Литературный форум Фантасты.RU

Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )

Литературный турнир "Игры Фантастов": "Шестое чувство" (Прием рассказов закончится 6.04.2024 года 23:59)

 
Ответить в данную темуНачать новую тему
Я тебя слышу(антиутопия)
Kirill1234
сообщение 22.2.2019, 17:11
Сообщение #1


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 20
Регистрация: 16.1.2017
Вставить ник
Цитата




Я тебя слышу.
1
25 сентября 1962 года
Христофор Гёте, семидесятилетний гражданин Забравки (Все страны нам завидуют!) сидел за письменным столом в квартире № 77 и, высунув язык от усердия, скрипел карандашом по бумажному листу. Он старательно, каллиграфическим почерком выводил буковку за буковкой и внимательно следил за ровностью строчек и абзацев, выходящих из-под его морщинистой руки.
У нашего героя была сложная судьба. За отведенные ему Богом семьдесят лет он успел пережить раннюю смерть родителей (ему тогда было десять), кончину жены, с которой он прожил двадцать лет и гибель двух сыновей-близняшек в железнодорожной катастрофе. Все вышеперечисленное надломило его и превратило в желчного, противного старика, ненавидящего все вокруг.
Христофор окончил начальную школу в 1922 году. Именно в этот год взяла свое начало Забравская республика (Инакомыслие – зло!), которую наш герой полюбил всей душой – ведь именно в таких людях, как он, молодая страна и нуждалась. Ей на начальном этапе были просто необходимы необремененные принципами патриоты. Одним словом, Христофор был уверен – Забравке (Космос нам не нужен!) он пригодится.
И ведь пригодился – о чем свидетельствовал чуть потертый, но все еще блестящий орден Вождя, висевший в почетном красном углу. Этим орденом наш герой чрезвычайно гордился. Еще бы! Во всей стране такой был только у него. Пусть алюминиевый, пусть с кривой гравировкой, но сам факт – страна заметила, страна вручила. Как уже говорилось ранее, свою родину Христофор любил всей душой. Все в ней - от приятного смога заводов до свиста жандармских свистков – заставляло морщины на его лице разглаживаться, а душе - чувствовать особое, трудное для объяснения тепло. Страну он любил, а вот своих соседей искренне ненавидел.
Дом, в котором жил Христофор, был многоквартирным. А потому на лестничной площадке наш герой то и дело сталкивался с подозрительными, непривлекательными личностями, которым он в силу врожденной вежливости был вынужден улыбаться. Ситуацию спасало XIV Заседание Коллегий, разрешившее гражданам в письменной форме сообщать о замеченных ими нарушениях со стороны их соседей и коллег.
За свою жизнь скучающий пенсионер Христофор написал около десяти тысяч двухсот доносов. Это абсолютный рекорд, за который он в свои шестьдесят пять и получил заслуженный орден. Доносы были страстью старика. Осознание того, что он, тщедушный и слабый, способен пусть незначительно, пусть косвенно, но влиять на жизни людей вызывало у него приятное и легкое головокружение. Он чувствовал его и сейчас, карандашом почесывая плешь. В данный момент жертвой гражданской сознательности нашего героя готовилось стать семейство Вагнеров, на днях потерявшее кормильца.
Полчаса назад Христофор, пристально рассматривающий у мутного зеркала свое малопривлекательное, истинно старческое лицо, вдруг услыхал из соседней квартиры непонятную, можно даже сказать, подозрительную возню. На ходу застегнув пуговицы халата и нахлобучив на голову потертый цилиндр, он вышел в коридор и тут же инстинктивно втянул плечи. Около квартиры № 75 два высоких, подтянутых жандарма о чем-то беседовали с надрывно всхлипывающей Брунхильдой – супругой Цвейга Вагнера, человека жалкого и унылого. Христофор, насвистывая знаменитый Забравский марш(в нашем гимне восемь нот!), незаметно прошмыгнул мимо жандармов прямиком в квартиру Вагнеров.
Это семейство он не любил. Уж слишком они были скрытными, тихими, возмутительно невзрачными. Но вот их квартира Христофору всегда нравилась. Уютная, просторная, чистая, с аккуратной лакированной мебелью и гладким паркетом. Разве справедливо, что ему без лишней скромности герою страны, приходиться ютиться в скромной каморке, когда по соседству есть такие хоромы?
- Здравствуйте, господин Гёте? – послышался за спиной тоненький голосок. – Вы что-то хотели?
Христофор несколько раз кашлянул противным старческим кашлем, обернулся и, любезно улыбнувшись, произнес:
- Приветствую, сударыня. Простите, если вас потревожил. Просто решил нанести вам визит. Удостовериться, так сказать, что у вас все хорошо. Видимо я зашел не вовремя. Те два жандарма. Они что-то хотели? Быть может, я смогу помочь вам?
Вместо ответа Брунхильда сделала пару шагов навстречу Христофору, а потом вдруг зашаталась и свалилась на пол. Наш герой замер, словно оглушенный. Выйдя, наконец, из минутного ступора, он проковылял к деревянной тумбе, стоящей рядом с высоким гардеробом. Из ящика Христофор извлек пыльную бутылку шнапса, подошел к Брунхильде, оглядевшись по сторонам, сделал глубокий глоток, а затем поднес к ноздрям женщины бутылочную пробку.
Это подействовало. Христофор даже удивился и в глубине души порадовался – не зря подглядывал в замочную скважину за алкоголиком Цвейгом. «Нет худа без добра, как говорил мой дед», - думал он, помогая содрогающейся от рыданий Брунхильде подняться и усесться в кресло-каталку.
- Как же это вы так, сударыня? – хрипло проговорил он.- Вы не волнуйтесь, успокойтесь. Выпейте немного. Ничего если я присяду на софу? Кости ноют у старика. Премного благодарен. Что же у вас случилось?
Брунхильда сделала несколько судорожных глоточков прямо из бутылки, поморщилась, всхлипнула и пролепетала:
- Приходили люди. Из жандармерии. Они сказали, что Цвейг… что мой муж…
Женщина уткнулась лицом в передник и, жалобно всхлипывая, принялась бормотать что-то бессвязное. Христофор был в полном замешательстве. С одной стороны он радовался, что жалкого слизняка Вагнера наконец-то прищучили, а с другой опасался, как бы жандармерия не поставила бы к расстрельной стенке и его. Просто так. За компанию.
- Тяжко вам. Но не отчаивайтесь. Как бы горько не было это признавать, но принимаемые правительством директивы нужно выполнять. Ваш муж сам виноват – нельзя идти против линии, которую очертит Вождь. Извините за бестактность. Просто я патриот, что скрывать. Не терплю, когда нашему правительству неблагодарные прихлебатели плюют в лицо. Так что случилось с вашим супругом, сударыня? – спросил Христофор, хотя был уверен, что знает ответ на этот вопрос.
- Его взорвали! - давясь слезами, воскликнула женщина. – Жандармы сказали, что постарались повстанцы. Знаете, горстка людей, что противостоит Я раньше, признаюсь, им сочувствовала. А сейчас я их ненавижу!
Христофор удивленно клацнул зубами. Он был осведомлен, что супруг Брунхильды – мелкий чиновник, поэтому отказывался верить, что такой ничтожный и жалкий человечишка стал жертвой оппозиции. «А если ему за это орден дадут? Посмертно?», - испуганно подумал он.
Следующие двадцать минут он весь красный от зависти успокаивал бедняжку и помогал собирать вещи. Брунхильду ждал переезд. Жандармы, ждущие в коридоре, сообщили, за героическую смерть мужа, государство выделяет ей небольшой коттедж в дачном поселке, что в пяти километрах отсюда.
Вернувшись в свою комнату, Христофор подошел к столу и достал из нижнего ящика лист бумаги и карандаш. За окном свинцом дышали фабричные трубы, туда-сюда, почти строем сновали люди, похожие друг на друга до безобразия, а в квартире № 77 старик Гете исполнял свой гражданский долг.
В Министерство
Вынужден сообщить, что гражданка Брунхильда Вагнер, учительница арифметики, проживающая по соседству со мной, является, я бы сказал, контрправительственым, асоциальным элементом общества. Воспользовавшись ее замешательством, я провел обыск и обнаружил среди вещей гражданки Б. ряд незаконных, противоречащих директивам вещей. Так, мной изъята тетрадь на 12 листов, в широкую клетку, в которой гражданка Б. проводила расчеты, неоднократно используя запрещенную директивой № 123 цифру *. Эту цифру можно обнаружить в примере (суть расчетов осталась мне не понятной) ***+16*=280, расположенном на третьей странице тетради, на пятой строке. Прошу принять меры!
Небезразличный гражданин.
2
26 сентября 1962 года
Христофор знал все правительственные директивы наизусть. На его книжной полке между «Библией» и «Справочником рыбака» стоял пухлый томик «Гражданской грамотности» издательства «Правда», откуда он и черпал свое вдохновение для доносов. Однако даже у такого сознательного человека, как наш герой, имелась, пусть маленькая, но входящая в список незначительных правонарушений слабость.
Христофор очень любил музыку Бетховена, а предметом его искренней гордости был небольшой кассетный магнитофон, подаренный ему Министерством вместе с орденом. Уже потом у старика появились несколько кассет с музыкой любимого композитора, появились само собой тайно - ведь по директиве № 211 Бетховена гражданам слушать не следовало.
Но наш герой слушал и ничего не мог с собой поделать. Каждый день им для этого совершался особый ритуал. Гете садился на диван, включал магнитофон на минимальную громкость, накрывал его пуховой подушкой и наслаждался. Единственное, что мешало ему в эти моменты получать от музыки настоящее удовольствие – липкий, противный страх, что кто-нибудь войдет в его квартиру в самый не подходящий для этого момент.
Вот и в это хмурое утро, наслаждаясь «Лунной сонатой» Христофор то и дело поглядывал на дверь – вдруг она возьмет и скрипнет. Дверь скрипнула, неприятно и громко. И прежде, чем наш герой успел что-нибудь сделать, в комнату ввалился молодой, смуглый и кудрявый юноша и тут же удивленно замер в пороге.
- Я ваш новый сосед. Джузеппе Троц, - растерянно сообщил он. – Из семьдесят пятой квартиры. А чем это вы здесь занимаетесь?
Положение Гете было двусмысленным. Он сидел на деревянном стуле, обложившись подушками, а в его руках предательски трещал магнитофон. У Гете закололо в висках и где-то в груди. Зубы заныли, а пятки похолодели. Даже думать нашему герою было больно от страха.
- А я тут…того – с трудом ворочая языком, начал наш герой. – Это самое. Ну. Вы поняли. Я занят. Очень занят.
- Я просто познакомиться хотел. С соседом. Я позже зайду, - сообщил Джузеппе и хлопнул дверью, оставив старика в самом мрачном расположении духа.
«Донесет», - Христофор выключил магнитофон. «Донесет», - Христофор разложил подушки по комнате. «Донесет», - Христофор накинул пальто и вышел из квартиры.
Ему нужно было развеяться, успокоиться, принять случившуюся неприятность, как должное. Однако сделать это у бедного старика не получалось. Слишком непривлекательной была перспектива оказаться у расстрельной стенки из-за такой ерунды.
Шагая по пыльным улицам и огибая километровые очереди за спичками, Христофор то и дело оглядывался и по привычке всматривался в лица прохожих. Промозглый ветер больно кусал щеки. Пыль слепила глаза. Но наш герой шел, время от времени поправляя шарф, и предавался рассуждениям. «Гете, старик, ты не прав, - думал он. – Пусть даже и донесет. Но ведь ты нарушил закон. Значит, заслужил. Пускай донесет».
Эта неприятная мысль жалила пчелой.
Вернувшись домой, Христофор первым делом схватился за карандаш. Надо было отвлечься – и написание чего-нибудь этакого могло помочь.
В Министерство
Хочу сообщить, что мной было установлено подозрительное поведение жильцов квартиры № 3*. Выйдя сегодня на улицу, я обнаружил, что окна этой самой квартиры закрыты неизвестно чем (предположительно это была), что противоречит директиве № 77 .Также оттуда в ночное время суток раздавался детский плач, нарушая тишину и покой прочих жильцов. Просьба принять меры и предотвратить возможные рецидивы.
Неравнодушный гражданин.
3
27 сентября 1962
Почта в Забравке (Ядерная ракета – выдумка врагов!) работала, как часы, чем очень радовала Христофора, который почитал своим долгом в конце недели класть в почтовый ящик пухленький конвертик. Но вчерашнее происшествие выбило бедного старика из привычной колеи, а потому он, вооружившись авоськой с горячими, собственноручно испеченными пирожками, направился к квартире № 75.
Минуту Христофор переминался с ноги на ногу, стоя у железной двери. Наконец, он сделал глубокий вдох и потянулся за ручкой – стук в дверь был запрещен директивой № 33. Джузеппе сидел в кресле с дымящейся папиросой в зубах и увлеченно читал газету. Заметив Христофора, он встал, положил газету на грязный чурбан и протянул руку для приветствия.
- Рад, что нашли время меня посетить, - голос у него был приятным, по-настоящему итальянским. – Признаться, наша первая встреча была достаточно странной. Приятно, что мы с вами можем наконец-то поговорить по душам, по-соседски. Да вы с гостинцами. Присаживайтесь. Я сейчас поставлю чайник.
- Не доводите до кипения, - Христофор вручил авоську Джузеппе и сел на шаткий табурет. – Горячий чай запрещен вышедшей на днях директивой.
- Что вы говорите? – чертыхнувшись, усмехнулся юноша. – Это какой же по счету.
- Честно скажу, не помню. Но об этом говорили по радио. Слышал вчера, когда ходил в канцелярский магазинчик за бумагой. А то у меня пачка совсем закончилась.
- Бумагой? Вы, верно, писатель? Я вот актер. Уже месяц как уехал из родной Италии, из солнечного Рима прямиком к вам. Захотелось в свои двадцать что-то поменять в своей жизни. На родине у меня жизнь не заладилась. Театр, в котором я играл, пришел в запустение, жена ушла, денег не стало, появились долги. Ваша страна – это новый лист для меня. Так вы писатель?
Христофор ответил не сразу, обдумывая ответ.
- Можно сказать, что писатель. Есть у меня небольшое, знаете, хобби. Вы, я вижу, газету читали. Что пишут?
- Да всякую дрянь, - Джузеппе снова усмехнулся и поставил на стол две чашки с чаем, баночку варенья и авоську с пирожками. – Хотя есть пара интересных колонок. Вот, например, про бывшую хозяйку этой квартиры пишут. Расстреляли ее вчера. За какую-то ерунду. То ли за цифру, то ли за букву. Какой-то шакал видать донес.
Христофор напрягся. Разговор пошел в совсем не то русло. Он отхлебнул теплый чай, макнул пирожок в варенье, откусил и заискивающе произнес:
- Ну, почему же сразу шакал? Возможно, какой-нибудь неравнодушный гражданин увидел и сообщил о правонарушении. Не смог молчать. Возможно, у него просто повышенное чувство справедливости. Или он любит страну.
- А за что ему ее любить? – удивился Джузеппе. – За месяц, проведенный здесь, я насмотрелся на притеснение, беззакония и бесчинства. Моего приятеля арестовали за купленный шоколад. Человек умер в тюрьме. Из-за плитки дешевого шоколада. Пусть и с орешками. Постойте, вы всерьез считаете, что в вашей стране есть кто-то способный любить ее при всем творящемся вокруг абсурде? Или вы и есть тот самый человек?
Христофор еле сдержался. Он не терпел, когда при нем затрагивают честь страны, которая его вырастила, выкормила и дала возможность писать доносы. Он уже собирался вскочить со стула и вылить этот противный чай мерзкому итальяшке за шиворот. Но вместо этого отрицательно помотал головой и любезно улыбнулся.
- Я отношусь к ней философски. Жизнь научила воспринимать происходящее вокруг с уважением. Относиться ко всему с пониманием. Легко относиться, учитывая людские слабости. Я не во всем согласен с вождем. Вот, например, запрет слушать Бетховена…
- Вы же его слушали вчера, укрывшись подушками? – хохотнул Джузеппе. – «Лунная соната». Обожаю Бетховена. Его « К Элизе» - это что-то волшебное. Постойте, неужто есть директива, которая запрещает его слушать?
- Директива № 99, - грустно пискнул Христофор, вдруг свалился со стула и, обняв ноги растерявшегося юноши, принялся причитать. – Грешен! Грешен! Люблю я его слушать. Но не могу с собой поделать. Нарушаю закон. Не губите. Прошу вас. Пожалейте мою седину. Пощадите старика! Не доносите. Я сейчас же пойду и разобью этот проклятый магнитофон! Будь проклят этот Бетховен! Никогда не любил Австрию! И его теперь не люблю!
Христофор зашелся кашлем, а затем зарыдал, не выпуская из рук ноги Джузеппе. Последний выглядел очень растерянным. Скорее всего, увиденное было для него в новинку.
- Успокойтесь, - голос юноши дрожал. – Конечно, я ничего никому не скажу. Слушали и слушали. Чихать я хотел на эту треклятую директиву. Неужели вы подумали, что я буду портить вам жизнь из-за каких-то там заскоков Вождя. Никогда не писал и не буду писать доносов. Кем надо быть, чтобы заниматься подобным? Не беспокойтесь, клянусь вам, что увиденное мной вчера я сохраню в тайне.
Спустя пять минут довольный Христофор сидел за письменным столом с карандашом в руках и слушал «К Элизе». Улыбнувшись, он написал несколько строк, схватился за сердце и неожиданно для самого себя умер. Пришедшие утром жандармы вместе с его телом обнаружили на столе лист бумаги весьма интересного содержания.
В Министерство
Хочу сообщить, что в квартире № 75. Джузеппе Троц, артист из Италил, позволил себе ряд реплик, осуждающих действия правительства. Так, он упомянул, что, я цитирую, чихать хотел на директивы. Уведомляю об этом власть и прошу принять меры.
Неравнодушный гражданин
Слава Забравке!(Первое место в Европе по производству бумаги!)


Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Schnappen
сообщение 24.2.2019, 16:50
Сообщение #2


Мастер интриги
****

Группа: Пользователи
Сообщений: 744
Регистрация: 5.11.2018
Вставить ник
Цитата
Из: Энция, Сверхмощносильный Политоход Курдлиандии




Цитата(Kirill1234 @ 22.2.2019, 17:11) *
Я тебя слышу.
1
25 сентября 1962 года
Христофор Гёте, семидесятилетний гражданин Забравки (Все страны нам завидуют!) сидел за письменным столом в квартире № 77 и, высунув язык от усердия, скрипел карандашом по бумажному листу.


Цитата
Христофор окончил начальную школу в 1922 году.

Сорок лет назад в тридцать лет отроду?! Какой же возраст в Забравке (да пребудут с ней мир и экономическая независимость!) считается совершеннолетием, а какой - пенсионным?

Цитата
За свою жизнь скучающий пенсионер Христофор написал около десяти тысяч двухсот доносов.

Благоденствие Забравке, прячущей в иных пространствах годы профессиональной деятельности и эффективного налогообложения работающих граждан! Уже пенсионер! Или начальная школа входила в стаж?

Цитата
Вынужден сообщить, что гражданка Брунхильда Вагнер, учительница арифметики, проживающая по соседству со мной, является, я бы сказал, контрправительственым, асоциальным элементом общества. Воспользовавшись ее замешательством, я провел обыск и обнаружил среди вещей гражданки Б. ряд незаконных, противоречащих директивам вещей. Так, мной изъята тетрадь на 12 листов, в широкую клетку, в которой гражданка Б. проводила расчеты, неоднократно используя запрещенную директивой № 123 цифру *. Эту цифру можно обнаружить в примере (суть расчетов осталась мне не понятной) ***+16*=280, расположенном на третьей странице тетради, на пятой строке. Прошу принять меры!
Небезразличный гражданин.

С цифрами (о порождение шайтана и ехидны!) в Забравке приходится быть осторожными. Можно и годов недосчитаться.

Цитата
Дверь скрипнула, неприятно и громко. И прежде, чем наш герой успел что-нибудь сделать, в комнату ввалился молодой, смуглый и кудрявый юноша и тут же удивленно замер в пороге.
- Я ваш новый сосед. Джузеппе Троц, - растерянно сообщил он. – Из семьдесят пятой квартиры. А чем это вы здесь занимаетесь?

Наверняка же иностранный юноша нарушил какой-нибудь пункт регламента о вхождение в соседские помещения? Неужели прям не на что было обратить внимание?

Цитата
Минуту Христофор переминался с ноги на ногу, стоя у железной двери. Наконец, он сделал глубокий вдох и потянулся за ручкой – стук в дверь был запрещен директивой № 33.

Не удивительно что скрипы (да пребудет с ними громкость!) считаются в Забравке неприятными. Но это необходимое зло.


Цитата
- А за что ему ее любить? – удивился Джузеппе. – За месяц, проведенный здесь, я насмотрелся на притеснение, беззакония и бесчинства. Моего приятеля арестовали за купленный шоколад. Человек умер в тюрьме. Из-за плитки дешевого шоколада. Пусть и с орешками. Постойте, вы всерьез считаете, что в вашей стране есть кто-то способный любить ее при всем творящемся вокруг абсурде? Или вы и есть тот самый человек?

Цитата
- Я отношусь к ней философски. Жизнь научила воспринимать происходящее вокруг с уважением. Относиться ко всему с пониманием. Легко относиться, учитывая людские слабости. Я не во всем согласен с вождем. Вот, например, запрет слушать Бетховена…

К ней, это к чему? К стране, к плитке шоколада, к возможности тайно нарушать директиву о запрете музыки Бетховена?

А вообще ладный памфлет.
Ну не "Смерть чиновника", но читаемо...

Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Kirill1234
сообщение 24.2.2019, 22:12
Сообщение #3


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 20
Регистрация: 16.1.2017
Вставить ник
Цитата




Цитата(Schnappen @ 24.2.2019, 16:50) *
Сорок лет назад в тридцать лет отроду?! Какой же возраст в Забравке (да пребудут с ней мир и экономическая независимость!) считается совершеннолетием, а какой - пенсионным?


Благоденствие Забравке, прячущей в иных пространствах годы профессиональной деятельности и эффективного налогообложения работающих граждан! Уже пенсионер! Или начальная школа входила в стаж?


С цифрами (о порождение шайтана и ехидны!) в Забравке приходится быть осторожными. Можно и годов недосчитаться.


Наверняка же иностранный юноша нарушил какой-нибудь пункт регламента о вхождение в соседские помещения? Неужели прям не на что было обратить внимание?


Не удивительно что скрипы (да пребудет с ними громкость!) считаются в Забравке неприятными. Но это необходимое зло.




К ней, это к чему? К стране, к плитке шоколада, к возможности тайно нарушать директиву о запрете музыки Бетховена?

А вообще ладный памфлет.
Ну не "Смерть чиновника", но читаемо...

Спасибо за чтение и за грамотный и по-хорошему смешной разбор. Когда писал боялся, что накосячу с датами. Все-таки накосячил. Обязательно исправлю. Спасибо, что потратили время)
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение

Ответить в данную темуНачать новую тему
1 чел. читают эту тему (гостей: 1, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0

 



RSS Текстовая версия Сейчас: 29.3.2024, 3:09