Девушка с глазами ангела, Глава 1 Опции

[Smakotin]

Ночь. И мне пора на работу. Я всегда просыпаюсь незадолго до полуночи, когда уже совсем темно. Неважно, какое время года сейчас на улице. Всё равно, дождь сейчас, или снегопад. Безразличны погодные условия. Меня не волнует также, какой курс доллара сейчас по отношению к рублю, и сколько стоит баррель нефти на мировых биржах. Совершенно наплевать на какую-нибудь очередную глупость, сделанную правительством. Я только проснулся.
Как много разных людей живет на этой планете. И как одинаково все просыпаются. Люди в основной массе своей делятся на две категории, жаворонки и совы. Несчастный человек-сова, не в силах открыть глаза, цепляется до последнего за такую сладкую ниточку сна, отделяющую его от опостылевшей реальности. В которой всё – и серый будничный свет из заспанного еще окна, и отвратительный растворимый кофе на ненавистном по-утреннему кухонном столе, и внешний мир - там, за дверью. Непредсказуемый, и опасный. Страшный. Где нет уютного дыхания лежащей рядом жены, а наоборот – злые, заспанные лица таких же как он, спешащих на работу невыспавшихся сов.
Человек-жаворонок – наоборот, вскакивает с кровати с первым утренним лучом солнца, не в силах сдержать энергию, накопленную за время сна. Он с удовольствием встает под холодный душ, с аппетитом съедает вкусный завтрак, и бежит туда. В яркое, солнечное, наполненное радостью и кипучей жизнью утро, чтобы с удовольствием отдаться новому дню.
Мне одинаково безразличны и те, и другие, хотя по взгляду на мир, наверное, ближе были бы совы. Просыпаюсь я просто потому, что приходит мое время. И отношусь я к человеческому роду с одинаковой холодной ненавистью и презрением, как к чуждому мне по духу. Однообразно лицемерные люди, с однообразно лицемерными поступками. Живущие в однообразном, лицемерном мире, где правят бал два качества – лень и амбиции. Да-да, именно они. На фоне всеобщего лицемерия. Приправленного ханжеством, и безразличием до всего, кроме себя самого. Благодаря лени человек придумал колесо и приручил лошадь, чтобы не таскать на спине тяжести. Благодаря ей же выдумал двигатель внутреннего сгорания, чтобы не мучаться с опостылевшей за тысячелетия лошадью-скотиной. И благодаря лени же изобрел атомную бомбу, дабы не брать долго и нудно штурмом целые города, а решать эти проблемы просто, и эффективно. Амбиции же позволяют человеку, достигнувшему с помощью лени определенных высот, не пропасть в забвении, а стать известным, и даже популярным в среде таких же, как он. Именно амбиции, а на самом деле жажда славы и тщеславие, создают изобретателей, политиков всех мастей, писателей, поэтов и всех тех почти, кого вы каждый день можете лицезреть, включив ящик под названием телевизор. Неужели вы и вправду думаете, что любое лицо, смотрящее на вас с экрана, начиная с простого ведущего программы, и заканчивая президентом, и даже патриархом, стало этим лицом для того, чтобы сделать хоть что-то для вас? Ха, ха, и еще раз – ХА... Оно стало им, пройдя через сотни, тысячи подковерных интриг, подсиживаний, сделок со своей совестью, предательств и подкупов, лести и обманов. И, дойдя до определенной высоты, став, наконец, популярным и знаменитым, принеся такое количество жертв и трансформаций своей личности оно никогда не будет делать что-то для кого-то. Только для себя. Только себе. И только в свою пользу. И вот за это я ненавижу человечество. Я не делаю ничего, чтобы достигнуть чего-то. Мне не надо славы и почестей. Мои потребности заключаются в очень малом. У меня нет чувства лени, и есть лишь необходимость обеспечивать себя пропитанием. И я не накладываю на себя маску лицемерия, но меня и не мучает совесть И – да, я все-таки в чем-то люблю человечество. Как еду. Потому что я – вампир.
Все эти детские байки о том, что вампиры якобы ночуют в гробах, выходят лишь в полнолуние и боятся чеснока – полная ерунда. Как ерунда и то, что вампира можно убить осиновым колом, забитым в сердце. Нельзя меня убить. По крайней мере, такой ерундой. Как нет и знаменитого охотника на вампиров Ван Хельсинга, бородатого дядьки с серебряными стрелами. Всё это выдумки кинематографистов. Я его не встречал, по крайней мере. Правдой из этих легенд является лишь одно – мы пьем кровь у вас, людей. И не очень любим солнечный свет.
Я выхожу из своего дома ночью, и начинаю свой путь по городу. Это место такое же моё, как и ваше, а, быть может, даже более, чем ваше. И если я вампир, это совсем не значит, что мне чужда красота ночного города. Мне нравится ночная тишина. То, что так режет глаз днем – мусор, грязь, неубранные собачьи фекалии и трупы погибших птиц и животных – этого совсем не видно в темноте, при свете фонарей. При свете луны там, где фонарей нет. И при свете звезд, когда луна исчезает. Даже самая грязная лужа, отражая свет ночной звезды становится похожа на драгоценный камень в изумительной оправе. Спящий ночной город гораздо эстетичнее, и куда как более красив, чем бодрствующий дневной.

Я недавно проснулся, и все еще лежу в кровати, вспоминая свой сон. Хоть я и вампир, я иногда тоже вижу свои сны, и мне совсем не чужды многие эмоции. Это бывает со мной довольно редко, но каждый раз заставляет меня забыть, кто я такой. Вот и сегодня я видел во сне её. Странно сказать, но она приходила ко мне уже несколько раз. Я не назвал бы ее красивой в привычном вами понимании этого слова, скорее, она необычна. Девушка с глазами ангела, точь в точь, как на одной виденной мною в музее картине (и не надо только падать в обморок от того, что вампиры посещают музеи - возможно, некоторые из них куда более культурны в определенном смысле этого слова, чем часть из вас). На этой картине художник изобразил девушку-ангела, молитвенно сложившую руки, с большими синими глазами. От нее в разные стороны расходился свет, и веяло такой чистотой и непорочностью, что я остановился, как вкопанный тогда, и долго-долго рассматривал каждую деталь изображения. А вот после этого она стала мне сниться.
Во сне мы идем с ней куда-то по вечернему городу, и смеёмся, а я рассказываю и рассказываю что-то невпопад. Потом мы весело смеёмся, а я прыгаю вокруг нее, как сумасшедший, а меня всего окутывает волна абсолютного счастья, и безмятежности. И самое странное в этих снах то, что я не веду ее к своей конечной цели. И она совсем не мой ужин (или ночной завтрак, как кому удобнее). А мы просто идем с ней вдвоем, и нам очень хорошо рядом. И я – совсем не я в этом сне.

Голос ведущего на канале «National Geographic» вдребезги разбивает остатки моего сна.
- ...Невероятное зрение рака-богомола служит ему надежной защитой. Рак-богомол полагается лишь на свои мускулы... Я снова открыл глаза. С огромного экрана прямо на меня смотрит страшная рачья рожа с шевелящимися усами. Два ничего не выражающих, белесых выпуклых глаза на тоненьких ниточках, и острые клешни, готовые раскромсать свою жертву на куски. Циничный, холодный убийца. Ничего личного, только ради еды. Так-то, жертва. Иди ко мне, и давай закончим всё по-быстрому, я просто голоден. Щелк!
Наверное, именно так выгляжу я, когда смотрю на девушку перед тем, как укусить ее. Именно таким меня видят они в свой последний миг. Да, забыл сказать – я вампир нормальной ориентации, и предпочитаю исключительно девушек.
Уже близко к полуночи, и пора собираться.

Если поставить в один ряд девять случайно выбранных мужчин, и среди них в случайном порядке десятым втиснуть меня, а после оценить эту десятку с точки зрения современной женщины, я окажусь как минимум в тройке лидеров. Скорее всего, буду первым. Я высок, со спортивной фигурой, подтянут. От меня пахнет дорогим одеколоном, и на мне всегда как влитой сидит дорогой деловой костюм. Если добавить к этому, что я не употребляю алкоголь, не курю, вполне себе финансово обеспечен и холост, то... То выходя из дорогой машины я становлюсь пределом мечтаний для любой. Они странные, эти женщины, и совсем не изменились за последние столетия. Утверждаю это, как свидетель. Никогда. Никогда им не было важно, что находится у меня внутри. И со времен Петра Великого любая, начиная от крепостной крестьянки, и заканчивая дамой так называемого высшего света - готова была пойти со мной куда угодно. Как они делают это и сейчас. И будут делать всегда. Ибо – женщины, как и вороны, весьма падки на всё красивое. С одной лишь разницей – вороны, таща к себе в гнездо красивую побрякушку, не рискуют ничем. В отличие от них.

Сегодня я голоден. Я не ел уже две недели. Мой дом находится в центре города, и это, так называемое, элитное жильё. На лестничной площадке двенадцатого этажа, как обычно, полумрак – я не люблю яркий свет, и тусклая лампочка здесь - предмет учтивости и внимательности управляющего домом к своим жильцам. Пока едет лифт, я успеваю посмотреть сквозь стену в соседнюю с моей квартиру. Здесь живет семья заместителя губернатора, супружеская пара, элита этого города. Он – на пятом десятке, респектабельный, важный, всегда в делах и редко дома. Она – молодая, с хорошими манерами, образованная, делающая вид, что очень любит его. Из очень известной семьи. Руководит благотворительным фондом по помощи онкобольным детям «Надежда». В городе ее хорошо знают, и уважают многие жители – ее фонд занимается сбором денег на операции для тяжелобольных детей. К ней идут родители со всего города, родители тех, кто совсем безнадежен.
Сейчас его нет дома, он в командировке. Их спальня как раз за этой стеной, и мне хорошо видно отсюда, что там происходит.
Огромная кровать, на ней, совершенно обнаженная, в раскинутой позе лежит она. Рядом молодой парень лет двадцати трех, любовник, пристегнутый к спинке кровати наручниками. Она нежно гладит его, смеется и что-то с шутливым укором ему говорит. Второй любовник (его плохо видно) вышел, кажется, в туалет... Нет, в душ, очень нечетко видно через несколько стен... Того, что лежит с ней рядом, я еще ни разу не видел, это кто-то новенький. Она довольно постоянна в своих связях, и за последний год те семь или восемь человек, посещающие ее во время частых отсутствий мужа, успели мне порядком примелькаться. А вот и мой лифт.
Ночной клуб, которым я владею, находится всего в двух кварталах отсюда, тем не менее, я беру машину. Клуб нужен мне для того, чтобы ни у кого не возникало вопросов относительно моих доходов. Чтобы жить среди вас спокойно, и иметь определенный вес в вашем обществе. Который, при наличии денежных средств довольно легко позволяет устранить иногда возникающие мелкие неприятности с полицией относительно исчезновения людей, и отвести от меня всяческие подозрения в причастности. На всякий случай. Придет время, когда таких подозрений накопится слишком много, и я сменю этот город, возможно, страну. Сменю имя, внешность, и поселюсь где-нибудь в другом месте. Но пока мне хорошо и здесь. И – да, конечно... Иногда очень удобно выбирать себе меню из моего кабинета. Окна которого выходят на танцпол. Сегодня я поступлю, пожалуй, именно так.
Пятница, и вход в ночной клуб плотно оккупирован таксистами в ожидании своей клиентуры, не подъехать. Поэтому я привычно оставляю машину через дорогу, и иду к служебному входу пешком.
- Э, дарагой, давезу куда скажешь, паэхали?...
- Молодой человек, вам не нужна компания на вечер? Недорого, договоримся!...
- Самые красивые девушки, посмОтрите? Ни одна не рожавшая, все студентки...
- Кроме алкоголя интересует что-то?..
С улыбкой я продираюсь сквозь эту людскую массу торговцев пороками и дурмана. Какое великое множество людей, так бездарно тратящих свой жизненный потенциал. Неужели кто-то из них в детстве мечтал, что будет стоять вот так у дверей ночного клуба, и предлагать наркотики, себя, девушек? Ведь каждый же из вас хотел же стать летчиком, капитаном, космонавтом? Врачом, учителем даже? Можно даже ради интереса заглянуть в вас, и увидеть судьбу каждого. Сейчас...
Вот Алимад, приезжий из Таджикистана, таксист... Только что предложил меня увезти, сказав «Поэхали». Дома, на родине, четверо детей, жена Шукрона. Перечисляет деньги семье... Любит детишек, скучает сильно.... Приторговывает наркотиками, мелкий насильник. Незавидна судьба Алимада, не вернется он к детишкам и жене. Через три месяца возьмет полиция по наводке наркоманов. Не откупится из-за жадности. Загремит в тюрьму на девять лет. Да там и сгинет.
Или вот симпатичная девушка, которая предложила мне составить компанию на вечер, проститутка. Звать Леночка. Леночка учится в Педагогическом университете, живет в общежитии, и даже получает стипендию за хорошую учебу. У Леночки есть парень, одногруппник, и двое родителей в деревне. Которые каждый месяц высылают ей, Леночке... Ага. Скажем, не самые большие в мире, но достаточные деньги для того, чтобы на них жить. Студентке. А Леночка мечтает купить себе норковую шубку, и в перспективе квартирку... Ну что-ж, здесь все получится. Только с одним «но». После жесткой групповушки в одной из саун, куда Леночка приедет по вызову, она никогда уже не сможет иметь своих детей... Давай, вперед, Лена. Ты сама так решила.
Здоровяк-охранник у входа услужливо распахивает мне дверь. Его зовут Гоша. Мимолетно, еще не успев переключиться, я заглядываю и в его судьбу, пока поднимаюсь наверх по узкой лестнице. Воевал в Чечне, и еще, кажется, где-то... Вот как!.. Недавно он вернулся с Донбасса, а я-то думал, был в отпуске... Смотрит по вечерам государственные телеканалы, и верит, что со стороны Украины против него воюют фашисты, а не регулярная армия... Скоро снова поедет туда, «мочить укропов». Здесь дочка десяти лет, и жена. И плачу я ему хорошие деньги, и получает он охранником - больше, чем преподаватель университета. Но – опять поедет Гоша добровольцем, и навсегда там и останется. Пуля снайпера.
Открыв дверь на второй этаж, я из спокойной тишины улицы (пусть и с наркоторговцами и прочей шелупонью, но всё же), попадаю словно в другой мир. Тут же по ушам громко ударяет песня Ласкового мая «Белые розы»: «..люди уносят вас домой, и вечером поздним, пусть праздничный свет...». Это заведение создавалось с расчетом на категорию «кому за тридцать», и постоянными посетителями здесь являются отнюдь не малолетние тинейджеры. Отсюда и соответствующий музыкальный репертуар. Контингент здесь особый – самцы и самки в самом расцвете своих сил. Испробовавшие в жизни многое, если не всё. Имеющие семьи, а кто и не одну. Работу, достаток, положение в обществе. Деньги, любовниц. И всё равно их притащило сюда. Жрать алкоголь, орать, смеяться, выбирать на одну ночь таких же, как они – заряженных коксом, травой, алкоголем. Одурманенных, возбужденных, брызжущих похотью. В клуб для тех, кому за 30. С названием «Klub UP». Что с английского переводится как «клуб вверх». На русском же – просто и понятно: «Клуб УП». Клуб Упыря. То есть мой. Только они об этом - не догадываются, естественно.
В служебных помещениях, как всегда ночью, многолюдно - навстречу пробегают полуголые стриптизерши, официанты в униформе, еще какой-то клубный сброд. Мой личный кабинет. Святая святых этого места. Ключ от него есть только у меня, и у уборщицы.
Я запираюсь изнутри, так будет надежнее. Персонал знает правила – никогда, ни при каких обстоятельствах не беспокоить хозяина. Но часто желание услужить главному, в надежде совершить шажок по карьерной лестнице, оказывается выше инстинкта самосохранения.
Вот и сейчас, стоило мне только запереть дверь, как в нее тут же кто-то отчаянно заскребся с другой стороны. Мне отлично видно отсюда, кто это. Это Сереженька, младший администратор. И я даже знаю, зачем. Сереженька хочет поведать мне, что Дмитрий, администратор постарше, с некоторых пор крышует местных проституток, а со мной, как с хозяином, совсем не делится. Отчаянно хочет, бедолага, чтобы уволил я Дмитрия, а на освободившееся вакантное место поставил, разумеется, кого? – Того же Сереженьку. Который, к слову, сам торгует наркотой, не брезгуя даже спайсами...
- Пшёл вон!!!... – и поскребывание в дверь немедленно прекратилось.
Хоть я и не был в аду, но если бы Босх жил в наше время, пожалуй, он изобразил бы его именно таким. Из моего окна прекрасно просматривается весь танцпол, и окружающие его столики с барной стойкой.
Мигающие разноцветные лучи света попеременно выхватывают из темноты зала сюрреалистичные, абстрактные, размалеванные, полные какого-то неземного счастья жуткие лица, и не лица даже, а морды каких-то демонов преисподней, ритмично дергающихся под очередной хит 90-х. Танцующая человеческая масса напоминает мне сейчас единообразное многоликое чудовище, подергивающее одновременно под ритм музыки различными конечностями, захватившее, заполонившее собой весь центр помещения. Сегодня, похоже, вечеринка Ласкового мая, и голос Шатунова пропевает: «...и снова седая ночь...» - и чудовище охотно многоголосо подхватывает, изрыгая: «...и только ей доверяю я... знает седая ночь... и все мои тайны..»... Визг, басовитые крики, нечленораздельный ор колоритно дополняют эту картину.
Где вы, Данте и Босх? Что описывали вы в своих картинах тогда, давно? Зачем было так напрягать вам свою фантазию? И могли ли вы знать, что подобное будет происходить не в аду совсем, а здесь, на земле? Или ад уже открыл свои границы? Welcome to hell? Добро пожаловать в ад?
- Но дайте же мне, черт возьми, найти среди вас хоть одного праведника? Того, хотя бы, из-за которого еще стоит этот прогнивший насквозь город с переполненными пороком людьми? Ну не в библиотеке же мне искать его ночью?! Библиотеки по ночам не работают, а днём под солнцем - мне не место. Есть он здесь? Эй, ау?! Дайте, и я перестану пить вашу уже порядком опостылевшую мне кровь, хотя бы ради него! Ради того, что он есть? Я сдохну от голода, я пойду, и покрещусь немедленно, и сгину в пепел там же, у церковного алтаря просто потому, что найду его. Приму ислам, буддизм, православие!... Закодируюсь в грёбанных свидетелей как их там, либо церковь какой-то там матери... Конец всё равно будет один.
Я вздрогнул. От того, что произнес это вслух. Вампир, и способ самоубийства крещением... Интересно. Что-то новенькое.
Для сегодняшней жертвы всё будет просто, как обычно. Ночь. Выход из ночного клуба. Ты, уныло идущая к себе домой одна, так и не нашедшая себе кавалера на эту ночь. Сколько вас таких приходит ко мне, в «Klub UP»? Вы приходите, с расчетом на встречу богатого, сорящего деньгами и успешного. А уходите понуро, с похмельным шумом в голове, и перспективой спать в эту ночь одной в лучшем, с опостылевшем мужем – в худшем случае. И я, как бы случайно оказавшийся рядом. На дорогой машине, красивый и манящий тебя своей недоступностью. Потом будет город, смех, и ты, не в силах поверить наконец своему счастью. Тебя вдруг одолеют мысли о том, что, быть может, я твоя судьба? Ты поверишь и в это, я помогу тебе это сделать. А потом... А потом, во время поцелуя будет твой удивленный, не понимающий сначала взгляд. Большие, расширяющиеся от смертельного ужаса глаза. Вялая, скорее инстинктивная уже попытка вырваться. И мир для тебя закроется. Навсегда. Да и не жалко в общем-то, не так ли?
Впрочем, я голоден. Пусть вас.
Я приглядываюсь к залу, привычно пытаясь вырвать взглядом оттуда ту, которая сегодня станет моей. Вырвать, и не отпускать уже до конца вечера. Немного помочь ей устать, чуть-чуть, самую каплю добавить плохого настроения. Сделать так, чтобы она покинула это место одна. И вдруг ловлю себя на мысли, что что-то происходит не так. Не как всегда. Что вот только, не могу понять... Что-то не так со мной? Всё в порядке. С залом? – всё те же, привычные веселящиеся лица. С залом... В зале...
Привычно вглядываюсь в зал, в их судьбы, лица, желания, страхи. Ничего нового, хотя...
Я вдруг улавливаю волну страха, очень сильного страха и безысходности из дальнего угла зала. Волну, которая не диссонирует со мной, а встраивается в меня, и вызывает сильнейший резонанс. Резонанс моих эмоций.
Где? Откуда такое? Что-то новое произошло за те две недели, которые меня не было здесь? Изменились правила? Появился праведник? Не может быть, что здесь ему делать? Но кто?
В дальнем углу, занимая сразу два столика, сидит большая компания. Всё как обычно – отмечают день рождения. Вон того лысого амбала в белой футболке, с колоритной синей надписью «Пацану пацан - навеки братан!». Ему 35 сегодня (хоть по футболке и не скажешь), гуляли компанией дома. Не нагулялись, затем решили поехать сюда... Вокруг сидят такие же, как он – мужчины коротко стриженые, немного подпитые... Женщины – с ярко накрашенными губами, фигуры размыты возрастом и алкоголем... Самцы, самки... Работа пять дней в неделю. Бурные выходные – пиво, водка... Стоп!
Это она. Из моего сегодняшнего сна. Из предыдущих снов. Из снов.
Девушка с глазами ангела, точь в точь, как на одной виденной мною в музее картине. На ней художник изобразил девушку-ангела, молитвенно сложившую руки, с большими синими глазами. И это ее лицо.
Она сидит чуть особняком, с краю общего стола, и с ужасом (или мне кажется?) смотрит на происходящее вокруг большими глазами. На ней светлый свитер с большим стоячим воротником, светлые волосы подстрижены под каре, а воротник свитера, и часть волос с ним перехвачены шерстяным шарфом. Ей, по-моему, немного холодно здесь, хотя в зале наоборот, чересчур жарко. Мне, да кажется, и ей - совсем непонятно, как, и почему она здесь очутилась? Ее взгляд направлен не туда, где под очередной старый хит беснуется это многообразное людское чудовище, и даже не на собеседников, которые, к слову, только что дружно рванули на танцпол (как же, как же, ведь заиграла композиция «Детство, детство - ты куда летишь, детство, детство – ты куда бежишь...). Мне мерещится, или она смотрит сейчас прямо на меня? – Нет. Это совершенно невозможно. Из общего зала увидеть, что происходит за моими окнами нельзя, стекла зеркальны в одну сторону.
И еще... Я совершенно не могу увидеть ее. Заглянуть в ее судьбу, хоть и могу увидеть жизнь любого человека. Как прошлую, так и будущую. И она – не праведник. Отнюдь.
Мы стоим, и смотрим друг на друга. Двигаются в зале люди, меняются хиты один за одним. Как в ускоренной съемке пролетают официанты, мерцает, постепенно сливаясь в один непрерывный луч светомузыка. Время останавливается, и существует лишь для нас двоих. Я у окна своего кабинета. И она за столиком в зале. Меня охватывает оцепенение, и я не могу отойти от окна. Да и не особо стараюсь.
Морок внезапно спадает, и привычное «бум – бум – бум...» возвращает меня в реальность. Судя по настенным часам, с момента моего прихода сюда прошло уже больше двух часов.
В зале ее нет. Мне казалось, только что она еще сидела на своем месте. Вот именинник с коллегами вернулся, натанцевавшись. Вечер идет к концу. Быдловатые мужчины начинают, наконец, проявлять интерес к своим зашоренным временем дамам. Выражается у них это во внезапно проснувшейся галантности к женщинам, галантности, разумеется, в их понимании. Склониться над ней, дышать перегаром в ухо, и полусвязно шептать ей что-то, с его точки зрения чрезвычайно нежное. Нежное – значит без всегдашнего, привычного ей мата. Ей нравится, она счастлива.
Её среди них нет.
Я бегу по коридору, расталкивая встречный, усталый уже за долгую ночь персонал. Ненароком сшибаю с ног полуголую труженицу шеста, так неудачно оказавшуюся на пути. Позади раздается ее обиженный, по-детски удивленный возглас. Не до тебя сейчас, работяжка. В другое время я, возможно, извинился бы, и дал на чай. Но – и правда, не до нее.
Улица припорошена свежим снегом. Возле главного входа гвалт, шум, веселье и торг. Наступило царство таксистов. Ахмедов, Рахмедов, Махмудов... И даже иногда Иванов. Пьяные посетители придирчиво выбирают себе извозчиков. Прицениваясь, и весело с ними поторговываясь. Извозчики, в надежде вырвать куш побольше, на все голоса зазывают хмельную клиентуру. Не до вас. Её же нет нигде, но она где-то рядом, я это чувствую.
Непрогретая машина сердито ругается, двигатель обиженно начинает набирать обороты.
Перекресток – я пролетаю его на красный, чуть не врезаясь сразу же в две машины. Длинный звук сигнала сзади (да пошел ты!), за поворотом идет какая-то компания. Её среди них нет.
Следующая улица, какая-то женская фигура стоит у обочины дороги, и голосует. Пролетаю на скорости мимо, и вдруг резко нажимаю на педаль тормоза. Машину заносит на скользкой дороге, и она утыкается бампером в сугроб на обочине. Она.
Девушка с глазами ангела, та, с которой во сне я смеялся как дурак, и прыгал вокруг, как сумасшедший. Та, что заставила меня, вампира стоять два часа у окна кабинета, не в силах от него отойти. Та, чью судьбу я не мог увидеть тогда, и не могу увидеть сейчас, когда она, я вижу это в зеркало, идет к моей машине.
- Можно? – у нее нежный, звонкий голосок.
- Конечно, садитесь... – почему-то я чувствую робость, и смущение. Незнакомые, чуждые для меня чувства. Она открывает переднюю дверь, и садится со мной рядом.
- Простите, это из-за меня вы, кажется, немножко ушли с дороги? – она говорит это чуточку напыщенно, и почему-то удивленно. На секунду возникает пауза. И вдруг мы вместе начинаем смеяться. Вампиры редко смеются, особенно, голодные вампиры. Но почему-то рядом с ней сейчас, мне кажется, что я совсем уже не вампир. А такой же, как и она, человек.
Краем глаза я замечаю, что, смеясь, она что-то ищет в своей сумочке.
- Подождите секунду...- сквозь смех просит она. ...- Пока не трогайтесь, сейчас поедем, минутку...
- Конечно! – согласно киваю я. Почему-то мне кажется, что все будет так, как было во сне. Мы будем ехать, смеяться, и нам будет очень хорошо. Мне хорошо уже сейчас. Я совсем забыл про свой голод.
Внезапно правым боком я чувствую что-то очень холодное. Обжигающе, холодное внутри меня. Словно ледяной сквозняк вдруг задул внутрь меня с такой силой, что меня начинает сковывать паралич. Наверное, она просто не закрыла дверь со своей стороны, думаю я, поворачиваясь в ее сторону.
Дверь была закрыта. Девушка с глазами ангела пристально смотрит на меня, не улыбаясь, и не смеясь больше. Прямо мне в глаза, а ее левая рука уходит куда-то в меня. Кажется, она просто давит ей в мой правый бок. А ледяной сквозняк уже завладел мной полностью. Он дует в меня, с каждым мгновением забирая мои силы. Я уже почти не вижу ее, только ледяной вихрь крутится перед моими глазами.
- Ты читал о Ван Хельсинге? – доносится издалека уже ее голос. – Так вот, его, конечно же, нет. Но суть легенды - правдива.
Вихрь становится мной, и наступает пустота.


Как же ненавижу я эти нравоучительные песни! Где какая-нибудь певичка, а чаще певец объясняет, как надо жить. Ну, или кто и что есть на самом деле. И никак не иначе. Вот и сейчас один известный, современный и акробатический певец пропевает, что есть такое настоящий друг:
Друг... это кто-то такой, он всегда познается в беде...
Друг... это больше чем брат... Мой единственный преданный дру-у-у-у-уг....

- Мужчина! С вами все в порядке?! – а вот это уже не из песни. Это человеческий женский голос, наложенный на соло певца-акробата.
Кажется, открыть глаза совершенно невозможно. Если и есть в этом мире спортивная дисциплина, где с помощью век надо поднимать тяжести, то это явно не мой профиль. Однако же надо осваивать незнакомые виды спорта, к тому же голос настойчиво повторяет ту же фразу, только уже в другом порядке слов:
- В порядке всё с вами, мужчина? Может, помочь вам? – и это уже наглость. Чем ты мне можешь помочь, самка человека? Мне, высшему существу? Вампиру?! И я открываю глаза.
Салон моей машины, распахнутая дверь, на улице ночь. В дверь испуганно заглядывает молодая девушка, по виду студентка. Увидев, что я открыл глаза, и даже пытаюсь приподняться, та начинает тараторить:
- А я мимо проходила, смотрю, дверь открыта у вашего автомобиля, а вы лежите, ну, я и... – она осеклась, и испуганно посмотрела мне в глаза. – Ну, раз всё в порядке, я пожалуй...
- Исчезни, пока жива!... – хрипло бормочу я, и голос мой звучит почему-то настолько неестественно, что страшно становится уже мне. Испуганно ойкнув, та испаряется в ночи.
- А как-то вообще... Что это со мной? В голове постепенно начинают всплывать события сегодняшней ночи. Инстинктивно пощупав правый бок, обнаруживаю там лишь тупую ноющую боль. Как странно... Давно забытое чувство боли? Забытое с тех пор, как я стал вампиром... Вампиром... Охотник... Стоп! Я же должен был сгинуть, нет? Охотница, мать твою... Ты меня что, развоплотила?!!!
И тут я начинаю осознавать весь ужас своей ситуации. У меня жутко ноет бок, трещит голова. В страхе я пытаюсь заглянуть через стену рядом стоящего дома, понимая уже, что не получится, но всё же пытаюсь. И ничего не выходит. Лишь усиливается головная боль.
- Ах ты... Где ты, где, а?! – дальнейший поток слов не имеет значения, так как бывают моменты, за которые стыдно становится даже вампирам... Ну, или уже бывшим вампирам...
Она применила ко мне самое страшное, что можно сделать с вампиром. Девушка с глазами ангела, та, на удочку которой я попался как последний сопляк, сделала меня простым смертным, со всеми вытекающими. И я, некогда высшее существо, обречен теперь мотать какое-то количество лет в стареющем, подверженном болезням и старению теле, чтобы потом сдохнуть слабеющим, и никому ненужным стариком.... Похоже, что я вляпался по полной.

Марина Александровна Копеешникова, стареющая женщина, сорока восьми лет от роду, тихо и мирно прижимала к своей груди своего мужа, Валентина Олеговича Копеешникова. Делала она это всегда, когда долго не могла уснуть ночью. Слушая размеренный храп Валентина Ивановича, она вспоминала, как прошедшим днем ею был выгодно приобретен комплект импортных кастрюлек, в которых, по словам продававшего их молодого человека, продукты готовились сами, и подгореть совсем не могли. Их даже не надо было солить, всё готовилось само собой. Представляя себе, как завтра приготовит в них что-нибудь особенное, на радость Валентину Олеговичу, она вдруг услышала за окном долгий и протяжный крик. Кричал мужчина, и голос его был полон такой безнадежности и боли, что у Марины Александровны самопроизвольно зашевелились волосы на голове. Сбросив с груди руку Валентина Олеговича, она быстро подбежала к окну, но ничего не увидела, кроме быстро отъезжавшей черной машины.
- Опять пьяные хулиганят... – пробормотала про себя Марина Алексанровна, и, постояв еще несколько секунд у окна, тихонечко улеглась в кровать, положив руку Валентина Олеговича обратно к себе на грудь. Через какое-то время и она уже спала. А во сне ей снились красивые металлические кастрюльки.

[Гость_Замутнённое Зло_*]

Вещь. Мрачновато окрашенная, атмосферная, но зато без розовых соплей в духе "Сумерек" или беспонтового женского фентези про вампиров и неземную лубофф. Картинка перед глазами встает четкая, кажется, что не читаешь, а кино смотришь. Я под впечатлением, тем более, что ход - лишение вампира своих способностей я еще не встречал.
Теперь минусы, уж не обессудьте. Постоянно снящаяся ГГ девушка - штамп, давно использующийся даже в кино - вспомите, хотя-бы фильм "Пророк" с Николасом Кейджем. Душевные терзания вампира... Тоже, того... Он, блин, вампир, или рефлексирующая тряпка?
Ну и концовка про стареющую женщину и металлические кастрюльки вАще тут не в тему. Все ИМХО, разумеется.
Но в общем, мне понравилось, хотя этот жанр не очень мной любим. Прочитать продолжение я бы не отказался.

[Smakotin]

Вещь. Мрачновато окрашенная, атмосферная, но зато без розовых соплей в духе "Сумерек" или беспонтового женского фентези про вампиров и неземную лубофф. Картинка перед глазами встает четкая, кажется, что не читаешь, а кино смотришь. Я под впечатлением, тем более, что ход - лишение вампира своих способностей я еще не встречал.
Теперь минусы, уж не обессудьте. Постоянно снящаяся ГГ девушка - штамп, давно использующийся даже в кино - вспомите, хотя-бы фильм "Пророк" с Николасом Кейджем. Душевные терзания вампира... Тоже, того... Он, блин, вампир, или рефлексирующая тряпка?
Ну и концовка про стареющую женщину и металлические кастрюльки вАще тут не в тему. Все ИМХО, разумеется.
Но в общем, мне понравилось, хотя этот жанр не очень мной любим. Прочитать продолжение я бы не отказался.

Спасибо!)) Про концовку - всё верно. Дописал её в совсем уже другое время, с разницей примерно так в полгода. Ну, и отсюда все вытекающие с настроением произведения. Про вампира-тряпку... Ну, прожив чего-то там несколько сотен лет, возможно, его и потянуло на философские мысли. А то ведь мы привыкли видеть в них этаких кровожадных монстров, часто забывая, что это своего рода болезнь, что ли. Способность мыслить, анализировать и воспринимать действительность у них ведь никто не отбирал? Лубофф включать сюда не планирую, однако способность чувствовать, видеть сны - почему нет? Еще раз спасибо за комментарий, и особенно - за критику!)

[Гость_Замутнённое Зло_*]

Всегда пожалуйста! )))

[Гость_Замутнённое Зло_*]

И что, кроме меня никому не понравилось? Что, доброго слова жалко?