Литературный форум Фантасты.RU

Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )

Литературный турнир "Игры Фантастов": "Шестое чувство" (Прием рассказов закончится 6.04.2024 года 23:59)

 
Ответить в данную темуНачать новую тему
Горящее сердце, А вот здесь, друзья, катаем танками.
Simao
сообщение 15.12.2017, 15:47
Сообщение #1


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 16
Регистрация: 10.12.2017
Вставить ник
Цитата




Я эту вещь хочу вытянуть как минимум в повесть. Не стесняемся)))

Черт побери! – капитан Максимов был вне себя.

Было от чего кипятиться. За последние три недели уже четвертое нераскрытое убийство повисло гирей на их отделе. И это накануне Нового года. Тринадцатой зарплаты однозначно не пощупать. Он вскочил со стула и заметался по кабинету, задевая мебель. В комнате резко стало тесно, когда его огромное тело заняло собой все свободное пространство.

– Влад, не бесись, – успокаивал его напарник Киселев. – «Глухарем» больше, «глухарем» меньше. Подумаешь. А сердце одно. Его беречь трэба.

Максимов метнул в старлея яростный взгляд и закурил пятую по счету сигарету. Дым окутал капитанскую голову причудливым ореолом.

– И главное, – продолжил Максимов, – не понятно, из какого оружия убивают. Что говорят баллистики?

Невозмутимый Киселев пожал плечами.

– Баллистики чешут репы,– признался он.– Без протокола сказали, что похоже на винтарь конца позапрошлого столетия, который применялся в японской армии.

Брови Максимова поползли вверх. Он закашлялся от дыма, вытер выступившие слезы и уставился на напарника.

– Японской? – переспросил он. – Ты хочешь сказать, что по улицам разгуливает какой-то самурай, вооруженный допотопной винтовкой?

Киселев флегматично очищал апельсин, бросая ярко-оранжевые шкурки прямо на пол кабинета. Максимов, увидев это непотребство, грозно нахмурился.

– Человечество давно придумало урны, – прорычал он.

Старлей отложил апельсин, поднялся из-за стола и прошел к окну.

За стеклами отделения лежал город. Как все портовые города он был ярок, небрежен и слегка вульгарен. Здесь жили красивые женщины и сильные мужчины. На рейде стояли военные корабли, а в замерзших бухтах были пришвартованы на зиму яхты.

Старлей любил свой город. И пусть зачастую, особенно по вечерам, тот походил на ярко накрашенную проститутку. И пусть за визгом автомобильных шин частенько не слышны были крики о помощи. И пусть море цветом больше напоминало яму для слива отработанного машинного масла. Было в этом городе свое разбитное очарование.

– Влад, – обратился Киселев к напарнику, – я понимаю, что это покажется бредом, но... – неожиданно замялся он.

– Что «но»? – подтолкнул его Максимов.

– Ты слышал историю об Ито Ватанабэ?

Капитан только собирался глотнуть воды прямо из графина, да так и застыл столбом, услышав странное имя.

– Чего-чего? – переспросил он.

Изумленно уставился на невысокого худощавого напарника и в который раз поразился черноте его волос. За глаза старлея частенько называли «китайцем».

Киселев вздохнул, протер стекло ладонью и начал рассказ.



Тайса[1] японской императорской армии ВатанабэИто Ито сидел в кресле бывшего председателя городской думы. Он ненавидел русских и эту далекую землю, на которую его послали служить. А их проклятая зима вымораживала все нутро и заносила снегом мысли. Русские были грязны, грубы и смертельно опасны. Правда, Ито улыбнулся тонкими губами, местные барышни весьма и весьма привлекательны.

От неприличных мыслей отвлек голос адъютанта.

– Тайса-доно[2], – Изао склонился в низком поклоне, – произошла беда.

Ито вздрогнул и перевел взгляд на адъютанта.

– Что еще? – спросил резким неприятным голосом.

– Последний бронепоезд сошел с рельсов под Сучаном. Сожалею, тайса-доно, что принес неприятные известия.

Ито поднялся с места, отодвинув кресло. Подошел к окну и встал, заложив руки за спину. Опять эти проклятые партизаны. Сколько крови уже выпили и сколько выпьют еще. Из пяти бронепоездов только три возвращаются в депо. Два успевают пустить под откос эти мерзкие русские.

Тайсу внутренне передернуло, когда очередной порыв ветра за стеклами протащил по булыжной мостовой какую-то грязную тряпку. Эта вонючая страна была так не похожа на его цветущий Киото.

– Что говорит разведка? – спросил он тайи[3] Изао.

– Разведка утверждает, что всем заправляет какой-то поляк. Он неуловим, как демон, тайса-доно. Никто из наших осведомителей так и не смог подобраться к нему близко. По последним сведениям он скрывается в тайге. В город выбирается редко.

Ито замолчал, закусив нижнюю губу. Вчерашний ответ императора заставил нервничать. Правитель был крайне недоволен тем, что его хваленая самурайская армия не может поймать одного единственного бледного поляка.

Все, что о нем удалось разузнать – это то, что когда-то он работал в железнодорожном депо. Арестованные и запытанные до смерти железнодорожники не назвали даже его имени. Удивительное дело, но они умирали с улыбкой, как истинные сыны Бусидо. Откуда в их дремучих душах взялись силы древних воинов?

– Иди, Изао, – отпустил он адъютанта. – Мне надо подумать.

Тайи двинулся к двери спиной, не разгибаясь от поклона.



Через три дня в доме бывшего начальника городской тюрьмы Ито ужинал коричневым рисом с мясом нежного цыпленка. Горничная, чье имя он так и не смог запомнить, ловко меняла подносы и постоянно вертелась перед глазами. Это неимоверно раздражало тайсу. Хотя в другое время он не прочь был бы потрогать упруго налитое тело этой деревенской кобылки. Но сегодня голову полковника наполняли совершенно другие мысли. Поляк... Он снился ему во сне, где Ито разрубал его надвое кривым самурайским мечом. Грея замерзшие ладони в горячей крови врага, японец смеялся в голос. Но проклятые голубые глаза никак не хотели закрываться, и поляк вставал снова и снова. И опять и опять Ито взмахивал своим верным оружием. Сносил русую голову с плеч; крутнувшись волчком, резал поперек живота; отрубал руки и ноги. До тех пор, пока сам не оказывался по колено в дымящейся крови. Тогда он просыпался, колотясь от злобы, ужаса и отвращения.

– Господин желает что-то еще?

Тайса поднял на горничную тяжелый взгляд. Помотал, отказываясь, головой и приказал на русском с сильным акцентом:

– Свободна. Иди.

Капитолина разочарованно вздохнула и двинулась к выходу. Японец был противным, но очень нужным любовником. Он часто разговаривал во сне с тем, кто сейчас живет в тайге и каждую неделю ждет от Капитолины вестей. Он пересказывал приказы императора и объяснял тому, почему никак не может поймать партизана. Он спорил с другими офицерами и доказывал правоту именно своих планов.

Тайса Ито и догадаться не мог, что недалекая горничная отлично знает язык его предков. Еще со времен духовной миссии в Японии, где ее отец служил священником.

Накануне русско-японской войны отец Николай посадил семилетнюю дочь Капитолину на корабль, идущий домой. Помахал рукой на прощание, белозубо улыбнулся и через неделю принял смерть от японских мечей. Его обвинили в шпионаже.



***



Капитолина лежала в постели, прислушиваясь к звукам внизу. Хозяин еще немного побродил по дому и поднялся в свою спальню. Девушка выглянула из комнаты, увидела, что под дверью японца потух свет, и прокралась по коридору к выходу.

Хозяин всегда на ночь пил много чая, который ему передавали с родины. А по четвергам, как сегодня, обязательно был жасминовый. Резкий вкус напитка маскировал собой невеликую дозу снотворного, которое добавляла горничная. На всякий случай. Чтобы Ито, утомленный любовными утехами и напившийся чая, не раскрывал узкие глаза до самого утра.

Капитолина влезла в сапожки, покрыла волосы цветастым платком и открыла дверь в осень. Время было самое подходящее, японский патруль появится возле дома только через полчаса.

Запахиваясь на груди, девушка забежала за угол дома. Постоянно оглядываясь, перебежала дорогу и скрылась в темной подворотне. Теплый сентябрьский ветер залезал под юбку и пытался добраться до девичьего тела.

Мимо проехал запоздалый извозчик, погоняя старую лошадь. Та устало плелась по булыжной мостовой и никак не реагировала на окрики возницы.

Девушка прижалась спиной к каменной кладке подворотни, чувствуя, как в кости проникает солнце, нагревшее их за день.

– Ну, что сегодня? – услышала она нетерпеливый голос.

Обернулась в темноту, шагнула вперед и упала прямо в мужские руки. Они подхватили девушку и прижали к широкой горячей груди. Мужчина наклонил голову и крепко поцеловал Капитолину, щекоча густыми усами. Девушка зажмурилась от счастья и прижалась к нему еще сильнее.

– Так и стояла бы, – забормотала быстро, – так и умерла бы рядом с тобой.

Мужчина негромко рассмеялся и провел рукой по девичьим волосам, снимая с них платок.

– Рано нам еще умирать, панночка моя. Пока проклятые узкоглазые свободно ходят по моему городу, я умирать права не имею. Рассказывай, moja zota[4].

Капитолина нехотя отстранилась, поправила сбившийся платок и начала рассказывать:

– Ничего особенного за неделю не произошло. Все тебя ловят, счастье мое.

На последних словах хохотнула и взяла поляка за руку.

– Будь осторожен, Виталий. Если поймают, все жилы из тебя вытащат. Это ж не люди, это звери дикие.

Мужчина крепко прижался губами к ее ладони, провел языком до запястья и усмехнулся прямо ей в руку.

– Не поймают, Капа моя дорогая. Я быстрее их завсегда буду. Беги уж домой. Скоро патруль пройдет.

Девушка в последний раз прижалась щекой к жесткой коже куртки и бросилась через дорогу.

Перебегала, постоянно оглядываясь по сторонам. Хоть и время позднее, но береженного Бог бережет

У крыльца прижала ладонь ко рту, закусила то место, где совсем недавно чувствовала его поцелуй, и с трудом открыла тяжелую дверь.

– Нагулялась? – спросил ее по-японски негромкий и ледяной, как зимний шторм, голос.

Капа застыла изваянием и поняла, что жизнь оборвалась прямо здесь: в этой уютной гостиной.



***



Тайсе не спалось. Вернее, спалось ему крепко, но чертов желудок вдруг взбунтовался. Ито подскочил, как пружина, и, прижав руки к животу, бросился в уборную.

«Нет, – думал он, мучаясь спазмами, – никогда эти русские не научатся готовить приличную еду. А их проклятый борщ есть совершенно невозможно».

Вздохнув с облегчением, поправил одежду и вышел в гостиную. Решил посмотреть на ночную улицу и отправиться досыпать. Подошел к окну, бросил взгляд в темноту и онемел от удивления.

Ито прекрасно видел в темноте. А в ярком блеске полной луны увидел многое. Как выбежала из подворотни его горничная и бросилась через дорогу к дому. Как следом за ней вышел он – его враг. Тот, которого тайса убивал во сне. И выглядел партизан именно таким, каким Ито запомнил его из своих кошмаров. Высокий, широкоплечий и русоголовый. Поляк двинулся вправо, навстречу океанскому ветру. А японец поднялся в спальню и достал из ножен фамильный меч – гэндайто.

– Я знаю, что ты понимаешь мой язык, – говорил он остолбеневшей Капе. – Иначе, зачем было тебя ко мне подселять?

Девушка стояла не двигаясь, а тайса подошел к ней кошачьей походкой и сейчас накручивал вокруг нее неспешные круги, поигрывая мечом.

– Откуда? – спросил он с опасной ласковостью в голосе.

Капа откашлялась, потому что в горле враз пересохло, и ответила хриплым голосом:

– Мой отец был священником в Японии.

– Понятно, – неизвестно чему обрадовался тайса.

Поднял клинок, тот сверкнул в свете полной луны; Капитолина закрыла глаза руками, приготовившись почувствовать стальной удар.

– Не бойся, – рассмеялся Ито, – сегодня я тебя не убью.

Несколько ловких взмахов и располосованный сарафан упал к девичьим ногам. Тайса выкрикнул семейный клич предков, крутнулся на месте юлой и снова взмахнул гэндайто. Капа осталась только в сапожках. Молочно-белая кожа ее сверкала в лунном свете, и японец невольно облизнулся. Все-таки русские невероятно хороши. Налитые груди дерзко соблазняли и тянули сжать их до боли. До того, чтобы эта белокожая тварь задохнулась в последнем крике. Тайса уже протянул руку, чтобы выкрутить темный сосок, но остановился. Нет, для нее он приготовит наказание похуже.

Подталкивая Капу мечом, от чего на нежной коже оставались мелкие ранки, он заставил ее сесть в кресло возле столика с телефоном.

Не сводя взгляда с онемевшей горничной, поднял трубку, крутанул рычаг и выкрикнул:

– Тайи Изао, срочно ко мне с пятью солдатами.



***



Виталий ломал пальцы в бессильной злобе. Утром мальчишка-посыльный принес страшную весть. Весь город был обклеен листовками: «Император меняет голову девицы Капитолины на голову партизанского главаря. Обмен должен состояться до конца недели». Оставалось всего три дня.

– Не глупи, Виталя, – прогудел Серафим. – Из-за бабы в петлю лезть – последнее дело. Плюнь и разотри.

Баневур бросил на товарища горящий взгляд. Минутный поединок голубого с карим. Деревенский мужик набычился и закатал рукава, приготовившись к драке. Задрал вверх спутанную бороду и закусил губы.

– Морды друг другу бить будем? – мрачно спросил он.

Баневур расслабился и отрицательно покачал головой. Подошел к столу, оперся о него ладонями. В охотничьем зимовье, где он и несколько его товарищей устроили себе жилье, было тепло и безопасно. Косорылые в непролазную приморскую тайгу соваться опасались. Суровые мужики-охотники встречали их топорами да вилами.

– Где ее держат?– спросил он перепуганного ссорой мальчишку.

Тот шмыгнул носом, вытер его грязным рукавом и зачастил:

– Брешут, шо в подземных казематах. Верить, нет – не знаю. А куды ж ишшо могли отправить?

– Мне нужно только пробраться в дом полковника,– пробормотал Баневур.

Серафим удивленно тряхнул кудлатой головой. Что ни день, так заскоки у этого чертова ляха.

– Зачем? – спросил он.

– Мой отец сидел в тюрьме, – объяснил поляк. – И тогда ходили слухи, что из дома начальника до подвалов тюряги есть подземный ход. Найду его, проберусь внутрь, положу охрану и заберу Капу.

Серафим с пацаном выпучили глаза. Более идиотской идеи они и не слышали. Пробраться в дом полковника? Да еще и пройти неведомым подземным путем? Нет, этот дурацкий поляк совсем мозги из-за своей бабы потерял.

Виталий сел на топчан, служивший постелью, и задумчиво уставился в мутное окно. В стекле мелькнули черты Капитолины.

КапитолинаКапу Баневур знал еще с гимназии. Она работала там сестрой милосердия и казалась ему, семнадцатилетнему подростку, неземной красавицей. Да что скрывать, все они были слегка влюблены в приветливую молодую девушку. Для каждого из них Капа находила доброе слово и жизненный совет. Все слегка влюбились, а Виталий – смертельно.

И хоть была она старше его на пять лет, это не остановило горячее сердце поляка. На выпускном вечере он ломающимся от волнения голосом сделал удивленной Капе предложение. Но на просторах страны вовсю пылал пожар гражданской войны. И пусть сюда, на далекий берег Тихого океана, он пока не добрался, Виталий все равно попросил:

– Только давай дождемся победы Революции.

Наградой ему стали слезы счастья в серых глазах избранницы. В ту же ночь она отдала отчаянному поляку свою чистоту и пообещала ждать сколько угодно долго.

А потом пришли интервенты, и Капа призналась, что знает японский. Сама предложила устроиться горничной к командиру самурайской армии. Баневур встряхнул ее тогда за плечи и выкрикнул в лицо злое «Нет!».Девушка мягко освободилась из его рук и печально улыбнулась в разъяренные голубые глаза.

– Виталя,– обратилась к нему незнакомым материнским тоном,– там я принесу подполью гораздо больше пользы, чем в тайге.

Поляк сжал зубы с такой силой, что на щеках заиграли злые желваки. Но она была права. Иметь своего человека почти в самом нутре врага... дорогого стоит. Подполье несколько раз выходило на связь с проститутками, обслуживающими японских солдат, но те отказывались. То ли из-за дурного своего характера, то ли из-за страха, кто знает. Японцы не церемонились с населением.

– Береги себя, – сказал он ей напоследок.

– А ты себя, – ответила Капа.

– Я заговоренный, – грустно улыбнулся Виталий. – Моя бабка была колдуньей.

Девушка провела рукой по заросшей щетиной щеке, прикоснулась к его губам легким поцелуем и направилась в город.

Это было год назад. То, о чем сейчас вспоминал Баневур. После гимназии он успел отработать в железнодорожном депо станции Первая речка. Собирал бронепоезды для японской армии и внимательно изучал их устройство. Но после третьей аварии японцы заинтересовались любопытным юношей, и Виталию пришлось бежать в тайгу.

Вот тогда Капа и отказалась следовать за ним, а отправилась в дом Ито. Ревность скручивала все нутро Виталия, ведь он прекрасно понимал, что одними подносами дело не обойдется.

Он не спал ночами, он до боли в плечах и кровавых мозолей на ладонях колол дрова для печки. В одиночку валил деревья, отказываясь от помощи Серафима. Потомственный охотник хотел сначала ударить гонористого ляха. Но, взглянув в покрытые дымкой глаза, только сплюнул себе под ноги.

– Хай с тобой. Авось, надорвешься сам.

Баневур не надорвался. Из соседнего уезда прислали партийную активистку Марию. Она и успокоила поляка:

– Дело революции, Виталий, важнее любви. Твоя Капитолина жертвует собой во имя великой идеи. А ты ведешь себя, как собственник и мещанин. Мне стыдно за тебя, товарищ Баневур.

Поляк склонил русую голову и согласился со всем, что ему говорили. Через месяц вышел на связь со своей любимой и узнал, как легко она устроилась в дом полковника.

– Сироткой голодающей прикинулась,– весело рассказывала Капа.– Подаяния у крыльца попросила, а у него как раз горничная преставилась от болезни. Повезло мне, однако.



Баневур отвлекся от воспоминаний и перевел взгляд на Серафима.

– Я пойду один, – решительно сказал он. – Если что... останешься за главного. Пока из Хабаровска кого-нибудь не пришлют.

Мужик свел кустистые брови в одну линию.

– Не дело это, – упрямо возразил он.

Но гонору полякам не занимать. Баневур нахохлился, сверкнул ледяными глазами и просто вышел, захлопнув за собой дверь.

В город пробирался только ему известными тропами и словно хищный зверь таился под мертвыми корягами деревьев. Он не увидел ни одного патрульного, но даже не удивился этому. А зря. Это тайса Ито отозвал солдат, чтобы Баневуру никто не мешал прийти в подготовленную ловушку.

Но любовь превращает мужчин в глупцов, и поляк не был исключением.



Поздней ночью подошел он к аккуратному домику начальника тюрьмы. Вгляделся в темные окна, стараясь рассмотреть движения нынешнего хозяина. Дом молчал, зловеще сверкая окнами в лунном свете. Ни намека на обитателей, ни проблеска живой души внутри. Хотя, какая у японцев душа?

Баневур подошел к окну первого этажа. Прижался спиной к камням и напряг слух. Ни звука не долетало из кухни, чье расположение он узнал из рассказов Капы. А также он знал, что замок на кухонном окне сломан. Капа и сломала же его на всякий случай.

Поляк толкнул рукой створку, та отворилась без скрипа. Он подтянул на локтях сильное тело и проскользнул в пропахшую едой кухню. Сморщил нос от непривычных запахов; покачал головой, увидев странную посуду, и взял нож, лежащий на разделочном столе. Провел пальцем по острому лезвию и зло улыбнулся.

А на втором этаже, в своей спальне, прижавшись спиной к двери, стоял полковник Императорской армии. Он отослал из дома всех слуг. Даже верному Изао приказал отправляться в казарму и не мешать потомку древних самураев вершить свою месть. Его предки, славные сыны рода Ватанабэ, встречали противника всегда лицом к лицу, один на один. Тайса был гол до пояса и щедро намазан гусиным жиром. Под гладкой кожей темно-оливкового цвета перекатывались тугие мускулы. На словно нарисованном лице не читалось ни одной эмоции.

Баневур крался кошкой, стелился рысью, пробирался леопардом по темным комнатам. Не ударился о мебель, не уронил стул. Закусив губы почти до крови, он шел на второй этаж. Он знал плана дома и ему был нужен проводник и... заложник.

Чуть помедлил перед дверью спальни, приложил ухо к двери и услышал негромкое дыхание полковника с другой стороны. Так и стояли они несколько мгновений по обе стороны деревянной перегородки: высокий голубоглазый сын Владивостока, и маленький, но смертельно опасный азиат.

А потом Баневур ударил ногой по двери, японец отскочил, как кошка. Взметнулся высоко в прыжке, очертил круг мечом и приземлился почти перед самым носом поляка. Тот едва успел пригнуться, когда отточенное лезвие просвистело над его головой. Баневур увидел, как расширились от удивления непроницаемые черные глаза.

«Матка Боска, – взмолился поляк, – помоги»

– Токи-но-коэ!– закричал японец и подпрыгнул снова.

Словно штормовым ветром взметнуло его гибкое тело под самый потолок, поляк упал на пол и откатился к стене. Смертоносный клинок вонзился ровно в то самое место, на котором он только что стоял. Тайса резким движением повернул голову, взглянул в голубые глаза, оскалился по-волчьи и, ухватив меч наперевес, бросился на врага.

Как завороженный смотрел Виталий на несущийся к нему смерч. Он надеялся на свой рост и силу; он думал, что мелкие японцы слабы, как дети; он решил, что сможет справиться с тайсой одним движением. Но ошибся...

Ито еще в воздухе выбил коленом нож из рук Баневура. Они схватились врукопашную – сильный и крупный славянин и юркий, гибкий японец. Ладони Виталия предательски скользили по блестящим плечам Ито. Он никак не мог схватить его так, чтобы заломать медвежьей хваткой. Едва лишь прикасался к темной, будто лакированной, коже, как японец играючи выскальзывал из захвата его рук. Поляк начал злиться, бешенство плеснулось в русую голову и поставило точку в борьбе. Ито гортанно выкрикнул клич рода Ватанабэ, взмахнул мечом и рассек бедро врага почти до кости. Проваливаясь в обморок, Баневур видел, как смеялись глаза потомка древнего самурайского рода.



– Вставай, wnuka[5], – услышал Виталий негромкий голос.

С трудом открыл глаза, увидел впереди кровавое марево и закрыл снова. Голова раскалывалась от боли, в ушах звенело, во рту пересохло от жажды.

– Кто ты? – прохрипел он.

– Я – бабушка твоя, Ядвига Ожешко.

Карпатская ведьма Ядвига умерла задолго до рождения внука. Поговаривали, что ее сожгли свои же односельчане, обвинив в порче скота и заговоре на чужого мужа. Из-за этого его отцу пришлось бежать в Варшаву. Там он устроился учеником ювелира, взял фамилию учителя – Баневур – и повстречал мать Виталия.

– Ведьм не существует, – откашлявшись, сказал Виталий.

– А я и не ведьма, внук, – печально ответил голос, – я знахарка. Это все глупые люди на меня наговорили. Вставай, Виталий. Вставай же...

Неведомой силой Баневура подняло на ноги. Он опять открыл глаза, алый туман разорвался в клочья, звон в ушах прошел бесследно, и только глотка по-прежнему просила воды.

– Где ты? – спросил он тягучую, как сливовый кисель, темноту.

– Рядом, – ответила бабка. – Не пытайся, не увидишь. Меня только мертвым можно видеть, а ты пока еще жив.

– А зачем ты пришла?

Горящее от драки лицо обдало прохладой. Морозные ладони коснулись щек, и Виталий почувствовал, как уходит боль.

– Ты скоро умрешь, – печально ответил голос. – Но в тебе есть сила. Моя сила. Воспользуйся ею. Отомсти убийцам.

– Я не верю в ведьм, – прошептал Баневур. – Это все сказки.

– А ты и не верь, – услышал он издалека.

Как будто тот, кто назвался бабкой, быстро-быстро уходил. Или улетал?



Виталий очнулся от того, что его тащили по тюремному коридору два довольно рослых японца. Полковник, уже полностью одетый, раздавал отрывистые распоряжения. Поляка затолкали в камеру, бросили на каменный пол и он услышал, как за спиной клацнул замок. Тупо ныло рассеченное и наспех перетянутое ремнями бедро, от потери крови кружилась голова, но сильной боли он не чувствовал. На удивление.

Негромкий звук привлек его внимание, и Баневур поднял голову. Прищурил глаза, стараясь разглядеть, кто еще находится в камере. Дрожащий свет свечи отбрасывал на мрачные сырые стены тусклые блики. Но поляк славился хорошим зрением. Чуть поднапрягся и увидел ее.

Капа сидела, привязанная к стулу. Ей так и не дели одеться, и сейчас ее обнаженное тело было сплошь покрыто синяками и ожогами. Виталий скрипнул зубами и почувствовал, как в виски толкнулась ярость. С трудом поднялся с пола и бросился к девушке. Та только охнула, когда он неловко задел истерзанные плечи.

– Погоди, панночка моя,– бормотал он, освобождая девушку от веревок.

И жалость, и ярость смешались в его душе. И любовь к измученной Капе, и ненависть к ее мучителям. И злость на себя, что так глупо попался в ловушку. И бредовая надежда на чудо. Развязав свою панночку, Виталий осторожно поднял ее со стула. С тихим стоном от боли в затекших мышцах, она припала к его груди.

– Люба моя, – шептал он в спутанные волосы, – не бойся. Выберемся отсюда, я обещаю.

Капа подняла на него заплаканные глаза, грустно улыбнулась и покачала головой:

– Не выберемся, Виталя. Я же говорила тебе, что это звери.

Заскрежетал замок, и девушка крепче прижалась к тому, кто был единственной ее защитой. Баневур, как мог, укрыл собой Капу и твердо взглянул в сторону двери. Свечу задуло порывом затхлого воздуха, но входящие принесли с собой факел. Тайса Ито с верным мечом в руке улыбался холодной гордой улыбкой. Ординарец Изао бросил на пол женскую одежду.

– Сын Ватанабэ никогда не осквернит свои уста ложью, – бесстрастно произнес Ито по-японски. – Я обещал, ты можешь быть свободна.

Капа шепотом перевела Баневуру то, что сказал полковник. Виталий коротко кивнул и подтолкнул девушку к одежде.

– Беги, люба моя.

Та отрицательно замотала головой. Она знала, понимала, чувствовала, что видит юношу последний раз. Что больше никогда не сверкнут голубые глаза, и она уже не услышит его ласковый голос: «Панночка моя».

– Уходи, – приказал поляк и сжал руку на Капином плече.

Сжал до боли. Так, что девушка вздрогнула от невиданной в его голосе злости. Бросилась к одежде и стала быстро одеваться кое-как. Запахнув кофту, бросила на Виталия испуганный взгляд и рванула к двери. Изао посторонился, пропуская русскую. Она остановилась на миг, посмотрела в непроницаемые японские глаза и выбежала. Полковник уже отдал приказ, чтобы ее не останавливали.



Капа выбежала за ворота тюрьмы и помчалась вперед, все ожидая выстрела в спину. Но надзиратели не стреляли, а только провожали растрепанную русскую загадочными взглядами узких глаз.

Девушка пробежала еще немного, запыхалась и опустилась на корточки. Уже светало и вот-вот город наполнится звуками проснувшихся жителей. Капе не хотелось, чтобы ее видели, она поднялась и метнулась во двор дома купца Аксенова. Забилась там под яблоню и горько заплакала.

– Ну-ну, – услышала она смущенный бас Серафима. – Вставай ужо, уходить надобно.

Капа подняла на мужика зареванное лицо, шмыгнула носом и хотела было рассказать, что к чему, но широкая ладонь прикрыла ей губы.

– Сам все понял, чай не малец неразумный. За Виталькой твоим следил. Токмо и увидел, как косорылые его из дома вывели. Ничого поделать не успел, ужо извини меня, любка. Кабы вмешался, так вместе с ним и полег бы. А я не можу, у меня семья в тайге. Жинка, да трое сорванцов.

Он был прав, этот суровый охотник. Не стоила жизнь одного Баневура жизни его троих детей. И за то благодарна была ему девушка, что он просто стоял сейчас рядом, касаясь ее щеки жесткой кудлатой бородой.

– Ну, – повторил Серафим, – чого встали? Пошли, что ли, помолясь?



Виталий выплыл из больного забытья, когда на лицо и грудь ему плеснули ведро воды. Тайса Ито сидел за столом в той же камере. Сидел и смотрел, не отрываясь, на своего врага, привязанного к стулу, из-за которого едва не лишился благорасположения императора.

Изао держал в руках раскаленный прут в форме пятиконечной звезды. Ито медленно кивнул и Баневур закричал в голос, когда кожи коснулось горячее железо. Полковник хищно улыбнулся, крики Баневура ласкали ему слух. Изао выплеснул еще одно ведро воды, приводя пленника в чувство.

– Эти славяне очень крепки, – сказал он командиру.

– Тем лучше, – проговорил полковник. – На дольше хватит. Хочу, чтобы весть о нем разошлась далеко. В следующий раз крепко подумают, прежде чем связываться с нами.

Виталий потряс головой, разбрызгивая прозрачные капли в стороны. С трудом открыл глаза и взглянул на японца, стоящего перед ним. В осколках ледяного льда плескалась ненависть. Лишь она не позволяла ему сойти сейчас с ума.

Изао взял молоток, снял с пленника сапоги и с наслаждением ударил по босым пальцам ног. Хрустнули фаланги, Баневур взвыл, полковник улыбнулся еще шире.

– Сильнее, тайи, – посоветовал он ординарцу.

Изао ударил старательнее, превращая ступни в кровавую кашу.

– Хорошо, – одобрил полковник, – очень хорошо. Остался маленький штрих. Ну, это я сделаю сам.

Взял прислоненный к стене меч и подошел к Баневуру.

– Ты – хороший воин, – с уважением произнес он. – Я тоже хороший воин и слуга императора. Я буду помнить тебя.

За те доли секунды, что японец взмахивал мечом, Виталий вдруг вспомнил: «В тебе есть сила. Воспользуйся ею».

– Проклинаю, – прошептал он по-польски из последних сил.

Рука Ито застыла в воздухе. Черные брови чуть нахмурились, пытаясь уловить смысл незнакомых слов. И это заминки хватило Баневуру.

– Проклинаю тебя службой на веки вечные. До тех пор, пока с тебя не снимут присягу.

Тусклый свет гендайто в пламени факела – был последним, что увидел Виталий в своей двадцатилетней жизни. Ито рассек ему грудь, запустил руки в дымящуюся кровь и достал еще бьющееся горячее сердце молодого коммуниста. Капли крови упали ему на щеки и Изао, стоящий рядом, вздрогнул, когда увидел, как они впитались в кожу полковника без следа.

Так погиб Виталий Баневур.



***



– Не понял, – Максимов потряс головой, – а мы тут причем? Нет, ну фильм «Сердце Баневура» я, конечно, помню. Но к нашим убийствам он каким боком?

Киселев сделал прямо из графина несколько жадных глотков и отер рот тыльной стороной ладони. Присел на корточки и собрал кожуру апельсина, которую сам же и раскидал.

– Старлей, – не унимался капитан, – ты не молчи. Взялся объяснять, так объясняй.

Напарник выпрямился, выкинул ярко-оранжевые шкурки в урну и отряхнул руки. Видно было, как он смущен и не знает, что сказать дальше. Но главный группы смотрел на него вопросительным взглядом и требовал продолжения.

– Понимаешь, Влад, – с заминкой продолжил он, – поговаривают, что жив еще Ито. Что кровавое проклятье внука карпатской ведьмы подействовало.

Максимов недоверчиво покачал головой. Решил сначала усмехнуться, но наткнулся взглядом на серьезные почти черные глаза Киселева. Нет, старлей явно не шутил. Но, черт возьми, неужели он сам верит в эту ахинею?

– Допустим, – осторожно сказал капитан, – но почему об этом знаешь только ты?

Услышанный ответ поразил его громом.

– Та Капа была моей прабабкой.

Максимов все-таки ухмыльнулся. Да, чудны дела твои, Господи.

– Только не говори мне... – предупредил он старлея, но тот его перебил.

– А японец – моим прадедом.

Капитан опустился за стол. Задумчиво взял в руки карандаш и стал крутить между пальцами. Деревяшка хрустнула и рассыпалась обломками. Максимов выбросил щепки в урну, сдвинул бумаги к краю стола и негромко попросил:

– Продолжай.

– Его усыновил Серафим,– с готовностью заговорил Киселев.– Уже тогда моего прадеда дразнили «япончиком». Прямо, как вы меня «китайцем»...



***



В самой глубине сырой пещеры тайса прикрыл глаза. Он устал. Он очень устал. Устал и потерял счет времени. Сколько ему было лет? Сто? Двести? Триста? Но жизнь продолжалась и продолжалась. Тянулась и тянулась бесконечно. Что сделал тот проклятый поляк, Ито понял не сразу.

3Через месяц после убийства Баневура их часть спешно покидала город. Отряды приамурских партизан теснили отборные японские войска к морю. Озлобленные русские, одетые кто во что, грязные и оборванные дрались с животным отчаянием. У лучшей императорской гвардии не было ни единого шанса против этого дикого сброда.

Японцы грузились на императорский линкор так быстро, как могли. С собой увозили любые ценности, которые смогли найти в разоренном городе. За ними по пятам следовал крик:

– Ур-р-ра! Ур-р-ра, товарищи!

Ито уже встал на первую ступень трапа, когда сорвавшееся с флагштока знамя с ярко-красным солнцем посередине, древком ударило его по лбу. Потерявшего сознание полковника никто не стал спасать. Каждому была дорога своя шкура.

Ито очнулся на пирсе, куда его вынесла приливная волна. Сел на камнях, расставив ноги, и обхватил руками гудящую голову. Собрав в кучу скачущие мысли, он понял, что остался один среди злейших врагов. В тюремной могиле было зарыто тело поляка с вырванным сердцем, а для этих варваров он был героем.

Вечерело, и яркие приморские звезды осветили сгорбленное тело полковника. Заиграли бликами на темной рокочущей воде и весело заплясали на гребнях волн, подкатывающихся к носкам японских сапог.

Ито вслушался в темноту и понял, что на пирсе он не один. Кто-то разговаривал совсем рядом, за валуном, скрывающем интервента. Тайса поднялся на ноги гибкой кошкой, пробрался к камню и выглянул из-за него. Сузил зоркие черные глаза и увидел двоих мужичков. Те готовились оттолкнуть от пирса лодку, но все о чем-то спорили. Скудных знаний русского языка хватило полковнику, чтобы понять: тот, что постарше, отправляет молодого за добавочной бутылью самогона. Парень спорил и отнекивался, но авторитет второго взял верх.

Ито дождался, когда тот помчится исполнять указание и бесшумно подкрался сзади к оставшемуся рыбаку. Слава Сусаноо[6], в ножнах уцелел его кортик. Клинок не смыло волной и не оторвало на камнях. Хмурый рыбак удивленно обернулся, заслышав движение за спиной.

– Ужо обернулся что ль?– с сомнением спросил он, надеясь увидеть непослушного сына.

Но закаленная сталь перерезала ему горло прежде, чем он понял свою ошибку. Ито оттолкнул лодку, запрыгнул в нее сам и направился к острову Русский, где надеялся укрыть в подземельях, оставшихся еще со времен русского царя. И где сами японцыхранили оружие с боеприпасами.

Как он будет жить, что делать и чем питаться, полковник не думал. Сейчас главное было – сохранить собственную жизнь.

А потом шли дни за днями, месяцы за месяцами, годы за годами. Тайса сбился со счета, отмечая закаты и восходы солнца, и ждал смерти, которая никак не приходила. Он не хотел есть, он не хотел пить, он не хотел жить. Пытался застрелиться, но наутро оказывался вновь живым, и только кровавое пятно на форме напоминало о выстреле. Пытался повеситься, но просыпался на полу с горящей от веревки шеей. Вспомнил рассказ отца и попробовал откусить себе язык, но тот вырос снова на следующее же утро. Кортиком делал харакири, но раны зарастали на глазах.

Вот тогда Ито с ужасом понял, что впереди его ждет вечность.

– Сусаноо, – ахнул он про себя.

Когда наверху уже проходили военные корабли, сопровождающие американскую эскадру с ленд-лизом для фронтов Великой Отечественной войны, тайса впервые вышел наружу. Он сделал это зимней ночью, чтобы свет не ослепил его, но взглянув на полную луну, понял, что ему ничего не страшно. Его нельзя ослепить, убить или ранить. Ему не было холодно или больно. Он – бессмертен, как герои древних японских легенд.

– Тенно хэйка бонсай[7], – привычно отдал он честь и вышел на охоту.



***



– Убийства начались накануне нового 1942 года, – просвещал Максимова старлей, – я прочитал все, что смог о них найти. Многие документы были утеряны во время Второй мировой; часть архива выкинули за истечением срока давности, но никто, – Киселев сделал многозначительную паузу, – никто не додумался свести все воедино.

Капитан покачал головой. Он не верил напарнику, но не прерывал его рассказа.

– Сначала, – продолжал лейтенант, – Ито выходил каждый день. Убивал по одному рыбаку и возвращался в пещеры. Там еще со времен царизма такие катакомбы остались, что целую армию можно спрятать.

За окнами кабинета начало темнеть. Приморский декабрь выл зимним штормом, свистел вьюгой и таскал по асфальту цветные бумажки. Из окна отделения яркими гирляндами светила праздничная елка перед супермаркетом. Суждено ли было ей упасть и в этом году? Традиция, однако.

Максимов решительно открыл сейф и достал оттуда начатую бутылку. Киселев удивленно посмотрел на старшего по званию, но возражать не стал. Водка плеснулась в пластиковые стаканчики, выуженные тем же Максимовым из стола, и опера молча чокнулись.

– Потом полковник стал выходить раз в месяц, но убивать уже троих. Потом раз в год и убивать четверых. С 1962 года он выходит каждые десять лет в одно и то же время и убивает пятерых. Сегодняшняя жертва предпоследняя, скоро должен быть еще один труп, если мы его не остановим.

– Почему такой разрыв во времени? – буркнул Максимов.

Киселев пожал плечами.

– Предполагаю, что у него кончается боезапас. Вот он так и решил экономить.

Опера разлили по второй. Максимов закинул водку в горло и поморщился.

– Почему зимой? – не унимался главный.

– Думаю, для устрашения. Он же выходит без зимней одежды.

– А ты сам откуда все это знаешь? – спросил капитан напарника.

– Мой дед видел Ито, – после паузы ответил старлей. – Сразу после войны. Браконьерничал на Русском и нарвался там на японца.

– И живой ушел? – Максимов недоверчиво прищурил глаза.

Киселев вскочил из-за стола.

– А вот тут интересно, – возбужденно заговорил он. – Японец не тронул деда, представляешь? Черт его знает почему, но оставил в живых. Как будто кровь свою учуял. Он эту историю про Баневура и рассказал своему сыну. Дед так напугался, что даже в милицию тогда не пошел. Только после убийств в 2002 году мне об этом поведал.

Они сидели уже почти в полной темноте. Киселев закончил рассказ и замолчал, задумавшись о своем. Максимов едва различал его склоненную над столом черноволосую голову. С одной стороны после рассказа все встало на свои места, а с другой...

– Коля, – тихо сказал капитан, – ты же понимаешь, что это бред сивой кобылы.

Щелкнул выключателем, залив кабинет резким электрическим светом. Киселев вскинул голову и сощурил черные глаза. После того как он рассказал о своем прадеде, Максимов понял, почему ему все время хотелось обозвать напарника ниндзей. Он и на задержаниях бывал отчаянным, как прадед-самурай. Ничего, чертяка, не боялся.

– У тебя есть другое объяснение? – спросил старлей. – Почему вот уже почти сто лет народ убивают из одной и той же винтовки?

Максимов поначалу не нашелся что сказать. Подвигал бровями, взъерошил густые русые волосы и предложил свой вариант:

– Династия убийц. Винтарь передается по наследству.

Киселев фыркнул в кулак и насмешливо посмотрел на Влада.

– Извини, но мы не в Голливуде. Маньяков-убийц у нас не так уж и много. А чтобы еще они и династией действовали... Да чтобы еще никто их за сто лет и не схватил...

Н-да, неувязочка. Это капитан вынужден был признать. Но и соглашаться с сумасшедшей версией напарника тоже не хотелось.

Опера посидели еще немного, по русскому обычаю выпили по третьей и разошлись по домам далеко за полночь.



А в темном подземелье разрушенной крепости острова Русский сидел полковник. Он пел старую японскую песню и чистил оружие. Его правнук был прав: у Ито кончался боеприпас. Надежная, как слово самурая, винтовка Арисаки выпуска 1905 года, успокаивала вороненой сталью. Но патроны подходили к концу, и пополнить их запас было нечем.

Ито отложил оружие и достал из ножен кортик. Полюбовался четкими гранями клинка, поцеловал эфес, на котором был выгравирован клич его предков и сделал несколько взмахов рукой в воздухе. С удовольствием отметил, что тело не забыло, как пользоваться ножом, и прикрыл глаза. Через три дня он выйдет на охоту опять. Если не встретит никого, то пойдет опять через три дня. И опять, и опять. Убивать из винтовки надежнее, но кортиком гораздо приятнее. За годы, проведенные им в подземелье, рыбаки сменились туристами и редкими жителями.

Полковника не волновало, кто стоял перед ним: мужчина или женщина. Стар или млад. Все враги, все едино.



***



– Киселев, – прошипел Максимов, – ты меня своими идеями в гроб вгонишь.

Старлей метнул в капитана непонятный взгляд и снял трубку телефона. После нескольких протяжных гудков на другом конце провода ответил приятный женский голос с сильным акцентом:

– Консурство Японии срушает[8]. По вопросам эмиграции обращайтесь посре новогодних праздников. А ручше в конце февраря.

На проводе повисла пауза. Киселев неожиданно смутился. Он не знал, как обращаться к собеседнице. А та не торопила его и вежливо ожидала продолжения.

– Э, барышня...,– начал он,– вас беспокоит старший лейтенант Киселев. Полиция Владивостока. У нас есть несколько вопросов, касаемо одного из ваших граждан.

Максимов поднял глаза к потолку. Черт его знает, как он поддался на уговоры напарника. Эх, не видать ему очередной звезды, как пить дать. Но слишком уж стройной выглядела история, поведанная предком самурая.

Киселев кивал, выслушивая невидимую собеседницу, и не отводил взгляда от капитана. После нескольких минут разговора положил трубку на рычаг и уставился в окно.

– Ну? – не выдержал капитан. – Какие новости.

Старлей перевел на него взгляд и слегка ухмыльнулся.

– По-моему, она посчитала меня идиотом. Но азиатская вежливость не дала ей этого выразить. Они поднимут армейские архивы и пришлют нам все, что смогут найти об Ито Ватанабэ.

Уверенность Киселева заразила капитана. Чем черт не шутит, а вдруг все это правда. Говорят, что в Японии некоторые и до ста пятидесяти лет доживают, а полковнику навскидку всего лишь сто тридцать пять. Но почему его не нашли вояки, устроившие на Русском спецназовскую базу? Или строители, перерывшие весь остров вдоль и поперек? Нет, однозначно, в этой истории масса белых пятен.

Ожидание выводило из себя. Опера сидели в кабинете и ждали. Чего, не знали и сами. Вести об очередном убийстве, которое должно было стать последним в этой цепочке десятилетия, или звонка из консульства.

Телефон разразился вечером трелью так неожиданно, что Максимов вздрогнул. Киселев схватил трубку, включил громкую связь и почти выкрикнул:

– Да!

– Господин порицейский,– раздалось на другом конце провода,– с вами будет говорить генерар Императорской Армии Изао Ямато. Соединяю...

Опера обменялись недоуменными взглядами. Через помехи, из другой страны и времени раздался надтреснутый старческий голос. Генерал говорил короткими отрывистыми фразами, вспоминая все свои знания русского:

– Помню Ито. Знаю, в чем деро. Приеду завтра. Все расскажу.



***



Тайса поднялся на ноги, одернул форму и пригладил гладкие волосы. Он давно перестал задумываться над тем, почему тело его оставалось таким же стройным, как девяносто лет назад. Почему волосы его не отросли, а глаза не потеряли зоркость. Самурай не задает лишних вопросов, он просто действует. Путь самурая – это путь Бусидо. Путь ищущего смерть.

Полковник подхватил верную Арисаки и выступил наружу под яркий лунный свет.

Не успел даже удивиться скоплению народа вокруг его логова, как ночной воздух прорезал металлический голос из динамика:

– Ито Ватанабэ, сложите оружие и выходите с поднятыми руками. Крепость окружена, вам некуда деваться.

Тайса ощерился волчьей улыбкой и вскинул винтовку к плечу. Он ожидал этого момента, но тот все не наступал. И это лишний раз уверило полковника в тупости русских варваров. Не поймать одного единственного человека за столько лет... Зря они считают себя центром Вселенной.

Раздались выстрелы. Автоматные очереди выплюнули в него заряды свинца. Ито выронил винтовку и раскинул руки. Кровь выступала из ран, но тут же засыхала на форме неопрятными ржавыми пятнами.

– Тайса-доно, – услышал полковник тихий голос, когда стихла канонада, – это я, ваш верный слуга.

Изао говорил по-японски, с трудом пробираясь среди вооруженных людей. Киселев поддерживал его под локоть, а Максимов внимательно слушал то, что говорила ему миниатюрная переводчица из посольства. Старик путался в полах длинной шубы и постоянно спотыкался.

– Тайи? – удивленно спросил Ито. – Это ты?

Им всем, собравшимся здесь, было странно видеть легко одетого человека посреди бушующей приморской зимы. Влажный ледяной ветер пытался пробраться ему под одежду, но тайсу он, казалось, не волновал.

Изао стоял прямо напротив своего бывшего командира. Генерал Императорской армии Изао Яматоопирался на трость узловатыми пальцами и щурил почти слепые глаза, слезящиеся от ветра. Белые, словно покрытые снегом, волосы, были собраны сзади в хвост. Лицо бывшего ординарца покрывали километры морщин. Изао был стар. Очень и очень стар. Он стоял и смотрел во все глаза на того, кто остался таким же молодым, каким он запомнил его почти сто лет назад.

– Сколько тебе лет? – потрясенно спросил полковник.

– Сто двадцать, – ответил ординарец.

– А мне?

– Сто тридцать пять.

– Но почему я остался молод, а ты?..

Изао покачал головой, пожевал сморщенными губами и грустно улыбнулся.

– Ты не остался молодым, тайса-доно. Ты умер.

Спецназовцы вновь вскинули автоматы, когда Ито сделал шаг вперед. Но Максимов поднял руку, останавливая их.

– Я жив, – не поверил полковник.

– Нет, – опроверг его друг. – Древко знамени пронзило тебе грудь. Мы вытащили твое тело и с почестями сожгли в Киото. Твой прах стал частью Великого океана. Ты давно мертв, тайса-доно. А скоро умру и я. Я дожил до сегодняшнего дня только для того, чтобы освободить тебя от присяги. Ведь я уже тайсё[9]. Ты получаешь отставку, славный сын Японии.

Ито перевел взгляд на Киселева. Узкие его глаза внимательно осмотрели мужчину. Максимов передернул плечами, когда понял, насколько они похожи.

– Сын? – прошептал полковник одними губами.

Старлей отрицательно покачал головой:

– Правнук.

– Ну конечно, – согласился Ито. – Род Ватанабэ жив.

Поднял лицо вверх, откуда мягким светом спустилось облако, и растворился в морозном лунном свете. Изао приложил сморщенную ладонь козырьком ко лбу и проводил глазами последнего самурая Японии.

– Он быр хорошим сордатом, – сказал Киселеву по-русски и тоже испустил дух.

Проклятье рода закарпатской ведьмы закончилось. Закончилось полностью, когда ее внук умер, не оставив наследников.





1. Тайса – офицерский чин полковника японской императорской армии.

2. Доно – уважительно обращение к старшему по званию. Вроде нашего «господин (товарищ) полковник».

3. Тайи – капитан японской армии.

4. Moja zota – золотце мое (поль.).

5. Wnuka – внук (поль.).

6. Сусаноо – верховное божество в иерархии японских богов.

7. Тенно хэйка бонсай – тысячу лет славе императора (яп.)

8. В японском языке нет звука «л».

9. Тайсё – генерал японской армии.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Виктор Не
сообщение 15.12.2017, 16:47
Сообщение #2


песец
*****

Группа: Пользователи
Сообщений: 6682
Регистрация: 3.9.2017
Вставить ник
Цитата
Из: леса




Не понравилось. По языку гораздо лучше чем ваше предыдущее (шутка ли, между текстами 4 года прошло, как минимум). Но кое-где неприятное внимание к жестокости и изрядная сальность (типичная для женской прозы, продираться через это мне было противно):
Цитата
Теплый сентябрьский ветер залезал под юбку и пытался добраться до девичьего тела.
- ещё чуть чуть и ей там ветром надует 8) Это стёб или что?

Бонивур такой весь продуманный, а потом ему сорвало крышу. Отлично, если у него так плохо держится шифер, как он вообще столько продержался? Какого фига ходить по городу встречаться с горничной, если за ней тупо могут следить? Генерал, весь такой сферический злодей, но блюдёт честь мундира (правда, это единственное что он блюдёт). Внимание вопрос, почему он проведя сотню лет в пещере, так и не задумался, что за фигня с ним творится? И где бесконечные патроны? (шутка)

При всём при этом не ужасно (ну в том смысле что не пугает) и не мистично. Городское фентези.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Эээх
сообщение 15.12.2017, 17:40
Сообщение #3


Ленивый миротворец
*****

Группа: Пользователи
Сообщений: 6526
Регистрация: 12.12.2010
Вставить ник
Цитата
Из: -за угла




Вам, я так понял, нужны тапки всех видов?
Их есть у меня. Но чуть позже.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Эээх
сообщение 15.12.2017, 18:34
Сообщение #4


Ленивый миротворец
*****

Группа: Пользователи
Сообщений: 6526
Регистрация: 12.12.2010
Вставить ник
Цитата
Из: -за угла




На "мясе нежного цыплёнка" заржал в голос smile.gif
До этого просто откладывал замечания в памяти. Сейчас с мобилы, неудобно.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Эээх
сообщение 15.12.2017, 19:36
Сообщение #5


Ленивый миротворец
*****

Группа: Пользователи
Сообщений: 6526
Регистрация: 12.12.2010
Вставить ник
Цитата
Из: -за угла




Цитата(Simao @ 15.12.2017, 15:47) *
Черт побери! – капитан Максимов
вот сразу, взяли и обезличили человека. Уберите "капитан". Скажите про его звание чуть позже.
Цитата(Simao @ 15.12.2017, 15:47) *
В комнате резко стало тесно, когда его огромное тело заняло собой все свободное пространство.
а как же он тогда метался по кабинету, задевая мебель? И в целом картинка неудачная.
Цитата(Simao @ 15.12.2017, 15:47) *
не понятно, из какого оружия убивают.
значит нет ни пули, ни гильзы. Максимум что могут сказать в таком случае баллистики - калибр, да и то, очень приблизительно.
А если есть пуля, то все гораздо проще.

Это не всё.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Эээх
сообщение 15.12.2017, 21:04
Сообщение #6


Ленивый миротворец
*****

Группа: Пользователи
Сообщений: 6526
Регистрация: 12.12.2010
Вставить ник
Цитата
Из: -за угла




Цитата(Simao @ 15.12.2017, 15:47) *
За стеклами отделения лежал город.

Надо понимать, что отделение в пентхаузе небоскрёба расположено.

Цитата(Simao @ 15.12.2017, 15:47) *
Было в этом городе свое разбитное очарование.
точно - разбитное?


Цитата(Simao @ 15.12.2017, 15:47) *
– Влад, – обратился Киселев к напарнику, – я понимаю, что это покажется бредом, но... – неожиданно замялся он.
– Что «но»? – подтолкнул его Максимов.
– Ты слышал историю об Ито Ватанабэ?
Капитан только собирался глотнуть воды прямо из графина, да так и застыл столбом, услышав странное имя.

– Чего-чего? – переспросил он.
вот прям в ступор впал, услышав японское имя. Прям с нервами что-то у капитана... Изумлённо уставился... Не ожидал, что старлей может выговаривать такие слова? Чему он там изумился?


Уффф... Может, вы сами свой текст поковыряете еще?

Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение

Ответить в данную темуНачать новую тему
1 чел. читают эту тему (гостей: 1, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0

 



RSS Текстовая версия Сейчас: 28.3.2024, 21:21