Версия для печати темы

Автор: Andrej 1.12.2020, 14:27

2117 год. Их шестеро. У каждого своё непростое прошлое, каждый от чего-то бежит: от душевной боли, от любви, от убийц. И лучший способ скрыться — лететь к звёздам. Совершить путешествие длиною в 80 лет и встретиться с неизведанным.


Пролог. Сентябрь 2117 года. Россия, Москва

Павел Васильев положил красные гвоздики под мемориальную табличку на Кремлёвской стене и отошёл в сторону, уступая дорогу другим.
Здесь был замурован прах космонавта номер семь — Владимира Комарова, — чей корабль «Союз-1» при спуске из-за скручивания строп парашюта на большой скорости врезался в землю, разрушился и сгорел. Чуть поодаль — ещё три таблички: Георгия Добровольского, Виктора Пацаева и Владислава Волкова, погибших из-за разгерметизации спускаемого аппарата корабля «Союз-11». Трудно представить их чувства в критический момент, когда жить оставалось лишь несколько секунд. Последние семь километров Комарова с нераскрытым парашютом... Последние мгновения уже оглохшего и испытывавшего дикие боли экипажа «Союза-11» с пониманием, что боролись не с тем вентиляционным клапаном, а повреждённый так и остался открытым...
Они и все остальные погибшие космонавты отдали свои жизни ради развития космонавтики, ради того, чтобы наступил этот день — 22 сентября 2117 года, — день, когда первый звездолёт «Гагарин» оторвётся от МКС и устремится к неизведанному, к планете, где возможна разумная жизнь.
Шесть человек экипажа, отобранные ИскИном* НАСА, уже прошли все тренировки и испытания и готовы вылететь на космодром «Плисецк» для последних приготовлений. Все они здесь — у Кремлёвского мемориала, ещё раз напоминающего им, как труден и опасен был путь космонавтики и какая важная миссия на них возложена.
Шесть человек... Командир экипажа русоволосый правдолюб Владислав Ясин, весёлый и разговорчивый пилот Евгений Себрис, красавица бортинженер Бинэси Колберт с индейскими корнями, угрюмый чернокожий медик Чарльз Диксон, всегда собранный капитан пражской полиции Ян Гётц и он — историк и этолог Павел Васильев. Им предстоит долгий путь, и кто знает, что ждёт там — в конце?
________________
* - ИскИн — сокр. от «искусственный интеллект».

Автор: NatashaKasher 1.12.2020, 15:40

Очень много объяснялок, повторов и штампов.

Цитата(Andrej @ 1.12.2020, 14:27)

Цитата(Andrej @ 1.12.2020, 14:27)

Цитата(Andrej @ 1.12.2020, 14:27)

Цитата(Andrej @ 1.12.2020, 14:27)

Цитата(Andrej @ 1.12.2020, 14:27)

Цитата(Andrej @ 1.12.2020, 14:27)

Цитата(Andrej @ 1.12.2020, 14:27)

Цитата(Andrej @ 1.12.2020, 14:27)

Цитата(Andrej @ 1.12.2020, 14:27)

Автор: Ascar_D200 1.12.2020, 16:00

Andrej

Автор: Andrej 1.12.2020, 16:34

Ребята, это пролог! Читай: "аннотация". По сути это так.
И стиль такой выбран специально для пролога.

Так что, NatashaKasher, принимаю только замечание о корнях.

Цитата(Ascar_D200 @ 1.12.2020, 16:00)

Автор: Andrej 1.12.2020, 16:44

Цитата(NatashaKasher @ 1.12.2020, 15:40)

Автор: Andrej 1.12.2020, 18:00

Цитата(NatashaKasher @ 1.12.2020, 15:40)

Автор: Andrej 1.12.2020, 18:07

Ян Гётц

1.

— Привет, Гонза*! — через коммуникатор из-за стекла инфекционного бокса сказал черноволосый парень лет двадцати пяти.
В комнате для посетителей напротив него стоял мужчина постарше, уже за тридцать, такой же черноволосый, подтянутый, с худым бритым лицом. Он приложил ладонь к толстому стеклу и ответил:
— Здравствуй, браха**! Как ты?
— Нормально. Видишь — больше месяца уже тут, и ничего. Живу. Тем-то, на Луне, не повезло. А я, наверное, в лотерею выиграл, — парень усмехнулся.
— Рано пока радоваться, Ондра***. Ничего ещё не закончилось... Ну, расскажи, как ты тут? Что они с тобой делают?
Ян Гётц, комиссар Департамента общественной преступности Управления полиции Праги II, подкатил свободное кресло поближе к боксу, взглянул на безучастно стоявшего в углу охранника и сел, приготовившись слушать.
Яна впервые пустили к брату с того времени, как Ондржея привезли в пражский Институт экспериментальной медицины из лунного Селен-Сити, где разгорелась эпидемия неизвестного вирусного заболевания. Все заразившиеся погибли, а Ондржей Гётц, работавший охранником в больнице, оказался единственным выжившим. Почему — пока не знал никто.
— Да что они могут делать? — ответил Ондржей. — Приходят, смотрят, кровь берут, диагностику всякую проводят. Лечить-то меня всё равно нечем.
— Доступ в Сеть тебе когда вернут, не говорили?
— Говорят, как только будет понятно, что я не представляю опасности. А когда это случится — кто знает? Животные от меня не заражаются, а людей-добровольцев зайти сюда без скафандра не найдёшь! Вот и сидеть мне здесь, наверное, всю жизнь, — он горько хмыкнул.
— Ничего, браха, я теперь к тебе приходить буду, новости рассказывать. Может, они нам тут локальную Сеть организуют: в шахматишки сыграем? Или в «Не сердись!»****?
— Да было б неплохо... — мечтательно протянул Ондржей. — Ты бы мне хоть показал, что там снаружи творится. А то из врачей информация лезет, как из мохнатого одеяла*****. Как там в Сити ситуация?
— Больше заражений нет. В красной зоне всё вычистили до блеска. Ты — последний носитель вируса. Очень важный человек!
Ондржей скривил губы и мотнул головой. Потом спросил:
— Значит, жизнь идёт своим чередом? Туристы снова текут рекой?
— Кто ж их надолго задержит?! Луне нужны деньги. Собираются даже вторую гостиницу строить.
— Жаль, не вернуться мне туда, — вздохнул Ондржей. — Мне там очень нравилось, Гонза. Очень... Ты не представляешь, что такое Луна... Это не объяснить... И записи, которые я тебе присылал, совсем не то.
— Мы ещё слетаем туда вместе, — пообещал Ян. — Как только тебя выпустят, так и полетим.
— Я запомню, — улыбнувшись, повёл бровями Ондржей.
В этот момент дверь в комнату раскрылась, и вошёл высокий лысоватый врач лет пятидесяти. Он тут же остановился, не ожидая увидеть здесь кого-то, кроме дежурного охранника.
— Добрый день! — поздоровался врач. — Вам разрешено здесь находиться?
Ян встал с кресла:
— Да, пан доктор, у меня есть пропуск. Разве его не видно?
— Извините, не сразу заметил. Я удивился вашему присутствию, пан комиссар.
— Ничего страшного, пан Вондрачек. Я хотел бы поговорить с вами наедине. Мы можем это устроить?
— Думаю, да. Прошу, — врач указал жестом на дверь.
— Пока, браха, — повернулся Ян к Ондржею. — Скоро я снова приду навестить тебя.
Ондржей чуть улыбнулся, поджав губы, и махнул брату рукой, прощаясь.


Гётц и Вондрачек вышли в просторный холл и погрузились в мягкие кресла, тут же принявшие удобную для них форму.
— Пан доктор, — начал Ян, — я хочу понять, что происходит с моим братом и когда закончится его заточение. Вы можете мне в этом помочь?
— Дело в том, — поджал губы Вондрачек, — что я не лечащий врач вашего брата. Я занимаюсь несколько иным вопросом. Но кое-что в общих чертах могу рассказать, если вас это устроит.
— Пожалуйста.
— Хорошо, — Вондрачек снова поджал губы. — Ондржей Гётц заражён новым лунным вирусом. Все заражённые на Луне погибли, но вашего брата болезнь по каким-то причинам не трогает. Вирус в нём существует, но бездействует. И поддерживает своё количество на примерно одном уровне. При этом антител к вирусу у вашего брата нет. Парадокс!
— И как быть?
— Врачи работают над этим. Сам Чандан Раккар, Нобелевский лауреат, приезжал из Принстона и брал пробы. Надеюсь, он сможет подобрать ключик к этому вирусу. Конечно, эпидемию на Луне купировали, все помещения в Селен-Сити дезинфицировали. Но кто знает? Откуда-то ведь этот вирус появился: всё может случиться снова.
— То есть вылечить Ондру пока невозможно?
— Увы... — развёл руками доктор. — Но кое-что о вирусе нам уже известно: его геном секвенировали почти сразу. Вирус очень необычен. Во-первых, он несёт гены ферментов для сборки пяти нестандартных аминокислот. Аминокислоты — пояснил Вондрачек, — это «кирпичики», из которых строятся белки в живых организмах. Подавляющее большинство белков сделано из двадцати наиболее распространённых «кирпичиков». А вообще у разных живых организмов найдено восемьсот шестьдесят девять аминокислот. У лунного вируса ещё пять ранее неизвестных! Но он не просто так их синтезирует. В его геноме содержится ген, по которому строится два белка, включающие именно эти новые аминокислоты. Эти самые белки и есть главное оружие вируса. Один действует как токсин, убивая печень и почки, а второй инициирует апоптоз, то есть самоуничтожение, нервных клеток. Поэтому сейчас перед учёными и медиками стоят две проблемы: как убить вирус и как нейтрализовать эти белки-убийцы.
— Но вы сказали, что на Ондру вирус не действует, так ведь? Белки почему-то не работают. Почему?
— Здесь самое интересное, — улыбнулся доктор. — Есть предположение, что в организме вашего брата белки вируса принимают другую форму, конформацию, — по иному сворачиваются после синтеза. И в такой конформации их патогенные активные центры оказываются закрытыми. Почему это происходит, ещё предстоит выяснить. Но главное заключается в том, что в таком случае белки приобретают новые свойства. Изучением этих свойств я, собственно, и занимаюсь.
Гётц вопросительно повёл бровями.
— Мы ввели мышам выделенные из крови пана Гётца вирусные белки, — продолжил Вондрачек, — и выяснили, что при значительном понижении температуры они позволяют животным впадать в глубокую спячку с почти полной приостановкой метаболизма. Я уже много лет занимаюсь гибернацией, и мои джи-камеры сейчас устанавливают на первом звездолёте. Но такого эффекта я ещё не достиг! Если мы научимся управлять этими белками, управлять вирусом, лишить его патогенности, сохранив гибернационные функции, — это будет величайший прорыв! Бесконечно долгая гибернация практически без старения организма!
— Я очень рад за вас, пан доктор, — прервал его Ян. — Но мой брат...
— Да, — стушевался Вондрачек и пригладил волосы на голове. — Да. Придётся ему какое-то время ещё пожить тут. Пока Раккар или кто другой не сможет избавить его от вируса. Теоретически ваш брат может быть заразным. Но проверить, по понятным причинам, мы это пока не можем. Так что... — развёл он руками.
— Понятно, — Гётц встал. — Спасибо, пан доктор. А с кем мне поговорить об условиях содержания Ондржея?
— С лечащим врачом, — тоже поднялся Вондрачек. — Пойдёмте, я вас провожу к нему.
И комиссар последовал за доктором по длинному светлому коридору института.
__________________

* - Гонза — уменьшительная форма чешского имени Ян.
** - Браха — чешск. разговорная форма слова «брат».
*** - Ондра — уменьшительная форма чешского имени Ондржей.
**** - Člověče, nezlob se! — «Мужик, не сердись!», чешское название популярной настольной игры «Лудо».
***** - Leze to jako z chlupatй deky — лезет, как из мохнатого одеяла; чешск. так говорят, когда кто-то что-то рассказывает медленно или неохотно.

Автор: Andrej 1.12.2020, 20:39

Цитата(Ascar_D200 @ 1.12.2020, 16:00)

Автор: Лисиция 2.12.2020, 1:03

Цитата(Andrej @ 1.12.2020, 18:07)

Цитата(Andrej @ 1.12.2020, 20:39)

Автор: Ascar_D200 2.12.2020, 3:02

Andrej

Автор: Andrej 2.12.2020, 10:55

Цитата(Лисиция @ 2.12.2020, 1:03)

Цитата(Лисиция @ 2.12.2020, 1:03)

Автор: Andrej 2.12.2020, 11:13

Цитата(Ascar_D200 @ 2.12.2020, 3:02)

Цитата(Ascar_D200 @ 2.12.2020, 3:02)

Цитата(Ascar_D200 @ 2.12.2020, 3:02)

Цитата(Ascar_D200 @ 2.12.2020, 3:02)

Автор: Ascar_D200 2.12.2020, 12:01

Andrej

Цитата(NatashaKasher @ 1.12.2020, 23:40)

Автор: Nil admirari 2.12.2020, 14:38

Рад Вас видеть Andrej.
Спасибо что поделились. Всегда приятно читать настоящую НФ.

Текст читается легко. Хорошая научная завязка сюжета.

По поводу МКС. Тенденция сейчас такая, что каждая страна, которая занимается космосом, будет строить свою собственную орбитальную станцию. По крайне мере есть заявления на этот счет. США, РФ, Китай, Индия, Япония. Поэтому МКС как таковой скорее всего не будет.

Автор: Andrej 2.12.2020, 15:37

Цитата(Nil admirari @ 2.12.2020, 14:38)

Цитата(Nil admirari @ 2.12.2020, 14:38)

Автор: Ascar_D200 2.12.2020, 15:43

Andrej

Автор: Andrej 2.12.2020, 17:37

Цитата(Ascar_D200 @ 2.12.2020, 15:43)

Автор: Ascar_D200 2.12.2020, 17:47

Andrej

Автор: Дон Рэба 2.12.2020, 18:49

Цитата(Andrej @ 2.12.2020, 13:13)

Я предпочитаю медленное и размеренное повествование как в книгах, которые читаю, так и в тех, которые пишу. Мой стиль -- это стиль Гессе, Сартра, и, если из фантастики, Симмонса в "Гиперионе".
Книги, в которых с первых слов начинает всё вертеться и крутиться, книги, написанные лёгким языком а-ля Донцова (это как пример; не хочу никого обидеть), меня выбивают из колеи, выводят из равновесия. Я не могу их читать. Они вырывают меня из зоны комфорта.
Поэтому мой стиль таков. /и поэтому я люблю смотреть Тарковского /

Автор: Ascar_D200 3.12.2020, 3:05

Дон Рэба
Если у нас тут философско-размышлистический трактат - пусть это будет обозначено во первых строках. А не "У каждого своё непростое прошлое, каждый от чего-то бежит: от душевной боли, от любви, от убийц."
Угу. Бег от убийц это самое оно для философско-размышлистического трактата.

Автор: Andrej 3.12.2020, 9:30

2.

Ранним утром автопилот припарковал служебный автомобиль Гётца рядом со станцией метро «Гурка» в районе Стодулки. Солнце ещё только оторвалось от горизонта, в воздухе пахло свежестью.
Ян вышел из автомобиля, потянулся и направился к метро. Станция располагалась внутри холма, из которого чуть западнее, словно огромный толстый дождевой червь, вырывался метромост, проходил над дорогой и прудом в Центральном парке и снова вгрызался в другой холм. Комиссар обогнул вековое круглое здание ратушы с часами на высокой башне и, подойдя к парапету, посмотрел на Солнечную площадь.
Площадь не зря носила такое название — протянувшись с востока на запад, к Центральному парку, она весь день купалась в лучах света, неизменно поднимая настроение всем, кто оказывался рядом. Дома за площадью светились яркими красками динамических картин на стенах и мигали вывесками магазинов, а в воздухе, толкаясь и наезжая друг на друга, парили рекламные баннеры. Самый крупный приглашал купить тур на Луну.
Гётц отключился от Сети и вдохнул полной грудью свежий утренний воздух. Вместе с Сетью моментально исчезло и всё пёстрое многообразие. Остались лишь залитая солнцем площадь да бледные дома вокруг. Зато сколько простора, не забитого мигающими надписями, летающими экранами и говорящими головами!
Яна вызвали в Центральный парк Стодулок для осмотра тела. Убийства в последние годы стали большой редкостью — Гётц попытался вспомнить подобные выезды. В январе мужчина выпал из окна сорок восьмого этажа в Смихове, совсем рядом с их Департаментом. А в прошлом сентябре пришлось-таки расследовать убийство возле одного из ресторанов в Баррандове, но это заняло всего несколько минут — ведь любого человека можно практически мгновенно найти по сигналу его нейрокиба.
Нейрокибы — мозговые нейроимпланты, позволяющие выходить в Сеть без использования дополнительных устройств и передающие изображение на искусственные хрусталики глаз, киберленсы, — уже больше двадцати лет назад стали доступны гражданам развитых стран. Поэтому когда в 2110 году власти цивилизованного мира, объединившись в Альянс, затеяли пятилетнюю кампанию по тотальной нейрокибизации, добрая половина населения уже вовсю пользовалась этим не таким уж и дешёвым устройством. Так в первый день января 2115 года все компьютеры, смартглассы, гарнитуры к киберленсам и прочие приборы перестали соединяться с Сетью. Мир перешёл на нейрокибы. С того момента любой человек без него на территории Альянса считался потенциальным преступником. Многочисленные камеры, расставленные на каждом углу, помогали ИскИнам сравнивать количество и расположение людей в конкретном месте с сигналами нейрокибов и безошибочно указывать полиции на уклонистов. Всех, кто по тем или иным причинам отказывался устанавливать нейрокиб, перемещали в специально созданные резервации: Евросоюз построил таких четыре — в Болгарии, Сербии, Румынии и Украине.
Нейрокибы изменили мир, сделав его таким безопасным, каким он никогда не был. Ведь совершать преступления теперь стало бессмысленным: хотя сам нейрокиб и можно отключить от Сети, gps-модуль оставался работающим всегда. ИскИны, следящие за Системой безопасности, мгновенно определяли местонахождение преступника, и полиции оставалось его только арестовать. Конечно, появились так называемые снайперы, да и Система не была такой уж неприступной, как утверждали её создатели: находились хакеры, способные её взломать и поменять айди одного человека на другой либо переместить или совсем стереть сигнал, но таких были считаные единицы во всём мире, их услуги стоили сверхдорого, и они не опускались до рядовых краж, ограблений и убийств.
В связи с такими резкими изменениями в преступном мире пражская полиция уже больше года постепенно сокращала штат, и сейчас в Департаменте общественной преступности Праги II остались всего два сотрудника: старший инспектор надпоручик Капралек и он — капитан Гётц в должности комиссара.
Ян снова включил Сеть и двинулся к пешеходному мостику над дорогой, отделяющей Солнечную площадь от Центрального парка. Ещё с площадки перед спиральной лестницей он увидел на берегу Непомуцкого пруда белую палатку, закрывающую тело от любопытных глаз. В некотором отдалении от неё на пешеходных дорожках стояли четыре стражника* из местного полицейского отделения. Эксперты, видимо, работали внутри.
Ближайший к мостику стражник заметил Гётца и что-то сказал по внутренней связи.
— Добрый день, пан комиссар, — приветствовал он Яна. — Вас ждут.
— Добрый, — ответил Гётц и направился к палатке.
Навстречу вышел его приятель патологоанатом Радек Гоуша — полноватый невысокого роста с круглым добродушным лицом. Следом за ним появился молодой незнакомый Яну эксперт. Над его головой висел зелёный шарик, говорящий о том, что соцпрофиль парня в Сети открыт для всех. Гётц на ходу нажал на шарик, и вокруг головы эксперта развернулось нимб-меню с кнопками перехода к его профилю, постам, видео, иконками чата, звонка и вирс-диалога. Раскрыв вдоль правого края поля зрения профиль, Ян узнал, что парня зовут Томашем и что он работает в полиции лишь с прошлой недели.
— Привет! — Ян пожал руку Радеку.
— Добрый день, пан комиссар, — поздоровался Томаш.
— Ну, рассказывайте, — приготовился слушать Гётц.
— Лучше сам посмотри, — улыбнулся Радек. — Заходи.
Ян вошёл в палатку и тут же невольно отвернулся, сморщившись.
— Ty vole**! — воскликнул он.
На траве лежал человек с почти полностью разорванной в клочья головой.
— Личность определили? — задал вопрос Гётц.
— Нейрокиб уничтожен, — ответил Гоуша. — Сейчас анализ ДНК идёт. Томаш, сколько ещё?
— Пара минут, — откликнулся тот.
— Я правильно подозреваю, Радек? Это...
— Да, — подтвердил патологоанатом. — Снайпер. Минимум два микродрона.
— Сакра***! — снова выругался комиссар.
— Твой первый памятник****, — горько усмехнулся Радек и похлопал приятеля по плечу.
— Готово! — объявил Томаш. — Результаты по ДНК готовы: девяносто девять и девять процентов совпадений. Это Мирослав Вондрачек, доктор медицины, пятьдесят пять лет, заведующий отделом гибернации Института экспериментальной медицины, проживает по адресу...
— Не может быть! — воскликнул Ян. — Вондрачек?!
— Ты его знаешь? — поинтересовался Радек.
— Я виделся с ним пару дней назад. Он исследует болезнь моего брата... Собственно, уже «исследовал»...
В левом нижнем углу поля зрения Гётца замигала телефонная трубка группового звонка: всех троих вызывал начальник — старший комиссар Йиржи Кудела.
— Я посмотрел снимки и отчёт по ДНК, — сказал старший комиссар. — Дело ясное — заказное убийство. Радек, тело не вскрывай — нечего там смотреть. Отвезёшь в морг и отправишь в печь. Завтра родственникам отдашь пепел. Ян, оформляй труп и отправляй в архив — всё равно никого не найдёшь. Потом встретишься с семьёй и всё объяснишь. Ну и стандартный опрос проведи для отчёта: с родственниками поговори, с коллегами, друзьями. В Системе поработай: осмотрись по округе. Всё как обычно. Задачи ясны? Работайте.
Кудела завершил звонок, а Гётц вздохнул:
— Что ж... Быстро он завернул. Я тогда поехал, а вы заканчивайте тут. Не увлекайтесь только.
— Давай, давай, — махнул рукой Гоуша. — Без тебя разберёмся. До встречи!
Гётц махнул в ответ и вышел из палатки.
________________

* - Стражник — чешск. название сотрудника полицейской патрульной службы.
** - Дословно «Ты, бык!»; аналогично русскоязычному восклицанию «Твою мать!».
*** - Сакра! — чешское восклицание, аналогичное русскоязычным «Чёрт!» или «Блин!».
**** - Памятник (pomník) — слово из сленга чешской полиции; аналогично русскоязычным «глухарь», «висяк».

Автор: Ascar_D200 3.12.2020, 10:51

Andrej

Автор: Andrej 3.12.2020, 11:40

Цитата(Ascar_D200 @ 3.12.2020, 10:51)

Автор: NatashaKasher 3.12.2020, 13:16

Цитата(Ascar_D200 @ 3.12.2020, 10:51)

Цитата(Andrej @ 3.12.2020, 9:30)

Автор: Andrej 3.12.2020, 18:19

NatashaKasher, спасибо. Я подумаю над этим моментом.

Автор: Andrej 3.12.2020, 18:43

NatashaKasher, я переписал этот блок, оставив всего 2 предложения.
Вы были правы, так лучше. Спасибо.

Автор: NatashaKasher 3.12.2020, 19:15

У Вас ещё до этого были лишние повторы, например, автор прямым текстом сообщает читателю:

Цитата(Andrej @ 1.12.2020, 18:07)

Цитата(Andrej @ 1.12.2020, 18:07)

Автор: Andrej 3.12.2020, 19:47

NatashaKasher, этот повтор я почему-то пропустил. Наверное, потому что, когда писал следующий эпизод, не перечитал предыдущий.
Спасибо.

Автор: Nil admirari 4.12.2020, 17:49

Цитата(Andrej @ 3.12.2020, 9:30)

Автор: NatashaKasher 4.12.2020, 23:19

Ясен пень.

Автор: Andrej 6.12.2020, 22:08

3.

Дверь мигнула зелёным огоньком и отодвинулась в сторону. Гётц вошёл в комнату для посетителей, кивнул по-прежнему скучающему охраннику и подошёл к стеклу инфекционного бокса.

— Ондра, — обратился он к брату, — что ты знаешь о Вондрачеке? Вы с ним общались неформально? Он что-то о себе рассказывал?

— А в чём дело? — забеспокоился Ондржей.

— Ответь на вопросы.

— Нет, мы с ним ни о чём таком не говорили. Я больше со своим врачом общаюсь — он приходит иногда ко мне по вечерам.

— Понятно, — огорчился Ян.

— Так что случилось?

— Сегодня утром доктор Вондрачек погиб.

— Как?

— Его убил снайпер.

— Снайпер? — не понял Ондржей.

— Наёмник, использующий микродроны, — пояснил Ян. — Ты наверняка о них слышал.

— Если только мельком. Когда я улетал на Луну, убивали ещё обычными дронами.

— Ну, теперь у нас есть «ястребы» и система слежения за дронами. Обычные бы просто не добрались до доктора. А вот микродроны «ястребы» пока обнаруживают с трудом. И запустить их могли откуда угодно — хоть из соседнего дома, хоть из Африки. Убийцу не отследишь.

— А через производителей?

— Безнадёжно, — вздохнул Ян. — На территории Альянса их производят одиннадцать заводов. Работают они только для спецслужб. Гражданским использовать микродроны запрещено. И технология производства очень сложная — кустарным способом не сделаешь. Так что можно предполагать либо участие самих спецслужб, либо контрабанду, либо запуск из страны, не входящей в Альянс. В любом случае у меня руки коротки. Да и как? Проверять все одиннадцать заводов и всех, кто с ними связан? Микродроны тем и хороши, что, попадая в тело, взрываются. Никаких следов, чтобы установить производителя.

— Сакра! И никаких подозрений?

— Я с тобой первым поговорил. Думал, ты чего скажешь. А так пока никаких.

— Конкуренты?

— Учёные, заплатившие бешеные деньги снайперу?! — хмыкнул Ян. — Сомнительно. Да и как докажешь-то? Исполнителя мы точно не найдём. Особенно, если он вне Альянса.

— Да, неприятно, — согласился Ондржей.

Ян нахмурился и нервно почесал лоб:

— Слушай, извини, мне надо идти — одно дело осталось незаконченным.

— Иди, конечно. Я буду тут, если что.

Ян улыбнулся и вышел в коридор. По пути набрал номер Радека:

— Привет! Не спалил ещё доктора?

— Нет пока, — ответил патологоанатом. — В холодильнике лежит.

— Не трогай пока — я сейчас приеду.

— А в чём дело?

— Приеду — скажу.

​

​

Радослав Гоуша сидел в своём кабинете, развалившись в мягком кресле, и, попивая кофе, смотрел развлекательные ролики в Сети. Когда в открывшуюся дверь вошёл Ян, он даже бровью не повёл.

— Радек! — позвал комиссар.

Тот поднял руку, через секунду, улыбнувшись, хмыкнул и выключил видео.

— Ну, давай, говори, что тебе от нашего доктора нужно? — сложив руки на груди, проговорил Радек.

— Ты должен сделать вскрытие.

— Что? — прищурился Радек.

— Вскрытие, вскрытие — ты правильно услышал. Не люблю, когда есть какие-то недоделки. Меня это бесит.

— Это нарушение приказа, — напомнил патологоанатом. — Ты сам слышал слова старшего комиссара...

— Под мою ответственность, Радек! — не унимался Гётц.

— То есть я могу ему сказать, что ты меня заставил силой? Выкручивал руки, душил и всякое такое?

— Говори, что хочешь, только сделай вскрытие.

— Ну ладно, — Гоуша встал. — Пойдём, друг мой.

Они дошли до прозекторской, где Радек предложил Яну кресло, а сам включил автохирурга. В отдельной комнатке за стеклом зажглись яркие лампы, осветив стол с множеством роботизированных манипуляторов над ним. Стена рядом с окном превратилась в экран, на который камеры автохирурга передавали изображение стола. Радек подвигал рукой перед собой, нажимая кнопки в дополненной реальности, у анатомического стола раскрылся люк, и оттуда в «лапы» автохирурга выехало безголовое тело Вондрачека.

— Ну что ж, — сказал Радек. — Начнём.

Он переключил автохирурга в ручной режим, сел в кресло перед стеной-экраном, взявшись за виртуальные джойстики, и начал операцию.

Уже через пару минут Гётц понял, что что-то идёт не так: Гоуша перескакивал с одного места на другое, резал то там, то тут, и вдруг остановился, опустив руки.

— Я ничего не понимаю! — выдохнул Радек.

— Что? — подался вперёд Ян.

— Да всё! Гонза, у него нет крови!

— Как нет? — изумился Ян.

— Вообще. Ни жидкой, ни коагулированной. Никакой! Сосуды пустые.

— Этого не может быть!

— И это не всё, — продолжил Радек. — Смотри.

Он переместил камеру к груди трупа, раскрыл грудную клетку, и раздвинул разрезанные мышцы сердца.

— Что видишь?

— Ничего, — отозвался Ян. — Сердце.

— Вот именно — ничего! Где, сакра, перегородки?! Где предсердия, желудочки?! А здесь...

Радек снова переместил камеру:

— Это почки. Но разве это почки? Да это тот же самый полый мешок, что и сердце! Do haje*!

— И что это значит? — спросил Гётц.

— Ты у меня спрашиваешь?

— А у кого?

— Я, по-твоему, похож на гадалку?

— Крэцинал**! — прошипел Гётц.

— Погоди, — спохватился Гоуша.

Он отрезал тоненький кусочек мышечной ткани и отправил в микроскоп. Через пару секунд на стене появилось однородное тёмно-красное изображение.

— Я не вижу клеток, — пробормотал патологоанатом. — Я не вижу клеток... — повторил он.

— Не может же у человека не быть клеток, — сказал Ян.

— Не может, — согласился Радек.

Он снова взял манипулятором тот же кусочек ткани и поместил в один из аппаратов, расставленных вокруг анатомического стола.

— Это спектрометр, — пояснил Гоуша. — Через пару минут мы узнаем, из каких веществ состоит эта «мышца».

Минуты тянулись долго, напряжение нарастало. Наконец прибор пискнул, и на экране возникла диаграмма спектров и описание.

— Ну что? — поторопил приятеля Гётц.

— Ткань состоит из одинаковых молекулярных паттернов... Это органика, но абсолютно одинаковая.

Гётц откинулся на спинку кресла и уставился на экран.

— Это что угодно, только не человек! — произнёс Гоуша.

— Это не Вондрачек, — заключил Гётц. — Но как же ДНК? ДНК-то была его!

Радек молча развёл руками.

— Срочно отправь всё Куделе, — сказал Ян.

— Сейчас?

— Да, сейчас.

Отправка результатов вскрытия заняла примерно минуту. Потом Радек встал с кресла и подошёл к стеклу.

— Получается, Вондрачек жив, а этот суррогат нам подбросили? — предположил он. — Зачем? Кому это нужно?

— Кто-то хочет, чтобы все думали, что доктор убит.

— Погоди, Кудела звонит, — сказал Радек и подключил к звонку Яна.

— Почему не сожгли труп! — закричал старший комиссар.

— Пан старший комиссар, — начал Гоуша, — мы с Гётцом...

— Так это Гётц! Какого чёрта?

— Труп нельзя сжигать, — заторопился Ян. — Это улика! Ты видел результаты — с этим надо разобраться...

— Срочно в печь! — снова заревел Кудела. — Немедленно!

Радек поспешно нажал пару кнопок, и тело скрылось в стене.

— Всё, пан старший комиссар, — отчитался Гоуша. — Труп уже на пути в адское пламя.

— Гётц! — резко сказал Кудела. — Езжай ко мне. Сейчас же.

— Слушаюсь! — ответил Ян.

Кудела повесил трубку. Радек вздохнул и рухнул в кресло:

— Пронесло...

Ян стукнул кулаком по подлокотнику:

— Do haje!

— Ну что ты злишься? Что ты с этой куклой делал бы?

— Не знаю, Радек. Но это улика. А теперь её нет. И доказать, что Мирослав Вондрачек жив, невозможно.

— Ну и забудь, значит, — махнул рукой Гоуша. — Дело закроешь, и хорошо.

— И хорошо... — медленно повторил Гётц.

— Слушай, — вдруг вскочил Радек, — а к нам идут! Из Службы!

— СБИ***? — переспросил Ян. — С чего это?

Раскрылась дверь, и в комнату вошёл человек лет тридцати в белой рубашке и чёрных брюках. На поясе у него висела кобура с пистолетом, а на груди мигал виртуальный значок Службы безопасности и информации. Ян нажал на значок и прочитал появившийся над головой вошедшего текст: «Йозеф Новотный, специалист оперативной части». Тем временем Новотный посмотрел их с Радеком соцпрофили и обратился к патологоанатому:

— Пан Гоуша, где тело Мирослава Вондрачека?

— А почему вы интересуетесь? — поинтересовался Гётц.

— У меня приказ осмотреть тело и при необходимости перевезти к нам для исследования.

— Должен вас разочаровать, пан Новотный, — развёл руками комиссар. — Тела нет. Могу вам предложить лишь пепел.

— Как?! Вы его сожгли?

— Да, — ответил Гоуша. — По приказу старшего комиссара Куделы.

Йозеф Новотный, не в силах что-либо сказать, буравил взглядом то Гоушу, то Гётца. Потом молча развернулся и скрылся за дверью.

— Обиделся, — заключил Гётц.

— Определённо, — подтвердил Гоуша.

________________________

* - Дословно «К лесу!»; аналогично русскоязычному восклицанию «К чёрту!».

** - Krucinal! — чешск. то же, что и sakra!

*** - СБИ — Служба безопасности и информации; чешский аналог российского ФСБ.

Автор: Andrej 10.12.2020, 11:54

4.

«Почему Кудела так торопился сжечь тело? — думал Гётц по пути в Департамент. — Он знал, что за ним явится эсбэишник? И он не хотел, чтобы СБИ узнала, что это не Вондрачек. Поэтому и вскрывать запрещал. Но тогда что получается? Кудела участвует в этой операции? Кто же он? Посредник, инициатор, исполнитель? А может, просто подчищает концы? Стоит ли прямо сейчас спросить? Или понаблюдать пока, как дальше дело будет продвигаться?»

Так и не успев ничего окончательно решить, Гётц вошёл в кабинет Йиржи Куделы. Темноволосый коротко стриженый старший комиссар с узким лицом и квадратным подбородком, к которому спускались длинные бакенбарды,сидел за столом с невидящим взглядом — похоже, изучал какие-то документы в дополненной реальности.

— Пан старший! — поприветствовал Ян.

Кудела провёл рукой перед глазами, убирая то, с чем работал, и уткнулся тяжёлым взглядом в комиссара.

— Какой у тебя был приказ, Гётц? — без обиняков резко спросил Йиржи.

— Не делать вскрытие.

— И что это значит?

— Не делать вскрытие, пан старший комиссар.

— Правильно! А ты что сделал? Чуть всё дело не завалил!.. Значит так. Передашь дело надпоручику Капралеку.

— Но это моё дело, — жёстко произнёс Гётц.

— Теперь нет, — отрезал Кудела.

Ян подошёл к начальнику и упёрся кулаками в столешницу.

— Ты мне не доверяешь, Йирка? Сколько лет мы с тобой плёчом к плечу пропахали на земле? То, что тебя чуть раньше повысили, не может перечеркнуть это всё. Неужели трудно было мне рассказать? И всё прошло бы как по маслу. Но ты промолчал, а теперь на мне отыгрываешься?

— Я не мог, Гонза, — уже спокойным голосом сказал Кудела. — Мне запретили посвящать в дело ещё кого-то. Я лишь обеспечивал прикрытие. А кто там всё это затеял, не моё дело. Но раз уж ты теперь в курсе, я думаю, что лучше будет привлечь Капралека. Он ни о чём не подозревает, а потому отработает с должным рвением и успешно закроет дело. И ребятам из СБИ не к чему будет прицепиться.

— А причём здесь СБИ? И зачем, вообще, «убили» Вондрачека? Программа защиты свидетелей? Он даёт показания против СБИ?

— Я сказал тебе всё, что мог, Гонза, — помотал головой Кудела. — Не спрашивай больше.

— Хорошо, — выпрямился Гётц. — Ладно. Что мне теперь делать?

— Для тебя есть другая работа, — начал Кудела. — Через неделю на Вацлаваке* планируется предвыборный митинг социалистов. Главе партии — депутату парламента Барбаре Прохазковой — поступают анонимные угрозы. Конечно, все районные управления поставят на площади своих стражников, городская полиция тоже. Мы примем все необходимые меры. Но Прохазкова уже сейчас требует себе в качестве личных телохранителей лучших офицеров. Мэр не хочет обострения отношений с социалистами — сам понимаешь, какая ситуация сейчас в Европе. Даже в Америке президент теперь социалист! Так что каждый район пришлёт по офицеру. От нас поедешь ты в качестве руководителя группы. Езжай и принимай командование.

— Что за бред! — вспыхнул Гётц. — Я оперативник, а не горилла**!

— Получишь новый опыт, — улыбнулся старший комиссар. — И может быть, перестанешь относиться к телохранителям с пренебрежением.

— Я отказываюсь.

— А твоего согласия и не нужно. Всё уже решено. Не Капралека же посылать в самом деле! Сейчас кину тебе геолокацию — езжай к Прохазковой и приступай.

— Прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас.

​

​

Ян Гётц доехал на метро до станции «Качеров», поднялся на поверхность и вошёл в один из офисных небоскрёбов, где располагалась штаб-квартира Социалистической партии Чехии. Походя отметил, что охрана здесь очень слабая: камер хоть и много и металлоискатели стоят, а сотрудник всего один. Если что — среагировать не успеет. Гётц взлетел на скоростном лифте на шестьдесят восьмой этаж и оказался в холле, где никто на него не обратил внимания. «Прям бери и стреляй всех подряд», — подумал он.

Гётц подошёл к стойке администратора:

— Я — к пани докторке Прохазковой. В какую комнату?

Администратор быстро проверил виртуальный полицейский значок и ответил:

— Пожалуйста, налево и до конца, пан комиссар. Двойные двери с табличкой. Пани докторку я сейчас оповещу.

— Спасибо, — Гётц зашагал в указанном направлении.

За раскрывшимися двойными дверьми, в пустой комнате ожидания, его встретил мягкий женский голос электронного секретаря:

— Пан Гётц, пани Прохазкова вас ждёт. Проходите, пожалуйста.

Отодвинулась вторая двёрь, и Ян оказался в просторном кабинете с панорамными окнами, из которых открывался прекрасный вид на город, Влтаву и перекинутый через неё Баррандовский мост. Чуть севернее над рекой возвышался величественный Вышеград. У окна спиной к Гётцу стояла стройная женщина в сером деловом костюме. Локоны её каштановых волос спадали на плечи и спину, едва доставая до лопаток.

— Пани Прохазкова? — осведомился Ян. — Комиссар Гётц, Прага II. Я назначен командиром группы охраны. Позже сюда приедут ещё четыре офицера из других районов.

Женщина повернулась. Доктору философии Барбаре Прохазковой было сорок, как Ян чуть раньше узнал из досье, но выглядела она лет на десять моложе. Прямой узкий нос, широкие глаза, маленький аккуратный подбородок.

— Проходите, пан комиссар, — улыбнулась Барбара.

И эта располагающая улыбка сразу же пробудила в Гётце чувство симпатии к собеседнице. Ян мысленно встряхнулся и продолжил:

— Вам уже неделю поступают угрозы от закрытых профилей из-за границы Альянса. Вы как-то реагируете на них?

— Я не отвечаю, если вы об этом.

— Но вы и не приняли никаких мер. В здании охрана никуда не годится. На этаже ни одного охранника.

— Я не думала, что всё серьёзно, — снова улыбнулась Барбара. — Но мои помощники настояли — и вот вы здесь.

— Хорошо. Но вы должны понимать, что я и мои люди, скорее всего, не сможем уберечь вас от атаки микродронов. Только от фанатиков и сумасшедших.

— Ну что ж... Я не буду вас ни в чём винить, пан комиссар, если вдруг такая атака состоится. Я вполне представляю ваши технические возможности.

— Вы сейчас живёте в квартире или в доме? — спросил Гётц.

— У меня квартира на Панкраце.

— Нам будет нужен доступ во все места, где вы бываете. Полный доступ, — уточнил комиссар. — Чтобы для нас не существовало дверей вообще. Это возможно?

— Да, я попрошу своих помощников.

Барбара подошла к столу и чуть присела на столешницу, сложив руки на груди.

— Вы же не социалист, пан комиссар?

— Нет.

— И тем не менее вы здесь, — прищурилась Прохазкова.

— Я на службе, — кратко ответил Гётц.

— Вам не по вкусу наши ценности?

— Я знаком с историей, пани докторка. Социализм всегда вёл только к бедности, убийствам и хаосу.

— А демократия? Что в ней такого хорошего? — поинтересовалась Барбара. — Эксплуатация людей, мошенничества, подлоги, убийства и войны? И всё ради денег. Ради того, чтобы одни богатели, а другие беднели.

— Демократия — это свобода, — возразил Ян. — Свобода слова, свобода действий, свобода самовыражения. Возможность стать богатым, если есть желание и голова на плечах. Достичь чего-то, чего другие не могут.

— Вы богаты, пан комиссар?

— Нет.

— Так чего у вас нет — головы или желания?

— Мне не нужно богатства. Меня устраивает моя работа. Это то, что мне нравится делать.

— Но согласитесь, — склонила набок голову Барбара, — если бы, делая то, что вам нравится, вы могли бы иметь дом, автомобиль, яхту, неограниченный доступ в вирс, возможность когда угодно летать на МКС и Луну, это бы вас устраивало больше.

— Не могу с вами не согласиться, — кивнул Ян.

— При вашей демократии вы лишены этого, пан Гётц. Лишены навсегда. Признайте это. Вы раб, раб своего нанимателя, как и любой работник. Он кидает вам кости со стола, а сам ест мягкое мясо. А вы пытаетесь подобраться к хозяину поближе, сделать карьеру, только для того, чтобы получить кость чуть покрупнее. Но мяса вам не видать никогда. Даже если вы сядете у хозяйских ног, окажется, что рядом с хозяином сидит множество его друзей, ни один из которых не уступит вам своё место за столом. К сожалению, рабы этого не знают и бьются за близость к хозяину, грызут друг другу глотки за кости. Рабство и иллюзия карьерного роста порождают тягу к наживе, к деньгам... Деньги, деньги... У всех в глазах только деньги. Каждый готов на что угодно ради богатства. Это, по-вашему, идеальный мир?

— А что вы готовы предложить вместо денег? — с трудом скрывал раздражение Гётц. — Их отсутствие? Но останутся вещи, услуги. Люди всегда найдут, чем расплачиваться друг с другом и за что бороться.

— Когда у всех будет всё, бороться будет не нужно.

— Всё? — усмехнулся Ян. — Лучшие машины, лучшие яхты, лучшая одежда?

— Да.

— Или худшая.

— Что вы хотите сказать, пан комиссар?

— Всегда двигателем прогресса было стремление получить бульшую прибыль. Всегда. Разработка любой новинки предполагала увеличение дохода разработчика. Если этого не будет, то прогресс просто остановится. Зачем делать что-то лучшее, если это не принесёт никакого профита? Для чего разработчику нужно будет создавать что-то новое?

Прохазкова оторвалась от стола и сделала пару шагов к Гётцу.

— А для чего художник пишет свои картины? — сказала она спокойным мягким голосом. — Для чего композитор создаёт симфонии? Для чего писатель сочиняет книги? В нашем мире людям не придётся получать профессию, ориентируясь на возможный доход. Все будут заниматься только тем, что доставляет удовольствие. И инженеры будут создавать технические новинки ради стремления к самовыражению, самореализации, а не ради денег.

Ян помотал головой:

— Вы описываете нереальную картину, пани докторка. Мне трудно это представить.

— А вы попробуйте, пан комиссар.

— В любом случае, я на службе, — взял себя в руки Гётц. — Прошу прощения. Я могу идти встречать других офицеров?

— Да, — вздохнула Прохазкова, — можете.

Гётц кивнул и вышел в раскрывшуюся дверь.

____________________

* - Вацлавак — разг. название Вацлавской площади.

** - Горилла — так на слэнге чешской полиции называется частный охранник, телохранитель.

Автор: Andrej 12.12.2020, 18:47

5.

В ресторане было людно. Гётц вошёл первым и осмотрелся, за ним — Прохазкова и поручик из Управления полиции Прага V. Трое других офицеров остались снаружи. Поручик остановился у входа, а Ян проводил Барбару в отдельный кабинет. Задержавшись в дверях, она обернулась:

— Составьте мне компанию, пан комиссар.

— Но я должен быть здесь.

— Вызовите одного из офицеров с улицы — их там целых три, — улыбнулась Прохазкова. — И мне не будет так скучно за ужином.

— Хорошо, — согласился Гётц, связываясь с подчинённым.

В кабинете было тихо, от стен шёл приглушённый тёплый свет. Усаживаясь на мягкий диван, Барбара попросила:

— Пожалуйста, выключите запись, пан комиссар. Я не люблю вести светские беседы на камеру.

Ян парой движений поставил камеру нейрокиба на паузу и тоже опустился на диван напротив Барбары.

— Советую заказать местную фриттату, — сказала Прохазкова, раскрывая виртуальное меню. — Они готовят её из мяса каракатицы с севрюжьей икрой. Очень необычно.

— Спасибо, — ответил Гётц, — но я предпочитаю нашу домашнюю кухню. Vepřo knedlo zelo* — вот мой выбор.

Барбара едва уловимо улыбнулась. Ян заказал одну порцию и кружку «Старопрамена».

— Вы не из Праги, пан комиссар? — предположила Барбара. — У вас нет столичного акцента.

— Вы, видимо, тоже, пани докторка, — парировал Ян.

— Да, я родилась и выросла в Либерце.

— Ну а я из Чешских Будеёвиц.

— Расскажите немного о себе, Ян, — Барбара впервые назвала его по имени. — Мне спокойнее с людьми, которых я знаю.

— Особо рассказывать нечего... Рос, как все, ходил в школу, потом приехал в Прагу, поступил на службу. Ничего примечательного.

Барбара вздохнула:

— Тогда начну я, чтобы это не походило на допрос. Вам же наверняка интересно, кого вы охраняете. Мой отец архитектор. Сколько помню детство, у него постоянно «горели» проекты, домой приходил только к ночи. Мама работала в мэрии, делала карьеру, стремилась подняться как можно выше. Она была жёстким и целеустремлённым человеком. Потому и от меня требовала очень многого, хотя дома тоже бывала редко. Всё своё детство я провела в одиночестве, если не считать парочку не очень-то близких приятельниц и Эмму — мою робоняньку. А когда мне было пятнадцать лет, маму неожиданно «выкинули» из мэрии. Что там у неё получилось, она толком не объясняла. Но мечты её рухнули. И это стало для мамы огромным потрясением. Она много пила, подолгу сидела в Сети, ругала мэрию, правительство, всё мировое устройство, пока не пришла к социализму. Вступила в партию, перестала пить, занялась делом. В общем, нашла себя.

— И где сейчас ваши родители? — поинтересовался Гётц.

— Продолжают жить в Либерце. Отец всё так же архитектор, мать всё так же партийный работник.

— Значит, любовь к социализму вы переняли от матери?

— Выходит, что так... — улыбнулась Прохазкова.

На стене рядом со столиком мигнул зелёный огонёк, и раскрылась ниша, откуда выдвинулся поднос с фриттатой, салатом и бокалом красного вина. Барбара поставила всё это перед собой, и поднос задвинулся обратно. Через пару секунд оттуда же появился второй поднос с заказом Яна.

— А кто ваши родители, Ян? — спросила Барбара, пригубив вина.

Гётц сделал пару глотков пива, отрезал кусочек свинины, прожевал, собираясь с мыслями, и только тогда ответил:

— Я их не помню. Так, смутное что-то. Мне было шесть лет, когда они бросили нас с Ондрой, моим братом, и укатили в Южную Америку. Говорят, что работать, а на самом деле — кто знает? Больше мы их не видели и не слышали. Воспитывал нас дед — Карел Гётц, ветеран Второй и Третьей исламских войн. Он уже тогда получал большую ветеранскую пенсию и мог посвятить нам всё своё время. У деда дом в Гакловых Дворах, там я и вырос.

— Дед ещё жив?

— Да, — улыбнулся Гётц. — Крепок и бодр. Как и раньше, не пропускает ни одной игры будеёвицого «Динамо». Ходит на стадион, чтобы наблюдать вживую, а не в вирсе. Дед просто не выносит всех этих современных технологий. Особенно вирс. Да и Сетью пользуется очень редко. В основном, для управления домом. А до нейрокибизации у него был древний очень медленный смартфон. Помните, такие вокруг запястья оборачивались? Так вот, когда у нашего дома одна стена дала трещину, дед разобрал её и, не вызывая принтер, сам сложил стену заново из кирпича! Мне тогда лет шесть-семь было. Я ему подавал кирпичи и помогал намазывать раствор. Это было незабываемо — строить дом своими руками, как сто лет назад... Вообще дед — молодец! Он правильно нас воспитал: я стал полицейским, Ондра — офицером службы охраны на Луне. Мы помогаем людям, обеспечиваем покой и безопасность. Большего и не нужно.

Гётц снова отпил пива и принялся за еду. Барбара последовала его примеру.

— Послушайте, Ян, — через несколько минут нарушила молчание Прохазкова, — а вам нравится наша форма правления? Президент, правительство, парламент, как они формируются, как взаимодействуют между собой и с гражданами?

— Вы опять пытаетесь склонить меня к дискуссии, пани докторка, — заключил Гётц.

— Я политик, — повела бровями его собеседница. — Мне нужно понимать, насколько тверда позиция каждого потенциального избирателя. Видите — я честна с вами, пан комиссар.

— Ну тогда и я скажу вам честно: по-моему, они неплохо справляются.

— А вас не смущает, что вы не можете влиять на их решения? Что, принимая новый закон, они вас не спрашивают? И не отвечают перед вами после каждого неверного шага?

— Мы их выбрали, — ответил Гётц. — Значит, мы им доверяем. А если что-то пойдёт не так, мы их переизберём.

— А выбирать будете из кого? — снова спросила Прохазкова. — Исключительно из тех, у кого есть деньги на оплату предвыборной кампании. А это очень ограниченный круг. Каждый раз тасуется одна и та же колода, понимаете? И в итоге вы, по сути, выбираете одних и тех же.

— Вы хотите сказать, что при вашей власти будет по-другому и лучше?

— По-другому — да, а вот лучше ли — решите сами. Мы предлагаем полностью парламентскую республику. И никаких коалиций, никаких партий. Ведь партии — это звери, стремящиеся разорвать друг друга ради численного доминирования в парламенте. Им ничего, кроме этого, не нужно. Только превосходство, только власть, только возможность диктовать свои правила. У нас будет по-другому. Любой человек сможет избираться в парламент и озвучивать своё мнение без оглядки на линию какой-либо партии.

— А как же ваша собственная партия? — усмехнулся Ян.

— Социалистическая партия Чехии существует только потому, что в нынешних реалиях по-другому нельзя. Как только мы победим, партия будет распущена.

— И настанет рай на Земле...

— Не передёргивайте, пан комиссар, — попросила Барбара. — А лучше уделите пару часов своего времени и послушайте мои выступления, почитайте программу СПЧ. Может быть, тогда вы начнёте более объективно смотреть на мою деятельность.

— Я попробую. Но ничего не обещаю.

— А мне и не нужны обещания, — помотала головой Прохазкова. — Они ограничивают свободу. Я же хочу показать, что мы и есть истинная свобода. Вы вольны делать, что вам угодно. И какое бы решение вы не приняли, моё отношение к вам не станет хуже. Имейте это в виду, Ян.

Гётц ничего не ответил, а лишь отпил пива из уже почти пустой кружки.





Они ужинали вместе каждый день. И каждый день обсуждали отдельные политические вопросы. Хотя Гётц и просмотрел предложенные Прохазковой материалы, он по-прежнему не верил в большой потенциал социализма. Впрочем, как и не отвергал возможность эксперимента. Всё-таки во Франции и Америке президентами выбрали социалистов, а в Италии вообще перешли к парламентаризму. Времени, конечно, прошло ещё мало — об успехах говорить рано. Но эксперимент шёл, и пока никому хуже не становилось.

Яну приятно было общаться с Барбарой, он не чувствовал барьера между ними. Будто разговаривал с давней подругой. И в то же время что-то едва уловимо сжималось в груди, когда он по утрам встречал Барбару у её квартиры. Поэтому он долго не решался отключить Сеть, чтобы увидеть реальную внешность своей подопечной, — он по-настоящему боялся, что эта молодая привлекательная женщина окажется всего лишь ви-маской. Но каково было его удивление, когда, выйдя из Сети, Ян увидел, что ничего не изменилось! Барбара осталась той Барбарой, которая ему нравилась, той, с которой он с удовольствием проводил вечера. И сердце его вдруг забилось ещё чаще.

В пятницу, за два дня до митинга на Вацлавской площади, Барбара вышла из кабинета намного раньше обычного. Ян, дежуривший в комнате ожидания, встал с кресла, как только раскрылись двери.

— Сегодня едем за город! — объявила Барбара.

— Хорошо, — отозвался Ян. — Сейчас сообщу ребятам.

— Нет, — остановила его Барбара, — мы едем вдвоём.

— Но это не по правилам. Я один не смогу обеспечить должную безопасность.

— Я в вас верю, Ян, — поставила точку в дискуссии Прохазкова и вышла в коридор.

Гётц последовал за ней.

На улице их уже ждал кремового цвета двухдверный «БМВ». Барбара села в водительское кресло и пригласила Яна занять место рядом.

— А у вас есть разрешение на пользование личным автомобилем в черте города? — поинтересовался Гётц, заглянув в салон.

— Он служебный, — улыбнулась Бара.

— И что, каждый член партии может им пользоваться?

— Нет. Только я.

— Отчего ж такая несправедливость? — съязвил Гётц. — Как-то не сочетается с вашими ценностями всеобщей доступности благ.

— Жестокая реальность, — развела руками Прохазкова. — Мы ещё не можем добиться всего, что декларируем. Но эти времена придут. Садитесь!

Гётц, привычно отключив запись видео, уселся в кресло, двери закрылись, и автопилот повёл автомобиль по Венской улице на юг.

Как только они оказались за чертой города, Барбара выдвинула руль и педали и переключила автомобиль на ручное управление.

— Теперь можно, — задорно улыбнулась она, сложила крышу, сменила цвет кузова на красный и вдавила газ в пол.

Они неслись по почти пустой трассе с неимоверно высокой скоростью. Ветер развевал длинные волосы Барбары, мимо калейдоскопом проносились знаки, деревья на обочинах и редкие попутки. Ян изредка поглядывал на Барбару, на её еле заметную улыбку и вдруг разгладившиеся морщинки в уголках глаз. Ей было очень хорошо.

Спустя сорок минут Прохазкова снизила скорость и свернула с трассы, а вскоре снова переключила автомобиль на автопилот и подняла крышу.

— Почти приехали, — сказала она. — Понравилось?

— Да, — коротко и тихо ответил Гётц.

Убирая руль, Барбара будто невзначай провела пальцами по руке Яна, лежащей на подлокотнике. Гётца окатило жаром. Он закрыл глаза и пару секунд приводил мысли в порядок. А когда снова поднял веки, автомобиль уже въезжал в открывшиеся ворота перед небольшим аккуратным домиком, оплетённым плющом.

— Дом тоже служебный? — поинтересовался Ян.

— Не говори глупости! — вдруг перешла на «ты» Барбара и вышла из машины.

Ян тоже не стал задерживаться внутри. Его взгляду предстал небольшой дворик, огороженный деревянным забором, туи, можжевельники, белые и кремовые розы под окнами.

— Сегодня никаких разговоров о политике, — объявила Прохазкова и приглашающим жестом указала на дом. — Прошу, пан комиссар!

— Добрый день, Барбара! Добрый день, пан комиссар! — баритоном поприветствовал вошедших дом.

Внутри, пересекая прихожую, бодро сновали туда-сюда на своих колёсиках слуги-роботы с подносами.

— Ужин почти готов, — снова сказал дом. — А пока разрешите вам предложить бокал аперитива. Что предпочитаете: вермут, шерри или бехеровку?

— Я думаю, мы выпьем шерри, — решила Барбара. — Ты не против? — обратилась она к Яну.

Тот сделал вид, что уже второй раз не заметил её обращение на «ты», и ответил:

— Не против.

— Прямо и налево — ванная, — подсказала Барбара. — Там можно помыть руки.

Когда Ян вошёл в гостиную, его уже ждал робот с бокалом шерри. Гётц взял бокал и присоединился к хозяйке дома, стоявшей у камина.

— За сегодняшний вечер! — протянула свой бокал Прохазкова.

Гётц легонько дотронулся своим бокалом до её и сделал глоток.

— Я очень люблю этот дом, — сказала Барбара. — Здесь так спокойно, так уютно. Днём можно сидеть в беседке на заднем дворе, а вечером у тёплого камина. Все проблемы остаются за воротами, а я забываю о том, что я депутат, секретарь партии, и о том грузе ответственности, что лежит на мне.

— Для меня таким убежищем всегда был дом деда, — поделился Ян. — Там меня никто не критиковал, не учил жить, в отличие от школы и полицейской академии. Я всегда мог прийти к деду, поговорить с ним, сыграть в шахматы. И все неприятности уходили, — ему вдруг вспомнилась скрипящая половица у кухонной двери дедова дома, которая скрипит до сих пор, и этот скрип — звук детства, — всегда вызывал в нём чувство защищённости и уюта.

— Когда я жила с родителями в Либерце, — продолжила Барбара, — часто по вечерам уходила к водохранилищу — на плотину или пляж. И встречала там закат. Деревья по берегам окрашиваются рыжим, на воде играют солнечные зайчики, тихо, спокойно, ни дуновения ветра... Сидела и мечтала о том, что случится со мной через десять лет.

— О чём же?

— Не важно. Всё равно ничего не сбылось.

— А у нас недалеко от дома было два огромных пруда. И почему-то только на одном — Старогакловском — жили лебеди. В детстве дед часто водил нас с Ондрой на этот пруд. Помню, как я бросаю лебедям кусочки рогликов, которые мы специально покупали, а Ондра, которому ещё года два, резвится в траве на берегу. Лебеди едят хлеб, а дед сидит рядом и рассказывает мне про каждого. Он всех их знал по именам! По-крайней мере, я так думал тогда.

Ян сглотнул подступивший к горлу ком и допил шерри.

— Ты бывал на Йештеде? — спросила Барбара.

— Нет, — ответил Ян.

— Тебе надо обязательно туда съездить. И обязательно зимой, — Барбара неожиданно положила свою руку на руку Яна. — В детстве мы с родителями часто катались там на лыжах. Это сказочное место! Тёмные зимние облака, серо-сине-багровые, покрывают небо таким плотным слоем, что через него лишь местами пробиваются отдельные солнечные лучи, врезающиеся в лес, будто лучи лазера. А на самой вершине, у башни, кажется, что облака плывут так низко, что можно дотянуться рукой...

Она сжала его пальцы и пристально посмотрела в глаза.

— Ужин готов, Барбара, — объявил дом. — Прошу в столовую.

Еда была превосходной. Когда роботы увезли пустые тарелки и подали фрукты, Барбара попросила дом включить музыку и пригласила Яна на танец. Они медленно двигались по мягкому пушистому ковру, молчали и смотрели друг другу в глаза. Сердце Гётца бешено колотилось, в голове шумело терпкое африканское вино. Он не сразу осознал, что наклонился к Барбаре и поцеловал её.

__________________

* - Традиционное чешское блюдо из свиного жаркого с кнедликами и тушёной квашеной капустой.

Автор: Andrej 16.12.2020, 10:51

6.

Вацлавская площадь гудела и бурлила: множество людей собралось этим воскресным днём на митинг и все с нетерпением ждали появления Барбары Прохазковой — кандидата в президенты Чехии от Социалистической партии. У подножия памятника Святому Вацлаву ещё в субботу соорудили помост, рядом с которым теперь дежурили несколько стражников городской полиции. По обеим сторонам площади тянулись ряды переносных столбиков с натянутой между ними лентой — электрошоковое ограждение на случай беспорядков. Через каждые десять метров стояли стражники, а в воздухе на разной высоте висели десятки «ястребов» — дронов Системы безопасности.

Четыре одинаковых автомобиля въехали на площадь и остановились на дороге между памятником Вацлаву и Национальным музеем. Первыми из машин высыпали помощники Прохазковой, секретари и помощники помощников. Они бросились проверять помост, консультироваться с командирами стражников и выполнять другие, только им известные обязанности.

Гётц вышел из автомобиля и осмотрелся. За ним из салона на брусчатку выступили двое мужчин. Из второго автомобиля вышли ещё трое офицеров охраны. Барбара была среди них, но её скрывали ви-маска и менее совершенная по прорисовке голографическая оболочка, рассчитанная на тех, кто решит отключить свой нейрокиб от Сети. Все шестеро поднялись на помост, Барбара подошла к трибуне и сняла визуальную защиту. Площадь приветственно зашумела.

— Здравствуйте, товарищи! — подняла руку Барбара, и каждый услышал её слова, передаваемые через Сеть, в своих ушах.

Тут же над площадью зависли виртуальные изображения Прохазковой, транслируемые для тех, кто стоял далеко от помоста.

— Товарищи! — продолжила Барбара. — Мы все собрались здесь сегодня, чтобы показать, что социализм живёт, крепнет и что не обращать на него внимания уже невозможно! — Она сделала паузу, чтобы послушать, как толпа радостно реагирует на её слова. — Правительство закрыто для нас! В министерствах социалистам невозможно занять высокие посты! При принятии важных решений наш голос игнорируют! Пора изменить это! Выбор каждого из вас может стать решающим!..

Гётц стоял в нескольких метрах от Барбары и пристально следил за толпой, хотя и понимал, что ему не сравниться с ИскИнами Системы, способными в доли секунды заметить любое подозрительное движение и любой предмет, похожий на оружие.

«ЭМ-активность. 100 м» — вдруг замигала красная надпись по верхнему краю поля зрения.

— Снайпер! — вскричал Гётц, кинувшись к Прохазковой.

И тут в воздухе между ним и Барбарой на уровне её головы раздались три хлопка, будто взорвались петарды. Гётц отшатнулся назад, чтобы взрывы не задели его лицо, и чуть не упал. Снова обретя равновесие, он сгрёб Барбару в охапку и включил её визуальную защиту. Подоспели остальные офицеры, и Прохазкова затерялась среди них.

Пока её вели к автомобилю, Гётц раздавал приказы офицерам городской полиции:

— Включить ограждение! Никого не выпускать! Просмотреть записи всех камер и нейрокибов! Найдите мне эту курву*!

Уже в машине, по пути к штаб-квартире, Гётц, отдышавшись, обратился к Прохазковой:

— Дроны не попали в цель, Бара. Ты использовала смещение gps-координат?! Но ты же не министр и не президент! Как?

— У меня отличные программисты.

— Почему не сказала мне?

— Никто не должен был знать. Даже ты.

— Крýцинал! — протянул Гётц. — Что ещё ты от меня скрыла? Как я могу защищать тебя, если не знаю всего?!

— Тебе известно то, что необходимо, Ян. Поверь.

Гётц сжал зубы и сокрушённо покачал головой.

Не успели Ян и Барбара подняться в кабинет штаб-квартиры, как надстражмистр прислал видео, на котором один из митингующих раскрывал небольшую овальную коробочку, откуда и вылетели микродроны. Это действие попало на запись нейрокиба стоявшего по соседству мужчины, да и то на самом краю поля зрения, так что сам свидетель ничего не заметил. Надстражмистр рассказал, что подозреваемого тут же обезвредил электрошоковой пулей «ястреб», и сейчас стражники везут его в местное отделение полиции.

— Готовьте трансляцию на Вацлавак, — приказала своим помощникам Барбара.

— Что ты им скажешь? — спросил Ян.

— То, что они хотят услышать.

Минуты ожидания тянулись мучительно долго. Барбара замерла в кресле, повернувшись лицом к окну, а Ян сидел на диване за кофейным столиком и смотрел ей в спину. «А она ведь почти не испугалась, — думал он. — И до сих пор очень спокойна. Это выдержка или уверенность? Уверенность, что ей ничего не угрожает? С одной стороны, при смещённом gps-сигнале чего ещё бояться? А с другой... Что она хочет объявить людям? А вдруг покушение — банальная провокация? Да нет, глупости! Не может она... Но разве я её хорошо знаю? Могу ли сразу отметать этот вариант?..»

Его размышления прервал звонок инспектора из отделения, где допрашивали задержанного:

— Пан комиссар, подозреваемый отказывается говорить о заказчике. Мы просмотрели все его записи нейрокиба, все логи в вирсе, все сообщения и звонки, но никакой связи с покушением не обнаружили.

— Он член какой-либо партии? — спросила Барбара.

— Нет, но голосовал за демократов.

— Спасибо, пан инспектор, — сказал Гётц. — Продолжайте допрос. Он должен сказать хоть что-то, хоть намёк. Применяйте все разрешённые средства.

Инспектор завершил разговор, а Барбара встала, расправила складки на костюме, снова опустилась в кресло и позвонила помощнику:

— Две минуты до эфира. Я готова.

Тут же раскрылись двери, и в кабинет внесли голокамеру на треноге. Оператор установил её напротив стола, настроил и показал, что всё готово.

— Бара, — окликнул Прохазкову Гётц, — тут же нечего говорить. Он же не сказал ничего.

Барбара не ответила, а лишь бросила оператору:

— Давайте!

Заработала камера. Прохазкова начала говорить, и по её словам, по тону, которым она их произносила, Гётц понял, что она готовит людей к чему-то особенному.

— У нас есть все основания полагать, что за покушением стоит Демократическая партия! — наконец объявила Барбара. — Меня хотели заткнуть!.. Вас хотели заткнуть! Но им это не удалось!..

Скоро трансляция закончилась, оператор унёс камеру, а Барбара связалась с помощниками, оставшимися на площади:

— Вы знаете, что делать! Только никаких беспорядков до конечной точки! Никаких!

Затем она вывела на стену изображение с камеры одного из своих дронов слежения и, откинувшись в кресле, принялась наблюдать.

— Это всё было спланировано, так? — жёстко спросил Ян. — Это не покушение! Это провокация! И никакого смещения координат!

— Иди сюда, — позвала Барбара.

Гётц подошёл к креслу и присел на столешницу.

— Никакого обмана, Гонзик, — положила руку ему на колено Прохазкова. — Всё, что ты видел, что знаешь, всё — правда. Не мы управляем историей. Мы — её инструменты. Всё идёт так, как должно идти. И по-другому идти не может. — Она поднялась и почти прижалась к Гётцу. — Ты нужен мне, Ян. Ты нужен мне сейчас больше всего на свете. Не обвиняй раньше времени. Пожалуйста, — и поцеловала его.

Ян не смог совладать с собой и обнял Барбару. Они целовались, а толпа уже организованно выходила с площади и двигалась к Карлову мосту.

Через пятнадцать минут, застёгивая блузку, Барбара снова включила трансляцию. Митингующие переходили Карлов мост, первые ряды уже двигались по Мостецкой улице. Барбара переключилась на камеры над Градчанской площадью: к Пражскому Граду стягивались стражники и группы быстрого реагирования, гвардейцы уже заняли позиции у ворот в Почётный двор, отгородившись электрошоковыми решётками. За воротами Матиаша, ведущими во второй двор Града, виднелась инфразвуковая установка. В воздухе зависли десятки «ястребов».

— Быстро подготовились, — огорчилась Барбара. — Но я, в общем-то, и не надеялась...

— А чего же ты хотела? — спросил Ян.

— Показать им нашу силу. Всего лишь...

Когда толпа, поднявшись по узкой улочке, заполнила небольшую Градчанскую площадь, полиция попросила всех разойтись и не устраивать беспорядков. В этот момент на постамент памятника Масарику, первому президенту Чехословакии, взобрался человек с громкоговорителем.

— Мы требуем отставки президента и роспуска парламента! — закричал он. — Мы требуем досрочных выборов!

Толпа взревела:

— Отставки!

Вдруг среди собравшихся началось активное движение, и в первые ряды выбилась группа в резиновых комбинезонах и с битами в руках. Не останавливаясь, они кинулись на решётки. Гвардия дала залп электрошоковыми пулями, но они лишь на секунду задержали людей в комбинезонах. Ограждения полетели в гвардейцев, а затем на них обрушились и биты. Толпа зашевелилась, полилась в ворота следом за резиновыми. Но к ним уже стремительно неслись «ястребы». Они поливали митингующих электрошоковыми пулями, и очень быстро в воротах образовался затор, а в Почётном дворе люди в комбинезонах столкнулись лицом к лицу со стеной полицейских из группы быстрого реагирования за прозрачными сверхпрочными щитами.

— Прекрати это, Бара! — закричал Гётц. — Ты что, не видишь, во что это превращается? Они же перебьют друг друга!

— Всё должно идти так, как идёт, — твёрдо ответила Прохазкова. — Ты говорил мне о демократии? Вот она настоящая демократия, Ян, — прямая, когда сам народ участвует в политическом процессе. Не ставь препятствий на его пути. Он сам всё решит.

— Но не так же! Сакра! — Гётц хлопнул ладонями по столу. — Позвони и останови это!

— Нет, Ян! — еле сдержалась Прохазкова. — У них есть инструкции. Скоро всё закончится. Поверь мне — ничего страшного не случится.

Полиция ещё не успела совладать с людьми в комбинезонах, как толпа всё-таки прорвалась в Почётный двор. Защитники Пражского Града спешно отступили за ворота Матиаша, и в дело вступила инфразвуковая пушка. Многие митингующие тут же схватились за головы, некоторые упали, корчась от боли. По толпе пошли волны, люди в панике бросились назад, к площади, сбивая с ног тех, кто был позади. Хватило всего двух включений пушки, чтобы оттеснить митингующих за ворота Почётного двора. Полицейские и гвардейцы, снова заняв свои первоначальные позиции, принялись поднимать с земли поверженных противников и заковывать в наручники.

— Ну вот и всё, — произнесла Барбара.

— И чего ты добилась? — спросил Ян.

— Мы показали свою решимость и свои возможности. Теперь они там, в Граде, будут сговорчивей.

— Не забудь сказать спасибо всем пострадавшим и арестованным.

— Они знали, на что шли, — ответила Барбара. — История не меняется по щелчку, Ян. История меняется только так.

— Поздравляю, — бросил Ян.

Он набрал номер инспектора, который допрашивал задержанного снайпера.

— Пан комиссар, — ответил тот, не дожидаясь вопроса, — прошу прощения, но я не успел ничего узнать. Нас отправили к Граду и...

— Забудьте, пан инспектор, — оборвал его Гётц. — Передайте снайпера в Управление — пусть оформляют покушение. Спасибо за работу!

Он завершил звонок и повернулся к Барбаре:

— Ты использовала меня. Ты с самого начала меня использовала. Не стоило этого делать.

Не дав Прохазковой ответить, Гётц вышел из кабинета.

____________________

* - Kurva — чешск. сука.

Автор: Nil admirari 16.12.2020, 18:51

Как то слишком сильно сюжет пошел в другую сторону. Или все это необходимо? Любовь, политика.

Автор: Andrej 16.12.2020, 19:37

Цитата(Nil admirari @ 16.12.2020, 18:51)

Автор: Andrej 19.12.2020, 9:52

Интерлюдия

Ян переступил порог гостеприимно раскрывшейся двери и окунулся в уютный сумрак госпóды «У Горака». Осмотревшись, нашёл столик, за которым его ждал Радослав Гоуша, подошёл и плюхнулся на грубую деревянную лавку напротив приятеля. Радослав сложил руки на груди, наклонил голову и, приподняв брови, пристально уставился исподлобья на Яна.

— Что за день сегодня, крýци! — наконец произнёс Гётц.

— Ты о беспорядках? — поинтересовался Гоуша.

— В том числе...

— Давай для начала что-нибудь закажем?

Радослав активировал виртуального официанта и сказал:

— Два пива...

— И сто пятьдесят сливовицы, — перебил Ян.

Радослав удивлённо повёл бровями.

— И две порции утопенцев*, — добавил он.

Через минуту заказ уже стоял перед ними. Гётц без промедления опрокинул в себя первую рюмку сливовицы. Поморщился, но не закусил. Сразу же выпил вторую.

— Не увлекайся, — заметил Гоуша. — Лучком хоть заешь.

Гётц сунул в рот пару колечек лука, а затем туда же отправил третью порцию сливовицы. Тут он уже не удержался и съел половинку маринованной сардельки. Потом откинулся на дощатую перегородку между столиками и объявил:

— Я идиот!

— Поздравляю! — откликнулся Гоуша.

— Ты даже не понимаешь, насколько я идиот!

Радослав промолчал, лишь отхлебнул пива.

— Меня всю неделю использовали как последнюю курву, — продолжил Ян. — Втянули во всё это дерьмо! И кто? Йирка. Йирка! — подчеркнул он. — Пусть только скажет мне, что ничего не знал! Я не посмотрю на его дерьмовые погоны! Круцинал...

Гётц залпом выпил полкружки пива и закусил второй половинкой сардельки с парой луковых колечек.

— Что случилось-то? — спросил Радослав.

— Я не могу тебе сказать всё, — сдержался ещё не совсем пьяный Ян. — Главное, что Йирка сделал меня пособником зачинщиков сегодняшних беспорядков. Вслепую меня использовал, курва!

— Ты же всего лишь охранял Прохазкову...

— Охранял, да, — согласился Гётц и развёл руками. — А не от чего охранять-то было, Радек. Не от чего! Всё это обман и провокация! Ради вот этой вот бойни у Града. Ты только представь! Do háje!

Ян допил пиво и заказал ещё одно.

— Я сейчас расскажу тебе историю, Гонза, — начал Радослав. — Одного моего приятеля из Крусичан сосед попросил помочь починить древнюю водяную мельницу. Мол, у него радикулит, и в воду лезть нельзя. А мельница от прапрадеда ещё. Туристы опять же приезжают посмотреть, а она не работает. Приятель возьми да и согласись. И вот полез он в колесо, а оно настолько старое и ветхое оказалось, что тут же проломилось под ним, да ещё и сверху накрыло. Только чудом не утонул. И вот, когда он очнулся в больнице с сотрясением мозга, он не пошёл сразу убивать соседа за такую подставу. Нет. Знаешь, что он сделал? Он сказал: «Вот это опыт!»

— Сакра, Радек! — усмехнулся Ян. — Как хорошо, что я сейчас не в больнице! — Он отодвинул кружку с пивом. — Хватит на сегодня.

_______________

* - Утопенцы — маринованные сардельки, обычно подаваемые с репчатым луком и хлебом.

Автор: Andrej 20.12.2020, 7:49

7.

— Вот такие дела, браха, — подытожил свой рассказ Ян, сидя у инфекционного бокса в Институте экспериментальной медицины. — Социалисты так и остались на площади. Палаток там понаставили, костры жгут. А власти терпят: в Град же больше не лезут. Но думаю, это ненадолго. Президенту скоро надоест такое проявление прямой демократии.

— У вас там снаружи переворот случится, а я и не узнаю, — усмехнулся Ондржей.

— Держись. Наука — вещь не быстрая. Но я уверен, что тебя вылечат. Когда этим занимаются Нобелевские лауреаты, шансы очень велики. — Ян вздохнул и встал: — Мне пора, Ондра. Приеду, как смогу.

Братья попрощались, и Ян вышел из комнаты. Пересекая холл института, он проследовал мимо мужчины в тёмно-зелёной куртке со светящимся виртуальным пропуском на груди. Обычный посетитель, но что-то в нём насторожило комиссара, хотя он и не сразу понял, что. И только на улице, уже спустившись по лестнице на тротуар, Гётц остановился: над головой мужчины светился красный кружок — закрытый соцпрофиль. У кого может быть закрытый для полицейского профиль? Президент, члены правительства, сенаторы, сотрудники СБИ и других спецслужб. Так кто же этот посетитель? Высокий чиновник или один из этих? Зачем он здесь? Нехорошее предчувствие заставило Гётца развернуться и взбежать обратно по лестнице.

Инфекционный бокс находился в другом конце здания, и Ян сразу поспешил туда, но не успел: дверь в комнату закрылась прямо перед его носом. Загорелась красная лампочка, и охранная система принялась проверять пропуск комиссара. Процесс занял всего пару секунд, но Гётцу они показались вечностью.

Дверь начала открываться: на полу неподвижно лежал охранник, человек в зелёной куртке с пистолетом в руке шёл к биозащитным костюмам, висевшим на стене у шлюза, а по всей комнате бешеным водоворотом носились десятки черных шариков диаметром не больше пяти сантиметров. Услышав шум двери, мужчина в зелёной куртке резко обернулся и выстрелил. Мимо! Гётц укрылся за стеной и выхватил пистолет. Ещё выстрел, потом третий — одна пуля попала в косяк, вторая в стену коридора. Гётц боком бросился на пол вдоль дверного проёма и снизу всадил в противника две пули. Тот рухнул навзничь, ударившись головой о стену.

В этот момент рядом с ним чёрные шары соединились в один, а вокруг этого последнего шара прямо из воздуха начало концентрироваться темное облако и приобретать очертания человеческой фигуры. Через пару секунд в комнате уже стоял человек в форме больничного охранника. Гётц поднялся с пола, прошёл в дверь, тут же закрывшуюся за ним, и наставил на «охранника» пистолет, готовясь выстрелить, но тот, не обращая внимания, наклонился к мужчине в зелёной куртке и зажал ему рот ладонью. Глаза раненого широко раскрылись, он дёрнулся пару раз и затих.

«Охранник» распрямился и повернулся к комиссару. Над его головой не было никакого кружка — ни красного, ни зелёного.

— Не двигаться! — прочеканил Гётц.

— Я здесь, чтобы защищать вашего брата, пан комиссар, — ответил «охранник». — Противник успел меня дезинтегрировать. Но я его всё равно достал бы при следующей сборке.

— Кто ты? — спросил Гётц, не опуская пистолет.

— Закрытая информация.

— У тебя нет профиля. Ты не подключён к Сети. Почему?

— Закрытая информация, — невозмутимо повторил «охранник».

— Кто убитый? По чьему приказу работал?

— Закрытая информация.

— Сакра! — выругался Гётц. — Что ты, как попугай?! Кем закрыта? Почему?

— Я не могу вам этого сказать, пан комиссар.

— А что можешь?

— Вы оба должны стереть записи своих нейрокибов за последние десять минут. Никто не должен знать о моём существовании и о том, что тут происходило.

Гётц оглянулся на дверь.

— Не беспокойтесь, пан комиссар, я заблокировал замок, — угадал его мысли «охранник». — Никто не войдёт, пока мы говорим.

— Что дальше?

— Вы оба должны рассказывать следующую историю: противник вошёл, убил охранника, а его убили вы, пан комиссар. Это всё.

— Здесь есть камеры.

— Они не работают, — улыбнулся «охранник». — Временный сбой.

— А нейрокиб этого? — Гётц кивнул на труп.

— Я о нём позаботился.

— Хорошо. Ондра! — крикнул Гётц, опуская пистолет. — Ты в порядке?

— Да, — откликнулся тот, подходя к стеклу. — Спасибо. Была бы у меня крохна*, я бы сам его уложил!

— Надо попросить врачей тебя вооружить, — усмехнулся Ян. — А то от этих местных никакой пользы. Ещё что-то? — обратился он к «охраннику».

— Нет. Можете вызывать полицию. Сеть заработает через минуту. До свидания, пан комиссар.

С этими словами «охранник» исчез, будто его и не было.

— Круци! — отступил назад от удивления Ян. — Что за...

Дверь мигнула зелёным огоньком и раскрылась. За ней стояли два охранника с пистолетами наготове.

— Спокойно! — крикнул Ян, поднимая руки. — Комиссар Гётц, полиция.

Охранники, поняв, что опасности нет, убрали пистолеты в кобуры. Гётц опустил руки и набрал номер Управления Прага IV:

— Выездовку** в Институт экспериментальной медицины. Здесь морд***.

Он вышел в коридор и вместе с охранниками и врачами стал ждать группу. Перед его глазами всё ещё крутились чёрные шары и стоял «охранник», появившийся из воздуха и пропавший в никуда. Гётц ничего не понимал, в голове не было ни одной более-менее реальной версии. Оставалось только беззвучно браниться и надеяться, что всё как-то решиться само собой.

Из раздумий его вывел звонок старшего комиссара Куделы:

— Ян, надо поговорить.

— Йира, я в институте у брата. Тут такое дело...

— Я всё знаю, Ян, — перебил Кудела. — Можешь не рассказывать. Как разберёшься с местным инспектором, приезжай.

Гётц удивился осведомлённости шефа, но вида не подал:

— В Департамент?

— Нет, давай лучше в кафе у метро.

— Хорошо. Я сообщу, когда поеду.

Кудела положил трубку и в тот же момент в глубине коридора показались полицейские из выездной группы.

— Старший инспектор Кучера, — представился руководитель группы, подойдя к Гётцу. — Что произошло?

Гётц в двух словах описал, что видел и как действовал. Затем раскрыл дверь:

— Проходите.

Эксперты занялись своей работой. Тем временем стражники попросили врачей и охранников разойтись и перекрыли коридор неподалёку от комнаты с инфекционным боксом. Ян стоял в дверях, наблюдая за экспертами, как вдруг услышал за спиной:

— Опять вы, пан комиссар?

Гётц обернулся — перед ним стоял недавний знакомый эсбэишник.

— И я рад вас снова видеть, пан Новотный, — не без сарказма ответил Гётц. — Вы здесь какими судьбами?

— Могу я пройти? — проигнорировал вопрос Йозеф Новотный.

— Да пожалуйста, — отступил в сторону Ян.

Новотный подошёл к телу мужчины в зелёной куртке и задвигал в воздухе рукой.

— Сакра! — вскричал он через минуту и обернулся к эксперту. — Что с его нейрокибом?

— Он уничтожен, — ответил тот. — Даже через нейрошунт не могу соединиться.

— Пуля?

— Нет, в голову ранений нет. На затылке небольшая гематома...

— Курва! — снова выругался Новотный.

Он развернулся и подошёл к Гётцу:

— Здесь больше никого не было?

— Только я и эти два трупа, — ответил Ян.

— И ничего необычного не происходило?

— Нет.

— Мне нужны записи ваших с братом нейрокибов и камер внутри комнаты.

— Вынужден вас огорчить, пан Новотный, — Гётц придал лицу грустное выражение, — но произошёл кратковременный сбой Сети. Никаких записей не сохранилось.

— Как?!

— Что поделаешь?.. — развёл руками Ян.

— Сколько раз вы стреляли?

— Два.

— А что тогда с его нейрокибом?

— Задайте этот вопрос экспертам.

— Я спрашиваю вас, — не унимался Новотный.

— Я знаю лишь, что выстрелил два раза, и обе пули попали в цель, — жёстко ответил Гётц.

— Хорошо, — сквозь зубы произнёс эсбэишник. — Мы ещё вернёмся к этому.

Он снова повернулся к экспертам:

— Сейчас приедет машина из Службы. Этот труп я забираю. Вывозите его. Я жду на улице.

Не сказав больше не слова, Йозеф Новотный вышел из комнаты и зашагал прочь по коридору.

Когда трупы увезли, Гётц подошёл к Кучере:

— Я бы хотел, чтобы здесь выставили усиленную охрану. Возможен рецидив.

— Вы думаете? — спросил старший инспектор.

— Да. Мой брат ещё жив.

— Я оставлю трёх стражников — двух внутри, одного снаружи, — предложил Кучера. — Завтра их сменят.

— Вы думаете, этого будет достаточно? — с сомнением спросил Гётц.

— Ну, вы-то справились в одиночку, — улыбнулся Кучера. — А теперь здесь будут три сотрудника, которые уже знают, чего ожидать. Они будут готовы, не беспокойтесь.

— Хорошо, — ответил Гётц и протянул руку Кучере. — Я надеюсь на вас.

Старший инспектор пожал руку и кивнул в знак подтверждения. Гётц заглянул в комнату, попрощался с братом и отправился на встречу с шефом.





Ян поднялся на поверхность со станции метро «Смиховский вокзал», перешёл трамвайные пути и оказался у входа в небольшое кафе, где часто обедал с коллегами. Через стеклянные стены Гётц хорошо видел зал и все столики, но старшего комиссара не заметил. Он решил не заходить внутрь, а встретить Куделу на улице.

Ян встал рядом с дверью и осмотрелся: людей было немного, небольшая группа толпилась на остановке, в сторону Баррандовского моста проехал автобус, ему навстречу — такси. У угла дома, в десяти шагах от Гётца, кого-то ждал молодой мужчина в кепке и длинном светлом плаще без рукавов. Он постоянно посматривал на выход из метро и провожал глазами такси.

«Надеюсь, Йирка прояснит ситуацию, — думал Ян. — Что-то же он должен знать. Иначе зачем ему со мной так срочно встречаться, да ещё и не в Департаменте?.. Он слишком быстро позвонил мне. Почему? Потому что он в курсе. Иначе и быть не может».

С парковки Департамента на тротуар вывернула знакомая фигура. Гётц приблизил изображение — Кудела. Как всегда подтянутый, форма застёгнута на все пуговицы, фуражка надета ровно, длинные бакенбарды аккуратно подстрижены. Он шёл твёрдым шагом к кафе, и лицо его ничего не выражало — ни беспокойства, ни раздражения, ни радости.

Когда между Гётцем и Куделой оставалось не более двадцати метров, мужчина в плаще неожиданно ринулся к Яну, оттолкнул его назад, за свою спину, и взмахнул рукой в сторону старшего комиссара, будто разбрасывая что-то. В тот же момент голова Куделы вдруг разорвалась, обдав кровавыми брызгами стену дома, а тело рухнуло ничком на брусчатку. Не прошло и секунды, как в двух метрах от Гётца что-то вспыхнуло и раздался хлопок.

Мужчина в плаще обернулся:

— Вы в порядке?

Гётц дернулся в сторону мёртвого товарища, но мужчина остановил его:

— Надо ехать, пан комиссар. Возможна ещё попытка.

Рядом резко затормозил автомобиль. Открылась дверь, и мужчина в плаще буквально запихнул Гётца в салон. Ян выхватил пистолет и, ткнув его мужчине под нижнюю челюсть, прошипел:

— Кто ты такой, курва?!

— Тот, кто спас вас от снайпера, — спокойно ответил мужчина. — У нас нет времени. Поехали, пан комиссар!

Он отодвинул пистолет и сел в машину.

— Куда? — спросил Гётц.

— В штаб-квартиру СПЧ.

_________________

* - Krochna — чешск. (полицейский слэнг) пистолет.

** - Výjezdovka — чешск. (полицейский слэнг) выездная группа на место преступления.

*** - Mord — чешск. (полицейский слэнг) убийство.

Автор: Andrej 23.12.2020, 19:25

8.

Всю дорогу до микрорайона Крч человек в плаще сидел молча и игнорировал вопросы Яна. Когда автомобиль остановился на парковке неподалёку от метро «Качеров», спутник комиссара вышел первым и, осмотревшись, сказал:

— Поднимайтесь к Барбаре, пан Гётц. Она вас ждёт.

Не ответив, Ян быстрым шагом направился к небоскрёбу. Поднялся на шестьдесят седьмой этаж и на выходе из лифта чуть не столкнулся с тремя мужчинами в коричневых костюмах. Они только что приехали на соседнем лифте и проходили мимо. Гётц извинился, на что троица не обратила внимания и невозмутимо прошествовала дальше по коридору. Комиссар с укором посмотрел им вслед, и тут один из мужчин обернулся, будто узнал его. Но Гётц не смог вспомнить это лицо, а соцпрофиль мужчины оказался закрытым, как, впрочем, и у двух его спутников. Скорее повинуясь интуиции, чем разуму, Гётц отключил Сеть. И понял, что на том, кто оборачивался к нему, была ви-маска. Теперь по коридору в сопровождении двух мужчин в коричневых костюмах шёл третий — суховатый, с залысиной, одетый в джинсы и синюю ветровку с капюшоном. Что-то знакомое было в этом человеке.

«Зря они не используют голограмму, — подумал Гётц. — Не один я могу выйти из Сети. Кого же они скрывают? И почему меня не поставили в известность? Пока ещё я тут начальник охраны».

Ян двинулся за троицей и крикнул:

— Постойте! Остановитесь же!

Человек в ветровке замедлил шаг и снова обернулся. Ян от удивления замер на месте: на него смотрел Мирослав Вондрачек, доктор из Института экспериментальной медицины, чью куклу ещё совсем недавно они с Радеком препарировали в морге.

— Пан Вондрачек? — спросил Гётц, не веря своим глазам.

Мужчины в костюмах тоже обернулись и, поняв, что комиссар узнал их подопечного, тут же включили голографическую защиту, которая скрыла Вондрачека оболочкой из чёрно-белых помех. Один выступил вперёд, преграждая путь Гётцу.

— Что ж вы так прокалываетесь, уважаемые? — Склонил на бок голову Ян и представился: — Комиссар Гётц, Прага II, начальник группы полицейской охраны пани Прохазковой. Что вы здесь делаете и куда ведёте доктора?

— Мы не уполномочены раскрывать информацию, — ответил человек в костюме.

— Что ж мне сегодня так не везёт? — посетовал Гётц. — Все, буквально все не хотят мне ничего рассказывать. Do háje... — он выхватил пистолет и наставил на собеседника. — Мне ещё раз задать вопрос?

Мужчина совершенно не испугался:

— Пан комиссар, вам лучше следовать туда, куда вы направлялись. Мы действительно не можем вам ничего рассказать. Доктор в безопасности. За него вам не стоит волноваться. Уберите пистолет и дайте нам уйти. Барбара ответит на все ваши вопросы. Прошу вас.

Гётц помедлил, сверля взглядом собеседника, потом сунул пистолет в кобуру, молча развернулся и заспешил к кабинету Прохазковой.

​

​

Гётц вошёл в кабинет, не дожидаясь приглашения виртуального секретаря. Прохазкова стояла у окна спиной к двери. Услышав шаги, она повернулась:

— Здравствуй, Ян, — и медленно двинулась к гостю. — Мы с тобой очень плохо расстались вчера. Мне хотелось бы всё исправить.

— Я пришёл сюда не затем, чтобы выслушивать твои извинения, — резко ответил Гётц. — У меня миллион вопросов, Барбара. Как ты связана с Вондрачеком и Куделой? Кто хотел убить моего брата и кто убил Куделу? Что за хрень я видел в институте? Кто эти люди с закрытыми профилями, разгуливающие по зданию? И это ещё далеко не всё. У меня голова просто раскалывается от вопросов! Но я уверен, что ты можешь на них ответить.

— Да, Ян, я могу объяснить кое-что, — спокойно сказала Прохазкова. — Ты записываешь?

— Нет. Я не в Сети.

— Хорошо. Тогда давай сядем и поговорим, — Барбара направилась к кофейному столику. — Кофе?

— Да, я бы выпил что-нибудь.

— Секретарь, две чашки кофе, — попросила Барбара.

Как только чашки появились в открывшейся стенной нише, Прохазкова отключила кабинет от Сети.

— Теперь можно говорить, — пояснила она. — Постараюсь покороче.

Она сделала глоток кофе и продолжила:

— Существует международная организация, выступающая против технического прогресса. Она скупает научные разработки, а если подход не срабатывает, применяет другие методы. Я сотрудничаю со специальным агентством, созданным для борьбы с этой организацией. То, что случилось неделю назад в Стодулках, было операцией по спасению доктора Вондрачека. Если бы мы не успели, в следующие несколько дней его убили бы по-настоящему. Я скрывала его здесь, в здании, пока с ним работали программисты. А сейчас Вондрачек отправился в Германию, в секретную лабораторию, где он и будет дальше заниматься гибернацией с помощью вирусных белков, полученных от твоего брата. Когда им не удалось убить доктора, они наведались в его лабораторию и всё там подчистили: информацию, образцы. Всё. Этому мы помешать не смогли. Но когда они пришли за твоим братом, их ждал сюрприз.

— Это же был не человек, — вставил Гётц. — Какие-то шарики, облако... Всё крутилось, вертелось, а потом...

— Это машина, Ян. Машина с очень хорошим ИскИном. Таких нигде нет. Только на вооружении агентства. Их называют вихрями.

— Подходяще. А Кудела?

— Он начал сотрудничать с агентством почти полтора года назад. Потому и стал твоим начальником. Работа шла хорошо, его собирались двигать дальше, но сегодня всё вышло из-под контроля. И я очень рада, что агент помог тебе. Иначе...

Барбара на секунду замолчала, но быстро взяла себя в руки.

— Кудела рекомендовал тебя как прекрасного детектива и своего друга, которому полностью доверяет. Потому я и решила сделать тебя своим телохранителем — чтобы узнать получше прежде, чем открыть карты.

— Так это всё было тестированием?! — Гётц со звоном поставил чашку на блюдце и подался вперёд. — Наши ужины, разговоры, поездка в деревню?

— Нет-нет, Ян! Подожди! — спохватилась Барбара. — Я бы так никогда не поступила. Да, я политик, в какой-то мере манипулятор, но не настолько же! Я была искренна с тобой. Всегда. И в своём доме тем более. — Она сжала губы и распрямилась. — Не смей так думать обо мне, Ян. Не смей.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза и молчали. Затем Гётц поднялся с кресла и отошёл к окну.

— Прости, — негромко произнёс он.

Барбара подошла к нему, обняла, прижалась к спине.

— Я испугалась за тебя, Гонзик. Я так испугалась за тебя, когда узнала о перестрелке в институте. Это я попросила Куделу тебя встретить и привезти сюда. И послала агента для подстраховки. Как видишь, не зря...

— Что нам теперь делать?

— Сначала надо перепрошить твой нейрокиб. Сместить координаты, установить анонимайзер...

— Но как я буду работать с таким нейрокибом? Меня же сразу отправят в сервисный центр.

— Ты больше не будешь работать в полиции. Для тебя уже подготовили задание.

Ян развернулся, отстранив от себя Барбару:

— Кто подготовил? По какому праву?! Я не давал согласия!

— У тебя нет выбора, Ян, — твёрдо ответила Барбара. — У нас нет выбора. Всё уже решено.

— А если я захочу остаться в полиции?

— Я не позволю тебе! Вне этого здания и с твоим нынешним нейрокибом ты в большой опасности.

— Я не привык прятаться, Бара.

— Тебя и не просят прятаться, — умоляюще посмотрела на него Прохазкова. — Просто принять меры. А если согласишься на задание, то, возможно, вообще выпадешь из поля зрения врага.

— Что за задание? — помедлив, спросил Гётц.

— Ты слышал о «Гагарине»? Первом звездолёте?

— Да. Кто сейчас не слышал?!

— Ты полетишь на нём.

— Куда?! — изумился Гётц. — В космос? Неизвестно куда неизвестно зачем?! Ты издеваешься?

— Решаю не я, Ян.

— Правильно! — повысил голос Гётц. — Решаю я. И я не собираюсь бросать тебя здесь. Если ты хочешь, чтобы я сотрудничал с агентством, я остаюсь. Но буду работать на Земле.

— Это неудачная мысль.

— Потому что агентство так решило? Заметь, твоё агентство. Не моё. Я могу просто взять и выйти отсюда...

— И поступишь глупо, — спокойно заметила Барбара. — Моих объяснений не хватило?

— Ты должна понять, что вы с вашим агентством не можете мне приказывать. Я хочу остаться на Земле. Здесь я хотя бы знаю, с кем бороться. А в космосе... Ты помнишь, случай Греты Таубер? До сих пор никто не знает, что там случилось. А эпидемия на Луне? Космос — это... — Гётц запнулся, подбирая слова. — Это чёрная дыра... Зачем, зачем мне туда?

— Агентству известно, что один из членов экипажа — саботажник. Ты должен его обнаружить и обезвредить.

— Откуда ты знаешь о саботажнике? — удивился Гётц. — Ведь никого ещё не выбрали.

— Саботажник будет, Ян. Он будет на борту так же, как и ты.

— Снова «всё решено»?

— Да. Экспедицию хотят сорвать, чтобы программу закрыли, и дальний космос стал не интересен властям.

Гётц, нахмурившись, медленно прошёлся по комнате.

— Это сложно, Ян. Я понимаю, — произнесла Барбара. — Но ты должен это сделать. От успеха многое зависит.

— Но, Бара, — Ян схватился руками за голову, — это же восемьдесят лет! Что станет с миром за эти годы? Что станет с тобой? А дед? А Ондра?.. Я не могу лететь — я не хочу оставлять тебя навсегда.

Барбара подошла к нему, положила ладони на плечи и заглянула в глаза:

— Гонзик, когда ты приземлишься, я встречу тебя у трапа. И буду такой же, как в тот день, когда мы расстанемся.

— О чём ты говоришь?! — сделал шаг назад Гётц. — Это невозможно!

— Возможно, — Барбара снова приблизилась. — Верь мне. Я дождусь тебя.

Ян знал, что она обманывает его, обманывает себя, что обещанного не случится, но он принял игру — ведь другого выбора не оставалось.

Автор: Nil admirari 23.12.2020, 22:58

Цитата(Andrej @ 23.12.2020, 19:25)

Автор: Andrej 24.12.2020, 10:18

Цитата(Nil admirari @ 23.12.2020, 22:58)

Автор: Andrej 25.12.2020, 11:18

Вот я и закончил первую главу новой повести - историю одного из членов экипажа звездолёта "Гагарин", Яна Гётца.

На очереди рассказ о следующем участнике полёта.

Но я тут столкнулся с некоторыми проблемами при расписывании эпизодов и необходимостью написать несколько дополнительных. Пока обдумываю, как это сделать, публикация новой главы немного откладывается.

Но не думайте - повесть я не бросил. Как только всё встанет на свои места, выкладка новых частей снова станет регулярной.

Автор: Nil admirari 25.12.2020, 21:24

Цитата(Andrej @ 25.12.2020, 11:18)

Автор: Andrej 25.12.2020, 22:32

Цитата(Nil admirari @ 25.12.2020, 21:24)

Автор: Nil admirari 26.12.2020, 15:37

Цитата(Andrej @ 25.12.2020, 22:32)

Автор: Andrej 26.12.2020, 15:59

Цитата(Nil admirari @ 26.12.2020, 15:37)

Автор: Nil admirari 27.12.2020, 17:09

Цитата(Andrej @ 24.12.2020, 10:18)

Автор: Andrej 27.12.2020, 21:40

Цитата(Nil admirari @ 27.12.2020, 17:09)

Автор: Andrej 7.1.2021, 22:12

Владислав Ясин

1.

Это была обычная чайлдфри-вечеринка. Большинство гостей пришли в ви-масках: вот искусственная, как кукла, девушка общается с чёрной кошкой с пышными усами, вот паук распивает коктейли с Буддой, а неподалёку длинноволосый красавец обнимает синюю трёхгрудую инопланетянку.

Влад Ясин не любил ви-маски и никогда их не надевал. И не любил общаться с ви-масками, не посмотрев предварительно, кто скрывается под ними. Сделать это было легко: стоило лишь отключить нейрокиб от Сети, и все представали в своём настоящем облике.

Врать, увиливать и умалчивать Владу тоже не нравилось. Он всегда говорил то, что думал. Поэтому друзей у него было мало. Только те, кто знал Ясина ещё со школы и уже давно привык к его непосредственности, продолжали общаться с ним.

Машинально отключив Сеть, Влад направился к бару. Взял коктейль с колой, развернулся лицом к залу и, потягивая через трубочку напиток, огляделся. Приглушённый свет не давал рассмотреть всех посетителей клуба, однако слева за столиком у стены Влада привлекли две девушки в смартглассах. Одна стройная светловолосая с короткой стрижкой и кольцами в ушах и носу, а вторая — чуть полноватая шатенка с асимметричным каре и симпатичным округлым лицом. Они сидели одни, что-то пили и весело разговаривали.

Влад вошёл в Сеть, быстро справился с обрушившимся на него калейдоскопом визуальной информации, и взглянул на подруг. Светловолосая превратилась в эльфийку с крыльями, а вот шатенка не изменилась. Ясин удивлённо поднял брови и, не открывая соцпрофили девушек, решительно направился к их столику.

— Привет! — сказал он, подойдя. — Меня зовут Влад. Могу я вас угостить чем-нибудь?

— Попробуй, — ответила эльфийка, и девушки засмеялись.

— Тогда вот, — Влад поводил перед собой рукой, делая виртуальный заказ. — Вам это понравится.

— Лена, — представилась эльфийка.

— Настя, — сказала её подруга.

— Очень приятно, — искренне признался Влад и повернулся к шатенке. — Пока стоял у бара, глаз не мог от тебя оторвать.

Настя улыбнулась такому непосредственному заявлению, откинулась на спинку дивана и оценивающе посмотрела на Влада. Подъехал робот-официант, раскрылся и выдвинул поднос с тремя коктейлями «Зелёный джинн». Ясин поставил бокалы перед девушками:

— Здесь его готовят по особому рецепту.

— Это же мой любимый! — воскликнула Настя. — Как ты угадал?

— Просто мы на одной волне, — порадовался Влад случайному совпадению. — Можно к вам присоединиться?

Получив согласие, Влад сел рядом с Настей.

— А где твои очки? — поинтересовалась она. — Или у тебя гарнитура за ухом?

— У меня нейрокиб, — ответил Ясин.

— Ого! — восхитилась Настя. — Классно!

— Сколько ж ты за него отвалил? — спросила Лена-эльфийка.

— Нисколько. Я курсант лётного училища ВКС. Нам бесплатно ставят.

— Везёт тебе! — с завистью протянула Лена. — У нас бы в институте так.

— А вы где учитесь? — поинтересовался Влад.

— Мы на живописи в Институте искусств, — сказала Настя. — Третий курс.

— А я уже через два месяца окончу пятый. Лейтенанта получу.

— Хорошо тебе! — подытожила Лена.

— А почему ты без ви-маски? — обратился к Насте Влад.

— Ну их, — махнула та рукой и улыбнулась. — Не люблю.

Влад слушал её мягкий голос, смотрел на её улыбку и ямочки на щеках и чувствовал, что этот их совместный вечер точно не будет последним.

— А вы, девушки здесь по убеждениям? — спросил Влад. — Или так зашли отдохнуть?

— Конечно, по убеждениям! Правда, Настя? — возмутилась эльфийка, тряхнув крыльями. — Никаких детей! — Она хитро прищурилась: — А ты-то, курсант, наверняка детишек любишь?

— Никак нет! — с улыбкой по-военному отчеканил Влад. — Не вижу в них необходимости. У меня другие цели в жизни, и размножение в планы не входит.

— Побольше бы таких парней! — обрадовалась Лена. — А то прямо не хватает. Ты вообще из Воронежа?

— Да, родители на Ломоносова живут. А я пока в Борисоглебске — в общежитии училища. Вот, в увольнительную выбрался домой съездить.

— А что потом думаешь делать? — спросила Настя. — После учёбы.

— Это куда пошлют, — ответил Влад. — Я же военный. Как прикажут, так и сделаем... А пойдём, Настя, потанцуем?

— Пойдём!

Они поднялись с дивана и затерялись в пёстрой бурлящей толпе.

​

​

— Настя! — радостно закричал Влад, крепко обняв подругу. — Как же я рад тебя видеть!

Они стояли на залитой утренним солнцем площади у входа в Главный вокзал Воронежа. Влад только что приехал из Борисоглебска, и это была его первая встреча с Настей за два месяца.

— Видишь? — указал Влад на погоны своей новенькой парадной формы офицера ВКС. — Я теперь лейтенант.

— Поздравляю! — впилась Настя в его губы.

— А ещё у меня две хорошие новости, — продолжил Ясин через несколько секунд. — В июле мне дадут квартиру в новом жилом комплексе. Ты сможешь туда переехать! Только представь — все удобства под рукой: своё ателье, свой ресторан, скверы, зимние сады, спортзалы, бассейн! Ты даже сможешь там мастерскую арендовать. Со временем, конечно. Когда деньги появятся. Но в целом-то, все возможности есть.

— Здóрово! — согласилась Настя. — А вторая новость?

— Мне удалось выбить самую крутую стажировку — полгода на МКС! Я до сих пор поверить не могу.

— Полгода? — огорчилась Настя. — Без меня?

— Космос — это мечта всей моей жизни, Наська, — прижал её к себе Влад. — Всего полгодика. А я буду звонить тебе каждый день. Специально куплю голокамеру, чтобы ты могла меня видеть. Зато я привезу тебе оттуда подарок.

— Какой?

— Не скажу, — улыбнулся Влад. — Иначе это не будет сюрпризом...

— Всё, хватит! — снова улыбнулась Настя и потянула его за руку. — Пойдём скорее. Ленка до завтра уехала — квартира пустая стоит.

И они побежали к автобусной остановке.

​

​

Проплыв вместе с группой туристов через шлюз, соединяющий шаттл с Международной космической станцией, Влад оказался в небольшом закрытом помещении. Тут же появился виртуальный помощник в образе космонавта, поприветствовал прибывших и попросил надеть на обувь магнитные подошвы. В стенах раскрылись ниши, где по размерам были разложены тонкие пластины с ремешками. Влад нашёл свой сорок третий и без труда закрепил пластины на военных ботинках.

Когда все закончили «обуваться», дверь с крупной надписью «МКС-4» отодвинулась в сторону, открывая проход в коридор станции. Помощник-космонавт показал, как нужно выходить из комнаты, осторожно наступая на магнитный пол и медленно принимая вертикальное положение. Затем повернулся к гостям и пригласил попробовать.

Влад подлетел к двери, нырнул в коридор, затем, подтянув колени к груди, медленно опустил правую ногу — подошва щёлкнула об пол. Влад опустил левую ногу и распрямился.

— Браво, лейтенант! — воскликнул виртуальный космонавт.

Ясин сделал несколько шагов — ноги приходилось отрывать от пола с усилием, будто идёшь по чему-то липкому, но большого неудобства это, однако, не доставляло. Он прошёл чуть вперёд, чтобы освободить место для следующего пассажира шаттла, и стал дожидаться остальных.

Тут из-за поворота коридора послышались шаги, и к Владу подошёл капитан ВКС в необычной синей форме, больше похожей на скафандр, только без шлема.

— Лейтенант Ясин? — осведомился он.

— Так точно, капитан! — встав по стойке смирно, отдал честь Влад. — Прибыл для прохождения стажировки.

— Вольно, лейтенант. Меня зовут Сергей Смирнов. Я буду вашим непосредственным начальником на станции. Идите за мной.

За поворотом их ждал тупик и две двери: коричневая налево, синяя направо. На коричневой светилась надпись по-английски: «Туристический блок».

— Там живут туристы, — пояснил Смирнов. — У них свой персонал, ресторан, космический «лягушатник» и прочие нехитрые развлечения. К ним от нас ходят только техники, если вдруг что сломается, а также начальник станции полковник Сюй Юнпин и его первый зам подполковник Роже Пиньён — поприветствовать очередную порцию гражданских и выпить с ними бокал вина. А за этой, синей, дверью расположен рабочий блок, где вам и придётся провести следующие полгода.

Смирнов нажал кнопку у правой двери, подтверждая сигнал нейрокиба. Проход открылся, и, сделав несколько шагов, Ясин очутился в длинном коридоре с множеством дверей по обеим сторонам.

— Сначала вам надо будет получить новую форму, — сказал капитан. — Это специальный пневмокостюм, как у меня, создающий нагрузку на мышцы, чтобы они у вас не атрофировались в невесомости. Потом я покажу вам каюту, где сможете оставить вещи, а затем отведу на место службы и познакомлю с коллегами. Алкоголь в рабочем блоке запрещён, ви-маски тоже. Зато есть спортзал, оранжерея и кают-компания, где можно пообщаться и поесть. Все записи нейрокиба должны шифроваться и сохраняться на специальном сервере. Сегодня вам для этого установят приложение. И ещё, лейтенант, — улыбнулся Смирнов, — будете ложиться спать — не забудьте пристегнуться.

​

​

Влад сидел в своей каюте у стола напротив портативной голокамеры. За его спиной во всю стену светился лимб Земли на фоне чёрного космоса. Голубой океан, край материка и плывущие над ними белые ватные облака.

Влад смотрел на Настю, уютно устроившуюся на мягком диване в их новой квартире. Конечно, это было всего лишь трёхмерное изображение, транслируемое через нейрокиб на киберленсы Ясина, но выглядело оно очень реально.

— Привет, Настя! — сказал Влад. — Тебе хорошо меня видно?

— Привет! — ответила Настя. — Да. А тебе меня?

— Лучше не бывает!

— А у тебя сзади что — окно такое?

— Нет, — улыбнулся Ясин и чуть сдвинулся в сторону, открывая обзор. — Вся стена — это экран, а на неё передаётся картинка с наружной камеры. Но ощущение, и правда, будто сидишь на самом краю и можешь в любой момент свалиться в эту черноту. Один шаг — и полетишь... Может, через пару дней привыкну, но сейчас аж дрожь бьёт.

Он снова придвинулся к столу:

— Как ты, Наська? Не скучаешь?

— Только по тебе. А так... Вчера Ленка приезжала. Обзавидовалась вся. Мы ей в ателье блузку отпечатали. Заполнили анкету, сделали тридэ-фото, и через два часа прямо в квартиру прислали готовую блузку, представляешь?! Ленка так обрадовалась. Хотя не понимаю, чему? Что меня на деньги раскрутила что ли? Она же всё равно вечно в ви-маске ходит — зачем ей блузка?! Ну да ладно. Мне не жалко. Пусть порадуется. Завтра собираюсь съездить на Петровский остров — хочу с натуры настоящими красками писать. Надоело всё время в виртуале: развесишь картины по стенам, а снимешь очки — всё скучно и голо.

— Потом покажешь, что получится.

— Если получится, — хмыкнула Настя. — У тебя как первый день прошёл?

Влад поднялся и встал поближе к стене.

— Видишь, какие нам тут мундиры выдают? — он покрутился на месте. — В него встроена пневматика на руках, ногах и спине. Это чтобы мышцы тренировать. Двигаться пока трудновато с непривычки, но скоро разработаю. А ещё мы здесь ходим в магнитных ботинках, чтобы не плавать по станции в невесомости. И на стенах в каютах не полки, а застёгивающиеся карманы и ремешки, чтобы вещи не разлетались. Даже спать надо пристёгнутым!

— А ты будешь в космос выходить?

— Не знаю пока. Но думаю, должен хотя бы раз. Она же на то и стажировка, чтобы всё на станции изучить и всё попробовать. Тем более что тут затевается какой-то крупный проект — начинают монтировать новый блок. Лишние руки им точно не помешают.

— Ох, а я боюсь в космос лететь, — вздохнула Настя. — Никогда бы не согласилась. Я и на самолётах-то не очень люблю, а на шаттле уж и подавно. На земле спокойнее.

— Ничего! — улыбнулся Влад. — Когда-нибудь вместе полетим. Я тебя от страха избавлю!

​

​

Февральский вечер. Больничная палата. Уютный полусумрак от настольной лампы. За окном — завывания метели.

Влад сел рядом с кроватью, взяв за руку Настю. На глазах её — повязка, а выбритый участок за правым ухом заклеен пластырем.

— Как ты? — спросил он. — Ничего не болит?

— Нет, — улыбнулась Настя. — Всё в порядке.

— Через день тебе уже снимут повязку. А ещё через пару дней выпишут. Как раз к моему дню рождения. Потерпи немного.

— А когда он заработает?

— Ближе к маю, наверное.

— Так долго? — огорчилась Настя.

— Ну, он же должен прижиться, прорасти в мозг. Нейрокиб не обычный прибор — подключил и всё! Ему нужно время. А киберленсами сможешь пользоваться, как только повязку снимут. Я тебе вот и гарнитуру купил. До мая с ней походишь.

— У тебя хоть сколько-то денег осталось?

— Я тебе говорил — не важно, — Влад погладил Настю по руке. — Обещал же подарок после стажировки. Но у меня тоже кое-что есть — новая звёздочка на погонах, — он усмехнулся. — А денег я ещё заработаю. Меня в марте посылают на юг — в Ставрополье. Пилотом штурмовика. Буду патрулировать Стену мира.

— У них что, дронов нет?

— Почему? Есть, конечно. Только лётчикам тоже надо летать, опыта набираться. Годик-другой полетаю, а там, может, и в Воронеж переведусь.

— А как же я?

— Я буду приезжать, Наська, — успокоил подругу Влад. — Тут всего-то три часа до Воронежа, если на гиперлупе через Волгоград. В субботу приехал, в воскресенье уехал. А накоплю на аватары — будем видеться в вирсе.

— А нельзя отложить поездку? Хоть на месяцок?

— Нельзя, — вздохнул Ясин. — Приказ. Закончишь учёбу — будем вместе ездить. Я летать, ты рисовать.

— Побыстрей бы этот диплом получить...

— Следующим летом уже будешь свободна! Осталось-то всего ничего.

Влад наклонился к Насте и поцеловал её.

— Ты поспи. А я завтра к тебе утром приду. Хорошо?

— Хорошо. Я буду ждать.

​

​

Медленно, тягуче прошёл год. Для Влада он был чередой рутинных боевых вылетов вдоль исламской границы и абсолютно одинаковых тоскливых дней отдыха. Решительно ничего не происходило. Лишь единожды сработала защита Стены мира, среагировав на одинокого пастуха, искавшего отбившегося от отары барана.

Съездив в феврале домой, Влад вернулся отдохнувшим и полным сил. Впереди было лето, а значит, Настя получит диплом и сможет приехать к нему на базу.

Но в июне, позвонив подруге, Ясин неожиданно услышал:

— Что я буду делать в этом твоём Будённовске?

— Ты будешь со мной, — удивился Влад. — Отдыхать, рисовать... Извини — писать картины. Оформишь что-нибудь в городе, стрит-артом займёшься. Да мало ли! Не найдёшь занятий что ли?

— Нет, — отрезала Настя. — Из Воронежа я не поеду. Осенью у меня выставка. Папа уже договорился. Потом в Москву обещали картины повезти. И кстати, разве эту квартиру не придётся отдавать обратно, если получим новую в твоей деревне? А я там всю жизнь провести не хочу. В Воронеже хоть какая-то движуха, а там что? Лучше ты сюда возвращайся.

— Да куда мне возвращаться?! — вспылил Влад. — На «Балтиморе» с тоски помереть можно. Здесь хотя бы вылеты боевые, а в Воронеже одни тренировочные. Я скорее в космос вернусь, чем переведусь на «Балтимор»!

— Как хочешь, — махнула рукой Настя. — Сам решай, что тебе больше нужно.

И он решил.

Вернувшись домой к своему двадцатипятилетию в феврале 2105 года, Ясин уже имел при себе приказ о направлении на Луну пилотом грузовика.

Автор: Andrej 12.1.2021, 13:40

2.

Очередной рейс «Луна — МКС — Луна» подходил к концу. Раз в два дня Влад возил с лунного завода на станцию запчасти для устройства дока, где в скором времени начнут возводить первый звездолёт. Путь в один конец длился около восьми часов, а весь рейс, включая разгрузку на МКС, занимал почти сутки. Грузовиком управлял автопилот, так что бóльшую часть времени Ясин бездельничал, смотрел фильмы, читал книги и спал.

До космопорта Селен-Сити оставалось ещё два часа, и Влад вновь попробовал позвонить Насте. Ответа не было. Уже четвёртый день Настя не брала трубку, а Влад беспокоился всё сильнее. Надо будет позвонить с Луны её родителям — может быть, они что-то знают?

Ясин подплыл к иллюминатору: медленно приближающаяся Луна, испещрённая кратерами, была невероятно огромна. Селен-Сити, куда летел грузовик Влада, располагался у Южного полюса на пике Малаперта, рядом с вечно затенённым кратером Шеклтон, где добывали воду для жителей единственной колонии. Сам город находился под поверхностью, а наружу выступали лишь обзорные купола и шлюзы. Космопорт же был удалён от Селен-Сити на десяток километров и соединялся с ним несколькими подземными тоннелями — отдельно для грузов, отдельно для пассажиров.

Когда грузовик сел на свою платформу, Влад влез в скафандр, надел шлем, дождался полного отключения корабля и открыл люк. До платформы было метров пять. Ясин выдвинул металлическую лестницу и спустился к уже ожидающему его четырёхместному авточелноку.

По пути к зданию космопорта Влад по Сети подписал все необходимые документы и передал корабль бригаде техников. Подъехав к служебному шлюзу, вошёл внутрь и спустился на лифте на первый уровень. Там снял скафандр, помылся и сменил одежду. Минут через двадцать он уже будет дома — в десятиметровой комнатке с кроватью, столом, креслом и шкафом. Съест пару концентратов из синтезатора, заварит чая и снова попробует связаться с Настей.

Влад уже вышел из раздевалки, как в ушах раздался голос диспетчера:

— Старший лейтенант Ясин, вас ожидают у второго терминала.

Тут же перед ним возникла виртуальная стрелка, показывая путь.

— Да знаю я, куда идти! — буркнул Влад и смахнул стрелку в сторону.

Ясин спустился ещё на два уровня и оказался в просторном холле космопорта. Высокий сводчатый потолок, светящийся ярким, но мягким светом, колонны и пол, выложенные мозаикой, виртуальные информеры, ряды роботов-носильщиков у терминалов и входа. Было людно — видимо, недавно прибыл туристический корабль с Земли.

Влад направился ко второму терминалу, но, уже издалека увидев знакомую фигуру, остолбенел от удивления. Он не верил своим глазам: его ждала Настя! Она увидела Влада и радостно улыбнулась. Ясин ускорил шаг, громко застучав магнитными ботинками по полу, и через несколько секунд уже сжимал подругу в крепких объятиях.

— Говорил же я тебе, что отучу бояться полётов! — весело сказал он. — Как ты решилась?

— Я очень скучала, — ответила Настя. — Продала картину, оформила интерьер в вирсе на заказ, и вот...

Ясин поцеловал её.

— Как же я рад! Ты четыре дня не отвечала на звонки. Я уже собирался весь Воронеж на уши поднять.

— Хорошо, что не успел. Вот смеху-то было бы.

— Ну, пойдём, — выпустил Настю из объятий Влад и подхватил её сумку. — Поговорим лучше в парке. Здесь не очень уютно.

Они покинули холл космопорта и на траволаторе добрались до станции авточелноков, отправлявшихся в город. Заняли свободные места среди других пассажиров и через пять минут, промчавшись по хорошо освещённому тоннелю, уже ступили на широкую платформу Селен-Сити. Над десятью дверьми, ведущими с платформы, сверкала надпись: «Добро пожаловать в лучший город на Луне!».

К гостям тут же подскочили возникшие из ниоткуда виртуальные рекламные агенты и начали наперебой предлагать рестораны, казино, отели, клубы и, конечно же, прогулки по поверхности Луны. Влад взял Настю за руку и быстро вытянул из всего этого базара к приветливо открывшимся дверям, пройдя которые, они оказались на Центральной площади.

Центральная площадь Селен-Сити располагалась на четвёртом уровне, но в высоту пронизывала все остальные уровни и заканчивалась прозрачным куполом на поверхности, откуда лился естественный солнечный свет. На каждом уровне по периметру площади проходили балконы, соединённые эскалаторами и траволаторами. Именно отсюда, из сердца города, можно было попасть в любой его сектор: от завода «МеталлПринт» и геологической станции до блока биолого-медицинских лабораторий и гостиничного корпуса.

Настя с восхищением разглядывала сверкающую чистотой площадь, настоящие деревья, цветочные клумбы и громадный центральный фонтан.

— Откуда? — изумлённо произнесла она.

— Не волнуйся, — улыбнулся Влад. — Фонтан виртуальный. Но остальное вполне реальное. Идём — нам надо подняться на второй уровень.

Миновав два эскалатора и пройдя по длинному коридору с транслируемым на стены лунным пейзажем, они вошли в оранжерею под ещё одним куполом. Пели птицы, дул слабый свежий ветерок, шелестели листья кустов и деревьев. Ступая по усыпанной реголитом дорожке, Влад и Настя вскоре отыскали свободную скамейку под невысокой пышной ивой.

— Раз уж ты здесь, — начал Ясин, — я не буду откладывать этот разговор и скажу всё сейчас.

Настя нахмурилась и вопросительно посмотрела на него.

— Помнишь майора Смирнова, моего начальника во время стажировки? — продолжил Влад. — Он тогда капитаном был. Я в последнее время встречался с ним на станции пару раз. Оказалось, он меня хорошо помнит. И три дня назад он предложил перейти к нему, как только закончу здесь. Диспетчером-навигатором. Что ты думаешь об этом?

— Я надеялась, что ты вернёшься домой.

— Настя, я не могу вернуться, — взял подругу за руку Влад. — Здесь я понял, что на Земле мне делать нечего. Никакие самолёты не сравнятся с космическими кораблями. Это вообще разные уровни! Да и что там на Земле? Я вообще не понимал, зачем летаю. И только здесь я увидел реальный результат. Я приношу пользу, занимаюсь важным делом. Понимаешь? Я не могу от этого отказаться.

— Но ты мне нужен... — взмолилась Настя.

— Тебе не хватает аватаров? — удивился Влад. — Мы же сделали самые лучшие. Дороже уже просто не бывает! Неужели ты видишь разницу между мной и моим аватаром?

— Я не об этом, Влад. Представь, я прихожу домой, а тебя там нет. Я ужинаю в одиночестве, ложусь спать в пустую постель, просыпаюсь снова одна... А в вирсе с тобой видимся всего два раза в неделю по паре часов. Мне очень тебя не хватает.

— Так это временно, Настя. Вот выплачу кредит за аватары — будет больше денег на вирс. А на станции и зарплата другая, и бесплатные часы вирса дают. Мы будем видеться намного чаще. Не переживай. Все трудности — временные.

Вдруг на них надвинулась большая тень. Настя подняла голову — снаружи купол накрывали широкие пластины, похожие на цветочные лепестки. Включился свет.

— Что это? — спросила она у Влада.

— Не волнуйся. Просто летит метеорит. Пушки его собьют, а щиты примут на себя осколки. Потом снова раскроются. Это иногда бывает здесь. Обычное дело. Пойдём домой. Очень есть хочется.

Они встали.

— Ты надолго? — поинтересовался Влад по пути к выходу из оранжереи.

— На три дня, — ответила Настя. — Хочу, чтобы после следующего рейса ты вернулся не в пустую комнату.

​

​

Они лежали в постели в своей воронежской квартире, укрывшись лёгким одеялом. Влад, закрыв глаза, одной рукой обнимал Настю, прижимавшуюся к его правому боку. Сквозь чуть затемнённое окно пробивалось яркое солнце, освещая пастельные пейзажи на стенах, заливался соловей, изредка перебиваемый сорокой, пахло цветами.

— Почему бы нам не встретиться в следующий раз где-нибудь у моря? — спросил Влад, не поднимая век. — В бунгало с соломенной крышей прямо на берегу. Или прогуляться, например, по Дрездену или Барселоне? Там очень красиво. Или тебе не интересно?

— Интересно, — ответила Настя.

— Но тогда почему уже четыре месяца ты выбираешь для встречи нашу квартиру?

— Я просто хочу, чтобы ты был дома.

— И тебе не скучно — всё время одно и то же?

— Ну почему же одно и то же? — Настя села напротив Влада. — Сегодня, например, за окном весна — посмотри, как красиво цветут магнолии, птицы поют, воздух свежий. На прошлой неделе я новые картины вешала. Да и обои постоянно меняю. Ты разве не замечаешь?

— Честно говоря, не очень, — признался Влад. — Я вижу нашу кровать, окно, твой мольберт... Для меня здесь мало что меняется от раза к разу... Извини, но так есть. Я охватываю всё в общем, а мелочи... — Влад развёл руками и тоже сел. — И эти цветы, птицы — это всё не моё. Моё — это звёзды, лунные кратеры, Земля с орбиты. Вот где настоящая красота! — Он взял Настю за руку. — Но в любом случае главное для меня — это видеть тебя, обнимать, чувствовать твой запах. Кроме тебя мне вообще ничего не нужно — хоть в пустом белом пространстве встречаться!

Настя поджала губы и опустилась на свою подушку, уставившись в потолок.

— Нась, — повернулся к ней Влад, — ну, может, я потому и не замечаю все эти мелочи, что они создают здесь уютную, приятную атмосферу. Вот если бы было что-то не то, я бы сразу заметил. А так — мне очень хорошо. И скорее всего, именно благодаря тебе.

Прозвенел колокольчик, и на стене загорелась надпись: «У вас осталось 5 оплаченных минут».

— Наше время кончилось, — проговорила Настя.

— Да, пора, — согласился Влад. — Я тебе позвоню завтра. Пока, Наська.

Ясин поцеловал подругу и лёг на свою подушку. Комната растворилась, Настя исчезла, и Влад погрузился в темноту.

Очередной сеанс виртуальной симуляции завершился.

А за пятьсот километров от МКС, в воронежской квартире, в свете полной луны, укрывшись одеялом, лежала Настя, и по щекам её текли ручейки слёз.

​

​

За три года службы Влада на станции диспетчером-навигатором Настя изменилась: стала более холодной, сдержанной, реже выходила в вирс, часто не отвечала на звонки. Потом извинялась, говорила, что много дел — выставки, заказы. И всё начиналось снова.

В 2109 году уже с капитанскими погонами на плечах Ясин прилетел в Воронеж на время отпуска. Начальник станции пригласил его занять должность третьего зама, и Влад торопился сообщить эту новость Насте.

Войдя в квартиру, он застал подругу в прихожей с дорожной сумкой.

— В чём дело, Настя? — недоумённо спросил Влад.

— Через час у меня самолёт в Нью-Йорк, — ответила она.

— Надолго?

— На три недели. А может, и дольше. У меня там три выставки и два заказа.

— Нью-Йорк — это отлично! У тебя теперь мировая известность! — улыбнулся Влад. — Но три недели... Ты же знала, что я приеду.

— Я не могу перенести, — холодно ответила Настя. — Это зависит не от меня. Здесь участвует много людей и организаций.

— А почему не сообщила раньше? Я бы перенёс отпуск.

— Так получилось. Прости.

Настя прошла мимо Влада к двери. Ясин остановил её, взяв за руку:

— А у меня впечатление, что ты умышленно отдаляешься. Почему-то не хочешь видеть меня, разговаривать со мной. Объясни, Настя.

— Нет, Влад, сейчас у нас разговора не получится, — отрезала она, высвобождая руку. — Когда вернёшься оттуда совсем, окончательно, тогда и поговорим.

— Ты знаешь, мне предложили место третьего зама начальника станции?

— Я за тебя рада. Значит, наш разговор состоится не скоро.

— Хорошо, — стиснул зубы Влад. — Сейчас я не могу остаться — я уже согласился на повышение. Я не могу подвести команду. Но через год я вернусь совсем. Обещаю.

— Когда ты вернёшься, я буду дома. А сейчас — пока. Я опаздываю.

Настя вышла. С тихим шуршанием за ней закрылась дверь.

Влад ещё несколько секунд смотрел перед собой невидящим взглядом, затем прошёлся по комнате, снял фуражку, потёр левой рукой лоб. Зайдя в спальню, сел на кровать и бережно погладил подушку Насти. Потом резко встал, снова надел фуражку и вышел из квартиры.

Автор: Nil admirari 14.1.2021, 11:22

Классический психологический ультиматум женщин - "выбирай: либо я, либо твоя работа". К сожалению, в реальности так и бывает.

P.S.: Она могла бы на Луне рисовать свои картины.

Автор: Andrej 14.1.2021, 12:29

Цитата(Nil admirari @ 14.1.2021, 11:22)

Автор: Andrej 16.1.2021, 22:24

3.

На ночной крыше было пусто и темно. Веяло прохладой, хотя лето стояло жаркое, и дневные температуры доходили до тридцати пяти градусов. Влад прошёл привычным маршрутом между ровно подстриженными самшитовыми кустами до площадки с шезлонгами, выбрал один ближе к центру и лёг.

Уже почти четыре года он по ночам поднимался на крышу своего жилого комплекса в Воронеже, ложился в один из шезлонгов и всматривался в ночное небо — разглядывал Луну, то приближая, то удаляя изображение, искал пролетающую по орбите станцию и представлял, как к ней подходят грузовики, как диспетчеры-навигаторы направляют их к стыковочным шлюзам и как пилоты встречаются в шумной кают-компании, ожидая, пока их корабли разгрузят.

Уже почти четыре года Влад работал на Земле — преподавал в одном из новых Центров подготовки космонавтов, открытом под Воронежем в 2109 году. Отношения с Настей вернулись в прежнее русло, она снова стала милой весёлой девчонкой с ямочками на щеках, которую он увидел двенадцать лет назад в клубе. Но пару раз в неделю Влада непреодолимо тянуло к ночному небу, он выходил на крышу, смотрел на звёзды и часто так и засыпал до утра.

Поначалу он пытался «вернуться» на Луну и МКС в вирсе: покупал экскурсии на станцию, поездки по Луне на квадроцикле, прогулки по Селен-Сити. Но эти суррогаты не приносили удовлетворения. Он, побывавший там по-настоящему, хорошо ощущал разницу. В симуляции он не встречал знакомых лиц, все интерьеры были настолько безупречными, будто их сделали вчера, глаз не цеплялся за то, что врезалось в память, осталось там частью неповторимой атмосферы места, где Влад провёл столько лет.

Ясин бросил вирс и оставил себе только ночную крышу — там он мог полностью погрузиться в воспоминания, просмотреть сохранившиеся в облаке или нейрокибе видеозаписи, помечтать о космосе. Настя всё понимала и давно уже не спрашивала, куда он уходит по ночам. Это была её плата за мирную жизнь с Владом на Земле. Плата, которую она готова была платить.

Из раздумий Влада неожиданно вырвал телефонный звонок от подполковника Смирнова — нынешнего начальника МКС. Звонок показался Ясину настолько оглушительным, что он даже вскочил с шезлонга.

— Майор Ясин? — раздался в ушах голос Смирнова. — Помнишь меня ещё?

— Подполковник, — ответил Влад. — Рад слышать. Что нового на станции?

— У вас сейчас ночь — я знаю. Ты извини. Но у меня срочное дело.

— Слушаю.

— Я сегодня лишился первого зама — резкое ухудшение здоровья. Пришлось отправить вниз на лечение и реабилитацию. Мне нужен и.о. Примерно на полгода. Как ты на это смотришь?

— Почему я? — удивился Ясин.

— А кто ещё?! Мы с тобой прекрасно сработались, Влад. Поэтому я и позвонил сразу же — до того, как командование само кого-то назначит. И ответ нужен прямо сейчас. Иначе вакансию успеют закрыть.

— Хорошо, — без раздумий решился Влад, — я согласен. Когда вылетать?

— У тебя есть два дня на подготовку. В Плисецке будет ждать шаттл. Я был уверен, что ты согласишься. И я этому очень рад. До встречи, майор!

Ясин опустился на шезлонг. Голова разрывалась от вихря бьющихся там мыслей. Снова в космос, на станцию! Неужели?! Влад встал, подошёл к парапету и взглянул на Воронеж с высоты сто семидесятого этажа. Взглянул глазами человека, который своими мыслями уже не здесь, который ощущает себя в городе чужаком и прощается с ним без сожаления.

До семи утра Влад просидел на крыше, не сомкнув глаз. Он боялся реакции Насти. Он знал, что она будет не в восторге, но в глубине души надеялся на понимание — ведь по-другому-то и невозможно!

Войдя в квартиру, Ясин застал подругу за приготовлением завтрака: она расставляла на столе йогурты, кашу, тосты с джемом и кофе.

— Настя, — сходу начал Влад, — я должен уехать.

Настя поставила на стол чашку и с тревогой посмотрела на Влада:

— Куда?

— На станцию. Мне только что звонил Сергей Смирнов. Он предложил место первого заместителя.

— Надолго?

— На полгода.

— Опять... — Настя выдвинула стул и села. — Ты не можешь уехать.

— Я должен. Я уже согласился.

— Нет! — Настя снова встала. — Зачем? Что тебя туда тянет?! Других что ли не нашлось?

— Не нашлось...

— Конечно! Они знали, к кому обращаться! Тебя только пальчиком помани! Нормальные-то все дома сидят, а ты только и ждёшь, как меня одну бросить!

— Настя.

— Что «Настя»? — она снова села и отвернулась к окну. — Почему ты согласился? Что такого он тебе сказал?

— Понимаешь... Смирнов никого другого не хочет. Он не перевёл на эту должность ни второго зама, ни третьего. Он позвонил мне. Мне! Ему нужен я! Мои знания, мои умения! Как я мог отказать?! После четырёх лет в этом болоте я ещё что-то значу! Ко мне обращаются! Я просто обязан лететь. Пожалуйста, пойми меня, Настя.

— Не хочу понимать! — она повернула к Владу мокрое от слёз лицо. — Сначала полгода, потом год, потом ещё и ещё! Это никогда не кончится!

Влад сел рядом с Настей, опёрся локтями на колени и обхватил руками голову. Он не знал, что ответить. Он мог только согласиться.





У шлюза Влада встретил третий зам начальника станции — капитан Алексей Поляков. Когда-то они вместе работали в диспетчерской.

— Повезло тебе, что сегодня прилетел! — по пути к жилому блоку заметил Алексей. — Позавчера здесь такая кутерьма была! Вернулась Колберт. Имя у неё ещё такое... индейское. Не помню...

— Кто это? — фамилия Владу ничего не говорила.

— Ах да, в новостях ещё не было, — спохватился Поляков. — Ну, скоро про неё все напишут. Она инженер, монтировала противоастероидный щит. Так вот, говорят, что она прикончила свою напарницу — Грету Таубер. Позавчера вернулась — так встречали её при полном параде! Стервятников поналетело! И фэбээровцы американские, и бээндэшники немецкие, и насовцев куча! Голова кругом шла!

— Так что, она правда напарницу убила?

— Да кто знает? — развёл руками Алексей. — Увезли её, а там суд разберётся. Дело наверняка будет громкое — сам всё услышишь.

Они остановились у каюты Ясина, дверь отодвинулась, распознав хозяина.

— Я сейчас оденусь, — сказал Влад, — и приду на мостик — принимать должность. Сообщи Смирнову.

— Хорошо, увидимся.

Поляков развернулся и зашагал по коридору.





В свободное время Влад любил заходить в длинный панорамный коридор станции, на потолок и внешнюю стену которого постоянно транслировалось изображение снаружи. Коридор проходил вдоль дока, где полным ходом шёл монтаж звездолёта «Гагарин». Ясин подолгу задерживался у панорамы, наблюдая за рабочими и поражаясь, с одной стороны, несуразности корабля с его огромным двигателем и сравнительно небольшим жилым блоком, а с другой — его мощи и странной нелепой красоте.

«Повезёт же экипажу! — думал Влад. — Вот это дело так дело! Мечта!»

Запуск «Гагарина», в строительстве которого участвовали Соединённые Штаты, Евросоюз и Россия, планировали на 2117 год. Шестеро космонавтов должны отправиться к системе Сафари-35, удалённой на 17,26 световых лет от Земли. Их полёт до Джефферсона — планеты земного типа — продлится долгих 39 лет и 4 месяца. Всё это время команда проведёт в криогенных камерах Вондрачека, клинические испытания которых закончатся уже в следующем году и, видимо, успешно, если судить по промежуточным результатам. Вот такому полёту стоит посвятить свою жизнь! Навечно вписать своё имя в историю и остаться в памяти многих поколений как первый звездопроходец. Лучшей судьбы и не придумать! Но как бросить близких людей? Возможно ли? С какими чувствами решатся на этот шаг космонавты? Смог бы он сам бросить Настю ради полёта своей мечты? Нет, не смог бы. Глупый вопрос. Конечно, не смог бы.

Влад мотнул головой, отгоняя грустные мысли. Лучше не думать о том, чего не может случиться. Пустое...

Вдруг всё вокруг замигало красным — сигнал тревоги, — и в ушах раздался женский голос: «Внимание! Рабочий ранен!». Фраза повторялась и повторялась, а в это время Влад лихорадочно осматривал док. Вот наконец — белая точка, плывущая между лесами. Ясин приблизил изображение: человек с оборванным страховочным тросом не двигался.

— Твою мать! — вслух выругался Влад. — Станция, состояние раненого?

— Раненый, Джефф Залески, сварщик, находится в бессознательном состоянии, отсутствуют четыре пальца на левой руке, незначительная потеря крови, пульс...

Ясин не слушал дальше — он бежал к ближайшему шлюзу.

— Станция, позвонить бригадиру!.. Какого чёрта! Где вы? Почему Залески там один?

— Мы обедать пошли, а он решил закончить шов... Это... это в порядке вещей... — попытался оправдаться бригадир.

Тем временем Влад уже влезал в скафандр:

— Завтра же на Землю — к чёртовой матери! Послал кого-то на помощь?

— Да, пару ребят. Но он в другую сторону от нас летит.

— Ясно. Я выхожу. Попробую перехватить, пока он за щит не вылетел.

Ясин вошёл в шлюз, дождался, пока спустится воздух, и открыл люк. Он легонько оттолкнулся от края и уже в полёте запустил двигатели. Маневрируя попеременным включением то правого, то левого, стал приближаться к месту предполагаемой встречи с Залески. «Так, — думал Влад, — скафандр должен был быстро загерметизироваться, воздуха у него достаточно. Пальцы отрубил, видимо, сваркой. И трос, наверное. Крови потерял мало — это хорошо... Ничего, сейчас мы тебя подхватим».

— Ясин! — раздался в ушах голос Смирнова. — Ты что творишь?

— Я же твой первый зам, — усмехнулся Влад. — Это моя зона ответственности.

— Рабочие сами бы его подобрали.

— Я был ближе.

— Чёрт с тобой! Не промахнись только.

Ясин не ответил — он понял, что не успеет перехватить Залески до края щита, ограждающего док от орбитального мусора. Оставалось надеяться, что их не прибьёт каким-нибудь потерянным гаечным ключом или отработавшим своё спутником.

Десять метров, пять, один — Ясин схватил Залески двумя руками, и оба тут же беспорядочно закрутились. Влад быстро пристегнул рабочего карабином к своему скафандру и двигателями остановил вращение.

— Иду назад, — сообщил он на МКС.

Ясин осмотрелся, пытаясь сориентироваться, нашёл станцию, прикинул, сколько до неё лететь — довольно далеко их отнесло, пока вертело. И тут бок прорезала сильная боль. Скафандр вывел оповещение о разгерметизации и сразу же принялся латать разрывы, а нейрокиб показал сквозное ранение в бок, повреждение внутренних органов.

— Влад, что у тебя? — спросил Смирнов.

— Песчинка мусора пробила скафандр, — констатировал Ясин.

— Рабочие уже к вам подлетают. Держись!

— Ничего, я справлюсь.

Влад, маневрируя, потихоньку двигался к станции, но страшная боль путала мысли и мешала ориентироваться. «Дыхание — 30, пульс — 124, давление — 95 на 57», — сообщил нейрокиб. Перед глазами всё расплывалось. Ясин поморгал, но это не помогло. Он усиленно жал на кнопки двигателя, но пальцы уже не слушались, и движение почти прекратилось. Влад плыл медленно, по инерции, не поспевая за движущейся по орбите станцией. Где-то впереди показались приближающиеся мутные белые точки — рабочие спешили на помощь.

— Вижу людей... — тихо сообщил Ясин. — Лечу к ним...

Перед глазами проплыли крупные сгустки крови.

— В шлеме кровь... Продолжаю движение...

И Влад погрузился в темноту.





Аппараты, экраны с диаграммами и цифрами, трубки, спускающиеся с потолка, — первое, что увидел Влад, открыв глаза. Он лежал в медблоке МКС, пристёгнутый к койке. Боли не было, перед глазами не плыло, не мутилось. Ясин повернул голову и встретился взглядом с Сергеем Смирновым.

— Ну что? Как себя чувствуешь? — спросил начстанции.

— Терпимо, — хрипло ответил Влад.

— Операция прошла отлично, — сообщил Сергей. — Сделали тебе пару инъекций наров — они там изнутри всё подчистят. Завтра уже встанешь на ноги.

— Хорошо. Залески как?

— Живой. Пальцев уже, конечно, нет, но его страховка покрывает оплату протеза. Так что на следующем шаттле привезут ему новую кисть. А пока отдохнёт от работы несколько деньков.

— Ну и ладно, — вздохнул Влад. — Главное, что жив остался.

— А всё-таки ты сильно рисковал, майор.

— Они бы не успели его подобрать, — ответил Ясин. — Это было сразу понятно. А я всё-таки значительно сократил расстояние до станции.

— Знал бы ты, как Залески тебе благодарен! — усмехнулся Смирнов. — Он прямо рвётся к тебе в палату.

— Ой, только не надо всего этого, — скривился Влад. — Избавь меня, пожалуйста, от пафоса — не люблю таких ситуаций. Я делал, что должен. По-другому поступить было нельзя. Это обычное дело. Зачем?..

— Ладно, посмотрим. — Сергей поскрёб кончик носа. — Тут мне твоя Настя звонила. Ты вчера на связь не вышел и сообщения не написал. Она беспокоилась.

— И что?

— Пришлось рассказать. Я, конечно, сгладил углы, но в целом она в курсе. Чтоб ты знал.

— Сильно расстроилась?

— По голосу я не понял. Но ты сам ей позвони, успокой.

— Да, конечно, — согласился Влад. — Сейчас, чуть в себя приду и позвоню.

— Хорошо. Тогда оставляю тебя в покое.

Смирнов подошёл к двери и обернулся:

— Хотя... Какой тут покой — сейчас Поляков ещё прибежит, да и другие ребята...

— Распиши часы приёма и повесь на дверь, — улыбнулся Ясин.

Подполковник улыбнулся в ответ, легонько хлопнул ладонью по косяку двери и вышел.





30 декабря 2114 года Влад возвращался на Землю. 2 января должен был прилететь предыдущий первый заместитель, поправивший своё здоровье в больницах Роскосмоса и южных санаториях. Сергей Смирнов, Алексей Поляков и ещё несколько сотрудников провожали Влада у шлюза.

— Я тебе на прощанье одну вещь скажу, — начал подполковник. — Чтобы ты не сильно расстраивался. С шестнадцатого года меня переводят в Селен-Сити министром внутренних дел и обороны. А сюда, на своё место, я буду рекомендовать тебя. Так что ты там внизу без дела не сиди. Возвращайся в ЦПК, и чтоб к концу года у тебя на погонах было уже две звёздочки. Понятно?

— Так точно! — улыбнулся Ясин, едва сдерживая радость.

— Ну смотри, — Смирнов положил ладонь ему на плечо. — Я на тебя рассчитываю. Не хочу оставлять станцию на кого-то другого.

— Не беспокойся. Не подведу!

Они пожали друг другу руки, Ясин обнялся с Поляковым, попрощался с остальными и вошёл в шлюз.

Автор: Nil admirari 17.1.2021, 20:57

Цитата(Andrej @ 16.1.2021, 22:24)

Цитата(Andrej @ 16.1.2021, 22:24)

Автор: Andrej 17.1.2021, 22:59

Цитата(Nil admirari @ 17.1.2021, 20:57)

Цитата(Nil admirari @ 17.1.2021, 20:57)

Автор: Andrej 19.1.2021, 22:02

4.

Когда Влад сразу по приезде рассказал Насте о своих перспективах, она ничего не ответила, не устроила ссору, не начала упрашивать остаться. А на следующий день улетела в Минск.

Два месяца Настя не принимала звонки и не выходила в вирс. Однако вернулась она совершенно иной — будто ничего и не случилось. Когда Влад заводил разговор о предстоящей работе, она обрывала его и меняла тему. Настя не хотела ни слова слышать о МКС.

В декабре Влад, получив звание подполковника, начал готовиться к полёту. Но его мучили неразрешённость ситуации и барьер недосказанности между ним и Настей. Он решил всё-таки хоть раз довести разговор до конца.

— У меня осталась всего неделя, — сообщил он подруге за ужином. — Я не могу улететь просто так. Мне важно знать твоё отношение.

— Всё в порядке, — ответила Настя. — Это твоя работа, твоя жизнь. Я всё понимаю. Улетай.

— А вот я не понимаю! Это не твои слова, не твоя реакция. Я не узнаю тебя, Настя. Ты говоришь это специально, чтобы меня успокоить, или на самом деле так думаешь?

— Думаю, — спокойно сказала Настя. — Я просто устала думать по-другому. В Минске я всё решила для себя, примирилась, поставила точку. Как ещё сказать? Ты можешь лететь на свою станцию и ни о чём не беспокоиться. Я буду в порядке.

— Мне трудно в это поверить...

— Ты уж постарайся. Больше не будет никаких претензий, Влад. Никаких обид.

Настя подошла к другу и обняла его:

— Я люблю тебя. Всё у нас будет хорошо.





Влад вышел на террасу небольшого деревянного домика, стоявшего среди высоких сосен на берегу горного озера. День подходил к концу, солнце уже золотило обледеневшие вершины на противоположном берегу, пахло свежестью и влагой. Влад спустился по дощатой тропинке к самой воде, и вышел на мостки, где стояли два шезлонга. В одном из них сидела Настя, завернувшись в махровый халат.

— Хорошо тут, правда? — спросил Влад, встав рядом, чуть позади.

— Хорошо, — повторила за ним Настя.

— Не холодно?

— Нормально.

— Ты уже давно здесь. Может, пойдём в дом?

— А почему ты так долго не подходил?

— Ты вышла, ничего не сказав. Я подумал, что хочешь побыть одна.

— Да, хочу.

— Мне уйти?

Настя, не поворачиваясь, вздохнула.

— Я устала за эти полгода, Влад, — проговорила она. — Устала от вирса. Устала видеть твой аватар вместо тебя настоящего. Сколько нашим аватарам? Больше десяти лет? Время здесь застыло, Влад. Тебе здесь двадцать пять, мне — двадцать два. Столько лет одно и то же... Я смотрюсь в зеркало и не узнаю себя. Мне не удобно в этом теле. Я хочу вырваться из него, разорвать... А ты... Каждый раз когда ты возвращался домой, на Землю, я видела новые морщинки, новые родинки, новые седые волоски. И каждый раз снова привыкала к тебе. А потом внимательно рассматривала перед отъездом, чтобы запомнить таким, какой ты в жизни. И что дальше? Вхожу в вирс и снова вижу эту... куклу. Я не могу больше, Влад! Просто не могу.

— Почему ты не сказала раньше? — Влад сел перед Настей на доски и взял её ладони в свои. — Не думал, что тебе не нравится быть молодой и видеть молодым меня. Хорошо, Настя, я совсем не против — мы сделаем новые аватары. Моя зарплата это позволяет. Вот вернусь в январе, сразу поедем в вирс-центр. Всего-то пять месяцев потерпеть. Потерпишь?

— Потерплю, — улыбнулась Настя, наклонилась и поцеловала Влада в лоб. — Пойдём в дом. У тебя уже, наверное, за полночь. А вставать рано. Пойдём.





— Экстренное сообщение Всеобщей системы безопасности! — раздался в ушах женский голос ИскИна станции. — В Селен-Сити объявлен карантин. Космопорт закрыт до особого распоряжения комиссии ВОЗ.

— Чёрт! — вслух воскликнул Влад.

Сообщение застало его за обедом в кают-компании. За соседним столом сидел ещё один старший офицер, который так и застыл с консервной банкой в одной руке и ложкой каши в другой.

— Что у них там? — медленно произнёс он.

— Разберёмся, — ответил Влад, запечатал пакет с азу, подсунул его под ремешок на столе, поднялся и вышел из комнаты.

— Лёша, — позвонил Ясин Полякову, своему первому заму. — Всё слышал?

— Конечно!

— Младшему офицерскому составу, а тем более всем остальным, ничего не сообщай. Я сейчас свяжусь со Смирновым — узнаю подробности.

— Понял. Жду распоряжений.

Ясин набрал номер своего бывшего начальника. Тот без приветствия начал разговор сразу с дела:

— Плохо тут, Влад. Инфекция какая-то. Люди умирают, а врачи ничего не могут сделать. Больницу изолировали — похоже, там все заражены.

— Только больница?

— Пока да. Но космопорт я всё равно распорядился закрыть. Завтра ждём комиссию ВОЗ. На данный момент это всё.

— Когда началось?

— Утром. Очень быстро всё происходит: часа два-три, и нет человека. Хорошо, что локализовать успели.

— Понятно. Держитесь там.

— Спасибо.

Не успел Ясин войти в рабочий блок, как наткнулся на Алексея Полякова.

— Влад, у нас два грузовика «застряли» — Луна же не принимает, — сказал Поляков. — Что с пилотами делать? Пусть на грузовиках живут?

— А сколько у нас в турблоке пустых кают? — спросил Влад.

— Одиннадцать. Но через три дня туристы с Земли прилетят...

— Вот когда прилетят, тогда и подумаем. Размести пилотов в каютах.

— Есть! — Алексей сделал шаг к двери и обернулся. — Смирнов что-то сказал?

— Сказал, — печально скривил губы Влад. — У них там полный п... Смертельная инфекция. И врачей скоро не останется. Чёрт знает, что там дальше будет...

— Ёлки! Что ж делать-то?

— Тебе? Работать. Давай иди пилотов устраивай.

— А может, им лучше в грузовиках пожить? — робко предложил Алексей. — Они случайно не заражены?

— Нет, — отрезал Ясин. — Были бы заражены, не долетели бы сюда. Смирнов сказал, что люди умирают очень быстро. Так что иди.

— Иду, — опомнился Поляков и загремел ботинками по коридору.





— Что это?

В каюте горел неяркий свет, экран на внешней стене был выключен. Влад ошарашено смотрел на виртуальную Настю — изображение, передаваемое из их квартиры на Земле, — которая держала на руках младенца.

— Разве ты не видишь? — улыбнулась Настя.

— Вижу. Что это?

— Это наша дочка. Варя.

— Какая Варя? — недоумевал Влад. — Откуда? Как это могло произойти? Ты же не была беременна. Я видел...

— Когда ты улетел, я поехала в перинатальный центр. И вот вчера забрала Варю. Правда, она у нас красивая?

— Ты понимаешь, что?.. — запинаясь проговорил Влад. — Как... как ты могла? Настя! Что ты сделала?..

— Влад, я не могла сказать тебе раньше, прости, — начала Настя.

— Всё, — оборвал её Ясин и отключил связь.

Настя исчезла, а Влад продолжал смотреть в пустоту, не веря тому, что видел.

«Этого не может быть! — думал он. — Может, это шутка? Странная, конечно... Нет, не шутка. Но почему?»

Влад вспомнил их давние разговоры о детях, о том, что дети — лишний элемент, что они только мешают, что смысл совсем не в них. Вспомнил, что не раз говорил Насте об отсутствии потребности иметь и растить потомство. Она всегда с ним соглашалась. Всегда. Но тогда что это сейчас было?!





Влад не отвечал на звонки Насти и не звонил сам. И только вечером на второй день решился на разговор. Когда перед ним появилось изображение Насти, он начал первым:

— Настя, этот ребёнок... — Ясин запнулся и не выдержал: — Ты предала меня! Предала нас обоих! Ты понимаешь это?!

— Предала?! — крикнула Настя в ответ. — А ты не предавал меня, каждый раз улетая в свой космос? — Она встала и прошлась по комнате взад-вперёд. — Если бы ты знал, как я мучилась всё то время, что ты работал на станции. Тогда, шесть лет назад. У меня была депрессия, сильная депрессия, я буквально жила на нейростимуляторах!

— Я не знал... — оторопел Влад. — Почему ты не говорила мне?

— А почему ты сам не добился ответа от меня?! Тогда, когда я уехала в Штаты во время твоего отпуска. Почему ты не настоял? Не задержал меня, не заставил ответить? Тебе просто было наплевать! А я твоего следующего полёта ждала с ужасом. И когда ты чуть не умер, спасая того рабочего, я сидела дома, уставившись в стену, и не могла пошевелиться. Даже еду заказать не могла!.. — Настя вытерла руками слёзы. — Как ты не понимаешь, мне жизненно необходимо, чтобы ты был рядом! Здесь, дома, в нашей квартире!.. Ну, или частичка тебя. Эта частичка и есть наша дочь. Я поняла это, когда жила в Минске. Я всё тогда поняла и решила для себя. Мне теперь спокойно. Я знаю, что если тебя не станет, у меня будет она.

— Но я её не хочу! Мне не нужен ребёнок.

— Ты полюбишь её, Влад, — Настя снова села и подалась вперёд. — Вот прилетишь через два месяца, подержишь её на руках и полюбишь. Я уверена...

— Нет... — помотал головой Влад. — Нет. Мне дети не нужны. И ты это знаешь.

— Влад, не надо так. Пожалуйста. Я люблю тебя... Давай подождём до января?

— Хорошо. В январе всё и решим. Пока.

Ясин встал и нервно прошёлся по каюте. Он только сейчас осознал, что уже не испытывает к Насте тех чувств, что раньше. Всё было по-другому: он видел её по-другому, слышал по-другому, думал о ней по-другому. Он уже не видел в ней свою Настю, а видел только мать — женщину с ребёнком на руках. А как можно испытывать влечение к женщине с ребёнком на руках? Как? Это ведь уже не женщина, а бесполое существо, призванное растить и воспитывать детей. О каких чувствах может быть разговор?! Влад понял это и ужаснулся — неужели конец? Неужели всё так просто? Щелчок пальцами — и нет ничего? Но так не бывает. Так не может быть! Он же любил Настю. По-настоящему любил... По крайней мере, ему так казалось. А сейчас — всё... Будто непреодолимая преграда разделила их, и исчезла даже малейшая возможность снова быть вместе.

Ясин долго не мог уснуть. Он всё вспоминал и вспоминал. Но ловил себя на мысли, что думает о Насте, как о другой девушке — не той, что есть сейчас, а той, что ушла безвозвратно, потерялась, растворилась в утренней дымке. Этой ночью Влад прощался с Настей. Прощался навсегда.

А утром на портале Роскосмоса он открыл анкету кандидата на межзвёздный полёт и принялся вносить свои данные.






Настя встретила его у двери. Она не кинулась обнимать его, даже не подошла близко, а просто смотрела — робко, с тревогой и надеждой.

Влад поставил чемоданчик на пол, положил фуражку на полку, снял пальто и стряхнул снег — на улице мела метель. Потом разулся и прошёл в ванную, подставил руки под кран — тот, опознав нейрокиб хозяина, включился с привычной для Влада температурой. Греясь под струёй тёплой воды, Ясин отрешённо смотрел на себя в зеркало и спрашивал отражение: «Что ты здесь делаешь? Зачем?».

Когда он вошёл в спальню, Настя стояла рядом с детской кроваткой. Влад остановился у двери:

— Как ты?

— Нормально. Но тебя это, видимо, не сильно интересует, раз ни разу не позвонил за два месяца.

— Настя...

— Ладно, я понимаю — тебе надо было подумать. Я знаю, я поступила неправильно, что не сказала тебе с самого начала. Но я боялась, что ты заставишь меня всё отменить. А я так хотела Вареньку.

Она взяла ребёнка из кроватки и поднесла к Владу:

— Посмотри, какая она красавица. У неё твои глаза... Возьми её, подержи.

— Нет. Я не хочу брать на руки ребёнка.

— Не бойся. Аккуратно...

— Я не боюсь, Настя, — жёстко ответил Влад. — Я просто не хочу брать на руки это существо.

— Существо? — проговорила Настя, отступая на пару шагов.

— Я не понимаю... Откуда у тебя это желание? Как вообще получилось, что у тебя возникла мысль о ребёнке? Неужели нельзя было решить всё как-то по-другому? Собаку, например, завести, кошку, наконец?

— Разве они сравнятся с ребёнком?

— Нет, не сравнятся, — согласился Влад. — Они лучше.

— Что ты говоришь?

— Я говорю то, что всегда думал. И с чем ты всегда соглашалась.

— Да, я соглашалась! — не выдержала Настя. — Ради тебя соглашалась. Ради наших отношений. Но я так не думала никогда! Я вообще случайно оказалась на той вечеринке в клубе! Меня Ленка притащила. А я влюбилась в тебя как полная дура! И подыгрывала тебе все пятнадцать лет, только чтобы быть с тобой. Я была уверена, что это пройдёт, что твоё отношение к детям — это временно... И как только ты увидишь нашего ребёнка, своего ребёнка... Нашу девочку... Ты должен был обрадоваться! Ты должен был её полюбить... Ты не можешь поступить по-другому! Я не верю в это!

— Так всё это обман? — удивлённо приподнял брови Влад. — С самого начала — обман? Ты держала меня за дурака и думала, что после стольких лет сможешь вертеть мной, как захочешь?! Ты сильно ошибалась, Настя. Ты предала меня два раза. Два. И так предала, что простить это я уже не могу.

Влад вышел в гостиную, пересёк её и принялся обуваться в прихожей.

— Ты куда? — Настя остановилась рядом уже без Вари.

— К родителям, — ответил Влад, надевая пальто. — Квартиру я уже перерегистрировал на тебя, так что можешь ею распоряжаться в полной мере.

— Ты уходишь... совсем? — Настя оперлась рукой о стену, чтобы не упасть от накатившей слабости и головокружения.

— Да. Моё место в этом доме занято. И я не хочу быть третьим.

Ясин взял фуражку, подхватил чемоданчик и вышел в раскрывшуюся дверь.





Влад допивал на кухне горячий чай. За окном уже стемнело, метель закончилась, и фонари тёплым жёлтым светом освещали застеленный снегом двор, укутанные толстыми белыми одеялами скамейки и покрытые пушистыми шапками ели.

Подошёл отец — подтянутый, спортивный, с полностью седой головой.

— Может, всё-таки расскажешь, почему вы с Настей разошлись? — спросил он. — Пятнадцать лет — это не шутки же.

— Не шутки, — повторил Влад. — Пап, ты не поймёшь.

— Почему? — спросил отец, садясь на соседний стул.

— Потому что у тебя есть сын.

— Что это значит?

— Я не раз говорил тебе, что не хочу детей. Что они мне неприятны, что я не вижу в них смысла.

— Говорил. Но...

— Ты думал, что это только разговоры, — закончил за него Влад. — Нет, не только. Я действительно так считаю. И отступать от этого не хочу. Ты же знаешь — я не вру никогда.

— Потому и спрашиваю — уверен, ты скажешь правду.

Влад вздохнул.

— Пока я был на орбите, — начал он, — Настя сходила в перинатальный центр и вырастила там ребёнка. Нашего с ней ребёнка. И даже не спросила моего мнения. Мало того, она все пятнадцать лет врала, что тоже не хочет детей. Разве после этого я мог с ней остаться?

— А нам она ничего не говорила... — задумчиво произнёс отец. — Девочка? Мальчик?

— Девочка.

— Как зовут?

— Варя.

— Сколько ей уже?

— Месяца два. Точно не знаю.

— И ты ушёл от них? Бросил?!

— А что я должен был сделать? — хмыкнул Влад. — Смириться с обманом и предательством?

— Где твоя ответственность? Это же твоя дочь!

— Появившаяся в результате обмана! Вопреки моему желанию! Я не собираюсь принимать то, чего в моей жизни быть не должно.

— Да, ты был прав — я не могу понять тебя.

— Разумеется.

Отец встал:

— Раз ты её не принял, её примем мы.

— Да пожалуйста. Только предупреждай, когда Настя будет её сюда приносить, чтобы мы с ней не столкнулись.

— Ты даже видеть не хочешь свою дочь?! — нахмурился отец.

— А зачем? Что мне делать с этим сморщенным существом?

— Да ты сам был таким! Опомнись!

— Был, — подтвердил Влад. — И мне стыдно, что я таким был! Это же ужасно — быть безмозглым комком мяса, который только ест, орёт и опорожняется!

— Как ты можешь так говорить?! Это же ребёнок!

— Кто-кто? — улыбнулся Влад. — Жеребёнок?

— Да иди ты к чёрту!

— Вот кстати, жеребёнка я бы оставил, — добавил Влад. — А вот то, что там сейчас лежит в моей квартире, мне не нужно. Спасибо!

— Разговор окончен! — вскричал отец. — Выметайся из моего дома! Чтобы ноги твоей здесь больше не было!

— Отлично! — Влад встал и направился в прихожую. — Я почти сразу понял, что приходить к вам было ошибкой.

Услышав крики, из спальни вышла мать Влада — невысокая, чуть полноватая, с короткой стрижкой.

— Что у вас здесь происходит? — взволнованно спросила она, кутаясь в тёплый халат.

— Влад уходит, — объяснил отец.

— Почему?

— Я его выгоняю. И больше он сюда не придёт, пока не одумается!

— Владик, что случилось? — обратилась мать к сыну.

— Папа тебе всё объяснит, — ответил он. — Думаю, вы с ним сойдётесь во мнении. До свидания.

Спустившись во двор, Ясин постоял минуту у подъезда и под громкий хруст снега направился к метро.

Автор: Andrej 31.1.2021, 11:49

Чарльз Диксон

1.

Двери шлюза раздвинулись, открывая выход из тамбура исследовательского блока в длинный коридор, ведущий к Центральной площади Селен-Сити. Чарльз Диксон плавной, привычной в пониженной гравитации Луны походкой зашагал мимо изумрудных лугов, уходящих за горизонт по обе стороны коридора. Справа неподалёку раскинулась берёзовая рощица, а слева впереди виднелась сверкающая на солнце река, с нависающей над ней высокой старой ивой. Транслируемое на стены изображение было столь реальным, что казалось, будто, сделав всего шаг, можно плюхнуться спиной в мягкий зелёный ковёр и долго-долго смотреть на плывущие по глубокому синему небу ватные облака, меняющие форму, настигающие друг друга, сталкивающиеся и снова расходящиеся в стороны.

Диксон подошёл к следующему шлюзу и нажал мигающую зелёную кнопку у двери, ожидающей физического подтверждения сигнала, посланного нейрокибом. Створки раздвинулись, и Чарльз, окунувшись в шум голосов, музыку виртуальной рекламы и стук магнитных ботинок, оказался на широком балконе второго уровня Центральной площади Селен-Сити.

В правом нижнем углу поля зрения мигнула иконка сообщений. Диксон раскрыл окно и увидел, что его приятель Энди Гётц отметил своё местонахождение — бар «Зелёные человечки». По пути к траволатору Чарльз написал ему краткое: «Пару пива». Какого — Энди сам знает. Не ошибётся.

Спустившись на четвёртый уровень, Диксон пересёк площадь, лавируя между туристами и отдыхающими после рабочего дня местными, кинул кому-то пару «Извините!» и, наконец, оказался у дверей бара. Войдя, сразу заметил Гётца — двадцатипятилетнего крепкого черноволосого парня с худым симпатичным лицом. Энди (как называли его здесь все, поскольку настоящее имя произнести не удавалось почти никому, за исключением немногих носителей славянских языков) поднялся навстречу своему чернокожему другу, протягивая руку. Чарльз ответил на приветствие, и приятели сели за стол.

В запотевших кружках уже лопались пенные пузырьки, и Диксон, без промедления сделав несколько освежающих глотков, довольно улыбаясь, откинулся на спинку лавки.

— Ну что, — улыбнулся Энди, задавая свой ставший уже традиционным вопрос, — когда плесень захватит Селен-Сити?

— Не на этой неделе, — так же привычно ответил Чарльз и двумя руками пригладил дреды.

Диксон имел степень доктора биологии и занимался микробиологическим контролем городских систем жизнеобеспечения и мест общественного пользования, а параллельно исследовал поведение бактерий и вирусов в условии пониженной гравитации.

— Как у тебя в больнице? — спросил Чарльз. — Всё спокойно?

— А что там может быть? Скука. Больных нет, врачи без дела слоняются. Вот получу на следующей неделе очередную зарплату, поеду снова по поверхности покатаюсь. Не хочешь со мной? Возьмём один багги на двоих, зато времени будет больше.

— Посмотрим... — вздохнул Диксон. — Это как у меня работа пойдёт — микробов-то на паузу не поставишь.

— Ну ты их там уговори как-нибудь, — усмехнулся Гётц. — Кто тут хозяин, в конце концов?!

— Ты лучше скажи, ты работаешь в ночь сегодня?

— Нет, завтра.

— Жаль. А сменщика не можешь попросить меня пустить? Я вчера всю ночь в лаборатории просидел, а Шелли, как назло, сегодня на сутках. Хотелось бы с ней побыть хоть пару часков.

— Кхм... — поджал губы Энди. — Не, Чарли, не выйдет. Кэзу на такие вещи не пойдёт. Он же японец — у них всё строго.

— Чёрт! Не повезло...

— Ничего! Есть же вирс, — подмигнул Гётц. — Это у меня зарплаты надолго не хватает, а вы с Мишель хоть полночи можете там зависать.

— Это да, — согласился Диксон. — Только уж очень много он съедает денег. Бесплатный лимит на этот месяц мы уже исчерпали. А на выходных хочется куда-нибудь погулять отправиться — в Европу или, может, в Южную Америку.

— Ну смотри...

— Я и смотрю, — кивнул Чарльз и допил пиво.





Когда Мишель утром вошла в их с Чарльзом маленькую квартиру-студию, Диксон ждал её за кухонным столом. Стена напротив двери была скрыта изображением панорамных окон от пола до потолка, за которыми открывался вид на цветущий вишнёвый сад. Ярко светило солнце, а листья и бело-розоватые цветки чуть колыхались под слабым ветерком.

Чарльз встал и, подойдя, поцеловал Мишель.

— Прости, что вчера не ночевал дома, — сказал он.

— Ничего, Чарли, не в первый раз, — напомнила ему в ответ Мишель.

— Секвенирование не прошло, — попытался объяснить Чарльз. — Пришлось разбираться, заново готовить пробы... На следующий день откладывать совсем не хотелось. Всё сделал, глянул на часы — а уже утро.

— У меня тоже бывают суточные дежурства, — заметила Мишель. — Но у тебя они случаются не в пример чаще.

Она подошла к раковине, налила из-под крана полстакана воды. Сделала пару глотков и села на стул, вытянув ноги.

— Будешь завтракать? — спросил Диксон. — Есть омлет и хлопья с соевым молоком.

— Нет, я перекусила в больнице, — ответила Лозе. — Если бы ты предупредил, что будешь дома...

— Я хотел сделать сюрприз, — улыбнулся Диксон. — Я не пойду в лабораторию, и мы сможем провести вместе всю первую половину дня.

— Чарли, я только что вернулась с дежурства, — произнесла Мишель, закрыв глаза. — Я очень хочу спать. Надеюсь, ты не против.

— Конечно, — вздохнув, согласился Чарльз. — Отдыхай. Тогда вечером идём в ресторан, согласна?

Мишель допила воду, встала и направилась в ванную, расстёгивая костюм:

— Хорошо. Сообщи, когда будешь выходить из лаборатории.

— Обязательно, — пообещал Диксон, переступая через порог квартиры.

Однако обещание своё Чарльз не выполнил. Как ни хотелось ему провести вечер с женой, но очередной эксперимент затянулся, вылившись в бурное обсуждение с коллегами, перебор вариантов и переписывание плана работ. Домой Диксон вернулся лишь во втором часу ночи. Стараясь не разбудить Мишель, он прокрался в ванную, а потом тихонько юркнул в постель рядом с женой и уснул.





Утром Мишель не пыталась выяснить, что вчера помешало Чарльзу прийти вовремя, быстро перекусила омлетом и отправилась в больницу.

Диксон чувствовал себя виноватым, хотя такие случаи уже стали обыденными в их совместной с Мишель жизни — Чарльз пропадал в лаборатории сутками, а то и неделями, считая достаточным прикорнуть на пару часов в кресле или на кушетке и потом снова приняться за работу. Мишель старалась не давать волю чувствам после таких «выходок» мужа, но и радости от этого не испытывала. И Чарльз это понимал, однако ничего не мог с собой поделать.

Когда подошло время обеденного перерыва, Диксон бросил всё и поспешил в больницу — он хотел провести это время с женой, хотя бы таким образом загладив вину. Чарльз остановился в холле у входа в больничную столовую и окинул взглядом обеденный зал: Мишель там не было. Порадовался, что не опоздал, и решил подождать у дверей.

В столовую шумно стекались врачи и другой медперсонал — кто поодиночке, кто группами. Вот в коридоре показалась и Мишель — стройная, с забранными на затылке в хвост чёрными волнистыми волосами. Она шла рядом с высоким молодым врачом и, беседуя с ним, улыбалась. Вдруг врач резко остановился, будто вспомнив что-то. Мишель, нахмурившись, выслушала его слова и, отвечая, стала медленно разглаживать складки костюма на груди собеседника.

Диксон замер от удивления, и тут Мишель увидела его. Глаза её расширились, в них промелькнул испуг. Врач заметил это и обернулся. Мишель что-то сказала ему и снова поглядела на Чарльза. Глаза их встретились, и взгляд Мишель похолодел: она осознала, что Чарльз всё понял. Распрощавшись с собеседником, Мишель подошла к Диксону, взяла его под руку и потащила из больницы.

Молча они поднялись на первый уровень города — в оранжерею, где отыскали небольшой зелёный «кабинет» с парой маленьких аккуратных скамеек. Мишель опустилась на одну из них и, глядя в сторону, спросила:

— Ты уже всё понял, да?

— Давно у вас? — вопросом ответил Чарльз.

— Нет, меньше месяца.

— Ты собиралась мне сообщить?

— Я думала об этом.

— Хорошо, хоть думала, а не собиралась держать меня за дурака всю жизнь, — Диксон сорвал лист с куста и повертел в руке.

— Чарли... — взглянула на него Мишель.

— Почему, Шелли? — спросил Чарльз.

— Это сложно, — Мишель снова отвернулась.

— Постарайся...

— Тебе всю жизнь везло, — начала Мишель. — Ты получил стипендию в Принстоне, хотя баллы по математике были минимальные.

— Им понравилось моё эссе, — вставил Чарльз.

— Вот и я говорю — повезло. Потом тебя пригласили делать докторскую в лаборатории Нобелевского лауреата Чандана Раккара. Именно тебя, Чарли, не кого-то другого со всего курса. И остаться в лаборатории Раккар предложил опять тебе, хотя у него был выбор.

— А ты не думала, что виной тому не везенье, а усердный труд?

— Конечно, и труд. Но ты же не гений, Чарли. Ты такой же, как остальные. Только везёт почему-то именно тебе.

— Ну, если ты так считаешь...

Она не среагировала.

— Со мной тебе тоже повезло: жениться на самой красивой девушке курса, не приложив значительных усилий, — это говорит о многом.

— Я же не заставлял тебя, — Диксон смял лист и бросил под ноги. — Ты сама согласилась.

— Конечно! Ещё бы не согласилась! — Мишель встала. — Доктор, вирусолог, сотрудник самого Раккара! Чёрт возьми! Кто бы не согласился?! А потом работа на Луне — кто не мечтает работать на Луне? Я была просто счастлива.

— Так в чём же дело?

— В твоём усердном труде, как ты сам только что метко выразился. Ты пропадаешь в лаборатории сутками, Чарли. Ты можешь неделю домой не приходить! А что должна делать я?

— Но мы же видимся с тобой в вирсе!

— Этот вирс мне уже вот где! — провела Мишель ладонью под подбородком. — Меня тошнит от этих аватаров! Искусственных, пластиковых, латексных... Мне нужен ты, Чарли, живой, настоящий. Но тебя никогда не было рядом. Никогда, когда ты был мне нужен.

— И в этом вся причина? Почему мы не решили это раньше?

— Я пыталась, Чарли! — всплеснула руками Мишель. — Пыталась. И не раз. Но ты всё время куда-то спешил или хотел отдохнуть от работы, не напрягать мозги. Всё откладывалось и откладывалось. А потом мне надоело.

— И ты таким образом решила меня наказать?

— Главная цель была именно в этом, да. Изменить и сразу рассказать тебе. А потом как-то закрутилось. Мне понравилось быть нужной, любимой. Понравилось, когда обо мне думают, слушают меня, понимают мои чувства. Мне так этого не хватало, Чарли...

— Ты любишь его? — спросил Диксон.

— Я люблю тебя... — глаза Мишель стали влажными от слёз. — Чёрт возьми! Я до сих пор люблю тебя...

— Но вернуть всё как было уже не получится, — хмуро произнёс Чарльз.

— Я понимаю. Тебе трудно будет снова доверять мне, но...

Мишель попыталась взять мужа за руку, но тот мягко высвободился:

— Дело не в доверии... Точнее, не только в нём. Дело в том, что ты теперь не моя... Как тебе объяснить?.. Я не могу дотронуться до тебя с теми же чувствами, что и раньше. Мне трудно подумать об этом. Даже физически неприятно. И я не знаю, что с этим делать дальше...





Входя в квартиру, Чарльз не ожидал увидеть Мишель. После вчерашнего разговора в оранжерее он не возвращался домой, и только к вечеру решил зайти за сменной одеждой и флешками с необходимой для работы информацией.

Мишель сидела за столом и нарезала овощи в салатную тарелку. Рядом стояли два бокала, наполненные красным вином, и две тарелки с чем-то похожим на гуляш.

— Привет, — подняла глаза на Чарльза Мишель.

— Привет, — неуверенно ответил он. — Ты же должна быть в больнице.

— Там и без меня справятся. Я была уверена, что ты придёшь, вот и ждала здесь.

— Я за одеждой, — Диксон прошёл к шкафу и раздвинул створки.

— Поужинай со мной.

— Мне надо возвращаться, — Чарльз достал с полки стопку белья, вынул из кармана сумку и сложил туда бельё.

— Тебе там придётся готовить, а здесь уже всё есть. Садись.

Диксон подошёл к столу и поставил сумку на пол, но сесть не решился. Мишель встала, подхватив бокалы, и, обойдя стол, остановилась рядом с мужем.

— Вина? — протянула ему бокал.

Чарльз сделал глоток и поставил бокал на стол.

— Я, наверное, пойду, — произнёс он.

Мишель тоже поставила бокал и придвинулась к мужу вплотную:

— Нет.

Она положила руки ему на плечи и, почти касаясь своими губами его губ, тихо повторила:

— Нет.

Близость жены, её глубокие чёрные глаза, пьянящий запах её волос сводили Диксона с ума. В глазах его помутнело, он с неистовством сжал Мишель в объятьях и страстно впился в её губы.





Мишель спала рядом, отвернувшись к стене, а Чарльз, смотрел в темноту и думал о своей слабости, о Мишель, представлял её в постели с любовником — тем молодым врачом... Сердце Диксона сжималось, горло затыкал ком, из глаз текли слёзы. Он жалел себя, бранил за то, что поддался чарам жены, и одновременно ловил себя на мысли о желании забыть измену, забыть всё произошедшее, вернуть назад их с Мишель жизнь. И тут же, опомнившись, снова клял себя за эти мысли.

Наконец Чарльз, стараясь не разбудить жену, поднялся с постели, взял одежду и вышел в ванную. Там он оделся, а затем, подхватив сумку и осторожно раскрыв входную дверь, скрылся в коридоре жилого блока.

Автор: Andrej 2.2.2021, 9:51

2.

Утро началось совершенно обычно — Мишель вошла в больницу, поздоровалась с охранником и направилась в свой кабинет. Там переоделась во врачебный костюм и уже было собралась проверить самочувствие своего единственного пациента — геолога со сломанной ногой, — как сверху в поле зрения вывалилась красная табличка: «Вызов! Космопорт. Острое повреждение почек».

Не раздумывая, Мишель нажала на табличку и приняла вызов. Геолога кто-нибудь другой осмотрит — он всё равно уже на поправку идёт. А тут дело намного интереснее.

Она побежала к тоннелю, связывающему больницу с космопортом. Там уже ждал медбрат Франс с электрокаталкой. Обменявшись приветствиями, они сложили каталку и погрузились в медицинский авточелнок. Челнок мягко тронулся с места, но очень быстро развил высокую скорость и через несколько минут остановился у отдельной платформы космопорта, откуда обычно отправляли в больницу грузы, прибывшие с Земли.

Мишель и Франс с электрокаталкой вбежали в раскрывшиеся перед ними двери и, миновав короткий коридор, оказались в холле космопорта. Там толпилось несколько десятков туристов из только что севшего корабля. На диванчике у стены неподвижно лежал смуглый мужчина лет сорока, над которым наклонился местный парамедик.

— Ну что тут? — обратилась к нему Мишель. — Почки?

Мужчина лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал.

— Да, началось с них, — ответил парамедик.

— Что значит «началось»? — уточнила Мишель.

— Теперь ещё и острая печеночная недостаточность. Посмотрите...

Мишель наклонилась и подняла правое веко больного: глазное яблоко было жёлтым.

— Так, — сказала Мишель. — Что вы делали?

— Ввёл изотонический раствор и дофамин — у него снижено давление и тахикардия.

— Хорошо. Грузим! — распорядилась Мишель.

Франс опустил каталку до уровня диванчика и вместе с парамедиком перетащил на неё мужчину.

— Общую медтревогу объявили? — спросила Мишель.

— Да, конечно, — ответил парамедик.

Сигнал общей медицинской тревоги активизировал блокировку помещений, отмеченных на плане подающим сигнал человеком. Войти туда с этого момента и до выяснения обстоятельств могли только медики и люди со специальным разрешением службы безопасности Селен-Сити.

— Поехали, — распорядилась Мишель.

Электрокаталка, направляемая бегущим рядом Франсом, быстро заскользила по гладкому полу к выходу.

— Готовьте реаниматор! — предупредила Мишель больницу по пути.

Через пять минут пациента уже везли по коридору в палату интенсивной терапии. Там его сразу же погрузили в аппарат и запустили диагностику.

— Так, — со всё возрастающим волнением начала проговаривать вслух Мишель появлявшиеся на экране реаниматора данные, — температура тридцать девять, давление низкое, тахикардия, азотемия, гиперкалиемия, почки увеличены, некардиогенный отёк лёгких, гепаторенальный синдром, острый тубулярный некроз, токсическая нефропатия... Чёрт! Явно отравление токсинами.

Мишель не медля включила подачу чистого кислорода в реаниматор и начала выбирать на экране препараты: дофамин, натрий, кальций, глюкозу с инсулином, диуретики, преднизолон.

— Франс! — не отрываясь от экрана, позвала Мишель. — Готовь две дозы наров — почки и печень. А я пока гемодиализ запущу.

Франс вынул из шкафчика две капсулы с медицинскими нанороботами, вставил их в реаниматор. Затем в дополненной реальности вывел экран управления и, запустив программы диагностики и восстановления клеток почек и печени, доложил:

— Готово.

— У меня тоже всё! — закончила с гемодиализом Мишель. — Теперь ждём.

Она нажала на зелёный кружок над головой пациента и в развернувшемся нимб-меню выбрала просмотр профиля.

— Жуан Родригу Силва Алмейда, — прочитала Мишель, — Сальвадор, Бразилия. Сорок один год, банковский служащий, не женат... Франс, оформи.

Медбрат принялся заполнять карточку, а Мишель стояла у реаниматора и повторяла про себя: «Ну давай, давай!» Наконец Жуан открыл глаза, медленно повернул голову к Мишель:

— Где я?

— Вы на Луне, в больнице. У вас токсическое поражение почек и печени. Какие лекарства вы принимаете? Что принимали в полёте или перед ним?

— Ничего... Я не пью лекарств...

— А что ели или пили за последние двенадцать часов?

— Что давали... на корабле.

— Понятно. Франс, сообщи в службу безопасности — пусть пошлют токсиколога на корабль проверить питание и все отходы, если их ещё не утилизировали. Нам надо найти токсин.

— Хорошо, доктор Диксон, сейчас сделаю...

Франс вышел в коридор.

— Доктор, — произнёс Жуан, — я не чувствую ног... И не могу двигать правой рукой.

— Как? — взволновалась Мишель. — Минуточку.

«Неужели инсульт?!» — пронеслось в её голове. Она снова обратилась к экрану реаниматора и запустила сканирование мозга. Из подголовника аппарата выдвинулись мягкие фиксаторы, осторожно обхватив голову пациента.

— Не волнуйтесь, — предупредила Мишель. — Это сканирование мозга. Не двигайтесь, пожалуйста.

Жуан продолжал часто и тяжело дышать, температура не снижалась, но давление немного поднялось, а азотемия и гиперкалиемия незначительно уменьшились. «Хорошо, хорошо!» — радовалась Мишель.

Через несколько минут реаниматор дал неутешительный результат — повреждений мозга нет. Это — не инсульт.

«Что тогда? — задалась вопросом Мишель. — Последствия гиперкалиемии? Калий был “семёрка”. Огромный, да, но чтоб так быстро подействовал на нервы!»

Она подскочила к шкафу и взяла ещё одну капсулу с нарами, вставила в реаниматор, запустила программу диагностики нервных клеток. Нанороботы быстро разнеслись кровотоком по телу пациента, и уже через минуту от них начали поступать разрозненные сигналы. Спустя ещё семь минут у Мишель была ясная картина происходящего: нервные клетки Жуана отмирали. В ногах и правой руке от нервов остались одни ошмётки, левая рука уже приближалась к тому же состоянию. Разрушение нервных клеток шло стремительно. И три-четыре дозы наров не успели бы их восстановить даже в первом приближении.

— Жуан, — дрогнувшим голосом позвала Мишель.

Тот не ответил. Она подошла к нему — Жуан лежал, закрыв глаза, не двигался и отрывисто дышал.

— Жуан, — снова позвала Мишель.

Пациент молчал. Вдруг он, не открывая глаз, судорожно затрясся — ноги сгибались и разгибались, руки с грохотом били по прозрачным стенкам реаниматора. Мишель отпрянула, но сразу же опомнилась и включила фиксаторы, которые, обхватив конечности Жуана, остановили его хаотичные движения. В этот момент реаниматор на все лады начал сообщать об ухудшении показаний: давление падало, сердце работало на пределе, почки и печень отказали окончательно, кислорода не хватало... Пациент умирал.

Автор: Andrej 2.2.2021, 9:55

Товарищи! Если кто-то следит за обновлениями и читает новые главы, напишите, пожалуйста, комментарий. Хотя бы просто оставьте плюсик, без слов. Так я буду знать, что стоит выкладывать здесь продолжение. А то, может быть, зря трачу время, и никто не читает?

Автор: Nil admirari 3.2.2021, 18:51

+++

Автор: Andrej 7.2.2021, 9:22

3.

Мишель спешила на совещание к главврачу. Только что из космопорта поступило сообщение о ещё двух заболевших, и доктор Морган, затребовав данные Жуана, пригласил к себе врачей.

Когда все собрались, Морган — невысокий совершенно лысый человек лет пятидесяти с длинным узким носом и тонкими, едва видимыми губами, — встал из-за стола:

— Сейчас в нашем реаниматоре находится Жуан Алмейда, турист, прибывший утром на прямом рейсе с Земли. Он поступил к нам с острой почечной и печёночной недостаточностью, за чем последовала обширная полинейропатия. Сейчас пациент находится в крайне тяжёлом состоянии без позитивного прогноза, — Морган поджал губы и сделал секундную паузу. — И это не самое страшное, коллеги. В космопорте ещё два таких же случая среди туристов. Это заставило меня просмотреть анализы Алмейды и обнаружить там то, что не обнаружила доктор Диксон, — главврач сверлил взглядом Мишель. — Вы видели, что у вашего пациента крайне низкий уровень нейтрофилов и высокий уровень лимфоцитов?

— Я не предполагала... — растерянно призналась Мишель. — Я боролась с интоксикацией... Да их и не выпустили бы с Земли без отрицательных тестов!

— Ладно, — прервал её главврач. — Всё равно было уже поздно. Вы его везли по коридорам, общались с персоналом. Если вирус передаётся воздушно-капельно, он уже тогда распространился по больнице. Я официально объявляю инфекционную тревогу! — Морган поводил рукой перед лицом, и тут же в воздухе повисла красная мигающая табличка с оповещением. — Мы не знаем, каков титр вируса в воздухе и кто из персонала заражён! Потенциально инфицированы все.

Врачи начали взволнованно переговариваться.

— Будем исходить из этого, хотя надеюсь, что всё не так плохо, — продолжил Морган. — Сейчас нам всем, а также и остальному персоналу необходимо надеть защитные костюмы с респираторами. Затем взять мобильные камеры и постепенно перевезти сюда всех людей из изолированных помещений космопорта. По моим данным, их там тридцать восемь человек, включая экипаж корабля, таможенников, охранников и парамедика.

— Служба безопасности должна была послать на корабль токсиколога, — добавила Мишель. — Я просила найти токсин.

— Значит, ещё и сотрудники СБ, работающие сейчас на корабле, — кивнул Морган. — Когда помещения и корабль освободятся, их продезинфицируют. А пока готовьте палаты и размещайте пациентов. В инфекционном отделении у нас всего шесть мест, поэтому будем использовать весь стационар. Не забудьте, что после объявления тревоги больница изолирована. Свободен только выход в тоннель к космопорту. Связь тоже отключена — осталась только локальная. А единственный канал общения с внешним миром — у меня. Как вы понимаете, это поможет избежать паники в городе. Так что идите работайте. Главное — держите себя в руках и не давайте паниковать персоналу.

Все вышли в коридор. Заведующий стационаром сразу отправил сотрудников надстраивать вторые ярусы над койками в палатах — больница не была рассчитана на такое количество пациентов одновременно. Остальные врачи рассеялись по своим кабинетам — одеваться в защитные костюмы.

— Йохан! — остановила Мишель молодого врача, с которым их видел Чарльз. — Мне нужна твоя помощь. Приходи в реанимацию.

— Что ты будешь делать?

— Прогоню сейчас тесты на все подходящие по симптомам вирусы. А там посмотрим.

— Хорошо. Я скоро...





Жуан Алмейда был ещё жив — приборам удавалось поддерживать циркуляцию крови и дыхание. Мишель запустила десяток тестов, после чего вынула из шкафа защитный костюм, очки, респиратор, оделась и принялась ждать.

В этот момент дверь раскрылась, и влетел доктор Гроссман, как поняла Мишель по светящемуся бейджу на его защитном костюме.

— Диксон, — выпалил он, — сколько у вас здесь доз наров осталось?

— А что?

— Дайте мне капсулы три-четыре.

— Зачем?

— Как зачем? А вирусы как лечить собираетесь?

— Так тесты ещё не завершились. Мы не знаем пока, какой это вирус.

— Да какая разница! — махнул рукой Гроссман. — Их не так много с этой симптоматикой. Все уже колются от гепатита, ВИЧ, полиомиелита, герпеса и чёрт знает от чего ещё! А у меня всего одна капсула в кабинете была. Дайте хотя бы три.

— Вы с ума сошли?! — воскликнула Мишель. — А пациентам что останется?

— На складе ещё есть наверняка — привезут. А нам сейчас надо. Иначе кто их лечить-то будет, пациентов ваших?

— Я не дам. Идите у кого-нибудь другого просите.

— Да у всех уже кончились. Завстационаром грудью встал и не пускает к себе. Только у вас здесь и остались.

— Я не дам, — повторила Мишель.

Гроссман сам бросился к шкафу, начал лихорадочно выдвигать ящики и копаться в них. Мишель попыталась оторвать врача от поисков лекарств, но тот грубо оттолкнул её. Тут в комнате появился Йохан Олсен, быстро сориентировался в ситуации, кинулся к Гроссману, собрал его в охапку и выкинул за дверь.

— Ты в порядке? — спросил Йохан, блокируя дверной замок.

— Да, всё нормально, — ответила Мишель. — Они там что, с ума все посходили?

— Скоро успокоятся — нары уже кончились. Так что придётся начинать заниматься работой.

— А ты сам — тоже?..

— Я жду результатов тестов. И лучшее место, где это можно делать — здесь, — он улыбнулся. — И нары рядом, в шкафчике. Как узнаем, что за вирус, сразу уколемся. Уже прицельно.

Мишель опустилась в кресло и в дополненной реальности раскрыла окно больничной регистратуры.

— Уже десять человек привезли, — сообщила она Йохану. — Двое — в реаниматорах, остальные в палатах — пока без симптомов, — она вздохнула. — Алмейду придётся выключать. Реаниматор может понадобиться кому-то другому.

Тут в поле зрения Мишель возникла зелёная иконка просмотра результатов работы мультициклера.

— Чё-ёрт! — протянула она, раскрыв табличку.

— Что там? — обеспокоенно спросил Йохан.

— Всё отрицательно.

— Сколько тестов ты проводила?

— Достаточно. На все подходящие вирусы.

— Но что-то же осталось непроверенным?

— Да, но там совсем не то.

— Проведи все тесты, какие у тебя есть. Пожалуйста. Вдруг вирус мутировал, поменял симптомы? Мало ли. Мы должны быть уверены.

— Это займёт не менее двадцати минут, — прикинула Мишель. — Циклеру придётся работать в две смены.

— Ничего. Это того стоит.

Мишель активировала автоматический забор крови и запустила первый набор тестов. Затем набрала крови пациента для следующих анализов, поставила в холодильник. Подойдя к реаниматору, посмотрела несколько секунд на Алмейду, опутанного трубками и проводами, на его жёлтое лицо, на всё ещё мелко подрагивающие мышцы и нажала кнопку отключения.

— Прощайте, мистер Алмейда, — тихо произнесла Мишель.

В комнате сразу стало тише: перестал работать аппарат искусственного кровообращения, отключились прибор гемодиализа и другие, более мелкие устройства жизнеобеспечения и анализа. Реаниматор начал по очереди отсоединять трубки, промывать их, дезинфицировать и укладывать в свои внутренние карманы.

Йохан подошёл к Мишель, встал сзади и обнял.

— Всё будет хорошо, Шелли. Мы найдём решение.

Мучительно долго протекли двадцать минут. Первая группа тестов показала отрицательный результат, и когда зелёная иконка мультициклера снова появилась и замигала перед глазами Мишель, она чуть не подскочила в кресле. Раскрыла табличку и, разочарованно закрыв глаза, со стоном откинулась на спинку.

— Готово? — спросил Йохан.

— Готово, — упавшим голосом ответила Мишель. — Всё то же самое.

— Твою мать! — воскликнул Йохан, вскочил и прошёлся по комнате. — Что ж это за хрень? Может, это и не вирус вовсе? Может, мы ищем то, чего нет? А у них всех банальная интоксикация?

— Я не знаю...

— Ты послала результаты Моргану?.. Хорошо. Вот что — надо вызвать сюда твоего мужа.

— Чарли?

— Конечно! Он сможет выделить вирус и понять, как с ним бороться. Помочь сможет только он. Звони Моргану и скажи, чтобы сейчас же вызвал Диксона.

Но доктор Морган позвонил первым:

— У нас ещё четверо заболевших. Нужен реаниматор.

— Да, я уже отключила, — ответила Мишель. — Ещё минут десять, и можно будет принимать нового пациента.

— Хорошо.

— Доктор Морган, вы посмотрели результаты по вирусам?

— Да.

— Я считаю, что надо вызвать вирусологов из исследовательского блока. Они могли бы разобраться с проблемой.

— Разумеется, доктор Диксон. Я уже сообщил в службу безопасности. Скоро они будут здесь... И вы сможете увидеться с мужем, — добавил Морган и положил трубку.

Мишель вдруг пошатнулась, но вцепилась руками в реаниматор и устояла. Она только сейчас вдруг ощутила, что эта встреча с Чарли может стать последней. Мишель глубоко вдохнула — в глазах прояснилось. Повернулась к Йохану:

— Я вызову бригаду из морга...

Автор: Andrej 10.2.2021, 9:45

4.

Министр внутренних дел и обороны Селен-Сити Сергей Смирнов разговаривал с Землёй из своего кабинета на втором уровне города. На связи был председатель Международного совета по взаимосвязям с лунными поселениями Хэнк Купер.

— Космодром на карантине? — спросил Смирнов.

— Да, его сразу же закрыли после получения сигнала от вас. Но прошло больше полутора суток. Многие из тех, кто присутствовал при отправке рейса, уже далеко. Мы собираем информацию от служб здравоохранения разных стран, но пока о похожих симптомах не сообщали. В космопорте также нет заболевших.

— Это хорошо. В таком случае дело подпадает под мою юрисдикцию. И я хочу, чтобы главную роль в расследовании передали мне.

— Но борт принадлежит не вам, — возразил советник Купер. — Это ещё территория Земли.

— Первые симптомы у Алмейды проявились в Селен-Сити, — парировал Смирнов. — Так что давайте не будем спорить, мистер Купер. Прошу передать мне всю имеющуюся информацию и возможность незамедлительно её получать и далее.

— Хорошо, — сдался Купер. — Мой секретарь перешлёт вам всё. И я назначу уполномоченного от Совета, через которого вы будете запрашивать и получать данные. У вас уже есть версии?

— Я убеждён, что это теракт, — твёрдо сказал Смирнов. — И тут есть три варианта. Первый — Жуан Алмейда мог заразить себя либо сразу перед вылетом, либо уже на борту. В этом случае он и есть террорист. Второй — террорист не Алмейда, а другой пассажир или член экипажа. Алмейда просто оказался первым заражённым. И третий — в корабль заложили биобомбу ещё в космопорте. И тогда террорист — кто-то на Земле, работник космопорта. Если первые два варианта не подтвердятся, я верну вам расследование.

— Справедливо, — согласился Купер.

— А теперь я хотел бы получить все данные о Жуане Алмейде — его действия за последний месяц, его переписку, запись звонков, действия в вирсе, записи всех камер, на которые он попадал. А также полную информацию обо всех, с кем он встречался за этот последний месяц и в реале, и в вирсе, и с кем наиболее часто общался сообщениями или звонками. Попросите секретаря всё это собрать как можно быстрее.

— Я вас понял, мистер Смирнов, — ответил Купер. — Постараемся обеспечить вас всем необходимым в кратчайший срок.

Они распрощались, и Смирнов сразу же раскрыл экран трансляции с больничной камеры, установленной над входом. По холлу из стороны в сторону нервно прохаживался охранник Энди Гётц в спецкостюме, очках и респираторе. Смирнов активировал голокамеру, та, еле слышно жужжа винтами, спустилась с потолка на нужную высоту и застыла в полутора метрах от стола.





Энди Гётц боялся. Нет, он не боялся оказаться в реаниматоре, не боялся боли или паралича. Он боялся, что больше никогда не выйдет из этой больницы, никогда не увидит Луны, не слетает на Землю повидать брата и деда, и даже не сможет поговорить с ними по Сети.

Энди ходил взад-вперёд по холлу больницы, не в силах опуститься в кресло и спокойно посидеть даже несколько минут. Он искусал губы в кровь и постоянно мял кисти рук, стремясь унять дрожь.

Неожиданно иконка Сети мигнула зелёным, и в ушах Энди раздался голос министра Смирнова:

— Лейтенант Гётц!

Энди обернулся и увидел посреди холла виртуальное трёхмерное изображение министра, сидящего за рабочим столом.

— Полковник! — вытянулся в приветствии Гётц.

— Как ваше самочувствие, лейтенант?

— Пока нормальное, сэр.

— Какая ситуация в больнице?

— Паники нет, — доложил Гётц. — Никто пока не пытался прорваться наружу. Ни здесь, ни в тоннель. Я постоянно слежу за камерами.

— Хорошо. Вы хотите что-то спросить? — заметив, что руки Энди нервно подёргиваются, спросил Смирнов.

— Полковник... Выпустите меня отсюда.

— Что? — нахмурился министр.

— Я же здесь у входа сижу! Ни с кем не контактировал, к больным не подходил. Даже не видел их. Я ведь не успел ещё заразиться! Прошу вас, полковник, выпустите меня. Поместите меня в бокс, проведите нужные тесты... Я уверен — я здоров!

— Лейтенант! — повысил голос Смирнов. — Вы говорите чушь! Вы должны знать, что значит режим инфекционной тревоги. Никто не имеет права покидать зону карантина. Немедленно прекратите панику! Возьмите себя в руки. Вполне возможно, что вы и не заразились. И когда карантин снимут, вы выйдете из больницы вместе со всеми остальными. А сейчас сохраняйте спокойствие и выполняйте свои обязанности. Вы поняли меня?

— Да, сэр, — упавшим голосом произнёс Гётц. — Я вас понял.

— И вот что, лейтенант, — уже спокойно проговорил Смирнов. — К вам направляются вирусологи из исследовательского блока. Вы должны сопровождать их по больнице и охранять от возможных нападений. Никто из них не должен заразиться. Вы поняли, Гётц?! Никто.

— Да, сэр! Я прослежу.

— Держитесь, лейтенант.

С этими словами Смирнов исчез, а иконка Сети снова погасла. Гётц закрыл глаза и глубоко вдохнул, стараясь успокоиться.

Не прошло и пяти минут, как входные двери больницы раздвинулись, и в проёме показались фигуры в красных скафандрах.





Чарльз Диксон, Нодар Беридзе и Виктор Воронов — вирусологи-микробиологи Селен-Сити — медленно двигались по коридору, соединяющему центральную площадь с больницей. В противовирусных скафандрах идти было неудобно и тяжело — будто по лунной поверхности. С тем лишь отличием, что здесь работали магнитные ботинки, оберегавшие от случайного падения или неожиданного столкновения со спутниками.

Чтобы не пугать своим видом жителей города, вирусологи, облачившись в красные скафандры ещё в лаборатории, добирались сюда из исследовательского блока по техническим тоннелям — местами узким, петляющим, с лестницами и шлюзами, где приходилось пробираться крайне медленно и осторожно, чтобы не повредить скафандры.

Когда утомлённая сложным переходом троица подошла к только что сооружённому Службой безопасности дезинфекционному шлюзу, охранники расступились, а двери раздвинулись, открывая проход в небольшую камеру, где могли находиться одновременно не более пяти человек. Однако Диксон, Воронов и Беридзе в своих громоздких скафандрах едва поместились там втроём.

Впустившие их двери закрылись, вирусологи подключили воздушные баллоны, проверили связь с оператором Службы безопасности, и Диксон объявил:

— Входим.

Он нажал на кнопку у дверей в противоположной стене камеры, подтверждая разблокировку, и через секунду шагнул в просторный холл больницы.

Вокруг было тихо и спокойно. Лишь стоявший поодаль охранник в защитном костюме и респираторе нарушал идиллию запустения.

— Энди! — махнул ему Диксон, прочитав фамилию на бейдже.

Гётц подошёл к вирусологам:

— Привет, Чарли! Я вас ждал.

— Где все? — спросил Диксон.

— В стационаре — все больные там, — пояснил Гётц. — Только трое в реаниматорах — и с ними несколько врачей. Мишель тоже в интенсивке, — добавил он.

— Сколько уже заболевших? — задал вопрос Беридзе.

— Я не знаю, — Гётц развёл руками. — У меня нет доступа к врачебной базе.

— Понятно, — заключил Диксон. — Сам-то как?

— Пока ничего. Надеюсь, что не успел заразиться.

Диксон кивнул в ответ и обратился к спутникам:

— Идём к Моргану.

— У меня приказ вас сопровождать, — сказал Гётц.

— Зачем? — спросил Воронов.

— Полковник опасается, что кто-нибудь может повредить ваши скафандры.

— Хорошо, — согласился Диксон. — Идём.

Гётц шёл впереди по пустым коридорам, вирусологи — за ним. Вскоре он остановился у кабинета главврача:

— Здесь. Я подожду снаружи.

Диксон кивнул в ответ, и троица вошла в раскрывшиеся двери.

Джеймс Морган встречал их, стоя перед рабочим столом:

— Рад, что вы здесь, коллеги.

— Спасибо, — кратко ответил Диксон и сразу перешёл к делу. — Какая статистика?

— Все пассажиры корабля и экипаж заболели. Это двадцать три человека. Пятеро, включая нулевого пациента, умерли. Трое — в реанимации, остальные в стационаре.

— Из местных пока никто не заболел?

— Нет. Но инкубационный период не известен, — развёл руками Морган. — Так что ждём изменений в любую минуту.

— Сколько длится сама болезнь? — спросил Воронов.

— Насколько мы можем судить, от начального проявления симптомов до летального исхода проходит около двух часов. В реаниматоре можно поддерживать чуть дольше. Но исхода это не меняет. Симптомы у всех одинаковые: острая почечная и печёночная недостаточность и молниеносная полинейропатия.

— Ясно, — сказал Диксон. — Значит так. Доктора Беридзе и Воронов сейчас отправятся в стационар. Вик, — обратился он к Воронову, — возьмите образцы крови и мазки из носоглотки у всех заболевших. У остальных — только кровь. Не надо заставлять их снимать респираторы. А я пройдусь по интенсивке. Встречаемся в холле через час. Успеете?

— Успеем, — ответил Беридзе.

— Хорошо. Идите тогда. И возьмите с собой Энди.

Беридзе и Воронов вышли, а Диксон снова обратился к Моргану:

— Мне нужны все истории болезни и результаты вскрытия умерших. Вы же их вскрывали?

— Пока только троих, — ответил Джеймс Морган.

— Хорошо. И высылайте всю новую информацию по мере поступления.

— Что вы собираетесь делать? — поинтересовался главврач.

— Выделим вирус, микроскопируем, секвенируем геном, попытаемся определить гены. А там посмотрим.

— Сколько вам понадобится времени?

— Не меньше суток.

Морган присел на край стола, ссутулился и вздохнул:

— Это очень долго... Если мы инфицированы, вряд ли здесь кто-то останется к тому времени.

— Если заражение на корабле произошло сразу после старта, то сутки у нас ещё есть, — возразил Диксон. — Прямой рейс с Земли — это тридцать часов полёта. Симптомы у Алмейды проявились только в космопорте. От первого контакта с ним прошло всего пять часов. Надежда есть. Но обещать что-то невозможно. Если у вируса не будет известных антигенов или подобных известным, против которых уже есть программы для наров, то времени понадобится значительно больше. И тут уже останется надеяться только на удачу.

Джеймс Морган снова встал и распрямился:

— Хорошо, доктор Диксон, мы будем работать и надеяться. Уверен — у вас всё получится. А теперь идите — я не смею вас больше задерживать.

— Закатайте рукав — мне нужно взять кровь.

— Да, конечно.

Морган расстегнул манжет и подставил вену. Диксон наполнил пробирку, пометил её виртуальной меткой и положил в накладной карман.

— Жду от вас все данные, — сказал он на прощание. — И будем на связи.

Он повернулся и вышел в коридор. Раскрыл виртуальный план больницы, щёлкнул по отделению интенсивной терапии, и тут же в воздухе появилась зелёная стрелка, указывающая путь.

Следуя за ней, Диксон добрался до первой палаты, где в реаниматоре боролся за жизнь очередной обречённый турист с Земли. Чарльз поздоровался с врачом, взял у него и пациента пару миллилитров крови, положил пробирки в накладной карман и вышел. В следующей палате он повторил операцию и направился к третьей.

Шагнул внутрь и остановился у дверей: совсем рядом от него, у шкафа, стояла Мишель. В спецкостюме, очках и респираторе. Узнать её можно было только по имени на бейдже.

— Шелли... — позвал Чарльз.

— Чарли, — произнесла Мишель, не двигаясь с места, — я так ждала тебя. После того, как ты ушёл ночью... Не сказав ни слова... Я боялась, что ты не придёшь сюда.

Диксон подошёл к ней, взял за руки:

— Как я мог? Шелли...

Он бережно погладил её по голове, едва касаясь костюма.

— Делай своё дело, — сказала она дрогнувшим голосом.

— Да, конечно, — опомнился Диксон.

Он взял необходимые пробы, спрятал пробирки в карман.

— Скинь мне видео симптомов Алмейды и данные всех его анализов, — попросил он Мишель.

— Сейчас?

— Конечно. Пока я здесь, мы можем обмениваться информацией по Сети.

На нарезку роликов из памяти нейрокиба и отправку их Чарльзу у Мишель ушло минут двадцать. Диксон всё это время стоял у стены рядом с реаниматором и наблюдал за движениями жены. Его нейрокиб записывал, но он запоминал её и сам — ведь видео никогда не передаст тех эмоций, что дают воспоминания. Диксон смотрел на Мишель и не видел спецкостюма, не видел респиратора и очков. Он видел изящную талию жены, её стройные ноги, гибкие руки, прекрасное лицо, чуть улыбающиеся глаза и густые волосы. Он чувствовал её запах и ощущал её гладкую кожу под своими пальцами. Диксон вбивал себе в память эти минуты, выжигал их в мозге, потому что, как бы он ни верил в успех, но в глубине души понимал, что не успеет.

Наконец Мишель закончила, а в поле зрения Чарльза выскочило сообщение о получении архива. Он оторвался от стены, подошёл к жене и, не говоря ни слова, обнял.

— Я вернусь, Шелли, — тихо произнёс Диксон. — Утром. Дождись меня, прошу. Я вернусь утром.

Автор: Nil admirari 11.2.2021, 21:26

На счет кандидата для первой звездной экспедиции. Как всем известно у Проксимы Центавра нашли подходящую планету в зоне жизни. Однако эта звезда красный карлик и поэтому дает вспышки жесткого излучения. Вряд ли там есть нормальные условия.
Но система состоит из трех звезд: Альфа Центавра А, Альфа Центавра В и Проксима Центавра. Так вот теперь открыли землеподобную планету вокруг звезды Альфа Центавра А в зоне жизни. Эта звезда является копией Солнца, но на 1,5 млрд. лет старше. Возможно когда то там жили цивилизации...

http://www.fantasts.ru/forum/goto.html?https://www.nature.com/articles/s41467-021-21176-6

Автор: Andrej 12.2.2021, 10:17

Цитата(Nil admirari @ 11.2.2021, 21:26)

Автор: Andrej 14.2.2021, 10:23

5.

К утру Диксон смог кое-что прояснить. Вирус имел сферическую форму и был покрыт липидной оболочкой, а геном его представлял собой линейную одноцепочечную молекулу минус-РНК с палиндромами на концах. Всё это давало возможность предварительно отнести вирус к типу Negarnaviricota царства Orthornavirae, и считать его родственным, например, вирусам Эбола или гриппа.

Но вот секвенирование генома облегчения не принесло — в нём не было ни одного гена, близкого к уже известным. Не считая, конечно, неспецифических генов, кодирующих, например, фермент полимеразу. Но это всё были частности. А в целом вирус оказался абсолютно новым. И побороть его, быстро модифицировав одну из готовых программ для нанороботов, было невозможно.

Протирая красные от тяжёлой бессонной ночи глаза, Диксон опустился в кресло и сказал дремлющему на кушетке Воронову:

— Это всё, Вик. Мы не успеем... — И не дождавшись ответа, повысил голос: — Ты слышишь меня?

— Слышу, — сонно отозвался Воронов, открыл глаза и сел. — Ноди! — вызвал он по Сети Беридзе. — Как там? Готовы праймеры?

— Да, готовы, — ответил Беридзе. — Я уже запустил тесты. Полчаса — и мы будем знать количество инфицированных в больнице.

— Прекрасно! — оживился Воронов.

— Что толку? — упавшим голосом спросил Диксон. — Вирус придётся отправлять на Землю. Пока там разберутся со структурой антигенов, пока напишут программу, протестируют на животных — пройдут месяцы. Всё зря...

Воронов промолчал — он не знал, что ответить приятелю, ведь в больнице была его жена.





И снова Диксон и Воронов в красных скафандрах шли к дезинфекционной камере. Они уже знали, что в больнице инфицированы все и что у некоторых сотрудников начали проявляться симптомы. Диксон, понимая, что не в силах что-либо исправить, рвался к Мишель, а Воронов вызвался его сопровождать.

Час назад перестал отвечать на звонки доктор Морган. Оператор Службы безопасности, наблюдая за видео с больничных камер, сообщил вирусологам, что видит на полу в коридорах несколько неподвижных тел. И что двое в спецкостюмах, поддерживая друг друга, медленно двигаются от стационара к отделению реанимации. В палатах, конечно, тоже стояли камеры, но они не были подключены к внешней Сети, и поэтому оставалось неизвестным, что там происходит.

Дверь открылась, Диксон и Воронов вошли в больничный холл. Энди Гётц сидел в кресле у стены, наклонившись вперёд и обхватив голову руками. Диксон подошёл к нему, коснулся его спины:

— Энди!

Тот замотал головой.

— Энди, — настойчиво позвал Диксон.

— Нет! — проговорил Гётц, мотая головой. — Я не пойду туда. Я никуда не пойду. Я не пойду никуда...

— Спокойно, Энди! — крикнул Диксон. — Это я — Чарли!

Гётц вскочил и оттолкнул его:

— Не трогайте меня! Я не пойду с вами! Я туда не пойду!

— Как ты себя чувствуешь? — не замечая его криков, спросил Диксон.

— Что? — осёкся Гётц.

— Как. Ты. Себя. Чувствуешь? — разделяя слова, медленно повторил Диксон.

— Не знаю... — Гётц сделал шаг в сторону, огляделся и вернулся на то же место. — Не знаю...

— Ничего не болит?

— Нет.

— Ноги-руки работают?

— Вроде да, — Гётц поднял обе руки и покрутил кистями.

— А теперь слушай: мы протестировали всех в больнице. И тебя тоже. Все заражены. Все, Энди. И ты тоже.

Гётц попятился.

— Стой-стой, Энди, — протянул к нему руку Диксон. — Ты заражён, но симптомов у тебя нет. Понимаешь? Ты пока не заболел. Хотя уже прошло много времени. Понимаешь, что это значит?

— Что? — в растерянности спросил Гётц.

— Возможно, у тебя иммунитет. И возможно, ты не заболеешь совсем.

— Как? — Гётц ещё не до конца пришёл в себя.

— Ты понял, что я сказал? У тебя может быть иммунитет.

— Да, Чарли, я понял...

— А теперь успокойся и сядь в кресло. Мы не потащим тебя в больницу, если ты не захочешь. Хотя нам бы очень понадобилась охрана — в критических ситуациях люди могут действовать необдуманно. Даже врачи. Я был бы тебе благодарен, если бы ты пошёл с нами, Энди.

Гётц потоптался на месте, ощупал кобуру и, наконец, кивнул:

— Хорошо, Чарли. Я пойду. Вас, и правда, нельзя отпускать одних.

— Отлично, — Диксон обернулся к Воронову и, улыбнувшись, чуть кивнул. — Идём к Моргану.

По пути им не встретился ни один человек — ни живой, ни мёртвый. Двери кабинета главврача раздвинулись, и Диксон с Вороновым осторожно вошли внутрь. Джеймс Морган сидел за столом, откинувшись на спинку кресла. Руки на подлокотниках, глаза закрыты. Перед ним лежал пустой шприц.

Диксон развернул нимб-меню врача и раскрыл окно его жизненных показателей. Морган был мёртв.

— Самоубийство? — спросил Воронов.

— Лучший выход, — ответил Диксон.

Они вышли в коридор.

— Вик, Энди, идите в стационар, — сказал Диксон. — Осмотритесь, зафиксируйте всё. Может быть, ещё кто-то не заболел. Меня знаете, где найти.

— Хорошо, Чарли, — ответил Воронов, и они с Гётцем двинулись дальше по коридору.

В отделении интенсивной терапии было тихо. Прислонившись к стене, на полу сидел человек. Уже мёртвый.

Диксон сразу кинулся к третьей палате, где до этого виделся с Мишель. Но вместо неё застал там доктора Гроссмана. Он только что выкинул из реаниматора прямо на пол тело умершего пациента и неуклюже пытался занять его место. Левая рука безжизненно висела вдоль тела, правая нога была неестественно подвёрнута. Гроссман с трудом удерживался от падения, стонал и рычал, силясь правой рукой закинуть в реаниматор обездвиженную правую ногу. Нога каждый раз соскальзывала с края аппарата, и врачу приходилось начинать снова.

Диксон не стал смотреть, чем закончится борьба Гроссмана за лишние пару минут жизни, и бросился ко второй палате. Пусто. Ворвавшись в третью, увидел Мишель, сидевшую в углу у шкафа, прижав к груди левую ногу и обхватив её руками.

Чарльз упал на колени рядом с ней:

— Шелли, Шелли!

Мишель медленно подняла голову:

— Чарли...

Голос её был слабым, она тяжело дышала.

— Шелли, — Диксон попытался обнять жену.

Мишель потянулась к нему и соскользнула на его колени.

— Мне очень больно, Чарли, — произнесла она.

— Что мне сделать, Шелли? Что мне сделать? — вскричал Диксон.

— Поздно... — произнесла Мишель.

Она содрала с лица респиратор и очки и откинула в сторону.

— Зачем? — испугался Чарльз и тут же осознал глупость своего вопроса.

Мишель не ответила, а лишь поглядела на него затуманенным от боли взглядом. Лицо её вспотело, тяжёлые веки стремились сомкнуться.

— Он умер, Чарли... — наконец сказала она, прерывисто дыша. — Это так страшно... Я не хочу! Не хочу... так...

Диксон стянул с её головы капюшон и погладил мокрые волосы:

— Я люблю тебя, Шелли. Ты — единственная. Никого, кроме тебя, не будет. Никогда. Скажи, что мне сделать?

— Там... ящик... два... тридцать пять... сорок...

— Я понял, Шелли, понял, — Диксон переложил Мишель со своих колен на пол. — Сейчас...

Тут дверь раскрылась, и в проёме показался Воронов.

— Уйди! — заревел Диксон, вскакивая на ноги. — Уйди отсюда!

Воронов скрылся в коридоре, дверь снова закрылась. Диксон лихорадочно принялся разыскивать ящик 23540. Нашёл, выдвинул, схватил пластиковый миллилитровый флакон. «Шприцы?» — промелькнуло у него в голове. Он огляделся и выдвинул один ящик — не то. Выдвинул второй — снова не то.

— Да где эти грёбаные шприцы?! — выкрикнул он в отчаянии.

И вдруг вспомнил, что у него самого в одном из карманов скафандра лежит целая упаковка. Диксон вытащил ленту со шприцами, оторвал один, остальное бросил на пол. Судорожно вскрыл упаковку, набрал из флакона жидкость и снова опустился на колени перед Мишель. Закатал ей рукав, надел резинку и воткнул иглу в вену.

Закончив, Чарльз положил Мишель головой на свои колени, обнял и сидел, пока она не прекратила дышать.

Автор: Andrej 17.2.2021, 10:32

6.

«А ведь здесь ничем не хуже, чем в Аризоне, — думал Диксон, стоя на краю кратера. — Даже лучше...»

Сюда, к кратеру Кабеус, за шестьдесят километров от Селен-Сити, Чарльз приехал на арендованном багги. Огромный кратер диаметром около ста километров, неправильной формы, с рваными гористыми краями притягивал своей абсолютно чёрной глубиной. Диксону стоило сделать шаг — и он навсегда исчез бы во всепоглощающей тьме.

«Багги уедет к городу на автопилоте, а моё тело так и не найдут... Да и будут ли искать? Кому я нужен в этом мире?»

Он огляделся: чёрный космос, нависающий над серой, изрытой впадинами и трещинами, холмистой поверхностью Луны. Совершенный покой и тишина. Диксон задержал дыхание и через секунду услышал пульсацию своих сосудов. Пустота и одиночество. Вот что такое Луна. Пустота и одиночество. Диксон выдохнул. Зачем он здесь? Для чего? Не лучше ли окунуться в абсолютную темноту и исчезнуть навсегда?

«Ты жалкое беспомощное ничтожество! — смакуя каждое слово, проговорил в уме Диксон. — Ты не смог защитить даже свою жену! Ты абсолютно бесполезен. Ты лишний никчёмный человек. И твой единственный выход — эта чёрная бездна. Там спокойно. Там — решение проблем. Там — искупление...»

Он всмотрелся во мрак кратера. Темнота притягивала, засасывала, обволакивала...

«Давай! Давай, мать твою! Давай!..»

Диксон медленно занёс ногу над краем обрыва...





Было четыре часа дня. Нодар Беридзе и Виктор Воронов пили кофе в лабораторном офисе, когда дверь отодвинулась, и вошёл мрачный Чарльз Диксон.

— Привет, — хрипло сказал он, задержавшись у входа.

— Ты что не дома? — удивился Беридзе. — У тебя ж выходные.

— Не могу я там, — мотнул головой Диксон. — Мысли всякие в голову лезут.

— Сходи на площадь, наружу выйди — развейся, — предложил Воронов.

— Там ещё хуже, — Диксон тяжело опустился в кресло у стола и, подперев голову рукой, прикрыл глаза.

— Кофе будешь? — спросил Воронов.

— Давай.

— Офис, один двойной чёрный кофе.

Через несколько секунд Воронов поставил перед Диксоном стакан с горячим напитком. Чарльз с удовольствием сделал пару глотков. И только сейчас ощутил, как сильно хочет пить. Последние полтора часа он помнил смутно. А как оказался в багги, несущем его к городу на автопилоте, не помнил совсем. Потом снимал скафандр, плутал по каким-то коридорам и, наконец, оказался здесь.

— Как там? — спросил Диксон.

— Мы с Виком запечатали все тела и сложили в морге, — ответил Беридзе. — Завтра начнём возить в крематорий.

— Что с Энди?

— Всё в порядке, — успокоил Воронов. — Симптомов нет. Питание ему доставляют. Утром брал у него кровь — вирус никуда не делся.

— Рано ещё, — предположил Диксон. — Через пару дней иммунитет его уничтожит.

— Сегодня комиссары ВОЗ прибыли. Мы с Ноди водили их в больницу. Всё посмотрели, засняли, с Энди поговорили. Сейчас, наверное, отчёты строчат.

— И одиннадцать врачей с ними прилетели, — добавил Беридзе. — На замену нашим. Главный у них японец... как его?.. Накадзима. Морда кирпичом — сразу видно, что все у него по струнке ходить будут.

— Я слышал, больницу собираются переделывать, — сказал Воронов. — Один из комиссаров говорил. Инфекционные боксы большой вместимости сразу у входа в тоннель поставят. И противовирусных скафандров тридцать штук привезли. На всю больницу с запасом. Извлекают уроки, так сказать.

— Какой ценой только... — проговорил Диксон.

Воронов кивнул, Беридзе вздохнул.

Тут раскрылась дверь, и в офис вошёл директор лабораторного блока, доктор Берглунд — мощный мужчина с окладистой бородой.

— Доктор Диксон? — с порога удивился он. — Не ожидал вас застать.

— Мне здесь лучше, — ответил Чарльз.

— Хорошо. Но имейте в виду, что у вас неделя выходная. В любой момент можете уйти и не появляться до следующего понедельника.

— Я понимаю.

— Отлично! Дело вот в чём, коллеги, — начал Берглунд, поглаживая густую бороду. — Комиссия отправляет Эндрю Гётца на Землю. Сейчас на корабле оборудуют для него специальный отсек. В три дня обещают уложиться. Рейс будет прямой, без пересадки на МКС, из соображений безопасности. Гётца будет сопровождать один из комиссаров. И очень просили послать кого-нибудь из вас. Так что...

— Я могу полететь, — вызвался Диксон.

— Исключено, — ответил Берглунд.

— Я не могу здесь, — настаивал Чарльз. — Мне очень трудно сейчас в городе. Перемена обстановки поможет.

— Исключено, — повторил директор. — Вы не в том состоянии, Диксон, чтобы брать ответственность за такого рода пациента. А посылать с вами для подстраховки кого-то ещё не вижу смысла. Кто из вас, коллеги, решится?.. Вижу, энтузиазма нет. Тогда так — полетит доктор Беридзе.

Нодар Беридзе попытался воспротивиться, но Берглунд перебил его:

— Поздно, доктор, поздно. Полетите вы. Это ненадолго — дня три-четыре. Максимум неделя. Вернётесь и продолжите свою работу. Ничего страшного. Потом ещё спасибо скажете.

— Спасибо, — съязвил Беридзе.

— Всегда пожалуйста, — ответил Берглунд. — Ну, готовьтесь, коллеги — завтра у вас тяжёлый день. Можете прямо сейчас расходиться по домам и отдыхать.

Берглунд попрощался и вышел из офиса.





Утром пятницы двадцать восьмого августа 2116 года Диксон, быстро перекусив овсянкой, направился к шлюзу у больницы. Там уже ждали комиссары Всемирной организации здравоохранения, Берглунд и Воронов. Виктор был в красном противовирусном скафандре с откинутым на спину шлемом.

— Доктор Диксон! — издалека увидев Чарльза, крикнул Берглунд. — Вы Беридзе не видели?

— Нет. А что случилось?

— Не могу до него дозвониться, — посетовал Берглунд. — И дома его нет. Я уже в СБ сообщил — может, они его по сигналу нейрокиба отыщут.

— Я здесь стою, парюсь в скафандре, — возмутился Воронов, — а он шляется где-то! Спрятался что ли? Лететь не хочет? Да, я тоже не хочу. Но это же не оправдание. Поручили — выполняй. Не понимаю!

Берглунд отошёл в сторону — ему позвонили из Службы безопасности. Диксон и Воронов молча в напряжении ждали окончания разговора.

— Значит так, — подошёл к ним Берглунд с растерянным видом. — У Беридзе что-то с нейрокибом — сигнала нет. Сейчас отправили дроны прочесать радиус в сто километров вокруг города, но не знаю, не знаю... Подождём ещё час. Кофе?

Но и через час Нодара Беридзе не нашли.

— Это очень странно, — прокомментировал Берглунд. — Но тем не менее... Ситуация меняется — придётся лететь вам, доктор Воронов.

— Почему он? — спросил Диксон. — Я настаиваю на своей кандидатуре. Мне нужно улететь отсюда на время. Да и с Энди мы приятели — ему спокойнее будет.

— Нет, — ответил директор.

— Я не понимаю вашего упорства, доктор Берглунд. Я идеально подхожу.

Берглунд приобнял левой рукой Диксона и, отведя его в сторону, сказал не громко:

— Понимаете, коллега, я не могу позволить себе лишиться лучшего сотрудника на неопределённый срок. Не хочу обижать доктора Воронова, но вы — лучший сотрудник. Вы мне очень нужны здесь — надо дезинфицировать больницу, взять сотни проб, провести кучу тестов. Я могу доверить это только вам, доктор Диксон. Не обижайтесь. Это правда.

— Давайте я хоть помогу Воронову отвезти Гётца на корабль, — предложил Чарльз.

— Нет, не нужно, — похлопал его по плечу Берглунд. — У вас выходные. Идите отдыхайте. А работать будем мы — я сейчас надену скафандр и сам пойду в больницу.

— Мне хотелось бы попрощаться с Энди.

— Зайдите в офис СБ — может быть, они отроют вам канал связи на несколько минут.

— Хорошо, — процедил сквозь зубы Диксон.

Он попрощался с Виктором и отправился в Службу безопасности. Подписав соглашение о нераспространении любой информации, полученной от Гётца, Диксон поговорил с приятелем по аудиосвязи, приободрил его и пожелал мягкой посадки.

Вернувшись домой, Чарльз опустился в кресло у стола и вслушался в тишину. Всё здесь напоминало о Шелли: её кружка на столе, халат, так и висящий на спинке соседнего кресла с того самого утра... Почему он до сих пор не убрал его? Может быть, потому, что каждый день надеется увидеть, как Шелли вот-вот выйдет из ванной и наденет его? Или потому, что не хочет отпускать её из своей жизни? Но ведь этот самый халат и другие вещи Шелли, на которые он постоянно натыкается в квартире, приносят ему лишь боль. Ведь тогда, после её смерти, он всю ночь просидел в кресле с этим халатом, обнимал его, вдыхал запах жены и рыдал, рыдал дико, по-звериному. Да и сейчас еле сдерживал слёзы при одном его виде.

Так больше не могло продолжаться. Это тупик. Оставаться здесь — значит, погружаться всё глубже в прошлое, в переживания, в то, чего нет и уже не будет никогда. Так нельзя. Но и убрать халат с кресла невозможно. Невообразимо! Остаётся только уйти самому. Куда? На Землю? На Марс? Куда угодно, лишь бы отсюда, с проклятой Луны!

«Всё равно я улечу! — твёрдо пообещал себе Диксон. — Не на Землю, так к самому дьяволу!»

Автор: Nil admirari 21.2.2021, 15:30

Цитата(Andrej @ 17.2.2021, 10:32)

Автор: Andrej 27.2.2021, 22:09

И не говорите...

Автор: Andrej 28.2.2021, 9:10

Евгений Себрис

1.

— Так, поднимаем. Раз, два, три...

...

Вой сирены скорой помощи...

...

— Ядро нейрокиба лопнуло...

— Извлекай.

...

— Женя, слышишь меня?

...

— Мы попробуем восстановить ядро — может быть, удастся построить карту нейросети до аварии. Если получится, есть специальные меднары — они всё восстановят...

...

— Женечка, это твоя мама. И папа здесь, и Таня. Всё будет хорошо. Ты только очнись...

...

— Женя... — женский голос дрожащим шёпотом сквозь всхлипы. — Женя...

...

— Ядро полностью разрушено. Ничего нельзя сделать. Я сожалею...

...

— Женя, вернись ко мне. Женя, пожалуйста...





Евгений Себрис открыл глаза: белый потолок, размеренный писк и тихий монотонный гул приборов. Он снова опустил веки. Больница? Да, наверное. Но почему? Евгений попытался поднять правую руку, чтобы ощупать лицо.

— Нет, Женя, не двигайся! — услышал он рядом молодой женский голос. — У тебя все руки в датчиках и капельницах.

Себрис снова открыл глаза и повернул голову влево. У койки в кресле сидела девушка лет двадцати пяти с милым овальным лицом и забранными в хвост русыми волосами.

— Где я? — хрипло спросил Евгений.

— В больнице, — ответила девушка.

— На Луне?

— Нет, — удивилась собеседница. — На Земле.

— Почему на Земле? — в свою очередь удивился Себрис. — Что случилось?

Евгений чётко помнил, как подлетал к Луне на грузовике с рудой из пояса астероидов. Оставалось выйти на орбиту и сесть. И вот в этом месте воспоминания обрывались. Память отказывалась работать. Себрис подумал, что стоит глянуть записи нейрокиба, но вдруг осознал, что в поле зрения нет никаких иконок и вообще ничего виртуального. Нейрокиб отключён? Сломался?

— Ты попал в аварию на Калужском шоссе, — сказала девушка и взяла его за руку. — Целую неделю здесь пролежал. Я так боялась, что ты не очнёшься.

В уголках глаз девушки появились капельки слёз.

— Какая авария? — ещё больше удивился Евгений. — Какое шоссе?! Я же на грузовике летел... Почему не работает мой нейрокиб?

— От удара ядро лопнуло. Тебе скоро новое поставят.

Себрис смутно припомнил мужской голос, который говорил об этом совсем недавно. Наверное, когда он приходил в себя на несколько минут.

— Чёрт! — протянул Евгений. — Теперь и не посмотреть, что случилось на корабле.

— На каком корабле, Женя? — по щекам девушки потекли слёзы. — Ты уже почти месяц, как вернулся. Ты поехал кататься на своём «опеле» по Калужскому шоссе и попал в аварию...

— Месяц? — проговорил Себрис. — Не помню... Постойте, какой «опель»? Откуда у меня «опель»?

— Ну как же? В прошлом году купил. Когда в отпуск приезжал.

— Не помню... — задумчиво повторил Евгений и заметил, что девушка всё ещё держит его за руку. — Извините, а вы кто?

— Я? — растерялась девушка. — Я твоя жена — Таня...

Автор: Andrej 3.3.2021, 9:24

2.

Себрис с трудом встал с койки, пересёк пустую палату и остановился у зеркала. Впалые щёки, мешки под глазами, измученный вид. Светлые волосы обриты с правой стороны головы — там, где встроен нейрокиб. Евгений чуть повернул голову и увидел на свободном от волос участке несколько свежих послеоперационных шрамов. Провёл по ним пальцами.

«Как это может быть?! — в который раз уже подумал он. — Июнь 2115-го! Два с половиной года псу под хвост! Жена, квартира в Троицке, машина... И ничего этого я не помню!»

Евгений вернулся назад и устало повалился на койку. Чёртова амнезия! В какой-то момент память будто обрубает. Но до этого! До этого-то! Ведь он до мелочей помнил свой последний рейс в декабре 2112 года.

Себрис уже несколько лет работал в «Веллскай» — одной из пяти крупнейших корпораций, занимавшихся добычей руды в поясе астероидов. Он летал от Луны к астероидам и обратно на современном быстроходном грузовике «Молнии» — почти пятьсот миллионов километров тот проносился за каких-то четыре часа. Тогда, в декабре, Евгений привычно пристыковался к автоматизированной станции добычи и переработки руды и начал погрузку. Огромными манипуляторами Себрис методично распределял внутри грузовика поступающие через стыковочный шлюз брикеты чистого углерода. Как обычно, он складывал и закреплял их по особой схеме, облегчающей разгрузку на Луне — в условиях действия силы тяжести.

Провозившись несколько часов с брикетами, Евгений отстыковал грузовик от астероидной станции и задал курс на спутник Земли. По пути он думал об отпуске, который начинался с завтрашнего дня. Как приедет к родителям, как встретится с сестрой, с друзьями, съездит на дачу под Москвой покататься на лыжах, а потом махнёт куда-нибудь за границу — в Африку или даже Южную Америку — вживую посмотреть на ацтекские пирамиды. Почему нет?

И вот перед самой посадкой воспоминания заканчивались. Потом — только отрывочные фразы, звуки, голоса и, наконец, эта палата. И рядом — Таня, держащая его за руку.

Таня... Загадочная Таня. По её словам, они познакомились на новогоднем вечере, который 31 декабря 2112 года устроили родители Евгения. И пришла она с его сестрой — Ирой. Весь отпуск они провели вместе, а когда Себрис прилетел на отдых в следующий раз, в августе 2114-го, — поженились. И теперь, в мае 2115-го, случилась эта злосчастная авария!

Да, он всегда любил скорость, носился в вирсе на гоночных болидах и мечтал о личном автомобиле — выехать на реальное шоссе, переключиться на ручной режим и стрелой полететь вперёд, чтобы только ветер свистел в ушах. Что ж... Мечта сбылась. Но чем это обернулось? Больничной палатой и незнакомой девушкой в роли жены.

Конечно, Таня симпатичная, может быть, даже где-то красивая, но не более. Таких девушек полно вокруг. И чем она его привлекла? Что он в ней увидел тогда? Ведь прошло уже четыре дня, как он очнулся, но, проводя часы рядом с ней, ничего особенного не ощущал. Ничего не всколыхнулось в его душе. Даже намёка на какое-то особенное чувство не возникло. Разве так может быть? Должно быть? Или просто нужно время?





Тёплым июньским вечером такси, свернув с Калужского шоссе и попетляв по улицам Троицка, въехало на подземную парковку жилого комплекса №12. Татьяна и Евгений вышли в раскрывшиеся двери электромобиля и направились к четвёртому лифтовому блоку.

Комплекс был построен по типовому проекту «Ладонь»: от двадцатиэтажного круглого основания, словно пальцы руки, устремлялись ввысь пять башен высотой более ста этажей каждая. На крыше самой «ладони» раскинулся обширный парк с летним театром, аттракционами, прудом и велосипедными дорожками, а на первых этажах башен круглые сутки работали кафе, рестораны, танцклубы и другие развлекательные заведения.

Квартира Евгения Себриса и Татьяны Бортниковой располагалась на шестьдесят четвёртом этаже «безымянного пальца». В лифте Евгений поймал себя на мысли, что ничего не узнаёт — ни парковку, ни дом, ни даже сам Троицк. Будто ни разу тут и не был. И зачем он согласился сюда ехать? Что он будет делать в одной квартире с Таней? Как она вообще представляет их совместное проживание? Потому что он не представлял этого совсем. Лучше, наверное, было ехать к родителям. По крайней мере, на первое время.

Лифт остановился. Евгений пропустил Татьяну вперёд и двинулся следом. Скоро они оказались у одной из квартир, дверь в которую тут же открылась, пропуская хозяев. Себрис вошёл в просторную прихожую, плавно переходящую в гостиную со стеклянной стеной, за которой в вечерней дымке мигал огнями Троицк.

— Дом, ужин готов? — спросила Татьяна.

— Да, — ответил квартирный ИскИн мягким мужским баритоном. — Блюда ожидают в термошкафу.

— Ты уже, наверное, проголодался? — улыбнулась мужу Татьяна.

— Есть немного.

— Тогда иди в ванную, а потом приходи на кухню. Я пока всё накрою.

— А в какую сторону — в ванную?

— Ой, извини, — спохватилась Татьяна. — Направо. А на кухню попадёшь из гостиной.

— Хорошо. Я найду.

«Неплохая у меня квартирка! — умываясь, думал Евгений. — Интересно, сколько десятков лет я теперь должен за неё выплачивать?»

Ужинали молча. Татьяна пыталась начать разговор о чём-то отвлечённом и незначительном, но Евгений не поддержал. Он не чувствовал себя дома, всё вокруг было чужым и от того не уютным.

Сложив грязную посуду в кухонный лифт для отправки в центральную посудомойку башни, Татьяна робко спросила:

— Ты устал?

— Да. Никак не приду в норму до конца.

— Что ж... Надо тогда готовить постель, — Татьяна поджала губы.

Евгений заметил её нерешительность и сказал:

— Постели мне в гостиной.

— Да, хорошо, — с облегчением от разрешения неловкой ситуации вздохнула Татьяна. — Я понимаю... Ты, наверное, хочешь посмотреть свои записи за последние годы?

Перед отъездом из больницы Евгению установили новое ядро нейрокиба. Теперь он мог подключиться к облачному хранилищу и посмотреть сохранённые записи тех событий, что выпали из его памяти. Конечно, все интимные моменты он всегда хранил в нейрокибе, не отправляя в облако, поэтому не надеялся найти там что-то подобное, если только за эти два года не поменял привычки. Но и другие события увидеть было не менее интересно.

— Да, хочу, — ответил Себрис. — Но, наверное, уже не сегодня.

Татьяна сделала несколько шагов к выходу из комнаты и обернулась:

— Утром побежишь со мной? Здесь — в парке. — И, видя замешательство мужа, добавила: — Мы потихонечку. А как устанешь, сразу вернёмся.

— Почему нет? Давай.

— Заведи тогда будильник на семь часов, — улыбнулась Татьяна и пошла за постельным бельём.





Утро стояло солнечное, воздух был прохладен и свеж, дул лёгкий ветерок. Себрис бежал по кленовой аллее следом за женой и с удовольствием следил за движениями её стройного спортивного тела. «А что, в принципе, такого? — спрашивал он себя. — Ну, не помню я её. Ну, не люблю. Но она же моя жена. К тому же очень симпатичная. Почему бы и нет? Может, потом и полюблю. Или вспомню».

Он никогда раньше не бегал по утрам. Видимо, Татьяна приучила за время совместной жизни, и организм теперь воспринимал нагрузку совершенно нормально. Бежалось легко и приятно. Вчерашней усталости совсем не чувствовалось.

Они свернули на дорожку вдоль пруда. Татьяна остановилась у скамейки.

— Пять минут отдыха! — объявила она и села, вытянув ноги.

Евгений опустился рядом. Татьяна отпила воды из бутылочки и передала ему. В этот момент по водной глади, рыча, промчался спортивный автомобиль, резко, с заносом, развернулся и остановился у берега лобовым стеклом к скамейке. Над ним возникла объёмная надпись, сообщающая о выгодной покупке новой модели «Опеля».

— Очень вовремя, — хмыкнув, прокомментировал Евгений. — Впрочем, аварии я не помню и никакого негатива к «Опелю» не испытываю. Так что... А машинка-то неплохая.

— Это я делала, — сказала Татьяна. — Хорошо получилось?

Татьяна была программистом — создавала рекламу для дополненной реальности и вирса, вписывала её в интерьеры, городскую архитектуру и природные пейзажи.

— Да, красиво, — согласился Евгений.

— Можешь ещё раз запустить? Мне показалось, что при развороте брызги как-то не так полетели, как задумывалось.

«Опель» развернулся на пруду ещё раз, встав теперь к зрителям боком.

— Да нет, — сказала Татьяна. — Видимо, показалось... Ну что, побежали? Вокруг пруда и — домой.





Вернувшись в квартиру, Татьяна первой направилась в душ. Через десять минут вышла оттуда в белом махровом халате и с полотенцем на голове.

— Иди, — крикнула она Евгению, развалившемуся в кресле. — А я пока завтрак приготовлю.

К столу Себрис вернулся уже в обычной одежде и с высушенными волосами. Татьяна чуть повела бровями:

— Ты будто не дома, Жень.

— Да я, в общем-то, и не дома, — вздохнул Евгений. — Я не помню этой квартиры.

Татьяна налила в стакан свежевыжатого яблочного сока и протянула мужу.

— Ты не жалеешь, что поехал сюда, а не к родителям? — спросила она.

— Я не знаю... — честно ответил Себрис. — Но я думаю, что мне нельзя отстраняться от той жизни, что я вёл до аварии. Так я, возможно, быстрее вспомню.

— Правильно! — улыбнулась Татьяна. — Ешь: вот творожники на парý, вот обезжиренный йогурт. Хлебцы мультизлаковые. Сок ещё есть, если захочешь.

— А можно мне кофе? — попросил Евгений.

— Кофе? — удивилась Татьяна.

— Мы всегда так завтракали?

— Ну, не каждый день одно и то же, конечно. Каши, мюсли, творог. А тебе не нравится?

— Видимо, до нашей встречи я питался несколько по-иному, — виновато улыбнулся Евгений. И тут же добавил: — Нет, мне нравится. Ничего против не имею. Просто очень хочется кофе.

— Закажи, — пожала плечами Татьяна.

— Дом, один лунго.

С удовольствием съев несколько посыпанных корицей творожников с йогуртом и получив из автомата свой кофе, Евгений спросил:

— Таня, расскажи, что мы обычно делали вместе? Чем занимались каждый день?

— Я иногда всё-таки работаю, — начала Татьяна. — Бывает и целыми днями, когда проект горит. А в свободное время мы с тобой смотрели сериалы, гуляли в парке, катались на велосипедах... Бегали по утрам. Ужинали в ресторане иногда. В мае вот, как ты приехал, ходили на концерт...

— Мы много разговаривали? О семье, о прошлом — о детстве там, о школе?

— Да конечно! — улыбнулась Татьяна. — И теперь я знаю все твои тайны, а ты мои — нет.

— Будешь меня шантажировать? — поддержал игру Евгений.

— Если вздумаешь от меня уйти, непременно буду.

Евгений улыбнулся и отпил кофе.

— Ну всё, — поднимаясь из-за стола, сказала Татьяна. — Я пошла работать. Ты посуду уберёшь?

Себрис кивнул.

— Обед сам закажи — по своему вкусу. Я буду в кабинете, а ты можешь здесь спокойно смотреть свои записи. Если хочешь, иди в спальню — она же не только моя.

— Ничего, — ответил Евгений, — я здесь побуду.

— Ну хорошо.

Татьяна медленно прошла мимо мужа, хулигански взъерошив ему рукой волосы. Евгений посмотрел ей вслед и снова отпил кофе.

Автор: Andrej 7.3.2021, 8:39

3.

Себрис хотел начать с момента аварии, но, к сожалению, нейрокиб не успел отправить в облако эту запись до своего разрушения. Тогда Евгений перемотал на декабрь 2112-го и посмотрел, как посадил грузовик с брикетами углерода на лунный космодром, как разгрузил его, как передал техникам, принял душ и пришёл в свою квартиру в Селен-Сити. Ничего ему не вспомнилось, ничто не всплыло в памяти из того дня.

На повышенной скорости Евгений домотал до вечера их знакомства с Татьяной. Он вышел из метро и направился к дому родителей. Уже было темно, но свет фонарей, отражаясь от белоснежных сугробов, хорошо освещал улицу. Под ногами скрипел свежий снежок, вокруг веселились москвичи, виртуальные Дед Мороз и Снегурочка пели какую-то новогоднюю песню, в небе горела поздравительная надпись, окружённая разноцветными звёздами, взрывались виртуальные фейерверки причудливых форм.

Дома уже все собрались, Евгений пришёл последним. Сняв куртку, он предстал перед гостями в строгой форме космолётчика. «Родители, наверное, попросили, — догадался Себрис, смотря на своё отражение в зеркале. — Сам бы я вряд ли на семейный праздник так оделся». Он вошёл в комнату и оглядел присутствующих. Один парень был ему незнаком, и стоял он рядом с сестрой Ирой. Видимо, её новый приятель. А вот и Татьяна — на ней взгляд Евгения задержался, но ненадолго.

Себрис перемотал вперёд и остановил там, где они с Татьяной беседовали за бокалом вина.

— Ты давно в космосе? — спросила она.

— Года два уже.

Странно было слышать произнесённые своим голосом слова, которых не помнишь.

— Чем занимаешься?

— Летаю с Луны к поясу астероидов за рудой. Там автоматические станции добывают металлы и углерод, а я их перевожу на Луну.

— А зачем?

— Что-то отправляют на Землю, а из углерода на Луне печатают детали для других кораблей.

— Интересно летать в космосе?

— Да как сказать... Я уже привык. Как на такси — сел, долетел и вышел. Всем автоматика управляет.

— А зачем тогда ты? — повела бровями Татьяна.

— А вдруг что сломается? Вдруг автопилот откажет? Корабль — вещь дорогая. Оставлять его в виде космического мусора слишком накладно для компании. Да и погрузку я вручную провожу. Тут уже нужна человеческая смекалка.

— Хотела бы я посмотреть.

— Я могу скинуть тебе нарезку из своих рабочих записей.

— Да, пожалуйста, — обрадовалась Татьяна.

— Тогда зафрендимся?

— Конечно!

Татьяна поводила рукой в воздухе, и перед глазами Евгения выскочила табличка с предложением дружбы. Себрис принял.

— А ты учишься или работаешь? — спросил Евгений.

— Я начинающий программист, — улыбнулась Татьяна. — Ничего особенного, правда, пока не сделала. Думаю рекламой в вирсе заниматься. Всякую анимацию кодить. Но тебе это, наверное, не интересно.

— Почему же? У тебя уже есть какие-то работы? Я бы с удовольствием посмотрел.

— Хорошо. Можем тогда как-нибудь встретиться. Ты мне космическое видео скинешь, а я тебе что-нибудь из своего покажу.

— Зачем как-нибудь? На завтра у тебя есть планы?

— В общем-то нет.

— И я весь день свободен. Сходим куда-нибудь?

— Давай.

— Я тебе утром пришлю координаты.

— Какое-нибудь злачное место? — заговорщицки прищурилась Татьяна.

— Сюрприз.

— Хорошо. Только приходи снова в форме. Мне будет очень приятно. Тебе же не трудно?

— Нисколько! Для тебя могу хоть целыми днями в ней ходить.

Татьяна рассмеялась и протянула ему пустой бокал:

— Налей ещё, пожалуйста.





Евгений прокручивал незначительные записи и останавливался на встречах с Татьяной, слушал разговоры, смотрел на будущую жену, следил за её движениями, мимикой, выражением глаз. Он видел, что очень нравился ей, замечал её искренний интерес, но сам, сам ничего подобного не ощущал.

Да, за эти дни он привык к Тане, даже начал испытывать к ней нечто большее, чем просто симпатию. Ему было приятно, когда Таня сидела рядом, касалась его. Что-то проскакивало между ними в эти моменты, но настолько мимолётное, что Себрис никак не мог это что-то поймать и прочувствовать.

Промотав полгода трудовых будней, Евгений увидел, что летит на Землю. И удивился, что так рано. Но потом понял, почему — он летел на свадьбу сестры. Ира выходила замуж за того парня, что приходил с ней на новогодний праздник. Себрис перескакивал с одного момента церемонии на другой, пытаясь услышать, как зовут жениха. Наконец нашёл — Роман. Он был высокий, массивный, с добродушным лицом и ослепительной улыбкой. Что ж... Ире подходит. Вместе они смотрятся неплохо...

А вот и их с Таней свадьба. Он — в белой парадной форме космолётчика, она — в красном вечернем платье с такими же красными перчатками до локтя. Никакой фаты, никаких кружев и пышных нарядов. «А она молодец! — усмехнулся Евгений. — Нестандартно подошла к вопросу!» Праздник проходил на берегу реки, неподалёку виднелся лес — сколько Себрис не всматривался, место он не узнал. Гостей было немного, зато музыканты выступали вживую, а не виртуально. Некоторых приглашённых Евгений видел впервые — видимо, они были со стороны невесты. Гости общались, танцевали, гуляли вдоль реки — без пьянства и традиционных свадебных обрядов. Приятный вечер встречи друзей и родственников. «Да, наверное, такую свадьбу я себе и представлял», — с облегчением подумал Евгений.





— А у тебя не осталось наших с тобой записей? — спросила после ужина Татьяна.

Они сидели на диване напротив панорамного окна при выключенном свете, допивали чай и смотрели на город с высоты восемьдесят четвёртого этажа.

— Каких? — уточнил Евгений.

— Ну, ты понимаешь, — хитро улыбнулась Татьяна.

— А-а... Нет. Они же все в нейрокибе были.

— А хочешь, я тебе свои покажу?

Себрис на секунду замешкался, потом ответил:

— Нет, Таня, не надо. Не хочется мне на себя чужими глазами смотреть. Тем более в такие моменты.

Татьяна придвинулась поближе:

— Может, тогда посмотришь на меня?

Евгений закрыл глаза и глубоко вдохнул.

— Не сейчас, Таня, — спокойно ответил он. — Я пока не готов.

— Хорошо, — ничуть не обиделась Татьяна. — Извини. Ещё рано — я понимаю.

Они немного посидели молча, и она снова спросила:

— Может быть, тебе интересно посмотреть мою запись нашей первой встречи?

— Да, интересно. Выведи трансляцию на окно.

Татьяна нашла запись, создала большой виртуальный экран напротив дивана и подключила Евгения к трансляции. Показ начался с того момента, как Себрис, светловолосый, подтянутый, с красными от мороза щеками, вошёл в комнату в тёмно-синей форме с логотипами «Веллскай» на груди и правом плече. Затем был ужин, разговоры, танцы.

— Ты всё время смотришь на меня, — заметил Евгений жене. — Будто я там один.

— А как же ещё? — Татьяна рефлекторно взяла мужа за руку, потом опомнилась и хотела убрать руку, но Евгений не дал ей этого сделать. — Тем вечером я поняла, что ты должен быть моим мужем.

— Так сразу?

— Я сама удивилась. Но так уж получилось.

— Знать бы ещё, что тогда чувствовал я... — вздохнул Себрис.

— А сейчас ты что чувствуешь?

— Я не знаю, Таня. Правда — не знаю...





Себрис не мог заснуть. Он лежал на диване в гостиной под тонким приятно пахнущим свежестью одеялом, смотрел на световые блики на потолке и пытался понять, что же он на самом деле испытывает к жене.

Он чувствовал к ней симпатию, чувствовал влечение, но ничего более, ничего необычного, что можно было бы назвать любовью. А может, и не было никакой любви? Может, он и женился, чувствуя то же самое? А может быть, это и есть любовь — симпатия и влечение? Может быть, любовь именно такая? А то, что это должно быть что-то из ряда вон выходящее — всего лишь миф? Нет никакого возвышенного чувства, а есть только крайняя степень влечения — страсть, от которой темнеет в глазах и плывёт голова? Но если это — любовь, то стоит ли она того, чтобы связывать свою жизнь с другим человеком? Разве вот сейчас он женился бы на Тане? Нет, не женился. Страсти недостаточно. Нужно что-то большее. Значит, и тогда, год назад, он не женился бы, если бы не было чего-то большего. Так ведь? Значит, было? Было. А сейчас — нет. Почему, в чём причина? Ведь сейчас он, его психика, память, мысли, желания, всё в том же состоянии, что и в январе двенадцатого. Он обязан чувствовать то же самое! Но не чувствует... Что-то пошло не так. В чём-то ошибка. Может быть, дело в обстоятельствах первой встречи? Тогда, на празднике, он был пышущим здоровьем, уверенным в себе весёлым космолётчиком, которому, возможно, захотелось покорить Таню, влюбить в себя, завоевать. А сейчас — покалеченный парень в больничной койке, которого Таня любила изначально, безусловно, по умолчанию. Может быть, в этом дело? Но тогда всё пропало!.. Любви уже не будет. А если так, то стоит ли мучить себя? И стоит ли мучить Таню?

Автор: Andrej 17.3.2021, 10:21

4.

— А вот и наши стейки! — здоровяк Роман, улыбаясь во весь рот, поставил на стол блюдо с дымящимися мясом и овощами. — Налетайте!

На дачной террасе, оплетённой виноградом, собрались шесть человек. Двоих из них Евгений не помнил: подругу своего школьного товарища Алексея Марину и Романа — мужа сестры. Конечно, он видел их на записях нейрокиба, но это совсем не то, что настоящие воспоминания о личном общении.

— Ну как? — спросил Роман, когда все попробовали стейки. — Пропеклись?

— Отлично! — ответил бритоголовый Алексей с рыжей окладистой бородой. — Самое то! Перчик попробуйте — это просто песня!

Он взял двумя пальцами кусочек обжаренного красного перца и положил в рот Марине — миниатюрной курносой девушке с чёрными волосами. Та с удовольствием съела.

— Правда ведь? — поинтересовался у неё Алексей. — Ну вот! Бери ещё.

— Женя, — обратилась к брату Ирина, — какие у тебя планы? Чем думаешь заниматься?

— «Веллскай» оплатил три месяца реабилитации, — ответил Евгений. — В сентябре поеду на переподготовку, сдам экзамены и снова в космос. Я летать не брошу.

— А что врачи говорят?

— Нормально всё, — уверенно сказала Татьяна. — Кроме амнезии ничего. А амнезия летать не мешает. Проверят только, помнит ли, как держать штурвал, и всё будет ок.

— Там нет штурвалов, — улыбнулся Евгений.

— Ну я образно, — толкнула его плечом Татьяна. — Ты ж понимаешь!

— Вы ешьте, пока горячее, — напомнил Роман. — Болтать потом будете.

Пока кипятился чайник, Евгений и Алексей встали из-за стола и пошли вглубь сада. Там в тени высокой двуствольной рябины стояла деревянная лавочка, на которую они и сели. Роман же остался за столом, чтобы не мешать разговору давних друзей.

— Тяжело тебе сейчас? — спросил Алексей. — Не представляю, как это — забыть два года своей жизни!

— Тяжело, если постоянно об этом думать. А если принять, как есть, то уже не так страшно.

— Но записи-то у тебя сохранились? Ты смотрел?

— Смотрел кое-что...

— И ничего не вспомнил?

— Нет... Знаешь, такое ощущение, что смотришь кино о знакомых тебе людях. Или тебе показывают видео, снятое, пока ты был в отъезде, но при этом оператор участвует в событиях и у него почему-то твой голос, и в зеркале отражается почему-то твоё лицо. Очень странное ощущение. Нереальности какой-то...

— И как ты со всем этим справляешься?.. — сокрушённо покачал головой Алексей.

— Я уже склоняюсь к мысли забыть, что я пропустил эти два года. Совсем забыть. Не было их, и всё. Освободиться, наконец, от всех этих мыслей и начать жить дальше. С чистого листа.

— А Танюшка? Как у вас с ней?

— Она не унывает, — улыбнулся Евгений. — Делает всё, чтобы я не ушёл в депрессию. Хотя я, в общем-то, и не пытаюсь. Таскает меня по спортзалам, бассейнам и пробежкам. Старается проводить со мной больше времени.

— Ну а ты?

— Что я? Формально Таня — моя жена, но в этой роли я её воспринимать не могу. Как подругу, соседку по квартире — да. Но как жену...

— А секс?

— А секса нет.

— Конечно, ты её не помнишь, но разве она тебе не нравится? — удивился Алексей.

— Почему же? Нравится. Даже больше. Но я её не люблю, понимаешь? И если я с ней буду спать, то получится, что я как бы пользуюсь своим положением. Муж — жена... Ты понимаешь. Вот если б мы оба были свободные люди, и всё произошло по обоюдному желанию, тогда да. А так, как сейчас... Я просто не могу, Лёх.

— Вот чёрт! А ты ей об этом говорил?

— Пока собираюсь с духом. Жаль её — она так много сил на меня тратит и, наверное, испытывает ко мне какие-то нежные чувства. Любовь, не любовь — не знаю... И вот так сказать ей, что она для меня почти ничего не значит? Что исчезни она, я даже вздохну с облегчением? Это очень трудно.

— Я вот сейчас тебя слушаю, Женя, и охреневаю, — произнёс Алексей. — Год назад на этом же самом месте ты говорил мне совсем другое. Прямо противоположное! Как так?!

— Сейчас я другой человек, Лёх. Того меня уже нет. Он разбился на машине.





Перевалило за полночь, а все ещё сидели на террасе, пили чай и разговаривали. Ночь выдалась тихой, тёплой, без комаров. В траве стрекотали кузнечики, у лампы вились мошки и бабочки.

Первыми сдались Ирина с Романом и, пожелав всем спокойной ночи, поднялись в одну из двух спален на втором этаже. Вскоре отправились спать в гостиную и Алексей с Мариной. Евгений принялся складывать тарелки, но Татьяна его остановила:

— Уберём завтра. Пойдём.

Они поднялись на второй этаж в свою спальню. Евгений сразу скрылся в ванной комнате, а Татьяна расстелила постель. Вскоре Себрис вернулся в футболке и брюках.

— Куда собрался? — удивилась Татьяна.

— Я буду спать на кухне на раскладушке, — уверенно ответил Евгений.

— Что за глупости? — Татьяна подошла к нему и двумя руками схватила за рубашку на груди. — Я не отпущу тебя. Сегодня мы будем спать в одной постели. Хватит уже раздельных ночёвок.

— Я не могу, Таня, прости. Не могу дать себе такого права, понимаешь?

— Нет, не понимаю. Ты мой муж.

— Это не так, — Евгений мягко высвободил рубашку из рук жены и отступил в сторону. — Я не твой муж, а ты не моя жена. Как тебе объяснить?.. Ты жена какого-то другого очень похожего на меня человека. Моего двойника что ли... Ты — его жена. Не моя. А он исчез, растворился. Он — где-то... Или его вообще нет. И не было никогда. Я смотрю записи и не вижу себя там, в тех ситуациях. Меня там не было! Я не влюблялся в тебя, не женился... Я уснул в декабре двенадцатого и проснулся месяц назад! Я не помню ничего! И чувств своих к тебе я не помню!

Татьяна замерла в растерянности, не зная, что ответить.

— Ты жалеешь, что женат на мне? — наконец спросила она.

— Не в этом дело, — мотнул головой Себрис. — Но спать с тобой я сейчас не могу. Это просто не честно. Я не могу себе позволить тебя использовать только потому, что формально я твой муж. Пойми это! Ты — красивая девушка и, наверное, прекрасная жена. И я не прощу себе, если буду этим пользоваться, не имея на то морального права!

— Но ведь есть хоть какая-то вероятность, что ты снова меня полюбишь? — с надеждой спросила Татьяна. — Что всё станет, как раньше? Что мне сделать, Женя? Я на всё готова.

— Не знаю... — Себрис прошёлся по комнате и остановился за креслом. — Не знаю! Если бы мы встретились в тех же обстоятельствах, что и тогда, в декабре. Если бы всё повторилось... Может быть, тогда... Но ведь оно уже не повторится, Таня! Не повторится! — Он вцепился в спинку кресла и сжал её что есть мочи. — А без той первой встречи, без того, что я, вероятно, почувствовал тогда, ничего не получится. Всё стёрлось без следа...

Татьяна подошла к нему, оторвала руки от кресла, повернула к себе и обняла.

— Мы постараемся, Женя... — сказала она, глядя в его глаза. — Я постараюсь. Я попробую всё вернуть — и память, и чувства. Только помоги мне — не руби с плеча, не отталкивай. Я буду ждать, сколько надо. Просто будь со мной, Женя. Хорошо?

— Хорошо, — сдался Евгений. — Но я всё-таки возьму раскладушку и лягу на кухне.

— Нет, только не на кухне. Что подумают гости, когда тебя там увидят?

— Прости, я не подумал...

— Поставишь её здесь. А я обещаю, что не буду к тебе приставать. Согласен?

— Согласен.

Татьяна, разомкнув объятия, отпустила мужа и Себрис направился в кладовку за раскладушкой.

Автор: Nil admirari 18.3.2021, 14:15

Цитата(Andrej @ 7.3.2021, 8:39)

Автор: Andrej 18.3.2021, 20:08

Цитата(Nil admirari @ 18.3.2021, 14:15)

Через 100 лет на Земле не хватает металлов и угля? Очень маловероятно.

Автор: Nil admirari 19.3.2021, 14:06

Цитата(Andrej @ 18.3.2021, 20:08)

Автор: Andrej 19.3.2021, 19:15

Цитата(Nil admirari @ 19.3.2021, 14:06)

Автор: Andrej 20.3.2021, 21:38

5.

Изрядно пропотев в спортзале и приняв освежающий душ, Евгений прогуливался в парке по пути к своей башне. Раздался звонок от Татьяны.

— Привет! — сказала она. — Твоя мама пригласила нас сегодня на ужин. Я сейчас в Москве, и поеду сразу к ним. А ты приезжай к восьми.

— Сейчас шесть... — задумался Себрис. — Да, к восьми, наверное, успею.

— Отлично! Жду тебя там. И вот ещё что — надень, пожалуйста, форму. Я давно тебя в ней не видела.

— Зачем? Не официальный приём же.

— Ну пожалуйста! Тебе же не трудно!

— Ладно, — уступил Себрис. — Надену.

— Спасибо! Пока!

Евгений поднялся в квартиру, сунул в рот бутерброд с сыром, запил яблочным соком, вызвал такси и направился в спальню переодеваться. Через пятнадцать минут в тёмно-синем мундире «Веллскай» он уже спускался в лифте на парковку.

Такси доставило его к дому родителей без пяти минут восемь. Дверь квартиры открыла мама. Из гостиной слышались голоса.

— У вас ещё гости? — удивлённо спросил Евгений.

— Да, — ответила мама. — Ира с Ромой, Маша и Павел.

— Праздник что ли какой-то?

— Да нет, просто ужин, — смутилась мама. — Ты проходи.

Евгений на минуту задержался у зеркала, причёсываясь, и вошёл в гостиную. За накрытым столом сидели родители, Татьяна, Ирина с Романом, подруга матери Мария с мужем и двоюродный брат отца Павел с женой. Себрис поздоровался и двинулся было к жене, но, не увидев рядом с ней свободного стула, остановился. Тогда Роман привстал, указывая ему на место рядом с собой. Евгений сел, удивлённо взглянув на Татьяну напротив, и спросил у Романа:

— Что происходит?

— Ничего, — ответил Роман. — Просто так получилось. Все пришли раньше, расселись, и свободный стул остался здесь.

— Ну-ну, — тихо ответил Евгений.

Он уже начал чувствовать странное беспокойство, которое с каждой минутой только усиливалось. Все разговаривали, делились новостями, спрашивали Евгения о работе в космосе и ни словом не упоминали об амнезии, аварии и его самочувствии. А некоторые фразы Себрису даже показались до боли знакомыми. Он нахмурился и оглядел гостей и накрытый стол. Все одеты по-праздничному, на столе — шампанское, оливье, запеченная курица, пироги. Что-то это напоминает... Догадка ошеломила Евгения.

— Женя, возьми курочки, — донеслись до него слова мамы.

— Да, сейчас... Тань? — Себрис поднялся и кивнул в сторону двери.

В коридоре он дождался жену, закрыл дверь в гостиную, включил звукоизоляцию и спросил:

— Что это?

— Семейный ужин, — улыбнулась та.

— Это не семейный ужин, а спектакль театра комедии. Ты думала, я не пойму?

— Я думала, что ты подыграешь, — уже серьёзно произнесла Татьяна.

— Нет. Я не хочу играть. Я не хочу играть в это.

Татьяна взяла его за руку:

— Ты же сам говорил, что нужны те же условия, что тебе нужно снова пережить ситуацию, прочувствовать. Я думала, это поможет нам, поможет восстановить то, что было между нами.

— Прошло больше двух лет, Таня! — всплеснул руками Себрис. — Как ты могла подумать?! Всё изменилось. Я изменился, ты изменилась, другие тоже изменились.

— Но ты же не помнишь эти годы. Ты помнишь лишь тот декабрь. И если в тот раз что-то щёлкнуло в тебе, и ты полюбил меня, то почему сейчас этого не могло произойти?

— Потому что я видел запись этого вечера, Таня. Я уже знаю, что тогда случилось и как всё происходило. Если бы я не смотрел эти записи раньше, может быть... Но сейчас уже ничего не вернуть. Поезд ушёл...

— Да, это было глупо, ты прав, — Татьяна отвернулась в сторону и вытерла капли слёз со щёк. — Прости.

— Не надо, Таня, не плачь, — Евгений подошёл и взял её за плечи.

— Я не плачу, — распрямилась она. — Какой смысл?

Татьяна повернулась к мужу — глаза её были сухие.

— Ты останешься?

— Нет, — ответил Евгений. — Я прогуляюсь. Не жди меня и езжай домой. И попрощайся с гостями за меня.

С этими словами Себрис вышел из квартиры.





Всю ночь Евгений бродил по Москве, отключившись от Сети. Тысячи рекламных вывесок, 3D-анимаций и арт-проектов, разнообразные ви-маски встречных прохожих, виртуальные гиды и клубные зазывалы, фейерверки и гирлянды разноцветных огней — всё это осталось там, вне его восприятия. Себрис видел только окрашенные в стандартный светло-серый цвет дома, улицы, освещённые настоящими фонарями, изредка проезжавшие такси и автобусы, смотрел на людей — куда-то спешащих, веселящихся и разговаривающих с невидимыми ему собеседниками, — слушал «голос» города и понимал, что он в нём чужой. Его дом не здесь — не у родителей, не в их с Татьяной квартире, не в Москве, даже, наверное, не на Земле. Луна, «Молния», космос — вот, где ему место. Там он свободен, там ему спокойно.

На рассвете Евгений завернул в какую-то пирожковую, где за дальним столиком перекусывал всего один человек. Чтобы что-то купить, снова вошёл в Сеть и поморщился от нахлынувшей волны красок, звуков и информации. Будто оно всё копилось с самого вечера и только и ждало, когда он снова подключится.

Себрис взял пару горячих мясных рулетиков, пирожок с картошкой и стакан чёрного кофе. С удовольствием поел и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза и небольшими глотками попивая крепкий горький напиток.

«Так дальше не может продолжаться, — думал он. — Надо что-то решать. Это не реабилитация, а мучение какое-то! До сентября мне не выдержать». Евгений почти физически ощущал путы, связывающие его по рукам и ногам, притягивающие к дому, к Татьяне, к прошлому, которого не было... Он очень хотел избавиться от них, порвать и вдохнуть свежего воздуха полной грудью. Сегодня или никогда! Отступать уже некуда.

Через час Евгений стоял в прихожей своей квартиры в Троицке. Напротив него в облегающем спортивном костюме замерла Татьяна. Оба молчали, боясь того, что должно быть сказано. Она видела в его глазах решимость, а он в её — тревогу.

— Я пытался, Таня, — наконец произнёс Себрис. — Честно пытался. Пытался вспомнить хоть что-то, возродить хоть частичку тех чувств, которые, возможно, были... Но не смог. Прости меня.

Глаза Татьяны забегали, она пыталась найти нужные слова, но не могла.

— Я должен уехать, — продолжил Евгений. — До сентября поживу на даче, а потом — на Луну. Возможно, нам стоит какое-то время не видеться. А когда я вернусь... Вдруг всё получится? Вдруг снова вспыхнет та искра, которой лишила меня авария? Может быть... Я не уверен, не знаю, но может быть. А сейчас я просто не могу остаться. Прости.

Татьяна помедлила, затем молча прошла мимо Евгения и скрылась за дверью.

Автор: Nil admirari 21.3.2021, 13:00

Цитата(Andrej @ 19.3.2021, 19:15)

Автор: Andrej 21.3.2021, 19:49

Цитата(Nil admirari @ 21.3.2021, 13:00)

Автор: Andrej 29.3.2021, 21:39

6.

Тянулись очередные восемь часов полёта от МКС к Луне. Руководство «Веллскай» поостереглось снова ставить Евгения пилотом на «Молнию» и отправило его на переподготовку. После экзаменов, сданных Себрисом на «отлично», в его распоряжение временно дали один из двух грузовиков типа «Карго-Стар», летающих рейсами «Луна—МКС—Луна».

Себрису было скучно на этой работе: погрузкой и разгрузкой занимались другие люди, мотаться приходилось по короткой трассе, да ещё и рядом с Землёй — никакого ощущения свободы. Вдобавок скорость была крайне мала: «Карго-Стар» с ядерным двигателем — это всё-таки не «Молния» с двигателем Репьёва—Дженкинса—Виноградова второго поколения! Никакого ощущения полёта. Допотопная техника! Не зря пилоты «Молний», да и «Луань-няо» с термоядерными двигателями, называли «Карго-Стары» черепахами. И переход с РДВ-2 на ЯРД можно было смело считать значительным понижением репутации.

Когда Себрис только пришёл в «Веллскай», то изучил всё, связанное с двигателем РДВ, и даже сейчас помнил непростую историю его создания. Разработали схему и просчитали принцип действия Аркадий Репьёв и Виктор Виноградов из самарского Института ракетных двигателей в 2074 году. В 2075-м создали опытный образец — РВ-1, — который был уничтожен во время нападения на институт группы неизвестных. Тогда же под обломками погиб и Репьёв. Виноградов в следующем году уехал в США в лабораторию Хэнка Дженкинса, который работал над подобным устройством. И в 2077-м появился РДВ-1 — двигатель Репьёва—Дженкинса—Виноградова первого поколения. Испытания выявили много слабых мест, и в серийное производство пошёл уже улучшенный вариант — РДВ-2. С 2085 года корабли с РДВ-2, названные «Молниями», стали основным средством передвижения на дальние расстояния — более ста миллионов километров от Земли, которые они преодолевали меньше чем за час.

Но Виноградов и Дженкинс на этом не остановились и в 2100 году собрали РДВ-3, испытания которого, однако, оказались неудачными — все четыре раза, даже после доработок, двигатель взрывался. Наконец, в 2104-м появился РДВ-4, работающий как часы, без единой ошибки и поломки. Именно тогда НАСА, ЕКА и «Роскосмос» запустили совместный проект звездолёта «Гагарин» — ведь с РДВ-4, разгоняющимся до 0,44 скорости света, звёзды уже не были лишь недостижимой мечтой.

Как сильно Себрис ни хотел снова вернуться на «Молнию», намного сильнее он мечтал о полёте на РДВ-4 в глубокий космос, далеко-далеко, за все вообразимые пределы. Вот где настоящая жизнь, настоящие чувства и испытания! Там — в тёмной пустоте среди звёздной россыпи и туманностей, лицом к лицу с опасностями и величайшими загадками...





Сдав «Карго-Стар» техникам, Евгений вернулся в свою маленькую квартирку в жилом блоке Селен-Сити. В нише кухонного комбайна его уже ждала разогретая банка гречки с мясом. Себрис достал из холодильника помидор и перец, выращенные в местных теплицах, порезал их и раскрыл банку с гречкой.

— Дом, один чёрный кофе, — попросил Евгений. — И плюшку.

Покончив с основным блюдом, развалился в кресле со стаканом в одной руке и плюшкой в другой. Но не успел он сделать и одного глотка, как возникло уведомление о новом видеосообщении от Татьяны.

«Ну вот, — подумал Себрис и поставил стакан на стол, — даже кофе нельзя спокойно попить!»

В ноябре 2115 года, когда Евгений снова приступил к работе в «Веллскай», Татьяна часто звонила ему. Но он не отвечал на её вызовы. Он решил хотя бы на время отстраниться от этой странной своей-несвоей земной жизни, забыть, что у него есть жена, и полностью окунуться в жизнь прошлую — ту, что он хорошо помнил, и от которой не хотел отказываться.

Татьяна, поняв, что Евгений не хочет с ней разговаривать, начала несколько раз в месяц присылать ему видеосообщения. Поначалу Себрис и их не открывал. Но, когда сообщений накопилось уже пять штук, всё-таки сдался и посмотрел все сразу. В них Татьяна рассказывала о своей жизни, работе, спрашивала, как у него дела, передавала приветы от Ирины и родителей. Никаких претензий, жалоб и просьб. Евгению даже понравилось смотреть её «письма». Однако отвечать он не стал.

С каждым месяцем сообщения приходили всё реже. И вот сейчас, в конце апреля 2116-го, после трёхнедельного перерыва Себрис получил очередное. «Посмотреть или отложить? — задался вопросом Евгений. — Кто знает — может, следующего ждать ещё месяц? А вдруг там что-то важное?»

Он отхлебнул кофе и запустил видео.

— Здравствуй, Женя, — появилась перед ним Татьяна.

Волосы её были подстрижены коротким ассиметричным каре и покрашены в серебристый цвет. На губах — белая помада.

— За полгода ты мне ни разу не ответил и даже не написал ни строчки. Я знаю, что у тебя всё в порядке, что ты работаешь и не унываешь... Но, видимо, я не вписываюсь в твою новую старую жизнь. И поэтому это видео будет последним. Я не хочу больше надоедать тебе. Живи, как считаешь нужным. Но если вдруг захочешь мне написать или позвонить, я буду очень рада. И надеюсь, ты всё-таки что-нибудь вспомнишь. Может быть, даже меня... Главное, чтобы это не произошло слишком поздно... Ну, хватит. Пока!

Видео завершилось, а Евгений всё сидел и смотрел в пустоту перед собой. Он вдруг ясно почувствовал, как оборвалась последняя ниточка, связывающая его с забытой жизнью. И почему-то от этого ему стало не по себе.





Себрис убивал время за бокалом джина с тоником в баре «Тёмная сторона» на Центральной площади Селен-Сити. Он не любил ходить в популярный у пилотов бар с того времени, как вернулся на Луну, — не хотел встречаться со своими бывшими коллегами. А здесь, в «Тёмной стороне», можно было не бояться увидеть знакомое лицо. Да и джин тут подавали очень неплохой.

Прошлой осенью после первого рейса на «Карго-Стар» Евгений шёл в «Альдебаран» в приподнятом настроении, предвкушая общение с пилотами, шутки и веселье. За большим столом в углу уже собрался десяток человек в форменных комбинезонах «Веллскай», «Робертсон и Компания» и «СпейсЛог». Большинство из них Себрис знал лично, других видел раньше лишь мельком.

Когда он подошёл к столу, навстречу поднялся бородатый Боб и приветственно протянул руку:

— Юджин! С возвращением! Садись.

Себрис сел рядом с Бобом. Гладко выбритый худосочный Чезаре протянул ему полную кружку пива. Боб поднял руки вверх, призывая к тишине:

— Друзья! Почти все здесь помнят Юджина — отличного пилота и моего сменщика. А кто не знаком — рекомендую. Полгода назад он попал в аварию на Земле и вот теперь снова с нами. Предлагаю выпить за это — за возвращение Юджина!

Звякнули кружки.

— Давно здесь? — спросил Боб, вытирая пену с усов.

— Третий день, — ответил Себрис.

— Иди ко мне третьим сменщиком. А то сейчас со мной два китайца работают — решительно не с кем поговорить после смены. Ну правда! Я с начальством-то обговорю.

— Меня на «Молнии» не пустили, Боб, — произнёс Евгений. — Временно, правда. Но как только разрешат — обязательно воспользуюсь твоим предложением.

— А на чём же ты летать будешь? — поинтересовался толстый Барри, которого Себрис помнил довольно смутно.

— На «Карго».

— Такого пилота — и в черепашники! — воскликнул Чезаре. — Человек полгода потерял, не работал. Ему деньги нужны, а его на орехи[1] ставят! Ну где справедливость, а?

— Ну ничего, дружище, не расстраивайся, — похлопал Евгения по плечу Боб. — Поползаешь немного, а потом, глядишь, и снова человеком станешь.

Себрис не ответил, но настроение у него начало портиться.

— Как жена? — поинтересовался Боб. — Таня, кажется?

— Таня, — подтвердил Евгений. — Она, наверное, неплохо. Но у нас с ней сейчас небольшой разлад.

— Бывает, — Боб допил пиво. — В отпуск прилетишь — всё наладится.

— Слушай, Юджин, — крикнул с другого конца стола незнакомый смуглый парень. — Не хотел так сразу про это вспоминать, но мало ли что? Ты мне долг-то думаешь отдавать?

— Какой долг? — не понял Себрис.

— Как какой?! — удивился парень. — Ты в январе занимал у меня. Сказал, что на машину.

Себрис раскрыл нимб-меню парня: Нейл Энрикес, 35 лет, работает в компании «СпейсЛог».

— Извини, Нейл, — сказал Евгений, — но я тебя не помню. У меня после аварии частичная амнезия. Почти два года из памяти выпали.

— Как это не помнишь? — возмутился Нейл. — И денег не помнишь?! А кто отдавать будет?

— Так не пойдёт, Юджин, — вступил в разговор Барри. — Долги надо возвращать.

— Я не спорю, — ответил Евгений. — Вы только скажите мне, когда это было. Я вечером поищу запись разговора, банковские логи, и если всё так, то я верну. Без проблем.

— Я сам найду тебе запись, — сказал Нейл. — И пришлю. Попробуй только отвертеться.

— Нейл, — осадил его Боб, — полегче. Юджин честный человек.

— Да я вижу, какой он честный, — буркнул Нейл.

— Только у меня сейчас денег нет, — добавил Себрис. — Извините, но это так. Если я что-то должен, то, конечно, отдам. Но не прямо сейчас, а когда подзаработаю. Я же только вернулся.

— Ну вот, начинается! — протянул Нейл. — Заработает он! Что ты заработаешь на своей черепахе-то?! Ты так год долг отдавать будешь! Возьми кредит и отдавай банку хоть десять лет. А мне сейчас нужно!

— Да отдам я твои грёбаные деньги! — вспылил Себрис. — Нахрен они мне не нужны! И кредит возьму, лишь бы ты больше не вопил. Доволен?

— Ну хватит! — примирительно сказал Боб. — Решили же всё! Может, у него правда амнезия, Нейл. А ты понимать должен — человек полгода в больнице провалялся...

— Месяц всего, — вставил Евгений.

— Да какая разница! — отмахнулся Боб. — Имей совесть, Нейл.

Нейл не ответил, лишь присосался к кружке, стрельнув глазами в Себриса.

— Не обращай внимания, — сказал Боб Евгению. — А ты и правда не помнишь... сколько там?.. два года?

— Да, с декабря двенадцатого до этого мая — как в больнице очнулся после аварии.

— Ничего себе! Меня-то помнишь? Или притворяешься?

— Тебя я давно знаю, Боб.

— А остальных?

— Из тех, кто здесь, не всех.

— Да, видно, хорошо тебя приложило, — покачал головой Боб. — Как с «Молнией» управляться, не забыл?

— Нет, конечно!

— Ну не знаю... — протянул Боб. — За два года уже столько обновлений систем было. И управления, и погрузки, и диагностики. Тебе снова на обучение надо. Без этого я бы тебя к себе не взял, извини.

— Я это понимаю, — сжав зубы, произнёс Евгений.

— Кстати, об обновлениях, — обратился к собравшимся Чезаре. — У вас там в «Робертсоне» какой версией диагноста пользуются?

— Сто второй, — ответил Барри.

— Ха! — усмехнулся Чезаре. — Уверен, что в «СпейсЛоге» тоже. А, Нейл? А мне вчера загрузили сто третью «Б». Вы бы видели этот интерфейс! А полное обновление функционала! Завтра в рейсе опробую и расскажу потом. Ваши, как обычно, с обновлением не неделю задержат, это точно. А тебе, Боб, прислали?

— Нет, пока не получал. Но перед полётом-то уж точно должны прислать.

— Пришлют, — подтвердил Чезаре. — А ты, Юджин?

— Да я же... — начал Евгений.

— А, да! — хлопнул себя по лбу Чезаре.

— Он же черепашник! — крикнул с другого конца стола Нейл. — Что ты его спрашиваешь? Они там вообще без диагноста обходятся! Молотком по панцирю долбанут — и полетели.

Все засмеялись.

— Извини, Юджин, — отхохотавшись, сказал Боб. — Ты же понимаешь. Ты и сам раньше...

— Да ладно, — похлопал его по плечу Себрис. — Давай допьём, и я пойду — отдохнуть хочу после рейса. Да и Нейлу запись надо поискать.

— Друзья! — поднялся Боб с кружкой в руке. — Давайте за самое главное — за мечту! За скорость света!

— За скорость света! — поддержали все, встали и сдвинули кружки.

Допив пиво, Себрис попрощался и ушёл. Больше в «Альдебаране» он не появлялся.





Себрис гнал свой багги по лунной равнине, лихо объезжая холмы и небольшие кратеры. Повернул, взлетел на холм, перевалил через вершину и, скатившись вниз, резко затормозил, развернув багги. «Как же не хватает рёва мотора!» — подумал Себрис. Вокруг висела обволакивающая тишина, и только звук его собственного дыхания не давал возникнуть мысли о возможной глухоте.

Евгений поднял голову и присмотрелся к россыпи звёзд над холмом, с которого только что съехал. Медленно развернул багги и увидел Землю. Голубая полусфера будто вырастала из черноты космоса над серым горизонтом. Себрис разглядел водовороты облаков и очертания северной части африканского континента. Вон там, чуть повыше, где-то там — Москва. Где-то там сейчас Таня пишет новую программу или мчится на такси в центр города на встречу с клиентом. А может быть, пьёт зелёный чай на кухне и думает о нём — о том, кто гоняет по Луне, летает к астероидам, сидит в баре и совершенно не думает о ней... Хотя нет. Зачем себе врать? Конечно, он вспоминает Таню: с мокрыми волосами после душа или в спортивном костюме, бегущую по парковой дорожке. Он не может забыть её совсем. Не может, и не понимает, почему... Что же всё так сложно-то!?

Себрис нажал на газ и рванул вперёд, оставляя за собой ровные чёткие следы протекторов. Вот он взял новую высоту и, подпрыгнув, тяжело опустился на противоположный склон, с трудом удерживая равновесие. Неожиданно сработали автоматические тормоза, багги дёрнулся и полубоком заскользил вниз. Себрис огляделся — слева на перерез ему, огибая холм, ехал другой багги. Он тоже тормозил: система безопасности просчитывала траектории всех перемещающихся по Луне туристических автомобилей и при необходимости корректировала скорость и направление их движения.

Себрис неуправляемо скользил вниз прямо на второго райдера. Тот уже почти остановился, и вдруг рванулся вперёд и в сторону. Но было поздно — правое переднее колесо багги Себриса подпрыгнуло на кочке и врезалось в заднюю часть машины. Багги развернулся в полёте, рухнул на пыльную поверхность и остановился. Второй автомобиль с разорванным крылом и развороченным задом тоже встал.

Евгений слез с кресла, обогнул багги и в замешательстве уставился на вывернутое правое колесо.

— Ну что, приехали? — раздался голос в шлемофоне.

Себрис повернулся — рядом стоял второй райдер. В его зеркальном забрале отражался и сам Евгений, и его автомобиль. Себрис развёл руками:

— Как видишь. Твой-то хоть на ходу?

— Да вроде да. Доставай трос — потащу тебя к городу.

Они сцепили свои багги и медленно поплелись к Селен-Сити. Там сдали машины на осмотр страховой компании, прошли шлюз и наконец-то смогли избавиться от скафандров. Второй райдер оказался молодым черноволосым парнем.

— Юджин Себрис, — протянул руку Евгений.

— Эндрю Гётц, — ответил рукопожатием новый знакомый.

— Зайдём куда-нибудь посидим?

— Я не против. Ты бывал в «Зелёных человечках»?

— Кто прожил на Луне больше месяца, тот побывал везде, — улыбнулся Себрис.

— Ну и как? — спросил Гётц.

— Мне больше по душе «Тёмная сторона». Там темно и никто не лезет с разговорами. Но с компанией место мне не важно.

— Тогда идём в «Человечков», — решил Гётц.

Все столы в баре были заняты, и новым знакомым пришлось провести некоторое время у стойки. Гётц рассказал о своей работе в больнице, о брате-полицейском, о старом деде — ветеране Исламских войн, о том, как скучает по ним и по дому. А Себрис поделился своими переживаниями насчёт амнезии и взаимоотношений с женой.

— Слушай! — воскликнул Гётц. — У меня есть хороший приятель Чарли — вирусолог из исследовательского блока. Его жена, Шелли, работает в больнице. В реанимации, кажется. Давай я поговорю с ним о тебе? Здесь же у нас лучшие приборы и программы. А экспериментальное лечение! Мне Чарли много рассказывал о всяком таком. Вдруг у них есть что-то подходящее, чего на Земле ещё не используют? Вдруг поможет?

— Попробуй, — согласился Себрис. — Но я уже не очень надеюсь на изменения.

— Да ладно! Вот посмотришь — Шелли тебе точно вернёт память. Здесь Луна — передний край науки.

Освободился стол, и они переместились туда. Робот-официант притащил ещё две кружки пива и бокал джина с тоником.

— Как ты всё-таки удачно на меня с горки съехал! — в очередной раз заметил Гётц. — Ни разу я в такой переделке не был на поверхности.

— Да уж... — согласился Себрис. — Я тоже.

— Пусть сами за ремонт платят, — посоветовал Гётц. — Не уступай. Их же система не справилась. Стой на том, что самостоятельно ты бы меня объехал, а раз система забрала управление, то и шансов у тебя не было. Значит, они и виноваты.

— Конечно! Я просто так не сдамся. Зарплата и так небольшая.

— Вот и правильно!

В этот момент за соседним столом разгорелся спор между тремя молодыми парнями.

— Да я уверен, что это она свою напарницу замочила! — твёрдо говорил один.

— А что тогда суда-то не было? — спросил другой.

— Потому что как докажешь? Тело же не нашли, — ответил первый.

— Ага! И станцию тоже Колберт так изуродовала? — вмешался третий. — Ты материалы же видел — там не взрыв и не механическое разрушение. Как она могла?

— Да ну вас! — первый встал и махнул рукой. — Продолжайте верить в аномалии и космических призраков. А я реалист. Колберт её убила. И всё.

Он направился к выходу. Второй парень покачал головой и вместе с третьим последовал за приятелем.

— Слышал? — спросил Себрис. — Что это за история?

— А ты не знаешь? — удивился Гётц. — Это года два назад было. В четырнадцатом, кажется.

— У меня ж память, — подсказал Себрис.

— Ну да, — спохватился Гётц. — Так вот. Два инженера — Колберт и Таубер — монтировали станции противоастероидной защиты. И тут исчезает Таубер и странным образом разрушается одна станция. Колберт вернулась, её сразу в тюрьму, а оттуда в психушку. Потом, когда она вышла оттуда, то настаивала на том, что Таубер погибла в результате какой-то космической аномалии. Там мутное что-то. Я плохо помню. А следователи официально признали, что Таубер погибла в результате взрыва ядерной установки противоастероидной защиты из-за своей же халатности при сборке и наладке. Вот и вся история. Но шума было много.

— А что сейчас с Колберт?

— Говорят, она теперь грузы на Марс возит. Кто-то из перевозчиков недавно видел её на МКС.

— Интересная история.

— Да, — согласился Гётц, — много там странного.

— Надо будет посмотреть вечерком.

— Если делать нечего...

— А что тут особо делать-то? — усмехнулся Себрис. — Багги все перебили, в баре посидели. Осталось совершить налёт на парники с огурцами! Но это не очень интересно.

— Или угнать «Молнию» и слетать куда-нибудь к Сатурну, — добавил Гётц. — Посмотреть на кольца!

— Видел я эти кольца, — вздохнул Себрис. — А вот от свежего арбуза я бы сейчас не отказался.

______________

[1] От англоязычной идиомы to get paid peanuts — «получать зарплату орехами». Означает слишком маленькую зарплату.

Автор: Andrej 2.4.2021, 20:26

7.

— Здравствуй, Юджин.

Незнакомец с закрытым соцпрофилем, о чём говорил красный кружок над его головой, опустился в свободное кресло напротив и, положив руки на стол, сцепил пальцы. В «Тёмной стороне» как всегда стоял полумрак, к тому же человек был в ви-маске, отображающей какое-то невыразительное лицо, поэтому Евгений даже не попытался напрячь память.

— Мы знакомы? — поинтересовался он.

— Да ладно, Юджин! — ответил мужчина. — Неужто думаешь, я использую одну и ту же ви-маску больше одного раза? Но голос-то мой ты должен помнить. Давно тебя не видел. Где-то в другом месте работал или длинный отпуск?

Себрис молчал и лишь пристально смотрел на незнакомца.

— Ну не хочешь — не говори. Выключи запись. Но Сеть не трогай — она ещё понадобится.

Евгений выполнил просьбу.

— У меня есть кое-что для тебя, Юджин, — сказал человек в маске, — «Глаз Кали». Специально берёг больше года. Знал, что ты появишься. Всё ждал, когда ты сам придёшь, но не вытерпел, — незнакомец усмехнулся. — Я дам хорошую скидку в честь возобновления наших отношений. Берёшь?

Он протянул к Евгению правую руку и раскрыл ладонь — на ней лежал виртуальный красный шарик не больше двух сантиметров в диаметре. Себрис взял его двумя пальцами — шарик оказался мягким, будто пластилиновым.

— Бери, — убрал руку незнакомец. — Он твой.

Себрис положил шарик на стол.

— Не надо, — спокойно сказал человек в маске. — Лучше в карман.

— Что это? — не обратил внимания на его слова Себрис.

— «Глаз Кали». Я разве не сказал?

— Почему Кали?

— Ты уже спрашивал раньше, Юджин. Забыл?

— Напомни, — невозмутимо попросил Себрис.

Мужчина прикрыл шарик ладонью.

— Так звали индийскую богиню, — медленно проговаривая каждое слово, начал он. — Кали — недосягаемая, непостижимая красота, освобождение от бремени реальности и её демонов, прошлое, настоящее и будущее, переплетённые немыслимыми узлами, вечная жизнь в бессмертии и наслаждении... — незнакомец помолчал, наблюдая за реакцией собеседника. — И это меньшее из того, что даст тебе «Глаз Кали».

— Как он работает?

— Юджин, это ты? Или кто-то с твоей ви-маской? — прищурился незнакомец и парой движений отключил Сеть. — Хм... — он вернул себе Сеть и успокоился. — Что с тобой случилось, Юджин?

— У меня слабая память. Ни черта не помню.

— Правда? — поднял брови незнакомец. — Ну ладно. Тогда слушай. Придёшь домой, закроешь дверь, ляжешь в постельку и размажешь шарик по лбу. Проснёшься утром с незабываемыми впечатлениями.

— Я так понимаю, этот шарик не лицензирован?

— Пожалей меня, Юджин! — скривил виртуальное лицо человек в маске.

— Не возьмут меня с ним прямо в постельке-то?

— Обижаешь! Все логи стираются. Даже то, что он у тебя в кармане, нигде не отразится. А уж его работа и подавно.

— Сколько?

— Двести.

— Двести?! — поразился Себрис. — Это же больше моей месячной зарплаты!

— Неужели у тебя ничего не припасено, Юджин?

— А стоит ли?

— Поверь мне, Юджин. Не пожалеешь. И заметь, никакой зависимости. Это не наркотик. У нас всё прилично. Бери.

Незнакомец убрал руку, которой прикрывал шарик.

— Даже не знаю... — с сомнением протянул Евгений.

Человек в маске молчал и выжидающе смотрел на него. Наконец сказал:

— Раньше ты не думал о таких вещах.

— Когда «раньше»? Когда я покупал последний раз?

— В прошлом феврале.

— И сколько до этого?

— Два-три раза. Это важно?

— Важно, — подтвердил Себрис.

«Если я за год ничего не почувствовал, — подумал он, — значит, зависимости, и правда, нет».

— Сколько, говоришь? — спросил Евгений.

— Сто восемьдесят. Только для тебя, Юджин.

— Хорошо, я беру, — Себрис взял со стола шарик и положил в нагрудный карман. — Куда перевести деньги?

— Сюда.

И на столе перед Евгением появилась маленькая квадратная пластинка чёрного цвета, похожая на карту памяти, какими пользовались ещё десять лет назад.

— Карта обезличена, — объяснил незнакомец. — Найти её может кто угодно. Например, я. И доказать нашу с тобой связь будет очень сложно.

Себрис перевёл деньги. Карта исчезла.

— Благодарю, — улыбнулся человек в маске. — Ты не пожалеешь. Найти меня всегда сможешь в ресторане «Калифорния» после семи вечера. Поставишь в статусе «Кали» — я сам к тебе подойду. — Он встал. — Хорошего вечера, Юджин.

И растворился в сумраке «Тёмной стороны».





«Чёрт возьми!» — первым пронеслось в голове Евгения, когда он открыл глаза.

У него не было слов, чтобы описать свои ощущения от того калейдоскопа образов и чувств, которые обрушились на него после активации «Глаза Кали». Незнакомец был прав — такого Себрис ещё не испытывал. Он будто побывал в своём собственном, личном раю, где уютно, спокойно и безопасно, где все чувства обострены до предела, а наслаждение доводит почти до безумия.

Было жарко, голова разбухла и будто пыталась разорваться изнутри. Евгений провёл рукой по лбу, по щеке — пот тёк ручьями. Нестерпимо хотелось пить. Себрис открыл монитор здоровья: дыхание в норме, пульс чуть повышен, сердцебиение неровное, давление тоже немного выше нормы. В целом ничего страшного.

Он попытался встать, но смог лишь сесть на кровати — голова закружилась, в глазах потемнело, ноги стали ватными и не слушались. Себрис снова лёг.

Часы показывали пять утра. «Как хорошо, что мне в рейс только завтра, — подумал Евгений. — Сегодня я бы не смог».

Минут через десять навалилась апатия. Жажда притупилась, ушла на задний план, не хотелось ничего, даже думать. Себрис просто лежал, уставившись в потолок, с абсолютно чистым мозгом. Он не видел, не слышал, не думал.

Придя в себя, снова посмотрел на часы — десять утра. «Пять часов! — ужаснулся Евгений. — Пять часов под шариком, потом пять часов отходняк! С ума сойти!»

Чувствовал он себя уже значительно лучше. Попытался встать, и это у него получилось с лёгкостью. Себрис был бодр, силён и в хорошем настроении. Он сделал несколько приседаний, потом упал на пол и отжался пятьдесят раз. Затем открыл бутылку воды и опустошил её.

Уже под душем ему пришла мысль: «А ведь именно на “Глаз Кали” я занимал деньги у Нейла в прошлом январе. Точно ведь! И сумма подходит. Прихватило меня, видно. А говорил, зависимости нет! Обманул, сволочь! Чтоб я ещё раз! Ну нет».





— Вылет запрещён, — сообщил диспетчер. — Ожидайте особого распоряжения.

Себрис сидел у мониторов своего «Карго-Стар», готовясь к отстыковке от МКС, и очень удивился словам диспетчера.

— А в чём причина задержки? — осведомился Евгений.

— Причина не сообщается. Только, что космопорт Селен-Сити закрыт. Ожидайте особого распоряжения.

— Понял, — подтвердил Евгений и, оттолкнувшись от стены, медленно поплыл в каюту.

Что же там случилось? Такого на его памяти ещё не было — чтобы полностью закрывать космопорт. Неужели какой-нибудь корабль разбился? Себрис попробовал позвонить руководству «Веллскай» на Луне — «абонент не доступен». Набрал номер космопорта — то же самое. Энди Гётц также не отвечал.

«И связь у них что ли отключили?! — начал не на шутку беспокоиться Себрис. — Явно что-то серьёзное. Придётся теперь сидеть в корабле, пока ситуация не прояснится. А может, на станцию пойти прогуляться? Всё веселее... Да нет. Вдруг вылет разрешат, а меня на месте нет. Буду всех задерживать. Подожду пока тут».

Прошёл час, а может, и два — Себрис не следил за временем.

— Всем пилотам рейсов «МКС—Луна» пройти на станцию с личными вещами, — неожиданно раздался голос диспетчера. — Полёты откладываются на неопределённый срок.

«Вот это да! — изумился Евгений. — Надеюсь, нам что-то объяснят».

Он на скорую руку попытался поискать в Сети какую-то информацию о происшествии в Селен-Сити, но ничего не нашёл. Тогда подхватил сумку со сменным бельём и гигиеническими принадлежностями и поплыл к шлюзу.

Чтобы попасть на станцию, каждый раз приходилось надевать скафандр. Из «Карго-Стара» можно было выйти только через грузовой люк, а он открывался в складское помещение, где воздуха не было. Облачившись в скаф и пройдя через шлюз жилого отсека, Себрис, стуча магнитными подошвами, спустился по трапу и зашагал через огромный ангар, где штабелями стояли грузовые контейнеры, прикреплённые к полу крепкими тросами.

Поравнявшись с одним из рабочих, спросил:

— Не знаешь, что там на Луне случилось?

— Нет, — развёл руками тот. — Нам не сообщали.

У следующего шлюза Евгений встретился с пилотом другого грузовика — Бьёрном Эггертссоном.

— Тоже здесь застрял? — спросил Себрис.

— Да. Больше, похоже, никого нет.

— Да вроде, — огляделся Евгений.

— Не знаешь, почему закрыли космопорт?

— Нет. Скрывают. Может, и сами пока не понимают.

Открылся шлюз, пилоты вступили внутрь, дождались выравнивания давления и вышли в другую дверь, оказавшись в помещении с рядами стоек для скафандров по стенам. Многие стойки были пусты, над большинством светились фамилии работников МКС. Евгений и Бьёрн нашли свободные стойки, сняли скафандры и надели магнитные подошвы на обувь.

В этот момент в помещение вошёл мужчина в форме старшего лейтенанта.

— Себрис и Эггертссон? — спросил он. — Идёмте за мной. Директор станции выделил вам по каюте. Пока на три дня.

— Отлично! — обрадовался Бьёрн. — Хоть не придётся каждый день по нескольку раз через шлюзы ходить.

Пилоты подхватили свои сумки и зашагали за лейтенантом.

— Вы не знаете, что произошло? — задал вопрос Себрис. — Почему рейсы отменили?

— Карантин.

— Карантин? А кто заболел? Чем?

— У меня нет информации.

В каюте Себрис закрепил сумку на полу ремешками, выпил бутылку воды и, пристегнувшись к кровати на стене, вынул из кармана «Глаз Кали». «Как же хорошо, что я успел купить его перед рейсом!» — вздохнул он. Себрис покрутил мягкий шарик между пальцами, глубоко вдохнул, закрыл глаза и размазал «Глаз Кали» по лбу.





Когда Себрис пришёл в себя после приступа апатии, даже несмотря на бодрость и прилив энергии, не смог сообразить, где он и какой сейчас день. Раскрыл календарь — 23 августа 2116 года, воскресенье, семь часов утра. По расписанию он уже должен быть на Луне, у себя в квартире. Но почему он пристёгнут к кровати? Почему невесомость? Он на корабле? Нет — каюта не похожа. Да и не мог он в полёте применить «Глаз»! Это исключено. Что тогда? МКС? Да, точно — МКС. Рейс почему-то отложили и ему дали каюту на станции. Хорошо... Чёрт! Второй раз уже такое — дезориентация после «Глаза Кали». Успокаивает только, что длится недолго.

Себрис отстегнулся и пошарил в сумке в поисках воды. Но больше бутылок не было. Вздохнув, он открыл дверь каюты и отправился искать автомат. Мимо быстрым шагом прошёл какой-то хмурый капитан и скрылся за поворотом. Несколько секунд ещё звучали его затихающие шаги, а затем в безлюдном коридоре снова стало тихо. Наконец Евгений остановился у автомата и купил пару бутылок.

Вернувшись в каюту, Себрис вдоволь напился, снял ботинки и повис в воздухе лицом к потолку. Вошёл в Сеть и просмотрел последние новости. Все ресурсы обсуждали эпидемию на Луне. Фактическая информация была скудна, но предположений и спекуляций — в разы больше. Себрис, не сильно надеясь, набрал номер лунного офиса «Веллскай». Звонок на удивление прошёл:

— Юджин Себрис? — раздался взволнованный мужской голос. — Почему вы не отвечаете на звонки? Мы вам уже три раза набирали!

— Простите, — ответил Себрис. — Я спал.

— Какая у вас ситуация?

— Я на станции в отдельной каюте. Всем необходимым обеспечен.

— Хорошо, — успокоился мужчина. — Не забудьте потом все расходы нам предоставить — деньги вам вернём.

— Спасибо. А когда откроют космопорт?

— Не ясно пока. Начальство само за голову хватается. Не знает, что с простоем делать.

— Подробности какие-то известны?

— Я слышал, что больница тоже на карантине. Все внутри заражены какой-то неизвестной болезнью. Смертность сто процентов.

— Ого! — изумился Себрис. — И что теперь?

— А кто их знает? Думаете, нас тут в курсе держат? Главное, чтобы не выпустили инфекцию в город. Вот что важно. Но СБ постоянно сообщает, что всё под контролем и опасаться нечего. Завтра должны прилететь комиссары ВОЗ и новые врачи. Больше вроде ничего.

— Ясно. Спасибо.

Себрис завершил звонок и стал вызывать Гётца. Но он оказался недоступен.

«Неужели Энди в больнице? Но ведь тогда... Вот чёрт!»

Когда недели две назад Себрис виделся с Гётцем, тот сообщил о своём разговоре с Чарльзом Диксоном, чья жена работала в больнице Селен-Сити. Диксон рассказал, что в конце августа на Луну должна прийти новая экспериментальная операционка для нейрокибов с обновлённым блоком восстановления нейросетей. Проанализировав с её помощью существующие нейронные связи в мозге Себриса и их работу, можно было бы попытаться предположить и хотя бы частично воспроизвести утерянные связи. По крайней мере, у Шелли — жены Чарли — надежды были большими. Весь этот процесс уже запланировали на сентябрь. А в октябре воодушевлённый Себрис уже собрался на переподготовку для возвращения на «Молнию». И что теперь? Все врачи погибли, да и Гётц, вероятно, тоже.

«Видно, не судьба мне вспомнить прошлое», — горько подумал Евгений.

Он перевернулся, снова влез в ботинки и, выйдя в коридор, принялся бесцельно бродить по станции.

«Что ж, — успокаивал он себя. — Может, оно и к лучшему. Не надо мне вспоминать Таню — только хуже будет. Проживу и так. Заявление на переподготовку у меня приняли. Экзамен я сдам — в этом нет сомнений, — так что в ноябре уже снова помчусь к астероидам. Снова стану человеком, как сказал Боб, — Себрис усмехнулся. — Человеком! А что, “Молния” — это вершина? Это максимум, чего я достоин? Что я — плохой пилот что ли? Да я один из лучших! У меня никогда ни одного ЧП, ни одной ошибки не было! Почему только “Молния”?»

Евгений вызвал карту МКС, нашёл нужное место и зашагал туда. Вскоре он оказался в длинном панорамном коридоре и ошеломлённо застыл на месте — ему открылся вид на звездолёт. Огромный двигатель РДВ-4, гигантские радиаторы и где-то там, между ними, — маленький жилой блок с каютами, грузовым отсеком и двумя шаттлами, закреплёнными по бокам. Вот корабль его мечты! Вот что он должен пилотировать! Не кто-нибудь другой, а именно он — Евгений Себрис.

— К чёрту «Молнии»! — вслух произнёс Себрис. — «Гагарин». Только «Гагарин»!

Автор: Andrej 13.4.2021, 22:34

Бинэси Колберт

1.

— Девятнадцатое июля две тысячи сто четырнадцатого года. Допрос Бинэси Колберт. Допрос ведут агенты Роджерс и Хобер. Мисс Колберт, расскажите о себе.

— Я уже всё рассказала на прошлом допросе.

— Расскажите ещё раз.

— Зачем? У вас же есть досье.

— Всё равно повторите, пожалуйста. Это необходимо. И не опускайте подробности.

— Хорошо...





Бинэси родилась в небольшом городке Бей-Миллс в американском штате Мичиган. Семья Колберт принадлежала к индейскому племени оджибве, которое испокон веков населяло земли по берегам Великих озёр и по праву считалось одним из самых многочисленных и сильных племён Северной Америки. Они так и не уступили своих земель европейским завоевателям и гордились этим.

Дом Колбертов стоял почти у самой воды озера Верхнего. Отец Бинэси Рой работал оператором комплекса лесозаготовки, а мать учила детей математике в школе.

В день когда Бинэси исполнилось шесть лет, Рой разбудил её пораньше и, одев потеплее, повёл к озеру. Небо на востоке только-только начинало окрашиваться жёлто-оранжевым, почти не было ветра и стояла прохладная тишина. Бинэси, следуя за отцом, сонно перебирала ногами и тёрла кулаками глаза. Рой посадил дочь в лодку, сел напротив и медленно двинулся на вёслах по озёрной глади.

Этим утром озеро было спокойным, волны мягко покачивали лодку, и Бинэси, укутавшись в куртку, снова почти уснула. Наконец Рой перестал грести, вытащил из воды вёсла и достал из рюкзака два мотка верёвки. Свободные концы верёвок он крепко закрепил на борту, а на привязанные к противоположным концам крючки насадил наживку.

— Сегодня очень важный день, Бинэси, — сказал Рой. — Сегодня я покажу тебе, как жили наши предки и расскажу, кто ты такая.

Бинэси перестала клевать носом и прислушалась к отцу.

— Наш народ, — продолжал Рой, — носит название «анисинабе», что значит «изначальные люди». Наши предки пришли сюда первыми и жили многие сотни лет до того, как здесь появились все другие американцы. Мы всегда охотились в местных лесах, собирали рис и ловили рыбу в этом озере. И наши потомки — ты, Бинэси, и твои дети и внуки — будут делать то же самое. Никто не отберёт у нас наше право жить на своей земле. Видишь эти верёвки, Бин?

Бинэси кивнула.

— Так ловили рыбу наши предки. В те времена, когда не было магазинов, каждому приходилось добывать еду самостоятельно. И сейчас я научу тебя это делать, чтобы ты никогда не осталась голодной, даже если закроются все магазины. Надевай перчатки и бери конец верёвки. Теперь смотри и делай, как я.

Рой покрутил концом с крючком и кинул его в воду. На поверхности осталось только белое перо — поплавок. Бинэси попыталась повторить действия отца, но её крючок упал рядом с лодкой.

— Попробуй ещё раз, — мягко сказал Рой. — Это не трудно.

Со второго раза Бинэси бросила крючок чуть подальше.

— Теперь надо сидеть молча и следить за пером, — тихо произнёс Рой. — Как только перо уйдёт под воду, дёргай верёвку и тяни к себе. Не бойся упустить её — я привязал конец к лодке.

Так прошло около двух часов, пока под ногами у них не забились три крупных окуня и две палии. Рой смотал верёвки, и лодка поплыла обратно.

На берегу отец развёл костёр, повесил над огнём ведёрко с озёрной водой и принялся чистить рыбу. Закончив, опустил тушки в воду, посолил и высыпал в ведёрко горстку риса, приправив пряными травами.

— Рыба и рис, — объяснил Рой, — главная еда нашего народа, Бинэси. Запомни — это то, что будет всегда: рыба плавать в озере, рис расти по берегам, а мы жить на своей земле и никогда ни в чём не нуждаться и никого ни о чём не просить. Оджибве — гордый народ. Мы сами можем позаботиться о себе и не нуждаемся в чужой помощи. Запомни это, дочь. На всю жизнь запомни.

— Хорошо, папа, — ответила Бинэси.

Рой помешал уху половником.

— А теперь садись поудобнее — я расскажу тебе о твоём имени. Ты много раз видела, как над озером собираются тучи, налетает ветер, грохочет гром, сверкают молнии, а потом начинает литься дождь. На самом деле эти тёмные тучи не просто тучи. Укутанная в них, летит по небу Громовая птица. Полёт её рождает ветер, удары крыльев — гром, а глаза испускают молнии. На спине у Громовой птицы — огромное озеро, из которого и льётся на землю дождь. Всей погодой управляет Громовая птица. Захочет — пролетит и даст нам дождь. А захочет — будет спать в своём гнезде, а у нас будет жара и засуха.

Но это не всё, что умеет Громовая птица. Когда над озером опускается густой туман, это значит, Громовая птица летит на охоту. На самой глубине озера живут рогатые змеи, которые нападают на рыбаков и тех, кто плавает в воде. Они хватают людей и съедают целиком. Но Громовая птица пристально следит за ними. Как только молодая рогатая змея подрастает и уже способна нападать на людей, Громовая птица вылетает на охоту и убивает змею в густом тумане. Так она оберегает нас от смерти. Понимаешь теперь, как важна для нас Громовая птица и как мы должны быть ей благодарны?

— Да, понимаю, — ответила Бинэси.

— А теперь слушай внимательно. На языке оджибве Громовая птица называется Бинэси. Твоё имя — в честь неё. Ты — наша Громовая птица.

— Папа, а разве человек может быть птицей? — удивлённо спросила Бинэси.

— Старики рассказывали, что когда-то все Громовые птицы были людьми. Жили они в вигвамах в древнем кедровом лесу. А птичью шкуру надевали только, когда летели охотиться на рогатых змей или поливать землю дождём. Легенда говорит, что если какой-нибудь оджибве найдёт шкуру Громовой птицы, примерит, и она окажется ему впору, он сам может стать Громовой птицей и давать людям жизнь дождём и спасать от рогатых змей.

— А где найти шкуру Громовой птицы?

— Никто не знает, дочка, — признался Рой. — В наше время Громовые птицы живут так скрытно, так глубоко в лесах, что найти их почти невозможно. И только если влететь в тучу, можно повстречаться с ней. Но туда летать очень опасно — тебя могут поразить молнии и сбить крылья Громовой птицы.

— А ты никогда её не видел?

— Нет. Я же не летал в тучи.

— Получается, я — Громовая птица, но не могу ни летать, ни давать дождь, ни охотиться на рогатых змей? — огорчилась Бинэси. — Зачем же я тогда?

— Громовые птицы не только всё это делают, — хитро прищурился Рой. — Когда они в человеческом обличии, у них есть другая задача, не менее важная. Они очищают мир от грязи, низости, скверны, несправедливости и всякого зла.

— Значит, я могу бороться со злом? — обрадовалась Бинэси. — Как Супермэн или Бэтмэн?!

— Не обязательно, — улыбнулся отец. — Если будешь делать в жизни много добра, то уже тогда никто не сможет сказать, что ты зря носишь своё имя. Делай добро и, может быть, когда-нибудь ты встретишься с настоящей Громовой птицей и разделишь с ней трапезу у костра.

Рой поднялся, помешал уху и попробовал.

— Уже готово, — заключил он. — Давай есть, Бинэси.

А через несколько часов в их дом пришли гости. Все поздравляли Бинэси с днём рождения, веселились и шутили. Дети бегали, шумели и играли. И Бинэси играла с ними, но уже не как обычно. Теперь Бинэси знала, кто она и для чего живёт в этом мире.

Автор: Andrej 20.4.2021, 21:15

2.

— Вы окончили университет? Правильно, мисс Колберт?

— Да, Университет озера Верхнего в Су-Сент-Мари.

— Бакалавр по информационным системам и электронике?

— Верно.

— С чем связан выбор такой профессии? Почему, например, не социология, история или юриспруденция? Это популярные профессии в тех местах, где вы родились.

— Не всем же заниматься поисками неизвестных героев прошлого. Кому-то надо быть и инженером.

— И всё-таки?

— Я всегда хотела создавать что-то полезное. Но не просто строить дома и фермы, а делать что-то большее, несущее глобальную пользу — всему человечеству.


​

Летнее утро. Яркое солнце. Свежий ветерок с озера.

В тени старого бука, обхватив колени и задумчиво смотря на волны, сидела Бинэси. Она никак не могла определиться с продолжением учёбы после школы. Можно было поступить в Общественный колледж Бей-Миллс и за два года приобрести специальность строителя, дизайнера, администратора информационных систем или бизнес-менеджера. Тем более что многие её школьные друзья уже подали туда заявление. А можно было отправиться в Университет в Су-Сент-Мари — столице округа — и попытаться получить степень бакалавра.

Бренда, подруга Бинэси, уже послала заявление в местный колледж. И сама Бинэси собиралась сделать то же самое, ведь она совсем не хотела расставаться с Брендой. Они дружили уже много лет, и Бинэси очень любила её, а в последнее время с удивлением стала замечать, что испытывает к ней и особые чувства. Когда она сидела рядом с Брендой, касаясь её плечом, или брала подругу за руку, по коже Бинэси пробегали мурашки, а в животе всё сжималось. Что это — Бинэси не понимала, а, может быть, не хотела понимать, но очень переживала, когда видела рядом с Брендой какого-нибудь парня. И в глубине души надеялась, что если будет всё время рядом с подругой, то та забудет о парнях совсем.

— А-ни[1]! — раздалось за спиной.

Бинэси обернулась: у толстого ствола бука стоял улыбающийся Джон — высокий, крепкий, черноволосый.

— А-ни, — без особой радости ответила Бинэси и снова повернулась к озеру.

Джон сел рядом и попытался заглянуть ей в лицо.

— Только не думай, что мы с тобой теперь встречаемся, — осадила его Бинэси. — То, что было вчера, — случилось один раз и больше не повторится. Понял?

— Почему? — Джон пересел на траву напротив одноклассницы, поджав под себя ноги, и пристально поглядел на неё.

— Потому что.

— Но ты мне очень нравишься, Бин. Я хочу быть с тобой. И никто больше мне не нужен.

— Я не хочу отношений, — объяснила Бинэси. — Они мешают, Джон. А у меня есть цель.

— Какая?

— Приносить пользу человечеству.

Джон улыбнулся.

— Только не надо смеяться, — нахмурилась Бинэси. — Я серьёзно. У меня нет в планах ни парня, ни мужа. Я буду работать для людей, улучшать их жизнь, защищать.

— И как же? — с недоверием поинтересовался Джон. — Программируя фермы или лесопилки?

— Я полечу на Марс. И буду там делать умные и удобные города.

— Понятно, — вздохнул Джон и снова сел рядом с Бинэси. — Хорошая мечта. А я стану строителем. Ты же знаешь, летом мы с отцом ездим по штату строить дома. Я уже многое умею. Осталось только диплом получить. Вот отучусь два года в колледже и смогу уже не просто на подхвате у отца работать, а по-настоящему строить. Дома всегда нужны, — он помолчал с минуту, смотря на озеро, потом поднял камешек и бросил в воду. — А ты могла бы с нами ездить. Мы бы дома строили, а ты подключала электронику, настраивала. Было бы здóрово!

Бинэси не успела ответить — рядом с Джоном плюхнулась на траву Бренда:

— А-ни! Что делаете?

— Камни в озеро кидаем, — буркнул Джон, явно недовольный её появлением.

— Супер! — воскликнула Бренда. — А я сегодня проснулась и подумала, как же будет классно, когда я получу диплом дизайнера. Представь, Джон, я буду рисовать дома, а ты будешь их строить по моим проектам! А потом я буду оформлять интерьеры... И Бинэси возьмём, да? Я слышала, как ты сейчас говорил, что она сможет программировать дома. Правда классно?! — она вцепилась руками в ногу Джона и, наклонившись, через него посмотрела на подругу. — Бин? У нас будет настоящая команда! Мы с Джоном и ты!

Она будто бы случайно не удержалась и упала Джону на колени.

— Ой! — расхохоталась Бренда и, обхватив Джона за шею, медленно поднялась, но руки расцеплять не спешила.

Джон попытался отвернуться, но Бренда поцеловала его в щёку:

— Какой ты смешной, Джонни!

Она вскочила и побежала к воде, сбрасывая по пути майку и шорты. Бинэси, сдерживая ревность, встала:

— Я пойду.

Джон взял её за руку:

— Не хочешь искупаться?

— Там и без меня народу хватает, — намекнула Бинэси на Бренду. — Иди — она вон зовёт тебя.

Бинэси высвободила руку и пошла домой. Уже у дороги, на полпути, она остановилась, раскрыла ещё раньше заполненное заявление, проверила всё ли в порядке и, чуть помедлив, отослала его в Университет озера Верхнего в Су-Сент-Мари.

_____________

[1] А-ни — традиционное приветствие индейцев оджибве; современное сокращение от Aaniin gidoodem? — «Какой твой тотем?».

Автор: Andrej 27.4.2021, 20:43

3.

— Почему вы так стремились в космос, мисс Колберт? У вас была востребованная профессия, хорошая работа. И вдруг вы всё бросаете и идёте в лётную школу.

— Хорошая работа? Вы серьёзно считаете должность инженера на электростанции хорошей работой?

— Почему бы и нет? Карьерные перспективы для инженера очень неплохи.

— Вот и я поняла, что так застряну на Земле. А мне надо было туда, наверх.

— Зачем?

— Всё самое важное происходит там, всё самое значительное. Там — передний край. А я хотела быть на переднем крае, на фронте — создавать, превозмогать, побеждать.

— С Гретой Таубер вы познакомились до или после своего первого полёта?

— После. Я уже работала в «Объединённых космических линиях» на пассажирском челноке.

— Расскажите о Грете. Какая она была, какие у вас сложились отношения?
​

​

— Привет! — поздоровалась миловидная светловолосая девушка в форме «ОКЛ», опускаясь в соседнее кресло.

В кают-компании МКС людей было не много, свободных столиков и кресел хватало, но девушка почему-то решила занять место рядом с Бинэси. «Грета Таубер. Инженер “Объединённых космических линий”» — прочитала Бинэси на виртуальном бейдже.

— Привет, — ответила она и продолжила пить кофе.

— У тебя очень интересное имя, — заметила Грета. — Никогда такого не слышала.

— Оно индейское. Я из племени оджибве. Мичиган, США.

— Ух ты! А я из Германии. И никогда не была в Америке... Ты же пилот? Куда летаешь?

— На Луну. Туристов вожу в основном, — Бинэси снова отпила кофе.

— Ну и как? Нравится работа?

— Всё лучше, чем на Земле. Я потому и пошла в пилоты, чтобы попасть сюда. Так-то у меня диплом инженера есть. Но там с работой не сложилось. А у тебя, вижу, получилось сразу по специальности найти место в «ОКЛ».

— Да, повезло, — улыбнулась Грета. — В год моего выпуска «ОКЛ» решила набрать выпускников-инженеров в нашем Мюнхенском техе. И у меня удачно получилось пройти отбор.

— Твой университет, наверное, очень сильный, раз из него выпускники на расхват?

— Двадцатый в мире среди технических — далеко не в первых рядах, — вздохнула Грета.

— Мой в Су-Сент-Мари, наверное, двести двадцатый, — усмехнулась Бинэси. — Если вообще входит в рейтинг.

— Но ты же всё равно здесь! Значит, не зря, значит, удалось!

— Ну, не совсем. Я не собираюсь всю жизнь пилотом пассажирского челнока работать. Опыта наберусь, рейтинг подниму, а потом — дальше.

— Куда?

— На Марс, — мечтательно произнесла Бинэси. — Хочу работать там — оборудовать терраформ-купола, создавать в них комфортные условия для жизни. Я же инженер-электроник. Это — самая моя работа!

— Здóрово! — поддержала Грета. — На Марсе сейчас всё самое интересное происходит. Может, и я потом туда подамся...

— А сейчас чем занимаешься?

— Завтра улетаю на два месяца, — глаза Греты загорелись. — Буду жить в космосе далеко-далеко от Земли. Слышала о СПАЗах — станциях противоастероидной защиты?

— Конечно! Кто о них не слышал?

— Наша «ОКЛ» тоже участвует в проекте. И я завтра лечу монтировать станцию номер три! За тридцать миллионов километров от Земли! Два месяца работы в открытом космосе, представляешь?!

— Повезло тебе, — Бинэси искренне позавидовала Грете.

— Самой не верится. А главное — это то, к чему я стремилась всё время, пока училась. Я с детства хотела спасать людей, защищать их. Но работа спасателем или полицейским мне казалась слишком мелкой. Хотелось чего-то глобального — чтобы спасти всех и сразу. И СПАЗы — это как раз то самое и есть. Ведь каждый уничтоженный астероид — спасённый от катастрофы мир! И теперь я участвую в операции по его спасению. Как же это здóрово!

— И платят, наверное, прилично, — предположила Бинэси.

— Да какая разница?! — махнула рукой Грета. — Даже если бы платили в десять раз меньше, я всё равно полетела бы! Это же ради человечества! Понимаешь?!

Бинэси удивлённо и с восхищением смотрела на Грету. Как это было похоже на её собственные мысли, на её собственные желания. Неужели кто-то ещё хочет того же самого — работать ради человечества? Бескорыстно работать! Неужели Грета искренне об этом мечтает?!

Они проговорили весь вечер и расстались близкими подругами.

А через два месяца снова встретились на МКС, и Грета воодушевлённо рассказывала о полёте, о работе на станции, об испытаниях, о космосе вдали от всех планет. И в какой-то момент Бинэси вдруг заметила, что нестерпимо хочет обнять Грету, прижать её к себе, почувствовать её. Как удивительно это было похоже на чувства к Бренде — ещё тогда, в школе...

В тот же вечер они оказались в каюте Бинэси и стали больше чем просто подругами.

Автор: Andrej 8.5.2021, 10:21

4.

— Что произошло на станции номер сто двадцать пять?

— Вы уверены, что хотите знать правду? Предыдущие мои собеседники остались недовольны.

— Да, расскажите всё, как было.

— Вы видели запись с моего нейрокиба?

— Конечно. Но там только результат. Собственно взрыва нет — видимо, излучение нарушило процесс съёмки.

— Взрыва! Никакого взрыва не было.

— Да, мы видели запись вашего первичного опроса на МКС и вчерашнего допроса агентами БНД. Мы знаем ваше мнение по этому поводу.

— Тогда ничего нового я вам не расскажу.

— И всё-таки, мисс Колберт, вам придётся ещё раз рассказать свою версию. Мы вас внимательно слушаем.



Бинэси, прикреплённая тросом к обшивке станции, ремонтировала заклинившую солнечную панель. Метрах в тридцати от неё, почти на другом конце продолговатого корпуса СПАЗа, рядом с ракетными шахтами работала Грета.

Подходил к концу второй месяц их совместной командировки на станции №125. Бинэси стала напарницей Греты совсем недавно — полгода назад, в феврале 2114-го. В 2113 году руководство «Объединённых космических линий» наконец удовлетворило её просьбу о зачислении на переподготовку по управлению космолётами типа «Луань-няо» с термоядерными двигателями. И к концу года Бинэси, получив лицензию, подала заявление на перевод в отдел монтажа станций противоастероидной защиты. Так они с Гретой начали летать вместе: Таубер в должности инженера, а Колберт — пилота и инженера-монтажника. Работа на станции №125 была их второй командировкой.

По задумке разработчиков, комплекс из сотен СПАЗов образует сферу вокруг Земли диаметром 60 миллионов километров. Каждая станция, снабжённая солнечными батареями, радарами и двигателями для стабилизации своего положения в составе сферы, представляла собой, по сути, пусковую установку для ракет с ядерными боеголовками. Цели станций — любые крупные объекты, траектории полёта которых проходят недалеко от Земли. Центр управления находился на Земле, а два дублирующих — на Луне и МКС.

За неполных два месяца Бинэси и Грета собрали станцию, настроили все вспомогательные компоненты и саму пусковую установку, провели ряд тестов, и теперь дорабатывали всякие мелочи и «подкручивали гайки».

— У тебя всё в порядке? — спросила Бинэси, закрепляя крышку механизма поворота солнечной панели.

— Да, я уже заканчиваю, — раздался в ушах голос Греты.

— И я. Тогда встречаемся у шлюза.

— Хорошо.

Бинэси положила инструменты в сумку и медленно повернулась к Грете. Далёкая фигурка в белом скафандре с блестящим зеркальным забралом шлема тоже обернулась и помахала рукой. Бинэси помахала в ответ и начала двигаться к шлюзу.

Вдруг она где-то на самом краю поля зрения заметила, как множество звёзд одновременно потухли, а потом зажглись снова, будто что-то большое и тёмное перекрыло их на секунду. Держась правой рукой за поручень, Бинэси обернулась — ничего. Перехватила поручень другой рукой, повернулась в другую сторону — взгляд вниз, вперёд, вверх... Черное пятно, закрывающее собой немалую часть обозримого пространства, висело над станцией. Бинэси не могла разобрать, что это, из чего оно состоит и где у него края. Она видела только бесконечно глубокую абсолютную черноту посреди звёздной россыпи. Бинэси инстинктивно вжалась в обшивку станции.

— Грета! Посмотри наверх. Ты видишь это?

— Что?

— Да обернись же!

— Scheiße[1]! Что это?

— Я не знаю...

Бинэси раскрыла виртуальный физико-диагностический модуль и начала перебирать различные режимы. От пятна шло электромагнитное излучение в радио- и терагерцевом диапазонах, но при этом возникали резкие всплески выбросов гамма-квантов. А главное — пятно состояло из органики.

— Грета, — позвала Бинэси, — я просканировала его на скорую руку...

— Я тоже.

— Хорошо. Оно, кажется, не движется. Просто висит.

— Оно нас изучает, — предположила Грета.

— Может быть...

— Что будем делать?

— Как будто нас учили таким случаям! — Бинэси прикинула, сколько времени добираться до шлюза обычным способом: слишком долго! В случае чего придётся включать двигатели.

— Если это что-то живое, надо установить контакт, — взволнованно сообщила Грета. — Оно излучает в трёх диапазонах. Можно попробовать послать что-то в ответ и посмотреть на реакцию.

— А если не живое?

— Тогда оно должно поддерживать связь с создателями. И передаст наше сообщение.

— Но что мы будем сообщать? На каком языке? И как кодировать? — растерялась Бинэси. — Мы же вообще не понимаем, с чем столкнулись!

— Сначала ничего сложного, — уверенно ответила Грета. — Короткие и периодические сигналы. Главное — крайне точная периодичность. Можно даже пару вариантов сделать с разной длиной пауз. Тогда они поймут, что мы живые и разумные. Наверное... Я надеюсь...

— Что-то слабо верится...

— Но попробовать стоит.

— Хорошо. Тогда надо идти к космолёту. Потихоньку. Без резких движений. Ты первая. А я понаблюдаю. Давай.

Грета развернулась и медленно, держась за поручни, двинулась к шлюзу. Буквально через секунду пятно заметно сместилось в её сторону.

— Оно идёт к тебе, — сказала Бинэси нерешительно. — Вроде бы...

— Я не буду смотреть, чтобы не терять времени. Сообщай мне.

Пятно снова сместилось, но уже не остановилось и продолжило приближаться к Грете.

— Оно идёт! — крикнула Бинэси. — Отцепляй трос и лети на двигателях! Скорее!

— Сейчас!

Бинэси увидела, как Грета оттолкнулась от станции, включила ранцевые двигатели скафандра, и тут её накрыла вытянувшаяся из пятна такая же чёрная бесформенная «лапа». В ушах слышалось тяжёлое дыхание Греты, затем раздалось что-то похожее на всхлип, и на Бинэси обрушилась тишина.

— Грета... — прошептала Бинэси.

От непонимания происходящего, от абсолютного абсурда ситуации она не могла двигаться, а только смотрела на пятно, которое всё больше обволакивало противоположный конец станции.

И вдруг пятно исчезло. А вместе с ним и та часть СПАЗа, что оказалась поглощенной пятном. Бинэси, держась за поручень, провисела в полной растерянности больше минуты, пока не опомнилась, отцепила трясущимися руками трос и, включив ранцевые двигатели, полетела туда.

Кусок станции будто вырвали с мясом: рваные края листов обшивки, разрезанные переборки, связки кабелей и разлетевшиеся облаком при разгерметизации мелкие детали и обломки. Осмотревшись, Бинэси поняла, что полностью исчез отсек с ядерными ракетами и пусковыми шахтами. Она попыталась ещё раз вызвать Грету, но услышала в ответ лишь тишину. Грета пропала внутри пятна.

Шок первых минут прошёл, Бинэси понемногу начинала приходить в себя. И тут её накрыла слабость. Глаза сами собой закрывались, дыхание сделалось прерывистым, внимание рассредоточилось, ориентироваться в пространстве становилось всё тяжелее и тяжелее. Бинэси схватилась за торчащий конец балки и безуспешно попыталась пристегнуться к ней. Наконец, оставив попытки, обхватила её обеими руками и закрыла глаза. Сильно хотелось утереть холодный пот с лица, вот только мешал шлем. Сознание стремилось покинуть Бинэси, но она сопротивлялась изо всех сил. Грета... Грета... Как же так? Как же так? Почему? Зачем? Грета... Как же так?..

Когда Бинэси снова открыла глаза, вокруг было темно. Она подняла взгляд и не увидела звёзд. Только антрацитовую тьму и россыпь мерцающих огоньков, бесформенной стайкой хаотично перемещающихся внутри неё. Вдруг что-то подхватило Бинэси, оторвало от балки и понесло туда — в глубину, во мрак. Огоньки окружили её и завертелись вокруг в странном танце.

Бинэси висела внутри чёрного пятна и не могла двинуться — руки и ноги не слушались. «Всё», — подумала она, закрывая глаза. Но тут же снова раскрыла их, ясно почувствовав на себе чей-то взгляд.

— Кто здесь? — крикнула Бинэси.

Танцующие огоньки дёрнулись, остановились, а затем собрались в стайку перед пленницей.

— Кто вы? — спросила Бинэси. — Где Грета?

Огоньки мерцали не синхронно, но явно в каком-то своём, особом ритме.

— Изучаете? — спросила с горькой усмешкой Бинэси. — А что потом? Сожрёте?

Никто не ответил. И только через несколько минут в голове раздался мягкий мужской голос, лишённый эмоций и чётко выговаривающий слова:

— Прости. Мы не уследили. Я понимаю. Прости.

Стайка огоньков дёрнулась и рассыпалась. Тьма исчезла. Бинэси снова висела среди звёзд у покалеченной станции противоастероидной защиты. Одна на многие миллионы километров космического пространства.

Бинэси не помнила, как добралась до своего «Луань-няо», как сняла скафандр и оказалась в кабине управления. А очнувшись, поняла, что уже на малом ходу отлетела от станции на несколько сотен километров. Бинэси заглушила маршевый двигатель, включила тормозные и принялась размышлять.

Если она расскажет о смерти Греты и чёрных пятнах, поверят ли ей? А может, посчитают сумасшедшей и обвинят в убийстве? Но нейрокиб же всё записал! Записал? Бинэси раскрыла меню памяти нейрокиба, выбрала нужный отрезок времени и включила видео. Вот она спросила Грету, когда та закончит работу, вот Грета помахала рукой и... Начались подёргивания, пошли помехи и запись оборвалась. Картинка появилась снова лишь в тот момент, когда Бинэси осматривала повреждения станции. Но вот она закрыла глаза — и снова обрыв. Потом уже звёзды, станция и полёт на ранцевых двигателях к космолёту. Никаких пятен, никакого чужого голоса. И самое главное, гибели Греты Таубер.

Это было очень плохо. Не оставалось никаких свидетельств, кроме воспоминаний самой Бинэси. Но что делать в таком случае? Думать было очень трудно — голова раскалывалась.

Бинэси вышла из кабины и заглянула в каюту Греты — небольшую комнатку метр на метр со спальным местом на правой стене и панелью для крепления вещей на левой. В нижнем ящике лежала стандартная фирменная сумка «Объединённых космических линий», в одном из карманов — свёрнутый сменный комбинезон, в других — бельё, гигиенические принадлежности, личные вещи. В верхней части панели ИскИн космолёта продолжал выводить объёмную фотографию, на которой улыбающиеся Бинэси и Грета обнимаются и машут руками оператору. Бинэси, заворожённо смотря на фотографию, опустилась на пол, обхватила голову руками и зарыдала.

Сколько прошло времени, она не знала, но, уже почти обессилев, с трудом встала и, шатаясь и продолжая всхлипывать, побрела в мастерскую — к принтеру. Там Бинэси дождалась, когда отпечатается длинная свеча, и, взяв её, вернулась в каюту Греты. Откинула небольшой столик от стены, нагрела зажигалкой низ свечи и установила её на поверхность. Поднеся зажигалку к фитилю, запалила. Над верхним концом свечи тут же образовался синий огненный купол — поминальная свеча горела.

Бинэси выключила свет, опустилась на пол и приковала взгляд к огню. Грета не была оджибве, но Бинэси верила, что она обязательно должна попасть в Гаагиге Минаваанигозигивининг — землю, где умершие обретают счастье. Грета — добрая, бескорыстная и самоотверженная — достойна остаться там навечно. Пока сама Бинэси не придёт к ней, и они не воссоединятся снова.

Когда прогорела одна свеча, Бинэси сходила за второй, потом за третьей. Она сидела в темноте и смотрела на свечи. Не ела, не пила, не спала, снова и снова прокручивая в памяти случившееся. Могла ли она что-то сделать? Могла ли помочь Грете? К сожалению, ответить на эти вопросы она была не в силах.

В какой-то момент усталость начала брать своё. На Бинэси время от времени наваливалась дрёма, утягивая за собой в бездну без сновидений. Но каждый раз Бинэси просыпалась, стряхивала сон и продолжала смотреть на поминальную свечу.

Вновь открыв глаза, Бинэси растерялась — она парила среди звёзд, и где-то вдали человечек в скафандре махал ей рукой. Она сразу поняла — это Грета. Вдруг Бинэси начало знобить, а в нос ударил зловонный запах. Она огляделась в поисках источника, но ничего не обнаружила. Раздался вкрадчивый протяжный свист — один раз, другой... Тревожное предчувствие охватило Бинэси. Она крутилась из стороны в сторону, но ничего не видела. А фигурка в скафандре всё махала ей и махала, будто прощаясь.

И тут между Бинэси и Гретой появилось чёрное пятно, постепенно обретая форму и превращаясь в человекоподобное существо — полупрозрачное, очень высокое и худое. Когда оно обернулось, обнажив острые зубы в безгубом рте, Бинэси прошиб холодный пот — она узнала существо. Дух-людоед Вендиго улыбнулся, выдохнул очередную порцию зловония, свистнул и устремился к Грете. Бинэси бросилась ей на помощь, но расстояние сократить никак не получалось. Тем временем Вендиго схватил фигурку в скафандре, не церемонясь, откусил ей голову, а потом затолкал в пасть и остальное тело. Стерев с лица кровь, он снова обнажил клыки в ужасной улыбке и удовлетворённо присвистнул.

С минуту он с интересом смотрел на Бинэси, а она со страхом и ненавистью на него. Наконец Вендиго издал ласковый зовущий свист и протянул руку, которая, удлиняясь, начала приближаться к Бинэси. Но тут улыбка слетела с лица людоеда, он скосил глаза в сторону, и рот его перекосился от страха. Вихрь мерцающих огоньков налетел на Вендиго, закружил его и разорвал на мелкие кусочки.

— Бинэси! — раздался мягкий мужской голос. — Твоё время ещё не пришло. Гаагиге Минаваанигозигивининг не ждёт тебя. Ты не исполнила свой долг, Громовая птица! Рогатый змей на свободе. Он скоро выйдет на охоту. И ты должна быть рядом, чтобы поразить его. Так лети же, укройся плащом из туч и ничего не бойся!

— О, Гитчи-Маниту! — крикнула Бинэси. — О, Великий Дух! Ты знаешь всё, тебе всё подвластно! Верни мне Грету, Гитчи-Маниту! Прошу тебя!

— Исполни свой долг, Громовая птица. И вы снова будете вместе.

— Но как? Когда? Где мне найти рогатого змея? Кто он?

— Ты всё поймёшь сама. Слушай своё сердце, Громовая птица. Оно тебя не обманет.

Мерцающие огоньки исчезли, и Бинэси снова открыла глаза. На столике перед ней догорала поминальная свеча.

_____________

[1] Восклицание, аналогичное русскоязычным «блин!», «чёрт!» и другим, более нецензурным (нем.)

Автор: Andrej 15.5.2021, 13:10

5.

— Давайте фантазии оставим в стороне и вернёмся в реальность...

— Фантазии! Хм!

— Да, мисс Колберт, это пока лишь ваши фантазии. А скажите, вы знали, что за неделю до вашей командировки на станцию сто двадцать пять Грета Таубер встречалась с неким Юргеном Зальцманом?

— Нет. Кто это?

— Это её любовник. Они встречались не один раз дома у Зальцмана.

— Не может быть...

— Есть трекинг нейрокиба Таубер, показания свидетелей, показания Зальцмана, записи его нейрокиба. Это правда.

— Не может быть...

— Вы узнали об этом и решили убить Грету, так ведь? Случайный взрыв заряда при испытаниях. Всё просто и легко.

— Я не убивала Грету! Это невозможно!

— Может быть, вы и не планировали заранее, а действовали импульсивно, спонтанно. Соглашусь. Но вы убили её.

— Нет! Я не могла! Если бы я знала, то просто попросила бы руководство заменить напарника. И всё! Я любила Грету!

— И всё же она мертва. А были там только вы вдвоём. Взрыв...

— Да не было никакого взрыва! Компания послала туда экспертов. Когда они всё изучат, то подтвердят, что взрыва не было! Почему вы не хотите меня слушать?!

— Успокойтесь, мисс Колберт. Мы всего лишь рассматриваем версии.

— Мне нужен адвокат.

— Мы вас пока официально не обвиняем.

— Мне нужен адвокат.





Нейрокиб включился, как только Бинэси ступила на тротуар Бульвара Батлера в Хьюстоне. Календарь показал субботу 23 февраля 2115 года, 9:25 утра. Семь месяцев прошло с того дня, как Особая комиссия НАСА отправила её на реабилитацию в Центр специализированной помощи Ли и Джо Джамейл при Центре космической медицины Медицинского колледжа Бейлора. Семь месяцев групповой терапии, личных сеансов и упражнений. Семь месяцев без связи с внешним миром.

Наконец всё закончилось. Бинэси вздохнула с облегчением и оглянулась, мысленно прощаясь с Центром. В августе прошлого года, после всех допросов и возвращения экспертов со станции №125, её дело быстро свернули за недостатком улик. «Объединённые космические линии» не стали предъявлять иск Бинэси, не разорвали контракт и даже оплатили семь месяцев пребывания в хьюстонской клинике. Теперь впереди была неделя отпуска и возвращение в офис «ОКЛ» для назначения на новую работу.

Аэротакси прибыло через минуту. Бинэси удобно устроилась в кабине, машина мягко поднялась в воздух и понесла её в аэропорт Хьюстон Интерконтинентал. По пути Бинэси раскрыла поиск новостей и задала «Грета Таубер». Последнее официальное сообщение датировалось сентябрём прошлого года. «Следствие признало происшествие на СПАЗе №125 несчастным случаем вследствие халатности инженера “Объединённых космических линий” Греты Таубер во время штатных испытаний ядерной пусковой установки», — прочитала Бинэси.

«Вот, значит, как! — вскипела она. — Свалили всё на Грету! А мои показания? А заключение экспертов? Ну да — так проще. Всё равно никто не узнает правды. А моё видео в Сети — что оно даёт? Да ничего. Только повод для обсуждения любителям теорий заговоров». Бинэси заставила себя успокоиться — что-то изменить она была не в силах. Тем более через полгода после событий.

Может быть, и ей на самом деле всё показалось: и голос, и мерцающие огоньки, и вообще предполагаемая разумность пятна? Просто рядом со станцией образовалась краткосрочная энергетическая аномалия, убила Грету, задела станцию и пропала. Может такое быть? Наверное, может. По крайней мере, в этом её старались убедить хьюстонские врачи в течение последних месяцев. Просто аномалия. А второго пятна с мерцающими огоньками не было совсем. Это галлюцинация, спровоцированная шоковым состоянием. Всё очень просто и банально. И не надо об этом больше думать.

В аэропорте Хьюстона Бинэси села на самолёт до Детройта, затем пересела на рейс до Су-Сент-Мари. Там, выйдя на парковку Международного аэропорта округа Чиппева, она не смогла сдержать улыбки — яркое солнце играло на снежных сугробах по границам парковки и весело отражалось от стёкол автомобилей. Как давно Бинэси не видела снега! Как давно она не была дома!

Застегнув только что купленную в аэропорте тёплую куртку, Бинэси последовала за виртуальными стрелками к арендованному электромобилю. При её приближении тот приветственно мигнул фарами и открыл дверь. Сообщив адрес в Бей-Миллс бортовому ИскИну, Бинэси чуть опустила спинку кресла и закрыла глаза — до дома было около часа пути.





Рой и Вэлери Колберт встретили дочь улыбками и объятиями. В комнате Бинэси всё оставалось по-прежнему, и через полчаса, приняв душ и переодевшись, она спустилась в гостиную. На столе уже стояли горячая душистая запечённая форель, картофель и нарезанные овощи.

— Ну, рассказывай, — попросил отец, пока мать накладывала дочери рыбу и картофель. — У тебя же есть, что рассказать?

— Я думаю, вы обо мне уже и начитались, и насмотрелись достаточно, — ответила Бинэси. — Знаете всю историю.

— Знаем, что говорят другие, — парировал Рой. — Но что ты сама думаешь обо всём? Как ты сама видишь эту историю?

— Расскажите лучше о себе, — попросила Бинэси. — Это же я на полгода выпала из жизни.

— Хорошо, — отец разлил белое вино по бокалам. — Вэл?

— У меня ничего не изменилось, — сказала Вэлери. — Так же учу детишек математике. В прошлом году пришла новая программа вирс-обучения — стало легче заинтересовать учеников. Мир расширили, квестов прибавили, зверушки стали более умными. Детей теперь от них не оттащишь.

— У нас такого в школе не было, — вздохнула Бинэси. — Помнишь, мам? О нейрокибах мы только легенды слышали, даже киберленсов ни у кого не было. Одни смартглассы. И все эти виртуальные помощники учителей... Никакой обратной связи! Иногда хотелось дать им хорошего пинка, чтобы тебя поняли. Завидую я современным детям.

— Да, теперь одно удовольствие, — подтвердила Вэлери.

— Ну а ты, пап?

— Я сменил работу. Сейчас сильно сокращают лесозаготовки и деревообработку. Мою компанию закрыли. Говорят, лет на тридцать-пятьдесят. Пока новый лес не вырастет. Пришлось ехать к троллям[1] в Траверс-Сити на вишнёвую ферму. Взяли техником на винный завод. Трёхлетний контракт подписали. Так что пока дела идут неплохо. Приходится только всю неделю там жить, а домой приезжать на выходные. Но это ничего. Главное — работа есть.

— Рыбачить ходишь ещё?

— Иногда бывает. Летом, в основном. Квоты сейчас очень жёсткие стали, — вздохнул Рой, — рыбы мало. И рыбоводческие фермы не сильно помогают. Вот собираются ещё несколько строить. Одна у нас, в Бей-Миллс, будет. Может быть, перейду к ним работать, когда откроются.

— Кстати, — спохватилась Вэлери, — Бин, ты помнишь Джона и Бренду?

— Помню, конечно.

— Они сейчас совсем рядом живут. Минут десять пешком. Джон такой красивый дом построил! И дочке их уже три годика. Ты бы зашла к ним.

— Завтра и схожу, — сказала Бинэси. — Пока выходные.

Вэлери убрала со стола грязные тарелки и остатки еды и поставила блюдо с традиционным мичиганским вишнёвым пирогом.

— Как давно я не ела наш вишнёвый пирог! — воскликнула Бинэси, глядя на румяную золотистую корочку и вдыхая сладкий аромат корицы.

— Жаль, ты не приехала домой три дня назад, — заметила Вэлери, — в День вишнёвого пирога. Какие только пироги мы не попробовали! Все соседи испекли по своим семейным рецептам!

— Ничего, мам, — успокоила Бинэси, — мне вполне хватит твоего пирога. Он — лучший на свете.

После чая Рой напомнил:

— Бинэси, ты обещала рассказать о том, что случилось в космосе.

— Хорошо, папа. Если ты так хочешь, то я расскажу всё, как было. Но с официальной версией это не имеет ничего общего.

И Бинэси рассказала о пятне, о стайке мерцающих огоньков, о поминальной свече и явившихся ей Вендиго и Гитчи-Маниту. Отец слушал молча, лицо его было бесстрастно и серьёзно. Когда Бинэси закончила, он произнёс:

— Я всегда верил в тебя, Громовая птица. Ты — избранная. Ты должна гордиться, что Великий дух Маниту возложил именно на тебя такую миссию. И оправдать его ожидания.

— Ты правда думаешь, что духи на самом деле говорили со мной, папа? — недоверчиво спросила Бинэси. — Это же могли быть просто галлюцинации.

— Галлюцинации бывают у белых, — отрезал Рой. — С оджибве разговаривают духи. Ты не имеешь права сомневаться в этом и отказываться от своих видений. Это дар!

— Спасибо, папа, — прошептала Бинэси.

— Ты должна пойти в Совет племени и рассказать всё. Племя должно знать.

— Зачем? — удивилась Бинэси. — Что они изменят, чем помогут? Или может быть, они знают, кто — рогатый змей? Это вряд ли. Я уверена — он не в Бей-Миллс, не в Мичигане, и даже не на Земле. Он где-то там, — она указала на потолок, — среди звёзд. И чтобы найти его, мне снова надо попасть туда.





На следующее утро, позавтракав, Бинэси отправилась к Джону и Бренде. Погода портилась, небо затянули тучи, дул холодный ветер.

Дом её школьных друзей, и правда, оказался неподалёку. Дверь открыла Бренда:

— Бин! — она раскинула руки и сжала Бинэси в объятиях. — Какая ты молодец, что пришла! А мне вчера оповещение пришло, что ты в Бей-Миллс — я чуть не упала! Ну проходи.

Бинэси вошла в светлую просторную комнату — одновременно и прихожую, и гостиную, и кухню. По лестнице со второго этажа спускался Джон — ничуть не изменившийся, с такими же длинными чёрными волосами, заплетёнными в две косички, спадающие на широкую крепкую грудь.

— А-ни, Бин! — улыбнулся он. — Решила вернуться к нам на Черепаший остров[2]?

— Да, наконец-то выбралась из космических глубин, — улыбнулась в ответ Бинэси.

— Сейчас я сварю кофе, — сказала Бренда. — Садитесь за стол. У нас только маффины с изюмом, Бин. Ничего? Если бы ты предупредила, что придёшь, я бы что-нибудь приготовила.

— Всё в порядке! — ответила Бинэси. — Я же не есть к вам пришла. Тем более что уже позавтракала дома.

Пока Бренда ждала кофе рядом с автоповаром, Джон решил похвалиться:

— Нравится тебе наш дом?

— Да, — искренне ответила Бинэси. — Удобный, симпатичный.

— Это Бренда спроектировала, а я построил. У нас с ней своя компания. Как мы и хотели после школы, помнишь? Она рисует, я строю. Конечно, у нас есть и архитектор, и специалист по электронике, и рабочих десять человек. По всему Мичигану строим дома. Зря ты нас тогда бросила.

— Я не бросала, — Бинэси стало немного неуютно.

— А кто в Су-Сент-Мари сбежал? И так и не вернулся?

— Это было необходимо.

— С друзьями так не поступают, Бин.

Бинэси уже приготовилась встать и уйти, но Джон, спохватившись, добавил:

— Но мы не в обиде. Правда, Бренда?

— Конечно! — Бренда поставила на стол поднос с маффинами и большими кружками кофе. — У нас всё хорошо, у тебя всё хорошо. Все довольны! Жизнь прекрасна!

Бинэси промолчала и отхлебнула кофе. Он оказался на удивление крепким и не сильно сладким — как она и любила.

— Мы слышали, ты на реабилитации несколько месяцев была, — сказал Джон. — Как себя чувствуешь?

— Сносно, — ответила Бинэси. — Раз выписали, значит, всё в порядке.

— Хорошо, — сказала Бренда. — Трудно, наверное, вспоминать о том случае?

— Сейчас уже не так переживаю. Но помню всё до мельчайших деталей.

— Мы, кстати, видели твоё видео в Сети. И тоже не поверили в то, что это взрыв был. Расскажешь?

— Может, не стоит? Вы наверняка не поверите.

— Ну почему же? — спросил Джон. — Если скажешь правду, то мы поверим. Ты же нам не будешь врать?

— Я не вру. Особенно о таком.

— Тогда рассказывай. Хоть не ты одна будешь знать, как всё было на самом деле.

— Я вчера родителям рассказала, так они меня чуть силой не потащили в Совет племени, — усмехнулась Бинэси. — Уж очень важным им это всё показалось. Надеюсь, вы не станете делать то же самое?

— Ой, нет, Бин! — отмахнулась Бренда. — Рассказывай.

И Бинэси второй раз за последние двенадцать часов повторила свою историю.

— Нет, Бин, ты извини, — произнёс Джон, когда она закончила, — но я во всё это не верю. Духи, боги... Оставим это старикам. Я уже давно отрицаю племенные традиции. Всё это мистика и выдумки.

— В клинике мне это и пытались внушить, — согласилась Бинэси.

— Не получилось?

— Да я и сама не знаю, — покачала головой Бинэси. — Умом вроде хочу с ними согласиться. Но ведь я так чётко всё помню! Всё было так реально! Это невозможно так просто взять и стереть из памяти. Вот и отец тоже говорит, что белые ничего не понимают и что им не следует влезать в наши отношения с духами. Он мне верит. Да и мне трудно не верить своим глазам и ушам.

— И что?

— Я не могу доказать то, о чём рассказываю. Но и отказаться от этого не могу. Я это видела. Это было.

— И ты будешь искать рогатого змея? — усмехнулся Джон.

— Буду.

Джон посерьёзнел и, немного наклонившись вперёд, произнёс:

— Ты всегда была странной, Бин. И за эти годы, я смотрю, ничего в тебе не поменялось. А у нас, в Бей-Миллс, жизнь проста и понятна. Не надо её усложнять.

— Хорошо, — Бинэси встала. — Спасибо за кофе. Ещё увидимся.

Она надела куртку и вышла в хмурый морозный день.





«Как странно, — думала Бинэси по пути домой. — После стольких лет я совсем ничего не почувствовала рядом с Брендой. Может, потому что она уже не та Бренда, что была в школе — подстриглась, пополнела? Может, и я изменилась... А Джон, кажется, до сих пор переживает из-за моего отъезда из Бей-Миллс. Бедный Джон...»

Дул сильный ветер, валил густой снег, начиналась метель. Добравшись до дома родителей, Бинэси на секунду остановилась и повернула к озеру. Ступила на укрытый снегом лёд, прошла пару десятков метров, всмотрелась вдаль — туда, где по незамёрзшей тёмной воде катились крупные волны.

— Где ты? — проговорила она. — Где ты прячешься? Озеро стало для тебя слишком тесным?

Налетевший порыв ветра покачнул Бинэси, но она устояла. Закрыла глаза, подставив лицо колючему ледяному потоку, и раскинула в стороны руки.

— Я лечу к тебе! — крикнула она. — Громовая птица летит!

Снег забивался за шиворот, порывы ветра мешали дышать и пытались сбить с ног, а Бинэси всё стояла с закрытыми глазами и кричала угрозы рогатому змею.

___________________

[1] Так жители Верхнего полуострова штата Мичиган называют жителей Нижнего полуострова, потому что, если смотреть на карту, те живут ниже моста, соединяющего полуострова, то есть «под мостом», как тролли из норвежских сказок.

[2] Так индейцы называют американский континент. По легенде, когда в мире была только вода, ондатра зачерпнула грязи со дна океана и положила её на спину черепахи. Грязь начала умножаться, а черепаха расти. И вскоре на спине огромной черепахи появился материк.

Автор: Nil admirari 16.5.2021, 15:23

Цитата(Andrej @ 8.5.2021, 10:21)

Автор: Andrej 17.5.2021, 8:02

Цитата(Nil admirari @ 16.5.2021, 15:23)

Чёрное облако Фреда Хойла

Автор: Andrej 18.5.2021, 12:05

Почитал о "Чёрном облаке". Да, удивительна некоторая аналогия.
Но у Хойла оно очень большое (очень!) и, как я понял, является вместилищем разумной жизни. У меня иная концепция. ))

Автор: Andrej 18.5.2021, 21:31

6.

На космодроме «Марс-1» Бинэси у трапа встречал сам директор станции — доктор Жак Бланкар.

— Здравствуйте, мисс Колберт! — поприветствовал её Жак. — Пусть наши техники разгружают ваш челнок, а мы пойдём на станцию — пообедаем, выпьем кофе.

— Пойдёмте, — согласилась Бинэси.

И они в молчании двинулись к станции. Жак не заводил разговор, понимая, что сейчас девушке, впервые попавшей на Марс, намного интереснее просто смотреть по сторонам.

Станция располагалась на довольно ровном плато, окаймлённом холмами. Несколько крепких зданий, соединённых коридорами, генераторы кислорода и четыре испытательных экокупола, где шли эксперименты по терраформированию и созданию замкнутых экосистем. День был в самом разгаре, на ясном небе светило яркое солнце, купола блестели и на фоне рыжих холмов выглядели изумительно красивыми.

Это был первый полёт Бинэси после более чем полуторагодового перерыва. Выписавшись из клиники и погостив у родителей, она вернулась в «Объединённые космические линии», которые согласились продлить с ней контракт только при условии, что на время его действия она не будет давать комментарии и интервью по поводу происшествия на станции №125. Следующий год Бинэси провела в группе технического обслуживания шаттлов, летавших на МКС и Луну. Она неустанно подавала заявления с просьбой снова допустить её к полётам, и вот, наконец, в марте 2116-го получила приглашение на недельные курсы и экзамен по пилотированию «Луань-няо». Успешно пройдя все тесты, Бинэси с большой радостью вернулась в кабину термоядерного космолёта, на котором должна была доставлять грузы с МКС на Марс. Туда, куда мечтала попасть с детства.

И вот теперь она здесь — смотрит на марсианское солнце и марсианские холмы, ступает по марсианской земле и взметает рыжую марсианскую пыль ботинком скафандра! Бинэси остановилась, присела и, зачерпнув рукой горсть пыли, смотрела, как она медленно сочится вниз между пальцами. Неужели это на самом деле Марс?!

Она подняла голову — поодаль терпеливо ждал директор станции. Бинэси поднялась и зашагала к нему.

— Извините, сэр, — сказала она. — Пойдёмте.

— Ничего, — мягко ответил Бланкар. — Я вас отлично понимаю.

Пройдя шлюз, они сняли скафандры, и Жак — черноволосый стройный мужчина за сорок — проводил Бинэси до пустой столовой.

— Обед у нас уже закончился, — объяснил Жак. — Так что все заняты работой. А мы с вами спокойно поедим. Вы не против куриного жаркого с картофелем? У нас здесь прекрасный аппарат синтеза куриного мяса. Не пожалеете.

— Я не против, — улыбнулась Бинэси.

— Отлично! — Жак запустил программу автоповара и поинтересовался: — Вина? На станции запас его очень небольшой, но, я думаю, сейчас — самый тот момент. Как вы полагаете? Отметим ваш первый день на Красной планете?

— Не откажусь.

— Прекрасно!

Спустя несколько минут на столе стояли две дымящиеся тарелки с жарким и два бокала красного пино нуар.

— За что будем пить, — спросила Бинэси, поднимая бокал.

— Я предлагаю за самую красивую девушку на Марсе, — улыбаясь, хитро прищурился Жак.

— Кто она? — подыграла ему Бинэси.

— Вы, конечно, — серьёзно ответил Жак и протянул бокал.

Бинэси чуть дотронулась своим бокалом до его:

— Не слишком ли рано вы начинаете, мистер Бланкар?

— На Марсе ничего не бывает рано, — заметил Жак. — Здесь, как в Зазеркалье — чтобы только оставаться на месте, нужно бежать очень быстро.

— Тогда пока не будем повышать скорость.

— Как скажете, мадемуазель, — Жак пригубил вино. — Попробуйте жаркое — аромат просто превосходен!



Бинэси разбудил сигнал тревоги.

Пока шла разгрузка челнока, началась песчаная буря, и Бинэси пришлось задержаться на станции. Жак выделил ей отдельную комнату для спокойного отдыха после двадцатисемичасового перелёта от МКС и посадки, и Бинэси уже начала погружаться в сон, когда услышала сирену.

Она встала с кровати и прочитала сообщение, выскочившее сверху поля зрения: «Всем сотрудникам собраться в комнате отдыха!». Бинэси раскрыла план станции, нашла место сбора, надела куртку и выбежала в коридор.

В комнате отдыха уже ждали шесть человек, включая директора станции. Вслед за Бинэси вошли ещё трое. Жак оглядел присутствующих и сказал:

— Мисс Колберт, вы можете вернуться в комнату. Ситуация не касается вас и вашего челнока.

— Я останусь, сэр, — ответила Бинэси. — Пока я на станции, я — член команды.

— Ваше право, — кивнул Жак. — Итак. Буду краток. Металлическая конструкция, по всей видимости, фонарный столб, вырванный бурей, пробила четвёртую теплицу и застряла в куполе. Воздух уходит наружу. То, что могут погибнуть растения и животные — очень плохо. Но что ещё хуже — внутри остался Никитин. Как вы понимаете, выходы из теплицы автоматически заблокировались. А Никитин не успел покинуть купол в отведённое время. Включаю громкую связь и изображение с камер. Серж, как себя чувствуешь?

В комнате возник виртуальный экран, на котором среди кустов и деревьев стоял молодой полнолицый человек с тёмно-русыми волосами и надписью на комбинезоне — «Доктор Сергей Никитин».

— Нормально пока, — ответил он. — Воздух выходит не быстро, но трещина увеличивается. Боюсь, как бы сегмент вообще не лопнул.

— Ясно. Какие предложения? — обратился Жак к сотрудникам.

— Взломать дверь и вывести Никитина, — предложил кто-то.

— Разгерметизировать ещё и коридор? — спросил Жак. — Мы и так потеряем много воздуха.

— Он сам не может дыру заделать?

— Нет. Нужных инструментов, чтобы срезать столб, у него нет. Да и подняться на высоту пяти метров он не сможет.

— Тогда дождёмся конца бури, выйдем и заделаем дыру снаружи.

— А если сегмент купола всё-таки лопнет раньше? — поинтересовался Жак. — Надо идти сейчас.

— Это невозможно! — возразил один из сотрудников. — Там ветер больше сорока метров! Это самоубийство.

— А если не пойдём, будет убийство, — парировал Жак. — Что вам больше нравится?

Все молчали.

— Так, — подвёл итог Бланкар, — Катилюс и Виссер, готовьтесь к выходу.

— Я не пойду, — отрезал небритый со впалыми щеками Тимо Виссер. — И Линасу не советую. Есть правила техники безопасности. Там ясно сказано, что в такую бурю выходить наружу нельзя.

— Значит, тебе плевать на Сергея?! — возмутился один из сотрудников станции.

— При всём уважении к доктору, моя жизнь для меня дороже.

— Я тоже отказываюсь, — с неуверенностью проговорил полноватый невысокий Линас Катилюс с залысиной на макушке.

— Прекрасно! — произнёс Жак. — Оба техника отказываются работать. Видимо, за них должны это делать биологи и химики, так?

— Купол крепкий — выдержит, — сказал Тимо. — Кончится буря, мы выйдем и всё сделаем.

— Я пойду, — вступила в разговор Бинэси. — Я инженер, монтировала СПАЗы. Я умею работать инструментами.

— Я не имею права вас пускать, — возразил Жак. — Если с вами что-то случится...

— Отвечать буду только я, — продолжила Бинэси. — Вы не мой начальник.

— Я не об этом! Я не могу позволить себе, чтобы с вами что-то случилось. — Жак посмотрел Бинэси прямо в глаза. — Поэтому мы пойдём вместе. И никаких возражений! А эти... техники пусть посидят, посмотрят и подумают о своей совести. Идёмте, Бинэси.

По пути Жак объяснял:

— У шлюза снаружи есть десять тросов. Они движутся по каналам в стенах. Мы пристегнёмся не одним, как обычно, а тремя — двумя за плечи, третьим — за пояс. Так мы отлично зафиксируемся.

Они вошли в мастерскую, Жак отыскал два баллона с пластраствором, резак и кувалду. Резак сразу взяла Бинэси, оставив директору остальное.

— Вдоль стены дойдём до четвёртой теплицы — мы так называем экокупола, — продолжал Жак, пока они шли к шлюзу и надевали скафандры. — Там поднимемся по лестнице до уровня пробоины и по подмосткам доберёмся до столба. Вы его срежете, я кувалдой выбью остаток внутрь и заделаю дыру пластраствором. Понятно?

— Конечно.

— Не думайте, что это легко, — предостерёг Жак. — При таком ветре каждое движение — большой труд. Даже стоять на месте.

— Я понимаю. Выходим? — запечатала последний шов на скафандре Бинэси.

— Я первый, вы — за мной. Делайте то же, что и я.

Когда открылась внешняя дверь, в стекло шлема ударила пыль, а ветер чуть не сбил с ног. Жак прижался к стене шлюза и, пошарив за углом правой рукой, вытянул трос.

— Я пристегнусь и выйду, — сказал он. — Потом вы.

Жак зацепил два троса за плечевые кольца и один за поясное кольцо и, выступив наружу, почти сразу скрылся в рыжей пыли.

— Видимость не больше полуметра, — сообщил он. — Идите прямо за мной. И держитесь за поручни.

Бинэси тоже пристегнулась и последовала за директором. В океане пыли видно не было ничего, только стену рядом и спину Жака. Идти оказалось неимоверно трудно — ветер трепал нещадно: сначала он вжимал в стену, затем дул в лицо, так что на каждый шаг уходило не меньше минуты. Немного передохнуть получилось за поворотом, у стены, защищающей от основного потока марсианского воздуха и пыли. Жак и Бинэси посидели несколько минут, отдышались и двинулись дальше.

Наконец, когда силы уже почти кончились, Жак сказал:

— Мы на месте. Сейчас обойдём купол и поднимемся по лестнице номер пять до третьего уровня. Потом всего несколько шагов вправо — и увидим пробоину. Там ветер в сторону купола — будет легче.

— Поняла, — ответила Бинэси.

Передохнув, они добрались до лестницы и поднялись наверх. Из купола разбитым фонарём наружу торчал круглый металлический столб толщиной сантиметров десять. В стороны от него шли довольно крупные трещины, расходясь сетью более мелких. Столб держался уже не плотно и пошатывался от порывов ветра.

— Плохо дело, — сообщил Жак. — Я в трещину могу палец засунуть. Столб скоро сам упадёт. И проломит сегмент купола. Тогда весь воздух взрывообразно выйдет наружу...

— Я приступаю, — не дослушав, ответила Бинэси и включила резак.

— Серж! — вызвал Никитина Бланкар. — Держишься? Мы сейчас разрежем столб и заделаем дыру. Отойди подальше, чтобы обрезок на тебя не упал. Как слышишь?

— Слышу, — отозвался Никитин. — Ухожу.

Столб торчал низко, под ногами, и резать его, наклонившись почти вплотную, было неудобно — плечевые тросы сильно ограничивали движения. Бинэси остановила резак:

— Я отцеплю тросы от плеч.

— Нет! — крикнул Жак. — Нельзя!

— Я не могу так резать. Да и ветер в сторону стены дует — он сам меня поддержит.

— Режьте так. Пусть дольше, но безопаснее.

Бинэси снова наклонилась, тросы натянулись. «К чёрту!» — подумала она и отстегнула два троса. Всё равно Жак, стоявший по ту сторону столба и еле различимый в клубящейся пыли, ничего не увидит. Резать стало значительно легче, а ветер и правда дул в правый бок и прижимал к куполу.

Очень скоро наружная часть столба отделилась и упала вниз. В тот же момент вторая половина, не удержавшись в куполе, соскользнула внутрь.

— Пластраствор, Жак! — крикнула Бинэси.

Жак выхватил баллон и начал заделывать дыру от краёв к центру по спирали. Пластраствор сразу схватывался, не давая вырывающемуся из-под купола воздуху разбрызгивать себя. Бинэси облегчённо распрямилась:

— Отлично!

И тут внезапно налетевший порыв ветра откинул её назад. Подмостки ушли из-под ног, пылевой поток подхватил Бинэси и ударил о купол и подмостки.





Она снова парила в тёмной пустоте среди миллионов звёзд. Вокруг — тишина, спокойствие и полное одиночество. Холода не чувствовалось. Наоборот — комфортное расслабляющее тепло обволакивало её тело. Как же здесь хорошо! Так хочется закрыть глаза и плыть, и плыть...

Вдруг далеко впереди показался какой-то предмет. По мере приближения он увеличивался, и наконец перед Бинэси предстал неуклюжий гротескный и вместе с тем мощный звездолёт.

«“Гагарин”!» — узнала она.

Звездолёт блестел на солнце, поигрывая гранями и отблесками на солнечных панелях и радиаторах.

Но что это?! Огромный страшный рогатый змей стремительно летел к ним. Бинэси напряглась, готовясь к атаке. Но змею она была не нужна — он широко разинул зубастую пасть, и звездолёт исчез в его бездонной как чёрная дыра глотке.

— Не-ет! — закричала Бинэси.

И очнулась.





— Какого чёрта вы отстегнули тросы?! — прокричал Жак, увидев, что Бинэси открыла глаза.

Бинэси осмотрелась: она сидела на земле у лестницы, по которой они поднимались на купол. Рядом, опершись на колено, что-то кричал Жак. С другой стороны в песчаной кутерьме бури виднелись очертания чьих-то ног.

— Долго я была в отключке? — спросила Бинэси.

— Нет, минут десять, — ответил Жак более спокойно. — Хорошо, что подоспел Катилюс — один я бы вас не спустил сверху. Вы можете идти?

— Сейчас встану и попробую.

Бинэси схватилась за лестницу, подтянулась и поднялась на ноги. Почувствовала натяжение тросов на плечах — пристегнули уже, пока она была без сознания. А Катилюс молодец всё-таки — решил выйти вслед за ними! Правда, и без него успели справиться, но подоспел он вовремя — тут ничего не попишешь. Эх, если бы не этот порыв ветра! Позор! Так беспечно себя повести! Так глупо!

— Линас, спасибо, — поблагодарила техника Бинэси.

— Без проблем, — ответил тот.

— Мисс Колберт, — сказал Жак, — Идите за Катилюсом, а я — за вами. Линас, пошли!

И все медленно, держась за поручни, двинулись обратно к шлюзу.





В дверь постучали.

— Войдите, — пригласила Бинэси и села на кровати, спустив ноги на пол.

В комнату вошёл Жак с бокалами в одной руке и бутылкой пино нуар в другой.

— Я надеялся, что вы ещё не спите, Бинэси, — улыбнулся он. — Не против после такой трудной операции выпить по бокалу?

— Садитесь, Жак. Я совсем не против.

Бланкар разлил вино и протянул бокал собеседнице:

— За успешное спасение доктора Никитина!

— Согласна, — кивнула Бинэси.

— И за его спасительницу — прекрасную мадемуазель из «Объединённых космических линий»!

— Спасибо, Жак. Но я там была не одна.

— И всё-таки. Выпьем!

Они осушили бокалы, и Бланкар наполнил их снова.

— Бинэси, — начал Жак, — я пришёл сделать вам предложение.

— Уже? — с театральным удивлением улыбнулась Бинэси.

— Да бросьте, — махнул рукой Жак. — Предлагаю вам остаться здесь, на станции. Инженером. Я отправляю Тимо Виссера на Землю. Команда больше не хочет с ним работать. Да и я, честно сказать... Вы могли бы занять его место. Вы же хотели работать на Марсе, как сказали мне за обедом.

— Да, хотела, — подтвердила Бинэси.

— Так оставайтесь. Я напишу заявку в комитет, пошлю письмо в «ОКЛ», чтобы прервали ваш контракт без каких-то неприятностей для вас. Максимум через месяц вы сможете вернуться сюда и приступить.

— Лучшей замены Виссеру вы не видите?

— Не в этом дело, Бинэси. Я хочу, чтобы здесь со мной работали именно вы. Я хочу быть рядом с вами. Я, конечно, немного сумбурно говорю. Может быть, тороплю события... Но вы сейчас улетите, а я не успею вам всего сказать...

Бинэси молчала и наблюдала за душевными мучениями Жака.

— Дело в том, что я никогда ещё не встречал такой женщины, как вы, Бинэси. Я восхищён вами. И был бы очень рад, если бы у нас что-то получилось, — он с надеждой посмотрел в глаза Бинэси.

— Я не могу остаться, — вздохнула Бинэси.

— Но как же? — опешил Жак. — Вы же так хотели...

— Всё изменилось.

— Когда?

— Сегодня. Там, у купола. Марс — не моё будущее, Жак.

— А что же тогда?

— Моё будущее — это «Гагарин». Там я нужнее, чем где-либо.

Автор: Andrej 30.5.2021, 20:11

Павел Васильев

1.

«Поздравляем! Вас выбрали для участия в международной исследовательской экспедиции в систему Сафари-35 на звездолёте “Гагарин”. Вам следует прибыть 01.07.2117 г. к 9:00 в офис корпорации “Роскосмос” по адресу: ... В случае нежелания участвовать в экспедиции, просим как можно скорее уведомить нас о вашем решении ответом на это письмо».

Павел свернул сообщение, опустил рюкзак на пол и сел на табурет. «Ну вот и всё... Мечтал уехать подальше и надолго — получите, распишитесь. Что у нас сейчас? Пятница, 25 июня. Меньше недели осталось... Как же неожиданно-то...»

— Чай готов, — сообщил ровный мужской голос квартирного ИскИна.

— Спасибо, Дживс, — ответил Павел. — Мне тебя не хватало.

— Вас не было четыреста двенадцать дней, девятнадцать часов, тринадцать минут и двадцать две секунды. Поездка была плодотворной?

— Да, — Павел встал. — Сейчас выпью чая, приму душ и поеду в университет — сдавать материалы.

— К вашему возвращению я приготовлю борщ и пирожки с яблоками.

— Отлично! По ним я тоже скучал.

Павел, высокий, худой, с узким уставшим лицом и соломенного цвета волосами, прошёл на кухню, там же помыл руки и, взяв из ниши автоповара чашку крепкого чая с бергамотом и блюдце с маковым рулетом, сел за стол напротив окна. За стеклом простирался деревенский ландшафт, ярко освещённый солнцем.

— Дживс, убери трансляцию с окна, — попросил Павел.

Изображение пропало, и Павел увидел окна противоположного крыла дома и несколько разноуровневых перемычек-коридоров, соединяющих различные корпуса. Было утро, и солнце, так же как и на трансляции, светило ярко, отражаясь от системы зеркал жилого комплекса, где на семьдесят втором этаже в двухкомнатной квартире жил Павел Васильев. Так непривычно было смотреть на всё это после года, проведённого в амазонских джунглях среди аборигенов племени Дслая — одного из последних неконтактных, оставшихся на Земле.

«Всего пять дней, — снова подсчитал Павел. — А что потом? Я никогда больше не увижу ни Воронежа, ни этой квартиры... Кто знает, что будет здесь через восемьдесят лет? И ни одного знакомого человека во всём мире, кроме моих спутников... А нужно ли мне это сейчас — спустя год? Или я всё-таки не смогу нормально жить, зная, что она где-то рядом?..»

И в его памяти всплыл один старый стих:

Неправда, будто время лечит;
Оно — не врач, а агроном,
Что боли семена селекчит,
Одно хранит, другое мечет
В сознанья рыхлый чернозём.

И всходы новые ростками,
Лучами гретые луны,
Взойдут бессонными ночами
Колосьями вины.

И жизнь тогда тобой довольна,
Когда, поля вспахав раздольно,
Мучительно чтоб было больно,
Ты жал плоды [1].

«Нет! Обрубить, отрезать всё разом! Через пять дней. И не иметь возможности вернуться. И никаких надежд. Да, нельзя отступать. Раз начал — надо завершать».

Павел допил чай и отправился в ванную.





На кафедре Павла уже ждали и ознаменовали его появление хлопком пробки шампанского и аплодисментами.

— С возвращением, Паша! — приветственно протянул полный бокал заведующий кафедрой Юрий Некрасов. — Ну, где твои эксабайты информации?

— Здесь, — похлопал себя по нагрудному карману Павел и взял бокал. — Всё здесь.

— Значит, пьём за успешную экспедицию!

Звякнули бокалы.

— Я в следующем году выделил время для спецкурса, — сказал Юрий. — Думаю, данных тебе хватит на целый курс, а?

— И на десяток статей хватит, и на фотовыставку, и на вирс-музей, — успокоил Павел.

— Ну, не будем тебя отвлекать. Давай закачивай всё в хранилище и оформляй по правилам. Там, наверное, часа на два-три работы, так ведь?

— Не меньше, — подтвердил Павел.

— Тогда всё! — объявил Юрий. — Коллеги, расходимся.

Сотрудники пожали Павлу руки, ещё раз поздравили с возвращением и разошлись.

— Юра, — остановил в дверях Некрасова Васильев, — есть один момент. Надо поговорить.

— Ну давай, — Юрий подвинул кресло и сел, закинув ногу на ногу.

— В следующую среду я уезжаю.

— Надолго? К сентябрю вернёшься?

— Нет, не вернусь. Спецкурс придётся читать кому-то другому. И статьи писать, и музей оформлять, и всё остальное.

— И куда же ты, позволь спросить? — нахмурился Юрий. — В другой университет? В научный институт? Почему я не знаю?

— Я лечу на звездолёте «Гагарин».

Брови Юрия поползли вверх:

— Серьёзно?!

— Абсолютно. Сегодня только письмо от них пришло — меня выбрали.

— Ничего себе! — Юрий поднялся с кресла и провёл ладонями по волосам ото лба к макушке. — Ничего себе! Это же... Это же на пятьдесят лет? Или сто?

— Восемьдесят, — уточнил Павел.

— Ёлки! — протянул Юрий.

— Я сам удивился. Заявку подавал осенью пятнадцатого — уже и забыть успел.

— И ты полетишь?

— Да. Я — любитель дальних и долгих экспедиций. Ты же знаешь, — с грустью улыбнулся Павел.

— Значит, можно поздравлять?

— Можно.

Юрий схватил и крепко пожал руку Павла:

— Силён! Не ожидал. Жаль, не увижу результатов.

— К тому времени уже что-нибудь изобретут для продления жизни, — успокоил Павел.

— Да ну тебя! — отмахнулся Юрий. — Сколько всего заявок было?

— Пять с лишним миллионов. А по моей специализации — около двадцати тысяч.

— Не слабо! Получается, ты лучший, Паш?! И я тут стою рядом с лучшим этнологом Земли и жму ему руку? Это нельзя не запечатлеть.

Юрий настроил кафедральную камеру видеонаблюдения, встал плечом к плечу с Павлом и вложил свою правую ладонь в его. Сделав несколько объёмных фото, он вернул камеру на место и сказал:

— Завтра же повешу фотографию на стене — вот здесь, — он показал, где. — Дома сегодня подпишу, как следует, и повешу. И в коридоре рядом с кафедрой. И на кафедральном сайте. Пусть все знают, что ты работал тут.

— Спасибо, — смутился Павел. — Мне приятно было работать с тобой. И со всеми остальными, конечно.

— Тогда во вторник я жду тебя здесь — устроим тебе отвальную. Только смотри — приходи, а то мы обидимся.

— Приду, — успокоил его Павел. — Куда ж мне теперь деваться!

— А сувениры тебе с собой брать можно?

— Очень небольшие.

— Хорошо. Я тебе на память о кафедре что-нибудь подарю, — подмигнул Юрий. — А сейчас есть просьба — покажи мне вирс-модель деревни Дслая по-быстрому? Очень уж хочется увидеть всё вместе с тобой.

— Давай. Где?

— Пойдём в кабинет, — пригласил Юрий, раскрывая дверь.





Сеанс виртуальной симуляции начался в джунглях, за несколько сот метров до деревни Дслая. Аватары Павла и Юрия стояли среди густых кустов в тени высоких деревьев, оплетённых лианами. Неба видно не было. Стояла гробовая тишина.

— Вот там, — показал рукой Павел, — за теми зарослями — деревня. Идём.

Они вышли на широкую поляну, посреди которой стояла большая соломенная хижина.

— Это матола, — пояснил Павел. — Их общий дом.

Рядом с хижиной вокруг костра собрались полностью голые индейцы-мужчины с длинными боевыми дубинками, окрашенными в красный цвет. По щекам индейцев тоже проходили красные полосы. С другой стороны хижины полукругом прямо на земле сидели женщины с детьми. Ещё несколько человек стояли в разных концах поляны отдельно ото всех. Никто не двигался, даже языки пламени костра замерли.

— Это пока всего лишь модели, построенные по моим записям, — сказал Павел. — К сожалению, я уже не успею написать для них сценарии. Вам придётся самим изучить все материалы, добавить комментарии, подсказки, «оживить» модели, озвучить и так далее.

— Будет работка нашим программистам на лето! — с удовольствием отметил Юрий.

Они подошли к костру.

— Вот этот парень, который варит в котле кураре, — указал Павел на крепкого индейца с суровым лицом, — Катчепан, лучший воин племени. Прошлым летом, когда я жил у них всего три месяца, он убил двух бразильцев где-то в километре от деревни. Не знаю, как они сюда забрели и зачем, но сделали это зря — Дслая не любят незнакомцев. Каждый незнакомец для них — враг.

— А как же тебя не убили? — поинтересовался Юрий.

— Меня привёл их друг с исследовательской станции на границе заповедника. И всё равно потом почти полгода я боялся, что чем-нибудь вызову гнев индейцев. Не очень приятно целыми днями находиться в обществе этих мрачных и суровых парней с дубинками наготове. Но со временем привыкаешь. А когда мне подарили духовую трубку с дротиками и научили ими пользоваться, страх совсем прошёл. Я, кстати, привёз и трубку, и дротики для музея.

— Отлично!

Павел подвёл Юрия к женщинам:

— Третья справа — вождь племени по имени Мата. Даже Катчепан её боится. И все слушаются беспрекословно. Это она максимально интегрировала меня в племя и настаивала, чтобы со мной общались. Приставила ко мне одного из воинов — Текуна, который присматривал за мной, объяснял всё и оберегал. Я охотился с индейцами на кабанов и обезьян, ловил рыбу сетями из виноградной лозы, собирал урожай кукурузы и охранял деревню по ночам с собственноручно изготовленной дубинкой. Мне даже предложили жениться и переехать из палатки в матолу! — Павел усмехнулся.

— Отказался? — укоризненно покачал головой Юрий.

— Разумеется.

— Зря! Жизнь у них, я вижу, беспроблемная.

— Единственная угроза — соседние племена, которые могут напасть в любой момент. Но за всё время, что я там жил, этого не случилось. Хотя сами Дслая, надо сказать, всегда на взводе.

Они вошли в хижину через низкий дверной проём.

— В племени семь семей. И матола условно поделена между ними — видишь семь кострищ? — спросил Павел. — По одному на каждую семью.

Между многочисленными столбами, поддерживающими крышу, висели гамаки для сна. Рядом с некоторыми в земле виднелись узкие ямки.

— Это мужские гамаки, — пояснил Павел. — В ямки вставляют дубинки, чтобы они всегда стояли вертикально, и их было удобно быстро схватить в темноте.

Выйдя из матолы, Юрий и Павел сделали круг по поляне и познакомились ещё с несколькими индейцами.

— А там за деревьями, — махнул рукой в сторону Павел, — река. На берегу стоят лодки, и можно позаниматься рыбалкой. Только модель пока не полная. Так — наброски. Мы туда не пойдём. Программисты потом доделают... Вот, наверное, и всё. Выходим?

— Выходим, — вздохнул Юрий. — Хотя здесь уж больно хорошо. А когда добавим запахов и звуков!

Джунгли пропали. Коллеги снова оказались в кабинете Юрия.

— Ну что ж! — радостно сказал он, поднимаясь с кресла. — Поздравляю! Модель великолепна. После доработки это будет просто бомба. Сразу на английском делать или и русский вариант тоже?

— Давай сначала на русском, а потом перевод. Хочется модель не только в университете использовать, но и в широкие массы пустить. Устраивать экскурсии по деревне Дслая.

— Согласен, — поддержал Юрий. — Это безумно интересно.

— Ну что, я пойду заниматься оформлением?

— Да, иди. Я и так много времени у тебя отнял. Но не забудь — во вторник отвальная! — подмигнул Юрий.





Тем же вечером Павел заглянул в своё любимое кафе у Кольцовского сквера, чтобы встретиться с другом детства Сашкой Щёголевым. Сашка всегда был очень эмоциональным и увлекающимся, но непостоянным — в любое новое хобби уходил с головой, однако спустя короткое время охладевал к нему и начинал искать что-то другое. Поэтому Павел не очень удивился, узнав, что Сашка решил сменить пол. И совсем его не поразила новость о том, что Сашка, побыв без малого полгода девушкой, снова лёг в клинику и вернулся в своё первоначальное состояние.

Оказавшись внутри кафе, Павел сразу заметил друга — тот сидел за столиком, развалившись в кресле и зачем-то укрывшись ви-маской с собственным изображением. То, что это ви-маска, Павел понял по стандартному лёгкому свечению вдоль контуров тела. Но зачем Сашке это делать? В замешательстве Павел нажал на зелёный кружок над головой Сашки, раскрыв его нимб-меню, — да, без сомнения это был его друг детства.

— Привет! — подошёл к столику Павел.

— Привет! — ответил Сашка, широко улыбаясь. — Садись.

Павел опустился в кресло.

— Что это ты в такой маске?

— М-м! — улыбнулся Сашка и отключил её. — Фокус-покус!

Перед Павлом предстала симпатичная шатенка, напоминающая чертами лица Сашку Щёголева.

— Вот тебе раз! — воскликнул Павел. — Я когда в Бразилию уезжал, ты ж ещё мальчиком был!

Сашка развёл руками:

— Ну-у... Наконец-то я окончательно понял, что мужской пол не для меня.

— Для этого пришлось столько раз меняться?

— А что поделаешь? Только практика всё расставляет по местам.

— Аватар тоже поменял?

— Нет, — помотал головой Сашка. — В вирсе я пока мальчик. Очень, кстати, интересно и необычно получается. Попробуй купи себе женский аватар — гарантирую незабываемые впечатления.

— Нет, спасибо. Мне сейчас не до экспериментов.

— А что так? Всё Лизу свою вспоминаешь? Экстремальные условия жизни среди диких индейцев не выбили из твоей головы всю эту муть?

— Саш, давай не будем? — попросил Павел.

— Ну извини. Я не думал, что всё так серьёзно. Ладно, — махнул Сашка рукой. — Чем думаешь заниматься теперь? Ещё куда рванёшь?

— Рвану.

— Куда?

— На Джефферсон.

Сашка поднял левую бровь:

— Я правильно понимаю — это та самая планета? Куда «Гагарин»?

— Угу, — подтвердил Павел.

— Когда уезжаешь?

— В среду вечером.

— Да-а, — протянул Сашка, — это приключение похлеще всяких Бразилий! А что нигде не пишут? Состав экспедиции вроде так и не объявляли.

— Я думаю, нас сначала в Москве протестируют по полной программе, — предположил Павел. — А уж когда утвердят, тогда и объявят.

— Чёрт! Повезло тебе! Заодно и будущее повидаешь, когда вернёшься. Это какой же год будет?

— Девяносто седьмой.

— Ух! — выдохнул Сашка. — Это мне сто тринадцать стукнет! Надеюсь, инсульт не долбанёт к тому времени. Представляешь, ты приезжаешь — тебе тридцать четыре, а мне сто тринадцать, но выглядим мы одинаково молодыми! У меня, наверное, уже все органы будут новые, кости искусственные, кожа синтетическая, — замечтался он. — Ты меня и не узнаешь!

— Узнаю! — улыбнулся Павел. — Куда я денусь?!

— Эх! Ладно, давай закажем что-нибудь — а то я что-то после твоих новостей есть страшно захотел, — сказал Сашка и развернул меню кафе. — Ой, то есть захотела, — поправился он. — Никак не привыкну ещё.

_________________

[1] Здесь и далее, если не указано иное, стихи Евгения Белоногова.

Автор: Andrej 2.6.2021, 10:24

2.

До Старой Хворостани — села, где была дача Васильевых, — оставалось ещё десять минут. Такси уже миновало Нововоронеж и ехало по дороге вдоль берега Дона. У Павла не было своего автомобиля, да он ему был и не нужен — в крупных городах уже давно действовал запрет на пользование личным транспортом, в командировки Павел ездил слишком далеко, а на дачу слишком редко. И такси для таких поездок подходило как нельзя лучше.

Справа за мирно текущей рекой возвышались меловые скалы, освещаемые ярким полуденным солнцем, а слева вдали за сосновым лесом виднелись многоэтажные кубы полностью автоматизированных пшеничных и подсолнечниковых ферм, работу которых уже много лет поддерживал отец Павла. Родители — Ярослав Васильев и Анна Векшина — давно перебрались в село и жили там почти круглый год, хотя Анне и приходилось чуть ли не каждый день ездить в Нововоронеж, где она работала главным врачом городской больницы.

Такси въехало в село и, свернув на Лесную улицу, остановилось у дома Васильевых. Павел вышел, закинул рюкзак на плечо и зашагал к раскрывшейся перед ним калитке.

Анна встречала его у двери дома:

— Пашенька! — она обняла и поцеловала сына.

— Привет, мам! — ответил Павел.

— Как хорошо, что ты приехал! Отец тебя так скоро не ждал. А я была уверена, что ты сразу к нам, как вернёшься.

— А где папа?

— Его на вторую ферму вызвали — что-то там полив заглючил на четвёртом уровне. Техник сам не справился. Через часок-другой вернётся.

— Ясно. Я тогда вещи заброшу в комнату и пойду прогуляюсь. Сообщи потом, как папа вернётся — у меня важная новость.

— Для него?

— Нет. Вообще. Для всех.

— Хорошо. Я позвоню, конечно. Пойдём.

И Павел вошёл в бесшумно раздвинувшиеся стеклянные двери.





Прогуливаясь по аккуратным, вымощенным брусчаткой, улицам Старой Хворостани с их ухоженными палисадниками, кустами спиреи и сирени, высокими туями, разлапистыми можжевельниками, раскидистыми каштанами и изящными берёзами, Павел размышлял о том, что же может удержать его на Земле. Что он не в силах оставить и улететь на долгие годы, стерев всё прошлое начисто?

Родители? Но они, кажется, прекрасно живут одни и не испытывают большого недостатка в общении с ним. Они поглощены работой и друг другом — его отъезд не будет для них ударом.

Друзья? Да какие друзья? Сашка? Сашка собирается встречать его с цветами у трапа через восемьдесят лет. Оптимист! Кстати, кем он тогда будет — мальчиком или девочкой? Может, всем сразу? Вот это будет зрелище!

Павел незаметно для себя вышел к набережной Дона. Вдоль парапета прогуливалась, держась за руки, влюблённая парочка, кто-то уединился на скамейке в тени свисающих почти до самой земли ветвей огромной ивы, а чуть поодаль, на мосту, стоял рыбак, напряжённо наблюдая за поплавком. Над мостом светилась виртуальная надпись «Счастливого пути! Возвращайтесь к нам!».

Павел отошёл подальше от людей, встал у парапета и всмотрелся в мерное течение реки, вслушался в деревенскую тишину, так разительно отличавшуюся от тишины бразильских джунглей.

Что осталось? Лиза? Лиза... Та, что растворилась в городской суете и осталась лишь в его воспоминаниях. Любовь, от которой он хочет, но не может избавиться. От которой сбежал к индейцам. Но вот он вернулся, и всё, всё в этом городе напоминает о ней — и квартира, и остановка аэробуса на Остужева, и кафе у университета... Она где-то здесь, рядом, ходит по этим улицам, смотрит на те же дома, ездит на том же метро. Сколько он ещё это выдержит? И выдержит ли? А экспедиция поможет окончательно оставить её в прошлом, потерять навсегда и неотвратимо.





С Лизой Павел познакомился два года назад. Тем майским вечером он зашёл поужинать в кафе рядом с университетом, заказал запеченного лосося с салатом из свежих овощей и тут через два столика от себя увидел её. Девушка пила кофе и задумчиво смотрела в окно. Подкрученные пряди её густых каштановых волос создавали ощущение лёгкости, а отрешённое лицо, зелёные глаза и тонкие брови притягивали к себе как магнит.

Профиль девушки оказался закрыт, и только имя было доступно всем. Павел сразу же понял, что если не подойдёт к ней и не заговорит, это будет самой большой ошибкой в его жизни.

— Добрый вечер! — произнёс Павел, подойдя к её столику и отодвигая стул.

Лиза, не отрываясь, продолжала наблюдать за происходящим снаружи.

— Вы так увлечённо смотрите на улицу, будто очень хотите быть там, а не здесь, — заметил Павел. — Может быть, я могу помочь?

— Не стоит, — ответила Лиза и встала.

Павел догнал её на ступеньках кафе и тут же, повинуясь неожиданному порыву, обнял за талию, прижал к себе и поцеловал. Хлёсткая пощёчина вернула его в чувства. Но Павел только улыбнулся:

— Я мечтал об этой пощёчине с того момента, как сел к тебе за столик.

Он снова поцеловал её, но теперь в щёку, и уткнулся в так притягательно пахнущие волосы. Лиза не вырывалась, а, к его удивлению, тоже обняла его и прошептала:

— Пойдём.

Через полчаса за ними закрылась дверь квартиры Павла, где он сразу же отключил Дживса и Сеть, и не открывалась два дня. На третье утро Лиза встала рано, оделась и присела на кровать рядом с ещё сонным Павлом. Погладила его по волосам и тихо сказала:

— Я ещё вернусь...

— Что? — открыл глаза Павел.

Но Лизы рядом уже не было.



Прекрасен мир твой. Но и мой, смотри, —
Он так же ярок и чуть более податлив.
Обогатятся параллельные миры
При встрече; но в один сольются — вряд ли.



Прошло почти два месяца. Павел безуспешно пытался отыскать Лизу в Сети и уже практически сдался, как вдруг однажды утром, отправившись в университет, вышел из лифта на платформу аэробуса и увидел её. Лиза стояла всего в нескольких шагах впереди и прямо смотрела на него вызывающим взглядом зелёных глаз.

С бешено колотящимся сердцем Павел подошёл к ней:

— Почему ты исчезла? Не позвонила, не написала?

Лиза медленно провела пальцами по его щеке и перевела взгляд куда-то вдаль:

— Спешишь?

— Куда же я могу спешить рядом с тобой? — ответил Павел.

— Пойдём к тебе.

Павел взял её за руку и повёл к лифту.

На следующее утро, когда Лиза собралась уходить, он остановил её у двери:

— Куда ты?

— Я больше не приду, — твёрдо ответила она.

— Как так? Почему?

— Так надо.

— Ты должна сказать, в чём причина, — потребовал Павел.

— Ничего нельзя изменить, — отвела взгляд Лиза.

— Всегда всё можно изменить, — уверил Павел. — Нет таких ситуаций, с которыми нельзя справиться.

— Только не в этом случае.

— Я тебя не отпущу. — Павел крепко прижал Лизу к себе и прошептал на ухо: — Выходи за меня замуж.

Она испуганно отстранилась:

— Не говори глупости!

— Я серьёзно. Я ещё никогда не был так серьёзен, как сейчас. Я люблю тебя и не хочу терять.

Лиза вырвалась из объятий Павла:

— Нет, нет... Не говори так. Не говори вообще! Молчи! Я не могу остаться. Просто не могу.

— Но...

— Молчи! — Лиза быстро поцеловала Павла и со слезами на глазах выскочила за дверь.


Я сказал: «Ведь не вечно мы вместе с тобой,
как любые союзы под вечной Луной?»
Ты кивнула поникшими вниз волосами,
Был, как сердца разрыв, тот кивок роковой.

Что ж теперь? Вспоминать, как я был дураком?
Иль сейчас утопиться в стакане с вином?
Или рваться вперёд, как собака борзая,
Ощущения все отложив на потом?

Мне не нужно от жизни уже ничего,
Пустотою живёт всё моё существо.
В нём залатаны раны судьбы лоскутами,
И бог весть, сколь ещё залатать суждено.

Что бы ни было; я от зари до зари
Слышу твой из глубин доносящийся ритм.
Небывало отчётливо верю и знаю:
Ты навеки со мной; у меня ты внутри.



Тот октябрьский день был одним из последних тёплых деньков осени 2115 года. Ветра почти не было, на небе ни облачка, ярко светились на солнце жёлтые и красные листья деревьев.

Павел сидел на террасе кафе у памятника Никитину, попивая коктейль со льдом и наблюдая за прохожими. И вдруг из кинотеатра вышла она. У Павла вмиг перехватило дыхание и пересохло во рту. Он машинально пригубил коктейль, но будто выпил не напиток со льдом, а чистый кипяток — так всё загорелось внутри и помутилось в голове от улыбки Лизы, её длинных раздуваемых ветром волос, её походки.

И только тут Павел заметил — Лиза вела за руку маленькую девочку, лет трёх. А за ними из дверей вышел высокий крепкий мужчина в деловом костюме с модно уложенными волосами и длинными бакенбардами. Лиза взяла его под руку, он что-то сказал ей, она улыбнулась и движением головы откинула назад волосы.

Уже было вставший со стула Павел опустился обратно. Муж, ребёнок... Что это? Почему?

Семья двигалась в сторону кафе, и когда они почти поравнялись с террасой, Лиза вдруг бросила взгляд на Павла и узнала его. На лице её отразился испуг, а глаза прокричали: «Только не подай виду, что знаешь меня!» Павел напрягся, не зная, что делать дальше — то ли вскочить и броситься к ней, то ли оставаться на месте. Он продолжал пристально смотреть вслед Лизе, пока семья не скрылась за углом дома. Потом встал и вышел на тротуар, провожая взглядом девушку в толпе настолько долго, насколько это возможно. Она не обернулась, но как же он ждал этого, как хотел ещё раз увидеть её лицо, глаза, губы!

И лишь вернувшись на террасу, Павел с ужасом осознал, что даже не подумал раскрыть профиль мужа Лизы. Ведь так он понял бы, кто она и где её искать. С грохотом повалив на пол стул, Павел бросился в толпу на поиски глупо упущенной возможности. Он добежал до перекрёстка, свернул на Среднемосковскую, добежал до следующего перекрёстка, потом обратно и прямо — по Пушкинской. У Плехановской осмотрелся по сторонам и, вернувшись чуть назад, нырнул в арку — к Кольцовскому скверу. Всё тщетно — Лизы нигде не было.

Домой Павел шёл пешком, ничего вокруг не замечая и кляня себя за идиотизм. А на следующий день подал заявку на экспедицию в джунгли Бразилии.

Автор: Andrej 29.6.2021, 21:12

3.

Отец, плотный, с густой бородой и сединой в волосах, уже был дома, когда Павел вернулся с прогулки. Они обнялись, и Ярослав повёл сына на террасу, где Анна накрывала на стол. Положив на тарелку сына кусочек тушёного лосося, она спросила:

— Ты что-то хотел нам сказать, Паша?

— Да...

— Салатик себе возьми, — Ярослав протянул миску. — В этот раз нам подвезли изумительные помидоры.

Павел положил себе пару ложек овощного салата, поставил миску на место и сказал:

— Я улетаю на «Гагарине».

На террасе воцарилась тишина. Мимо, оглушительно жужжа, пролетела муха. Затем над тарелкой Ярослава закружилась оса, и ему пришлось отогнать её. Он кашлянул, выпрямился, молча взял бутылку вина и разлил по бокалам.

— Поздравляю, — сухо сказал Ярослав, звякнув своим бокалом о бокал сына, и выпил. — Когда?

— В среду еду в Москву — тесты, подготовка... Старт планируют осенью.

— Что ж... Я знал, что на одном месте ты сидеть никогда не будешь. Обязательно куда-нибудь уедешь. Может быть, даже на Марс или дальше. И мы будем видеться очень редко. Но на Джефферсон!

Ярослав встал и сошёл с террасы на свежескошенный газон, встав ко всем спиной и засунув руки в карманы брюк.

— Не обращай внимания, — посоветовала Анна сыну. — Он слишком чувствительный стал в последнее время. Скоро отойдёт. Я рада за тебя, Паша. Это сейчас, наверное, самая важная задача человечества — твой полёт. И твоё участие в нём — гордость для нас. Не переживай. Васильев! — крикнула она мужу. — Возвращайся за стол. Обед стынет.

Ярослав нехотя развернулся, поднялся на террасу и сел. Снова налил вина.

— К нам надолго? — спросил он.

— До вторника думаю побыть.

— Хорошо. Хоть попрощаемся по-человечески. Не на бегу, как в прошлый раз. Давайте за полёт, — поднял Ярослав бокал.

— За полёт! — поддержала Анна.

Лосось оказался мягким, сочным и очень вкусным. Несколько минут все молча ели.

— Большая команда летит? — снова спросила Анна.

— Шесть человек, — отозвался Павел. — Кто — я пока не знаю. Думаю, в Москве увидимся. Я вообще почти ничего не знаю. Только то, что в четверг должен быть в «Роскосмосе».

— А что вы там, на Джефферсоне, хотите найти такого важного? — поинтересовался Ярослав. — Я все эти годы смотрю и поражаюсь: сколько сил и денег вгрохали в этот «Гагарин», а для чего, зачем?! Не понимаю.

— Телескопы показывают, что там есть жизнь, — ответил Павел. — А вдруг разумная? Это же жутко интересно! Сотни лет люди фантазировали об инопланетянах, и вот, наконец, мы их можем встретить.

— А дальше? Что делать-то с ними будете?

— В зависимости от того, что мы там увидим, — пожал плечами Павел. — Вариантов могут быть сотни. Наверное, мы получим какие-то инструкции. А вообще, именно для этого меня и выбрали. Я буду действовать по всем правилам этнологии. Разница-то не велика — что в бразильских джунглях с индейцами жить, что на Джефферсоне с их аборигенами. Ничего нового выдумывать не надо.

— То есть будете открыто идти на контакт? — не унимался Ярослав. — А не боитесь необратимо повлиять на их культуру? Разрушить всю самобытность?

— Пап, что сейчас обсуждать то, чего может и не быть? По ситуации будем действовать.

— Просто нужно все варианты обдумывать заранее...

— Васильев, — осекла мужа Анна, — хватит уже. Там сотни людей пишут инструкции. Не дураки — разберутся.

— Хорошо. Ладно, — согласился Ярослав. — А теперь представь. Помнишь прогрессоров у Стругацких? Ну, я тебе ещё в детстве давал читать.

— Довольно смутно, — признался Павел. — Но основную суть — да.

— Так вот. Вы прилетаете, а там — высокоразвитая цивилизация, чьи тайные агенты у нас тут уже давно занимаются прогрессорством. А?

— Прекрасно! Если так, значит, они нам и помогли построить звездолёт. Значит, они хотели контакта. И он состоится в лучшем виде! Хотя лично мне, если честно, — добавил Павел, — больше по душе первый вариант. Я бы огорчился, увидев на Джефферсоне флот звездолётов, порталы телепортации и прочие фантастические штучки.

— Но скорее всего, — подытожил Ярослав, — вы там найдёте пару бактерий и амёб. Ну, может, растения примитивные.

— Ну и ладно, — вздохнул Павел. — С ними контактировать легче!





Утром следующего дня, моясь холодной водой из уличного умывальника, Павел услышал тихий стрёкот мотора, который тут же прекратился — где-то рядом на улице остановился автомобиль. Павел вытерся, натянул футболку и раскрыл несколько секунд назад пришедшее сообщение от подруги детства Сони Гусельниковой — младшей дочери воронежского губернатора Василия Гусельникова: «Привет, Павлик! Встречай — мы уже тут!»

Быстрым шагом Павел обогнул дом и увидел, как в раскрытую калитку входят Василий с женой Еленой, а за ними Соня — высокая, стройная, с длинными густыми ярко-рыжими огненными волосами. На ней был короткий сарафан без рукавов с крупными цветами на синем фоне. Из дома навстречу гостям уже выходила Анна.

— Павлик! — увидела друга Соня и помахала рукой.

Они обнялись и поцеловались в щёку.

— А ты совсем не изменился, — отстранившись, сказала Соня. — Я думала, ты обрастёшь бородой, наделаешь себе татуировок, проколешь уши, нос и вообще всё, что можно проколоть! И я не знаю, что ещё! А ты вот — каким был симпатичным Павликом, таким и остался.

— Да ладно! — отмахнулся Павел. — Вот ты за год стала ещё красивее. Глаз не оторвать.

— Конечно! — гордо ответила Соня. — Не чета твоим бразильским индианкам! Признавайся, была у тебя жена в племени?

— Нет, конечно! — фыркнул Павел. — Мне бы пришлось её там бросить, а это не честно.

— И как же ты всё это время терпел, а? — озорно прищурилась Соня. — Они же там, наверняка, все голые ходят.

— На этот вопрос я отвечать не буду, — сделал серьёзное лицо Павел.

— А и не надо! Я и так знаю.

Соня взяла Павла за руку:

— Пойдём на террасу. Не завтракали ещё?

— Нет, вы как раз вовремя.

— Это хорошо! А мы такой маковый рулетик привезли! Не оттащишь! Давно не ел маковых рулетиков, а, Павлик? Давно! Ну, пошли.





— А Ярослав где? — спросил Василий Гусельников у Анны.

— В лес пошёл. Он часто по утрам гуляет.

— Понятно. Лена, вы здесь с Аней поболтайте, а я пойду поищу Ярика.

Василий догадывался, где искать друга. Он пересёк луг напротив дома и углубился в лес. Минут через десять блужданий среди сосен заметил вдали белую рубашку Ярослава. Подошёл, остановился чуть поодаль — Ярослав стоял на небольшой полянке рядом с крупным известняковым булыжником и молчал. Василий медленно приблизился, встал рядом.

— Помнишь его, Вась? — спросил Ярослав.

— Конечно, — тихо ответил Василий. — Я же за тебя могилу копал... И пиджак тогда очень дорогой пришлось выкинуть. Я всё помню. Камень ты поставил?

— Я. Не мог просто так оставить. Всё-таки человек был, хоть и такой...

— Я бы поспорил...

— Не надо.

— Как скажешь.

— Я в последнее время сюда часто прихожу, — после минутного молчания сказал Ярослав. — Что это, Вася? Неужели старость?

— Уж не уверовал ли ты? — усмехнулся Василий. — Покаяться, может, хочешь?

— Я — не мой отец, Вась. Не надо нас путать.

— Отлегло, — выдохнул Василий. — А то я уж испугался.

— Вот Паша улетит, — не обратил внимания на его реплику Ярослав, — мы с Аней умрём, и все о нас забудут. Как забыли о нём. Будто бы нас и не было никогда. И его не было. Как же удивительно схожи в этом итоге наши с ним судьбы! Только он умер чуть раньше.

— Всё это философия! — отрезал Василий. — Вас будет помнить Павел. И когда он вернётся, память его вернётся с ним. Никакого забвения не будет!

Ярослав махнул рукой и отвернулся от камня.

— Да если бы и так, — продолжил Василий. — Что с того? Это жизнь. Мы все рождаемся и умираем. И нас забывают. Кого-то чуть раньше, кого-то чуть позже. Но забывают всех. Не надо тешить себя иллюзиями, что если сделаешь что-то великое, то тебя будут помнить веками и говорить спасибо. Не будут. Лет сто повспоминают, а потом также благополучно отправят в утиль. А то и того меньше. И твоё место займёт другой — свежеумерший. Так что брось ты эти рассуждения, и пошли завтракать. У меня с вечера во рту ни крошки не было.





— Дом, милый дом! — Соня стояла на краю поляны перед деревней Дслая. — Так ведь, Павлик? Это теперь твой второй дом? Приятно сюда возвращаться, пусть даже в вирсе?

— Определённые чувства я, конечно, здесь испытываю, — согласился Павел. — Но не сказал бы, что сильно приятные. Всё-таки в этой деревне я долгое время ходил по лезвию ножа.

Соня приблизилась к костру с замершим пламенем и задумчиво прошлась среди суровых индейцев. Затем обогнула дом и оценивающе посмотрела на сидящих полукругом толстых женщин.

— Ну, конечно! — будто разгадав сложный кроссворд, протянула Соня. — После таких тёток любая покажется красавицей.

— Брось, Соня! — подошёл к ней Павел. — Ты в любом случае вне конкуренции.

— Если бы это было так, — повернулась она к нему, — мы бы уже давно с тобой... Слушай, а может, нам прямо здесь, а? Они же не будут подглядывать?

— Соня... — смутился Павел.

Она вплотную приблизилась к нему, положила руки на плечи и тихо произнесла:

— Может быть, мы видимся с тобой в последний раз, Павлик. Когда ты вернёшься, меня уже не будет. Или я буду в таком состоянии, что лучше бы меня не было. Это же наша последняя возможность.

— Не надо, Соня. Мы потом будем жалеть, что это сделали. Будет только больнее...

Соня внезапно посерьёзнела:

— Паша, я бы тебе никогда не сказала это в реале. Но здесь не реал, и мы, в общем-то, не мы, а так — виртуальные фигурки. Поэтому можно... Ты когда уехал в прошлом году, я проплакала весь вечер и всю ночь. Я не спала, смотрела в потолок сквозь слёзы и думала, что больше тебя не увижу. Что тебя убьют или ты чем-нибудь заболеешь и умрёшь, или ещё что-нибудь... А я ведь так тебя люблю, Паша. Я это поняла именно тогда — год назад. И мне страшно. Мне снова страшно... — она на секунду замолчала, пристально всматриваясь в глаза Павлу. — Ну вот я тебе всё и сказала.

— Соня... — с трудом произнёс он. — Я не знаю, что тебе сейчас ответить...

— Я всё понимаю. Ты видишь во мне лишь подругу, да? Ты улетаешь. Навсегда. И ничего уже не изменится. Но я должна была сказать. Прости...

— Тебе не за что извиняться. А вот мне...

Соня не дала Павлу договорить и, закрыв глаза, впилась в его губы.

— Голосовое сообщение от папы, — неожиданно объявил ИскИн вирса.

Соня оторвалась от Павла и отступила на пару шагов.

— Открыть сообщение, — сказал Павел, тяжело дыша.

— Павел, — раздался голос Ярослава, — прилетел Кирилл Грачёв. Выходите — он вас ждёт.

— Всё, — Соня сжала руки Павла в своих. — Пойдём, Паша. Забудь всё, что здесь было. Это всего лишь вирс...

И исчезла.





На пригорке напротив дома Васильевых стоял сверкающий под солнечными лучами чёрный аэромобиль Грачёва с логотипом «Neurocyb Inc.» на боку. Винты только что остановились, и вышедший из кабины Кирилл уже шагал к калитке. Выглядел он лет на сорок, хотя в апреле ему стукнуло шестьдесят семь, — пластика, генотерапия и множество операций по замене органов на синтетические сделали своё дело. Модно подстриженные чёрные волосы, серьги в носу и ушах, разноцветные перстни на пальцах, длинный строгий сюртук чёрного цвета, такие же чёрные узкие брюки и белые кроссовки — Грачёв не изменял своему стилю уже многие годы.

Увидев Павла, Кирилл вскинул руки вверх и крикнул:

— Кого я вижу! Легендарный Павел Васильев! Дай мне подержаться хотя бы за твою рубашку!

— Опять вы издеваетесь, Кирилл Михайлович! — смущённо улыбнулся Павел. — Причём здесь легенды?

— Ну как же! — воскликнул Грачёв, обводя взглядом присутствующих. — Друзья, среди нас легенда межзвёздных путешествий! По крайней мере, именно так все будут говорить о нём лет этак через пять. Ещё деда своего переплюнет по легендарности. А он стоит тут и смущается ещё! Ну иди сюда — обнимемся.

Кирилл крепко обнял Павла, похлопав по спине. Потом отстранился и, подмигнув, заметил:

— Это видео я потом продам очень-очень дорого. Пятьдесят процентов, так и быть, твои, когда вернёшься. Договорились?

— Договорились, Кирилл Михайлович, — усмехнулся Павел.

— Ну ладно, что мы тут застоялись? Корми меня, Аннушка, а то так выпить хочется, что переночевать негде! Пошли, пошли!

Опрокинув пару рюмок коньяка и закусив куриным филе, запеченным в йогурте, Кирилл сказал:

— Это всё хорошо — пить за Павла и за «Гагарин»... Нет, я ничего против не имею, не подумайте. Я бы за них только и пил сегодня. Но, по-моему, сейчас самое время разочек выпить и за меня.

— Ну, Кирилл! — мотнул головой Гусельников. — Везде себя вставит, а! По какому поводу-то?

— А повод есть! Есть повод, — успокоил его Грачёв. — Я лично... лично!.. послезавтра везу в Звёздный новые, только-только из «печи», ядра нейрокибов. Нигде таких нет! Только у меня, и только шесть штук. Ну, ещё пара в лаборатории, но это не считается. Эти ядра установят экипажу «Гагарина». А спросите меня, что же в них такого нового?

— Ну? — подыграл ему Гусельников.

— Как мы все сейчас потребляем информацию из Сети или из памяти нейрокиба? Открываем файл и читаем или смотрим. Всё, как и много лет назад, только с проекцией на киберленсы. Но теперь всё! Эпоха ушла. Окончательно и бесповоротно! Новое ядро позволяет эту информацию «вспоминать». Стоит открыть любой файл, и информация сразу возникает в памяти. Каково, а?! Правда, файлы должны быть в определённом формате, но это не проблема — ПО включает в себя конвертер. А в скором времени все файлы в Сети переведут в новый формат, и вопрос решится сам собой. Стоит это тоста или нет, что скажете?

— Определённо стоит! — поднял рюмку Ярослав Васильев. — За лучшего нейробиолога современности и двигателя прогресса! За тебя, Кирилл!

— Кстати, — через минуту сказал Грачев, — Харитон тоже подарочек припас. Новую модель наров. Что там с ними, я не знаю. И не пытайте. Серёга даже мне не рассказал. Но он сам встретит вас в Звёздном, сам расскажет и покажет. Так что жди, Павлуха — сюрпризы ещё не закончились!





Дело шло к полуночи, на чистом звёздном небе светился тоненький серп Луны, а трое друзей всё ещё сидели на террасе и разговаривали.

— Мне очень не хочется, чтобы он улетал, — сказал Ярослав Васильев. — В голове не укладывается, что больше его не увижу. А первое сообщение от них придёт только через шестьдесят лет! Я даже видео не посмотрю... И не узнаю, что с ним — долетел ли, что там нашёл. Так и умру в полном неведении. Это страшно... И обидно.

— Это его судьба, Ярик, — ответил Василий Гусельников, крутя в руках рюмку с коньяком. — Тут ничего не поделаешь. Придётся смириться.

— Но как же не хочется умирать с мыслью, что там обязательно случится что-нибудь непредвиденное. Звездолёт сломается, вирус неизвестный подцепят, животные нападут или ещё что похуже...

— Что похуже? — спросил Кирилл Грачёв.

— Встретят разумных существ, более развитых, чем мы.

— А что плохого-то? — не понял Кирилл.

— Высокий уровень технического развития не значит, что намерения у них сугубо положительные. Они могут просто уничтожить экспедицию, а потом послать сюда свои звездолёты и уничтожить Землю. Или взять всех в рабство. Или ещё что...

— Ты, Ярик, поменьше книжек читай и фильмов смотри, — вставил Василий. — Всем известно, что если бы в галактике существовала высокоразвитая цивилизация, кроме нашей, мы бы уже давно о ней знали и даже проконтактировали. Так что не стоит беспокоиться на этот счёт.

— А может быть, они уже давно здесь? — не унимался Ярослав. — Шпионят потихоньку с какими-то своими целями и контактировать открыто вовсе не хотят. До часа «икс».

— Ну, это недоказуемо, — махнул рукой Кирилл.

— Да? А ты вспомни Ельский инцидент, как его сейчас называют. Вспомни, что все мы там видели. Одни тени чего стоят! А скафандры у Петра и этого второго!

— Мало ли что на вооружении спецслужб могло быть? — сказал Василий. — Мы ведь и тогда это обсуждали.

— Да, но теперь-то прошло почти сорок лет. И мы можем ретроспективно посмотреть. В восьмидесятом только-только начинали эксперименты с управляемыми роями наров. Ни о какой автономности речи и не шло! Именно Харитон тогда первую модель сделал. А мимикрия? Я до сих пор об этом ничего не знаю, хотя читаю и такие документы, которые обычным людям недоступны. Кирюх, ну ты же помнишь! Это просто ни в какие рамки не укладывается. В восемьдесят первом было то, чего и сейчас нет! Так не бывает.

— Справедливости ради замечу, — сказал Кирилл, — что мне и тогда Серёга голову пробил о том, что и Пётр, и Ник — ребята из будущего. Что-то такое ему Пётр сказал в Периметре. Это и навело на мысль. И хотя в путешествия во времени я верю слабо, но в инопланетян ещё меньше.

— Кстати, что там с этим вашим Петром? — спросил Василий. — Работает ещё?

— Откуда я знаю? — развёл руками Кирилл. — Харитон сам его уже очень давно не видел. Он как добился выведения проекта из-под ведения ФСБ и помог Серёге зарегистрировать его «ВеХу», так и пропал. В будущее к себе улетел, наверное, — Кирилл усмехнулся.

— Или туда — на Джефферсон, — добавил Ярослав.

— Да ну вас! — воскликнул, вставая, Василий. — Давайте по последней — и спать. А то так можно и до чёртиков договориться.





А в то же время Павел лежал в постели и смотрел на пляшущие по занавескам ночные тени:

«Кто бы мог подумать! Соня?! Нет, это невозможно. Привычка, дружеские чувства... Она просто всё это ошибочно принимает за другое. Выдумала любовь, убедила себя и думает, что так оно и есть... Нет, она ошибается. Нельзя, чтобы не ошибалась. Никак нельзя. Я же не вернусь...

Почему мне так не по себе? Ведь не моя вина в этом! Но я стал виноват сейчас — виноват в том, что улетаю, зная о её чувствах. А что я могу? Я не люблю её. Всё равно ничего бы не вышло. А теперь на мне вина, которую я понесу туда, к звёздам, за двадцать световых...

Как сказал Кирилл Михайлович? Легенда межзвёздных перелётов? Легенда, разбившая жизнь хорошей девушке. Может быть, так меня и запомнят?

По легендарности я переплюну деда? Хм! Дед победил бога на Земле. Пусть локально и в числе других, но победил! А я? Что сделаю я?..

А у меня — весь дальний космос! Неужели я не найду там своего бога, которого смогу победить? Да, именно за этим я и лечу — до сих пор мы были одни во Вселенной, а бог-создатель ещё брезжил где-то там, далеко, за пределами Солнечной системы. Но обитаемая планета окончательно его уничтожит. Если мы обнаружим начальные эволюционные процессы, это станет последним гвоздём в крышку его гроба. Никто больше не усомниться в том, что бога выдумали сами люди, что он не создавал жизнь на Земле, не лепил из праха людей. И я это докажу. Я.

Какое же странное чувство... Будто я уже не здесь, и всё вокруг уже не важно. Ничего нет... Ведь ничего этого уже нет — ни дачи, ни университета, ни Воронежа! Для меня — нет! И люди все уже не существуют, все мертвы. Они — призраки... И Гусельников, и Грачёв, и родители... И Соня... Призраки, которые останутся лишь в воспоминаниях».

Я забираю всё с собой
И ничего не оставляю
В местах, где был. И в череп свой
Сюжеты этих мест вживляю.

И если спросит кто-то слёзно,
Какая ждёт метаморфоза
Покинутые мной края, —
Их просто нет, — отвечу я.