Литературный форум Фантасты.RU

Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )

Литературный турнир "Игры Фантастов": "Шестое чувство" (Прием рассказов закончится 6.04.2024 года 23:59)

3 страниц V  < 1 2 3  
Ответить в данную темуНачать новую тему
Александр Позин. Меч Тамерлана. Книга третья. В лабиринте времён, историческая фантастика, путешествия во времени
Iskander_2rog
сообщение 24.2.2018, 15:46
Сообщение #41


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 11. Полыхнуло

Цитата
«Смерть жатву жизни косит, косит
И каждый день, и каждый час
Добычи новой жадно просит
И грозно разрывает нас».
Петр Вяземский

Действительно, прав оказался Козятин – после известия о событиях в Васильевке полыхнуло всё Поволжье. Уже вечером 5 марта о событиях в Васильевке благодаря курьерам и налаженным связям козятинского подполья прослышали жители большинства близлежащих крупных сел: Ягодное, Мусорка, Усолье, Старая Бинарадка, Усинское, Федоровка, Жигули, Шигоны, Лбище... В них были образованы стихийные группы сопротивления продотрядам, которые разоружали учетчиков зерна и скота. В случае сопротивления продотрядовцев, их убивали на месте, а изуродованные трупы обычно сбрасывали в Волгу. Вооружённые дрекольем, вилами, топорами, гладкостволом, а также берданками и «трёхлинейками» крестьяне, называющие себя «чапанами», преследовали, повергали мучительной смерти коммунистов, комбедовцев, комсомольцев, чекистов, отказывающихся присоединиться к ним красноармейцев. В течение дня 6 марта повстанцы захватили значительную часть Васильевского, Сенгилеевского, Мелекесского, Сызранского и Ставропольского уездов. К вечеру 6 марта в этих уездах образовалась стихийная крестьянская армия численностью не менее 50 тысяч человек, которую возглавил бывший начальник Народной Милиции Комуча Козятин Семён Семёнович.
Козятин решительно повёл наступление на Ставрополь, где оказалась ничтожно мало регулярных частей Красной Армии, впрочем, командование частей, узнав о движении повстанцев, сочли за благо отступить. Вслед за ними дали драпака и члены городского комитета ВКП(б), Советские работники, чекисты. К полудню повстанческая армия заняла Ставрополь, а вечером был созван общегородской сход. Как обычно были сформированы Советы, но «без коммунистов». Козятин лишь посмеивался над дурнями в свою начинавшую отрастать бородёнку – реальная власть в городе принадлежала ему, самого себя назначившим ещё и комендантом, да двум его помощникам – отъявленным головорезам, уголовникам Быку и Берёзе. Да ещё несколько гонцов им были посланы навстречу наступающим колчаковским войскам. На следующий день Ставропольский исполком в местной газете опубликовал своё обращение:

Цитата
[i]Обращение штаба повстанцев к крестьянам
Март 1919 г.

«Товарищи и братья-крестьяне всей России!

Мы, восставшие крестьяне-труженики, мы – сыны земли и главный фундамент государства, обращаемся к Вам и заявляем, что мы восстали против засилия и произвола тиранов, палачей коммунистов-анархистов, грабителей, которые прикрывались идеей коммунизма, присасывались к Советской власти. Мы объявляем, что советская власть остается на местах, советы не уничтожаются, но в советах должны быть выборные лица известные народу – честные, но не те присосавшиеся тираны, которые избивали население плетями, отбирали последнее, выбрасывали иконы и т.п.
Товарищи и братья-крестьяне! Мы призываем Вас и просим примкнуть к нам и сплотиться воедино в борьбе за справедливое дело.

Да здравствует Советская власть на платформе Октябрьской революции!
Начальник штаба Крох»
[/i]


***
Прочитав это обращение, Яценюк скривился в горькой ухмылке: надежды на лёгкое занятие Сызрани оказались призрачными. Сызрань – город с пристанью и железнодорожным мостом через Волгу был ключевым узлом, связывающим войска Восточного фронта с центром страны. На железнодорожных вокзалах города стояли эшелоны с войсками и составы с артиллерией, оружием и боеприпасами для фронта. Именно поэтому Сызрань оказалась не по зубам наспех сколоченному крестьянскому войску. После первых нескольких стычек Красная Армия показала зубы, повстанцы были отбиты. Поскольку взять город с наскоку не удалось, пришлось перейти к осаде. Сызрань была взята в полукольцо пятидесятитысячной крестьянской армией «чапанов». Но перерезать «железку» не удалось, несмотря на несколько удачных диверсий. Поэтому основные силы он вынужден был держать на узком перешейке между Волгой и Усой. Это хоть как-то позволяло надеяться, что отряды красноармейцев не смогут прорваться в Жигули, где находились восставшие сёла.
Обречённость овладела молодым вождём восстания: он понимал, что переход Красной Армии в наступление на повстанцев – лишь вопрос времени. А возможности Красной Армии и упорство большевиков Яценюк представлял хорошо. Иллюзий он не строил: без помощи со стороны Ставрополя Сызрань не взять, своё бы защитить. А там, насколько он мог судить, царила эйфория и безудержное веселье. В один день приходила телеграмма о взятии Сызрани и ставропольские повстанцы на радостях перепились. Протрезвев читали в местной газете:
Цитата
«В первом номере газеты отпечатана телеграмма из Ягодного о взятии Сызрани. Это сообщение ошибочно. На самом деле Сызрань ещё не взята, а окружена крестьянской армией».

Опять все перепились, на сей раз с горя.
Добавляло горечи Сеньке и слабая управляемость его армии. Наспех сформированные отряды повстанцев подчинялись ему плохо. Всяк командир мнил себя атаманом. Каждый отряд был собран из односельчан и из села же были выбранные командиры. Яценюк сознавал, что боевая ценность таких отрядов весьма относительна. С одной стороны, «на миру и смерть красна» и отряды, спаянные узами землячества проявляли стойкость в бою, с другой, если уж уговорятся все разом, то все разом и действуют. Целыми отрядами снимались с позиций и уходили в свои сёла – защищать дома и семьи. За два дня осады его войско лишилось трети состава. Начинала сказываться характерная черта всех крестьянских движений: мужик хорошо защищает только свой дом, а для осознания неизбежности и идти дальше – кругозора не хватает.
А когда через день, девятого марта, невесть откуда взявшаяся конница с тылу, со стороны Переволок, атаковала повстанческие части, Арсений понял: осада Сызрани на этом закончена. Странно одетые лихие конники в белых медицинских халатах, с гиканьем и свистом, и шашками наголо налетели неожиданно. Не столько порубили, сколько навели страху. Быстро налетели, и так же быстро схлынули, убравшись с равнины междуречья в лесные скалистые Жигули. Наспех организованная погоня наткнулась на кинжальный пулемётный огонь. Весть о том, что в тылу, там, где стоят их дома и сёла, действует регулярная часть Красной Армии, подействовала на повстанцев отрезвляюще. Если ранее дезертиров был тонкий ручеек, то теперь с фронта возле Сызрани стали сниматься и уходить целыми отрядами. Сеньке не составило труда догадаться, что скоро он останется с одними уголовниками и дезертирами, той сволочью, которой некуда деваться, и ему с остатками воинства нужно отходить с равнин возле Сызрани в Жигулёвские горы.
***
Свой штаб он разместил в Васильевке, а отдельные части – в окрестных деревнях. Кое-как удалось наладить дозорную службу и связь. Под ружьем у него хоть и оставались жалкие крохи прежней армии, но это была всё равно немалая сила – несколько тысяч хорошо мотивированных бойцов, последовательных противников большевиков. Их отличала звериная жестокость, беспощадная ненависть к Советам и… безжалостность к местному населению. Вся, собравшаяся под его знамёна, шваль вела себя с Васильевскими крестьянами, своими союзниками, как с порабощенными. Бывшие в прошлом уголовники и бандиты вламывались в дома к крестьянам, забирали имущество, самогон, насильничали и бесчинствовали. С болью смотрел Арсений на крушение так удачно начатого предприятия. Крестьяне сразу после памятного схода разделились на три части. Первая – упорные враги большевистской власти ушли в поход с Яценюком и Козятиным. Другие, не способные видеть дальше своей околицы, скинув власть коммунистов и комбедов, успокоились, посчитав, что на этом всё закончено. До третьих, наиболее дальновидных, вскоре дошло, что они сотворили в угаре. Они понимали, что расплата неминуема и, кто со страхом, а кто с тупой обречённостью, ожидали прихода красных. Именно среди таких, колеблющихся и неустойчивых, коих было большинство, вёл свою работу, невесть как освободившийся из-под стражи, Тимофей Кондратьев. Сенька всё видел и понимал, но трогать Кондратьева поостерёгся.
Яценюк осунулся и ожесточился. Прежние призраки ненависти вернулись в его душу, порой ему казалось, что командир таинственной части красных, умело и постепенно сжимающий кольцо вокруг повстанцев - его давний недруг Николка Заломов. В грамотных действиях красных чувствовалось прекрасное знание местности, и психологии местных крестьян. От этих мыслей он зверел ещё больше. Придравшись к незначительному поводу, зарубил отца Николая – Егора Никитича Заломова, который во время конфликта как раз вёл себя спокойно, стараясь держаться в стороне от событий. Это отнюдь не прибавило ему авторитета у односельчан – Заломовых, в отличии от мироедов Яценюков, с селе уважали. Но Сенька себя уже плохо контролировал – им овладели деструктивные, разрушающие личность силы. От превращения человека в зверя оставался лишь один шаг. И он был пройден в случае с Машей.
Через два дня после позорного бегства от Сызрани в штаб, который размещался в здании Совета, вошла строгая и бледная Мария. Лицо Сеньки при виде любимой просияло. Он уже обдумывал, что бы такое сказать приятное девушке, даже открыл для этого рот, но та шагнула к нему, глядя прямо в его лицо бросила:
- Я думала, что ты человек, а ты мразь и убийца!
И со всего размаха влепила ему звонкую оплеуху. В штабе воцарилась мертвая зловещая тишина. Все выжидательно смотрели на Арсения. Яценюком овладела неукротимая волна злости, к тому же оскорбление было нанесено прилюдно, поэтому публичным должен быть ответ.
- Сука! – бешено заорал он и со всей силы ударил её кулаком в лицо.
Не ожидавшая ответа Мария не удержалась и упала перед ним на четвереньки, на пол из разбитого носа закапала алая кровь.
У Сеньки в глазах забегали бесовские огоньки, он вошел в раж и со всего размаху наподдал ногой девушке в живот.
- Взять её! – скомандовал он своим подручным. – На стол сучку.
Дрожащие от возбуждения и от похоти Санька Гвоздь и Тихон Оглобля под одобрительные взгляды остальных бандитов подхватили сжавшуюся девушку и распластали на столе.
Первым, по праву вожака, Марией овладел Сенька, у которого огоньки в глазах переросли в огромные красно-кровавые круги. Демоны безумия восстали в нем. Пока он насиловал девушку, перед его взором проносились картины недавнего прошлого: вот он с корешами катается на санях по вмёрзшим в лёд офицерам, вот он, вместе со всей толпой, насилует малолетних дочек и жену одного из штурманов корабля, вот пьяная матросня глумиться, издевается и убивает отставного старичка-адмирала, имевшего неосторожность выйти на улицу в мундире и при орденах.
Закончив своё дело, он, завязывая портки, бросил подельникам:
- Теперь она ваша.
Вакханалия продолжалась несколько часов. Всё это время Сенька безучастно наблюдал за происходящим, опрокидывая в себя стакан за стаканом крепкую ядрёную сивуху. Глубокой ночью истерзанную и окровавленную Машу, или то, что от неё осталось, бандиты выбросили умирать на волжский лёд. И лишь на следующий день протрезвевший Сенька разрешил спустить в прорубь тело комсомолки Марии.
***
Девятого и десятого марта были периодом наибольших успехов восстания. Одиннадцатого марта, собрав ударные кулаки, в наступление против повстанцев перешли регулярные части Красной Армии. Наступление велось одновременно со стороны Симбирска и губернского города С. в общем направлении на Ставрополь, где находился Штаб восставших. Это не было легкой прогулкой, обречённые сражались отчаянно. Каждое село приходилось брать штурмом. Почти на сутки наступавшие части сдерживало ополчение села Жигули, которое отправило в штаб чапанов отчаянную телеграмму:

Цитата
[i]«В Совет! Жигули! Дайте помощи. Наступает большая сила неприятеля. Товарищи! Скорее, гибнем! Давайте оружия и силы! Начальник штаба В. Минков. 11марта 1919 года. Время 9 часов 10 минут».
[/i
]
Двенадцатого марта Красная Армия подошла к Ставрополю, а на следующий день начался кровопролитий штурм города. Весь день 13 марта 1919 года длился штурм, наконец, четырнадцатого марта красноармейцы при помощи артиллерии и пулемётов овладели городом. Весь штаб восстания погиб, кроме, неведомо какими путями ускользнувшего из Ставрополя, Козятина. Его заместитель Горбунов по кличке Коновод бесследно исчез. Помощники коменданта Бык и Берёза были пленены и расстреляны. Присланный белогвардейцами в качестве военного советника коменданта Козятина и офицера для связи, полковник колчаковской армии Сперанский повешен на площади.
После падения Ставрополя началась агония восстания. Одно за другим пали все крупные сёла восставших уездов. Красные части жестоко подавляли все очаги сопротивления. Особой жестокостью «прославилась» 2-ая Интернациональная рота, сформированная из мадьяр. Чужеземцам была неведома жалость по отношению к местному населению. Последний бой произошел 17 марта 1919 года в колыбели восстания селе Васильевка, обороняемой тысячной бандой Арсения Яценюка. На рассвете повстанцы были выбиты из села сводным отрядом Заломова. Отступавшие мятежники попали в засаду и были расстреляны из пулемётов. Арсений Яценюк скрылся.
18 марта 1919 года командующий 4-ой армией Восточного фронта М.В. Фрунзе телеграфом послал донесение в Реввоенсовет Республики и лично Вождю:
Цитата
«При подавлении восстания убито, пока по неполным сведениям, не менее 1000 человек. Кроме того, расстреляно свыше 600 главарей и кулаков. Село Усинское, в котором восставшими сначала был истреблён наш отряд в 110 человек, сожжено совершенно».


Нет горше доли для страны, чем гражданская война. Нет злее судьбины для человека, чем жизнь по правилу «Око за око. Зуб за зуб».
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 28.2.2018, 16:34
Сообщение #42


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 13. Особый отдел

Цитата
«И если будешь жить, не отвечая
На клевету друзей обидой злой,
Горящий взор врага гасить, встречая,
Улыбкой глаз и речи прямотой,
И если сможешь избежать сомненья,
В тумане дум воздвигнув цель-маяк...»
Редьярд Киплинг


Чапанная война случилась накануне решающих сражений, которые вскоре развернутся между Волгой и Уралом. Штабы противоборствующих сил напряжённо разрабатывали планы наступления, от исхода которой зависела судьба России. Странная трансформация постепенно стала происходить между «красными» и «белыми». Словно полюсами поменялись они. Большевики, одна из самых антигосударственных партий революции, всегда утверждавшая, что «у пролетариата нет отечества», заняв исторический центр Руси, вдруг предстали силой, отстаивающей государственные интересы страны, защищающей целостность и суверенитет России. Их вождь, буквально исходящий в истерике от упоминаний об интересах России, обзывающий патриотов не иначе как шовинистами и черносотенцами, предававший анафеме слова «патриотизм» и «отечество», не брезговавший брать деньги у врагов, неожиданно заговорил совершенно нетипичными для него фразами «о социалистическом Отечестве в опасности», о том, что отныне они – оборонцы и выступают за защиту Отечества.
Не менее необъяснимая и скрытая вначале для глаз метаморфоза произошла с противоборствующим лагерем. Для белого движения стало шоком, что Россия, которую они искренне любили, оказалась совсем не такой, какой они себе её представляли. «Взбунтовавшиеся рабы», мужицкая, лапотная Русь показала им свой оскал, заявив, что не желает боле жить, как им скажут. Мужичьё само захотело решать свою судьбу. От любви до ненависти – один шаг. Ожесточённые сердца, в поисках союзников против ненавистной совдепии, готовы были продать и предать своё Отечество. Вооруженное и снабжённое на американские доллары воинство Колчака на своих штыках несли для страны новое рабство и положение полуколонии американского капитала. Они разбазаривали доставшийся им золотой запас России, пошли в услужение к интервентам, готовы были растерзать и раздать страну ради победы над большевиками.
В степях Заволжья должна была решиться судьба России. Это была не ставшая уже привычной с Первой мировой битва за кусочки предполья перед эшелонированной обороной. Сражение на встречных курсах, развернувшееся весной и летом 1919 года, было битвой без крепких тылов, с открытыми флангами и дерзким маневрированием больших масс пехоты и кавалерии. Тыл наступающих на Волгу колчаковских войск представлял собой слоёный пирог, где даже в крупных городах сохранялась Советская власть, а по тайге свободно гуляли целые партизанские армии.
А в тылах Красной Армии полыхала Чапанная война. Крестьянское восстание на путях снабжения Восточного фронта красных угрожало хаосом и дезорганизацией всего тыла накануне решающих боев с наступающими частями колчаковской армии. Уже много веков исторический центр Великороссии, ограниченный гигантским ромбом, в вершинах которого находились Новгород, Вологда, Рязань и Нижний, был источником организующего начала государства, местом сборки страны. Силы, владеющие центральной коренной Русью, неизбежно становятся носителями государственнической идеи, и именно такая метаморфоза произошла с большевиками. Оторванные от отложившихся плодородных окраин, скудные земли Нечерноземья кормили и снабжали армию, всё новые и новые эшелоны, состоящие из суровых рабочих и бесконечно терпеливых мужиков, отправлялись на фронт. Это коренная, исконная Русь в очередной раз поднялась на защиту родной земли.
И вот от этого живительного источника грозило отрезать армии Восточного фронта восстание в Поволжье. Именно поэтому восстание было подавлено большевиками быстро и круто, а анализу причин уделено самое серьёзное внимание. К чести коммунистов они не стали всё сваливать на происки врагов революции. Из взятого штурмом Ставрополя Колоссовский, председатель ГубЧК и руководитель революционно-полевого штаба по борьбе с повстанцами, отправил на имя Председателя ВЧК Дзержинского докладную записку, в которой отметил, что
Цитата
«крестьяне восставших селений в подавляющем большинстве по имущественному состоянию — середняки; кулаков же на каждое село в среднем не более 5-10 человек»
,
а причиной восстания стали нередко безобразные, хищнические действия представителей Советской власти на местах. В те же дни член РВС Восточного фронта писал Ленину и Свердлову:
Цитата
«…Все лозунги восставших сводятся к одному: «Долой коммунистов. Да здравствует Советская власть». В протоколе собрания крестьян …ской волости говорится так: «Долой от власти партию коммунистов» - и далее – «Всеми силами обязуемся поддерживать нашу власть Советов, возглавляемую партией большевиков».
… восстание было подготовлено безобразной деятельностью местных организаций, как советских так и партийных. Безобразия, которые происходили в С…кой губернии, превосходят всякую меру. При взимании чрезвычайного налога употреблялись пытки вроде обливания людей водой и замораживания. Губернские организации смотрели на это сквозь пальцы. При реквизиции скота отнимали и последних кур. В нашем распоряжении есть теперь уже обширный материал о Сенгелеевском уезде, где председатель уездного комитета партии участвовал, будучи членом ЧК, в десятках избиений арестованных и дележе конфискованных вещей и прочее. Партийная организации была теплой компанией грабителей, разбойников, белогвардейцев»
.
Наряду с действительными вожаками и наиболее ретивыми участниками восстания в расстрельные списки зачастую попали разложившиеся местные советские и партийные большевитские деятели. А в начале апреля в губернский город С. прибыл всесильный Председатель РВС республики Троцкий, заявивший по горячим следам, что
Цитата
«восстание крестьян в Поволжье — это грозное предостережение для нас»
.
***

Затейливый особнячок в мавританском стиле, утопающий в зелени Воскресенской улицы, с недавнего времени приобрёл среди жителей губернского города С. дурную славу. Поговаривали про чёрные моторы, останавливающиеся у парадного, про светящиеся по ночам окна, и, раздающиеся оттуда нечеловеческие крики, шёпотам рассказывали страшные истории про разрезающий тишину ночи, треск револьверных выстрелов, раздающийся со двора особняка.
Особняк занял Глеб Иванович Бокий, назначенный вскоре после чапанных событий начальником Особого Отдела Восточного фронта. Он принялся искоренять контру в губернском городе С. с неистовой страстью убеждённого коммуниста. После разгула «красного террора» в Петрограде, он в этом деле был большой спец. Всё, что приписывала ему, пусть и не в таких масштабах, народная молва, было! Хотя, далеко не все визиты оказывались столь печальны, как об этом твердили народные слухи.
***

Из записи беседы с командиром роты 220-го Иваново-Вознесенского полка Трофимом Степановичем Бушуевым, проведённой следователем особого отдела штаба Восточного фронта С.Б. Заксом, 24 апреля 1919 года, губернский город С.:
Цитата
- Трофим Степанович! Я – следователь особого отдела фронта Закс, Соломон Борисович. Хочу подчеркнуть, это не допрос, а так сказать, дружеская беседа. Вы нас очень обяжете, если прольёте свет на некоторые обстоятельства.

На сидевшую напротив крупную мешковатую фигуру из-под пенсне устремились два глаза-пуговки.
Цитата
- Всегда готов!
- Вы не возражаете, если машинистка будет вести запись нашей с вами беседы?
- Валяйте! Мы – пролетарии, нам от родной партии скрывать нечего!
- Ну, хорошо! Расскажите об обстоятельствах знакомства с командиром полка Красного Уральского казачества Николаем Георгиевичем Заломовым.
- Ах вот оно что! Заинтересовались, значит? Дак, отчего же не рассказать, рассказать можно. Мы уже, почитай, как полмесяца стояли на запасном пути в Сызрани. Оголодали, поизносились, ребятам дрыхнуть надоело. Правда, в последнее время по окраинам города постреливать стали – стали в патрулирование ходить. И вот глядим – паровоз к эшелону подцепили, и он уже под парами стоит.
- И?..

Но Бушуев, видимо, быстро говорить не умел. Комроты не спеша достал кисет, отсыпал табачку на клочок газеты и, хорошо послюнявив его кончик, принялся старательно скручивать самокрутку. Поднял на следователя ничуть не испуганные глаза.
- Можно?
- Да-да, пожалуйста. Вы по существу излагайте.
Следователь пододвинул к краю стола пепельницу
Цитата
- Ты меня не торопи, ишь, быстрый какой! Мутный, я тебе скажу тип, ваш Заломов.
- Вы так полагаете?
- Да, понимаешь, остановили эшелон на Кряжу, не доезжая до губернского города С., объявили построение, и… тут перед строем появилось казачьё. Все сытые, довольные, на упитанных лошадях, а наш брат-рабочий голодный едва стоит.
- Не любите вы, однако, казаков!
- А чё их любить? Чай не бабы! Да и крови прольетарьской попили немало, кровопийцы!
- Должен вам заметить, что это красные казаки.
- Шут их разберёт! Только что погон нет. Зато и лампасы и нагайки имеются. А впереди – командир, значит, ихний.
- Что было дальше?
- Наши здорово на казачьё злые за все их фокусы с рабочим классом, чую – вот-вот кинутся них. Так казачий командир соскочил с коня и к нашему ротному с криком: «Кирюха, братан!» Тот вроде как опешил сначала, а потом сгрёб его в охапку: «Николка, жив, чертяка!». А следом супружница Кирилла, Глафира, на шею командиру бросилась: «Братишка!». Ну, наши и осклабились: свои встретились. Смотрю – и у казачков напряжение схлынуло, тоже, значит, сидят на своих лошадях, лыбяться. Поскалились друг дружке – поладили.
- А они не братья?
- Куда там – побратимы!
- Может просто как у матросов – там все своих братишками кличут?
- Не-е, тут другое, личное. Оне с детства вместе, а Кирюха и Глафира Тимофеевна ещё вроде как побег из тюрьмы Заломову организовали, ещё при царском режиме.
- Продолжайте.
- Пошли, значит, мы в штабной вагон.
- Кто мы?
- От нас Хурманов, как старшой, и мы с Большаковым как ротные. От казаков – Заломов и ещё этот чернявенький – Клёнов, сотник ихний. Товарищ Заломов предъявил мандат и вручил Хурманову пакет. Потом обрисовал ситуацию с восстанием.
- Чьё было решение послать в рейд вашу роту, а не Большакова?
- Хурманова. Вредный он мужик, по-правде говоря. Кирюха так рвался вместе с Николаем, ан нет – приказал мне идти. И Глафиру к нам в комиссары не без умысла послал – уж больно оне с евоной жинкой не ладили. Глафира Тимофевна жёсткая и строгая, и всё время верх над Анной (это хурмановская баба) верх держала. Она и в Иваново шибко идейной была. А ещё в осемнадцатом в агитпоезде с товарищем Троцким по фронтам ездила, говорят, даже расстреливала сама. Вернулась оттуда другим человеком – раньше-то весёлой, говорливой была, а нонче – ни улыбки, ни шутки. Кремень, а не баба!
- Давайте уточним: полк был уже сформирован, был штаб, командиры, штат?
- Чё? Штат?
- Структура и состав полка, расписание должностей и их обязанностей.
- Да не-е! Нас, конечно, никто по подразделениям не разбивал. Сказали, что всё получим на фронте, и командиров нам дадут. В Иванове нам ревком комиссара дал, Хурманова Дмитрия Ивановича, вот он нас и вёл. Разбили нас примерно на две роты, одной командовать меня поставили, другой – Кирюху. Значит, мы навроде командиров рот были. Да, ещё бабы среди нас были, вроде санитарок. Но все понимали, что начальство просто жён своих на фронт тащит, дабы не шибко блудили, чтобы пригляд за бабами ихними был.
- Как я понял, случаи бывали?
- Сам я как говорится, свечку не держал, но ребята поговаривали, что хурмановская Анька – мамзель вольных нравов.
- А супруга Кирилла Большакова?
- Не-е, про Глафиру Тимофеевну ничё плохого сказать не могу – она баба правильная. Да и любовь у них с Кирюхой, я когда незнамши подкатывать к ней было начал, она мне сразу от ворот поворот дала. Ещё и Крюха вслед добавил – так бока намял, что едва оклемалси. Тем более обидно, что она с товарищем Заломовым спуталась.
- Ревнуете?
- Ревность тут не при чем, за Кирюху обида взяла, бабы есть бабы! Все они одинаковы – Кирилла нет – она нового себе нашла. А ещё братьями назывались!
- Значит, ревнуете!
- А хоть бы и так! Чем я хуже того рыжего? Тем, что он – командир? Так это дело нонче не как при царе – сегодня он командир – завтра я буду. Тем боле, что ругались они всё время.
- В чём была суть их разногласий?
- Глафира Тимофевна обвиняла командира в контрреволюции и мягкотелости.
- А вот с этого места подробнее. Как проявлялась контрреволюция товарища Заломова?
- Ругаться они стали с самого начала, как только Волгу перешли. Заломов приказал повернуть на запад и атаковать повстанцев, осаждавших Сызрань, а Кондратьевна говорила, что надо точно следовать инструкции и штурмовать восставшие деревни.
- И что?
- Заломов её не послушал. Он вообще как-то сумел себя так поставить, что ему мало кто возражать смел. Разве что только Глаша. Он обоз и большую часть отряда отправил вместе со своим вестовым – оборудовать лагерь. А сам с полусотней сабель атаковал этих самых, чапанов. Ну и шороху, я скажу, они навели! Добро порубали и тикать. А когда их стали преследовать – напоролись на наши пулемёты, установленные на перешейке у Переволок. Однако, опять же, оборону держать не стали, причесав чапанов, пулемёты снялись с позиций и присоединились к нам.
- Так получается, Заломов оказался прав?
- Получается!

Сказал и добавил через силу:
Цитата
- После нашего шороха в тылу, они сами буквально за день разбежались от Сызрани по своим деревням.
- Вот вы говорите, что комиссар постоянно предъявлял претензии к командованию товарища Заломова, однако в беседе с нами Глафира Тимофеевна отзывалась о боевой работе командира отряда исключительно в превосходной степени, не упоминала ни каких конфликтах с ним. Как это понимать?

На лице Трофима Бушуева было явно написано замешательство. Наконец он нашел выход:
Цитата
- Так ведь они друзья, а какой друг не выгородит кореша? К тому же ещё и любовники. Не знаю, что она вам наговорила, только они всё время препирались.
- В чём была суть их разногласий?
- Наш комиссар – боевой товарищ и требовал решительных действий по отношению к повстанцам.
- А Заломов?
- На все требования ссылался на недостаток сил. Только посмеивался и «вам что, не терпится умереть за революцию», говорил. А ещё говорил, что революция – это сама жизнь и смерть ей не к лицу.
- Какое в целом он произвёл на вас впечатление?
Это спросил, сидящий в углу, начособотд фронта.
- Спокойный, уравновешенный, всегда весёлый. Я только один раз видел горе на его лице – когда из полыньи в Васильевке доставали убитых бандитами красноармейцев, коммунистов и просто крестьян. Там был и его отец, и отец Глафиры Тимофевны, и вестовой наш, Фролка, и комсомольцы сельские. Голос никогда не повышает, однако же, все ему подчиняются беспрекословно. А казаки – те вообще боготворили.
- А, что в этом плохого, когда за командиром красноармейцы готовы и в огонь, и в воду. Разве нет?
- Дак ведь они были преданы ему лично, а не Советской власти и коммунистической партии. А если он захочет повернуть свою часть против Советов, то солдаты и казаки пойдут за ним, а не за нами. Ладно казаки, они несознательные. Но у наших солдат – рабочая кость, а туда же. И по всем действиям против бандитов была видна его соглашательская позиция.
- Это всё ваши домыслы, а нам нужны конкретные факты!
- Я же и говорю, что он отказывался вести решительную борьбу с бандитами. Оборудовали мы, значит, лагерь в самых лесных дебрях. Там на дубе ещё детский шалаш был. В шалаше-то Заломов и сделал свой штаб. Построили шалаши, палатки и командир выставил охрану. И всё!
- Что всё?
- На этом боевые действия наши закончились, как ни бесилась Глафира Тимофевна.
- Но что-то же вы делали? Иначе не было бы таких блестящих результатов по освобождению целого края.
- Днём он муштровал нас как при царском режиме. Учил незаметно передвигаться, маскироваться, лазать по-пластунски. Показывал, как выбирать цели, метко стрелять. Заставлял чистить оружие. Добивался, чтобы рота в бою действовала как единое целое, учил стрелять залпом и беглым огнём. И казаков гонял, те, правда, сами, в охотку. А ночью отправлял на дороги в дозоры – перехватывать дезертиров, лазутчиков, курьеров.
- И что он с ними делал?
- В том-то и дело, что ничего! Не расстреливал! Допрашивал, а когда накапливалось несколько человек – снаряжал конвой и отправлял в Сызрань.
- Каким образом происходило освобождение деревень?
- Да я даже не понял как! Видимо он просто сговаривался с бандюгами. Его вестовой, Фрол, целыми днями куда-то пропадал, а ночью приводил к Заломову каких-то подозрительных непонятных мужиков. Они закрывались в шалаше, об чём-то беседовали, спорили, иногда кричали. А наутро командир объявлял общий сбор, мы выдвигались в деревню и занимали её. Вязали зачинщиков, если они были, отделяли пришлых от местных и конвоировали их в Сызрань. Иногда расстреливали. Комиссар требовала, чтобы расстрелов было больше, но командир только посмеивался в усы. Говорил ей: «Ух, какие мы стали кровожадные, Глафира Тимофеевна! А если всех за их грехи – в расход! Наверняка же у каждого за душой хоть один грешок, да есть. Или я не прав, Гимназистка?»
- Что бы это могла значить, Трофим Степанович, как вы думаете?
- Не знаю, да только она замолкала, только один раз я услышал, как она ответила, что это подло с его стороны.
- А он?
- Он только пожал плечами: «Разве это подло – спасать людей от озлобленной фурии?» А иной раз просто подойдёт, обнимет её по-братски, и она замолкает. Потом в каждой деревне Заломов собирал сход, на котором объявлял ликвидацию комбедов и восстановление Советской власти, и крестьяне избирали себе новый Совет. Потом, по договорённости с местными крестьянами, вместе с конвоированными отправляли несколько саней с продовольствием в Сызрань.
- Ну, надо признать, что действия Заломова по обезвреживанию повстанцев были весьма эффективны. Без единого боя! Или все-таки бои были?

Нехотя:
Цитата
- Были! Четырнадцатого марта, когда разгромленные в Ставрополе бандиты побежали в Жигулёвские горы. Тогда наш отряд преградил им дорогу. В два залпа мы развеяли бегущую толпу, а казаки довершили дело, порубив их шашками. Да и мелких стычек наших дозоров и заградительных отрядов было не счесть. А осемнадцатого штурмом брали их осиное гнездо – Васильевку. Тогда у них и произошёл конфликт.
- У кого «них»? прошу выражаться яснее!
-У командира с комиссаром. Когда товарищ Кондратьева увидала, что её батю достали из-под льда, словно обезумела, выхватила наган и давай палить по пленным, застрелила нескольких. Заломов тогда подошёл сзади. Обезоружил её, приказал связать и отнести к себе домой. Он же местный, у него там тоже дом.
- А Кондратьева?
- Отбивалась, ругала его, кричала, что он пособник контрреволюционеров и предатель, угрожала ревтрибуналом.
- Что было потом?
- Сход в тот день не собирали – село было большое, работы много, зачистку поздно закончили. Только затемно выставили караулы, стали на постой. А потом, в ту же ночь, они стали любовниками. Глаша…
- Глафира Тимофеевна!
- Конечно, Глафира Тимофеевна изменила Кириллу Большакову.
- Откуда вы знаете, вы сами были свидетелем измены?

Осклабился.
Цитата
- Как же, позовут на такое дело, блуд-то ведь без свидетелей происходит. Просто слышно было, я неподалёку был.
- Подглядывали и подслушивали?

Смутился.
Цитата
- Да не-е, я по делу к ним шёл, а там такое – и подслушивать не надо!
- В общем-то, это не наше дело, подслушивали, так подслушивали.
- Наутро я сижу на завалинке соседней избы, а Заломов у себя на крыльце – картошку чистит. Там же Заломовых целый выводок оказывается: брат, сноха, племянники. Вижу – выходит из дома товарищ Кондратьева, Глафира Тимофеевна, спокойная, только глаза блестят. Чую – заговорили:
«- Как же так, Николка?
- Иначе никак, Глаша! Ты бы не успокоилась.
- Больше никогда?
- Никогда!
- Никому?
- Никому!
- Даже ему?
- Прежде всего – ему!
- Хорошо!
- Комиссар?
- Что, командир?
- Надо похороны организовать мучеников за дело революции: Станкевича, отцов наших, Фролку с Машей…
- Я всё сделаю, братик, побудь пока с семьёй, ни о чём не беспокойся. После обеда сход созовём, тогда и похороним, пусть видят, как хоронит революция своих героев!»
- И зачем вы мне это рассказали? Думаете, особому отделу интересна интимная жизнь красных командиров и моральный облик комиссаров?
- Нет, но…
- Без всяких но! Что было дальше, только кратко.
-В ночь после схода и похорон Заломов зачем-то пошёл в старую помещичью усадьбу, причём один, даже охрану не взял. Там на него напали укрывшиеся недобитки, едва успели отбить его. Если бы комиссар тогда не подняла отряд по тревоге – не успели бы. А на следующий день Заломов срочно отъехал с докладом в Ставрополь – в военно-революционный штаб по борьбе с восстанием, оставив вместо себя своего любимчика – Фёдора Клёнова, командира казачьей сотни, хотя мы с ним и ровны были. Больше мы его и не видели. Потом ещё две недели гоняли по Жигулёвским горам остатки разбитых банд.

Подал голос из своего угла, до сего времени молчавший, Глеб Иванович Бокий:
Цитата
- Ну, хорошо! Вы нам подробно и живо описали интимную жизнь командира и комиссара. Всё это годиться для оперетки, но не для особого отдела по борьбе с контрреволюцией в армии. Вы упомянули, что товарищ Заломов вёл контрреволюционные разговоры среди солдат, вот об этом нам бы хотелось услышать поподробнее.
- Я просто до этого ещё не дошёл, сейчас начну.
- Ну, так начинайте же!
- Когда, значит, мы стояли лагерем в лесу, по вечерам командир собирал нас возле большого костра и проводил занятия по политграмоте. Комиссар рассказывала о событиях на фронтах, о текущей обстановке, а потом высказывался Заломов. Он, например, говорил, что и кадеты, и большевики – силы города, только кадеты – партия буржуазии, а коммунисты – партия пролетариата. Потом он говорил, что город – это цивилизация, это машины, это будущее государства, и поэтому любая из этих сил вынуждены реквизировать хлеб у деревни, чтобы жил город.
- Что здесь крамольного?
- Но он говорил, что поэтому и кадеты и большевики не знают деревню, не умеют общаться с крестьянином, не понимают мужика. От деревни им нужен хлеб, и, чтобы его , кадеты готовы посадить на шею обратно помещиков, а большевики – бедняков. Он говорил, что это негодная опора, и те, и другие не умеют хозяйствовать на земле. Говорил о вреде комбедов, которые разоряют деревню. Это же явная контрреволюция! Да и ставить знак равенства между революционерами-большевиками и врагами кадетами! Все эти его разговоры встречали одобрение среди казаков. Представляю, что он там наговорил на тайных беседах с местными мужиками! А он пошёл ещё дальше, на другой день сказал, что победу одержит тот, кто привлечёт на свою сторону середняка. Середняк даст хлеб для города и солдат для армии. И добавлял, что кадетам это сделать труднее – за ними помещики, а середняк и так уже наполовину за большевиков, ведь мы дали мужику землю.

Глеб Иванович потёр рано начавшую лысеть голову, невольно копируя Вождя.
Цитата
- Ну что я вам могу сказать, ваш донос не удался, товарищ Бушуев. Спокойно! Не дёргаться! Опоздали вы! Кто у вас комиссаром? Надо будет поставить на вид товарищу Кондратьевой, на слабую политическую грамотность подчинённых. Ах, комиссар уже не Глафира Тимофеевна? Это дела не меняет! Стыдно не знать решения последнего съезда партии! Как можно быть не в курсе новой политики коммунистов в деревне? Месяц назад прошёл VIII съезд РКП(б). В аккурат, когда вы гоняли бандитов по горам и лесам, Ильич сориентировал партию на новый курс в деревне, направленный на союз со середняком. Ленин в докладе о работе в деревне поставил вопрос о недопустимости насилия по отношению к среднему крестьянству. Комбеды должны быть распущены, и на селе организуются новые выборы в Советы.
- К-как же так? Но ведь Заломов говорил об этом ещё до решений съезда?
- Это только показывает, что товарищ Заломов мыслит так же как и вся партия, думает и действует одновременно с ней. Новый курс проводится ещё с ноября прошлого года! И если комбеды до сих пор не расформированы – это упущение местных органов, ставшее одной из причин восстания.

На потерянного Бушуева было жалко смотреть.
Цитата
- Ладно, товарищ Бушуев, информация, которую вы предоставили нам, будет полезной. Спасибо за проявленную бдительность! Теперь распишитесь в протоколе и возвращайтесь обратно в полк. Я, надеюсь, вы не рассказали комполка о похождениях его супруги?
- Я не враг сам себе, и пулю в задницу во время атаки схлопотать не тороплюсь!
-Вот и лады! Настоятельно рекомендую помалкивать и обо всём остальном, что поведали нам в этом кабинете.

Когда Бушуев, ответив на рукопожатие Бокия, уже собрался покинуть стены этого кабинета, Глеб Иванович вдруг не отпустил руку командира роты Иваново-Вознесенцев, лишь сильнее сжав её, и пристально посмотрел в глаза собеседнику.
Цитата
- Трофим Степанович, а вы часом не слышали в разговоре Заломова с Кондратьевой упоминания о некоем Мече Тамерлана? Или может быть видели предмет, похожий на меч?
- Не-е, ничего такого не было. Шашки – видел. У Заломова прекрасная конвойная шашка, все казаки завидовали, а он подарил её своему любимцу – Федьке Клёнову. А меч?.. Нет, не видел! Хотя… Подождите, припоминаю, что после боя в усадьбе, у Заломова появился какой-то длинный предмет, завёрнутый в рогожку, а меч это, или что другое, не скажу, не видел.
- Куда же он потом делся?
- Так его Николай Георгиевич с собой взял, когда в Ставрополь уезжал, больше я его не видел.
- Спасибо, вы нам очень помогли. Можете быть свободны.

***

Когда за командиром роты Иваново-Вознесенского полка Трофимом Степановичем Бушуевым закрылась дверь, Бокий обратился к Соломону Борисовичу Заксу:
- Ну, что вы скажете, Соломон Борисович?
Тот, снял пенсне, протёр его платком и, водрузив его обратно, уточнил:
- О ком, о Заломове, или о Бушуеве?
- Сначала о Бушуеве.
- Мерзкая у нас с вами работа, Глеб Иванович, с мелкими людишками дело приходится иметь, как будто к чему-то липкому прикоснулся. Мне уже с первых минут допроса стало ясно – ещё один обиженный Советской властью – рассчитывал на что-то большее, сам хотел в большие начальники выбиться. Вот и завидует тем, кто ярче и талантливее. Завидует Большакову, что его командиром полка назначили, завидовал, Клёнову, что его Заломов вместо себя оставил, мстит женщине, что не его выбрала. А уж к Заломову просто вселенская ненависть и зависть. И ведь, главное, не врёт, и не сочиняет – правду говорит, но уж очень как-то однобоко.
- Во-во! Совпали наши с тобой выводы. Чувствует себя обойдённым, хочет чего-то большего, хотя комроты для него потолок. К тому же малограмотен. Это же надо, сколько среди коммунистов вот таких недоучек! Погодите, придёт ещё их время, будут и доносить друг на друга, травить и топить.
- Неужели доживм до этого? Не хотелось бы!
- Не хотелось, а что поделаешь? Закон истории! Теперь о Заломове, Ваши впечатления?
- Что сказать-то и не знаю. Через чур самостоятельный молодой человек. Такой действительно может быть опасен. Но операцию он провёл блестяще: малыми силами, малыми потерями вернул Советской власти целый уезд. Сказывается происхождение – из сельских богатеев, образован, отсюда и суждения вольные.
- Да-а! – задумчиво проговорил Бокий. – Такого, безусловно, лучше иметь на своей стороне. А насчёт происхождения – это вы бросьте, Соломон Борисович, это всё сказки для простого люда – мы ведь тоже с вами не пролетарии. Без нас с вами – образованной передовой части общества, рабочий никогда бы сам не додумался ни до революции, ни до диктатуры пролетариата, а так бы до сих пор боролся за экономические требования: как бы работать меньше, а получать за это больше. Кстати, Заломов до сих пор в Москве, в Академии?
- Совершенно верно!
- Это хорошо! Если за ним приглядывать – блестящий командир может вырасти. Комполка – явно не его уровень, можно смело на бригаду ставить. Михаил Васильевич, кстати, того же мнения. А где сейчас Кондратьева?
- У Белавина. Сами знаете, какой мор нынче. Она как прибыла с отрядом в губернский город С. – сразу впряглась в работу, даже на фронт пока не поехала.
- Ну и нечего ей там делать! Здесь она больше пользы принесёт. Кстати, если вы обратили внимание, что Заломов её Гимназисткой назвал, как вы думаете, почему?
- Может она в гимназии училась?
- Ха! Весьма ценное наблюдение! Вы Соломон Борисович, с протоколами дело имеете, а я с людьми общаюсь, и с горожанами в том числе. Я за последнюю неделю столько узнал о губернском городе С., что даже представить трудно! До войны блистала здесь некая фемина по кличке Гимназистка. Говорят, отбоя от клиентов не было, а перед самой войной влюбилась, вышла замуж и сбежала. Во как! Целый сюжет для авантюрного романа!
- Так вы думаете, Глеб Иванович, что наша комиссар, большевик, и есть та самая Гимназистка? Невероятно!
- Жизнь и не такие сюрпризы преподносит! В прежние времена, бывало, шлюхи и императрицами становились. Если предположить, что это так – объясняются все мотивы. Теперь понятна и власть Заломова над ней, они же все земляки. Их была целая компания – Заломов, Большаков, Кондратьева, ещё какая-то девчонка. Они и зовут-то себя братиками и сестричками. Вместе зажигали в городе, да так, что местные до сих пор вспоминают: драки, убийства, ограбления, поножовщина, побег из тюрьмы. А потом, видишь, в революцию ударились. И такое бывает…
- Что же делать с Мечом? – осторожно спросил Соломон Борисович.
- А ничего не делать?
- Как же, ведь Лев Давыдович…
- Распорядился найти Меч Тамерлана, а не отбирать. Кстати, мы ведь точно и не знаем, Меч ли это, а не черенок от лопаты или удочка.
Закс не удержался и хмыкнул:
- Какой в таком случае ему смысл отдаривать своего конвойца?
- Да! Скорее всего, это Меч. Было бы странно таскать черенок в рогожке. – ответил на смешок Бокий. – А вот почему он избавился от конвойной шашки – вопрос. Махать мечом вместо шашки в современной войне? И вытащить не успеешь – зарубят! Скорее всего, и этот тайный поход в дворянский дом и был затеян для поиска Меча Тамерлана. Ну и пусть владеет им пока. А мы будем издали приглядывать за носителем Меча. Главное для нас – чтобы Меч не попал за границу.
***

Заинтересованный читатель перевернул пожелтевший лист старой папки. Допущенный в святая святых – архив ФСБ – он по заданию руководства разыскивал все документы, связанные с деятельностью секретного отдела ВЧК, руководимого Глебом Ивановичем Боким. Дело о подавлении восстания чапанов в отдалённой от центра губернии лежало на периферии его интересов, но добросовестность исследователя не позволила отложить его в сторону. Теперь он жалел о потерянном времени – кроме записи этой беседы ничего интересного в деле обнаружить не удалось. Протоколы других фигурантов были весьма куцыми и поверхностными, словно неведомый Закс, получив от Бушуева всю необходимую информацию, потерял к делу интерес, и остальные беседы проводил проформы ради.
Последним в папке лежал одинокий листок, на котором рукой Закса было написано:
Цитата
«Расследование прекращено по указанию начальника ВЧК С-ской губернии товарища Колоссовского К.К. Протокол беседы с товарищем Кондратьевой Г.Т. был изъят товарищем Колоссовским К.К»
.
Это было уже интереснее. «Внутренние разборки в ВЧК? Отголоски внутрипартийной борьбы? – заинтересованный читатель вдруг зевнул. – В любом случае – это дело представляет интерес лишь для историков и писателей». Он попытался взбодриться, но ничего не вышло – сказывался спёртый запах книгохранилища. Иванов Борис Петрович решительно положил папку на место и направился у выходу: на свежий возраст, к ласковому солнцу.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 5.3.2018, 20:13
Сообщение #43


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 14. Генерал-полковник вспоминает

Цитата
«Я пью за здоровье не многих,
Не многих, но верных друзей,
Друзей неуклончиво строгих
В соблазнах изменчивых дней».
Пётр Вяземский


Проходят годы, покрывает седина некогда чёрную голову, редеют прежде пышные кавалерийские усы, слабеет рука, без устали махавшая шашкой, слезятся глаза, метко посылавшие пули из карабина, стал дребезжать в прошлом зычный командирский баритон. Но память, память хранит всё: сражения и битвы, друзей и врагов, подвиги и грехи. Кому передать накопленный опыт, как рассказать о былом, воздать должное бесценным друзьям, побратимам, сослуживцам и наставникам? Пока разум ясен, пока светла голова… Стоп! Звонок в дверь. Кого это нелёгкая принесла?
В канун очередной годовщины Победы выходит постановление Президиума ЦК КПСС «О праздновании 20-летия победы советского народа в Великой Отечественной войне Советского Союза 1041 – 1945 гг.». Партия решила увековечить подвиг народа страны, отразившего самое страшное в истории нашествие объединённого Запада на нашу Родину. Требовалось сохранить для потомков ценные свидетельства участников и очевидцев событий, поэтому в пункте пятом постановления было записано:
Цитата
«Опубликовать в центральной печати, журналах, республиканских, краевых и областных газетах статьи, очерки, документы и воспоминания, рассказы, фотоиллюстрации и другие материалы, посвященные 20-летию разгрома фашистских захватчиков»
.
И потянулись к ещё живущим маршалам и генералам Победы инструктора идеологических отделов комитетов партии, уговаривая написать статьи, мемуары и воспоминания. Память слабая? Ничего! В распоряжении полководцев – архивы и целый табун историков из Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС и Института истории АН СССР. Пишет плохо? Ладно! Всегда есть целый сонм идеологически правильных референтов и журналистов – «литературных негров», готовых предоставить своё бойкое перо в услужение. А для отражения «правильной» точки зрения бесплатно прилагались надсмотрщики и кураторы из Идеологического отдела ЦК КПСС и ГлавПУра МО СССР.
***
Из мемуаров командира 10-го гвардейского Кубанского казачьего кавалерийского корпуса генерал-полковника Фёдора Константиновича Клёнова «Прожитое»:
Цитата
«…Из всех событий Гражданской войны больше всего мне запомнилось не взятие Уфы, и не штурм Перекопа, а незначительный эпизод весны 1919-го года. Почему, спросит меня дотошный читатель? Я и сам не раз задумывался над этим. Это время не отмечено ни грандиозными сражениями, ни героическими деяниями. Он показателен для меня иным – осознанием, сколь бескомпромиссна наша борьба за светлое будущее и сколь ожесточённо сопротивление наших врагов. А ещё – именно тогда я встретил человека, который стал моим Учителем с большой буквы и моим боевым товарищем, с большевиком Заломовым Николаем Георгиевичем. Именно благодаря нему тогда, в голодный март девятнадцатого, произошло становление меня как командира, военачальника.
Знакомство с ним произошло в обстоятельствах, прямо скажем, не очень приятных, во время мятежа полка Уральского красного казачества, где я проходил службу в качестве сотника, или как по-новому, командира эскадрона.
История Уральского казачьего войска всегда была полна противоречий. Уральские (прежде Яицкие) казаки временами то доблестно служили России на восточных пределах государства, то отчаянно бунтовали против порядков в этом государстве. Достаточно вспомнить крестьянскую войну под руководством Емельяна Пугачёва, в которой именно яицкое казачество было главной движущей силой восстания. Царское правительство было так напугано масштабами крестьянской войны, что после кровавого подавления бунта царскими войсками Екатерина II приказала переименовать рек Яик в Урал, в казаков, соответственно, в Уральских.
С этим переименованием происходит известное географическое недоразумение – никакого отношения к Уральским горам, как можно предположить из названия, Уральские казачество не имеет. Станицы и хутора Уральского казачьего войска протянулись в сухой и безводной степи на всём протяжении течения рек Урал и Волга к Каспийскому морю.
По переписи населения в составе Уральских казаков служили русские, малороссы, мордва, чуваши, немцы, крымские и казанские татары, башкиры, калмыки, ногаи, шведы и ливонцы… На начало двадцатого века по вероисповеданию казаки преимущественно были православными христианами, однако встречались представители мусульманства, старообрядчества, буддизма, и даже язычества…»

Далее следует длинная историко-географическая и этнографическая справка об Уральском казачьем войске и личные воспоминания автора о детских годах.
Цитата
«…Конь для казака не только средство продвижения и домашняя скотина. Он – боевой товарищ казака и его первый помощник в хозяйстве. Сызмальства, и на протяжении всей жизни, конь сопровождал казака. Как человек относится к коню, как сидит на нём, определялся – годный казак, или нет. Холит и лелеет своего коня – хороший муж из казака выйдет, крепко жену любить будет. Ухожен и добр конь у молодца – домовитый, хозяевитый казак получится. Ладно сидит в седле, как влитой и не шелохнётся – добрым воином казак станет.
А тут прислали в наш полк командира – бывшего унтера из смоленских мужиков. Тот к лошади только как к скотине относился, ни норова, ни характера его не разумел. С мужиьчём у наших хлопцев вообще было сложное отношение. Казак – птица вольная, служившая России не за страх – за совесть, всегда на бывших холопов поглядывавал свысока. Оскорбились казаки, что командиром над ними мужика неотёсанного назначили, ни воинского казацкого строя не знавшего, ни на коне толком сидеть не умевшего. Тут много от комиссара зависело – прояви он хоть немного гибкости и понимания особых свойств казачьей породы – может и сладилось бы, и не произошло трагедии. Но комиссар, старый подпольщик из учителей, относился к казакам с плохо скрытой неприязнью, памятуя о полученных ударах казацкой нагайкой при разгоне стачек и маёвок. Поэтому он быстро спелся с командиром, сразу и безоговорочно приняв сторону последнего.
Хлопцы у нас в полку служили горячие, боевые. Ну и пристрелили командира, да и комиссара заодно. Это означало открытый мятеж против Советской власти. За бунт и в мирное времена по головке не погладят, а в условиях гражданской войны и подавно. Наказание за это одно – смерть. Собрали мы митинг, а как по-старому – казачий круг, и ну думу думать, что нам теперь делать. Разное выкрикивали: и в степь вольную уйти, и к своим казакам до хат родных податься, и на соединение с наступающей армии Колчака выдвинуться. Каждый глотку за своё драл. Были и такие, кто предлагал повиниться, сдав зачинщиков.
А согласия всё нет. В это время приезжает в наш полк автомобиль и на трибуну поднимается худой человек с впавшими, заросшими щетиной, землистыми щеками. Сам весь в кожаном, на боку маузер и… никакой охраны, только перепоясанный ремнями рыжий коренастый парнишка рядом с ним. Кричащий до этого полк затих, когда узнал, что на митинг прибыл сам председатель ГубЧК товарищ Колоссовский К.К. О его бесстрашии ходили легенды, поговаривали, что сам чёрт ему помогает: при белочехах он оставался в С-кой губернии на подпольной работе, ловила назойливого поляка вся Народная Дружина Комуча. Ловила, да не поймала. Зато как Красная Армия стала приближаться к губернскому городу С., в городе вспыхнуло восстание, которое исподволь готовил Колоссовскй. Именно под его командованием рабочие дружины не дали взорвать железнодорожный мост, по которому в город вошли красные.
Речь Колоссовского была краткой. Он напомнил нам о революционном долге, о том, что враг стоит у ворот губернского города С., и сейчас не время митинговать. Сказал, что мы – опора Советской власти и делом должны доказать ее доверие. Честно говоря: пронял он нас, смутил, пристыдил, но и вернул нам надежду, что если доведётся умирать, то умрём мы в бою, избежав бесчестья. В конце своей короткой речи он представил нам нового командира полка, который оказался тем самым рыжим хлопцем. Взбодрившиеся было казаки, вновь приуныли: опять вместо своего брата нам прислали очередного мужика, не знающего, с какой стороны у лошади хвост, а с которой – грива.
Рыжий, оказавшийся Николаем Заломовым, выступил вперёд:
- По-о-олк! Строй-СЯ! – заорал он.
Что-что, а глотка оказалась у него, что надо! Переговариваясь и не спеша, казаки оседлали лошадей и кое-как построились. Честно говоря, с дисциплиной у нас в последнее время было не очень. С тоской я глядел на неровный строй, расхлябанный вид казаков и неухоженных лошадей. В прежние времена о таком даже и помыслить было нельзя! Наверное, то же самое творилось на душе нового комполка, так явственно это отразилось на его лице. Полк замер, ожидая, что скажет новый командир. В этот момент к бричке, служившей трибуной, ординарец, совсем ещё юный безусый парнишка, подвёл коня. Да такого, что казаки замерли в восхищении. Перед строем стоял и бил копытом невиданной красоты ахалтекинец. За прекрасным образцом этой породы, мечты любого казака, угадывались норов и родословная. Неужели мужик-деревенщина рискнёт обуздать такого дивного и своенравного зверя? Казаки были в предвкушении командирского конфуза.
Никто не ожидал того, что произошло потом! Заломов, соскочив с брички, легко взметнул своё тело вверх, и с наскоку вскочил на коня. Перед изумлённым строем поднял коня на дабы, осадил его и, взметнув вверх шашку, заставил гарцевать животное. Сидя на гарцующем сказочном красавце, новый комполка произнёс короткую, но пламенную речь.
- Красноармейцы! Казаки! Братья! Грозный враг с востока идёт на нас. Вооружённый американскими снарядами и английскими пулемётами, он несёт на своих штыках власть помещиков и капиталистов, гнёт мирового капитала! А в наших тылах прячется по углам недобитый враг! За спиной наших победоносных красных богатырей крадётся по тёмным закоулкам нашей революционной Родины чёрная измена. Я верю, что красные казаки преданы делу революции, что мы всегда на страже интересов трудового народа. Защитим нашу Советскую Родину до последней капли нашей красной революционной крови! Да здравствует наша революция! Да здравствует революционный союз рабочего класса, крестьянства и трудового казачества! Да здравствует наша Советская Родина! Да здравствует наша победоносная Красная Армия! Ура, товарищи!
Ответом ему было громогласное:
- Ура-а-а!
Казаки безоговорочно, как своего, приняли нового командира.
Тут я обратил внимание, что один из казаков, самый горячий говорун на давешнем митинге, целится в нового командира из карабина. Недолго думая, я выхватил револьвер и почти не целясь, выстрелил в бузотёра. Оба выстрела прозвучали почти одновременно. Я не попал, но сбил казаку прицел, и пуля прошла мимо Николая Заломова. Лишь с его головы слетела простреленная папаха. Тотчас ближние казаки набросились и скрутили стрелявшего – спонтанный бунт, по всей видимости, мог остаться без особых последствий для личного состава, поэтому хлопцы не хотели рисковать и сорвать наметившийся процесс. Стрелявшего, и ещё трёх зачинщиков мятежа, под конвоем увёз товарищ Колоссовский, и я, право, не знаю, что с ними сталось. Однако, думаю, что в условиях гражданской войны, разговор с ними был коротким – к стенке!
Уже первое совещание командного состава полка показало, как отличается Заломов от прежних командиров. Никакой жвачки! Предельно конкретная постановка задач. Высокая требовательность в смысле воинской дисциплины. Возмущённый внешним видом казаков и конского состава, командир дал сутки на приведение в порядок. Ещё мы узнали, что полк придаётся к 25-й стрелковой дивизии, которая поле занятия Уральска нацелилась на взятие Лбищенска. На соединение с войсками дивизии полк был выдвинут в неполном составе – без командира и моего эскадрона. Нам предстояло вместе с приданной нам ротой пехоты принять участие в усмирении восстания чапанов, полыхающего на западном берегу Волги.
Чапанная война стала результатом ошибки некоторых представителей советской власти при проведении продовольственной политики, в результате чего отчаявшееся трудовое крестьянство стало восприимчиво к кулацкой и белогвардейской агитации…»

Дальнейшее повествование о причинах чапанного восстания и действиях повстанцев было подвергнуто цензуре со стороны кураторов из Идеологического отдела ЦК КПСС.
Цитата
«…Через день, мы выступили в поход. Уже при совершении марша сказалась расчётливость и осторожность нашего командира. Местом переправы был выбран не хорошо просматриваемый зимник, а покрытые лесом Васильевские острова. Перед переходом основных сил на противоположный берег была выслана конная разведка, которая и доложила, что путь свободен. Наш отряд насчитывал сотню сабель и столько же штыков с тремя пулемётами, полтора десятка подвод с боеприпасами, продовольствием и фуражом. На каждого пехотинца были заготовлены лыжи или снегоступы. Отряд имел диковинный вид, а всё потому, что Заломов одел красноармейцев в вещи, реквизированные у буржуев: галоши, дамские шубы, невообразимые шапки, бабьи платки, тёплые рукавицы и даже муфты. Зато все были в тепле! Я вообще впервые видел, что отряд можно так хорошо вооружить, снабдить, обмундировать и экипировать.
Перейдя на другой берег Волги в районе Переволок, мы оказались на территории охваченной восстанием, в тылу войск повстанцев, осаждавших Сызрань, узловую станцию, через которую шёл основной поток, снабжавший левый фланг Восточного фронта Красной Армии.
Надо сказать, что театр военных действий, на котором нам предстояло оперировать, отличался от того, где мы воевали до сих пор. Он характеризовался пересечённой и лесистой местностью: покрытые лесом Жигулёвские горы с многочисленными лощинами, оврагами и ручьями и речушками, и редколесье на перешейке между Усой и Волгой. К этому надо добавить снег и начавшуюся весну. Не раз мы с благодарностью вспоминали предусмотрительность нашего командира, настоявшего на обеспечении отряда всем необходимым для ведения боевых действий в таких условиях. Создалось, такое впечатление, что товарищ Заломов предусмотрел всё до мельчайших деталей, вплоть до снегоступов для людей и коней.
Боевая работа комполка в этот период достойна всяческих подвал. Его голова учитывала все факторы. Не знаю, чем я ему приглянулся, то ли оттого, что спас ему жизнь, или это произошло потому, что мы с ним были ровесники, но Николай явно выделил меня среди остальных командиров. Подолгу беседовал со мной, объяснял свои решения и действия и, чем я сильно горжусь, даже советовался со мной. Его наставничество было для меня второй школой, после трёх классов церковной-приходского, поэтому я считаю красного командира Заломова своим первым учителем в военном деле.
А поучиться было чему! Первое же сражение на том берегу было лихим и дерзким по замыслу. Николай Заломов вознамерился деблокировать осаждаемую Сызрань. И это столь малыми силами! План предусматривал молниеносную атаку кавалерии на позиции повстанцев с тыла и такое же стремительное отступление. Командир умел думать не только за себя – он умел предугадывать ходы противника. Заломов психологически точно предсказал действия восставших крестьян. Он вообще в этой компании проявил себя превосходным знатоком крестьянской психологии. Командир точно рассчитал, что после первой паники, враг поймёт ничтожную численность атакующих, и когда мы отступим, начнёт преследование. Поэтому возле небольшого леска вдоль дороги он устроил засаду из двух пулемётов. Причём он распорядился не оборудовать для них позиции, а оставить на санях, развернув в сторону дороги. Нас Заломов специально предупредил, чтобы дёру давали мы не шибко, не отрываясь от преследователей. Вошедшие в раж преследователи, не заметили как попали в западню, пока не наткнулись на перекрёстный автоматический огонь двух пулемётов, к которым добавилось несколько дружных залпов спешившихся казаков. Охладили мы их пыл так, что из бандитов и помыслить никто не мог о продолжении преследования: мало ли какие ещё хитрости приготовили им эти странно одетые люди. Уже позже, на месте, которое наш командир выбрал для стоянки, он мне разъяснил суть этого короткого боя. Заломов считал, что наличие крепкой организованной и хорошо вооруженной силы в тылу, приведёт к развалу фронта повстанцев под Сызранью. Мужики неизбежно бросят позиции и побегут к своим домам. Так оно произошло, и в течении последующих дней наши дозоры наблюдали ручейки горе-вояк, разбегающихся по жигулёвским деревненькам. Так одним молниеносным ударом Николаю добился того, что прежде монолитные силы противника были раздроблены на мелкие отряды самообороны в деревнях и сёлах. Теперь предстояло главное – брать эти населённые пункты поочередно, восстанавливая там Советскую власть.
Отдельно стоит сказать и об организации нашим командиром лагерной жизни. Местом для стоянки была выбрана большая поляна со старым дубом в центре. Поляна занимала центральное положение по отношению к основным населённым пунктам С-кой Луки. Примечательно, что Заломов, будучи уроженцем здешних мест, выбрал для военного лагеря место детских игр: на дубе висел сделанный детскими руками довольно основательный шалаш, в котором командир устроил свой штаб. Их было трое, трое друзей детства в нашем отряде – наш командир Николай Заломов, наша боевая подруга, пламенный комиссар, наша несгибаемая Глафира Кондратьева и наш маленький Данко с горящим сердцем, наш проводник и связной, незаменимый помощник командира, Фрол Аниськин. Жигули было их лесным царством, их домом, где известна каждая тропинка, каждый овражек, каждый родничок. А мы – вольные степные казаки и жители чадящих фабрик Иваново – чувствовали себя в лесу как в чуждом мире, в окружении врагов. Мы не знали леса и боялись его, целиком полагаясь на неразлучную троицу друзей.
Горстка бойцов Красной Армии ощущал себя в оборудованном лесном лагере как в неприступной крепости. Под руководством командира в лагере были созданы все условия для походной жизни: построены шалаши для личного состава и загоны для лошадей, на подходах к лагерю выросли завалы и засеки, а в трёх оставшихся проходах встали недремлющие часовые. На дальних подступах были оборудованы позиции для секретов, между которыми нёс службу пеший дозор. Лесные дороги и тропы перекрыли конные разъезды. Да так плотно, что нам удалось нарушить сообщение между восставшими населёнными пунктами. Все связные нами перехватывались и брались в плен.
Оставить деревни в информационной блокаде, лишить их связи с внешним миром, тоже было одним из замыслов командира. Для непроницаемости блокады даже были перерезаны телеграфные линии. Лишённые связи повстанцы уже скоро стали ощущать себя в окружении, и в головы бандитов стала закрадываться подленькая мыслишка, что они остались одни, а остальные пункты сопротивления пали. В дальнейшем Заломов блестяще воспользовался их чувством неуверенности и необеспеченности.
В первое время, кроме обустройства и несения дозорной и патрульной службы, мы под руководством командира занимались боевым слаживанием и военным обучением. В первую очередь это касалось Иваново-вознесенских ткачей, которым, кроме революционного энтузиазма, нечего было противопоставить контре. Их он учил элементарным азам пехотной премудрости: действиям в сомкнутом строю и в качестве охотников, умению скрытно передвигаться на местности и маскироваться, выбирать и оборудовать позицию, залповой и беглой прицельной стрельбе. Не забывал и про штыковой бой, отмечая при этом, что рукопашному бою и штыковому контакту в скором времени предстоит остаться в прошлом. К обучению рабочих Заломов привлёк и нас, а когда услышал ворчание среди некоторых казаков, рассказал нам свои мыслях о роли кавалерии в современной войне.
Условно всю кавалерию можно разделить на два типа: гусарскую и драгунскую. На основании опыта Первой мировой войны Николай Заломов придерживался мнения, что будущее – за кавалерией драгунского типа, по сути – посаженной на коня пехоты. Возросшая огневая мощь армий, насыщение войск автоматическим оружием приводит к тому, что кавалерийские атаки становятся бессмысленными. Ценность конницы – в её мобильности, где конь останется только как средство передвижения и доставки бойца на поле боя. Правда, при этом он считал необходимым усиление огневой мощи конных частей, путём насыщения их автоматическим оружием и собственной артиллерией. Поэтому и от казаков командир требовал умения стрелять, ползать, маскироваться, атаковать в пешем строю. Надо сказать, что идеи Заломова обогнали время, и только к середине тридцатых годов началось перевооружение и изменение организационно-штатной структуры кавалерийских корпусов, что позже блестяще оправдалось во время Великой Отечественной войны.
Вскоре заломовской науке предстояло оправдаться практикой. Когда стало известно, что Красная Армия начала штурм Ставрополя, а связь с военно-революционным штабом была налажена при помощи голубиной почты, наш отряд устроил засаду на пути вероятного бегства повстанцев. Командиром была поставлена боевая задача: организованные отряды мятежников ни в коем случае не должны проникнуть в Жигули. Для этого у самой Волге была устроена засада: на склонах горы Могутовой были наскоро оборудованы огневые позиции, а кони были укрыты в лощине неподалёку. Когда на этой стороне Волги появились отступавшие части повстанцев, наш отряд несколькими залпами произвёл страшное опустошение среди бандитов. Вступившие в дело пулемёты довершили разгром, заставив противника в панике разбегаться. После этого наступил черёд казацкой лавы – рассыпного строя конницы. Сражение превратилось в отчаянную рубку восставших. Повезло только тем, кто успел добежать до спасительного леса. Задача была решена – отрядам восставших не удалось организовано отступить и закрепиться в населенных пунктах Жигулёвских гор, хотя в дальнейшем нам пришлось изрядно погоняться за отдельными группами и одиночками.
Но не стоит думать, что мы занимались только военными играми и устроили пикник в лесу. Одновременно с обучением началась планомерная зачистка и освобождение от бандитов территории, охваченной восстанием. Метод, который при выполнении этой задачи использовал командир, весьма характерен для его натуры, стремящийся избежать ненужного кровопролития там, где нужного результата можно достичь и без оного. Во всяком случае, Заломов явно предпочитал умиротворение усмирению. Хорошее знание крестьянской психологии позволило ему решить вопросы восстановления Советской власти быстро и эффективно. Командир учёл известную инертность крестьянского мышления, неспособность мужика надолго отрываться от своего хозяйства, стихийное стремление к пусть плохому, но порядку. Тем более, что основная масса крестьянства стала явно тяготиться примкнувшими к восстанию бандитскими элементами. Благодаря уголовникам грабежи, насилия и кровавые расправы стали обычным делам в населённых пунктах, охваченных восстанием.
Неоценимую помощь Заломову оказал при этом его ординарец Фрол Аниськин. Благодаря прекрасному знанию местности и людей, паренёк тайно появлялся в восставших деревнях, связывался с уцелевшими активистами, просто авторитетными людьми, и приглашал их на переговоры. Уж не знаю, какие слова находили командир и комиссар для в конец запутавшихся крестьян, но факт оставался фактом: на следующий день деревня бралась в кольцо нашим отрядом, и, переходя от двора к двору, мы планомерно очищали её от преступных элементов. Действовали быстро и решительно. Село или деревня разбивались по улицам, по обеим сторонам которой от двора к двору передвигались смешанные конно-пехотные группы. В то время как пешие бойцы досматривали дом и подворье, казаки, окружив дом со стороны улицы и задворок, держали дом под прицелом. После зачистки двора переходили к следующему, методично передвигаясь к центру села. Благодаря таким методам предосторожности восстановление Советской власти происходило практически бескровно: арестовывались обезоруженные мятежники, созывался сход, на котором избирался Совет. Расстрелы? Куда же без них! Но Заломов никогда не увлекался оными. Впрочем, некоторых особо явных зачинщиков, виновных в кровавых расправах над коммунистами, комсомольцами и советскими активистами, приговаривал к расстрелу ревтрибунал, созданный частью из красноармейцев отряда, частью местных жителей. Что характерно, по инициативе командира к расстрелу были приговорены не только криминальные элементы и бандиты, но и некоторые уцелевшие комбедовцы, виновные в издевательствах над крестьянами.
Наиболее ответственно Заломов подошел к освобождению родного села Васильевки, где засела крупная и организованная банда Яценюка. Оно оказалось и самым тяжёлым для нашего отряда. В этой операции нашёл свой последний час наш отчаянный разведчик, любимец отряда Фрол Аниськин. Я присутствовал на совещании по разработке плана освобождения Васильевки. И стал невольным свидетелем перепалки, возникшей у командира со своим вестовым. Тяжелые предчувствия угнетали Николая, который осознавал всю сложность зачистки, растянувшегося на три версты вдоль Волги, уездного населенного пункта, имеющего много улиц, проулков, тупиков и скотопрогонов. Он категорически не хотел посылать Фрола, предпочитая наведаться в село самому. Отчего-то командир был уверен, что заговорён, и смерть на сей раз ему не грозит. Вызывалась пойти и наш комиссар – Глаша, Глафира Тимофеевна Кондратьева, тем более, что, прежде всего, требовалось установить контакт с председателем васильевской трудовой коммуны им. Степана Разина Тимофеем Кондратьевым, её родным отцом. Но Заломов категорически отверг кандидатуру товарища Кондратьевой. Неуступчив был и всегда беспрекословно подчинявшийся командиру Фрол. Самое любопытное, что комиссар на сей раз поддержала паренька. Приводила аргументы, что не стоит рисковать командиру отряда, говорила, что отряду без него конец, что он из-за своего упрямства рискует сорвать задание РВС. Говорила горячо, убедительно. Поддержал Глафиру Тимофеевну и я. Под доводом аргументов и наших соединённых усилий Николай нехотя сдался. Уже когда Фрол ушёл, комиссар призналась, что в Васильевке у Фролки осталась невеста – Маша, которую хлопец не видел почти год. Заломов вспылил:
- Знал бы – точно не пустил! Сам погибнет и дело погубит!
Как в воду глядел! На исходе вторых суток стало ясно – ждать дальше не имеет смысла. Командир осунулся и почернел. Комиссар отмалчивалась. Но и медлить больше было нельзя. На этот раз пришлось брать село штурмом, Заломов отказался от планомерной зачистки села. Им была поставлена задача – выдавить противника из села в направлении лощины. Лощина, зажатая между двумя крутыми утёсами, изливалась маленькой речушкой в Волгу. Именно эта лошина, расположенная неподалёку от села, должна стать могилой для банды.
Всю ночь отряд занимал позиции, а с рассветом на окраине застрекотал пулемет, и раздалась беспорядочная стрельба. Это начал выполнятся командирский замысел. Полуодетые похмельные бандиты стали выбегать из изб и с испугу палить в разные стороны. Они не знали точно, где находится враг и в рассветном сумраке он казался им повсюду. Тем временем в село со свистом, гиканьем и криками «Ура!» ворвалась моя сотня с шашками наголо. Ворвалась – и тут же рассыпалась по улицам – рубить контру. Вот где пригодился атакующий порыв конной лавы! Бандитам с пьяных глаз казалось, что казаками заполнены все улицы. Одна мысль – бежать овладела ими. А нам это и было надо! Мои хлопцы зажимали и рубили противника в переулках и тупиках, топтали копытами лошадей на улицах, настигали в огородах. Пехота, недавно обученные ивановские ткачи, подавляла огнём стихийно возникающие очаги сопротивления и брала штурмом дома, где засели бандиты. На своём горячем ахалтекинце Заломов был в гуще боя, успевал всюду, перекрикивая шум схватки, отдавал приказы: «Руби!», «Отсекай!», «Гони их!», «Бомбами, огонь!» Он торопил нас, ибо в скоротечности боя, пока бандиты не разобрались, что нас ничтожная горстка, был секрет его успеха.
Неприкрытым оставалось лишь одно направление – в сторону лощины, которая казалась бандитам спасением от лошадиных копыт и казачьих сабель. Повстанцам ничего не оставалось сделать, как попытаться уйти от преследования вверх по лощине – месту, где бесполезная атакующая мощь казачьей кавалерии. Они не знали, что по распоряжению нашего командира, накануне ночью на склонах лощины были оборудованы две огневые точки для пулемётов, и заняли позиции тридцать лучших стрелков. Лощина оказалась смертельной ловушкой, мешком для бандитов…»

Далее следует подробное описание окончательного разгрома последнего крупного отряда чапанов.
Цитата
«…После боя вместе с сельскими активистами доставали из проруби жертв бандитского террора: комиссара Станкевича, пленных красноармейцев со следами пыток, батю командира – Егора Заломова, батю комиссара – Тимофея Кондратьева, убитых комсомольцев, и Машу с Фролкой. Синий труп Марии, был обезображен издевательствами, но гримаса смерти не затронула чистого девичьего лица. Фрола долго пытали перед смертью, и выражение лица юного разведчика было омрачено печатью страданий. Изверги на его спине и груди вырезали звёзды, выжгли глаза, отрезали член и сунули ему в рот. Мрачно стояли васильевские крестьяне, только сейчас начинающие понимать, что они натворили.
Мало кто спал этой ночью – плач стоял по селу. Всю ночь красноармейцы и мобилизованные жители села жгли костры и копали могилы для похорон жертв бандитского террора. На следующий день при всем стечении народа, комиссар зачитала приговор. К расстрелу приговаривались несколько наиболее отъявленных головорезов, виновных в расстрелах и пытках, грабежах и изнасилованиях. По настоянию командира ревтрибунал приговорил к расстрелу и председателя местного комбеда Прокопа Меринова за его издевательства над жителями села. Все дни восстания эта тварь, с которой, собственно говоря, всё и началось, просидела под арестом в подвале сельсоветовского дома, стараясь поменьше напоминать о себе. Гад, трясясь от ужаса, молча сидел и слушал, как над ним зверски насиловали Марию, убивали пойманного на встрече с нашим связным Тимофея Кондратьева, глумились над Фролом, тщетно пытаясь выведать стоянку нашего отряда.
Приговор был приведён в исполнение немедленно, на глазах сельчан. Одно омрачало справедливость возмездия – Сеньке Яценюку вместе с несколькими своими приспешниками удалось выскочить из западни. После этого состоялись похороны. Плакала наш комиссар, Глафира, Глаша. Сумрачен стоял Николай, рыжие кудри которого у висков тронула седина. Облачённую в белое платье Машу похоронили рядом с нашим маленьким разведчиком. Смерть повенчала влюблённых…»

Летом 1966 года генерал- полковника Фёдора Константиновича Клёнова навестил таинственный незнакомец. Агенты наружного наблюдения не смогли определить время визита, как и время выхода незнакомца, утверждая в своих отчётах, что «он явился из ниоткуда и ушёл в никуда». При этом они описывали такие странные явления, что в отношении сотрудников была назначена принудительная психиатрическая экспертиза. После визита Ф.К. Клёнов уничтожил часть рукописи путём сожжения, наотрез отказываясь восстановить уничтоженный фрагмент. На все просьбы он, глядя мимо собеседника, бормотал:
- Всё сделаю как надо, Коля! Всё сделаю…
Цитата
«…Блестяще оправдался гениальный замысел Михаила Васильевича Фрунзе по разъединению колчаковских войск. Потерпев поражение в предгорьях Урала, основные силы белогвардейцев стали откатываться на восток. А Уральские казаки, осознавая, что не могут оставить своих жён и детей, свои родные станицы, повернули в свои заволжские степи. Командование Уральской армии отдало приказ с боями отступать на юг. В тяжелейших условиях, без воды и еды, без фуража и медикаментов наступал героический Туркестанский фронт. Уральская армия, под командованием генерал-лейтенанта В.С. Толстова отходила в общем направлении на Гурьев. С армией двигались многочисленные обозы – казаки, снимаясь с насиженных мест, выводили всё: семьи, скот, утварь. Красные части встречали на своём пути лишь пустые станицы, отравленные колодцы и сожжённую степь.
С тяжёлым чувством наблюдали казаки нашего полка за этим великим исходом Уральского казачества. Смурно было у нас на душе: там, с отступающей армией были наши семьи, дети, отцы и матери, сердечные привязанности. Словно уходило навсегда что-то родное, умирала частичка собственной души. Так получилось, что не с кем было поговорить по душам с хлопцами, наставить на истинный путь, зажечь огонь веры в их сердцах. Подло был убит легендарный Чепай, наш второй отец, за которым казаки готовы были и в огонь и в воду. Осталась в губернском городе С. с ранеными наша сестричка, наш пламенный комиссар Глаша Кондратьева. В больничном загоне метался в горячечном бреду наш боевой командир, спокойный и рассудительный Коля Заломов, которому верили мы как родному старшему брату. Некому было отвратить наш полк от роковой ошибки. И мы совершили её…»

Следующая часть рукописи была не допущена к печати военными цензорами из ГПУ СА и ВМФ. Обращение автора мемуаров Ф.К. Клёнова к своему боевому товарищу начальнику ГПУ генералу армии А.А. Епишеву результатов не дало. Заслуженный герой войны не решился собственноручно отказать своему старому приятелю. По поручению начальника Главпура письмо с отказом написал его референт, некто Пёсогонов, профессор Военно-политической академии имени В.И. Ленина, между прочим. В ответе, который получил Фёдор Константинович Клёнов, в частности была фраза: «В условиях напряжённой международной обстановки, когда против нашей страны и нашей партии ведётся беспрецедентная идеологическая и психологическая война, мы не должны вкладывать оружие в руки наших врагов». Получив отказ, Фёдор Константинович горько улыбнулся своему литобработчику, со страхом ожидавшему генеральского гнева:
- Умный поймёт, между строк прочитает! – и обречённо махнул рукой.
Цитата
«…В марте 1920 года остатки полка оказались на берегу Чёрного моря – в Новороссийске. На наших глазах свершилась катастрофа, постигшая Вооруженные силы юга России. Подлинные хозяева белогвардейцев – англичане заявили, что могут эвакуировать не более пяти-шести тысяч человек. Донцы и кубанцы были полностью дезорганизованы и в панике бежали под натиском Красной Армии. Добровольцы отступали вдоль железной дороги, по которой в Новороссийск прорывались штабной поезд неудачливого главнокомандующего Деникина и белогвардейские бронепоезда. Параллельным курсом с боями продвигались будёновцы.
Военные корабли англичан открыли артиллерийский огонь по горам, окружавшим город, не давая красным приблизится к Цемесской бухте. А на берег высадился батальон Королевских шотландских стрелков – прикрывать эвакуацию костяка Добармии. «Союзники» показали себя в полной мере.
Всю ночь 26 марта горели склады и цистерны с нефтью, было светло как днём. А утром водная морская гладь была пустынна – все корабли ушли, оставив на берегу более 10 000 тысяч солдат, казаков и офицеров. Когда от стенки причала отплывал последний транспорт, на окраины города ступили первые части Красной Армии.
Передо мною как командиром полка и всеми казаками со всей своей неприглядной откровенностью встал вопрос: что делать дальше? И второй, не менее важный: а простят ли? Простили! На западе нашей молодой Советской Республики начиналась новая война – с белополяками, захватившими Киев. Потрёпанной в боях Первой Конной армии товарища Будённого С.М. требовалось пополнение, остатки нашего полка были сведены в эскадрон и влились в состав 14-ой кавалерийской дивизии, начальником которой был товарищ Пархоменко А.Я. Я был назначен командиром эскадрона. И уже через несколько дней Первая Конная выступила в глубокий рейд по степям Украины в сторону польского фронта…»

Повествование о героических сражениях с белополяками пропущено, как не имеющее отношения к повествованию.
Цитата
«…После тяжелейших сражений под Львовом и Варшавой, Конармия была переброшена на врангелевский фронт. Там судьба вновь свела меня с Николаем Заломовым и его лихим ординарцем Наталкой. Я уже не раз писал, что красная кавалерия потеряла в лице Заломова одного их лучших своих командиров, но техническая сторона его натуры одержала в нём верх. Вот и на Южный фронт он приехал вместе с новым командующим Фрунзе и занимался вопросами организации эффективного артиллерийского огня, хотя официально начальником артиллерии числился совершенно другой человек. Это благодаря его безукоризненным расчётам и удачному расположению артиллерийских огневых позиций были разбиты батареи на Перекопе. Он был одержим идеей технического перевооружения армии, и после окончания гражданской войны занимался этими вопросами в комиссии, возглавляемой заместителем наркома Тухачевским
».
Большая часть воспоминаний Ф.К. Клёнова посвящена сражениям Великой Отечественной войны. В результате ознакомления с материалами, Центральный комитет КПСС принял решение об издании мемуаров ограниченным тиражом. После издания книги Ф.К. Клёнова «Прожитое», ей был присвоен гриф «ДСП». Весь тираж поступил в спецотделы центральных, республиканских и областных библиотек, библиотек институтов АН СССР, секретные библиотеки штабов военных округов, соединений, частей, военных училищ и академий ВС СССР. Ни один экземпляр не поступил в открытую продажу.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 8.3.2018, 9:00
Сообщение #44


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Глава 18. Отложенное возмездие

Цитата
«Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям
и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звёздная мишура,
да будет надежда
ладони греть»
Иосиф Бродский


Николай сидел на полу возле окна, прислонившись к спиной к стене. Попробовал высунуть голову, но выпущенная из винтовки пуля, с жужжаньем вгрызлась в оконную раму и заставила его вновь пригнуться. Обложили!
- Эй! Колян! – раздался торжествующе-ёрнический голос Сеньки. – Дом окружён! Окно под прицелом. Твои лампасники дрыхнут и тебе не помогут. Ты попался! Давай, выходи, поговорим! Решим, наконец, все наши негоразды.
Николай, отстегнув магазин, с надеждой туда посмотрел, хотя знал, что оставалось всего три патрона. Рядом лежал такой заветный, такой желанный, но абсолютно бесполезный Меч Тамерлана. Не с мечом же идти на пули!
Всё казалось, предусмотрел! Всё учёл! Освободил село, а про полуразрушенную усадьбу Воиновых и не вспомнил, полководец хренов! Хотя должен бы догадаться, что именно сюда пойдут в первую очередь хорониться уцелевшие бандиты. Вообще, ошибок было во время рейда совершено немало. А цена ошибки – человеческая жизнь! Любая жизнь – и жизнь безвестных крестьян и красноармейцев, и жизнь близких и родных. К себе Николай привык предъявлять высокие требования, вот и сейчас, попав в ловушку, думал, что это не только из-за того, что в своих расчётах не учёл помещичий дом, но и расплата за все предыдущие ошибки. Не пойди он тогда под Сызрань – не полезла бы вся эта бандитская сволочь обратно в деревни, ударь он сразу по Васильевке, не размениваясь на мелкие и никому не нужные деревеньки, возможно, не удалось бы уйти вожакам. А, главное, были бы живы и их с Глашей отцы, и Фролка с Машей. Да нет, всё сделано верно, дело – главное, личное – потом. Но слишком велика заплаченная цена, почти неподъёмна. Его аж передёрнуло – перед глазами стояли давешние похороны: скорбный взгляд Глаши, брат Иван со всклокоченной бородой, рыдающая на его плече сноха Катя, Мишутка с Андрейкой, племяшки, держащиеся за её подол, лежащая в гробу вся в белом, красивая в смерти, Маша, и её жених, юный красноармеец Фрол, так мало видевший хорошего в своей короткой жизни.
«Да-а! Грехов ты, братец, набрал немало! – подумал он про себя.- Если, в самом деле, Всевышний существует – ввек не отмолишься!» Ещё и Глашу в постель уволок! Хоть и не привлекала его вовсе эта русоволосая красавица с типично русским лицом, он относился к ней, скорее как к старшей сестре, однако же, не видел другого выхода – нужно было её к жизни возвратить. И непонятно теперь как Кириллу в глаза смотреть. Хотя, очень даже понятно – после этой передряги смотреть в глаза уже никому не придётся, разве что с того света.
***
После сельского схода и похорон жертв бандитского террора он утянул Глашу к себе в дом – нечего ей в пустой избёнке одной делать – только страдать в одиночестве по зарубленному бандитами Тимофею, её отцу. На ужин Катерина Евграфовна соорудила домашнюю лапшу с грибами, да на закуску Иван достал остатки капусты из кадки в подвале. По нонешним временам вышел пир горой – Николай ещё по годам жизни у Катерины с Алексеем знал – его сноха из тех хозяек, что из топора смогут приготовить такое блюдо, что и на царский стол не стыдно поставить.
- Кушайте, рОбята, кушайте! – приговаривала сноха, как и прежде стоявшая в стороне и с любовью глядевшая на жующих. – Я ещё вам смальца пОжарила, макайте хлебушек.
Иван ел молча, хмуро и сосредоточенно. Видом он был настоящий русский богатырь, какими их рисовали художники – косматый и бородатый здоровенный детина. На что уж крепок был Николай, однако же, весьма бледно смотрелся на фоне старшого, куда уж тогда до него было обычным людям. Мрачного старшего братца, по правде говоря, Николай всегда побаивался, в отличие от весёлого Алексея, да большая разница в возрасте сказывалась: он и помнил то его всегда взрослым, всегда работающим в карьерах отца.
Покойный отец старшего сына не баловал образованием, сызмальства приучал к труду. Это уж младших он, да когда развернулся, надумал обучить книжной премудрости. А вся жизнь Ивана прошла меж мела, известняка, каменной пыли, на стропилах да выработках. Зато свою каменную премудрость изучил он вдоль и поперёк. Знал, какой камень годится на щебень для насыпи, а какой в город – для мостовой, какие камни можно перетереть для меловой посыпки, а какие годны для дробления. Только его и видел Георгий Никитич своим наследником, продолжателем своего дела. Иван Георгиевич, прожив свою жизнь среди камней, и сам стал подобен камню – суровый и немногословный – он к своему сороковнику так и остался бобылём. Тем более была удивительной та нежность, с который Иван относился к своим племянникам и вдове погибшего брата.
- Кушай, Ванюша, а тО уж бОльно рабОта тяжёлая у тебя. – голос Катерины, пододвигающей тарелку к Ивану, прервал размышления Николая.
И заставил его заёрзать – уж он хорошо знал этот полный нежности тон снохи. Неужто здесь что-то слаживается?
- Я на тебя рассчитывал, Иван! – продолжил он начатый ещё на сходе разговор.
Дело в том, что когда выбирали сельский Совет, кто-то выкликнул кандидатуру Заломова, Ивана Егорыча, которую сельчане дружно поддержали:
- Давай, Егорыч! – кричали. – Ты мужик правильный, наш, трудовой.
- И батю твого все уважали, и брательник – красный командир.
- Виноватые мы – поверили этому пройдохе Яценюку, а с тобой не забалуешь.
- Вы с батей завсегда по-справедливости дела делали, по-справедливости и нами правь.
Однако, Иван наотрез отказался от такой чести. Взобрался на телегу, перекрестился на Храм Божий, поклонился миру:
- Извиняйте братцы, перед всем миром прошу – избавьте от такой ноши. Недостоин я, не могу.
У Николая, который уж было подумал, что это было бы хорошим выходом, аж рот открылся от неожиданности. Вот поэтому он и высказал сейчас недовольство отказом брата.
- Да ты пойми, дурачок! – не обидевшись, снисходительно отвечал старший братец. – Нельзя мне. Тебя же первого заклюют, случись что.
- А ведь это верно! – неожиданно поддержала Ивана Глаша. – И как только мы сами не подумали об этом. Да и происхождение у него неподходящее – кулацкое.
- Значит, в армии служить, кровь проливать, ничего, можно! – взорвался Николай. – Умереть за революцию происхождение позволяет, а на деревне руководить – нет?!
- Именно! – продолжила Глаша. – Для армии пойдёт, а для деревни – уж извини. Любое его действие под лупой рассматривать будут – а не хочет ли кулак снова односельчан в кабалу заграбастать.
- Молодец! Хорошая девочка, правильно мыслишь. – Иван протянул свою граблю-пятерню и потрепал Глашу по голове.
И это боевого комиссара отряда! «Да! Дела! Чудные вещи творятся с нелюдимым братцем». – подумал Заломов.
– Что, командир? Утёрла тебе нос Тимофеева дочка?
- Утёрла. – со вздохом признал Николай.
Сразу стало несколько повеселее, хоть поводов для веселья особо не было, похороны ещё стояли перед глазами. Даже Глаша несколько отошла от своей отстранённости, вон как щёчки порозовели. Весь день Николай украдкой приглядывал за своим комиссаром. Глаша была молчалива, к ней вернулось всегдашнее спокойствие. Уже лучше! Простила ли она его за проведённую ночь, он не знал. Но эмоциональная встряска, которую получила девушка, явно пошла ей на пользу. Отдавалась она ему бурно, страстно, неистово, так, что Николай понимал: теперь, глядя на Кирилла, он всегда будет испытывать чувство стыда и неловкости. Однако же, и по-другому было нельзя. Были учителя в жизни Заломова, которые так же и ему помогли справиться с горем.
***
Лиза! При воспоминании о ней, как всегда возникло чувство неудовлетворённости, недосказанности. Зря он с ней так плохо расстался. Не сумел понять и быть снисходительным к запутавшейся и запуганной девушке. А сейчас она вместе со своими товарищами-циркачами лежит где-то в донецкой степи, зверски убитая бандитами-самостийниками.
Мыслями Николай Заломов вновь вернулся в весну восемнадцатого года. Заломов тогда вместе с крановщиком Ворошиловым и слесарем Пархоменко формировали из красногвардейских отрядов рабочих Донбасса регулярные части Красной Армии. После установления Советской власти в Москве, Заломов сам попросился на Донбасс к Фёдору Андреевичу Сергееву, более известному как товарищ Артём. Его, с детства интересующегося металлургией, всегда влекло в этот регион – индустриальное сердце России. Николая воодушевила идея товарищей Артёма и Васильченко, что в основе создаваемых автономных республик должен лежать территориально-производственный, а не национальный принцип. В феврале 1918 года Заломов принял участие в IV областном съезде Советов рабочих депутатов Донецкого и Криворожского бассейнов, на котором была провозглашена Донецко-Криворожская советская республика[12]. Вместе с делегатами съезда он бурно аплодировал словам коммуниста Семёна Васильченко:
Цитата
«По мере укрепления Советской власти на местах федерации Российских Социалистических Республик будут строиться не по национальным признакам, а по особенностям экономически-хозяйственного быта. Такой самодовлеющей в хозяйственном отношении единицей является Донецкий и Криворожский бассейн. Донецкая республика может стать образцом социалистиче¬ского хозяйства для других республик».

Донкривбасс создавался трудно. Слишком много разнородных сил препятствовало образованию республики. Откровенно враждебную позицию занимало контрреволюционное Всевеликое войско Донское, на чьи территории распространялась юрисдикция новообразованной республики. Развернули борьбу против ДКР самостийники Центральной Рады, чьи аппетиты простирались на земли аж до Каспия. Ситуация осложнялась отсутствием единства среди большевиков. В партии существовали настроения, что главной опасностью для революции есть русский великодержавный шовинизм. Эта прослойка потворствовала националистам, разрывающая единое тело России на национальные куски. Ильич явственно колебался. С одной стороны его бесило любое напоминание о русских и их национальных интересах, а с другой – уж больно привлекательна была идея образования на Юге России мощного промышленного сегмента с боевым и сознательным рабочим классом.
Влиятельная группа большевиков настаивала на создании некой Украины, выдуманного государства, доколе никогда не существовавшего. Эти люди деятельно интриговали против планов создания ДКР. По мере разгорания гражданской войны на территории юга России возникло несколько враждебных друг другу государств. Та же Украина была представлена киевской Центральной Радой и харьковским правительством Советской Украины. Получалось, что одновременно в Харькове сосуществовали две власти – Кривдонбасса и Украинской Советской республики. Две управленческие структуры, два центра власти, две системы подчинения, две Красных Армии – сам черт ногу сломит. Надо ли говорить, что Заломов деятельно поддерживал идею ДНР и по мере сил принимал участие в её создании.
Уже 9 февраля 1918 года делегация Украинской Народной Республики подписала сепаратный мир с Германией и Австро-Венгрией. Центральные державы признали Украину, причём в тех границах, которые делали невозможным существование ДКР. А заключенный в марте «похабный» Брестский мир подтвердил отторжение от России Украины. Советское правительство обязалось признать мирный договор с Центральной Радой. После подписания деятелями УНР договора о помощи с Центральными державами, немецкие и австрийские войска приступили к оккупации украинской территории. В очередной раз адепты украинства ради борьбы с Россией призвали врагов на свою территорию. Немецо-австрийские войска, не торопясь двигались на эшелонах с запада на восток, для маскировки выдвигая перед собой бутафорских шароварников УНР. Для Донкривбасса критическая ситуация сложилась в начале апреля, когда противники вплотную приблизились к Харькову. Разбитые советские дивизии откатывались назад. Заломов покинул Харьков 7 апреля на последнем эшелоне вместе с товарищем Артёмом, когда с запада в город уже входили первые немецкие части.
В Луганске, куда переехало правительство ДНР скопилось множество разбитых советских частей, сведённых в 5-ую армию, которую возглавил старый большевик К.Е. Ворошилов. Армией сие скопище вооружённых людей назвать можно было лишь с большой натяжкой. По сути это были отдельные отряды рабочих, сил местной самообороны и бывшие солдаты, массово драпавшие с фронта. Противостоять против немцев наличной силой было бы верхом сумасбродства. Центральный ревком Донбасса принял решение на эвакуацию в сторону Царицына и Воронежа. Вывозилось всё: составы с углём, банковские ценности, эшелоны с хлебом, даже телефонные аппараты и кабель, угонялись вагоны и подвижной состав. Покидали обжитые места рабочие с семьями.
Николай, на плечи которого легли заботы по эвакуации населения, в один из дней подошёл Артёму:
- Всё, Фёдор, не могу больше, отпусти меня.
Фёдор Андреевич поднял на Заломова воспалённые от недосыпания, красные глаза:
- Что так?
- К Клемент Ефремовичу пойду. Я всё-таки кадровый военный. Стыдно с бабами и детишками возиться, когда немец прёт.
- А эвакуацией кто заниматься будет? Я один?
- Не надо Фёдор, не один ты – есть люди. А моё место там, на фронте.
- Понимаю. – старый большевик Фёдор Андреевич Сергеев (Артём) положил руку Заломову на плечо. – Ты, кстати, в армии не по кавалерии случайно был?
- В драгунах служил.
- Вот и ладно, а то ружей и кулемётов с нас достаточно, припасов боевых тоже, даже и пушки есть. Рабочие бронепоезда изготовили. А вот с конницей у нас плохо дело.
- Нам же по казацкой земле в Царицын пробиваться, а с казаками без кавалерии никуда.
- Вот то-то и оно! Значит так, дуй в ревком, за предписанием, скажешь, что я подпишу. А я свяжусь с Ворошилом.
После разговора с Ворошиловым, который явно обрадовался новому назначенцу, Николай возглавил кавалерийский полк, который, однако, ещё предстояло сформировать. Как и 5-ю армию, командиром которой постановлением СНК Донкривбасса назначен Климент Ефремович Ворошилов. По сути, армия представляла собой разнородные конгломераты остатков 5-ой армии Украинской Советской республики, Одесской армии (3-ей армии), Донецкой армии, рабочих красногвардейских отрядов Донбасса, местных отрядов самообороны, моряков Черноморского флота, крестьянских и казачьих партизанских отрядов. Оружия и боеприпасов было достаточно. На вооружении были пулемёты, артиллерия и бронепоезда. Но не было никакой организации, умения воевать и дисциплины. Времени на формирование и боевое слаживание тоже было отчаянно мало– с запада напирали австрияки с немцами и их шавки, гайдамаки, которые храбрыми становились лишь в присутствии союзников. Пограбить да понасильничать, однако, они были большие мастера.
Но именно эти опереточные войска новообразованных украинцев нанесли Заломову незаживающую душевную рану. В один из дней, будучи по каким-то делам в штабе армии, он был окликнут очень знакомым женским голосом:
- Николка!
Николай удивлённо поднял бровь и обернулся – его сто лет уже так никто не называл. У окна в скромном синем платочке и душегрейке стояла Лиза. Лизетт!
Она подошла, обвила его шею руками, заглянула в глаза, потянула губы для поцелуя. Он мягко отстранился, освободив свою шею из плена её рук. Николай уже давно, с того самого случая, освободил себя от сердечных привязанностей, заморозил своё сердце, закупорил душу, предпочитая случайные и мимолётные связи.
- Ты что здесь делаешь? Джембаз где? – спросил Заломов, одновременно машинально разглядывая лицо девушки.
Постарела? Нет, скорее, повзрослела. Но всё так же красива. Да время добавило несколько морщин на её лицо. Лёгкая тень после слов Николая омрачила её чело, но ничего, справилась быстро.
- Джембаз у командарма, задачу получает.
- Да кто вы такие?
- Цирковые, как и прежде.
- А при чём здесь армия?
- Так мы завтра навстречу немцам отправляемся. Будем давать представления, как и прежде, заодно присматриваться.
- Так вы разведка! Это же опасно!
- Не опаснее чем раньше. Помнишь, чем тогда занимались? Цирк ведь прикрытием только был.
- Тогда – другое дело! – возразил Николай. – И цена была иной. Попадись мы тогда, ну, розгами казаки угостят, да в Сибирь отправят. А сейчас война – выход только один – расстрел!
- Не дрейфь, Николя! Выдюжим! Не впервой. – раздался за спиной Николая голос незаметно подошедшего Джембаза.
Вечер был наполнен воспоминаниями, ибо провёл его Николай со старыми друзьями. Надо же, а каменное сердце немного сжалось при виде почти родных людей. Был тёплый апрельский вечер, поэтому собрались у костра. Пекли мёрзлую прошлогоднюю картошку, пили пустой, едва подкрашенный чай, вспоминали былое, размышляли о настоящем, мечтали о будущем. А утром кибитки снялись и вместе с солнцем двинулись на запад, встречь надвигавшемуся неприятелю.
В последний раз Заломов увидел Лизу 24 апреля в штабном вагоне командарма, куда Ворошилов вызвал его. В углу вагона сидел оборванный мальчик-пстушок и жадно пил воду, рядом лежали неизменные спутники пастуха: пастуший рожок и кнут. Командарм стоял за столом и читал маленький оборванный клочок бумаги. Рядом заглядывал через командармовское плечо начдив Пархоменко, с которым Николай в последнее время крепко сдружился.
- Прибыл? – полуутвердительно спросил, отрываясь от чтения Ворошилов. – Вот и добре. Твой полк придаётся дивизии Пархоменко. Плохи дела, Коля, разведка докладывает, - он кивнул в сторону маленького лазутчика, - Что немец замечен на станции Родаково.
Пастушок тем временем перестал пить, отнял руку с кружкой от чумазого лица и к немалому изумлению Николая превратился в Лизу, переодетую мальчиком.
- Оттуда до Луганска рукой подать. А здесь люди, правительство республики, нужно выгадать несколько дней. – продолжал Ворошилов. – Саша, тебе с твоей дивизией надо задержать немца. Всё ясно, хлопцы?
- Так точно! – одновременно ответили Пархоменко и Заломов.
- Выполнять!
Уже на выходе, хлопнув Пархоменко по плечу, Заломов сказал:
- Погодь, Сашко! Я тут задержусь ненадолго, поговорить мне надо. А после сразу к тебе, померкуем.
- Добре! Тики трошки, чекаю тебя в штабе дивизии.
Заломов догнал, идущую в столовую Лизу:
- Куда ты теперь?
Девушка обернулась и посмотрела на Николая без улыбки:
- Как куда? К своим!
- Не надо, не ходи, вы свою задачу выполнили, наших предупредили. Тебе возвращаться опасно.
- Я товарищей своих не брошу. Только вместе.
- Им тоже возвращаться пора!
- Вот вместе и вернёмся. Прощай, Коленька! Любила тебя больше жизни, а оно вон как вышло.
Посмотрела а глаза, ожидая чего-то, но Николай стоял, словно одеревенел и просто молча глядел на Лизу.
Девушка хлестнула плетью, подняв дорожную пыль, словно махнула рукой, развернулась и пошла своей неповторимой грациозной поступью циркачки. Заломов смотрел ей вслед и корил себя: «Хоть бы поцеловал, она ведь ждала! Эх, дубина стоеросовая!» Через некоторое время он уже скакал на своём ахалтекинце Тишке в расположение полка, и уже другие мысли занимали его голову. Ночью все наличные силы дивизии сосредоточились у станции Меловой, что на полпути между Родаково и Луганском. Имея бронепоезда, Пархоменко намеревался встретить неприятеля на перегоне Родаково – Меловая и нанести ему огневое поражение броневой артиллерией. Полку Заломова поручался смелый флановый манёвр и удар на сообщения группировки оккупантов их прихлебателей из так называемой армии Украинской Народной республики.
В боях 25-26 апреля 1918 года родилась 5-ая армия как грозная боевая сила. Были разгромлены две немецкие пехотные дивизии, в качестве трофея части Красной Армии разжились двумя взятыми в бою батареями и двумя десятками пулемётов. В результате удара кавполком Заломова по тылам наступающих войск были захвачены два самолёта и весь армейский обоз.
Но руководство ДКР и командование армии сознавало, что это лишь временный успех. 28 апреля пришлось оставить Луганск. Правительство Донкривбасса эвакуировалось на станцию Миллерово, где состоялось совместное совещание Совета Народных комиссаров ДКР и военного совета 5-ой армии. По предложению Ворошилова было принято решение об отступлении на Царицын. В принципе, другого решения, кроме гибели, и не было. Заняв станцию Чертково, немцы отрезали путь на север – в направлении Воронеж-Москва. Ростов на юге был занят белоказачьими бандами атамана Краснова. Оставался свободным лишь узкий коридор в сторону востока – по донским степям на Царицын.
Начался легендарный Царицынский поход. Более трёх тысяч вагонов везли рабочих и их семьи, государственное имущество и ценности. Перегонялись паровозы. В голове и хвосте колонны следовали бронепоезда прикрытия. На флангах – по просёлочным дорогам – беженцев охраняли, двигавшиеся параллельно, кавалерийские части. В их числе был и полк Заломова. По всему пути следования шли ожесточённые бои с белоказаками. Приходилось отражать по несколько атак в день. По ним стреляли пулемёты с самолётов, на их пути отравлялись колодцы и мосты, выводились из строя водокачки. Армия несла потери, но и к ней постоянно подходили пополнения – местные отряды шахтёров, остатки рагромленных полков Красой Армии, казаки из «красных» станиц, не признающих власть белогвардейского Войскового круга Всевеликого Войска Донского.
Николай не уставал восхищаться мужеством Пархоменко, который, прикрывая всех, отступал на последнем бронепоезде. Не раз его хоронили, но на очередной станции вновь появлялся потрёпанный бронепоезд с, неизменно крутящим ус, удалым начдивом.
Побратались они с Пархоменко во время бойни на станции Суровикино, что распложена перед самым Доном. На станции стоял готовый к прорыву санитарный поезд с ранеными красноармейцами. До Царицына оставалось уже недалеко, командование армии не могло бросить раненых бойцов и стало готовить операцию прорыва. На рассвете 23 мая белоказаки открыли артиллерийский огонь по эшелону, невзирая на разрывающийся над ним флаг Красного Креста. К 9 часам на станцию прорвались белые, и началась кровавая расправа. Беспомощных раненых и медперсонал кололи штыками и расстреливали. На помощь через неприятеля удалось прорваться мотобронедрезине, на которой были Ворошилов, Пархоменко и Заломов. Пока Ворошилов возглавил бой, Заломов с Пархоменко занялись спасением оставшихся в живых. Под огнём удалось подогнать паровоз. Заломов встал к топке, Пархоменко занял место машиниста. Несмотря на ранение Александра Пархоменко, им удалось вывести эшелон. Из шести сотен раненых красноармейцев удалось спасти 70 человек. Оставалось сделать последнее усилие – форсировать Дон.
***
Воспоминания Николая были прерваны внезапно возникшим шумом. Это вернулись с улицы племянники. С визгом ребятня подбежала к Ивану. Андрейка, как более смелый, взгромоздился к дяде Ване на колени, а Мишутка просто встал рядом, облокотившись на могучую дядину ногу. Без уморы на это зрелище смотреть было нельзя. «А ведь они его нисколько не боятся!» - подумал Николай, с удивлением наблюдая эту картину. Иван, достав из-за пазухи тряпку, развернул её, достал оттуда два кусочка сахара и угостил ребят. Лицо этого косматого чудовища осветила необычная для него нежность. Детишки же принялись сосредоточенно сосать небывалое по нынешним голодным временам лакомство.
- А ну, брысь ОтседОва, постелы, неча вам здесь делать! – замахнулась Катерина полотенцем, но больше для вида. – Балуешь ты их, Ванюша.
А Иван, поймав внимательный взгляд Николая, продолжил начатый ранее разговор.
- Вот видишь, куда я теперь без них? Мне племяшек поднимать надо, а не штаны в Советах просиживать. Да и не говорун я никакой, это вы с Лёшкой, - тут он мельком взглянул на вдову, - Пусть земля ему будет пухом, шибко грамотные были, да шустрые. А моё дело – камни ворочать. Артель-то без меня загнётся. Загнётся же?
- Загнется! – вынужден был со вздохом признать Николай.
- Ну вот, а людям хоть какая-никакая копейка выгорит за труды. Землица-то наша, сам знаешь – и смех, и грех. Да и не могу я в поле, с детства одни камни ворочал.
- А нужны по нынешним временам твои камни?
- А как же! Не ты один с беляком воюешь, мои камни тоже. Ко мне уже и командующий ваш анженера присылал, Дмитрия Михайловича.
- Карбышева?
- Вроде его. Будут они цельный каменный оборонительный пояс вокруг губернского города С. возводить. Против Колчака, значит. Да и на мосты камень нужен, опять же, щебень – насыпи укреплять, чтобы тяжёлые бронепоезда проходили.
Это было новостью для Николая. Нет, он знал, что по поручению Фрунзе, Дмитрий Карбышев, молодой и талантливый военный инженер, возводит укрепрайоны возле волжских городов, знал, что на заводах и депо города собираются мощные бронепоезда для грядущего контрнаступления. Но не подозревал, что столь грандиозное дело затронет даже такого дремучего человека, каким представлялся ему старший брат. «Ошибка, однако! – с досадой подумал он про себя. - Плохо в людях разбираешься, товарищ Заломов. Что за руководитель из тебя выйдет, если родного брата разглядеть не сумел?».
- А как возить будут? – спросила Глаша.
- Да вот, вам спасибо – дорога на Сызрань теперь свободна. Пока возами до Сызрани, а там – по железке. А как Волга вскроется – знамо как – баржами. Уже недолго осталось.
- Ну да ладно! – Николай достал брегет из кармана, посмотрел – вечерело.- Вы тут сидите, а я пошёл, дело есть.
- Куда ты на ночь глядя? – забеспокоилась Катерина.
- Недалеко тут…
- Туда? – догадалась Глаша. – А чё, днём нельзя?
- Днём некогда, и лишние глаза мне ни к чему. Дозоры проверь!
- Проверю. – пообещала комиссар. – Но всё-таки лучше взял бы кого.
Он словно не услышал, продолжая досказывать своё:
- Проверишь – и сразу сюда. В свой дом не ходи. Иван, Катя, присмотрите за ней?
- А как же! - ответила за двоих Катерина. – Мы её никуда не Отпустим. Глаша, я пОстелю тебе у меня, не возражаешь? Покумекаем О нашем, О бабскОм.
Пользуясь тем, что они немного отвлеклись, Николай, перепоясался ремнями, нацепил на плечо деревянную кобуру с маузером, подумал и, подстраховавшись, захватил дополнительную обойму.
Пока шел по тысячекратно исхоженному пути, думал, что воспоминания нахлынут так, что сердце готово будет выпрыгнуть. Действительность оказалась куда прозаичней: ничего не ёкнуло, не затрепетало. Кровавые события последних дней, тяжёлые потери близких и дорогих людей, заслонили полудетские переживания, связанные с Мечом Тамерлана. Даже как-то и не верилось, что в его руках скоро будет ключ в его любимой, к его Наталке.
Помещичий дом и в пору детства Николая не производил впечатления, а сейчас он тем более представлял из себя весьма унылый вид. Будучи заброшен ещё до германской, господский дом постепенно разрушался. В революцию васильевские мужики окончательно привели усадьбу в запустение, растащив мебель, и стёкла. Покинутый дом, зияя чёрными оконными провалами, оставлял, у всякого увидевшего его, гнетущее впечатление. Ветер гулял по его пустым комнатам, может быть, поэтому бандиты выбрали в качестве своего штаба не заброшенное имение, а вполне уютный дом земской управы.
Торкнуло, что называется, Николая, лишь когда он оказался внутри господского дома. Он столько лет шёл к разгадке тайны исчезновения Наташи, переборол столько препятствий и обстоятельств, которые то и дело возникали у него на пути! Чего только стоили последние несколько дней, когда он, преодолевая искушение, не бросился сломя голову в Васильевку, а спокойно и методично сжимал кольцо вокруг оплота восстания. Он запретил себе думать о Наталке. Старался не вспоминать письмо, которое лежало во внутреннем кармане кожанки и жгло его сердце. Ожидал, когда дозреет ситуация, что повстанцы осточертеют крестьянам хуже горькой редьки, когда вакханалия свободы и вседозволенности так надоест, что местный житель будет воспринимать Красную Армию, как освободителей. Постепенно готовил из ивановских рабочих умелых солдат, а из искренних и честных, но недалёких и необразованных казачков сознательных бойцов за дело революции. Для эффективных действий ему требовалось боеспособная часть, а не наспех сколоченная толпа вооружённых людей. И у него это получилось! Пред его глазами был пример, на который Заломов неосознанно равнялся.
***
Он часто задавал себе вопрос, каким образом человек никогда не служивший в армии, без всякого боевого опыта, смог сорганизовать в единый военный механизм целую армию? И с успехом вести её в бой! Да – рабочая закваска, да – стаж подпольщика, да – старый коммунист, да – опыт управления партийными организациями. Но… - никаких военный знаний! Таким был командарм Ворошилов Климент Ефремович. В начале царицинского похода 5-ая армия представляла из себя толпу вооруженных людей, отдельные отряды, никак не управляющиеся, никак не координирующие свои действия. И вся эта огромная масса эшелонами и бронепоездами с боями пробивалась в Царицын. Комплектование частей и подразделений и их боевое слаживание происходило на колёсах, на ходу, в боях. Но к Царицыну вышел единый и слаженный боевой механизм, сцементировавший оборону города и похоронивший планы белогвардейцев перерезать Волгу и соединиться в районе Саратова и Царицына.
После бойни на станции Суровикино кавполк Заломова неожиданно оказался в авангарде армии. Белоказаки окружили станцию со всех сторон и предложили капитуляцию. Не на того напали! Не таков был Ворошилов, чтобы гнуться под ударами судьбы! Командарм распорядился пехотным частям занять круговую оборону, бронепоездам – поддерживать их артиллерийским огнём, полку Заломова – провести диверсию в сторону Дона и разведать состояние железнодорожного моста через реку. Для отвлечения сил неприятеля от участка прорыва по приказу Ворошилова была произведена демонстрация атакующих действий. Когда напряжение боя достигло апогея, кавалерийская лава смяла пластунов, и вихрем пронёсшись по тылам, двинулась в сторону Дона. Не задерживаясь, полк пронёсся через станцию Чир, направляясь прямиком к мосту… Мост был взорван!
Со дня начала исхода в Царицын не было вести тяжелее, чем весть, которую доставил вечером комполка Заломов. Не было горше дня для участников Царицынского похода. Когда Николай закончил доклад, на совещании правительства ДКР и РВС армии воцарилась тишина. Неужели все труды были зря? Что ждёт рабочих и их семьи? Какая постигнет участь казаков Морозовской и других «красных» станиц, ушедших с Пятой армией? А что делать с грузами, имуществом и подвижным составом?
- Значит так! – рубанул рукой воздух Ворошилов. – Главное для нас – спасти людей и сохранить армию, как боевую единицу. Поэтому слушай приказ – армия эвакуируется на плацдарм вокруг станции Чир, занимаемый полком товарища Заломова с задачей организации обороны вокруг переправ. Бронепоезда держат и контролируют все подъездные пути. Отряды рабочих должны разведать места возможных переправ и реквизируют все возможные плавсредства, вплоть до рыбацких лодок. Потребуется сооружение больших плотов для скота и снятой с бронепоездов артиллерии. Имущество перегрузить на подводы, подвод хватит. Те грузы, которые невозможно переправить на тот берег Дона, подвижной состав и локомотивы придёться взовать. Подрывать будем всё, что невозможно переправить на левый берег Дона, с бронепоездами придётся расстаться, товарищи. Для этого будут созданы специальные подрывные команды. Белякам не должно достаться ни одного вагона!
Во время приказа Артём стоял возле Заломова и тихонько осведомился у него характером повреждений моста.
- Нет! – неожиданно сказал он, когда Ворошилов закончил. – Есть возможность спасти всё!
Климент Ефремович удивлённо, даже с оттенком возмущения посмотрел на соратника. Хотя формально командующим армией он был назначен ЦИК Донкривбасса, но до сих пор глава Республики не позволял себе столь бесцеремонного вмешательства в оперативные вопросы, оставляя себе лишь общеполитическое и организационное руководство Царицынским походом. Тем более, что они были, что называется, в одной весовой категории: оба – подпольщики с большим стажем, оба – члены ЦК партии большевиков.
- Я тут посоветовался с товарищем Заломовым, - невозмутимо продолжил Артём, - Можно построить мост, достаточной грузоподъёмности, чтобы перегнать составы и бронепоезда на тот берег. Белоказакам нельзя оставлять даже искорёженные груды металла. Каждый спасённый бронепоезд – подспорье для обороны Царицына, каждая оставленная и взорванная платформа – подарок врагу!
- Да будет так! – резюмировал мгновенно сориентировавшийся и как-то сразу повеселевший Ворошилов. – В части боевой задачи армии – она остаётся прежней – занимаем оборону по правому берегу реки. А в части организации форсирования Дона – определимся на месте, хотя, вариант с мостом мне видится предпочтительнее.
- Только придётся тебе, Климент Ефремович, отдать мне Заломова. – заявил Сергеев.- Хороших рубак у тебя и без него и без него хватает, а вот технических специалистов у меня мало. Я вот с парнем поговорил – техническая хватка у него есть, да и голова варит – будь здоров!
Это было 2 июня 1918 года. А уже 30-го по вновь построенному мосту на левый берег Дона проехал бронепоезд «Черепаха». Уложенное по новому мосту полотно выдержало. Это была победа! Позади остался изнурительный месяц грандиозной стройки, героическая оборона Рычковских высот против белоказачьих войск генерала Мамонтова. Последним ударом части группы Ворошилова отбросили врага от левобережной станции Ляпичев и 3-го июля в районе Кривой Музги соединились с защитниками Царицына.
***
Шаги Николая гулко отзывались в гнетущей пустоте старого дома. Стояла темень – хоть глаз выколи. Но Заломов предусмотрительно запасся электрическим фонарём, кроме того, из дома прихватил керосиновую лампу. Освещая себе дорогу фонариком, он почти на ощупь пробирался к кабинету Олега Игоревича Воинова. К большому облегчению Николая, до второго этажа еще не дошли любители сухих дровишек – паркет оказался цел, а ведь с полов первого этажа на дрова содрали всё, вплоть до лагов. А вот и заветная дверь в кабинет. Комната встретила его замшелым книжным духом, запахами плесени и пыли. Было не видно не зги, и слабый свет фонарика оказался не способен преодолеть мрак ночи.
К тому же, работать с фонариком оказалось несподручно – пришлось разжечь «летучую мышь». Поставленная на стол керосинка осветила всю комнату и стали видны детали, сокрытые от глаз в полумрке. Комполка огляделся – богатый прежде кабинет представлял сейчас территорию разрухи и погрома: вся мебель поломана, оставшиеся книги валялись в беспорядке, содраны даже шпалеры со стен. Это то, что не успели, или не стали уносить. А вот коллекция оружия исчезла без следа, как и бронзовые письменный прибор и канделябр. Недоставало и многих книг, которые местные «революционеры» разобрали для самокруток и для естественных потребностей.
Впрочем, отвлекаться не было времени, и Николай, вооружившись ножиком и штыком, приступил к работе. Через полчаса Заломов сидел, привалившись спиной к стене, и разглядывал результаты. Перед ним на полу лежали Меч Тамерлана, знакомая помятая тетрадь и мешок со старинными монетами. Меньше всего парень думал о том, что по нынешним временам перед ним – целое состояние. Внутри было какое-то опустошение, которое испытываешь всякий раз в конце большого дела. Не хотелось даже брать в руки заветный Меч Тамерлана. Тем более, спешить уже не имело смысла – Братство Звезды было далеко, Николаю ничего не угрожало, и можно было спокойно подумать о дальнейших шагах.
Итак, письмо не обмануло – Меч здесь! Однако неразрешимыми оставались два вопроса, ответ на которые он надеялся получить в тайнике. Кто положил Меч в тайник и передал записку Бате, если Наташу саму требовалось выручать из будущего? Призрак? Галюцинация престарелого учителя? Но так явно и материально! Не клеится! И второй вопрос, который беспокоил Николая: почему Наталка настаивала на марте девятнадцатого, как на дате передачи письма? Не проще ли было бы, чтобы Батя постарался передать его как можно скорее. Зная обязательность и честность Яблокова, Николай не сомневался, что Батя в лепёшку расшибся бы, но, если дело того требует, разыскал своего бывшего ученика. Да, откуда Наташка вообще могла знать, что он именно в это время окажется в губернском городе С., а не будет воевать за тридевять земель отсюда? На этом месте мысль Заломова запнулась, наткнувшись на откровение, как на невидимую преграду. А ведь он всё время подсознательно стремился попасть в эти места! Это открытие было ошеломляющим, но это было так! Словно незримый поводырь провёл его через все перипетии гражданской войны и привёл сначала в дом Бати, а потом и в эту полуразрушенную усадьбу…
***
Когда потрёпанная, но не сломленная армия сосредоточилась вокруг Царицына, стало ясно – славным концом Царицынского похода не закончилась эпопея – впереди была битва за Царицын. Положение оставалось отчаянным: в тылу Красной Армии поднял мятеж чехословацкий корпус. 5 июня чехословаки захватили губернский город С. 10 июля овладели Сызранью и мостом через Волгу, а 15 июля пал Кузнецк. Возник новый, Восточный фронт Советской республики. Весь Юг России, Кубань, Закавказье, Туркестан, хлеб и нефть оказались завязаны на тонкую ниточку, в основании которой непоколебимо стоял красный Царицын. С болью старые бойцы 5-ой армии восприняли весть о предательстве чехословаков.
- Как же так? – говорили они недоумённо. – Вместе с чехами под Киевом намяли бока гайдамакам, вместе задали перца германцу под Бахмутом. А теперича, выходит, табачок врозь?
Царицын был у белогвардейцев как заноза в заднице, мешая создать единый фронт против Советов. Белогвардейский генерал Анатолий Зайцов в «Очерках истории Гражданской войны» писал:
Цитата
«Освобождение Дона, возвращение Добровольческой армии из похода на Кубань и образование фронта на Волге, естественно, ставили вопрос о согласовании усилий этих трех основных группировок русской контрреволюции. И эта проблема с военной точки зрения была проблемой Царицына.
Всякое продвижение донцов на северо-восток, на соединение с Самарским фронтом Народной армии фланкировалось Царицыном. На него же базировались красные силы Северного Кавказа. Царицын же обеспечивал за большевиками Астрахань, разъединявшую уральских казаков от юго-восточного казачества… Царицын обеспечивал владение Каспийским морем и связывающей его с центром железной дорогой Урбах — Астрахань…
Проблема Царицына — капитальная проблема нашей Гражданской войны в 1918 году».

Все войска Царицына были сведены в Группу товарища Ворошилова, но сил для отражения удара белоказаков генерала Краснова всё равно было маловато.
В средних числах июля Заломова, болтавшегося без дела в ожидании нового назначения (свой полк он принимать обратно не стал – его помощник вполне справлялся в должности командира, и отодвигать его обратно Заломов счёл неэтичным), вызвали в штаб к Ворошилову. Кроме Климента Ефремовича в кабинете находился невысокий человек кавказской наружности в полувоенном френче.
- Вот, Коба, товарищ Заломов, я про него тебе говорил. – сказал командарм, обращаясь к невысокому.
Заломов догадался, что пред ним всесильный Сталин, назначенный Совнаркомом Чрезвычайным комиссаром продовольствия Юга России с неограниченными полномочиями.
- Здравствуйте, товарищ Заломов. – Сталин протянул Николаю руку.
Рукопожатие Сталина было мягким, но, по ощущению Николая, каким-то надёжным, что ли.
- Здравствуйте, товарищ Сталин.
- Вы из С-кой губернии родом?
- Из Симбирской, учился в губернском городе С. До него добраться проще.
- Вот, я же говорю, он эти места как свои пять пальцев знает. – вставил Ворошилов.
Сталин только посмотрел на него, словно бы сказал взглядом: «И без тебя разберёмся!» Затем снова обратил свой взор на Николая:
- Царицыну нужны люди, товарищ Заломов. Город нужно удержать любой ценой? Понятно?
- Так точно!
- И пушки есть, и снаряды. И пулемёты есть, и патроны. Но мало солдат! Есть мнение – послать вас по губерниям вверх по Волге – встретится с партийным и Советским активом, мобилизовать народ. Нам нужно пополнение, а хлеб и нефть должны попасть в Россию. Справитесь?
Сталин говорил коротко, просто и доходчиво. Короткие ясные фразы – словно гвозди, которые он вбивал в голову собеседника. Глядя в глаза комиссару, Заломов понял, что юлить нельзя – нужно отвечать со всей определённостью:
- Сделаю всё от меня возможное, товарищ Сталин.
Иосиф Виссарионович, казалось, был удовлетворён ответом:
- Партия поручает вам ответственную задачу. Вопрос хлеба – это вопрос выживания Советской власти. Баркас мы вам дадим. Мандат получите в канцелярии.
Не сказав ни одного лишнего слова, комиссар проставил задачу предельно чётко и исчерпывающе. Николаю только и оставалась отправиться её выполнять.
За время своей миссии Николай Заломов успел побывать в Саратове, Вольске, Балаково, Николаевске, где скопилось немало запасных частей ещё старой армии и дезертиров, драпанувших с Кавказского фронта. Несмотря на нехватку людей, командование 4-ой армии, скрепя сердце, пошло на встречу и не препятствовало отправке добровольцев на Царицынский фронт. Заломову удалось сформировать и отправить три пехотных полка. Осечка вышла лишь в Николаевском уезде, где военным комиссаром был энергичный и строптивый командир Пугачёвской бригады товарищ Чепаев. Чепай сам недавно вернулся из-под Царицына, где со своими полками отражал наступление атамана Каледина, предшественника Краснова. Василий Иванович с присущей ему импульсивностью ответил на просьбу Заломова:
- У меня два полка всего. Казачьё со дня на день попрёт, чем оборону держать буду? Волгу перерезать не токмо с того, но и с нашенского боку могут.
Добавил ворчливо:
- Они там думают, что самые главные, а мы так – с боку припёку. Нет уж, пущай оне там оборону держат, а я с энтого боку казачьё не пущу.
Определённый резон в словах Чепая был, и скоро Заломов сам смог в этом убедиться – воодушевлённая чешским мятежом контрреволюция повсюду подняла голову и со стороны Уральска двинулась в наступление Уральская армия белоказаков. Чепаев, не страдая излишней скромностью, перед отправкой бригады на фронт сказал, встретив Заломова в штабе армии:
- Запомни, паря, Чепай всегда прав! Я вижу всё! А ведь резво идут, мерзавцы! Ну, ничаво, Чепай остановит.
В общем, несмотря на его хвастовство, Заломов не мог не оценить широту оперативного мышления этого самородка.
Положение, однако, складывалось отчаянное, и Заломов чувствовал себя виноватым, что волей-неволей оголил фронт. Поэтому он не стал отнекиваться, когда ему предложили взять под своё командование эскадрон – Восточный фронт становился главным фронтом страны Советов. Как Царицын на юге, так и губернский город С. на востоке стали центром притяжения противостоящих сил, узловыми точками, где решалась судьба России. Перед походом Николаевских полков, названных именами крестьянских предводителей прошлого, Пугачова и Разина, Заломов добился отправки на Царицынский фронт депеши о его переподчинении. К депеше он присовокупил подробный отчёт о проделанной работе (ещё не хватало, чтобы его дезертиром считали). Было это в августе 1918 года. Заломова мало трогало, что назначение командиром эскадрона было явным понижением, главным для него были интересы революции, а он – большевик – её простой солдат. Так военная стезя вывела Николая на финишную прямую к Мечу Тамералана.
***
Николай даже не сразу понял, что произошло – вывел из задумчивости звон разбитого стекла керосинки. Звук выстрела он услышал лишь после. Но тело среагировало автоматически, и Николай, в развороте выхватив маузер, укрылся за подоконником, выбросил руку и, не целясь, выстрелил на звук винтовочного выстрела. Стон и раздавшийся за ним отборный мат свидетельствовал, что выпущенная маузером Николая пуля достала цель.
- Сам виноват! – услышал он свистящий и оттого громкий шепот, доносящийся из парка. – Я же говорил не спешить!
Почти одновременно Заломов уловил какое-то шевеление за дверью. Он повторил прежний трюк и выстрелил в дверной проём, просто направив пистолет в сторону шороха, по наитию. Подарок Колоссовского не подкачал и на этот раз – за дверью раздались звуки скатывающегося по ступеням тела. «Два выстрела – два поражения – очень хорошо!» - отметил про себя Николай. Но на этом везение закончилось: с полчаса он лениво перестреливался с засевшими в парке бандитами, переругивался с Сенькой, расстрелял весь магазин, снарядил запасной, но ни в кого попасть больше не сумел. Бандюги осторожничали, напролом не лезли, попыток зайти в дом больше не предпринимали, а просто дожидались, когда у него закончатся патроны. Замолчал и маузер Николая – бессмысленно расстреливать боезапас в темноту ночи.
Три патрона! Видимо предстоит расстаться с жизнью. Смерти Николай нельзя сказать, чтобы не боялся, он просто не думал о ней. Какое дело до смерти может быть у здорового, сильного и полного жизненных соков молодого человека? А вот ведь как сложилась доля – волей-неволей – приходиться подумать о проклятой старухе с косой. Вернее не о ней самой, а о том, как уйти из жизни, чтобы не зазря, не впустую, чтобы побольше тварей прихватить с собой. И это тогда, когда Меч Тамерлана в руках, когда до милой осталось только дотянуться. Неужто и ей суждено погибнуть? Опять он подвёл любимого человека, который верил ему. Напрасно Наталка будет ждать спасения от него, как, наверное, погибая, отчаянно, но тщетно надеялась Лиза.
***
Несмотря на бодрый тон Артёма, построить мост оказалось непростым делом. Требовалось заново вбить сваи в илистое дно Дона. Уныние овладело целым рядом бойцов и командиров. Наиболее малодушные предлагали бросить всё, погрузить имущество на подводы и бежать. Благо – после присоединения к армии большого отряда товарища Щаденко – в лошадях и телегах недостатка не было. Но тут проявил неукротимую энергию и несгибаемую волю Ворошилов, поверивший в способности Артёма: «Всё спасём!» Он резко пресёк панические разговоры, и, заняв позиции на Рычковских высотах, создал вокруг стройки неприступный оборонительный пояс, дав возможность спокойно работать строителям мостовой переправы.
Сначала рабочие бригады на месте свай соорудили заторы из старых заборов и броневых плит и откачали воду. Когда обнажилось дно, строители разделились: бригады под руководством Артёма вбивали сваи и делали насыпи, другая группа рабочих, которыми командовал Заломов, день и ночь носила грунт с соседнего холма. Для переноски грунта в ход шло всё: самодельные тачки и носилки, снятые с петель двери, брезент, старые одеяла, солдатские гимнастёрки. Рабочие спешили - белоказаки Мамонтова без передышки атаковали позиции 5-ой армии. Заломов таскал землю наравне со всеми, он забыл, когда полноценно ел и спал, медные волосы выгорели и стали пепельными, а спина, напротив, бронзовой как у индейца.
В один из дней к наполовину срытому холму приблизилась группа кавалеристов, в авангарде которой на здоровом битюге ехал грузный и мощный командир. Заломов стоял, прищурившись и прислонив ладонь ко лбу, и тщетно пытался навести резкость своим глазам.
- Привит, Колько! – сказал подъехавший, оказавшийся начдивом Пархоменко.
- И тебе не хворать! – отозвался Заломов. – Как, жмут беляки?
- Ничаво, выдюжим! – в тон Николаю ответил начдив. – Зараз им такого перцу под ж… насыпали – долго помнить будут. А не бажаешь ли ты пидъихать до штабу – побалакать трэба.
- А как я уйду, ежели мои товарищи работают?
- Рахуй, що ты по приказу командования, Артём в курсе.
Николай отрыл было рот, чтобы возразить, но услышав следующую тираду, моментально забыл про всё:
- Там хлопцы дроздовца в полон взяли, послухать не бажаешь? Може спытаешь шо? Я вон и Тишку твого пригнал.
Только сейчас Николай обратил внимание, что в хвосте кавалькады к луке седла красноармейца привязан осёдланный конь. «Вот чертов хитрец!» - подумал Заломов про Пархоменко – знал, что Николай не устоит перед соблазном поучаствовать в допросе дроздовского офицера.
Уже по дороге спросил у начдива:
- Сашко, а что дроздовский офицер у казаков делает? Дроздовцы-то с красновцами не очень..
- А бис его знает! Сам и спытаешь.
В штабе, который располагался в хате, они застали такую картину: часовой мирно дремал на скамейке, а за столом сидел распоясанный военный в погонах и за обе щёки рубал борщ с пампушками.
- Ты поглянь, Колько, во бисово отродье! Вони з наших полоняных со спины кожаные ремни сдирають, а энтот спокийно наш борщ трескает. Сидорчук! – часовой испуганно вскочил и вытянулся. – А шо бы вин сбиг? Трое суток ареста!
- Есть трое суток ареста!
- Мыкола, заберешь арестованного, на три дни вин твий. Хай землю таскает до сёмого поту.
Тем временем старуха, колдовавшая у плиты, обернулась и оказалась совсем ещё не старой женщиной, а казачкой вполне ещё в самом соку:
- Как же! Сбежит он у меня! От меня ещё нихто не сбёгх. Вот вони у меня где!
И сунула кулак под нос Пархоменко.
- Да, от тебя сбежишь, бисова баба!.. – смеясь, сказал начдив и стал усаживаться за стол. – Давай и нам, Ефросинья горяченького. А расстрелять его мы и опосля успеем.
Сели обедать. Николай внимательно рассматривал сидящего напротив дроздовца: чисто выбрит (наверняка подражает Михаилу Гордеевичу), но форма казацкая. На серебряных погонах – один голубой просвет с тремя звёздочками – сотник! «Надо же, одного звания». – отметил про себя Заломов. В глазах – затравленности нет, столько спокойная готовность подчинится неизбежному.
- Как вас величать, господин сотник – не пойдёт, нет у нас господ, товарищем называться ещё заслужить надо.
- Матвей Герасимович мы.
- Так как же вы, Матвей Герасимович, у Мамонтова оказались, дроздовцы, по нашим данным, с добровольцами на Кубани оперируют.
- Да сбиг я от них. Як до Ростова дошли, я и втик. Казак я! Донской! Природный! А там сплошное офицерьё, чужой я им. Вернулся до дому, а там сбор, атаман Краснов мобилизацию объявил.
- Вы где шли? – Пархоменко пододвинул карту.
Сотник, морща лоб, стал показывать, видно было, что не шибко грамотен, из простых казаков.
- Да, южнее нас шли. – отметил Заломов.
- И на пивмесяца ранише. – добавил Пархоменко. – Повезло тебе, сотник, а то уже тогда бы зустрились и подрались.
- Не, мы с большаками там не дрались, токмо вначале, а потом, когда самостийники с германцами попёрли не до того стало.
- Шо так?
- Мы там были Русской армией. И Советы центральную власть представляли. Мы наоборот, тем большевикам, кто партизанить собрались, оружие оставляли.
- Прямо оставляли?
- Да! – спокойно подтвердил пленный. – Мы бы и сами воевать против той сволочи, что в гайдамаки записалась, с удовольствием, да Дроздовский Михаил Гордеевич, приказал тихо идти. А так исподтишка били их: это же разнузданные банды, ренегаты, хамы.
Это заявление развеселило Николая:
- Как же ты с такими мыслями к Краснову переметнулся? Всевеликое Войско Донское те же самостийники, и тоже немчуре в рот глядят.
Опустил глаза, но всё же упрямо повторил:
- Нет, это другое, это не тоже самое. Казаки за Русь кровь проливали, и от России не отказываются. А эти всё русское втоптать хотят, уничтожить. У нас рано или поздно кто-то победит, и мы замиримся, а с этими ещё долго воевать придётся. Украинствующие ренегаты – главные ненавистники России. Это нам Пелагея, полюбовница Дроздовского говорила.
- У него есть любовница? А говорили, что он аскет, фанатик.
- Всё так, он бабьё ни во что не ставит. Но эта – особенная. Пелагея Жигулёвская, певичка, прибилась к нам, сначала сестрой милосердия устроили, но она даже как следует перевязать не могёт. Зато шашкой, как оказалось, знатно рубит, и поёт – заслушаешься. Любовница она, али нет, по правде сказать, не знаю, но Михаил Гордеевич её среди остальных выделял. Начала поход в медицинской кибитке, а закончила на коне и с шашкой. Так вот она самостийников люто ненавидела, пуще командира о единой и неделимой России гутарила. Даже называла их по-своему, не как мы.
 Как это? – Пархоменко явно заинтересовался. Сам он никак не мог определиться, кто он: украинец или русский. Хохол! Хоть и говорил по-малорусски, и в связи с национальной политикой партии вроде должон быть украинцем, однако же, с русским корнем рвать не хотел. Рабочий он, пролетарий! Поэтому ему были ненавистны те мелкобуржуазные рожи, что окопались в Киеве и самостийниками заделались.
Заломову видно было, что заинтересовался начдив пикантными подробностями, игриво поглядывая при этом на хозяйку, хоть спроси его — никогда не признается. Николая же история с очередной любовницей очередного командира интересовала мало. Наелся он этими историями досыта. Как будто неизвестно, что практически все командиры что Красной, что Белой армий, а про банды и говорить нечего, имели в своих обозах жён или любовниц, замаскированных под сестёр милосердия, поварих, прачек, машинисток, работниц штабов и политотделов. И у него, что греха таить, в бытность командиром полка, водилась такая – эмансипированная дочка старорежимного полковника, прыгнувшая в революцию, словно в омут головой. Из всех постулатов революционного учения он лучше всего усвоила заповеди товарища Коллонтай, говорившей:
Цитата
«Без любви человечество почувствовало бы себя обокраденным, обделенным, нищим. Нет никакого сомнения, что любовь станет культом будущего человечества. И сейчас, чтобы бороться, жить, трудиться и творить, человек должен чувствовать себя «утвержденным», «признанным».

Она запоем читала рассуждения Александры Михайловны про «утоление жажды», «игру-любовь», «школу любви», «эротическую дружбу» и все прочие благоглупости, которыми было обильно сдобрено постреволюционное время. Николай сильно подозревал: после прочтения тезиса, что
Цитата
«для нас, для трудовой республики, совсем неважно, продается ли женщина одному мужчине или многим сразу, является ли она профессиональной проституткой, живущей не на свой полезный труд, а на продажу своих ласк законному мужу или приходящим, сменяющимся клиентам, покупателям женского тела»,

сбрендившая девица решила щедро одарить своими ласками большую часть мужской половины человечества, поэтому её благосклонность едва ли ограничивалась постелью одного командира полка. Что только подтвердилось после ухода Заломова из полка: девица с лёгкостью досталась в наследство его сменщику. Николаю было всё равно, ибо никаких чувств к играющей в революцию и свободную любовь девочке он не испытывал. Даже, напротив, с облегчением констатировал, что она, наконец, отвязалась от него, хорошо, что хоть не наградила неприличной болезнью. Это он ещё легко отделался, а то в частях бывало до трети личного состава болело «французским насморком», либо чем-нибудь покруче.
- Вот мы, например, - продолжал Матвей Герасимович, - Называем их самостийниками, шароварниками. А Пелагея звала их украми, или даже укропами.
- Хм, смишно! – хмыкнул Пархоменко, хотя ему было даже несколько обидно. – Ты подивись яка у вас великодержавная шовинистка завелась. Вот уж враг. Не враг – вражище!
- Зря вы так, господин начальник дивизии.
- Что?! – насупил брови Александр Яковлевич. – Господ здесь нет!
- Это я так, по привычке. – смешался сотник. – Тем не менее, она под Ростовым, когда Дроздовский стал сражаться с большевиками, расстреливать пленных, в пух и прах разругалась с ним и покинула отряд. Не баба, а амазонка какая-то. Былого единства отряда уже не было, тогда многие походники покинули Дроздовского, который стал как маньяк, не согласные с его политикой в отношении большевиков. А через несколько дней ушёл и я от него.
- Выгораживайтесь? – Заломов испытал нечто похожее на брезгливость – Рассчитываете на снисхождение? От Дроздовского ушли, а к Мамонтову пришли, а он кровопийца похлеще будет.
- Я просто говорю, як було. Пожить, конечно, ещё охота, однако если вы решили пустить в расход – воля ваша. Только у Дроздовского я был добровольцем, а у Мамонтова мобилизованным. Есть же разница! Не всё так просто, как видится на первый взгляд. А баба эта, она и раньше выказывала симпатию революционерам, кстати, ваших разведчиков похоронила возле Саур-Могилы.
- Каких разведчиков? Как?– насторожился Николай. А у самого как будто что-то оборвалось внутри.
- Да не знаю я точно. Когда мы в начале мая подошли к Таганрогу, оказалось, что он уже взят немцами, пришлось нам забирать севернее. А продовольствия уже мало было, вот Пелагея и напросилась в поиск по сёлам – купить еды у селян. Охотников целый отряд набрался – у всех в пузе пусто было. Возле Саур-Могилы наткнулись на отряд гайдамаков, которые цирковых казнили, сказали, что большевистские лазутчики. Эх, и поиздевались они над ними! Те, кто там были, говорили, что разного видели на войне, но чтобы такое! Кишки повыпускали, бошки поотрывали, пожгли их, над артистками снасильничали и титьки повырезали. Не люди, эти шароварники, звери! Вроде наши уже отъезжать собирались, но тут девушка гимнастка, которую гайдамаки, разве что надвое не разорвали – так поиздевались, застонала. Пелагея к ней – помочь пыталась, да, куда там! Пару слов сказала и испустила дух. А Пелагея словно озверела, шашку достала и одна пустилась вдогонку за гайдамаками. Офицеры за ней – не оставлять же её, дурёху, одну. В капусту порубали самостийников. Особенно певичка неистовствовала, кто же знал, что столько ненависти к ней, кровь аж капала с её шашки. Потом вернулись и похоронили циркачей, чин по чину. Между прочим, говорят, там даже негр был. Мы же потом удивлялись, как это получилось, что боевые офицеры, войну прошли, а подчинялись какой-то девчонке.
Пока Матвей Герасимович рассказывал, Николай сидел с непроницаемым лицом и смотрел не на рассказчика – смотрел прямо перед собой, словно наяву представляя, что там случилось. Замолчал он надолго и уже, похоже, не слушал, о чём говорили начдив с пленным. А Пархоменко, ничего не замечая, продолжал выспрашивать уже о текущем: о корпусе Мамонтова, сколько боеприпасов, чем питаются казаки и каковы их настроения. У Заломова же било в виски одно слово:
- Лиза! Лиза! Лиза!
Каково ей было умирать под целой бандой головорезов, в полном отчаянии, без всякой надежды на помощь? Бедная девочка! А остальные ребята? Он мысленно вспоминал всех: невозмутимого Джембаза с неизменной трубкой в зубах, огромного добряка Джона-Ивана, Жорика, морщины которого вобрали в себя всю мудрость мира, красавицу Изольду с её белоснежными голубями, дрессировщика Титыча в красном мундире, загадочного фокусника Адама…
- Это Джембаз! – вдруг сказал он.
- Что? – повернув голову, спросил Пархоменко
- Это Лиза, Джон, Джембаз…
- Ах, вот оно как! – Пархоменко сгрёб свой подбородок в ладонь и стал его тереть. – Постой, а это не тот ли пастушок?
- Это он, она... Лизетт, Лиза! – сказал, всё так же глядя в одну точку, Николай. – Это они нас предупредили, что в Родаково немцы. Я её не хотел отпускать, но она сказала, что только вместе вернутся. Вернулись…
- Эх-э-хэх. – только горестно вздохнул Пархоменко, а сотник смотрел с широко раскрытыми глазами на человеческую драму, свидетелем которой стал.
 Хозяйка! Давай бутыль на стол, я знаю – у тебя есть. И стаканы на троих,.. и себе. И сама садись. Хороших людей помянуть надо… - сотнику, - Помянешь?
Тот только кивнул в ответ.
Хозяйка, разохавшаяся, услыхав такие страсти, достала из погребки запотевшую литровую бутыль. Пархоменко налил три стакана до краёв – мужикам, бабе – половину.
- Помянем славных бойцов революции!..
Возвращался Заломов уже затемно, предварительно взяв у Пархоменко обещание не расстреливать дроздовца. Крепчайшая горилка не брала, быть может, в работе найдётся успокоение? С этой ночи Николай разморозил своё сердце, впустив в него Лизу. Как поздно он понял, что любил девушку!
***
- Ну что, друган? Кончились патроны? Всё! Конец тебе! – разрывал уши издевательский голос Сеньки. – Ребята, приготовились.
Неожиданно, к Николке пришла мысль, что смерть ничего не изменит. Ну, положит он ещё пару бандитов, ну избавится от мучений, пустив себе пулю в висок. Но Наталка, милая, драгоценная девочка, так и не будет спасена, Меч Тамерлана достанется ублюдкам, а Лиза останется неотомщенной. Что там, в письме написано? Может не надо ехать в Москву, может попробовать здесь?
Не смог спасти Лизу, так хоть Наталку спасёт!
Николка взял Меч Тамерлана воткнул посередине комнаты, как было написано в письме. Потом подошёл к окну и выстрелил в темноту ночи – это должно было задержать бандитов минут на десять. Пусть гадают, сколько ещё у него осталось. Положил в карман записи Деда, наскоро засунув обратно в тайник мешок с монетами, прикрыл его штакетником, и вернулся в середину комнаты, к Мечу. В последний момент заколебался – стало реально страшно перед неизвестностью. Пожалуй, Наталке было легче, ведь она была в неведении и просто молилась. Но – долой колебания! Они могут дорого стоить. И Николка опустился на одно колено перед Мечом и устремил свой взгляд в перекрестье – туда, где мерцал Алмаз. Сосредоточиться оказалось сложнее, засела в мозгу малодушная мыслишка: а почему, собственно, Меч послушается его и откроет дверь в другой мир? С Наталкой понятно – она Наследница, а он кто? Не муж, не жених. Любовник? С какой стати Мечу Тамерлана откликаться на его зов? С другой стороны – неведомая, необъяснимая связь Меча с ним несомненна, знать бы, откуда она?
Внезапно подул ветер, сначала тихий, он облетел кабинет, заглянул во все углы, подняв многолетнюю пыль, набрал силу, устремился в центр, где на коленях перед Мечом стоял юноша. Николка ничего этого не видел – он как заворожённый смотрел на Алмаз, внутри которого возникло свечение, разгоравшееся все ярче и ярче. Маленькая светящаяся точка превратилась в бусинку, которая разрастаясь, постепенно заполнила своим светом весь кристалл. Внутренний свет Алмаза был чудного, неземного цвета, он околдовывал, манил, притягивал взгляд. Круживший по комнате вихрь завертел в центре комнаты спираль маленького торнадо, захватил стоявшего юношу и втянул его в светящийся кристалл. Меч при этом вибрировал и пел странную, непередаваемую земными звуками, песню. Почти сразу же произошло ещё нечто необычное: Меч, завибрировал ещё сильнее, грани его стали неясными и размытыми, заунывное пение прекратилось и… Меч исчез. Как будто его и не было!
***
Спустя две минуты заиндевевшая от мороза дверь отчаянно заскрипела – спотыкаясь через порог, в кабинет ввалились бандиты и остановились в недоумении. На потолке была ледяная корка, в замёрзших углах и на шершавых стенах – синий иней, а оконный проём чернел колючей тьмой. И всё! Кабинет был пуст!
- А-а-а, чёрт! Ушёл! – заорал Сенька.
Всё, что у него осталось в этой жизни – это всепоглощающее чувство мести к Николке, в котором сублимировались все жизненные неудачи Арсения. И вот этот гад опять ушел. С досады он пнул лежащий на боку стул и взвыл от боли.
Внезапно внизу, в парке раздались выстрелы. Это со стороны села наступали красные, ведомые бесстрашным комиссаром Глашей Кондратьевой. Отряд спешил на помощь своему командиру.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 12.3.2018, 9:23
Сообщение #45


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Отражения

Цитата
«По ту сторону Севера, льда, смерти – там живет, там наше счастье…
Мы открыли счастье, мы ведаем путь, мы вышли из лабиринта тысячелетий».
Фридрих Ницше


Как ни готовься к тому, что будет, знай – не знай об этом, момент всё равно наступает неожиданно, и действительность превосходит всё, что ожидал. Так и с Николкой: когда неведомая сила затащила его в алмаз, он и подумать ничего не успел, а только вот он – уже внутри камня, и с тысяч и тысяч граней на него смотрит малознакомое измождённое и небритое лицо. Он машинально протёр глаза, и этот жест повторило множество его двойников в алмазных гранях. Грани светились и переливались всеми возможными кругами радуги, и казалось, что каждый из его двойников стоит, озаряемый свечением и вдобавок, с нимбом над головой.
Получилось! Он внутри камня! Николка дотронулся до ближайшей из граней. Светящееся отражение повторило этот жест. Два Николая Заломова протянули друг другу руку. Но не тут-то было! Рука ушла в пустоту, а отражение оказалось иллюзией, которое просто отодвинулось дальше. Повернувшись в другую сторону, молодой человек повторил трюк – тот же результат. В какой-то момент закралось сомнение – а реален ли он сам? Может он такая же иллюзия, отражение в одной из бесчисленных граней, а подлинный Николай всё так же сражается с бандитами в кабинете Деда? Деланно рассмеялся – нет, не может быть! Личность, осознание, свобода воли – всё при нём. Однако же, червь сомнения остался, хорошо, пусть не там, вне кристалла, но вдруг каждая их бесконечных иллюзий-отражений несёт частичку его души? Он невольно поёжился: возможно ли, что его нет, а он рассыпан на атомы и молекулы по всему алмазу? Вдруг, каждая из граней кристалла хранит информацию о нём? Может и точка сбора собственного «Я» на выходе из камня?
А где выход? Заломов покрутился по сторонам и с ужасом осознал, что потерял ориентацию: вокруг него с тысяч и миллионов граней смотрели светящиеся Николаи. Понять, откуда он пришел, и куда идти, было совершенно непонятно. Парень слегка запаниковал и решил проверить, свободен ли он хоть в выборе пути? Сделал несколько шагов в одну сторону, потом в другую, перевернулся горизонтально и двинулся вертикально вверх, пройдя несколько шагов, повернулся ещё раз и двинулся назад вниз головой. Хорошо, значит, свобода выбора осталась за ним! За время своей маленькой экспедиции он так и не прикоснулся ни к одному из своих отражений: они сопровождали его в гранях алмаза, а то, на которое он шёл, отодвигалось всё дальше и дальше. Наконец, он понял и то, что его шаги – такая же иллюзия, как и всё остальное, а в реальности он свободно парит внутри камня, с лёгкостью проходя сквозь его грани.
- Куда? – в очередной раз в замешательстве спросил он себя.
- Куда сам захотел. – вдруг отозвался неожиданный Глас.
Николай обрадовался, что после столь длительного молчания Меч снова заговорил с ним. Не человеческой речью, конечно, а мыслями, образами, которые появлялись в его голове.
- А куда идти?
- Иди и придёшь…
Послушав Глас, Николай пошёл, вернее, поплыл в направлении, которое он выбрал наугад. Путь был долгим и казался Николаю бесконечным. Столь долгим, что он даже стал сомневаться в направлении. Когда сомнения одолели его, и он уже стал подумывать о том, как свернуть с избранного пути, очередная грань оказалась не прозрачной иллюзией, а зеркальной твердью. Николай вдруг почувствовал твердь, потрогал – действительно перед ним препятствие. Отражение на сей раз не сбежало от него, а тоже протянуло руку, и их ладони встретились на поверхности грани алмаза.
- Куда теперь?
- Вперёд!
- И где я окажусь?
- В начале!
Николка сделал усилие и… провалился в пустоту. Алмаз и Меч отпустили его, и парень выпал в пустоту ночи. Он уже не видел, что в тот момент, когда он провалился, все отражения в гранях кристалла устремились к нему и слились вместе с ним. Камень оказался пуст, свечение в нём погасло. Лишь одно отражение Николая не исчезло, а долго махало вслед своим собратьям, провалившимся по ту сторону Меча.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 17.3.2018, 11:20
Сообщение #46


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Эпилог

Цитата
«За краем вечности, беспечности, конечности пурги.
Когда не с нами были сны, когда мы не смыкали глаз.
Мы не проснемся, не вернемся - ни друг к другу, ни к другим.
С обратной стороны зеркального стекла…»
Наталья О’Шей (Хелависа), О.Лишина


Она встала в стойку.
Он стоял в расслабленной позе, с издевательской улыбкой на лице. Что может девчонка? Сейчас он убьёт ту, которую все вокруг считали его невестой. Было ли ему жаль её? Отчасти. Но она сама виновата в том, что сунула нос куда не следует. И теперь она умрёт, ничего не поделаешь. Тайна умрёт вместе с ней. Он поднял клинок:
- En guarde?
Она молчала.
- Êtes-vous prêt?
Снова молчание. Ни «Attaque», ни поднимания оружия вверх. Вместо этого дрянная девчонка вдруг нанесла два быстрых удара сверху-нискосок с одной, а потом и другой строны. Князь едва успел отклониться, только свист рассекаемого воздуха и лёгкий ветерок возле лица. Он всю жизнь занимался спротивным фехтованием и не ожидал, что если идёт борьба не на жизнь, а на смерть, то все эти «батманы», «а дуры» и «алле» не имеют никакого значения. А сейчас его руке совсем не бутафорский клинок. И князь сделал выпад.
«Battement»! С некоторым опозданием, но Таша отразила укол. Ей, взявшей в руки холодное оружие после долгого перерыва, трудно было противостоять князю, ежедневно уделяющему не менее часа на тренировку. Только несвойственная ей медлительность помешала ей «достать» князя с первого удара.
- Меч Тамерлана, сударь! Где он? – по-русски сказала она на контрвыпаде.
- Он у вас, мадемуазель! – в тон ей ответил по-французски князь, отразил укол и сам перешёл в атаку.
Таша парировала выпад князя, и сама обрушила на противника град ударов и уколов. Враги начали замысловатый и чарующий танец, предвигаясь по всей зале. То князь теснил девушку, то Валькирия наступала на своего бывшего любовника. С каждым движением клинка девичья рука обретала всё большую уверенность и быстроту. Князь же сначала был обескуражен, а потом растерянность всё больше и больше овладевала им.
Трудность для обоих заключалась и в том, что князь мастерски владел шпагой, был даже призёром Олимпийских игр в спортивном фехтовании на шпагах, его визави знала бой на эспадронах, и сейчас в руках девушки рассекала воздух сабля. Ещё в юности, князь выбрал шпагу, как аристократический вид фехтования, бой на саблях считался уделом простонародья. Исторический спор между саблей и шпагой в спортивном фехтовании давно разрешился в пользу последней. Считалось, что при замахе саблей для удара, саблист раскрывается, и в этот момент может получить укол шпагой.
Однако, одно дело – спротивный поединок сопериников по всем правилам, совсем другое – смертельный бой врагов. Таша, уклонившись от очередного удара в сторону, крутанулась на каблуке и обрушила на князя разящий удар. Всё произошло так быстро, что он не успел ни уклониться, ни парировать. Князь Кронберг упал на пол с рсссечённой грудью.
- Halte! – сказала дева и, встав над поверженным противником, опустила саблю, уперев острие в грудь князя.
Князь тщетно пытался зажать рану, из которой текла кровь, свободной рукой. Но всё было тщетно – жизнь медленно утекала из тела. Таша не пыталась оказать помощь, напротив, она, наклонившись над умирающим любовником, сказала:
- Ты меня хотел убить, ублюдок. Ты получил сполна! А чтобы не было тебе покоя, скажу: это не Меч Тамерлана, это жалкая подделка. И ещё, Наталья Воинова никогда не была твоей прабабкой. Твой прадед – лжец! Наташа Воинова проткнула князя Кронберга Мечом Тамерлана и сбежала от него. А сейчас я вернулась, чтобы спустя сто лет завершить начатое. Я – Наталья Воинова!
Князь Кронберг дёрнулся, хотел что-то сказать, но вместо слов изо рта потекла кровь. Глаза его закрылись. Умер последний представитель рода Кронбергов.
***

Лишь в самый последний момент я спохватился и протянул руку назад. Эфес словно этого только и ждал. Он сразу прыгнул мне в раскрытую ладонь. Но пока я занимался Мечом, потерял бдительность, и расплата за это не замедлила себя ждать. Падая, я больно ударился головой о ствол дерева, и на какой-то миг потерял сознание. Очнулся как в тумане, жутко болела башка, а всё тело словно налилось свинцом и отказывалось повиноваться. Попробовав подняться, я понял, что мешало – я был крепко связан.
- Глянь, Гнат, татарва очухалась. – услышал я голос. – А ты говорил – с ранку оклемается. Надо было сразу замочить лазутчика.
- Я сказал – Василю отнесём.
- Так ведь он наш отай узрел? Татары оне такие, до чужого добра гладкие.
- Будто ты энтот холод застрадал. А пошто он не один? – сказал второй. – Нет! Ваське сведём!
Я осторожно приоткрыл один глаз и увидел, что над мною склонились две бородатые рожи, одетые в простые крестьянские шапки с меховой опушкой и теплые зипуны. Да, не такими я ожидал увидеть людей будущего.
- Что, нехристь, очухалси? – молвила одна борода. – Погодь, ужо свезём тебя к Ваське Кистеню, он враз допытется, кто ты таков и откель появилси.
- Василь немало нам отывалит за энтову шаблю. – тот, что помоложе расссмативал Меч Тамерлана.
- Ты чё, с дубу съехал? – ответствовал второй. – Где ты саблю узрел? То меч.
- А разве татарва мечами сечёт?
- А то! Энто тебе не казак-голодранец, только поглянь на него! Споймали мы с тобой Никита, ба-а-альшую рыбу, никак бея, а то и мурзу. Большой дар за него получим. А ну, давай его, берём вместе. Раз!-Два!-Взяли!-Эх-Эх-Эх-грехи мои тяжкие!-Раз!-Два!
Во время этого разговора я догадался молчать, а впрочем, они и не спрашивали. Ладно, хоть не прибили сразу. Тем более, что если что-то и можно втолковать, то этому неведомому Ваське, который, очевидно, был главным у этой братии. Башка после удара о корень плохо соображала, да и сведений было маловато, чтобы судить о том, где я оказался. Ясно было пока одно – промашка вышла, и сейчас явно не двадцать первый век.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Iskander_2rog
сообщение 21.3.2018, 21:29
Сообщение #47


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 150
Регистрация: 11.1.2017
Вставить ник
Цитата




Примечания:

1. Лосины – первоначально элемент военной формы одежды, заимствованный у прусской армии, узкие штаны из кожи лося или оленя. Ботики – кожаные полусапожки с низкими голенищами, элемент военной формы одежды кавалерии в первой половине XIX века. Лайка – мягкая глянцевая кожа (чаще всего собачья) белого цвета очень тонкой выделки. Технология изготовления заимствована у арабов. В настоящее время почти повсеместно вытеснена материалами из полиуретана, более известого как лайкра.
2. Диссоциативное расстройство идентичности или множественная личность – редкое психическое заболевание, когда в человеке живёт одновременно несколько разных личностей.
3. Физиономистика или физиогномика – учение о связи психического состояния человека по движению лицевых мышц и, соответственно, мимике лица. В практической плоскости – умение определять настроение, внутреннее состояние и даже характер человека по его лицу. Считается певдонаукой.
4. «Делай, что должен, и будь, что будет» - извнстный афоризм римского императора и одновременно философа-стоика Марка Аврелия.
5. «Атаман Иванович» - позывной генерал-майора запаса Валентина Ивановича Мотузенко, атамана Войска Донского, основателя и первый командир Отдельной Артиллерийской Бригады Особого Назначения «Кальмиус» Корпуса Народной милиции МО ДНР.
6. Комуч – Комитет членов Учредительного собрания, первое антибольшевистское правительство России, возникшее в результате мятежа Чехословацкого корпуса 8 июня 1918 года в Самаре. После занятия Самары Красной Армией, члены Комуча бежали на Урал, в Уфу. 2 лекабря 1918 года по приказу Колчака оставшиеся в Уфе члены Комуча были арестованы и доставлены в Омск. В ночь с 22-го на 23-е декабря 2018 года члены Комуча были изрублены шашками колчаковскими офицерами.
7. 1-я Симбирская пехотная дивизия, Железная дивизия – одно из наиболее прославленных соединений Красной и Советской армии. Полное наименование - 24-я мотострелковая Самаро-Ульяновская, Бердичевская ордена Октябрьской Революции трижды Краснознамённая орденов Суворова и Богдана Хмельницкого Железная дивизия. После распада СССР оказалась на территории Украины, расформирована в 2003 году.
1-ая Николаевскя советская пехотная, 1-ая Самарская пехотная дивизия – одно из наиболее прославленных соединений Красной и Советской армии. Полное наименование - 25-я стрелковая ордена Ленина Краснознамённая дивизия им. В.И. Чапаева, после распада СССР имела несчастье оказаться на территории Украины, в настоящее время расформирована.
2-я Николаевская советская пехотная дивизия, 22 стрелковая дивизия – принимала участие в Гражданской и II мировой войне. В годы II мировой войны располагалась на Дальнем Востоке, принимала участие в Маньчжурской наступательной операции. Полное наименование - 22-я стрелковая Краснодарско-Харбинская дважды Краснознамённая дивизия. Николаевск – 11 ноября 1918 года по инициативе В.И. Чапаева г. Николаевск переименован в г. Пугачёв.
8. Захаров Сергей Парменович – (1890-1920 гг.) соратник В.И. Чапаева, командир Красной Армии, участник Первой мировой войны, кавалер ордена Красного Знамени, 17 марта 1920 года тяжело ранен, попал в плен и расстрелян белогвардейцами.
Чапаев Василий Иванович – (1887-1919 гг.) легендарный начдив Красной Армии и участник Первой мировой войны, кавалер трёх Георгиевских крестов и ордена Красного Знамени, погиб в бою 5 сентября 1919 г.
Гай Гая Дмитриевич – (1887-1937 гг.) легендарный начдив Железной дивизии Красной Армии, участник Первой мировой войны, кавалер двух Георгиевских крестов и двух орденов Красного Знамени, репрессирован в 1937 году.
Вацетис Иоаким Иоакимович – (1873-1938 гг.) советский военачальник, до революции – полковник Генерального штаба Императорской Армии, после революции командовал Восточным фронтом Красной Армии, был главнокомандующим РККА, кавалер орденов Красного Знамени и Красной Звезды, репрессирован в 1938 году.
Хвесин Тихон Серафимович – (1898-1938 гг.) деятель революции и Гражданской войны. Унтер-офицер Императорской армии, в годы Гражданской войны командовал соединениями Красной армии, позже – на хозяйственной и советской работе, репрессирован в 1938 году.
Тухачевский Михаил Николаевич – (1893-1937 гг.) советский военачальник времен Гражданской войны, а Красной Армии командовал армией, фронтом, военный теоретик, Маршал Советского Союза (1935). Репрессирован в 1937 году.
9. Посёлок Иващенково – ныне город Чапаевск, р. Моча – ныне р. Чапаевка.
10. Чапан — популярная в Поволжье зимняя общедоступная одежда для беднейших слоёв населения, род армяка или кафтана. Заимствована у восточных народов.
11. «...мосинки, манлихеры, маузеры и берданки» – основные системы стрелкового оружия времён Первой мировой войны. Винтовка Мосина – русская 3-линейная (7,62-мм) винтовка образца 1891 года — магазинная винтовка, принятая на вооружение Русской Императорской Армии в 1891 году. Винтовка Манлихера – Манлихер M1895, или M95 (Mannlicher M1895) — магазинная винтовка, разработанная Фердинандом Маннлихером и принятая на вооружение армии Австро-Венгрии в 1895 году. Винтовка Маузера – Mauser Gewehr 98 (Маузер 98) — магазинная винтовка образца 1898, разработанная немецкими конструкторами, братьями Вильгельмом и Паулем Маузерами. Винтовка Бердана — (разг. Берданка)общее название двух различных систем американских однозарядных винтовок конструкции героя Гражданскрой войны в США Хайрема Бердана под унитарный патрон центрального воспламенения с металлической гильзой и дымным порохом, состоявших на вооружении в Российской империи во второй половине XIX века. Считалась устаревшей, однако использовалась на протяжении всей гражданской войны.
«…разжиться наганом или пистолетом» - правильнее было бы револьвером или пистолетом. Револьве́р систе́мы Нага́на, наган (7,62-мм револьвер Нагана обр. 1895 г.) — револьвер, разработанный бельгийскими оружейниками братьями Эмилем и Леоном Наганами, в России состоял на вооружении с 1895 по 1945 годы, а во вневедомственной охране используется до настоящего времени.
«…пулемётов удалось найти всего пару максимов и пяток льюисов и даже один мадсен» - Пулемёт Ма́ксима — станковый пулемёт, разработанный британским оружейником американского происхождения Хайремом Стивенсом Максимом в 1883 году. В России впервые появился в 1887 году и различные модификации пулемёта использовались до Второй мировой войны. Пулемёт системы Льюиса или просто «Льюис» — британский ручной пулемёт времён Первой мировой войны. Был создан в 1913 году. И в том же году появился в России, использовался в Первой мировой, гражданской и Второй мировой войнах. Мадсен — датский пулемёт времён Первой мировой войны. Система Мадсен была разработана в 1890 году.
12. Донецко-Криворожская республика (ДКР, Донкривбасс, Кривдонбасс) – одно из государственных образований Юга России, возникшее в феврале 1918 года на обломках Российской империи после революции. Носила подчёркнуто наднациональный, территориально-производственный характер. В состав республики вошли территории Харьковской и Екатеринославской губерний (целиком), часть Криворожья Херсонской губернии, часть уездов Таврической губернии (до Крымского перешейка) и прилегающих к ним промышленных (угольных) районов области Войска Донского по линии железной дороги Ростов-Лихая (фактически всё Левобережье). Сейчас это нынешние Донецкая, Луганская, Днепровская и Запорожская области, а также частично Харьковская, Сумская, Херсонская, Николаевская и российская Ростовская. Столицей республики был Харьков, затем Луганск. Председатель Совета Народных комиссаров – Ф.А. Сергеев (Артём). Ликвидирована в феврале 1918 года по настоянию центральной большевистской власти, взявшей курс на создание национальных республик.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение

3 страниц V  < 1 2 3
Ответить в данную темуНачать новую тему
1 чел. читают эту тему (гостей: 1, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0

 



RSS Текстовая версия Сейчас: 28.3.2024, 11:54