3 Агепам (23400), Группа 3 Опции

[Распорядитель Ту...]

Настоящей страстью Виджая Задарма всегда была меморология. И у меня не было ни тени сомнения, что рано или поздно его одержимость во что - нибудь выльется.
В один из солнечных июньских дней, когда мы сидели в кафе на побережии, я заметил за моим другом характерную задумчивость, он совершенно не реагировал на происходящее вокруг. Что означало одно - очередное изобретение оккупировало его сознание.
Долго расспрашивать не пришлось. Именно со мной первым (а порой, и единственным) он делился концепциями своих изобретений.
Новая разработка называлась — агепам. То есть, активатор генетической памяти. Прибор, который по словам моего друга, позволял открывать воспоминания, хранящиеся где-то в генных глубинах.
- Как ты знаешь, у меня есть своя теория относительно «прошлых жизней».
- Нда... И?
- Я глубоко убеждён: то, что люди воспринимают как воспоминания о прежних воплощениях, есть не что иное, как самопроизвольно активирующаяся генетическая память.
- Так. И?
- Тебе не интересно?
- Что ты, очень интересно!
- Ну... Кто-то должен это опробовать.
Мой друг никогда не просил меня участвовать в его исследованиях, но этого и не требовалось. Как и прежде, почётную роль кролика по умолчанию взял на себя я. Что совершенно оправданно. Не можете ведь вы одновременно быть и подопытным и наблюдателем. А тем более, если никто никогда ничего подобного раньше не проводил. И неизвестно, что из этого выйдет. И выйдет ли что-нибудь вообще. Это только в кино всё всегда срабатывает. А вот с Виджаем, представьте, случалось, что и не срабатывало. Как, например, с тем самым плаг-ином к инфополю университета, из-за которого я единственный раз в жизни провалил экзамен.
После нехитрой подготовки, которая заключалась в том, что я закатал рукава и прилёг на софу, эксперимент начался.
Безобидная маленькая штучка визуально напоминала паука. Его тоненькие ножки будто ощупывали пространство вокруг себя, ища места наилучшей проводимости. А найдя их, «паук» превращался в «пиявку» - тут же «присасывался» к облюбованному месту. И в это мгновение, по словам Виджая, и начинался процесс воспроизводства генетической памяти.
Бот омерзительно щекотал и царапал кожу. Казалось какой-то наглый жирный таракан ползает по мне, ища куда бы заползти: по рукам, груди, лицу, черепу, застревая в волосах.
Минут через пятнадцать это паукоподобное созданье наконец остановилось в районе одного из грудных позвонков на спине. Время шло, но ничего не происходило. Совершенно ничего.
Пришлось признать, что эксперимент не удался.
Домой я вернулся уже за полночь. Спать не мог, голова раскалывалась. Я поступил так, как делал в подобных случаях всегда. Набрал горячую ванну и погрузился в неё с головой. Наконец боль стала утихать, расслабление приятно наполняло тело, погружая меня в дремоту. Скоро я уже едва ощущал как покачивается моя голова в остывающей воде. Которая как будто где-то шумела. Всё более отчётливо.
Видимо, я действительно уснул и в какой-то момент провалился под воду. Рефлекторно раскинув руки я не встретил никаких стен, и дна подо мной не было.
Зато был кто-то ещё!
Ужас пронзил меня.
И откуда только оно взялось — это существо, которого, несмотря на вытаращенные глаза, я не мог увидеть в тёмной мутной воде и клубах пузырей.
Я рефлекторно пнул ногами от себя то, что барахталось со мной в воде, будто пытаясь утащить меня с собой на дно, до которого, кажется довольно глубоко.
Наконец-то воздух! Тяжёлый, влажный. Вокруг меня был гораздо теплее нежели в моей ванной комнате. Вода плескалась. А вот и каменное дно. Странно, что я только сейчас его ощутил. Впрочем, тут, вероятно, подводные ямы.
Буквально в метре от меня из воды вынырнула женщина, утирая обеими ладонями лицо. Его выражение не оставляло сомнений, - она испугана и шокирована ничуть не меньше меня.
Но ни она ни я не бросились наутёк. Вместо этого мы уставились друг на друга.
Землистая кожа, низкий лоб, чёрные вьющиеся волосы. Под змеистой прядью на лбу у виска угадывалось небольшое родимое пятно. Похожее на то, которое мне свели в детстве. Молодая женщина не отрывала взгляда от моих глаз.
И кроме ужаса было в её взгляде что-то ещё. Отчаянье. Такое, в котором не живут. В котором только погибают. Какое бывает в глазах у скотины, чующей, что её ведут убивать. Или в глазах ребёнка, брошенного на главной площади города.
Чем больше я смотрел на неё, тем отчётливее чувствовал нашу связь. Даже больше, чем связь. Я знал, я ощущал всё, что чувствует она.
Я протянул руки и она, как ребёнок, приняла мои объятия. Моя ладонь наткнулась на что-то странное на её спине. На что-то, чего там быть не должно было. Из-под под её правой лопатки выступал край предмета, на ощупь напоминавший наконечник чего-то острого.
Я обнимал её. А она - таяла. Таяла в меня. И весь этот ужас, вся эта боль и отчаянье, всё это одиночество становилось тёплым.
Моим.
Неизвестно откуда взявшаяся волна холодной воды накрыла меня. Но уже через секунду я вынырнул в остывшей ванне, щурясь от электрического света. Чувствуя себя совершенно разбитым. Затем, завернувшись в огромную перуанскую диванную накидку, ещё долго сидел на кухне, глядя в стену.
Приснилось мне всё это, что ли? Однако, ощущение реальности произошедшего окутывало меня плотнее, чем южноамериканский плед.
Несмотря глубокую ночь, я побежал к Виджаю на противоположный конец университетского городка.
- Сработало! - кричал я вваливаясь в прихожую, в чём был. То есть босой, голый и обмотанный диванной накидкой.
- Что? Как? - очевидно, Виджай ещё не совсем проснулся.
- Это как... Это как... Как будто во мне есть такая дверь, о которой никто никогда не знал! И вдруг я её случайно открыл! И не просто открыл, а вошёл в неё! И ничто в этом мире не сможет меня переубедить в том, что это было реально!
Мои слова окончательно разбудили Виджая. Казалось, всё мною сказанное должно было воодушевить его. Вместо этого мой друг выглядел встревоженным. По его словам, вид у меня был совершенно нездоровый: красные опухшие глаза, охрипший голос, нелепое поведение.
Тут я согласен, не в моём характере бегать по улицам посреди ночи в чём мать родила. Но я и слышать ничего не хотел о том, что эксперимент надо отложить. Но Виджай продолжал настаивать.
- Мы должны поискать другую возможность...
- Какую другую возможность?! Может быть отловим мышь, которая будет строчить тебе доклады о своих воспоминаниях? Да ты с ума сошёл, должно быть!
Вместо того, чтобы удосужить меня ответом, мой друг молча ходил по комнате, передвигая мелкие предметы.
- Какую другую возможность?! - повторял я раз за разом, ходя за ним по пятам.
Мне катастрофически не хотелось выходить из игры. В спорах прошёл почти час, и мне всё - таки удалось убедить упрямца не менять «кролика». К утру мы окончательно поладили на том, что продолжим когда моё здоровье полностью восстановится.
Наконец, на исходе недели я снова взял в ладонь заветного «паучка». Который сразу полез на мою спину, а добравшись, тут же присосался к позвоночнику, чуть ниже лопаток. И вновь, на часах одна цифра сменяла другую, и снова нет никаких образов или хотя бы малейшего намёка на странные воспоминания.
Несмотря на беспокойство Виджая, самочувствие моё было лучше некуда. Должен сказать, в отличие от моего друга, я не против иногда приложиться к бутылке (исключительно в хорошей компании). А потому, ничего удивительного, что после неудачной попытки я отправился на вечеринку, где я был «плюс один» милашки Ремери. Мы условились встретиться с ней неподалёку от входа в ресторанчик, где, судя по всему, уже вовсю праздновали День рождения какой-то приятельницы моей пассии.
Более всего в Ремери мне импонировала вовсе не красота и даже не лёгкость в обращении. Я ценил её оперативность и пунктуальность. За целый месяц наших встреч красотка ни разу не заставила себя ждать. Она всё делала быстро. Быстро готовила, быстро занималась любовью, быстро собиралась и быстро уходила. И я уже начал подозревать в ней агента Моссада, отчего влечение моё к ней только усиливалось.
Вот и она, плывёт на меня в безумном красном платье. Но вместо восторга, который я уже почти привык испытывать в присутствии этой женщины, меня всё больше мутило. Ремери надвигалась на меня как исполинский мак — мутант. Дурнота подкатила к диафрагме и я даже успел ощутить как падаю. Проваливаюсь в откуда-то взявшийся солнечный свет.
Надо мною - маки. В небе ни облачка. Пожилые монголоидные лица, улыбаясь смотрят на меня сверху. А я чувствую как трава колет мою спину сквозь жесткую подстилку. Вижу свои очень маленькие ручки в ямочках. Голова у меня большая и очень тяжёлая. Она мешает мне встать, не даёт сохранять равновесие. Но я всё-таки поднимаюсь, хотя она меня всё время клонит то в одну сторону, то в другую, то тянет упасть вперёд. Я пытаюсь идти в траве, но цветы со мной воюют. Вредные, они никак не хотят меня пропускать. Эх, биться с ним бесполезно! Они намного ловчее меня. Но я всё-таки стараюсь. Очень стараюсь. Изо всех сил перебираю ногами, пыхчу. Хватаюсь руками за маковые стебли, чтобы удержаться на ногах, качаюсь из стороны в сторону. И вдруг меня подхватывают сильные жилистые руки. И передо мной открывается бескрайнее поле алых цветов. Которое кружится и кружится и сливается с небом. И это отчего-то меня очень веселит. И я чувствую как эти руки, эта сила, которая меня поднимает, вливается в меня. И становится моей силой. И всё вокруг кружится, кружится, кружится, сливается воедино. А потом я спускаюсь на землю. И едва стоя на ножках, хочу продолжать кружится, путаясь в траве, в огромных маках. Самые коварные из них, те, что голые, без лепестков, бьют меня по голове крупными тяжёлыми недозрелыми кубышками. Окончательно закрутившись и запутавшись собственных ногах я падаю вперёд. В темноту.
Из темноты надо мной склоняется Ремери в своём кровавом наряде и ещё чья-то физиономия. Как я узнал позже, на помощь мне ринулся один из гостей. Добрый самаритянин, как выяснилось, владел навыками оказания первой помощи. А в этот вечер, по всей видимости, завладел и Ремери.
Несколько дней я провёл самым бездарным образом — в коридорах университетской поликлиники. Я обходил кабинет за кабинетом, сдавал анализы, высовывал язык, приседал и даже позволил натянуть на меня какой-то уродливый прибор, в котором до слёз напоминал себе несчастную собаку Павлова. Я всё стерпел, так как пообещал Виджаю принести все результаты моего обследования прежде чем мы продолжим эксперимент.
Разумеется, никаких заболеваний у меня не нашли. Кроме остеохондроза. Который вряд ли мог помешать мне встречать приходящие из тьмы времён образы. Врачи наградили меня тривиальнейшим диагнозом, который ставят в том случае, если ничего не находят — переутомление. Но чувствовал я себя замечательно! Мне казалось, что во мне проснулись такие силы, коих я никогда не ощущал раньше. Ну а то, что, по словам, моих знакомых, выглядел я «как-то не так» - вероятно они просто взяли себе за цель увидеть во мне признаки нездоровья.
Я ходил за Виджаем как хвост без малого две недели, прежде чем он начал сдавать позиции. Мы условились провести ещё одну сессию, и если мне снова станет нехорошо, то на этом всё и закончится.
В этот раз мы уже не были так наивны и не ждали мгновенного результата. Я должен был оставаться у Виджая столько, сколько потребуется. Иначе, сам изобретатель рисковал в очередной раз пропустить всё самое интересное.
Мы долго разговаривали о происходящем. Думали, стоит ли рассказывать сейчас кому - либо об этом и единогласно решили, что пока спешка может только навредить.
- Любому постороннему человеку всё это может показаться обыкновенным обмороком.
- Нда. Или хуже того — галлюцинациями.
- Вот именно! А потом скажут, что мы тут траву курим.
- Нет. Мне что-то совершенно не хочется чтобы меня подозревали в наркомании. Или в безумии.
- Только мы, два единственных человека.... странно звучит «два единственных»... Да ладно, ты же меня понял! Только мы знаем, что это не глюки и не результат укура.
- Да. Да. Ты бы только помозговал над тем как это всё фиксировать, замерять или что там ещё положено...
- А ты бы не давил на больную мозоль. Или ты думаешь, я без твоих напоминаний вдруг забыл об этом?
Откровенно говоря, никто бы не признал это изобретение Виджая, пока он не доказал, что все мои воспоминания являются вовсе не плодом моего бурного воображения.
В глубине души я жалел своего друга. Этот прибор, вероятнее всего, так и останется не запатентованным. Как и дюжина прочих изобретений. Только потому, что ни измерить, ни доказать реальность происходящего пока мой друг не мог. И всё-таки, остаётся хиленькая надежда, что это только пока.
Сейчас я мог только проживать свои видения. А Виджай — только верить.
Совершенно ненаучно с точки зрения современной науки. Так называемой. Которая уже давно отстала сама от себя настолько, что начала опровергать научность своих же открытий. С позиции науки то, что неизмеримо известными доселе системами мер либо не существует, либо является ненаучным.
Только подумайте, когда-то наука отказалась признавать существование электричества только потому, что никто не мог измерить его в метрах или килограммах. И на этом основании объявила электричество профанацией.
Потребуется много, очень много времени, прежде чем Виджай сможет доказать право на существование этого прибора в частности, и его собственной меморологической теории в целом.
Я околачивался у Виджая почти сутки, но так ничего и не произошло. И на исходе следующего дня я двинулся домой.
Вообще, мне очень нравится ходить пешком. А долгое сидение сводит с ума. И порой, я, начав идти, не могу остановиться. Бывает, обнаруживаю себя посреди соседнего городка, до которого километров десять, не меньше. А ведь я всего лишь решил прогуляться от кафедры до своего скромного обиталища.
Вот и сейчас, после суток заточения у Виджая, ноги сами несли меня куда - то. И я просто поддавался им. Шёл и шёл и шёл и шёл. Пока не вышел на пляж. Набрал полные туфли песка. Подошёл к воде.
И тут встал. Как вкопанный.
Закат только собирался развернуть свои оранжево — алые простыни, чтоб потом внезапно набросить на нас тёмное покрывало, как на клетку с неугомонными попугайчиками.
Редкие удары в барабан, ненавязчивый звук.
Чьи-то руки подпирают мою поясницу. Поддерживают меня. В спину вливается тёплая сила. Я только часть этой странной вертикальной цепочки, переплетения. Всех кто был до меня, всех кто будет после меня. Часть родового столба. Тут, на берегу. Но уже вовсе не моря. А океана. И вся эта сила предков, всё их странное, горячее сердечное желание влить в меня жизнь. Или дать жизнь мною...
Вся эта мощь заполняла меня долго - долго, пока ночь окончательно не накрыла побережье. Я был центром обратного круговорота времени. Тёплый ветер укутывал меня. Удивительное чувство единения и бесконечности наполняло сердце. Я бы стоял так, фрагментом этого прибрежного сооружения часами, годами, вечностью. Единственное, чего просила моя внутренняя сущность - остаться здесь навсегда.
Но неизвестно откуда прилетевшее холодное дуновение неожиданно вытолкнуло меня из безмятежности. Поток воздуха раскачивал меня всё сильнее и сильнее как мачту корабля в начале шторма. И тут я не удержавшись рухнул в чернильную болтушку ночи.
Виджай тряс меня как тряпичную куклу. Я снова побывал в отключке.
Оказывается, с тех пор как я покинул его жилище, он всё время шёл за мной. И теперь был по-настоящему напуган. По его словам, несмотря на все его попытки привести меня в сознание, я долго не приходил в себя.
Голова трещала сильнее, чем после недельной пьянки (клянусь, такое со мной было всего один раз в жизни), я обливался холодным потом, меня мутило и стоило больших усилий держаться на ногах. Но воспоминания о пережитом оттесняли все мои физические страдания на второй план.
- Всё, хватит с тебя. - ворчал мой друг - Больше никаких экспериментов. На твой век точно хватит!
С этими словами он предпринял очередную попытку перекинуть мою руку через своё плечо.
- Не надо со мной как с инвалидом! Я и сам нормально могу идти!
- Угу. Я вижу.
- Это что, сарказм?
- Он.
- Со мной всё в порядке.
- Хорошо. Но больше так продолжаться не может.
- Но почему?
- Очевидно, что этот эксперимент оказывает на тебя … разрушительное действие.
- Очевидно, что ты не понимаешь!
- Даже не начинай!
- Это всё словно до сих пор где-то существует!
- Существует - существует. В тебе.
- Действительно... наверное, так и есть. Но откуда такое чувство, что это всё реально?
- Не знаю. Это ещё предстоит выяснить. Но уже точно не с тобой и не теперь.
- Да что ты будешь делать! Опять про белого бычка!
- Всё, хватит. Давай, топай сам. Действительно, если ты такой здоровый, чего я тебя тащу на себе как одинокая сестра милосердия.
- А я не знаю! Я просто подчиняюсь. Спорить с тобой совершенно бесполезно!
Наконец - то я обрёл желанную свободу и заковылял самостоятельно.
- Послушай, Виджай. Насчёт моего здоровья, всё это неизвестно. Никаких медицинских исследований по-настоящему не проводилось.
- Тем более!! - рявкнул мой дружелюбный друг.
- А что если, ты преувеличиваешь?
- А что если я преуменьшаю? - мой приятель остановился и вперился в мои глаза взглядом. И после значительной паузы продолжил:
- Мне достаточно того, что я вижу.
- Но...
- Всё, я сказал! Я не буду так тобой рисковать.
Продолжать этот спор не было никакого смылся. Но в глубине души я понимал, что вряд ли смогу остановиться. К счастью (или напротив) к этому времени я уже научился использовать агепам самостоятельно.
Я знал когда Виджая не будет дома. Найти агепам тоже не составляло труда. Я хорошо помнил, где мой друг его хранил: в самодельной коробке из толстого пластика.
Не успел я взять в руки «паучка», как он резво юркнул под мою футболку и через секунду уже я почувствовал его металлический холодок между лопатками. В глазах потемнело и я только успел взяться за ручку задней двери на кухне.
Плотный озон окутал меня. Сквозь сумрак, создаваемый тяжёлыми, кожистыми тёмно-зелёными растениями просачивались гигантские тёплые капли. Я не взялся бы даже предполагать, кто я и что я, судя по тому, что надо мною только травянистые лапы, а вокруг грязь, корни и душная влага. И озон, пропитывающий всё. Даже меня.
Итак, я тут. Часами, а, может быть, даже годами. Здесь тепло, и я — что-то совсем, совсем живое. И все эти годы, а, может быть даже века, надо мною идут нескончаемые тропические осадки и объёмные капли одна за другой пополняют мой мир.
Снизу поступает прохлада. Становиться всё холоднее. И твёрже. Как камень.
Или кафель. На котором я валяюсь.
Уже светало. Я лежал на самом выходе из кухни. Руки и ноги затекли. Голова раскалывалась, веки набрякли. Но несмотря на разбитость, я чувствовал в себе такие небывалые силы, как если бы я раздался во все стороны раз в пять.
В зале повсюду валялись элементы гардероба, которые свидетельствовали о том, что Виджай дома, да не один.
То, что меня не обнаружили — чистое везение.
Изо всех сил стараясь не шуметь, я вернул агепам на место. На цыпочках прокрался через гостиную, и, наконец, выбрался через заднюю дверь со сломанным шпингалетом. То был выход в замусоренный задний дворик, скрытый от взоров с улицы.
Я шёл по тротуару. Люди, идущие навстречу, казались такими маленькими! Даже, нет - меленькими. Откровенно говоря, не помню, чтобы я прежде был таким мизантропом.
Мне приходилось заново учиться координировать свои движения. Восприятие своего тела изменилось в корне. Особенно странными были ощущения, когда шёл по тротуару и внезапно видел своё отражение в витрине. В первый миг я не узнавал себя. Мне требовалось несколько секунд, чтобы понять, кого я вижу. Впервые в жизни я казался себе тщедушным. Отражение шло вразрез с моим самовосприятием. А оно твёрдо стояло на том, что я стал гораздо выше и шире.
Меня влекло к агепаму. Как отдельных манят неведомые страны, которых уже давно нет на картах. Я будто узнал, что существуют на планете не открытые острова, с неизвестными обитателями, незнакомой природой... Я будто понял, что не знаю ничего из того, что меня составляет как живой организм, как человека. Вся наша память похожа на божью коровку, беспорядочно ползающую на поверхности великого лопуха, о котором она не знает ровным счётом ничего.
И как бы я смог бросить всё теперь? Когда имею возможность вспоминать то, что сам не проживал, но жизнь моя вобрала в себя.
В этот момент я уже точно знал, что не остановлюсь. Я словно вылетел с обрыва на доске для сноуборда. Где и как я приземлюсь теперь от меня почти не зависит.
С некоторой долей иронии, меня можно было бы назвать взломщиком – рецидивистом. Я вновь забрался в жилище моего приятеля. Кажется, в последнее время ему стало везти в личной жизни. Он снова собрался на свидание. Судьба явно мне благоволила! В какой-то степени в моих преступлениях можно винить и самого Виджая. Все его меры предосторожности заключались в английском замке с фасада и нерабочем шпингалете на задней двери. Что само по себе уже выглядит как предложение поживиться скудными запасами учёного.
Агепама в его прежнем хранилище не было. Я перерыл довольно много полок, но тщетно.
И вдруг в темноте мне подмигнул красный глазок. Удивительно, агепам сам сигнализировал мне. Как живой. Или может, мне это только казалось?
- Ты чего тут? - голос в другом конце комнаты звучал испуганно. Яркий свет ударил в глаза.
Оказывается, он дома! Я бы точно так быстро от девушки не вернулся.
Ну и пусть!
Не обращая внимания на Виджая, я положил агепам на тыльную сторону ладони. Будто признав старого знакомого, приборчик бодренько задёргал ножками. Между нами точно была связь. Как между хозяином и питомцем.
- Отдай.
- Нет.
- Это моя собственность.
- Ничего подобного. Ты только посмотри! Он меня узнаёт!
- Что ты несёшь! Это же машина! Дай обратно! Ты помешался! Дурак, это опасно! Для тебя опасно!
- Жить вообще опасно!
- Верни его. Может быть, потом, я его усовершенствую и мы сможем продолжить.
- Ерунда!
- Ты что, не понимаешь как твоё состояние ухудшается?!
- Может это совсем и не из-за него.
- А из-за чего?! Ты буквально разваливаешься и физически и как личность! Последствия будут непредсказуемы!
- А что вообще в этой жизни можно предугадать?!
Виджай ринулся на меня, завязалась настоящая потасовка. Не то чтобы я намного крепче моего приятеля, однако я был так взбудоражен, что и сам не знаю как одолел его.
Грешен, каюсь, я запер своего приятеля в шкафу. Я вовсе не хотел причинять ему вред. Клаустрофобией он не страдает. Да и шкаф долго его натиска не выдержит. Не надо быть Гуддини, чтобы из него выбраться.
Нам и раньше случалось ссориться. Ничего, помиримся.
Я подобрал агепам, что мы не растоптали каким-то чудом. Он нерешительно шевелил своими паучьими лапками, ползая по моей руке. Прошло совсем немного времени, а я успел привыкнуть к металлическому холодку прибора и уже воспринимал его как часть себя.
Я шёл по вечернему парку. Небо, как безбрежная река, протекающая где-то высоко, оставляло меня в холодном и тёмном осадке. Который с каждой секундой становился светлее.
Светлее, теплее, насыщеннее и умиротворённее.
Бесконечная вода. И я в ней. И свет сквозь её толщу. И мне вовсе не надо дышать. У меня нет такой потребности. Ведь я уже часть общего дыхания. Часть медленно колышущегося первозданного киселя из света, газа, жижи и чего-то ещё.
И я покачиваюсь в нём. Или это уже не я? Сознание исчезает как сон в момент пробуждения. Как шелуха, уносимая медленным движением волн. Всё дальше и дальше. А я оборачиваюсь вокруг себя в бесконечности, что простирается вниз, простирается вверх простирается во всех направлениях.
Существую, ещё не выделяясь из покоя самых древних, самых ленивых пластов первородной влаги, что когда-нибудь станет цунами.

[Irina]

Очень интересный рассказ. Сюжет хорош, написано легко, но очень много частей одной фразы, отделенных друг от друга точками, выделенных в отдельные предложения. Если не обращать на это внимания, то вполне себе так получился рассказ.

[Алексей2014]

Агепам?
Сразу ассоциируется с группой препаратов, оканчивающихся на «…зепам». Название можно признать удачным, ведь ненамеренная игра слов оказалась уместной: описание ощущений молодого человека, впервые услышавшего декартово «Cogito, ergo sum», правдоподобно. Говорят, это называется «философской интоксикацией»?
Дальше чуть хуже: Виктор Халява – так привычнее (в переводе) звучит экзотическое имя изобретателя Виджая Задарма… Не смешно? Странно, ведь Автор чем-то руководствовался, выбирая такое имя? Вот, меня развеселил.
Термин «меморология» не слишком удачен: напоминает и «нумерологию», и «метрологию», и «мемуары», а особенно забавно в попытке перевода: "изучение мемов"? Замысел понятен, но исполнение подкачало, вызвав вот такие ассоциации, извините.
Описанный далее бот прискакал, очевидно, из «Матрицы».
Очень резанули неоднократные «рефлекторные» движения ГГ. Заметный дефицит запятых и неологизм «удосужить» выдают молодость Автора. Впрочем, подобной шелухи много – многочисленные местоимения там, где без них вполне можно обойтись. "Закат только собирался развернуть свои оранжево — алые простыни, чтоб потом внезапно набросить на нас тёмное покрывало, как на клетку с неугомонными попугайчиками." Грешит против смысла: это закат будет набрасывать "тёмное покрывало", или, всё-таки, ночь? Часты предложения, начинающиеся с «который». Автор не знает, как упростить слишком сложную конструкцию? И что это за наезд на науку от студента университета? Выглядит неестественно…
Впрочем, чего только не встретишь у современных молодых людей, верно? То неправильное словоупотребление (мизантроп, к примеру), то опечатка в легко проверяемой Гуглом фамилии Гудини. Пафос большинства фраз высокого градуса, а на выходе? На выходе рассказ о деградации личности под влиянием привыкания к необычным ощущениям. Предупреждение, из серии «Не ходите, дети, в Африку гулять» против людомании, наркомании, прочих «нехороших излишеств»? Не похоже… Тогда, вероятно, мы читаем опыт рефлексии молодого человека, разочарованного тяжестью учёбы, испытывающего, к тому же, некую вину - то ли по поводу прогулов, то ли не сданных вовремя хвостов, то ли неудачной гулянки... Ну, так прочиталось. Автору удачи в самопознании.

[Роня]

Эх, ушла моя идея в чужую голову! Несмотря на мелкие шероховатости по тексту, рассказ понравился.

[Джек Скеллингтон]

Прочитал
Годная идея при слишком слабой её реализации.
Неуёмный пафос и дутая многозначительность выдают молодую руку автора.
Я бы посоветовал начать с азов: познакомиться, из чего состоит литературное произведение и с чем его едят.
Комментировать подробнее не вижу смысла, иначе придётся перелопачивать тонну текста, останавливаясь, буквально на каждом предложении.

Вот такой я мизантроп.

[Мой дядя]

Употребление слова "Мизантроп" живо напомнило: "И падал вниз стремительным домкратом".

Что сказать... Сначала, когда на героя накатило в ванной, я подумала, что его генная память началась до того, как жизнь вышла из глубин морских. То есть он вспомнил, как был подводным чудищем.
Ну, думаю, сейчас нас проведут по путям эволюции. Ан нет. Уже на следующей строчке наш герой сливается с женщиной, пронзенной стрелой.
Потом вообще было что-то непонятное. Когда ГГ через заднюю дверь выбрался на улицу (мизантропом), я предположила, что он превратился в некое чудовище. И людишки перед ним стали мелки.
Но автор опять обломал мои предположения.

В целом, слабовато.

[Sofita]

Читала с интересом. Мне придраться особо не к чему, тем более, что главные замечания уже сказаны. Ну, в начале было странно, что они не стали дожидаться результата. То, что второй раз не стали дожидаться тоже - ещё страннее.

Так, пойдёт))

[Агния]

Устала читать, текст перегружен повторами, дублирующимися диалогами. Ещё много работать, чтобы вышло удобочитаемое произведение. Но идея хорошая)

[NatashaKasher]

Идея про генную память - супер... Но воплощение получилось несколько наивным, как на мой вкус.

[Алексей2014]

Идея про генную память - супер

Помнится, в ефремовском "Лезвии бритвы" этого - причём, с более внятным результатом - эффекта добивались с помощью ЛСД и гипноза.

[Slp]

Ээ... Или это просто не мое, или идея действительно не вставляет ни своей новизной, ни реализацией. Не обижайтесь, автор, но лично мне ужасно скучно! И почему ГГ в ванной не захлебнулся?

[Сокол]

Очень любопытный замысел. Образ героя необычный, передан, на мой взгляд, весьма убедительно. В стилистике автор стремится, несмотря на огрехи, к индивидуальности, что заслуживает внимания и поощрения.
Странным решением выглядит постоянное использование абстракции для описания генной памяти. Речь ведь начиналась о прошлых жизнях и всём таком:

воспоминания о прежних воплощениях

, но кроме женщины, конкретики нет нигде, это стоило обосновать.
Посыл рассказа раскрыт не до конца, из-за чего выглядит спорным. Ведь если герой добился своей цели и счастлив в конце (обратного, по крайней мере, не утверждается), значит, он прав? Наверное, всё-таки нет.
В диалогах не всегда ясно, кто о чём говорит – это плохо.

Закат только собирался развернуть свои оранжево — алые простыни, чтоб потом внезапно набросить на нас тёмное покрывало

На кого?

[karpa]

Идея понятна. Рассказ интересный.
Однако, мне кажется, что автор сразу слил тысячи тысяч поколений предков ГГ в его ДНК. По смыслу, каждый потомок вбирает в себя гены от всех предыдущих родов пап и мам, а потому он генетически старше своих родителей. Так вот эту часть автор вообще проигнорировал, добравшись до первичного бульона, что ли.

Ну худ.язык желательно старательно отбить, обвалять в сухарях и обжарить с маслом, и не забыть специй, вроде перчика. Стиль хорошо бы оформить как дневниковый, т.е. эпистолярный, я так думаю. Под него текст переделать проще, чем в приключения. Последние надо показывать картинкой, а не в ощущениях ГГ.

В целом, мне понравилось,

[Дон Рэба]

Агепам

История об изобретении препарата, способного разбудить генетическую память... Кхм... Любопытная идея, уже не новая, но ещё недостаточно заезженная. Впрочем, в отличие, скажем, от "Трусов", не торкнуло. Просканировал глазами текст, удивился предложению

Закат только собирался развернуть свои оранжево — алые простыни, чтоб потом внезапно набросить на нас тёмное покрывало, как на клетку с неугомонными попугайчиками.

Алексей по ней проехался, но меня только это из всего обилия знаков только это и цепануло...
Но я добрый, чуть завышу оценку...