел нес смерть. И если численность продотряда была подавляюща, то время играло против них.
- Слышь, Яценюк! – подал голос комиссар, глядя на револьверный ствол, выставленный из-за ворот. – Ты напал на представителя власти. Прояви сознательность, сдайся, и я гарантирую тебе справедливый пролетарский суд.
- Ага, как же, разбежался! – отвечал револьверный ствол из ворот. – Знаю я ваши суды, сам участвовал. А ты попробуй, достань сперва.
***
В случившейся суматохе никто не обратил внимание на плюгавенького ушастого мужичка, вылезшего из бокового окна дома и задами побежавшего к центру села. Туда же, и тем же путём, устремились, бочком-бочком вылезшие из заварушки, Тихон Оглобля и Санька Гвоздь. Да только вскоре с церковной колокольни, стоявшей на сельской площади, раздались на всё село протяжные тревожные звуки:
- Бу-ум! Бо-ом! Бу-ум! Бо-ом!
Это был набат, не предвещавший для продотряда ничего хорошего.
***
На круче над великой русской рекой шумит, волнуется людское половодье. То сход крестьянский суд сворит, суд скоротечный, кровавый, неправый. На краю обрыва стоит связанный и избитый комиссар Станкевич. Сноровисто мужики спустили комиссара прямо к кромке воды, к проруби, где стирают бельё бабы, привязали камень. Миг – и тело комиссара приняла студёная волжская вода.
Поднятое по набату село гневно выслушало чудного ушастого городского мужичка, и подпевавших ему двоих комбедовцев. Зашумело, заволновалось людское море при вести о погибели Фрола Яценюка. Не беда, что мироеда мало кто любил при жизни, он был свой, а ЭТИ – ПРИШЛЫЕ! ЧУЖАКИ пришли переписать скот и хлеб, ЧУЖАКИ отбирают добро, ЧУЖАКИ убивают своих. Доколе? И суровые мужики в чапанах и горластые бабы в кожушках, вооружившись кто чем может, пошли на нацеленные на них винтовки ненавистного продотряда. Поостерегшись стрелять, комиссар дал себя повязать и увести на сход. Рёв тупой и безжалостной людской толпы, впрочем умело управляемой Козлобородым, единым порывом продиктовал строки решения схода:
Цитата
«За Советы без коммунистов, за Советскую власть без реквизиций и продразвёрстки, за Красную. Армию без принудительной мобилизации!»

Напрасно драл глотку комиссар Станкевич, напрасно грозил карами озлобленным крестьянам, зря обвинял их в антисоветчине и пособничестве Колчаку, договорить ему не дали.
- А батю пошто убил, гад? – заорал прорвавшийся к нему Сенька. – Что за народная власть, которая своих убивает! В расход его!
- В расход! В расход! – заревела толпа.
- Так дело не пойдёт! – подошел председатель коммуны Кондратьев. – Вы, осознаете, что начинаете мятеж? Что противопоставили себя Советской власти?
- Долой!
- Врешь, сукин сын!
- И этот с ними заодно, вязать его!
- В расход его!
В стороне равнодушно стояли разоружённые и отпущенные солдаты. Для латышей, венгров и китайцев это была не их война, не их народ, а красноармейцы из русских сразу перешли на сторону восставших, слились с толпой и орали вместе с ними.
Когда комиссар был утоплен, а Кондратьев и ещё двое активистов были отбиты у толпы и посажены под замок в сельсовете, удовлетворённый народ разошелся по домам. Для большинства из них дело уже было сделано, а о том, что будет дальше они и не думали. Они жили одним днём, и что такое стратегическое планирование им было неведомо. Но затеявший эту кашу Козятин был из другого теста. Поэтому уже вечером, был избран штаб восстания, в котором кроме Яценюка с Козятиным были наиболее радикально настроенные крестьяне, несколько дезертиров, переметнувшиеся красноармейцы и примкнувшие к восстанию уголовники. Срочно с гонцами в другие сёла были посланы подмётные письма, в которых содержался призыв к свержению власти коммунистов.
Вечером того же дня Семён Семёныч говорил ещё не оправившемуся от горя Сеньке:
- Ты, паря, не дрейфь! Эх, кабы не батя твой, царствие ему небесное! Погодить бы малёхо, рановато начали. Но, великое дело начали и назад дороги уже нет. Теперь одна надёжа – на стремительное и успешное наступление белых.
Арсений удивлённо воззрился на, сидящего за столом напротив, Козятина: «Так вот как он заговорил?»
- И не делай круглые глаза, ты же умный парень, сам должон всё уразуметь. Все эти лозунги про Советы без коммунистов – всё это для черни, для быдла! Не бывает Советов без коммунистов. Большевики – это и есть Советская власть! Убери большевиков – не будет и Советской власти, а будет Колчак, диктатура и Учредительное собрание. Пойми, не бывает в гражданскую войну третьей силы! Ты или на той стороне, или на этой. Раз начали восстание против большевиков – надо идти до конца, к Колчаку, без помощи которого мы и месяца не продержимся. За то и награда нам будет соответствующая! Ведь мы, почитай, все коммуникации Восточного фронта красных разрушим. Соберём силу – разделимся. Ты пойдёшь на Сызрань – дорогу перерезать, а я на Ставрополь – там будет наша столица, там, на границе двух губерний мы сможем поднять весь край.

Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 20.2.2018, 14:55
Сообщение #40


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 11. РВС

«И сильней, и сильней каждый раз
Вы пугались блистающих глаз.
И вы дрогнули все предо мной,
Увидав, что меж вас – я иной.»
Константин Бальмонт


Однако, на следующий день, 7 марта, все планы Николая Заломова пошли прахом. Да и достичь заветного Меча Тамерлана оказалось не таким простым делом, как это представлялось накануне. Словно какой-то злой рок преследовал каждого, кто когда-либо прикасался к нему.
***
Всю ночь, ожидая вестового, Николай предавался размышлениям и предвкушению от скорой встречи с Наталкой. Пока не забылся, вконец измотанный, тревожным сном. Во сне ему явилась Наташа такой, какой он её запомнил в день их последнего свидания. Девушка из сна стояла, умоляюще сложив руки у себя на груди. Но было это почему-то не в московском доме, а на вершине утёса Лоб. Ноги её по колени покрывал высокий ковыль, а ветер развевал волосы. Потом она простерла руки к нему, словно хотела, но не могла подойти. Тогда Николай, чья грудь разрывалась от любви к девушке, сам пошел ей навстречу. Но внезапно в правой руке любимой появился Меч. Смеясь, девушка взмахнула Мечом, и Николай с ужасом увидел, как кисть его руки медленно отделяется от тела и падает в траву. Рука моментально окрасилась кровью, и он с удивлением рассматривал, как красная субстанция фонтаном хлещет из культи. Заливистый звонкий смех Наталки вдруг перерос в издевательский хриплый мужской хохот. Николай с ужасом увидел, как на любимой стали появляться борода и усы. Сначала борода и усы были светло-рыжими, как будто вместо Натальи стоит и улыбается товарищ Фрунзе в легком девичьем платьице. Однако вскоре борода потемнела и стала расти. И вот уже не Наталка стоит перед ним, и не командарм Фрунзе, а хохочущий князь Кронберг, держащий в своей руке отрубленную кисть Николая. Николай целой рукой выхватил из ножен шашку, оказавшейся Мечом Тамерлана и стал надвигаться на Кронберга, пытаясь достать его острием клинка. Дьявольский смех прекратился, на чертах Кронберга отчетливо проступила гримаса ужаса, и, наконец, князь попятился и швырнул отрубленную кисть Николая прямо ему в лицо. Он попытался откинуть её как досадную помеху, но не тут-то было. Кисть никак не хотела покидать своего бывшего хозяина, вцепившись сзади мертвой хваткой в кожанку парня. Разъяренный Николай обернулся, чтобы отцепить надоевшую руку, глянь, а место хозяина руки уже занято. Окровавленной рукой в Николая вцепился его давний приятель Сенька. Когда он попытался разжать пальцы на вцепившейся в него окровавленной руке, то Сенька, у которого вдруг выросла козлиная бородёнка, приблизил к нему своё лицо, и, дыша на него перегаром, прошипел: «А вот этого я тебе никогда не прощу»! После этого Сенька схватил Николая за грудки и принялся трясти его, что есть мочи.
***
Выход из сна Николая был тяжёлым. Когда он открыл глаза, то обнаружил отчаянно его трясущего Фролку.
- Ну, ты даёшь спать, командир! – только и сказал Фрол, заметив, что тот открыл глаза. – Никак тебя не добужусь.
- Что случилось? – спросил Николай, едва протерев глаза и взглянув на встревоженное лицо своего вестового.
Даже в детстве он не любил разлёживаться после сна, а уж многолетняя военная привычка выработала в нём своеобразный механизм мгновенного пробуждения, когда мозг сразу начинал соображать и включался в работу. Такое забытье, как случилось в нём на этот раз, произошло, пожалуй, впервые, и ему было даже несколько стыдно перед Фролкой.
- Беда, командир. – стал докладывать Фрол. – Восстание в тылу наших войск.
- Где? Кто? – быстро спросил Заломов.
Он не любил многословия и требовал такой же чёткости и лаконичности от подчинённых.
- Весь правый берег Волги поднялся. Мужики. Режут продотрядовцев и сельских активистов, коммунистов и комсомольцев. Есть данные, что взяли Ставрополь. – коротко, как и требовал командир доложил Аниськин, а затем добавил, другим тоном, доверительно, интимно. – Николай Егорыч, сказывают в нашей Васильевке восстание вспыхнуло, тамошние мужики повязали продотряд. А здесь, в городе восстал полк красных казаков. Да и в Запасном полку неспокойно, выбираться отсюда надо, пока не прибили.
И командир, и его вестовой были односельчанами, из села Васильевка, что широко раскинулось на крутых утёсах волжского правобережья. Оба они понимали, что это значит: в случае подавления восстания на его жителей неминуемо обрушаться репрессии, а само село обречено на разорение. Но своим воинским опытом Николай также и понимал, что подобные выступления требовалось давить в зародыше, пока оно окончательно не разрослось. Тем более опасно, что мятежники действуют в тылу Красной Армии, угрожая отрезать войска от центра. На стороне восставших и тот факт, что регулярные части Краской Армии связаны тяжёлыми боями с колчаковскими частями на левом берегу Волги, а на правобережье – лишь отдельные малочисленные отряды рабочих и недавно созданные ЧОН.
- Командир, - обратился к Заломову Фрол, - вас вызывают на заседание РВС армии, к товарищу Фрунзе.
- Так что же ты сразу не сказал? – укоризненно посмотрел на Фрола Николай, а затем посмотрел на свои часы.
Стрелки показывали без четверти три. И уже наступило седьмое марта – подумалось ему. Значит, решил Николай, они заседают с вечера.
- Я буду готов через десять минут. – принялся распоряжаться Николай Заломов. – Ты остаёшься здесь. Оседлай мне Тишку, и, пока меня не будет, собери наши вещи и будь на готовности. Сдаётся мне, что наше временное безделье закончилось. Да, и коней накормить не забудь.
В Среднем Поволжье разгоралась чапанная война – крестьянское восстание против большевистской политики на селе. Она охватила огромные территории Среднего Поволжья - Сызранский, Сенгилеевский, Карсунскогий, Ширяевский, Васильевский уезды Симбирской, Ставропольский и Мелекесский уезды Самарской губерний.

Совместное заседание реввоенсовета армии, губкома и губисполкома длилось уже пятый час. В кабинете было душно, и стоял папиросный туман. Фрунзе, не выносил табачного дыма, но вынужден был терпеть, глаза командарма были воспалены от недосыпания, а щёки покрывал неестественный румянец. «Некстати, ой, как некстати!» - думал Михаил Васильевич, слушая очередного оратора. Восстание произошло тот момент, когда полководец готовился к осуществлению своего ЗАМЫСЛА – разгрома Колчака. Ему докладывали, что армии адмирала успешно перешли в наступление. Выманить белых с Уральских гор на равнины, заставить их распылить свои силы, а затем нанести фланговый удар с юга, «под дых». Бугуруслан, потом Уфа, и наступающие части колчаковцев оказываются запертыми в мешке возле Волги. Дальше, с территории Южного Урала, перед наступающей Красной Армией открывались блестящие перспективы. Один из них - повернуть на юг, разгромить Оренбургское и Уральское казачьи войска, и, двигаясь вдоль Урала и Ахтубы, достичь Каспия. Этим ударом можно сразу достичь несколько целей: ликвидировать даже теоретическую возможность соединения возле Царицина армий Колчака и Деникина, разблокировать, сражающийся в окружении, Ферганский фронт, разгромить мятежное Уральское казачество, самой, по мнению Фрунзе, опасной контрреволюционной силы. Именно из-за необходимости военного разгрома казачества, Фрунзе предпочитал именно такой вариант продолжения наступления, вопреки очевидной целесообразности продолжения натиска на восток, в Сибирь. Фрунзе считал, что после разгрома основных ударных колчаковских сил на подступах к Волге, Колчак обречён, единый фронт его рассыплется на отдельные очаги, а в тылу целые города будут взяты партизанскими армиями и повстанцами. Одолеть Колчака можно будет малыми силами. Иное дело казачество! Это враг стойкий, спаянный круговой порукой и узами родства, сильный верой в свою исключительность и особость.
И вот теперь все планы насмарку из-за каких-то мужиков. Фрунзе постарался унять раздражение: право, не дело попасть под влияние эмоций, а то таких дел наворотить можно. Ведь не в последнюю очередь вина лежит и на советских работников, угнетающих крестьянство похлеще старого режима. Вот один такой сейчас как раз на трибуне стоит, вещает.
На трибуне витийствовал, отчаянно при этом жестикулируя, председатель губисполкома товарищ Галактион. Малограмотный, но политически надёжный, со стажем, он, размахивая руками, призывал карающий меч революции опустить на головы предателей трудового народа. Убеждал в необходимости дальнейшего усиления хлебозаготовок:
- Несознательное крестьянство, - говорил он, - выступая против продовольственной разверстки, объективно выступает на стороне кулачества, противников Советской власти, и на стороне откровенно контрреволюционных элементов. Коммунистические ячейки на деревне должны развивать самую усиленную агитацию за подвоз хлеба к ссыпным пунктам, разъясняя крестьянам, что утайка хлеба является величайшим преступлением перед голодающими братьями - красноармейцами и рабочими… Ячейка, не выполнившая этой задачи, будет преступником перед нашей партией и международной революцией.
«Они так ничего и не поняли!» - раздражение командарма не унималось. – «Своей политикой и призывами к расправам они мне сорвут всю мобилизацию. Мужик будет воевать, лишь зная, что дети дома сыты». Он обратил свой взор к сидящему по левую руку члену реввоенсовета армии и председателю губкома. Красивый, крупный мужчина с высоким лбом и густой копной тёмных волос сейчас представлял собой жалкое зрелище. И без того мясистые губы и щёки до такой степени опухли и обрюзгли, что буквально свисали с его лица, а такой же мясистый крупный нос сейчас словно утонул в опухших щеках. «Опять надрался, гад!» - Фрунзе уже доложили, что посыльные буквально вытащили комиссара из постели очередной любовницы, председателя швейной артели, в прошлом - хозяйки модного салона Зинаиды Архиповны Балахиревой . Всему городу было известно, как охоч был товарищ Колбышев до крепких напитков и слабого пола. Его жена, безликая еврейка в очках с толстыми линзами, была в курсе амурных похождений благоверного, но, будучи фанатичной коммунисткой, смотрела на сие сквозь пальцы, в свете новых моральных коммунистических веяний, кои заключались в том, что собственность – зло, и супруг не имеет права безраздельно владеть своей второй половиной, а должен поделиться с товарищем.
Фрунзе с Колбышевом были старыми партийными товарищами, чья дружба уходила глубоко в подпольные годы. Оттого больнее всего командарму было видеть, как морально разлагается его друг и соратник. Тем полезнее будут те слова, что собирался он им сказать. Встряска нужна им обоим: и оторавшемуся от реалий Галактиону, забывшему в себе пролетарские корни и решившему, что он барчук, и другу и соратнику Валере Колбышеву, тонущему в бутылке и запутавшемуся среди своих женщин.
- Товарищи командиры Красной Армии, партийный и Советский актив губернии! – начал он. – Так дела не делаются, товарищи! Разве для того мы делали революцию, освобождая трудящихся, чтобы надеть на них новое ярмо? Мы сами наплодили из трудового крестьянства, с восторгом приветствовавших Октябрь, новых врагов Советской власти.
- Факты! – закричали с дальних рядов.
- Факты, товарищ командующий? – самодовольная физиономия предгубисполкома Алексея Петровича Галактиона аж лоснилась.
Это выглядело так отвратительно, что Михаилу Васильевичу, невзирая на авторитет командарма, захотелось двинуть по довольной физиономии этого напыщенного, малообразованного дурака.
В этот момент Фрунзе увидел, как в зал бочком входит Заломов и начинает пробираться меж рядами, отыскивая свободное место. Командарм подумал, что вот он, уж он-то не подведёт. Вид надёжного товарища придал Фрунзе решимости, и он продолжил:
- Факты вам нужны? Будут вам факты! – он кивнул председателю ГубЧК. Колоссовский, открыв свою красную папку, достал и выложил перед ним на стол целую стопку жалоб и донесений. Самодовольство горлопанов сразу куда-то улетучилось и они приуныли – шутить с главным чекистом губернии ни у кого желания не было, тем более, что против тех фактов, что томились у Колоссовского в папочке, возразить было нечего. А Фрунзе зачитывал и зачитывал длинный список прегрешений: череду изнасилований крестьянок и избиений крестьян, незаконных задержаний и незаконных реквизиций, случаев злоупотреблений и чванливого поведения партийных и советских работников.
За время выступления Фрунзе менялось лицо Валерия Колбышева. Неимоверным усилием воли он стёр похмельное выражение на своём лице, оно стало бледным и сосредоточенным.
- Прошу Вас, Валерий Владимирович, придать чрезвычайное внимание фактам злоупотреблений. – обратился Фрунзе к своему товарищу. – Я требую это и как командующий и как член ЦК партии большевиков. Злоупотребившие властью – злейшие враги Советской власти, которые позволяют усомниться в правоте нашего дела. Наша армия – по-преимуществу крестьянская армия, и красноармеец должен быть уверен в своём крепком тыле.
- Обязательно проанализируем и сделаем выводы. – серьёзно и весомо, как он умел когда требуется, произнёс Колбышев. – Ни один факт не останется безнаказанным.
- Я со своей стороны обещаю, что чрезвычайные органы будут и дальше отслеживать ситуацию и бороться с этими безобразными фактами. – вставил свою реплику Колоссовский. – Более того, ЧК готовит аналитическую записку в адрес товарища Дзержинского.
Фрунзе удовлетворённо кивнул и продолжил:
- А теперь о восстании. Чапанное восстание есть факт, и с занятием мятежниками Ставрополя по сути дела открыт ещё один фронт против Советской власти. Его необходимо разгромить в кратчайшие сроки, не считаясь с жертвами и потерями, пока восстание не разрослось до настоящей войны. Если восставшие продержатся хотя бы месяц, то вскрывшаяся ото льда Волга отрежет части Красной Армии от центральных областей Советской России. Это надо понимать, товарищи! В связи с тем, что наличные силы Красной армии заняты борьбой с Колчаком, сил выделить можем мы немного. В основном это чекисты и рабочие отряды, запасные части и необстрелянные красноармейцы из вновь сформированных частей. Мною образован революционно-полевой штаб по борьбе с восстанием. Начальником штаба предлагаю назначить товарища Колоссовского.
Под глухой ропот в зале Казимир Ксавреьевич встал, и оправил гимнастёрку. Многие военные, да и партийные работники были не восторге, что операцию возглавит чекист, но в открытую возразить никто не посмел.
***
Сразу же, после короткого перерыва началось заседание революционно-полевого штаба. Николай, который к своему удивлению оказался в составе штаба, сидел и внимательно слушал соображения командарма по подавлению восстания. Фрунзе говорил, обращаясь, прежде всего, к Колоссовскому:
- В первую очередь требуется решительность, задача – перехватить у восставших инициативу. Не ввязываясь в локальные бои с многочисленными крестьянскими отрядами, нанести удар основными силами по штабу повстанцев в Ставрополе и тем самым обезглавить чапанов.
- А откуда такое название смешное – чапаны? – наклонившись к уху Николая, шёпотом спросил незнакомый щеголеватый командир, судя по выговору, мадьяр.
- Чапан – это такой вид армяка, наподобие халата. Наши мужики его любят носить. – принялся вполголоса разъяснять Заломов. – Он для бедняков. У нас бедного безлошадного мужика так и называют – чапан.
Сидевший за столом президиума Колоссовский, взглянув на шептунов, строго нахмурил брови, и Николай, как последний школяр, закрыл рот и виновато заморгал. План, предложенный РВС армии, поляку нравился, не нравилось ничтожное количество сил и средств, выделяемых для разгрома повстанцев. А тут ещё встрял этот выскочка, Колбышев со своими замечаниями:
- Карательные меры необходимы, но не достаточны. Нужно апеллировать к сознанию трудового крестьянства. Губком и губисполком вышлет в сёла агитаторов для разъяснения продовольственной политики Советской власти. Они донесут своё пламенное большевистское слово до самых дальних уголков Жигулёвских гор.
Колбышева Колоссовский недолюбливал. Хотя, положа руку на сердце, он признавал, что в этом случае руководствуется личными мотивами. Так-то Валерка – мужик инициативный, надёжный. Казимир не мог не признать, что в Октябрьские дни именно деловая хватка и оперативность Колбышева позволили легко и без крови взять власть в губернском городе С. Что же до личного… Тут скорее впору упрекать Зинаиду, за её легкомысленность, доставшуюся в наследство от ветреной молодости, поры, когда она ещё была Мадам Зи-зи и привыкла иметь богатых и влиятельных покровителей. Что, однако, не мешало её склонности к благородным и широким жестам, шла ли речь о спасении гонимых подростков, или укрытии в дни хозяйничанья в городе белочехов самого Колоссовского от ищеек Народной милиции Комуча. Укрывала, к слову говоря, преимущественно у себя в постели. Это последнее и возбудило в нём необоснованные, как оказалось, надежды, что их постельное приключение может перерасти в нечто большее. А тут как назло влез этот лобастый герой-любовник. Вместо злости на непостоянство статной красавицы, на неё вообще трудно было обижаться, Казимир, понимая всю свою субъективность, перенёс своё раздражение на ничего не подозревающего члена РВС армии Валерия Колбышева.
- И будут все немедля уничтожены. – резюмировал он пылкую речь секретаря губкома партии, и добавил ехидно. - Вот они-то, эти мужики, твоих агитаторов в проруби-то и попускают, Валерий Владимирович.
- Что вы предлагаете? Сидеть и ждать? – обиженно вскинул голову Колбышев.
- Я предлагаю сначала сломить военную силу восстания. – ответил Колоссовский. – Тогда, уверяю вас, крестьяне будут значительно более восприимчивы к доводам ваших агитаторов. По моим сведениям руководит повстанцами некто Козятин, особа опасная и весьма хитрая. Ведь что руководители говорят мужикам? Что они, дескать, воюют не против Советской власти, а за неё, только без коммунистов. На местах заново формируют Советы под лозунгом «За Советы без коммунистов!». Этот лозунг очень популярен среди неграмотного крестьянского населения Поволжья. Мужик, при своём политическом невежестве и простецкой наивности, вообще убеждён, что большевики и коммунисты – две разные партии. Для крестьянской массы большевики – те, кто дали землю, заключили мир, вернули солдата на его крестьянский двор, установили выборный порядок местного самоуправления. А новоявленные коммунисты – ведут войну, реквизируют последнее продовольствие, проводят повальные мобилизации людей и лошадей, чванливо бесчинствуют в деревнях. Вот и захотелось крестьянину по-простецки, по наивному исправить эту подмену. Они не в состоянии понять, что большевики и коммунисты – одна партия, и к этим мерам толкает вынужденная логика гражданской войны, что Советы самой природой своей неразрывно связаны с партией коммунистов. И в этой своей наивности и малограмотности восставшее крестьянство объективно выступает союзником наступающих белогвардейцев. Потому в первую очередь следует обезглавить повстанцев.
Требовалось уточнить ещё несколько моментов, поэтому Колоссовский обратился к Фрунзе:
- Товарищ командарм, несмотря на приданный артиллерийский взвод, сил для наступления на Ставрополь отчаянно мало, а как же соседи? Ведь Симбирскую губернию это касается в первую очередь?
- К 10 марта, когда будет готово наше наступление, со стороны Симбирска на Ставрополь начнут наступление силы Восточного фронта, но им предстоит пробиваться через охваченные восстанием Сенгилеевский и Мелекесский уезды. – стал обстоятельно, как всегда, отвечать Михаил Васильевич. – Преимущественно в бой первыми пойдут интернациональные части, из мадьяр, китайцев, пленных австрийцев и немцев.
- Почему? – невольно вырвалось у Николая
Колоссовский опять неодобрительно покосился на говорившего, однако ответил, усмехнувшись:
- Чтобы не терзали себя неуместными моральными колебаниями.
Фрунзе при этом согласно кивнул.
Предгубчека вообще испытывал сейчас крайнее раздражение. Всё скалывалось как нельзя хуже, и он ощущал, что несмотря ни на что, он не в силах охватить тот громадьё проблем, что свалились на его голову. Это состояние было новым для Колоссовского, привыкшего, что он способен охватить если не всё, то очень многое. Особенно часто эти способности стали проявляться после необычайных событий произошедших с ним во время геологической экспедиции в бассейне Енисея. С годами его мастерство охватывать неохватываемое только усилилось, и он стал воспринимать свою способность как данность. И вот возможность воспринимать и обрабатывать информацию дала сбой. А тут новая напасть: только что посыльный передал сообщение, что в городе восстал полк уральских казаков, отказавшихся идти под Уральск, где в одиночестве погибала, отступив от Лбищенска, героическая Николаевская пехотная дивизия. Сил, достаточных для подавления мятежа, в городе не было. А что если?..
- Позвольте, Михаил Васильевич?
- Да, конечно! – Фрунзе, ставивший задачи армейским командирам, смешался. – Вы же начальник штаба.
- Наступление на Ставрополь лишает восставших головы, но не ликвидирует корней. – Колоссовский стал развивать свою мысль. – Надо лишить восстание подпитки от несознательных крестьянских низов. Предлагаю с этой целью послать в самый центр восставших уездов на Правобережье Волги лёгкий конный отряд, который бы уничтожал базы восстания, ликвидировал мелкие банды, нарушил их связь с центром, восстанавливал Советскую власть в населённых пунктах.
- Мысль дельная, – одобрил командарм четвёртой, – Вопрос в том, где взять кавалерию? У нас едва ли каждый конник на счету!
- Насколько я знаю, под городом целый полк красного казачества без дела стоит.
- Так они же мятежники! – с места взвился несдержанный мадьяр, командир интернационального полка, выделенного для разгрома повстанцев.
- Мятежники. – спокойно согласился Казимир Ксаверьевич, поглаживая свою тщательно отращиваемую эспаньолку. – Ну не хотят уральские казаки кровь своих станичников проливать! У них там семьи, дома, дети. Среди белоказаков – их сваты, кумы, братья. А вот против мужиков они, ой, как охотно пойдут! Не любит казак Русь мужицкую, лапотную. Их ещё и сдерживать придётся. А под Уральск предлагаю отправить мужиков мобилизованных, как раз с Правобережья. Тех тоже уговаривать поквитаться с казаками не потребуется.
- Дельно, очень дельно. – сказал Фрунзе. – Только кого мы поставим командовать ими. Прежнего командира они вместе с комиссаром приговорили.
Он стоял в своей любимой позе, поставив одну ногу на стул и уперев локоть в колено. Сверху на раскрытую ладонь легла его русая бородка, которую он невзначай почёсывал. Взгляд его скользил по членам штаба. Все старательно прятали глаза, даже говорливый венгр, вдруг стал что-то сосредоточенно искать у себя в карманах. Один Заломов сидел прямо и выдержал пристальный взгляд командарма.
- Возьмёшься? – спросил Фрунзе. – Приказывать не могу.
Николай кивнул:
- Так точно, командующий армией.
- Ну как, кандидатура товарища Заломова подойдёт? – поинтересовался командарм у Колоссовского.
- Прекрасная кандидатура. – одобрил председатель ГубЧК. – Товарищ сам из этих мест, поэтому знает там каждую тропинку, к тому же – кадровый кавалерист, в седле сидеть умеет не хуже казака, они народ такой – пришлых, да неумех не жалуют. Они и комиссара погнали из-за того, что тот, бывший учитель, на коне держался как мешок с картошкой.
- Значит, решено, – говорил Фрунзе, пожимая руку Николаю, – Принимай полк! Эх, Коля, другие были у меня на тебя планы, да, видно после войны учиться придётся.
***
Позже, когда Заломов остался вместе с Фрунзе и Колоссовским втроём, обговаривали детали рейда.
- В Жигулёвских лесах зимой снега по пояс. – говорил Николай. – Снег всю мобильность конницы сведет на нет. Поэтому я думаю в одном месте оборудовать лагерь, базу. Для этого мне нужно палатки и печки-буржуйки для обогрева, легкие сани, канистры с керосином, лампы «Летучая мышь» и электрические фонари.
- А это для чего? – удивился Казимир.
- Лампами и фонарями сигналы ночью подавать. Да, без пехоты тоже никак, хотя бы роту, и три пулемёта.
- Будет тебе рота. – легко согласился командарм. – В Сызрани сейчас стоит эшелон с полком Иваново-Вознесенских рабочих, по прибытии его в губернский город С., получишь роту. Да, и комиссара из рабочих у них возьмёшь, Колбышев распорядиться. Пулемёта только два дам, извини, больше не могу. Что ещё?
Заломов, не ожидавший такой щедрости, принялся деловито перечислять, машинально загибая пальцы, боясь ничего не упустить:
- Зимнюю амуницию на каждого красноармейца, хорошо бы белые халаты для маскировки, валенки и рукавицы. По два комплекта боеприпасов на каждую единицу оружия, бомбы, раз уж артиллерии нет. Еды на двое суток, остальное, я думаю, на месте найдём. Лыжи или снегоступы для пехоты, зимние подковы – для коней. Сани с сеном и фуражом, человек раз-два не поест – ничего страшного не произойдет, а лошадь – нет, кони должны быть сыты. Дюжину почтовых голубей – связь со штабом держать. Вот вроде и всё, ничего не забыл.
- Ну и аппетиты у тебя, братец! – почти весело отвечал Фрунзе, делая заметки в записной книжке. – Ну, ничего, я думаю, сможем обеспечить.
- Да, чуть было не забыл: галоши на валенки обязательно, а то с мокрыми ногами весной не больно навоюешь.
- Где я тебе наберу столько калош? – удивлённо воззрился на Николая Колоссовский. – У нас и так многие бойцы всю зиму в ботинках походили.
- У буржуев возьмёшь! – непреклонно требовал Заломов.
- Коля, так их и так уже экспроприировали по самое не могу.
- Не знаю, доставай, где хочешь, а бойцы должны быть обуты. Ну, не поверю, чтобы у буржуев всё до нитки обобрали, что-нибудь да припрятано. Кто из нас ЧК, ты или я?
Вмешался деликатный командарм Фрунзе, просто удивительно, что столь мягкий человек оказался успешным военачальником:
- Всё, всё, спорщики, хватит! Будут тебе, Николай, калоши, товарищ Колоссовский обеспечит.
- И шубы, и одеяла! – потребовал упрямый комполка. – И платки пуховые! Ночевать в зимнем лесу придётся, всё в дело пойдёт.
- Обеспечим! – поспешно сказал Колоссовский, пока Заломов ещё чего-нибудь не вспомнил, а то его аппетиты стали расти как грибы после дождя.
Затем, уточняя детали, командарм сказал:
- На приведение полка в порядок у тебя два дня, в рейд всех не бери. Из полка наберешь не более сотни, самых надёжных. Помни, что ты некоторое время будешь единственным представителем Советской власти в Жигулях. Пленных не держи – отправляй в Сызрань, там будет создан концентрационный лагерь. Действуй жёстко, но не жестоко, помни, что нам с этими крестьянами, ещё контрреволюции хребет ломать.
- Коля, где ты Волгу переходить будешь? – спросил Колоссовский.
- Не думал ещё, лёд крепкий – в любом месте перейти не проблема.
Фрунзе подумал, стоя возле большой карты на стене. Сказал:
- Возле Александровского моста не стоит – повстанцы наверняка разведчиков выставили. Вот, смотри, - он жестом подозвал Николая, - Здесь, на левом берегу, в Екатерининском уезде всё тихо.
- Как раз напротив Екатериновки по льду зимник проложен, там тоже людно. – возразил Заломов. - По зимнику, думаю, не стоит. Лучше в сторонку свернуть, например между Кануевкой и Владимировкой ерики и леса, на реке – поросшие лесом Васильевские острова, на той стороне Волги – Переволоки. Вот там и можно попробовать.
***
Стоял погожий день седьмого марта тысяча девятьсот девятнадцатого года. После морозной ночи приятно согревающее мартовское солнце прогрело воздух и запахло весной. С крыш весело застучала звонкая капель. Даже злой ветер, бесконечно дующий со стороны Волги, на сей раз не подвёл – разметал несколькими порывами стайки воробьёв, и затих. Из казарм запасного полка на лошадях выехали двое – новый комполка Красного казачества Заломов и его ординарец Аниськин. Они направили коней в сторону Кряжа, пригорода губернского города С., где стоял мятежный полк. Именно этим полком предстояло командовать Николаю. А там – или пан, или пропал!
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение

3 страниц V  < 1 2 3 >
Ответить в данную темуНачать новую тему
1 чел. читают эту тему (гостей: 1, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0

 



RSS Текстовая версия Сейчас: 29.3.2024, 15:31