Леший, О встрече со сверхъестественным в современной России. Опции

[Аспирин]

Кончился октябрь и в Урал впился первый крепкий мороз, со снегом и дымкой в небе по утрам, такой мороз, что стекла очков потеют когда приходишь домой с работы.
В первую же пятницу октября Лёша поехал в Карагайский бор париться с друзьями в бане, кушать шашлык и кататься с горок. Бор был на месте бывшего санатория, в двух километрах от села Петров Вал. До села парень добрался на маршрутке, нашёл магазин и зашёл внутрь, чтобы согреться и спросить дорогу.

— Да иди мимо памятника, от памятнику к крайней улице. Там по мосту, мимо лагеря и дойдешь, — объяснила желтая и сморщенная как залежалое яблоко башкирка.
— Спасибо.
— А там что, куда тебе сейчас? Поздно приехал-то.
— Поздно? Ещё шесть часов только.
— Да опасно же.
Леша сердито сунул маленькие руки в карманы куртки. Выглядел он неказисто, но один километр, хоть и по снегу, осилил бы, а потому обиделся.
— Темнеет же, — не унималась башкирка.
— Мне не пятнадцать лет.
— Гу! А хоть бы и пятнадцать. Там после темноты-то нехорошо гулять, по лесу. Нечистая сила людей забирает.
— Как скажете, — сказал Лёша. Слова продавщицы позабавили его.

Лёша согрелся и вышел из магазина. Он прошел мимо облупленного Ленина, вышел на крайнюю улицу и замер. Никакого моста он не увидел. Вдоль дороги чернели дома, в окнах горел свет, выхватывая снег, который падал так, будто где-то в подбрюшье неба распотрошили пуховую подушку.

С одного конца улицы к Леше шла здоровенная лохматая псина. Собак юноша не боялся, но здесь, в сумерках, когда за деревней и косогорами лилово густела тьма, на душе стало неспокойно. Он решил идти от собаки, к колодцу.

“Ну зачем я приехал в такое время. Куда я попрусь ночью? И холодно, блин. Дождался бы утра и поехал. Нет, надо попариться. Дурак я. Отоспался бы. С Пашей поехал бы, он завтра собирался.”

Справа заскрипело и грохнуло. Лёша вздрогнул и повернулся туда. Из двора вышел человек в драной дубленке и шапке с мехом. Человек перекрестился и пошёл вдоль забора. Юноша шагнул ближе и разглядел низенького старичка с корявым как корень носом.

— Здравствуйте, — окликнул его Лёша. — Извините пожалуйста, а как мне пройти в “Карагайский бор”?
Старик кивнул и осторожно спросил:
— А тебе зачем надо? Здравствуйте.
— Там санаторий, буду отдыхать с друзьями.
— Здравствуйте! Да ну поздно уже. Куда тебе с друзьями отдыхать? Здравствуйте.
“Да он с приветом,” — подумал Лёша.
— Обратно мне в город ехать? Ночевать негде. Не в сугробе же спать, в самом деле.
— Твоя правда, — беззубо улыбнулся старик. — Ну Бог в помощь, здравствуйте. Отсюда по мосту, мимо лагеря детского. С дороги не сходи только, тут места нехорошие.
— В этом-то и проблема. Я мост не могу найти.

“Мостом” оказалась старая бетонная плита над оврагом. Дорога за “мостом” тянулась вдоль косых заборов, перерезала поле, поднималась к лагерю на холме и, круто поворачивая, крючком входила в лесное урочище справа от лагеря.

Идти оказалось неблизко. Пальцы онемели ещё когда Лёша шёл по дороге в поле. По холму юноша взбирался с трудом, хватая ртом стылый воздух и приглушенно матерясь. У ворот лагеря Лёша отдышался, посмотрел в мёртвые окна лагеря с коченеющей от страха душой и отправился к урочищу.

У входа в урочище Лёша встал, всмотрелся вперёд, пока глаза не привыкли ко мраку под елями и голыми карагачами. Всё казалось синюшным, будто на глаза наклеили плёнку для тонировки окон. Сама дорога была ровной, с двумя свежими ещё бороздами от колёс. Морозный воздух дышал тревожной тишиной.
— Корову потерял что ли?
Лёша вскрикнул, развернулся и увидел давешнего старика.
— Господи! Вы за мной шли что ли?
— Ну да. Корову, говорю, потерял?
— Нет же, какую корову…
— Известно какую, с пятном на боку и драным хвостом, других тута не бывает, — хихикнул старик.
— Я в санаторий шёл…
— Ну да пойдем, а то заплутаешь в темноте-то.
“Он либо по делам пошёл, либо правда меня направить решил, — понял Лёша и сразу успокоился, потому как тишина одинокой вечерней дороги давила на него. — Или просто сумасброд. Пройдусь-ка с ним по дороге, так спокойнее.”
— Тут я каждое дерево знаю, буренку легко найду, — говорил старик, хромая чуть впереди юноши. — Только что летом теленочек пропадет, так все в лесок, все в лесок, потому как в поле далеко видно, то есть не близко, и можно разглядеть теленочка-то, а ежели не видать его, то, значить, в лесу он. Ну а я всем рад помочь, тут как тут.

Несмотря на покатые ноги и возраст старик шел быстро, рассекая снег, и Леше приходилось часто шагать, вытягивая ноги из хрустящих сугробов.
— Да только ле-том одно… а зимой… зи-мой откуда корова здесь?
— Коровы зимой тута не бывает, зимой больше люди или собаки бегают.
Лёша вспомнил огромного пса в деревне и поёжился.
— А далеко до “Карагайки”-то?
— А я почто скажу? Тебе в метрах, али саженях, али секундах али чего?
— Ну, сколько минут?
— Не дури, молодой, я тебе кто? Не часы ходячие, так, получается? Тут, в лесу, живут по другому, считают по иному, Вот мишка как считает? Ему что часы? Ему пока зелено, он жует, тучнеет, только снега нападало, так спать, вот и все часы. А у деревьев? У! У тех, брат, твой год — минута, да… Вот хоть на это глянь.

Леша посмотрел на дерево перед собой и помертвел. “Откуда на дороге деревья-то?”. Юноша осмотрелся и понял что стоит посреди леса. Спереди, сзади, по бокам непроницаемо чернело меж серыми деревьями, сверху голыми ветвями зарешетило черное небо, внизу стелился снег с мертвым сизым отливом.
— А где это мы? — слабенько спросил Леша. — Мне в Карагайку.
— В Карагайку и идем, — повернулся старик. — Как иначе-то?
— Так вы же сами сказали в деревне, что по дороге…
— Ну один бы по дороге шёл, а со мной-то тебе чего бояться? Можно и срезать. Потерпи, вот сейчас прямиком и выведу, в баньке попаришься.
“А я про баню-то ему ничего не говорил,” — бросило в жар Лёшу.
Старик стоял не двигаясь, как рептилия, и недобро смотрел на Лёшу чёрными, неблестящими глазами.
— Ну чего встал-то? — спросил он дружелюбно, но Лёша не отрываясь смотрел на холодные как лесной сумрак глаза.
— М-может по дороге пойдем?
— У, брат, ты не боись, я дорогу назубок знаю! И не ту, дурную, а лесную, как всё зверье бродит. Ты же вроде корову потерял?
“Я сейчас назад, по нашим же следам назад пойду,” — подумал Леша и хотел уже попрощаться со стариком, но тот перебил его:
— Ну чего, чего кукуешь-то? Пойдем уже.

Леша кивнул вдруг и пошел следом. Как-то враз всё помутнело, стало дурно и тошно, будто укачало в машине.
— А иной раз и маленькие совсем, девочки да мальчики играть приходят, но я таких не люблю, они, брат, шалят, вот муравейник палкой разворошить это они запросто и очень даже без, ну, так сказать, удовольствия, — слышал он голос старика впереди и шел за ним, силясь достать из кармана телефон.
“По карте посмотреть надо, и самому…” — ворочал тяжелые мысли Лёша и будто бы против воли отвечал:
— А я пса в деревне видел.
— Без пса и жизнь плоха, — отвечал старик. — И ночью от тати защитит, хотя, конечно, их давненько не видно было. Псы надобны и помои подъесть, и барашек попасти, а тут барашков, братец, много бывает, зуб даю… А в куртке с телефоном тебе надобности нет, ты же в баню шел, ты их тут положи, а завтра заберешь.
Юноша встал и с усилием, будто сдирал с себя кожу, снял куртку, бросил ее на землю и снова пошел за стариком, не умолкающим ни на мгновение…
Сугробы стали выше, чаще надо было прорываться сквозь голые кусты, царапающие руки и лицо, зубы стучали от холода, пальцы ног и руки ныли, нос будто зажали прищепкой, щиколотки саднили — натерло мозоли… Леша потерял счет времени, слышал только впереди нудный, монотонный голос и свои короткие, вымученные ответы, от которых пересохшее горло драло болью.
— Это пить, пить хочется, но снега нельзя, он холодный, — при этих словах Лёша послушно перестал тянуться к сугробу. — Ты меня слушай, я дурному не научу.
“Да куда, куда уже… “ — мысленно простонал Лёша, видя, что под ногами появилась наконец натоптанная тропинка.
— А скоро, братец, недалеко, когда ты уже перестанешь на старых обижаться и говорить много.
Лёша промычал, не в силах сказать даже одно слово.
— А то то-то же, а? Вот как коровка “му да му”, братец, коровок потому потерявшихся люблю, долго говорить не надо, вообще не надо говорить, просто все, положил да кушаешь, а? — старик плотоядно улыбнулся острыми, кривыми зубами.
Лёша вылупил глаза, ему стало жарко и жутко до вставших на затылке волос, он отступил назад, обхватил себя руками и, чувствуя больно лопающиеся до крови сухие губы, хрипло выдавил:
— А коров любишь потому что корову потерял что ли?

Отпустило... Лёша встряхнул головой. Он стоял в лесу один, рядом лежала куртка. Юноша осмотрелся, понял, что вокруг одной-единственной сосны была натоптана им тропинка. Находился он в метре от дороги. Тут живот скрутило, юноша согнулся и его вырвало… Утерев губы, Лёша натянул куртку и побежал назад, в деревню.