Литературный форум Фантасты.RU

Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )

Литературный турнир "Игры Фантастов": "Шестое чувство" (Прием рассказов закончится 6.04.2024 года 23:59)

2 страниц V   1 2 >  
Ответить в данную темуНачать новую тему
Квинтилиум, Историческая фантастика / Фантастический реализм
Валерий Панов
сообщение 27.8.2014, 7:15
Сообщение #1


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 50
Регистрация: 27.8.2014
Вставить ник
Цитата




Квинтилиум


Жанр: Историческая фантастика, Фантастический реализм, Приключенческий роман
Место действия: Германия X век

Римская империя уже распалась под натиском варварских орд, а войско крестоносцев ещё не выдвинулось к стенам Иерусалима. Междоусобная война раздирает королевство франков. Брат восстал против брата, а верные вассалы сделались врагами. Предательство, коварство и обман, смерть и насилие; бандиты и продажные чинуши, изверги в облачение солдат, набожные фанатики, ведьмы и колдуны. Тяжкое время для того, кто не удержит в руке меч. Судьба не щадит слабых, немощных, ущербных. Пара сапог стоит дороже, чем жизнь человека. Преданность, верность, благородство не в части.
Манфред – охотник, убивает редкостных тварей. Опасный труд и должен оплачиваться достойно, но не каждый с этим согласится. К ненависти и призрению Манфред привык. Грубость и оскорбленья не прощает. Он держится вдали от политических интриг, но волею судеб оказывается в самой гуще кровавой распри.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Валерий Панов
сообщение 27.8.2014, 7:18
Сообщение #2


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 50
Регистрация: 27.8.2014
Вставить ник
Цитата




Глава 1
Тихая ночь




Королевство восточных франков
Герцогство Франкония
Город Шпейер
937 год н.э.




Тишина спадает с крыш домов густой пеленой, а холод проникает под одежду. Ветер проносит мерзкий запах, улицы города полны нечистот. С ним свыкаешься, когда долго живёшь внутри городских стен. Запах этот становится привычным и родным.
В свете луны всё предстает совсем другим – более ясным. Оживленные улицы засыпают, и шум тысячи глоток уже не скроет подозрительных звуков. Суматошные крики встревоженных котов, шорохи, тихие голоса, что шепчутся только во мраке ночи. Карканье воронов разносится тревожным эхом. Уж они-то знают, сегодня вновь прольется кровь.
Тяжелой поступью ступает конь, шаги подкованных копыт звонко дают о себе знать на каменной дороге. Рядом шагает человек, топот его сапог почти не слышен. Тяжелые ножны навешаны на спину. Ремень, что держит их, трется о кожу на плече. Всякий, кому не спится ночью, услышит эти звуки. Они заставят сердце биться громче и сильней. Двери надёжно заперты, ставни на окнах тоже, даже дымоход камина перекрыт. Всё это – ложная надежда, обман, в который хочется поверить. Свежих могил на кладбище с каждым днем больше.
Стражники на стенах, в дозорных пунктах и караулах, что изредка прочесывают город, не в силах помешать тому, кто чует запах своих жертв. Они боятся его ничуть не меньше жителей, которых защищают. Будь то иначе, они не обратились бы за помощью к охотнику. Он точно знает, на кого охотится. Тот враг, которому не навредит простая сталь. Тот враг, что оставляет своих жертв без капли крови. Он рыщет лишь в ночи. Его не остановят патрули, ставни, замки. Он убил семь юных прелестных дев, и останавливаться не намерен. Охотник осмотрел тело последней жертвы. Два тонких прокола на шее – это развеяло сомнения.
Сегодня убийца вновь выйдет искать добычу, жажда не даст ему покоя. Охотник обходит дома всех девушек не старше двадцати. Чёрный, как сама ночь, скакун непокорен, он то и дело вырывается вперед. Их шаг не совпадает, а конь подстраиваться не спешит. Охотник держит его твердой рукой, не позволяет забыть, кто здесь хозяин.
Дорога вывела к дому на стыке улиц, дверь нараспашку. Он потянулся к ножнам на спине коня. Рукоять не обременяют лишние узоры, в ней есть изящество и простота, она красивей той, что выглядывает из-за плеча. Сплав серебра и стали приобретает в свете луны синий оттенок. На клинке во всю длину красуется надпись: «КВИНТИЛИУМ» (латынь).
Коня оставил во дворе, и тихим шагом, плавно ступая с пятки на носок, направился ко входу. Внутри темно, но глаз того, кто большую часть жизни проводит во мраке, быстро подстроился. Тяжелые засовы ни к чему, дверь не ломали – она открыта изнутри. Как бы убийца не проник, он сделал это тихо.
Юная девушка лежит в своей кровати, не шевелясь и не моргая. Глаза смотря на потолок, с шеи еще стекает кровь. Убийца покинул дом недавно. Жертва совсем ребенок, в соседней комнате спят ее родители. Утро их не будет добрым.
Охотник вышел тихо, ни разу не скрипнув половицей. Он огляделся. Его глаз видит многое, замечает то, на что не обратят внимания другие. Две капли крови легко не углядеть, они немного в стороне от дома. След едва заметен, он ведет к центру города – туда, где живут богачи.
Это открытие ничуть не удивило, чаще всего в подобных мерзостях замешаны влиятельные люди. Кровь привела к дому, огороженному высокой изгородью. Остроконечные шипы, словно стена копий – защитники спокойствия хозяев.
Поставив коня к забору, охотник взобрался ему на спину. Теперь можно легко добраться до вершины. Конь непоседлив, он наотрез отказывался стоять ровно. Охотник пожалел, что заплатил за непокорное животное высокую цену.
- Да стой ты ровно, - буркнул он. Верно говорят: Вороной нужен, чтобы продать, а чтобы ездить, лучше взять гнедого.
Перебравшись через забор, он поднял больше шума, чем надеялся. Непозволительная небрежность. Огляделся по сторонам и убедился, что все тихо. Просунул руку сквозь изгородь и взял серебряный меч. Лезвие слегка коснулось грубой стали, раздался тихий звон. В такой тиши он будто колокол. Ещё одна небрежность. Теперь можно и вовсе постучаться в дверь.
Однако, ничего, вокруг по-прежнему все тихо. Здесь, за забором, беззвучие особенно зловеще. Уж лучше бы раздались шорохи, тихие голоса. Жертва должна бояться охотника. Он чувствовал на себе чей-то взор, это смущало. Его не так-то просто напугать, но все же он на стороже.
Снаружи и внутри дом уродливый и старый. Выглядит необитаемым, покинутым столетия назад. Всюду старая утварь, прогнившая мебель, покрытая толстым слоем пыли, и паутины, сплетенные мохнатыми лапами пауков, что давно породнились с этим мрачным местом. Воздух наполнен сыростью, скорбью и тишиной.
Хозяин дома ни живой, ни мертвый, безликий, словно тень. Хозяин пустоты. Охотник нашел его на втором этаже. Тот стоял в просторном зале, глядя в открытое окно. Лунный свет окутывал все его тело. Пальцы левой руки окрашены кровью.
Когда-то в этом помещении принимались гости, играла музыка, текло рекой вино и раздавался звонкий смех. Сейчас – полная тишина и запустенье. Сквозной ветер единственный гость мрачной обители.
Человек у окна худой, как трость, и бледный, подстать стенам его жилища. Волосы обесцветились – не седина, скорей, покрытая пылью солома. Одежда сильно износилась. Взгляд задумчивый и грустный. Должно быть, он скучает по той, прежней жизни. Возможно, даже сожалеет о том, кем стал. Охотник видел куда более гордых хищников.
- Я знал, рано или поздно кто-то придет по мою душу, - произнес убийца тихим смиренным голосом, не отнимая взор от окна.
- У тебя нет души, - возразил охотник, - ты продал ее, чтобы оплатить свое бессмертие.
- И выкупить ее за ту же цену уже не выйдет. А жаль, я бы хотел получить прощение.
- Я не священник, чтобы даровать отпущение грехов, и не одна из твоих жертв, дабы ты мог просить прощения. Я меч, который убивает тех, кто творит зло.
Убийца глянул на охотника с обидой. Взгляд мертвый и злой. Там в глубине, за жалостью к себе, в его глазах видно раскаяние – тяжелый груз для того, кто живет вечность. Но хватит ли его, чтобы спокойно умереть? Жизнь всё же не разменная монета.
Пока он не повернулся, длинный меч в его руке был незаметен. Старый, ржавый, ненадежный клинок; сбитый узор на навершии и стертая кожа на рукояти. Зачем он тому, кто может голыми руками сорвать голову с плеч? Этим оружием не орудовали уже десятки лет. Вряд ли его рука помнит движения. Намеренно лишает себя преимущество? Устал от долгой жизни, хочет умереть?
И, тем не менее, охотник начеку, готовится парировать атаку. Он знает не понаслышке, насколько быстр его враг. Краем глаза посматривает на ржавый клинок, но в основном следит за взглядом убийцы. Даже в холодной пустоте мёртвой души можно узреть сомнение.
Больно долго он медлит. Охотник сам шагнул вперед. Ржавый клинок взметнулся молниеносно, но серебряный меч успел встать под удар. Затем серия выпадов. Атаки убийцы отличаются силой и скоростью, но предсказуемы. Охотник не похвастается той же стремительностью и мощью, он брал неожиданностью и точностью движений.
Два скакуна – рыжий и серый – рассекали воздух, кружась в смертоносном танце. Темп увеличивался, росла и напряжённость. Так долго продолжаться не могло, один из них должен был ошибиться.
Вскоре, следом за чередой атак, убийца пошёл вперед с двойкой простых незамысловатых ударов. Первый был наискось от противоположного плеча, второй – широкий горизонтальный взмах, нацеленный в шею. Первый охотник отразил, а под второй пригнулся, исполнив пируэт на полусогнутых ногах. Когда ржавый клинок пронесся над макушкой, он произвел размашистый удар в живот. Лезвие легко рассекло ветхую одежду, серебро оставило глубокий порез на мертвой плоти. Убийца выронил свой меч, его лицо скривилось в адских муках, сам он пал на колени. Охотник выпрямился и встал перед ним, готовый нанести решающий удар. Убийца наблюдает за ним смиренно, он готов принять свою судьбу. Один резкий взмах и дело сделано. Голова отделилась от плеч, а тело высохло в мгновение ока и превратилось в старый вековой труп. Он более не навредит жителям города.
Впрочем, это лишь половина дела. Более легкая часть, если уточнять. Теперь нужно забрать свою награду, а это редко получалось без осложнений. Голову убийцы охотник взял с собой, как доказательство, однако на нее особых надежд не питал. Меч за плечом куда весомей довод.


***



Чтобы избавиться от страха, люди пообещают что угодно. Мало кто думает о том, что будет после выполнения контракта. Мысль о деньгах приходит внезапно, обрушивается на голову, как град. Страх перед злом, которое вселяло трепет, более не беспокоит. Теперь единственное зло - тот человек, что требует оплаты.
Свою работу охотник никогда не считал чем-то геройским, это всего лишь способ прокормить себя. Возможно, поэтому никто не видит в нём героя. Люди отворачиваются от мрачного, всем своим видом устрашающего человека. Познав зло, трудно улыбаться, и потому охотник вечно хмур. Чтобы враги его боялись, ему до́лжно выглядеть грозно. Если даже чудовища видят угрозу в нем, обычный мирный люд уж точно испугается.
Впрочем, порой люди являть доброту. Ингель – милая и приветливая девушка, чего не скажешь о её отце. Всегда улыбчива и весела, судьба её не поломала. Она носила охотнику мед, вино и булочки, которые сама пекла, и провела с ним прошлую ночь.
Её отец Брун – начальник городской стражи. Именно он нанял охотника. Всегда есть тот, кто платит, но не всегда это приятный человек. Не подстать дочери Брун груб и неприветлив. Он солдат на службе, солдат и дома. Ингель говорила, что когда-то он был другим – добрым и ласковым, но после смерти жены резко изменился. Дочь пыталась ему угодить, держала дом в чистоте, готовила еду, но в ответ получала только грубость. Он плохо с ней обращался. Ингель отрицала, но следы на её теле кричали яркой синевой.
Когда охотник постучал, она открыла ему дверь. Как всегда в простеньком старом платье. Отец не баловал дочку вещами.
- Манфред, - она назвала его по имени, голос был радостный. Он не любил, когда его зовут по имени и оттого нахмурился. Для него это слишком личное обращение. Свежий синяк на лице он сразу же заметил, хоть его и скрывала прядь каштановых волос; глаза красны от слез.
- Это сделал твой отец? – он знал ответ заранее. Ингель не ответила, лишь опустила взгляд. Охотник вошел в дом и закрыл за собой дверь. Тут же, рядом со входом, лестница на второй этаж. Оттуда доносятся тяжелые шаги.
- Он не спит? – осведомился Манфред сердитым голосом. Зачем? И так ведь ясно.
- Ему доложили, что ещё одну девушку нашли мертвой. Он осерчал, сказал, что ты не выполнил свою работу. Я попыталась за тебя вступиться, вот он и… - разъяснила Ингель. Она пыталась спрятать синяк, отворачивала от охотника лицо. Манфред подошел к ней, нежно прикоснулся пальцами к её подбородку, заставил Ингель поглядеть на него и тихо сказал:
- Он тебя больше не обидит. Я научу его манерам. Не поднимайся, чего бы ни услышала.
После он устремился вверх по лестнице. Когда охотник вошел в комнату, Брун сидел в кресле, держа в руке кувшин с вином. На нем неизменно солдатская одежка: коричневые сапоги, штаны и перчатки, короткая кольчуга без рукавов, поверх нее туника с гербом Шпейера, окольцованная широким поясом. Такое пузо ремнем не скроешь.
- Явился-таки, охотничек, - кисло произнес он.
Вместо ответа Манфред швырнул ему на колени вязаный мешок. От неожиданности Брун пролил на пол вино. Засунув руку в мешок, он вытащил из него иссушенную голову, та скалила длинные острые клыки. На пухлом лице не промелькнуло ни капли отвращения при виде кочерыжки мертвеца. Повертев её немного, Брун засунул голову обратно.
- И эта гниль - та тварь, что нас одолевала? – спросил он с ноткой недоверия.
- Это вампир – мертвец, что пьет чужую кровь, дабы продлить свою бесконечно долгую жизнь, - ответил охотник.
- Почем мне знать, что это так? Может, ты откопал на кладбище покойника, вставил волчьи клыки ему в рот, и теперь выдаешь за убийцу девушек.
- Я укажу на дом, в котором обитал вампир. Его тело найдете там же. Ручаюсь, больше он никого не убьет. Я выполнил работу. Заплати и я уйду.
- Выполнил работу, говоришь? Сегодня ночью умерла еще одна несчастная, - подняв голос, Брун встал с кресла и уронил на пол мешок с отсеченной головой, но не выпустил из рук кувшин. Охотник сожалел о мертвой девушке, как о любом, кого не смог спасти. Однако нельзя показывать слабость в присутствии нанимателя и потому он ответил жестко:
- Я убиваю тех, кто создает проблемы, а оберегать людей не мои хлопоты.
- Намекаешь, что я в ответе за случившееся?! – начальник городской стражи вспылил еще сильней.
- Говорю открыто, - заявил Манфред, ничуть не устрашившись громких возмущений. - Моя работа - находить и убивать тварей, вроде той, что досаждала вашему городишке. Твоя – охранять жизни людей, что под твоей опекой. Я свою работу выполнил. А ты?
Лицо начальника стражи покраснело, он закипал от гнева, вот-вот пар из ушей пойдет. Он бы набросился на Манфреда с кулаками, если бы не боялся получить отпор. Скорее всего, вся злость выплеснется на Ингель.
Тяжело топая ногами, Брун подошел к столу, с громким стуком поставил на него кувшин и взял маленький мешочек с деньгами, что лежал рядом. Он развернулся и кинул плату охотнику. Тот поймал одной рукой, расшнуровал и вытряхнул содержимое на свободную ладонь. То, что увидел, его не обрадовало.
- У нас был уговор на десять солидов, а это триенсы, - негодование Манфреда легко понять, обе монеты из золота, но триенс в три раза легче солида.
- Десять солидов? – усмехнулся Брун. – Речь шла о десяти золотых, о солидах не было сказано ни слова.
- Монетный двор герцога Эбергарда не чеканит триенсы. Мне и в голову не пришло, что его подданный захочет расплачиваться со мной монетой, которую он и в раках держать не должен.
- Мне ради таких денег две недели надо спину надрывать от раннего утра до поздней ночи, а ты за два дня ничего толком не сделал и хочешь десять солидов? Размечтался! – рявкнул Брун.
- Ты главное смотри живот не надорви на своей тяжкой службе. Можно подумать, ты отдаёшь мне свои деньги. Этот вампир убил восемь девушек. Если б не я, убил бы больше. Твоя дочь, к слову, тоже подходит его вкусу.
- И что же он её тогда не взял? Я был бы только рад.
Манфред не мог более себя сдерживать. Давно хотел проучить непутевого родителя, но раньше на то не было повода. Теперь начальник городской стражи решился на обман, что есть достаточно весомая причина сделать ему больно.
Едва Манфред шагнул вперёд, Брун понял, что добра он не дождется. Схватился за свой нож, висевший на поясе. Огромный широкий клинок напоминал скорее небольшой меч и с легкостью мог отсечь голову. К счастью, начальник стражи неумело им орудовал. Охотник перехватил его захват, выкрутил кисть и обезоружил. Он не стал останавливаться на достигнутом, продолжил заламывать руку до тех пор, пока она не хрустнула. Тут же раздался пронзительный крик и Брун повалился на пол, схватившись за больной сустав.
Манфред не услышал, как вошла Ингель. Еще недавно её не было, а в следующий миг она уже сидит на коленях возле отца. Прижала его к себе, будто забыв о синяках, что он оставил. Больше в глазах девушки Манфред не видел добрых чувств, страх наполнял её. Теперь она смотрела на него, как все другие. Приятной улыбки он более не видел, даже не мог вспомнить, как она выглядит. Образ испуганной несчастной девушки перекрыл все его воспоминания о ней. «Зачем она ослушалась меня?», - подумал он с досадой.
- Не делай ему больно. Прошу тебя, просто оставь нас, - молила она.
Охотник посмотрел на нож, что он отнял у Бруна. Великолепное оружие. Может, оно и не стоит десяти солидов, но выбивать остальные деньги из отца Ингель у неё на глазах Манфред не станет. Оно и к лучшему. Возможно, теперь Брун, наконец, начнет ценить свою дочь.
Ещё лишь раз окинув взглядом девушку и её отца, охотник вышел из их дома. Нужно покинуть город прежде, чем вся городская стража начнет его искать.


***



Ночью ворота на засов, но реку запереть куда сложней. Манфред устремился к речному причалу со всей поспешностью, но без небрежности. У реки в ночное время дежурил отряд стражников, это не стало неожиданностью. Трое сидели у костра и о чем-то разговаривали. Время от времени слышался приглушенный смех, а взоры то и дело обращались на четвертого. Тот стоял немного в стороне. Держа лошадь под узду, о чем-то с ней толковал. Очевидно, ответ гнедой кобылы на слова пьяного человека не нравился хозяину, за что он бил её поводьями по голове. Та доблестно и смиренно принимала истязания, не издавая в ответ даже тихого ржания.
Лишь с беззащитными животными подобные блюстители порядка и могут проявлять отвагу. Манфред видел их насквозь – бандиты, спрятавшиеся под маской защитников. Всё беззаконие в городских стенах творится с их позволения. За это они получают плату. Суммы куда весомей тех, что им положены за честную службу. Немудрено, что многие идут в стражу за левым приработком, не для того, чтобы стеречь покой людей.
Охотнику до этого нет дела. Он презирает их, но в те дела не вмешивается. Его интересуют другие хищники, куда более страшные.
Манфред видит этот мир не таким, каким он предстаёт для многих, уж больно рано он познал всю его суть. Знает, насколько беспощадной может быть судьба. Он не питает иллюзий о людской доброте и не надеется на милость божьей воли. Он полагается лишь на свой меч, и знал не понаслышке: чем крепче у тебя рука, тем легче удержаться за жизнь.
Манфред отпустил поводья своего скакуна и слегка хлопнул его ладонью по бедру. Конь, не задумываясь, помчался вперед, прямиком к людям у костра. Он разогнал их в стороны и поднял в воздух угли. Те обожгли шерсть на животе. До чего глупое животное. Ускорив шаг, скакун влетел в реку.
Стражники смотрели на коня и не заметили, как сзади к ним приблизился охотник. Подняв с земли попавшуюся под руку корягу, он оглушил одного из них ударом по затылку. Второй услышал треск, но не увидел ничего, кроме ударившего по лбу дерева. Третий хотел было взяться за меч, но боль пронзила кисть руки и не позволила закончить начатое. Тяжелый удар кулаком по виску повалил его на землю.
Стражник, что ругал кобылу, стоял немного в стороне и видел всё происходящее. У него хватало времени, чтобы забить тревогу или даже вынуть меч, но он настолько пьян, что не додумался до этого. Охотнику не пришлось прилагать больших усилий, чтобы склонить пьяницу ко сну.
Все преграды убраны с пути, и Манфред спокойно может покинуть город на плоту, но глаза гнедой кобылы приковали к себе его внимание. Та будто бы просила забрать её с собой, не робким молящим взглядом, а настойчивой твердостью характера. Она словно хотела сказать: «Я буду служить тебе лучше, чем тот непокорный вороной глупец».
Манфред поверил. Он быстро снял со своего коня пожитки, оружие и седло и перекинул их на гнедую кобылу. После склонился к хозяину лошади и тихо произнес спящему на ухо:
- Я не ворую, это обмен. Мой конь стоит куда дороже, и твое воспитание пойдет ему на пользу.
После охотник устремился по причалу к широкому плоту. Он переправился на противоположный берег Рейна, покинул неблагополучный город и окрестности прежде, чем неприятности его настигли. Сюда ему впредь путь закрыт надолго.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Валерий Панов
сообщение 28.8.2014, 3:12
Сообщение #3


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 50
Регистрация: 27.8.2014
Вставить ник
Цитата




Глава 2
Плёвое дело






Королевство восточных франков
Герцогство Франкония
Город Вормс
938 год н.э.





Нельзя давать слабину, коль каждый день рискуешь жизнью. Любая небрежность может стать последней. Манфред забыл об этом, и теперь безвольно бултыхается в реке. В легких вода, лишь чудом ещё не пошел ко дну. Из ран сочится кровь, и смешивается с бурным потоком. Когда-нибудь течение вынесет его на берег, но будет ли он жив?
Как же так вышло? Мысль эта никак не даёт покоя. Пожалуй, всё из-за лошади. И угораздило же его поменять дорогущего вороного скакуна на гнедую беременную кобылу. Денег почти не осталось, и он мог лишь дожидаться, когда его лошадь сможет взять на себя наездника.
Впрочем, тогда это даже сулило выгоду, нужно было лишь продать жеребца. Вот только конюх, согласившийся принять роды, его надежд не разделял. Кабы Манфред не преуспел, то продал новорожденное животное ему по низкой цене. Охотник готов поклясться, что предприимчивый старик с жидкой козлиной бороденкой, да в поношенной тунике-безрукавке и грязных от навоза штанах - колдун. Как бы ещё он сумел отладить от конюшни всех покупателей? Небольшой загон на отшибе города был полон лошадей, когда Манфред только приехал в Вормс, а теперь даже псы обходят стойла стороной.
Охотник поселился в таверне за городскими стенами, где кров, пропитание и выпивка дешевле, а риск лишиться кошелька или оказаться с ножом в спине во время пьяной драки куда как меньше. Фермеры и рыбаки тоже любят вечерком насладиться прохладой хмельных напитков, но они не чета городским бандитам. Все вмиг затихали, когда Манфред показывался на пороге, боялись даже поглядывать на него, а кое-кто и вовсе вспоминал, что дома ждет жена с детьми, и тут же удалялся восвояси. Были какие-то громилы возле стойки, но и они помалкивали.
В этой блаженной тишине и отыскал его епископ Рикобо. Они давно знакомы, но беседы их не задавались. Виной тому несчастье, случившееся с семьей охотника давным-давно. Тогда он был еще ребенком, а Рикобо не носил сан епископа. Воспоминания эти - тяжкая ноша для каждого из них. С тех давних пор Манфред ненавидит все, что связано с религией, но все же считает епископа своим хорошим другом, хоть никогда и не признается ему.
С того дня, как прибыл в город, он знал, что эта встреча неизбежна.
- Что вы забыли в этой дыре, епископ? Я думал, вы не омрачаете свою священную персону визитами в подобные места. Да и зачем? Вам ведь приносят лучшие вина из закромов местных монастырей.
Не вежливо встречать старого друга грубостью, но друг Манфреду сейчас ни к чему, а вот заказчик нужен. Плевая работенка разрешит все сложности с деньгами. С друзьями дело иметь сложно. Много возьмешь – обидишь их, а если мало – сам останешься внакладе.
- Может, я просто захотел тебя увидеть, - ответил Рикобо с почтенным спокойствием, не обращая внимания на колкости охотника.
- Неужто у вас нет более важных дел, епископ? Или вы отложили их ради встречи со мной? Ей-богу, не стоило пренебрегать епархией ради меня. Кстати, мне вот вдруг стало любопытно: кого вы поддерживаете в этом конфликте герцогов с королем? Признаться, поначалу я решил, что планы заговорщиков осуществятся. Король увлечен конфликтами со славянами и венграми на востоке, а тут еще и Бавария с Франконией навязали ему войну внутри страны. Не знаю, правда, можно ли назвать нынешнее королевство единой державой, учитывая насколько самостоятельными стали лорды. Не суть важна, - отмахнулся Манфред, решил не отклоняться от прежней темы. – Танкмар – кровный родич короля – действовал весьма дерзко. Младший брат Оттона, захваченный им, по сей день в плену у Эбергарда. Если бы его гарнизоны не струсили и не отворили ворота при виде королевского войска, кто знает, быть может, Танкмар сумел бы удержать осаду Эресбурга до прихода союзников. Но вместо этого его убили прямо у церковного алтаря, а Оттон перебросил силы в Баварию, и прогнал баварского герцога из его владений. К слову, разве церковь не осуждает то, что человека голубых кровей убили в стенах священного храма, когда он добровольно сложил свой меч? Или в тот момент, когда он положил на алтарь золотую цепь – символ королевского рода – в знак отречения от всяческих притязаний на власть, Танкмар стал обычным смертным, и божья кара престала нависать над головой его убийцы? Я не силен в таких премудростях. Думал, вы разъясните. А вообще, не важно. Сейчас король ведёт свои войска на Франконию, и скоро станет ясно, на чьей стороне бог. Если вы, епископ, сторонник нашего герцога, думаю, еще не поздно переметнуться. Хотя, возможно, для Эбергарда не все потеряно. Младший брат короля по-прежнему в его руках. Кроме того, я слышал, он обратился за помощью к герцогу Лотарингии. Уж кто-кто, а Гизельберт знает толк в кознях. Не божьей же волей ему удалось отделаться от власти западных франков при помощи предка Оттона - короля Генриха Птицелова. Отец Гизельберта в свое время подобным образом добился независимости от монарха восточных франков. Похоже, самое время непокорной Лотарингии вновь сменить сторону. Как бы то ни было сейчас всё зависит лишь от Эбергарда, а значит, в Вормсе, да и во всей Франконии, вот-вот станет совсем неспокойно. Разумно бы покинуть герцогство пока не поздно, но я застрял в городе из-за беременной кобылы. А вообще-то, не стоило королю пренебрегать благосклонностью герцога, когда тот ещё оставался ему верен. Ну, подумаешь, разрушил замок какого-то саксонца. Тот ведь сам виноват. Как по мне, так действия Эбергарда в полной мере законны. Отбившихся от рук вассалов нужно карать. Оттон и сам занят сейчас примерно тем же. Но нет же, вместо банального упрека король наложил денежный штраф на герцога и обязал его военачальников принести на руках в Магдебург к королевскому двору по дохлой псине. Это ведь унизительно. Не думал же он, что родной брат короля Конрада, добровольно отказавшись от престола в пользу Генриха Птицелова, станет терпеть от его сына подобных выходок? Видимо, правду гласит молва, Оттон возводит свои родовые связи с саксонцами выше сюзеренитета.
- Я служу господу, а не высокородным лордам и королям. Их дела меня не касаются, - дослушав длинный монолог, сказал в ответ Рикобо.
- Зачем я вам, епископ? – вновь полюбопытствовал охотник немного недовольным тоном. Тяжело найти собеседника по интересам, когда твой круг общения у́же, чем у прокаженного попрошайки.
- Мне нужны твои таланты.
- Вы же знаете, я не стану, как мой отец, трудиться на благо вашей церкви, - заявил Манфред с явной ноткой враждебности.
- Я не прошу тебя работать даром. Я заплачу, - и вот разговор подошел к неприятному.
- Я слушаю, - вяло произнес охотник.
- В здешних лесах с недавних пор обосновался колдун…
- Полгода – это, по-вашему, недавно? – перебил Манфред.
- Прежде он никому не причинял вреда. Жил уединенно, люди из деревень лишь изредка встречали его в лесу. Видно, он практиковался в колдовском ремесле, не хотел привлекать к себе внимание раньше времени.
- Теперь, стало быть, его мастерство достигло нужных высот. Я слышал, люди начали пропадать, лес заполонили волки и вороны, урожай на полях чахнет, а от колодезной воды мрет скот и болеют дети.
- Ты обо всём знал, но ничего не делал? – с укоризной поглядел на охотника епископ.
- Всем нужно есть, и я не исключение. Я здесь уже не первую неделю. Все хорошо знают, чем я зарабатываю, но никто так и не удосужился предложить мне работенку. Этим людям жалко своих денег, но вот презрительные взгляды их уже давно проели плешь в моём затылке.
- От кого ты ждешь денег, от земледельцев, рыбаков, скотоводов и лесорубов? Им и себя-то прокормить не просто.
- Здесь есть и богачи, на которых работают эти трудяги сетей, грабель, кнута и топора.
- Они из дома-то не выходят, не то, чтоб в лес зайти.
- Ну а как же церковь? Отчего вы, епископ, ждали чуть ли не месяц, вместо того, чтобы сразу обратиться ко мне за помощью? – теперь уже речь Манфреда приобрела оттенок осуждения.
- На то были свои причины, - ответил ему Рикобо после недолгой паузы. – Забудем о них, лучше перейдем сразу к делам. Сколько ты хочешь за свой труд? – диалог вновь завяз, Манфред задумчиво притих. Он не любил подобные моменты, редко его одолевала нерешительность. Куда проще иметь дело с мерзавцами, что захотят тебя надуть.
- Учитывая наше давнее знакомство, я бы снизил цену, но боюсь, не могу, с финансами у меня совсем туго, - каждое слово, словно силком приходилось вытягивать. Охотник никогда не отводил глаз, и епископ видел его сомнение.
- Просто скажи, на какую сумму ты рассчитываешь, Манфред, - предложил он.
- Стандартная цена за колдуна от одной до двух сотен пфеннигов [Пфенниг – разменная монета из серебра 1 солид = 3 триенса = 12 пфеннигов], плюс тридцать-пятьдесят за снятие порчи с земли. Зависит от того, насколько силён колдун и его чары. Ах да, чуть не забыл - все ценное, что я найду в логове чародея, заберу себе, включая альманах. Вам эта книжица без надобности, вы ее разве что сожжете, а я могу найти в ней что-нибудь полезные. Колдуны очень скрупулезно ведут записи. Чуть ли не сами пишут, как их убить.

Когда все финансовые и прочие вопросы были улажены, Манфред отправился в дорогу. Давно хотел заняться чем-нибудь полезным, не любил прозябать без дела.
Идти пришлось пешком, к счастью, путь близкий. Немного углубившись в гущу леса, он вскоре нашел след колдовства: тела мертвых животных, увядшие цветы и пожелтевшая трава. Опавшая листва покрыла землю, словно ковер. Летний лес приобрел осенние тона. Даже гулявший здесь ветер пропитан холодом, сыростью и унынием. Ковер из листьев хлюпает под ногами. Кора деревьев насквозь пропиталась влагой, слизью окутаны их корни. Они больны и плачут, скверна им доставляет боль. Всю округу сковала тишина, лишь шорохи слышны время от времени. Туман возник внезапно и нарядил лес в серый полумрак, хотя еще мгновение назад сквозь ветки пробивалось солнце.
Здесь завелся колдун-отшельник, не иначе. Какой-нибудь юнец решил бы, что охотится на ведьму. Такие изменения в природе лесу скорей указывают на неё. Ведьма роднится со стихией, подстраивает её под себя. Вот только ни за что лесная ведьма не допустит, чтобы её лес страдал. Она любит его, заботится о нём. Колдун иное дело. Для него стихия – инструмент.
В самом сердце скорбного леса стоит хижина – обветшалая, просевшая хибара с проломленной крышей и чёрной дырой вместо двери. Она словно состряпана со слов изрядно захмелевшего монаха, что любит травить байки о колдунах. Со всех сторон лачугу окружили мертвые деревья. На голых ветвях сидят вороны. Голодный взор их обращён на гостя. Мороз по коже от одного их взгляда.
Подобный вид спугнет любого, но не Манфреда. Что-то в этой картине неестественно. Дом выглядит уж больно пустым и необжитым. За полгода любой обзаведётся какой-никакой утварью. Лишь в россказнях святош колдун – покрытый бородавками грязный старик, что питается древесными кореньями и от того у него полный рот гнилых зубов. Ошибкой неопытного юнца было бы сунуться в мрачный дверной проем.
Охотник не таков, и потому обошел дом по кругу. Черные глаза воронов без устали следят за ним, он видит в них досаду и разочарование. Возможно, эти птицы помощники чародея, но узнать доподлинно нельзя, пока те себя не проявят. Не истреблять же всю живность лишь из-за подозрений?
За домом Манфред обнаружил небольшой бугор, листва возле него утоптана. Там и нашелся неприметный вход в пещеру, укрытый вьющейся травой. Внутри темно и сыро, где-то вдали слышны удары капель по воде, оттуда же сочится едва заметный свет. Коридор вел вниз, сперва узкий и низкий, но вскоре значительно расширился, а потолок и вовсе пропал из виду, скрылся во тьме. Вместо того чтобы идти туда, куда ведёт тропа, Манфред вскарабкался на стену. Так проще не попасться на глаза, тем более, что наверху есть небольшой уступ, можно пройти гуськом.
Шелест старых страниц, шорканье ног по полу, потрескиванье дров, шипение кипящего котла. Вскоре охотник увидел колдуна. Чародей молод и, судя по всему, не очень опытен. Он подолгу сверяется с книгой прежде, чем кинуть что-либо в бурлящую жижу странного цвета. Та испускает зловонный аромат, что распространяется по всей пещере. Вряд ли это похлёбка.
Возле котла есть стол, на нём парочка толстых книг (одна раскрыта) и разные ингредиенты: какой-то желтый порошок в тарелке, дохлый кролик и две-три склянки разного цвета. Рядом стоит шкаф, в нём всевозможные колдовские принадлежности. Чуть поодаль от него широкая кровать, ещё один стол - судя по всему, обеденный - несколько стульев, тарелок и чаш.
В углу ровным квадратом высятся стенки деревянной клетки, сверху без решетки. Края упираются в потолок, в центре которого зияет широкая дыра. Должно быть, клетка стоит прямо под домом. Хибара – ловушка для глупцов, решившихся-таки зайти в мрачный домишко. Манфред порадовался своей осторожности.
В другом конце пещеры небольшое озерцо. В него падают капли. Камни вокруг окрасились в странный темно-зеленый цвет. Очевидно, свое варево колдун сливает в воду. Отрава проникала в почву, распространяя скверну по окрестности.
Колдун бросил в котел какую-то гадость, похожую на пучок змей - кишки кролика что ли, издали не разобрать – тут же повалил густой едкий дым, а жидкость зашипела и забурлила пуще прежнего. Чародей довольно улыбнулся и с грохотом захлопнул книгу. Склянки на столе подпрыгнули, а со страниц в воздух взметнулась пыль. Колдун пытался отмахнуться, но все равно чихнул. До чего ж непутевый пакостник.
Он закончил с мерзким снадобьем и теперь, вероятно, выльет его в озеро. Манфреда снедало любопытство, хотел увидеть, как этот хлюпик потащит котел, но это может стоить чьей-то жизни. Жестокая выйдет потеха. Передвигаясь по уступу, охотник приблизился к негодяю и замер высоко над его головой. Без лишнего шума извлек из ножен у себя на поясе огромный нож, больше похожий на короткий меч – трофей, отнятый у капитана стражи Шпейера.
Чародей стоял прямо под ногами, но не подозревал о нависшей над ним опасности. Подгадав удачный момент, Манфред спрыгнул с уступа и всадил нож в спину колдуна. Все было сделано быстро и безошибочно. Словно орел, он впилась когтями в свою жертву. Лезвие пронзило плоть, минуя ребра, добралось до черного сердца. Чародей умер мгновенно, на землю упало уже бездыханное тело.
Слишком легкая работа. Досадно. Оно, конечно, хорошо, что обошлось без трудностей, однако совесть не позволит взять с епископа больше положенного, а за такую работенку много не получишь. Один немощный чародей. С ним даже пахари бы справились. Порча с земли, скорее всего, развеется сама собой, коль приходилось постоянно подливать отраву в озеро.
Что ж, Манфред, хотя бы поживишься добром колдуна, коего в пещере в избытке. Редко доводилось видеть столь обширные запасы зелий и эликсиров. Отыскав пустой мешок, охотник начал отделять полезные от зловредных, их он побьет перед уходом. Торопиться с этим не стоит. Ещё чего гляди, надышишься от них парами.
В закромах колдуна обнаружились целебные эликсиры от всевозможных недугов, зелья для бодрости, что отгоняют сон. Они полезны во время длительной охоты. Есть и более специфические смеси. Одни позволяют видеть в ночи, другие слышать малейшие шорохи, третьи дают волчье чутье, с помощью четвертых можно узреть то, что скрыто, найти то, что потеряно, или же заметить того, кто пытается ускользнуть от взора при помощи чар. Нашлись и те, что помогают обнаружить магическую энергию. Колдуны используют такие по-своему разумению, а Манфред с их помощью выискивает чародеев среди простого люда.
Он сильно удивился, откопав на полках снадобье, которое позволяет сквозь кожу видеть кровеносные сосуды. Колдуны подобные зелья обычно пьют, когда режут животных, чтобы не повредить важные органы, но также они помогают распознать вампира. Холодная густая кровь вяло ползет по венам в теле живого мертвеца.
В старом прогнившем сундуке нашлось с полдюжины эликсиров, способных развязать язык кому угодно. Колдун, должно быть, использовал их, дабы разговорить жертву, угодившую в его ловушку. Там же охотник обнаружил множество ядов и противоядий. Он отобрал для себя менее опасные, а прочие кинул в котел. Особенно его порадовали зелья, снимающие колдовские чары. Приятно знать, что чародеи сами порой страдают от колдовства.
Прихватил Манфред и мази от ожогов, ушибов и порезов. Для вечно задумчивых и погруженных в свои мысли колдунов обычное дело уронить на ногу увесистую книгу, обжечься об котел, порезаться, разделывая тушу, ну, или проткнуть руку вилкой, читая за едой. Целительные смеси быстро снимают боль, убирают отеки, с легкостью избавляют от синяков, предотвращают заражение крови, а некоторые даже лечат от сыпи и прыщей, скрывают морщины, выравнивают зубы, разглаживали кожу, и долой бородавки. Последние можно продать тем же монахам под видом лекарств с востока, да и благородные дамы готовы щедро платить за красоту, пусть и рискуя оказаться на костре.
Охотник не обошел своим вниманием и талисманы. В особенности его заинтересовал амулет от сглаза. Злопамятных врагов у него хоть отбавляй. Полезная вещица для того, кто часто встает на пути у чародеев. Серебряное кольцо с письменами предупреждает о злом умысле – ценнейшая находка. Его Манфред надел прямо поверх перчатки, письмена нельзя закрывать, иначе они теряют свою силу.
К вещам, с которыми охотник не знаком, он вовсе не притронулся. Кто знает, какие проклятия на них. Лучше сжечь всё перед уходом, чем рисковать. Нет уж, риск в его промысле и так в избытке.
Собрав все ценное, он туго завязал узел на мешке. Подошел к столу рядом с котлом, где лежал увесистый альманах. Ни разу прежде не видел столь объемного собрания трудов по колдовскому ремеслу. Именно из подобных книг охотник и черпает все свои знания о зельях, эликсирах, мазях, талисманах и проклятых вещах. Благодаря им он умеет читать письмена и различать магические символы. С их помощью узнаёт, как бороться с тем или иным колдовством, как снимать чары и порчи, как разрушать заклятия.
Рядом с альманахом на столе бестиарий магических существ – ещё одно полезное чтиво, запрещенное церковью. Попался с такой книгой и от костра не уйдёшь. Для охотника этот том представляет особый интерес. Уж больно часто в последнее время он сталкивается с тварями, порожденными колдовством. На страницах такой книги описаны их уязвимые места. Как можно так бездумно жечь сей труд?
Положив бестиарий сверху на альманах, Манфред связал их бечёвкой и закинул за плечо. Затем оторвал ножку стула и запалил её от очага. Он поджёг шкаф, все полки и сундуки, оба стола, огромную кровать и клетку.

Назад шёл не спеша, не хотел побить склянки. Они блаженно побрякивали в мешке при каждом шаге. Толстенный мешок золота не нужен, добро колдуна радует ничуть не меньше. Однако ж на лице его, как и всегда, унылая гримаса. Он никогда не улыбается. Последний раз был так давно, что и не вспомнить. Лучше о нём забыть.
Охотник вышел из скорбного леса на опушку у реки. Погода замечательна, а мрачные места остались позади. Солнце на ясном небе светит ярко, приятно согревая спину. Откуда же тогда чувство тревоги?
Внезапно скорбный лес у него за спиной осветила вспышка света. Манфред не успел обернуться. Что-то сильно ужалило в спину, и он потерял землю под ногами. Пролетев добрый пяток шагов, и упал в грязь.
Быстро поднявшись, охотник скинул со спины книги. Оба тома пробиты почти насквозь, страницы всё ещё дымились, не опалённой осталась только корка бестиария. На месте книг могла быть беззащитная спина. Молния. Откуда ей взяться на ясном небе? Да ни откуда, она из леса вылетела. Обернувшись, увидел трех людей: двух мужчин и женщину. Особых навыков не нужно, любой фермер поймет, кто перед ним.
Как мог ты быть так слеп? О чем ты только думал, Манфред? Кровать слишком широкая, котел непомерно тяжелый, несколько стульев, тарелок, столовых приборов и чаш, словом, всего большем, чем нужно одному. Огромные запасы эликсиров и снадобий, талисманов и проклятых предметов, два объемных тома магических знаний – чтобы собрать столько всего, нужны десятки лет или не одна пара рук. Чародей, варивший варево в котле - неопытный юнец, а скорбный лес и вся округа страдали от умелой магии. Почему не заметил это сразу? Где блуждали твои мысли? Наверное, был слишком рад обилию трофеев.
Колдуны, как видно, сильно злы. Один бросил к своим ногам какую-то склянку, указал рукой на Манфреда и громко произнес слова на змеином языке. Едва он замолк, по земле в сторону охотника поползло что-то, что оскверняло почву. Она бурлила, исходя зелеными пузырями, и вздувалась, словно под ней ползло стадо кротов.
Манфред и сам до конца не понял, зачем бросил перед собой мешок с трофеями. Вероятно, надеялся, что среди зелий, ядов и мазей найдется что-то, способное остановить колдовство. А впрочем, всё и так побилось при падении. Скверна окутала поклажу, ткань сперва потускнела, потом обросла мхом, позеленела, после почернела, а затем сгнила и рассыпалась. Колдовство дальше бороздило землю, и Манфреду пришлось отскочить в сторону, чтобы гниль его не коснулась.
Не успел он подняться на ноги, как солнце скрылось у него над головой. Нет, это не туча, а стая воронов. Хлопая крыльями, птицы ринулись на него. Сильный ветер резко подул в лицо, будто стремясь придать им ускорение.
Манфред закинул руку за плечо и вынул меч из ножен. Одним взмахом он разрубил с полдюжины пернатых, но их намного больше. Они пронеслись мимо, словно рой насекомых, оставив крыльями, клювами и когтями порезы на лице и изодрав одежду. Охотнику пришлось пригнуться. Он сел на одно колено и прикрыл глаза, дабы их не лишиться.
Едва последний ворон пролетел, он обернулся, чтобы проводить взглядом поганых птиц и вдруг заметил, что скверна возвращается, сделав широкую петлю. Манфред глянул на колдунов. Те тоже не стояли, сложа руки, а подготавливали новые заклятия.
Открытый бой с чародеями - опасное занятие. Тем более, когда их сразу трое. Охотник выслеживал их по одному, бесшумно подкрадывался и резко наносил удар, прежде чем с уст сорвется заклинание, а руки разразятся страшной магией. Однако тут они напали на него внезапно. Один пустил в спину молнию, другой наслал мерзкую скверну, а третья призвала птиц и ветер, сопутствующий им. Раньше он дул охотнику в лицо, теперь подталкивал в спину, прямиком в руки колдунов.
«Пусть так», - подумал Манфред: «Сами ещё отведаете своего колдовства». С мечом в руках он помчался на чародеев. До них было где-то тридцать шагов. Ветер переменился, охотник ощутил лицом прохладу. Сперва легкий морозец, но спустя миг уже лютый холод. Шаги давались всё трудней. За спиной послышалось хлопанье крыльев. Он упал на землю и откатился в сторону. Холод окутал черных птиц, все попадали замертво. Мороз утих.
Манфред и не думал отлеживаться на земле, ведь скверна приближалась. Однако едва попытался встать, вьющаяся трава окутала его, спутала по рукам и ногам. Схватившись за огромный нож, он начал кромсать стебли. Успел выбраться в самый последний миг.
Скверна прошлась по тому месту, где он лежал. Меч его так и остался на земле, запутанный в траве. Сперва сгнила рукоять, затем окислилась и заржавела сталь, рассыпалась и превратилась в бурую пыль. Вьющаяся трава высохла и того быстрей. Скверна, пройдя мимо, вновь загибала широкую петлю.
Охотник стоял в паре шагов от колдунов. Меча у него не было, но и огромный нож ничуть не хуже. Однако, едва обратив взгляд на чародеев, он тут же ослеп от вспышки света. Будто второе солнце вспыхнуло пред ним.
Теперь уж точно несдобровать. Оставалось лишь гадать, какой будет смерть: молния или скверна. И то, и то не очень-то приятно. Уж лучше нож, колдуны пользуются и таким оружием. Острое лезвие возникнет в руке из дыма, а после удара тут же испарится. Легкая магия. Многие незадачливые колдуны, выучив этот трюк, становятся убийцами. Обществу нужны всякие таланты. Не можешь колдовать – учись. Не научился – будешь протирать склянки, чистить котлы, собирать травы и заниматься прочей ерундой, до кой великие умельцы не опускаются.
Ожидание продлилось дольше, чем полагал охотник. Вскоре зрение стало возвращаться. Когда все прояснилось, он увидел стаю волков. Будто послушные ручные псы, они стоят возле колдунов, раскрыв зубастую пасть; громко дышат, свесив языки. Видно, торопились на зов и малость запыхались.
Манфред выставил вперед нож и звери грозно зарычали. Всего их шестеро, по двое у каждого чародея. Те, нацепив на лица ехидные ухмылки, смотрят на охотника. Ждут, не побежит ли. Если не от волков, так от скверны, та хоть и далеко, но приближается. Он не любит бежать, но что уж тут поделаешь, не умирать же добровольно. Едва он обернулся, волки зарычали и бросились вдогонку. И кто теперь охотник?
Манфред был быстр, словно ветер, словно стрела, но куда ему до четверолапых хищников. Волка ноги кормят, бегать он умеет. Вскоре и вовсе вся надежда сгинула, он оказался у обрыва. Внизу течёт река, но берег мелкий и каменистый. Падения с такой высоты не пережить.
На него набросился первый волк. Манфред успел нагнуться, а зверь полетел вниз с обрыва и плюхнулся рядом с берегом. Поднялись всплески, кровь в воде едва заметна, река мутная после дождя.
Больше никто из зверей так не спешил. Стая окружила добычу, напала разом. Одному Манфред успел всадить нож в грудь, когда тот прыгнул, но тут же сам ощутил острую боль. Клыки волка кромсали его ногу, сапог он сразу же прогрыз. Другой вцепился в руку, ту, что сжимала рукоять ножа. Третий вот-вот набросится на него и повалит на землю, тогда уже не встать.
Охотник подставил перед собой мертвую тушу зверя. Хищник вцепился в горло брата. Затем охотник перехватил нож в другую руку и засадил в шкуру животного, терзавшего его предплечье. Того, что грыз ногу, Манфред прогнал сильным пинком по животу. Он хотел добить зверя, но сзади на спину набросился другой. Он вцепился в шею, сорвал веревку, на которой висел амулет от сглаза. Уж лучше бы в пещере колдунов нашёлся талисман, отпугивающий диких животных.
Поврежденной рукой охотник схватил зверя за шкирку и сбросил с обрыва. Тот унес с собой шмат плоти, кровь потекла под одежду. Тут же он почувствовал, как челюсти сомкнулись на его боку. Больную ногу вновь пронзили зубы, и он невольно опустился на одно колено. Перед лицом возникла пасть животного. Смердело из нее ужасно. Не то, чтоб Манфред различал волков, но этот – злой – явно тот, что отведал крови своего сородича. Теперь мёртвого зверя под рукой не оказалось, пришлось подставить свою плоть.
Волк жадно вцепился в кисть. Кабы не перчатка, отгрыз пальцы. Лишь пыл сражения не позволял завыть от боли. Некогда тут кричать! В другой руке по-прежнему зажат кинжал. Он засадил его в грудь зверя.
Челюсти на боку на миг разомкнулись и вновь сомкнулись с новой силой, а ногу теребит другое кровожадное создание. Манфред поменял захват и ударил того, что ближе. Очевидно, силы начали покидать, движения уже не так точны. Лезвие лишь резануло волку лапу, он заскулил и отскочил. Второй зверь и вовсе отпрыгнул от удара.
Он собирался вновь напасть, но неожиданно жалобно завизжал. Охотник понял, что случилось, и тут же откатился в сторону. Скверна его не настигла. Борозда встревоженной земли прошла мимо и уперлась в обрыв. Вниз к берегу реки сошла осыпь, а наверху склона возникло зеленое облако. Вдыхать пары Манфред не стал, но был готов поклясться, что они ядовиты. Облако вскоре развеялось.
Волк, что попал под скверну, весь полинял, лишился шерсти. Когда гниль разъедала лысую шкуру, животное уже лежало неподвижно. Последний зверь тоже брыкался на земле, сойдясь в смертельной схватке с человеком. Спасаясь от скверны, Манфред метнулся туда, где стоял раненный волк. Охотник не успел подставить нож, так что просто сбил зверя с ног. Они перекатились пару-тройку раз, меняясь: то сверху волк, то человек. За это время хищник несколько раз куснул охотника, но вскоре Манфред прижал его к земле и вспорол брюхо.
У победы привкус крови, но даже им не насладиться, колдуны тут как тут. Рукоять ножа вдруг раскалилась до красна и обожгла ладонь. Охотник отбросил оружие в сторону и сорвал с руки перчатку, расплавленная кожа отстала с плотью.
Он все еще был на коленях, стоя над телом мертвого животного. Колдуны подступили ближе. Решили, видимо, что более он не опасен. Глупцы! Манфред выхватил из сапога спрятанный нож. Как же больно сжимать истерзанную руку. Не поднимаясь на ноги, бросил даже без замаха, просто швырнул, тут ведь два шага. Лезвие свистнуло на ветру и впилось в грудь чародея (того, что наслал скверну).
Остальные гневно завопили. До чего сладкозвучный хор. Их злость устремилась на Манфреда, он к тому времени таки встал на ноги. Колдунья с помощью магии подняла с земли нож, разивший волков. Словно выпущенный из арбалета болт, лезвие вошло в грудь с такой силой, что охотник попятился назад и оказался на самом краю обрыва. Скверное чувство - ощущать холод своего клинка. Не забери он огромный нож у Бруна, сейчас из его груди торчало бы менее смертоносное оружие.
Следом за сталью его настигла молния. Он полететь с обрыва, и пролетел немало прежде, чем плюхнулся в реку. Он не разбился при падении о камни, но все равно, скорей всего, умрет. Из ран сочится кровь, он искусан волками и исцарапан во́ронами, в груди застрял огромный нож, а кожу жжёт от молнии.
Манфред хотел всплыть на поверхность, но всё его тело сковывает боль. С трудом он всё же высунул голову из воды, но ненадолго, успел лишь заглотнуть немного воздуха, а после вновь пошел ко дну. Силы оставили его, мысли в голове угасают, а взгляд окутывает густая пелена. Тут, в мутной воде, и так-то ничего не видно. Он уже толком и не понимает, что с ним происходит. Изредка и ненадолго оказывается на поверхности, но неминуемо вновь уходит под воду. Должно быть, это конец.


***



Когда Манфред очнулся, над ним нависал каменный потолок. Он огляделся: узенькая комнатушка, кровать, окно настолько маленькое, что лучи света в него едва просачиваются. На свету отчетливо видна пыль, парящая в воздухе. Над изголовьем кровати висит крест.
Охотник понял, где находится, и от того в нём вспыхнул гнев. Уж лучше б он проснулся в сырых стенах подземелья, в темнице, полной крыс, в какой-нибудь канаве, чем здесь, в келье монастыря.
В горле сплошная засуха, а в животе словно завелась мышь. К счастью на столике рядом с кроватью стоит кувшин. Манфред попытался дотянуться до него, но тут же вскрикнул от боли. Он попробовал подняться, но смог лишь оторвать голову от подушки, шею стягивает плотная ткань. Торс почти полностью перемотан, на правой ноге ниже колена, правой руке от кисти до локтя и на левой ладони тоже повязки. Перед глазами всё закружилось, и голова вновь опустилась на подушку.
Дверь скрипнула, к нему зашел монах. Наверное, услышал крик. На нем поношенная ряса, но сам он выглядит юнцом. Высокий. Был бы выше, кабы не сутулился; немного худощавый, плеч почти нет; острый нос, да маленькие глаза. Внешность его не примечательна, но бог его, в общем-то, не обидел. Зачем такой подался в монастырь? Обычно в монахи идут толстяки, немощные, увечные, уродливые, ну и эти, искренне верующие. Должно быть, один из таких.
- Пришел в себя, - удивился он. Видать, монахи уже похоронили Манфреда, и не надеялись, что он очнется.
- Ты проницателен, - недобрым тоном ответил охотник. – Долго я уже здесь?
- Слишком долго, мы и не думали, что ты проснешься, - ответив, святоша присел на стул рядом с кроватью.
- Уже, поди, и могилу мне вырыли?
- Могил и так хватает, в последние дни их рыли неустанно, - произнес монах и подозрительно уставился на Манфреда.
- Колдуны? – догадался он.
- Они пришли в деревню и учинили там хаос: убивали людей, жгли поля. Тридцать семь человек погибло, дома и амбары разрушены, все запасы еды уничтожены.
- А колдуны?
- Из Вормса подоспела городская стража, они их убили. Впрочем, победа нелегко далась, дюжина бравых воинов полегла в сражении. Тебя же, по-видимому, бережет некая сила, коль уж ты не последовали за ними.
Некая сила, но только не Бог. Он ведь не мог пожертвовать «доблестными праведниками» в лице городской стражи, но сохранить жизнь такому безбожному мерзавцу, как ты, Манфред. Ведь ясно как день, дьявол тебя хранит.
- Кто меня спас? – спросил охотник.
- Тебя прибило к берегу неподалеку от деревни. Стражники нашли тебя после сражения, а епископ Рикобо распорядился доставить в наш монастырь. Он не отходил от кровати несколько дней. Мы даже еду ему сюда носили.
- Епископ сейчас в монастыре? – поинтересовался Манфред.
- Срочные дела вынудили Его Преосвященство вернуться в город. Он просил передать тебе деньги в уплату за «труды». Они в углу на сундуке с вещами, - монотонность бурчания и спокойный тон не скрыли презрения молодого монаха. Его можно понять: Манфред не выполнил свою работу и в результате погибли люди, а он мало того, что жив остался, так еще и деньги получил.
- Когда я смогу встать на ноги? – спросил он.
- Встать на ноги? – усмехнулся юнец. – Настоятель думает, что ты и вовсе лишишься каких-либо конечностей, уж больно скверно выглядят раны.
Особенно те, что на душе у настоятеля. Если им вдруг захочется хоть как-то отыграться, точно что-нибудь оттяпают.
- Мышцы на правой ноге разодраны, да и на руке дела ничуть не лучше, - монах меж тем со сладкой нотой удовольствия описывал все неприятности охотника. - Ожёг на ладони будет заживать долго и мучительно. Старайся не сжимать руку в кулак, а лучше вообще не шевели пальцами. Бок всё ещё гноится, но раз жар спал, он, видно, заживает.
«Какая жалость», - будто бы говорил его акцент.
- Хуже всего дела с раной на груди. Ну и ножище мы из нее вынули. Признаюсь, я считал, что после таких ранений не выживают. У тебя сломано несколько ребер и повреждена ключица. Правой рукой ты еще долго не сможете шевелить без боли. Вряд ли она когда-нибудь будет служить тебе, как прежде.
Не нужно быть сведущим в искусстве врачевания, дабы уразуметь всю пагубность последствий. Хромающий охотник, который не удержит меч в руке, помрёт голодной смертью в нищете.
Любой другой решил бы, что разумней всего отлежаться в монастыре, пока раны хоть немного не заживут. Однако Манфред чувствовал, что здесь ему не рады, и не хотел задерживаться во враждебной обстановке. Кроме того, он знал место, где ему смогут оказать лучшую помощь. Может, и полностью излечат.
Через несколько дней он смог подняться с койки. Жуткая боль сопровождала каждый шаг. Правая рука бесполезно болталась. Словно лишняя ноша, только отягощала путь. Монахи выдали Манфреду рясу, чтобы ходить в стенах монастыря. Ему было противно носить её, но собственные вещи почти все пропали. Да и толку от них? Поди, одно рванье.
Однажды он услышал, что епископ скоро приедет в монастырь, и понял, пора покинуть сей храм божий. Забрал серебряное кольцо с письменами, да нож, который чуть его не погубил. Есть ещё пожитки в Вормсе, если их, конечно, не растащили. Больше всего Манфред боялся за серебряный меч. Он ему дорог, как память об отце. Это оружие - старинная семейная ценность, напоминание о давно ушедших днях, реликвия из тех времен, когда потомки были гордым племенем, а Последний Оплот считался неприступной крепостью. Он попросту не мог лишиться этого меча.
Деньги епископа Манфред не взял, оставил их на сундуке, решил, что не заслужил награды. Пусть уж лучше они достанутся монахам, которые были столь «добры», что даже не отравили и не заморили голодом, а лишь карали осудительными взорами. Он ушел на рассвете во время утренней молитвы.

Хозяин конюшни не признал его в обличие монаха и хотел спровадить, едва он начал требовать гнедую лошадь. Огромный нож трудно не вспомнить, когда он замелькает перед носом. Одно движение и жидкой козлиной бороденки как не бывало. Знал бы конюх, насколько плох охотник. Манфред умело скрывал свой недуг, это стоило тяжких мук.
Как оказалось, алчный старикан решил, что за гнедой уже не явятся, и продал её какому-то купцу. Тот не задержался в Вормсе надолго, покинул город в тот же день. Охотник мог забрать у конюха другую лошадь, но все уже распроданы. Известие о том, что войско короля выдвинулось из Баварии и идет на Франконию, изрядно подстегнуло интерес к ездовой живности. Даже хромых кобыл скупали по цене добротных меринов. В конюшне остался лишь темно-гнедой жеребец - выводок кобылы Манфреда, он и так принадлежал охотнику. Вряд ли можно счесть его достойным возмещением, он ещё слишком мал, чтобы везти на себя человека.
Старик отдал в придачу все свои сбережения, то бишь семнадцать полновесных золотых и двадцать три серебряных монеты. Утверждал, что это почти вся сумма, которую он выручил за кобылу. Манфред, конечно, не поверил. Гнедая и в худшие времена стоила почти вдвое дороже. Но в его положении разумнее сойти за дурака, чем стать таковым, доведя до драки. Забрав жеребца и предложенные деньги, охотник удалился.

В таверне за городом, где он останавливался, ждало еще менее приятное известие - все его вещи украли. Как-то нашли даже серебряный меч, который он спрятал под половицей. Скорей всего, вор - хозяин заведения. Кто, как не он, знает все тайники?
Здесь намного людней, чем в конюшне, а сил у Манфреда почти не осталось. Да и на справедливость рассчитывать не приходится. Непомерной глупостью станет раскрыть всем свою личность. Большинство посетителей фермеры, рыбаки, да лесорубы, овдовевшие, потерявшие детей, дома, скотину. Все они винят его в своём горе даже больше, чем колдунов. Те долго жили с ними по соседству, но не вредили в открытую. И все они уже мертвы, а он ещё живёхонек. Вот он, здесь. Он может присоединиться к чародеям. Любви люди к нему и прежде не испытывали, а уж теперь-то и подавно. После всего, что было, да после третьей кружки пива и хмельных разговоров. Манфред не понаслышке знал, как заразительна злоба в пьяной компании, и до чего быстро в ней множится геройство.
Еще и епископ Рикобо, узнав, что он покинул монастырь, будет искать его здесь в первую очередь. Разумнее всего просто уйти, чтобы потом вернуться. Если, конечно, будет, куда возвращаться. Когда здесь побывает войско короля, от города могут остаться только головешки. Как бы и самому за промедление не поплатиться.
А впрочем, он ведь-то на всего монах, у него жеребец вместо лошади, а более и нечего украсть. Не рясу же, протертую до дыр, с пятном на заднице? Тот, кто носил ее прежде, был тем ещё неряхой. Хромая и сутулясь, с замотанными руками и капюшоном на лице он и того сойдет за прокаженного. Такого скорей уж сторониться будут, и даже лошадь из его рук взять побрезгают. Прям, то, что нужно. Так безопаснее всего дойти до Лотарингии.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Гость_Сочинитель_*
сообщение 28.8.2014, 7:42
Сообщение #4





Гости



Цитата




Цитата(Валерий Панов @ 27.8.2014, 12:15) *
К ненависти и призрению Манфред привык.

То есть, его ненавидят и присматривают за ним? smile.gif
Цитата(Валерий Панов @ 27.8.2014, 12:18) *
Намеренно лишает себя преимущество?

Окончание в последнем слове неверное.
Цитата(Валерий Панов @ 27.8.2014, 12:18) *
Впрочем, порой люди являть доброту.

Тоже ошибочка.
Цитата(Валерий Панов @ 27.8.2014, 12:18) *
монетой, которую он и в раках держать не должен.

Аналогично.
Цитата(Валерий Панов @ 27.8.2014, 12:18) *
Все преграды убраны с пути, и Манфред спокойно может покинуть город на плоту, но глаза гнедой кобылы приковали к себе его внимание.

А почему то в прошедшем времени, то в настоящем?

Прочёл только первую главу. В целом неплохо. Но многовато описательной части. Это на мой вкус. Другим, наоборот, может понравиться.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
NatashaKasher
сообщение 28.8.2014, 8:20
Сообщение #5


Гениальный извозчик
*****

Группа: Пользователи
Сообщений: 23158
Регистрация: 6.10.2013
Вставить ник
Цитата
Из: МБГ




Цитата(Валерий Панов @ 27.8.2014, 7:18) *
Тишина спадает с крыш домов густой пеленой, а холод проникает под одежду.




Вы пытаетесь создать атмосферу, но вам это не удаётся из-за перескоков точки зрения. Вы должны выбрать, где находится рассказчик. На улице? В доме? Рассказывайте проще, и главное - придерживайтесь одной точки зрения, тогда текст сразу заиграет.
В начале, расказчик явно находится на улице, ему под одежду проникает холод, потом нам дают понять, что запах нечистот на улице был ему в начале неприятен, а потом - наоборот, он привык (попаданец?). Только начинаешь этим интересоваться - как вдруг - пшик. Идёт какой-то совсем другой человек, а сердце бьётся "громче и сильнее" (не нужно и "громче" и "сильнее") - у кого? Точка зрения перемещается внутрь дома - чьего?
Если уж начинать книгу с описания, то оно должно быть предельно конкретным, создавать картину, а не набором общих мест. Почему днём "шум тысяч глоток"? Народ там постоянно вопит?
Какое ещё какрание ворон при свете луны??? Вороны - не совы. При свете луны они спят.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Валерий Панов
сообщение 28.8.2014, 13:51
Сообщение #6


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 50
Регистрация: 27.8.2014
Вставить ник
Цитата




Глава 3
Архиважный заказ




Королевство восточных франков
Герцогство Франкония
Город Майнц
939 год н.э.




С востока дует тёплый ветер. Хоть и не сильный, он все же наводит шорох. Деревья лениво колыхают листвой. С пригорка открывается отличный вид на лес. Вся беспокойная бескрайняя зелень напоминает море. Манфред не видел море, но думает, что оно выглядит именно так. Он полюбил этот лес с раннего детства, здесь он взрослел. Среди деревьев и травы тихо и спокойно, не то, что на шумных улицах Вормса, где он родился.
Охотник поднял нож в замах и прицелился. Последняя попытка, а он никак не может собраться с мыслями, Эда его отвлекает. Она стоит чуть поодаль и улыбается. Конечно, чего бы ей не радоваться, её-то три ножа гордо торчат из дерева. В его мишени только два. Если сейчас он попадет, будет ничья. И то ладно, хотя бы раз не проиграть.
Соберись, Манфред. Эда пропала из виду, осталась только цель, два ножа, что уже торчат в стволе, да собственное дыхание. Глубокий вздох и…
- Манфред, - раздался голос за спиной. Рука дрогнула, накопленный воздух вырвался разом, нож улетел куда-то в лес, улыбка Эды сделалась шире.
Охотник обернулся и увидел сестру Раду. Она отлучалась из лагеря на несколько дней, старейшая отправила её с отрядом вверх по Рейну. Должно быть, только что вернулась.
- Хорошие новости, - продолжила она. Гневный взор Манфреда её ни капли не смутил. – Человек, о котором ты говорил – хозяин вормской таверны - мы нашли его в Майнце. Прячется от войны под пятой архиепископа. У него ночлежка на окраине города, найти несложно.
Давно Манфред ждал этой вести. Гад, что стянул его пожитки, никак не давал покоя. Вещи и деньги ему безразличны. Прощать кражу он и не собирался, но гоняться по всему королевству за вором не стал бы, не укради тот меч. Квинтилиум ему бесконечно дорог.
- Благодарю, Рада, я твой должник.
- Не стоит, это лишнее.
Рада ушла, а Манфред обратил взор на Эду. Улыбки на лице как не бывало. Воительница поняла, теперь он покинет лагерь. Охотник не хотел прощаться и потому с этим он не спешил.

В лагере сестер как всегда кипит жизнь: одни тренируются во владении мечом и стрельбе из лука, другие идут на охоту, третьи в патруле, четвертые шьют, стирают, куют, стругают, сколачивают, вяжут. Все заняты делом. Деревянный частокол заключает в себя десятки палаток, большой шатёр, наблюдательные вышки по периметру, общий обеденный стол под навесом, огороженные площадки для учебных боёв и стрельбища, загон для скотины, конюшню, да наспех сколоченные «временные» кладовые, что исправно служат уже добрых два десятка лет.
Перво-наперво зашёл к старейшей, дабы сообщить о своих намерениях. Тысячелетняя амазонка могла и возразить, сказать, что ещё рано, что лучше сперва вернуть былую форму, но Манфред не приклонен. Если уж что взбрело в голову, его не переубедить.
Когда он вошёл в шатёр, Гайя сидела на троне царицы Попинии – это её Квинтилиум, её жемчужина, самый ценный трофей, свидетельство важнейшей победы. Не каждая старейшая восседает на таком, лишь те, что сокрушили своего врага. После смерти Гайи его сожгут. Её преемница должна сама добыть свой трон.
- Я знаю, зачем ты пришел, Манфред, - сходу заявила она. Старейшая говорит тихим голосом, неторопливо произносит каждое слово. Она никогда не спешит, всё делает медленно. Охотник с детства помнит её такой: седой и мудрой. Говорят, когда-то она была великой воительницей, неудержимой амазонкой, дикой и необузданной. Глядя на неё сейчас, в это сложно поверить.
- Станете отговаривать? – поинтересовался Манфред. Он волен покинуть лагерь, когда захочет, но просто уйти – грубость с его стороны. Почти год он пользовался гостеприимством сестер. Охотник живёт свободной жизнью и не привык спрашивать разрешения, но перед старейшей стоит выказать уважение, пусть это и претит самолюбию.
- Нет, не стану, - ответила Гайя. – Я понимаю, чем тебе дорог этот меч. Я знала всех, кто носил его до тебя. У него богатая история, его стоит вернуть.
- Благодарю вас за все, старейшая, - обрадовался Манфред.
- Я не закончила, - одернула она. - Один ты не пойдешь.
- Но… - хотел было возразить охотник, но Гайя его перебила:
- Слишком мало потомков осталось в живых. Уже тридцать лет к нам не обращался никто другой. Возможно, ты последний.
- Вам не о чем беспокоиться, я могу о себе позаботиться.
- Год назад ты пришел к нам еле живой. Твои раны до конца так и не зажили, но я переживаю не из-за них. Это твой первый серьезный провал, ты проиграл бой и чудом уцелел. Многие теряют былую уверенность, осознав, что не всесильны. Ты должен верить в себя. Если у тебя дрогнет рука, в следующий раз чудесного спасения не жди.
- Кого вы отправите со мной? – Манфред решил не спорить, да и не хотелось, в общем-то.
- Раду.
- Рада умелый воин, о лучшем спутнике нельзя мечтать, но она нужна здесь, вы ведь готовите её в преемницы. Кроме того, она только вернулась, пусть отдохнет, и так пашет изо всех сил. Может, со мной пойдет Эда?
- Эда? – удивилась старейшая. – Эда еще молода.
- Бросьте, ей больше ста лет, она отменно владеет мечом, отлично стреляет из лука и уже покидала лагерь надолго. Она знает, как не привлечь к себе внимание в толпе, и как решить проблемы со стражей. Тут делов-то на неделю-другую. Она справится.
- Думаешь, я вчера родилась? Ты много времени проводишь с Эдой, Манфред. Не забывай, кто она, а кто ты. Вам не быть вместе. Даже не думай об этом. Сам знаешь, что с тобой станет.
- Да знаю, знаю. Ничего такого у меня и в мыслях нет. Я к ней привык, вот и всего. Мы нашли общий язык, отлично ладим. Мне проще пойти с ней, чем с кем-либо ещё.
- Надеюсь, ты меня не дуришь, Манфред. Пусть я и стара, но очень злопамятна. Я не забыла, как ты сбежал от нас в прошлый раз. Кабы не твои раны, прогнала бы тебя, едва ты показался у нас на пороге. Ладно, так и быть, с тобой пойдет сестра Эда. Но, Манфред, не делай глупостей.
Довольный Манфред покинул шатер старейшей. Эда несказанно обрадовалась, когда охотник сообщил ей весть. Сестры любят покидать лагерь. Сотни лет жить на одном месте утомляет. Осталось подобрать снаряжение и можно двигаться в путь.
Манфред предпочитал темные тона, в частности черный, но приходилось довольствоваться тем, что нашлось в закромах сестер, а это: старые кожаные сапоги противного рыжего цвета, зеленая туника (их хоть отбавляй), темно-коричневые штаны (весьма неплохие). Чёрный только ремень. На него слева от бляхи подвесил сумку с четырьмя метательными ножами. После случая с колдунами, Манфред всегда имел при себе парочку-другую. С противоположной стороны он поместил огромный меч-нож. Еще один, меньшего размера, спрятал в сапог.
Куртки по размеру и перчаток не нашлось, ну да и ладно, главное под дождь не попасть. На всякий случай прихватил с собой зеленый плащ сестёр, но надевать не стал. Проблема возникла с выбором меча. Эда отговорила Манфреда брать сестринский клинок, мол, другие сёстры вне лагеря могут принять его за вора и убить. На выбор как старые, познавшие крови орудия, так и новые, без единой царапины. Такого добра в лагере хватает.
Манфред подыскал себе меч по руке. Не новый, но хорошей работы, кузнец постарался на славу. Рукоять украшает ветвистый узор, будто сплетение корней. На навершии зияет дыра. Когда-то там красовался драгоценный камень. Видимо, раньше меч принадлежал знатному господину, но прежде чем оказался у сестёр, побывал в руках бандитов. Амазонки бы не осквернили оружие.
Сестры всегда одеваются одинаково: туника, плащ с капюшоном, штаны, сапоги и куртка из выпаренной кожи. Всё выкрашено в темно-зелёные тона, чтобы сливаться с лесом. Какие-то детали снаряжения могут и отличаться. Кто-то предпочитает длинный меч, кто-то пару коротких, а некоторые и вовсе топор или секиру, но неизменно все амазонки носят лук.
Эда хорошо метает ножи и потому держит парочку без рукоятей. Они разместились на животе, скрепленные ремнями с поясом и ножнами. За спиной меч обычной длины, лёгкий. Поверх него сумка под лук. Ещё один нож прячется в сапоге, как у Манфреда – частое дело. Необычен нож, спрятанный в бляхе ремня – маленький, почти незаметный; лезвие тонкое, можно зажать между пальцев; загнутая рукоять умещается в кулаке.
В стойлах Манфреда ждал тёмно-гнедой скакун. Охотник почти каждый день навещал его, приносил морковку или яблоко, время от времени выводил на прогулку. В далёкий путь верхом он отправляется впервые. Вскоре станет ясно, стоил ли жеребец всех мучений. Манфред простился с сестрами и ждал Эду, ей на прощание потребовалось больше времени, Рада пристала с наставлениями.
Охотник надел на палец серебряное кольцо с письменами. Гайя запретила носить в лагере «магическую дрянь». Нет, не потому, что замыслила недоброе, просто не любит она колдовства. Манфред покрепче затянул на груди ремень, что удерживал за спиной ножны, и взобрался на скакуна. Он так и не дал ему имя. «Пусть будет Счастливчик», - подумал он: «Невезучих коней мне хватало».


***



- Город стоит на пересечении дорог и водных артерий. Стараниями Святого Бонифация – крупнейший религиозный центр севернее Альп. С него и повелось, что в Майнце правит церковь. Мне лучше избегать подобных мест, - Манфред огляделся по сторонам. Всё как всегда: грязь, шум, пьяные рожи, дети, коты, да свиньи. Эда стояла рядом и терпеливо молчала. Она знала, без брезгливого монолога не обойдется.
- Римляне основали здесь поселение еще девятьсот пятьдесят лет назад, - продолжил охотник. - Немногим позже на месте деревянного лагеря воздвигли каменные стены, а ещё через некоторое время появился акведук, мост через Рейн, театр и прочие помпезные постройки, даже дворец наместника. Город рос и развивался, стал столицей провинции «Верхняя Германия», играл значимую роль в империи, был важным военным, культурным, торговым и административным центром.
А потом пришли мы. Ну не мы, конечно, сперва это были алеманы, а за ними вандалы, свевы, аланы, да все, кому не лень. Римляне больше не властвовали в Майнце, теперь он часть нашего королевства. И что же? У римлян были канализация, водопровод, театры, мощеные дороги. Мы разломали акведуки, разобрали на камни театры, забросили канализации, да и по дорогам уже ходить не возможно, все кирпичи плавают. Того гляди, ногу подвернешь. Кругом мусор, лошадиный помет и блювотина, а в подворотне, если поискать, можно найти сгнивший труп. И ты еще спрашиваешь, почему я не люблю города?
- Ты видишь всё плохое и не обращаешь внимания на светлые моменты. Ремесленники свободны, работают на себя; на рынке полно товаров, а городские стены надежно защищают от разбойников. С заработком тоже никаких проблем. Всегда найдется тот, кому нужны свободные руки, - высказалась Эда.
- Глупо бояться разбойников, что рыщут по округе, когда полным-полно бандитов в самом городе. Ремесленники свободны от феодалов, но не от налогов. Заработок? Да, всегда найдутся люди, которым нужна работа. Их столько, что всем не хватает. При таком переизбытке свободных рук наниматель волен привередничать и занижать плату. Не нравится? Так вон – уйма желающих занять твое место. А рынок… на рынке тебя ограбят быстрее, чем успеешь что-то купить.
- Ты неисправим, Манфред, - улыбнулась Эда. Охотник крепко стиснул зубы и выдохнул весь, что был, воздух через нос.
- Ладно, идем искать ночлежку, - предложил он. – Не отставай.
Просевшее здание с поблекшей краской не выглядит новым. Раньше здесь было что-то ещё, крюки под вывеску и сама надпись явно свежее всего остального. Двухэтажный дом вполне мог принадлежать какому-нибудь зажиточному торговцу или рыцарю. Привезти во Франконию баварскую черепицу – не дешёвое удовольствие. В городе под управлением церкви никто не защищён от власти, особенно в нынешнее неспокойное время. Будь ты хоть трижды важной птицей, всё равно можешь в чем-то провиниться перед богом.
Едва скрипучая дверь отворилась, спертый воздух ударил в нос. Тусклый свет, шум и галдёж встретили гостей. В любой ночлежке есть трапезная. Обычно это просто кухня, да столики. Там редко кого встретишь. Разве что утром на рассвете или вечером после заката, но не средь бела дня уж точно.
Солнце давно встало, а тут толпа народу, пьяный смех, котёл кипит, никто за ним и не следит, в углу бочки с пивом – вот уж чего в ночлежке точно держать не следует. Кому нужны буйные постояльцы? Обстановка напоминает Вормскую таверну. За стойкой знакомая подлая рожа: те же грязные вьющиеся волосы, бородавка под носом и ещё одна на подбородке, маленькие оттопыренные уши, как у обезьян. Манфред никогда не видел обезьян, но представлял их именно такими.
Кажется, хозяина таверны звали Карл. После правления Карла Великого многих мальчиков называли Карлами. Пожалуй, это самое популярное имя у франков. Наверняка этот подлец ограбил многих. Чего же тогда не купить себе нормальную одежду? На нем та же синяя туника, что и прежде, даже пятна на прежнем месте. Лица громил возле стойки - и те знакомы. Они здесь не случайно. Для защиты, не иначе.
Такой скользкий тип, скорее всего, приплачивает страже, чтобы они его не трогали. Не забывает и про бандитов. А если кто решит сам разобраться, здоровяки выкинут его прочь. Обворовывать скромных посетителей можно совершенно без опаски. Вряд ли тронут вещи такого, как Манфред, но коль он сам не возвращается вот уже несколько дней – как пить дать, помер.
С порога Эда приковала к себе похотливые взоры. В такой обстановке стройной светловолосой девушке сложно не привлекать внимания. Сестер учат избегать подобных мест, а Манфред только в таких злачных заведениях и ошивается. В компании убийц и пьяниц чувствует себя спокойней, они не скрывают свою сущность. Он жутко ненавидит лицемеров, в особенности тех, что носят рясу.
Путь от двери до стойки невелик, однако неприятен. Охотнику хотелось вырвать пару острых языков, разбить кружку об голову особенно болтливого и сломать пару челюстей, а вот Эду, казалось, ничего не задевает. Её можно понять. Наверно, это даже забавляет. Не позавидуешь тому, кто вознамерится взять силой сестру света.
Карл, если конечно он и вправду Карл, уже натянул на лицо приветливую мину. Улыбка делала его ещё нелепей.
- Ищите где заночевать? – спросил он дружелюбным тоном.
- Я бы в жизни не остановился в твоём гадюшнике. И на порог этой дыры бы не ступил, не укради ты мои вещи, - сходу выложил Манфред. Голос громкий и сердитый. Он слишком долго ждал этой встречи и не желал ходить вокруг да около. Карл смутился, лицо перекосилось, взгляд обратился на громил. Те всё ещё сидели за столом, но кружки с пенным напитком отодвинули. В таверне стало тихо.
- Уверен, вы ошибаетесь. Вы могли потерять свои вещи где-то ещё, да и лицо ваше мне не знакомо. Зачем же сразу обвинять меня? – голос Карла дрогнул, уши налились краской. Он затевает гадость, кольцо себя оправдало.
Манфред схватил лжеца за оттопыренное ухо и с силой ударил головой о стойку. Громилы тут же подскочили. Эда быстрым ловким движением достала меч из ножен и стукнула одного рукоятью по лицу. Кровь хлынула из носа, словно пиво из откупоренной бочки. Верзила схватился за него обеими руками и опустился на место. Другим не захотелось проверять на остроту клинок воительницы. Всё верно! Твой друг получил по носу? Сядь и не рыпайся, пока сам цел – это разумно. Карл сильно расстроился. А чего он ждал от тупых головорезов, храбрости?
- Я не спрашиваю дважды, а поэтому слушай внимательно, - чтобы Карл не отвлекался, Манфред не торопясь достал огромный меч-нож и положил его на стойку. – Когда-то у тебя была таверна в Вормсе. Год назад я останавливался в ней и пропал на пару дней, а когда вернулся моих вещей и след простыл. Большей частью – всякая утварь. Она мне не важна, но ты и за неё заплатишь. А вот что ценно – так это меч - серебряный, с надписью на латыни вдоль клинка. Я спрятал его под половицей, и только ты мог там порыться, - Манфред взял в руку тесак и приложил лезвие к щеке Карла. – Где он?
- Я все скажу, все скажу, - заверещал он. – Я продал меч рыцарю – Сэру Теодору. Я помогу его найти, он спешил во Франкфурт.
Входная дверь скрипнула, раздались шаги. Манфред обернулся, не отнимая нож. На пороге столпились солдаты, на груди в гербе рисуется крест.
- Слава богу, - громко возвестил Карл. – Тебе конец, мерзавец, - едва ли не с усмешкой заговорил он. – Рене, брось в темницу этого гада.
- Заткни пасть, Карл (значит, всё-таки Карл), - остудил его пыл стражник. – Скажи спасибо, что сам до сих пор на свободе. – Манфред не любил служителей церкви, но этот ему сразу понравился. Он, похоже, не берёт на лапу у всякой швали - похвально.
- Ты Манфред-охотник? – спросил он. – Нам нужно поговорить.
- Мы разве знакомы? Я бы запомнил, будь так.
- Нет, не знакомы, но ты уже работал в Майнце, я о тебе слышал. Ты разорил ковен ведьм [Ковен - обозначение для собрания ведьм, может означать также сложившуюся группу ведьм] и убил болотную тварь. Городу снова нужна твоя помощь.
- Я еще не закончил с этой мелкой крысой.
- Я подожду.
- Ну, нельзя же так. Вы ведь стража и должны защищать! – завопил Карл, но никто его не слушал. Рене приказал своим людям им выйти, а сам уселся за свободный стол.
Охотник выведал у хозяина ночлежки всё, что хотел, забрал какие были деньги, а после оставил ему на память глубокий порез во всю щеку. Нельзя же отпускать воришку без наказания. Крысеныш, постанывая, забился в нору. Стоны его ещё долг раздавались из-под стойки.
Громилы всё это время смиренно сидели на местах и лишь боязливо поглядывали на Эду. Один держался за нос, хотя кровь давно остановилась. Едких пошлостей воительнице больше не отстегивали.
- Итак, кто ты такой? – спросил Манфред, усевшись за стол напротив стражника. Эда и вовсе подсела на скамью к церковнику. Она приложила ладонь к рукояти одного из метательных ножей. Случись перебранка, дело могло закончиться кровью. Из-под туники Рене торчали рукава кольчуги. Выглядит она надежной, но лезвие сестринского клинка пробьет любые звенья.
Стражнику такой расклад не понравился, он тоже опустил руку под стол. Слева на поясе у него длинный меч (больше обычного, почти до пола), а справа нож. Скорей уж он схватится за него. Манфред не оценил рвение амазонки, нельзя ведь так сразу запугивать клиента. Это до́лжно делать потом, когда наниматель отказывается платить. Но что тут жаловаться? Для неё всё впервые.
- Меня зовут Рене, я начальник гвардии архиепископа, - представился стражник. – Мне приказали нанять тебя для работы.
- Как вы узнали, что я в городе? – полюбопытствовал Манфред.
- Едва ты вошёл в ворота Майнца, стража известила о твоем прибытии. Архиепископ…
- Значит, нанимаешь меня не ты, а твой архиепископ. Имел я однажды дело с одним здешним святошей. Он хотел меня обмануть. Похоже, это из-за него обо мне докладывается стража. Обычно так делают, когда в город приезжает преступник, еретик или тот, с кем могут возникнуть проблемы.
- То был архиепископ Фридрих.
- Точно, так его звали. С каких пор он архиепископ?
- Уже почти два года.
- Стой, так это он опозорился на переговорах с Эбергардом? Я думал, король лишит его звания эрцканцлера. Говорят, Оттон кричал так, что во всём замке слышали. Его можно понять, королевство из смут не выходит. Только он подавит одно восстание, как вспыхивает новое. Стоило добить Эбергарда, пока был шанс. Теперь с ним герцог Лотарингии, а Гизельберт знает толк в кознях. К тому же я слышал, к заговору может примкнуть король западных франков Людовик. Даже родной брат отвернулся от Оттона и перешел на сторону врага. И это при том, что с востока ломятся венгры и славяне, а с севера угрожают датчане. Да уж, нашему правителю не позавидуешь. Всякий порой мечтает стать самодержцем, но упаси бог быть королем Оттоном. Полгосударства против него. Немудрено, что он назначает таких бездарных переговорщиков, как Фридрих, больше-то некого. Постой-ка, он архиепископ, эрцканцлер, градоправитель и защищает власть короля в мятежном герцогстве. Как много титулов. Язык, наверное, сломишь представлять его на церемониях. Назвался бы уж просто - архиэрцпфальцмаркграфом.
- Я бы не советовал шутить при нем о неудаче с заговорщиками. Для него это больная тема, а он к тебе и так не очень-то благосклонен, ты ведь его обворовал.
- Я забрал своё – это не воровство, - возмутился Манфред. Не любит, когда его обвиняют в краже. - Когда я берусь за дело, то всегда получаю обещанные деньги, даже если наниматель не хочет платить.
- Как бы то ни было, теперь власть в руках архиепископа и он вполне может бросить вас обоих за решетку, - Эда стиснула нож в руке и немного вытянула его из ножен, если можно так назвать сплетенные ремни. Рене заметил и поспешил успокоить воительницу. - Однако архиепископ прощает вам прежние преступления.
- Мне-то он что прощает? – поинтересовалась девушка.
- Прощение в уплату за мои труды? – спросил охотник. – Нет уж, если хочешь, чтобы я взялся за дело – плати. Что, собственно, Фридриху нужно?
- Изловить колдуна, - ответил Рене.
- Изловить? – удивился Манфред. - Обычно я их убиваю.
- Архиепископ хочет устроить показательную казнь. Колдуна нужно привести живым. Это проблема?
- В общем-то, нет. Колдун будет один?
- Да, он засел на заброшенной ферме к югу от города. Мы перекрыли все дороги к ней и выставили патрули на полях и подступах к реке. Ему не уйти. Тебе нужно только прийти, схватить его и помочь доставить в город.
- Это ещё зачем? Вы что, не сможете пленника в оковах до темницы довести?
- Кто знает, что могут выкинуть эти колдуны. Лучше иметь под рукой сведущего человека.
- Ладно, осталось обговорить оплату. Колдун один, но он загнан в ловушку и от того более опасен. Двести пфеннигов, при условии, что он не наколдовал себе какую-нибудь тварь. Ах да, всё, что найду при нем - моё.
- Епископ заплатит триста серебряных, но все колдовские вещи он хочет сжечь.
Манфред насторожился, ещё никто не предлагал ему плату выше указанной, чаще наоборот. Однако колдовское кольцо не видит в том угрозы, Рене не затевает никакой подлости.
- По рукам, - согласился охотник.
- Мои люди проводят вас к ферме, я буду ждать там, - стражник поднялся из-за стола, задвинул нож в ножны и удалился.
- Охота на колдуна? Ты уверен, Манфред? – спросила Эда, когда они остались одни за столом.
- Мне их теперь бояться что ли?
- А тебя ничуть не смущает, что наниматель - святоша, коих ты ненавидишь, к тому же тот, что уже пытался тебя обмануть? Он – власть в этом городе и запросто кинет нас за решетку, когда дело будет сделано.
- Спасибо, что разъяснила мне, дураку, как устроен мир. Кольцо не видит угрозы в словах Рене.
- Не полагайся излишне на магию, Манфред – это опасно. Неспроста старейшая запрещала тебе носить кольцо в лагере.
- Не обижайся, Эда, но о колдовстве я знаю побольше сестер.

В провожатые Рене выделил одного юнца. Нос красным, как помидор, а на усах сопли блестят. И как он только умудрился простыть при такой жаре, в его-то амуниции? Солнцепек жуткий, на узеньких улочках города ни намека на ветер. В такие моменты невольно жалеешь бедолаг-стражников. Обычно-то Манфред их недолюбливает. В длинной кольчуги поверх кожаной куртки, под которой, поди, туника, а сверху на железе ещё одна. Жуть, да и только. Чёрные кожаные сапоги, штаны и перчатки. Всё, что так хорошо нагревается на солнце. Для пущего счастья на голове ещё и стальное ведро. И как они это терпят? Немудрено, что с юнца рекой стекает пот. Манфред блаженно поправил лёгкую тунику.
Вскоре город остался позади. Сперва навстречу то и дело проезжали всадники, да повозки; купцы, паломники и попрошайки, всех хватало, а эти – в рясах – примелькались до тошноты. Но на развилке всё переменилось. Дальше они пошли тропой, поросшей травой.
Сопливый провожатый рассказал, что некогда на ферме выращивали овощи и продавали в Майнц. Однажды фермеры оставили своё хозяйство и переселились в город, чтобы быть под защитой церкви. Дескать, злая сила сновала по округе и только за высокими стенами… нет-нет, не так – длань господа бережёт обитель праведных от всех невзгод.
В действиях стражи в коем-то веке видна основательность. Луч
ники за деревьями и в кустах на холме, дорога перегорожена телегой так, что не проедешь, а стережёт её отряд из семи человек. Даже колдун не пробьётся. Похоже, неплохой командир этот Рене.
Он выделяется средь прочих стражников. Для человека среднего роста слишком широк в плечах. У него коротко постриженные волосы, да и шрам под глазом тяжело не заметить. На шее амулет – знак архиепископского посланника; вычурная разрисованная побрякушка. Лучше бы без него, портит суровый образ.
- Он там, - Рене указал пальцем на окна второго этажа.
Манфред спешился, привязал Счастливчика к телеге. Эда сделала тоже самое, а затем сняла с себя плащ.
- Ты что удумала? – спросил её охотник.
- Без плаща удобней стрелять, - ответила девушка невозмутимым тоном.
- Ты не идешь.
- Ещё как иду, - возмутилась воительница. – Старейшая приказала мне следить за тобой, одного я тебя не отпущу, - Манфред пристально поглядел на Эду неодобрительным взором, но возражать не стал.
- Вы закончили препираться? – поинтересовался Рене.
Всё вокруг поросло травой. Можно и подползти к дому, но при полном безветрии такой трюк не пройдёт. Лучше как можно скорее зайти в дом, и напасть на колдуна с двух сторон. Коль уж Эда напросилась, стоит использовать её таланты.
Манфред положил руку на сумку с метательными ножами, воительница держала стрелу наготове. Архиепископ, конечно, хотел живого колдуна, но не рисковать же жизнью ради глупой прихоти. Предчувствие подсказывало, что ссоры всё равно не избежать. Главное, чтобы деньги не пришлось выбивать силой, а то скоро негде будет работать.
Когда Манфред и Эда прошли половину пути, что-то ярко сверкнуло в окне второго этажа. Они отскочили в стороны, а огромная, будто ледяное копье, сосулька воткнулось в землю.
- Уходите, и передайте архиепископу, что я скорее умру, чем сдамся, - крикнул колдун и спрятался за подоконником. Голос напуганный.
- Останься здесь, - скомандовал охотник воительнице. – Как эта мразь покажется, пусти в него стрелу. Только не убивай, просто припугни. В крайнем случае, рань в плечо. Главное, чтобы он до костра дотянул.
Манфред бегом устремился к дому, а Эда, присев на одно колено, навела лук на окно. Едва в нем показалась белобрысая голова чародея, она спустила тетиву. Стрела воткнулась в подоконник, колдун, словно испуганный котенок, нырнул вниз, а охотник благополучно подобрался к дому.
Все ставни нараспашку, так что внутри светло. Ферма неплохо сохранилась, стены, крыша на месте, даже не покосилась. Грязно немного, да и всё. Так с виду и не скажешь, что она заброшена. Тут кто-то жил всё это время. Колдун, возможно. Должно быть, он и спугнул фермеров. Но почему тогда его решили изловить только сейчас? Охотника что ли ждали?
Еще одна стрела звонко вонзилась в дерево, а вслед раздалась брань. Колдун всё ещё наверху. Манфред шагал медленно, тихо и осторожно. Чародеи любят устраивать ловушки в своих жилищах. Он не хотел попасться в одну из них, и потому обходил всё, что выглядело новым в старом доме.
Колдун прятался у окна, всё пытался наколдовать что-нибудь стоящее, но всякий раз, как он показывал свою светловолосую макушку, стрела Эды гнала его назад в укрытие. Последняя пролетела так близко, что оцарапала щёку.
Больше он не высовывался, и это плохо. Сидит, прижавшись спиной к стене, и глядит прямо на проход, где за углом стоит охотник. Но вот паршивец решил сменить окно. Едва он отвернулся, Манфред выскочил из-за укрытия.
Колдун услышал шаги, а толку. Сперва удар по голове, от него зазвенит в ушах и перед глазами задвоится. Не в силах устоять, чародей опустился на одно колено. Когда слегка пришел в себя, к шее прильнул огромный нож. Рука охотника сдавила плечо, подняла на ноги и прижала к стене. Он стукнулся затылком, из уст вырвалось пискляво:
- Ой-ой-ой.
Ещё совсем ребёнок, от силы двадцать лет, даже борода не растет, только жиденькие усы. Лицо в прыщах, весь грязный, весь в пыли. На нём песочный льняной плащ, весь выцветший и протертый до дыр – некогда дорогая вещь. Светлая кожаная куртка тоже достойно смотрится, хоть кожа и потрескалась. Коричневые перчатки и сапоги. Штаны, вроде бы, бурые. Трудно понять, они в грязи.
- Я не хочу назад в темницу, - заверещал колдун, и заплакал, словно девица. Ноги подкосились, держался стоя он исключительно стараниями Манфреда. Охотник накинул на кулаки мешки (лишил пальцы свободы), туго связал руки за спиной, и повел размазню вниз. Из вещей у него лишь колдовской том, скудный объёмом и содержанием, пара зелий, да амулет.
- И за это тебе платят деньги? – спросила Эда, жестикулируя в саркастичной манере. Трудно поспорить, на первый взгляд работенка простенькая.
- Всё самое интересное впереди, - ответил Манфред, и повёл колдуна к Рене, но прежде закинул воительнице в колчан пузырьки.
- Что ты делаешь? Меня за это на костре сожгут, - возмутилась она.
- Да не переживай ты, всё будет нормально, - якобы успокоил.
- Не может быть, - удивился стражник, увидев лицо чародея. - Да это же Пипин.
- Ты его знаешь? – полюбопытствовал охотник.
- Да, он священник на побегушках у архиепископа. Понятно, почему он хочет его живым.
Это сулит проблемы. Теперь ясно, отчего Фридрих заломил такую цену за непутёвого колдуна-сопляка. Зачем сохранять ему жизнь? Если хотел уладить всё втихую, проще убить и бросить гнить на ферме. Пытается сойти за честного и принципиального церковнослужителя?
- Рене, никто из кардиналов не собирается навестить Майнц в ближайшее время? – спросил Манфред.
- Нет, но скоро к нам прибудет король, - ответив, стражник призадумался. – Думаешь, так архиепископ пытается загладить вину?
- Вряд ли Оттон оценит. Он увлечён восстанием герцогов, до колдунов ему нет дела. Всё же церковные мыслят совсем не так, как хотят светские правители.
- Король укрепляет духовенство, ставит его в противовес дворянству. Ему нужна поддержка церкви. Он знает, чем они живут, и понимает, что они за люди. Он примет дар архиепископа, даже если тот бесполезен. Ведь Бог указывает путь, а не король. Король лишь волен выбирать, прислушаться к слуге господню или нет.
- Как бы не вышло так, что королевством правит церковь.
- Опасные слова, охотник. Лучше держи подобные мысли при себе.
Совет дельный, но Манфред вряд ли им воспользуется. Он люто ненавидит церковь. Не сможет сдержать язык, если есть что сказать. Когда-нибудь это его погубит. Возможно, очень скоро.


***



В детстве Манфреду довелось гостем побывать в темнице Вормса, с тех пор он их невзлюбил. Да кто вообще может любить сырые стены, мерзкий запах, крики-стоны людей? Лишь мерзкий человек, каким и был тюремщик Бозон.
В юности он получил удар палицей по голове. Лицо с тех пор обезображено, нос кривой, а от его улыбки можно прослезиться. Сальные кучерявые волосы, дрянная кожа, бледный, как сама смерть. На улицу из подземелья не вылезает. Забыл, поди, что такое солнечный свет.
Да и зачем? Он здесь, как дома. Тут и живет. Вопли людей ему смех детворы, зловония – душистый аромат цветов, а сырость приятней солнечных лучей. Люди его такие же мерзавцы, иных здесь не осталось, темница быстро изгоняла слабаков.
Он не носит гербов, на нем лишь кожаный доспех грубой работы. Толстенные перчатки, он не снимает даже когда спит. На поясе вместо меча огромная дубина. На ней засохшая кровь и чьи-то волосы. Он ими, будто бы, гордится. Рядом с ней острый нож без ножен. Так, просто заткнут за ремень.
Когда ходит, слегка прихрамывает на одну ногу. И без того обезображенный он вечно морщится и кривит губы. Взгляд – злобный и пустой. Души там нет, она давно сгнила. На заключенных смотрит, как на еду. В их муках он находит наслаждение. Добра не жди, коль оказался в его лапах.
Они с Рене не ладят, сразу понятно. Гвардеец презирает тюремщика, открыто порицает его пороки, а тот ненавидит честного и принципиального стражника. Загадка, почему они до сих пор не поубивали друг друга.
- Какого черта ты здесь делаешь? – злой бас Бозона гулом пробежал меж стен.
- Привел пленного колдуна, - Рене не скрывал неприязнь, но был сдержан.
- А они здесь на что? – тюремщик указал на Манфреда и Эду (это не вопрос). – И без тебя справимся. А-ну проваливай! Стереги улицы, защищай старух, а мужскую работу оставь тем, у кого на неё хватает духа.
- Не нужно иметь мужество, чтобы ломать людей. Достаточно быть мерзкой тварью, - едва Рене обернулся, чтобы уйти, Бозон бросился на него. Стражники его сдержали, и ему оставалось злобно пыхтеть вслед уходящему гвардейцу. Чуть не дошло до потасовки между «кротами» и «сопляками». К счастью все обошлось парой угроз.
Люди Рене тоже покинули темницу, оставив колдуна на волю мясника, чему тот явно был не рад. Вновь застонал, намочил штаны, задергался, попытался вырваться, но охотник его удержал. В компании тюремщиков они с Эдой повели Пипина вглубь подземелья. Амазонку и тут не обделили вниманием. То и дело слышались смешки. О чём они нетрудно догадаться.
Скверное чувство вдруг овладело Манфредом. Всё его естество подсказывало: пора браться за меч. Мрачная обстановка, лица тюремщиков, их поведение. Конечно тут не до спокойствия, но и напугать охотника не так-то просто. Эта тревога была чем-то другим. Кольцо! - вдруг понял Манфред, но поздно, на них набросились с разных сторон. Он не успел даже выхватить нож.
Их повалили на землю, били ногами и палками. Даже Эду пару раз ударили по голове и не только. Волшебные зелья в колчане, поди, вдребезги. Тюремщики не давали поблажек женщинам. Напротив, они страдали даже больше. Крысы уже спорили, кто будет первым. Манфред пытался дотянуться до ножа, но, увы, у него отняли оружие и затолкали в клетку. Эду бросили по соседству.
Даже странно, что не занялись ею сразу. Ах, ну да, колдун. Пипин вновь заскулил, словно щенок, когда понял, что настал его черёд получать увечья. Он плакал, истошно кричал, брыкался, вырывался. А толку? Его уволокли куда-то. Манфред не видел, злой он глядел на Бозона, и клялся отомстить. Пустые угрозы не в его манере. Если он что пообещал, то выполнит, непременно покарает негодяя. Он посулил мерзавцу смерть, но тот даже не обратил внимания.
- Да-да, мне уже страшно. Со страху буду пытать тебя с особым наслаждением, - усмехнулся тюремщик. Он часто слышит угрозы и обещания, но не привык, чтоб они исполнялись. Потому и пропустил слова охотника мимо ушей. – К тебе я загляну чуть позже, - он улыбнулся своей кривой улыбкой Эде и ушёл прочь. Вскоре коридоры наполнили вопли юного чародея. Громче был только смех тюремщиков.
Так длилось долго, а когда всё стихло, то стало еще хуже. Охотник понимал, теперь они придут за Эдой. Он успокаивал её, но это было лишним. Воительница не пала духом.
Послышались шаги. Манфред притих, но приготовился проклинать всякого, кто покажется. Какого было удивление, когда из темноты коридора вышел Рене.
- Так и знал, что найду вас здесь, - сухо заявил гвардеец. В голосе звучало разочарование. Он не хотел, чтобы его догадки подтвердились.
- Как видишь, наша награда, - развел руками Манфред. – Искал деньги под соломой - там их нет.
- Я понял, что-то не ладно, когда архиепископ ушёл, даже не дожидаясь вас. Будто знал, что вы не появитесь.

- Ты молодец, Рене. Я знал, что ты меня не подведешь, - архиепископ поправил расписанную золотой нитью мирту [Мирта - головной убор, часть богослужебного облачения в христианской церкви]. Из-под нее на плечи спадали черные волосы. Он повсюду носил пышный церемониальный наряд, даже когда наведывался в нищие кварталы города. Не понимал, как его убранство режет глаз голодающим. Красивая фиолетовая мантия скрывает всё, кроме ворота туники и украшений. В ней он выглядит мощней, на деле же худой, будто его не кормят.
Шею отягощает толстенная золотая цепь, на ней огромный крест, украшенный искусной филигранью и драгоценными камнями. На пальцах с полдюжины перстней, на каждый можно купить армию. Немудрено, что он почти не шевелит руками. Когда идет, они сцеплены вместе у живота, когда сидит, складывает их на стол, колени или подлокотники.
Как бы не был красив наряд, он не скроет внешней непривлекательности. Щеки изрыты рытвинами, а нос такой огромный и толстый, что невозможно не заметить. Все так и пялятся при первой встрече, чем сильно досаждают. Внешность архиепископа - его больное место.
- Ты будешь вознаграждён, но позже. Сейчас меня ждут важные дела, нужно готовиться к приезду короля, - чинно промолвил Фридрих.
- Как же охотник, Ваше Высокопреосвященство? Он будет здесь в любой момент, - напомнил гвардеец.
- Сильно сомневаюсь. Этот подлец и трус вряд ли осмелится показаться после того, как обокрал меня. Скорее всего, его и след простыл. Ушёл, довольный тем, что получил моё прощение. Таков этот малодушный народец, - с этими словами архиепископ спровадил Рене из своих покоев.
Гвардеец не питал иллюзий о своём покровителе, он знал, насколько мелочен и жаден этот тип. Фридрих и прежде обрекал людей на муки, посули это выгоду. Охотник не ушёл бы, не забрав свою награду – в этом можно не сомневаться. Он неспроста осведомился о визите короля, и правильно подметил: колдун слишком слабый дар.
Рене не привык оспаривать приказы, он верен своему господину, но становиться частью заговора против монарха – это уж слишком. Честь и слепая преданность – довольно разные понятия. Решил узнать, какие важные дела у архиепископа в преддверье появленья сюзерена. Его Преосвященство направились в темницу. Ничего странно, там Пипин, им есть о чём потолковать, но лучше всё же проследить.
- А ну-ка стой, Рене, тебе сюда нельзя, - остановил его один тюремщик у входа в подземелье. – Сам знаешь, как будет зол Бозон, если я тебя пропущу, - Он прав, злобный мясник жестоко обойдется с пареньком. Нельзя его так подставлять. Резкий внезапный взмах, мощный удар по голове и сладких снов. Рене забрал ключи и отворил тяжелую увесистую дверь, обитую железными пластинами.
Дальше путь был свободен. В темнице множество теней, легко укрыться в случае чего. Архиепископа он потерял из виду, не знал куда идти. Сырые коридоры подземелья не знакомы. Пошёл туда, откуда доносились крики Пипина.
Много мерзостей он встретил на своем пути: оголодавших мучеников, больных, страдающих от жажды; истерзанных покойников, их сваливали в кучу и вывозили на телеге. Над ними издевались, руки и ноги переломаны, ушей и пальцев нет, зубы выбиты, тело изрезано, лица и не узнать. Всех их сюда привёл Рене. С прискорбием он осознал, что больше не сможет исполнять свои обязанности.
В одном из коридоров нашлось зарешёченное окошко. Полукруглое, размером до колена, оно упиралось в пол и выходило в своды пыточной. Снизу визжит растянутый на дыбах Пипин. Архиепископ стоит рядом, тюремщики вращают валик по его указанию, а Бозон бьёт чародея дубиной по ногам, когда тот слишком тихо кричит.
- Умоляю, Ваше Высокопреосвященство, я ведь делал всё, что вы просили, - запищал он, когда позволили, - но это слишком сложное колдовство, оно убьёт меня.
- Дыбы тебя убьют, Пипин. Такая смерть куда болезненней, не так ли? – архиепископ обратил взор к Бозону.
- О-о-о, - сладостно протянул главный тюремщик, - я могу сделать твои муки нестерпимыми. Ты испытаешь ласки всех моих «малышек». Поверь, дыбы самая нежная из них. Я покажу тебе свою коллекцию ножек. Уверен, ты оценишь. Сперва ты изойдёшь холодным потом, а после тело пронзит адский жар, и только тогда я суну раскаленную кочергу тебе в задницу. Ты сам будешь молить о смерти, но я лишь остужу твой пыл в холодной камере. Захочешь уснуть - окачу ледяной водой, присядешь отдохнуть - сломаю копчик, прислонишься к стене - сдеру со спины кожу, прикроешь глаза - отрежу веки.
- Хорошо-хорошо, я сделаю, - Пипин заплакал, тюремщики засмеялись, архиепископ улыбнулся.
- Глаз с него не своди, чтобы этот червяк и не помыслил убежать, - поручил Бозону Фридрих, а сам удалился из злачной комнаты.
Поблизости послышались голоса. Рене решил, что пора уходить. Он поблуждал какое-то время по тёмным коридорам, а вскоре вышел, куда и хотел. Охотник и его спутница сидели в камерах. Они могли больше поведать о планах архиепископа, Манфред многое знал о колдовстве.
- Да тут и гадать не надо, он готовит колдовскую пакость к приезду короля, - сходу заявил охотник, дослушав до конца рассказ гвардейца.
- Какую именно?
- Почём мне знать? Лучше спроси архиепископа, Бозона или Пипина, если он будет жив, когда закончит. Сложное колдовство – это, скорее всего, проклятие.
- Как его остановить или обратить? Что вообще с ним нужно делать?
- Освободи нас, мы поможем. И почему ты, собственно, до сих пор нас не выпустил?
- Я не знаю, за что вас бросили за решетку.
- Серьезно? За то, что помогли тебе изловить колдуна. Забыл?
Упрек подействовал, Рене достал ключ и засунул в замочную скважину. Провернуть не успел, сзади, откуда ни возьмись, выскочил главный тюремщик. Не то смекнул, что происходил, не то подслушивал их разговор – не важно. В руке он держал нож, вонзил его в спину гвардейца. Рене не понял, что случилось, но среагировал. Он обернулся и стукнул мерзавца локтем в лоб. Бозон не устоял и повалился, но для Рене всё кончилось плачевней. Он сделал шаг и потянулся к ножнам, на следующий достал меч, на третий повалился и испустил дух.
Манфред не растерялся. Ключ был в замке, осталось только провернуть. Бозон увидел его и потянулся за ножом. Вынул лезвие из спины мёртвого врага и бросился на охотника. Он не боец, ножом орудует как мясницким тесаком. Слишком широкий и явный замах, лишь бы сильней ударить.
Манфред подставил руку, схватил тюремщика за запястье, сделал шаг в сторону и полуоборот. Бозон на всём ходу влетел в решетку головой. Забрать у него нож теперь не сложно, а с перерезанными сухожилиями он не убежит. Кричал, конечно, жуть как громко, но шума и без того вышло много. Надо спешить.
Манфред освободил Эду, а после проверил Рене. Умер хороший человек. Немного жаль, хоть толком не знакомы. Они забрали свои вещи и могли уйти – это разумно. Какое дело охотнику до заговоров и интриг? Сестру света и вовсе кодекс обязывает держаться в стороне. И почему они колеблются?
Манфред обратил взор на главного тюремщика. Перебирая руками, тот полз по полу, теряя драгоценности. Перстни, кресты, серёжки сыпались из разрезанного сапога. Теперь понятно, от чего он прихрамывал.
- А ну стой, мразь, - Манфред наступил ему на ногу, от чего тот завыл, словно раненный волк. – Говори, что затеял архиепископ?
Громко пыхтя, тужась от боли, Бозон выдавил ответ:
- Пообещай, что не убьешь меня, если я расскажу.
- Убить такую тварь как ты, доставит мне немало удовольствия, но, так и быть, я обойдусь.
- Колдун создал проклятый предмет.
- Что за предмет?
- Не знаю, его в сундуке унесли. Какая-то драгоценная безделушка. Фридрих подарит её королю, тот заразится и умрёт.
- Он что, совсем из ума выжил? Заговорщики захватят власть, и эрцканцлер короля первым лишится головы.
- Он в сговоре с герцогом Эбергардом. Тот в тайне приезжал в Майнц несколько недель назад. Если король умрёт, Фридрих будет купаться в золоте. Задумайся, охотник, выбери нашу сторону, и тебе больше не придётся пачкать сапоги, вылавливая колдунов.
- Лучше грязь на подошвах, чем на репутации, - Манфред убрал ногу. Тюремщик вздохнул с облегчением. – Эда, - воительница вынула меч из ножен.
- Стой, стой, ты обещал, - Бозон от страха позабыл, что у него теперь нет сухожилий. Беспомощно брыкаясь, он попытался встать.
- А я не обещала, - кровь окропила сестринский клинок.

Уж очень много времени они потратили и больно нашумели. Вся темница стояла на ушах, а вскоре молва о бегстве заключенных дошла до верхних этажей замка. Кое-где удавалось скрыться, но порой пробивались с боем. Оно и хорошо, взяв пленного, им не пришлось блуждать по коридорам. Он, в общем-то, вёл себя покорно. Однажды попытался крикнуть, но Манфред успел зажать ему рот, а после сломал в наказание челюсть. Дальше дорогу он указывал пальцем.
Минуя патрули, они добрались до покоев Фридриха. Архиепископ отсутствовал, но сундук стоял на столе. Ключа, конечно же, рядом не обнаружилось, да и замок сломать непросто. Крепкий, сделан на совесть.
- И что теперь делать, с собой его тащить? – спросила Эда. Она хранила видимость спокойствия, но нервы были на пределе. В подобных передрягах ей бывать впервой. Стражники рыщут по коридорам и на улицах Майнца, а они в самом сердце замка, пытаются достать проклятие из запертого ларца.
- На ферме Пипин метнул в нас ледяное копьё, использовал стихию воды. Вряд ли он чем-то ещё владеет. Постижение каждой стихии – целая наука. Нужен не один год, чтоб овладеть. Скорее всего, для сотворения предмета он использовал ту же силу. Огонь уничтожит любой предмет, сотворенный стихией воды.
Эда схватила со стены факел и подожгла скатерть. Она разгорелась, вспыхнул весь стол, а вместе с ним сундук. Огонь перекинулся на мебель, что стояла по соседству. Всё вокруг быстро заполыхало. Если кто-то ещё не видел дым, то он слепец. Вскоре в покоях Фридриха появятся стражники. Манфред и Эда поспешили покинуть столь негостеприимный дом.
Удача поначалу им сопутствовала. Они вышли из замка незамеченными, даже нашли своих скакунов. Те до сих пор стояли привязанные на прежнем месте (у входа в темницу). Никто их даже не стерёг. Оставь коня в другом районе города, с него мигом подковы снимут, а здесь он сперва помрет с голоду и крысы обглодают плоть, тогда кто и заметит. Бандиты расторопней стражников. Их бы усилия во благо обществу.
Везенье кончилось на выходе из города. Ворота заперты, большой отряд их стережёт, ни обойти, ни пройти мимо, ни пробиться.
- Нужно увести часть солдат. Я отвлеку их, сделаю крюк, вернусь, а ты пока откроешь ворота, - Манфред спешился, и дал поводья Эде.
Привлечь к себе внимание не сложно, достаточно вонзить нож в створ прямо над головой у стражника, и все кинутся за тобой вдогонку.
Охранять ворота остались двое. Один получил стрелу в ногу, другой в плечо. Ранения неприятные, но не смертельные.
Сдвинуть засов в одиночку тяжело, но Эда справилась. Она сидела верхом в шаге за воротами, в руке держала поводья Счастливчика. Когда Манфред показался из-за домов, она обрадовалась. Казалось, дерзкий план побега удался. Однако чуть поздней она увидела, что он хромает и держится рукой за бедро. Из ноги торчит стрела, а сзади уже догоняют гвардейцы.
- Уходи, - крикнул он, а спустя миг на него напрыгнул первый стражник. С ним Манфред справился, но следом его догнали и другие. Его повалили на землю, били и пинали. Сильно досталось по голове, он потерял сознание.
Когда начал немного приходить в себя, понял, что его волокут под руки. Каменная кладка, нет ветра, и тишина. Подумал было, что тащат в каземат, но слишком уж светло вокруг. Его бросили на пол, гладкий и ровный. Вокруг шепот, десятки голосов, может, и больше.
Немного приподнявшись, он огляделся. Просторный зал, в нём люди знатного происхождения (то сразу видно по одежкам). Рядом архиепископ, с ним с пято́к стражников с крестами на груди, а возле два десятка тех, что носят другой герб. И тут Манфред увидел его. Сидя на троне, он величественно озирал всех с высоты. Взгляд гордый, мудрый и уверенный. Такой он – молодой король. Ему лишь двадцать шесть, а он уже правит страной в столь неспокойное время. Окружённый смутами и заговорами, он делает это достойно.
Высокий, плечистый, стройный и подтянутый, красив. Ну, прямо истинный король. Мечта, а не правитель. Как можно воевать против такого? Но если знать его чуть лучше, он весьма дерзок, самоуверен и горделив. За словом в карман не полезет, и выскажет всё, что думает, понравится тебе это или нет.
Он вообще мастак поиздеваться. Взять хоть сейчас. Дабы позлить архиепископа он нацепил красную мантию. Фридрих пока мог лишь мечтать надеть однажды красное (красный – цвет мантии кардинала).
Весь наряд Оттона – одно сплошное украшение. Чего стоит лишь меч. Ножны расписаны золотом так, словно выкованы из него. На рукояти ярко сверкает большой рубин. На пальцах несколько колец, среди которых королевский перстень с печатью. Мечта воров, ему цены нет. Королевский указ гласит передать предъявителям сего документа сто фунтов серебра из казны города? Пусть они выглядят как крестьянские замарашки, деваться некуда, печать-то подлинная.
Манфред не сразу понял, зачем его представили Оттону, но когда Фридрих начал расписывать, как охотник в сговоре с колдуном замыслил поджечь замок в день визита короля, всё стало ясно. Его возражения само собой никто не слушал. Лишь стражник, что давали пинка, едва он молвил слово.
Как оказалось, охотник – рьяный заговорщик. Его послали в Майнц убить разом короля и эрцканцлера. Он даже прибег к помощи колдуна, чему есть доказательства. Пипина вели под руки, он пускал слюни, глядел в пустоту и спотыкался. Но стоило спросить, кто был его сообщником, тот, не задумываясь, указал на Манфреда.
Оттон приехал в Майнц не для того, чтобы вершить суд над бандитом и чародеем, а потому особо не вникал, сходу вынес обоим приговор – колдуна сжечь, охотнику отрубить голову. На том суд и закончили, приговорённых увели в темницу.


***



Вокруг голые стены камеры, они уж опостылели. Третий день заточения – день казни, а его до сих пор не кормили. И правильно! К чему переводить еду на мертвеца? Хоть поят часто, и то ладно. Без сапогов довольно холодно. Из вещей оставили только штаны, да тунику.
Стережёт его новый охранник, Манфред его прежде не видел. Слишком уж добрый для тюремщика. Не грубит, не пугает скорой казнью, спать не мешает, чёрт, даже в воду не плюёт. Охотник впервые за решеткой… второй раз, но с очень коротким промежутком, если точнее. Опыт не бог весть какой, но все, кого довелось встретить раньше в стенах этого проклятого места, были куда как менее приятными людьми.
Вот и откуда он такой здесь взялся? Его и оскорблять не хочется. Какая жалость. На ком же вымещать обиду? Заняться совсем нечем, дни тянутся мучительно и долго, а мысли не дают покоя. Лишь думать о случившемся и остается.
Ему бы нервничать, трястись за свою шкуру, грехи отмаливать. Архиепископ присылал священника. Манфред спровадил его в самой грубой манере. Решил, церковь не вправе отпускать ему грехи. Уж точно не прихвостень этого лицемера Фридриха. Тот напророчил муки адские, но охотник от чего-то необычайно спокоен. Конечно, умирать не хочется, в особенности так. Он бы хотел уйти с мечом в руках, но к казне с детства подготовлен.
Он ни о чём не сожалел. Хотя, нет, сожалел. Оттон никак не шёл из головы. В присутствии его до́лжно бы трепетать, но Манфред ощущал лишь головную боль. Давно хотел увидеть короля, и вот те на, дождался. Толком не разглядел, и оценить не смог. Скор на решения, пожалуй.
Днем ранее казнили Пипина. Что ж, так ему и надо. Никто не станет горевать. Этот тщедушный, впрочем, и того меньше мучился, последние два дня лишь пускал слюни. Чем заслужил – не ясно.
Глянуть бы на костер. Манфред ни разу не видел, как горит колдун. Интересно, что происходит, когда он жарится? Отец ему как-то рассказывал, будто в муках чародей может породить проклятие. Святоши верят, что очищающий огонь одинаково хорош для каждого, но маг, владеющий силой огня, изрядно посмеётся на прощание. Всё равно, что масла подлить в огонь. Ни в данном случае, однако. Пипину костёр в самый раз.
Шаги сапог раздались в коридоре, бряцанье ключей, легкий смешок. Ну, вот и его очередь настала. Шесть стражников пришли сопроводить на плаху. Один не говорит, но очень злобно пялится – челюсть поломана. Болит, наверное. Синяк на пол лица отрадный. С таким, пожалуй, даже улыбаться больно. Обидно, такой ведь повод.
Солнечный свет. Манфред не думал, что за три дня по нему так истоскуется. Город будто бы пуст. Как оказалось, все собрались в одном месте. Он не подозревал, что привлечет столько народу. Хотя чему тут удивляться, им нравится любая смерть.
До плахи сквозь толпу две дюжины шагов. Со всех сторон кричат, ругают, проклинают почём зря. Все его ненавидят. Откуда такая злость, когда он успел насолить всем этим людям? Они всё это от души или чтоб оправдать свой интерес к кровопролитию?
Кидаются, кто добрый, овощами, но прилетает и камнями. Досталось и «сломанной челюсти», прямо в синяк, повезло, что не камнем. Ещё бы чуть и заплакал, чудом сдержался. Вцепился в руку Манфреда, как клещ, дабы не завизжать от боли. Теперь и у него на память о знакомстве синяк останется. Какая разница, этой голове недолго сожалеть.
Мелькали в толпе и знакомые лица. В первом ряду стоял нечистый на руку хозяин ночлежки. Бугаи растолкали всех, чтобы Карлу не мешали смотреть на казнь. Он, довольный, улыбался, не сдерживал себя в издевках. Карма, божий промысел, справедливость.
- Да, Бог всегда наказывает негодяев, - заявил всем архиепископ. Толпе понравилось, она кивает. Стоит прямо у плахи, хочет быть ближе всех. Ему бы самому себя послушать. Вдруг поскользнётся (немногим ранее тыквы рубили, до сих пор мякоть под ногами), упадёт, шею свернет. Нет, глупо просить у бога. Манфреду дай возможность, сам всё сделает.
Колода вся изрублена, и кровью пахнет. Её бы под дождем хоть оставляли. Видно, берегут, не хотят, чтобы разбухла. Топор должен впиваться в неё жестко, словно в стену, и отделять голову легко, будто волосок. А грязь… да кого это волнует?
Ну, хоть больно не будет, быстро и зрелищно.
Ру́бля голов – тоже требует мастерства. Мастеру бы помыться, несет, как от помойного ведра. Тяжелой рукой он поправил голову под сруб, чтоб та упала прямиком в корзину, а не покатилась по помосту к толпе. Основательный.
Народ бы это, конечно, порадовало, но придётся им обойтись тем, что отрубленную кочерыжку охотника насадят на копье и каждый сможет ею любоваться. Сперва, разумеется, здоровяк с мешком на голове и прорезью для глаз поднимет обрубок над собой, продемонстрирует труды своей работы. Мужики гулко закричат и улыбнутся одобрительно, Карл так и вовсе громко рассмеется, и бугаи его поддержат, женщины завизжат, а юная прелестница в первом ряду зардеет.
Смотрит неотрывно, будто влюбилась. Лицо красивое, но незнакомое, а жаль. Что же её так будоражит? Словно, впервые смотрит казнь. Наверное, вчерашний костер пропустила. Ещё совсем девчонка. Поди, сбежала от отца. Стыдится своего порока, но хочет себя побороть, вот и стоит так близко.
Народ разом замолк, а значит, топор завис над головой. Манфред не сомневается, взоры всех стражников прикованы к нему. В такой тиши звон тетивы отчетлив, его ни с чем не спутаешь. По звуку можно лук узнать. Этот добротный, сестринской работы. Громила ойкнул злобным басом, топор упал и разрубил корзину надвое. Охотник поднял голову.
Следующий выстрел сбил с ног архиепископа. Он застонал, брыкаясь на полу, на лбу вырос шишак. Стрелы с затупленным наконечником – больно, но не смертельно. Сестры не убивают тех, кто им не угрожает.
Народ засуетился, что на руку воительницам, так их совсем не видно. В толпе, когда всё движется, попробуй найди парочку лучниц. Они метко сразили стражников на стенах, ловко обезоружили и тех, что сдерживали массы. Люди метнулись врассыпную, визжа уже отнюдь не от восторга. Карл стоял на месте, не мог понять: Как так? Что происходит? Почему негодяй всё ещё жив? Бугаи бросили его и дали дёру. Кто-то из них локтем заехал по виску, другой запнулся об него, третий наступил на руку. Хруст, будто хворост разломали. Воришка заорал, кисть не должна быть так изогнута, как лук.
В возникшей суете кто-то вскочил на помост. Манфред увидел Эду. Она разрезала верёвки, помогла встать, врезала архиепископу по животу и повела охотника прочь. Рада окликнула сестёр и те вмиг растворились средь людей. Ворота нараспашку, рядом без сознания лежали стражники.
Все вместе они собрались в лесу вдали от Майнца, здесь ждали лошади. Эда и ещё дюжина сестер, включая Раду. Чуть позже их отыскал добрый тюремщик. Как оказалось, он подчинён воле воительниц. Давно жил в Майнце, жителям хорошо знаком. Узнав о неприятностях охотника, пошёл в тюремщики. Рассказывал сёстрам, как обстоят дела. Принес Манфреду его вещи. Теперь он переселится куда-нибудь подальше, начнет новую жизнь.
- Я уж думал, вы не поспеете, - поделился мыслями охотник. Так он хотел сказать: «Я благодарен за спасение».
- Темницу хорошо стерегли, глупо было соваться, - голос Рады слегка сердит. Оно и ясно, сёстры света не нападают на города. Скрытность – их главное оружие, незнание людей – их инструмент. Открытые действия, как правило, имеют неприятные последствия. Воительницы сильно рискуют из-за него. Старейшая непременно устроит взбучку. Как бы ни хотелось отъесться досыта, в лагерь сейчас лучше не возвращаться.
- Я продолжу поиски, - заявил о намерениях Манфред, Рада тут же нахмурилась.
- Ты сдурел? Едва живой остался. Ты не готов, раз дал себя поймать. Тебе нужно вернуться, залечить рану. После будешь искать свой меч.
- Ценю заботу, но ты не можешь мне приказывать. Восстание набирает силу, вот-вот случится решающее сражение. Мой меч сейчас у рыцаря, а рыцари на войне умирают. Если хочу вернуть Квинтилиум, я должен поспешить.
- Делай, как знаешь, Манфред, но в следующий раз, как попадёшь в темницу, спасайся сам. Уходим, сестры, - скомандовала Рада.
- Я иду с Манфредом, - возразила Эда.
- Что ты сказала?! – вспылила Рада. – Ты оспариваешь мой приказ?
- Старейшая велела мне его сопровождать. Я исполняю её волю.
- Это было до того, как вы вмешались в политические распри. Мы держимся в стороне от дел королей, герцогов и епископов.
- И, тем не менее, старейшая не отменяла своих распоряжений, - заметила Эда. Рада не спорит, воля старейшей – закон.
- Что ж, исполняй приказ, покуда он не изменился.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Валерий Панов
сообщение 28.8.2014, 14:14
Сообщение #7


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 50
Регистрация: 27.8.2014
Вставить ник
Цитата




Цитата(NatashaKasher @ 28.8.2014, 16:20) *


Вы пытаетесь создать атмосферу, но вам это не удаётся из-за перескоков точки зрения. Вы должны выбрать, где находится рассказчик. На улице? В доме? Рассказывайте проще, и главное - придерживайтесь одной точки зрения, тогда текст сразу заиграет.
В начале, расказчик явно находится на улице, ему под одежду проникает холод, потом нам дают понять, что запах нечистот на улице был ему в начале неприятен, а потом - наоборот, он привык (попаданец?). Только начинаешь этим интересоваться - как вдруг - пшик. Идёт какой-то совсем другой человек, а сердце бьётся "громче и сильнее" (не нужно и "громче" и "сильнее") - у кого? Точка зрения перемещается внутрь дома - чьего?
Если уж начинать книгу с описания, то оно должно быть предельно конкретным, создавать картину, а не набором общих мест.
Какое ещё какрание ворон при свете луны??? Вороны - не совы. При свете луны они спят.

Вот ворон не спит http://www.v3wall.com/wallpaper/medium/120...22106365432.jpg, и эти не спят http://imag.sector.sk/files/users/blog/803...342-1412189.jpg, и тут, глянь-ка, тоже не спит http://crosti.ru/patterns/00/05/7d/d21de08...ture_mirror.jpg. У ворона устойчивый образ мрачной птицы, ночь в самый раз.
А кто тебе сказал, мой друг, что повествование ведётся от лица героя? Скорей уж, вертится вокруг него, и то не всегда. В тексте есть выделенные курсивом места - там, и только там повествует герой. В остальном же, если ты не заметил, везде отстранённое повествование.
Перескоки я использую очень часто, и использую намеренно, чтобы действие продвигалось быстрее. Таков уж мой стиль, не каждому он по нраву.
Цитата(NatashaKasher @ 28.8.2014, 16:20) *
Почему днём "шум тысяч глоток"? Народ там постоянно вопит?

Интернета нет, единственный форум на улицах, а они узкие, домики стоят плотно, эхо разносится словно в трубе
А про "громче и сильнее" - спасибо, исправлю на "громче и быстрей"=)
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Гость_Сочинитель_*
сообщение 28.8.2014, 14:14
Сообщение #8





Гости



Цитата




Зря вы такие портянки выкладываете - мало кто станет читать, а то и вообще никто. Две-три вордовских страницы за один раз вполне нормально. А это явно много.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Валерий Панов
сообщение 28.8.2014, 16:31
Сообщение #9


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 50
Регистрация: 27.8.2014
Вставить ник
Цитата




Цитата(Сочинитель @ 28.8.2014, 22:14) *
Зря вы такие портянки выкладываете - мало кто станет читать, а то и вообще никто. Две-три вордовских страницы за один раз вполне нормально. А это явно много.

Мне не в тягость, а читать я никого не заставляю. Кто захочет, тот прочтёт=)
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Гость_Сочинитель_*
сообщение 28.8.2014, 17:04
Сообщение #10





Гости



Цитата




Ясно.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Валерий Панов
сообщение 28.8.2014, 17:07
Сообщение #11


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 50
Регистрация: 27.8.2014
Вставить ник
Цитата




Кстати, спасибо за правки
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Ра солнценосный
сообщение 28.8.2014, 20:56
Сообщение #12


Создатель миров
*****

Группа: Пользователи
Сообщений: 3775
Регистрация: 29.9.2013
Вставить ник
Цитата
Из: пирамиды




Почитал. Вам нужно перестать описывать очевидное в предложениях.
Юная девушка лежит в своей кровати, не шевелясь и не моргая.
Юная девушка на кровати не шевелится и не моргает(убираем слово лежит - очевидно же)
Примеров еще много, но с планшета перечислять влом.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Валерий Панов
сообщение 29.8.2014, 2:04
Сообщение #13


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 50
Регистрация: 27.8.2014
Вставить ник
Цитата




Цитата(Ра солнценосный @ 29.8.2014, 4:56) *
Юная девушка лежит в своей кровати, не шевелясь и не моргая.
Юная девушка на кровати не шевелится и не моргает(убираем слово лежит - очевидно же)
Примеров еще много, но с планшета перечислять влом.

Не нравится мне, как это звучит, а вот слово "своей" я бы убрал, оно, пожалуй, ни к чему.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Валерий Панов
сообщение 29.8.2014, 2:43
Сообщение #14


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 50
Регистрация: 27.8.2014
Вставить ник
Цитата




Глава 4
Честь рыцаря




Королевство восточных франков
Герцогство Франкония
Деревня у замка Кассель
939 год н.э.




Фритцлар остался позади еще утром. Солнце уже склонялось к горизонту, а они только-только нашли деревушку, о которой рассказывал гвардеец из Франкфурта – единственный, кто вспомнил Сэра Теодора. До границ герцогств Саксонии и Тюрингии отсюда рукой подать. Немудрено, что обстановка здесь царила скверная. В глазах людей видно недоверие и злость, но чаще они попросту отворачивают взоры. То здесь, то там сгоревший дом, в оврагах мертвая скотина, все псы куда-то подевались, а на дорогах дохлого кота обгладывают крысы. Мелкие падальщики совсем обнаглели, даже не прячутся, шныряют всюду, а где и вовсе сидят на подоконнике.
На кладбище идут похороны, сквозь крики воронов слышится плач. Так может плакать только мать, потерявшая дитя. Тут же на входе в земли мёртвых проповедник – грязный прыщавый монах, совсем молодой, взгляд фанатичный, речи пылкие:
- Покайтесь! Только так сможете вознестись на небо. Просите у Господа прощение, и вы его получите. Лишь тем, кто чист душой, откроются ворота Рая. Видит Бог, вам есть в чём каяться. Недаром он обратил на вас свой гнев. Все мы расплачиваемся за вас – грешников!
Монах не намекал ни на кого конкретного, но Манфреду хватило и того, что себя к числу последних тот не причислял, да и противный слегка писклявый голос раздражал. Он стянул крикуна с камня, на который тот взобрался, чтоб его лучше видели, и повалил лицом в грязь. Руки распускать не стал, юнец, в общем-то, этого не заслужил. Взбесили его проповеди, да и только.
Никто не оценил, всем наплевать. Рядом дом гробовщика. Тот – крепкий немного сутулый мужик - ненадолго отвлекся, посмотрел на это дело, нахмурил бровь и вновь прошёлся рубанком по дереву. Прочие даже не глянули. Монах, лежа в грязи, продолжил проповедовать в спину охотнику. Теперь уж трудно было не понять, кому «ворота в рай закрыты», и кто «тот грешник, что оскверняет нашу землю».
Скверных солдат всегда слышно издали. Пьяный смех-гогот, скрип оконных ставней, пустота на дороге. Лучше и Манфреду с Эдой укрыться где-нибудь. Они зашли за дом, вскоре мимо прошагали шестеро «бравых воинов». Не королевские и не маркграфа Геро Железного, на груди герб герцога Эбергарда (красные зубцы на белом фоне или белые на красном, как посмотреть). Попробуй разбери, кто лучше. Лучше не попадаться никому.
Далековато они от основного войска. Не фуражиры точно, разве что пивные, а так уж больно мал отряд, и на разведчиков никак не смахивают, излишне шумные. Дезертиры, не иначе, грабители, насильники и мародеры. За такими всегда след из трупов.
Смеркалось, когда они нашли дом рыцаря. Большой, но не ухоженный. Сэр Теодор долго не отвечал на стук. Манфред колотил в дверь без устали. Когда она-таки распахнулась, с порога на гостей посыпались ругательства:
- Какого чёрта долбишься тут, словно дятел? Что нужно? Проваливай с моего порога! Думаешь, коль без руки, не дам отпора? Я вырежу у тебя на груди свой герб, чтобы другим неповадно было ко мне соваться.
Сэр Теодор далеко не молод, легкая проседь пробивается там и тут. Одежды его старые, зато недавно стиранные. В любом случае, простолюдин таких не носит. Поверх кожаной куртки зачем-то нацепил тунику. Герб на ней не знаком (поле клеверов на синем фоне разделено по диагонали белой полосой). Должно быть, личный или местного синьора, если Сэр Теодор, конечно, ещё служит, что вряд ли. Хотя, похожий герб уже встречался где-то по пути. Совсем недавно, кажется. И кому на службе нужен калека?
На поясе у рыцаря нож в ножнах. Левой рукой он держится за рукоять, правой культей ткнул Манфреда в грудь и повторил:
- Проваливай!
Рыцарь ничего не сделал охотнику, его меч всё же не он украл. Ну, нагрубил, конечно, но и только. Скорее всего, Сэр Теодор честно купил Квинтилиум, и выложил за него кругленькую сумму, да и для грубости у него, видимо, есть повод. Однако Манфред так близок к своей цели, что может и сорваться. Рука так и тянется к устрашающему аргументу. К счастью вмешалась Эда:
- Мы не бандиты и не солдаты, мы ничего не заберём.
- А мне не важно, кто вы. Хватит того, что вы не местные. Проваливайте, да и всё! – стоял на своем Сэр Теодор.
- Мы долгий путь проделали, нам бы заночевать, – Эда положила руку на плечо Манфреду. Знала, что он вот-вот допустит глупость. Сёстры безжалостны к мерзавцам. Как видно, грубый рыцарь не из их числа.
- Здесь не ночлежка. Ступайте в замок, его ворота теперь для всех открыты, - голос прозвучал скорей грустью, чем злобой. Свирепый взгляд сменился сожалением.
- Папенька, вы ведь дали обет помогать страждущим. Видно же, что эти люди не воры, они путники, и устали с дороги, - тихий девичий голос прозвучал из-за спины Сэра Теодора.
- Никто в наши дни уже не хранит верность обетам, - ответил рыцарь, а после тяжело вздохнул. – Ладно, милости прошу, - он жестом пригласил войти, - но всё оружие сдадите мне. Я спрячу его, пока вы в моём доме, и верну, когда будете уходить. – Манфред кивнул в знак согласия, и они с Эдой переступили порог. Внутри дом выглядит опрятней, чем снаружи. Нигде ни пылинки, а с кухни доносится приятный запах.
- Моя дочь Юдит, - представил девушку Сэр Теодор. Молоденькая, симпатичная, с длинной косой, в красивом платье, тоже неновом, купленном в лучшие времена. Она поклонилась путникам, словно почётным гостям. Отец не мог не улыбнуться. – Дочка, отведи лошадей в стойла и приготовь нам что-нибудь покушать, - велел он ей.
В камине потрескивают дрова. Приятно после долгой дороги погреться у огня, погода в последние дни была сырой и мерзкой. Охотнику даже пришлось напялить сестринский зелёный плащ. Тот оказался маловат. Эда долго смеялась, когда он впервые его примерил. В капюшоне со спины походил на выряженного медведя. Они видели такого на ярмарке во Франкфурте.
Сэр Теодор рухнул в кресло, а Манфред с Эдой разместились на полу спиной к камину лицом к рыцарю. Камни нагрелись, сидеть приятно, хоть и жестковато. Тут же напала усталость, так и клонит в сон.
Стены дома украшают головы животных, щиты с гербами и мечи. Сэр Теодор прежде увлекался охотой и любил своё ремесло. Манфред выискивал Квинтилиум, но безуспешно. Кое-каких трофеев не хватало. Должно быть, рыцарь продал их.
- Сэр Теодор, - обратилась к нему Эда. Обратилась по имени, а он его не называл, - вы упомянули, что двери замка открыты для всех. Ваш сеньор не выбрал ни чью сторону в войне? – Рыцарь слегка нахмурился. Возможно от неприятных воспоминаний, но скорее от того, что незнакомка знает его имя. Эда поняла свою ошибку, но вида не подала, сохранила спокойствие.
- Сеньор Арнульф не выбирал, - не торопясь ответил Теодор. – Сеньор Арнульф покоится вдали от дома. Я и могилы его уж не найду, – Взгрустнул рыцарь. – Хороший был человек, как и его отец. Я служил им обоим. Погиб сеньор Арнульф на том злосчастном поле, род его прервался, а замок Кассель опустел. Бандиты теперь обитают в нём, изводят честный люд. Защитник умер и некому о них позаботиться.
Что ни день, то какая-нибудь падаль заявится. Придёт, затопчет посевы, опустошит амбар, уведёт скотину. Какую живность угнать не в силах, заколют, чтоб никому другому не досталась. Фуражиры… тфу, воры и те приятней. Со всех сторон лезут, пьют нашу кровь. Из Саксонии солдаты короля захаживают. Важные, будто сам Оттон лично их сюда послал. Думают, девицы сами ноги раздвигать должны, и радоваться, что до них снизошли такие молодцы. Мерзавцы Геро хоть не притворяются, не строят из себя благодетелей. Просто режут, грабят, насилуют. Хуже всего подонки Эбергарда. Не из-за того, что самые жестокие, а потому что делают всё это с теми, кто за них сражался.
Я проливал кровь на войне, которую он развязал. Руку потерял. Сеньор Арнульф и вовсе жизни лишился. И все из-за чего, из-за оскорблённой чести? Спросите, что для меня важнее: честь какого-то там герцога или рука. К тому же герцог этот редкостная скотина. Я сразу понял, что он нас на убой посылает. Сеньор Арнульф, конечно, тоже догадался, но не возразил. Он не обсуждал приказы. Сказано – сделано. Вот и покоится теперь невесть где. Лучше бы герцог Эбергард сам гнил на безымянном поле.
И где награда? Вот она, - Сэр Теодор продемонстрировал обрубок. - Я даже дочь не могу выдать замуж. Приданое, чтобы обвенчать её с достойным человеком, мне теперь в жизнь не собрать. Разве что всё продать, да в монастырь уйти, как мне советует это брехло прыщавое. Нет, церковная жизнь не для меня. Но и выдавать Юдит за первого встречного не стану. За кого: за какого-нибудь солдата – грубого неотёсанного вояку, который будет её избивать, за бандюка, что решил в люди выбиться, или за торгаша, дабы тот повысил статус в обществе и, купив землю, сошёл за мелкопоместного сеньора, а его толстые детишки могли гордо рассказывать, как их дед воевал? Нет уж, избавьте. Не за то я кровь проливал, чтобы моя дочь так страдала, – разошелся Сэр Теодор. Понял, что наговорил лишнего, потёр культю с досады и притих.
- А вы-то кто такие? – полюбопытствовал он.
- Я Манфред, это Эда, - представил их охотник.
- Чем занимаетесь, куда путь держите?
- Я зарабатываю на жизнь убийством колдунов, вампиров, прочей твари. По правде говоря, мы к вам зашли не случайно.
- Я уже догадался, - признался рыцарь. – Но если надеетесь получить от меня денег – напрасно.
- Денег? – удивился Манфред. – За что?
- За ведьму. Она здесь, на болоте, обитает. Все знают, молва о ней давно по соседним деревням разошлась. Я и подумал, нашлись наконец-то желающие подзаработать.
- Нет, я разыскиваю свой меч. Справ серебра и стали, на лезвии выгравирована надпись на латыни «КВИНТИЛИУМ». – Сэр Теодор улыбнулся.
- Я купил этот меч в Вормсе незадолго до того, как потерял руку. Невезучее оружие. Ты уверен, что именно он тебе нужен?
- Да, уверен, он дорог мне и я хочу его вернуть, - жёстко ответил Манфред.
- А знаешь, мне он ни к чему. За рукоять держаться нечем, - рыцарь вновь показал культю. – Ты ведь охотишься на ведьм, не так ли?
Манфред кивнул.
- Твоему слову можно верить? Оно крепко? Пообещал – исполнишь, чтобы ни случилось?
- Моё слово крепче, чем сталь. Им можно стены прошибать. Если что пообещал – исполню!
- Та ведьма на болоте, убьёшь её и я не против, чтобы твой меч к тебе вернулся, но прежде пообещай, что не возьмёшь платы больше ни от кого из моей деревни. По рукам? Тфу ты. – Теодор хлопнул ладонью по обрубку. – Уговор?
- Идёт, - согласился Манфред.


***



Туман пришел с рассветом. Мрачная тишь и темнота. Охотник спал на полу возле камина, уступил старый тюфяк воительнице. Вчера он радовался и таким удобствам. На ужин Юдит приготовила колбаски с ячменным хлебом – пища бедняков (и дураку понятно, сколь скупы запасы Сэра Теодора, так что лишний кусок в горло не лез). Поев, Манфред упал без задних ног, усталость накопилась. Пока жар от камина ещё грел, было тепло и хорошо, но после стало неуютно.
Утром он никому не рассказал, как вышел по нужде и встретил Юдит. Она, видно, в девицах засиделась. Семнадцать лет уж стукнуло, ей явно невтерпеж. Он не воспользовался ею, хоть и скучал по женской ласке. Эда спала в соседней комнате и оттого как-то неловко, да и кому отец потом её подсунет, порченную? Нет, ей не Манфред-охотник нужен, а Сэр Благородный.
Перекусив вчерашним хлебом и водой, они двинулись в путь. До болота идти недолго, так что коней оставили в загоне. Манфред лишь заглянул, скормил Счастливчику яблоко. Полюбился ему этот конь. Сам его вырастил, сам обучал, тренировал, пока в лагере сестёр залечивал раны.
К болоту ведёт старая тропа, едва заметная, по ней давно никто не ходит. Воздух здесь сырой и пахнет мерзко. Тишь пуще прежнего, лишь комары жужжат, да жабы плещутся время от времени. Квакают, похоже, только по ночам. Тропа вывела к дому. Фундамент наполовину утоплен, без крыши, стен частично нет. Дерево всё прогнило и поросло мхом. Чудо, что он ещё стоит.
- Кому взбрело в голову строить здесь дом? – удивилась Эда.
- Здесь прежде было озеро. Дом строили у самого берега. Возможно, тут ведьма и жила до того, как начала практиковать ведовство. Болото появилось по её вине немногим после. Ведьмы творят магию спонтанно. В отличие от колдунов и чародеек они не изучают магических трактатов и не познают особых тонкостей. По неопытности своей они жертвуют часть души, их колдовство грубо и небрежно.
Когда волшебник черпает силу из стихии, он ограждает себя от естественного потока природной энергии. Он полностью контролирует процесс. Ведьма этого не умеет, она открывается перед стихией, всецело отдаётся ей. Та поглощает её душу, они роднятся. Ведьма никогда не откажется от своей стихии, не променяет её ни на что. Будет ревностно охранять свои угодья от любого, пусть даже от колдуна или другой ведьмы.
Они селятся уединённо не из-за страха, просто не любят, когда их беспокоят. Всё время они уделяют ведовству. Волшебная сила овладевает ими, она как зараза, если не контролировать. Магическая энергия благодаря ведьме получает выход наружу и выплескивается на окружающую среду, а так как душа её гниет, хороших изменений не жди. Было озеро – стало болото. Однако, прежде всего, меняется сама ведьма. Из красивой девушки превращается в ужасную уродину. Она всецело поглощена колдовством и порой даже не замечает изменений.
- Откуда ты все это знаешь?
- Из колдовских книг. Чародеи недолюбливают ведьм, да что там, ненавидят их. В своих трудах немало о них пишут, классифицируют по местам обитания. Обычно у них целая глава посвящена ведьмам-отшельницам. Там, в общем-то, все просто. Сейчас мы охотимся на болотную ведьму. Ещё есть ночная – только-только начинающая постигать колдовство. Такая до поры до времени живет среди людей. Лесная ведьма обитает в лесу, черпает силу леса. Подлая тварь. Степная - селится в степи, пещерная - в пещере, речная – на берегу реки. Есть ведьма с холмов – опасная скотина, её трудно отличить от старухи-затворницы. Но самая мерзкая среди них - кладбищенская ведьма.
- А в этих книгах не написано, как легче их убить?
- Это я и сам знаю. Болотную ведьму нужно выманить на сухую землю. В воде с ней драться опасно. Найдем её, и дадим дёру. Манить за собой не придётся. Как нас увидит, сама помчит вдогонку, - объяснил Манфред.

Они по колено в воде, но идут по твёрдой почве. Огибают глубоководья и трясины. Зоркий глаз воительницы узрел впереди что-то похожее на человека.
- Смотри, там утопленник, - Она указала рукой на тело, лежавшее лицом в воде. Хотела подойти и вытянуть беднягу.
- Подожди, - остановил её Манфред. Он вытащил из сумки на ремне один нож без рукояти и метнул его в спину, казалось бы, покойника. Едва лезвие впилось в кожу, труп загудел (на крик ничуть не похоже, скорей жужжание насекомого) и подпрыгнул на ноги. Лица на нём будто и вовсе нет, волосы жидкие, бесцветные, кожа полупрозрачная. Охотник хотел кинуть ещё один нож, но не успел, тварь скрылась в тумане.
- Что это было? Явно не человек, – немного растерялась Эда, подобной мерзости она ещё не видывала.
- Когда-то прежде человек, теперь болотный падальщик – верный слега ведьмы. Он больше не опасен, а так бы мог в трясину утянуть. Убить его легко, он слаб и глуп. Главное смотри, чтобы не укусил, а то ещё какую заразу подхватишь.
- Сёстры редко страдают вашими болячками, - успокоила его воительница.
- И все же не рискуй.
Манфред с мечом в руках пошел вперед. Эда достала сестринский клинок, от стрел в тумане мало проку.
Немного поблуждав, они отыскали-таки лачуга ведьмы. Небольшая покосившаяся хибара на островке в десять шагов. В окне висит амулет, напоминает бусы из связанных волосами костей. Лисенок или белка, какой-то мелкий зверёк. Самой ведьмы не видно. Должно быть, её предупредил болотный выродок. Вокруг сплошь высокий рогоз, да ольхи. Напасть могут, откуда угодно.
Болотные ведьмы не прячутся, они напирают, заставляют человека пятиться. Оступишься, увязнешь в трясине – считай, покойник. Манфред уже понял, что план катится под откос. Ведьма напала со спины. Первый удар пришелся на Эду. Воительница не поняла, что оттолкнуло её в сторону, в следующий миг она уже в воде. Попробовала встать, но это оказалось не так-то просто, земля под ногами не такая твердая, как прежде. Вязкая жижа, а не земля.
Манфред хотел помочь, но тут ведьма выскочила из-за поросли травы, где пряталась, и бросилась на него. Выбора не нет, пришлось обороняться. Колдовство ведьмы специфично, чародей так и вовсе не назовет это волшебством. Их чары направлены на себя, на окружающий мир, на вещи, а вот творить заклятия и заклинания из ничего (когда на выходе нечто нематериальное) – это для них сложно. Могут, конечно, наслать порчу или сглаз, опять же зелье какое-нибудь приготовить, но боевая магия… нет, это им не по зубам.
Одежда вся изодранная, выцветшая, да в талии великовата. Видимо, раньше ведьма была пышкой. Обвислые щеки выдают, но в остальном худая, можно сказать, костлявая старуха. Хотя о возрасте её судить бессмысленно. Когда гниёшь душой, и тело разлагается. Кожа какого-то темно-оранжевого цвета и склизкая, как у жабы. Волосы зелёные, будто болотная трава. Немудрено, что в зарослях её совсем не видно.
На поясе висит сумка, полная костей. Она кидает их быстро и сильно. Не женской рукой, уж точно. Манфред, впрочем, справляется, не стрелы же. Какие отбивает мечом, от каких уклоняется. Когда ведьма подошла на три шага, охотник подался вперед и уже поднял руку в замах, как неожиданно споткнулся.
Он никогда не спотыкается. Чёртово колдовство, не иначе. Как бы там ни было, он на одном колене, меч на земле, а ведьма всего в шаге. В руках у неё откуда-то взялась огромная коряга. Из трясины выпрыгнула, что ли. Со всего маху Манфред получил по голове, аж в ушах зазвенело.
Эда тем временем пыталась не увязнуть пуще прежнего, и так уже в воде по пояс, а тут ещё болотный падальщик явился. Чувствует лёгкую добычу. Зарычал своим омерзительным голосом, уродливую рожу скорчил. Воительница перепугалась не на шутку. А ведь считала, что поборола в себе страх, этому учили годы тренировок.
Он побежал к ней. Ему трясина, словно мостовая. Как конь на переправе через мелководье, мчится по ней, вздымая в воздух брызги. Лук доставать нет времени, а меч остался где-то в стороне. Эда руку к ремням на левом боку, и вытянула два ножа. Бросила один, тут же другой. Оба попали в грудь, но тварь не останавливалась, только издала противный рык. Разозлилась, похоже.
Нож из сапога не достать. Да и сам сапог, считай, уже потерян. Взяла стрелу из колчана. Проку от неё чуть, но всё лучше, чем с голыми руками. Болотная тварь налетела на неё и повалила в воду. Этот утопленник тяжелей, чем кажется.
Манфред вынул голову из воды и снова чуть не получил корягой, успел упасть на спину. Благо хоть не завяз, но это ещё впереди, если продолжит пятиться не глядя. Меч где-то потерял, сейчас не до него. В голове всё ещё звенит, из уха, вроде, кровь сочится. Нет, из виска, на глаз капля попала, а ведьма, сука, так и напирает.
Ну, ничего, главное встать. Уперся в землю, оттолкнулся назад, прижал колени к груди, перекувыркнулся – вот и на ногах. Немного шатает, но не страшно. Рука уже сама нашла любимый нож. Ведьма аж замерла на мгновенье, увидев величину клинка. Правильно, бойся. Манфред ринулся вперед.
Коряга разлетелась в щепки. А чего ещё ожидать от трухлявого дерева? Куда ему тягаться с острым лезвием. Ведьма достала кость из сумки. Острый конец заточен, будто наконечник арбалетного болта. Пырнуть охотника не вышло, Манфред ближний бой знает лучше, чем какая-то старуха. Отсек ей руку одним ударом. Вторым засадил нож в ключицу, как топор в чурку; сломал ей пару ребер. Оцепенев, карга издала глухой хрип. Охотник вынул лезвие, и ведьма замертво свалилась в воду. Глубина по колено и почва вроде твердая. Главное, чтоб не утонула. Нужно ведь отделить голову от тела и взять как доказательство. Но где же Эда?
Тьма окружила амазонку. Солнца и так не было видно, а под водой уж полный мрак. Тело мёртвой твари придавливает своим весом. Стрела торчит из глаза, царапает лоб сломом древка. Спихнуть никак, тут упереться не во что. Руки завязли, ноги тоже, во рту вода. Кричать не выйдет.
Внезапно груз ушёл, плечо сжала рука. Эда оказалась на поверхности. Дышать смогла не сразу, сперва из легких вышла вся вода. Она в объятьях Манфреда, он не тропится её отпускать. Сам, кажется, устал, лицо в крови, дыханье сбито, смотрит куда-то вдаль, не на неё, а жаль. Странное чувство, сердце колотится в груди, и не впервой, но всякий раз, когда он рядом. Недавний бой тут ни при чём.

Дом ведьмы тесный, всяким хламом завален. Одно окно, одна дверь – скудное жилище. В одном углу кровать, в другом котёл. Рядом стол, на нём бедлам, кровь, дохлые животные, растения, банка с жуками, какая-то тарелка, а в ней только надкусанная луковица. Завтрак, что ли? На стенах сушеные травы и кости, кости, кости. Выпаренные, высушенные, выкрашенные, тертые, связанные вместе, слепленные жиром.
Не то чтобы закрома колдунов смотрелись лучше. Порядка у них больше, это точно. Брать что-то для себя из дома ведьмы – редкая глупость. У них ничего не подписано, всё перепутано, многое не то, чём кажется, а иногда варево получается не тем, что планировалось изначально. В общем, труды ведьмы доверия не вызывают.
Находятся глупцы, которые торгуют с ведьмами, покупают у них всякую дрянь. Порой оно даже действует как надо. Этим, впрочем, грешат совсем другие ведьмы. Те, что собираются в ковены и устраивают шабаши. Иногда подобный промысел ведут ночные ведьмы. Ведьмы-отшельницы… нет, они этим не занимаются.
В любом случае, Манфреду эта дрянь ни к чему. Старательно побил все склянки попавшейся под руку кочергой. Мало ли кто забредёт ненароком. Того гляди, ещё отравится. После сорвал все талисманы, разорвал их на части для верности. Поджечь бы дом по-хорошему, да разве ж разведёшь костер в этакой сырости. Как ведьма справлялась лишь ей одной известно. Тут вообще-то никакой загадки, колдовство всё решает.
У дальней стены алтарь – груда костей, жабьих, змеиных шкур, личинок, прочей мерзости. Искусственный ручей колдовской стихии. Для ведьмы - дверь в кладовую волшебных сил. Кольцо на пальце так и задёргалось. Должно быть, его огнём творили. Удар кочергой и все старания ведьмы разлетелись по комнате. Одна из змей оказалась живой. Зашипела, да уползла восвояси. Манфред и Эда расступились, пропустив обиженную даму.


***



Едва охотник забывал, за что так люто ненавидит церковь, как та сама напоминала обо всём. Нет, не за надменные суждения, пышные речи, сердца священников, полные желчи, хотя и это тоже. Больше всего он ненавидел лицемерия. Толстых монахов, которые твердят о скромности и призывают отречься от плотских утех, или епископов в шелках, что осуждают воровство. Легко порицать страсть к тому, что самому даётся даром. Любой не без греха, но собственные недостатки осуждать негоже. Да и зачем, когда вокруг много чужих?
Чёртов злопамятный уродец-проповедник! Всех убеждал покаяться, твердил что-то о чистоте души, а сам как подлый трус пошёл за помощью к насильникам, убийцам, мародерам. Стоит у них за спинами, выглядывает, лупает крысиными глазёнками и злобно скалится.

- Это они, за них архиепископ Фридрих обещает награду. - Монах указал пальцем на Манфреда и Эду. Ехидство так и прёт. Да, он собой доволен. Прям, образец находчивости. Если ты слаб, и тебя унижают, пожалуйся более сильному, он поможет.
- Что в мешке? – спросил охотника один из бандитов, видимо, главный.
- Голова ведьмы, - ответил за него прыщавый. – Он ведь это… убивает их за деньги. Ночевали-то они дома у Сэра Теодора. Никак калека им денег пообещал.
- Ты помог, теперь проваливай, - сказал ему один из дезертиров. Монах, бедняга, потерялся. Так и поник. Смотреть противно, словно щенок, поджавший хвост. Он бы и заскулил, коль мог.
- Что, хочешь посмотреть? – раскусил его мародер и усмехнулся. Прыщавый, довольный, закивал в ответ. – Ладно, смотри, только под ногами не путайся.
Монах отошел на пару тройку шагов, а бандит обратился к своим подельникам:
- Отлично, ещё и за ведьму денег вытрясем, - шайка одобрила идею смехом и ухмылками. – Тебя мы убьём, ты не сомневайся, - бандит указал ножом на Манфреда. – Отрежем голову, её везти легче, когда она отделена от тела, - он улыбнулся. Зубы все чёрные. Хоть изредка бы рот полоскал. – А вот тебе, - нож нацелился на Эду, - если захочешь, мы сохраним жизнь.
Можно ли назвать жизнью то, что у них на уме?
- Решай, - продолжил дезертир. - Будешь с нами мила, мы не дадим тебя в обиду. И от архиепископа убережём.
Надменная речь ублюдка изрядно утомила. Едва он вновь открыл свой гнилой рот, воительница пустила стрелу. Всё произошло так быстро, шайка даже не уловила выстрел, а их главарь и дрогнуть не успел. Лишь когда зубы разлетелись во все стороны, те встрепенулись. Монах визгнул, словно девица. Такого он не ожидал. Да что этот прыщавый, и дезертиры-то не сразу поняли. Спохватились, только когда Эда потянулась за второй стрелой.
Этот выстрел так же пришёлся в цель. Со стрелой в шее ещё один бандит упал на землю. Другого метким броском ножа убил охотник. Итого осталось трое негодяев, по полтора на каждого. Сошлись в ближнем бою. Чередовались, то Манфреду драться с двумя, то Эде.
Немудрено, что они дезертировали, солдаты из них никудышные. Они и не пытались взять числом. Сплошная яростью. Напирают, что есть мочи, кричат, угрожают, тратят силы впустую. Никакой гармонии в их действиях, только мешают друг другу. Бандиты, а не воины. Что с них взять? Им лишь женщин насиловать, да резать стариков. Два опытных бойца легко совладали с ними. Один, второй, третий, все пали. Считай, и вовсе никакого риска.
Монах, дурак, всё ещё стоял в паре тройке шагов вместо того, чтобы сразу дать дёру. Лишь когда Манфред устремил на него взор, понял, что пора уносить ноги, но поздно. Дёрнулся, наступил на свою рясу, запнулся, упал. Охотник схватил его за шкирку, как котёнка. Бил его до тех пор, пока не выбил все зубы, а губы не разбухли до размера колбасы. Пусть теперь попробует читать проповеди. Хотел и язык вырезать для верности, уже достать меч-нож, но Эда остановила.
- Манфред, - окликнула она. Да, пожалуй, это слишком. В гневе он сам себя порой пугает. Охотник выпустил монаха. Тот был не в силах встать, так что остался проливать слезы на дороге.


***



Небольшой холщёвый мешок с промокшим дном весил немного. Рыцарь вряд ли сомневался в исполнительности охотника. Видно, привык всё проверять. Одной рукой справиться с узлом трудно. Юдит отец отправил прочь, нечего ей глазеть на срубленную голову. Манфред и Эда могли бы помочь, но за время короткого знакомства поняли, если Сэр Теодор до сих пор не попросил, значит лучше не приставать, пусть возится сам. Порой ему нужно хоть что-то делать самостоятельно. Стыдится своего изъяна. Будто он виноват.
Наконец, совладав с узлом (охотник туго не затягивал, как знал), рыцарь достал уродливую кочерыжку.
- Да уж, вылитая ведьма, - сухо промолвил он. Скорее всего, это первая ведьма, которую он видит. Вот удивится, повстречав колдунью. У той всегда и волосы в порядке, и на лицо красива.
- Ещё возле болота лежат тела дезертиров, - сообщил охотник. – Может, Эбергард про тебя забыл, но за их головы заплатит, будь уверен, – немного помолчал, но вскоре надоело. – Ведьма мертва, – выводов не последовало. – Мы выполнили уговор, - подытожил сам. - Ей, к слову, тварь прислуживала, но да ладно, с ней проблем не было.
Эда слегка опешила. «Чёрт с ним», - подумала: «Видать, не терпится вернуть свой меч». Теодор нерешительно смотрел на кочерыжку. Взгляд чем-то опечален. Голова склизкая, на ощупь противная. Рыцарь сунул её в мешок, кинул его охотнику.
- Ты ведь может продать её где-нибудь. Деньжат поднимешь, – всё ещё хмурый, он теперь выглядел не таким гордым. С трудом подобрал слов, а ведь вчера болтал без умолку.
- Я людей не дурю, - жёстко и с упрёком заявил Манфред. Он догадался, в чем загвоздка. Привык уже к подобному. Жаль, а ведь казался честным человеком. И дочь у него хорошая, готовит вкусно, за отцом ухаживает. Продал меч – ясно, как день. Вот потому и предлагал другой. «Невезучий», - говорит. Хитрец, хоть и рыцарь. Пообещать заставил, что с земляков за ведьму не спросят. Вот и кольцо не помогло, не злой ведь умысел. Толку от него. В который раз подводит. Права Гайя, на колдовство нельзя полагаться.
- Нет у меня твоего меча, - создался Теодор. – Лишился я его в том злосчастном бою вместе с рукой. Решил, что просто так ты помогать не станешь, вот и солгал. Ведьма изрядно нам досаждала. Что ни год, кто-то из детей пропадёт на болоте, а следом отец или мать. Для пацанвы это забава, испытание на храбрость – увидеть ведьму на болоте.
Да, благородный позыв, не поспоришь, но Манфред всё равно заехал Теодору по лицу. Чёрт с ним, что рыцарь. Подумаешь. Вон, недавно сжег покои одного архиепископа, и ничего, живехонек. Более того, лучше себя в жизни не чувствовал. Ещё и с королем увиделся.
Удар вышел довольно сильный, со всего маху в челюсть. Рыцарь стерпел. Не устоял, конечно, упал на пол, но мужественно смолчал. Понимал, что заслужил. Манфред не знал, на ком выместить злость – кинул кочерыжку в стену, да так, что с крепления слетел топор и впился в пол. Будь проклят бестолковый вороной и беременная гнедая кобыла, и скупердяй начальник стражи Шпейера, и предприимчивый козлобородый конюх, и подлец Карл, и собственная небрежность, и чёртова война.
- Я знаю у кого твой меч, - немного погодя заявил Сэр Теодор. – Человека, лишившего меня руки, я в век не забуду.
- Говори, кто и как найти, - не глядя на рыцаря буркнул Манфред. Гнев не давал покоя ногам, он всё ходил по комнате неподалеку от топора. Эда заволновалась, не знала, что делать, реши он охотник взяться за секиру.
- Гвидо его зовут. Был солдатом тюрингской армии, один из «Железных Воинов» - любимчики маркграфа Геро. Все из черни, подонки и пьяницы, но дерутся отважно, ничего не боятся. Попёрли его за драку, сломал какому-то рыцарю руку. Теперь мотается по городам, вербует солдат для Железных. Есть в Эрфурте одна таверна, где он часто бывает. Я и сам всё хотел наведаться, поквитаться. Из-за дочки медлил. Убьют меня, кто о ней позаботится?
Зачем он это сказал? Все вдруг стало так очевидно.
- Врёшь ты всё, - заявил Манфред. Не со злости, он уже успокоился. - И себе врёшь, и мне, и дочери. Трус ты, Сэр Теодор, вот и всё. Не маленький испуганный трусишка, но всё же трус. Вас на смерть отправили, сеньор твой доблестно пал, да и многие храбрые рыцари, думаю, тоже, а ты руку потерял всего лишь и жалуешься. Дочь твою выдать давно пора за того, кто о ней позаботится, а ты всё медлишь, повода ищешь, не хочешь с ней расставаться. Правильно, кто же тогда о тебе позаботится? Вот и сидишь, чахнешь перед камином в тепле и уюте, да ворчишь, как несправедливо с тобой жизнь обошлась. Гвидо этот, мерзавец или нет, не знаю, но тебя одолел в бою, а ты его пьяного подкараулить собираешься.
Манфред ушёл, не дожидаясь оправданий. Наверняка они есть, но на кой чёрт их слушать? Ложь всегда звучит убедительно, когда в неё веришь.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Валерий Панов
сообщение 29.8.2014, 13:39
Сообщение #15


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 50
Регистрация: 27.8.2014
Вставить ник
Цитата




Глава 5
Долгий разговор




Королевство восточных франков
Герцогство Саксония
Город Эрфурт
939 год н.э.




- Я тогда был совсем молод, девятнадцать лет, не больше. Ушёл от сестер без дозволения старейшей. Гайя берегла меня словно зеницу ока, из-за чего сёстры потешались, а кое-кто и вовсе норовил использовать, как подчинённого. Всё равно, что мальчик на побегушках. Сходи постирай, еды приготовь, посуду помой, сапоги подлатай. Нет уж, я охотник, а не прислуга, - Манфред ударил кулаком по столу. Эда тихонько улыбнулась, на щеках выступил румянец. Она и сама грешила этим.
Гвидо отреагировал куда как ярче, залился громким хохотом. Изо рта у него полилось пиво, которое здоровяк не успел проглотить. Ну, хоть не выклюнул на лысину соседа как в тот раз, когда воительница врезала промеж ног бандиту. А ведь вербовщик собирался пригласить его в отряд Железных. Был и второй, вонял на двадцать пять шагов вокруг. Едва он оторвал зад от скамьи, чтобы помочь товарищу, охотник влепил ему по челюсти, а после ещё и лбом об деревянный угол стола стукнул. Так, для верности.
Гвидо пришлись по нраву два наглеца, что так бесцеремонно влезли в его беседу с новобранцами. Он пригласил их сесть и налил выпить. Отказывать здоровяку не стали, больно суров он внешне. Манфред и Эда далеко не трусы, но лезть с кулаками на медведя – та ещё потеха.
Вербовщик виден отовсюду. Даже сидя он выше всех, кто проходит мимо. Бритая макушка, словно отполирована. Так и блестит, переливаясь светом факелов, будто новенький шлем. Плечи настолько широки, что на скамье он занимает оба места. Охотник и воительница приметили его с порога, едва ступив в таверну «Погреб Пфальцграфа».
Её, к слову, тоже найти было совсем нетрудно. Старое двухэтажное здание из крепкого кирпича стоит у самых врат. На втором этаже узкие окна по типу бойниц, на первом их и вовсе нет. Как утверждают здешние обыватели, весь Эрфурт выстроился вокруг неё. Мол, это первая постройка на переправе через реку Гера. А почему нет? Место удачное. Ночлег и сытная еда на переправе всегда кстати.
Манфреда и Эду влекли сюда ни курица с лучком, ни пиво, ни ночлег. Всем этим грешил Гвидо. Он уплетал за обе щёки, а каждый кусок хлеба запивал стаканом пива. Уже успел похвастаться, как выбил себе кровать. Обычная-то, человеческая, не по размеру, ему великанью подавай. Таковой не нашлось, а две оплачивать он не намерен. Хозяин заведения, конечно же, спорить не стал, и оттого Манфред с опаской вглядывался в пиво, боялся обнаружить там чужие слюни. Гвидо тот еще пьяница. Он пьёт больше, чем вся таверна. Не удивительно, что его погнали из отряда. Да на него хмеля не напасёшься.
Цвета Геро Железного он не носит, но охотно делился солдатскими историями. Теперь в обмен потребовал, чтобы охотник поведал что-нибудь о себе. Манфред поначалу отказывался, но после поддался на уговоры. Пока рассказывал о детстве, шло как-то вяло, но вскоре втянулся и теперь уже болтал не замолкая.
Всё дело в том, что Квинтилиума у Гвидо не оказалось. Он предпочитает огромный меч. Такой обычно держат двумя руками, но здоровяк, хвастун и пьяница уже не раз гордился, что справляется одной. Серебряный клинок охотника он проиграл в кости своему командиру. Манфред естественно опечалился, услышав это, но тут же сообразил, что нужно делать.
Эду решил пока не посвящать в свой замысел. Воительница, силясь понять, что происходит, с удивлением пялилась на охотника. Её неприветливый скрытный попутчик никогда не выкладывал всю правду на стол, а тут на тебе. Вроде как, и не пьян пока.
- Я ушел, прихватив лишь отцовский серебряный меч.
- Тот самый? - полюбопытствовал Гвидо.
- Да, именно его. Ни еды про запас, ни денег, даже походный плащ не взял. Август, жарища, дождь только в радость.
В ближайшем же городе, Боппарде, нашлась работенка. Двенадцать лет в окрестных землях не бывало охотника. Меня встретили на ура. Богатый сеньор пригласил в замок, посадил за один стол с рыцарями, представил своей дочери, доверил ей развлекать меня за ужином. Милая девушка, на пять лет старше меня, а уже вдова, чему я, в общем-то, был несказанно рад. Позже корил себя за это, но не тогда. Тогда я впервые познал женские ласки. – Один из немногих приятных моментов прошлого. Манфред давно не вспоминал о нём. В присутствии Эды говорить о подобном непросто. Он уловил на себе взор воительницы, но едва перевел на неё взгляд, она уткнулась в кружку и сделала большой глоток.
- Меня наняли убить вампира, - продолжил Манфред. – Я был ещё зелёным юнцом, но точно знал, на кого охочусь. Обескровленные тела находили поутру за городом, в канавах, в лесу или на берегу реки. Помню, тогда я представлял себе уродливого злого монстра. На деле же вампиром оказался рыцарь. Мы ели за одним столом, разговаривали и шутили. Приятный малый.
Всё складывалось не так, как хотелось бы. Но что поделаешь? Заказ есть заказ, его нужно выполнить. Я пошёл на охоту днем. Решил, это даст преимущество. Вампир меня поджидал. Вот пойми тут, кто из нас охотник. Он быстр, ловок и силён. Задал мне такую трёпку, что синяки месяц не сходили.
Убивать меня, впрочем, не спешил. Сперва хотел позабавиться. Я махал мечом во все стороны, силясь задеть его. Кровосос лишь насмехался над моими немощными попытками. Я бы помер, но мне повезло.
Один удар получился слабым и смазанным, рукоять едва не выскользнула из руки. Вампир не ожидал случайности. Вместо того чтобы легко увернуться, сам налетел на меч. Ранение вышло несерьёзное, но кровопийца зашипел и скорчил такую гримасу, что мне самому сделалось больно.
Я, неопытный болван, растерялся. Нет бы добить, стоял на месте, как вкопанный, наблюдал. Замахнулся мечом лишь, когда кровосос вновь бросился на меня. Не успел ударить, вампир впился в грудь когтями и швырнул меня об стену, словно котёнка. К счастью угодил прямо в оконные створки. Те с хрустом распахнулись, и я вылетел на улицу со второго этажа.
Опять же повезло, дом стоял рядом с рекой. Приземлился спиной в мягкий ил. Неглубоко, воды по пояс. Не утонул, да и меч быстро нашел. Блестел на ярком солнце.
Вампир и не подумал сунуться наружу, затаился в своём убежище. Я не спешил вновь к нему соваться. Вместо этого просто подпалил к чертям собачьим дом. Когда всё заполыхало, рыцарь таки явился на свет. Кожа его вмиг покрылась волдырями, он еле стоял на ногах. Тут уж я не сплоховал, срубил голову одним сильным ударом на глазах у толпы изумлённых жителей.
Массового ликования, однако, не последовало. Все кричали, носились с вёдрами, зачерпывали из реки воду, поливали пожар. Дома стояли слишком близко друг к другу. Огонь перекинулся на соседние здания. Я тоже не остался в стороне, суетился больше прочих, чувствовал свою вину.
Пожар-то мы потушили, но нужно ли говорить, что весь город на меня ополчился? Вздёрнули бы, коли не обезображенный труп кровососа. Да и сеньор за меня вступился. Как оказалось, не беспричинно, - Манфред скривил губы и отхлебнул пиво. Прошло уже много лет, а он по-прежнему мечтал поквитаться со старым скупердяем.
- За городом он сунул мне кошелек с двадцатью пфеннигами и велел поскорее проваливать. Тут-то я и понял, цену нужно обговаривать заранее. Двадцать серебряников – слишком малая плата за риск. На них протянешь неделю, не больше.
- А что девица, сеньорова дочка? – поинтересовался Гвидо.
- Я её больше не видел, да и в этом заунылом городишке с тех пор не появлялся. Оттуда побрёл прямиком во Франкфурт. Где-где, а там работа всегда сыщется. Я точные расценки на свои услуги и всегда требовал своего. Выбивал силой, если понадобится. Заслужил репутацию.
Словом, всё шло здорово. Я прикупил новой одёжки, ещё один меч – не серебряный, обычный – Квинтилиум решил поберечь. Был в городе своим человеком. Знал, кому из стражников дать на лапу, чтобы облегчить работу, куда обратиться за слухами, где продать диковинное барахло. На трофеях порой поднимал больше, чем на заказе.
Полгода прожил, ни в чём не нуждаясь. От клиентов отбоя не было, даже церковные ко мне зачастили. Я их терпеть не могу, потому постоянно заламывал цену, а они платили. Куда им деваться?
Зашёл ко мне как-то монах. Я тогда жил в таверне. Её хозяин так со мной расплатился, отдал мне комнатушку на чердаке в постоянное пользование за то, что я снял чары с его жены и убил колдуна, который её охмурил. Она всё равно от него сбежала через месяц. Теперь я не уверен, были ли там чары. Я-то просто колдуна убил. В общем, хозяин таверны меня особо не жаловал, но терпел. Кто знает, сколько раз он мне в пиво плевал. Молодой был, не думал тогда о подобном, - охотник уставился в кружку и притих ненадолго.
- Ну, так вот, пришёл ко мне, значит, монах с очень странным делом. Знал бы, чём обернётся, даже слушать не стал, сразу дал пинка под зад. Он подозревал некоторых знатных господ в том, что они члены некоего сатанинского культа. Я слышал о таком и прежде, но мало что знал. А тут, со слов монаха, оказывается, это едва ли не самые мерзкие твари на всём белом свете, хоть и обычные люди.
В этом, собственно, вся загвоздка. В глазах горожан они уважаемые члены общества, для светской власти верноподданные, а для церковных порядочные христиане. На деле же поклоняются Сатане, плетут козни и убивают людей. Всё дабы добраться до вершин власти и изменить мир на благо своей извращённой религии. Дёрнул же меня чёрт, проверить. Как выяснилось, всё до последнего слова – правда. Устраивают тайные встречи, строят заговоры, устраняют преграды на своём пути. Кого можно, подкупят. Кого нет, очернят, оклевещут или просто убьют.
К слову, мой интерес не ускользнул от их взора. Я тоже стал преградой. Они подослали ко мне убийцу. Тот притаился на чердаке, ждал, когда я усну. Не знал, что у меня медвежий капкан под ковром у кровати. Он не выделялся, я в полу вырезал дырку. Ох и возмущался хозяин таверны, когда узнал. Я решил показать балбесу, чтобы ненароком ноги не лишился.
Убийца пошёл по ковру, дабы тише ступать, ну и прямиком в ловушку. Завизжал так, что все постояльцы с кроватей подскочили. Прирезал его лишь бы заткнуть. Дальше скрытничать было бессмысленно. Я знал о культе, они обо мне. Проблема в том, что убить их я всё ещё не мог. Не раньше, чем удастся убедить герцога Эбергарда или архиепископа Херигера. В Майнц к архиепископу я не поехал, а Эбергард меня не принял. Глупо было надеяться, что мне сойдет с рук массовое убийство знатных господ, и я нашёл другой выход.
Смотритель кладбища уже недели две просил меня избавиться от ведьмы, что поселилась в склепе какого-то давно почившего графа. Вот только денег у него толком не было, а больше от гнилой старухи никто и не страдал. Кладбищенская ведьма – тварь опасная. Я за таких беру не меньше ста пятидесяти пфеннигов, но в этот раз сошлись на сорока семи и уговоре хоронить тайком покойников.
При свете солнца ведьма обычно спит, вылезает только по ночам, но поле сечи может посетить и днём. Алтарь её найти легко, гора черепов бросается в глаза. Я сам при первой встречи посоветовал смотрителю ничего не трогать. Не дай то бог! Горе тому, кто возьмет что-нибудь из вещей ведьмы. Эти твари отлично чуют запах человека, лучше любой собаки.
Этим я и воспользовался. Забрал один череп, а остальные побил для верности, чтоб уж наверняка. Зная, где будут собираться члены культа, я заглянул туда немногим раньше. Спрятал череп, сам затаился под крышей. Запах сбить просто, достаточно помыться и переодеться. Но надо ведь, чтобы ведьма меня нашла. Вот и подбросил вместе с черепом свою перчатку.
Сижу, жду, скучаю. Культисты уже съехались, начали собрание, что-то там обсуждают. Я толком не вникал, всё говорили про какого-то Сэра Роберта, Атанаса, ну и меня пару раз вспомнили. Около полуночи раздался громкий стук. Все встрепенулись, даже я немного вздрогнул. Потом дверь как слетит с петель, а на пороге ведьма. Вся грязная и до смерти уродлива. Заорала на весь дом и давай всех рвать на части.
Знатные бедолаги пытались что-то сделать, но ни черта у них не вышло. Видать, только из-за спины и могут. Убийцу подослать или стражу натравить, а так, сами, в бою, пфф… Ведьма их всех перебила. Учуяла свой череп, полезла под половицу, тут я её и прикончил. Спрыгнул с мечом и пронзил насквозь старую гниль. Работу сделал легко и изящно. Жаль никто не видел.
А потом на мою голову посыпались неприятности. Сперва чёртов монах платить отказался. Сказал: В этом заслуга ведьмы, не твоя. Пришлось объяснить доходчиво. Негоже бить святош, но что поделаешь? Этот, впрочем, струхнул при первой мысли о побоях. Деньги отдал, а сам побежал плакаться стражникам.
Тем стало очень любопытно, что я каким-то боком причастен к кровавым событиям минувшей ночи. Знатные господа за пару дней до этого уже на меня наговаривали, а тут гляди-ка, чудным образом все померли от рук какой-то ведьмы. Труп её здесь, а головы как ни бывало. Смотритель нашептал, что я взял с него «гору золота» за старую труху и прихватил её вещицу, дабы куда-то там подкинуть. Куда? Теперь нетрудно догадаться.
Хозяин таверны, гнида, и тот предал. Обрисовал меня как последнюю мразь. Наговорил, что я мошенник, вор и лжец. Отвёл их в мою комнату, даже на заначку указал. Само собой, она исчезла без следа. Кабы не мои связи и щедрость, гнить мне в темнице. А так – ушёл из города с пустыми руками, да на старой кляче, которую купил на последние деньги у слепого рыцаря. Много лет потом во Франкфурте не появлялся.
- Занятно, - одобрительно кивнул Гвидо и приложился к пиву. – Да ты, как погляжу, тот ещё весельчак, но у меня жизнь, знаешь ли, тоже не скука.
- Кто бы сомневался, - усмехнулась Эда. Вербовщик принял это за комплимент.
- Продолжай, - сказал он Манфреду, - мне интересно, что было дальше.
- Дальше я много странствовал, на месте подолгу не сидел. Держался вдали от крупных городов, перебивался мелкими заказами. В основном ведьмы и колдуны, ничего особенного. Хотя был один случай, – интригующе промолвил Манфред в несвойственной для него манере. На миг показалось, что он вот-вот улыбнется, но нет. Гвидо отхлебнул ещё пива – хотя, скорее, отглотнул полкружки – и приготовился слушать.
- Однажды судьба забросила меня в деревушку у Ясеневой реки, что неподалеку от замка Ашаффенбург. Там я впервые услышал о восставших мертвецах. Перепуганные жители клялись, что вот уже какую ночь в деревню наведываются их мёртвые родственники – родители, жены, мужья, дети. Однако с их же слов никто пока не пострадал. Мертвецы просто бродят по дорогам, стоят ночь напролет перед домом, где некогда жили, пугают людей.
Само собой, я не поверил. Не встречал прежде колдовства, которое не убивает, не калечит, никак не вредит. Пугает? Есть заклятия, которые отпугивают от жилища чародея или хранилища его припасов, но чтобы просто так, беспричинно наводить ужас на людей... Это на колдунов не похоже, они ведь не дети. Ни одному юному чародею не по силам такая сложная магия.
Я решил остаться на одну ночь, и то лишь потому, что мне предложили тёплую кровать, крышу над головой, еду, да ещё и денег, если с заходом луны мёртвые останутся в могилах. Я сытно поел, выпил вина и удобно разместился на чистой постели. Собирался хорошенько выспаться, забрать утром деньги и наведаться в замок. Вдруг, там найдётся нормальная работёнка.
Однако ночью меня разбудили. Старик, у которого я ночевал, тряс меня так, что голова заболела. Едва продрал глаз, смотрю на него, а он бледный, как мертвец, и челюсть клацает. Заново бы поседел, не будь уже лысым. Дрожащим голосом говорит: Ж-ж-жена п-п-пришла, в о-окна за-глядывала, а теперь под д-деревом возле д-дороги с-тоит.
Надеваю куртку, беру меч, иду к двери. Старик уже нырнул под стол – спрятался. Зубами стучит так, что с улицы слышно. Выхожу я, значит, а она и впрямь там, стоит под деревом, не шелохнётся. Сон как рукой сняло. Подхожу поближе, вижу, она на меня смотрит, глаз не сводит. Он у неё один, вместо второго пустая глазница. Главное, смотреть-то она смотрит, а с места ни ногой. Уродливая, как сама смерть. Кожа сгнила, кое-где кости выступают, и не дышит, грудь совсем не шевелится.
Я её аккуратно так ткнул мечом в плечо, - Манфред жестикулировал коркой хлеба, - а ей хоть бы хны, даже не злится. Ткнул сильней – всё так же. Ну, я не выдержал, засадил ей лезвие меж рёбер, а она стоит, как ни в чём не бывало, глаз свой вылупила, смотрит безмолвно. Надоело мне, срубил её гнилую голову. Старуха упала и больше не вставала.
Сразу не приметил, а тут глядь, чуть поодаль, у соседнего дома, ещё один мертвец. Девушка, совсем молодая – дочка плотника. Прошёлся по дороге. Так у каждого дома. Где по одному, а где и по два мертвеца. К пустующей хибаре так и вовсе целая семья пожаловала. Их всех убить хлопот бы не составило, но я поленился. Зря…
Вместо этого пошёл на кладбище. Оттуда ведь они пришли, а значит, там и нужно искать, что подняло их из могил. Нашёл, - с кислой миной констатировал Манфред, а после отпил пива, промочил горло. – Посреди кладбища расчищенная ровная поляна. На ней круг, начертаны какие-то письмена, а в центре что-то вроде ведьмовского алтаря. Тогда я ещё плохо знал колдовской язык, не мог прочесть, а с некромантией и вовсе не сталкивался. Странно, что никто из местных не додумался туда сходить. Может, боялись. Как выяснилось, не напрасно.
Обычно я сразу громил всю колдовскую дрянь, но в этот раз поостерегся. Магия незнакомая и странная во мне разбудила любопытство. Признаюсь, тогда я подумал об отце. Вот бы ещё хоть раз его увидеть.
Алтарь походил на постамент из костей. На вершине череп, ненастоящий, вырезанный из камня, но взгляд словно живой. Не по себе от его взора. Будто кто-то с того света пялится. Я ушёл восвояси, хотел вернуться в деревню, а утром при свете солнца изучить его получше.
Не тут-то было. Пока я разглядывал алтарь, все мертвецы из деревни добрели до кладбища. Ночью, в тени деревьев, да меж могил я их не сразу углядел. Заметил уже слишком поздно. Они были повсюду, тут и там. Теперь уже не стояли, замерев на месте, шли ко мне, медленно, но со всех сторон.
Один набросился. Я отсек ему руки и оттолкнул. Он упал на землю, но не остановился. Перебирал культями, полз, клацал челюстью и хрипел. Дальше я начал рубить головы. Одному, второму, третьему. Бессмысленно, их там не счесть. Вот я и дал дёру. Бежал, расталкивая их, петлял из стороны в сторону. Они всё норовили ухватить и повалить. Вокруг темень, хоть глаз выколи. Ни черта не видно, только надгробия мелькают, деревья, да мертвецы. Я изворачивался, как мог, выныривал из цепких рук, но всё же запнулся и оказался на земле. Рядом, как назло, один из них, тоже валяется. Я попятился назад, а он схватил меня за сапог и не отпускает. Так и стянул его с меня, паршивец.
Мертвецы подступали, а я всё полз и полз спиной вперед, пока в алтарь не уткнулся. Всё думаю, конец, но тут гнилые вдруг остановились, замерли у линии вычерченного круга, а внутрь не заходят. Я встал, подошёл поближе. Один из них попытался меня схватить. Руки потянул, но сам в круг ни ногой.
Я отпрыгнул и остался в центре, у алтаря. Там им меня не достать, а толку? Деваться некуда, они повсюду. Видимо, это какая-то защита для колдунов от собственных же чар. Мёртвые не могли переступить через черту. Вот тебе и безобидная магия.
Так я и проторчал на кладбище до самого утра. Покойники стояли со мной всю ночь, но незадолго до рассвета засуетились, разбежались кто куда. Буквально выражаясь, сквозь землю провалились, попрятались в могилы. Я немного потоптался на месте, сделал шаг за круг – тихо, никого. Снял с алтаря череп – ничего, всё по-прежнему. Ворон каркнул, да и только. Смело направился назад в деревню.
Спать хотелось до жути, но где уж там. Едва меня местные увидели, налетели со всех сторон, завалили вопросами. Как череп заметили, так и вовсе всполошились. Все кричали: Колдовство! Ведьма! Среди нас ведьма! А еще я, дурак, ляпнул: Может и так. Ну, тут и началось. Соседи давай винить друг друга, припоминать старые обиты, кулаками, да вилами грозиться. Так бы до драки дошло, благо местный сеньор из замка нарисовался. Деревенские вмиг притихли. Боялись его. Человек он и вправду неприятный, но, сразу ясно, умный. Меня приметил, подозвал, расспросил: что, да как. Кто я такой заранее знал или по виду догадался. Беседовал кратко и лаконично, только по делу.
Я ему говорю: Колдовство это непростое, странное. Похоже на ведовство, вот только не оно. Не видел я прежде, чтоб ведьмы письмена выводили. Да и не нападают они на людей, коль те к ним сами не полезут. Рассказал ему про череп, про свои догадки. Мол, чары могут и сами развеяться. А он мне: Если так, можешь требовать от крестьян то, на что вы там договорился, но от меня ничего не получишь. Однако если колдун ещё поблизости, я заплачу за его голову десять солидов. Сказал и ускакал восвояси. Мало, конечно, но мне и самому любопытно, что же это за чертовщина.
На меня снова налетели жители, я давай им всё растолковывать. Отвечал на глупые вопросы по три раза, открещивался от обещаний. Бог с ними, отбился. Возвращаюсь в дом старика, долблюсь в дверь, а тот не открывает. На все засовы заперся, опять засел под стол. Я уже с ног валюсь. Пошел к соседу, к плотнику. Тот меня впустил, разместил на старом тюфяке. Не мягкая кровать, но я такой уставший был, что всё равно. Весь день до этого в пути и ночью глаз не сомкнул. Упал на него и сразу уснул. Череп и все вещи на пол рядом побросал.
Просил разбудить меня к обеду. Просыпаюсь, а на улице уже смеркается. Плотника дома нет, и череп куда-то подевался. Отправился искать, все как один твердят, с утра его не видели. Пришёл на кладбище, там тоже пусто. Осталось одно место, где ещё не смотрел - замок. Туда и поспешил, хотелось с кладбища убираться до захода солнца.
Прежде я бывал лишь в трёх твердынях и после них замок Ашаффенбург показался мне нерушимым грозным монолитом. Не то, чтобы он непомерно велик, просто уж больно внушителен. Крепкие толстые стены из серого камня, остроконечные крыши башен, а вокруг тёмный лес, да река. Мрачный вид, устрашающий.
Владелец замка принял меня сразу, но объяснить ему, зачем я припёрся оказалось непросто. Сам толком не понимал. Однако стоило заикнуться, что плотник забрал череп, он не на шутку перепугался. А я уж было подумал, что этот сердитый сухарь ничего не боится. Казалось, у него даже седины в волосах прибавилось. Непонятно, чем его мог так напугать какой-то ремесленник из деревни.
Как выяснилось, мог, и ещё как. С заходом солнца на замок напали мертвецы. Ворота закрыть не успели, да это и не помогло бы. Враги уже был в твердыни. Первые покойники полезли из темницы, а уж там померли многие. Вскоре к ним присоединились те, что с кладбища.
На стенах лучники стреляли огненными стрелами. Это останавливало мёртвых. Снизу, во дворе, сражались в ближнем бою. Даже сеньор взялся за меч. Кричал, командовал, рубил трупов. Сражался яростно, да и руководил умело. За свою жизнь он много где повоевал, выступал на стороне франконских графов и бил венгров в Эльзасе, а местным стычкам вовсе нет числа. Свои владения он расширил вдвое.
Покойники шли к замку не по собственно воле, ими командовал плотник. Череп был у него в руке, глаза в каменных глазницах светились зелёным светом. Мертвецы послушно шагали туда, куда он указывал, и набрасывались на любого, кто попадал под его взор. Отчаянная попытка штурма не принесла успеха. В пылу сражения плотник схватил стрелу. Он выронил колдовскую вещицу и натиск затух.
Когда я подошел к нему, он был ещё жив. Просил прощение, сказал, что не хотел навредить невинным, лишь отомстить за дочь. Её изнасиловал и убил сеньор.
- Так он был колдуном? – полюбопытствовал Гвидо.
- Нет, он просто понял, как управлять мёртвыми при помощи черепа, - ответил Манфред. – Смышленый оказался мужик. Я вот не сразу догадался, а он вмиг раскусил.
- А что сеньор? – стало интересно Эде. Она прежде не слышала эту историю. Охотник не любил делиться своим прошлым.
- Да ничего. Этот жадный ублюдок не заплатил мне ни единой монеты. Дескать, плотника убил его челок, и он мне ничем не обязан. Хотел прибрать к рукам и череп, но я сказал, что тот проклят. Закопал его после в лесу, чтоб никто не нашел.
- И это всё? – возмущённо поинтересовался Гвидо, ударив о стол кружкой. – Кто же колдун? Ты этого так и не узнал?
- Отчего же? Я ведь не говорил, что это конец истории, - успокоил его Манфред. – С тем же колдовством я столкнулся в Вюрцбурге и в Оксенфурте, и в Бамберге, и в Форххайме, и ещё в паре-тройке замков. Названия я позабыл. Всякий раз находился кто-то, кому череп пришелся ой как кстати. Его использовали самые разные люди в различных целях. Священник, рыцарь, купец, бандит, фермер, дочь рыбака. Будь то месть, зависть, жажда наживы или власти. Причины всегда разные, а результат один.
Я ненадолго потерял след, когда тот сошёл с устья реки, но вскоре напал на него в Нюрнберге. Там на кладбище мертвецы поднимались всего раз до моего приезда. Я наступал колуну на пятки, должен был нагнать его со дня на день. Возникла небольшая дилемма на распутье. Одна дорога из Нюрнберга вела на юг в Айхштет, другая на восток в Наббург. Даже петляя по устью Майна, колдун неизменно шёл на восток. Я выбрал дорогу на Наббург и не ошибся. В пути мне встретился монах. Он рассказал, что вместе с братьями вёз в город вино из монастыря. У опушки леса на них напали. В живых остался только он, и то лишь потому, что отстал от других. Рассказ его оказался исчерпывающе подробен. Вне всяких сомнений монахи наткнулись на колдуна. Толстяк задержал меня, всё умолял сопроводить его обратно в монастырь. Времени на это не было, бросил его на дороге, но отдал часть провианта. Думаю, не пропал. Мало кто нападает на монахов.
Поспешив, я всё же нагнал колдуна ещё до Наббурга. Тот остановился на ночлег, нашёл себе уютную пещерку у ручья, разжёг костёр снаружи, жарил кролика. Молодой, моложе меня на год или два. Помню, тогда ещё подумал: «Как странно, такой сопляк, а уже мощное колдовство творит».
Подкрался к нему сзади. Лопух даже ловушки не расставил. Услышал меня за два шага, но поздно, мой меч уже в замахе. Этот дурак закрылся от клинка руками, вместо того, чтобы наколдовать себе защиту. Одним ударом отрубил обе кисти. Растяпа упал задом в костер, а завизжал так, что весь лес встрепенулся. Не было ни малейшего желания слушать эти визги, ну я и добил паршивца. Оборачиваюсь довольный, а там, на входе в пещеру, стоит второй. Лет пятьдесят, а уже весь седой. Руки в ожогах и черные, как будто в саже. Взгляд злобный, аж холод пробрал.
Мне бы бежать, уносить ноги, а я стою как вкопанный. И тот, гад, не шевелится, только смотрит на меч, как с него кровь стекает. Потом глаза поднял, брови нахмурил и началось. Тогда я впервые сражался с колдуном в открытом бою. Ей богу, чудом уцелел. Весь израненный, избитый, измотанный, но добил-таки сволочь.
До города не дошёл бы, уж больно много крови из меня вытекло, да и колдовскую заразу подцепил. Задел он меня пару раз своим чародейством. Мне на глазах прям хуже становилось. Пришлось постигать азы магии. Порылся в вещах волшебников, нашел какие-то снадобья и книжку. Начал читать, а там всё подробно расписано: что чем и как лечить. Вечером подыхал, а на утро свеж, как огурчик. Сил будто бы прибавилось.
Теперь всегда изучаю колдовские альманахи, отбираю для себя ценные зелья и амулеты. Даже продаю порой, на них большой спросом у богачей и правоверных. Не раз видел, как святоши под действием волшебных пузырьков творили «чудо божье». Они любят пускать пыль в глаза простому люду. Могут и от заветов церкви отступить. Лицемеры поганые. Об этом, к слову, тоже есть история, - Манфред промочил горло и тут же принялся рассказывать:
- Занесло меня как-то в деревушку на окраине баварского леса. Приятное на первый взгляд местечко. Озеро, горы, деревья, тишь, да гладь. Люди все добрые и приветливые; от их доброты аж зубы ломит. Как-то даже не по себе. Нечасто меня приглашают в дом бесплатно и без какой-то цели.
Оказался я там исключительно случайно. Повздорил с одним рыцарем в Пассау, он отказался мне платить. Сказал: Людская благодарность – уже награда. Чего, мол, ещё надо? Когда я потребовал настойчивей, тот заявил, что такой мелочный проходимец как я ему, видите ли, противен. Вызвал меня на «честный бой».
Очевидно, в рыцарском понимании «честный бой» – это когда он в кольчуге, с копьём, щитом, да на коне, а я с одним мечом и на своих двоих. Ну, ничего, мне ведь не привыкать к неравным схваткам. Он меня только раз чирком задел. Шрам на плече, правда, остался. Я же убил его коня, сломал копьё, избил, как пса бродячего, а в качестве награды забрал рыцарский щит и стянул с него кольчугу.
- Не дурно, - одобрил трофеи Гвидо. Ему-то часто приходилось снимать с поверженных врагов броню. Он знает, как ценится качественная кольчуга. Если короткая, то новая стоит где-то шестьсот пятьдесят пфеннигов. Длинная и вовсе все девятьсот. Если доспех с шоссами (кольчужные штаны), то ещё около шести сотен, да рукавицы порядка семидесяти пяти серебряных.
В среднем вместе с гамбенезоном (поддоспешник), шлемом, щитом, ремнём, сапогами, кожаными перчатками, штанами, туникой и гербовым сюрком доспех обходится рыцарю в десять фунтов серебра. Конечно, всё зависит от качества изделия и украшений. Бывают рыцари бедные, бывают богатые. Тут цены разнятся. Военное облачение сеньора, графа, герцога, принца или короля, конечно же, дороже. Гвидо слыхал, что Геро Железный заплатил за свою броню тридцать семь, а церемониальный доспех Оттона стоит баснословных две сотни фунтов чистого серебра.
Поддержанная броня дешевле, а уж с дырками, снятая с врага, так и вовсе. При продаже придётся скинуть цену, и неслабо. В лучше случае перепадёт треть от её первичной стоимости, но чаще куда меньше. Кузнец всё перекуёт, подлатает, отполирует, да продаст с небольшой уценкой. Получит раза так в два, а то и в три больше, чем дал тебе.
Не обязательно идти к мастеру. Можно, и самому продать трофеи в том виде, в каком есть, но это лишняя морока. Если на рынке, то придётся заплатить взнос за торговлю, да стражников задобрить, а не то укажут пальцем местному хулиганью и тебя обворуют.
Нередко приторговывают у фонтанов, памятников, возле храмов, да на мостах. Бесплатно, но частенько разгоняют. При любом раскладе придётся тратить время на утомительное занятие. Гвидо лишь раз попробовал и понял, это не для него.
Впрочем, всегда можно подсунуть свой товар торговцу и попросить продать, пообещав часть выручки. Тут велик риск нарваться на мошенника. Либо исчезнет, прихватив твоё добро, либо, коль посмелей, просто заявит, что знать тебя не знает, да и денег твоих у него нет. Гвидо такие редко попадались. Надёжней отнести всё скупщику, но тот заплатит немного больше, чем ремесленник.
- Вот только зря я не прикончил гада, - продолжил Манфред. – Как оказалось, он дальний родственник правителя Баварии. Внучатый племянник жены брата графа Рудольфа из Заалгау, женатого на сестре Арнульфа Злого. Мир его праху, славный был человек. Ох уж эти святоши. Он принес мир в Баварию, а они его злым назвали.
- Он же приказал тебя убить, - удивилась Эда.
- Это всё его чёртов родственник. Как бы то ни было, спасаясь от расправы, я дал коню в бока и поскакал к границе. Знал, что в Богемию они не сунутся. Держался в стороне от основных дорог. Так и попал в ту деревушку. Скакал несколько дней подряд. Коня загнал, сам устал. Решил, что пора отдохнуть. Приняли меня как почётного гостя. К ним редко забредали путники.
Пообщавшись с местными, узнал, что на другом берегу озера обосновались табором цыгане. Я понятия не имел, кто это такие, но после фразы «чудеса творят» мне стало интересно. По слухам родом они из Индии, а к нам пришли из Византии. Я никогда прежде не встречал цыган, вот и пошёл поглазеть. Да только никакие это не цыгане, а самые обычные ведьмы. С первого взгляда понял. Большой ковен, а не табор, палаток десять-двенадцать. Мужчин там раз-два и обчёлся. Держат под чарами, для виду. Работу за них делают, колют дрова, рыбачат, в лесу охотятся. В остальном в «таборе» одни лишь женщины всех возрастов. Сидят, шьют, травы сушат. На верёвках развешаны туши животных, котёл для варева стоит прямо на улице, там же алтарь. Его даже не прятали. Местные думали, что это их религия. В каком-то смысле так и есть.
Никто меня не испугался, хотя одна старуха, кажется, всё же догадалась, кто я такой. Женщина помоложе спросила, что я хочу купить, зелье или амулет. Там у них целая ярмарка. Одна мне даже за деньги погадала, - Гвидо рассмеялся, Манфред рассказывал дальше, не обращая внимания на громкий гогот:
- Лично я не рискнул бы эту бурду голыми руками брать, не то, чтоб пить. А деревенские дурачки ничего, принимали, да ещё и деньги платили. Дабы не вызывать подозрений, купил какую-то шнягу для сладкого сна. Выбросил её в озеро на обратной дороге.
Попытался объяснить местным жителям, что рядом с ними живут ведьмы. И что вы думаете? – Манфред выдержал небольшую паузу. Эда пожала плечами, Гвидо замер в ожидании, забыв про пиво. – Никто мне не поверил. Меня подняли на смех.
Чёрт его знает, кому принадлежали эти земли. Главным в общине был местный настоятель. К нему-то я и обратился. Рассказал всё, что знал о ведьмах, поделился своими опасениями. Его я сперва тоже не убедил. Однако, хорошо зная церковных, предложил ему выгодную сделку: все запасы ведьм - а их там предостаточно - в обмен на плату за мои услуги. Пораскинув мозгами, святоша согласился. По крайней мере, я так думал. Мы ударили по рукам, и я довольный ушёл готовить ведьмам западню.
Настоятель, подлая свинья, тем временем решил всё сделать без меня. Ну, не совсем. Он выступил перед людьми, пересказал им мои доводы, сослался на меня как на опытного охотника. Дескать, я подтвердил его худшие опасения, и всем им грозит страшная опасность от такого соседства. Расплата, кара божья, бла-бла-бла…
Воодушевленный напутствием народ проглотил позыв алчного негодяя. Схватив кто топоры, кто вилы, кто факела, они пошли гнать ведьм. Дурачьё бестолковое. Я тогда был в лесу, не мог помешать этому безумству. Той ночью ведьмы устраивали шабаш. Только полный кретин пойдёт на ведьм ночью во время шабаша, когда их силы и численность возрастают.
Видите ли, обычно ковен – сформировавшаяся группа, куда не берут чужаков из числа стихийных ведьм. Лишь юных неопытных девиц, только-только открывших в себе колдовскую силу. Ими проще управлять, подчинить общей цели, навязать свои суждения, мораль и ценности. Их обучат тому, что полезно для ковена, и оградят от того, что вредит. Туда не берут опытных ведьм, авторитет старших должен быть непоколебим.
Однако на шабаш частенько приглашают других ведьм из окрестностей. Для них это всё равно, что праздник. У нас пасха, у них шабаш. Они уходят в лес, ставят большой алтарь, раскрашивают лица краской и при луне устраивают ведовское таинство. Разжигают огромный костёр, скармливают ему свои дары, пляшут, кричат, поют. То ещё зрелище.
Во время шабаша души и силы ведьм сливаются, из-за чего, к слову, они порой подхватывают разные болячки. Подобное слияние для них несравненное блаженство, они испытывают самое настоящее сексуальное наслаждение. Словом, колдовская оргия. Вообще-то наблюдать за этим со стороны даже забавно.
- Могу себе представить, - вновь рассмеялся Гвидо.
- Тогда представь, насколько злыми будут ведьмы, если их прервать во время столь сладостного и долгожданного занятия. Крики разгневанных людей разлетались от озера по всей округе. Ведьмы, конечно же, услышали. Старуха злобно прыснула: Ведь я же говорила. Думаю, речь шла обо мне.
Когда они вышли из леса, их «табор» был разгромлен. Палатки горели, столы, кресла, сундуки разломаны, зачарованные мужики валялись заколотые. Люди воровали склянки. Дураки до сих пор считали их восточными лекарствами. Настоятель метался по поляне, пытаясь их остановить. Он, видно, не подумал, что всё будет так. Остался с носом.
Ведьмы в гневе начали убивать всех без разбора, любого, кто попался на глаза. Деревенские пришли всем скопом, женщины, дети, старики. Одна толстуха даже грудного ребёнка притащила. Чем дура думала?!
Я напал со спины, а хаос мне помощник. Почти всех ведьм перебил, парочку зарубили местные. На мне ни царапины, а вот среди жителей многие погибли. Хотелось бы сказать, что так глупцам и нужно, но жалко всё же их, виноват-то во всём один жадный мерзавец. Чёртов иуда пытался всё на меня свалить, но, как ни странно, люди вняли не его лживым россказням, а моим словам. Такая редкость. Мне бы порадоваться, но что-то настроения не было. Скверно всё вышло.
Священника народ растерзал прямо там. Я решил убраться под шумок, а то, глядишь, ещё и мне перепадёт. Забрал коня, пока в деревне пусто, еды немного прихватил, и дал галоп. Мчался ночью по лесной дороге, загубил под утро скакуна. Угодил в яму, сломал ногу. Пришлось его добить и идти дальше пешком. Я и сам при падении неслабо шмякнулся, несколько дней хромал.
Почти неделя у меня ушла на то, чтобы преодолеть лес. В пути повстречал лесную ведьму. Прихватил с собой её голову. И ведь не зря. Чешские лесорубы были несказанно рады наконец-то избавиться от напасти.
- Ну и каковы они, наши союзники? – спросил вербовщик с явным презрением.
- Довольно приятный народ. Сам не ожидал. Столько всего слышал про диких славян. Думал, увижу каких-нибудь дикарей, наподобие норманнов. Был приятно удивлён. Они, конечно, от нас многим отличаются, но всё же люди, как люди. Живут, пьют, трахаются, веселятся, умирают. Культура у них чудная. Верят во всяких леших, домовых, но при том христиане.
Что мне пришлось по нраву, так это обилие ведьм в тех землях. Да там их пруд пруди, как они говорят. Работы хоть отбавляй, а мастеров моих талантов днём с огнём не сыщешь. Вскоре меня почитали как великого героя. Все честные, плату ни из кого не выбивал. Аж странно как-то. Два года я там прожил. Золото текло рекой, женщины меня любили, церковь почитала, а правители вручали ценные подарки. Не по контракту, так, за верную службу. Катался как сыр в масле. Чувствовал себя едва ли не дворянином.
Досадное заблуждение. Стоило переспать с дочерью князя, как вся любовь вмиг испарилась. Бежал из Богемии, оставив всё нажитое богатство. Такое со мной часто. Хоть голову сберёг, и то ладно. Баварию пересёк в спешке, дабы не повстречать старых знакомых. Устремился сразу в Швабию. После промышлял в основном в тех краях, а также на севере Бургундии, юге Лотарингии и Франконии. Год назад чуть не умер из-за бездарной небрежности. Тогда и потерял свой меч.
- Вот дела, - удивился Гвидо, - уже год его ищешь?
- Нет, что ты, ищем его недавно, но уже успели влезть в неприятности, - взяла слово Эда. Устала молчать. Порой Манфреда не заткнуть.
- Обожаю слушать про чужие неприятности, - Гвидо и впрямь выглядел довольно радостным. Широкая хмельная улыбка расплылась на всё лицо. Глянешь на него в такой момент и не поверишь, что перед тобой сидит заправский головорез.
- Неприятности преследуют нас на каждом шагу, - начала воительница. Опыта травить пивные байки ей не хватало, но она старалась, как могла. В красках описала всё, что случилось с ними в Майнце, не забыла помянуть недавнюю охоту на болотах. Гвидо заверил, что вражда с архиепископом лишь на руку, маркграф Геро его терпеть не может. Не смолчал вербовщик и когда услышал о Сэре Теодоре, наградил его парой малоприятных эпитетов.
Входная дверь скрипнула, в таверну вошли амазонки. Манфред с порога приметил сестру Раду. Сразу понял, зачем они здесь. Немного тоскливо стало на душе.
- Нам с Эдой нужно ненадолго отлучиться, скоро вернусь, - сказал он Гвидо. Тот утвердительно кивнул и подозвал трактирщика, чтобы пополнить запас пойла на столе.
Эда тоже сникла, когда поняла, куда вдруг сорвался Манфред. Её путешествие на этом окончено, дома ждёт строгий выговор или, судя по выражению лица Рады, иное, более жёсткое наказание.

Время за разговором пролетело незаметно, солнце уже закатилось за горизонт. Вокруг тишина, лишь из таверны доносится шум. Молочной пеленой застлано всё вокруг. Сквозь туман светит луна, как-то уж больно ярко. Светло, словно пасмурным днём.
У входа сопит пьянчуга. В очередной раз не дошёл до дома. Такой грязный, что сойдёт за бездомного. Рядом собаки жадно глотают потроха, любезно брошенные поваром. Город давно бы утонул в грязи, кабы не псы, да свиньи. Крыс тоже нигде нет. Видно, коты оголодали. Их в городе целая тьма. Орут на луну с крыш домов, да носятся по подворотням. Только и успел углядеть, как мелкий силуэт мелькнул за угол.
- Рада…
- Молчи, - грубо прервала Эду старшая воительница. – Оправдываться будешь перед старейшей.
- Но…
- Молчи, кому говорю! Не доводи до греха. Ты уже изрядно дров наломала, так что просто молчи.
- Из-за чего ты так взъелась, Рада? – обратился к ней Манфред.
- Архиепископ назначил награду за наши головы. Многих схватили, и прямиком к Фридриху. Трое не дожили и до этого, двух казнили на плахе, ещё семь сестёр в темнице дожидаются своей очереди. Помощь тебе дорого нам обошлась. Старейшая приказала немедля вернуть Эду в лагерь. Ох и влетит тебе, - обратилась она к провинившейся амазонке, а после скомандовала спутницам: - Уведите.
- Эда не виновата, всё из-за меня, - возмутился охотник. – Меня использовал в своих целях Фридрих, и это меня вы спасали с плахи. К слову, все вместе, а не только Эда. Я – причина ваших бед, но наказание получит она. Это не справедливо. Скажи Гайе, чтобы не вешала на неё всех собак.
- Ты не живёшь по кодексу, Манфред, и на тебя наши законы не действуют. Само собой, ты во всём виноват, но вот беда, тебя мы наказать не можем. Ты зря втянул её, но Эда должна сознавать последствия собственных поступков. Беспечность суждений для нас непозволительная роскошь. Я уже видела, к чему это приводит. Когда-то у меня была подруга Инира. Она жаждала приключений, странствий, свободы, и однажды сбежала из лагеря, бросила нас. Эда напоминает мне её. Боюсь, как бы она не совершила подобную глупость. Тогда в Майнце ей следовало вернуться с нами в лагерь, и она знала это, но предпочла пойти с тобой. Это было её решение, а воля старейшей – просто повод. Сёстры не ставят личные стремления выше общего блага – вот в чём Эда провинилась.
Рада хотела уйти, но Манфред окликнул её:
- Что с ней стало, с твоей подругой?
Воительница обернулась и поглядела на охотника. Взгляд скорей грустный, чем злой. Немного растерянный.
- Она нашла, что искала.
Манфред не спросил, что плохого в мечте. Сам знал, мечты у сестёр не в почёте. Разум должен быть ясным, а не витать в облаках. Несобранность – верный спутник погибели.
- Ты так и не нашёл свой меч? – полюбопытствовала воительница. Зачем? И так ведь ясно. Вовсе не то она хочет спросить.
- Нет, но знаю, где он, у командира отряда Железных, что подчиняются маркграфу Геро.
- Ты же не собираешься совершить глупость, о которой мне вдруг почудилось?
- Я вступлю в отряд.
- Не будь кретином, Манфред! Отряд Железных – сборище мерзавцев и негодяев. Тебя убьют. Этот чёртов меч стоит твоей жизни? Да господи, сделаешь себе новый. Старейшая даст денег, я уверена, – Рада завелась не на шутку. Её крик потревожил псов. Те ненадолго забыли про потроха, подняли головы, уставились на девушку. Первым вернулся к еде молодой серый пёс с разодранным ухом. Другие подхватили.
- Это меч моего отца – всё, что осталось от него. Ты не поймёшь, тебя вырастили иначе. Для вас, амазонок, родители такие же старшие сёстры как прочие, а для меня отец был самым близким человек. Я на него ровнялся, учился у него всему. Всегда знал, если что-то не получается, он поможет, подскажет, как сделать правильно, поддержит, когда это нужно, даст пинка под зад, коль стоит меня подогнать. Он всё умел. Я никогда не буду таким охотником, как он. Отец мог научить меня стольким вещам. Но его забрали. Всё, что осталось – этот меч. Я и так с каждым годом помню его всё хуже, лицо почти позабыл. Меч – не просто семейная реликвия, старое оружие, кусок серебра – это память о нём, часть его души. Не правильно, что какой-то мерзавец и негодяй, как ты выразилась, убивает им людей. Я не отступлюсь от задуманного, и не проси.
Рада не просила, даже не попрощалась, просто ушла, оставив его одного в компании своры собак, да спящего пьянчуги.

Гвидо уже прикончил свежую кружку, когда охотник вернулся за стол.
- А где же твоя спутница?
- Вернулась домой. Ей всё равно не место в отряде Железных.
- Тут не поспоришь, - согласился вербовщик. – Но всё же жаль, наверно, отпускать такую красотку? Не боишься, что её уведут, пока ты воюешь? Впрочем, не важно. Поверь мне, трофейные женщины ничем не хуже. После месячного-то воздержания, - сам пошутил – сам посмеялся. – А потом, когда вернёшься, сможешь убить мерзавца, что раздвигал ноги твоей девке. Ладно, что-то я разболтался. Гляжу, этот разговор тебя не радует.
Ты согласился вступить в отряд, и это главное. Умелый боец нам пригодится, да и добротных баек знаешь предостаточно. То, что надо. Когда нельзя пить, увлекательная история – единственное спасение от скуки. Друзей заведёшь быстро. Завтра утром познакомлю с остальными новобранцами, и двинемся в путь. Пора уже закругляться с набором, к концу недели нужно быть в лагере. Что ещё сказать? Ах да, добро пожаловать в ряды Железных!
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Валерий Панов
сообщение 30.8.2014, 1:30
Сообщение #16


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 50
Регистрация: 27.8.2014
Вставить ник
Цитата




Глава 6
В одном шаге




Королевство восточных франков
Герцогство Франкония
Франконский лес
939 год н.э.




Железные встали лагерем во Франконском лесу, на территории врага. Широкие стволы деревьев, поросшие мхом, уходят под самое небо. Птиц и животных тут совсем не слышно, слишком много людей вокруг, вдаль распростёрлись ряды палаток. Болтают, смеются, точат мечи, что-то сколачивают, жгут костры.
Лесной покров разнообразен, есть листья, есть вечнозелёные иглы. Сквозь ветви неровно пробивается свет, где-то больше, где-то меньше. В дыму даже он обретает форму. Клубы его силуэта медленно покачиваются в воздухе. Ветер ему не навредит, ничуть не колыхнёт. Его здесь вовсе нет, горы со всех сторон надёжно укрывают, из-за чего немного душно. Запахи хвои и костра слились в единый аромат. Одно уже не представляешь без другого.
Немного поодаль бежит ручей. Его журчание едва ли услышишь из лагеря. Звук мелодичный и приятный, но больно тихий. Ему не превозмочь лязганья стали, ударов топора и голосов людей.
Вот она элита тюрингского войска, ручные псы Геро Железного, лучшие воины марки – убийцы, насильники, воры. Словом, мерзавцы всех мастей. Манфред по воле судьбы не раз бывал в компании намного худших тварей, но счесть их за людей не мог даже с натяжкой. Вот и сейчас язык не поворачивался, глядя на этот сброд, назвать кого-то человеком.
Многие и не скрывали своего естества. Трофеи из отрубленных людских конечностей уже изрядно примелькались, а ведь охотник в лагере не пробыл дня. Благо хоть пить этим животным больше не дают.
Так было не всегда. Раньше Железным в усладе пьянства не отказывали, как свиньи надирались каждый вечер. Хорошо, если дозорные оставались трезвыми. Однажды в лагере остановился знатный рыцарь. Чёрт знает, с какой целью, никто сейчас точно сказать не может. Суть, в общем-то, не в этом. Напившись, всем в отряде хорошо знакомый великан буйного нрава и к тому же редкостный задира Гвидо стал приставать к нему. Верзилу позабавило, как вырядился этот олух здесь, в военном лагере. Надел шелка, обвешался драгоценностями, нацепил на пояс ножны, украшенные, как ларец с сокровищами. Ходил весь такой важный, смотрел на чернь свысока, считал себя лучше во всём. Нужно ведь было доказать, что он не прав.
Гвидо, когда захочет, может разозлить любого, а как напьётся, вовсе не контролирует словестный фонтан, что бьёт из его глотки. Острый язык однажды чуть не довёл его до могилы. Тогда он высказался обо всём, что накипело, Геро. Тот ещё не был железным правителем марки и в отряде отборных головорезов выглядел белой вороной. За те слова здоровяка бы казнить, но хитрый и рассудительный командир распорядился по-другому. Он предложил великану пари, сказал, что одолеет его на кулаках. Гвидо и помыслить не мог, что человек меньших размеров способен надавать ему по репе. Итог: у громилы сломанный нос и по условиям пари впредь бритая макушка, а малахольный господин отныне неоспоримый вожак стаи. Почёт ему и уважение, а главное – теперь в отряде ни одна самая подлая тварь о нём дурного слова даже шёпотом наедине с собой не произносит. Гвидо же, хоть и лишился шевелюры, скромней не сделался, но к командиру, впрочем, больше не цеплялся, стал его самым верным воином, если не другом.
Итак, о рыцаре: конечно же, он оскорбился, когда лысый бугай стал задирать его и унижать. Он вызвал великана на поединок. Решил, здоровяк так напился, что и меч в руках не удержит, но не тут-то было. Манфред уже не понаслышке знал, громила может осушить бочонок и всё равно не рухнет, даже не пошатнется. И как он только не убил бедного дурака. Сломал ему руку, да так, что кости в двух местах наружу вылезли.
Какой бы славы ни сыскал в отряде Гвидо, прощать пьяную выходку не стали. Наказание, правда, вышло странным. Здоровяк теперь напивается в тавернах, где ищет новобранцев, а вот все остальные его стараниями перебиваются водой, да морсом. Не сказать, чтобы это не пошло им на пользу, они стали злы пуще прежнего. Крики поверженных врагов для них теперь единственная отрада. Однако тот, кто хорошо знает верзилу, понимает, что для него пьянство – прощальный дар, который хоть немного сгладит горе. Для великана нет большего счастья, чем срубать головы недругов в гуще сражения, а прозябать в тавернах – вовсе не в усладу.
У Манфреда возникло скверное предчувствие насчёт всей этой его затеи. Он не паникует, даже волнения не проявляет. Нельзя показывать, что ты напуган. Репутация – главное в такой компании. Чуть дашь слабину, покажешь себя уязвимым, и всё, ты на дне общества, и каждый день отныне станет мукой. Все будут потешаться, оскорблять и унижать.
Гвидо привёл в лагерь пятнадцать новобранцев. Как догадался Манфред, это весьма неплохо. Отряд сам по себе невелик, воинов триста, может, больше. Они берут свирепостью, а не числом. Славяне, венгры, датчане, норманны, союзники чехи, моравы, собратья франки – для них не важно. Пойдут туда, куда скажут; убьют любого, на кого укажут. Война их промысел. Покуда есть вражда, зависть, обиды, для них всегда найдется работёнка.
Половина новобранцев, того гляди, и больше, сгинут в первом бою. Их даже не похоронят, не заслужили. Изволь гнить на лугу, коль оказался слаб. Слабые умирают, а те, что выжили, закаляются, становятся Железными. Старому другу, боевому товарищу всегда выроют могилу.
Гвидо ушел, даже не попрощавшись. Его дело сделано, деньги в кармане, пора искать новых бойцов. А может, просто сушняк одолел, в лагере нет ни глотка пива.
Новобранцев разделили по умениям. Двоим выдали луки, кузнецу, убившему жену, огромный молот. Вербовщик забрал его прямиком из темницы задень до казни. Вступил в ряды Железный – получай прощение. Ты умелый убийца, незаметен, как тень, у тебя кулак, что кувалда? Ты пригодишься Железным! Один из новобранцев оказался следопытом. Его взяли в разведчики, выдали модный плащ, а нож-душегуб, как ни странно, у него уже имелся.
Манфред и прочие, кто не блистал особыми талантами и габаритами не вышел, получили мечи, у кого не было своих, да кожаные куртки с оранжевой символикой маркграфа Геро. На герб совсем не похоже, так, кляксы. Последний день лета, а значит скоро начнёт холодать. Тёплая куртка пригодится. Цену этого неприглядного доспеха вычтут из жалования. Само собой, завысят донельзя.
Если верить заявлениям, трофеи с первого сражения покроют все издержки, кроме собственной жизни. Манфред и сам это прекрасно понимал. Давал себе пару недель отдыха после особо прибыльной охоты. Учитывая скудное жалование солдата, понятно, почему Железные так рвутся в бой.
Геро Железный руководил отрядом ещё в те времена, когда Тюрингией правил его брат Зигфрид. Поговаривают, будто смерть его не случайна. Про железного маркграфа ходит много разных слухов, один страшней другого. Но воины «железной своры» почитают его пуще короля. Когда он стал правителем Тюрингии, покинул отряд и оставил за главного Бурхарда. На редкость мерзкий тип. Толстый и бородатый, со шрамом на половину лица. Со всеми говорит надменным тоном. Наглый и грубый тип, любит командовать и не терпит неподчинения. За малейшее непослушание жестоко наказывает. Не делает поблажек даже ветеранам. Его доспех не нов, но явно красивее, чем у прочих. Поверх одет плащ, обитый мехом. На спине герб маркграфа, отчётливый и во всю спину, и на груди его символика. От такого не жди честного раздела трофеев. Стервятник всегда урвет самый сладкий кусок добычи.
Квинтилиум на поясе Манфред приметил сразу. Бурхард носит его без ножен, просто затыкает за ремень, чтобы все видели красивую надпись на клинке. Сам-то, поди, прочесть не может, но если спросишь, наверняка ответит. И ведь попробуй с ним поспорь. Серебряный блеск тут же затмил разум, на сердце стало радостно. Охотник чуть не бросился на толстяка с ножом, чудом сдержался. Верный и быстрый путь в могилу, а радости всего на один миг. Нет, нужно быть мудрее.
Этот гад, видно, душу продал дьяволу. Манфред не из заядлых игроков, но частый гость в тавернах, там вечно кто-нибудь пытает счастье. Он тоже пробовал, но чтобы так везло прежде не видел. Его обыграть невозможно, бесполезно даже пробовать. Но меч добыть-то всё же нужно. Остается воровство. Гнусное дело, но что уж тут. Да и разве ж это кража – вернуть своё? А всё равно неприятно, подло и низко.
Лучше идти на дело этой ночью, задерживаться в лагере опасно. Железные, того гляди, пойдут в набег. Что-что, а убивать, насиловать и жечь дома Манфред не станет. Когда толстяк отправится ко сну, охотник выждет немного, зайдёт в палатку командира – благо Бурхард спит один – и заберёт свой меч. После тихонько выведет Счастливчика и двинет восвояси.


***



- Манфред, верно? – Манфред кивнул.
Человек, сидевший напротив, с грязной бородой, без половины зубов и мерзким запахом изо рта нёс караул в одиночку и был рад любой компании, пусть даже новобранца. Всё лучше, чем скука. Охотник уже знал, что другие называют его «выгребной ямой» и сразу ясно, почему.
- Ты не пожалеешь, что примкнул к нам, - продолжил грязнобородый. – Это решение изменит твою жизнь к лучшему, уж поверь. Или к худшему, если ты слабак, - он рассмеялся и разительное зловоние его глотки окатило Манфреда смердящей волной. Из сточной канавы аромат куда приятней. Он ел на ужин гниль, ну не иначе.
- У нас тут слабаков не любят, - заверил беззубый и сплюнул бурой слюной. – Помнится был один, то ему щит слишком тяжёл, то меч больно велик, то копьё неудобное, то он устал, то захворал, то жрать хочет, - он покачал головой и скривил губы. – Долго не протянул, помер.
- Убили? – поинтересовался охотник.
- Конечно, убили! А что ещё с ним делать? Он всех достал, итак слишком долго его терпели, - караульный поглядел на Манфреда и улыбнулся. – Да не пугайся ты так.
- А я и не пугаюсь, меня не так-то просто напугать.
- И правильно. Будь бесстрашен и зол, не скули, как бродячая сука, и тебе у нас понравится. Вот перебьём этих ничтожных заговорщиков, заберём себе их ценности, ещё и от короля получим в благодарность золотишко. Сможешь тогда купить себе хоть всех шлюх Эрфурта или напиться вдоволь. Лично я закачу пир для своего желудка. Есть у меня любимая таверна в Мейсене, на пересечении чешско-саксонского тракта с дорогой на Баутцен. Куплю огромного порося, чтоб во весь стол, и слопаю его в одиночку. На соседний стул поставлю бочку пива, составит мне компанию. А когда доем свинью и прикончу бочонок, поднимусь наверх и трахну жену хозяина. Она у него безотказная, - он снова громко рассмеялся. От его смеха даже дохлый встанет из могилы. Манфред заволновался, что он разбудит Бурхарда.
- А если муж застанет? – спросил охотник, чтобы поддержать разговор. Особого любопытства к россказням бородатого он не испытывал.
- Да этот трус тщедушный и так всё знает, но у него кишка тонка, вот и делает вид, будто ни слухом, ни духом. Он обосрётся от страха, если случайно застанет жену с другим. Хребет переломится от одной только мысли о драке. А ты чего такой молчаливый, собственно? Сидишь тут, всё по сторонам поглядываешь. Чем раньше промышлял, не воровством ли?
- Нет, охотой, - жёстко ответил Манфред. Решил вложить в свой тон обиду. Вот, что значит нет опыта. Его помыслы очевидны даже этой замшелой крысе.
- Так ты охотник, значит? И на кого охотишься?
- На разную тварь, преимущественно хищную. Такую, что разорвёт на куски, едва дашь слабину. Охота – тонкое искусство. Приходится идти на хитрость, прятаться, подкрадываться, заманивать свою жертву в ловушку. Нужно обмануть, а после нанести удар быстро и внезапно.
- Как это? – заинтересовался караульный. Манфред отвел взгляд в сторону и прищурился.
- Что это там? – указал он на палатку Бурхарда. Дозорный ничего не заметил, как бы внимательно не вглядывался.
- Что ты увидел? – спросил он, оборачиваясь, но вместо ответа получил сапогом в челюсть и потерял пару зубов. Он этого не ожидал. Опасен тот удар, который непредвиден.
- Вот так, - закончил рассказ охотник. Он усадил дозорного и подкинул дров в костёр. Караул продолжается.
С сочувствием Манфред отнёсся к тем, кто спит неподалёку. Этот храп и медведя зимой из спячки выдернет. Немудрено, что смех «выгребной ямы» его не потревожил. Шагах в десяти горит ещё один костёр и слышны голоса, но рядом с палаткой никого.
Казалось бы, всё хорошо, однако внутренний голос так и твердит: «Постой, что-то не так, ещё не поздно, уходи». Но нет, сомнение – удел трусов. Если уж что решил, то делай, Манфред. Он достал любимый меч-нож и прорезал вход.
Бурхард спит на медвежьей шкуре, в доспехе, завернувшись в плащ. Квинтилиум лежит рядом с ним на полу. Манфред тихонько подошёл и протянул руку. Вот он. Заветная цель, наконец-то, так близка. Сладкая мысль не должна сбивать с толку, за спиной шорох.
Охотник не успел понять, и в темноте толком не разглядеть. Что-то тяжёлое и деревянное ударило по голове. Опасен тот удар, который непредвиден. Из глаз посыпались искры, Манфред повалился на землю. Благо падать недолго. В грудь упёрся до боли знакомый металл. Квинтилиум. Тут уж не до него, мёртвому меч ни к чему. Он потянулся к ножу, но не успел добраться до рукояти, его скрутили по рукам и ногам. И откуда они только взялись?
Храпа как не бывало. Когда взор прояснился, перед глазами возникла мерзкая физиономия Бурхарда.
- Мразь, тварь, скотина, - сыпал он ругательствами, пыхтел, извергая слюну, но улыбался. – В колодки его, - скомандовал громогласно.
- Так ведь все заняты, - огорчил один из солдат.
- Тогда в клетку к пленным.
- До утра он там не дотянет.
- А то я не знаю, - оскалился Бурхард. – Сам виноват, ворам поблажек не будет. С Гвидо тоже взыщется за такого новобранца. Понаберёт кого ни попадя, пьянчуга головозадая. Хоть предупредить ума хватило.
Вот как? Весельчак Гвидо предал тебя, Манфред. А чего ты ждал, дубина? Он верен отряду, а с тобой едва знаком. Из-за звона в ушах думать чертовски трудно, но мысли сами лезут в голову. Его обезоружили и выволокли наружу. Бурхард дал пинка за дыру в палатке и ещё разок приложился по рёбрам. Так, из злости.
Клетка в самом центре лагеря. Днём охотник пару раз проходил мимо, но на пленных особо не засматривался. Привык отстраняться от чужих бед. Всех не спасти, а попробуешь, бед накличешь. Да чего уж там, Манфред, признай, тебе просто плевать. Земляки или нет – не важно, одинаково безразличны все незнакомцы.
Его остановили перед клеткой, демонстративно сорвали куртку с оранжевой символикой. Да забирайте, не жалко.
- Ты не достоин носить наши цвета, - гордо заявил один из солдат и подтолкнул охотника в руки уродца, что следил за пленными. В свете костра нарывы на его лице наливаются краской, кое-где гнойники. На поясе висит один единственный ключ. Из оружия небольшая дубина, а теперь ещё огромный меч-нож.
- Это тебе, - произнёс всё тот же солдат, вручая тесак Манфреда крысёнышу. Тот обласкал его похотливым взглядом, словно взирал на дарёную женщину; расплылся в возбуждённой улыбке. Сапоги, ремень и волшебное кольцо с пальца охотника уродец снимал уже сам. Внутренний голос, Манфред? Ну, конечно же! Кольцо предостеречь пыталось, а ты и не додумался, тупица.
Рядом у костра сидели двое знакомых: новоиспечённый разведчик и кузнец-женоубийца. Первый пренебрежительно глянул на нож, не по его таланту лезвие. Ему подавай лёгкий, тонкий, незаметный. А вот кузнец, похоже, оценил, да только после одарил Манфреда таким жутким взглядом, что мерзкие рожи Железных теперь уж не казались больно злобными. Охотник ничего не боялся, всегда отгонял страх, едва тот появится. Вот и сейчас не струхнул. Да и к чему бояться какого-то душегуба по ту сторону клети, когда дюжина озлобленных побитых солдат смотрит на тебя, как на волка?
- За что тебя к нам? – спросил чей-то, впрочем, ничуть не злой голос. Вперёд вышел мужчина. Молодой, худой, с острым подбородком и редкой бородой. Одет, как и все прочие, в рванье. Добротный доспех с них давно стянули.
- За воровство, - честно признался охотник. Он не любит лицемерия в других, и своих грехов не скрывает. Не поджав хвост, робко опустив глаза, тихо промямлил, а произнёс отчётливо и жёстко, с высоко поднятой головой, чуть ли не гордо.
- Ты вор?
- Нет, не вор. Я хотел вернуть своё.
- Украв? Это бесчестно, - стало быть, рыцарь, коль уж заговорил о чести. Видно, из тех, кому век воли не видать, дай сгинуть за благое дело. – Неужто не нашлось более достойных средств? Честный спор, поединок.
- Честный спор? Честный поединок?! – повторил Манфред с явной насмешкой. - Честность здесь не в почёте.
- Да, ублюдки Геро те ещё мрази. От них хорошего не жди, - усмехнувшись, согласился общительный пленник. Странно, что остальные при этом сдержанны.
- А ну-ка, тихо там, - крикнул надсмотрщик и стукнул дубиной по решётке. В голове всё ещё гудит, и громкий звон доставил боль похуже колотой раны.
- Что с ними будет? – спросил разведчик. Он сидел у костра, поджав под себя одну ногу, и играл с ножом. На того, с кем говорит, он даже не взглянул. Противно ему смотреть на мерзкую прыщавую рожу. Скорее всего, сам когда-то страдал от подобного недуга. Хотя, кто ж его знает? Может, он просто из брезгливых.
- Тех, что поудачливей, доставим к королю. Их вздёрнут на людях. Будут уроком тем, кто вздумает участвовать в восстаниях. Прочих убьём сами, - уродец улыбнулся. Как оказалось, его рожа может быть ещё противней. Двое, что у костра, смолчали, но и без слов ясно, изложенное мерзавцам по нутру. В умах уже резвятся гнусные мыслишки.
- Этот охранник, крысья морда, каждый день забивает до смерти одного из нас. Выводит на рассвете, привязывает к дереву. Сперва ломает ноги, потом руки. Не торопясь, растягивает удовольствие. Порой прервётся, сходит поест, вернётся – продолжит истязания.
- Чего ты с ним треплешься, Карл? – раздался ещё один, не столь дружелюбный голос. Судя по обращению, тоже рыцарь. – Его к нам подослали шпионить. Всё это представление – фарс. Лишь бы втереться к нам в доверие.
- Не будь столь скор на выводы, - ответил Карл, или Сэр Карл. После вновь обратился к Манфреду. - Мой друг считает, ты шпион, а мне вот кажется, всего лишь никудышный вор. Так кто же ты?
- Так он и скажет, - буркнул обиженный грубиян.
- Тебя ведь только сегодня привели, не так ли? – спросил Карл, не обращая внимания на друга. Наблюдательный, однако.
- Верно, - подтвердил охотник.
- Я Карл, - представился пленник. Не Сэр Карл, просто Карл. Нет, не проведёшь, в подобном Манфред не ошибается, перед ним точно рыцарь. Видно, решил, что так нежданный гость скорей заговорит. - А твое имя? – спросил он следом.
- Манфред.
- Опасное имя, - усмехнулся Карл. – Архиепископ Фридрих назначил награду за некоего Манфреда, охотника на ведьм и колдунов. Не думаю, что это ты, но все-таки поостерёгся бы. Лучше побудь на время Карлом, так безопаснее.
- Я не страшусь гнева святош, и трястись пред ними не стану.
- Сказал храбрый воришка, сидя в клетке. Топор палача вмиг собьет с тебя всю спесь.
- Успокойся, Бернард, Манфред нам не враг, - Карл укоризненно глянул на друга. Бернард старше его лет на десять, но спорить не стал, просто смолк, прикусив губу. До чего же нелепый вид, однако. Словно обиженный баран. У него грубые черты лица, мощная челюсть, широкий лоб, большой нос. Крепкий на вид, массивные кулаки, с ранних лет тягает тяжести. Вполне похож на простолюдина, обычного воина на службе у рыцаря или даже сеньора, но больно уж гордый взгляд. Упрек от Сэра Карла он стерпел, но не одобрил, а значит, не привык. Благородные рождены повелевать, вот и бунтуют против покровителей. Гордыню унять непросто.
- Не обижайся на моего друга, - продолжал Карл, - он не доверяет незнакомцам, во всех видит предателей. Его можно понять, предатель заманил нас в ловушку. Мы узнали, что Железные псы Геро прячутся в лесу, отправились проверить. Нужен был проводник. Герцог Эбергард предложил взять местного, из деревушки возле леса. Так мы и сделали. Уроженец Франконии завел нас прямиком в засаду, предал своих ради тюрингского золота. Всего-то за десять триенсов.
- Знакомо. Меня и самого в последнее время уж больно часто обманывали и предавали. Вот и здесь я оказался, доверившись не тому человеку.
- Выходит, у нас много общего, Манфред. Нас обоих предали и мы оба не достигли своей цели, - подытожил Карл, а после спросил, – Откуда ты?
Для человека в его положении, этот юнец очень спокоен и жутко любопытен. Подобное поведение настораживает. Хитрый враг всегда улыбается в лицо, а скалит зубы в спину. Чтобы засадить нож под ребра, нужно подойти близко. Охотник не видел, как этих узников сажают в клетку, и уж тем более, как берут в плен, а значит, нельзя им доверять. Случайно ли он вспомнил архиепископа, или всё же хотел понять, не тот ли это Манфред, которого так ищет Фридрих? Продать его врагу вполне в духе Железных.
Однако что-то тут не сходится. Сэр Карл не похож на то отрепье, что набирается в отряд. Охотник не любит подобные дилеммы. Редко ему встречается хитрый враг. Обычно легче, проще понять человека. Он повидал всяких: добрых и злых, умных и глупых, изворотливых и простодушных, отважных и трусливых, праведных и грешных. Сэр Карл с виду благороден и отважен, не глуп уж точно, но больно много болтает. Так делают, когда хотят запутать или выведать секреты.
Спасло от затянувшейся паузы то, что Манфред вряд ли мог предвидеть. Внезапный крик раздался на весь лес. Не просто крик, боевой клич. Со всех сторон засвистели стрелы, зазвенели удары мечей и раздались стоны умирающих. На лагерь Железных напали. А ведь обычно они всех застают врасплох. Опасен тот удар, который непредвиден.
Кузнец и разведчик куда-то убежали, а вот охранник «крысья морда» испугался. Сделал несколько неуверенных шагов назад и тут упёрся спиной в клетку. Манфред был рядом, он не растерялся, просунул руку между прутьев и сжал горло уродца мертвой хваткой. Крысеныш брыкался, но нож достать так и не сподобился. Тонкая шея долго не выдержала, хрустнула. Охотник искренне надеялся, что на том свете мучителя уже ждут его озлобленные жертвы.
Сорвав ключ, Манфред отворил замок. Карл благодарственно хлопнул по плечу, а Бернард наградил его смущённым взором. Пленники, воодушевившись, влились в сражение. Благо вокруг полно оружия и им не пришлось биться голыми руками.
Манфред же забрал назад свой меч-нож и кольцо. И вовремя. Откуда ни возьмись на него напрыгнул разведчик. Шустрый оказался гад. Оружие в его руке порхало и извивалось в быстром танце, а алый отблеск лезвия в свете костра, словно броский наряд. Один раз Манфред пропустил удар. Нож резанул его по животу, не глубоко, но всё же неприятно. Охотник не поспевал за резвым противником, шибко тот ловок. Однако он худой и щуплый, в нём на четверть меньше веса. Один удар ногой и коротышка полетел к клетке. Споткнулся об мертвого уродца и долбанулся затылком, оставив красный след на прутьях.
Кузнеца-душегуба Манфред углядел немногим позже, тот бился с Карлом. Огромный молот нависал над головой болтливого пленника, словно сапог над тараканом. Лишь чудом ещё не прибил, рыцарь держался из последних сил. Бернард уже получил свою долю тумаков от грозного великана. Теперь лежит неподалёку, пытается встать, но никак не поймает равновесие. Он не успеет помочь Карлу.
Сейчас бы парочку метательных ножей, но под рукой только огромный тесак. Манфред взялся за лезвие и запустил. Сделав пару оборотов, клинок вонзился в спину кузнеца прежде, чем тот нанёс решающий удар. Он замер с громким криком на устах, молот над головой тянул его назад. Душегуб грохнулся на землю, нож показался из груди. Карл жестом поблагодарил охотника. Улыбка всё ещё при нём. Казалось, она и не сходила с уст.
Всадники проскакали мимо, но тут же развернулись и остановились рядом. Бой уже выигран, но кое-где ещё сражаются. В живых не оставляют никого. Лишь толстяка в красивом кожаном доспехе. Его приволокли за шиворот и бросили к ногам ободранного рыцаря. Серебряный меч упал рядом. Сэр Карл взглянул на предводителя Железной своры и усмехнулся. Вид у надменного борова нынче жалкий. Побитый пёс – хочет рычать, но опасается; скулит, но как-то нерешительно. Не знает, давить на жалость или укусить напоследок. Решился-таки. Дрожа от страха, всё же явил остатки гордости. Потянулся к мечу, но взяться не успел, Карл отрубил топором пальцы. Толстяк завизжал. То глядел на сочащуюся кровью кисть, то на отсечённые конечности, то проклинал всех и грозился отомстить.
- Нет, гнусный пес, не бывать этому, - ответил на его угрозы Карл. - Ты и свора твоя побиты, все мертвы. Никто тебе не поможет, ни твой король, ни злобный хозяин. Прикончу тебя твоим мечом, а после буду гордо носить его, как символ моей победы. Железные псы больше не внушают страх и трепет, все они подохли, - с этими словами Карл поднял с земли серебряный меч, замахнулся и срубил голову Бурхарда одним сильным ударом. После поднял Квинтилиум над головой и воины хором воскликнули: Слава принцу Генриху!
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Валерий Панов
сообщение 1.9.2014, 9:22
Сообщение #17


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 50
Регистрация: 27.8.2014
Вставить ник
Цитата




Глава 7
Шутка судьбы




Королевство восточных франков
Герцогство Франкония
Франконский лес
939 год н.э.




Охотник идёт попятам. Слишком близко не приближается, остаётся немного поодаль, скрывается в тени деревьев и за палатками. Преследовать цель в военном лагере ему в новинку, но он быстро освоился. Каждый вечер прогуливался от одного края укреплений к другому. Изучал повадки солдат, наблюдал, запоминал.
Кое-кто ещё поглядывает с недоверием, но в остальном приняли его хорошо. Манфред может считать себя важной птицей. После того, как спас жизнь Генриху, он пользуется безграничным доверием принца.
Младший брат Оттона провёл много времени в плену у Эбергарда. Герцог частенько навещал узника, они общались и сближались. Так незаметно тюремщик стал другом. Эбергард настроил Генриха против брата, убедил в том, что у него гораздо больше прав на трон, ведь он родился, когда их отец уже был королем, а Оттон появился на свет лишь наследником саксонского герцога. Жажда власти никому не чужда. Она съедает гордых и праведных, честных и преданных. Вот и Генрих не устоял, возжелал примерить королевский венец, взять бразды правления в свои руки.
Он с каждым днём всё больше походил на короля. Воодушевлял солдат, раздавал обещания, строил великие планы. Никакого сходства с тем юнцом из клетки. Он изменился и внешне. Возмужал. Казалось, стал более плечистым. Возможно, всё из-за доспехов. Теперь он носит позолоченную кольчугу, укреплённую пластинами. Под низ одевает кожаный поддоспешник, а сверху тунику с гербом королевского рода. На его происхождение указывает и перстень на пальце правой руки со сложной гравировкой, и толстая золотая цепь на шее. Чем не король? Корона удачно дополнит гордый образ.
Манфред тоже получил новый доспех – чёрную куртку с синими вставками. Дали и новую тунику синего цвета. Его зелёная изрядно поистрепалась в бою с Железными. Ещё выдали черные кожаные сапоги вместо ужасных рыжих. С ними, в общем-то, всё в порядке, крепкая обувка, ничего не скажешь, просто опостылели донельзя. Сапожник постарался на славу, сотворил пару отличных крепких удобных внешне омерзительных сапог.
Однако, не смотря на все радости, о своей заветной цели охотник мог только мечтать. Тогда, после победы, Генрих предложил ему любую награду. Манфред понимал, просить свой меч бессмысленно. Не после того, как тот стал символом победы над Железной сворой. Он указал на Счастливчика, заверив, что хотел выкрасть именно его.
Генрих исполнил желание охотника. Более того, предложил принять его сторону в борьбе за престол. Это выглядело единственной возможностью остаться рядом с Квинтилиумом. Грех отказываться. Плахи в случае неудачи Манфред не боялся, Оттон и так приговорил его к смерти. Проблема лишь одна: архиепископ Фридрих теперь на стороне заговорщиков. С кем, с кем, а с ним, охотнику встречаться не хотелось. Даже Генрих сменит милость на гнев, узнав, кто спутал им все планы в Майнце.
Бернард тоже не проявляет тёплых чувств к новоявленному любимчику. Приглядывается, всё ожидает предательства. Следить за Манфредом он перестал ещё на третий день, охотник ловко уходил от слежки. Бернард нашёптывал Генриху, велел остерегаться нового знакомца, советовал прогнать, но тот не внял советам. В конце концов, гвардеец просто приказал своим людям наблюдать за Манфредом, и то, чем он сейчас занят, вряд ли осталось незамеченным. Оправданный риск, если охотник не ошибся. Если же, да, трудно будет всё объяснить.
Странная тень скользит по лагерю и остаётся незамеченной для всех, кроме такой же тени. Манфред осознаёт, как странно вписывается в среду солдат охотник. Он не бросается с мечом в атаку, не прорывает фланг. Он караулит свою жертву, заманивает её в сети. Также и этот странный незнакомец, он не лазутчик, не шпион и лишь прикидывается солдатом.
Манфред уже встречал таких людей – убийцы. Ни те мясники, что жаждут крови, и ни грабители, что режут глотки ради добычи. Эти другие, дня них убийство – искусство, ремесло, подобно изваянию. Они скульпторы в поисках шедевра. Не просто грубой формы, а идеала. Их влечёт тонкая работа, сложный заказ и безошибочное исполнение – таков их признак мастерства.
Он трижды осторожен, вынослив, сдержан и терпелив. С таким врагом держи ухо востро. Одна ошибка и всё, он тебя распознал. Скроется или устранит со своего пути. И глазом не моргнешь, как сам станешь добычей, и не поймёшь, когда это случилось.
Невероятно сложная охота, а результат сомнителен, но только так можно добраться до меча. Вор из Манфреда, как видно, никудышный. Вещи Генриха стерегут его гвардейцы. Попасть в гвардию трудно даже рыцарю. Чего уж говорить о выскочке-простолюдине? Вытащить пленников из-за решётки и спасти жизнь принцу – этого мало, нужно всем доказать свою полезность.
Убийца петляет по лагерю, запутывает след, желает убедиться, что никто не следит. Манфред раскусил его и отстал. И так ясно, кто цель, рисковать лишний раз не нужно. Проще затаиться у шатра Генриха.

Убийца чуть было не ушёл от взора Манфреда. Ещё бы, гад ловко обходит патрули, беззвучно крадётся, сливается с тенями. Он подобрался ближе, чем надеялся охотник. Теперь их разделяет отряд, оберегающий покой Генриха. Оберегающий не так хорошо, как хотелось бы, однако Манфреду не проскочить мимо них столь же ловко.
Времени на раздумья не осталось, и он избрал самый простой, самый отчаянный путь. Когда так часто рискуешь жизнью, со временем перестаешь испытывать волнение. Манфред не мешкает, не сомневается, не озирается по сторонам с опаской. Можно сказать, совсем не думает о последствиях. Его первый шаг лёгок, как любой другой.
Двое стражников прямо на дороге, с полдюжины по сторонам, четверо у шатра, за ним ещё примерно дюжина. Где-то здесь и Бернард, его пока не видно. Сперва всё спокойно. Гвардейцы узнали Манфреда, и шум не подняли. Один махнул рукой, сказал:
- Стоять. Ты что здесь делаешь?
Охотник не ответил, просто шёл дальше. Охранники насторожились. Осталось три-четыре шага, и тут Манфред ускорился. У гвардейцев были копья. С таким оружием не подпускай врага впритык, держи его на расстоянии. Они не успели. Охотник пробежал меж ними и вырубил обоих. Ударил каждому ладонью по носу.
Другие солдаты его заметили, подняли шум, но Манфред уже мчится к шатру. Четверо стражников преградили путь. Удачно. Ровно столько ножей в сумке на поясе. Промахиваться никак нельзя. Первый, второй, третий попали прямо в цель. В ногу, в плечо, в кисть. Четвёртый зацепил древко копья и ушёл в сторону. Даже не коснулся брони стражника; распорол ткань и влетел в шатер. Спустя миг внутрь ворвался охотник. Гвардеец не успел преградить ему путь, но бросился следом.
Генрих не спал, он стоял у стола и разглядывал карту. Рядом на высокой опоре горел факел – единственный источник света.
- Манфред? – изумился молодой бунтарь. Никак не ожидал предательства от того, кто спас ему жизнь. На лице полное недоумение. Наверняка пожалел, что не прислушался к Бернарду.
Он безоружен, Квинтилиум лежит у кровати. Ничто не помешает Манфреду убить претендента на трон, закончить восстание, получить королевское прощение и награду, если, конечно, выживет после столь дерзкого покушения. Однако убийца здесь не он.
Охотник пробежал мимо Генриха и на миг скрылся в тени; врезался во что-то и вылетел наружу через прорезанное в задней стенке шатра отверстие. Кубарем по траве покатились два чёрных силуэта. В лунном свете замелькали ножи.
Стражники подступили со всех сторон. Они не понимали, что происходит. Раздался отчаянный крик и один силуэт замер бездвижно. Манфред скинул с себя тело убийцы и вынул из его живота огромный меч-нож. Он и сам получил несколько резаных ран. Кровь впитывает новенькая туника.
Охотник сидит на земле. Копья гвардейцев нацелились на него, но он смотрел лишь на убитого. Через порванную одежду видна татуировка на груди – перевёрнутая пентаграмма. Манфред видел такую раньше. Давным-давно, во Франкфурте, у всех членов той сатанинской секты, из-за которой он покинул обжитое место.
Солдаты расступились и пропустили вперед Генриха. Рядом с ним шёл Бернард. Он первым заговорил:
- Я же говорил, что ему нельзя доверять. Говорил, что он предаст нас рано или поздно.
Так сразу не поймешь, злость или радость обуяла главным гвардейцем. На лице улыбка, в глазах лютый гнев.
- Ну, теперь уж тебе точно конец. Готовься, я сам сниму с тебя голову, - пригрозил он и уже потянулся к мечу, но Генрих его усмирил:
- Помолчи, Бернард. Он не убить меня пытался, а спасал. Вот настоящий убийца, - указал он на сатаниста. – Да уберите вы копья, - скомандовал стражникам, а после сам помог Манфреду подняться. Боль вдруг нахлынула, охотник прижал ладонью порез.
- Ты ранен? – осведомился Генрих, и тут же, не дожидаясь ответа, - В мой шатер его. Живо!


***



Света в шатре изрядно прибавилось, зажгли ещё несколько факелов. Манфред сидела на кровати Генриха пока ему обрабатывали рану. Теперь же решил встать. Слишком большая честь – сидеть на ложе принца, пусть и походном. Всего в шатре их было шестеро: Манфред, Генрих, Бернард и еще три члена гвардии.
- Это твой брат, не иначе, - предположил главный гвардеец. – Кто ещё мог подослать убийцу?
- Оттон, конечно, редкостная сволочь, но не настолько же, - возразил Генрих. – Он бы до этого не опустился. Мой брат слишком честолюбив. Хочет одолеть нас на поле боя. Показать всем, что он сильнее.
- Из-за чего началась ваша вражда? – осведомился Манфред. Бернард глянул на него с пренебрежением. Мол, не твоего ума дело. Однако Генрих решил поделиться со своим спасителем:
- Ты, верно, знаешь, что во время восстания Танкмара я угодил в плен. Меня держали у герцога Эбергарда во Франкфурте. Брату предложили довольно выгодные условия за моё освобождение. Танкмар просил Мерзебург и должность легата, а Эбергард ряд приграничных земель, пару замков, деревень, да шахту.
Однако Оттон отказался. Сказал, не станет выполнять условия предателей. Его не беспокоила моя судьба. Гордость ему дороже. От брата не ждёшь такого. Попади в плен к кому-нибудь другому, меня бы кинули в темницу. Я бы сгинул там, заболел, умер от голода, да что угодно могло случиться. Ты хоть знаешь, как холодно в темнице, Манфред?
К счастью, Эбергард не стал отыгрываться на мне за капризы брата. Напротив, он хорошо ко мне относился. Я чувствовал себя не узником, а гостем. Он объяснил, почему мой брат так поступил со мной, почему предпочёл, чтобы я помер. Боится, что я займу трон, который и так мой по праву. Он узурпатор, лжец и негодяй, а я законный наследник королевства, - Генрих смочил горло вином. Руки напряжены, кубок немного подрагивает. Он поставил его на стол.
- А что же ты, Манфред? – вдруг спросил он. – Ты мог уйти, но предпочёл остаться, и снова спас мне жизнь. Ты здесь из-за случайной встречи? Углядел для себя возможность и ухватился или всё же идешь за мной, так как веришь в меня? Я должен знать, ведь собираюсь принять тебя в личную гвардию.
- Что? – закричал на весь шатер Бернард. – Его в гвардию? Это уже слишком, Генрих. Я не хочу видеть его в наших рядах.
- Не забывайся Бернард, я здесь главный и только мне решать, кого принять в ряды моих защитников, - усмирил друга Генрих. Манфред несказанно обрадовался и даже чуть повеселел при виде того, как лицо главного гвардейца наливается кровью. Напыщенная речь бунтаря не очень-то понравилась охотнику (больно много обид), но его несгибаемый характер поражает. Он сохраняет стойкость, как перед лицом врагов, так и пред друзьями. Редкая черта. Другу не так-то просто отказать. Особенно, если надеешься его удержать.
- Я хочу вступить в гвардию и расскажу почему, если пообещаете не выдавать меня врагам, - предложил Манфред.
- Условия выдвигаешь?! Да тебе наглости не занимать! – вспылил Бернард и без того злой больше некуда. Оно и ясно, рыцари – не просто рыцари, дети знатных сеньоров, графов, важных чиновников – из кожи вон лезут, дабы попасть в гвардию, а их влиятельные родители всячески этому способствуют. Не редкость, что отец хранит верность королю (может, деятельного участия в войне не принимает, но и против не выступает; где-то финансами поможет, порой провизию отправит), а сын меж тем на стороне противника. Кто бы ни победил, род процветает. Потом один из них шепнёт правителю: Мол, ты прости моего родича, ошибся он, пусть то будет наградой мне за верную службу. Так у них, знатных принято. Манфред, простолюдин, должен быть несказанно рад такой возможности, но нет, наглец ещё и ерепенится.
- Пообещайте, Ваше Высочество, - стоял он на своем.
- Я обещаю, и никогда не нарушаю своё слово, - заверил Генрих.
- Там, в клетке в лагере Железных, вы вспомнили, что архиепископ Фридрих назначил награду за некоего Манфреда-охотника. Так это я. В Майнце он нанял меня поймать колдуна и привести к нему живым. В награду я получил темницу. Там и впрямь очень холодно.
Я знал, что скоро город посетит король. Нетрудно догадаться, зачем Фридриху колдун. Он создал проклятый предмет – красивый дар и очень смертоносный. Я выбрался из клетки и захотел исправить то, что натворил, пусть ненамеренно. Я мог только гадать, что за предмет проклял колдун и потому спалил к чертям все вещи архиепископа.
Меня схватили и привели к королю, представили заговорщиком и убийцей. Ваш брат сразу вынес мне приговор, даже не выслушал. Я спасся, но теперь за мою голову назначена награда, - Манфред закончил и выжидающе притих. Генрих прокручивал в голове мысли, а Бернар, словно сварливая жена, всё продолжал науськивать:
- Избавьтесь от него, выдайте Фридриху. Это будет отличный жест. Он наш союзник, его поддержка нам важна.
- Меньше всего меня волнует благосклонность этого изменника, - осек его Генрих. – Тому, кто сменил сторону однажды, уже нельзя доверять. Кроме того, важно не забывать о чести, Бернард. Манфред поступил благородно, пусть и спас моего брата. Да, мы враждуем, но я не желаю его смерти.
- Ваше Высочество, так войны не выигрываются. Рано или поздно вам придётся замарать руки, если победа для вас всё ещё важна.
Генрих смерил взглядом старого друга. Казалось, даже Манфред соглашался с ним, хоть это и сулило смерть. Впрочем, решать не им. Будут ли его воины кричать: «Слава королю Генриху!», - если он отречётся от своих принципов и выиграет войну бесчестным образом?
Злые языки начнут шептаться за спиной, а благородные и гордые косо посматривать, а то и вовсе отворачиваться. С улыбками и комплементами к нему потянутся лизоблюды и подхалимы. Верные товарищи, возможно, останутся рядом, и то лишь до той поры, пока окончательно в нём не разочаруются. Замаранные руки не каждый готов целовать.
Зато он будет королём. Разве ни к этому стремится?


***



Его привели из-за ручья, подгоняли толчками. Руки за спиной связаны. Пару раз он сбегал. В последний раз едва не скрылся. Догнали у уступа, деваться было некуда. Избили и повели в лагери.
Всё воинство собралось поглазеть. Взгляды осуждающие и хмурые. В самом центре его уже ждёт Генрих. В одной руке держит щипцы, в другой раскаленный докрасна нож. Рядом горит костёр. Пленник уперся, не хочет идти дальше. Пришлось подтолкнуть. Его поставили на колени перед принцем. На оба плеча легли руки гвардейцев.
Он хотел что-то сказать, но едва открыл рот, Генрих попытался ухватить щипцами язык. Не вышло. Теперь зубы плотно прижались друг к другу. Принц протиснул в щель нож и провернул. На губах остались ожоги. С болью и скрежетом челюсть распахнулась, язык подцепили щипцы. Нож можно вытащить, зубы теперь не страшны, разве что сам откусит язык и умрёт, захлебнувшись кровью. Одно резкое движение и всё, дело сделано. Гулкий крик разлетелся на всю округу. Пленника отпустили, он повалился на землю. Отрезанный язык остался в щипцах, Генрих поднял его вверх, чтобы все видели.
Манфред немного поморщился, представив себя на месте предателя. Он стоит в первом ряду, гордо расправив плечи. С них ниспадает плащ гвардии. Выдали и новый доспех. Предлагали кольчугу, но он наотрез отказался. Тяжёлая броня сделает его неповоротливым, неподвижным, неуклюжим. Хватит и кожаной куртки. Бернард брызгал слюной, когда Манфред отпирался. Нет, им ни за что не ужиться вместе.
Из ножен выглядывает рукоять, изящная, с золотой гравировкой. Королевскому гвардейцу не пристало сражаться каким-то там старым клинком. В придачу к куртке получил новые штаны и перчатки. Теперь он весь в однотонной чёрной коже с синими гербовыми вставками. Выглядит жуть как солидно и стильно, и грозно. Впору возгордиться собой. Надеялся ли он вначале своего путь оказаться королевским гвардейцем и стоять в одном ряду с рыцарями? Да что там, он теперь и сам рыцарь. Бернард, возражая, заявил, что в гвардии могут состоять только рыцари, и Генрих, недолго думая, посвятил его. Нужно сказать «спасибо», упрямство главного гвардейца сыграло на руку. Сэр Манфред… звучит недурно. После войны и грамоту дадут. Сейчас её никак не нарисовать. Разве что притащить в военный лагерь мастера из Франкфурта, но Генрих хотел приложить к грамоте королевскую печать, а для этого сперва нужно стать королём, пройти церемонию, получить все необходимые регалии.
Хитро, однако. Теперь судьба Манфреда зависит от успехов юного бунтаря. Удастся ему свергнуть брата, и он на коне. Можно забыть про Манфреда-охотника, встречайте Манфреда-гвардейца, Сэра Манфреда, а там гляди и Манфреда-сеньора. Вернётся в Кассель, возьмет в жёны симпотяжку Юдит, а то бедняжка так и сгинет со своим брюзгой отцом. Не выдержит, поддастся искушению, падёт в руки какого-нибудь негодяя. Тот девочку обесчестит, а отец сгнобит. Не руки на себя наложит, так в монастырь уйдёт. Трудно сказать, что хуже.
Нет, она этого не заслужила. Пусть лучше станет женой прославленного рыцаря, героя войны, гвардейца короля. О чём ты, Манфред? Сам-то себя слышишь? Брось эти наивные мечты. Судьба лишь дразнит тебя. Хочет, чтоб ты расслабился и не заметил нож у горла. А ты, дурак, и рад поддаться.
- Так будет с каждым предателем, - громогласно заявил Генрих. Он бросил обрубок в костер, а после достал из мошны [Мошна́ - небольшой мешок для хранения денег] десять триенсов и кинул их предателю, - Столько ведь стоит твой гнилой язык?

Вскоре всё вернулась в привычное русло. Предателя посадили в клетку. Отпускать его сейчас не стали. Даже без языка он может привести в лагерь воинов тюрингской марки.
После обеда нагрянул неожиданный гость. Генрих проверял запасы провизии, когда ему сообщили о визите герцога Эбергарда. Юный бунтарь немного нахмурился при этой вести. Странное поведение. Разве он не должен быть рад встречи с покровителем? По его заверениям – добрейшей души человек.
Генрих о чём-то усердно раздумывал. Манфред бы душу отдал, лишь бы узнать, о чём. Любопытство – его величайший грех, а ещё гордыня, похоть и гнев. Стоит узреть что-то необычное, что выходит за рамки привычного и понятного, это поглощает его с головой. Он понимает, что на некоторые вопросы никогда не получит ответ, но уже не может остановиться. Жажда знаний съедает изнутри. Хочется прикоснуться к чему-то таинственному, загадочному, скрытому от других. Потому-то, наверное, он так увлечён политикой.
Прихватив с собой Бернарда и ещё пару гвардейцев, в числе коих оказался и Манфред, Генрих двинулся к своему шатру. Именно там дожидался добрейшей души человек. Эбергард не путешествовал в одиночку, его сопровождал большой отряд. Словно муравьи, люди с красно-белыми зубцами на гербе разбрелись по округе.
В ноябре Герцогу исполнится пятьдесят четыре года. Многие в этом возрасте уже страдают от старческих недугов, но Эбергард, похоже, и слыхом не слыхивал ни о какой такой старости. Стоял ровный, как стрела, в своём тяжёлом меховом плаще. Довольно странная одежка для ранней осени. Манфред всегда завидовал людям, которые в жару могут напялить на себя толстые шмотки и не пускать при этом пот. Он-то в подобном облачении вмиг взмокнет.
Но да вернёмся к герцогу. Мощную челюсть подчёркивает аккуратно постриженная борода. Широкие скулы придают ему солидности. Пронзительный взгляд голубых глаз располагает к себе, а улыбка попросту обезоруживает. Однако не стоит заблуждаться. Да, Эбергард справедливый правитель, но вместе с тем хладнокровный и стойкий пред нападками. Если понадобится, он пойдёт на суровые меры. В девятьсот двадцать шестом он на время получил власть над неспокойной Лотарингией. За два года его правления ситуация в герцогстве стабилизировалась. Отнюдь не сладкими речами и улыбками он этого добился, а жёсткими решительными мерами. Он не суровый деспот, нет. Он не устраивал бесчинств, все действия были в полной мере оправданны и действенны.
- Герцог Эбергард, - с радушием приветствовал его Генрих.
- К чему такая учтивость? Незачем соблюдать дворцовый этикет в военном лагере, мой мальчик. Дай я на тебя посмотрю, - Эбергард положил руки на плечи Генриху. Не обнял, а так, скорее пощупал. Будто крутил в руках любимую игрушку. Не поцарапали? Не поломали?
- До меня дошли страшные вести о тебе. Я не поверил, решил лично убедиться. Рад, что слухи не подтвердились, - Эбергард отпустил свою игрушку.
- Вообще-то слухи правдивы. Проводник завёл нас в ловушку, мы побывали в плену у Железных. К счастью всё обошлось. Мы живы, а Железных больше нет.
- Да, задача непростая, но ты справился и это главное.
- Этот меч принадлежал вожаку Железных псов Геро, - Генрих достал из ножен Квинтилиум. Красивый блеск лезвия тоской отозвался в сердце охотника. Не раз верный друг спасал ему жизнь, а теперь служит другому.
- Я хочу подарить его тебе.
- Нет, не смей! - едва не закричал Манфред.
Генрих протянул меч Эбергарду, но тот не спешил принимать дар.
- Это твой трофей. Победа над Железными целиком и полностью твоя заслуга.
- И всё же я хочу, чтобы ты его принял, - настаивал Генрих. – Победа над Железными – только начало, первый гвоздь в гробу моего брата. Ты убедил меня начать эту войну. Иначе бы я так и прозябал в тени моего брата. Впереди ещё множество побед и целые горы трофеев, но этот – самый первый – твой по праву. Моя благодарность за всё, что ты для меня сделал.
- Я признателен тебе, Генрих. Твой дар займёт важное место в моей коллекции, - Эбергард принял меч и слегка склонил голову в знак благодарности. Это провал, полный крах, абсурд и нелепица. Даже не верится, пройти весь этот путь, побывать в плену у головорезов, попасть в королевскую гвардию, стать рыцарем, наконец, а цели так и не достичь. Кто-то на небесах сейчас потешается, надрывается со смеху, ухватившись за живот обеими руками.
И что дальше, Манфред, перейдёшь к Эбергарду, присягнёшь на верность ему? Или, быть может, женишься на его дочери, а меч получишь в приданое? Кому нужен рыцарь, верность которого не стоит медяка? Да и сложно представить, что этот, без пары дней самый влиятельный человек королевства, отдаст свою дочь в жёны за нищего безродного проходимца. У него она хоть есть-то, незамужняя или овдовевшая дочь? Что толку ломать голову? За тебя всё равно не выдадут даже вдову мелкопоместного сеньора, балбес ты пустоголовый.

- Мы стягиваем все войска в Лотарингию. Ставим лагерь там, где в Рейн впадает Мозель. Ты должен присоединиться к нам немедля, - озвучил планы Эбергард.
- К чему такая спешка? И почему в Лотарингию? – удивился Генрих. – Мы сокрушили Железных. Не лучше ли напасть на Тюрингию?
- Этого Оттон и ждёт. Он перебросит часть войск в Тюрингию, а мы тем временем на западе нанесём сокрушительный удар по его родовому герцогству. Прорвем оборону на Рейне. Глазом моргнуть не успеешь, как станешь королём, мой мальчик. Однако действовать нужно быстро и скрытно. Нельзя, чтобы наш план раскрыли. Оставь часть воинов здесь, пусть совершают набеги на приграничные селения, а сам поспеши в Лотарингию.
- Хорошо, так и поступим, - нехотя согласился Генрих. Ясно, кто будет править страной, а кто покорно со всем примиряться. Так и хотелось Манфреду спросить:
- Где же твой буйный характер, принц? Куда ушла вся гордость и непоколебимость?
Эх, вечно так. Только найдёшь того, кем можно восхищаться, как он являет свои недостатки. Нет, всё не идеальны, и на поверку каждый в чём-то слаб; имеет грех, который хочет скрыть, но тот, словно сорняк, сколько его не вырывай, всё лезет и лезет из-под земли наружу. Вот и Генрих усердно всем доказывает, что он смельчак, но благодетелю своему слова поперёк не скажет.


Эбергард покинул лагерь следующим утром.
- Задержался бы подольше и отправился в путь вместе с тобой, но время и так поджимает, мне нужно ехать немедля, - сказал он.
- Я всё понимаю. Был рад повидаться, - Однако радостным голос принца не назовёшь. Не грустным, но и не весёлым.
Простившись с герцогом, он навис над картой королевства. Всматривался в неё, изучал дороги, искал ответы. Бернард пытался помочь, чем мог, но он в планировании слаб. Толку от него чуть. Генрих не хочет уходить из Тюрингии, рассчитывает схлестнуться в бою с Геро Железным. Однако Эбергард прав, Оттон скорее пришлёт войска из Саксонии, чем ослабил гарнизоны маркграфа на границе. Если страну захватят славяне, не будет проку никому из братьев.
План герцога заключается в том, чтобы ударить всеми силами там, где оборона слабее всего. На Рейне нет больших скоплений войск, река само по себе отлично защищает. Лишь малочисленные саксонские отряды противостоят силам герцога Гизельберта. Если сокрушить оборону там, можно застать Оттона врасплох, отрезать его от основных войск и пленить. Пока Франкония принимала на себя основной удар, Гизельберт берёг силы. Теперь эти силы соберутся в одном месте. Если Оттон перекинет войска с запада на юг-восток, армия заговорщиков легко сломит сопротивление в Вестфалии. Дальше быстрый переход через Ангрию в Истфалию. Если король не успеет отреагировать, они беспрепятственно дойдут до Магдебурга. Слишком уж много «если» в этом плане.
- А что же Геро? Неужели мы не накажем эту гниду? – осведомился Бернард, выслушав мысли Генриха.
- Мерзавец получит сполна, когда я взойду на трон, а пока нам придётся о нём забыть, - огорошил принц.
- Он ведь подослал к вам убийцу. Геро Железный – бесчестный и жестокий человек. От него можно ожидать чего угодно. Нельзя откладывать расправу над ним на потом. Кто знает, что он выкинет. Возьмет, да и переметнётся к славянам. Так оглянуться не успеем, как вся его марка, а там и Северная Марка и Марка Биллунгов окажутся частью Великой Моравии. Многолетние труды предков пойдут коту под хвост из-за одной мрази.
- Ты его переоцениваешь, Бернард. К тому же, я не до конца уверен, что именно он подослал убийцу.
- А кто ж ещё? – удивился гвардеец.
- Не знаю.
- Я могу выяснить это, – вмешался в разговор Манфред.
- Что ты мелешь? – как всегда с неприязнью Бернард обратился к своему нелюбимому подчинённому.
- Я ведь этим прежде и занимался.
- А разве не охотой на ведьм и колдунов? – полюбопытствовал Генрих.
- Не только. На груди у убийцы была печать сатанинского культа. Я встречал его адептов прежде. Думаю, смогу найти их след в Мейсене, если они промышляют в марке. Удастся связать культ с Геро, и сомнений не будет, - разъяснил охотник.
- А что, мне это нравится, - одобрил Бернард. Хитрец. Наверняка ведь только и хочет, что избавиться от Манфреда.
- Ладно, скачи в Мейсен, - согласился Генрих. – Узнай, кто стоит за покушением.
- Но смотри мне, попадёшься, не смей выкладывать наши планы, не то с того света тебя достану, - пригрозил главный гвардеец. Казалось, в его голосе впервые прозвучала забота. Манфред не тешил себя грёзами. Вряд ли Бернард заботится о нём, скорей уж об успехе компании.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Cone
сообщение 1.9.2014, 16:25
Сообщение #18


Неизвестный пришелец
*

Группа: Пользователи
Сообщений: 13
Регистрация: 8.2.2011
Вставить ник
Цитата




"Манфред – охотник, убивает редкостных тварей. Опасный труд и должен оплачиваться достойно, но не каждый с этим согласится. К ненависти и призрению Манфред привык. Грубость и оскорбленья не прощает. Он держится вдали от политических интриг, но волею судеб оказывается в самой гуще кровавой распри"

И где это я видел уже?
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Валерий Панов
сообщение 2.9.2014, 1:42
Сообщение #19


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 50
Регистрация: 27.8.2014
Вставить ник
Цитата




Глава 8
Злой город




Королевство восточных франков
Герцогство Франкония
Город Франкфурт
939 год н.э.




Лопасти мельницы тихо поскрипывают в ночи. Рядом, на берегу реки, стоит хозяйский домик. На первом этаже сквозь ставни пробивается свет. В былые времена Манфред попросил бы ночлега здесь, а с первыми лучами солнца вошёл в город. Но не теперь, теперь он рыцарь с важной грамотой на руках. Ради него откроют ворота.
Счастливчик медленно шагает по дороге и громко выдыхает носом пар. Устал, позади долгий путь. На стенах всадника сразу приметили. Засуетились, кричат, зовут кого-то. Манфред остановился у ворот и сделал оборот на месте. Пусть разглядят плащ королевской гвардии.
На стене появился упитанный кабанчик. Напыщенный, грудь колесом, форма с иголочки. Спросил громко чинным голосом, словно он герольд [Герольд - в странах Западной Европы в эпоху Средневековья вестник, глашатай при дворах феодальных правителей]:
- Кто вы, Сэр?
- Посланник принца Генриха. Прибыл к Его Светлости герцогу Эбергарду, - Манфред поднял вверх скрученную грамоту. Дескать, не бег весть кто, открывай давай. Долго же он заучивал эту реплику. Вслух проговаривал у костра вечерами, когда никто не слышит, и всё равно смущался, смотрел подозрительно на Счастливчика, будто тот проболтается. Конь в ответ только лупал большими чёрными глазами. До чего же доброе животное.
Ворота распахнулись, и Манфред въехал в город. «Герольд» оценил грамоту. Прищурившись, поглядел на охотника. Лицом тот всё ещё мало походил на рыцаря, а может, чинный стражник его просто вспомнил. Всё ж прежде он тут жил, да и совсем недавно наведывался во Франкфурт, когда искал Сэра Теодора.
Впрочем, не важно, печать подлинная. Глаз набит, Герольд легко распознал бы подделку. Вернув грамоту, он выделил сопровождающего. Манфред отказывался, твердил, что сам неплохо знает город, но нет, так уж положено. С таким спорить бессмысленно, скорей провалится сквозь землю, чем сделает что-то в неустановленном порядке. Пока стоял, он трижды поправлял ремень, без конца ровнял рукав и всё расправлял складки на тунике.
Давненько Манфред не гулял ночью по Франкфурту. Крыши домов набрасывают тень на улицы. Здесь тишь да гладь только мерещится. Ночью город живет особой жизнью. Он словно старая подруга. Можно не видеться с нею пятнадцать лет, но с первого взгляда поймешь – она ничуть не изменилась.
Жульё ведёт свои дела ночами. Он знал их всех и знал об их делах. Воры, будто сороки, тянут всё, что блестит. Днём они обворовывают людей на площадях и рынках, а ночью забираются в дома. Пока хозяин мирно спит, его богатства исчезают. Манфред хорошо помнил, как опустошили сокровищницу Эбергарда. Весь город тогда подняли на уши. Ходили по домам, искали везде, но не там, где стоило. Воры подобны крысам. Что умыкнут, то сразу тащат в норы. Римские канализации давно заброшены и замурованы, но тоннели никуда не делись, они у людей под ногами. И эти тропы раскинулись от реки до городских стен. Настоящий лабиринт, но тот, кто знает путь, легко минует патрули.
По слухам там у них залежи богатств больше, чем в королевской казне. Манфред не верил. Слухи распускают, чтобы попускать слюни, вот и преувеличивают. Воры Франкфурта не действуют сами по себе и это не просто шайка. Нет, у них серьёзная организация с жёстким управлением. Охотник как-то имел с ними дело. Мерзкие люди. Не дай бог разозлить. Навсегда сна лишишься. Какая-нибудь крыса вылезет однажды из-под кровати и перережет тебе горло.
Неважно сколь надежно тебя охраняют, проникнуть можно всюду. Даже могущественный герцог уязвим. Он уяснил урок. Как поговаривали на «ночном форуме» (о нём чуть позже), Эбергард нашёл общий язык с ворами. Этим он славен. Даже закадычного врага сделает союзником. Воры не трогают его, порой и какую услугу окажут, а он отводит взор от трущоб.
Трущобы Франкфурта – кошмар для честных жителей и головная боль для стражи города. Туда лучше не суйся, покуда не готов пырнуть ножом. Всегда держи руку на кошельке – совет полезный всюду, но не там. Оттяпают всю кисть, коль приглянется твоё золото. Надёжная защита – крепкий кулак, острое лезвие и связи.
Без связей никуда. Хочешь вести торговлю в городе, тебе к купечеству. Они и с ворами договорятся и стражников отвадят. Те собирают дань с ремесленников, таверн, ночлежек, рыбаков и фермеров. Ну, а захочешь вести тёмные делишки, тебе дорога к королям трущоб. Манфред не раз к ним обращался. Жуткий народ, людьми не назовёшь, волки и те милее. Скольких они утопили в реке.
Во мраке темноты чёрная лодка, словно какой-то Мрачный Жнец, отчалит беззвучно от берега, тихо перебирая веслами. Ни всплесков, ни ударов о воду. Ткань поверх дерева смягчает, и шума нет. На глубине лодка остановится, через борт перекинут свёрток в человеческий рост с камнем на шее. Ещё один примкнет к дружной компании неугодных. Их там, на дне, уже целое кладбище. Впору облагать церковными налогами. А как иначе? Бесплатно хоронить не позволяется. Хотя, кто знает, может, они и вносят лепту подаяниями. Убийцы очень набожный народ. Людей убивают, ну, да, что уж тут… Бог простит.
Грехи их часто всплывают. Повезёт – уйдут вниз по реке. Прибьёт к берегу, животные полакомятся. Не повезёт – труп угодит в сети. Тоже не беда. К тому времени рыбы, как правило, уже постарались на славу. Да и рыбаки порой шум не поднимают. Привяжут что-нибудь тяжелое к ноге, и вновь на дно. А что? Так проще. Привезёшь его на берег, что толку? Всё равно не поймут кто, да за что его. День потеряешь, а ещё стражники достанут, им лишняя работа тоже не в радость. Общаются с простым трудягой хуже, чем с бандитом. Бандит-то может и припомнить, а этот чем навредит, рыбу без икры продаст? Вот и вытирают об него ноги, сколько вздумается, отводят душу.
Но эти ладно, хамят, кричат - не страшно. Хуже, когда в трущобах не довольны. Они людей не для того ночами топят, чтобы их из реки вылавливали. Нужно же уважать чужой труд. А если тобой часто не довольны, там, глядишь, и сам пойдёшь рыбам на корм. Нет, однозначно хлопот больше. Лучше топить.
Манфред с такой проблемой не встречался. Он заходил в трущобы, чтобы продать барахло ведьм, да колдунов. Часто это вовсе не их вещи. Сунешься с ними на рынок, а там хозяин родовой перст отца узнал. Проблем потом не оберёшься. На рынке краденого таких бед не бывает. Заберут по дешёвке, продадут по нормальной цене где-нибудь в Майнце, Вормсе или Вюрцбурге (там у них свои люди) и все довольны. Они в наваре, а у тебя нет неприятностей.
В трущобах хватает предприимчивых деятелей. Есть те, кто получают деньги просто так - довольствие за спокойствие. Беспокойство никто не любит. Плати и никаких проблем. А не заплатишь, и стража тебе не поможет. За что им деньги отдаёшь, спрашивается? Грабёж, тройной налог! Обдирают до нитки. Они штаны протирают, наживаясь на тебе, а ты вкалываешь и собираешь крохи - вот он честный труд.
Не нравится? А сам бы смог, хватило бы смелости? Грязные деньги может и лёгкий труд, но очень уж опасный. Не каждый захочет день за днём находиться в обществе убийц и негодяев. В трущобах убивают за деньги, убивают из злости, по пьяне или ради власти. Умереть там проще пареной репы, а убить не всякий сможет. Даже сила не спасает. Нож в спину и исчез прежде, чем повернёшься.
В трущобах мало что знают о чести. Там продают невинность юных дев, а в кости ставят на кон жизнь. Там лицемерию нет места. Рыцарь, священник, семьянин - всем наплевать. Можешь носить маску на людях, в трущобах в маске ты кретин. О тебе знают всё. Бродяги, оборванцы, дети-сиротки, простые люди, с которыми общаешься изо дня в день, все за монету донесут. Короли знают всё обо всех без исключений, и им плевать. Пришёл ты заказать убийство друга, хочешь продать добро ограбленных клиентов, устал трахать старуху жену, потянуло на молодых красавиц. Всё, что пожелаешь, только плати. В трущобах тот, кто никому не платит, долго не живёт. Короли - и те меняются. На смену слабым приходят сильные, а тех в реку, куда они кидали многих. С любым может случиться.
Далеко от трущоб, за кварталами купцов, ремесленников и трудяг; за тавернами, мастерскими, рынками, церквями и площадями есть другой Франкфурт, другой мир, сюда не каждого пускают. За высокими стенами и тяжёлыми замками живут богачи. Еда здесь лучше, улицы чище, а люди улыбаются друг другу, даже когда убить готовы. Желают счастья и долгих лет жизни, а в сердцах проклинают. Унизят и оскорбят только публично, с изрядной долей юмора, чтобы твоя неловкость позабавила других. В глаза никто не скажет о неприязни, но подкинут свинью, едва представится возможность. Высшее общество! Все друзья и все друг друга ненавидят.
Манфред бывал здесь прежде, но не был вхож в круги знатных особ. Его встречали словно грязь. Смотрели сверху вниз, всё норовили стряхнуть на пол. Ты на подошве можешь разместиться, но на сапог не лезь, не нужен.
Многие поколения Франкфурт считается значимым городом для всех восточно-франкских королей. Здесь собирались графы и герцоги прежде чем возложить венец на голову нового правителя. Немудрено, что резиденция Эбергарда выглядит очень внушительно. Живет по-королевски. Зачем бунтует? Ох уж эта гордость.
По счастливой случайности герцог не спал. Чем занимался, можно лишь гадать. Мало ли забот у правителя герцогства в его-то положении? Одет он как всегда, со вкусом, но не вычурно. Не любит пускать пыль в глаза. С его репутацией это и ни к чему. Герцог внушает трепет. Когда он говорит, все слушают. Когда молчит, все хотят знать, о чём он думает. Его пристальный взгляд не каждый выдержит. Слово герцога – сталь, убьёт любого. Его не прошибёшь напором, не обдуришь витиеватым изречением и не запутаешь в словах. Эбергард видит суть, мысли его точны, а диалоги взвешены.
Правды должно быть ровно столько, чтобы он поверил, но не больше. А лжи и вовсе лучше избегать. Однако на прямой вопрос ответить стоит четко, сразу и не запинаясь. Тогда, может, и повезёт.
- Что-то случилось с Генрихом? – сразу осведомился герцог. Узнал или плащ заприметил?
- Нет, Ваша Светлость, - учтиво поклонился Манфред (так он думал, на деле же невнятный кивок), - с принцем всё хорошо. Я здесь по его поручению, - он вручил грамоту. Эбергард пробежался взглядом по документу и свернул.
- Не стойте на пороге, проходите, - предложил он.
Герцог вёл дела за большим столом. Таким большим, что уместились бы трое. Груда бумаг, грамот и даже карта королевства. Один угол, где на северо-востоке Марка Биллунгов упирается в земли Славян, держит масляная лампа, другой, на котором Бавария граничит с венграми на юго-востоке - какая-то шкатулка, должно быть, с письменными принадлежностями. На северо-западе Лотарингию прижимает к столу том сводов королевских законов, а на юго-западе, на изодранном краю карты, в Бургундию воткнут нож. Последняя, к слову, нанесена довольно детально, будто уже часть королевства.
Стол стоит в тройке шагов от среднего окна (всего их три). Между проёмами на стенах знамёна герцогства. Окна выходят на восток и первые лучи солнца наполняют комнату светом. Напротив входная дверь, высокая двухстворчатая. В южной стене камин, горит и сейчас. В северной – ещё одна дверь, небольшая, ведёт в покои герцога. Мебели мало, вообще нет ничего, кроме стола и кресла. Вся утварь освещает комнату, коптит, выжигая воздух.
Эбергард остановился у стола, опёрся на него задом. Грамоту положил сверху на карту. Манфред встал у камина, огонь приятно согревает. Ночами уже холодно, в воздухе веет осенью. Кабы не плащ поверх куртки, непременно продрог бы. Интересно, как там Счастливчик? Тепло ему в стойлах?
- Как вас зовут? – поинтересовался Эбергард, изучающе глядя на позднего гостя.
- Манфред, - ответил охотник.
«Сэр Манфред», - подсказал внутренний голос, но поздно.
- Вы ведь не дворянин, не так ли?
- Да, Ваша Светлость, - сухо и с кислой миной сознался Манфред. Недолго он был важной птицей. Как же охотник ненавидел всех этих светских ритуалов. Ходить и кланяться надменным гадам. Им ведь всего лишь повезло родиться с титулом. Впрочем, выказывать неуважение герцогу Эбергарду – попросту глупо. Вот и приходится стелиться.
- Хватит уже, уши режет. Потренируетесь на ком-нибудь другом. В грамоте сказано: Оказывать содействие. Неужто Генрих думает, что я это приемлю? Отдавать мне распоряжения какой-то грамотой? Он что же, не мог обратиться ко мне с письмом. Я бы помог всем, что в моей власти, но это, - Эбергард схватил грамоту со стола, - это недопустимо!
- Принц не знал, куда меня забросят поиски.
- Поиски? Что именно поручил вам Генрих? - отзвуки удивления и любопытства сменили собой тон высокомерия.
- Принца пытались убить. Убийца - член сатанинского культа. Мне поручили найти виновных. Я пошёл по следу, и след привел меня сюда.
- Ко мне? – возмутился Эбергард.
- Нет, во Франкфурт. К вам я пришёл за помощью.
- Чем я могу помочь? О сатанинских культах я ничего не знаю.
- Мне нужна комната и только. Об остальном я позабочусь сам.
- Раз так, я помогу. Выделю вам покои и даже дам людей.
- Не стоит, самому мне проще. Один я незаметен, а стражники привлекут внимание. Может, потом, когда всё разузнаю, а сейчас - нет, лучше не надо.
- Что ж, дело ваше. Если вдруг передумаете, только скажите, получите всё, что нужно.
- Благодарю вас, герцог.
- Нет, так ко мне может обратиться король или принц. Тот, кто старше меня титулом. Вам должно обращаться: Ваша Светлость.
- Благодарю за совет, Ваша Светлость. Если позволите, я бы хотел прилечь. С ног валюсь, дорога была долгой.
- Конечно же. Распоряжусь немедля.


***



Эбергард не носил Квинтилиум в ножнах. Разве что взял бы на церемонию. К несчастью ближайший повод – победа в войне. Манфред не может так долго ждать, да и результат сложно предвидеть. Победа в одном сражении не победа в войне, а хитрый план ещё не гарант успеха.
Что он знает? Герцог не хранит ценный дар в своём кабинете. Там вообще всё очень скромно. Вряд ли такой человек, как Эбергард, украшает стены своей опочивальни трофейным оружием, скорей уж прячет его за тяжёлыми дверьми сокровищницы. Манфреду туда не попасть, но воры Франкфурта знают её секреты.
День выдался солнечный, а по узким улочкам не гуляет ветер. Охотник не надел плащ – слишком приметный, в таком в трущобы лучше не соваться – но и без него душно. Людей на улице полно, как обычно. На площадях и рынках вовсе мрак. Шум-гам, столпотворения. Город всех не вмещает, в нём тесно, приходится пихаться, расталкивать массы локтями. Раздолье для воров. Одну руку всегда держи на кошельке.
Этот город пробуждает ностальгию по тем весёлым временам. Молодость, наивность, глупость – вот они черты счастливого человека. Как же давно это было, будто другая жизнь. Прошла и не вернуть. Веселье позади, и Манфред более не улыбается.
Церковный колокол оповещает уже полдень. Ты завозился, Манфред, заспался на мягкой кровати. Еле поднялся. Сон отбивал прохладною водою, но бестолку, до сих пор зевает на всю улицу. Немудрено, что попрошайки налетели скопом (возле церкви их всегда полно). Одежда новая, кожа блестит на солнце, и рукоять меча отполирована, будто купил только вчера, а раз зевает, значит, позволяет себе выспаться. Такой может пожертвовать монетку.
Нет уж! Работайте, бездельники, а не просиживайте зады у церкви. Устроились тут на бесплатные харчи. Народ снуёт мимо, и внутрь постоянно кто-то входит. Щедрых хватает. Солнце согревает каменные ступени, сиди так хоть до поздней осени.
Лентяев Манфред ненавидит. Всех распихал, довольно грубо. Один даже споткнулся и упал. Тихо себе под нос шепчет проклятия. Громко не скажет, боится. Злой скупердяй уже причинил боль. Зачем злить его ещё больше? Костей потом не соберёшь. Ему и так воздастся. Бог позаботится. Он знает, как поступать с такими.
За церковью Манфред, злостный грешник, свернул к реке. Здесь разгружаются торговые суда, парусники и шлюпы. В доках на страже речных путей стоит большой военный корабль. Моряки на нём томятся от безделья. Одни загорают на палубе, другие играют в кости или купаются. Кто-то даже работает. Свисая на канатах с ведром и щёткой, чистит корпус от грязи. Провинился, поди.
Адалар - начальник порта, расхаживает весь из себя важный и деловой. С пером и книгой, пересчитывает товары на разгрузке. Рядом при нём крутятся двое стражников. Всё без конца болтают и смеются. По сторонам вовсе не смотрят. Важный толстяк на них порой поглядывает недовольно, но ничего не говорит.
Изрядно же он постарел. Под глазами морщины, из-за работы часто щурится. В последний раз Манфред видел его, когда сам жил во Франкфурте. До сих пор помнит, как расписан его день. Вот кончит здесь с товарами, пойдет считать бочонки с рыбой. Перед обедом проверит, сколько денег насобирали на переправе. Потом поест в таверне «У Причала» – у него там свой стол (хозяин держит его свободным перед обедом и ужином) – а после вновь на разгрузку.
Плоты переправляют людей и товары на другой берег и обратно. Порой очередь желающих тянется аж до самого рынка. Что тут сказать? Переправа не справляется. Некоторых за деньги перевозят рыбаки. Незаконно, но Адалар закрывает глаза, он понимает. Приятный человек. Нудный до жути, но честный. Счёт любит больше, чем жену. Может, потому у них и нет детей.
Рыбацкий причал дальше всего от центра города. Негоже порядочным людям нюхать запах рыбы. Да и внешне рыбаки (ободранные хмурые мужики) мало чем приятны. Многих смутит, как они сваливают рыбу на землю, а после грязными руками пихают её в бочки. Нет, такое зрелище лучше держать подальше от глаз покупателей.
Причал закончился, но Манфред не вернулся в тесноту улочек, он побрёл по берегу. Сюда прибивает весь городской мусор, рыбьи потроха и разбитые надежды. Крысы, коты, птицы и бездомные, что чураются трущоб, облюбовали берег. Последние живут в шалашах. Собирают их из обломков мебели, прогнивших досок, да рыбацких снастей. Помойка, как не назови. И люди здесь выброшенные судьбой. Никому они не нужны, никто по ним не горюет. Умрут – никто и не заметит. Часто, когда ищут какого-нибудь незатейливого дурачка, стража первым делом идёт сюда. Громят ветхое жильё, переворачивают всё вверх дном. Обычно никто не жалуется, все мирно терпят. А будешь возмущаться, прирежут и делов. Прав у людей тут как у крыс.
Манфреда сторонятся даже кошки. В обычный день приличный человек сюда не сунется. Сегодня их тут уже двое. Охотник почувствовал его присутствие ещё на площади. Тогда это только предчувствие. На этот раз Манфред к нему прислушался. Петлял по городу, чтобы проверить. На рынке и у церкви краем глаза уловил чей-то тёмный силуэт. И вот сейчас последние сомнения развеялись – за ним следят. Ну что ж, пускай, так проще заманить в ловушку.

Таверна «Пивной Когг» идеальна для западни. Манфред хорошо её знает, полгода в ней прожил. Она почти не изменилась. Хозяин заведения – он изменился: поседел, схуднул, щёки обвисли – едва увидел на пороге гостя, онемел, застыл, не шевелясь, забыл даже про пиво. То полилось через края кружки на стойку, оттуда на пол. Узнал, значит, старый козел. С тебя сегодня взыщется. Даже не думай об обратном, и не надейся, не молись.
Манфред присел за стол в углу. Всегда занимал только его. Тёмный уголок, сюда не падает свет и вся таверна как на виду. Старый пень так и стоит за стойкой. Пиво уже не льёт, вытирает тряпкой руки, глазеет на Манфреда исподлобья, но не подходит.
- Нальют здесь рыцарю или нет? – громко спросил Сэр Недовольный. Привлёк к себе внимание, заинтересовал азартных игроков в другом углу таверны. Там, за соседним с ними столом, расположился «Хвост». Как предсказуемо. Ягнёнок сам идёт в капкан.
Хозяин таверны дрогнул и тут же засеменил. Теперь он знает, что обслуживает рыцаря, а не просто Манфреда-охотника. Рыцаря, который держит на него зуб. Как бы старика приступ не хватил. Голос его дрожит, глаза уткнулись в пол, ведёт себя учтиво и любезно. Принял заказ, поклонился как королю – едва лоб об стол не расшиб – и тут же скрылся.
До вечера соваться в трущобы мало прока, лучше убить время с кружкой прохладной брусничной медовухи. Манфред приканчивал уже вторую, а Хвост ни разу не прикоснулся к первой. Сам-то хоть понимает, как странно в таверне выглядит непьющий человек? Даже странней чем тот чудак, что не снимает капюшона в помещении. Чёрный плащ до самого пола, под ним чёрная куртка, штаны, сапоги. Настоящая тень. Кого-то он напоминает. На поясе рядом друг с другом меч и нож. Одна рука всегда у рукоятей. Ростом он выше среднего (примерно, с Манфреда). Лица не разглядеть, мешает капюшон.
Хмель потихоньку подбирается к голове, не помогает даже остывший кролик на тарелке. Когда старый брюзга его только принес, он всё ещё шипел. Подан с луком, обильно посыпан зеленью. Прям, загляденье. Знал бы Манфред, что так накормят, не наедался бы в замке перед отходом.
Один из игроков в кости поднялся и подошёл к нему. Встал у стола, шутливо изобразил поклон и предложил:
- Сэр, не желаете испытать счастье? – он криво улыбнулся, явив полторы дюжины гнилых зубов.
- А почему бы нет, - Манфред ударил кулаком по столу и пошёл вслед за зазывалой, демонстративно покачиваясь на каждом шагу. Все знают, рыцари не умеют пить медовуху. Уселся на скамью рядом с двумя вонючками. Поднял кружку и громко крикнул:
- Ещё мне медовухи.
Он отвязал от пояса мошну и высыпал пригоршню пфеннигов и оболов (мелочь, медная разменная монета, равная по стоимости 1⁄2 пфеннига). Двумя пальцами пододвинул на центр стола ставку, закинул кости в стакан, потряс над головой и бросил. Какая удача – пятёрки, да шестёрки. Эх, сладкий вкус победы, вся мелочь с кона отошла в казну. Надо бы увеличить ставку.
Спустя полторы кружки медовухи Манфред сидел практически пустой. Жульё нагло обдирало пьяного рыцаря, при этом радостно смеясь, а Хвост по-прежнему глазел. К пиву так и не притронулся. Мухи и те уже опробовали.
Денег ещё на три игры, но общество уже изрядно утомило. «Пора с этим кончать», - подумал Манфред и поставил на кон всё. Жулики обрадовались и поддержали ставку. Как и предполагалось, Сэр Дурень продул. Гнилые улыбку стали шире, а загребущие ручонки потянулись к выигрышу. Ну, понеслось.
Манфред вскочил, спихну вонючек на пол, выхватил свой огромный нож, всадил его меж пальцев победителя, разделив надвое медяк, а после со всей дури врезал ему кулаком по челюсти. Два гнилых зуба треснули, «везунчик» повалился на пол. Стол опрокинулся, а вместе с ним награбленное. Пьянчуги за соседними столами тут же набросились. Манфреду вспомнились псы в Эрфурте, что жадно глотали потроха. Некоторые жулики пытались оттащить «ворюг» от «кровно заработанных». Кричали, угрожали, но нет, блеск серебра туманит разум.
Другим было не до того, Сэр Оскорблённый разошёлся не на шутку. Для пьяного рыцаря – а все знают, рыцари не умеют пить медовуху – он больно твёрдо стоит на ногах. Удар у него будь здоров, а по нему попробуй попади, ловкий как чёрт.
В таверне уже не пойми что творится. Хозяин кричит, горло надрывает, а всем плевать. В драку втянулись даже те, кто до недавних пор мирно сидел в сторонке. Куча мала. В ход пошли ложки, кружки, тарелки, даже стулья. Какой-то здоровяк сорвал со стены полку и орудует ею как топором. Один запрыгнул на стол и бил всех сверху ногами, пока его не зашвырнули в угол, где стояли бочки. Все вдребезги, по полу, пенясь, растеклись запасы хмельных жидкостей. Как бы кого тут не убили. Один трусишка спрятался в камине. В столь тёплый день тот не горел.
Хвост попытался улизнуть, но крепкая рука сдавила горло и прижала к стене. Манфред срезал тесаком ремень, и все ножны упали на пол.
- Кто ты такой? Зачем за мной следишь? – спросил он у своего пленника. Тот поглядел на него, но не ответил, лишь попытался вырваться, однако ощутив у рёбер нож больше не дёргался.
- Я не следил, просто зашёл выпить. – Глупая ложь. Что ж, он хотя бы не священник.
- Я только что потратил на тебя последние деньги и очень зол. Не дури, говори правду,
- Манфред кольнул его ножом в бок.
- Можешь меня убить, не страшно. Культ отомстит, - заявил он гордо и дерзко.
- Культ? – удивился Манфред. Вот уж чего не ожидал найти во Франкфурте, когда сворачивал с дороги на Мейсен.
- Думал, мы о тебе забыли? Ты сполна ответишь за всё, - не успел Манфред удивиться Хвост оттолкнул его. Зачем? Куда ему деваться? Ах, вон оно что. В спину ударило что-то тяжёлое, Сэр Растерянный повалился на пол. Над ним навис громила с полкой. Такой одним ударом череп проломит. Ножом ему в колено и прощай возможность стоять ровно. Заревев, словно раненный медведь, тот упал рядом.
Манфред поднялся на ноги и огляделся. Хвост как сквозь землю провалился. В такой неразберихе легко скрыться. Чёрт с ним, пора бы уходить пока не объявилась стража. Нет, поздно. Какого лешего они так скоро?
Лязганье стали, командный крик – порядок мигом наведён. Всех выстроили у стены. Хвоста здесь нет, ушёл паршивец. Хозяин, старый хрен, нарисовался и давай во всём обвинять Манфреда. Стражник глянул на него, прищурился. Подозвал гонца, что-то шепнул ему на ухо и отослал. Через какое-то время в таверну заявился Герольд. Одежда, как всегда, без единой складочки. Грудь словно паруса, наполненные ветром. Будто весь жир с боков туда втянул.
- Сэр Манфред, что вы здесь учинили? – спросил он смущённо.
- Делаю своё дело, Сэр Стражник, - обращение явно ему польстило.
- Я не рыцарь, - засмущался он. – Могу я узнать, что это за дело?
- Не можете. Дело королевской важности, - ответил Манфред. Пусть поймёт, кто здесь главный. Он сделал шаг навстречу стражникам. Те озадаченно глянули на Герольда.
- Пропустите, - скомандовал он.
- Что? – чуть не подавился хозяин таверны. Старый дурень не понимал, что происходит. – Вы его отпускаете?
- Ты что, не слышал? Дело королевской важности! – ответил ему Герольд.
- А ущерб мне король оплатит? – всё не унимался глупый старик.
- Обратись с прошением к Его Светлости герцогу Эбергарду. Он принимает жителей в эту субботу, - Герольд отмахнулся от хозяина таверны и обратился к своим людям, – Всё, уходим.
- А с этими что делать? – спросил один из стражников, указав на других участников потасовки.
- В темницу. Пусть посидят денёк, остынут.


***



Трущобы во Франкфурте со времен основания города. Старинный квартал, он почти не изменился. Бедняки есть всегда, и им тоже надо где-то жить. Отбросы – никто не хочет видеть их под носом. Их дома на самом отшибе города, а когда-то и вовсе стояли за городской стеной. Тогда трущобы Франкфурта ещё не обладали дурной славой. Там жили люди бедные, но честные и трудолюбивые. Они приехали сюда в поисках новой жизни, тех благ, что сулил молодой город. Он быстро развивался, были нужны крепкие руки. Люди жили надеждой и не щадили сил, а от них отгородились стеной. Богачи получили свои дома, священники церкви, ремесленники мастерские, торговцы рынки. Им этого хватало. Зачем строить дома строителям? Они и сами справятся.
Но нет, без твёрдой руки руководства, материалов и оплаты дело встало. Трущобы, возведенные на время, превратились в постоянный дом. Сейчас это развалины, лачуги, покосившиеся дома. Обгорелые сваи, прогнившие доски, раскрошившийся камень. И грязь. Грязь здесь всюду, куда не глянь.
Пожары, болезни и убийства бросали тень на репутацию города. Люди грызлись между собой, но всё ещё молили властей о помощи. Те видели в них лишь назойливых мух. Со временем нехотя стены передвинули, и старый район стал частью города. Однако поздно, теперь живущие в трущобах уже не надеются на власть имущих, лишь на себя. Они отбросы города, как прежде, но более не беззащитны.
В трущобах нет и не было римских канализаций, воры сами прорыли ходы, когда нашли тоннели под городом. Здесь у них настоящий муравейник. Дома в виде пещер и улицы сродни помойным каналам. Есть даже своя площадь и свой дворец, где живёт свой король – король воров. Это его владения.
Дворец, конечно, сильно сказано. Наспех сколоченный забор от пола и до потолка, а за ним вереница ходов. Один из них ведет в просторный зал, где стоит кресло из обеденной герцога Эбергарда. Однажды сам Генрих Птицелов сидел на этом кресле. Чем не трон? Ещё есть несколько колонн из разной кладки и балкон над входом. С него отличный вид на площадь подземелья.
Люди здесь грязные, скрытные и неприветливые. В глаза никто не смотрит, лишь в спину провожают злобным взглядом. С ворами Манфред часто имел дело, но с королём их прежде не встречался. Тот дважды поменялся за прошедшие пятнадцать лет. Нынешний монарх хвостатой братии – Зигфрид. Манфред знавал его ещё шпаной, сбывал ему всякую дрянь. Его настоящее имя – Карл, но Зигфрид – герой с детства знакомых сказок – лучше звучит, а главное, как грозно: «Зигфрид – король воров».
Надо признать, он сильно изменился. Ростом, впрочем, остался прежним – ниже среднего; но похудел и подтянулся, окреп и возмужал. Изодранные обноски больше не носит. Теперь на нём роскошная темно-зеленая туника и черные кожаные штаны с коричневыми вставками и шнуровкой вдоль штанин. Пальцы украшают кольца, серебряные и золотые, с камнями и гравировкой. На шее сразу три цепи. Одна серебряная с оберегом от порчи. Неужто в городе завелись колдуны? Другая - толстая золотая. На шее дворянина такая цепь указывает на принадлежность к королевскому роду. Как символично и высокомерно, Зигфрид. Последняя тоже золотая, но гораздо тоньше и с крестом. Конечно, при такой-то жизни как не веровать? А как гармонично символ христианской веры сочетается с колдовской безделушкой.
- Манфред-охотник. Давненько я не слышал это имя. Удивлён видеть тебя здесь, - громко произнес Зигфрид. Сидит в королевском кресле, закинув одну ногу на подлокотник, совсем не по-королевски.
- И я тебя, - случайно вырвалось из уст. Да уж, Манфред, того гляди, разговор в драку перейдёт. Но нет, похоже, Зигфриду это даже понравилось.
- Что уж тут скажешь? - развёл он руки в стороны. – Это был долгий и тяжёлый путь, но я его прошёл. Одолел всех врагов и вот я здесь, на троне. С чем пожаловал, Манфред? Опять хочешь продать мне своё барахло?
- Отнюдь. Хочу, чтобы твои люди кое-что выкрали для меня.
- Ты ли тот Манфред, что так громко осуждал мой промысел? Помнится, поломал мне нос, когда я попытался тебя обокрасть. А теперь глядите, стоишь тут и просишь меня об услуге.
- Пятнадцать лет прошло, а ты всё вспоминаешь.
- Если ты не заметил, я теперь король! Я не могу позволить себе прощать старые обиды.
- А я теперь рыцарь, член королевской гвардии. Гвардии принца Генриха, если быть точным. Но когда он станет король, вору из Франкфурта будет очень кстати иметь друга при дворе.
- Король – мальчишка. Всем будет править Эбергард, а твоё положение и вовсе шатко. Говорят, архиепископ Фридрих назначил награду за твою голову.
- Это было до того, как он сменил стороны. Теперь мы с ним в одной упряжке. И почему ты думаешь, что герцог останется во Франкфурте? После победы его крепкая рука понадобится в Саксонии. Он заключил уговор с королями трущоб, будучи здесь, но вряд ли станет вести дела на расстоянии. Вы ему как мозоль на пальце. Лучше её не трогать и наступать поаккуратней, но коль уж палец отрубили, так и чёрт с ней. Вот переберётся он в Магдебург, а сюда пришлёт наместника с наказом от вас избавиться, тогда пожалеешь, что нет у тебя при дворе человека, который мог бы напомнить герцогу, как были полезны ему воры Франкфурта.
- И ты этот человек? Не смеши меня, Манфред.
- У тебя есть кто-то лучше на примете?
Зигфрид задумал, а после скинул ногу с подлокотника и сел прямо.
- Что ты хочешь, чтобы мы украли? – спросил он.
- Мой меч.
- А-а-а, помню-помню, ты с ним не расставался. Красивый клинок. Название у него ещё такое звонкое было. Не напомнишь?.. А, не важно. Как ты его потерял?
- Это долгая история. Как-нибудь после расскажу.
- И у кого же теперь твой меч? Наверное, кто-то важный им завладел. Иначе бы ты к нам не пришёл.
- У герцога Эбергарда.
- ЧТО?! Ты сдурел? Хочешь, чтобы мы обнесли сокровищницу герцога? Да нам после не жить!
- Не нужно красть у Эбергарда все его сокровища, лишь мой меч. Брось, это не так уж сложно. Просто проникните туда, заберёте мой клинок и исчезните. Никто и не узнает.
- Нет, Манфред, выгода слишком сомнительна. Что проку от твоей услуги мертвецам? Я не пойду на это. Однако кое-что ты мог бы сделать для нас, не как рыцарь королевской гвардии, а как охотник. Видишь ли, по нашим тропам с недавних пор бродить стало небезопасно. Жуткая тварь завелась в тоннелях. Нападает на моих людей, выискивает их поодиночке, но может и на двоих напасть. Такое тоже было. Один тогда вырвался из когтей, он нам её и описал. Мохнатая, с большими красными глазами. Крысу чем-то напоминает. Вот только размерами гораздо больше, и у неё аж два хвоста, каждый хлещет плеть, когти как у орла, а челюсть волчья. Мой человек умер через пару дней в ужасных муках, укусы её ядовиты. Что скажешь, охотник, не заржавел ещё на королевской службе, рискнёшь, изловишь тварь? Тогда и мы для тебя сделаем, что просишь.
- По рукам, - согласился Манфред.

Зигфрид выдал ему сопровождающего, чтобы не заплутать в тоннелях. Юнец-мальчишка, худой, сопливый, весь в рванье. С первого взгляда видно – вор-малолетка. Этот уже не станет честным человека, с детства крутится в воровской среде. Ему искусство, роскошь, красота – всё невдомёк. Глаза блестят при виде золота. Даже на королевском пиру чашу стянет.
Пещеры кончились и начались тоннели. У входа вонючая канава, которую нужно перепрыгнуть. Манфред чуть не поскользнулся, приземляясь. Пол твердый и склизкий. Со стен тоже стекает слизь. Воздух здесь омерзителен. Воняет тухлятиной, дерьмом и бог весть чем ещё.
В центре тоннеля жёлоб, по которому стекали нечистоты. Теперь это по большей части дождевая вода, сочащаяся сквозь стены. Ну, и та дрянь, которую сливают в стоки. Некоторые из них ещё не полностью забились. Воды в жёлобе намного ниже уровня. Со дна торчит всякий мусор, встречаются и трупы. А что? Сюда искать никто не сунется.
По краям тоннеля узкие дорожки, и изредка широкие площадки шагов этак десять на пять. Сам по себе он невелик. При желании можно перепрыгнуть через жёлоб с одного края на другой, но как-то неохота. Уж больно скользко, а кое-где и кладка раскрошилась. Не ногу подвернёшь, так грохнешься на что-нибудь острое.
Темень, хоть глаз выколи, факел едва спасает. Малец идёт впереди босой. Ловкий, совсем не спотыкается, а ведь и под ноги-то не глядит. Манфреду тяжелей, но он не отстаёт, к темноте всё ж привыкший и ловкости не занимать.
- Так вы, стало быть, тот, кто убьёт эту тварюгу, да? – спросил мальчишка, шмыгнув носом.
- Поглядим, что выйдет, - сухо ответил Манфред. Хвастаться он не любит, да и загадывать наперед вредно.
- Эт как же, иначе-то? Убьёте, но не до конца? Притащите Зигфриду, штоб он сам тварюгу ту прикончил, а? Так, да?
- Нет, больше я живым никого не таскаю. Хватило мне одного раза.
- Шот не пойму, на шо тут ещё глядеть-то тогда?
- Как на что? – удивился Манфред. – Не я её, так она меня прикончит.
Мальчонка сник, даже притих ненадолго. Видно, понял-таки, что прогулка его отнюдь не безопасна.
- А откуда они появляются-то, твари-то эти? Не сами же по себе такие рождаются, так ведь, да? – спросил он с неподдельным любопытством.
- Нет, не сами. Существ создают колдуны.
- Колдуны?! Мы тут как раз недавно-то, месяца три назад, кажется, колдунов порешили-то.
- Ну-ка поподробнее, - заинтересовался Манфред, а малец и рад потрепать языком.
- Пришли они к нам такие, все из себя смелые и всесильные, и давай, значит, возмущаться. Мол, обворовываем мы их, видите ли, и они, дескать, этим жутко недовольны. Будто они тут в городе главные. По их словам, мы-то, отрепье, бояться их должны, а не тут-то было. Зигфрид знал, што они придут, ему нашептали. Ну, мы их и поджидали-то. Только главный колдун рот свой разинул, мы их всех и прикончили. Так-то. Те даже не поняли, што случилось. Тока што гордые тут стояли, а потом раз, и передохли все. Один-то, правда, ускользнул. В тоннели дёру дал. Ну, мы его пару дней поискали-то, не нашли. Решили, што он тут помер.
- Не помер, - подытожил Манфред.
- Так, тварюгу эту он сделал, да? Вот гнида-то, убить его, падаль, - разошёлся грозный сопляк. Манфред смолчал, на колдуна у них уговора не было, это уже отдельная сделка.
- Ну, а как они их создают-то, тварюг этих, а? – продолжал донимать вопросами мальчонка.
- Тяжёлое это дело, и долгое. У тебя всё равно не получится, тут магический талант нужен, - огорчил Манфред, но малец не унимался:
- А мошт он у меня есть, талант-то этот, а.
- Лучше надейся на обратное, иначе однажды мне заплатят за твою голову.
- Ага, ну-ка попробуй, я могу за себя постоять, - юнец выхватил из-за пазухи нож, старый ржавый с деревянной прогнившей рукоятью. Таким и старушку не убьёшь. Неужто он им кошельки срезает? Ясно, почему Зигфрид его выдал в провожатые. Такого балбеса потерять не жалко. - Ну, так как, а? Мне так, любопытства ради, и только-то. - Взмахнув пару раз ножом сопляк заткнул его за пояс. Поясом была веревка, завязанная в тугой узел.
- Сперва колдун берёт какое-то животное за основу. В данном случае – крысу. Потом проводит ритуал, которым привязывает к себе существо, дабы оно ему подчинялось. Дальше долгий усердный магический труд. Колдун поет зверя магическими зельями, проводит над ним заклятья, препарирует, пришивает конечности других животных. Получившаяся тварь может быть большой или маленькой, сильной или ловкой, глупой или умной, агрессивной или скрытной, как пожелает создатель. Всё зависит только от него, от стихии, подвластной ему, его планов и целей.
Малец всё внимательно выслушал и наверняка бы задал очередной вопрос, кабы не обстоятельства. Впереди сваленные в кучу лежали тела растерзанных воров. Парнишка узнал некоторых, другие останки мало походили на человека. Здесь тварь питается, здесь её логово.
Сопляк быстро попятился назад и оступился. Свалился бы жёлоб, но Манфред его придержал. Тут же раздался громкий рёв. Мороз пробрал по коже, кровь в жилах обратилась в лёд. Не шевельнуться. Впереди во тьме что-то мелькнуло. Мальченка вырывался и убежал. Манфред крепко держал, но юркий глист извернулся. В руке остался рукав его туники.
- Стой, дурень, - тихо крикнул вслед охотник. Однако парень и не думал останавливаться, сломя голову мчался проч. А зря, мог бы остаться жив. Страх, боль и отчаяние наполнило пронзительный юношеский крик. Манфред нашёл на полу факел, а рядом кровь. Крови, конечно, много, но малец мог выжить, хотя надежд мало. Дурак. Зачем побежал? Сам себя погубил. Нельзя забывать, кто цель, а кто охотник, какой бы страшной не была та тварь.
Одна рука на рукояти меча, другая держит факел. Существо резвое, вон как по тоннелям носится. Нападёт внезапно. Охотника не так-то просто застать врасплох. Он внимателен и насторожен, каждый шаг делает тихо и аккуратно. Все чувства обострились. Звуки блуждают по лабиринту, им нельзя верить. Шустрая тварь мелькает в темноте слишком быстро, взглядом её не ухватить. Вонь... вонь здесь всюду, но этот смердящий запах нарастает, он всё ближе. Манфред не стоит на месте, идёт по костям вперёд, в логово зверя.
Так шёл, пока не упёрся в стену. Раньше в этом месте вода по жёлобу стекала за решётку, теперь слив забит разным мусором. Там, за стеной, обрыв. Решётка старая, еле держится, руками вырвать можно. Но нет, ловушка так ловушка. Эти прятки уже изрядно надоели.
Тварь чувствует себя охотником, дичь загнана, деваться некуда. Налетай! Свежее мясцо. Сперва сквозь чёрную завесу пробились два красных глаза. Злые, налиты кровью, хищно глядят на жертву. Из темноты медленно показалась пасть. Длинная, острая, мохнатая, огромные клыки. Голову отгрызёт одним укусом. Облако пара вырвалось из глотки, окутало, как ветер тёплым воздухом, и тут же смрад окатил, будто ведро помоев.
Манфред выхватил нож из сумки, что на поясе, и кинул его в тварь. Угодил в нос. Существо зарычало злобно, качнуло головой, желая вынуть лезвие, но больно глубоко оно засело. Вперед помчалась крысья туша. Огромная, ростом как человек, в длину и того больше. Манфред извлёк из ножен меч, но как останови такую громадину? Назад деваться некуда, прыгнул навстречу. Сперва кинул факел, чтобы отвлечь, а сам метнулся следом. От пасти увернулся, но чуть не угодил под когтистую лапу зверя. После два раза хлестнул хвост. Один ударил в стену, оставив выбоину, второй по жёлобу. Поднялись брызги.
Существо врезалось в стену, где стоял Манфред, решётку выбило и кладку всю переломало. Та, будто ветхая мозаика, рассыпалась по камушкам. За ней обрыв, пещера, вода тихо плещется. Тварь потянуло вниз, задние лапы уже соскользнули, не помогают даже когти. Однако ж, она упирается, не хочет падать. Манфред помог, кинул ещё один нож, на сей раз в шею. Где волчья челюсть переходит в крысью тушу остались следы препарирования. Там шкура мягче, лезвие легко вошло. Животное задрало голову, и стену окропила кровь. Крыса не удержалась, упала, ударившись пастью об уступ. Раздался всплеск и рычание.
Нет, это далеко не всё, сволочь ещё живая. Манфред подошёл к краю. Что смотришь? Прыгай! Не убьёшь, не получишь меч. Оттолкнулся и полетел. Приземлился на мохнатую спину и тут же вонзил меч. Громко же скотина заревела. Это уже не злость с досады, это боль. Раненный зверь столь же опасен, как и прежде, а то и больше. Хвост хлестнул по спине. Словно бревном ударило. Охотник отлетел и упал в воду. Не глубоко, едва ли по колено. Меч так и остался по рукоять в шкуру засаженный. Быстро вскочив, он кинул ещё один нож. Повезло, этот угодил в глазницу. Истошный крик прозвучал вновь. Не сомневайся, Манфред, эта тварь тебя ненавидит.
Оба хвоста хлещут воду в безумном ритме. Совсем не целясь, наугад. Пару всплесков рядом с охотником, один раз он отпрыгнул вбок, а следом чуть не получил по голове. Случайность. Существо потерялось, крутится во все стороны, хвост теперь бьёт не пойми где. Отличная возможность для атаки. Достал меч-нож и нож из сапога и ринулся вперед. Тот, что поменьше, он вонзил в переднее бедро, а второй попросту подставил под крысью шею. Зверюга дёрнулась на боль и сама налетела на лезвие, Манфред лишь довершил разрез резким движением. Туша пала к его ногам. Для верности он засадил нож в череп чуть ниже уха. Теперь тварь точно умерла.
Охотник вернул всё своё оружие, подумал и о доказательствах. Голова слишком велика, срезал лапу, вырвал пару клыков. В пасти нашёл знакомый нож, ржавый с деревянной рукоятью. Одним воришкой меньше. Радоваться бы, да жаль мальца.
Теперь и карабкаться наверх в тоннели нет резона. Выход из лабиринта сам не отыщет. Может неделю бродить по вонючим тропам, и если выберется, не сдохнет, Эбергард к тому времени уже узнает о нём правду. Да и что с того? Квинтилиум-то всё ещё в сокровищнице. Воры исполнят уговор, а чуть приплатишь, они и из города выведут. Только Счастливчика и потеряешь, Манфред. Ах, чертов конь, жалко его.
Охотник огляделся. Вода сюда стекает ведь не просто так, она уходит в реку. Значит, придётся искупаться. Сделав глубокий вдох, он занырнул. Сплошная муть, ни черта не разглядеть, пришлось искать наощупь. Первый раз не нашел, всплыл, отдышался, снова нырнул. На сей раз повезло, на дне нашёл узенькую лазейку. Едва втиснулся, стукнулся головой, шаркнулся коленкой.
Вскоре проход расширился, вода стала заметно холодней и беспокойней. Он выплыл в реку, его подхватил поток и поволок. Искал, за что бы ухватиться, но под руки попадалась только трава, да всякий мусор: обломки лодок, бочек, ящиков, даже весло. В придачу ко всему шест паромщика ударил по спине. Охотник пытался, но уцепиться за него не вышло.
Наконец повезло, рука нащупала канат. Должно быть, якорь. Пополз наверх, но неожиданно наткнулся на чьи-то ноги. Он догадался раньше, чем увидел разбухшее лицо утопленника. Хватка непроизвольно ослабла, течение дало пинка, и Манфред помчался дальше по реке. Теперь навстречу то и дело попадались тела. Он врезался, по меньшей мере, в дюжину, но здесь, на дне, их намного больше, несметное множество.
Поплыл наверх и угодил в сеть. Рядом плещется рыба, одна хвостом стукнула по лицо. Хотел освободиться, но лишь больше запутался. Может, если сильно брыкаться, рыбаки увидят, и выудят сеть. А ты не захлебнешься раньше, Манфред? Нет, ждать он не стал. Дотянулся до сапога, вытащил нож, прорезал сеть. Рыба вырвалась раньше, чем он. Плывите, вы свободны. Вот рыбаки-то будут недовольны.
Воздух кончается. Он изо всех сил загребает ладонями, тянется на свет. Вынырнул, не успел отдышаться, как тут же ударился головой о борт лодки. Эта река его не любит, так и норовит утопить, прибрать к своим рукам. Тебе что, трупов на дне мало? Угомонись! Вновь всплыл, на сей раз без сотрясений. Лодки рыбаков остались позади. Он погрёб к берегу. Когда ощутил под ногами вязкий ил, едва не улыбнулся. На четвереньках выполз из воды и завалился на спину. Дышит полной грудью. До чего всё же сладок воздух.
Манфред побрёл по берегу мимо жилищ брошенных людей, до которых никому нет дела, да и ему, собственно, тоже. Его сюда прибило словно мусор, но он собой доволен, как всякий раз, когда остался жив вопреки пакостям судьбы. Задумался и не заметил, как его обступили те, кто выделяется из здешней массы. Издалека мог бы увидеть, но нет, балбес, вплотную подпустил.
Их четверо: один здоровяк, трое поменьше. Все в чёрных плащах. Чуть поодаль ещё один, его Манфред узнал – Хвост, что следил за ним всё утро. «Как он меня нашел?», - подумал Сэр Задумчивый. Фортуна сегодня в скверном расположении духа, вот и ему настроение испортила, а ведь совсем недавно был довольный, о бедах своих вовсе не думал. Устал как чёрт, голова болит, спину ломит, а тут ещё эти нарисовались. Ох, и достанется вам сейчас.
Сразу напал, тут не до демагогий. В первого кинул нож – убил, а дальше выхватил меч и свой любимый тесак. Ударил им сверху вниз, будто пытался гвоздь забить. Упёрся в руки не беда, полоснул мечом по незащищённой груди противника. Им же попытался заколоть второго, но тот парировал удар, а вот нож остановить не смог. Лезвие прошло по шее, как по маслу.
Сложней пришлось со здоровяком, тот сам напал. Манфред тогда убил последнего и оказался не готов отразить атаку, но меч в последний миг таки подставил. От сильного удара тот выпал из руки. Хотел пырнуть ножом под рёбра, но здоровяк, при всей его, казалось бы, не проворности, изловчился, перехватил удар в полёте, крепко сдавил запястье, и Манфред выронил клинок. На поясе висели ножи для метания, но под руку попался клык твари. Загнал его в глазное яблоко. Здоровяк даже не пискнул, умер тихо, словно немой.
Остался только Хвост. Стоит на месте, как вкопанный. Такого исхода он не ожидал. Сейчас сделает то, что делают все трусы – побежит. Догнать бы его, поймать и допросить, выведать про культ, но как-то лень, сил не осталось. Он-то, конечно, быстр, но от ножа не убежал. Лезвие вошло в позвоночник. Хвост вскинул руки, будто крылья, а потом повалился, как подстреленный голубь.
Драку заметили не только отбросы Франкфурта, но и рыбаки на причале. Сейчас стража примчит. Лучше уйти поскорей, дважды на дню встречаться с Герольдом излишне. На нервы действует, когда без конца с гордым видом поправляет одежду. Ещё хоть раз, и Манфред врежет ему кулаком по пузу. Сомнёт к чертям нарядную тунику.
Сердитый рыцарь поспешил в трущобы, и так уж рассвело.

Зигфрид удивился, когда охотник пришел с улиц, а не выполз из тоннелей. А вот про мальца даже не спросил. Да и к чему? На убой ведь отправлял. Король воров внимательно рассматривал клыки и когти зверя. Не из сомнения – он знает, охотник не обманет – скорей, из любопытства.
- Да, эта когтища и оставила след на лицо моего человека. Целая борозда во всю щеку, - он приподнял коготь. Мол, я его имею в виду. – Так значит, он ядовит? Полезная вещица. Спасибо тебе, Манфред.
- Это не дар, а доказательство.
- Не важно. Ты выполнил работу, и, как я обещал, мы выкрадем твой меч.
- Когда? – нетерпеливо спросил охотник.
- Когда получится. Не переживай долго ждать не придется.
- Сегодня!
- Что? Манфред, я благодарен тебе за услугу, но ты мне не указ. Сегодня не получится. Это не шуточное дело, нужна подготовка.
- У меня нет времени. Меч нужен мне уже завтра, самое позднее через день.
- К чему такая спешка?
«К тому, что герцог Эбергард со дня на день узнает про мой обман», - мысленно произнес Манфред. Нет, такое говорить вору нельзя. Просто молчать. Молчать и смотреть ему прямо в глаза.
- Ладно, - согласился Зигфрид, - сегодня так сегодня.

Эбергард уже не спал, либо ещё не ложился. Не поймёшь. Такое чувство, что герцог все свои дела ведёт ночами. Может, он вампир? Нет, ты видел его при свете солнца, тупица. Он принял Манфреда в своём кабинете. С кубком вина стоит у камина, ворошит кочергой угли. Алый отблеск огня играет на его лице. Есть в этом что-то зловещее.
- Ну и смердит от вас. Где вы были? – спросил он с порога, глядя на потрёпанный вид рыцаря.
- Везде. Залез под каждый камень в поисках ответов, - произнёс Манфред, подойдя к камину. Не нравится мой запах? А ты принюхайся.
- Успехи есть? – Эбергард громко выдохнул. Скрывать неприязнь и не думал. – Вина? – не дожидаясь ответа, пошёл к столу, где на подносе стоит кувшин и ещё один кубок. Для герцога хорошие манеры – удачный повод отдалиться, а Манфреду и впрямь хочется выпить. Он кивнул в знак согласия.
- Есть, я нашёл их. Точнее, они меня. Как-то прознали о моём приезде. Должно быть, у них свой человек в страже. Благодарю, - охотник принял кубок и сразу же прильнул к нему. Ну и кислятина. Эбергард вернулся к столу, опёрся на него задом, принял излюбленную позу.
- Необязательно из стражи. Дворцовая прислуга или кто-то, живущий у городских врат, мог видеть вас прошлой ночью.
- Нет, я поздно прибыл в город. Все в это время обычно спят, а ворота не открываются средь ночи, так что вряд ли кто-то случайно меня заприметил. Да и во дворце никто не догадывается о цели моего визита, ведь только нам двоим о ней известно, а вы, я полагаю, не стали бы распространяться. Но те люди, что выследили меня, точно знали кто я. Сели мне на хвост, едва вышел в город. Тот, кто рассказал им обо мне, видел меня в лицо и слышал моё имя, а это: либо стражники у ворот, либо дворцовая стража.
- Что ж, - задумчиво промолвил герцог, - придётся поискать предателя в своих рядах.
- А спугнуть не боитесь? Хотя… они уже и так, наверно, переполошились. Ах да, передайте Герольду, трупы на берегу моих рук дело. Все они члены культа.
- Герольду? – переспросил Эбергард, удивленно.
- Нет, не глашатаю. Начальнику городской стражи.
- Да, это прозвище ему подходит. Я передам. Он доложил мне о стычке в таверне, а теперь трупы на берегу, и всё за один день. Не слишком ли вы усердствуете?
- Делаю то, что нужно. Они подослали убийцу к принцу Генриху. Любые средства тут оправданы. - Удачный довод. Внутренний голос доволен, так и нахваливает в мыслях.
- Да, ваша правда, - согласился герцог. – Что дальше?
- Выясню, где они собираются, и перебью их.
- В одиночку? Не глупите, вам понадобится помощь. Я дам воинов.
- Пока мы не знаем, кто предатель, нельзя полагаться на стражу.
- А как насчёт наёмников?
- Разве все вольные отряды уже не скуплены и не идут к границе Лотарингии?
- Я не про них.
- Нанять городскую шваль, довериться этим головорезам? – поразился Манфред. Да, герцог Эбергард оправдывает свою репутацию. Видно, и впрямь держит город стальной хваткой, раз даже уличные головорезы у него на короткой руке.
- Золото для них священно. За звонкую монету сделают всё, что угодно.
- Вот это меня и пугает. Кто знает, кому платит культ. Ладно, наймите их, но ничего не объясняйте. Пусть они будут в указанном месте в указанный срок. Место я назову поздней.
Что ты творишь, Манфред? Завтра меч будет у тебя, и ты волен уйти на все четыре стороны. Скорей всего, на юг, подальше от войны. Ты ничего не должен Генриху, дважды спас ему жизнь. Эбергард?.. Оплата за похищенный дар из его сокровищницы? Ладно, чёрт с ним, нашелся-таки повод.
А вот ещё одна причина отблагодарить гостеприимного хозяина. Приятный сюрприз ждал Манфреда в его покоях. На огромной кровати, в каких до прошлой ночи ему не доводилось спать, лежит обнажённая девицу. Солнце уже наполнило комнату светом, но факел всё ещё горит. Она ждала всю ночь. Когда скрипнула дверь, проснулась. Взгляд ещё сонный, но на лице уже блудливая улыбка. Вот так реакция, какой и самый ловкий воин позавидует. Чертовка хороша собой. Нет, ни дешёвая портовая шлюха, а гетера [Гете́ра - в Древней Греции женщина, ведущая свободный, независимый образ жизни, публичная женщина, куртизанка] высшего общества. Таких не покупают, их соблазняют деньгами.
Усталость как рукой сняло. Манфред скинул с себя грязную одежду и нырнул в кровать в объятия продажной прелестницы.


***


«Ночной форум» - тесный переулок в трущобах на пересечении пяти дорог. Сюда стекается жульё, ворьё, убийцы, да все, кому не лень. Здесь можно поболтать, выведать информацию, купить краденую вещь, выпить, подраться, трахнуть шлюху – всё есть. В центре фонтан, единственный на весь район, и тот давно не работает. Вдоль дорог тянутся вереницы воров, сбывающих товар. Манфред, к своему стыду, и сам продавал «охотничьи» трофеи через одного воришку. Теперь тот воришка стал королём воров, а ведь когда-то по два пфеннига толкал старьё.
На углу южной и юго-западной стоит таверна. Держит её старый норманн – мужик суровый, как все скандинавы. Борода до груди. Крепкий, как сталь. Широкий, как скала, плечи едва проходят в дверь. Взгляд, как у волка, того гляди, вгрызётся в глотку. Порядок у него всегда идеальный. Можешь пить, орать, драться, но только попробуй что-нибудь сломать.
Через дорогу от него, на углу южной и восточной, заведение старой матроны. Все девочки в трущобах и порту принадлежат ей. Много кто пробовал отнять у старухи прибыльное дело, все они теперь на дне реки. Матрона знает толк в кознях, умеет использовать свой товар наилучшим образом. Бесплатных шлюх не бывает. Если не платишь золотом – заплатишь чем-то другим.
Чуть выше, на углу северной и восточной, заброшенная ночлежка. В ужасном состоянии, дырки в полу, крыша течёт, стены прогнили, но за места в ней нужно драться. Жулья в трущобах больше, чем домов. Не каждый может найти койку на ночь.
Двухэтажный дом на углу юго-западной и северо-западной заняли те, кто собирают дань с честных торговцев и ремесленников. Громилам сутки напролёт нечем себя занять, ходи раз в день от точки к точке, а будет повод размять руки, так они только рады.
На углу северной и северо-западной стоит довольно-таки опрятный домик, по меркам трущоб и вовсе загляденье. Всякий здесь поглядывает на него с завистью, жаждет заполучить. С давних пор в нём поселился нескладный собой толстяк, дряблый и обрюзглый. С роду он не держал в руках меча, но никто ещё не посягал на его собственность. Вигерик – один из королей трущоб, торговец информацией, тот, кому шепчут на ухо обо всех грязных делишках в городе. Ценные знания его сокровища, на них он покупает власть и благосклонность, за них ему платят деньгами и услугами. Повсюду в городе у него уши, люди-невидимки, те, кого не замечаешь, когда проходишь мимо. Кто как не он знает, где искать культ?
Манфред имел с ним дело в прошлом. Вигерик никогда не нанимал охотника, а вот он часто ходил за советом к сведущему королю. Дёшево за информацию тот не возьмёт. Толстый мешок на ремне под завязку набит солидами. Одна рука постоянно на нём. Не дай бог умыкнут. Попробуй потом объясни герцогу, что тебе позарез нужен ещё один такой же, так как прошлый ты потерял. Надо признать, неимоверная щедрость со стороны Эбергарда. Хотя, для него это, поди, и не деньги. Такие высокородные лорды валюту взвешивают, а не считают каждую монету. Для Манфреда же пятьдесят полновесных – сумма, которую он никогда не держал в руках прежде. Как-то раз в Баварии получил тридцать золотых за группу колдунов, а украшение, снятое с главной чародейки, вытянуло ещё на пятнадцать. В Богемии получал неплохие деньги и регулярно, но больно быстро тратил, молодой дурак. Да и валюта у них другая, по весу и качеству не чета каролингскому солиду, а вот цены куда как приятней.
У фонтана трутся трое громил, то и дело смотрят на дверь, приглядывают за домом. Внутрь король их не пускает. В ту дверь заходят либо по делу, либо девицы для утех. Манфред не девицей, от стука в дверь с косяка посыпалась пыль. Открыла маленькая девочка лет десяти. Ах да, Вигерик питает слабость к беспризорникам, сам в детстве рос сиротой. Берёт к себе в дом одного-двух, растит их, кормит, одевает, а те прислуживают ему. Однако стоит детишкам привыкнуть к теплоте, сытости и заботе, полюбить этого добродушного толстяка, как он просит их покинуть уютный дом в поисках своего места в этом мире.
Девочки попадают к старой матроне, если личиком вышли. Мальчики разбредаются по шайкам, коль не трусы. Но больше прочих Вигерик любит ущербных: хромых, изувеченных, уродливых, малодушных и слабых. Они, выпорхнув из теплого гнезда, идут в попрошайки, побирушки, а кто и в прислугу для богачей. Они помнят своего покровителя, докладывают ему обо всём, что слышат. К тем крохам, что им положен за честный труд, он прибавит пару монет и они, вроде как, довольны. Будто, для этого и были рождены.
Девочка отвела Манфреда на второй этаж. Вигерик сидит за столом у окна в тесной комнате и читает какую-то записку. На улице уже стемнело, так что освещена комната масляными лампами. Увидел охотника, положил записку на стол текстом вниз и нацепил на лицо лживую улыбку.
- Манфред, как я рад тебя видеть! - заявил он сладкозвучным тонким голоском.
- Не неси чушь, Вигерик. Ты мне противен, сам ведь знаешь, - грубо ответил охотник.
- Чем же я заслужил? – изобразил возмущение лицемер. – Ах да, как же я мог забыть, сироток ты жалеешь. Ты, кажется, и сам рос без родителей, бедняжка. – Манфред нахмурился, рука непроизвольно пала на рукоять ножа. – Ну, ладно ты, не серчай, я ведь без злого умысла, да и детишкам у меня лучше, чем на улице.
- Раз такой заботливый, делал бы из них крестьян или ремесленников, но нет, все они служат твоим корыстным целям. Ты как вербовщик на весь район трущоб. Решаешь, кому в попрошайки, кому в шлюхи. Кто дал тебе право определять их судьбу?
- Ни за кого я не решаю, Манфред. Они сами идут на это. Я предлагаю им жизнь лучше, чем у них есть, и они соглашаются, и только. Никто не заставляет.
- Хороший выбор: смерть или рабство. Хватит, Вигерик, тебе меня не одурачить. Хоть всю ночь спорь, я всё равно с тобой не соглашусь, - охотник отвернулся, встав боком к вершителю детских судеб, дабы не видеть его ухмылку. Толстяк понял намек и избрал другую тактику:
- Эх, Манфред, столько лет прошло, как же ты изменился. Стал рыцарем, гвардеец принца Генриха. Поздравляю. Может, по старой дружбе поведаешь какие-нибудь тайны принца?
- Ещё чего удумал. Я не один из твоих шептунов, и не надейся.
- Что ж, понимаю, дорожишь своим положение. Трудно, наверное, было так высоко забраться. Человек вроде тебя и в королевской гвардии. У-у-уф, - толстяк прикрыл глаза и покачал головой, изобразил волнение. – Не боишься лишиться всех своих достижений или даже головы, если вдруг герцог Эбергард найдёт в твоих вещах дарованный ему меч? А ведь ещё я слышал, архиепископ Фридрих назначил награду за некоего Манфреда-охотника.
- Не трать время зря, Вигерик, меня не напугаешь. Я пришел по делу.
- Да-да, ищешь сатанинский культ, - набожно перекрестился, но уж больно наигранно. – Хочешь знать, где их искать? Недешевая информация, все они люди почтенные и влиятельные. Сколько герцог готов заплатить?
Манфред отвязал от пояса мешок и швырнул его на стол. Золото ударилось друг о друга – чарующий звон. Вигерик улыбнулся, но не удивился, и не пересчитал. Он убрал деньги в шкатулку, запер на ключик, а тот повесил на шею и спрятал под одежду. Нашёл надёжное место. При желании Манфред хоть сейчас перережет жирную глотку и сорвёт ключ. Бугаи на помощь не поспеют.
- Тебе повезло, Сэр Манфред, - голос тщедушного отвлек от сладких мыслей. – Знаешь поместье на холме за городом? Все члены культа соберутся там сегодня. Если хочешь их изловить, поспеши, надолго они не задержатся.
Вигерик, может быть, и ждал в ответ какой-то благодарности, но Манфред одарил его недобрым взглядом, а после громко хлопнул дверью. Хватит с него и золота.

Герцог не обманул, пятеро наёмников ждали Манфреда в указанном месте, притаились в лесу у подножья холма. Хозяйский дом в два этажа, на заднем дворе лачуги для прислуги, конюшни, да подсобные постройки, а спереди небольшой дворик. Стоя на возвышении, поместье хорошо просматривается, издали видно. С двух сторон лес, с третьей дорога, с четвёртой река, а сверху над холмом нависла полная луна. Эх, красота, наверное, так жить. Быть богачом и впрямь приятно.
Рожи у наёмников мерзкие, как у боровов. Щёки толстые, кожа дрянная. Главный кабан по кличке «Клык» не такой. Здоровенный, выше Манфреда. Волосы длинные, ниже плеча. Лицо словно камень, ни единой эмоции. Взгляд злой, бесчеловечный. Увидишь такие глаза во тьме, креститься начнёшь. За спиной здоровенный обоюдоострый топор, из сапога торчит рукоять ножа. На запястьях серебряные браслеты, с шеи на веревке свисает медвежий клык.
Все одеты по послед моде бандитов: броские одёжки мрачных тонов с пёстрыми украшениями, коих свыше всяческих норм. Изящество низших слоёв. Один из отряда – низкий, юркий, худощавый, глазёнки маленькие. На остальных совсем не похож. Вёрткий «Хорёк», кличка в самый раз. На Манфреда всё глядит с неким вызовом. На поясе у него короткий меч, да кинжал. На шее две золотых цепочки, на пальцах штук пять колец.
- Там два выхода: один спереди, другой сзади, но при желании могут и из окон полезть. Я насчитал тридцать человек. Домина большой, вшестером будет сложно. Даже если по трое на каждый вход, кто-нибудь да сбежит, - обрисовал ситуацию главный кабан.
- Двери охраняются? – поинтересовался Манфред.
- Снаружи нет, но из окон то и дело поглядывают.
- Там стражники, - встрял в разговор Хорёк. – О том, что нужно резать законников разговора не было. Клык, что-то тут не так. С каких пор рыцари нанимают нас убивать стражу? Те ведь там чинуш охраняют.
- Не просто рыцарь, он из королевской гвардии. На куртку гляньте, там герб. Я такой уже видел на людях принца Генриха, - подсказал один из боровов.
- Притихли все, - басом гаркнул на них главный. – Работа есть работа, нам за неё уже заплатили.
- Проблемы? – полюбопытствовал рыцарь.
- Никаких. Распоряжения будут?
- Там что? – Манфред указал на небольшую лачугу на дальнем углу фермы.
- Сарай какой-то. Нам почём знать? Мы разведку проводили, а не карту местности рисовали, - вновь раскрыл рот Хорёк.
- Не зли меня, Карл. Стой молча. – Взгляд кабана пал на подельника и тот отшагнул, примирительно подняв руки.
- Сходи проверь, - распорядился Манфред. Хорёк поглазел на него злобно, а после перевёл взгляд на Клыка. Его взор неподвижен.
- Иди, - сказал он.
Карл обернулся, что-то буркнул себе под нос и побежал, пригнувшись, быстро скрылся в ночи. Скоро вернулся, слегка запыхавшись.
- Склад там. Всякий строительный хлам.
- Какой именно? – поинтересовался Манфред.
- Я что тебе, стоить что ли? Там гора разной дряни. Я и половины инструментов названия не знаю. И как, по-твоему, мне всё запомнить? – вспылил Хорёк.
- Тебя туда не на прогулку отправляли.
- Да всё как обычно там: молотки, гвозди, доски, верёвки, бочки со смолой, топоры…
- Смола, - перебил его рыцарь. – Не нужно нам вламываться в дом, подопрём двери и подожжём его. Сами ломанутся наружу, а мы тут как тут, поджидаем.
- Да они же разбегутся кто куда. Даже если по трое встанем с каждой стороны, всех не переловим. Мало нас, - возразил один из боровов.
- Нет, в самый раз. Окна на первом этаже будут в огне. Ломанутся сквозь пламя, так их, горящих, издали видно, а прыгнут со второго, если и сразу ноги не переломают, то бегать не смогут уж точно.
- А что, может и выгорит. Ха, выгорит, - усмехнулся один из наёмников.
- За дело, - одобрил план Клык.
Перво-наперво, пошарили по подсобным строениям, раздобыли кувшины, разлили по ним смолу. Благо никто не помешал, прислуга давно спит. Но когда всё начнётся, крику будет на всю округу, и мёртвые проснутся. Подпёрли им двери, чтобы не вылезли наружу.
Когда всё подготовили, разошлись. Манфред, Клык и Карл-хорёк встали спереди, остальные сзади. По команде забросали кувшинами окна и подожгли смолу. Огонь вспыхнул мгновенно, внутри раздались крики. Люди бросились к двери, но те туго стянуты верёвкой. Напирали, что есть мочи, но выбраться через них не смогли.
Одни полезли сквозь огонь, другие прыгают со второго этажа. Их поджидают. Хорёк безумен, убивает со смехом, славно веселится. Клык молчалив, но куда как страшнее. Его топор отсекает руки, ноги и рубит головы, словно тыквы. Никто не ушёл, все полегли, и стражники, и чинуши. Дело сделали легко и без осложнений. Манфред осмотрел тело одного из мертвых, нашёл на груди знакомый символ. Вигерик не обманул, никогда не обманывал. Противный человек, но слово держит.
Поместье полыхает как огромный костёр, освещает округу. Осенняя прохлада ночами уже заставляет продрогнуть, но не сейчас, сейчас жарко, греет огонь. Скоро из города поспеет стража. Такой сигнал нельзя не заметить.
Манфред всё ещё сидит на корточках, склонившись над трупом. Хотел подняться и отпустить кровожадную шайку. Благодарить их за помощь не собирался, конечно же. Будь на то воля, прикончил бы каждого, но за что? Они свою работу сделали. Судить людей не твоя забота, как бы ни хотелось. И от чего такая неприязнь?
Боли он не почувствовал. Просто всё резко померкло, наступила темнота. Все мысли ушли.


***



С востока дует тёплый ветер. Он раздувает первую опавшую листву. Лес пожелтел, стал разноцветным.
- Таким он даже красивей, - неторопливый голос Эды звучит как будто из трубы. Эхом бьёт по ушам. Она стоит у края, глядя с высоты на необъятные просторы леса. Взгляд грустный и задумчивый. Что-то её тревожит.
- Не соглашусь, мне по душе зелёный. Вся эта желтизна и плешь на ветках напоминают о несовершенстве. Даже лес, и тот подвержен хвори. И в нём найдутся недостатки, - спокойно отвечает Манфред. Хочет понять, какие мысли в её голове и смотрит, но она его не замечает.
- Ты критикуешь даже матушку природу. Не бери на себя слишком много. Наш мир не идеален, и не тебе его менять, - эхо усилилось и по вискам ударила резкая боль. Каждое её слово, будто ножом по нервам.
- И что же, мне смириться? Принимать всё, как есть? Нет, ничего от этого не станет лучше.
- Лучше станет тебе, - она повернулась и посмотрела прямо в глаза. Теперь он видит, что её тревожит.
Ветер усилился и растрепал светлые локоны. Внизу раздался громкий хруст. Манфред не хочет отводить глаз, пытается удержаться, но нет, не смог, он посмотрел на лес. Деревья с корнями вырывает из земли и уносит в небо. С тревогой он взглянул на Эду. Ветер схватил её и поднял в воздух. Манфред успел схватить её за руку. Держать неимоверно тяжело, сил не хватает, пальцы разжимаются сами собой. Боль в голове всё нарастает.
- Отпусти, так будет проще, - спокойно произнесла она. Но он не отпустил. К чему вся эта простота, комфорт, спокойствие? Что с ними делать? Лучше уж тяготы, боль, муки. С ними он умелец.
- Нет, - прокричал пронзительно, но Эда выскользнула из его руки и полетела в пустоту. Тьма окружила его, лишь боль пробивается сквозь неё, острая боль в затылке. Пульсирует, разносится по венам, и каждая волна бьет мысли вдребезги.
Он приоткрыл глаза. Земля мелькает, чьи-то ноги. Его тащат под руки.
- Тяжёлый гад, - знакомый голос. «Не просто рыцарь, он из королевской гвардии. На куртку гляньте». Где же она? Нет её на нём. И пояс больно легкий. Ремень сняли, и сапоги. По земле скребёт голой ногой.
- Терпи, почти пришли, - этот бас не забудешь.
Земля закончилась – началась каменная кладка. Его протащили по ней шагов пятнадцать-двадцать и бросили на пол.
- Он не шевелится. Вы что, его убили?! – Зигфрид! Давай, соображай, Манфред. Зачем ты здесь? Что происходит?
- Нет. Так, шарахнули разок по голове. Очухается, - ответил ему Хорёк. Манфред почти уверен, что тот всё время улыбался. – Вставай. Хорош притворяться, - он ударил его по рёбрам. Охотник зашевелился. И так уже собирался вставать. Любопытство, чтоб его. Да и не отстанут ведь.
Сел на колени, огляделся. Куртку приметил сразу, на Хорьке. Словно мешок напялил. Длина не та, да и в плечах великовата. Меч, метательные клинки, нож из сапога и сами сапоги разделили между собой боровы. Тесак забрал себе Клык. Он стоит от них поодаль, возле Зигфрида.
- Вот, как и обещал, награда за его голову, - король воров сунул главарю шайки мошну. Тот развязал, высыпал на ладонь, прикинул в голове, засунул всё назад, завязал и повесил на пояс.
- Он твой, - сухо ответил Клык. Продал, и глазом не моргнув. На Манфреда даже не глянул, когда уходил. Будто его и вовсе нет. Вот так и доверяй наёмникам, никакой преданности. Предали, едва закрыв контракт. Молодец, Манфред, уже как рыцарь рассуждаешь. Глупец, следовало ожидать подвоха.
Когда шайка ушла, остались только воры.
- Какого чёрта, Зигфрид? – поинтересовался Манфред. Хотелось бы, чтоб голос звучал жёстче, но не вышло. Жуткая боль в затылке. Потрогал – сухая корка, кровь больше не идёт, хоть это радует. Вот ведь, перчаток тоже нет, да и кольца. Не больно-то оно и помогало.
- Не поминай здесь чёрта, Манфред, - со злостью выдавил хозяин крыс. До чего ж набожный народец. – Из-за тебя у нас теперь таких проблем прибавится. Ах, чёрт возьми…
- Да что случилось-то?
- Поймали моих людей на краже. Как оказалось, стража регулярно проверяет сокровищницу. Мы этого не знали, раньше они так не делал. Говорил ведь, нужно больше времени, а ты…
- А я-то тут при чём? Это твои люди попались. Я же свою работу сделал.
- Да ты вконец обнаглел! Подкинул бед, а теперь мы ещё и сами виноваты. Герцог это так просто не оставит, нашему зыбкому партнёрству конец. Но ничего, ещё всё можно исправить. Вот приведём ему тебя, изменим уговоры в его пользу, всё обойдётся, - Зигфрид смотрел куда-то в потолок. Он будто убеждал себя, а не общался с Манфредом.
- Так вот чего стоит слово вора? Мог бы и догадаться, - кисло подметил рыцарь. Рыцарем, впрочем, ему недолго оставаться. Зигфрид не обиделся, вовсе не обратил внимания. Весь ушёл в свои мысли.
- Свяжите его, - скомандовал он, оправившись от тяжких дум. Манфреду туго стянули за спиной верёвкой руки, и повели по коридорам подземелья.

На улице всё ещё ночь, лёгкий туман. С другой окраины трущоб слышны крики. Крики здесь часто, но в этот раз уж больно шумно даже для трущоб. Зигфрид насторожился, озирается по сторонам. И без кольца Манфред предчувствует беду. Его ведут под руки. Спереди король воров, с ним трое. Сзади ещё пять человек. Итого десять, что для воров, в общем-то, мало. Не хотят лишний раз злить герцога. Как бы не было поздно.
Спереди из-за домов выбежал ободранный мальчишка, на лице дикий ужас. За несколько шагов до эскорта он взвыл и повалился со стрелой в спине. Тут всё и началось. Первый же выстрел пришёлся в плечо Зигфрида. Король воров согнулся вдвое. Охранники закрыли его собой, и повели назад. Один, не сделав шага, повалился.
Стрела вонзилась в грудь конвоира. Того, что стоял слева. Манфред толкнул плечом второго и метнулся за угол. Лучшей возможности не будет. Не воры, так стражники его убьют. Он прежде-то не очень походил на рыцаря, теперь и вовсе оборванец без сапог. В паре шагов от заветной подворотни что-то ужалило в плечо. Глянул: да это ж нож. Не важно, просто беги.
Так и бежал, петляя, сбивая след. Не оборачивался. Остановился через пять кварталов. Глухое место. Дорога лишь одна – узкий проулок на севере. Стены жилищ со всех сторон, кроме одной, той, где забор между двумя домами. Отдышался, глянул через плечо на нож. Засел неглубоко, вытащить можно. Огляделся, нашел подходящую щель в заборе. С первой попытки ткнулся рукоятью в дерево и засадил лезвие глубже. Но не беда, со второго раза вышло. Чуть изогнулся, теперь, вроде бы, плотно сидит. Резкий рывок и боль. Из раны засочилась кровь.
Нож всё ещё в заборе. Взял его, начал резать веревки. В подворотни раздался топот. Манфред торопился как мог, но не поспел. В тесный закуток вбежал стражник. Увидел связанного оборванца, и кинулся на него с мечом. Манфред оттолкнулся от забора (ветхий он, сильно пошатнулся). Дальше нырнул под меч в момент удара, стражник рассёк воздух и оказался спиной к противнику. Охотник стукнул его под колено. Нога согнулась, мечник опустился. Второй удар пришёлся пяткой по спине. Бедняга влетел головой в забор – повезло, был в шлеме – и завалил его, выдрал с корнями.
Вот невезуха, ещё один стражник с луком в руках выбежал из проулка, уже натягивает тетиву. Деваться некуда, Манфред рванул через заваленный забор. Здесь бегать вовсе неудобно, сплошь повороты и всё у́же с каждым шагом. Стрела его не настигла, первая, вторая тоже, а вот и третья. Преследователь не отстаёт.
Эх, не везёт, так не везёт. Окольные пути ведут в тупик. Ещё десять шагов и всё, в конце кривая дверь. Стрела пролетела совсем рядом с головой, оперение погладило ухо. Манфред с разбегу врезался плечом в дверь – теперь болят оба – и выбил её. Чуть не повалился, с трудом устоят, но не остановился. Побежал насквозь лачуги. Споткнулся об табуретку, задел стол и разбил кувшин. Да ладно, он был страшный. В конце коридора закрытое окно и поворот. Там, скорее всего, дверь наружу. Хотел свернуть, но тут стрела вонзилась в косяк. Непроизвольно отклонился и не заметил, как, поломав ставни, очутился снаружи.
За окном откос, а внизу сточная канава. Манфред кубарем покатился вниз. Отбил бока, ударился лбом об старый дымоход, расцарапал щёку, а в оконцове напоролся на ржавый гвоздь. К счастью, и польза есть – верёвки в полёте разорвались, да и стражник за ним не сунулся. Пустил стрелу с окна, попала в землю, едва не угодил в колено. Манфред заполз за вал, теперь уж точно не подстрелит. Лучник, кажется, потерял интерес к безумцу и просто ушёл.
Стиснув зубы, охотник вынул гвоздь. Бок зажал ладонью. Хватит терять впустую кровь. Чуть отлежался и встал на ноги. Первый шаг сделал тяжело, колено подогнулось, уперся рукой в грязь. Хоть бы это и в самом деле была грязь. Он пошёл вдоль канала. Сверху из трущоб доносятся крики и запах гари. В небе витают клубы дыма. По этой канаве можно дойти до самой реки, но спереди слышны голоса. Манфред укрылся за насыпью. Выглянул из-за неё и увидел, как трое стражников расправились над грязным попрошайкой. Он их молил о пощаде, но его всё равно прирезали будто свинью.
- Вечно нам не везёт. Отправили в помойную канаву, - сказал убийца, так, невзначай, мимоходом. С тремя Манфред не справится даже с развязанными руками. Из оружия лишь ржавый гвоздь. Отбежал назад и взобрался наверх.
Трущобы не узнать. И прежде здесь встречались трупы на дороге, но это просто бойня. Они повсюду, разбросаны, словно опавшая листва. Пейзаж и радует и нагоняет грусть. Для Манфреда трущобы – гниющая опухоль на теле города. Он ненавидит всей душой людей, что здесь живут. Однако так привык к старинному району, что Франкфурт без него уже не представляет.
Стражники рыскаю, врываются в дома. Что ценное найдут, то забирают. Потом подпалят мебель и уйдут. Где-то ещё звучат удары стали. Манфред решил не рисковать, залез на крышу. Здесь тоже не укрыться, лучники заняли высокие позиции, отстреливают всех, кого увидят. Охотник спрыгнул на балкон, пошёл через дома, не попадаясь на глаза. Как кошка, перепрыгивает с карниза на карниз, скользит в тенях между домов, крадётся под крышами, карабкается по карнизам.
Он добрался до ночного форума. Залез в дом старой матроны. Он бывал здесь прежде. Исключительно по работе, конечно же. Хотя ладно, чего уж тут лукавить, он брал шлюх в качестве оплаты. Тогда девочки пропадали с улиц. Матрона наняла его. Как оказалось, дело рук похотливого вампира. Устраивал кровавые оргии у себя дома. Охотник застал его за этим гнусным делом. Прирезал кровососа прямо в кровати.
На первом этаже смех стражников перебивает стенания. И на втором кто-то скрипит кроватью. Манфред не удержался, заглянул, когда проходил мимо. Толстяк насилует молоденькую девочку, пыхтит, как конь в галопе. Он спиной ко входу и не видит охотника. Тот подошёл беззвучно – босой ногой не топнул, доски не скрипнули – схватил гада за волосы и вбил ему в шею гвоздь. Толстяк сполз с кровати, шипя и испуская кровавые пузыри. Манфред не сжалился, оставил его мучиться.
Девчонка не шевелится. Когда стражник преставился, охотник подошел к ней и проверил дыхание – мертва. Закрыл ей глаза и выглянул в окно. В фонтане, будто рыбы в бочке, около трёх десятков тел. На площади и того больше. Ночлежка охвачена огнём, из окон Вигерика тянет дым. Другие дома пока не тронули. Видно, внутри нашли, чем себя потешить.
С юго-западной улицы на площадь с боем вырвался отряд. Охотник пригляделся и не поверил глазам – шайка Клыка. Они-то ему и нужны. Безумие – преследовать их в этом хаосе, но Манфред обиды не прощает. Главарь впереди, прорубает дорогу топором. Боровы бегут следом. В самом конце Хорёк. Только и делает, что добивает раненных. На здорового не лезет, мерзкий трус. Шайка пробежала прямо под окном. Кажется, Клык его даже заметил.
Манфред схватил меч толстого ублюдка и помчал за ними. Сперва оказался на балкончике над первым этажом. Скрытый в тени, глянул мельком на это безобразие. Матрону прибили к опорной балке, стреляют в неё из лука, метают ножи. Кто-то поджёг ей волосы. Ну её к черту эту служба, раз те, кто носит на груди герб, творят такое. Вампир и тот не станет так глумиться. Раньше здесь царили гармония и умиротворение. Зайдёшь, и уходить уже не хочешь. Ныне смотреть на это омерзенье в тягость. От былой красоты и шика ни следа. Гадюшник самый настоящий. Всюду битая мебель и посуда, обоссанные стены, кто-то в углу навалил кучу, тела мёртвых девиц лежат на полу, словно какой-то хлам, по ним ногами ходят, а тех, что ещё живы… уж лучше бы им поскорее умереть.
Охотник выпрыгнул наружу со второго этажа и устремился на восток. Туда вела тропа из трупов стражников. А ведь Зигфрид отчасти прав, кабы не ты, Манфред, не заварилась эта каша. Через пару кварталов нашёл тела трёх боровов. Из мёртвых лишь они. Клыка и Хорька нет. Тела наёмников утыканы стрелами.
Не высовываясь из-за угла, охотник оглядел крыши и приметил лучников, насчитал пятерых. Все в трёх-четырёх шагах друг от друга. Расположились подковой над перекрёстком двух дорог. Залез чуть поодаль, они его пока не видят. С крыши на крышу перепрыгнуть с лёгкостью. Что ж, главное успеть.
Он быстро разогнался. Первому резанул по шее. Второму рубанул по спине. Третий его увидел. Он обернулся, и меч вошёл ему меж рёбер, нанёс удар в полете. Четвертый уже целился. Ничего не оставалось, кроме как кинуть меч. Стрела сорвалась и полетела мимо, а лучник упал вниз. Теперь охотник безоружен, а пятый вот-вот выстрелит. Манфред прыгнул вперёд через крышу и кувыркнулся по приземлении. Смерть его миновала. Стрела пронеслась ниже живота в момент прыжка. Стражник отбросил лук и взялся за рукоять, но меч из ножен не достал. Охотник врезался в него, и они вместе устремились вниз. Манфред упал на мягкое, а вот лучнику меньше повезло – он умер.
- Не жалко? Они ведь просто исполняют долг.
- Нет. Они убивают. Почему нельзя убивать их?

Он никогда не надевал сапог с чужой ноги, но этот был его. Закинул на спину меч, затянул ремень. Одел пояс, повесил сумку с метательными ножами. Ещё один сунул в сапог. Он снова при оружии, теперь можно и на кабана идти. Его догнал немногим позже. Клык в одиночку бился с тремя стражниками. У них нет шансов. Они боятся топора, боятся здоровенного наёмника. Считай, уже погибли. Так и случилось, Клык порубил их всех.
Он тяжело дышит, изрядно запыхался. Всё лицо в крови, злой взгляд убийцы обращён теперь на Манфреда. Ему не интересно, как он освободился. Он знает, сейчас один из них умрёт, и это главное. Широкий взмах, секира рассекает воздух. Такой удар срубит голову с плеч, но Манфред увернулся. Топор кружит, словно адская мельница. Каждый новый удар быстрее и сильней, чем предыдущий. Наёмник напирает, охотник уклоняется. Он ждёт. Такого, как Клык, силой не возьмёшь.
Ещё один широкий взмах, но Манфред вместо того, чтобы отступать, шагнул вперёд. Пригнулся и нанёс удар. Не повезло, Клык был готов. Он не пошёл на следующий замах. Вместо этого резко подставил древко своего оружия и заслонился от меча. Левой рукой, что ближе к набалдашнику секиры, вывернул запястье охотнику. Меч упал на землю. Правой – поднял топор в замах. С таким оружием сильный удар не нужен. Чтобы убить врага, незащищённого доспехом, хватит и легкого давления.
Нет уж, не для того Манфред пережил все мучения, чтобы пасть от руки какого-то громилы. Свободною рукой схватился за меч-нож на поясе наёмника и всадил лезвие под подбородок. Клык выронил топор, сам опустился на колени. Он до последнего мгновения жизни сжимал руку охотника и пялился со злостью в глаза своему убийце. Когда Манфред попадёт в ад, Клык будет ждать его с заточенной секирой.
Любимое оружие вернулось к своему хозяину. Тому, кто больше всех его достоин. Серебряное кольцо с магическими письменами не раз доказывало свою бесполезность, но и его охотник снял с пальца наёмника. Почти комплект. Осталось найти одного хорька, скользкого мелкого гада.

Карл брёл по улицам, крутясь из стороны в сторону на полусогнутых ногах. Нужник высматривает, не иначе. Охотник идёт за ним по крышам в поисках места, где бы спуститься. И тут незадачливый болван напоролся на стражу. Какое облегчение, лишь бы куртку не продырявили.
- Стойте, я рыцарь, Сэр Манфред, - закричал Хорёк, выставив вперед руки. – Глядите, - он обернулся, показав герб королевской гвардии. Вот ведь изворотливая скотина.
- Да, мы о вас слышали, - неуверенно
подтвердил один и стражников, а после полюбопытствовал: – Что вы здесь делаете, Сэр?
- Не твое дело, - гаркнул на него Хорёк. – У меня важное поручение от самого принца Генриха. Пропустите меня немедленно.
- Конечно, Сэр, - слегка поклонился недовольный стражник. Что за болваны? Какой из него рыцарь? Даже куртка не по размеру!
Стражники обошли шумного господина, а тот будто и сам поверил в свою ложь, дальше пошёл вальяжною походкой. Уж и не рыцарь из простолюдинов, сеньор или граф, не меньше. Напыщенный индюк.
Манфред спустился на соседней улице, пробежал до перекрёстка и обошёл крайний дом. Вся спесь из Хорька вышла, в землю ушла, растаяла, как первый ранний снег, едва в конце дороги показался силуэт охотника. Чванливый дурень сразу понял на кого нарвался. Узнал того, кого не ожидал живым увидеть.
- Стража! – завопил он во всё горло. – Стража, скорей сюда! – и дал галоп. Манфред за ним, но чёртов быстроногий гад явил нечеловеческую прыть. Раньше за ним не замечалось. Юркий и вёрткий – это да, но быстроногий… Кто бы мог подумать?
Бежит по улице и орёт во всё горло. Так спешил, что пробежал мимо них (стражники свернули во двор пару поворотов ранее). Они, конечно же, услышали шум и поспешили на помощь, но оказались за спиной у Манфреда. Теперь бегунов целая колонна. Во главе быстроногий грызун, за ним охотник, следом отряд стражников.
Хорёк увидел покосившуюся крышу, и сходу запрыгнул на неё. Решил, видно, что там, наверху, будет проще, об трупы не споткнёшься. Охотник вскарабкался за ним. Догоняет, наступает на пятки. Здесь дурень просчитался. Ему с короткими ногами сложней прыгать через пролёты. Манфред почти схватил его, но неожиданно раздался хруст. Крыша обрушилась, они и Хорьком свалились вниз.
Да это ж дом Вигерика. Вот и он здесь, сидит на своём кресле. Шея перерезана, ключ торчит из распахнутой шкатулки. Герцог Эбергард отозвал свои вложения. Сладкоречивый хитрец сам виноват, уж больно полагался на репутацию и рассудительность. Оказался беззащитен перед бездумной злобой.
Хорек, мелкий мерзавец, поднялся раньше и рванул в другую комнату. Манфред бы тоже побежал, но тут сверху свалился стражник. Свалился прямо на свой меч. Бывает и такое. Охотник поспешил в другую комнату. Наёмник мечется, словно птица в клетке – выхода нет, вокруг огонь. Сам загнал себя в ловушку.
- Отстань от меня, - закричал властным голосом. Вот ведь болван. Неужто думает, что это действует на всех? Манфред встал на пороге, немного подождал. Стражники в горящий дом прыгать не спешат. Никто не помешает мести.
- Что тебе нужно, твои вещи? На, забери, - Хорёк сорвал с себя перчатки, бросил на пол. Снял куртку, тоже бросил. Зачем так грубо с чужой вещью? Она ведь тебе жизнь спасла недавно. Охотник достал тесак.
- Манфред, у тебя точно с головой не ладно. Мы же умрём! Ты понимаешь?! Умрём! – едва не плача защебетал юркий мерзавец.
Но Манфреду плевать, он шагнул вперёд. Хорёк понял, что сейчас будет, и достал меч. Он сделал пару выпадов, но рыцарь без труда от них ушёл, даже не напрягаясь. Легко, очень легко он увернулся от удара, схватил за шкирку грызуна и убил гада. Вынул из живота огромное лезвие, а недомерка швырнул в костер. Аккуратно поднял с пола куртку, отряхнул её, надел. Поднял перчатки. Отлично, Манфред, всё своё вернул. Теперь сгоришь как настоящий рыцарь. Никто не усомнится.
Кто-то потянул за рукав. Он обернулся – девочка, что прислуживала Вигерику. Видимо, спряталась, когда нагрянули стражники. Да, лучше умереть в огне, чем в лапах этих животных, но есть и легче смерть. Сэр Милосердный положил руку на тесак, тихо вынул его из ножен. Девочка сразу отпряла. Глянула на него испуганно и покачала головой. Немая, - понял Манфред.
- Не бойся, будет не больно, - пообещал он, но девочка не успокоилась. Напротив, скривилась, топнула ногой и показала пальцем на шкаф. Дверцу того подпирала упавшая с потолка балка.
- Там есть выход? – девочка закивала радостно.
Охотник примерился. Тяжёлая зараза, но сдвинуть можно. Он поднапрягся и оттолкнул её. Мелкая подскочила, распахнула шкаф и убрала фальшивую стенку. За ней обнаружился узкий проход. Толстяк сюда не поместится, эта лазейка не для него.
Спустились вниз и поползли под домом. Девочке просто, она маленькая, а вот Манфреду пришлось туго, он с трудом протискивается, плечами то и дело бьётся. Едкий дым наполняет лёгкие гарью. От неё во рту сухо и противно. Глаза слезятся, голова кружится. И так не сладко, а тут ещё обвал. Судьба над ним сегодня потешается.
Завалило только его, девочке повезло. Она взяла его за руку и тянет. Нет, мелкая, так не выйдет. Беги, спасайся. Но нет, она копает. Манфред сдался, сгинул бы здесь. Устал, нет больше мочи. Да только эта неугомонная всё не уходит, копает. Того гляди, сама окажется под завалом. Давай уж, Манфред, напрягись. Вон, девочка и та не отчаялась. Собрал силы в кулак и приподнялся, но ненадолго. Вся тяжесть вновь обрушилась на спину. Ещё раз. И ещё. Вот так, почти что вышло. Освободил обе руки по локоть, ухватился за что-то, вылез.

Выбрались на свежий воздух и оказались на берегу реки. Опять среди отбросов. Входит в привычку, Манфред. Здесь тишина, спокойствие, лишь лёгкий запах дыма. Так сразу не поймёшь, с трущоб он или от одежды. Охотник обернулся. На западе в воздухе плотные клубы, как от адской жаровни. Даже луну не видно из-за дыма.
Манфред побрёл по берегу к причалу. Девочка пошла с ним, взявшись за руку. Сжимает, что есть сил, боится. И что с ней теперь делать? Не на улицу же гнать, да и с собой не возьмёшь. Пристроить её во дворец? Вырастит герцогской служанкой. Не так уж плохо.
Странно устроен мир. Одни бьются за жизнь, пока их изводят, словно крыс, другие мирно спят, а крысоловы их оберегают. В этой тиши недолго забыть крики, стенания, мольбы.
Откуда эти мысли, Манфред? Ты это брось. Того гляди, мораль подцепишь. Большей частью, в трущобах жили негодяи. Без них город отчистится, станет приятней. На развалинах выстроят новый район, подобный этому. Скромные ухоженные домики, никаких трупов в подворотнях. Кабы не запах рыбы, просто загляденье.

Стражи на улицах не видно. Даже в порту. Какая редкость. Должно быть, все сейчас в трущобах. Дежурить здесь остался только старый Адалар. Какой от него прок? Что он сделает, увидев ладьи викингов или королевскую армию? Враги успеют занять город прежде, чем он добежит до дворца. Нет, нужно быть редким неудачником, чтоб так совпало. Герцог Эбергард пусть и не баловень судьбы, но всё ж не из таких. Ещё вчера никто не знал, о том, что будет, облава случилась спонтанно. Исключено, враги так быстро не прознают. Одну ночь порт без стражи как-нибудь переживёт, и для защиты есть корабль. Там дрыхнут два десятка моряков.
- Кто здесь? – громким немного напряжённым голосом осведомился Адалар.
- Не бойся, начальник, я не враг, - ответил рыцарь, не сбавляя шаг.
- А-а-а, Манфред-охотник, это ты, - произнёс более спокойным тоном страж порта. Странно, конечно, что не удивлён столь неожиданной встрече. Видно, уже знает, что Манфред в городе. Помнит-таки, старый хрен. Когда-то у него была проблема с речной ведьмой. Опасная тварь, немало рыбаков потопила. Может подолгу не дышать. Плавает себе в воде, изображая утопленника, а как кто подплывёт проверить, хватает его и на дно.
Жилище её нашлось чуть выше по течению. Легко спутать с рыбацкой хижиной. Алтарь на берегу похож на гору рыбьих костей. Ни в коем случае нельзя охотиться на речную ведьму в воде, а вот подкараулить в её же логове – запросто. Так Манфред и сделал. Убил тварь, когда та не ждала. Только шаг на порог и кочерыжка с плеч.
Девочка вдруг упёрлась, замерла на месте, схватила рыцаря обеими руками и потянула назад.
- Да что с тобой? – поинтересовался Манфред. Сейчас немая девочка тебе, болван, ответит.
- Не бойся, дитя, никто тебя не тронет, - добавил Адалар. Голос его сделался приятным, а улыбка располагала. Странно, что у него никогда не было детей. Однако девочка не унималась. Подергалась немного, а потом посмотрела на Манфреда с грустью и убежала в тёмный переулок.
- Стой, - крикнул он, но поздно, её и след простыл. Тревожно стало на душе.
- Не переживай, отыщется. Я позабочусь, - пообещал начальник порта, но Манфреда это не успокоило. Отыщешь ты в огромном городе одну немую девочку, которую однажды видел в темноте. Конечно…
- Ты ранен? У тебя кровь по руке стекает.
Охотник глянул – и впрямь. Он и забыл, что ранен. Плечо болит и бок ноет. Почему раньше не замечал? Тут и голова вдруг закружилось, сразу слабость в ногах. Потерял много крови.
- Мне надо во дворец, к герцогу, - произнёс он.
- Дойдёшь ли? Путь неблизкий, через весь город. Идем, я тебя подлатаю, - предложил Адалар, развернулся и пошёл вдоль причала. Махнул рукой: мол, следуй за мной. Охотник не спорил, побрёл за ним.
Старик живёт далеко от порта. Утром и вечером проделывает изрядный путь. Здесь у него своя конторка, но он повёл Манфреда в таверну «У Причала». Долго долбился в дверь, прежде чем хозяин отворил. Протёр заспанный глаз и пробубнил себе под нос:
- А это вы. Что-то стряслось?
- Да, человека надо подлатать, - ответил Адалар и, отодвинув хозяина, шагнул за порог. – Тащи самое крепкое вино, воду, чистые тряпки, иглу и нить. Ещё нужен свет. И найди что-нибудь съедобное.

После вина, на Манфреда напала усталость. Так и клонило в сон. Он мужественно сопротивлялся, но чувствовал, что долго не протянет. Тяжелая выдалась ночь, а всё так славно начиналось, ночь полная надежд. Оставалось избавиться от культа, забрать у воров Квинтилиум и восвояси. На юг, в Бургундию. Подальше от Эбергарда, Генриха, Оттона и Фридриха. К чёрту всё. Пусть сильные мира сего перегрызут друг другу глотки, а он поохотится на ведьм и колдунов. С ними куда как проще.
Славная мечта, а что в итоге? Больная голова, дыра в плече, дыра в боку, сажа на языке, ноги в грязи, запястье вывернуто и колено ноет. Квинтилиума нет и нет больше решения, одежду нужно мыть и зашивать. Совесть отмыть не выйдет. Столько смертей, сотни отборных гнилых душ. А если Эбергард прознает, то снова здравствуй плаха.
Адалар отлично орудует иглой, Манфред почти не чувствует её проникновений. Сидит на скамье в одних штанах. Куртка, туника, ножны, ремень на столе рядом с тарелкой овощей и квашеной капустой.
- Где тебя так? – спросил начальник порта, не отрываясь от дела.
- В трущобах, - зевнув, ответил рыцарь.
- Ты был там, когда всё началось? – голос Адалара прозвучал не очень удивленно. – Что ты там делал? Ты ведь теперь рыцарь. Негоже тебе якшаться с этой падалью.
- Порой, чтобы добиться цели, приходится идти наперекор морали. Нанял наёмников, а те продали меня, едва исполнив свои обязательства, - нехотя поделился Манфред.
- Слышал, архиепископ Фридрих обещал большие деньги тому, кто приведёт тебя ему.
- Нет, это уже в прошлом. Моей голове больше ничего не угрожает, - тревогой в сердце отозвалась эта фраза. Холод вдруг окатил охотника, мурашки пронеслись по коже.
- А что за дело было у тебя с наёмниками? – всё меньше доброты звучало в каждом новом слове. Рыцарь всё понял, но поздно, капкан захлопнулся. Входная дверь скрипнула, в таверну вошли стражники во главе с Герольдом. Манфред потянулся к мечу, но лезвие возникло возле шеи. Тяжелая рука упала на больной сустав.
- Вам-то я чем не угодил? – полюбопытствовал охотник.
- А ты ещё не понял? – взял слово Герольд. Он сел на скамью по другую сторону стола, пододвинул к себе оружие охотника, а после поправил одежду (край туники немного вылез из-под ремня). Манфред не отчаялся, в сапоге остался нож. – Мы члены культа, - заявил чинный пузач, выпрямил спину и расправив плечи. – А ты думал, всех нас убил? Нет, Адалар вечно занят в порту, на собраниях уже полгода не показывается, а я был во дворце, готовился к облаве на трущобы. Вот ведь удача. Не сунься воры в сокровищницу герцога, гореть мне вместе с братьями, - он улыбнулся. Видно, не шибко-то горюет. – Ох и доставил ты нам хлопот. Убить бы тебя ещё тогда, у ворот. Ну, или в таверне. Возможностей же была масса. Вонзить нож в спину, пока не ждёшь. Делов-то. Но нет, хотел всё сделать гладко и без шума. Кто ж знал, что ты такой живучий.
- Не больно-то старался. Прислал за мной каких-то доходяг.
- Там был мой сын, - зло произнес Адалар и надавил на рану. Манфред скрипнул зубами и ухватился за скамью, крепко сжал руку. Теперь до ножа можно дотянуться.
- У тебя нет детей, - выдавил через боль.
- Он не от жены, - с грустью промолвил старик. – Вставай, - велел начальник порта. Пальцами погладил рукоять, но вынуть нож не успел. Толкнул его поглубже в сапог, чтобы не заметили.
- И что теперь, убьёте, а труп подбросите в трущобы?
- Заманчиво, но нет, - ответил Герольд. – Не дай бог Эбергард подумает, что стражники убили тебя во время облавы. Мне же влетит, - он кинул Манфреду его тунику. Одеть её будет непросто, плечо отдаёт болью при каждом движении сустава. Стражники взяли со стола оружие и куртку с символикой принца Генриха. Не хотят, чтобы какой-нибудь зевака, открыв ночью окно, дабы подышать воздухом, случайно признал в пленнике королевского гвардейца.
Когда раненный рыцарь натянул-таки на себя изодранную одёжку, Адалар толкнул его в руки стражников. Как видно, сам он не пойдёт смотреть на казнь. Останется в таверне или вернётся на причал. Может, и домой к жене заявится, всплакнёт о почившем сыне, зачатом во грехе.
Герольд схватил из тарелки огурец, откусил половину и встал из-за стола. С набитым ртом отдавать команды трудно, потому просто махнул рукой на дверь. Дескать: давайте, выводите его. Сам он пошёл позади.


***



Ещё один пернатый падальщик уселся на голую ветвь мёртвого дерева. Он известил о себе громким криком. Карканье зловещим звуком разнеслось по кладбищу. Ну вот, теперь их ровно дюжина. «Нет, твари, не дождётесь. Полакомиться мной у вас не выйдет. Я вырою себе глубокую могилу. Не доберётесь», - подумал охотник и с силой вонзил лопату в землю. Рыть ямы он не привык, не его ремесло. Ведьмы и колдуны покоя не достойны. Никогда не обременял себя их погребеньем. Хотя, однажды хоронил проводника. Опасное это занятие – водить Манфреда на охоту. Бедняга угодил в ловушку чародея, умер на месте. У него осталась семья: жена, двое детей, трусливый брат. Охотник похоронил его в лесу Баварии. Тогда тоже стояла ранняя осень. Земля в это время года ещё податлива. Уже до середины бедра углубился.
Манфред, о чём вот ты думаешь? Неужто лечь в эту яму собрался?
Побрякивая ножнами, вернулись двое стражников. Командир отправлял их к смотрителю.
- Нет его, - сказал один из них.
- Куда этот пьяница запропастился? – поинтересовался не пойми у кого Герольд. Огляделся по сторонам, а потом уставился на Манфреда недобрым взором. – Что вылупился? Рой давай.
- Нажрался, поди, и спит где-нибудь на кладбище, - предположил всё тот же стражник.
- Да и хрен с ним. Сами там поищите гроб по размеру. К счастью их старый пень делать ещё не разучился.
Слыхал, Манфред? – Гроб! Похоронят как человека. Воронью не полакомиться, и звери не доберутся.
Двое вновь удалились, осталось пятеро. Арбалет только у одного. Лучшей возможности уже не будет. Отвлеки их разговором, всади нож в стрелка, отгони троих лопатой – благо стоят рядом – дай по башке командиру и беги отсюда со всей поспешностью. Ты налегке, не догонят.
- А гроб-то вам зачем, тревожитесь за мой покой? – полюбопытствовал охотник.
- Покой? – ехидно улыбнулся Герольд. – Ты думаешь, мы тебя убьём? Нет, смерть это избавление. Умер и всё, ни мук тебе, ни сожалений. Это живым есть, чем терзаться, а мёртвым уже до балды. Мы не хотим, чтобы ты просто умер. Раз и всё, отправился на вечный упокой. Это меня ни капли не порадует. Ты столько наших братьев погубил. Нет, смерть это слишком просто. Быстро забудется, а скорбь останется. Хочу, чтоб ты страдал. Это будет греть душу пару дней, а после останется сладкое воспоминание. Ты, мерзавец, получишь сполна.
- Ой, не дай бог выберусь из могилы. Тебя, злорадную сволочь, убью первым делом. Я же щедрый, мне не в тягость подарить избавление.
- Грозись сколько хочешь, я тебя не боюсь, - гордо заявил Герольд, выпрямился, втянул пузо и поправил складки, появившиеся на тунике в районе живота.
Манфред зачерпнул землю лопатой, а когда выбрасывал, заметил фигуру между надгробиями. Пригляделся – смотритель, гробовщик, пьяница. Пьян и сейчас, вон и штоф в руке. Да уж, изменился он не в лучшую сторону. Что ж его так подкосило? Был ведь уважаемым человеком. Брезгливый скряга, конечно, но зато работяга, на все руки мастер. Всегда подтянутый и опрятный. Для гробовщика большая редкость. А теперь: весь седой, будто старый дед, а самому нет и пятидесяти; сутулый, как горбун; морда опухшая, красная. Смотреть противно. Видно, пьет не переставая. Одет как бродяга: старый рваный плащ, грязная туника, коричневые штаны с заплатками. Откуда же взяться обновкам, если все деньги на пойло уходят? А как напьёшься, там и плевать. Во что одет? Что о тебе думают? На всё плевать! Лишь бы кувшин не пустел. Нет, от этого помощи не дождёшься.
Манфред с силой загнал лопату в землю, да вот незадача, рука соскользнула, он упал на одно колено.
- Вставай, чтоб тебя, не тяни. Мне ещё к герцогу на доклад. Он спать не ляжет, пока не узнает, как облава прошла, - пожаловался Герольд. Ну и негодяй же ты, Манфред, совсем о людях не думаешь!
Встал. Встал резко и до того неожиданно, что застал всех врасплох. Нож так и вовсе никто не увидел. Стражник с арбалетом вдруг взвыл, но, вот ведь зараза, пустил-таки болт. Угодил в бедро. Больно, конечно, но некогда плакаться. Потом поскулишь, Манфред. Не трать время зря.
Схватился за край черенка, словно за рукоять меча, и огрел с разворота сразу троих. Не сильно, да и не огрел вовсе, а так, отпугнул. Они отступили на пару шагов. Стоят сбоку. На противоположной стороне насыпь, туда охотник кидал землю. Можно бы, метнуться к изголовью могилы – там стоит стрелок – вот только это за спиной. Потеряешь время.
Поменял захват. Теперь лопата – копьё. Оттолкнулся здоровой ногой, выпрыгнул из могилы и оказался в полушаге от Герольда. Замах начал ещё в прыжке, а в окончании полёта широкий наконечник копья вонзился в упитанное пузо. Красивая туника разошлась и испачкалась кровью. Вот ведь досада. Тяжелый гад, поднять его в воздух было непросто, зато потом упал на землю, будто снаряд требушета [Требуше́т - средневековая метательная машина гравитационного действия для осады городов]. Нет, Манфред, копьё не для тебя. Не твоё это оружие, брось его. Лопата осталась в теле мертвеца. Словно огромный лысый дуб на небольшом холме. Налетай, воронье, кушать подано.
План был хорош, но чёртов стрелок всё испортил. Не мог вот он промазать, а? Поди, гордится собой. Быстро бежать со стрелой в ноге не получается, как не пытайся. Стражники чуть отстали, когда зачем-то вынимали мечи из ножен. Испугались, что втроём не одолеют раненного безоружного рыцаря? Это, конечно, льстит, но усложняет дело.
Чтобы уйти от погони, Манфред петлял, бежал по могилам – да не в обиде будут покойники. Он не со зла, всё ради выживания. Но нет, кто-то на небесах всё же обиделся. Луна скрылась за облаками. Сволочь, в самый подходящий момент! Темень такая, что ничего не разглядеть. Оно, может, и на руку (спрятаться проще), да только Манфред не заметил, как влетел в какую-то преграду. Не так хорошо он видит в ночи, как ему думалось.
Споткнулся и упал. Древко, торчавшее из бедра, сломалось. Как же всё-таки больно. И что это вообще между двумя могилами? Череп, кости. Алтарь ведьмы?! Да ладно? Бедняга смотритель, должно быть, жутко горевал. Избавился от напасти, а ей на смену пришла та же зараза. У кармы точно есть чувство юмора. И где эта карга шляется, когда так нужна? Видно, в трущобах. Поле сечи у себя под боком кладбищенская ведьма точно не пропустит. Ох и сулит это проблем, но что терять-то? Сунул кость с алтаря себе за пазуху.
Встать не успел, лишь приподнялся на руках и обернулся. Единственное, что увидел, набалдашник меча, а после темнота. Дважды за ночь. Это уж слишком.


***



Из-за дождя земля сделалась скользкой. Манфред хромает, идёт, опираясь на деревянный сук. Спешит изо всех сил, но всё же отстаёт. Делает широкий шаг, а после подволакивает больную ногу. На поясе висит меч-нож. Тяжёлое оружие из-за причудливой походки ударяет по бедру. Оно-то раньше не болело, а вот теперь и там синяк.
Здесь нет тропы, сёстры не ходят одной дорогой дважды. Он не заметил корень, выступающий из-под земли, споткнулся об него больной ногой и повалился в грязь. Ключица, рёбра, да все раны тут же напомнили о себе волной боли. Рано ты встал на ноги, Манфред. Но и валяться в кровати больше не мог, и так уж третья неделя.
- Ну что там опять? – прозвучал гневный голос кого-то из сестёр. Охотник, лёжа лицом в землю, не видит, кто говорит. Впрочем, догадался. – Зачем он здесь? Только задерживает нас. Пусть возвращается в лагерь.
- Хватит ворчать, Эда, - осадила спутницу сестра Рада. – Лучше помоги Манфреду встать.
- Давай, охотничек, подъём, - грубиянка подошла, бесцеремонно схватила раненного за плечо – ну, хоть не за то, где повреждённая ключица – и резко рванула вверх. От боли у Манфреда перед глазами потемнело, но он сдержался, не застонал. – Идти можешь или мне теперь тебя на себе нести?
- Я тебя чем-то обидел, Эда? Ты мне грубишь с первого дня, как я вернулся. Раньше мы ладили.
- Да, до того, как ты сбежал и пропал на пятнадцать лет. И вернулся ты лишь потому, что помер бы без нас или остался на всю жизнь калекой. Скажи, вот поставим мы тебя на ноги и что тогда, снова уйдёшь? Как удобно, заявиться, когда что-то нужно, а после уйти, ни слова не сказав.
- А что мне после делать в вашем лагере, еду готовить и шмотки стирать, как подчинённому? Или в город ходить, припасы покупать? Я не один из тех безвольных. Я воин! Я охотник! Я убиваю ведьм и колдунов, вампиров и сестёр тьмы, если придётся.
- И часто уже приходилось? Дай угадаю, ни разу?
- Трижды, убил одну во Франкфурте, одну в Форххайме и одну в Нетолице. Лишь за последнюю мне заплатили, и то в знак благодарности, а не по договору. Ты мнишь, что я корыстный и продажный гад, раз беру плату за свои услуги, тогда как вы ведёте свою войну с сёстрами тьмы бесплатно? Думаешь, я ушёл от вас, чтобы разбогатеть? Как видишь, за пятнадцать лет я заработал состояние. Да, я беру с людей деньги, мне надо на что-то жить. У меня нет сподвижников, мне не с кем разделить обязанности, никто обо мне не заботится.
- Ах, никто?! О тебе заботились, но ты от нас ушёл. Вот и не жалуйся теперь.
- Ваша война с сёстрами тьмы, но есть и другие твари в этом мире. Кто избавит людей от них?
- Не строй из себя образец благородства, твой меч продаётся. Вот твой отец не брал с людей денег и как-то жил.
- И к чему это привело? От людей не дождёшься благодарности.
- Бедняжечка, как можно жить без похвальбы, да? О нас люди даже не знают, но мы веками исполняем долг. Ни за «спасибо», ни за деньги, нет. Кто-то просто должен это делать. Ради справедливости, ради мира, ради добра, в конце концов. Иначе жить станет невыносимо. Худо будет всем, и тебе в том числе. Когда ты делаешь что-то хорошее для всех, то делаешь это и для себя.
- А ты часто с людьми общалась, Эда? Думаешь, раз они не колдуны, не сестры тьмы, то добрые? Ты погрязла в своей войне и уже не понимаешь, кого защищаешь? Люди и сами убивают, насилуют, грабят. Им жалко каждую монету, которую они мне отдают за то, что спас их никчёмные жизни. Любой из них сам с радостью стал бы колдуном, да только не всем дано. Зло и добро просто слова, не больше. Я видел, как приятные во всём люди ведут себя, будто последние мерзавцы, а негодяи поступают благородно. Всякому человеку своя шкура ближе, свои стремления важней, свои убеждения праведней, а всё чужое несущественно и ошибочно. Вот и ты злишься за то, что я ушёл, не простившись, но порицаешь мою продажность, эгоизм и лицемерие, потому что это постыдные грехи. Они звучат весомей, нежели личная обида.
- Довольно! – раздался громкий голос сестры Рады и пресёк спор. Манфред аж вздрогнул от неожиданности и ударился головой о крышку гроба. Ах да, совсем забыл. Вернуться бы назад в свой сон, но нет, нужно выбираться.
Нащупал рукой обломанный конец древка. Всё ещё торчит из бедра. Болт не стрела, зазубрин нет, вытащить просто. В тесном гробу это, конечно, неудобно, но Манфред справился. Достал, начал скрести. Острие всё в крови, в руке скользит, но хорошо заточено, дерево царапает отменно. Ещё чуть-чуть и можно просунуть палец. Только зачем? Нет, нужно подготовить отверстие побольше. Вряд ли он глубоко, дорыть-то не успел. Выскрести в крышке гроба контур, чтоб плечи поместились, выломать, вытолкнуть наружу.
Борозду поперёк почти закончил, когда сверху послышались странные звуки. Должно быть, смотритель решился-таки на благое дело. Звуки стали отчётливей и ближе. Откапывает руками. Не мог что ли за лопатой сходить? Совсем старый пьянчуга мозгов лишился. Звон наверху. Видно, пожитки Манфреда зарыли вместе с ним. Крышка гроба заскрипела, верхняя часть отломилась вдоль борозды.
Нет, это не смотритель. Даже он не так уродлив, как та тварь, что созерцает сверху. Упырь. Самая страшная и мерзкая из тварей. Лишь их можно создать из мертвецов. Не из любого человека, только из колдунов и ведьм. В их телах и после смерти какое-то время теплится магическая сила, но вот, воскреснув, они уже не могут колдовать. Впрочем, и так чертовски опасные твари: сильные, крепкие, злые. Питаются живой и мёртвой плотью. Часто их путают с вампирами. Днём они прячутся поспать, но свет для них не вреден. Самое гнусное в этих созданиях – они накапливают скверну. После смерти вся она вырывается наружу. Нельзя хоронить упыря близь водоёмов, пастбищ и городов; они разносчики болезней.
Он зарычал, изверг мерзкую вонь из глубин своей глотки. Манфред слегка зажмурился, чтобы в глаз не попало слюной – не хватало ещё лишиться зрения – а после схватил тварь за шею и вонзил ей в око наконечник. Мерзость завыла, будто раненный пёс. Пыталась отпрянуть, но хватка на шеи крепка. Упырь сильный, зараза. Упёрся в края могилы и давай оттягиваться назад. Помог охотнику вылезти из гроба. Рядом меч-нож, а значит к чёрту обломанный болт. Широкое лезвие разделило гнилое сердце пополам.
Вновь рёв. На этот раз не тварь, а ведьма. Стоит в паре шагов, старуха мерзкая. И сколько тебе, двадцать, тридцать? Стоила эта сила твоей красоты, гниль ты поганая? Манфред взял меч и вылез из могилы. Ведьма вскинула руки, и охотника отбросило назад. Он врезался в надгробную плиту, больно ударился затылком. Минувшей ночью ему доставалось и похуже. Дальше – больше. Старуха сжала пальцы в кулак, и Манфред ощутил, как незримая рука сдавила горло. «Красотка» взмахнула кистью, в воздухе возникло некое подобие копья, сложенное из костей. В этот момент хватка ослабла. Охотник не упустил возможности, рванул вбок, спрятался за надгробием. Сквозь плиту чарам не пробиться.
Отдышаться бы, да не успел, надгробие разлетелось на части, будто ветхая стена под натиском осадного оружия. Его откинуло назад и тут же над головой нависло острие копья. Похоже на сломанную голень, острое и, скорее всего, заразное. Ведьмы рядом нет, она всё там же, в десяти шагах. Копьё само парит в воздухе, разве что его призрак держит.
В Манфреда не попало, воткнулось в землю. Не откатись он, в животе была бы дырка. На этом не закончилось. Второй, третий, четвёртый удар. Безумный темп. Охотник перекатывался по земле, а потом резко встал на колено, и с полуоборота разрубил копьё, когда то в пятый раз вонзилось в землю. Кости рассыпались, словно держались лишь на честном слове.
Земля под ногами вдруг почернела. Манфред отпрыгнул и вновь оказался в собственной могиле. Чуть на упыря не приземлился. Над головой пронеслась тень. Чёрт его знает, что это такое было. Прежде подобного колдовства не встречал.
Меч? О чём ты, Манфред, думал, когда брал меч? Брось его – бесполезен.
В освободившуюся руку взял сразу два метательных ножа. Встал, кинул,
снова лёг. Едва не угодил под… что-то… чем бы это ни было. Плевать. Не зацепило – это главное. Ведьма не даст соврать, она-то отразила только один нож. Второй врезался в грудь, пронзил истлевшую гнилую плоть, из раны засочилась чёрная вязкая кровь.
Не торопясь Манфред отряхнул куртку, просунул руки в рукава, затянул на поясе ремень, закрепил ножны на спине. Даже нож, которым он убил стрелка, стражники кинули в могилу. Молодцы. Сунул его в сапог. Извлёк своё оружие из ведьмы, протёр, задвинул в сумку. Там в ней пазы из ремешков. Специально, чтобы ножи не болтались. И доставать их так удобней.
Отрубить бы кочерыжку, да только куда её? К герцогу с ней не заявишься.
Ещё кто-то шевелится между могил. Никак старый пьянчуга. Точно, он.
- Ведьму можешь кинуть в мою могилу, а эту тварь, - Манфред указал на упыря, - зарой поглубже и где-нибудь подальше от города, только не у реки. Ты слышишь? Эй! – смотритель стоял со штофом в руках, шатался и глазел на мертвую старуху. Охотник хлопнул его по груди, чтобы привлечь внимание. – Не сделаешь, как я сказал, сдохнешь сам и людей погубишь. Понял, что делать? – тот в ответ кивнул. – За них с тебя денег не возьму, только это, - отнял у пьяницы вино, сделал большой глоток и пошёл прочь. На востоке из-за деревьев пробились первые лучи солнца. Тяжёлая выдалась ночь. Даже не верится, что она кончилась.


***



Во дворце сущий кавардак. Стражники прочёсывают каждый угол, ищут укрывшихся воров. Ни одного пока не нашли, но беспорядок навели изрядный. Придворные и знатные гости (несколько восточных купцов, сын свергнутого багдадского халифа, родичи западно-франкских и бургундских дворян, датский принц и послы из Византии, Ломбардии, Наварры, Леона и Кастилии) возмущаются пуще прежнего. Впрочем, это хоть ненадолго их сплотит. Обычно-то все ссорятся друг с другом. Испанцы грызутся с мусульманами. Те в свою очередь и сами спорят между собой. Прямо, гонения на власть. Купцы при каждой встрече поминают, каким деспотом был прежний халиф. Итальянцы арабов тоже недолюбливают, но больше всего недовольны присутствием датчан. Датский принц вообще попал в опал. Против него все франки и бургунды. О нём разве что византийцы не отзываются дурным словом – всё ж постоянно пользуются услугами варяжской гвардии – но и защищать его, не защищают. Боятся, не хотят конфликтовать с остальными. Их положение и без того шаткое. Того гляди, ещё кусок от империи оттяпают. Они всех просто тихо ненавидят.
Герцог Эбергард за ночь глаз не сомкнул, но выглядит довольно бодрым. Как видно, злость придаёт сил. С ним в кабинете были стражники. Когда Манфред вошёл, они что-то усердно обсуждали. Знакомых лиц среди собравшихся он не наблюдал, да и в пути недоброжелателей не встретилось. Оно и к лучшему, потом отыщет гадов и прихлопнет всех по-тихому, без шума.
- А-а, это вы, Сэр Манфред. Я уж забеспокоился, - поприветствовал герцог. Голос спокойный и ровный, сталью отдаёт. Словом, ни ноты беспокойства.
- Ваша Светлость, - слегка склонил голову рыцарь.
- Оставьте нас, - обратился к стражникам Эбергард.
Он наполнил два кубка, один протянул Манфреду. Охотник по дороге выпил полштофа, теперь и кислое вино герцога не кажется таким уж мерзким, точно не хуже того пойла, что пьёт кладбищенский смотритель. На столе вместо карты страны, как прежде, теперь развёрнута схема города со всеми улочками, рынками, церквями, мастерскими, тавернами и домам. Видно, сейчас правитель Франкфурта занят вопросами местного значения. Оно и ясно, события минувшей ночи нельзя оставить без внимания. На карте, где район трущоб, какие-то заметки.
- Уже знаете о том, что случилось ночью? – поинтересовался Эбергард.
- Слышал, в трущобах освободилось много домов, - ответил Манфред.
- Бросьте, вы ведь теперь рыцарь, присмотрите себе жилье в более приличном районе. Мы, конечно, вычистим этот гадюшник, но потребуется больше одной ночи. Облава прошло успешно, многих гадов перебили, но воры, эти крысы, забились в свои норы. Ничего, и до них доберёмся. Это ж надо, что удумали, залезть в мою сокровищницу.
- Украли что-то ценное? – этот вопрос не давал покоя Манфреду. Где же искать свой меч, в тоннелях у воров или в закромах герцога?
- Нет, не успели. Вылезли прямо из-под ног у моих стражников. Двоих убили сразу, остальные удрали. Отправил за ними отряд.
- В тоннели? А это не опасно?
- Мои люди могут за себя постоять, - гордо заявил Эбергард.
Рассказать ему про колдуна что ли? А что, это удачный повод задержаться, да и уважительная причина посетить сокровищницу. Всё складывается, как нельзя лучше. Если придумать убедительный ответ: почему вместо Мейсена отправился во Франкфурт, то и торопиться необязательно. Глядишь, Манфред, и меч вернёшь, и рыцарем останешься. Из гвардии, вероятно, придется уйти. Не хватало ещё, чтобы Генрих или Бернард случайно увидели Квинтилиум. Впрочем, что-то подсказывает, что рыцарю даже охотой на всякую мерзость заниматься проще и приятней. Мало кто отважится не заплатить благородному воину за труды, да и грубить будут разве что высокородные лорды. Плевать на них. Теперь Сэр Дерзкий вправе проявить характер.
Много мечтаешь, Манфред. Лучше спроси о главном, да так, чтобы тебя потом в пропаже не заподозрили.

- Хорошо, что воры ничего не украли. Полагаю, у вас там немало ценностей. Взять хотя бы меч – подарок принца. Изумительное оружие, - молодец, болван, очень ненавязчиво.
- За него не беспокойтесь, дар Генриха я держу в своих покоях. Подобные трофеи нельзя прятать в сокровищнице, да и для вора куда ценнее кубок, из которого вы пьете. Он лёгкий, его проще продать, а вот трофейное оружие, украденное у герцога, доставит больше хлопот, чем выгоды.
- Да, вы правы, - согласился Манфред, утопая в волнующих мыслях. Выходит, Квинтилиум всё время был в соседней комнате. Вот так ирония. И как теперь быть, Сэр Вдумчивый?
- А с вами-то что случилось? Судя по виду, пришлось вам несладко, - подметил герцог. Охотник и впрямь походил на жёваный сапог.
- Ничего страшного. Я жив, а культ почти уничтожен. С недобитками я разберусь.
- Что потом?
- Потом? – Потом меч подмышку и со всех ног отсюда, да подальше. – Потом я отправлюсь в Лотарингию, присоединюсь к войску. Я ведь гвардеец Генриха и должен защищать принца на поле боя.
А ты уверен в своём выборе, Манфред? Квинтилиум – родовой меч, семейная реликвия, память об отце, но он всего лишь серебряный клинок и нужен тебе, чтобы убивать вампиров. Ты можешь выплавить другой, ничуть не хуже, как оружие. Забудешь о нём, бросишь опасную затею – останешься рыцарем, а это почёт и уважение, высокое положение в обществе, дружба с самим королём. Ты мог мечтать когда-нибудь о подобном?
В дверь постучали, вошёл стражник.
- Ваша Светлость, прибыл архиепископ Фридрих, - объявил он. А это уже плохо, Манфред. Нельзя, чтоб он тебя увидел.
- Я встречу Его Высокопреосвященство внизу, - ответил Эбергард. Стражник поклонился и вышел прочь. – Прошу простить, церковная элита любит, когда им выказывают почести, - обратился он к рыцарю. – Мы обязательно поговорим ещё, и вы расскажите мне обо всём в деталях, но не сейчас. Отдохните, вам не повредит.
- Если вы не против, налью себе ещё вина.
- Конечно, - Эбергард вышел, оставив Манфреда с дурными мыслями наедине. Он взаправду наполнил кубок и даже выпил.
Ещё не поздно передумать. Уйди, вернись в свои покои. Вдруг там опять будет, кому развеять твои думы. Нет, лучше на пару дней затеряться в городе. Навестить Адалара, отыскать стражников из культа. Вернёшься, когда уедет Фридрих. А лучше – скачи к Генриху. Поведай ему обо всём раньше, чем он узнает сам. Совсем запутался…
- Куда ты, Манфред, чёрт тебя дери?! Что ты творишь? Остановись! Нет, будь ты проклят, только не в ту дверь!
- Заткнись.

Голос в голове стих.
В покоях Эбергарда, как и в кабинете, просторно, почти нет мебели. Ни зеркала, ни шкафа. Кровать с балдахином в тёмном углу комнаты, сундук, кресло у окна, кувшин на подоконнике, пара столов с трофеями. Сердце ударило как колокол, громко и звонко. Квинтилиум лежит посреди трофейного оружия на мягком венецианском бархате. Ткань удачно подобрана (бардовая с тонкой золотистой окантовкой), подчеркивает необычный цвет клинка. Он подошёл, провёл пальцами по латинской надписи. Рельеф знакомый с детства. Дрожь пробежала по спине. Взялся за рукоять, поднял и пару раз взмахнул. Всё тот же старый верный друг. Поди, истосковался. Нет, ты не для трусливых рыцарей, пьянчуг-наёмников, головорезов или гордых принцев, и уж тем более не должен собирать пыль в спальне герцога. Ты меч охотника, потомка древних воинов, и служишь лучшей цели.
Дорогущую тряпку Манфред взять не посмел, завернул оружие в половик. Вернулся в кабинет и поспешил к выходу, но тут из коридора послышался голос Эбергарда. Вот ведь незадача. В спешке метнулся в спальню и закрыл за собой дверь, но оставил небольшую щель, чтобы подслушивать. Подглядеть через неё никак, но голос Фридриха итак не спутаешь. Опять, поди, напялил церемониальную мантию.
- Что у вас здесь случилось, Эбергард? Почему городские ворота заперты в дневное время? К войне готовитесь? – забросал герцога вопросами архиепископ.
- Небольшие неприятности с ворами, да и только. Мои дела, впрочем, вас не касаются, вот и не лезьте, - жестко ответил тот. Правильно. Пусть знает, кто здесь главный. Похоже, Эбергарда не шибко радует новый союзник.
- Я ведь волнуюсь за наш успех и только, - взялись оправдываться Его Преосвященство. – В одной упряжке, как-никак. Ваши проблемы мне не безразличны. Может, я и помочь смогу. Всё же глава епархии, священная персона. Народ меня любит и почитает.
- Кто вам это сказал? – возмутился герцог. – Народ вас ненавидит. К вам прислушиваются лишь знатные дворяне, но во Франкфурте знать изрядно поредела этой ночью.
- Что вы хотите сказать, вы устранили всю городскую аристократию? – осторожно спросил священнослужитель.
- Не несите ересь, Фридрих. Я не дурак, чтобы марать руки в подобном деле. В культе крайне злопамятные и могущественные люди. Их помощь важна для меня. Без них мне не стать королём.
А это уже интересно. Выходит, Эбергард знал о сатанистах больше, чем рассказал. Манфред прильнул к двери, чтоб лучше слышать.
- Скажем так, - продолжал герцог, - я удачно воспользовался ситуацией. Нашёл того, кто сделал за меня грязную работу. – «Меня?», - удивился охотник. Вот ведь подонок. – Я здесь вне подозрений. Избавился от всех клопов, рвущихся к власти. Не будут больше лезть со своими указаниями, советами и требованиями. Оставил лишь тех, кто полезен и верен мне. Я властью делиться не привык. Вот увидите, архиепископ, культ подчинится мне всецело. После минувшей ночи я первый по старшинству во всей Франконии, а скоро и во всём королевстве, - Эбергард громко усмехнулся. – Оставшиеся члены культа мне даже благодарны, ведь я отомстил за павших братьев, а заодно избавился от нарыва на лице города. Давно хотел перебить всех королей трущоб, а главное этого жирдяя Вигарда. Наглец решил, меня шантажировать.
- Опасную игру ведете, Ваша Светлость. В шаткое положение себя ставите, - предостерёг Фридрих.
- Я в шатком положении? Не на меня озлобились морганиты за сожженье Пипина.
«Морганиты» (Общество колдунов Морганы) – могущественнейшая организация, объединяющая чародеев и волшебниц от Британии на севере, Пиренеев на западе, итальянских земель на юге и византийской империи на востоке. Именно они три века назад уничтожили Последний Оплот и перебили почти всех потомков.
- Это ведь вы меня вынудили! – вспылил архиепископ. – Я не хотел убивать мальчишку, я о нём заботился.
- Вы его использовали.
- Я спас сопляка от разъярённых фермеров и купил их молчание. После убийства отца он совсем умом тронулся. Я вернул ему душевное спокойствие.
- Да вы прям благодетель. Однако общество колдунов пришло за ним. Они хотели его забрать, но вы им не позволили. Покуда парень был цел и жил припеваючи у вас под крылом, они с вами не ссорились, но теперь вам от их гнева не спрятаться. Лишь мы вас может защитить. Так что без глупостей, Ваше Высокопреосвященство. И помните, кто в наших краях представляет культ. Вы мой со всеми потрохами. Если мне вдруг только почудится какая-либо пакость с вашей стороны, сам сдам вас морганитам. Уверен, для вас у них уже сложен костёр.
- Когда я вступал в культ, мне щедро раздавали обещания. А что в итоге? Лишь угрозы, - совсем поник Фридрих. Голос сделался жалобным и смиренным.
- Довольно ныть, архиепископ. В культе слюнтяев не любят. Превыше всего ценят ум и силу. Как прошла встреча с послом?
- Людовик нас не поддержит. У него и своих хлопот хватает. Как по мне, так оно и к лучшему. Ещё чего привлечём к себе внимание, сами знаете кого.
- Господи Боже, Фридрих, да вы просто тряпка. Даже имя его вслух произнести боитесь. Разве церковь не должна бросить вызов подобному врагу?
- Мы с вами, как члены культа, сами оскверняем все каноны церкви.
- Как членам культа, нам тем более не стоит бояться Сэра Роберта. Иначе, весь культ – просто фарс.
«Опять этот Сэр Роберт. Кто он такой?», - заинтересовался Манфред.
- Не беспокойтесь о Сэре Роберте, архиепископ. Гунтрам займется им, а он всегда доводит дело до конца. Мы оба знаем его репутацию.
- У Сэра Роберта репутация страшнее будет, - ничуть не успокоился глава епархии.
- Не важно, он не наша забота. Нам нужно выиграть войну и устранить Генриха, чтобы я беспрепятственно занял трон. К счастью, теперь он ослабит бдительность. Решит, что культ его более не побеспокоит. Нам это на руку. Я попрошу у культа целый отряд убийц.
- В прошлый раз они отказали. Боятся, если вдруг покушение провалится, и Генрих всё же взойдёт на трон, то станет им врагом.
- Всё изменилось этой ночью, когда человек Генриха с бандой наёмников перебил знатных членов культа.
Ох и балбес ты, Манфред. Вырыл-таки себе могилу.
- О ком вы?
- Манфред-охотник. Тот, кого культ упустил пятнадцать лет назад и долго этим сокрушался. Как кстати, что человек с подобной дурной славой оказался на службе у принца. Вдвойне радует, что Генрих сам поручил ему отыскать и уничтожить культ. Я не сдержал смех, когда понял, как всё удачно складывается.
- Не понимаю только, что он делает во Франкфурте. Я виделся с принцем два дня тому назад. Он убеждал меня отозвать награду и выпустить указ о его помиловании. Мы согласились, что перед церковью он чист. Пусть и вступил в сговор с колдуном, но делал это из благих побуждений, дабы избавить нас от узурпатора. Генрих упомянул, что Сэр Манфред взялся отыскать виновных в покушении на его жизнь, и с этим важным поручением отправился в Мейсен, а не во Франкфурт. Принц думает, что убийцу к нему подослал Геро Железный.
- Он бы никак не успел проделать путь из Франконского леса до Мейсена и во Франкфурт. Охотник прибыл в город на день позже меня, - впервые в голосе герцога прозвучала неуверенность. Возникла пауза.
- А что если Генрих знает, кто на самом деле хочет его смерти? – нарушил молчание Фридрих.
- И послал всего одного человека? Нет, это не он, это Сэр Манфред заподозрил нас. Потому и отправился во Франкфурт, а не в Мейсен, как заверил Генриху.
Как тут не поразиться своей проницательности? Ещё чуть-чуть и станется, что всё это, дабы лично взойти на трон. Сегодня уже ничего не удивит, запас волнения иссяк, а вот завтра мыслям не будет покоя.
- Где он сейчас? – спросил архиепископ.
- Спит. Ночка у него выдалась тяжёлая. Я вообще не думал, что он выживет.
- Что будем делать?
- Наведаемся к нему. Он-то и ответит на все вопросы. Отпускать его теперь всё равно нельзя.
Манфред Крепко сжал рукоять Квинтилиума. А вдруг в последний раз? Лишь бы стражники у дверей не предупредили, что он не покидал покоев.
Обошлось. Эбергард и Фридрих ушли и не вернулись. Нужно покинуть это змеиное пристанище, пока ещё возможно. Того глядишь, начнут искать. Поймают, снова темница и топор над головой. Довольно рисковать. Удача – вещь непостоянная. Сегодня она тебе благоволит, а завтра взъерепенится.
Сэр Ненавязчивый вышел за дверь. Стражники покосились на него, но ни слова не промолвили. Даже про свёрток не поинтересовались. Не привлекай внимание, Манфред. Иди спокойно, не торопясь. Да не ползи ты, как улитка.
На втором этаже стражи всегда мало. Его миновал без хлопот. Встретил только датского принца со свитой. Тот глянул недобро, но прошёл мимо. А вот на первом ждало разочарование.
- Закрыть ворота! Никого не выпускать. Приказ герцога Эбергарда, - звонко гласила стража у входных дверей. Манфред не успел проскочить и оказался запертым в ловушке, но не отчаялся. План побега сам собой возник в голове.

Сокровищницу стережёт усиленный отряд. Полдюжины воинов в коридоре, дюжина внутри. Когда охотник вышел из-за угла и направился к двери, никто не ринулся к нему, не поднял шум и даже не затушевался. Как видно, до них слух ещё не добрался.
- Ну что, не вернулись? – спросил Манфред за три шага до приближения.
- Нет, Сэр, всё ещё тишина, - ответил старший из отряда.
- Тогда пора мне взглянуть, что там творится.
- В одиночку? – удивился стражник.
- Думаешь, я не справлюсь? – повысил голос, получилось слегка грубовато.
- Нет-нет, что вы, проходите.
Манфред зашёл в сокровищницу и огляделся. Солдаты шатаются из угла в угол и пускают слюни на драгоценности. Один уселся на сундук, обитый золотом, двое меряют поверх доспех украшения и красуются друг перед другом, изображая поведение знатных дам. Видел бы своих бравых воинов Эбергард.
В дальнем углу сокровищницы в полу зияет дыра. Рядом лежит квадратная плита, которая её прежде закрывала. Небольшая, длиной со средний шаг. Манфред присел возле крысьей норы и заглянул в темноту – ничего не видно.
- Факел мне, - потребовал он. Последняя возможность корчить из себя рыцаря. Нельзя же упускать. Ему подали огонь. При свете видно, что дыра не глубокая, можно спрыгнуть.
В коридоре послышался голос. Все притихли, Манфред замер на месте, стражник на сундуке упёрся в него руками, дабы резко вскочить чуть чего, а «барышни» в украшениях потянулись к шеям, чтобы быстро сдёрнуть драгоценности. Нет, не герцог, можно расслабиться.
- Сэр Манфред здесь не появлялся? – спросил голос в коридоре. Стражники в сокровищнице покосились на рыцаря.
- А как же, появлялся. Недавно зашёл. Сейчас, наверное, уже спустился в тоннель, - ответил старший.
- Какого чёрта?! Было же велено никого не впускать! – завопил голос.
- Так ведь сказали, что кто-нибудь ещё позже пойдёт проверить, куда подевался первый отряд, - растерянно оправдывался стражник.
- Да здесь он ещё, не спустился пока, - успокаивающе крикнул кто-то в сокровищнице и Манфред ненароком пожелал ему скорейшей смерти.
- Задержите его, не дайте уйти! – завопил голос из коридора. «Нарядные» рванули, забыв скинуть с себя украшения, а стражник, что сидел на сундуке, подскочив, загородил им путь. Они врезались в него и все завалились на пол.
Манфред, впрочем, этого не видел, он уже нырнул в дыру к тому времени. К счастью тропа петляла. Это на руку ему, а для солдат в тяжелой кольчуге – неудобство. Потолок низкий и идти нужно согнувшись.
Нора вывела в канализацию. Знакомый запах тухлятины и гнили. Охотник побежал по тоннелям. Часто сворачивал на перекрестках, стараясь запутать след. Главное самому не заплутать. Но как? Проводника-то теперь нет, а эти ходы все, как один. Блуждать можно неделями пока не помрёшь с голоду или от болячек.
Когда голоса стражников умолкли, он сбавил шаг. Теперь двигался тише и аккуратнее, и набрёл на мёртвого солдата. Одет в доспех дворцовой стражи. Он здесь недавно (сутки не прошли), но на нём нет лица, только кровавый череп, крысы сглодали его до кости.
Сзади раздались крики, истошные предсмертные вопли, полные ужаса. Сэр Хладнокровный возвращаться и не думал. Он убил одну тварь, но может быть другая. Ещё один стон разлетелся по коридорам и Сэр Милосердный размяк. Чтоб тебя, Манфред, соскучился по темнице? Развернулся и пошёл назад, по-прежнему не спеша и аккуратно, не поднимая шум. Набрёл ещё на одно тело. Так же обглодано, но на шее дамский кулон с алмазом. Один из «нарядных». Он-то в тоннелях и вовсе не дольше охотника. Здесь явно творится какая-то колдовская чертовщина.
Опять крики. На сей раз совсем близко. Манфред нашёл их через два поворота. Тогда их было трое. Один барахтался на земле. На него, словно рой муравьёв, набросились крысы. Целая стая голодных злющих крыс. Второй убегал, но медленно, на ходу стряхивал с себя поганых грызунов. Из воды в канале посреди коридора вынырнул огромный червь. Он впился в спину бедолаги. Тот завопил в предсмертных муках и свалился. Крысы накинулись, стали глодать. Третий, увидев это, удрал прочь. Червь обернулся на него, нырнул в грязную воду. По поверхности её, следуя за стражником, побежала рябь. Манфред себя не выдавал, стоял тихонько и смотрел. На что ты, собственно, надеялся? Думал, придёшь такой весь из себя Сэр Доблестный и всех спасёшь?
В коридоре показался колдун, просто возник из темного тоннеля. Держался гордо и властно, словно ступал по собственным владениям. Прошёл мимо мёртвых воинов. Крысы его не тронули. На нём грязные сапоги и бурый плащ (удачно сочетается с длинными светлыми волосами), на плече сумка, а под плащом некогда белая туника.
Охотник собирался напасть сзади, но тут вдруг сам услышал за спиной тихий всплеск. Обе руки заняты. Квинтилиум замотан в половик, Манфред держит его возле эфеса, но рукоять слегка выглядывает. При желании можно схватить. Чуть подбросил свёрток вверх, поймал рукоять и обернулся. Огромный червь возвышался над ним, скалил зубы, закрученные в воронку, готовился напасть. Взмах мечом разделил его надвое. Червяка это не остановило. Голова сразу поползла к охотнику. Проткнул её мечом – помогло.
Однако шум поднялся, колдун увидел Манфреда, да ещё и нижняя часть червя неожиданно зашипела, начали прорезаться зубы. Недолго думая, Сэр Находчивый насадил её на меч и зашвырнул прямиком в чародея. Трюк удался, склизкая тварь врезалась в грудь создателя. Колдун попятился назад, споткнулся и упёрся спиной в стену. Сейчас бы напасть и добить, но крысы встали на защиту. Мелкие хищники преодолели канал и, точно чёрная волна, устремились на охотника.
Он побежал. Бежал быстро и вскоре оторвался, но долго такой темп держать не смог и перешёл на быстрый шаг, чтобы поберечь силы. Он знает, опасность ещё не миновала. Плотоядные твари видят в темноте и чуют его запах. Они где-то рядом, готовые напасть. Охотник поменял оружие, Квинтилиум убрал в ножны, вместо него достал стальной клинок. Он безмерно рад вернуть семейную реликвию и очень жаждет пустить её в ход, но не марать же лезвие о крыс и червяков. У этого меча своё предназначение.
Когда-то потомки не делали различий, сплав серебра и стали прочен и годится для всего. Хоть мясо им руби. В те времена таких мечей было немало, и воинов, носивших их. Они ковались в цитадели. Неприступной, как тогда считалось. Последний Оплот и впрямь стал таковым. Уцелевшие в резне разбрелись по миру. Они сделались жалким отголоском прошлого, тенью великих воинов, кем некогда были их предки. Их род мельчал из года в год, теперь потомков легиона попросту не встретишь. Манфред не знает ни одного из них, а меч у него за спиной, возможно, последний клинок, выплавленный в кузнице легендарной цитадели.

Наверно, в прошлой жизни он переспал с Фортуной и та никак не решит, любить его или ненавидеть. Как же иначе объяснить сей благой поворот судьбы, спустя череду неудач? Блуждая по незнакомым перепутьям, спасаясь от колдуна и его слуг, каким-то боком умудрился выйти к логову воров. Едва не плюхнулся в канаву на стыке тоннеля и пещеры. Тут заплутать куда сложнее.
По тропам муравейника малыми группами рыскают стражники, ищут недобитки. Манфред решил не попадаться на глаза, но не сумел. Вышел на площадь воровского логова, а там целый отряд. Ну, да и ладно. Вряд ли сюда уже добрался слух. Для них ты всё ещё королевский гвардеец. Жаль плащ пришлось бросить во дворце. Ой, да и чёрт с ним. Уже не отчитают и толку от него теперь чуть. Разве что в дождь надеть, и то не на людях, не днём, не в городе. А вот грамоту жалко, она ещё могла послужить.
- Спокойно, я Сэр Манфред, - громко представился, едва его заметили. – Дошёл сюда по канализации из дворца. Меня послали отыскать пропавший отряд. Вы их не видели?
- Не может быть, - удивлённо промолвил один из стражников. Манфред его узнал, но уже поздно. – Этот предатель убил командира, - заорал он – тот гад, что хоронил его давеча ночью. Ещё один из культа тоже здесь, другого не видать. Он первым вынул меч, другие стражники также обнажили оружие и кинулись на охотника.
Да чтоб её, твоя бывшая та ещё стерва. Нет, Манфред, полтора десятка солдат тебе не одолеть, как тут не тужься. Эх, передышку бы. Видно, не заслужил. Но на вот тебе вместо отдыха удачу. Если, конечно, можно счесть удачей ещё большие проблемы.
Стрелы засвистели в воздухе. Летели отовсюду: сзади, спереди, с боков, из всех тёмных углов пещеры. Сражали стражников, но не его. Манфред уже не понимал, что происходит. Что делать, тоже не знал, а потому просто пригнулся, присел, чтобы ненароком не зацепило. За один миг группа живых и очень злых стала отрядом мёртвых и беспомощных. Когда испустил дух последний воин, из тени вышли «спасители».
- Манфред-Манфред-Манфред! Ты не представляешь, как я тебе рад, - заявил на всю площадь Зигфрид. Совсем из ума выжил. Вид у него потрёпанный. Туника порвана, на виске засохшая кровь, в золотом перстне вместо камня теперь выемка, а на шее не хватает серебряной цепочки с оберегом.
- Отчего же? Представляю. Только не надо слишком громких почестей. Вполне хватит и скромного застолья, - решил подыграть охотник. По правде говоря, у самого уже мозги наружу лезут, и кушать хочется. Поутомился за ночь.
- Отличная идея, обожаю праздники, - признался главный вор. – Особенно те, на которые меня не приглашают. Ну, ты знаешь, там, где много еды, музыки, веселья и у гостей хорошие манеры. Единственное, что удручает – там не бывает драк. Что за праздник без добротного мордобоя? Как думаешь, может, пропустим всё, что связано с едой и пьянством, и сразу перейдём к веселью?
Манфред с грустью вздохнул, отбросил факел, достал тесак. Не доволен, что ужин свернули. Что за веселье – драка на пустой желудок? От голода уже руки трясутся. Или от усталости? Ну, не от страха же.
Зигфрид вышел на центр. Воры остались позади, но стрелы наготове. Не важно, победишь ты или проиграешь, Манфред – тебе конец. Хотя, может, удача снова даст судьбе по яйцам. Дерись, там видно будет. Король воров достал свои короткие клинки.
- Скажи-ка, тот крикун правду говорил, ты и впрямь убил главу городской стражи? И ты пришёл через тоннели, а значит, удирал из замка. О-о, да ты вернул-таки свой меч, - обрадовался Зигфрид, увидев в ножнах рукоять. – Интересно, если я принесу герцогу твою голову – это сойдёт за жест примирения?
- Мы драться будем или болтать? – Манфред устал, спешил и хотел спать. Не до разговоров, в общем.
- Я король воров и ты у меня в гостях. Давай-ка уважительней, - воззвал потрёпанный монарх.
- Да будь ты хоть лесной феей, нечего тратить моё время попусту.
Хам ты, Манфред. В гостях себя так не ведут.
Зигфрид тоже так подумал, обиделся и ринулся в атаку. Надо сказать, в боевом умении он подрос. Умело орудует короткими клинками, понимает, в чём их преимущества и недостатки. Не задерживается на дальней дистанции, подбирается ближе и нагнетает темп. Мелкий и юркий. Манфред таких не любит. Он рядом с ним – просто бугай.
Бой складывался не в его пользу, но к счастью, колдун нагрянул в самый подходящий момент. Из темных троп на воров накинулись их мелкие сородичи. Что было дальше – сущая неразбериха. Кругом мечутся люди, летают стрелы, прыгают крысы, крики, шум, суета. Манфред и Зигфрид немного отвлеклись, но тут же вновь скрестили мечи, однако лишь до той поры, пока на площадь не вышел чародей. Едва увидев короля воров, он закричал неистово и обрушил шквал колдовства на мерзавца, перебившего его друзей. Охотник удачно ретировался, на него магу наплевать, он сосредоточил весь свой гнев на Зигфриде. Тот пробовал сражаться, но не знал, как противостоять чарам и колдовству. Пытался клинками магию парировать, болван. Вскоре он безоружный, раненный, с ожогами и переломами, отравленный и поражённый порчей – да, оберег помог бы – стоял перед волшебником на коленях, готовый ответить за своё злодеяние.
Обычно колдуны-творцы (те, кто посвящает себя изучению ритуалов, созданию магических существ или волшебных предметов) слабы в боевой магии и вредоносных заклятиях, а этот, прямо, на все руки мастер. Возможно, злость придаёт сил, а может, в сражении с профаном особых талантов и не нужно.
Как бы то ни было, Зигфрид повержен, а колдун готов его добить, но не добьёт, не успеет. Манфред воспользовался неразберихой, зашёл ему за спину и вонзил в позвоночник огромный нож. Волшебник умер почти сразу, то есть сперва в последний раз взглянул на негодяя – в этот момент, должно быть, жутко сожалел, что не успел совершить месть – а после упал в пыль.
Манфред хотел добить и Зигфрида, но юркий гад ушёл под меч и тут же колющая боль поразила бедро. Охотник глянул – увидел, что из него торчит огромный коготь. Тот самый, что он представил, как доказательство выполненной работы.
- Отличное оружие. Я проверял, малейшая царапина и человек нежилец, - похвастался король воров. Чудесно, Манфред, ты сам принёс оружие своему убийце. Лучше бы с твари пучок шерсти срезал или глаз выковырял.
Движения Зигфрида теперь нерасторопны. Думает, что победил. Колдун мёртв, крысы с его смертью разбежались, а охотник смертельно ранен. И впрямь, к чему теперь спешить? Он подобрал с земли клинок, а когда выпрямился, обнаружил в груди нож. Огромный, чёрт возьми. Как он тут оказался? Манфред подошёл, взялся за рукоять и провернул. Стоять стало невмоготу, и Зигфрид опустился на колени. Хотел ударить клинком, но не смог поднять руку. Охотник меж тем отступил на шаг. Один удар и голова сорвалась с плеч. Жаль эта кочерыжка не сойдёт за примирение.
Воры, что пережили нападение крыс, все разбежались и стражников новых не видно. Манфред достал из трупа меч-нож, протёр, задвинул в ножны. Теперь можно подумать и о главном. Вынул из бедра коготь, рану перевязал лоскутом с туники Зигфрида. Он не против.
Этот колдун вёл себя безрассудно, но всё же они обычно крайне предусмотрительны и аккуратны. Если где и искать лекарство от яда существа, так это в сумке чародея. В ней обнаружился альманах, свеча, какой-то порошок (судя по цвету, не лечебный), склянка с мазью и несколько пузырьков. В спешке раскрыл книгу, начал листать. Нашёл раздел «Зелья», – о чудо! – нужный рецепт, и даже пузырёк в готовом виде уже имеется. Выпил его. Подействовал ли, нет? Там видно будет. Захлопнул книгу, засунул всё назад в сумку (коготь туда же кинул), повесил её на плечо. Подыскал среди вещей убитых стражников ножны под Квинтилиум. Их взял в руку, а стальной клинок вернул за спину. Теперь пора вернуться на свет божий.
Он уже уходил, когда услышал чей-то стон. Один воришка, лежал на полу, лицо в крови, сильно покусан крысами. Манфред достал нож, хотел добить.
- Сжалься, - взмолился тот. Голос, впрочем, скорей болезненный, чем испуганный. – Не убивай.
- Почему нет? Вы ведь хотели меня убить, - охотник присел на корточки и занес лезвие к шее.
- Постой, я помогу тебе выбраться, - предложил воришка.
- Что помешает мне просто выйти? – заинтересовался Манфред.
- Вход охраняют, а судя по тому, что я видел, со стражниками ты не ладишь. Пощади, и я покажу тебе другой путь, о котором знаем, только мы, герцоги.
- Герцоги? – удивлённо переспросил охотник. – У короля воров теперь есть свои лорды? И каковы твои владения, герцог, два тоннеля канализации?
- Нет, мы поделили город по районам, мой ремесленный. В каждом районе свой герцог. Мы расставляем щипачей по точкам и даём наводки домушникам; следим, чтобы не было проблем, и решаем их, если появляются.
- Очень познавательно. Допустим, твоё предложение мне интересно. Вот только не пойму, что же вы сами-то не ушли, если могли выбраться незаметно?
- Из-за Зигфрида. Есть у нас в городе и убежища, и тайники на подобный день, но он упёрся. Говорит: Это наши владения, будем их защищать. По мне – безумие, но тех, кто хотел уйти, он прикончил. Вот я и не рыпался. Хотел перерезать ему горло, как уснёт, но ты меня опередил.
- Ты же не думаешь, что тебе с этого зачтется?
- Можешь убить меня и попытать счастье со стражей, но лучше пощади. Я помогу, и пообещаю больше никогда не вставать у тебя на пути.
- Идёт, - Манфред убрал нож и протянул руку. Предложение и впрямь выгодное, да и кольцо молчит, не видит подвоха.

Вход во владения воров располагается на старом складе. В нём давно ничего не хранят, посреди в полу зияет огромная дыра – спуск в пещеры. Ворота обычно заперты, за ними небольшой отряд, да лучники на чердаке, но в этот раз совсем иначе. Двери нараспашку, у входа стражники, человек двадцать. Лица не разглядеть, но хорошо, что рисковать не стал. Случись накладка, убежать бы не успел.
Тайный ход вывел за два дома от склада. Не так уж далеко, но достаточно, чтобы обойти заграждение. Там, видно, только что был бой. Тела оттаскивают, и обсуждают:
- Странно, - громко прозвучал голос одного стражника, - чего это они вдруг ломанулись?
- А кто их знает? - ответил другой. – Наверное, решили, что лучше попробовать прорваться, чем медленно помирать с голоду. А может, наши набрели на камень, под которым они прятались. Деваться некуда, вот и ломанулись прямо на нас.
- И где же тогда наши? – поинтересовался третий. – Вышли бы уже, коль так, а их всё нет. Послать бы кого разведать.
- Вот вы втроём и ступайте, раз вам так интересно, - произнес четвертый – похоже, командир. Те трое забубнили разом. Слова не разобрать, но ясно, что возмущаются.
- Здесь разойдёмся, - сказал охотник, едва немного отошли. Местечко глухое, в самый раз для драки, если она будет. «Герцог» направил на него кровавый лик, немного нахмурился, кажется. На его лице толком не поймёшь.
- Уверен? Я лучше знаю трущобы. Могу помочь выбраться, - предложил вор. Нет уж, спасибо. Постоянно оборачиваться неохота.
- Уверен, - твёрдо ответил Манфред. – И не забудь про обещание. Ещё хоть раз встанешь у меня на пути – убью, - Герцог кивнул и ушёл прочь. Охотник направился в другую сторону.
На первый взгляд в трущобах никого, все вымерли. Так тихо и спокойно. Мрачно, конечно, повсюду кровь и трупы, дым всё ещё витает в воздухе, вороны жадно каркают, но паники больше нет, криков и звуков боя тоже. Однако не все мёртвые, есть и живые. Стражники всё ещё прочесывают улицу малыми отрядами, мелькают в подворотнях, а из домов порой доносятся их голоса. Редко, но всё же. Одни рыщут в поисках уцелевших, другим лишь бы чем поживиться. Их здесь заметно поубавилось в сравнении с минувшей ночью. С рассветом многие вернулись к ежедневным обязательствам.
Выходы, впрочем, ещё караулят. Из Франкфурта не выбраться, все ворота заперты, но в другой район при желании прорваться можно. Когда город расширяли, от старой стены не избавились, она всё ещё очерчивает прежние границы, а вот ворота сняли и перенесли. Хотели со временем установить новые, да так и не сподобились, хватало и дозорных. Обычно, человек шесть, но сейчас втрое больше.
Есть и другой путь. Давным-давно (ещё до расширения), чтобы проникать и покидать город с заходом солнца, когда ворота уже заперты, жители трущоб – тогда ещё навозные мухи из предместья – сделали дыру в стене, разобрали её по кирпичикам. В те далёкие годы это была небольшая щель, куда боком протиснется один, не больше. Её заделывали каждый раз, воспользовавшись тайным ходом. Когда ворота сняли, а стражники перестали ходить ночами вдоль стены, дыру расширили. Теперь всадник пройдёт верхом, да не шаркая плечами, а вполне себе комфортно. Правда, заехать сюда он вряд ли сможет, низкие дома стоят очень близко друг к другу и крыши угрожают голове. Со временем власти прознали о лазейке. Хотели заделать и даже начали работы, но встретили такое бурное негодование – идти через ворота многим жителям трущоб куда как дольше – что передумали и бросили эту затею.
Проход стережёт отряд из семи человек. Похоже, придётся положиться наобум, прикинуться Сэром Рыцарем. Даже если что заподозрят, с ними можно справиться.
- Да ладно, с семью стражниками справишься? Один, голодный, уставший и раненный. Ну да, ну да. В темнице хочешь отоспаться?

И в самом деле, к чему этот ненужный риск, когда под рукой целый кладезь колдовской хитрости? Порылся в склянках – нашёл подходящий пузырёк. Сосуд вдребезги и облако оранжевого дыма окутало отряд. Сперва закашляли, потом свалились один за другим. Молодец, Манфред, справился без кровопролития. На том свете зачтётся. Итог: пять-семь добрых поступков в противовес трём-четырём сотням гадких, злых, алчных, похотливых дел. Да, ты на верном пути.
Что ж, преграда устранена и можно затеряться на улочках Франкфурта, а там, глядишь, подумать, как покинуть злосчастный город.


***



Церковный колокол известил о полудне. Манфред прижался плечом к холодному камню. В тени колокольной башни с улиц его не увидят. Стражников четверо, они праздно шатаются по улице, болтают, смеются. Вряд ли ищут его, но всё равно светиться лишний раз не стоит. Уж больно он приметен. В толпе ещё может затеряться, а попадётся на глаза, сразу привлечёт внимание. Весь грязный и в крови, словно из преисподней выполз. Умыться бы, вот и фонтан.
Стражники отошли довольно далеко. Можно идти, но тут из-за спины:
- Я вас помню, - заявил хриплый голос.
Охотник обернулся и увидел попрошайку. Заросший, грязный, босой, в тряпьё одет. Широко лыбится, а у самого доброй половины зубов не хватает, да и те, что остались, все напрочь сгнили.
- Ты ошибся, - произнес Манфред и брезгливо отвернулся.
- Нет, я вас запомнил, - не унимался хриплый попрошайка. – Вы два дня назад здесь проходили. Выглядели важно, всех нас растолкали. Я тогда упал, локтем ударился. До сих пор болит.
Охотник не реагирует. Осмотрелся по сторонам, хотел пойти к фонтану, но оборванец схватил его за локоть. Эка наглость. Манфред такое не прощает. Крепко сжал руку попрошайки и выкрутил кисть. Тот пискнул, заскулил и сгорбился, словно бродячий пёс, готовый получить сапогом по рёбрам. Сэр Милосердный отпустил руку, не стал ломать. Пожалел дурака, и так весь в синяках, ссадинах, да порезах. Однако оборванец милость не оценил. Охотник собирался поспеть к фонтану, пока новых преград не обнаружилось, уже и первый шаг сделал, но тут тщедушный выдал:
- Я видел, как вы на стражников смотрели. От них вы здесь и прячетесь. Уж я-то знаю, как смотрит на стражу тот, кто ей не рад.
Манфред обернулся, не торопясь, и глянул на попрошайку злобно, с явной неприязнью. Ну, что ж, глупец, добился ты-таки внимания.
- Я тут подумал, нехорошо вам будет, если вдруг кто шепнёт стражникам о вас. Ой, нехорошо. Может, дадите доброму человеку пару монет? Он бы вместо того, чтоб языком трепать, промочил горло или даже поел горячего. Оно о боли забыть помогает, а локоть... ох и жутко же он разболелся. Теперь вот ещё и рука ноет.
- Ты, выродок, мне угрожаешь? – вспылил Сэр Бессердечный. Не любит угроз. Прям, голову теряет. Сдержать себя не в силах. Пригрозить ему чем-либо – верный способ устроить драку. К несчастью, оборванец этого не знал.
- За эту ночь я сжёг поместье, до краёв набитое знатными горожанами, спровоцировал облаву на трущобы, убил главу городской стражи, прикончил на кладбище ведьму, заколол колдуна, обезглавил короля воров и выкрал у герцога Эбергарда вот этот меч, подаренный ему принцем Генрихом, - Манфред показал ножны с Квинтилиумом. – И ты, мелкий глист, мне угрожаешь? – попрошайка не на шутку перепугался и попятился назад. – А ты не подумал, что есть и другой способ заставить тебя молчать? – охотник, подступая, вынул меч из ножен. Оборванец побежал, но Манфред подсёк ногу. Напуганный до смерти дурак споткнулся, упал и ударился головой. Грубый рыцарь перевернул его на спину. Бровь рассечена, из неё кровь, но сам он дышит. Жить будет, просто потерял сознание. Не от удара, так от испуга.
Охотник вернул Квинтилиум в ножны, обернулся и лишь теперь увидел девочку. Она смотрела не на него, а на того попрошайку. На лице её испуг.
- Не бойся, он жив, но вымогать деньги больше не станет, - попытался успокоить её Манфред. Не очень-то вышло. – Давно ты за мной следишь, от трущоб? – догадался он. Девочка кивнула. – Идём, надо уходить, - он подошёл и хотел взять её за руку, но она отпрянула. – Не бойся, я не трону. Ты спасла меня, я тебя тут не брошу, - на сей раз он просто протянул руку и замер, ждал, чтобы она сама пошла навстречу. Робко и медленно она приблизилась и протянула вперёд маленькие пальцы. Доверие даётся тяжело.
Манфред огляделся, стражи не видать. Быстрым шагом – девочка еле поспевала – они подошли к фонтану. Во Франкфурте их пять, но только три работают. Охотник снял сумку колдуна и положил её на плиту, рядом прислонил ножны, сверху кинул перчатки. Помыл руки, попил, а после набрал полные ладони воды и плеснул на лицо. Решил, к чёрту приличие, и окунулся в фонтан с головой. Грязь, пыль, пот, кровь стекают с волос на лицо. Ух, хорошо. Давно хотел.
Прошёлся сухой тряпкой по физиономии, а после сполоснул её и оттёр грязь с чумазого лица девочки. Она кривилась, но не отбивалась. Одежда на ней старая, но не тряпьё. Смотрится, в общем-то, прилично. Немного грязная, и только. Она всё ж на карачках по тоннелю проползла. Русые волосы спадают чуть ниже плеча. Дымом от неё пахнет. Впрочем, от них обоих.
Ветра нет, солнце пригревает, вода журчит. Манфред присел, оперся спиной на фонтан. Хорошо тут, так бы и остался, прикорнул чутка, но нет, нельзя, найдут. Вставай, лентяй, нужно идти.


***



Адалар в третий раз пересчитал мешки – два лишних. Купец негодует и возмущается, твердит, что оплатил всё честно, но в накладной чётко значится тридцать шесть мешков, а здесь их тридцать восемь. Старый начальник порта непреклонен, цифры не врут. Могли, конечно, ошибиться, когда заполняли бумаги, но отпускать товар наобум не положено. Вдруг кто-то из фермеров втихую продал ему два мешка задёшево. Нет уж, зерно продаёт и покупает только город. Не хватало ещё, чтобы владельцы окрестных замков и мелкопоместные жлобы из предместий наживались за счет порта.
- Эти мешки не покинут порт, пока не будут указаны в накладной, - отрезал Адалар. – Если хочешь, можешь сходить и разобраться. Пусть выпишут новую бумагу, если ошиблись, но с этой я товар не отпущу.
Купец жалобно глянул на капитана торгового судна. Тот недовольный стоял рядом.
- Нет! – крикнул он. – И так уже опаздываем из-за тебя. Все остальные давно на борту и всю плешь мне проели. Или оставляй два мешка здесь, или сам оставайся.
Купец взмолился, но капитан просто ушёл. Деваться некуда, ушлый торгаш приказал носильщикам грузить товар на судно. Те обрадовались и взялись за дело. За протирание штанов денег не заплатят. Купец вырвал из рук Адалара накладную и, проклиная его, ушёл вслед за капитаном.
Начальник порта взял два увесистых мешочка и побрёл в свою коморку оформлять. За ним поползли его стражники. Помочь не спешат, сильно увлечены беседой. Они будто не видят, что старик надрывается.
Коморка Адалара – маленький приземистый домишко из трех комнат. С трёх сторон к нему плотно прилегают портовые строения, из-за чего внутри всегда темно. Кабинет в дальней комнате, окна выходят на ремонтный док, но видно только стену. Зато с тенистой улочки всегда тянет прохладно. В подобный знойный день это блаженство.
Он бросил мешки в угол, а сам сел за стол. Нужно ещё запалить лампу, но он устал, хочет немного отдохнуть. Откинулся на спинку кресла и увидел тёмную фигуру. Рука закрыла рот, а острая сталь прилегла к горлу.
- Я пришёл убить тебя, Адалар, но прежде хочу поговорить. Уверен, тебе будет интересно. Когда я уберу руку, ты можешь закричать, позвать своих охранников, но ты же понимаешь, что твои балбесы для меня не преграда, убью и их. Если этого тебе не достаточно, учти, поднимешь шум, и я наведаюсь к твоей жене, - пообещал охотник. Конечно, он не станет убивать невинную женщину, просто хочет припугнуть старого негодяя. Убрал руку ото рта – тишина.
- Как ты выбрался из могилы? – спросил Адалар шёпотом.
- Ведьма вырыла, - ответил Манфред. Начальник порта тихо усмехнулся.
- И почему тебе так везёт?
- Везёт? Скорей уж невезение преследует меня. Я приехал во Франкфурт по своим личным делам и, кабы ты не подослал сына следить за мной, так бы и уехал через пару дней.
- Не ври, ты же при первой встрече сознался Эбергарду, что ищешь культ.
- Лишь предлог. На самом деле я искал свой меч.
- Так вот зачем воры пробрались в сокровищницу герцога.
- Да, всё должно было пройти тихо и незаметно, а вон, чем обернулось. Ты уже знаешь, что перебить ваших мне помогли наёмники, но как ты думаешь, кто их оплатил?
- Эбергард?
- Да, он помогал мне всю дорогу, и лишь недавно я узнал, что герцог сам состоит в культе. Он – мастер устранять конкурентов. С его слов, теперь он возглавит культ. Это так?
- Временно разве что. Эбергард в культе всего пару лет. Скорее всего, пришлют кого-нибудь, но герцог и от него избавится.
- Не знаю, станет ли тебе это утешением, но я доберусь до Эбергарда. Не сегодня, не завтра, но когда-нибудь. Убью и его, и эту моль архиепископа.
- Да, это утешает, Манфред. Жаль, что ты не на нашей стороне. Мы не такие злые, какими ты нас мнишь, и знаем этот мир куда лучше, чем ты.
- Вы хотите призвать Сатану в наш мир, строите козни и заговоры. Всё это влечёт к гибели людей.
- Да брось, Манфред. Скольких ты убил за ночь? Ты погубил душ больше, чем палач. Тебе ли жаловаться на кровопролитие? В чём разница между тобой и нами?
- Я убиваю только негодяев.
- Мы тоже. Тебя ввели в заблуждение, мы не стремимся к хаосу. Напротив, хотим его предотвратить. Мы строим козни и заговоры лишь для того, чтобы к власти пришёл тот человек, что будет лучше править, кто больше пользы принесёт народу.
- Звучит-то складно, вот только в этой войне вы поддерживаете Эбергарда.
- А ты бы хотел, чтобы королевством правили мальчишки? И Оттон, и Генрих слишком молоды и заносчивы. Из них выйдут никудышные короли.
- Эбергард что ли лучше? Ты не был в трущобах и не знаешь, что там сейчас творится. Увидел бы – ужаснулся. Довольно, Адалар, я не могу болтать с тобой вечно. Что за мешки ты принёс?
- Ячмень, - тихо ответил начальник порта. Он бы рад затянуть разговор навечно.
- Бумаги на него есть?
- Нет, но есть на вон тот мех, - он указал рукой на два высоких мешка в углу. Хозяин этого товара занемог в порту перед отбытием. Дорогие шкурки так и остались на погрузке. – Бери его, он легче, - порылся в бумагах, нашёл нужную накладную.
Манфред задумался, но нет, не время для мягкосердечия. Схватил портового начальника за волосы и резко провел лезвием по горлу. После тихо опустил голову на стол. Сунул накладную за пазуху, взял с крючка на стене плащ, обитый мехом, а с пола два мешка. Вылез в окно. На улице в тёплой накидке жарко, но вот морозной ночью она пригодится. Можно и потерпеть, тут недалеко.
Прошёл дворами, оказался в закутке за лавкой плотника. Здесь портовый район плавно переходит в ремесленный. На небольшой поляне к изгороди привязан конь. Сверху на заборе сидит девочка. Увидела в тени домов человека в плаще и с мешками, испугалась, спрыгнула, прижалась к Счастливчику. Конь поднял голову и радостно заржал. Манфред вышел на свет, девочка увидела его лицо и успокоилась.
Охотник нагрузил на спину скакуна мешки. В один из них спрятал Квинтилиум. К слову счастливчика они выкрали из конюшен немногим раньше. После Манфред сбегал на рынок, купил девочке новое платье и платок. Пока она примеряла обновки, он наведался к Адалару. Теперь глянешь на них – ну, вылитые купец с дочкой. Не распознать в них Сэра Беглого и девочку-оборванку.

Стражник долго изучал накладную, а после поднял глаза, взглянул пристально на купца. У того всё лицо в синяках, да порезах.
- Меня ограбили, - пояснил он, будто прочитав мысли. Стражник подошёл к мешкам, пощупал один и сказал:
- Развяжи.
Купец размотал верёвку, распахнул мешок. Внутри рыжие шкуры и только.
- Куда везёшь?
- В Вормс, - ответил купец сразу, не задумываясь.
- Бывал я в Вормсе позапрошлым летом. Наведайся к епископу Рикобо, - предложил стражник, улыбнувшись. – Уверен, он и купит у тебя весь товара. Да что я рассказываю-то, ты и сам, поди, знаешь.
- Епископ Рикобо себя подобной роскошью не балует, - ответил купец строго.
- Да, не балует, - подтвердил хитрец. – Ладно, проходите.
Повезло, Манфред. Повезло, что он не попросил открыть другой мешок, и благо нет среди стражников знакомых лиц, а этот дотошный не поинтересовался о других вормских торговцах мехом, коих ты не знаешь. Ладно, чего уж тут, всё обошлось, покинул этот злачный город – радуйся. Опять ты покидаешь его тайно, впопыхах, а впереди дорога в никуда.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Гость_Сочинитель_*
сообщение 2.9.2014, 8:39
Сообщение #20





Гости



Цитата




Как думаете, Валерий Панов, почему комметов к тексту больше нет?
А я вам писал, почему.
Число просмотров не означает "очередная прода прочитана".
Народ заходит глянуть, а есть ли комменты, убеждается, что их нет и сразу же уходит, не читая.
Подумайте над этим.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение

2 страниц V   1 2 >
Ответить в данную темуНачать новую тему
1 чел. читают эту тему (гостей: 1, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0

 



RSS Текстовая версия Сейчас: 29.3.2024, 10:16