№23 Случай по протоколу “ноль-пять”, Черное и белое Опции

[Ябадзин]

Доктор Эйсебио тяжело дышит, обматывая безвольную обрюзглую тушу медсестры Сары тонкой, не приспособленной для подобных целей бечёвкой. Сара постоянно сползает со стула, и ему всё время приходится подтаскивать ее вверх. Наконец он считает свою работу оконченной и устало опускается на кушетку. Доктор Эйсебио находится в данный момент в помещении больничного морга, в подвале госпиталя города Линкольна, столицы штата Небраска. Он работает главой патологоанатомического отделения госпиталя, а медсестра Сара – сотрудница процедурного кабинета родильного отделения того же медицинского учреждения. Притащив её сюда, доктор Эйсебио поставил на карту всё: карьеру, спокойную жизнь пожилого уважаемого врача, своё будущее.
Двадцать лет доктор Эйсебио искал тех, кто ставит людям эти проклятые импланты. Он искал их повсюду, но нашёл у себя под боком в своей, можно сказать, родной клинике. Двадцать лет назад он впервые обнаружил во вскрытом им трупе таинственный имплант, а потом все эти годы находил их снова и снова почти в каждом теле, кроме эмбрионов. Сложив “два и два” доктор Эйсебио справедливо посчитал, что импланты должны массово вживлять людям ещё в роддомах, сразу после рождения. Имея доступ к помещениям госпиталя, доктор Эйсебио стал устанавливать поочередно в разных кабинетах родильного отделения госпиталя скрытые миниатюрные камеры наблюдения, пока не вышел на медсестру Сару. Он долго не мог понять, как она проделывают эту операцию, пока не подметил, что она заменяет обычные иглы на свои собственные, когда делает прививки новорожденным.
За двадцать лет своих поисков Доктор Эйсебио разочаровался в официальных институтах власти и решил действовать сам.

Сара, оприходованная мощным снотворным из рук опытного врача, приходит в себя очень медленно. Старый доктор тоже никуда не торопится. Здесь, в гулких подземельях больничного морга, он – всевластный хозяин. Весь персонал отправлен им под разными предлогами по домам, и доктор Эйсебио здесь один на один со своей жертвой в полумраке среди каталок и кушеток с трупами. Трупы полностью накрыты белоснежными простынями, и лишь у некоторых из-под казенных покровов торчит нога или рука, отливающая такой же восковой белизной в свете белых люминесцентных ламп. Кажется, весь морг погружен в белое, и только по углам таится чернота.
Доктор Эйсебио специально поместил стул с “медсестрой-убийцей” среди трупов, чтобы вселить ужас в её душу. Он уже не помнит, когда начал про себя называть Сару “медсестрой-убийцей”, а если бы его спросили почему, то он просто пожал бы в ответ плечами. Дело в том, что ему так и не удалось найти ответ на вопрос, зачем они вживляют людям эти импланты и тем более доказать, что они как-то вредят людям, или вовсе как-то убивают их. Но придумывать какое-то другое прозвище для Сары не было никакого смысла.
Сара уже вполне осмысленно смотрит на старого Эйсебио, и ему кажется, что она понимает, почему она здесь и почему он так смотрит на неё. Доктор Эйсебио достает из кармана своего белоснежного халата коробку с иглами, изъятыми у Сары, в которых “заряжены” импланты и подносит её почти вплотную к лицу Сары. Он молчит. Ему кажется, что его молчание должно заставить Сару говорить. Помахав коробочкой с иглами перед носом Сары, доктор Эйсебио достает из ящика письменного стола пачку фотографий с сильно увеличенными изображениями имплантов, извлеченных им из тел умерших пациентов в разное время. Он медленно пролистывает эти фотографии перед глазами Сары и видит, что та понимает ход его мыслей. Доктор Эйсебио берет со стола шприц и медленно набирает в него какой-то препарат. Впервые он заговаривает со своей пленницей:
– Здесь препарат, который заставит тебя говорить, но после инъекции, ты уже никогда не будешь такой, как прежде. Скорее всего, ты превратишся в овощ, пускающий слюни и гадящий под себя всю оставшуюся жизнь. Выбирай, как ты будешь говорить: сама или с помощью этого препарата?
Доктор Эйсебио старается вложить в свои слова максимум убедительности и цинизма, но его голос предательски дрожит, ведь раньше он никогда в жизни никого не обижал. Рот Сары растягивается в чудовищной ухмылке, когда она слышит неуверенность в голосе старого доктора.
– Старое говно, – обращается Сара к Эйсебио, – захотел поиграть в разведчиков?
Круглое, похожее на говорящую тыкву, лицо медсестры озаряется какой-то злорадной эмоцией, которую доктор Эйсебио не в состоянии однозначно определить. Ему страшно.
– Решил сделаться героем-разоблачителем банды пожирателей младенцев?
– Каких пожирателей? – доктор Эйсебио сильно ошеломлён поведением Сары, но не сломлен. Он медленно приближается к стулу, на котором сидит бешеная женщина и не сводит взгляда с её шеи, куда намеревается воткнуть шприц. Сара всё прекрасно понимает и решает потянуть время, которое работает на неё, ведь старый патологоанатом не знает всего того, что знает и умеет Сара.
– Ну что ж, ты победил, извращенец. Задавай свои дурацкие вопросы, я постараюсь на них ответить.
Доктор Эйсебио опять слегка сбит с толку, но что ему делать, когда пленница сама соглашается на его же условия? Он начинает свой неумелый допрос:
– Для чего вы ставите эти импланты людям? – спрашивает Эйсебио, делая робкий шаг назад к своему столу и облокачивается на него, ведь его собственные ноги дрожат.
– Ставят только клизмы, таким старым маразматикам, как ты, а импланты имплантируют.
– Я сейчас отломаю ножку от стула и врежу ей тебе промеж глаз. Усекла? – в голосе Эйсебио впервые звучит подлинная злость.
– Ох, ох! – наигранно восклицает Сара, – Как страшно. Ладно, слушай, и потом не говори, что не слышал. Импланты нужны для того, чтобы люди лучше работали и поменьше забивали себе голову всякими дурацкими вопросами. Ну вроде тех, которые ты сейчас задаешь мне.
Сара откидывается на спинку стула и заливисто хохочет, как жирный плюшевый медвежонок. Доктор Эйсебио молча встает, отрывает у стоящего в углу ветхого белого деревянного стула одну ножку, подходит к Саре и наотмашь бьет её по лбу. Совершенно неожиданный звук от удара, как будто на пол бросили мокрую тряпку, удивляет доктора Эйсебио. Смех, исторгаемый Сарой, мгновенно стихает и сменяется утробным бурчанием, будто огромной жабы.
– Жалкий подмыватель трупов, я же говорю тебе чистую правду! – верещит Сара. – Всё ваше убогое существование – это работа на благо хозяев! Импланты – это лекарство от вашего тупого безделья, без него вы бы целыми днями мечтали, сидя под пальмой, о банане, но никогда не построили бы лестницу, чтобы этот банан сорвать. Так понятно?
– Не ори на меня, мисс бройлерный цех, если не хочешь получить по башке ещё раз. Так понятно? – парирует доктор Эйсебио.
Сара молча сверлит его своими маленькими глазками, похожими на двух навозных мух, примостившихся на её лице.
– О каких хозяевах ты говоришь? – спрашивает доктор Эйсебио, постукивая ножкой от стула себя по ладони.
– Ты что дурак? – Сара продолжает отвечать в своей манере, ничуть не смущаясь палки в руках доктора. – Выгляни в окно, хотя какие окна у тебя тут в твоём морге? Ты не видишь кто раб, а кто хозяин? Ты же удалил свой имплант не так ли?
– Удалил и что с того? – отвечает Эйсебио Саре.
– Это значит, что ты тупой по своей природе, а не потому что у тебя имплант. Любой на твоем месте уже давно бы во всем разобрался.
– Продолжай, – доктор Эйсебио принимает правила игры Сары и решает не прерывать её “откровения”, несмотря на хамские выпады в свой адрес.
– Импланты бывают разные, как ты уже успел убедиться путём ковыряния в трупах, не так ли? Если бы у тебя в голове было хоть немного мозгов, а не той трупной жижи, которая у тебя, то ты мог легко увидеть, что чем выше уровень импланта, тем выше стоит его обладатель в социальной иерархии. Грубо говоря, обладатели “низших” имплантов всегда и во всём подчиняются “высшим”.
– Как вы решаете, кому какие импланты достаются? – доктор Эйсебио продолжает свой, как ему думается, “успешный допрос”, совершенно не замечая шороха и движения у себя за спиной.
– Ну это, у кого в школе больше пятёрок было. – Сара уже откровенно издевается над стариком, ведь она видит, как два трупа, лежавших до этого неподвижно на своих кушетках, сбросили свои покрывала и тряся вывовороченными наизнанку потрохами направляются к доктору. На других кушетках тоже начинается скрытое полумраком шевеление.
– У меня вот в школе почти одни пятёрки были, – продолжает ломать комедию медсестра, – поэтому у меня имплант один из самых “высших”. Кстати он позволяет даже управлять мёртвым биоматериалом на расстоянии. Посмотри сам.
Взгляд Сары – красноречивее слов. Повинуясь ему, доктор Эйсебио медленно поворачивает голову и видит то, что всегда боялся увидеть – своих пациентов, которые сами идут к нему на приём. Дикий крик доктора Эйсебио совпадает во времени с тем, как Сара выпучивает свои глаза и делает какое-то странное угловатое движение головой, словно большое жирное насекомое. Бесформенные тела трупов-марионеток, повинуясь этому движению, накрывают кричащего доктора своим омерзительным чавканьем и зловещим бормотанием. Крик доктора Эйсебио обрывается навсегда.
Сара медленно разматывает связывающую её бечёвку и тихо, но страшно матерится. Освободившись, она достаёт свой мобильный телефон и долго ждёт ответа, а дождавшись произносит:
– Уэб? Это Сара. Срочно приезжайте. У нас случай по протоколу “ноль-пять”.

Белые покои морга заполнены людьми в безупречных черных костюмах, почти такими же, как в том фильме, только рубашки у них не белые, а такие же черные. Они деловито роются в бумагах и компьютерах доктора Эйсебио и других сотрудников отделения. Сара томно и расслабленно полусидит в кресле бывшего хозяина морга и потягивает виски из широкого стакана. Напротив неё расположился агент Уэб.
– Он не сказал, когда удалил свой имплант? – спрашивает Уэб.
– Чёрт его разберет, – нарочито раздражённо отвечает Сара. – Судя по всему, не так давно, иначе...
– Да, ты страшно рисковала, ведь он мог одним мысленным приказом заставить тебя, например, свернуть свою собственную шею или разбить голову об пол.
Сара снова ухмыляется своей страшной ухмылкой женщины-тыквы:
– Он избавился от импланта, но не смог избавиться от привычки подчиняться, которую привил ему наш малыш.
В кабинет заходит один из черных костюмов:
– Шеф, обыск окончен, все следы о несанкционированной информации зачищены. Трупы возвращены в обычное состояние.
– Пойдемте посмотрим на нарушителя спокойствия, – говорит агент Уэб, и смотрит на часы, будто ждёт какого-то события.

Доктор Эйсебио лежит обнажённый на той самой каталке, на которой он привёз сюда всего пару часов назад Сару. Кровь с его ран омыта и он сам почти сливается с ослепительно белой простыней. Вокруг него стоят люди в черных брюках, рубашках, костюмах, куртках. Даже Саре набросили на плечи черную форменную куртку какой-то секретной службы. Все другие цвета словно отступают в полумрак темных углов морга. Черный круг ждёт, что случится с доктором Эйсебио, человеком без импланта.
Вспышка белого света на мгновение заполняет собой всё помещение морга и даже черные одежды стоящих в круге людей, в какой-то момент кажутся белыми. Свет медленно угасает. На каталке, где лежал доктор Эйсебио пусто, только скомканная простыня, которая теперь, после вспышки, кажется серой.

Ясный белый день наверху. Люди идут по своим делам в Линкольне, в Париже, в Гаване, в Мельбурне, в Буэнос-Айресе, в Москве, в Дели. В роддомах кричат новорожденные, где каждый получает имплант в соответствие со своим статусом. Даже там, где нет никаких роддомов дети тоже рано или поздно получат свой имплант. Ведь там, где не строят роддома не нужно вживлять “высшие” импланты и всем дают самые обычные. Отец-чабан съездил в райцентр и купил детям жвачки и леденцы? – Импланты установлены! Туристы привезли сладости юным послушникам дальнего монастыря в Тибете? – Импланты установлены! Мама-чукча распаковывает сброшенную с самолета посылку полную каких-то продуктов в ярких упаковках? – Импланты установлены! Просто считается, что чем позже установлен имплант, тем сильнее становится ребёнок и если не внедрить в его организм чужеродное устройство до семи лет, то ребёнок может вырасти настоящим человеком.
Никто не знает, кем и для чего заведён такой порядок. Никто уже не помнит, когда он возник, что было до него, как люди жили, как любили, как умирали. Каждый идёт по своим делам: несколько часов в офисе, несколько – в пути, в пробках, в давке метро, несколько – дома или в баре перед сном, несколько – для сна. Целая планета людей запрограммирована для какой-то важной работы, но никто не знает – для какой? И не сможет узнать, потому что никому не выдали имплант, запрограммированный, чтобы человек захотел узнать ответ на этот вопрос.