Версия для печати темы
Нажмите сюда для просмотра этой темы в обычном формате
Литературный форум Фантасты.RU _ Фэнтези, стимпанк _ След Змея. Главы 1-2
Автор: Дарий 3.4.2018, 13:32
- Все же, ты сумасшедший, Уна, - в голосе жреца явственно слышалось неподдельное уважение, - не каждый осмелится бросить вызов Казначею Бога.
Он протянул пузатый кувшин ночному гостю, который почтительно принял его и пригубив, выпил до дна долгими, жадными глотками. Храмовое пиво, душистое и освежающее, на миг затуманило рассудок, но тут же исчезло, как дымка, оставив потрясающее чувство легкости в усталом теле и ясности в голове. Отерев капельки пота, молодой человек, которого жрец назвал Уной, внезапно ощутил легкий ветерок, который подобно игривой змейке кружил между колоннами погруженного в тишину храма. Великий Амон, как хорошо…Он широко улыбнулся:
- Такое превосходное пиво могут варить только здесь, в Фивах. Не иначе, сама Менкет раскрыла его секрет жрецам храма. Как вспомню то кушитское пойло…Что говорят в Великом Доме, Мерикар? - жрец принял кувшин из рук гостя и поставил на небольшой столик, на котором лежали листы папируса, небольшие храмовые печати и сверток из грубой мешковины, принесенный Уной.
- Воздух Великого Дома пропитан злорадством. Ты приобрел массу тайных друзей, впрочем, как и явных врагов, которые не прочь насладиться пляской Муу на твоих похоронах, - жрец печально посмотрел на юношу, - я бы на твоем месте уехал в Мемфис на время. Сенефер не посмеет послать своих псов в город Пта. К тому же, люди тебя любят, и Владыка доволен тем, что ты доставил плиту для его Ларя живущего ко дню празднования восшествия на престол. Признаться, мало, кто верил, что тебе это удастся. Все же каменоломни на Синае, а азиаты совсем распоясались. Все еще помнят печальную участь Яхмоса…, - он содрогнулся.
Уна задумчиво потер подбородок:
- Я планирую отправиться утром. Пока мои спутники отправились в лупанарии Одноглазого Пиопи на Ниле. По пути к тебе я слышал рев наемников-данаев. Они требовали пива и певичек. Бедная Мерт! Сегодня ее божественный слух претерпит ужасные испытания, - он улыбнулся, - Пусть отдохнут. Они сделали практически невозможное. Что слышно из Мемфиса?
Он выжидательно смотрел на старого жреца, который, после минутной заминки, произнес немного извиняющимся тоном:
- Скажи, Уна, - он вновь замялся, будто собирался спросить то, чего страшился, - ходят слухи, что ты заложил свой ном Сенеферу. Я, конечно, не верю, но…
Уна печально и одновременно с вызовом ответил робевшему жрецу:
- И напрасно, Мерикар. Сенефер дал мне денег на снаряжение экспедиции. И потребовал гарантий. Я ему их предоставил.
Мерикар в изумлении и испуге смотрел на молодого человека, не в силах произнести ни слова. И вдруг почти прокричал дрожащим голосом:
- Так это правда?! Ты, наследник великих царей города Пта, чуть не вручил землю предков этому выскочке-полукушиту? И ради чего? Какого-то глупого спора? Достойно ли это?
Уна примирительно поднял руки:
- Успокойся, мой друг. Хвала Пта, мне удалось вернуться живым и вовремя доставить плиту для саркофага его Величества. Даже Хнумхотепу потребовалось вдвое больше времени на подобное путешествие. А ном…, - его лицо приняло жесткое выражение, - Мемфис сейчас переживает не лучшие времена. И Сенефер это прекрасно знает. Уверен, что это он настаивал, чтобы Владыка именно мне оказал свое высокое доверие. Отказаться я не мог, а средств на снаряжение экспедиции у меня не было….
Уна немного прошелся, стараясь подавить бушевавший в нем гнев при воспоминании о произошедшем. С Нила доносились пьяные песни данаев и визг певичек Одноглазого Пиопи. Мерикар молчал, опустив голову и обхватив ее руками. Уне стало жаль старика. Он подошел к нему и присев рядом, мягко коснулся его плеча. Жрец поднял на него глаза, полные скрытой боли во взгляде. Уна почти шептал:
- Когда я пришел к нему, он сказал, что готов дать мне денег, но я должен заложить Мемфис на случай, если не вернусь и некому будет рассчитаться с ним. А расходы, как ты понимаешь, не малые…. А когда Его Величество пожелал, чтобы плита была доставлена к празднику Амона, я совсем упал было духом. Закупить ливанский кедр у ханаанейцев, доставить в Коптос через пустыню, построить суда, нанять охрану, запасти провиант, приготовить подарки для диких царьков-азиатов …, – Уна тяжело вздохнул.
Мерикар молчал, потрясенный, затем, спросил: Как тебе удалось это осуществить?
Уна тихо ответил: «Мне помогли. Я не знаю кто и как, но однажды утром у порога моего дома оказался ханаанеец Арвад из Библа. Он сообщил, что готов мне помочь и предоставить свои корабли, которые уже стоят в гавани Коптоса. Он же помог нанять данаев и закупить провиант практически за бесценок у своих соплеменников. Мы отплыли из Коптоса раньше намеченного. Но отправились сначала не на синайские каменоломни…»
- А куда? – удивлению Мерикара не было предела, - из Коптоса есть только один путь по Великой Зелени, на север, в Ханаан, или ты хочешь сказать, что…
Уна подошел к свертку из грубой ткани, который спокойно лежал на маленьком столике Мерикара. С осторожностью взял в руки и обернувшись к жрецу, спросил:
- Помнишь, когда я был совсем мальчиком, ты рассказывал о том, как однажды осматривал какую-то гробницу, которую случайно нашли бродяги?
Мерикар сдержанно кивнул, хотя сердце забилось от нахлынувших воспоминаний:
- Да, но я не понимаю…
Уна прервал его, мягко, но настойчиво:
- Постарайся вспомнить все то, что ты видел в ней. Это важно! Прошу тебя…
Мерикар прикрыл глаза и ненадолго погрузился в себя. Наконец, он заговорил, тщательно подбирая каждое слово:
- Какой-то бродяга провалился в узкий лаз, внезапно открывшийся в песках, и его приятель бросился в город за помощью. Он, крича, бегал по улицам, пока стража не задержала его и не привела ко мне, думая, что он сошел с ума. Но помощь была нужна не ему… Мы вместе отправились в пески. Оказалось, что его друг к тому моменту уже помешался и никого не узнавал. Отправив его наверх, я принялся осматривать стены гробницы. Надписи мне были не совсем понятны, но общий смысл удалось прояснить.
Он замолчал, вновь собираясь с мыслями. Было видно, что воспоминания даются ему с трудом:
- На стенах были изображения покрытых лесом холмов и странных существ - карликов. Какие-то люди, похожие на кушитов, воздавали им почести, как богам. Надписи на стенах гласили, что покойный привез некого карлика для увеселения царя из далекой страны, путь в которую в наши дни никому не известен. Общими усилиями мы сдвинули крышку саркофага. В нем находилась мумия, моментально рассыпавшаяся у нас на глазах. В ее ногах я увидел статуэтку из какого-то странного черного камня…
Мерикар вновь замолчал, опустив голову. Уна осторожно развернул ткань и, взяв в руки небольшое скульптурное изображение, спросил:
- Ты такое изображение видел?
Мерикар поднял голову и замер, отказываясь верить в увиденное. Все, что он смог вымолвить:
- Но…откуда?
Краткий ответ Уны потряс его больше, чем сама скульптура, изображавшая безобразного карлика с уродливым и не пропорциональным телом:
- Пунт.
Автор: Дарий 3.4.2018, 13:34
После ухода Уны Мерикар потерял покой. Молодой князь унес статуэтку карлика с собой, избавив жреца от необходимости делить с ней пустоту храма этой ночью. Старик наблюдал, как мерцает пламя в бронзовых светильниках, оживляя изображения на древних стенах. Казалось, боги играют с ним, то выступая в полный рост, то погружаясь во мрак только для того, чтобы возвестить о себе в трепетном свете, искоса наблюдая за терзаемым мучительными размышлениями служителем Амона. Мерикар остался один на один с этой игрой теней, в которую превратилась его жизнь. Непостижимое чередование призраков прошлого и миражей будущего. Сколько из них исчезло без следа, сколько погребено под гнетом несбывшихся надежд… Он тяжело вздохнул. В старости минувшее приобретает особую власть, подчас обесценивая настоящее. Его грезы о времени все чаще вызывали к жизни потаенные воспоминания, наполнявшие будни грустным осознанием неудовлетворенности собой у последней черты. Ларь живущего уже ждал его и Мерикар все чаще по ночам слышал вой шакала…Он был уверен, что готов предстать перед Осирисом, владыкой загробного мира. До этой ночи… Когда Уна явил уродливую личину пунтийского карлика, жрец почти физически ощутил вторжение древних сил в его размеренную жизнь. Его вновь окружили призраки прошлого, заставив замереть от щемящей боли в сердце…
Перед его глазами возникло обеспокоенное лицо Уны, который участливо поддерживая старика, усадил его на лавку, побрызгав на лицо водой из большого кувшина. Мерикар благодарно кивнул головой:
- Спасибо… Мне уже лучше. Так неожиданно…
- Прости, Мерикар. Если бы я только мог представить себе, что…
Мерикар слабо махнул рукой:
- Ты не виноват. Эти призраки…, - он посмотрел на злорадное лицо бородатого карлика, который, словно в издевке, смотрел на него, высунув длинный язык. Не выдержав, отвел взгляд. Уна поспешно убрал статуэтку карлика в сумку и с тревогой посмотрел на старого жреца:
- Может, позвать кого-нибудь из храмовой прислуги?
Мерикар покачал головой:
- Не нужно. Мне лучше. Так что ты говорил о Пунте?
Уна присел рядом с ним и практически зашептал:
- Этого карлика мне дал Арвад, ханаанеец. Когда мы отплыли за плитой для саркофага, я долго не мог найти себе места из-за всего случившегося. Мне казалось подозрительным, что в момент, когда Сенефер, по-сути, вынудил меня заложить Мемфис, нашелся человек, который решился помочь, зная о моем конфликте с Казначеем бога и фиванской знатью. Я прямо спросил об у Арвада, какую выгоду он имеет с этого. Он ответил, что выполняет волю одного влиятельного лица, заинтересованного в успешности моей миссии. Но кто это, говорить отказался. Сказал лишь, что я сам все узнаю, когда придет время. Когда мы подошли к носу корабля, я увидел, что его украшает голова какого-то странного существа. Я спросил Арвада, кто или что это….
Уна замолчал, увидев, что Мерикар сидит, закрыв глаза. Казалось, он тихо дремлет, но князь понял, что он внимательно слушает каждое его слово.
- Продолжай, - тихо попросил старик.
- Ханаанеец пригласил меня к себе и показал статуэтку, которую ты видел. Он сказал, что веками представители его народа украшали свои суда изображениями этого карлика. По легенде, он защищает дом и приносит удачу. А для ханаанейцев их корабли и есть дом…Вот уже сотни лет этот карлик сопровождает их в дальних странствиях. Откуда пришел этот обычай и само изображение карлика, Арвад не знал. Но сказал лишь, что в его семье есть предание о том, что эту статуэтку привез из далекой страны предок семьи Арвада. Он сказал, что в древности, в Стигии, ее называли Пунт, страна Богов. Тот, кто достигнет ее, будет настолько богат, что все сокровища мира покажутся песчинкой. Он также сказал, что великий мемфисец Хнумхотеп так же побывал в Пунте. И если нам удастся посмотреть его отчеты, то мы сможем достичь этой легендарной страны. Тогда я вспомнил о том, что ты рассказывал о той гробнице и упросил Арвада дать мне карлика по возвращении, чтобы показать тебе…
Мерикар с любопытством посмотрел на Уну:
- Так тебе нужен архив Хнумхотепа? Почему ты решил, что он здесь, в Фивах?
- Я знаю это точно. Его отчеты были вывезены вместе с архивом моей семьи из Мемфиса во время Великого Потрясения, когда мой дед был вынужден признать первенство Фив в обмен на помощь. Ипувер говорил мне, что вам удалось вынести храмовый архив до того, как мятежники….
Мерикар поднял голову и улыбнулся:
- Ипувер? Сколько же лет мы не виделись…Он все так же одержим идеей написать хронику города Пта? По-моему, он последний настоящий мемфисец!
Уна печально покачал головой:
- Он скончался до моего отплытия из Коптоса и был похоронен в Саккара, - князю больно было смотреть, как изменился в лице Мерикар и, он добавил, - говорят, что в гробницу положили какой-то свиток, но так ли это, мы уже не узнаем.
На щеках старого жреца блестели слезы, которые он отирал, словно устыдившись юного князя:
- Прости, в старости становишься ранимым, особенно, когда уходят люди, бывшие частью твоего прошлого. Оно уходит вместе с ними, - его голос дрожал. - Мое время тоже подходит. И пока я еще могу чем-то помочь, я сделаю это для моего несчастного города.
Мерикар сжал кулаки, на которых проступили старческие вены. Уне показалось, что он видит саму Стигию, древнюю, мудрую, обессиленную, но не теряющую гордости и жаждущую возрождения.Он порывисто обнял старика и горячо зашептал:
- Помоги мне, Мерикар. Я так же, как ты мечтаю о возрождении былой славы Мемфиса, но мне нужны деньги, чтобы собрать армию и свергнуть фиванских узурпаторов. Если мне удастся посмотреть свитки Хнумхотепа, я достигну Пунта и тогда…
- Ипувер не все тебе рассказал. Когда жители Мемфиса были доведены до последней черты, рабы и простолюдины подняли бунт. Наемники заперлись в своей крепости и просто наблюдали, как они врываются в дома, грабят и насилуют, сжигают закладные и податные грамоты, - Страшная картина вновь встала перед глазами Мерикара. Он ощущал почти физическую боль от воспоминаний, - Я видел, как свитки со священными заклинаниями валяются в грязи, а мумии из гробниц жизни гниют на солнце в сточных канавах. Мы с Ипувером по подземному ходу вынесли из архива храма Пта столько свитков, сколько смогли. Как ты понимаешь, времени у нас было не много…Но я могу с уверенностью сказать, что отчетов Хнумхотепа среди них не было.
Уна разочарованно молчал. Было видно, насколько он подавлен услышанным. Наконец, он подошел к столику и забрал сумку, в которой мирно покоился безвестный каменный карлик. Подойдя к Мерикару, он улыбнулся:
- Что ж, спасибо тебе. Выходит, что легенда так и останется легендой. Утром я отбываю в Мемфис. Не хочу видеть самодовольное лицо этого зарвавшегося выскочки, Сенефера. Береги себя!
- Подожди, - Мерикар схватил его за руку и медленно поднялся, - идем со мной.
Они спустились по лестнице и, миновав несколько коридоров, оказались в просторном помещении, от пола до потолка заполненном полками со свитками папируса. В углах комнаты стояли корзины, доверху наполненные глиняными табличками, испещренными странными знаками. Уна вспомнил, что видел такие же на судне Арвада. Некоторые носили на себе следы пожара. Молодой князь почтительно замер, потрясенный увиденным. Бездна времени ощутимо давила на него, заставляя склонить голову перед вековой мудростью, покоящейся в тишине библиотеки храма Амона. Мерикар в нетерпении сделал знак следовать за ним. Они вновь спустились в темный коридор, и жрец зажег факел, специально приготовленный служителями храма у входа в тоннель. Старик прикоснулся к какому-то рычагу и на Уну пахнуло приторной смесью смолы, благовоний и легкого запаха разложения. Только сейчас, в свете факела, князь увидел, что по обеим сторонам входа в тоннель замерли статуи проводника в мир мертвых, хищно скалившие шакальи пасти. Надпись над дверьми гласила: «Анубис, пребывающий на холме своем, сущий в Уте, дающий выход голосом». Уна чувствовал, как его начинает охватывать благоговейный ужас, когда он следовал за Мерикаром по темному коридору. От удушливого запаха ком подкатывал к горлу. Они вошли в зал, где вдоль стен стояли кувшины с ароматическими маслами и смолами, а на полках лежали странные инструменты с крючками, небольшие сверла, бронзовые ножи, свернутые ткани и еще несколько инструментов, назначение которых Уне было непонятно и внушало трепет. Мерикар оставил своего спутника созерцать каменное ложе со следами крови и прошел в боковой проход, скрытый циновкой. Минуты его отсутствия показалось Уне вечностью, к которой готовили умерших жрецы храма, скрытые от людских глаз. Живым здесь было не место. Вернувшийся жрец застал князя сидящем на небольшой скамье. Его трясло. Увидев идущего к нему Мерикара, Уна облегченно вздохнул и быстро поднялся на ноги. Старик открыл верхнюю часть принесенной с собой фигурки ушебти, которые помещали в гробницы вместе с мумией, чтобы они служили покойному в ином мире, достал свиток и подал князю. Тот, все еще чувствуя себя подавленно от нахождения в святая святых, трясущимися руками развернул его. Его лицо выглядело озадаченным:
- Я не понимаю… Это какой-то древний язык. Что здесь написано?
Мерикар взял папирус и начал читать, временами останавливаясь, чтобы подобрать нужные слова:
- Другу единственному, начальнику переводчиков, Хнумхотепу. Да доставишь ты с собой этого карлика, которого ты привез из страны Ахтиу, живым, целым и здоровым для плясок бога, для увеселения, для развлечения царя Неферкара, да будет он жить вечно. Мое величество желает видеть этого карлика, более чем дары рудников и Пунта. Если ты достигнешь столицы, а этот карлик будет с тобой живым, целым и здоровым, то сделает мое величество для тебя больше, чем сделанное для казначея бога Ахтоя во времена Сахуры, согласно желанию моему видеть этого карлика.
Уна задумчиво потер лоб:
- Что это значит, Мерикар? Откуда у тебя этот свиток? Ты же сказал, что архива Хнумхотепа не существует…
Мерикар вновь поместил свиток внутрь ушебти, тщательно совместив обе части:
- Я говорил, что в храме Пта мы архив Хнумхотепа не нашли, но это не значит, что его имя нигде не упоминалось, - он улыбнулся. – Это распоряжение твоего предка, которое я обнаружил случайно среди тех свитков, которые нам удалось спасти с Ипувером.
- Так ты его…
- Украл, хочешь сказать? – Мерикар ничуть не выглядел уязвлённым тоном Уны, - Да, я позволил себе утаить его. И теперь знаю, чью гробницу я осматривал, когда еще был юным жрецом храма Пта в Мемфисе! И могу с уверенностью сказать, что Хнумхотеп никогда не был в Пунте!
Автор: Алексей2014 3.4.2018, 14:06
Слегка выбиваются
Автор: NatashaKasher 3.4.2018, 14:31
Мне тоже "экспедиция" резанула...
Фокал очень прыгает, неприятно так читать, ведь главное в рассказе - сочувствие главному герою, сопереживание... в тут его нет. Когда "всезнающий" автор беспорядочно залезает в гтлову то одному, то другому герою в коротком отрывке, читателю (в моем лице) непонятно, о ком и о чем тут рассказ.
Автор: Дарий 3.4.2018, 15:12
Благодарю за конструктивную критику. Доработаю. По поводу данаев (данайцев) тоже долго думал. Однозначного мнения об их этнической принадлежности нет. Страбон их относил к догреческому населению Пелопоннеса - пеласгам. Геродот вообще считал, что их первопредок Данай пришел в Грецию из Египта. Кто-то относит их к одному из хеттских племен или, действительно, народам моря. Темная история...Поэтому решил, что это будут греки-наемники, которых было полно в Египте в период Саисской династии, до персидского завоевания. Бойся данайцев, дары приносящих... Для Вергилия это синоним греков-ахейцев, осаждавших Трою. На этом и решил остановиться. Я не претендую на историчность. Это некая фантазия на тему. Никого же не смущает, что у Говарда Конан - киммериец - суровый горец, а не кочевник, как его реальные исторические прототипы? 
Автор: Касторка 3.4.2018, 19:49
Тяжеловато читать, ибо слишком много новых и не понятных слов сразу сваливается на читателя. По началу сюжета- нормально, пока я бы почитала дальше.
Автор: Алексей2014 4.4.2018, 7:03
Автор: Дарий 4.4.2018, 10:42
Вы правы. Действительно, необходимы некоторые пояснения. Впредь буду действовать подобным образом.
Уна - наследственный князь Мемфиса, древней столицы Египта.
Мерикар - жрец храма Амона, верховного божества Фив, действующей столицы Египта, выходец из Мемфиса
Сенефер - влиятельный вельможа при дворе юного фараона, носящий титул "казначей бога"
Менкет - богиня пивоварения
Великий Дом - дворец фараона
Пта - верховное божество Мемфиса
Мерт - богиня танцев, музыки и пения
Хнумхотеп - известный мореплаватель, чье имя стало эталоном путешественника
данаи - одно из имен греческих наемников, часто привлекаемых для службы в войске фараона или охраны грузов
лупанарий - публичный дом. В Египте располагался на баржах у берега Нила
Ханаан - Финикия, известная своими мореплавателями
Коптос - гавань на берегу Красного моря, путь к которой лежал через пустыню
Библ - город в Ханаане. В рассматриваемое время подвластный Египту
Великая Зелень - название Красного моря
кушиты - жители царства Куш к югу от Египта.
Пунт - "Земля Богов", легендарная страна, локализация которой точно не установлена. Некоторые исследователи помещают ее на территории Судана или аравийского побережья. В рассматриваемое время путь к ней был неизвестен или утрачен.
Ларь живущего - наименование саркофага, который изготавливался при жизни фараона, как и его гробница
Особо хочу отметить, что к реальному Древнему Египту место действия имеет опосредованное отношение. Я пытаюсь создать некий собирательный образ, который может включать в себя события самых разных периодов Египетской истории. Условно говоря, это версия Стигии Р. Говарда. Интерес к Древнему Египту возник в детстве благодаря его описанию страны зловещих культов и таинственных магов. От фэнтези - к реальной истории. Сейчас начался обратный процесс.
Автор: Дарий 3.5.2018, 11:54
– Прости, Уна, что вынужден разочаровать тебя, - Мерикар молитвенно сложил руки, - я лишь хочу уберечь тебя от бесплодных поисков.
Он убрал свиток внутрь фигурки из позолоченного дерева и протянул ее князю:
– Возьми ее с собой. И расскажи своему финикийскому другу о том, что услышал от меня. Его статуэтка всего лишь изображает представителя маленького народа, которых доставляли для увеселения царей в древние времена из джунглей Куша номархи Элефантины.
– Но в свитке ясно говорится, что карлик, которого был должен доставить Хнумхотеп, для царя был дороже даров синайских рудников и Пунта! А значит древние знали путь туда! - Уна почти умоляюще смотрел на Мерикара, ожидая подтверждения своей призрачной надежды. Но, к его разочарованию, жрец покачал головой:
– Не все в древних текстах следует воспринимать буквально. Возможно, таким образом Владыка подчеркивал важность миссии Хнумхотепа. Ведь доставленный им карлик был лишь вторым, после пойманного Баурджедом! Не забывай, что в его гробнице, которую я осматривал у Мемфиса, на стенах были изображены кушиты, - жрец замолчал, видя, как сильно печалят его доводы Уну. Поправив свое одеяние из шкуры леопарда, будто черпая из нее решимость, он подвел черту в своих доводах:
– Образ, запечатленный древним скульптором в статуэтке, которую дал тебе ханаанеец, и той, которую я видел в мемфисской гробнице, ты и сейчас можешь увидеть почти в каждом стигийском доме и даже, по слухам, на росписях в спальне Владыки Обеих Земель. Да, изображение за сотни лет изменились, но суть осталась та же.
Он подошел к своему столику и достал из ящичка небольшой амулет. Приблизившись к Уне, он вытянул раскрытую руку и князь воскликнул, удивленно:
– Так это Бэс! Ты хочешь сказать, что он — божество кушитов?
– Почему нет? - Мерикар пожал плечами, - Пантеон наших богов значительно расширился после установления единоличной власти над Обеими Землями. Не забывай, что в каждом номе есть свое божество-покровитель. В Фивах это Амон, в Мемфисе — Пта, в Дендерах- Хатхор...Даже проклятый Сэт находит почитателей среди чужеземцев в Аварисе. Я думаю, что стремясь подражать Владыке, сначала аристократия Элефантины, а вслед за ними и простолюдины стали делать себе подобные изображения. Я слышал, что крестьяне относятся к изображению Бэса, как к домашнему коту и верят, что он отпугивает мышей от амбаров, - он хохотнул, - А ты - Пунт, Пунт...
Уна грустно улыбнулся:
– Что ж, пойду расскажу Арваду, что статуэтка его предка годится только для отпугивания крыс в чреве его корабля. Прощай, Мерикар!
– Постой! - жрец взял Уну за руку, - Этот Арвад...Ханаанейцы также отважны, как и изворотливы. Я призываю тебя быть осторожней с ним. Возвращайся в Мемфис и позаботься о наследии своих предков. Люди ждут тебя. Пунт подождет.
Он крепко обнял за плечи молодого князя:
– Ночные Фивы в преддверии празднества Амона не самое спокойное место. Я буду молиться за тебя. Ступай.
Он смотрел вслед уходящему Уне до тех пор, пока тот не растворился в душном сумраке улиц спящей столицы. Чем скорее князь покинет Фивы, тем лучше для него. Рассказ князя о том, что ханаанейца подослал какой-то доброжелатель, одновременно и испугал, и озадачил Мерикара. Он слишком хорошо знал скрытую, полную интриг и заговоров жизнь столицы, чтобы понимать, что лишь один человек может бросить вызов Сенеферу и, если он оказывает помощь, то обязательно что-нибудь потребует взамен. Как бы эта плата не оказалась для Уны последней...
Мерикар вернулся в свою комнату в храме и услало опустился в кресло из плетеного тростника. Подготовка к празднеству Амона отнимала у него много сил. Разлив Нила принес крестьянам долгожданное отдохновение от трудов и столицу наводнили многочисленные гости, страждущие бесплатного угощения. Вдоль берега великой реки в ожидании наплыва зрителей путешествия статуи Амона из своего дома в Карнаке на божественной ладье уже располагались многочисленные палатки торговцев, а воры и проститутки готовились знатно поживиться содержимым сум нетрезвых почитателей главного божества Фив. Это людское море вызывало у жреца противоречивые чувства. В момент, когда толпа осаждала двери храма, чтобы увидеть, как Владыка войдет в святилище, чтобы остаться там до рассвета, он вновь вспоминал, какой ужас испытал в Мемфисе, когда обезумевшая толпа громила город, не пощадив даже Дом Пта. Бежав в Фивы, он начал новую жизнь, но никогда не оставлял мечты вернуться в город своих предков, корил себя за трусость и втайне надеялся вымолить прощение за то, что поддался страху перед людьми, переселив страх перед богами.
Дружба с мемфисским номархом подарила ему возможность искупления. Внушая молодому и горячему князю мысль о том, что его статус налагает на него огромную ответственность за жизни тысяч людей, боготворивших его, он удерживал Уну от опрометчивых поступков и не раз помогал с честью выйти из затруднительного положения, в которое прямолинейный и честный князь попадал в насквозь прогнившем мире столичной аристократии. До некоторых пор ему удавалось держать Уну как можно дальше от двора, где заправлял этот ненавистный полукровка, Сенефер...
Мерикар плотней запахнулся в свое леопардовое одеяние жреца. При мысли о том, что может произойти, его бросало в дрожь. Еще немного и казначей бога может возомнить себя могущественней юного Владыки. Его наемники, которых он старательно размещал в ключевых крепостях по всей Стигии, от Дельты до Элефантины, представляли собой грозную силу. В том, что фиванская знать, в основной своей массе существующая на подачки этого полукушита и купившая должности при его протекции, склонит голову перед ним, он даже не сомневался. Как бы это празднество Амона не оказалось для юного Владыки последним...
Его мрачные размышления прервал молодой служка храма, который приблизившись, почтительно протянул жрецу свиток, скрепленный печатью Дома Владыки. У Мерикара тревожно забилось сердце. Развернув дрожащими руками папирус, он прочел послание, и, выронив свиток из рук, со стоном обмяк в кресле. Острая боль пронзила старое, израненное потрясениями долгой жизни сердце. Вой шакала становился все громче и, наконец, Мерикар полностью растворился в нем, отправляясь в Страну Мертвых. Юный служка, пораженный скоротечностью произошедшего, подошел к телу главного жреца и, убедившись, что старик действительно мертв, подобрал лежавший свиток, на котором было написано старыми письменами, известными только жрецам: «Голубки улетели». Недоуменно пожав плечами, служка убрал свиток в складки одеяния и выбежал из комнаты, оглашая ночной храм громкими криками о помощи.
Автор: Дарий 3.5.2018, 11:55
Попрощавшись с Мерикаром, Уна миновал скромные дома, сложенные из глиняных кирпичей, служившие местом обитания храмовой прислуги, и едва не столкнулся в темном проулке с молодым жрецом, спешившим куда-то по своим делам. Служка пробормотал извинения и быстрым шагом отправился дальше, крепко прижимая к груди кожаный чехол, в котором переносили ценные свитки. Не иначе, позднее послание Мерикару. Тревожное чувство стиснуло грудь, но молодой князь отогнал его, списав на усталость. Утром он отбывает Мемфис...
Празднование в честь Амона и дня восшествия на престол царя ввергло Фивы в бессонную ночь и Уна оценил это сполна, выйдя на главную улицу. Многочисленные попрошайки, покрытые струпьями и язвами, протягивали руки, кривили страшные, изъеденные оспой лица и трясли пыльными чашами, кляня скупость равнодушных прохожих и призывая гнев Сэта на их головы. Подвыпившие наемники в обнимку с местными жрицами любви, которых Одноглазый Пиопи отпустил в город, рассчитывая увеличить наживу, отчаянно препирались с торговцами, требуя дармового пойла и громко рассказывали о своих сомнительных подвигах. То тут, то там возникали стихийные драки с матросами, которых легко было узнать по одежде из грубой сетки с заплаткой из кожи на спине, спасавшей их при гребле от палящего африканского солнца. Приехавшие крестьяне бойко раскупали нехитрую пищу простолюдинов — хлеб, лук, бобы и рыбу, втайне надеясь оказаться среди тех счастливцев, которым повезет угостится вином, по обычаю выставляемому Владыкой в честь Амона. Иногда некоторые из них имели несчастье попасться под горячую руку меджаям — ливийским наемникам, следившими за порядком, которые опасаясь вступать в конфликт с буйными данаями, от души вымещали злость на натруженных спинах земледельцев. Уна внимательно следил за тем, чтобы в толпе не лишиться своего ценного груза, покоящегося в походной суме. Мастерство фиванских воров было известно во всей Стигии и он не хотел собственным примером подтвердить их репутацию. Он добрался до перекрестка и свернул на темную улицу, выходившую к кварталу, застроенному домами вельмож и писцов средней руки, где находился и его одноэтажный дом, в котором он останавливался во время пребывания в столице. Он тихо следовал мимо спящих домов, выходивших на улицу глухой, без окон стеной. Ночной стражи нигде не было видно и князь подумал, что припозднившиеся прохожие сильно рисковали получить на свою голову неприятности, столкнувшись с падкими на легкую добычу обитателями фиванского дна. Окружающие дома, большей частью пустующие, просто источали безразличие и в случае беды помощи было ждать неоткуда...
Уже предвкушая скорое сонное забытье, Уна ускорил шаг, но вдруг услышал женские рыдания, мольбы и издевательский гогот, перемежаемый скабрезными ругательствами на языке ливийцев. Прямо за углом, рядом с полуразрушенным пожаром зданием, три меджая окружили маленькую, совсем еще ребенка девушку и тыкали в нее наконечниками копий, медленно срезая остатки одежды и без того превратившейся в лохмотья. Девушка закрылась руками и сидела, поджав ноги, тихо всхлипывая, и лишь непроизвольно вздрагивала, когда ее тела касались наконечники копий, оставляя порезы. Похожая на маленького котенка в окружении бродячих псов, она уже рассталась с надеждой разжалобить своих мучителей. Воины в шлемах из дубленой шкуры антилопы живо обсуждали, азартно переругиваясь, кто будет тем селезнем, который первым вскочит на маленькую стигийскую уточку...
Один из ливийцев, пошатываясь, запрокинул голову и стал жадно глотать пиво из кувшина, отступая нетвердым шагом назад, пока внезапно не был остановлен чье-то твердой рукой и бесцеремонно повернут вокруг своей оси. Помянув Сэта, он оперся на копье и всмотрелся в лицо того, кто осмелился нарушить его ночную забаву. Встретившись с холодным взглядом блестящих черных глаз статного юноши, взиравшего на него, как на шелудивого пса, он отступил немного назад и выронил кувшин. Громкий звук заставил обернуться двух других стражников, у одного из которых в руках была булава, символ его власти. Девушка что-то шептала, свернувшись на земле и избегая смотреть в сторону меджаев. Уна чувствовал тяжелый запах алкоголя, к которому примешивался дух раздражения и нарождающейся ярости. Запах страха...
После некоторого замешательства, стражники поняли, что Уна один и осмелев, приблизились к нему. Командир, высокий ливиец с обезображенным шрамом лицом, оценивающе разглядывал дерзкого незнакомца. К изнеженным обитателям столицы, давно превратившихся в жалкое подобие своих славных предков, он относился с едва скрываемым презрением. Встретить в Фивах настоящего воина было практически невозможно. Поэтому ливиец с удивлением смотрел на статного юношу, замершего в отдалении, будто дикий пустынный кот, готовый к прыжку. В его сердце зашевелились и распустили щупальца древние страхи, когда он видел блеск глаз путника, словно отблески луны на страшных изогнутых «хепеш скиматарах», мечах древних стигийских воинов, громивших грозных хеттов и тысячами приводивших из Ливии и Нубии «живых убитых». Однако, будучи навеселе и стараясь не показать перед подчиненными своего все более укреплявшегося страха, он указал булавой на князя и грубо спросил:
– Кто ты такой, что посмел прикоснуться к меджаю? Отвечай!
Уна понимал, что схватка с ливийской стражей может быть опасна. Они совсем потеряли голову от безнаказанности, пользуясь покровительством Сенефера. Но оставить девушку на поругание пьяным наемникам он тоже не мог. Да, это всего лишь простолюдинка. Но сейчас она была для него самой Стигией, безжалостно унижаемой и насилуемой ордами наемников. Он с грустью подумал, что Мерикар явно не одобрил бы его шаг. Он даже на миг увидел лицо старого жреца, укоризненно качающегося головой и будто говорившего ему: «Ты князь Мемфиса. Его будущее неразрывно связано с твоей жизнью. Не позволяй безрассудству и ложной гордыне овладеть тобой». Прости, старый друг, видимо, я плохой ученик...Знать ливийцам о том, с кем они разговаривают, совсем необязательно. Иначе Сенефер непременно представит случившееся в выгодном для себя свете. А Уна был полон решимости наказать зарвавшихся меджаев.
– Меджаи? - Уна сделал вид, что удивленно рассматривает стражников, - Я вижу лишь бешеных собак, которые выбрали единственную добычу, доступную их гнилым зубам. Может, сами разбежитесь, поджав хвосты или вас сопроводить пинками?
Стоявший к нему ближе всех стражник взревел и попытался проткнуть его грудь копьем. Князь развернулся боком и, перехватив древко, нанес страшный встречный удар кулаком, ломая гортань ливийца. Тот упал, хватаясь за горло и хрипя. Перекинув копье в правую руку, Уна метнул его в ринувшегося на помощь товарищу стражника, стоявшего рядом с командиром. Пробив незащищенную грудь, копье отбросило его назад, к ногам стигийки, которая, вскрикнула при виде истекающего кровью тела. В следующий момент безоружный князь уже уклонялся от яростных выпадов булавы, которые на него обрушил командир меджаев. Это был опытный воин, но размеренная жизнь столицы и излишества, которым он предавался, плохо сказались на его боевых навыках. Издеваться над припозднившимися пьянчугами и превращать в кровавое месиво спины торговцев, осмелившихся вступиться за свой товар, оказалось много сложнее, чем схватиться с молодым, подготовленным ветеранами мемфисской гвардии воином. Меджай уже чувствовал, как слабеют руки, а дыхание становится все тяжелей. Уна, видя, что противник выбился из сил, перехватил его руку с занесенной булавой, вывернул ее и, выхватив оружие из практически онемевшей кисти, нанес удар по затылку ливийца. Тот рухнул, не издав ни единого звука.
Уна огляделся. Меджай с перебитым горлом затих. Маленькая стигийка, когда он подошел к ней, попыталась отползти, но, упершись в стену, замерла, покорно ожидая своей участи. Большие миндалевидные глаза, подведенные колх, краской из сажи, смотрели на него с благоговейным ужасом. Князь протянул ей руку и осторожно взяв ее за изящную кисть, покорно протянутую навстречу, помог подняться. Ее трясло. Уна достал из сумки статуэтку Бэса и развернув ее, протянул девушке ткань, в которую была завернута статуэтка карлика. Та схватила ее и, прикрыв наготу груди, с благодарностью посмотрела на Уну. Повесив сумку на плечо, Уна сказал как можно более мягко:
– Пойдем. Мой дом неподалеку. Там ты сможешь придти в себя. Как тебя зовут?
Стигийка стояла, закрыв глаза и опустив голову, и лишь нервное подрагивание рук выдавало ее напряжение. Уна развернулся и неспешно пошел вдоль безмолвных домов. Девушка, почувствовав, что осталась одна, открыла глаза и прошептала, глядя в спину уходящему князю:
– Меня зовут Ти, господин...
Автор: Виктор К. 23.5.2018, 11:38
Дарий, а это самое начало произведения? Оно так и начинается - с диалога?
Вот тут в начале не совсем понятно, кто что говорит.
Отерев капельки пота, молодой человек, которого жрец назвал Уной, внезапно ощутил легкий ветерок, который подобно игривой змейке кружил между колоннами погруженного в тишину храма. Великий Амон, как хорошо…Он широко улыбнулся:
- Такое превосходное пиво могут варить только здесь, в Фивах. Не иначе, сама Менкет раскрыла его секрет жрецам храма. Как вспомню то кушитское пойло…Что говорят в Великом Доме, Мерикар? - жрец принял кувшин из рук гостя и поставил на небольшой столик, на котором лежали листы папируса, небольшие храмовые печати и сверток из грубой мешковины, принесенный Уной.
"жрец принял кувшин" надо с новой строки начать, это же не слова автора. Иначе вопрос "Что говорят в Великом Доме, Мерикар?" можно ошибочно отнести не к тому персонажу.
Автор: Дарий 23.5.2018, 12:41
Добрый день. Да, это первые четыре главы. Я не отредактировал общее название. И, действительно, первая глава начинается с диалога. Почему-то внутренне пришел к такому решению. Если Вас заинтересовало, выкладываю пятую главу отдельно.
Автор: Дарий 23.5.2018, 12:43
Ти ускорила шаг и, нервно оглядываясь, нагнала Уну на перекрестке, с которого он свернул, чтобы вырвать ее из рук ливийской стражи. Подойдя к нему, она замерла в нерешительности и внутренне задрожала, когда князь с мягкой улыбкой вновь протянул ей руку:
- Я рад, что ты все же решилась принять мое приглашение. Утром мои слуги проводят тебя туда, куда скажешь. А пока позволь мне считать тебя моей гостьей.
Ти робко подала свою маленькую изящную ладошку князю, поразившись тому, с какой осторожностью твердые, как эбеновое дерево, пальцы князя, сжали ее кисть. Они еще некоторое время шли по ночной улице некогда процветавшего квартала писцов и чиновников и, наконец, остановились у лестницы, ведущей к дверям массивного одноэтажного здания. Уна нетерпеливо и требовательно постучал в украшенные затейливой резьбой створки, видя, как Ти зябко путается в полотно, ранее скрывавшее уродливое тельце карлика Бэса. Изнутри дома послышался шум приближающихся к двери торопливых шагов и на мгновение повисла напряженная тишина. Видимо, кто-то внимательно изучал поздних гостей в скрытое смотровое окошко. Затем послышался приглушенный радостный возглас, двери распахнулись и на пороге возник приземистый, пожилой стигиец с глиняным светильником, ворчливо причитавший:
- Господин, не жалеете Вы старого Хусебека. Я всегда говорил, что в Фивах легче предстать перед Осирисом, чем преклонить колени перед Амоном. Ужасный, ужасный город! Хвала Пта, утром мы наконец-то отправимся в милый моему сердцу Мемфис. Я уже собрал весь наш скарб, а Вас все нет и нет…Я, конечно, понимаю, что мудрый Мерикар для Вас дороже, чем никчемный Хусебек, но Ваш Отец…
Уна, смеясь, обнял ворчуна:
- Полно, полно, Хусебек! Не хочешь же ты своим брюзжанием отпугнуть гостью, оказавшую нам честь своим неожиданным визитом?
Князь посторонился и Хусебек смог разглядеть маленькую Ти, робко стоящую у порога, не решаясь войти. Охнув, слуга суетливо приобнял девушку за плечи и запричитал вновь, одновременно подталкивая в приемный зал:
- Проходите, проходите…Бедняжка, ты вся дрожишь.
От его поспешных движений часть полотна спала с тела девушки и Хусебек замер, увидев кое-где кровоточащие порезы, нанесенные кончиками копий пьяных меджаев. В следующий момент его лицо приняло сосредоточенное выражение и он, осторожно взяв девушку под локоть, сказал почти отеческим тоном:
- Пойдем. Мне нужно осмотреть и обработать твои раны. Не бойся. Мои волшебные масла быстро изгонят дух боли из твоего тела, клянусь Тотом. Ты не голодна? У нас есть чудесные финики и нежнейшее мясо утки. Это восстановит твои силы.
Они медленно двинулись к дверям, ведущим в следующий, центральный, зал, где обычно располагалась жаровня. Когда Ти и Хусебек скрылись за разукрашенными дверями, из-за которых пахнуло теплом, князь устало опустился на плетеный стул рядом с вырезанным из акации столиком и закрыл глаза. С момента прощания с Мерикаром его не покидало какое-то тревожное чувство. Он достал из сумки ушебти, подаренную старым жрецом и стал задумчиво вертеть ее в руках. На позолоченной древесине был вырезан текст заклинания, призванный привязать фигурку к умершему в загробном мире:
«О ты, ушебти! Если умершему Мерикару потребуются возделанные поля, вода из шадуфа или доставить песок с востока на запад, ты должен сказать: «Я здесь!»
Старый мудрый друг и наставник…Уне на миг показалось, что Мерикар рядом с ним. И это чувство было настолько сильным, что он встал и обернулся к входным дверям, которые Хусебек в спешке так и не закрыл. Ночной ветерок легко коснулся лица князя, поиграл с пламенем оставленного слугой светильника и, скользнув по глиняному полу, исчез за порогом, растворившись в темной фиванской ночи. Уна закрыл двери на засов и направился в зал, где Хусебек должен был расположить Ти. Он нашел ее на встроенном в стену диване, спящую с поджатыми ногами, рядом с нетронутыми фруктами и кусочками утиного мяса, удобно лежавшими в мисках из красно-коричневой нильской глины на маленьком столике для гостей. Он подошел и присел рядом с ней, всматриваясь в спокойное, умиротворенное лицо. Она была похожа на маленькую девочку, которую смертельно напугал мир жестоких взрослых людей, посеяв зерна страха и недоверия даже перед лучшими его представителями. Уна искреннее надеялся, что не навсегда…
Он заботливо поправил одеяло. Раны на плече блестели от мазей, которыми их щедро обработал Хусебек. Ти во сне заплакала. Бесшумно подошедший слуга прошептал:
- Оставьте ее, господин. Пусть поспит. Я обработал ее раны мазями наших мемфисских жрецов. Боги, кто мог сотворить подобное с нечастной девочкой?
Уна смотрел на катящиеся по щекам девушки слезинки. В его душе вновь закипел гнев, и он сухо ответил:
- Меджаи.
Хусебек задрожал от негодования:
- О, у этих негодяев не осталось ничего святого. Неужели…?
Уна отрицательно покачал головой:
- Нет. Богам было угодно, чтобы я наказал псов до того, как они вонзили в нее свои клыки.
Глаза Хусебека расширились от страха:
- Вы их…Но…Убить меджая…
Он замолчал, не в силах продолжать. Уна, видя, как расстроен верный слуга, успокаивающе положил ему руку на плечо:
- Не волнуйся. Если бы мне пришлось вновь сделать то, что сделано, я бы не сомневался. Утром мы отбываем в Мемфис. Амон переживет наше отсутствие. Кроме меня и Ти, никто не знает о том, что случилось. И я сомневаюсь, что прихвостни Сенефера отвлекутся от празднеств…Скорее, спишут на пьяную драку. Так что, - Уна похлопал слугу по плечу, - сейчас спать. Утром проводим Ти, куда она попросит и домой. В Фивах мне даже дышать тяжело…
Князь отправился в свою спальню, где практически рухнул на кровать из переплетённых полосок кожи и, подложив под голову тюфяк, провалился в забытье. Ему снился странный сон. Будто из ушебти, подаренной Мерикаром, вылетело две голубки, белая и черная, одна из которых полетела на запад, а другая на север. Затем он, тонущий, оказался посреди бушующего моря. Судорожно борясь с жесткими громадами волн, он чувствовал, что силы покидают его. И когда, уже обессиленный, он отдался их безжалостной воле, издалека раздался голос Хусебека, вначале слабый, но звучащий все сильней и сильней и, наконец, ставший подобным раскатам грома:
- Господин, проснитесь же, господин…
Уна с усилием открыл глаза и сквозь пелену увидел тревожный взгляд слуги:
- Что случилось? Уже утро?
Губы Хусебека дрожали:
- Снаружи стража царского дворца. Они говорят, что Вас призывают в Великий Дом.
Маленькая Ти, стоявшая рядом, смотрела на князя глазами, полными слез…
Автор: Виктор К. 23.5.2018, 13:06
Вы, конечно, выкладывайте, но я быстро читать не умею 
Еще бы хотел добавить по поводу прямой речи.
Уна задумчиво потер подбородок:
Уна примирительно поднял руки:
Мерикар сдержанно кивнул, хотя сердце забилось от нахлынувших воспоминаний:
Я бы в этих предложениях поставил точку. У вас двоеточие вводит прямую речь, но обычно она вводится не жестом, как сделали вы, а глаголами речи: "сказал", "спросил", "ответил", и т. д
И в самом начале я бы вставил небольшой описательный фрагмент. Иначе возникает ощущение, что с середины книгу открыл.
Автор: Дарий 23.5.2018, 13:08
Спасибо. Учту. Матчасть хромает 
Автор: Виктор К. 24.5.2018, 16:18
Уна - наследственный князь Мемфиса, древней столицы Египта.
А вы уверены, что к царственной особе Древнего Египта применим титул "князь"? У вас, конечно, фэнтези, особой ошибки тут нет, но все равно подумайте.
Все еще помнят печальную участь Яхмоса…, - он содрогнулся.
"Содрогнулся" - это скорее внутреннее состояние человека, а вы подаете картинку от лица Уны. Уна не может знать эмоций собеседника, разве что догадываться о них. Уместнее было бы написать:
"его передернуло". Мне кажется, вы это и имели ввиду.
- Я планирую отправиться утром. Пока мои спутники отправились в лупанарии Одноглазого Пиопи на Ниле.
Здесь предложения не согласованы, во втором нужно использовать незавершенное время. Ведь Уна собирается куда-то идти, пока его спутники что-то там делают. Например: "пока мои спутники посещают лупанарии". И глагол "планировать" звучит слишком современно, лучше использовать синоним.
Мерикар в изумлении и испуге смотрел на молодого человека, не в силах произнести ни слова. И вдруг почти прокричал дрожащим голосом:
Я бы "дрожащим голосом" удалил. "И вдруг почти прокричал:" оставит читателю некоторую долю фантазии. Тем более, что вы уже уточнили про изумление и испуг Мерикара. Но не принципиально.
А когда Его Величество пожелал, чтобы...
Вы снова используете практически современный термин и теряете частичку древнего колорита. Ведь там были какие-то свои обращения. Какие-нибудь "несу-бити", "небти"... Используйте их, и текст заиграет новыми красками.
Уна подошел к свертку из грубой ткани, который спокойно лежал на маленьком столике Мерикара.
На самом деле Уна подошел к столу, на котором лежал сверток.
- Помнишь, когда я был совсем мальчиком, ты рассказывал о том, как однажды осматривал какую-то гробницу, которую случайно нашли бродяги?
Слишком сложная конструкция для разговора. Как вариант:
- Помнишь, когда я был совсем мальчиком, ты рассказывал про случайно обнаруженную бродягами гробницу?
- Какой-то бродяга провалился в узкий лаз, внезапно открывшийся в песках, и его приятель бросился в город за помощью. Он, крича, бегал по улицам, пока стража не задержала его и не привела ко мне, думая, что он сошел с ума.
Как-то очень трудно читается. Я бы описал эту сцену так:
- Какой-то бродяга провалился в песках, как оказалось, в потайную гробницу (или "в ту самую гробницу", если оба собеседника понимают, о какой гробнице речь). Приятель бросился в город за помощью, но пока носился с воплями по улицам, пытаясь уговорить стражу помочь им, его друг лишился разума.
Уна осторожно развернул ткань и, взяв в руки небольшое скульптурное изображение, спросил:
- Ты такое изображение видел?
Повторы - два раза "изображение". "Непропорциональным" в вашем случае пишется слитно.
Сколько из них исчезло без следа
По-моему лучше звучит "сколько их"
грустным осознанием неудовлетворенности собой у последней черты.
Почему бы не ограничиться "грустным осознанием неудовлетворенности"?
"Собой", " у последней черты" мне тут кажутся лишними.
[i]- Ты не виноват. Эти призраки…, - он посмотрел на злорадное лицо бородатого карлика, который, словно в издевке, смотрел на него, высунув длинный язык. Не выдержав, отвел взгляд. Уна поспешно убрал статуэтку карлика в сумку и с тревогой посмотрел на старого жреца:
Тут все понятно, просто повторы.
Сказал лишь, что я сам все узнаю, когда придет время. Когда мы подошли к носу корабля, я увидел, что его украшает голова какого-то странного существа. Я спросил Арвада, кто или что это….
Уна замолчал, увидев, что Мерикар сидит, закрыв глаза. Казалось, он тихо дремлет, но князь понял, что он внимательно слушает каждое его слово.
- Продолжай, - тихо попросил старик.
- Ханаанеец пригласил меня к себе и показал статуэтку, которую ты видел. Он сказал, что веками представители его народа украшали свои суда изображениями этого карлика. По легенде, он защищает дом и приносит удачу. А для ханаанейцев их корабли и есть дом…Вот уже сотни лет этот карлик сопровождает их в дальних странствиях. Откуда пришел этот обычай и само изображение карлика, Арвад не знал. Но сказал лишь, что в его семье есть предание о том, что эту статуэтку привез из далекой страны предок семьи Арвада. Он сказал, что в древности, в Стигии, ее называли Пунт, страна Богов. Тот, кто достигнет ее, будет настолько богат, что все сокровища мира покажутся песчинкой. Он также сказал,...
[/i]
Из-за обилия "сказал" фрагмент воспринимается однообразным. Лучше поменяйте глаголы речи. И вот что еще я подумал. Начать с диалога, конечно, не возбраняется, но почему бы не придумать сценку про того бродягу, который провалился в разлом, в древнюю гробницу. Пускай там походит, что-то увидит и тронется умом. А потом в разговоре Мерикара и Уны эта сцена упоминается. Она вроде сюжетообразующая.
Автор: Виктор К. 28.5.2018, 13:00
Его статуэтка всего лишь изображает представителя маленького народа, которых доставляли для увеселения царей в древние времена из джунглей Куша номархи Элефантины.
Несогласованные части предложения
Поправив свое одеяние из шкуры леопарда, будто черпая из нее решимость,
.... будто она придавала ему решимости...
– Что ж, пойду расскажу Арваду, что статуэтка его предка годится только для отпугивания крыс в чреве его корабля.
В разговоре обычно такие высокопарные обороты не используют. Самое простое и лаконичное сказать "в трюме".
и честный князь попадал в насквозь прогнившем мире столичной аристократии. ... Острая боль пронзила старое, израненное потрясениями долгой жизни сердце.
Излишне яркий эмоциональный окрас
Мерикар плотней запахнулся в свое леопардовое одеяние жреца.
"Свое" - лишняя подробность.
Окружающие дома, большей частью пустующие, просто источали безразличие
Источать - это пахнуть, лить, выделять. По-моему, неудачное сравнение.
Встретившись с холодным взглядом блестящих черных глаз статного юноши,
Командир отряда не станет отмечать такую подробность, как статность (это уже авторское видение), а вы подаете вид "из его глаз".
Перекинув копье в правую руку, Уна метнул его в ринувшегося на помощь товарищу стражника, стоявшего рядом с командиром. Пробив незащищенную грудь, копье отбросило его назад, к ногам стигийки, которая, вскрикнула при виде истекающего кровью тела.
Непонятно, отбросило командира или рядового стражника. Нет, кончено, я пронял, о ком вы, но построено предложение неудачно.
Издеваться над припозднившимися пьянчугами и превращать в кровавое месиво спины торговцев, осмелившихся вступиться за свой товар, оказалось много сложнее, чем схватиться с молодым, подготовленным ветеранами мемфисской гвардии воином.
Наоборот - много проще.
И еще у вас местоимение "который" прям паразит какой-то!
Автор: Алексей2014 28.5.2018, 13:22
С прочими замечаниями согласен.
Автор: Дарий 28.5.2018, 13:54
Огромное спасибо за замечания и комментарии! Очень рад, что история вызывает интерес. Обещаю, что все замечания и предложения непременно приму к сведению и внесу коррективы. Особенно в части слов - паразитов и т.п огрехов дилетанта.
Автор: Виктор К. 29.5.2018, 8:53
Та схватила ее и, прикрыв наготу груди,
Не надо уточнять.
Девушка, почувствовав, что осталась одна, открыла глаза и прошептала, глядя в спину уходящему князю:
– Меня зовут Ти, господин...
Здесь вы подали "картинку" от лица девушки. Обычно это считается ошибкой. Взялись писать от лица Уны, через его "глаза" и подавайте сюжет. И еще непонятна мотивация Уны, приютившего девочку. Надо бы как-то этот момент раскрыть.
Они еще некоторое время шли по ночной улице некогда процветавшего квартала писцов и чиновников и, наконец, остановились у лестницы, ведущей к дверям массивного одноэтажного здания.
Когда наречие "наконец" используется как итог перечислений, в смысле "в конечном счете", его не нужно выделять запятыми. В данном случае оно не является вводным словом, а выступает обстоятельством. У вас одна и та же ошибка раз пять встречается. Не только в этом месте.
Изнутри дома послышался шум приближающихся к двери торопливых шагов и на мгновение повисла напряженная тишина.
Может быть написать, "за дверью раздались шаги"? Так проще и лаконичнее.
Затем послышался приглушенный радостный возглас, двери распахнулись и на пороге возник приземистый, пожилой стигиец с глиняным светильником, ворчливо причитавший:
- Господин, не жалеете Вы старого Хусебека. Я всегда говорил, что в Фивах легче
Лучше, на мой взгляд, вот так:
Затем послышался приглушенный радостный возглас, двери распахнулись и на пороге возник приземистый, пожилой стигиец с глиняным светильником.
- Господин, не жалеете Вы старого Хусебека, - проворчал он. - Я всегда говорил, что в Фивах легче...
Мерикар для Вас дороже, чем никчемный Хусебек, но Ваш Отец…
"Вас, Ваш" здесь лучше со строчной буквы писать.
Уна закрыл двери на засов и направился в зал, где Хусебек должен был расположить (оставить, уложить. Выбирайте на свой вкус!)Ти.
Он подошел и присел рядом с ней, всматриваясь в спокойное, умиротворенное лицо.
Надеюсь, не был слишком категоричен. Жду продолжения истории 
Автор: Виктор К. 29.5.2018, 10:49
Та схватила ее и, прикрыв наготу груди,
Не надо уточнять.
Девушка, почувствовав, что осталась одна, открыла глаза и прошептала, глядя в спину уходящему князю:
– Меня зовут Ти, господин...
Здесь вы подали "картинку" от лица девушки. Обычно это считается ошибкой. Взялись писать от лица Уны, через его "глаза" и подавайте сюжет. И еще непонятна мотивация Уны, приютившего девочку. Надо бы как-то этот момент раскрыть.
Они еще некоторое время шли по ночной улице некогда процветавшего квартала писцов и чиновников и, наконец, остановились у лестницы, ведущей к дверям массивного одноэтажного здания.
Когда наречие "наконец" используется как итог перечислений, в смысле "в конечном счете", его не нужно выделять запятыми. В данном случае оно не является вводным словом, а выступает обстоятельством. У вас одна и та же ошибка раз пять встречается. Не только в этом месте.
Изнутри дома послышался шум приближающихся к двери торопливых шагов и на мгновение повисла напряженная тишина.
Может быть написать, "за дверью раздались шаги"? Так проще и лаконичнее.
Затем послышался приглушенный радостный возглас, двери распахнулись и на пороге возник приземистый, пожилой стигиец с глиняным светильником, ворчливо причитавший:
- Господин, не жалеете Вы старого Хусебека. Я всегда говорил, что в Фивах легче
Лучше, на мой взгляд, вот так:
Затем послышался приглушенный радостный возглас, двери распахнулись и на пороге возник приземистый, пожилой стигиец с глиняным светильником.
- Господин, не жалеете Вы старого Хусебека, - проворчал он. - Я всегда говорил, что в Фивах легче...
Мерикар для Вас дороже, чем никчемный Хусебек, но Ваш Отец…
"Вас, Ваш" здесь лучше со строчной буквы писать.
Уна закрыл двери на засов и направился в зал, где Хусебек должен был расположить (оставить, уложить. Выбирайте на свой вкус!)Ти.
Он подошел и присел рядом с ней, всматриваясь в спокойное, умиротворенное лицо.
Надеюсь, не был слишком категоричен. Жду продолжения истории
Автор: Дарий 27.6.2018, 14:06
Закрытый паланкин мерно раскачивался в такт уверенным шагам дюжих нубийских рабов-носильщиков. Уна, уже было начавший клевать носом на скамье, покрытой шкурой черного леопарда, вздрогнул и, с некоторым сожалением, протер глаза. Слева и справа от носилок важно вышагивали воины-стигийцы с копьями в руках. Метнувшийся к паланкину нищий был мгновенно отброшен безжалостным пинком и с обиженным визгом откатился в сторону. Гвардейцы все так же невозмутимо продолжили свой путь, не обращая внимание на боязливо отползающих в сторону собратьев по несчастью корчившегося в пыли попрошайки.
Уна вновь устало закрыл глаза. В памяти всплыло удивленное лицо маленькой Ти, когда, выйдя на улицу, они увидели четырех воинов гвардии, роскошный паланкин, огромных, черных, словно, кушитская ночь, нубийцев и поджарого пожилого воина, похожего на каменное изваяние. У князя похолодело внутри. В безмолвном визитере он признал ачета Хуни, «друга единственного» матери Владыки. Покрытая жилами, словно змеями, рука старика сжимала рукоять бронзового кинжала, инкрустированную слоновой костью, о мастерстве владения которым ходили легенды в Обеих Землях. Суровое лицо и худое, поджарое тело аскета приближенного вдовствующей царицы резко контрастировало с женоподобными вельможами из окружения ее сына, погрязших в роскоши и довольстве. Хуни шагнул им навстречу и произнес, глядя на князя пронзительными, подведенными черной краской, глазами:
- Уна-Амун, князь, судья и правитель Мемфиса, любимец Пта! Матерь Бога Уретхетес, одаренная жизнью, возлюбленная Хором, будет рада приветствовать Вас!
Он отступил в сторону и указал на паланкин, выжидательно глядя на Уну. Один из рабов тут же поставил небольшой приступок к стоящим на четырех ножках в форме лап льва носилках. Матерь Бога не приемлет отказов… Ти судорожно вцепилась в руку старого слуги. Почтительное обращение важного вельможи и грозный вид стражей повергли ее в изумление и испугали. Она смотрела на молодого князя, глазами, полными тревоги. Уна обернулся к Хусебеку и сказал, стараясь придать голосу спокойствие:
- Отведи ее туда, где она будет в безопасности. Если я не вернусь до начала Празднеств Амона, возвращайся в Мемфис один.
Он ободряюще улыбнулся Ти и та, отпустив руку Хусебека, стремительно бросилась к князю и крепко обняв за талию, положила голову ему на грудь. Ее плечи сотрясали рыдания. Уна робко погладил ее по блестящим черным волосам и, мягко отстранив от себя, сказал, глядя сверху вниз в прекрасные, блестящие от слез глаза:
- Прости, что не смогу проводить тебя лично, как обещал. Верный Хусебек все устроит наилучшим образом. Маленькой девушке стоит быть осторожной в больших Фивах!
Он шагнул к паланкину. Раб услужливо опустил занавеси и убрал приступок. Носилки вздрогнули и плавно взмыли вверх…
Крепкая рука осторожно, но сильно сжала его плечо. Уна открыл глаза. Хуни бесстрастно смотрел на него:
- Мы прибыли, князь. Приготовьтесь предстать перед Матерью Бога.
Уна в сопровождении ачета и четырех стражей направились к темнеющему входу в массивное здание, минуя обелиски и ряды сфинксов, которые подслеповато смотрели в вечность глазами, с которых уже давно сошла краска. С Нила пахнуло прохладой. Уна понял, что они находятся в личной резиденции матери Владыки. По слухам, вдовствующая царица редко покидала это место, предпочитая уединение столичной суете. Но сегодня особенный день…И, если Матерь Бога предпочла принять у себя номарха, а не отправится во дворец сына, произошло что-то действительно из ряда вон выходящее. Уна вдруг интуитивно осознал, что он стоит на пороге каких-то больших перемен в своей жизни и от этого понимания его бросило в холодный пот. Миновав широкий коридор, они вступили в большой зал с расписанными деревянными колонами и стенами, покрытыми фресками. На одном рисунке почивший царь был изображен в окружении семьи: жены, сына и двух дочерей. Уна знал, что сестры правящего Владыки носили титул «Невеста Бога» и в качестве жриц-девственниц проживали в Храме Амона. Вдовствующая царица всячески способствовала тому, чтобы их ряды пополняли девочки из наиболее знатных семей. Это вызывало недовольство Сенефера, который негодовал из-за отказа родителей девочек заключать браки с детьми его приближенных, таких же полукровок, как и он сам. «Невеста Бога» превращалась в табу, а немногочисленная фиванская родовая аристократия получала возможность сохранить свою чистоту стигийской крови. Мудрейшая…
Уна испытывал благоговейный трепет, когда преклонил колени перед пустующим троном, выложенным сотнями маленьких кусочков эбенового дерева и слоновой кости. Хуни безмолвно замер рядом. Наконец, послышались легкие шаги, пахнуло миррой и раздался тихий, но властный голос:
- Я рада видеть Вас, князь Жизни обеих Земель, и признательна, что приняли мое приглашение.
Автор: Дарий 5.7.2018, 9:51
Папирусная лодка резво несла погруженного в задумчивое молчание Уну прочь от обелисков и пилонов Фив. То, о чем поведала Уретхетес, заставило его без малейшего промедления покинуть славящую Амона и Владыку Обеих Земель столицу и пуститься в долгий путь, выполняя волю Матери Бога. Тайна, в которую он отныне посвящен, делала невыносимо долгими каждые мгновения, проведенные в бездействии на палубе корабля, державшего путь к Коптосу, откуда не так давно он отправился с караваном к берегу Красного моря в сопровождении ханаанейца Арвада. Князь вспомнил резко очерченное лицо финикийца, с которым он делил тяготы странствия по Великой Зелени, отбивался от диких азиатских кочевников у синайских каменоломен и с жаром обсуждал пунтийские легенды. Тогда казалось, что Арвад, возникший внезапно в его жизни, был послан самим Пта, радевшим о благополучии своего преданного сына. Так казалось до встречи с Матерью Бога…
Бесшумной тенью рядом с ним возник Хесур, писец, казначей царицы. Он перегнулся через фальшборт и его вырвало. Уна поморщился. Вместо просоленного морского волка из Библа его попутчиком стал пожилой чиновник, не умеющий обращаться ни с чем, кроме листа папируса и тростниковой палочки. Писец с трудом выпрямился и на трясущихся ногах подошел к князю. Его изможденное лицо выражало неподдельное страдание. Уна стало жаль старика, выступив на встречу, он поддержал его и усадил на плетеный стул, поддерживая голову. Старик благодарно взглянул на князя и сказал, едва шевеля побелевшими губами:
- Благодарю Вас, - он судорожно сглотнул, - я не думал, что путешествие будет настолько тяжелым. Сколько займет путь до Абидоса?
- Около двух недель - Уна с жалостью смотрел на страдальческое выражение лица Хесура. – В Вашем возрасте следует наслаждаться талантами служительниц Ихи в окружении аперу, а не подвергать себя лишениям на палубе судна, пропитанного потом гребцов.
Хесур облизнул пересохшие губы. Уна остановил пробегавшего матроса и приказал принести воды писцу. Тот исчез и через некоторое время появился с кувшином воды. Хесур смочил губы и сделал небольшой глоток, вылив остатки на свою голову, блестевшую в лучах яркого стигийского солнца. Матросы натянули на палубе небольшой навес из грубой ткани и поставили под ним грубую кровать, на которую бережно уложили бледного старика. Уна присел рядом.
- Отдохните. В Дендерах я могу оставить Вас на попечение жрецов храма Хатхор, иначе в Абидосе Вас будет встречать сам Упуаут. В сторону Фив сейчас идет много барж, и Вы сможете возвратиться на одной из них, как только наберетесь сил. Дорога к дельте – тяжелое испытание…
Хесур протестующе поднял руки:
- Не нужно князь! Я не дерзну вызвать гнев Матери Бога! Она осчастливила меня свои доверием и подвести ее означает покрыть позором мою семью. Я скорее предпочту умереть в пути, чем…
Князь встал и жестко посмотрел на упрямого старика:
- Решение за Вами. Но учтите, что от Дендер до Абидоса еще четыре дня пути. Если Вы…, - он замолчал, глядя на замершего писца, у которого дрожала нижняя губа от волнения, - я не смогу сохранить Ваше тело, чтобы вручить заботам жрецов храма Осириса. Вы должны знать это.
Князь развернулся и пошел к носу корабля, оставив Хесура в мучительных размышлениях. Он понимал, как настоящий стигиец, насколько страшно для старика оставить свою гробницу без мумии, без надежды на возрождение в лучшем мире. Но Нил – источник не только блага, но и тяжелых испытаний. Он тоже рисковал не выполнить поручение царицы, если забота о здоровье Хесура или его бездыханном теле вызовет хоть малейшее промедление. И старик должен понимать это. Так или иначе, самое ценное, что есть у казначея, это личное послание Матери Бога к жрецам храма Осириса. Без него с ним даже не станут разговаривать. Старик ему нужен живым. И только страх остаться без должного погребения может заставить его держаться из последних сил…
Последующие дни оправдали надежды Уны на благополучный исход путешествия для Хесура. Старик намного лучше переносил качку, его походка стала тверже. Он даже пытался записывать детали путешествия и настолько увлекся, что стал надоедать матросам расспросами. Чтобы старик не мешал команде, Уна был вынужден рассказать ему о своем путешествии с Арвадом в каменоломни за крышкой для Ларя живущего Владыки, и, к своему удивлению, обрел в лице старика благодарного слушателя, вдумчивого и внимательного. Когда их лодка вошла в гавань Абидоса, забитую до отказа баржами с камнем, многочисленными паломниками и погребальными судами с мумиями в позолоченных ящиках, старик упал духом. После визита в храм Осириса, где они получили от жрецов несколько ящиков со слитками серебра, о чем Хесур оставил соответствующую запись, скрепив ее печатью Матери Бога, они направились в одну из многочисленных таверн, густо усыпавших левый берег Нила. За кружкой местного пива Уна, успевший привязаться к старику, и старый чиновник, долго сидели молча, не решаясь говорить о том о предстоящем расставании. Наконец, глядя на снующих обывателей и извивающихся маленьких танцовщиц, тела которых прикрыты лишь ниткой бус и гирляндой цветов, выполнявших акробатические номера под аккомпанемент старого слепого арфиста, Хесур сказал, глядя прямо перед собой:
- Уна-Амун, я знаю, что Ваш путь лежит много дальше, чем Жизнь обеих земель. Туда, где я никогда не бывал и, видимо, не побываю. За то время, пока мы вместе следовали в Обитель Осириса, я много думал, - он замолчал и тяжело вздохнул. – Мой земной путь подходит к концу, Уна-Амун, но только сейчас я понял, как много я потерял, похоронив свою судьбу в тиши Дома жизни. Но теперь…, - он вскочил на ноги с неожиданной для его возраста легкостью, - У меня будто открылись глаза и выросли крылья!
Князь с удивлением и восторгом смотрел на писца. В Фивах на корабль взошел немощный чиновник, но в Абидосе на берег сошел полный сил и духа человек, которого язык не поворачивался назвать стариком. Уна невольно залюбовался им, радуясь перемене и втайне надеясь, что Хесур спросит его о том, о чем он сам не решался спросить. Казначей, немного смутившись, вновь присел на расстеленную ткань и взял в руки чашу с пивом, наполненную Уной. Затем тихо сказал:
- Мой путь был в одну сторону, Уна-Амун. Но не думайте, что Мать Бога настолько жестока, чтобы отправить старика в безвозвратное путешествие. Я сам умолял ее позволить именно мне следовать с Вами. Сказал, что хочу умереть и быть погребенным здесь, рядом с могилой Осириса.
Хесур залпом выпил пиво и продолжил, в ее голосе явно проступала решимость:
- Я знаю, Уна-Амун, что ваш путь не ограничится Мемфисом. Что Вы последуете дальше, много дальше…Не спрашивайте меня, откуда я это знаю. Стариковское сердце не обманешь. И я прошу Вас…Если я избежал встречи с Упуаутом, если Осирис еще не готов судить меня…Возьмите меня с собой! Вы дали мне крылья, Уна-Амун, так не обрубайте их! Когда я записывал Ваши рассказы, я чувствовал себя великом Хнумхотепом, вернувшимся из дальних странствий. Когда - нибудь, эти записи займут почетное место рядом с его отчетами в архиве Матери Бога!
Автор: Алексей2014 5.7.2018, 10:36
"Просоленный" как-то больше к "морскому" подходит, нет?
Автор: Дарий 5.7.2018, 12:19
Вы правы. Изменил.
Автор: Дарий 15.8.2018, 10:13
Спустя две недели после отплытия из Абидоса, судно Уны причалило к пристани Ассеута, города, с номархом которого, влиятельным вельможей Семерхетом, князь познакомился еще в юные годы. Хесур с удовольствием и восхищением взирал на заросли финиковых пальм и сикимор, ухоженные сады, в которых сгибались под тяжестью плодов гранатовые и персиковые деревья, поля колосящейся пшеницы и цветущего льна. Радушный хозяин принял гостей в шатре на берегу Нила, устроив в честь дорогих гостей целое представление под аккомпанемент тамбуринов и резво хлопающих в ладоши юных танцовщиц. Изысканное вино, сочные фиги, нежнейшее мясо молодых барашков, выложенные на тарелки из горного хрусталя и порфира, манили к себе усталых путешественников. Семерхет с улыбкой наблюдал, как Уна и его пожилой, но энергичный спутник, отдавали должное поистине царскому столу. День клонился к закату и, когда юные танцовщицы с поклоном удалились, раздались чарующие звуки арфы, и мягкий, бархатный голос запел древнюю песню, автор которой давно почил в безвестной гробнице, занесенной безжалостными песками времени:
«Весело проведи день, смажь свои ноздри, умасти их душистым маслом,
Возложи цветы лотоса на тело твоей возлюбленной.
Пусть музыка и пение звучат перед твоим лицом.
Оставь позади все зло и помни о радости, пока не наступит день,
Когда достигнешь гавани в той земле, что любит тишину.
Проведи день весело и не уставай; никто не унесет с собой свое добро;
Ничто уходящее не вернется к тебе».
Хесур, изрядно перебравший вина, сидел, понурив голову, что-то бормоча под нос. В уголках его глаз блестели слезы. А князь не мог отвести взгляд от девушки потрясающей красоты, в полупрозрачном наряде, облегающим точеную фигуру, стянутую на талии ярким кушаком. Воротник из бусинок закрывал переднюю часть тела от шеи до груди. Маленькие загорелые руки украшали браслеты из розового золота. Несмотря на небольшой рост, она выглядела истинно по – царски. Когда девушка закончила пение и поклонившись, удалилась, одарив Уну чуть игривым взглядом пронзительных зеленых глаз, Семерхет, довольный произведенным ошеломительным эффектом, наклонился к замершему князю и спросил:
- Уна-Амун, неужели ты не узнал мою возлюбленную сестру, Хенутанеб?
Князь с изумлением посмотрел на старого друга:
- Малышка Хенутанеб? Клянусь Девятью Богами, я не… - он замолчал, не в силах подобрать слова.
Принц произнес со странной интонацией в голосе:
- Сам Сенефер недавно посватал к ней своего сына, будучи наслышан о ее красоте. Так что скоро маленькая Хенутанеб станет одной из первых дам двора Владыки!
Хесур поднял голову и полубессознательно пробурчал:
- Бедняжка! Ублажать этого похотливого шакала в самом логове остервенелых полукровок…
Семерхет нахмурился и Уна поспешил защитить старика, нарушившего этикет гостя, обратившись к хозяину официальным тоном настолько громко, чтобы слышали все присутствующие:
- Простите его, Ваше Высочество. Он перебрал вашего чудесного вина, да и возраст, усталость от долгого путешествия…
Хесур протестующе заворчал и попытался встать, но ноги не держали его. Он завалился набок и через мгновение захрапел. Лицо принца смягчилось и он хлопнул в ладоши, подзывая слуг. Старого писца аккуратно положили на носилки и отнесли в тень специального шатра, где мирно спали другие участники пиршества, столь же невоздержанные в выпивке. Несколько нубийских рабов старательно обмахивали храпящих пьянчуг опахалами. Бедный Хесур…
Принц легко коснулся руки Уны и сказал шепотом, наклонившись к самому лицу князя:
- Я не в обиде на твоего друга. Признаться, я меньше всего хотел бы устроить судьбу моей обожаемой сестры подобным образом. Но ты же знаешь, насколько сейчас могущественен Сенефер! – он с горечью ударил кулаком по колену, - А ведь Хенутанеб с детства была влюблена в тебя! Но ты, как всегда, где-то странствовал в поисках своей Пунт. И что, принесли тебе счастье призраки Хнумхотепа?
Семерхет замолчал. Затем указал рукой на залитые золотом пшеничные поля и обширные виноградники и снова зашептал:
- Посмотри, Уна-Амун. Знаешь, каких усилий мне стоило сохранить мой ном? Какие жертвы пришлось принести в угоду фиванским деспотам, чтобы мой народ не испытал муки голода и лишений?
Уна слушал, опустив голову. Упреки друга были во многом справедливы. Принц был опытный дипломат. Во многом благодаря его мастерству придворных интриг и демонстрации лояльности всесильному Сенеферу, Ассеут оставался процветающим номом, избавленным от необходимости содержать наемников, которых Сенефер, словно цепных псов, расселял по всей Стигии. Пока Фивы ограничивались лишь собиранием налогов, которые были вполне по силам богатому Ассеуту. Но теперь…
Принц, отослав виночерпия, лично наполнил чашу и протянул ее Уне, как знак наивысшего расположения. Глядя ему прямо в глаза, Семерхет произнес:
- Я знаю, что произошло в Фивах. Минуешь проклятый Ахетатон, поклонись Гебу в Файюмском Лабиринте. Священные крокодилы укажут дорогу…
Уна вопросительно посмотрел на Семерхета. Тот ответил ему загадочной, грустной улыбкой:
- Не требуй объяснений, мой друг. Просто поверь мне. Боги уготовили тебе долгий путь, полный опасностей, но, это ты и так знаешь. Амон свидетель, наступают новые, грозные времена для Стигии. Змей уже источает яд в преисподней, а его слуги поднимают голову и скалят клыки…Пусть Великая Девятка хранит тебя!
Принц замолчал и вновь налил вина в чаши. Затем, после некоторого промедления, сказал:
- Я распорядился пополнить запасы воды и пищи на десять дней пути. При необходимости восполнишь недостаток в Медуме. Матерь Бога приказала оказывать тебе всемерную помощь и поддержку. И умоляю, будь осторожен! Добро и Зло очень часто меняется местами. А теперь пора отдохнуть. Узреть Ахетатон - испытание не только тела, но и души…
Автор: Алексей2014 15.8.2018, 10:45
Автор: Дарий 30.11.2018, 13:22
Когда жестоко страдающий от похмельной жажды Хесур очнулся от забытья, он первое время не мог понять, где находится. К горлу подкатывала тошнота, а в голове словно поселились несколько девушек с тамбуринами, с предельным старанием наполнявшими его виски пульсирующей болью. Старик повернулся набок и его вырвало. Воздух наполнился кислым смрадом, и он с глухим стоном вновь откинулся на носилки, на которых был доставлен ночью матросами с пиршества владыки Ассеута. Немного придя в себя, писец с трудом встал и направился к носу корабля, где, по обыкновению, находился Уна. Сосредоточенное выражение лица молодого князя смягчилось, когда он увидел медленно бредущего вдоль борта Хесура. Старик подошел и молча встал рядом, опустив голову и всем своим видом выражая раскаяние.
Уна смотрел на отвесные скалы, между которыми двигался корабль, борясь с налетавшими порывами ветра. Гребцы с усилием налегали на весла, обливаясь потом, а лоцман внимательно всматривался в темные воды, сверяясь с картой отмелей, которыми был насыщен этот участок пути. Хесур почти физически ощущал напряжение, которое повисло в воздухе. Некоторые моряки, находившиеся на палубе, хватались за амулеты, сжимая их в побелевших костяшках пальцев и шепча молитву. Писец уже приготовился было спросить у Уны, чем вызван подобный суеверный страх у просоленных моряков, но замер, пораженный видом древних развалин, которые открылись на выходе из излучины. Оскверненные статуи с отбитыми головами, обломки циклопических колонн, разрушенные храмы и обезображенные беспощадным временем сфинксы внушали настоящий ужас. Молитвы моряков превратились в настоящую литанию, обращенную к богам мест, из которых они происходили. Святые имена Ра-Атума и Тефнет соседствовали с Осирисом и Нефтидой. Пта призывался наравне с Нуб и Гебом. Казалось, сами боги объединились в устах людей, чтобы защитить их от вида зловещего города, построенного тем, кто когда-то усомнился в их силе. Превозмогая ярость ветра, Хесур почти прокричал, обращаясь к князю, молчаливо взирающего на картину мертвенного запустения:
- Уна-Амун, что это за место?
Князь обернулся к писцу и произнес, указывая рукой на остатки огромной стеллы с изображением солнца и воздающего ему хвалу царя, чье лицо было старательно сколото:
- Это Ахетатон. Проклятый город Того, чье имя нельзя называть.
Гребцы налегали на весла с удвоенной силой, стремясь как можно скорее миновать проклятое место. А Хесур вдруг, стал декламировать, глядя на изъеденные временем руины столицы царя-отступника:
«Были храмы богов и богинь, начиная от Элефантины вплоть до топей Дельты, преданы забвению, превратились в развалины, поросшие травой. Отвернулись Боги от этой страны. Их сердца стали слабы сами собой…»
Писец замолчал и только провожал долгим взглядом руины. Уна уловил в его голосе одновременно торжество и сожаление. Он не первый раз посещал это место. Его спутники испытывали разные чувства: от ярости при виде резиденции проклятого царя до мистического ужаса, вынуждавшего их забиться глубоко в трюм и носа не казать до самого Медума, истово сжимая в руках священные обереги. Но Хесур…
- Что это за стихи?
Писец, словно очнувшись от транса, повернулся к князю и ответил, вымученно улыбнувшись:
- Это часть древнего текста о царствовании Того, чье имя нельзя произносить. По долгу службы я должен вести тщательную перепись свитков библиотеки Матери Бога, которые являются ее главной ценностью. В том числе скрыты от глаз посторонних.., он замолчал на мгновение, - Обычно, это делали писцы царя, но Вы же знаете, Уна-Амун, какие «ценности» в чести при дворе Владыки Обеих Земель, - добавил он с горечью.
- Но я думал, что все, что касается Его жизни, запретно для упоминания, - Уна выглядел озадаченным.
Хесур вновь улыбнулся, и на этот раз его улыбка была почти насмешливой:
- Запретно, князь, но не запрещено, - он указал на стремительно исчезающие вдали руины Ахетатона, - Как можно запретить минувшее? Оно все равно найдет тебя и накажет за несправедливое забытье…
Уна молчал, не зная, что сказать. А старик продолжил:
- Скажите Уна-Амун, Вы же не первый раз минуете это место по пути в Мемфис…Что Вы чувствуете, глядя на запретный город?
Уна задумался и ответил, тщательно подбирая слова:
- Трепет и…влечение, - внезапно для себя добавил он.
Хесур удовлетворенно кивнул головой:
- Так и должен относиться к прошлому своей страны настоящий стигиец! Я много читал, Уна-Амун. Поверьте, наш путь в Мемфис я тысячу раз проходил с закрытыми глазами. Но ни один свиток с самым лучшим описанием не сравнится с тем, что предстало сегодня моим глазам…Вы думаете, это люди прокляли Ахетатон? Нет! Это Ахетатон проклял людей за то, что позволили надругаться над его стенами, за то, что целый пласт нашей истории подвергли забвению! – писец замолчал, переводя дух.
Уна с нескрываемым уважением смотрел на старика. Его слова эхом отозвались в его сердце, и он вспомнил Мерикара и то, с каким трепетом тот обращался со свитками папируса, будто детьми, которых у него никогда не было. Он спросил:
- Вы знакомы с Хранителем храма Амона? Я уверен, что ваше общение…, - он замолчал, видя, как глаза Хесура наполнились слезами.
Автор: Дарий 30.11.2018, 13:23
Свидание с проклятым городом произвело гнетущее впечатление на команду судна. Даже обещанная скорая остановка в Медуме ничуть не приободрила матросов. Выходцы из беднейших слоев населения Стигии, с молоком матери впитавшие суеверный страх и искреннюю набожность, слепо преклоняющиеся перед жрецами, они вызывали у Хесура неподдельное сочувствие. Ему-то были хорошо известны нравы погрязших в собственной нечистоплотности «служителей Великой Девятки». «За деньги они готовы поднять подол платья самой Исиды», - с горечью подумал он. К счастью, есть и другие. Вернее, были. Такие, как Мерикар…
Хесур видел одинокую фигуру Уны на носу корабля. Князь стоял, устремив взгляд в надвигающиеся сумерки. От самого Ахетатона они не перебросились и парой слов. Отдавая команды гребцам неожиданно хриплым голосом, Уна не обращал внимание на удивленно перешептывающихся помощников, которым еще не доводилось видеть слезы на лице своего молодого господина. Не иначе, это происки Сэта, который волной пустынного суховея раз за разом накрывал корабль, заставляя слезиться глаза…
Старого писца мучило тяжелое предчувствие. Особенно сейчас, когда ладья Ра уже практически завершила свой дневной путь и готовилась опуститься в подземный мир, царство своего вечного противника – змея Апопа. Он представил, как во мраке ночи их корабль вслед за лодкой Ра вступает в логово Хаоса и содрогнулся…
Радостное оживление на корабле возвестило о приближении к Медуму. Легкий ветерок был пропитан запахом свежеиспеченного хлеба и аппетитных жаренных уток. Усталых путников радушно встретили владельцы таверн и портовые «жрицы Исиды». Скоро берег наполнился шумом застолий и испуганно-восхищенными возгласами юных красавиц, которым моряки с жаром рассказывали о городе Того, чье имя нельзя произносить. Хесур присел на небольшую скамью рядом с изваянием Бастет и устало закрыл глаза. Всевидящая, мне бы часть твоего дара…
Почувствовав чье-то присутствие, писец открыл глаза. Уна испытующе смотрел на него сверху вниз, затем присел рядом. Молчание тянулось мучительно долго и, наконец, Хесур не выдержал:
- Уна-Амун, не мучьте меня. Я знаю, что Вы хотите спросить, но добавить к ранее сказанному мне нечего. Печальная весть застала меня буквально на пороге покоев Матери Бога. Ачет Хуни…
Уна поднял руку, призывая к молчанию:
- Почему Вы не сообщили мне о смерти Мерикара по прибытии на судно?
Хесур виновато опустил голову:
- Это был приказ самой Херетхетес. Она опасалась, что известие о кончине вашего друга задержит Вас в Фивах, а наше дело не терпит отлагательств.
-Наше? – голос Уны дрожал от негодования, - Вы скрыли от меня смерть самого близкого человека. Теперь я даже я не смогу увидеть его саркофаг, не нарушив заклятие похоронных печатей! Что Вы еще скрываете от меня?
Сердце Хесура было готово выпрыгнуть из груди. Застывший ком в горле не позволял произнести ни слова. И прежде, чем молчание превратилось в вечность, старик услышал хриплый голос Уны:
- До Мемфиса остался один переход. После посещения Лабиринта в Файюме, Вы с легкостью найдете судно, чтобы добраться обратно в Фивы.
Князь повернулся и направился в сторону портовых сооружений. Хесур остался сидеть, обхватив голову руками. Он был буквально раздавлен произошедшим разговором. Его душили слезы. Выбор между долгом и чувствами приносит столько боли…
Раздались легкие шаги и к писцу, по-кошачьи мягко, приблизилась высокая фигура нубийца, практически неразличимая в ночи. Хесур попытался встать навстречу, но быстрым движением нубиец пережал артерию на его шее и держал до тех пор, пока писец не обмяк в его руках. Быстро погрузив бесчувственного старика на носилки, резво принесенными его дюжими соплеменниками, они быстрым шагом двинулись к возвышающейся вдали темной громаде древней полуразрушенной пирамиды.
Автор: Дарий 30.11.2018, 13:24
Хесур осторожно продвигался в чреве древней пирамиды, освещая путь факелом, который рослый нубиец вручил ему при входе в темный зев безымянной усыпальницы. Недовольные незваным гостем громадные летучие мыши с протестующим писком проносились над ним, едва не задевая крылами, и грозя погасить единственный светоч в этой темной обители Анубиса. При каждом жалобном сполохе пламени сердце Хесура начинало трепетать в унисон и тело покрывал холодный пот, несмотря на то, что воздух внутри пирамиды был сухой и прохладный, как ночная ливийская пустыня. Коридор петлял, то резко сужаясь и уменьшаясь в размерах, заставляя старого жреца ползти на четвереньках, то, неожиданно, раздавался вверх и вширь, маня странными боковыми проходами, из которых на Хесура молчаливо взирала Тьма. Но стоило поднять факел повыше, как во мраке начинали блестеть золотые слитки и россыпи драгоценных камней, ручейками стекавшие из расколотых пузатых сосудов, покрытых витиеватых орнаментом, в котором Хесур не признал ничего стигийского. Но старик осторожно двигался дальше, памятуя о множестве ловушек, которые поджидали живых в этой забытой временем обители мертвых. Все, о чем он мечтал, так это вновь увидеть благословенный лик Ра, вдохнуть терпкий и влажный, пропитанный испарениями Нила, воздух и, вернувшись в свою маленькую комнату в Фиванской резиденции Матери Бога, обрести потерянный покой в окружении древних папирусов. Он тяжело вздохнул. Уна-Амун не простит ему сокрытие смерти Мерикара, а Великая Мать – бесславного возвращения…Внезапная боль, словно пика ливийского наемника, пронзила сердце.
О, Осирис, что со мной? - Хесур осел на пол коридора, судорожно пытаясь опереться на стену и с трудом хватая воздух, подобно выброшенной на берег рыбе. Факел выпал из онемевшей руки, разметал искры и погас, погрузив коридор в первородную тьму, а Хесура в болезненное забытье, сквозь которое пробивался протяжный вой шакала…
Очнулся он от настойчивого шепота, который, казалось, раздавался отовсюду и ниоткуда. Вначале неразборчивый, голос крепнул и набирал силу, пока Хесур явственно не услышал: «Отец…отец». Он открыл (открыл ли?) глаза и в мягком, неестественном свете, немного поодаль, чуть дальше по коридору увидел силуэт рослого мужчины, медленно приближавшегося к нему, с каждым шагом обретая четкость. У старика вновь защемило сердце, когда он увидел лицо того, кто смотрел на него сверху вниз участливо, но несколько отстраненно. Хесур будто издалека услышал собственный голос:
- Бэб, сынок…
Мужчина, скорее юноша лет двадцати, протянул руку и помог ему подняться, заботливо поддерживая усталое тело жреца. Хесур робко и радостно смотрел в лицо своего сына, не в силах поверить своим глазам и лишь отрывисто говорил:
- Но, как…Ты же погиб…Люди Песков растерзали тебя…Мы с матерью даже не смогли упокоить твое тело…
Юноша смотрел на потрясенного отца с грустной улыбкой, заботливо поддерживая за плечи:
- У меня мало времени, отец. ОНИ позволили мне встретиться с тобой, чтобы помочь, но после этого мою душу пожрет Амат, - в глазах Бэба на миг возник суеверный ужас, но, взглянув на отца, он вновь обрел самообладание, - Я рад, что вновь увидел тебя, отец. Бэб крепко сжал плечи старика и Хесур зарыдал, склонив голову к старческой груди. Он чувствовал, как из его души уходят тоска и боль одиночества, с которой он жил с момента гибели сына и смерти жены, чье сердце не вынесло известия о его кончине. Боги сжалились над ним. Он вновь может обнять Бэба и…оплакать его. Но Боги ли? Он посмотрел покрасневшими глазами на сына и спросил:
- Ты сказал, что тебе позволили встретиться со мной…
- Отец, ты сам скоро все узнаешь, - лицо Бэба приняло суровое выражение, - Ты остановился в шаге от Них и чуть не стал добычей Анубиса. Неужели ты не слышал его радостной вой?
Хесур поежился. А может, он уже мертв и его тело так и останется не упокоенным в громаде древней пирамиды? И он встретил сына в загробном мире? Бэб, словно читая его мысли, покачал головой:
- Нет, отец. Ты жив и Они ждут тебя. Я здесь именно за этим. Чтобы показать их силу и могущество.
Внезапно фигуру Бэба стало окружать странное мерцание, искажая черты лица и делая практически прозрачным тело. Казалось, что он утрачивает материальную оболочку, стремительно превращаясь в бесплотный дух. Бэб тоже почувствовал происходящую с ним метаморфозу и испуганно проговорил:
- Нам нужно спешить, отец. Я…, - он попытался поднять лежащий факел, но не смог этого сделать и в растерянности смотрел на отца. Жрец нагнулся и факел в его руках зажегся сам собой, мгновенно погрузив коридор во тьму, резко очерченную лишь кругом света, в центре которого находился Хесур. Старик оглянулся, ища Бэба, но услышал лишь зовущий, уже едва различимый шепот: «Сюда, отец, сюда…»
Хесур пошел вдоль по коридору, с удивлением увидев, как узкие стены раздаются вширь, а потолок резко уходит вверх, превращая узкий внутренний лаз пирамиды в, довольно внушительных размеров зал, посреди которого, в отблесках факела, таинственно мерцал огромный, сделанный из черного базальта саркофаг. Казалось, он пытается впитать в себя свет, подобно громадной черной губке. Хесур остановился, не решаясь приблизиться. А ведь действительно, - подумал он, - я был буквально в двух шагах от этой залы и, если бы не Бэб… Бэб! Хесур не заметил, как стал кричать, призывая сына.
Глухое эхо прокатилось по зале, отражаясь от древних стен, исчезая в скрытых коридорах, словно растворяясь в бездне застывшего времени. Слезы вновь выступили на глазах старого жреца, и он прошептал: «Прощай, сынок…»
Будто легкое дуновение невесть откуда взявшегося ветерка коснулось его щеки и Хесур всем своим существом, глубоко внутри себя услышал голос Бэба: «Прощай, отец…».
И в этот миг раздался скрежет трения камня о камень, и тяжелая крышка саркофага начала медленно отъезжать в сторону, выпуская из своего нутра ярчайший свет, медленно заполняющий все вокруг. Тьма отступала, скрываясь, подобно змеям, в темных коридорах боковых ответвлений зала. Хесур зажмурился, не в силах выносить это сияние, которое, казалось, во много раз ярче самого Ра. Свет заливал все вокруг, подобно бурным водам, бьющим из бездонного источника. И когда не осталось ни единого места, где могли бы укрыться остатки тьмы, когда казалось, что Хесур полностью растворился в этом священном потоке, раздался звон колоколов…
Автор: Дарий 10.12.2018, 17:07
Придя в себя, Хесур довольно долго лежал без движения на холодном каменном полу. В давящей, мертвенной тишине, словно в давно заброшенном склепе, стук сердца, казалось, эхом отдавался от древних стен. Он со стоном перевернулся набок и попытался встать. С трудом, но ему это удалось. Дрожащие ноги едва держали его и Хесур оглянулся в поисках какой-нибудь опоры. С удивлением и некоторым страхом он обнаружил, что стоит в центре полукруглой залы, вдоль стены которой располагался ряд из девяти каменных кресел, больше похожих на троны. И лишь одно из них пустовало. Царивший полумрак не позволял разглядеть сидящих, но Хесур практически физически ощущал исходившую от них ауру величия. Раздался спокойный, наполненный огромной внутренней силой голос:
- Приветствуем тебя, Хесур, сын Тефиби.
Сами собой зажглись факелы по периметру залы и Хесур смог разглядеть сидящих, подобно изваяниям, таинственных незнакомцев. Не зная, кто конкретно обратился к нему, он склонился в глубоком поклоне и произнес:
- Да живет Хор, воссиявший в Истине.
Медленно выпрямившись, он посмотрел прямо перед собой, и с некоторым страхом увидел, что сидящие пристально, оценивающе изучают его, в свою очередь, давая возможность разглядеть себя. Хесур не смог скрыть своего изумления при виде представителей народов, некоторые из которых были известны ему лишь по описаниям в древних папирусных свитках и происходили из самых отдаленных уголков известной ему ойкумены. Он узнал одетого в хурритскую рубаху хетта, который единственный из всех присутствующих был одет в высокую коническую шапку и башмаки из желтой кожи с загнутыми к верху мысами. Великие битвы минувших времен со стремительно, словно ветер, налетавшими колесницами, давно канули в бездне времени вместе с ужасными возничими, приводившими из Стигии сотни пленных, находивших страшную смерть на алтаре грозного Тешубы. Справа и слева от хетта восседали черноволосые, с витиевато заплетенными бородами выходцы из Двуречья. Хесур узнал их по глиняным табличкам, испещренных клинообразными знаками, которые они сжимали унизанными перстнями пальцами. Однажды, в библиотеке храма Амона, он уже видел подобные письмена и до сих помнил, какой седой древностью веяло от них…Поговаривали, в личных покоях Матери Бога видели статуэтку богини Иштар, куртизанки богов. Некоторые злые языки даже утверждали, что «невесты бога» занимаются плотскими утехами со жрецами храма Амона на восходе Венеры, звезды Иштар. Халдеи, так, кажется, называли этих таинственных выходцев с далекого Востока, почитавших эту богиню в пронизанном магией Вавилоне и практически занесенном песком Уруке. Какие страшные тайны скрывают эти неказистые, с виду, обожженные на солнце глиняные таблички?
Рядом с халдеем сидел эламит, шею которого украшала золотая пектораль невиданной красоты, но не ее изящество заставило сердце Хесура биться чаще, а невозмутимый вид завернутого в полотнище с нашитыми флажками из цветной пряжи, бритого наголо, кочевника-номада, взиравшего на жреца, с соседнего с эламитом кресла, с равнодушием и спокойствием верблюда, размеренно бредущего по пустыне вечности. Человек песков….
Гневная волна накрыла Хесура и он уже был готов броситься на ненавистного врага, чьи соплеменник растерзали несчастного Бэба на берегу Великой Зелени, обрекли на страшные метания душу, лишенную покоя гробницы с мумифицированным по всем канонам телом. Он сделал шаг по направлению к кочевнику, но был остановлен тем же голосом, который приветствовал его, но, на этот раз, он был подобен грому:
- Остановись, не искушай Судьбу, определенную тебе!
Хесур замер и медленно повернулся к говорившему, которым оказался молодой, одетый в длинную мужскую юбку и легкую рубаху, кефтиец, сурово смотревший на него с высоты своего кресла, чуть подавшись вперед. Хесур виновато склонил голову. Ему вдруг стало плохо, и он с трудом сдержался, чтобы не упасть. Кефтиец сделал знак рукой и рядом с Хесуром возникла небольшая скамья, на которую он присел и облегченно перевел дух. Сердце вновь защемило тупой болью. На миг ему показалось, что в глазах кефтийца он увидел жалость и разочарование, но уже в следующий миг усомнился в этом.
Голос молодого кефтийца звучал жестко и назидательно:
- Ты здесь не для того, чтобы отравлять воздух ядом своей ненависти!
Хесура молчал, пытаясь справиться с мелкой дрожью, которая, внезапно, охватила его, словно в лихорадке. А кефтиец продолжал, уже немного смягчившимся голосом:
- Полагаю, ты понимаешь, кто мы и зачем призвали тебя, Хесур, сын Тефиби?
Хесур молча покачал головой, не в сила произнести ни слова. Он вдруг осознал, насколько обманчива молодость говорившего. Тем временем, кефтиец продолжил:
- Что ж, Хесур, позволь мне приоткрыть завесу неизвестности. Тебе определено помочь Уна–Амуну поднять навечно стены храма, построенного Пта своими пальцами, основанного Тотом для владык Мемфиса. Ибо битва началась…, - он помолчал, пронзительно глядя на жреца.
Мысли жреца путались. Ачет Хуни сказал ему, при прощании, что Уна выполняет важное поручение Матери Бога и он, Хесур, должен помочь ему в найме данайцев и постройки морских судов в Навкратисе, получив от имени Уретхетес средства в Лабиринте Файюма. Памятуя о том, что Уна недавно доставил плиту для саркофага Владыки, Хесур был уверен, что князь отправится морем в Библ за ливанским кедром для отделки Дома жизни престарелой Уретхетес. Оказывается, цель похода Уны другая…Неужели заговор против Владыки? За это можно поплатиться головой!
Он произнес хриплым голосом:
- Князь настаивает на моем возвращении в Фивы. Он больше не доверяет мне.
Кефтиец едва заметно улыбнулся:
- Исида вручила ему ключи от врат Неизбежности, но не наделила пониманием Неотвратимости. Ваши пути сплелись, подобно двуглавой Уаджит и отныне неразделимы. Он поймет это…Служители Змея в окружении Владыки становятся все сильней. Ты должен помочь князю. Оберегать и наставлять его. Мы поможем тебе.
Кефтиец замолчал. Черноголовый халдей с глиняной табличкой подал знак Хесуру приблизиться и торжественно обратился к нему на древнем наречии, которое Хесур, к своему немалому удивлению, с легкостью понимал:
- Радость светлого Ана, мудрая госпожа горы Инанна, Хесуру, сыну Тефиби, говорит: Совет тебе дам, прими его! Слово тебе скажу – выслушай! Следуй за Избранником к Жизни Обеих Земель, и дальше, в Великое Сирийское море. Укроти быка и избавь голубок от клетки. Пусть возрадуется сердце Матери, ибо битва началась…
Хесур нахмурился и озадаченно обернулся к кефтийцу. Тот понимающе посмотрел на стоящего в смятении писца и спосил:
- Полагаю, тебе не известно о похищении Невест Бога другом Уна-Амуна, финикийцем Арвадом? – Хесур, ошеломленный, отрицательно покачал головой и кефтиец продолжил, - Их имена Саткамос и Сатамон.
Хесур внутренне похолодел. Тогда понятно, почему ачет Хуни выглядел таким взволнованным и старательно отводил глаза, когда провожал Хесура до паланкина, доставившего его к судну Уны. В самом сердце Стигии похищены сестры Владыки, жрицы храма Амона! И это в день празднеств дня рождения и восшествия на престол юного царя!
Он обернулся к халдею и увидел, что тот протягивает ему свиток папируса, который Хесур принял, приложив ко лбу, как великую ценность. Халдей произнес:
- Это молитва поможет тебе избегнуть встречи с Анубисом. На время…
Хесур отступил и кресла халдея и услышал гортанный голос эламита:
- Подойди и склони голову, Хесур, сын Тефиби.
Он повесил на шею жреца медальон, на котором был изображен миниатюрный бык с черными пятнами, покрытый тонкой пластиной из горного хрусталя и сказал:
- Пусть Неизбежное станет Неотвратимым
Медленно выпрямившись, Хесур встретился взглядом с номадом, взгляд которого, казалось, пронизал его насквозь. Хесур отступил на несколько шагов и, оказавшись в центре залы, обвел взглядом присутствующих. Перед его глазами стояло грустное лицо его сына и он, начал говорить сначала тихим, но, с каждым словом, набирающим силу голосом:
- Я выполню то, что должно, Великие Девять. Но…я прошу Вас. Сделал я погребение доброе не имеющему его. Сделал я его сыну своему, когда несчастье случилось в Стране Людей песков, несчастье великое…».
Он посмотрел прямо в глаза кочевнику, который все также сидел, исполненный покоя ночной пустыни. Голос Хесура дрогнул:
- Даруйте душе моего сына покой и лучший мир…Прошу вас»
Из его глаз потекли слезы. Он молитвенно упал на колени, опустив голову. Кочевник рывком встал с кресла и, подойдя к Хесуру, помог ему подняться с пола и, смотря ему прямо в глаза, произнес:
- Единственный, кто может подарить покой твоему сыну – ты сам. Помни об этом. И спеши, Анубис уже подал голос…
Кочевник вернулся на место и вновь замер, подобно изваянию. Из мрачного, сокрытого во тьме чрева пирамиды накатывался, нарастая, вой шакала, эхом прокатываясь по зале. Факелы на стенах разгорались все ярче, будто черпая энергию из каких-то иных, неизвестных источников. Пламя ревело и его языки лепестками, словно купол, сложились под потолком залы и, вспыхнув, погасли, медленно догорая в ложах факелов. В полумраке Хесур увидел лишь пустые каменные кресла. В тишине послышались тяжелые шаги и шум дыхания, наполнявшего воздух смрадом разлагающейся плоти. Хесур торопливо развернул свиток халдея и начал читать, стараясь придать голосу твердость, которой не испытывал:
- Жертва, которую дают Великие Девять для Анубиса, пребывающего на холме своем, сущего в Уте, владыки земли святой, чтобы он дал выход голосом для Хесура, и говорят тебе: Прими заупокойные дары и проводи его сына в город вечности.
Смрад заполнил все вокруг и уже теряя сознание, Хесур почувствовал, как на его плечо легла тяжелая мускулистая рука и рыкающий голос, больше похожий на лай, произнес отрывисто:
«Да будет так…».
Форум Invision Power Board (http://www.invisionboard.com)
© Invision Power Services (http://www.invisionpower.com)