Машино озеро, рассказ Опции

[Mishka]

Снова Мишка придирается?

Правит, Монк :-)

[Касторка]

Правит,

Звучит по-королевски

[Mishka]

Звучит по-королевски

Да нет, по-читательски. А чем читатель не король?

[Гость_Monk_*]

- Допустим, что вы, сударь, из грядущего. Так расскажите нам, каково оно, грядущее России?
Павел вздохнул. Рассказать о величии России казалось делом простым... но Павел ничего вспомнить не мог. В голове мелькал Газпром, президент Путин, ЦСКА, за который болел Павел, олимпиада в Сочи и смутные обрывки чего-то невнятного. Военная реформа? Кроме этих двух слов, Павел ничего о ней не знал. Очередное крушение самолета - блин, объясняй им потом, что такое самолет. Полет Гагарина: в космосе был – а Бога не видал. Атомная бомба? Не поймут...
Пауза неприятно затягивалась.
- Что же вы, сударь, ухи, что ли, в рот набрали - и рассказать ничего не можете? - насмешливо спросил Глуздов.
Павел проглотил ком.
- А вы лучше сами спрашивайте, - начиная злиться, выдавил он. - Я не знаю, с чего начать.
- Хм. Начнем, пожалуй, с территории, - Поликарп Петрович посмотрел на хозяина. - Илларион Андреевич, помню, у вас карта империи была.
- Да-да-да, была, была, - засуетился Заславский. - Кузьма! Принеси карту, там, за шкапом.
Лакей притащил огромный лоснящийся сверток, и Вера Андреевна распорядилась прибрать со стола. На очищенный от снеди угол легла старая, порванная по краям карта. Музейный экспонат, подумал Павел, глядя на огромный, перемятый и засаленный бумажный лист. С такой картой еще Суворов, должно быть, в походы ходил.
- Вот, Павел Владимирович, извольте взглянуть, - хозяин расстелил перед гостем карту. - Вот вам и карандаш, покажите, пожалуйста, границы Российской империи... Какого года?
- 2013.
Павел почесал карандашом затылок и принялся чертить. Повисла тишина. Собравшиеся следили за рукой студента, шумно дышали, кто-то ахнул, когда Павел решительно отсек Украину, Белоруссию, Польшу и Финляндию.
- Вот, примерно так. В общих чертах.
- А чухонцы-то как отошли? - изумленно спросил Персиков.
- Финны? - догадался Павел. - Точно не помню, но после Второй Мировой Финляндия стала самостоятельной, а теперь одна из самых процветающих стран в мире.
- Чудеса, - развел руками Персиков. - Да с чего им там процветать? Чухонцы кроме как рыбу ловить, да лес рубить, отродясь ничего не умели!
- Нет Вильно, Варшавы, Риги, даже Киев потеряли! - Глуздов качал головой. - Не может этого быть! Объясните нам, как это случилось?
Изумление полковника было таково, что все недоверие пропало.
- Много чего произошло, господин Глуздов, - ответил Павел. - Было много войн. Я могу рассказать только о главных. Первой мировой и второй мировой. Первую Россия проиграла, а вторую выиграла. Мой дед до Берлина дошел. Мы освободили Германию, и война закончилась.
- До Берлина? - сидевшие за столом переглянулись.
- С кем же была война? – спросил полковник.
- С немцами, - стараясь не глядеть на Кирхера, сказал Павел. - Они завоевали почти всю Европу, всех, кроме Англии. А мы их разбили!
- Я знал, что Россия непобедима, даже в будущем это так! - с гордостью произнес полковник. Теперь он смотрел на гостя по-другому и, кажется, начинал ему верить. - А как же Франция? На чьей она была стороне?
- За нас были Англия, Франция и Америка.
- Америка! – воскликнул Заславский. - Кто бы мог подумать!
- Французы быстро сдались. А мы воевали четыре года. Немцы напали первыми, до Волги дошли, до Москвы и Петербурга, но их не взяли! – рассказывал Павел, и в нем бурлила гордость за предков. - Мы всю Европу освободили! Нас 20 миллионов погибло в этой войне.
Даже у полковника отвисла челюсть:
- 20 миллионов? Немыслимо! У вас было столько солдат?
- Нет, большинство - мирное население. Фашисты никого не жалели, расстреливали десятками тысяч.
- Что за фашисты? - мрачно спросил Кирхер.
- Правящая партия Германии, - пояснил Павел. - Они считали, что германская раса лучше других, и все остальные должны быть их слугами. Или умереть.
- Да это похлеще Батыя! - воскликнул Заславский. – Я читал Карамзина: и татары такого не делали. Как же так? Немцы, культурный народ!
Кирхер молчал. Павел вдруг понял, что врачу стыдно за немцев, за нацию, которая была и его частью.
- Как это ужасно: убивать невинных людей, - прошептала Маша. Она сложила руки на столе и смотрела на гостя из будущего так, что Павлу стало неловко.
- Вы же сказали, что война выиграна? Почему же потеряна Малороссия, Литва, Польша? - не унимался полковник.
Павел почувствовал, что не сможет все объяснить. В голове начинался хаос.
- Польша потеряна давно, я не помню когда, еще при царях, кажется. Белоруссия, Украина и Прибалтика получили независимость, бывшие восточные республики тоже отделились, - Павел тыкал карандашом в карту.
- Ну, а что с Германией стало, Павел Владимирович? - спросил Кирхер. В отличие от остальных, немец задавал вопросы спокойно и без трепета.
- Германия сейчас в порядке. Многие мечтают там жить. Там все хорошо. Лучшие машины в мире. И лучшее пиво, - улыбнулся Павел.
- Вернемся к России, господа, - Глуздов вперил взгляд в студента. – Итак, по словам нашего гостя из грядущего, через сто пятьдесят лет у России не будет половины Кавказа, не будет Литвы, Украины, Финляндии, Польши.
- Да как же это? – растерянно прошептал Персиков. – Что же осталось?
- И как такое допустили? – строго вопросил Заславский. – И кто?
- Погубили великую империю, – поставил точку Глуздов. – Но лучше узнать все по-порядку, не так ли? Ну-с, молодой человек, расскажите подробней, как это все произошло?
- А какой сейчас... год? – тихо спросил Павел. Вера Андреевна вздохнула.
- Тысяча восемьсот пятидесятый от рождества Христова, - многозначительно поглядев на гостей, проговорил Илларион Андреевич. - Сейчас царствует его императорское величество Николай Первый. Что же будет потом, дальше? Рассказывайте, Павел Владимирович, все, что знаете!
- Ну, я же не историк, - замялся Павел. - Только в общих чертах.
- Не томите, голубчик! – кивнул Кирхер. – Мне-то вы кое-что рассказали...
- Начну с того, что знаю точно. Знаю, что в 1905 Николай Второй приказал расстрелять шествие рабочих к Зимнему дворцу. Этот день назвали Кровавым воскресеньем.
- Расстрелял - значит, было за что! - сказал Глуздов. - Государь в свой народ просто так стрелять не велит. Он пастырем над нами поставлен, а пастырь своих овец не убивает, разве что бешеных. Верно, такие на дворец и шли. И поделом. Император на Сенатской площади тоже бунтовщиков расстрелял – только так с ними и нужно!
«Так это же декабристы!» – осенило Павла.
Глуздов был Павлу неприятен, особенно когда смотрел на Машу. И она станет женой этого хлыща? Да я бы сдох лучше, думал Павел, глядя на самодовольное, спесивое лицо полковника. После слов о расстреле неприязнь завладела им еще сильнее, хотелось сказать что-нибудь обидное, унизить перед всеми - но пока не было случая.
- И в этом же году произошла первая в России революция. Но Николай Второй остался у власти. Потом была русско-японская война... – Павел напрягался изо всех сил, вспоминая даты и события. - В 1914 началась Первая мировая война. Россия воевала плохо, солдаты дезертировали, народ был недоволен. И в 1917 произошла октябрьская революция. И конец монархии.
- Что за революция? - подскочил Поликарп Петрович. - Как во Франции?
- Наверно. Царь отрекся от престола, власть перешла к Временному правительству.
Стало тихо.
- Его императорское величество отреклись? Да как это возможно? – спросил Семен Макарович.
- Я говорю все, как было. Будет, - поправился Павел. - Но тогда же в стране возникла реальная сила - большевики. Партия большевиков. Они изгнали Временное правительство, захватили Зимний дворец, и началась гражданская война между ними и теми, кто еще был за царя. В конце концов, большевики победили... Дворян в России не осталось. Их перебили, а кто успел, убежал за границу. Все заводы и фабрики национализировали. Хозяином стало государство, то есть народ.
- Черт возьми! - отложив вилку, произнес Персиков. – У меня даже аппетит пропал. Простите, Вера Андреевна, - запоздало извинился купец.
- А с государем что стало? – взволнованно спросил Заславский.
- Расстреляли. Вместе с семьей, - тихо произнес Павел.
По комнате пронесся вздох. Маша так сокрушенно качала головой, будто царь был ее братом.
- Хорошее будущее нас ждет, господа. Государя убили, страной правит чернь, - Поликарп Петрович был мрачен.
- Так, слава Богу, нас-то оно не ждет, - усмехнулся Персиков. - Мы этого никак увидеть не сможем.
- Да как народ может управлять государством? - воскликнул Илларион Андреевич. - Поставь моего кучера управлять хотя бы городом - таких дров наломает!
- Среди большевиков были образованные люди. Ленин, Троцкий, Урицкий, - вспомнил былых вождей Павел.
- Сплошь евреи! - потряс кулаком Персиков. - Ну, а что я всегда говорил? Уж эта братия своего не упустит. Мало их жидовское племя бьют, ух, мало!
- А за такие слова, - улыбнулся Павел, - у нас можно и в тюрьму. Разжигание межнациональной розни.
- Не удивлюсь, если они же этот закон и придумали, - хмыкнул Персиков.
- А вера? Что стало с верой? - взволнованно спросила хозяйка.
- Вера осталась. Сейчас храмов много, новые строят. Президент тоже в церковь ходит.
- Слава тебе, Господи, - перекрестилась хозяйка. - Главное, что вера осталась. Будет вера - будет и Россия.
- Одной веры, Вера Андреевна, мало, - не замечая тавтологии, Глуздов достал серебряную табакерку, открыл и шумно вдохнул. - Конечно, бывали на Руси всякие правители, и не царского рода, но... у них была воля и крепкая рука, такая крепкая, что даже свои ее боялись. Есть такая рука в России, милостивый государь Павел Владимирович? Если есть, будет и Россия. Если нет - растащат ее жиды, да и народ не отстанет.
- Почему вы так о народе думаете? Как будто он только воровать может. Будто дворяне никогда не воровали? – возмутился Павел. Илларион Андреевич смущенно кашлянул, но Павел не обратил внимания и продолжил:
- Светлейший князь Меньшиков, правая рука Петра, не воровал? А князь Потемкин, имя которого у нас нарицательным стало. Да мало ли...
- Меньшиков, сударь мой, до титула кем был? Коли знаете историю, так вспоминайте. Холоп, дворовый мальчишка. Потому и вор.
- А Потемкин? - не унимался Павел. Он чувствовал: дворянам неприятно об этом слышать, но надменная речь Глуздова вывела его из себя.
- Какой Потемкин? - холодно спросил Глуздов, и Павел понял, что зря затеял этот разговор.
- Кажется, Григорий, - замялся он, - я точно не помню. Он еще деревни строил, ненастоящие.
- Потемкины - известный род, множество славных сынов России, - отставной полковник выпрямился, его глаза буравили юношу, - а вы, не зная толком, позорите их. Хороши же потомки! Запомните, юноша: не знаю, как у вас в грядущем, а у нас подобные оскорбления смываются кровью. Будьте осторожны, господин студент.
Павлу хотелось послать полковника подальше, но в этом обществе и в его положении такое будет чревато. «Ну, погоди у меня, - подумал Павел, - еще увидим... Эх, знать бы, что портал действует»...
- Будет вам, будет, - улыбаясь, Персиков примиряюще воздел руки вверх, - не ссорьтесь, господа. Мы ведь и сами плохо знаем, что случилось двести лет назад, еще до наших дедов. Павлу Владимировичу простительно, к тому ж он очень юн. И уж никак не виноват в том, чему его учили... в грядущем.
- Даже если так, - холодно ответил Глуздов, - даже если один из Потемкиных стал вором - он будет исключением, паршивой овцой, в то время как черни только дай время - растащит все до последнего камушка.
- Сущая правда, Поликарп Петрович, - поддержал его Персиков. - Я в три глаза гляжу за товаром. Чуть отвернешься - воруют, сволочи! Скольких приказчиков выгнал, уж не упомнить, а кто и под суд пошел. Ворует народ.
Павел молчал.
- Так от бедности и воруют, - вдруг сказала Маша. Ее чистый голос прозвучал в полумраке, как колокольчик. Все оборотились на нее. - Богатому зачем воровать? Ведь вы же, господа, в достатке и не воруете?
- С чего мне воровать - у себя самого, что ли? - рассмеялся Персиков. - Доктору, вон, пациенты исправно платят, а его благородие Поликарп Петрович государственный пенсион имеет и поместье. А вам, любезная Машенька, я так скажу: я приказчикам хорошо плачу - и все одно воруют. Быдло-с. Порода такая.
- Вот именно-с, - холодно повторил полковник.
Илларион Андреевич натянуто улыбался.
- Мария Илларионовна права, - неожиданно произнес Кирхер. - От бедности воруют, от бедности. Только от духовной бедности. Есть ведь бедняки, что умрут - а чужого не возьмут.
Полковник с неудовольствием посмотрел на врача.
- А в грядущем воруют ли? Павел Владимирович, скажите нам: у вас в России не воруют? - спросил Кирхер.
- Воруют, - сказал Павел. - И еще как! Миллионами, миллиардами воруют.
- Вот видите: миллионами, - сказал немец. - Обычный человек миллион не украдет, верно?
Павел кивнул, радуясь неожиданной поддержке.
- Выходит, ничего не меняется, - продолжил Кирхер, - и не царь виной тому. Не богатство и не бедность. А жадность, зависть и стяжательство.
- Прошу простить, но любите вы, Карл Генрихович, высокими словами говорить, - Заславский откинулся на спинку стула. - Вы знаете: я вас очень уважаю. Вы либерал и умный человек. Но цена таким высоким словам - грош в базарный день. Потому что все они – от лукавого... Потому что грешен человек - и осуждать его за грех смешно и глупо. Природа-с. Ведь кто из нас не грешен? - перекрестился помещик, и Вера Андреевна вслед за ним.
- Я не осуждаю тех, кто грешен, - спокойно ответил немец. - Я осуждаю тех, кто грех свой за честь и добродетель почитает.
За окнами вечерело. Внесли свечи.
- Однако мы отклонились от темы, - желая, по-видимому, взбодрить Павла, сказал Заславский. - Пусть наш гость продолжит, господа, ведь интересно, что будет с Россией дальше.
- Да, конечно, - полковник поерзал на стуле, - продолжайте, молодой человек, прошу вас.
Огоньки свечей трепетали, бросая на стены мрачные тени будущего.

Окончание следует...

[NatashaKasher]

Монк, это замечательно! Очень интересно и живо написано.
Но я ничего не поняла... Почему это её выдают за этого, как его, Глуздова старого???

Шок. Такой же, как был у него.

У него был шок от девушек в бикини?

[Ра солнценосный]

Растет Монк, философия в тексте появляется, одобряю.

[Гость_Monk_*]

У него был шок от девушек в бикини?

Видимо, я недостаточно верно выразил мысль. Сравнивается с шоком, когда он вынырнул не в своем времени. Вот.

Растет Монк, философия в тексте появляется, одобряю.

Философия у меня присутствует во всех текстах! Все-таки дядя - многолетний преподаватель университета, доктор наук, автор монографий... etc Это заразно.

[Ра солнценосный]

Хм, удержусь от скабрезностей, вы триумфатор, вам простительно.

[Гость_Monk_*]

Хм, удержусь от скабрезностей

Богам скабрезности не к лицу.

вы триумфатор

Рановато объявлять, рассказ-то еще не закончился.

[Гость_Monk_*]

- После революции тридцать лет Россией будет править диктатор Иосиф Сталин. Сталин - ненастоящая фамилия...
- Конечно! Иосиф! Я всегда говорил: жиды губят Россию! - помрачнев, стукнул кулаком Семен Макарович. Хозяйка с укоризною взглянула на купца. - Простите, Вера Андреевна.
- Ну, уж прямо и жиды. Слабоваты они Россию погубить. Не та сила, - ответствовал Кирхер.
- Это еще как сказать...
- Да бросьте, Семен Макарыч. Не жиды и не карбонарии виноваты.
- А кто же? – подал голос Глуздов.
- Жадность. Жажда властвовать. Злоба. Зависть, - Кирхер выговаривал слова тихо, но звучали они громче купеческого крика. - И неважно, какого человек сословия, важно, может ли противостать им. Если нет, будет и подлость и кровь.
- А я вам, милейший государь, вот что скажу: вольнодумство всему виной! - полковник, как хищная птица, навис над столом. – Если б дети наши почитали нас, как заповедано обычаями и священным писанием – ни революций, ни измен бы не было! Чти отца своего и мать свою, повинуйся начальству и знай свое место – так ведь написано? Примерный гражданин, как солдат, должен слушать своего государя. Слушать и повиноваться. Тогда государство будет крепким, и народ счастлив.
Илларион Андреевич одобрительно закивал. Все слушали полковника, а Павел смотрел на Машу: девушка улыбалась гостям – но выглядело это неестественно и фальшиво. Она была несчастна. Несчастна тем, что должно было случиться. Своей помолвкой и будущей свадьбой. Павел ощутил это так же четко, как и то, что девушка эта вдруг стала ему небезразлична.
- Каждый по-своему представляет счастье, - сказал Павел. - Не думаю, что даже император знает, что нужно Маше, лучше ее самой...
Тишину можно было резать ломтями. Встретившись взглядом с Павлом, Маша слабо улыбнулась. Глуздов задрал подбородок и фыркнул, готовясь что-то сказать.
- А может, чаю, господа? - прервала нехорошую тишину хозяйка. - Лизка, принеси самовар! Ну-ка, живо, живо!
Вокруг задвигалось, зашумело. Шустрые девушки прибрали на столе, принесли новый, пышущий жаром самовар, расставили блюдца.
- Продолжайте, Павел, сделайте милость, - попросил Заславский. – Вспомните что-нибудь поближе к нам, то, что, может быть, увидят наши дети...
- Лет через пятьдесят Николай Второй проиграет Русско-японскую войну, а потом войну с немцами. Первую мировую. У нас еще писали, что революция не произошла бы без немецких денег, - вспомнил Павел. – Будто бы кайзер дал денег революционерам, чтобы расколоть Россию и выиграть войну.
- Кто угодно, только не кайзер! - возмутился Карл Генрихович. - Он не мог!
- Это почему же кайзер - и не мог? - вмешался Поликарп Петрович.
- Кайзер всегда был друг России! - уперся доктор.
- У России давно нет друзей, господа, - сказал Павел. - Всем просто нужны наши ресурсы. Нефть, газ, лес, металлы.
Он сам удивился, насколько четко теперь это понял. И насколько мало задумывался об этом раньше.
- Дальше, дальше говорите, - сказал Глуздов, – все, что знаете.
- Самым известным правителем в двадцатом веке в России был Сталин. Сталина многие ненавидели и до сих пор ненавидят, - сказал Павел, - но он создал великое государство и выиграл войну с Германией.
- Сильная рука, - одобрительно кивнул Глуздов. - Мужицкий царь...
- Да, свято место пусто не бывает, - сказал, вытирая лицо платком, купец.
- После смерти Сталина страной правила партия его последователей-коммунистов, всего семьдесят лет. Но народ захотел свободы и...
- Что вы сказали? - подался в кресле Глуздов. – Захотел свободы? Разве народ ее не получил?
- Получил, - развел руками Павел. – Но люди желали жить, как они хотят, а не так, как скажет партия. Хотели говорить, что думают.
- И здесь вольнодумство, - поднял вверх палец Глуздов. – Видите, чем все обернулось? Царя свергли, а свободы как не было, так и нет. Что же: государь мешал свободе? Вольнодумцы – они всему виной, горлопаны и бунтовщики!
Павел пожал плечами.
- Дальше сменилось много лидеров, я и фамилий их не помню... Мои родители говорят, что тогда они жили замечательно. У них не было многого, что есть в стране сейчас, но люди действительно были добрее, радушнее и честнее, чем теперь. Так они говорят, и я им верю.
- Это правильно! – сказал Илларион Андреевич, недвусмысленно глядя на дочь. – Родителей следует почитать и слушать, ибо сказано: «почитай отца своего и мать свою»...
- А сейчас... Я даже не знаю, как рассказать вам это. Мне не нравится то, что сейчас в России. Я не могу вам всего объяснить, вы не поймете, просто скажу: мне кажется, что страна болеет. Она больна, потому что власти наплевать на народ, а народу – на власть. Потому что нет равенства, за которое все голосовали, нет равных возможностей, нет справедливости и честного суда. Вы здесь говорили о ворах – а что вы сделаете, если вас обворует государство?
Павел не ожидал от себя такой речи и, хоть в душе понимал, что не все так мрачно, ему хотелось рассказать этим людям правду о том, что слышал и видел, пусть горькую – но правду. Пусть знают! И не думают, что в грядущем - рай.
- И кто же правит Россией в ваше время? – проронил долго молчавший Глуздов.
- Президент. Его выбирает народ. Тайным голосованием. Даже я могу стать президентом. Теоретически. Любой гражданин.
- И даже не дворянин? – спросил Заславский.
- Это необязательно, - улыбнулся Павел.
- И ваш президент - не дворянин? - спросил полковник.
- Нет, конечно. Не дворянин. Дворян у нас и не осталось, - сказал Павел и осекся: ведь я же сказал, что дворянин! Но, кажется, никто этого не заметил.
- Так чего вы ждете от потомков хамов? – обведя глазами всех, загремел Глуздов. - Это племя будет воровать даже на троне, им наплевать на Россию!
Павлу стало неприятно. Не сколько за президента, сколько за себя, потомка хамов.
- Вы ведь его не знаете, - укоризненно произнес он, чувствуя, однако, что полковник не так уж неправ. Но это лишь больней задело. Ведь это – мое будущее. Я – его часть. Я в нем живу, значит, и отвечаю за него тоже я.
- Да, мы не имеем чести знать его лично... да и не будем иметь, но... как же вы не видите, молодой человек, что все, все славное достояние России утеряно и разворовано? Кавказ, порты на Черном море, Средняя Азия, Польша, Украина. Чухонцы – и те отошли. Мы по крупицам собирали могучую Россию, освободили болгар, разбили турок и французов, а вы - что сделали вы, наши потомки? Что сделал ваш президент? У России есть могучая армия, непобедимый флот?
Павел молчал, думая, стоит ли говорить, что Россия из индустриальной страны превратилась в потребительскую, всюду иностранный капитал, бывший едва ли не луч-шей из мировых валют рубль стал «деревянной», не имеющей веса, деньгой... Лучше не говорить. Что делает президент, он тоже не знал, потому за что долгое время в стране ничего не менялось. Зато по телевизору рассказывали о демонстрациях, недоверию власти, самоуправстве, самосуде, повальном воровстве и коррупции, кумовстве и власти денег. Но разве здесь не так? Что изменилось? Эти отъевшиеся рожи не эксплуатируют свой народ? Этот Глуздов во имя царя и России где-нибудь на Кавказе не гнал солдат на убой? Ради чего? Ведь там все равно не осталось ничего нашего. Купец наверняка дерет втридорога с покупателей, скоро с жиру треснет... Помещик – что он вообще делает? Живет на горбу у крестьян... Еще рассуждает о пользе России. Один Кирхер чего-то стоит, по крайней мере, врач. И тот - немец...
- Россия давно другая, господа, - медленно проговорил Павел. – Не такая, какой хотели бы видеть вы. И не такая, какой хотелось бы видеть мне. А кто виноват, и что делать, я не знаю. Думаю, господин доктор прав: все дело в людях. Если царь или президент любят Россию, то и народ их будет любить, и все будет хорошо.
- Что ж, неплохой ответ, - сказал Глуздов.
- А не выпить ли наливочки-с? – предложил Заславский. – Вера Андреевна, распорядись, голубушка.
Всем разнесли по рюмке. Павел выпил. Наливка оказалась вкусной и пахла травами. Маша едва пригубила. Павел заметил, что она избегает смотреть на полковника, и ему стало жаль девушку. «Я понимаю: самой искать богатого жениха, - подумалось ему, - у нас многие так делают... Но быть насильно выданной»... Он помрачнел.
- Ну, а вам как живется в России, лично вам? – спросил Илларион Андреевич, и в его взгляде Павел увидел искреннее и откровенное участие. И Павел не посмел обманывать.
- Ну, как вам сказать... Мои родители всегда жили небогато, да и до сих пор так живут. На жизнь нам хватает, но поехать, скажем, за границу денег нет. Они с трудом собрали на мое образование, влезли в кредиты... Если я женюсь, мне некуда будет привести невесту. У меня нет своего дома, и купить его я не смогу. Очень дорого.
Он заметил презрительный взгляд Глуздова и отвел глаза.
- Нет денег - женитесь на богатой, - хмыкнул Персиков. – Люди так и делают.
Павел улыбнулся. Он не хотел отвечать, что сердцу не прикажешь. Жердяй второй гильдии с золотой цепочкой и сальными волосами все равно не поймет.
- А девушки? – выручая его, неожиданно спросила Маша. – Какие там у вас девушки? Они похожи на меня?
Павел покачал головой:
- Нет, Мария, похожих на вас мало. Большинство ищет богатого мужа и хочет жить на содержании. Многие девушки утратили то, что есть у вас: чистоту, скромность, наивность, воспитание. В этом вы им сто очков вперед дадите. Это чистая правда.
Он посмотрел ей в глаза. У Маши выступил румянец.
- Спасибо, Павел, - еле слышно прошептала она. Глуздов заерзал в кресле.
Вечер закончился. Купец и доктор Кирхер уехали вместе. Вера Андреевна и Маша ушли, Заславский извинился и увел полковника в кабинет, и Павел остался один. Сидеть за столом было скучно, есть не хотелось, он поднялся и пошел в свою комнату.
Спать не хотелось. Он лег на кровать и лежал, глядя на звезды. Из головы не шла Маша, он вспоминал ее глаза и кисти рук, едва видневшиеся из-под закрытого платья, тоненькую беззащитную шею и каштановые волосы... Разговор о будущем взбудоражил Павла, ему казалось, что он все говорил не то и не так, что он забыл рассказать всем о...
Павел услышал шум и сдавленный шепот:
- Не смейте прикасаться ко мне!
- Марья Илларионовна...
- Отпустите мои руки. Я закричу.
- Да кто вас услышит? - засмеялся Глуздов. Павел узнал его. - А и услышат - уши закроют. Потому как я ваш жених, любезная Марья Илларионовна, и все это знают.
- Не смейте...
- Будет вам. Будьте благоразумны. Ваш папенька кругом должен, я - ваше спасение, вы ноги мне целовать должны.
- Сами себе целуйте!
- По миру пойдете-с...
- Пускай!
Павел решительно шагнул за угол. Две фигуры прижались к стене.
- Кто здесь? - громко спросил он. - Маша, ты здесь?
Глуздов отпустил девушку, с неудовольствием глядя на Павла.
- Что случилось? - Павел подошел к ним. Отвернувшись, Маша плакала. - Почему ты плачешь?
- От избытка чувств-с, - улыбнулся полковник. - Не так ли, Мария Илларионовна?
Маша повернулась и побежала. Полковник двинулся было следом, но Павел заступил путь.
- Мне кажется, ей лучше побыть одной.
Судя по лицу, Глуздову это не понравилось:
- Я знаю, что ей лучше, господин студент, уж поверьте, - сказал он, пытаясь обойти препятствие.
- Нет, не знаете, - покачал головой Павел. – Ни фига не знаете.
- Оставьте нас, сударь, - холодно потребовал Глуздов. - Если вам не сказали, что я - жених Марии Илларионовны и имею честь...
- Тискать ее по углам, - перебил Павел.
- Выбирайте выражения! - придвинувшись, прошипел Глуздов. Он был повыше Павла, но тот не боялся. Выпитое вино и слезы девушки горячили кровь.
- Это не ваше дело, молодой человек, - указательный палец полковника плясал перед носом Павла. - Вы здесь никто, господин студент из будущего, а я друг семьи и жених Марии Илларионовны. Убирайтесь немедленно, пока я вас не... Ой!
Павел схватил полковника за кисть и резко вывернул вниз. Старый действенный прием из айкидо. Глуздов упал на колени.
- Вот так! Свалишь отсюда сейчас же, старый козел, и чтобы я тебя больше не видел!
- С-сукин сын! - извиваясь от боли, процедил Поликарп Петрович, но встать не мог - Павел держал на "контроле". - Убью!
- Руку сломаю! - предупредил Павел.
- Убью, в пыль сотру! На каторгу пойдешь... хам!
Устав слушать ругательства, Павел отпустил полковника.
- Я сразу понял, что ты не дворянин, а быдло, потомок хамов! - процедил Глуздов. Он потирал руку, злобно глядя на гостя из будущего. - Дворян ведь у вас вырезали...
- Да пошел ты! - плюнул ему под ноги Павел. - Они верят всему, что я сказал, и что дворянин - тоже. Ни черта ты не докажешь.
Полковник нервно расхохотался:
- Прекрасно! Тогда, сударь, примите вызов! Мы будем стреляться, здесь, сейчас, с двадцати шагов.
Павел опешил. Стреляться?
- Ну? Или все узнают, что ты трус и потомок посконного быдла!
- Да? Изволь, - злобно ответил Павел. – Ты не уедешь – тебя отсюда вынесут!
- Здесь и сейчас! - повторил Глуздов.
- Господа, господа! - размахивая руками, к ним бежал испуганный Заславский. - Помилуйте, что случилось? Господа, помиритесь, не стоит, ей-богу!
- Нет, Илларион Андреевич, здесь честь моя задета. Или Маша того не стоит? - зловеще усмехнулся Глуздов.
- Бросьте, в самом деле, господа! - купец оказался рядом и встал между ними. – Не ссорьтесь! Пойдемте лучше выпьем, наливочки. Ну, будет, будет.
- Я предупреждал: за оскорбления отвечают кровью. В грядущем, наверно, не так? Там, должно быть, можно оскорблять – и все это сходит с рук... Так, милостивый государь?
- Не так, конечно, не так! Скажите ему, Павел Владимирович! - Заславский схватил Павла за руку, но тот вырвался.
- Так. Еще как - так!

Откуда Глуздов достал пистолеты, Павел не знал, очевидно, полковник всегда возил их с собой. Он лично отсчитал шаги, ковырнул носком сапога землю:
- Здесь. Теперь решим, кто стреляет первым.
Он вынул из кармана монету.
- Решка, - сказал Павел.
- Везунчик, - сказал граф, и Павел понял, что тот совсем не боится. - К барьеру.
- Павел Владимирович, не смейте, слышите! Откажитесь! Вы из будущего, вас поймут, и никто не узнает! – шептал, хватая Павла за одежду, Заславский. – Извинитесь, и все забудется!
- Не мешайте, Илларион Андреевич! – строго сказал полковник. – Я знаю, что делаю. И он знает.
- Боже ты мой, - отойдя, проговорил Заславский. - Хоть бы вы промахнулись!
- Павел, не надо! Не стреляйтесь! – крикнула Маша. Ее светлое платье мелькало за деревьями. - Не смейте, Поликарп Петрович! Я вам этого никогда не прощу!
Полковник брезгливо поморщился и взглянул на Павла.
- Что ждете, сударь? К барьеру!
- Павел!
- Держите кто-нибудь ее! - злобно выкрикнул Глуздов, и крик прибавил Павлу уверенности. Сейчас получишь! Мушка уперлась полковнику в грудь. Убью гада, спокойно подумал Павел и спустил курок. Выстрела не последовало. Что за дьявол? Он согнул руку, не в силах держать тяжелый пистоль на весу и уставился на оружие. Не заряжен? Полковник сжульничал?
- Стреляй! - крикнул Глуздов так, что Павел понял: дело не в заряде. Это он, растяпа, забыл взвести курок!
Маша билась в руках отца, и второй раз поймать графа в прицел не получалось. Сердце колотилось, руки ходили ходуном. Грянул выстрел. Заряжено, подумал Павел, глядя, как Глуздов наводит пистолет, а я промазал. Грохот. Крик Машеньки. Земля с размаху бьет в лицо. Грудь пробита, и он тужится, выплевывая кровь. Где-то вдалеке кричат, ругаются и спорят.
- Паша, Паша!
Сильный удар по щеке. Сволочь ты, Глуздов, раненого бьешь, подумал Павел и открыл глаза.
- Ну, блин, ты нас напугал, - над ним склонился Костян, Кирюха и девчонки. - Вот нафига так прыгать? Хорошо, успели вытащить.
- Ты как, Паша?
- Нормально, - он приподнял гудевшую от удара голову. Жив и дышу. И крови нет. Зато есть пляж и ребята, все до одного. Дома. Я дома! Но что со мной было? Сон?
- Спасибо, Костя, - пробормотал он.
- Не за что, утопленник, - Костя потрепал его по щеке, - пошли, пивка дернешь. За спасение.
- Кирюха...
- Чего?
- Как, ты говорил, озеро называется?
- Машино. А что?

[Ра солнценосный]

Чего-то мне в сюжете не хватило, и мрачная безысходность не по душе. Стало смахивать на злободневную публицистику.

[Гость_Monk_*]

Чего-то мне в сюжете не хватило, и мрачная безысходность не по душе. Стало смахивать на злободневную публицистику.

Да вы романтик?
Рассказ - всего лишь попытка представить, что сказали бы наши предки по поводу того, к чему пришла Россия нынешняя. Только и всего. Такая вот фантазия. Разумеется, со стороны моего, авторского взгляда, который я, между прочим, изо всех сил сдерживал - так что мрачного здесь нет. Мрачное осталось во мне. А там только факты. И герой, как вы видите, в целом нейтральный. Он не за Путина и не против, он простой обыватель, и произошедший с ним случай ( хоть и в голове ) , думаю, заставит его кое о чем задуматься. И это хорошо.

[Касторка]

Рассказ - всего лишь попытка представить, что сказали бы наши предки по поводу того, к чему пришла Россия нынешняя.

Вот и я прочла и задалась вопросм: и это всё? Выкинуть ГГ в прошлое лишь для того, чтобы пофилосовствовать за столом? Слабовато.

[Гость_Monk_*]

Выкинуть ГГ в прошлое лишь для того, чтобы пофилосовствовать за столом? Слабовато.

Во-первых, вы недостаточно четко прочитали. Возможно, он и не был ни в каком прошлом... Ну, ладно. Чего вы ожидали? Погонь и перестрелок? Может, ему надо было возглавить освободительное движение крестьян? Убить царя и повернуть ход истории? Что предложите вы? Очень любопытно.

[Касторка]

Что предложите вы?

У меня есть свой собственный роман про попаданцев, так что все, что я придумала, уже написала. А в вашем рассказе я не нашла сверхидеи, а конкретно: нафига? Просто приключение? Но тема уже заезжена до нельзя и надо дать изюминку читателю, чтоб он клюнул. Увы, мне не понравилось, хотя к самому тексту претензий нет.

[Mishka]

до нельзя

очень режет глаз

[Гость_Monk_*]

Но тема уже заезжена до нельзя

Не соглашусь. Тема заезжена попаданцами, меняющими ход истории, вносящего в нее что-то свое... Здесь этого нет. Утверждать, что заезжено - неправильно. Давайте тогда о полетах на Марс скажем: заезжено... Что, о Марсе и марсианах после Бредбери вообще писать нельзя? Да отчего же?

надо дать изюминку читателю, чтоб он клюнул. Увы, мне не понравилось

Выше я объяснил, в чем идея рассказа, повторять не буду. Не прониклись, ну, значит, это вам чуждо. А меня вот волнует, поэтому и написал.
А в чем изюм вашего романа?

[Касторка]

И вот я поставила себя на место вашего героя. И я бы не стала рассказывать только про войны и узурпаторов. Мне лично сразу пришло на ум рассказать про самолеты, космос, телевизор и тп. А у вас сплошной негатив.

А в чем изюм вашего романа?

У меня там слоеный пирог , так просто не расскажешь. И попаданство только завязка.

[silverrat]

Я, кстати, Монк согласна с Касторкой. Но я вам уже писала раньше по поводу вашего рассказа. Вы так собственно и не поведали о том, ради чего вы написали этот рассказ. Зачем включили эту историю государства Российского. И собственно дело не в заезженности темы. Просто зачем все это рассказывать людям прошлого? Я бы могла понять, если бы ГГ решил бы изменить историю. Но здесь просто пересказ, причем пересказ обывательский, с которым не все бы согласились. Я к примеру была не согласна, я вам об этом говорила.

[silverrat]

Во-первых, вы недостаточно четко прочитали. Возможно, он и не был ни в каком прошлом... Ну, ладно. Чего вы ожидали? Погонь и перестрелок? Может, ему надо было возглавить освободительное движение крестьян? Убить царя и повернуть ход истории? Что предложите вы? Очень любопытно.

А царя-то зачем убивать? Я бы скорее отправила бы своего героя убить Ленина, Троцкого, Сталина. Или просто предупредить государя императора, чтобы он не цацкался с этой красной заразой, и в ссылку не за бугор отправлял, а просто вешал. Предупредила бы Столыпина о покушении. Попыталась убедить императора изменить закон о престонаследии и передать власть не мужчине, а женщине - одной из дочерей Николая. Рассказала бы, какие отрасли в России нужно будет развивать в первую очередь, чтобы подготовиться к войне с Германией. Сообщила бы карту разведанных полезных ископаемых, в первую очередь бокситов и железной руды. И т.д.