Первая звёздная, научная фантастика Опции

[Andrej]

3.

Мишель спешила на совещание к главврачу. Только что из космопорта поступило сообщение о ещё двух заболевших, и доктор Морган, затребовав данные Жуана, пригласил к себе врачей.

Когда все собрались, Морган — невысокий совершенно лысый человек лет пятидесяти с длинным узким носом и тонкими, едва видимыми губами, — встал из-за стола:

— Сейчас в нашем реаниматоре находится Жуан Алмейда, турист, прибывший утром на прямом рейсе с Земли. Он поступил к нам с острой почечной и печёночной недостаточностью, за чем последовала обширная полинейропатия. Сейчас пациент находится в крайне тяжёлом состоянии без позитивного прогноза, — Морган поджал губы и сделал секундную паузу. — И это не самое страшное, коллеги. В космопорте ещё два таких же случая среди туристов. Это заставило меня просмотреть анализы Алмейды и обнаружить там то, что не обнаружила доктор Диксон, — главврач сверлил взглядом Мишель. — Вы видели, что у вашего пациента крайне низкий уровень нейтрофилов и высокий уровень лимфоцитов?

— Я не предполагала... — растерянно призналась Мишель. — Я боролась с интоксикацией... Да их и не выпустили бы с Земли без отрицательных тестов!

— Ладно, — прервал её главврач. — Всё равно было уже поздно. Вы его везли по коридорам, общались с персоналом. Если вирус передаётся воздушно-капельно, он уже тогда распространился по больнице. Я официально объявляю инфекционную тревогу! — Морган поводил рукой перед лицом, и тут же в воздухе повисла красная мигающая табличка с оповещением. — Мы не знаем, каков титр вируса в воздухе и кто из персонала заражён! Потенциально инфицированы все.

Врачи начали взволнованно переговариваться.

— Будем исходить из этого, хотя надеюсь, что всё не так плохо, — продолжил Морган. — Сейчас нам всем, а также и остальному персоналу необходимо надеть защитные костюмы с респираторами. Затем взять мобильные камеры и постепенно перевезти сюда всех людей из изолированных помещений космопорта. По моим данным, их там тридцать восемь человек, включая экипаж корабля, таможенников, охранников и парамедика.

— Служба безопасности должна была послать на корабль токсиколога, — добавила Мишель. — Я просила найти токсин.

— Значит, ещё и сотрудники СБ, работающие сейчас на корабле, — кивнул Морган. — Когда помещения и корабль освободятся, их продезинфицируют. А пока готовьте палаты и размещайте пациентов. В инфекционном отделении у нас всего шесть мест, поэтому будем использовать весь стационар. Не забудьте, что после объявления тревоги больница изолирована. Свободен только выход в тоннель к космопорту. Связь тоже отключена — осталась только локальная. А единственный канал общения с внешним миром — у меня. Как вы понимаете, это поможет избежать паники в городе. Так что идите работайте. Главное — держите себя в руках и не давайте паниковать персоналу.

Все вышли в коридор. Заведующий стационаром сразу отправил сотрудников надстраивать вторые ярусы над койками в палатах — больница не была рассчитана на такое количество пациентов одновременно. Остальные врачи рассеялись по своим кабинетам — одеваться в защитные костюмы.

— Йохан! — остановила Мишель молодого врача, с которым их видел Чарльз. — Мне нужна твоя помощь. Приходи в реанимацию.

— Что ты будешь делать?

— Прогоню сейчас тесты на все подходящие по симптомам вирусы. А там посмотрим.

— Хорошо. Я скоро...





Жуан Алмейда был ещё жив — приборам удавалось поддерживать циркуляцию крови и дыхание. Мишель запустила десяток тестов, после чего вынула из шкафа защитный костюм, очки, респиратор, оделась и принялась ждать.

В этот момент дверь раскрылась, и влетел доктор Гроссман, как поняла Мишель по светящемуся бейджу на его защитном костюме.

— Диксон, — выпалил он, — сколько у вас здесь доз наров осталось?

— А что?

— Дайте мне капсулы три-четыре.

— Зачем?

— Как зачем? А вирусы как лечить собираетесь?

— Так тесты ещё не завершились. Мы не знаем пока, какой это вирус.

— Да какая разница! — махнул рукой Гроссман. — Их не так много с этой симптоматикой. Все уже колются от гепатита, ВИЧ, полиомиелита, герпеса и чёрт знает от чего ещё! А у меня всего одна капсула в кабинете была. Дайте хотя бы три.

— Вы с ума сошли?! — воскликнула Мишель. — А пациентам что останется?

— На складе ещё есть наверняка — привезут. А нам сейчас надо. Иначе кто их лечить-то будет, пациентов ваших?

— Я не дам. Идите у кого-нибудь другого просите.

— Да у всех уже кончились. Завстационаром грудью встал и не пускает к себе. Только у вас здесь и остались.

— Я не дам, — повторила Мишель.

Гроссман сам бросился к шкафу, начал лихорадочно выдвигать ящики и копаться в них. Мишель попыталась оторвать врача от поисков лекарств, но тот грубо оттолкнул её. Тут в комнате появился Йохан Олсен, быстро сориентировался в ситуации, кинулся к Гроссману, собрал его в охапку и выкинул за дверь.

— Ты в порядке? — спросил Йохан, блокируя дверной замок.

— Да, всё нормально, — ответила Мишель. — Они там что, с ума все посходили?

— Скоро успокоятся — нары уже кончились. Так что придётся начинать заниматься работой.

— А ты сам — тоже?..

— Я жду результатов тестов. И лучшее место, где это можно делать — здесь, — он улыбнулся. — И нары рядом, в шкафчике. Как узнаем, что за вирус, сразу уколемся. Уже прицельно.

Мишель опустилась в кресло и в дополненной реальности раскрыла окно больничной регистратуры.

— Уже десять человек привезли, — сообщила она Йохану. — Двое — в реаниматорах, остальные в палатах — пока без симптомов, — она вздохнула. — Алмейду придётся выключать. Реаниматор может понадобиться кому-то другому.

Тут в поле зрения Мишель возникла зелёная иконка просмотра результатов работы мультициклера.

— Чё-ёрт! — протянула она, раскрыв табличку.

— Что там? — обеспокоенно спросил Йохан.

— Всё отрицательно.

— Сколько тестов ты проводила?

— Достаточно. На все подходящие вирусы.

— Но что-то же осталось непроверенным?

— Да, но там совсем не то.

— Проведи все тесты, какие у тебя есть. Пожалуйста. Вдруг вирус мутировал, поменял симптомы? Мало ли. Мы должны быть уверены.

— Это займёт не менее двадцати минут, — прикинула Мишель. — Циклеру придётся работать в две смены.

— Ничего. Это того стоит.

Мишель активировала автоматический забор крови и запустила первый набор тестов. Затем набрала крови пациента для следующих анализов, поставила в холодильник. Подойдя к реаниматору, посмотрела несколько секунд на Алмейду, опутанного трубками и проводами, на его жёлтое лицо, на всё ещё мелко подрагивающие мышцы и нажала кнопку отключения.

— Прощайте, мистер Алмейда, — тихо произнесла Мишель.

В комнате сразу стало тише: перестал работать аппарат искусственного кровообращения, отключились прибор гемодиализа и другие, более мелкие устройства жизнеобеспечения и анализа. Реаниматор начал по очереди отсоединять трубки, промывать их, дезинфицировать и укладывать в свои внутренние карманы.

Йохан подошёл к Мишель, встал сзади и обнял.

— Всё будет хорошо, Шелли. Мы найдём решение.

Мучительно долго протекли двадцать минут. Первая группа тестов показала отрицательный результат, и когда зелёная иконка мультициклера снова появилась и замигала перед глазами Мишель, она чуть не подскочила в кресле. Раскрыла табличку и, разочарованно закрыв глаза, со стоном откинулась на спинку.

— Готово? — спросил Йохан.

— Готово, — упавшим голосом ответила Мишель. — Всё то же самое.

— Твою мать! — воскликнул Йохан, вскочил и прошёлся по комнате. — Что ж это за хрень? Может, это и не вирус вовсе? Может, мы ищем то, чего нет? А у них всех банальная интоксикация?

— Я не знаю...

— Ты послала результаты Моргану?.. Хорошо. Вот что — надо вызвать сюда твоего мужа.

— Чарли?

— Конечно! Он сможет выделить вирус и понять, как с ним бороться. Помочь сможет только он. Звони Моргану и скажи, чтобы сейчас же вызвал Диксона.

Но доктор Морган позвонил первым:

— У нас ещё четверо заболевших. Нужен реаниматор.

— Да, я уже отключила, — ответила Мишель. — Ещё минут десять, и можно будет принимать нового пациента.

— Хорошо.

— Доктор Морган, вы посмотрели результаты по вирусам?

— Да.

— Я считаю, что надо вызвать вирусологов из исследовательского блока. Они могли бы разобраться с проблемой.

— Разумеется, доктор Диксон. Я уже сообщил в службу безопасности. Скоро они будут здесь... И вы сможете увидеться с мужем, — добавил Морган и положил трубку.

Мишель вдруг пошатнулась, но вцепилась руками в реаниматор и устояла. Она только сейчас вдруг ощутила, что эта встреча с Чарли может стать последней. Мишель глубоко вдохнула — в глазах прояснилось. Повернулась к Йохану:

— Я вызову бригаду из морга...

[Andrej]

4.

Министр внутренних дел и обороны Селен-Сити Сергей Смирнов разговаривал с Землёй из своего кабинета на втором уровне города. На связи был председатель Международного совета по взаимосвязям с лунными поселениями Хэнк Купер.

— Космодром на карантине? — спросил Смирнов.

— Да, его сразу же закрыли после получения сигнала от вас. Но прошло больше полутора суток. Многие из тех, кто присутствовал при отправке рейса, уже далеко. Мы собираем информацию от служб здравоохранения разных стран, но пока о похожих симптомах не сообщали. В космопорте также нет заболевших.

— Это хорошо. В таком случае дело подпадает под мою юрисдикцию. И я хочу, чтобы главную роль в расследовании передали мне.

— Но борт принадлежит не вам, — возразил советник Купер. — Это ещё территория Земли.

— Первые симптомы у Алмейды проявились в Селен-Сити, — парировал Смирнов. — Так что давайте не будем спорить, мистер Купер. Прошу передать мне всю имеющуюся информацию и возможность незамедлительно её получать и далее.

— Хорошо, — сдался Купер. — Мой секретарь перешлёт вам всё. И я назначу уполномоченного от Совета, через которого вы будете запрашивать и получать данные. У вас уже есть версии?

— Я убеждён, что это теракт, — твёрдо сказал Смирнов. — И тут есть три варианта. Первый — Жуан Алмейда мог заразить себя либо сразу перед вылетом, либо уже на борту. В этом случае он и есть террорист. Второй — террорист не Алмейда, а другой пассажир или член экипажа. Алмейда просто оказался первым заражённым. И третий — в корабль заложили биобомбу ещё в космопорте. И тогда террорист — кто-то на Земле, работник космопорта. Если первые два варианта не подтвердятся, я верну вам расследование.

— Справедливо, — согласился Купер.

— А теперь я хотел бы получить все данные о Жуане Алмейде — его действия за последний месяц, его переписку, запись звонков, действия в вирсе, записи всех камер, на которые он попадал. А также полную информацию обо всех, с кем он встречался за этот последний месяц и в реале, и в вирсе, и с кем наиболее часто общался сообщениями или звонками. Попросите секретаря всё это собрать как можно быстрее.

— Я вас понял, мистер Смирнов, — ответил Купер. — Постараемся обеспечить вас всем необходимым в кратчайший срок.

Они распрощались, и Смирнов сразу же раскрыл экран трансляции с больничной камеры, установленной над входом. По холлу из стороны в сторону нервно прохаживался охранник Энди Гётц в спецкостюме, очках и респираторе. Смирнов активировал голокамеру, та, еле слышно жужжа винтами, спустилась с потолка на нужную высоту и застыла в полутора метрах от стола.





Энди Гётц боялся. Нет, он не боялся оказаться в реаниматоре, не боялся боли или паралича. Он боялся, что больше никогда не выйдет из этой больницы, никогда не увидит Луны, не слетает на Землю повидать брата и деда, и даже не сможет поговорить с ними по Сети.

Энди ходил взад-вперёд по холлу больницы, не в силах опуститься в кресло и спокойно посидеть даже несколько минут. Он искусал губы в кровь и постоянно мял кисти рук, стремясь унять дрожь.

Неожиданно иконка Сети мигнула зелёным, и в ушах Энди раздался голос министра Смирнова:

— Лейтенант Гётц!

Энди обернулся и увидел посреди холла виртуальное трёхмерное изображение министра, сидящего за рабочим столом.

— Полковник! — вытянулся в приветствии Гётц.

— Как ваше самочувствие, лейтенант?

— Пока нормальное, сэр.

— Какая ситуация в больнице?

— Паники нет, — доложил Гётц. — Никто пока не пытался прорваться наружу. Ни здесь, ни в тоннель. Я постоянно слежу за камерами.

— Хорошо. Вы хотите что-то спросить? — заметив, что руки Энди нервно подёргиваются, спросил Смирнов.

— Полковник... Выпустите меня отсюда.

— Что? — нахмурился министр.

— Я же здесь у входа сижу! Ни с кем не контактировал, к больным не подходил. Даже не видел их. Я ведь не успел ещё заразиться! Прошу вас, полковник, выпустите меня. Поместите меня в бокс, проведите нужные тесты... Я уверен — я здоров!

— Лейтенант! — повысил голос Смирнов. — Вы говорите чушь! Вы должны знать, что значит режим инфекционной тревоги. Никто не имеет права покидать зону карантина. Немедленно прекратите панику! Возьмите себя в руки. Вполне возможно, что вы и не заразились. И когда карантин снимут, вы выйдете из больницы вместе со всеми остальными. А сейчас сохраняйте спокойствие и выполняйте свои обязанности. Вы поняли меня?

— Да, сэр, — упавшим голосом произнёс Гётц. — Я вас понял.

— И вот что, лейтенант, — уже спокойно проговорил Смирнов. — К вам направляются вирусологи из исследовательского блока. Вы должны сопровождать их по больнице и охранять от возможных нападений. Никто из них не должен заразиться. Вы поняли, Гётц?! Никто.

— Да, сэр! Я прослежу.

— Держитесь, лейтенант.

С этими словами Смирнов исчез, а иконка Сети снова погасла. Гётц закрыл глаза и глубоко вдохнул, стараясь успокоиться.

Не прошло и пяти минут, как входные двери больницы раздвинулись, и в проёме показались фигуры в красных скафандрах.





Чарльз Диксон, Нодар Беридзе и Виктор Воронов — вирусологи-микробиологи Селен-Сити — медленно двигались по коридору, соединяющему центральную площадь с больницей. В противовирусных скафандрах идти было неудобно и тяжело — будто по лунной поверхности. С тем лишь отличием, что здесь работали магнитные ботинки, оберегавшие от случайного падения или неожиданного столкновения со спутниками.

Чтобы не пугать своим видом жителей города, вирусологи, облачившись в красные скафандры ещё в лаборатории, добирались сюда из исследовательского блока по техническим тоннелям — местами узким, петляющим, с лестницами и шлюзами, где приходилось пробираться крайне медленно и осторожно, чтобы не повредить скафандры.

Когда утомлённая сложным переходом троица подошла к только что сооружённому Службой безопасности дезинфекционному шлюзу, охранники расступились, а двери раздвинулись, открывая проход в небольшую камеру, где могли находиться одновременно не более пяти человек. Однако Диксон, Воронов и Беридзе в своих громоздких скафандрах едва поместились там втроём.

Впустившие их двери закрылись, вирусологи подключили воздушные баллоны, проверили связь с оператором Службы безопасности, и Диксон объявил:

— Входим.

Он нажал на кнопку у дверей в противоположной стене камеры, подтверждая разблокировку, и через секунду шагнул в просторный холл больницы.

Вокруг было тихо и спокойно. Лишь стоявший поодаль охранник в защитном костюме и респираторе нарушал идиллию запустения.

— Энди! — махнул ему Диксон, прочитав фамилию на бейдже.

Гётц подошёл к вирусологам:

— Привет, Чарли! Я вас ждал.

— Где все? — спросил Диксон.

— В стационаре — все больные там, — пояснил Гётц. — Только трое в реаниматорах — и с ними несколько врачей. Мишель тоже в интенсивке, — добавил он.

— Сколько уже заболевших? — задал вопрос Беридзе.

— Я не знаю, — Гётц развёл руками. — У меня нет доступа к врачебной базе.

— Понятно, — заключил Диксон. — Сам-то как?

— Пока ничего. Надеюсь, что не успел заразиться.

Диксон кивнул в ответ и обратился к спутникам:

— Идём к Моргану.

— У меня приказ вас сопровождать, — сказал Гётц.

— Зачем? — спросил Воронов.

— Полковник опасается, что кто-нибудь может повредить ваши скафандры.

— Хорошо, — согласился Диксон. — Идём.

Гётц шёл впереди по пустым коридорам, вирусологи — за ним. Вскоре он остановился у кабинета главврача:

— Здесь. Я подожду снаружи.

Диксон кивнул в ответ, и троица вошла в раскрывшиеся двери.

Джеймс Морган встречал их, стоя перед рабочим столом:

— Рад, что вы здесь, коллеги.

— Спасибо, — кратко ответил Диксон и сразу перешёл к делу. — Какая статистика?

— Все пассажиры корабля и экипаж заболели. Это двадцать три человека. Пятеро, включая нулевого пациента, умерли. Трое — в реанимации, остальные в стационаре.

— Из местных пока никто не заболел?

— Нет. Но инкубационный период не известен, — развёл руками Морган. — Так что ждём изменений в любую минуту.

— Сколько длится сама болезнь? — спросил Воронов.

— Насколько мы можем судить, от начального проявления симптомов до летального исхода проходит около двух часов. В реаниматоре можно поддерживать чуть дольше. Но исхода это не меняет. Симптомы у всех одинаковые: острая почечная и печёночная недостаточность и молниеносная полинейропатия.

— Ясно, — сказал Диксон. — Значит так. Доктора Беридзе и Воронов сейчас отправятся в стационар. Вик, — обратился он к Воронову, — возьмите образцы крови и мазки из носоглотки у всех заболевших. У остальных — только кровь. Не надо заставлять их снимать респираторы. А я пройдусь по интенсивке. Встречаемся в холле через час. Успеете?

— Успеем, — ответил Беридзе.

— Хорошо. Идите тогда. И возьмите с собой Энди.

Беридзе и Воронов вышли, а Диксон снова обратился к Моргану:

— Мне нужны все истории болезни и результаты вскрытия умерших. Вы же их вскрывали?

— Пока только троих, — ответил Джеймс Морган.

— Хорошо. И высылайте всю новую информацию по мере поступления.

— Что вы собираетесь делать? — поинтересовался главврач.

— Выделим вирус, микроскопируем, секвенируем геном, попытаемся определить гены. А там посмотрим.

— Сколько вам понадобится времени?

— Не меньше суток.

Морган присел на край стола, ссутулился и вздохнул:

— Это очень долго... Если мы инфицированы, вряд ли здесь кто-то останется к тому времени.

— Если заражение на корабле произошло сразу после старта, то сутки у нас ещё есть, — возразил Диксон. — Прямой рейс с Земли — это тридцать часов полёта. Симптомы у Алмейды проявились только в космопорте. От первого контакта с ним прошло всего пять часов. Надежда есть. Но обещать что-то невозможно. Если у вируса не будет известных антигенов или подобных известным, против которых уже есть программы для наров, то времени понадобится значительно больше. И тут уже останется надеяться только на удачу.

Джеймс Морган снова встал и распрямился:

— Хорошо, доктор Диксон, мы будем работать и надеяться. Уверен — у вас всё получится. А теперь идите — я не смею вас больше задерживать.

— Закатайте рукав — мне нужно взять кровь.

— Да, конечно.

Морган расстегнул манжет и подставил вену. Диксон наполнил пробирку, пометил её виртуальной меткой и положил в накладной карман.

— Жду от вас все данные, — сказал он на прощание. — И будем на связи.

Он повернулся и вышел в коридор. Раскрыл виртуальный план больницы, щёлкнул по отделению интенсивной терапии, и тут же в воздухе появилась зелёная стрелка, указывающая путь.

Следуя за ней, Диксон добрался до первой палаты, где в реаниматоре боролся за жизнь очередной обречённый турист с Земли. Чарльз поздоровался с врачом, взял у него и пациента пару миллилитров крови, положил пробирки в накладной карман и вышел. В следующей палате он повторил операцию и направился к третьей.

Шагнул внутрь и остановился у дверей: совсем рядом от него, у шкафа, стояла Мишель. В спецкостюме, очках и респираторе. Узнать её можно было только по имени на бейдже.

— Шелли... — позвал Чарльз.

— Чарли, — произнесла Мишель, не двигаясь с места, — я так ждала тебя. После того, как ты ушёл ночью... Не сказав ни слова... Я боялась, что ты не придёшь сюда.

Диксон подошёл к ней, взял за руки:

— Как я мог? Шелли...

Он бережно погладил её по голове, едва касаясь костюма.

— Делай своё дело, — сказала она дрогнувшим голосом.

— Да, конечно, — опомнился Диксон.

Он взял необходимые пробы, спрятал пробирки в карман.

— Скинь мне видео симптомов Алмейды и данные всех его анализов, — попросил он Мишель.

— Сейчас?

— Конечно. Пока я здесь, мы можем обмениваться информацией по Сети.

На нарезку роликов из памяти нейрокиба и отправку их Чарльзу у Мишель ушло минут двадцать. Диксон всё это время стоял у стены рядом с реаниматором и наблюдал за движениями жены. Его нейрокиб записывал, но он запоминал её и сам — ведь видео никогда не передаст тех эмоций, что дают воспоминания. Диксон смотрел на Мишель и не видел спецкостюма, не видел респиратора и очков. Он видел изящную талию жены, её стройные ноги, гибкие руки, прекрасное лицо, чуть улыбающиеся глаза и густые волосы. Он чувствовал её запах и ощущал её гладкую кожу под своими пальцами. Диксон вбивал себе в память эти минуты, выжигал их в мозге, потому что, как бы он ни верил в успех, но в глубине души понимал, что не успеет.

Наконец Мишель закончила, а в поле зрения Чарльза выскочило сообщение о получении архива. Он оторвался от стены, подошёл к жене и, не говоря ни слова, обнял.

— Я вернусь, Шелли, — тихо произнёс Диксон. — Утром. Дождись меня, прошу. Я вернусь утром.

[Nil admirari]

На счет кандидата для первой звездной экспедиции. Как всем известно у Проксимы Центавра нашли подходящую планету в зоне жизни. Однако эта звезда красный карлик и поэтому дает вспышки жесткого излучения. Вряд ли там есть нормальные условия.
Но система состоит из трех звезд: Альфа Центавра А, Альфа Центавра В и Проксима Центавра. Так вот теперь открыли землеподобную планету вокруг звезды Альфа Центавра А в зоне жизни. Эта звезда является копией Солнца, но на 1,5 млрд. лет старше. Возможно когда то там жили цивилизации...

https://www.nature.com/articles/s41467-021-21176-6

[Andrej]

На счет кандидата для первой звездной экспедиции. Как всем известно у Проксимы Центавра нашли подходящую планету в зоне жизни. Однако эта звезда красный карлик и поэтому дает вспышки жесткого излучения. Вряд ли там есть нормальные условия.
Но система состоит из трех звезд: Альфа Центавра А, Альфа Центавра В и Проксима Центавра. Так вот теперь открыли землеподобную планету вокруг звезды Альфа Центавра А в зоне жизни. Эта звезда является копией Солнца, но на 1,5 млрд. лет старше. Возможно когда то там жили цивилизации...

https://www.nature.com/articles/s41467-021-21176-6

Да, интересно. Всего около 5 св.л. от Земли. Но, наверное, там всё ж таки уже никто не живёт. Или вообще не жил. Зона жизни-то, как я понимаю, смещается по мере старения звезды? Возможно, 1,5 млрд лет назад эта планета была совсем не в зоне жизни, а та, что была, сейчас не в ней.

[Andrej]

5.

К утру Диксон смог кое-что прояснить. Вирус имел сферическую форму и был покрыт липидной оболочкой, а геном его представлял собой линейную одноцепочечную молекулу минус-РНК с палиндромами на концах. Всё это давало возможность предварительно отнести вирус к типу Negarnaviricota царства Orthornavirae, и считать его родственным, например, вирусам Эбола или гриппа.

Но вот секвенирование генома облегчения не принесло — в нём не было ни одного гена, близкого к уже известным. Не считая, конечно, неспецифических генов, кодирующих, например, фермент полимеразу. Но это всё были частности. А в целом вирус оказался абсолютно новым. И побороть его, быстро модифицировав одну из готовых программ для нанороботов, было невозможно.

Протирая красные от тяжёлой бессонной ночи глаза, Диксон опустился в кресло и сказал дремлющему на кушетке Воронову:

— Это всё, Вик. Мы не успеем... — И не дождавшись ответа, повысил голос: — Ты слышишь меня?

— Слышу, — сонно отозвался Воронов, открыл глаза и сел. — Ноди! — вызвал он по Сети Беридзе. — Как там? Готовы праймеры?

— Да, готовы, — ответил Беридзе. — Я уже запустил тесты. Полчаса — и мы будем знать количество инфицированных в больнице.

— Прекрасно! — оживился Воронов.

— Что толку? — упавшим голосом спросил Диксон. — Вирус придётся отправлять на Землю. Пока там разберутся со структурой антигенов, пока напишут программу, протестируют на животных — пройдут месяцы. Всё зря...

Воронов промолчал — он не знал, что ответить приятелю, ведь в больнице была его жена.





И снова Диксон и Воронов в красных скафандрах шли к дезинфекционной камере. Они уже знали, что в больнице инфицированы все и что у некоторых сотрудников начали проявляться симптомы. Диксон, понимая, что не в силах что-либо исправить, рвался к Мишель, а Воронов вызвался его сопровождать.

Час назад перестал отвечать на звонки доктор Морган. Оператор Службы безопасности, наблюдая за видео с больничных камер, сообщил вирусологам, что видит на полу в коридорах несколько неподвижных тел. И что двое в спецкостюмах, поддерживая друг друга, медленно двигаются от стационара к отделению реанимации. В палатах, конечно, тоже стояли камеры, но они не были подключены к внешней Сети, и поэтому оставалось неизвестным, что там происходит.

Дверь открылась, Диксон и Воронов вошли в больничный холл. Энди Гётц сидел в кресле у стены, наклонившись вперёд и обхватив голову руками. Диксон подошёл к нему, коснулся его спины:

— Энди!

Тот замотал головой.

— Энди, — настойчиво позвал Диксон.

— Нет! — проговорил Гётц, мотая головой. — Я не пойду туда. Я никуда не пойду. Я не пойду никуда...

— Спокойно, Энди! — крикнул Диксон. — Это я — Чарли!

Гётц вскочил и оттолкнул его:

— Не трогайте меня! Я не пойду с вами! Я туда не пойду!

— Как ты себя чувствуешь? — не замечая его криков, спросил Диксон.

— Что? — осёкся Гётц.

— Как. Ты. Себя. Чувствуешь? — разделяя слова, медленно повторил Диксон.

— Не знаю... — Гётц сделал шаг в сторону, огляделся и вернулся на то же место. — Не знаю...

— Ничего не болит?

— Нет.

— Ноги-руки работают?

— Вроде да, — Гётц поднял обе руки и покрутил кистями.

— А теперь слушай: мы протестировали всех в больнице. И тебя тоже. Все заражены. Все, Энди. И ты тоже.

Гётц попятился.

— Стой-стой, Энди, — протянул к нему руку Диксон. — Ты заражён, но симптомов у тебя нет. Понимаешь? Ты пока не заболел. Хотя уже прошло много времени. Понимаешь, что это значит?

— Что? — в растерянности спросил Гётц.

— Возможно, у тебя иммунитет. И возможно, ты не заболеешь совсем.

— Как? — Гётц ещё не до конца пришёл в себя.

— Ты понял, что я сказал? У тебя может быть иммунитет.

— Да, Чарли, я понял...

— А теперь успокойся и сядь в кресло. Мы не потащим тебя в больницу, если ты не захочешь. Хотя нам бы очень понадобилась охрана — в критических ситуациях люди могут действовать необдуманно. Даже врачи. Я был бы тебе благодарен, если бы ты пошёл с нами, Энди.

Гётц потоптался на месте, ощупал кобуру и, наконец, кивнул:

— Хорошо, Чарли. Я пойду. Вас, и правда, нельзя отпускать одних.

— Отлично, — Диксон обернулся к Воронову и, улыбнувшись, чуть кивнул. — Идём к Моргану.

По пути им не встретился ни один человек — ни живой, ни мёртвый. Двери кабинета главврача раздвинулись, и Диксон с Вороновым осторожно вошли внутрь. Джеймс Морган сидел за столом, откинувшись на спинку кресла. Руки на подлокотниках, глаза закрыты. Перед ним лежал пустой шприц.

Диксон развернул нимб-меню врача и раскрыл окно его жизненных показателей. Морган был мёртв.

— Самоубийство? — спросил Воронов.

— Лучший выход, — ответил Диксон.

Они вышли в коридор.

— Вик, Энди, идите в стационар, — сказал Диксон. — Осмотритесь, зафиксируйте всё. Может быть, ещё кто-то не заболел. Меня знаете, где найти.

— Хорошо, Чарли, — ответил Воронов, и они с Гётцем двинулись дальше по коридору.

В отделении интенсивной терапии было тихо. Прислонившись к стене, на полу сидел человек. Уже мёртвый.

Диксон сразу кинулся к третьей палате, где до этого виделся с Мишель. Но вместо неё застал там доктора Гроссмана. Он только что выкинул из реаниматора прямо на пол тело умершего пациента и неуклюже пытался занять его место. Левая рука безжизненно висела вдоль тела, правая нога была неестественно подвёрнута. Гроссман с трудом удерживался от падения, стонал и рычал, силясь правой рукой закинуть в реаниматор обездвиженную правую ногу. Нога каждый раз соскальзывала с края аппарата, и врачу приходилось начинать снова.

Диксон не стал смотреть, чем закончится борьба Гроссмана за лишние пару минут жизни, и бросился ко второй палате. Пусто. Ворвавшись в третью, увидел Мишель, сидевшую в углу у шкафа, прижав к груди левую ногу и обхватив её руками.

Чарльз упал на колени рядом с ней:

— Шелли, Шелли!

Мишель медленно подняла голову:

— Чарли...

Голос её был слабым, она тяжело дышала.

— Шелли, — Диксон попытался обнять жену.

Мишель потянулась к нему и соскользнула на его колени.

— Мне очень больно, Чарли, — произнесла она.

— Что мне сделать, Шелли? Что мне сделать? — вскричал Диксон.

— Поздно... — произнесла Мишель.

Она содрала с лица респиратор и очки и откинула в сторону.

— Зачем? — испугался Чарльз и тут же осознал глупость своего вопроса.

Мишель не ответила, а лишь поглядела на него затуманенным от боли взглядом. Лицо её вспотело, тяжёлые веки стремились сомкнуться.

— Он умер, Чарли... — наконец сказала она, прерывисто дыша. — Это так страшно... Я не хочу! Не хочу... так...

Диксон стянул с её головы капюшон и погладил мокрые волосы:

— Я люблю тебя, Шелли. Ты — единственная. Никого, кроме тебя, не будет. Никогда. Скажи, что мне сделать?

— Там... ящик... два... тридцать пять... сорок...

— Я понял, Шелли, понял, — Диксон переложил Мишель со своих колен на пол. — Сейчас...

Тут дверь раскрылась, и в проёме показался Воронов.

— Уйди! — заревел Диксон, вскакивая на ноги. — Уйди отсюда!

Воронов скрылся в коридоре, дверь снова закрылась. Диксон лихорадочно принялся разыскивать ящик 23540. Нашёл, выдвинул, схватил пластиковый миллилитровый флакон. «Шприцы?» — промелькнуло у него в голове. Он огляделся и выдвинул один ящик — не то. Выдвинул второй — снова не то.

— Да где эти грёбаные шприцы?! — выкрикнул он в отчаянии.

И вдруг вспомнил, что у него самого в одном из карманов скафандра лежит целая упаковка. Диксон вытащил ленту со шприцами, оторвал один, остальное бросил на пол. Судорожно вскрыл упаковку, набрал из флакона жидкость и снова опустился на колени перед Мишель. Закатал ей рукав, надел резинку и воткнул иглу в вену.

Закончив, Чарльз положил Мишель головой на свои колени, обнял и сидел, пока она не прекратила дышать.

[Andrej]

6.

«А ведь здесь ничем не хуже, чем в Аризоне, — думал Диксон, стоя на краю кратера. — Даже лучше...»

Сюда, к кратеру Кабеус, за шестьдесят километров от Селен-Сити, Чарльз приехал на арендованном багги. Огромный кратер диаметром около ста километров, неправильной формы, с рваными гористыми краями притягивал своей абсолютно чёрной глубиной. Диксону стоило сделать шаг — и он навсегда исчез бы во всепоглощающей тьме.

«Багги уедет к городу на автопилоте, а моё тело так и не найдут... Да и будут ли искать? Кому я нужен в этом мире?»

Он огляделся: чёрный космос, нависающий над серой, изрытой впадинами и трещинами, холмистой поверхностью Луны. Совершенный покой и тишина. Диксон задержал дыхание и через секунду услышал пульсацию своих сосудов. Пустота и одиночество. Вот что такое Луна. Пустота и одиночество. Диксон выдохнул. Зачем он здесь? Для чего? Не лучше ли окунуться в абсолютную темноту и исчезнуть навсегда?

«Ты жалкое беспомощное ничтожество! — смакуя каждое слово, проговорил в уме Диксон. — Ты не смог защитить даже свою жену! Ты абсолютно бесполезен. Ты лишний никчёмный человек. И твой единственный выход — эта чёрная бездна. Там спокойно. Там — решение проблем. Там — искупление...»

Он всмотрелся во мрак кратера. Темнота притягивала, засасывала, обволакивала...

«Давай! Давай, мать твою! Давай!..»

Диксон медленно занёс ногу над краем обрыва...





Было четыре часа дня. Нодар Беридзе и Виктор Воронов пили кофе в лабораторном офисе, когда дверь отодвинулась, и вошёл мрачный Чарльз Диксон.

— Привет, — хрипло сказал он, задержавшись у входа.

— Ты что не дома? — удивился Беридзе. — У тебя ж выходные.

— Не могу я там, — мотнул головой Диксон. — Мысли всякие в голову лезут.

— Сходи на площадь, наружу выйди — развейся, — предложил Воронов.

— Там ещё хуже, — Диксон тяжело опустился в кресло у стола и, подперев голову рукой, прикрыл глаза.

— Кофе будешь? — спросил Воронов.

— Давай.

— Офис, один двойной чёрный кофе.

Через несколько секунд Воронов поставил перед Диксоном стакан с горячим напитком. Чарльз с удовольствием сделал пару глотков. И только сейчас ощутил, как сильно хочет пить. Последние полтора часа он помнил смутно. А как оказался в багги, несущем его к городу на автопилоте, не помнил совсем. Потом снимал скафандр, плутал по каким-то коридорам и, наконец, оказался здесь.

— Как там? — спросил Диксон.

— Мы с Виком запечатали все тела и сложили в морге, — ответил Беридзе. — Завтра начнём возить в крематорий.

— Что с Энди?

— Всё в порядке, — успокоил Воронов. — Симптомов нет. Питание ему доставляют. Утром брал у него кровь — вирус никуда не делся.

— Рано ещё, — предположил Диксон. — Через пару дней иммунитет его уничтожит.

— Сегодня комиссары ВОЗ прибыли. Мы с Ноди водили их в больницу. Всё посмотрели, засняли, с Энди поговорили. Сейчас, наверное, отчёты строчат.

— И одиннадцать врачей с ними прилетели, — добавил Беридзе. — На замену нашим. Главный у них японец... как его?.. Накадзима. Морда кирпичом — сразу видно, что все у него по струнке ходить будут.

— Я слышал, больницу собираются переделывать, — сказал Воронов. — Один из комиссаров говорил. Инфекционные боксы большой вместимости сразу у входа в тоннель поставят. И противовирусных скафандров тридцать штук привезли. На всю больницу с запасом. Извлекают уроки, так сказать.

— Какой ценой только... — проговорил Диксон.

Воронов кивнул, Беридзе вздохнул.

Тут раскрылась дверь, и в офис вошёл директор лабораторного блока, доктор Берглунд — мощный мужчина с окладистой бородой.

— Доктор Диксон? — с порога удивился он. — Не ожидал вас застать.

— Мне здесь лучше, — ответил Чарльз.

— Хорошо. Но имейте в виду, что у вас неделя выходная. В любой момент можете уйти и не появляться до следующего понедельника.

— Я понимаю.

— Отлично! Дело вот в чём, коллеги, — начал Берглунд, поглаживая густую бороду. — Комиссия отправляет Эндрю Гётца на Землю. Сейчас на корабле оборудуют для него специальный отсек. В три дня обещают уложиться. Рейс будет прямой, без пересадки на МКС, из соображений безопасности. Гётца будет сопровождать один из комиссаров. И очень просили послать кого-нибудь из вас. Так что...

— Я могу полететь, — вызвался Диксон.

— Исключено, — ответил Берглунд.

— Я не могу здесь, — настаивал Чарльз. — Мне очень трудно сейчас в городе. Перемена обстановки поможет.

— Исключено, — повторил директор. — Вы не в том состоянии, Диксон, чтобы брать ответственность за такого рода пациента. А посылать с вами для подстраховки кого-то ещё не вижу смысла. Кто из вас, коллеги, решится?.. Вижу, энтузиазма нет. Тогда так — полетит доктор Беридзе.

Нодар Беридзе попытался воспротивиться, но Берглунд перебил его:

— Поздно, доктор, поздно. Полетите вы. Это ненадолго — дня три-четыре. Максимум неделя. Вернётесь и продолжите свою работу. Ничего страшного. Потом ещё спасибо скажете.

— Спасибо, — съязвил Беридзе.

— Всегда пожалуйста, — ответил Берглунд. — Ну, готовьтесь, коллеги — завтра у вас тяжёлый день. Можете прямо сейчас расходиться по домам и отдыхать.

Берглунд попрощался и вышел из офиса.





Утром пятницы двадцать восьмого августа 2116 года Диксон, быстро перекусив овсянкой, направился к шлюзу у больницы. Там уже ждали комиссары Всемирной организации здравоохранения, Берглунд и Воронов. Виктор был в красном противовирусном скафандре с откинутым на спину шлемом.

— Доктор Диксон! — издалека увидев Чарльза, крикнул Берглунд. — Вы Беридзе не видели?

— Нет. А что случилось?

— Не могу до него дозвониться, — посетовал Берглунд. — И дома его нет. Я уже в СБ сообщил — может, они его по сигналу нейрокиба отыщут.

— Я здесь стою, парюсь в скафандре, — возмутился Воронов, — а он шляется где-то! Спрятался что ли? Лететь не хочет? Да, я тоже не хочу. Но это же не оправдание. Поручили — выполняй. Не понимаю!

Берглунд отошёл в сторону — ему позвонили из Службы безопасности. Диксон и Воронов молча в напряжении ждали окончания разговора.

— Значит так, — подошёл к ним Берглунд с растерянным видом. — У Беридзе что-то с нейрокибом — сигнала нет. Сейчас отправили дроны прочесать радиус в сто километров вокруг города, но не знаю, не знаю... Подождём ещё час. Кофе?

Но и через час Нодара Беридзе не нашли.

— Это очень странно, — прокомментировал Берглунд. — Но тем не менее... Ситуация меняется — придётся лететь вам, доктор Воронов.

— Почему он? — спросил Диксон. — Я настаиваю на своей кандидатуре. Мне нужно улететь отсюда на время. Да и с Энди мы приятели — ему спокойнее будет.

— Нет, — ответил директор.

— Я не понимаю вашего упорства, доктор Берглунд. Я идеально подхожу.

Берглунд приобнял левой рукой Диксона и, отведя его в сторону, сказал не громко:

— Понимаете, коллега, я не могу позволить себе лишиться лучшего сотрудника на неопределённый срок. Не хочу обижать доктора Воронова, но вы — лучший сотрудник. Вы мне очень нужны здесь — надо дезинфицировать больницу, взять сотни проб, провести кучу тестов. Я могу доверить это только вам, доктор Диксон. Не обижайтесь. Это правда.

— Давайте я хоть помогу Воронову отвезти Гётца на корабль, — предложил Чарльз.

— Нет, не нужно, — похлопал его по плечу Берглунд. — У вас выходные. Идите отдыхайте. А работать будем мы — я сейчас надену скафандр и сам пойду в больницу.

— Мне хотелось бы попрощаться с Энди.

— Зайдите в офис СБ — может быть, они отроют вам канал связи на несколько минут.

— Хорошо, — процедил сквозь зубы Диксон.

Он попрощался с Виктором и отправился в Службу безопасности. Подписав соглашение о нераспространении любой информации, полученной от Гётца, Диксон поговорил с приятелем по аудиосвязи, приободрил его и пожелал мягкой посадки.

Вернувшись домой, Чарльз опустился в кресло у стола и вслушался в тишину. Всё здесь напоминало о Шелли: её кружка на столе, халат, так и висящий на спинке соседнего кресла с того самого утра... Почему он до сих пор не убрал его? Может быть, потому, что каждый день надеется увидеть, как Шелли вот-вот выйдет из ванной и наденет его? Или потому, что не хочет отпускать её из своей жизни? Но ведь этот самый халат и другие вещи Шелли, на которые он постоянно натыкается в квартире, приносят ему лишь боль. Ведь тогда, после её смерти, он всю ночь просидел в кресле с этим халатом, обнимал его, вдыхал запах жены и рыдал, рыдал дико, по-звериному. Да и сейчас еле сдерживал слёзы при одном его виде.

Так больше не могло продолжаться. Это тупик. Оставаться здесь — значит, погружаться всё глубже в прошлое, в переживания, в то, чего нет и уже не будет никогда. Так нельзя. Но и убрать халат с кресла невозможно. Невообразимо! Остаётся только уйти самому. Куда? На Землю? На Марс? Куда угодно, лишь бы отсюда, с проклятой Луны!

«Всё равно я улечу! — твёрдо пообещал себе Диксон. — Не на Землю, так к самому дьяволу!»

[Nil admirari]

2116 года

Смотрю на эту дату и грустно становится. Мы родились слишком поздно для великих географических открытий (путешествий по океану) и слишком рано для великих космических экспедиций...

[Andrej]

И не говорите...

[Andrej]

Евгений Себрис

1.

— Так, поднимаем. Раз, два, три...

...

Вой сирены скорой помощи...

...

— Ядро нейрокиба лопнуло...

— Извлекай.

...

— Женя, слышишь меня?

...

— Мы попробуем восстановить ядро — может быть, удастся построить карту нейросети до аварии. Если получится, есть специальные меднары — они всё восстановят...

...

— Женечка, это твоя мама. И папа здесь, и Таня. Всё будет хорошо. Ты только очнись...

...

— Женя... — женский голос дрожащим шёпотом сквозь всхлипы. — Женя...

...

— Ядро полностью разрушено. Ничего нельзя сделать. Я сожалею...

...

— Женя, вернись ко мне. Женя, пожалуйста...





Евгений Себрис открыл глаза: белый потолок, размеренный писк и тихий монотонный гул приборов. Он снова опустил веки. Больница? Да, наверное. Но почему? Евгений попытался поднять правую руку, чтобы ощупать лицо.

— Нет, Женя, не двигайся! — услышал он рядом молодой женский голос. — У тебя все руки в датчиках и капельницах.

Себрис снова открыл глаза и повернул голову влево. У койки в кресле сидела девушка лет двадцати пяти с милым овальным лицом и забранными в хвост русыми волосами.

— Где я? — хрипло спросил Евгений.

— В больнице, — ответила девушка.

— На Луне?

— Нет, — удивилась собеседница. — На Земле.

— Почему на Земле? — в свою очередь удивился Себрис. — Что случилось?

Евгений чётко помнил, как подлетал к Луне на грузовике с рудой из пояса астероидов. Оставалось выйти на орбиту и сесть. И вот в этом месте воспоминания обрывались. Память отказывалась работать. Себрис подумал, что стоит глянуть записи нейрокиба, но вдруг осознал, что в поле зрения нет никаких иконок и вообще ничего виртуального. Нейрокиб отключён? Сломался?

— Ты попал в аварию на Калужском шоссе, — сказала девушка и взяла его за руку. — Целую неделю здесь пролежал. Я так боялась, что ты не очнёшься.

В уголках глаз девушки появились капельки слёз.

— Какая авария? — ещё больше удивился Евгений. — Какое шоссе?! Я же на грузовике летел... Почему не работает мой нейрокиб?

— От удара ядро лопнуло. Тебе скоро новое поставят.

Себрис смутно припомнил мужской голос, который говорил об этом совсем недавно. Наверное, когда он приходил в себя на несколько минут.

— Чёрт! — протянул Евгений. — Теперь и не посмотреть, что случилось на корабле.

— На каком корабле, Женя? — по щекам девушки потекли слёзы. — Ты уже почти месяц, как вернулся. Ты поехал кататься на своём «опеле» по Калужскому шоссе и попал в аварию...

— Месяц? — проговорил Себрис. — Не помню... Постойте, какой «опель»? Откуда у меня «опель»?

— Ну как же? В прошлом году купил. Когда в отпуск приезжал.

— Не помню... — задумчиво повторил Евгений и заметил, что девушка всё ещё держит его за руку. — Извините, а вы кто?

— Я? — растерялась девушка. — Я твоя жена — Таня...

[Andrej]

2.

Себрис с трудом встал с койки, пересёк пустую палату и остановился у зеркала. Впалые щёки, мешки под глазами, измученный вид. Светлые волосы обриты с правой стороны головы — там, где встроен нейрокиб. Евгений чуть повернул голову и увидел на свободном от волос участке несколько свежих послеоперационных шрамов. Провёл по ним пальцами.

«Как это может быть?! — в который раз уже подумал он. — Июнь 2115-го! Два с половиной года псу под хвост! Жена, квартира в Троицке, машина... И ничего этого я не помню!»

Евгений вернулся назад и устало повалился на койку. Чёртова амнезия! В какой-то момент память будто обрубает. Но до этого! До этого-то! Ведь он до мелочей помнил свой последний рейс в декабре 2112 года.

Себрис уже несколько лет работал в «Веллскай» — одной из пяти крупнейших корпораций, занимавшихся добычей руды в поясе астероидов. Он летал от Луны к астероидам и обратно на современном быстроходном грузовике «Молнии» — почти пятьсот миллионов километров тот проносился за каких-то четыре часа. Тогда, в декабре, Евгений привычно пристыковался к автоматизированной станции добычи и переработки руды и начал погрузку. Огромными манипуляторами Себрис методично распределял внутри грузовика поступающие через стыковочный шлюз брикеты чистого углерода. Как обычно, он складывал и закреплял их по особой схеме, облегчающей разгрузку на Луне — в условиях действия силы тяжести.

Провозившись несколько часов с брикетами, Евгений отстыковал грузовик от астероидной станции и задал курс на спутник Земли. По пути он думал об отпуске, который начинался с завтрашнего дня. Как приедет к родителям, как встретится с сестрой, с друзьями, съездит на дачу под Москвой покататься на лыжах, а потом махнёт куда-нибудь за границу — в Африку или даже Южную Америку — вживую посмотреть на ацтекские пирамиды. Почему нет?

И вот перед самой посадкой воспоминания заканчивались. Потом — только отрывочные фразы, звуки, голоса и, наконец, эта палата. И рядом — Таня, держащая его за руку.

Таня... Загадочная Таня. По её словам, они познакомились на новогоднем вечере, который 31 декабря 2112 года устроили родители Евгения. И пришла она с его сестрой — Ирой. Весь отпуск они провели вместе, а когда Себрис прилетел на отдых в следующий раз, в августе 2114-го, — поженились. И теперь, в мае 2115-го, случилась эта злосчастная авария!

Да, он всегда любил скорость, носился в вирсе на гоночных болидах и мечтал о личном автомобиле — выехать на реальное шоссе, переключиться на ручной режим и стрелой полететь вперёд, чтобы только ветер свистел в ушах. Что ж... Мечта сбылась. Но чем это обернулось? Больничной палатой и незнакомой девушкой в роли жены.

Конечно, Таня симпатичная, может быть, даже где-то красивая, но не более. Таких девушек полно вокруг. И чем она его привлекла? Что он в ней увидел тогда? Ведь прошло уже четыре дня, как он очнулся, но, проводя часы рядом с ней, ничего особенного не ощущал. Ничего не всколыхнулось в его душе. Даже намёка на какое-то особенное чувство не возникло. Разве так может быть? Должно быть? Или просто нужно время?





Тёплым июньским вечером такси, свернув с Калужского шоссе и попетляв по улицам Троицка, въехало на подземную парковку жилого комплекса №12. Татьяна и Евгений вышли в раскрывшиеся двери электромобиля и направились к четвёртому лифтовому блоку.

Комплекс был построен по типовому проекту «Ладонь»: от двадцатиэтажного круглого основания, словно пальцы руки, устремлялись ввысь пять башен высотой более ста этажей каждая. На крыше самой «ладони» раскинулся обширный парк с летним театром, аттракционами, прудом и велосипедными дорожками, а на первых этажах башен круглые сутки работали кафе, рестораны, танцклубы и другие развлекательные заведения.

Квартира Евгения Себриса и Татьяны Бортниковой располагалась на шестьдесят четвёртом этаже «безымянного пальца». В лифте Евгений поймал себя на мысли, что ничего не узнаёт — ни парковку, ни дом, ни даже сам Троицк. Будто ни разу тут и не был. И зачем он согласился сюда ехать? Что он будет делать в одной квартире с Таней? Как она вообще представляет их совместное проживание? Потому что он не представлял этого совсем. Лучше, наверное, было ехать к родителям. По крайней мере, на первое время.

Лифт остановился. Евгений пропустил Татьяну вперёд и двинулся следом. Скоро они оказались у одной из квартир, дверь в которую тут же открылась, пропуская хозяев. Себрис вошёл в просторную прихожую, плавно переходящую в гостиную со стеклянной стеной, за которой в вечерней дымке мигал огнями Троицк.

— Дом, ужин готов? — спросила Татьяна.

— Да, — ответил квартирный ИскИн мягким мужским баритоном. — Блюда ожидают в термошкафу.

— Ты уже, наверное, проголодался? — улыбнулась мужу Татьяна.

— Есть немного.

— Тогда иди в ванную, а потом приходи на кухню. Я пока всё накрою.

— А в какую сторону — в ванную?

— Ой, извини, — спохватилась Татьяна. — Направо. А на кухню попадёшь из гостиной.

— Хорошо. Я найду.

«Неплохая у меня квартирка! — умываясь, думал Евгений. — Интересно, сколько десятков лет я теперь должен за неё выплачивать?»

Ужинали молча. Татьяна пыталась начать разговор о чём-то отвлечённом и незначительном, но Евгений не поддержал. Он не чувствовал себя дома, всё вокруг было чужым и от того не уютным.

Сложив грязную посуду в кухонный лифт для отправки в центральную посудомойку башни, Татьяна робко спросила:

— Ты устал?

— Да. Никак не приду в норму до конца.

— Что ж... Надо тогда готовить постель, — Татьяна поджала губы.

Евгений заметил её нерешительность и сказал:

— Постели мне в гостиной.

— Да, хорошо, — с облегчением от разрешения неловкой ситуации вздохнула Татьяна. — Я понимаю... Ты, наверное, хочешь посмотреть свои записи за последние годы?

Перед отъездом из больницы Евгению установили новое ядро нейрокиба. Теперь он мог подключиться к облачному хранилищу и посмотреть сохранённые записи тех событий, что выпали из его памяти. Конечно, все интимные моменты он всегда хранил в нейрокибе, не отправляя в облако, поэтому не надеялся найти там что-то подобное, если только за эти два года не поменял привычки. Но и другие события увидеть было не менее интересно.

— Да, хочу, — ответил Себрис. — Но, наверное, уже не сегодня.

Татьяна сделала несколько шагов к выходу из комнаты и обернулась:

— Утром побежишь со мной? Здесь — в парке. — И, видя замешательство мужа, добавила: — Мы потихонечку. А как устанешь, сразу вернёмся.

— Почему нет? Давай.

— Заведи тогда будильник на семь часов, — улыбнулась Татьяна и пошла за постельным бельём.





Утро стояло солнечное, воздух был прохладен и свеж, дул лёгкий ветерок. Себрис бежал по кленовой аллее следом за женой и с удовольствием следил за движениями её стройного спортивного тела. «А что, в принципе, такого? — спрашивал он себя. — Ну, не помню я её. Ну, не люблю. Но она же моя жена. К тому же очень симпатичная. Почему бы и нет? Может, потом и полюблю. Или вспомню».

Он никогда раньше не бегал по утрам. Видимо, Татьяна приучила за время совместной жизни, и организм теперь воспринимал нагрузку совершенно нормально. Бежалось легко и приятно. Вчерашней усталости совсем не чувствовалось.

Они свернули на дорожку вдоль пруда. Татьяна остановилась у скамейки.

— Пять минут отдыха! — объявила она и села, вытянув ноги.

Евгений опустился рядом. Татьяна отпила воды из бутылочки и передала ему. В этот момент по водной глади, рыча, промчался спортивный автомобиль, резко, с заносом, развернулся и остановился у берега лобовым стеклом к скамейке. Над ним возникла объёмная надпись, сообщающая о выгодной покупке новой модели «Опеля».

— Очень вовремя, — хмыкнув, прокомментировал Евгений. — Впрочем, аварии я не помню и никакого негатива к «Опелю» не испытываю. Так что... А машинка-то неплохая.

— Это я делала, — сказала Татьяна. — Хорошо получилось?

Татьяна была программистом — создавала рекламу для дополненной реальности и вирса, вписывала её в интерьеры, городскую архитектуру и природные пейзажи.

— Да, красиво, — согласился Евгений.

— Можешь ещё раз запустить? Мне показалось, что при развороте брызги как-то не так полетели, как задумывалось.

«Опель» развернулся на пруду ещё раз, встав теперь к зрителям боком.

— Да нет, — сказала Татьяна. — Видимо, показалось... Ну что, побежали? Вокруг пруда и — домой.





Вернувшись в квартиру, Татьяна первой направилась в душ. Через десять минут вышла оттуда в белом махровом халате и с полотенцем на голове.

— Иди, — крикнула она Евгению, развалившемуся в кресле. — А я пока завтрак приготовлю.

К столу Себрис вернулся уже в обычной одежде и с высушенными волосами. Татьяна чуть повела бровями:

— Ты будто не дома, Жень.

— Да я, в общем-то, и не дома, — вздохнул Евгений. — Я не помню этой квартиры.

Татьяна налила в стакан свежевыжатого яблочного сока и протянула мужу.

— Ты не жалеешь, что поехал сюда, а не к родителям? — спросила она.

— Я не знаю... — честно ответил Себрис. — Но я думаю, что мне нельзя отстраняться от той жизни, что я вёл до аварии. Так я, возможно, быстрее вспомню.

— Правильно! — улыбнулась Татьяна. — Ешь: вот творожники на парý, вот обезжиренный йогурт. Хлебцы мультизлаковые. Сок ещё есть, если захочешь.

— А можно мне кофе? — попросил Евгений.

— Кофе? — удивилась Татьяна.

— Мы всегда так завтракали?

— Ну, не каждый день одно и то же, конечно. Каши, мюсли, творог. А тебе не нравится?

— Видимо, до нашей встречи я питался несколько по-иному, — виновато улыбнулся Евгений. И тут же добавил: — Нет, мне нравится. Ничего против не имею. Просто очень хочется кофе.

— Закажи, — пожала плечами Татьяна.

— Дом, один лунго.

С удовольствием съев несколько посыпанных корицей творожников с йогуртом и получив из автомата свой кофе, Евгений спросил:

— Таня, расскажи, что мы обычно делали вместе? Чем занимались каждый день?

— Я иногда всё-таки работаю, — начала Татьяна. — Бывает и целыми днями, когда проект горит. А в свободное время мы с тобой смотрели сериалы, гуляли в парке, катались на велосипедах... Бегали по утрам. Ужинали в ресторане иногда. В мае вот, как ты приехал, ходили на концерт...

— Мы много разговаривали? О семье, о прошлом — о детстве там, о школе?

— Да конечно! — улыбнулась Татьяна. — И теперь я знаю все твои тайны, а ты мои — нет.

— Будешь меня шантажировать? — поддержал игру Евгений.

— Если вздумаешь от меня уйти, непременно буду.

Евгений улыбнулся и отпил кофе.

— Ну всё, — поднимаясь из-за стола, сказала Татьяна. — Я пошла работать. Ты посуду уберёшь?

Себрис кивнул.

— Обед сам закажи — по своему вкусу. Я буду в кабинете, а ты можешь здесь спокойно смотреть свои записи. Если хочешь, иди в спальню — она же не только моя.

— Ничего, — ответил Евгений, — я здесь побуду.

— Ну хорошо.

Татьяна медленно прошла мимо мужа, хулигански взъерошив ему рукой волосы. Евгений посмотрел ей вслед и снова отпил кофе.

[Andrej]

3.

Себрис хотел начать с момента аварии, но, к сожалению, нейрокиб не успел отправить в облако эту запись до своего разрушения. Тогда Евгений перемотал на декабрь 2112-го и посмотрел, как посадил грузовик с брикетами углерода на лунный космодром, как разгрузил его, как передал техникам, принял душ и пришёл в свою квартиру в Селен-Сити. Ничего ему не вспомнилось, ничто не всплыло в памяти из того дня.

На повышенной скорости Евгений домотал до вечера их знакомства с Татьяной. Он вышел из метро и направился к дому родителей. Уже было темно, но свет фонарей, отражаясь от белоснежных сугробов, хорошо освещал улицу. Под ногами скрипел свежий снежок, вокруг веселились москвичи, виртуальные Дед Мороз и Снегурочка пели какую-то новогоднюю песню, в небе горела поздравительная надпись, окружённая разноцветными звёздами, взрывались виртуальные фейерверки причудливых форм.

Дома уже все собрались, Евгений пришёл последним. Сняв куртку, он предстал перед гостями в строгой форме космолётчика. «Родители, наверное, попросили, — догадался Себрис, смотря на своё отражение в зеркале. — Сам бы я вряд ли на семейный праздник так оделся». Он вошёл в комнату и оглядел присутствующих. Один парень был ему незнаком, и стоял он рядом с сестрой Ирой. Видимо, её новый приятель. А вот и Татьяна — на ней взгляд Евгения задержался, но ненадолго.

Себрис перемотал вперёд и остановил там, где они с Татьяной беседовали за бокалом вина.

— Ты давно в космосе? — спросила она.

— Года два уже.

Странно было слышать произнесённые своим голосом слова, которых не помнишь.

— Чем занимаешься?

— Летаю с Луны к поясу астероидов за рудой. Там автоматические станции добывают металлы и углерод, а я их перевожу на Луну.

— А зачем?

— Что-то отправляют на Землю, а из углерода на Луне печатают детали для других кораблей.

— Интересно летать в космосе?

— Да как сказать... Я уже привык. Как на такси — сел, долетел и вышел. Всем автоматика управляет.

— А зачем тогда ты? — повела бровями Татьяна.

— А вдруг что сломается? Вдруг автопилот откажет? Корабль — вещь дорогая. Оставлять его в виде космического мусора слишком накладно для компании. Да и погрузку я вручную провожу. Тут уже нужна человеческая смекалка.

— Хотела бы я посмотреть.

— Я могу скинуть тебе нарезку из своих рабочих записей.

— Да, пожалуйста, — обрадовалась Татьяна.

— Тогда зафрендимся?

— Конечно!

Татьяна поводила рукой в воздухе, и перед глазами Евгения выскочила табличка с предложением дружбы. Себрис принял.

— А ты учишься или работаешь? — спросил Евгений.

— Я начинающий программист, — улыбнулась Татьяна. — Ничего особенного, правда, пока не сделала. Думаю рекламой в вирсе заниматься. Всякую анимацию кодить. Но тебе это, наверное, не интересно.

— Почему же? У тебя уже есть какие-то работы? Я бы с удовольствием посмотрел.

— Хорошо. Можем тогда как-нибудь встретиться. Ты мне космическое видео скинешь, а я тебе что-нибудь из своего покажу.

— Зачем как-нибудь? На завтра у тебя есть планы?

— В общем-то нет.

— И я весь день свободен. Сходим куда-нибудь?

— Давай.

— Я тебе утром пришлю координаты.

— Какое-нибудь злачное место? — заговорщицки прищурилась Татьяна.

— Сюрприз.

— Хорошо. Только приходи снова в форме. Мне будет очень приятно. Тебе же не трудно?

— Нисколько! Для тебя могу хоть целыми днями в ней ходить.

Татьяна рассмеялась и протянула ему пустой бокал:

— Налей ещё, пожалуйста.





Евгений прокручивал незначительные записи и останавливался на встречах с Татьяной, слушал разговоры, смотрел на будущую жену, следил за её движениями, мимикой, выражением глаз. Он видел, что очень нравился ей, замечал её искренний интерес, но сам, сам ничего подобного не ощущал.

Да, за эти дни он привык к Тане, даже начал испытывать к ней нечто большее, чем просто симпатию. Ему было приятно, когда Таня сидела рядом, касалась его. Что-то проскакивало между ними в эти моменты, но настолько мимолётное, что Себрис никак не мог это что-то поймать и прочувствовать.

Промотав полгода трудовых будней, Евгений увидел, что летит на Землю. И удивился, что так рано. Но потом понял, почему — он летел на свадьбу сестры. Ира выходила замуж за того парня, что приходил с ней на новогодний праздник. Себрис перескакивал с одного момента церемонии на другой, пытаясь услышать, как зовут жениха. Наконец нашёл — Роман. Он был высокий, массивный, с добродушным лицом и ослепительной улыбкой. Что ж... Ире подходит. Вместе они смотрятся неплохо...

А вот и их с Таней свадьба. Он — в белой парадной форме космолётчика, она — в красном вечернем платье с такими же красными перчатками до локтя. Никакой фаты, никаких кружев и пышных нарядов. «А она молодец! — усмехнулся Евгений. — Нестандартно подошла к вопросу!» Праздник проходил на берегу реки, неподалёку виднелся лес — сколько Себрис не всматривался, место он не узнал. Гостей было немного, зато музыканты выступали вживую, а не виртуально. Некоторых приглашённых Евгений видел впервые — видимо, они были со стороны невесты. Гости общались, танцевали, гуляли вдоль реки — без пьянства и традиционных свадебных обрядов. Приятный вечер встречи друзей и родственников. «Да, наверное, такую свадьбу я себе и представлял», — с облегчением подумал Евгений.





— А у тебя не осталось наших с тобой записей? — спросила после ужина Татьяна.

Они сидели на диване напротив панорамного окна при выключенном свете, допивали чай и смотрели на город с высоты восемьдесят четвёртого этажа.

— Каких? — уточнил Евгений.

— Ну, ты понимаешь, — хитро улыбнулась Татьяна.

— А-а... Нет. Они же все в нейрокибе были.

— А хочешь, я тебе свои покажу?

Себрис на секунду замешкался, потом ответил:

— Нет, Таня, не надо. Не хочется мне на себя чужими глазами смотреть. Тем более в такие моменты.

Татьяна придвинулась поближе:

— Может, тогда посмотришь на меня?

Евгений закрыл глаза и глубоко вдохнул.

— Не сейчас, Таня, — спокойно ответил он. — Я пока не готов.

— Хорошо, — ничуть не обиделась Татьяна. — Извини. Ещё рано — я понимаю.

Они немного посидели молча, и она снова спросила:

— Может быть, тебе интересно посмотреть мою запись нашей первой встречи?

— Да, интересно. Выведи трансляцию на окно.

Татьяна нашла запись, создала большой виртуальный экран напротив дивана и подключила Евгения к трансляции. Показ начался с того момента, как Себрис, светловолосый, подтянутый, с красными от мороза щеками, вошёл в комнату в тёмно-синей форме с логотипами «Веллскай» на груди и правом плече. Затем был ужин, разговоры, танцы.

— Ты всё время смотришь на меня, — заметил Евгений жене. — Будто я там один.

— А как же ещё? — Татьяна рефлекторно взяла мужа за руку, потом опомнилась и хотела убрать руку, но Евгений не дал ей этого сделать. — Тем вечером я поняла, что ты должен быть моим мужем.

— Так сразу?

— Я сама удивилась. Но так уж получилось.

— Знать бы ещё, что тогда чувствовал я... — вздохнул Себрис.

— А сейчас ты что чувствуешь?

— Я не знаю, Таня. Правда — не знаю...





Себрис не мог заснуть. Он лежал на диване в гостиной под тонким приятно пахнущим свежестью одеялом, смотрел на световые блики на потолке и пытался понять, что же он на самом деле испытывает к жене.

Он чувствовал к ней симпатию, чувствовал влечение, но ничего более, ничего необычного, что можно было бы назвать любовью. А может, и не было никакой любви? Может, он и женился, чувствуя то же самое? А может быть, это и есть любовь — симпатия и влечение? Может быть, любовь именно такая? А то, что это должно быть что-то из ряда вон выходящее — всего лишь миф? Нет никакого возвышенного чувства, а есть только крайняя степень влечения — страсть, от которой темнеет в глазах и плывёт голова? Но если это — любовь, то стоит ли она того, чтобы связывать свою жизнь с другим человеком? Разве вот сейчас он женился бы на Тане? Нет, не женился. Страсти недостаточно. Нужно что-то большее. Значит, и тогда, год назад, он не женился бы, если бы не было чего-то большего. Так ведь? Значит, было? Было. А сейчас — нет. Почему, в чём причина? Ведь сейчас он, его психика, память, мысли, желания, всё в том же состоянии, что и в январе двенадцатого. Он обязан чувствовать то же самое! Но не чувствует... Что-то пошло не так. В чём-то ошибка. Может быть, дело в обстоятельствах первой встречи? Тогда, на празднике, он был пышущим здоровьем, уверенным в себе весёлым космолётчиком, которому, возможно, захотелось покорить Таню, влюбить в себя, завоевать. А сейчас — покалеченный парень в больничной койке, которого Таня любила изначально, безусловно, по умолчанию. Может быть, в этом дело? Но тогда всё пропало!.. Любви уже не будет. А если так, то стоит ли мучить себя? И стоит ли мучить Таню?

[Andrej]

4.

— А вот и наши стейки! — здоровяк Роман, улыбаясь во весь рот, поставил на стол блюдо с дымящимися мясом и овощами. — Налетайте!

На дачной террасе, оплетённой виноградом, собрались шесть человек. Двоих из них Евгений не помнил: подругу своего школьного товарища Алексея Марину и Романа — мужа сестры. Конечно, он видел их на записях нейрокиба, но это совсем не то, что настоящие воспоминания о личном общении.

— Ну как? — спросил Роман, когда все попробовали стейки. — Пропеклись?

— Отлично! — ответил бритоголовый Алексей с рыжей окладистой бородой. — Самое то! Перчик попробуйте — это просто песня!

Он взял двумя пальцами кусочек обжаренного красного перца и положил в рот Марине — миниатюрной курносой девушке с чёрными волосами. Та с удовольствием съела.

— Правда ведь? — поинтересовался у неё Алексей. — Ну вот! Бери ещё.

— Женя, — обратилась к брату Ирина, — какие у тебя планы? Чем думаешь заниматься?

— «Веллскай» оплатил три месяца реабилитации, — ответил Евгений. — В сентябре поеду на переподготовку, сдам экзамены и снова в космос. Я летать не брошу.

— А что врачи говорят?

— Нормально всё, — уверенно сказала Татьяна. — Кроме амнезии ничего. А амнезия летать не мешает. Проверят только, помнит ли, как держать штурвал, и всё будет ок.

— Там нет штурвалов, — улыбнулся Евгений.

— Ну я образно, — толкнула его плечом Татьяна. — Ты ж понимаешь!

— Вы ешьте, пока горячее, — напомнил Роман. — Болтать потом будете.

Пока кипятился чайник, Евгений и Алексей встали из-за стола и пошли вглубь сада. Там в тени высокой двуствольной рябины стояла деревянная лавочка, на которую они и сели. Роман же остался за столом, чтобы не мешать разговору давних друзей.

— Тяжело тебе сейчас? — спросил Алексей. — Не представляю, как это — забыть два года своей жизни!

— Тяжело, если постоянно об этом думать. А если принять, как есть, то уже не так страшно.

— Но записи-то у тебя сохранились? Ты смотрел?

— Смотрел кое-что...

— И ничего не вспомнил?

— Нет... Знаешь, такое ощущение, что смотришь кино о знакомых тебе людях. Или тебе показывают видео, снятое, пока ты был в отъезде, но при этом оператор участвует в событиях и у него почему-то твой голос, и в зеркале отражается почему-то твоё лицо. Очень странное ощущение. Нереальности какой-то...

— И как ты со всем этим справляешься?.. — сокрушённо покачал головой Алексей.

— Я уже склоняюсь к мысли забыть, что я пропустил эти два года. Совсем забыть. Не было их, и всё. Освободиться, наконец, от всех этих мыслей и начать жить дальше. С чистого листа.

— А Танюшка? Как у вас с ней?

— Она не унывает, — улыбнулся Евгений. — Делает всё, чтобы я не ушёл в депрессию. Хотя я, в общем-то, и не пытаюсь. Таскает меня по спортзалам, бассейнам и пробежкам. Старается проводить со мной больше времени.

— Ну а ты?

— Что я? Формально Таня — моя жена, но в этой роли я её воспринимать не могу. Как подругу, соседку по квартире — да. Но как жену...

— А секс?

— А секса нет.

— Конечно, ты её не помнишь, но разве она тебе не нравится? — удивился Алексей.

— Почему же? Нравится. Даже больше. Но я её не люблю, понимаешь? И если я с ней буду спать, то получится, что я как бы пользуюсь своим положением. Муж — жена... Ты понимаешь. Вот если б мы оба были свободные люди, и всё произошло по обоюдному желанию, тогда да. А так, как сейчас... Я просто не могу, Лёх.

— Вот чёрт! А ты ей об этом говорил?

— Пока собираюсь с духом. Жаль её — она так много сил на меня тратит и, наверное, испытывает ко мне какие-то нежные чувства. Любовь, не любовь — не знаю... И вот так сказать ей, что она для меня почти ничего не значит? Что исчезни она, я даже вздохну с облегчением? Это очень трудно.

— Я вот сейчас тебя слушаю, Женя, и охреневаю, — произнёс Алексей. — Год назад на этом же самом месте ты говорил мне совсем другое. Прямо противоположное! Как так?!

— Сейчас я другой человек, Лёх. Того меня уже нет. Он разбился на машине.





Перевалило за полночь, а все ещё сидели на террасе, пили чай и разговаривали. Ночь выдалась тихой, тёплой, без комаров. В траве стрекотали кузнечики, у лампы вились мошки и бабочки.

Первыми сдались Ирина с Романом и, пожелав всем спокойной ночи, поднялись в одну из двух спален на втором этаже. Вскоре отправились спать в гостиную и Алексей с Мариной. Евгений принялся складывать тарелки, но Татьяна его остановила:

— Уберём завтра. Пойдём.

Они поднялись на второй этаж в свою спальню. Евгений сразу скрылся в ванной комнате, а Татьяна расстелила постель. Вскоре Себрис вернулся в футболке и брюках.

— Куда собрался? — удивилась Татьяна.

— Я буду спать на кухне на раскладушке, — уверенно ответил Евгений.

— Что за глупости? — Татьяна подошла к нему и двумя руками схватила за рубашку на груди. — Я не отпущу тебя. Сегодня мы будем спать в одной постели. Хватит уже раздельных ночёвок.

— Я не могу, Таня, прости. Не могу дать себе такого права, понимаешь?

— Нет, не понимаю. Ты мой муж.

— Это не так, — Евгений мягко высвободил рубашку из рук жены и отступил в сторону. — Я не твой муж, а ты не моя жена. Как тебе объяснить?.. Ты жена какого-то другого очень похожего на меня человека. Моего двойника что ли... Ты — его жена. Не моя. А он исчез, растворился. Он — где-то... Или его вообще нет. И не было никогда. Я смотрю записи и не вижу себя там, в тех ситуациях. Меня там не было! Я не влюблялся в тебя, не женился... Я уснул в декабре двенадцатого и проснулся месяц назад! Я не помню ничего! И чувств своих к тебе я не помню!

Татьяна замерла в растерянности, не зная, что ответить.

— Ты жалеешь, что женат на мне? — наконец спросила она.

— Не в этом дело, — мотнул головой Себрис. — Но спать с тобой я сейчас не могу. Это просто не честно. Я не могу себе позволить тебя использовать только потому, что формально я твой муж. Пойми это! Ты — красивая девушка и, наверное, прекрасная жена. И я не прощу себе, если буду этим пользоваться, не имея на то морального права!

— Но ведь есть хоть какая-то вероятность, что ты снова меня полюбишь? — с надеждой спросила Татьяна. — Что всё станет, как раньше? Что мне сделать, Женя? Я на всё готова.

— Не знаю... — Себрис прошёлся по комнате и остановился за креслом. — Не знаю! Если бы мы встретились в тех же обстоятельствах, что и тогда, в декабре. Если бы всё повторилось... Может быть, тогда... Но ведь оно уже не повторится, Таня! Не повторится! — Он вцепился в спинку кресла и сжал её что есть мочи. — А без той первой встречи, без того, что я, вероятно, почувствовал тогда, ничего не получится. Всё стёрлось без следа...

Татьяна подошла к нему, оторвала руки от кресла, повернула к себе и обняла.

— Мы постараемся, Женя... — сказала она, глядя в его глаза. — Я постараюсь. Я попробую всё вернуть — и память, и чувства. Только помоги мне — не руби с плеча, не отталкивай. Я буду ждать, сколько надо. Просто будь со мной, Женя. Хорошо?

— Хорошо, — сдался Евгений. — Но я всё-таки возьму раскладушку и лягу на кухне.

— Нет, только не на кухне. Что подумают гости, когда тебя там увидят?

— Прости, я не подумал...

— Поставишь её здесь. А я обещаю, что не буду к тебе приставать. Согласен?

— Согласен.

Татьяна, разомкнув объятия, отпустила мужа и Себрис направился в кладовку за раскладушкой.

[Nil admirari]

— Летаю с Луны к поясу астероидов за рудой. Там автоматические станции добывают металлы и углерод, а я их перевожу на Луну.

— А зачем?

— Что-то отправляют на Землю, а из углерода на Луне печатают детали для других кораблей.

Через 100 лет на Земле не хватает металлов и угля? Очень маловероятно.

[Andrej]

Через 100 лет на Земле не хватает металлов и угля? Очень маловероятно.

Металлы есть и очень редкие. Например, платина, кобальт, никель, палладий и куча других. В астероидах они, скорее всего, без примесей и не окисленные. Так что очень удобны для переработки.
А углерод везде нужен (не в виде угля, конечно) --- из него композитные материалы ведь делают.

[Nil admirari]

Так что очень удобны для переработки.

Цена доставки на Землю...
Материалы добываемые в космосе будут использоваться в космосе. Если только не откроют антигравитацию.

[Andrej]

Цена доставки на Землю...
Материалы добываемые в космосе будут использоваться в космосе. Если только не откроют антигравитацию.

Да ладно!
Сбрасывать в специально упакованных контейнерах с орбиты не так уж дорого. Это не поднимать же.

[Andrej]

5.

Изрядно пропотев в спортзале и приняв освежающий душ, Евгений прогуливался в парке по пути к своей башне. Раздался звонок от Татьяны.

— Привет! — сказала она. — Твоя мама пригласила нас сегодня на ужин. Я сейчас в Москве, и поеду сразу к ним. А ты приезжай к восьми.

— Сейчас шесть... — задумался Себрис. — Да, к восьми, наверное, успею.

— Отлично! Жду тебя там. И вот ещё что — надень, пожалуйста, форму. Я давно тебя в ней не видела.

— Зачем? Не официальный приём же.

— Ну пожалуйста! Тебе же не трудно!

— Ладно, — уступил Себрис. — Надену.

— Спасибо! Пока!

Евгений поднялся в квартиру, сунул в рот бутерброд с сыром, запил яблочным соком, вызвал такси и направился в спальню переодеваться. Через пятнадцать минут в тёмно-синем мундире «Веллскай» он уже спускался в лифте на парковку.

Такси доставило его к дому родителей без пяти минут восемь. Дверь квартиры открыла мама. Из гостиной слышались голоса.

— У вас ещё гости? — удивлённо спросил Евгений.

— Да, — ответила мама. — Ира с Ромой, Маша и Павел.

— Праздник что ли какой-то?

— Да нет, просто ужин, — смутилась мама. — Ты проходи.

Евгений на минуту задержался у зеркала, причёсываясь, и вошёл в гостиную. За накрытым столом сидели родители, Татьяна, Ирина с Романом, подруга матери Мария с мужем и двоюродный брат отца Павел с женой. Себрис поздоровался и двинулся было к жене, но, не увидев рядом с ней свободного стула, остановился. Тогда Роман привстал, указывая ему на место рядом с собой. Евгений сел, удивлённо взглянув на Татьяну напротив, и спросил у Романа:

— Что происходит?

— Ничего, — ответил Роман. — Просто так получилось. Все пришли раньше, расселись, и свободный стул остался здесь.

— Ну-ну, — тихо ответил Евгений.

Он уже начал чувствовать странное беспокойство, которое с каждой минутой только усиливалось. Все разговаривали, делились новостями, спрашивали Евгения о работе в космосе и ни словом не упоминали об амнезии, аварии и его самочувствии. А некоторые фразы Себрису даже показались до боли знакомыми. Он нахмурился и оглядел гостей и накрытый стол. Все одеты по-праздничному, на столе — шампанское, оливье, запеченная курица, пироги. Что-то это напоминает... Догадка ошеломила Евгения.

— Женя, возьми курочки, — донеслись до него слова мамы.

— Да, сейчас... Тань? — Себрис поднялся и кивнул в сторону двери.

В коридоре он дождался жену, закрыл дверь в гостиную, включил звукоизоляцию и спросил:

— Что это?

— Семейный ужин, — улыбнулась та.

— Это не семейный ужин, а спектакль театра комедии. Ты думала, я не пойму?

— Я думала, что ты подыграешь, — уже серьёзно произнесла Татьяна.

— Нет. Я не хочу играть. Я не хочу играть в это.

Татьяна взяла его за руку:

— Ты же сам говорил, что нужны те же условия, что тебе нужно снова пережить ситуацию, прочувствовать. Я думала, это поможет нам, поможет восстановить то, что было между нами.

— Прошло больше двух лет, Таня! — всплеснул руками Себрис. — Как ты могла подумать?! Всё изменилось. Я изменился, ты изменилась, другие тоже изменились.

— Но ты же не помнишь эти годы. Ты помнишь лишь тот декабрь. И если в тот раз что-то щёлкнуло в тебе, и ты полюбил меня, то почему сейчас этого не могло произойти?

— Потому что я видел запись этого вечера, Таня. Я уже знаю, что тогда случилось и как всё происходило. Если бы я не смотрел эти записи раньше, может быть... Но сейчас уже ничего не вернуть. Поезд ушёл...

— Да, это было глупо, ты прав, — Татьяна отвернулась в сторону и вытерла капли слёз со щёк. — Прости.

— Не надо, Таня, не плачь, — Евгений подошёл и взял её за плечи.

— Я не плачу, — распрямилась она. — Какой смысл?

Татьяна повернулась к мужу — глаза её были сухие.

— Ты останешься?

— Нет, — ответил Евгений. — Я прогуляюсь. Не жди меня и езжай домой. И попрощайся с гостями за меня.

С этими словами Себрис вышел из квартиры.





Всю ночь Евгений бродил по Москве, отключившись от Сети. Тысячи рекламных вывесок, 3D-анимаций и арт-проектов, разнообразные ви-маски встречных прохожих, виртуальные гиды и клубные зазывалы, фейерверки и гирлянды разноцветных огней — всё это осталось там, вне его восприятия. Себрис видел только окрашенные в стандартный светло-серый цвет дома, улицы, освещённые настоящими фонарями, изредка проезжавшие такси и автобусы, смотрел на людей — куда-то спешащих, веселящихся и разговаривающих с невидимыми ему собеседниками, — слушал «голос» города и понимал, что он в нём чужой. Его дом не здесь — не у родителей, не в их с Татьяной квартире, не в Москве, даже, наверное, не на Земле. Луна, «Молния», космос — вот, где ему место. Там он свободен, там ему спокойно.

На рассвете Евгений завернул в какую-то пирожковую, где за дальним столиком перекусывал всего один человек. Чтобы что-то купить, снова вошёл в Сеть и поморщился от нахлынувшей волны красок, звуков и информации. Будто оно всё копилось с самого вечера и только и ждало, когда он снова подключится.

Себрис взял пару горячих мясных рулетиков, пирожок с картошкой и стакан чёрного кофе. С удовольствием поел и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза и небольшими глотками попивая крепкий горький напиток.

«Так дальше не может продолжаться, — думал он. — Надо что-то решать. Это не реабилитация, а мучение какое-то! До сентября мне не выдержать». Евгений почти физически ощущал путы, связывающие его по рукам и ногам, притягивающие к дому, к Татьяне, к прошлому, которого не было... Он очень хотел избавиться от них, порвать и вдохнуть свежего воздуха полной грудью. Сегодня или никогда! Отступать уже некуда.

Через час Евгений стоял в прихожей своей квартиры в Троицке. Напротив него в облегающем спортивном костюме замерла Татьяна. Оба молчали, боясь того, что должно быть сказано. Она видела в его глазах решимость, а он в её — тревогу.

— Я пытался, Таня, — наконец произнёс Себрис. — Честно пытался. Пытался вспомнить хоть что-то, возродить хоть частичку тех чувств, которые, возможно, были... Но не смог. Прости меня.

Глаза Татьяны забегали, она пыталась найти нужные слова, но не могла.

— Я должен уехать, — продолжил Евгений. — До сентября поживу на даче, а потом — на Луну. Возможно, нам стоит какое-то время не видеться. А когда я вернусь... Вдруг всё получится? Вдруг снова вспыхнет та искра, которой лишила меня авария? Может быть... Я не уверен, не знаю, но может быть. А сейчас я просто не могу остаться. Прости.

Татьяна помедлила, затем молча прошла мимо Евгения и скрылась за дверью.

[Nil admirari]

Да ладно!
Сбрасывать в специально упакованных контейнерах с орбиты не так уж дорого. Это не поднимать же.

То есть через сто лет завод по переработке металлов в космосе (из астероидов) не нуждается ни в каких поставках с Земли?

[Andrej]

То есть через сто лет завод по переработке металлов в космосе (из астероидов) не нуждается ни в каких поставках с Земли?

БОльшая часть, того, что ему надо (если не всё), делается на Луне. Оттуда возить легче.

[Andrej]

6.

Тянулись очередные восемь часов полёта от МКС к Луне. Руководство «Веллскай» поостереглось снова ставить Евгения пилотом на «Молнию» и отправило его на переподготовку. После экзаменов, сданных Себрисом на «отлично», в его распоряжение временно дали один из двух грузовиков типа «Карго-Стар», летающих рейсами «Луна—МКС—Луна».

Себрису было скучно на этой работе: погрузкой и разгрузкой занимались другие люди, мотаться приходилось по короткой трассе, да ещё и рядом с Землёй — никакого ощущения свободы. Вдобавок скорость была крайне мала: «Карго-Стар» с ядерным двигателем — это всё-таки не «Молния» с двигателем Репьёва—Дженкинса—Виноградова второго поколения! Никакого ощущения полёта. Допотопная техника! Не зря пилоты «Молний», да и «Луань-няо» с термоядерными двигателями, называли «Карго-Стары» черепахами. И переход с РДВ-2 на ЯРД можно было смело считать значительным понижением репутации.

Когда Себрис только пришёл в «Веллскай», то изучил всё, связанное с двигателем РДВ, и даже сейчас помнил непростую историю его создания. Разработали схему и просчитали принцип действия Аркадий Репьёв и Виктор Виноградов из самарского Института ракетных двигателей в 2074 году. В 2075-м создали опытный образец — РВ-1, — который был уничтожен во время нападения на институт группы неизвестных. Тогда же под обломками погиб и Репьёв. Виноградов в следующем году уехал в США в лабораторию Хэнка Дженкинса, который работал над подобным устройством. И в 2077-м появился РДВ-1 — двигатель Репьёва—Дженкинса—Виноградова первого поколения. Испытания выявили много слабых мест, и в серийное производство пошёл уже улучшенный вариант — РДВ-2. С 2085 года корабли с РДВ-2, названные «Молниями», стали основным средством передвижения на дальние расстояния — более ста миллионов километров от Земли, которые они преодолевали меньше чем за час.

Но Виноградов и Дженкинс на этом не остановились и в 2100 году собрали РДВ-3, испытания которого, однако, оказались неудачными — все четыре раза, даже после доработок, двигатель взрывался. Наконец, в 2104-м появился РДВ-4, работающий как часы, без единой ошибки и поломки. Именно тогда НАСА, ЕКА и «Роскосмос» запустили совместный проект звездолёта «Гагарин» — ведь с РДВ-4, разгоняющимся до 0,44 скорости света, звёзды уже не были лишь недостижимой мечтой.

Как сильно Себрис ни хотел снова вернуться на «Молнию», намного сильнее он мечтал о полёте на РДВ-4 в глубокий космос, далеко-далеко, за все вообразимые пределы. Вот где настоящая жизнь, настоящие чувства и испытания! Там — в тёмной пустоте среди звёздной россыпи и туманностей, лицом к лицу с опасностями и величайшими загадками...





Сдав «Карго-Стар» техникам, Евгений вернулся в свою маленькую квартирку в жилом блоке Селен-Сити. В нише кухонного комбайна его уже ждала разогретая банка гречки с мясом. Себрис достал из холодильника помидор и перец, выращенные в местных теплицах, порезал их и раскрыл банку с гречкой.

— Дом, один чёрный кофе, — попросил Евгений. — И плюшку.

Покончив с основным блюдом, развалился в кресле со стаканом в одной руке и плюшкой в другой. Но не успел он сделать и одного глотка, как возникло уведомление о новом видеосообщении от Татьяны.

«Ну вот, — подумал Себрис и поставил стакан на стол, — даже кофе нельзя спокойно попить!»

В ноябре 2115 года, когда Евгений снова приступил к работе в «Веллскай», Татьяна часто звонила ему. Но он не отвечал на её вызовы. Он решил хотя бы на время отстраниться от этой странной своей-несвоей земной жизни, забыть, что у него есть жена, и полностью окунуться в жизнь прошлую — ту, что он хорошо помнил, и от которой не хотел отказываться.

Татьяна, поняв, что Евгений не хочет с ней разговаривать, начала несколько раз в месяц присылать ему видеосообщения. Поначалу Себрис и их не открывал. Но, когда сообщений накопилось уже пять штук, всё-таки сдался и посмотрел все сразу. В них Татьяна рассказывала о своей жизни, работе, спрашивала, как у него дела, передавала приветы от Ирины и родителей. Никаких претензий, жалоб и просьб. Евгению даже понравилось смотреть её «письма». Однако отвечать он не стал.

С каждым месяцем сообщения приходили всё реже. И вот сейчас, в конце апреля 2116-го, после трёхнедельного перерыва Себрис получил очередное. «Посмотреть или отложить? — задался вопросом Евгений. — Кто знает — может, следующего ждать ещё месяц? А вдруг там что-то важное?»

Он отхлебнул кофе и запустил видео.

— Здравствуй, Женя, — появилась перед ним Татьяна.

Волосы её были подстрижены коротким ассиметричным каре и покрашены в серебристый цвет. На губах — белая помада.

— За полгода ты мне ни разу не ответил и даже не написал ни строчки. Я знаю, что у тебя всё в порядке, что ты работаешь и не унываешь... Но, видимо, я не вписываюсь в твою новую старую жизнь. И поэтому это видео будет последним. Я не хочу больше надоедать тебе. Живи, как считаешь нужным. Но если вдруг захочешь мне написать или позвонить, я буду очень рада. И надеюсь, ты всё-таки что-нибудь вспомнишь. Может быть, даже меня... Главное, чтобы это не произошло слишком поздно... Ну, хватит. Пока!

Видео завершилось, а Евгений всё сидел и смотрел в пустоту перед собой. Он вдруг ясно почувствовал, как оборвалась последняя ниточка, связывающая его с забытой жизнью. И почему-то от этого ему стало не по себе.





Себрис убивал время за бокалом джина с тоником в баре «Тёмная сторона» на Центральной площади Селен-Сити. Он не любил ходить в популярный у пилотов бар с того времени, как вернулся на Луну, — не хотел встречаться со своими бывшими коллегами. А здесь, в «Тёмной стороне», можно было не бояться увидеть знакомое лицо. Да и джин тут подавали очень неплохой.

Прошлой осенью после первого рейса на «Карго-Стар» Евгений шёл в «Альдебаран» в приподнятом настроении, предвкушая общение с пилотами, шутки и веселье. За большим столом в углу уже собрался десяток человек в форменных комбинезонах «Веллскай», «Робертсон и Компания» и «СпейсЛог». Большинство из них Себрис знал лично, других видел раньше лишь мельком.

Когда он подошёл к столу, навстречу поднялся бородатый Боб и приветственно протянул руку:

— Юджин! С возвращением! Садись.

Себрис сел рядом с Бобом. Гладко выбритый худосочный Чезаре протянул ему полную кружку пива. Боб поднял руки вверх, призывая к тишине:

— Друзья! Почти все здесь помнят Юджина — отличного пилота и моего сменщика. А кто не знаком — рекомендую. Полгода назад он попал в аварию на Земле и вот теперь снова с нами. Предлагаю выпить за это — за возвращение Юджина!

Звякнули кружки.

— Давно здесь? — спросил Боб, вытирая пену с усов.

— Третий день, — ответил Себрис.

— Иди ко мне третьим сменщиком. А то сейчас со мной два китайца работают — решительно не с кем поговорить после смены. Ну правда! Я с начальством-то обговорю.

— Меня на «Молнии» не пустили, Боб, — произнёс Евгений. — Временно, правда. Но как только разрешат — обязательно воспользуюсь твоим предложением.

— А на чём же ты летать будешь? — поинтересовался толстый Барри, которого Себрис помнил довольно смутно.

— На «Карго».

— Такого пилота — и в черепашники! — воскликнул Чезаре. — Человек полгода потерял, не работал. Ему деньги нужны, а его на орехи[1] ставят! Ну где справедливость, а?

— Ну ничего, дружище, не расстраивайся, — похлопал Евгения по плечу Боб. — Поползаешь немного, а потом, глядишь, и снова человеком станешь.

Себрис не ответил, но настроение у него начало портиться.

— Как жена? — поинтересовался Боб. — Таня, кажется?

— Таня, — подтвердил Евгений. — Она, наверное, неплохо. Но у нас с ней сейчас небольшой разлад.

— Бывает, — Боб допил пиво. — В отпуск прилетишь — всё наладится.

— Слушай, Юджин, — крикнул с другого конца стола незнакомый смуглый парень. — Не хотел так сразу про это вспоминать, но мало ли что? Ты мне долг-то думаешь отдавать?

— Какой долг? — не понял Себрис.

— Как какой?! — удивился парень. — Ты в январе занимал у меня. Сказал, что на машину.

Себрис раскрыл нимб-меню парня: Нейл Энрикес, 35 лет, работает в компании «СпейсЛог».

— Извини, Нейл, — сказал Евгений, — но я тебя не помню. У меня после аварии частичная амнезия. Почти два года из памяти выпали.

— Как это не помнишь? — возмутился Нейл. — И денег не помнишь?! А кто отдавать будет?

— Так не пойдёт, Юджин, — вступил в разговор Барри. — Долги надо возвращать.

— Я не спорю, — ответил Евгений. — Вы только скажите мне, когда это было. Я вечером поищу запись разговора, банковские логи, и если всё так, то я верну. Без проблем.

— Я сам найду тебе запись, — сказал Нейл. — И пришлю. Попробуй только отвертеться.

— Нейл, — осадил его Боб, — полегче. Юджин честный человек.

— Да я вижу, какой он честный, — буркнул Нейл.

— Только у меня сейчас денег нет, — добавил Себрис. — Извините, но это так. Если я что-то должен, то, конечно, отдам. Но не прямо сейчас, а когда подзаработаю. Я же только вернулся.

— Ну вот, начинается! — протянул Нейл. — Заработает он! Что ты заработаешь на своей черепахе-то?! Ты так год долг отдавать будешь! Возьми кредит и отдавай банку хоть десять лет. А мне сейчас нужно!

— Да отдам я твои грёбаные деньги! — вспылил Себрис. — Нахрен они мне не нужны! И кредит возьму, лишь бы ты больше не вопил. Доволен?

— Ну хватит! — примирительно сказал Боб. — Решили же всё! Может, у него правда амнезия, Нейл. А ты понимать должен — человек полгода в больнице провалялся...

— Месяц всего, — вставил Евгений.

— Да какая разница! — отмахнулся Боб. — Имей совесть, Нейл.

Нейл не ответил, лишь присосался к кружке, стрельнув глазами в Себриса.

— Не обращай внимания, — сказал Боб Евгению. — А ты и правда не помнишь... сколько там?.. два года?

— Да, с декабря двенадцатого до этого мая — как в больнице очнулся после аварии.

— Ничего себе! Меня-то помнишь? Или притворяешься?

— Тебя я давно знаю, Боб.

— А остальных?

— Из тех, кто здесь, не всех.

— Да, видно, хорошо тебя приложило, — покачал головой Боб. — Как с «Молнией» управляться, не забыл?

— Нет, конечно!

— Ну не знаю... — протянул Боб. — За два года уже столько обновлений систем было. И управления, и погрузки, и диагностики. Тебе снова на обучение надо. Без этого я бы тебя к себе не взял, извини.

— Я это понимаю, — сжав зубы, произнёс Евгений.

— Кстати, об обновлениях, — обратился к собравшимся Чезаре. — У вас там в «Робертсоне» какой версией диагноста пользуются?

— Сто второй, — ответил Барри.

— Ха! — усмехнулся Чезаре. — Уверен, что в «СпейсЛоге» тоже. А, Нейл? А мне вчера загрузили сто третью «Б». Вы бы видели этот интерфейс! А полное обновление функционала! Завтра в рейсе опробую и расскажу потом. Ваши, как обычно, с обновлением не неделю задержат, это точно. А тебе, Боб, прислали?

— Нет, пока не получал. Но перед полётом-то уж точно должны прислать.

— Пришлют, — подтвердил Чезаре. — А ты, Юджин?

— Да я же... — начал Евгений.

— А, да! — хлопнул себя по лбу Чезаре.

— Он же черепашник! — крикнул с другого конца стола Нейл. — Что ты его спрашиваешь? Они там вообще без диагноста обходятся! Молотком по панцирю долбанут — и полетели.

Все засмеялись.

— Извини, Юджин, — отхохотавшись, сказал Боб. — Ты же понимаешь. Ты и сам раньше...

— Да ладно, — похлопал его по плечу Себрис. — Давай допьём, и я пойду — отдохнуть хочу после рейса. Да и Нейлу запись надо поискать.

— Друзья! — поднялся Боб с кружкой в руке. — Давайте за самое главное — за мечту! За скорость света!

— За скорость света! — поддержали все, встали и сдвинули кружки.

Допив пиво, Себрис попрощался и ушёл. Больше в «Альдебаране» он не появлялся.





Себрис гнал свой багги по лунной равнине, лихо объезжая холмы и небольшие кратеры. Повернул, взлетел на холм, перевалил через вершину и, скатившись вниз, резко затормозил, развернув багги. «Как же не хватает рёва мотора!» — подумал Себрис. Вокруг висела обволакивающая тишина, и только звук его собственного дыхания не давал возникнуть мысли о возможной глухоте.

Евгений поднял голову и присмотрелся к россыпи звёзд над холмом, с которого только что съехал. Медленно развернул багги и увидел Землю. Голубая полусфера будто вырастала из черноты космоса над серым горизонтом. Себрис разглядел водовороты облаков и очертания северной части африканского континента. Вон там, чуть повыше, где-то там — Москва. Где-то там сейчас Таня пишет новую программу или мчится на такси в центр города на встречу с клиентом. А может быть, пьёт зелёный чай на кухне и думает о нём — о том, кто гоняет по Луне, летает к астероидам, сидит в баре и совершенно не думает о ней... Хотя нет. Зачем себе врать? Конечно, он вспоминает Таню: с мокрыми волосами после душа или в спортивном костюме, бегущую по парковой дорожке. Он не может забыть её совсем. Не может, и не понимает, почему... Что же всё так сложно-то!?

Себрис нажал на газ и рванул вперёд, оставляя за собой ровные чёткие следы протекторов. Вот он взял новую высоту и, подпрыгнув, тяжело опустился на противоположный склон, с трудом удерживая равновесие. Неожиданно сработали автоматические тормоза, багги дёрнулся и полубоком заскользил вниз. Себрис огляделся — слева на перерез ему, огибая холм, ехал другой багги. Он тоже тормозил: система безопасности просчитывала траектории всех перемещающихся по Луне туристических автомобилей и при необходимости корректировала скорость и направление их движения.

Себрис неуправляемо скользил вниз прямо на второго райдера. Тот уже почти остановился, и вдруг рванулся вперёд и в сторону. Но было поздно — правое переднее колесо багги Себриса подпрыгнуло на кочке и врезалось в заднюю часть машины. Багги развернулся в полёте, рухнул на пыльную поверхность и остановился. Второй автомобиль с разорванным крылом и развороченным задом тоже встал.

Евгений слез с кресла, обогнул багги и в замешательстве уставился на вывернутое правое колесо.

— Ну что, приехали? — раздался голос в шлемофоне.

Себрис повернулся — рядом стоял второй райдер. В его зеркальном забрале отражался и сам Евгений, и его автомобиль. Себрис развёл руками:

— Как видишь. Твой-то хоть на ходу?

— Да вроде да. Доставай трос — потащу тебя к городу.

Они сцепили свои багги и медленно поплелись к Селен-Сити. Там сдали машины на осмотр страховой компании, прошли шлюз и наконец-то смогли избавиться от скафандров. Второй райдер оказался молодым черноволосым парнем.

— Юджин Себрис, — протянул руку Евгений.

— Эндрю Гётц, — ответил рукопожатием новый знакомый.

— Зайдём куда-нибудь посидим?

— Я не против. Ты бывал в «Зелёных человечках»?

— Кто прожил на Луне больше месяца, тот побывал везде, — улыбнулся Себрис.

— Ну и как? — спросил Гётц.

— Мне больше по душе «Тёмная сторона». Там темно и никто не лезет с разговорами. Но с компанией место мне не важно.

— Тогда идём в «Человечков», — решил Гётц.

Все столы в баре были заняты, и новым знакомым пришлось провести некоторое время у стойки. Гётц рассказал о своей работе в больнице, о брате-полицейском, о старом деде — ветеране Исламских войн, о том, как скучает по ним и по дому. А Себрис поделился своими переживаниями насчёт амнезии и взаимоотношений с женой.

— Слушай! — воскликнул Гётц. — У меня есть хороший приятель Чарли — вирусолог из исследовательского блока. Его жена, Шелли, работает в больнице. В реанимации, кажется. Давай я поговорю с ним о тебе? Здесь же у нас лучшие приборы и программы. А экспериментальное лечение! Мне Чарли много рассказывал о всяком таком. Вдруг у них есть что-то подходящее, чего на Земле ещё не используют? Вдруг поможет?

— Попробуй, — согласился Себрис. — Но я уже не очень надеюсь на изменения.

— Да ладно! Вот посмотришь — Шелли тебе точно вернёт память. Здесь Луна — передний край науки.

Освободился стол, и они переместились туда. Робот-официант притащил ещё две кружки пива и бокал джина с тоником.

— Как ты всё-таки удачно на меня с горки съехал! — в очередной раз заметил Гётц. — Ни разу я в такой переделке не был на поверхности.

— Да уж... — согласился Себрис. — Я тоже.

— Пусть сами за ремонт платят, — посоветовал Гётц. — Не уступай. Их же система не справилась. Стой на том, что самостоятельно ты бы меня объехал, а раз система забрала управление, то и шансов у тебя не было. Значит, они и виноваты.

— Конечно! Я просто так не сдамся. Зарплата и так небольшая.

— Вот и правильно!

В этот момент за соседним столом разгорелся спор между тремя молодыми парнями.

— Да я уверен, что это она свою напарницу замочила! — твёрдо говорил один.

— А что тогда суда-то не было? — спросил другой.

— Потому что как докажешь? Тело же не нашли, — ответил первый.

— Ага! И станцию тоже Колберт так изуродовала? — вмешался третий. — Ты материалы же видел — там не взрыв и не механическое разрушение. Как она могла?

— Да ну вас! — первый встал и махнул рукой. — Продолжайте верить в аномалии и космических призраков. А я реалист. Колберт её убила. И всё.

Он направился к выходу. Второй парень покачал головой и вместе с третьим последовал за приятелем.

— Слышал? — спросил Себрис. — Что это за история?

— А ты не знаешь? — удивился Гётц. — Это года два назад было. В четырнадцатом, кажется.

— У меня ж память, — подсказал Себрис.

— Ну да, — спохватился Гётц. — Так вот. Два инженера — Колберт и Таубер — монтировали станции противоастероидной защиты. И тут исчезает Таубер и странным образом разрушается одна станция. Колберт вернулась, её сразу в тюрьму, а оттуда в психушку. Потом, когда она вышла оттуда, то настаивала на том, что Таубер погибла в результате какой-то космической аномалии. Там мутное что-то. Я плохо помню. А следователи официально признали, что Таубер погибла в результате взрыва ядерной установки противоастероидной защиты из-за своей же халатности при сборке и наладке. Вот и вся история. Но шума было много.

— А что сейчас с Колберт?

— Говорят, она теперь грузы на Марс возит. Кто-то из перевозчиков недавно видел её на МКС.

— Интересная история.

— Да, — согласился Гётц, — много там странного.

— Надо будет посмотреть вечерком.

— Если делать нечего...

— А что тут особо делать-то? — усмехнулся Себрис. — Багги все перебили, в баре посидели. Осталось совершить налёт на парники с огурцами! Но это не очень интересно.

— Или угнать «Молнию» и слетать куда-нибудь к Сатурну, — добавил Гётц. — Посмотреть на кольца!

— Видел я эти кольца, — вздохнул Себрис. — А вот от свежего арбуза я бы сейчас не отказался.

______________

[1] От англоязычной идиомы to get paid peanuts — «получать зарплату орехами». Означает слишком маленькую зарплату.