Убивец, Длинный рассказ |
Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )
Убивец, Длинный рассказ |
4.3.2017, 1:31
Сообщение
#1
|
|
Искатель тайн Группа: Пользователи Сообщений: 251 Регистрация: 2.1.2011 Вставить ник Цитата |
Приветствую, коллег-форумчан!
Знаю, что представленный ниже рассказ - длинноват (многабукав), за что и приношу свои самые глубочайшие... Но бить его на куски мне кажется излишним. Убивец Жорка Дантес не пил. Более того, алкоголь не выносил просто на дух. И именно поэтому, напивался часто и удивительнейшим образом, то есть – в хлам… Вы спросите – почему? Да потому как человеком он был не просто мягким, а абсолютно пластилиновым, если так можно выразиться! Эдаким бессребреником, с душой нараспашку, готовым отдать другу самую распоследнюю рубаху. Поэтому, слушая сакраментальное – «Ты нас уважаешь?», душа его просто разрывалась на части между отвращением к наполненному стакану и совершенно святым, для него, уважением к друзьям. Да не к каким-то там товарищам по работе, или учебе, а к нежнейшим, закадычнейшим сожителям по комнате в аспирантской общаге. Да, да, граждане, именно в аспирантском общежитии и обитали разлюбезные Жоркины приятели которые, как и он сам, представляли славное племя сокрушителей прописных истин и ветхих научных догматов, а именно – были аспирантами. Ну… Почти все… По крайней мере Ванька Гараев и Юрка Коновалов, совершенно точно уже четвертый год обретались в Институте прикладной физики, четвертый же персонаж – с совершенно невероятной двойной фамилией – Коммунишен-Иванов, последние пару лет вкалывал носильщиком на Московском вокзале. Но, поговаривали, что до того, как попасть на эту хлебную должность, в этот фантастический Эльдорадо, Вовка Коммунишен-Иванов, в просторечье – Коммуна, был аспирантом у самого академика Спасского, в Институте Философии… Всякое бывает, граждане… Всякое… Сам же Жорка грыз гранит археологической науки, с упоением раскапывая могильники и фанатея над ветхозаветными мусорными ямами. И, как уж водится в сообществах высокоинтеллектуальных индивидуумов, вечерами, а иногда и прямо с утра, друзья были не прочь «восславить Бахуса». Как говаривал несостоявшийся философ Коммуна – «Не пьянства ради, а для воспарения мыслью бессмертной над серостью бытия…». В процессе возлияний, естественно, велись высоконаучные дискуссии. Отцы основатели школ и направлений свергались с пьедесталов, набившие оскомину истины втаптывались в придорожную пыль, а на их месте возводились новые, прорывные теории способные вознести человечество до невиданных доселе вершин. А что же вы хотели, граждане? Наука – штука такая, проторенных путей не ищущая… И вот, однажды, с подачи все того же Коммуны, было решено заняться проблемой множественности мироздания, и построить установку для отправки человека в параллельные миры. Хлопнув по очередному стакану портвешка, парни молча посмаковали величие замысла, полностью забивающего отвратительный вкус «трех топоров», и бросились в бурное обсуждение идеи. Физики – Ванька с Юркой, принялись выписывать какие-то нескончаемые формулы, прямо на куске ватмана заменявшем им скатерть, периодически, с пеной у рта, хватая друг друга за грудки. Коммуна, выставив вперед свою криво подстриженную антрацитово-черную бороду, пытался дирижировать процессом дискуссии, периодически взрыкивая одной единственной фразой: - И чем ты сможешь аргументировать?! Жорка же, отвалившись на спинку продавленного кресла, участия во всеобщем бедламе не принимал. Не только потому что ему, как чистому гуманитарию, речи спорщиков представлялись просто набором слов, но и потому, что в его голове крутилась только одна единственная мысль, затмевающая собой все сущее: ну почему, почему он опять поддался на дурацкие уговоры соседей и влил в себя это омерзительное пойло! Боже… Как же мне плохо… - Эй! Убивец! Ты что же, решил покинуть этот мир полный тайн и чудес?! – рука Коммуны трясла его за плечо, а перед с трудом фокусирующимся взглядом, прямо у носа, покачивался в воздухе, совершая замысловатые эманации, очередной стакан наполненный до краев коричневатой жидкостью. Тут стоит сделать небольшую ремарку – «Убивцем», Жорку нарекли еще на первом году обучения – при сдаче документов ученому секретарю аспирантуры. И сколько он не пытался объяснить, что к тому самому Дантесу отношения не имеет совершенно никакого, и зовут его Георгий, а не Жорж-Шарль… Но, вы же понимаете… Кто-то ляпнул, юморист хренов, и понеслось! Был Георгий Васильевич Дантес, да весь вышел… Такие вот дела, граждане… ***** Время, друзья мои, субстанция крайне загадочная и оценке практически не поддающаяся. Пролетает, совершенно незаметно, вот только что вроде сменил зимнюю куртку на выгоревшую под нещадным краснодарским солнцем футболку, как на тебе – снова унылый сентябрьский дождик барабанит по зонтам и капюшонам служилого люда, несущегося по серым питерским улицам по своим, крайне нужным делам. Пнув ногой, до боли знакомую дверь, Жорка ввалился в общажную комнату. Шесть месяцев полевого сезона проскочили в мгновенье ока, остались за горизонтом раскопы неолитических стоянок, выгоревшие под солнцем палатки, узкие, сбегающие к бирюзово-синему морю улочки приморского городка, с неистребимым запахом вскипающего на подносах с песком кофе, и манящим дымком подрумянившейся на углях барабульки. И снова северная столица, с затянутым смогом серым осенним небом, безумной сутолокой метро и грязными разводами на обшлагах брюк. Сбросив с плеча рюкзак, Жорка шагнул из микроскопического коридорчика, заменяющего им прихожую, в комнату и… Замер, разинув немом изумлении рот. До боли знакомая берлога, представляла собой, как это модно сейчас выражаться - инсталляцию ( господи, где же они такие термины-то находят…) художника техно-авангардиста. Гирлянды разноцветных проводов, словно змеи в весеннем безумии, сплетались жгутами по стенам. На неизвестно откуда появившихся металлических стеллажах, перемигивались разноцветными глазками, гудящие электронные блоки, а посередине, островком стабильности и порядка, стоял их старый, заслуженный стол, покрытый куском серой полиэтиленовой пленки и заставленный батареей бутылок. Народ, расположившийся вокруг стола, пребывал в приподнятом состоянии, но, исходя из терминологии Коммуны- «врата для полета мысли», были открыты уже настежь… - Ох, ёптить! Вот это сюрприз! – проорал Коммуна, выбираясь из-за стола, - Дамы и господа! Прошу любить и жаловать – блудный сын возвращается в лоно отчего дома! – он широко раскинул руки и полез обниматься, тыча в Жоркины щеки колючей бородой и обдавая ураганным запахом перегара. При этом, одет Коммуна был крайне странно, а именно, в слегка несвежую белую рубаху с бордовым галстуком-бабочкой, и в старые трикотажные треники, растянутые пузырями на коленях. Все дело в том, что кроме знакомой вдоль и поперек «гоп- компании», за столом присутствовали… Хм-м… Как бы эдак помягче… В общем – за столом были дамы! Что само по себе крайне непривычно, и, в некотором роде, противоестественно. Так уж повелось, с самого первого дня совместного проживания, что «дамский вопрос» был вынесен за стены общей берлоги. Ни к чему это… Дома-то… Желаете «прокобелировать»? Сколько угодно, но на нейтральной территории. А у себя… Совершенно, знаете ли, не комильфо! Дом, он для отдохновения создан… И тут – на тебе! Дамы, да еще и в количестве, то есть ровно две. Престранно, знаете ли… Оправившись после града похлопываний по плечам и пожиманий рук, Жорка уселся за стол и трагическим взглядом уставился на заботливо налитый стакан. Опять… Опять эта мука… Он тяжело вздохнул, и давясь влил в себя отвратную жидкость. Подцепив щербатой вилкой кусочек мятого огурца, тщательно прожевал, стараясь забить мерзкий вкус, и вопросительно оглядел собравшихся. - Дело тут в следующем, Убивец, – Коммуна, слегка качнувшись поднялся со стула и, опершись руками о столешницу, загадочно ухмыльнулся в бороду. - Пока ты там просеивал пыль веков, мы, - он горделиво обвел взглядом окрест, - Мы тут время даром не теряли! И, как видишь, используя приемы индуктивной логики и, просочившись между дуализмом Декарта и экзистенционализмом Хайдеггера… Ик… - он смущенно прикрыл рот ладонью, - Ну… И используя некоторую долю рукомесла и таланта прест… прессц… - Коммуна снова икнул, и ткнул вытянутым пальцем в сидевших напротив Ваньку с Юркой, - Представителей технической интеллигенции, нам удалось создать первый рабочий прототип установки для проз… - он шумно выдохнул, и, взяв себя в руки, заключил, - Для пронзания миров! – тяжело плюхнувшись на стул, Вовка схватил початую бутылку, и принялся разливать ее содержимое по стаканам. - А по сему, как говаривал старик Диоген – эрго бибамус! – Коммуна в пару могучих глотков осушил стакан и сморщив физиономию в подобие печеного яблока, зябко передернул плечами. Портвейн тяжелой волной рухнул в Жоркин желудок, прерывая дыхание и выбивая слезы из глаз. Какая же дрянь -то… Просто невероятная! В разом отяжелевшей голове провернулась только одна, непонятно откуда взявшаяся мысль – а Диоген-то здесь причем? Народ загомонил, пустил к потолку струи сизого сигаретного дыма, зазвенел посудой и принялся на все голоса рассказывать Жорке о перипетиях создания этого, вне всякого сомнения, гениальнейшего изобретения человечества. - Да! Кстати! – трубный голос Коммунишена-Иванова перекрыл стоящий в комнате гвалт, словно сирена атомохода робкую скрипочку Паганини. Он воздел палец к потолку и выдал совершенно диковинную фразу, от которой немедленно повеяло флером ответственного чиновничества - эдакий, как говорят преферансисты, «неубиенный козырь» во всех возможных спорах и дискуссиях: - Есть мнение! – Коммуна загадочно закатил глаза, - Есть мнение, что покорить новые миры смогут исключительно представительницы прекрасного пола! А по сему, друг мой Убивец, позволь представить наших первопокорительниц неизведанного, - он повернулся в сторону сидевших справа от него дам, и, изобразив некое подобие гран-плие, резко кивнул головой. - Это мои… Х-м… Коллеги по вокзалу. Вот, прошу, Нинель, - сидевшая рядом с Коммуной, могучего телосложения тетка, с выбеленными перекисью волосами и плохо замазанным, телесного цвета тонером, свежим синяком под правым глазом, улыбнулась щербатым ртом и попыталась сфокусировать плывущий взгляд на ораторе. - И, Вероника, - представил Вовка вторую гостью. Эта дама была явным антиподом первой – худосочная брюнетка, затянутая в поношенную косуху с множеством металлических цепочек пришитых во всевозможных местах. Лица гостьи Жорка рассмотреть не сумел, так как она, уронив подбородок в вырез куртки, сидела, покачиваясь, периодически норовя «клюнуть» носом тарелку. - Итак, братия, перед тем, как мы начнем, не побоюсь этого слова, эксперимент мирового значения, предлагаю выпить за наших отважных испытательниц! – провозгласил тост Коммунишен-Иванов. Дальнейшее действо, Жорка, наблюдал словно через пелену странного волшебного тумана, гипертрофировано выпячивающего какие-то отдельные слова и жесты присутствующих, но полностью размывая общую картину происходящего. Снова бесчисленные тосты, напутственные слова, братания с девицами… Все смешалось в какой-то безумной круговерти. Вот, Юрка с Ванькой щелкают тумблерами стоящих на стеллажах приборов, а Коммуна, не твердо держась на ногах, закрепляет на запястья барышень какие-то электроды с пучками разноцветных проводов. Вот, он дает отмашку и… Жорка вынырнул из туманной пелены от дикого визга, потрясшего их многострадальную берлогу до самого последнего гвоздя. А после, раздался совершенно неподражаемый рёв! Ревели дуэтом… Дамы… Жорка, всегда считал себя не последним знатоком неконвенциональной лексики, но такого… Такого он себе и представить не мог. Эпитеты, которыми обе девицы обрисовывали потрясший их разряд тока, а так же характеристики, коими они награждали экспериментаторов и их родственников до седьмого колена, наверняка, вогнали бы в краску даже знаменитых одесских биндюжников. Далее последовала короткая рукопашная схватка, в которой представители Каллиопы были безжалостно повержены, и медленно приходили в себя среди битой посуды и перевернутой мебели. Утро выдалось хмурым. Оторвав гудевшую, как набатный колокол, голову от подушки и приведя себя в более-менее приличный вид, Жорка вполз в свою древнюю, но, тем не менее, тщательно обихаживаемую, Рено «Клио» и покатил в институт сдавать полевой материал. Пробегав по нескончаемым коридорам весь рабочий день, и прихватив еще пару сверхурочных часов, он подъехал к общежитию уже поздним вечером. Комната встретила его клубами сигаретного дыма и приглушенным гулом голосов. От вчерашнего «раздолья» не осталось и следа: пол был тщательно выметен, и даже вымыт, а вся мебель стояла на своих законных местах. Троица экспериментаторов, сидела вокруг стола, мрачно потупившись. И, что самое необычное, на столешнице стояли всего две, початые бутылки. - Привет, - буркнул Коммуна, наливая стакан, - Будешь? - Нет! - неожиданно для самого себя ответил Жорка. - Как, вообще? - Именно. Вообще, больше не буду! – выдохнул Жорка, усаживаясь верхом на стул. - Ну, что я вам говорил?! – Коммуна стукнул по столу кулаком, - А? - Угу, - двое физиков синхронно кивнули головами. - В общем, так, - он пристально посмотрел на Жорку, - Эксперимент провести все-таки надо. - Ну, а я-то тут причем? Вон, позови снова своих тружениц панели, и все делов. - Нет, не получится, - Коммуна вскочил из-за стола и, сцепив руки за спиной, стал прохаживаться вдоль приборных стеллажей. – Во-первых, они заняты, а во-вторых… - он резко остановился и, вперив взгляд в потолок, задумчиво пожевал губами, - А во-вторых, мы кое в чем ошибались. - Это в чем же, позвольте узнать, - Жорка ехидно ухмыльнулся, - Надо было их еще сильнее током врезать? - Ты, Убивец, не ерничай! С током, это так, техническая неувязка. Тут дело в другом – мы, скорее всего, ошибались в концепции. Ни в какой иной мир попасть не получится, а вот в иное время… - Парни! Не пугайте меня! – Жорка в изумлении выпучил глаза, - Может… Того… К врачу обратиться? С кем не бывает, и к матерым ученым «белка» иногда захаживает… - Дурак ты, Убивец, как есть – дурак! – Коммуна вернулся на свое место за столом и наполнил стоящий перед ним стакан, - Никакая «белка» нас не посещала. А вот проверить гипотезу – надо! И, как ты сам понимаешь, лучшей кандидатуры, чем твоя и придумать нельзя. - О, как! Ну, вы и даете… - Слушай, - продолжил увещевать его Коммунишен-Иванов, - А что ты, собственно, теряешь? Ну, не получится. Ну, и ничего… А вдруг? А? Бац! И ты в прошлом! Ты же ученый, черт побери, а не какой-нибудь там – манагер среднего звена. Где полет мысли? Где тяга к непознанному? Я тебя спрашиваю! - Знаю я вашу тягу! – подскочил Жорка, - Охерачите меня высоким напряжением, и ну ржать до колик, пока я в больнице валяться буду. Ну, уж нет, эдисоны вы доморощенные! На себе испытывайте! - Да что ты с этим напряжением пристал! – влез в спор Ванька Гараев, - Ну, не заземлили, как положено, бывает… - Спокойно! Всем оставаться на местах! – перевал его Коммуна, - Есть предложение. А давай так: ты проводишь эксперимент, а мы, поклянемся всем наисвятейшим из святого, что никогда более не нальем тебе и грамма! Ну, просто – вообще никогда. Ты не думай, мы ведь не истуканы какие-то, видим, что мучаешься… Хотя… Мужик ты, вроде, взрослый уже… - он задумчиво поскреб бороду, - Ну, да ладно. Так что – договорились? - Ну вы даете! – Жорка, не смог удержаться от смеха, - Ты хоть сам-то веришь в то, что говоришь? - Ты знаешь, в данный момент – да! - Ну, черт с вами! – Жорка хлопнул ладонью по столу, - Мучайте! Подготовка к эксперименту оказалась делом хлопотным и крайне нервным. Физики Юрка и Ванька бросились барабанить по клавишам своих компьютеров, периодически выкрикивая какие-то маловразумительные, для Жорки, термины. А Коммуна, сделав крайне озабоченное выражение лица, сообщил, что вернется буквально через полчаса и, схватив свою куртку, вынесся за дверь. В процессе этой научно-технической вакханалии, Жорка, давясь от подкатывающего смеха, попытался выяснить, куда же все-таки они планируют отправить его. В палеолит, неолит, или может вообще в какой-нибудь кайнозой? Юрка, на минуту оторвавшись от своих вычислений, посоветовал не раскатывать губу и вести себя несколько скромнее. Максимум на что они рассчитывают, это лет эдак на сто, ну уж если очень повезет – сто пятьдесят назад. Да и то, только в том случае, если его косорукий и примитивно мыслящий коллега Ванька, снова не напортачит с контуром… Далее, начался обычный и, как водится у крайне увлеченных людей, часто переходящий на личности оров. Плодотворная научная дискуссия была прервана появлением Коммунишена-Иванова. Вовка вломился в комнату, сжимая подмышкой объемистый пакет завернутый в коричневатую крафтовую бумагу. - Ну что, орлы, все готово? – он хлопнул сверток на стол, и обозрел присутствующих. - Да вроде – все, - Ванька отлип от монитора компьютера и кивнул головой на пакет, - А это что ты приволок? - А это, братцы мои, плод бурного, но скоротечного романа с костюмершей Александринского театра… - Коммуна воздел очи долу и причмокнул, - Ах, какая была утонченная женщина… - Чего-чего? – Ванька настороженно покосился на сверток. - Ни того, о чем ты подумал! – он сдернул бумагу и на столе оказался свернутый пополам, черный костюм и широченное пальто с вытертым плюшевым воротом. К костюму прилагалась слегка желтоватая рубашка с воротником «крылышками», несколько потрепанный жилет и, как апофеоз – лоснящаяся шляпа-котелок. - Вот, - гордо заявил Коммуна, - Добыл для нашего хрононавта! Цените, знали бы вы чего мне это стоило… - Ух ты! – Жорка подошел к столу и провел рукой по вещам, - Вы что, действительно считаете, что я это на себя напялю? - Еще как напялишь! - Да ни в жисть! Вы представляете куда меня скорая повезет после удара током? Сразу в дурку! Даже лечить не станут! - Да прекрати ты паниковать! – Ванька подошел и хлопнул его по плечу, - Говорят же тебе – все проверено и заземлено, как полагается! Не дрефь, Гагарин! - Выйду из больницы – убью всех, так и знайте, - буркнул Жорка, и сграбастав одежду отправился в уголок, за шкаф – переодеваться. - Ну как? – спросил он появляясь перед друзьями. - Фантастика! – оглушительно заревел Коммуна, - Ну, просто вылитый Телегин из «Дяди Вани»! Убивец, да у тебя талант к перевоплощениям! - Да иди ты… Будете издеваться - вообще уйду! - Да это он так, любя, - Ванька приобнял его за плечи, - Не переживай! И запомни, что бы ни случилось – контур отключится ровно через двадцать четыре часа и ты снова окажешься тут. Понял? - Понял, понял… Нет, вы действительно больные люди… Послушайте, только скорую сразу вызовите! Да, и еще, врачам скажите, что у меня непереносимость на новокаин! - Все под контролем! Парни, начинаем! – рявкнул Коммуна, и резко отмахнул рукой. ***** Удар и темнота. Хотя нет, не так, наоборот – сначала, перед Жоркиными глазами полыхнула непроглядная тьма, разбрасывая словно солнечные протуберанцы, извивающиеся жгуты угольно-черной материи. А после, последовал сильный и крайне болезненный удар по спине, выбивая воздух из легких. - Хэ-к, - Жорка, изо всех сил вздохнул, широко разевая рот, словно выброшенная на берег рыба. И затряс головой, разгоняя вуаль темноты повисшую перед глазами. Ни комнаты, ни стола вокруг не было. А была ровная стена мокрых кустов, густо осыпанных желто-красными осенними листьями… - Ну ни хрена себе… - прошипел он, ошалело оглядываясь вокруг. Обзор окружающего пространства выявил то, что он сидит на влажной, посыпанной мелкой каменной крошкой, садовой дорожке привалясь спиной к вычурной, в чугунных завитках, боковине парковой скамьи. Один из завитков которой пребольно впился ему точно между лопаток. - Это что же такое… - Жорка отлип от железяки и, ухватившись за нее рукой, сделал попытку подняться на ставшие, словно ватными, ноги. - Где это я… - чуть слышно выдохнул он. Вокруг него лежал обычный городской сквер. Мощеные камнем дорожки, ряды скамеек, аккуратно подстриженные кусты, стайки воробьев, деловито шныряющие вокруг монументальных чугунных урн. В дали, за стволами мокрых деревьев, высилась ограда из тонких остроконечных пик, перевитых затейливыми кованными кружевами, через которую просматривалась часть пустынной улицы. - Этого не может быть! – Жорка плюхнулся на скамью и затравлено заозирался вокруг. Что-то нужно было срочно предпринимать. Пытаясь собрать разбегающиеся, как дезертиры с поля боя, мысли, он отчаянно, до ломоты в пальцах, сжал кулаки. Да нет! Глупости! Так не бывает. Скорее всего, он потерял сознание от электрического удара, а его подельники просто решили пошутить, вот и приволокли его в этот сквер. А сами, небось, прячутся за кустами и ржут, что твои жеребцы в гвардейских конюшнях. Ну, сволота! Погодите, доберусь я до вас! Задохнувшись от праведного гнева, Жорка вскочил на ноги и, заприметив далеко в конце аллеи фигуру мужика, лениво елозившего метлой по дорожке, стремительно зашагал в его сторону. Сейчас у «гастра» все выясню, решил он, хрустя подошвами по гравию. Однако чем ближе он приближался к рабочему, тем медленнее становился аллюр. Начав с бодрого галопа, он перешел на ленивую рысь вскоре трансформировавшуюся в осторожный шаг разведчиков-ирокезов. С «гастром» что-то было не так… Подобные типусы Жорке еще не встречались. Во-первых, это был никакой не таджик, ну… Или там узбек – поди их различи, а самый что ни на есть русский мужик с густой, чуть не до середины груди, окладистой бородой. Во-вторых, вместо оранжевого жилета, на «гастре» был надет длинный серый фартук, а на груди поблескивала под неярким осенним солнцем здоровенная овальная бляха. Заметив Жорку, «гастр» приосанился и лихо сдернув с головы картуз проговорил: - С добрым утречком, вашество! Прогуливаться изволите? Погоды-то какие стоят, даже и не скажешь, что ноябрь! Жоркино сердце стукнуло о грудину, сбившись с ритма, и тяжко ухнуло куда-то в желудок. Вдруг, снова ставшие ватными ноги, противно задрожали в коленях заставляя сбиться с шага. - Доброе… Утро… - пролепетал он непослушными губами. Это была не шутка, не дурацкий розыгрыш приятелей. Это все было на самом деле! Шаркая непослушными ногами, Жорка обогнул дворника и, пройдя еще с десяток шагов, тяжело рухнул на влажную скамью, стоящую у роскошного куста сирени. Вот попал, так попал… Мысль молотком колотила в висок. Хотя… А почему, собственно, попал? Парни говорили о двадцати четырех часах. Сутки – и он снова окажется у себя, в до боли знакомой берлоге! А как же иначе? Раз уж сюда получилось, то и отсюда тоже получится! Нет, граждане, что ни говори, а самовнушение – великая вещь! Жорка чуть подрасправил плечи и попытался выдавить победную улыбку. Плечи расправились, но вот с улыбкой получилось не очень… «А что у вас ребята в рюкзаках?» - пропел про себя Жорка строфу из любимой факультетской песни. И принялся обшаривать многочисленные карманы. Улов, надо прямо сказать, не порадовал – в карманах обнаружилась початая пачка сигарет, дешевая одноразовая зажигалка и, почему-то, тюбик гигиенической помады. Ох, и странные же актеры в Александринском театре, подумал Жорка пряча помаду в карман. Ну, да ладно. Не это главное. А главное – это понять где я, вернее – когда. Он выбил сигарету из пачки и закурив, внимательно огляделся вокруг. Памятуя непреложную археологическую истину о том, что истинный кладезь знаний и открытий - это помойка, он подошел к ближайшей урне и заглянул внутрь. Виденный им ранее дворник, судя по всему, сюда еще не добрался и из урны торчал край какой-то газеты. Жорка потянул газету за уголок и впился глазами в строчки со смешной, мешающей читать, старой орфографии. Под жирно напечатанной шапкой – «Петербургский Листок» значилось – седьмое ноября тысяча девятьсот пятого года. - Тэ-кс… - Жорка сбил котелок на затылок и постарался вспомнить курс общей истории. Первая русская революция пятого года. Расстрел демонстрации, вроде бы, был девятого января, а мятеж на крейсере «Потемкин» - четырнадцатого июня. Потом были какие-то волнения и царские манифесты, но вот какие, сколь не ломал голову – вспомнить не мог. А чего же вы хотите? Это ж первая сессия первого же курса – сдал – забыл! Ну, да ладно. Исходить будем из того, что газета вчерашняя, то есть сегодня – восьмое ноября одна тысяча девятьсот пятого года. - Ну что же, Георгий Васильевич, - вслух обратился к самому себе Жорка, - А не пойти ли вам посмотреть столицу империи, город Петербург! Жадно шаря глазами по сторонам, Жорка шел по своему, такому знакомому и, в тоже время, совершенно чужому городу. И все, вроде бы, на своих местах, но… Но впечатление такое, будто он попал в абсолютно незнакомое место. Первое, что поразило его – это чистота улиц. Ни тебе вечных пластиковых пакетов на газонах, ни куч окурков, прижатых к паребрикам, чудеса… И запах! Нет, не извечный бензиновый аромат современного города, а легкий, едва уловимый запах прогорающего угля и конского навоза. Пройдя по набережной Фонтанки, он свернул на Московский проспект и оторопело уставился на архаичную, полукруглую табличку с названием улицы. Никакого «Московского проспекта» и в помине не было. На синей жестянке значилось – «Забалканский проспект»… «Во, дела», подумал Жорка, а что же старое-то название у нас «забанили»? Чем им «Забалканский-то» помешал? Пожав плечами, он двинулся дальше, к видневшейся впереди помпезной громаде Технологического Института. Надо сказать, что за время Жоркиного блуждания по родному городу, народу на улицах заметно прибавилось. Кого тут только не было! Служилый люд, одетый в темные суконные шинели, с обязательным блином фуражки на голове, поначалу, Жорка даже принял их за военных. Торговки, укутанные в цветастые платки поверх меховых кацавеек, волокли здоровенные, покрытые кусками полотна, плетеные корзины. Мальчишки разносчики газет, мастеровые, с деревянными инструментальными ящиками в руках, стайки гимназисток в коричневых длинных платьях с черными передниками, и белыми кружевными воротничками. Вавилон… Поначалу, Жорка пытался изобразить из себя эдакую «тень отца Гамлета», старательно прижимаясь к стенам домов и заскакивая в подворотни при виде несущихся на него людей. Все дело в том, что он постоянно ловил на себе удивленные взгляды прохожих. Вначале он подумал, что что-то не так с его «арендованным» в театре костюмом, но приглядевшись к окружающим – особой разницы не заметил. Разве что… Основная масса мужеска люда красовалась со всевозможными гендерными украшениями на лицах: от роскошных лопатообразных, раздвоенных а-ля хоругвь, бород и лихо закрученных усищ, до тонких эспаньолок и несуразных бакенбард. Однако вскоре до него дошло, что растительность на щеках и под носами мало кого трогает, а вот рост… Со своими метром восьмьюдесятью семью сантиметрами роста, в наше время, Жорка не производил впечатление запредельного гиганта – так, средний паршивости рост. Но тут! Тут он был чуть не на голову выше любого, встреченного им прохожего, чего уж говорить об особах женского пола! - М-да… - буркнул про себя Жорка, - Эра акселерации-то еще не наступила, - и попытался скрючиться на манер вопросительного знака. Пролетев Забалканский проспект, он свернул на Загородный и в восхищении уставился на чудо-агрегат, неспешно следовавший по узким рельсам посредине мостовой. Разрисованный всевозможной рекламой, двухэтажный трамвайный вагон, двигался вдоль проспекта влекомый парой грустных, караковых лошадей. - Конка! Е-мое, настоящая конка! – Жорка пошел вдоль рельс, с умилением глядя на этого знатного предка трамвая. На открытой задней площадке вагона стоял, держась за надраенную бронзовую ручку ручного тормоза, внушительного вида вагоновожатый. В форменном синем кителе, с билетной сумкой через плечо, мужик, периодически позванивал в небольшой колокольчик, похожий на судовую рынду, привязанную к потолку вагона. Жорка иронично хмыкнул, дивясь важности вида ответственного сотрудника путей сообщения и вдруг замер, пораженный открывшимся видом. Недалеко от угла, выходящей на проспект Можайской улицы, у парадного подъезда восьмого дома, прижавшись к тротуару, стояло нечто… - Ух ты! – он в восхищении всплеснул руками, - Надо же, автомобиль! Жоркино сердце автолюбителя учащенно забилось. Черного цвета, блестя деревянными, лакированными бортами, с открытым кузовом, Жорка тут же вспомнил его название – «Торпедо». Автомобиль стоял, слегка вибрируя заведенным двигателем, поражая своим фантастическим видом зевак. За рулем, который почему-то был справа, как у современных английских, или японских машин, восседал молодой парень, затянутый в черную, блестящую, как паюсная икра, кожу, с лихо подкрученными усиками, огненно-рыжего цвета. - Какая штука! – Жорка подошел к аппарату и прочел название, украшавшее по-утиному сплющенный нос машины – «Рено». - Не правда ли, красотка? – шофер расцвел в белозубой улыбке, и ласково провел рукой в перчатке с длинными, чуть не до локтя, крагами по рулевому колесу. - Ох, не то слово, - Жорка, как зачарованный, не мог оторвать взгляда от самобеглой коляски. - Интересуетесь автомобилями? - А… М-м… В общем-то да… - замялся Жорка, - Как любитель, естественно. У меня тоже – Рено. - Да ну?! А какая модель? – шофер резко открыл дверцу и выпрыгнул из машины. Жорка слегка оторопел от открывшегося ему вида - парень был наряжен совершенно феерично: кроме кожаной куртки и перчаток с крагами, на нем были надеты кожаные же галифе, высокие, до колен, шнурованные ботинки, а венчало все это убранство лихо заломленная кепка с очками-консервами покоящимися на длинном козырьке головного убора. «Ну, просто спецназ в действии» – подумал Жорка, изо всех сил сдерживая рвущийся наружу смех. - Так какая же у вас модель, позвольте осведомиться, - парень шагнул к Жорке навстречу, - Ох! Простите великодушно, забыл представиться – прапорщик Герт, Виктор Аполлинариевич, секретарь Петербургского Автомобиль - Клуба, к вашим услугам. - У меня? Рено «Клио», - ляпнул Жорка, и тут же понял на сколько был неправ… Какой к дьяволу «Клио»! До его появления еще лет эдак с девяносто! - Х-м… - парень в задумчивости сморщил лоб, - «Клио»… Никогда не слышал… Это наверное новая модель? - А… М-м… Да, недавно выпустили… - Жорка попытался замять неудобный момент, - Ой, извините, не представился – Дантес, Георгий Васильевич, историк. - Безмерно рад, - шофер резко кивнул головой, - Скажите, Георгий Васильевич, у вашего авто конусы тоже педалью включаются? - Конусы? – Жорка вначале оторопел, но спустя мгновение вспомнил, что так раньше называли сцепление, - Да, конечно педалью! - Отлично! – авто-энтузиаст, даже слегка подпрыгнул на месте, - Очень, очень знаете ли прогрессивно! – и тут же разразился целой речью о конусах, муфтах и прочих автомобильных потрошках о которых Жорка и понятия-то не имел. Прапорщик сравнивал различные модели машин, гневно критиковал косность российских властей, все никак не могущих наладить производство собственного автомобиля и с благоговейным придыханием комментировал недавно состоявшиеся гонки Вена-Париж. Единственно, что оставалось делать Жорке, так это утвердительно качать головой и презрительно хмыкать, когда его оппонент критиковал недостатки мирового автопрома. Беседа получалась крайне задушевной, и, надо сказать, познавательной. Вокруг Жорки и шофера начал потихоньку скапливаться народ, не столько послушать авто-энтузиаста, сколько поглазеть на невиданное чудо прогресса – автомобиль. Стайка мальчишек-газетчиков, толстая торговка, дворник из соседнего дома приняли живейшее участие в обозрении чуда техники. Позже, к ним присоединилась пара каких-то мужиков почему-то напомнивших Жорке конторских служащих. Один из них подошел к машине сзади и принялся что-то объяснять товарищу, тыча пальцем в сложенный за задним сиденьем тент. - Кстати! – неожиданно прервал монолог прапорщик, - Не желаете ли осмотреть авто изнутри? Прошу, Георгий Васильевич, без стеснений! - он шагнул к автомобилю и приглашающее открыл шоферскую дверь. Упустить такую возможность – посидеть в антикварной тележке, Жорка, естественно не мог. И, слегка потоптавшись на месте, пролез на водительское место, с трудом пропихнув себя между рулем и парой каких-то, страхолюдного вида, рычагов. Первое впечатление было такое, как будто он уселся не некий насест – высоко и крайне неудобно, колени уперлись в колесо руля, а один из блестящих бронзовых рычагов пребольно впился в бок. Педалей было три штуки, так же, как и в современных машинах, но, почему-то все одного размера и без каких-либо резиновых накладок на них. Чисто автоматически, на многолетних шоферских рефлексах, Жорка нажал ногой на среднюю педаль – тормоз. И тут… Этот угловатый предок «Клио» совершил нечто никак не вписывающееся в нормальную водительскую логику. Телега взревела мотором и совершила резкий скачок назад! Сдергивая ногу с педали Жорка услышал звук глухого удара сзади и, мгновеньем позже, сдавленный заячий писк. Он резко обернулся назад и, словно в замедленном кино, увидел разевающийся в крике рот торговки, стоявшей рядом с дворником у стены дома. - Уби-и-и-ли! – заголосила чертова баба во всю мощь своих легких, - Уби-и-и-ли! Задави-и-или! Что-то резко оборвалось внутри Жорки, кровь ударила в виски, вмиг сделав ватными руки и ноги. Неловко путаясь в полах пальто, он выдрался из-за руля и вывалился из автомобиля. Первое, что бросилось ему в глаза, это две ноги в новых, практически не стоптанных ботинках, выглядывающие из-под среза полукруглого багажника, у заднего колеса машины. Он сделал шаг и увидел лежащего человека… Задранное пальто, нелепо заломленная левая рука и… И ярко алая лужица, растекающаяся из-под повернутой под днище автомобиля головы… Все… Убил… Как же так… Он замычал, схватившись за голову, и сполз наземь, проелозя спиной по лаковому борту Рено. Все остальное Жорка, воспринимал каким-то странным, сторонним образом. Словно сквозь слой ваты он слышал крики людей, резкую трель свистка дворника, обрывки фраз, мельтешение… - Вставайте, господин хороший, вставайте! – Жорка поднял глаза. Над ним, возвышался, словно ростральная колонна, человек в черной шинели, с узкой саблей на боку и ярко-оранжевым шнуром тянущимся откуда-то из-под воротника к желтой кожаной кобуре на правом боку. - Прошу-с проследовать в околоток! – пророкотал городовой, подхватывая Жорку под локоть. ***** Маленький и какой-то пегий человечек за столом, долго протирал стекла пенсне большим клетчатым носовым платком, потом чинно водрузил их на нос и улыбнулся, слегка склонив голову к плечу: - Ну-с, здравствуйте, молодой человек, - тихим голосом проговорил он, - Будем знакомиться - Вельяминов, Савелий Ипатьевич, судебный дознаватель, к вашим услугам. Жорка судорожно вздохнул и завозился, устраиваясь поудобнее на жестком стуле с прямой и очень твердой спинкой, стоявшем напротив стола. В околотке, куда его привел городовой, он провел почти целый день. Сначала на скамье в общей комнате, отгороженной низким деревянным барьером, затем, узнав что у него нет при себе паспортной книжки, его отвели в маленькую грязную камеру, откуда, на конец, после не менее чем восьми, утомительных часов ожидания, привели в этот кабинет. Надо сказать, что не смотря на все отчаяние сложившейся ситуации, Жорка, смог взять себя в руки и попытался продумать будущие шаги. Прежде всего – документы. Их естественно не было, как и денег… Поэтому, наиболее логичным была бы история о краже. А что? Жорка вспомнил сакраментальное – «Приехали на лечение, документы покрали»! Вот так и он, только прибыл в столицу, и на тебе – объегорили, облапошили и обокрали бедного и несчастного провинциала. Поди – проверь! Компьютеров-то еще не придумали, а пока пошлют письменный запрос, да пока получат ответ… Тут не то что двадцать четыре часа пройдут, а как бы не целый месяц. Странно было другое – он, почему-то, совершенно не тяготился происшедшим. Ну, вот не воспринималась жертва ДТП, как реальный человек и все тут… Может быть потому что все эти люди давно уже мертвы? И не только они, но и их не родившиеся еще дети, и дети их детей? Жорка попытался «покопаться в себе», но ничего путного не получалось, словно, вся эта жизнь, проходящая вокруг него, не более чем театральное действо, а он – просто зритель. Странно… Неправильно… Но ничего поделать с собой Жорка не мог. - Итак, с кем имею честь? – дознаватель вопросительно вздернул брови. - Дантес, Георгий Васильевич, историк, - ответил Жорка. - Угу… - Вельяминов взял со стола ручку, и макнув в чернильницу, заскрипел пером по бумаге, - Историк, говорите… А документы ваши, позвольте полюбопытствовать, где? - Да понимаете, тут такая история приключилась… К-хе… - Жорка смущенно кашлянул, - Вот только приехал в Петербург, как прямо на вокзале… Обокрали меня, одним словом. И вещи и документы… - он грустно поник головой, пытаясь изобразить вселенскую скорбь. - Ай-яй-яй! Надо же, какое горе-то! Как же ж так, батенька вы мой, за вещами не уследили?! Вот незадача… - чиновник сокрушенно покачал головой, но Жорка, внимательно следивший за ним, успел увидеть саркастическую ухмылку на мгновенье возникшую на лице Вельяминова. - А откуда изволили прибыть в столицу? - Из Твери… - Вот как… Из Твери, говорите… Ну что ж, заявление на сыск подавать не желаете ли? - Да нет, пожалуй воздержусь, - протянул задумчиво Жорка, - Воров ведь вряд ли найдут, не так ли? - Ну… - дознаватель снова склонил голову к плечу, - Дело, конечно, не простое. Вот ежели бы сразу, так сказать по горячим следам… А сейчас-то, пожалуй что поздновато будет. Нет, если вы, господин Дантес, будите настаивать, то мы конечно предпримем все возможные меры, но… Сами понимаете – крайне, крайне затруднительно будет сыскать ваши вещи. А о деньгах я вообще не говорю… Кстати, а сумма какова была? - Да так, незначительная… - Жорка лихорадочно вспоминал все, что когда либо читал о покупательной способности имперских денег. Единственно, что вспомнилось сразу, так это то, что средняя зарплата служащего была около тридцати рублей, а корова тянула на червонец, - Пятьдесят рублей. - Незначительная, говорите. Ну это как посмотреть… Ну, да ладно, не будем о меркантильном. Значит так, запрос, по поводу подтверждения вашей личности, мы, конечно, отправим в Тверской департамент, но должен вас прямо предупредить, что дело это долгое и ранее чем через три-четыре недели ответ получить возможности не представится. Посему, придется вам, милостивый государь, некоторое время прибывать с временным документом, коей будет вам выписан в самое ближайшее время. Да! Чуть не забыл! – Вельяминов легонько хлопнул себя ладонью по лбу, - А вы, батенька, за какой надобностью в Петербург-то приехали? - Да вот, в университет решил устроится, на кафедру истории, - ответил Жорка. - Ах, ну конечно! Вы же историк… - следователь мелко закивал головой, - Ну что ж, давайте-ка перейдем к нашему делу. Скажите, Георгий Васильевич, а знали ли вы убиенного? Может встречали когда либо? - Никогда! – с жаром воскликнул Жорка, - Да я и не разглядел его совсем. - Ну, это легко поправить, - Вельяминов зашуршал бумагами и вытащил небольшую, в половину стандартного листа, картонку с наклеенными на ней фотографиями, - Вот, полюбопытствуйте, - он положил карточку на край стола. На куске картона были приклеены две фотографии человека – в профиль и анфас. Жорка скользнул взглядом по снимкам и вдруг понял, что они кажутся ему очень знакомыми. Он точно уже видел эти карточки где-то… На них был изображен довольно молодой человек с небольшой бородкой, торчащими в разные стороны над ушами вихрами волос и высоким, рано облысевшим лбом. Вот же дьявол, определенно, он уже видел эти фото, но вот когда и кто на них – вспомнить не удалось. - Так что, господин Дантес, вы продолжаете утверждать, что никогда ранее не встречались с этим человеком? - Да я вам уже сказал… - попытался возмутиться Жорка, но слова застряли в горле – на него, в упор, смотрели совершенно пронзительные, безжалостные глаза. Маленький, мягкий, пегенький чиновник исчез, вместо него, напротив, сидел холодный, расчетливый человек. Его взгляд, казалось, словно лазерный луч прожигал насквозь. - Я… Честно… Клянусь… - залопотал Жорка. - Ну, будет вам! Вижу, вижу, что вы честный человек! – чиновник блеснул стеклами пенсне и умильно прижал ладони к сердцу, - Мне просто показалось, что вы пытались вспомнить фигуранта. Будто бы уже видели его. Или я не прав? - Мне действительно показалось, что я уже где-то видел эти фотокарточки… - произнес Жорка, - А кто он, откуда эти картинки? - Откуда? – Вельяминов вновь уставился на Жорку, - Из материалов Третьего, Охранного Отделения, господин Дантес. А зовут, вернее звали, прости господи душу грешную, - дознаватель мелко перекрестился, - А звали его – Ульянов, Владимир Ильич… Жорка замер, втянув голову в плечи, словно кто-то нанес чудовищной силы удар, напрочь выбив воздух из легких. Он узнал эти фотографии! Он их неоднократно встречал в учебниках! Господи, что же он натворил! Он убил Ленина… И вдруг, с пронзительной ясностью, Жорка понял, что обратного пути у него нет. Как нет и наверное не будет аспирантской общаги, друзей-физиков Ваньки и Юрки, философа Коммуны, установки по перемещению во времени и вообще, всего того мира в котором он родился и жил… Он застонал и в отчаянии схватился руками за голову: - Господи, что же делать теперь?! – едва слышно прошептал Жорка. - Да как – что? – Вельяминов вновь блеснул стеклами пенсне, - Дело ваше, скорее всего, закроют. Несчастный случай, совершенно очевидно! Да и показания прапорщика Герта имеются, где он полностью берет вину на себя. Так что, милостивый государь, я конечно понимаю ваше состояние, но, тут уж ничего не поделать – на все воля божья, Георгий Васильевич. А нам остается только одно – просто верить и жить! КОНЕЦ |
|
|
4.3.2017, 2:26
Сообщение
#2
|
|
Гениальный извозчик Группа: Пользователи Сообщений: 23158 Регистрация: 6.10.2013 Вставить ник Цитата Из: МБГ |
Жорка Дантес не пил. И именно поэтому, напивался часто Для того чтобы напиться нужно пить.Действительно, очень длинно. И как сказал бы (совершенно справедливо) Ябадзин - несбалансировано. Длинное-предлинное начало с пьянками и друзьями. Умный читатель уже понимает, что всё это лишь прелюдия к попаданию... Появляется подозрение, что все эти друзья с двойными или обычными фамилиями, включая господ и дам, никакой роли в рассказе играть не будут... Так и оказывается. После неоправданно длинного предисловия, герой ожидаемо попадает в прошлое, случайно убивает известное историческое лицо и... Конец. |
|
|
4.3.2017, 2:53
Сообщение
#3
|
|
Искатель тайн Группа: Пользователи Сообщений: 251 Регистрация: 2.1.2011 Вставить ник Цитата |
|
|
|
Текстовая версия | Сейчас: 1.11.2024, 2:52 |