E=mc 38510 зн., Турнир №4, автор: Наталья Мар |
Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )
E=mc 38510 зн., Турнир №4, автор: Наталья Мар |
21.10.2019, 10:34
Сообщение
#1
|
|
Мастер интриги Группа: Пользователи Сообщений: 574 Регистрация: 9.9.2017 Вставить ник Цитата |
— Пан Парамон-пономарь помер!
Терентий услыхал, как треснуло перо в пальцах губного старосты. Не отрывая лба от козлиной шкуры, он затараторил дальше: — Чтоб глаза лопнули, Егор Ефимыч: бесы в Волглой Слободе! Упырь к телятам лазит, малых ребят ведьма кусает, а ныне литовский кум к сыровару Роките Гогарину на хрестины приехал — и сей час помер! Ну? Прикажи, батюшка, с обыском к ихнему-то помещику! Ну? — Как — ведьма кусает? — Егор Ефимович взглядом разрешил челобитчику подняться, но тот, зная своё место, остался на полу. — Ты же намедни на этой самой шкуре зудел, дескать, ребятишки в слободе да в соседних деревнях третий год не помирают. Терентий цикнул щербиной: — Да, уж третий год, как приходу без поминок разорение. Вот и помер Парамон! Бесы прибрали. Кривотолки ходят, а впереди ярмарка... — Ладно, Тренька. Сам поеду, вели седлать. Мелкопоместный купец — дородный, но пронырливый Терентий Шпынь — докучал старосте с первого дня, как тот прибыл с назначением в губную избу Касимова. Шёл 1679 год, конец лета. Статный, красивый Егор Ефимович Алексеев, вдвое младше Треньки, хоронился от того, как от пиявки. Он был человек учёный и не верил в бесов. Упыри, телята, небесные сполохи... Над Тренькой потешались и жгли грамотки в печи. Но о смерти пана засудачили, и накануне первого царского смотра Алексеев уступил. Огладил короткую, на заграничный манер, бородку, отсыпал казённых полрубля в дорогу и начистил колёсца карабина. Поехали. У самой Волглой Слободы лошадёнка под Терентием сдала. Захрипела, замоталась, запнулась. Как нарочно, над лесом сверкнуло и треснуло. — Исусе, бесы балуют, — крестясь, бормотал Шпынь и охаживал худым кисетом мыльные бока кобылки. — Видишь, Егор Ефимыч, сосна горелая? Дюже часто в неё зарница бьёт. — Вижу… Вон трактир, сведи кобылку туда. И сам уехал вперёд. Издалека виднелось размашистое: «Трактиръ Юмшана Лихого», а ниже — «Пироги, ночлегъ, зеленуха. Клоповъ НЕТЪ». У крыльца босоногая девчонка яростно, будто татар на ратном поле, колотила перину. — А что за зеленуха такая?- спросил Алексеев. — Ой, отрава. Подать что ли? — А подай. Внутри было душно, пьяно. Тихушничали беглые, ругалась кабацкая теребень, летали сальные карты. Все пять столов были заняты, чему Егор Ефимович скорей обрадовался. Он ослабил кушак и сел с краю. Разговор умолк, мужички откланялись парчовому кафтану. — А чего притихли-то? — Бойко поддел Егор Ефимович. — Не по службе я, так, проездом. Зеленуху вашу хвалят. Рослый крестьянин выпучил глаза: — Бог с тобой, боярин. Идёшь, бывало, после третьей чарки домой, а дорогою — бесы. Вон и мой кум, Пам... парам... Парамон-пономарь от неё помер. — Да ну? — Он здесь пил, вот на этой лавке, где ты сидишь. Пригубил чутка, пришёл ко мне и помер. — Как помер-то? — Как все помирают, вот бестолковый ты, боярин! А здешнего хозяина меньшой брат — Ивашка Нетунай — так зеленухой упился, что совсем беда. Жуки ему чудятся, весь трактир скипидаром натёр, перины кажный день перетряхивает, — рослый подмигнул, — всё пшей ловит. Боится их — страсть. Подошла девка, расставила склянки с зелёной наливкой, кувшин парного молока и туесок мёду. Опрокинули хором. Травянистый пряный запах и горечь несусветная: скорей молока и мёда, пока глаза не вытекли. — Зачем же вы эту дрянь лопаете? — Кашлянул Егор Ефимович, вставая. Не было ответа. В замусоленное оконце поскрёбся с улицы Терентий, и Алексеев вышел на двор. Темно, прохладно стало. За трактирным тыном шептало море полыни. — Видал сыровара Гогарина, - зевнул староста. - Ясно всё с твоими бесами, Тренька: видишь — полынь рядками укошена. Из чего братцы зеленуху варят, смекаешь? Приспособили муравку: Ивашка клопов гоняет, Лихой — настойку, а мужички — бесов. Едем назад, в Касимов. — А пан что же? — Упился вусмерть, поди. Дело известное. — А упыри, про которых ребятишки толкуют? — упирался Шпынь. — И бабы говорят, ведьма лазает. Ведь бабы-то не пьют зеленухи. — Брешут от скуки. — И телята, небось, брешут? Или их бабы кусают? Ох, заказан был Егору Ефимовичу в тот вечер путь домой. Наутро поспрошать бы помещика, то, сё. Из амбара, держа в черепке оплывшую свечку, вышел длинный с бельмом. Хозяин. Долгая рубаха мела двор, сияли космы с проседью. — Доносить на меня пойдёшь в разбойный приказ, боярин? — Юмшан Лихой повёл вострым носом. — Обожди, не решил ещё, — процедил Егор Ефимович. — Без клопов, говоришь, стелете? — Без! — Оживился хозяин. — Три копейки за ночь, пожалуйте. И отужинать не побрезгуй, государь. Егор Ефимович пожаловал и не побрезговал. Нарочно решил не строжить Лихого до утра: живым бы уйти. А там уж и в разбойный приказ. * * * Клопы не кусали. * * * Утром поехали к помещику. Угрим Подсеки-Коровин обнёс двор тыном глухим да высоким, будто правду болтали в слободке: на золоте ест-пьёт, на серебре спит, медью подтирается. Егор Ефимович оставил Терентия за воротами, один вошёл. Глядь — несётся лохматый пёс, страх божий ростом с косолапого. Алексеев и охнуть не успел, только оборонился локтем. Зазвенело... Цап! Гав-гав-гав! Кудлатая башка забрехала прямо в ухо. Но не заел кобель. Это цепь звенела по земле: длиной аккурат до тропочки. Так-то встречал гостей Угрим. Помещик ждал в светёлке за столом. Такой древний был старик, что казалось, и не живут столько-то. Тряслась кривая рука, дымчатые впалые глаза дрожали и туманились. Чахлыми пальцами перебирал он свитки и не то слушал вполуха, не то дремал. — Слухи ползут, — говорил Егор Ефимович. — Не всё-де гладко у тебя в слободке. Укажешь, где искать, кто разбойник? Угрим вскинул бородёнку: — Наговаривает на меня купчишка Шпынь. Промотал вотчину, теперь мою землю оттягать хочет. Не дамся и людей своих в обиду не дам! Всё у нас гладко: комар носа не подточит. — Носа не подточит? Вон под носом-то — мужиков полынью травят. Скотина хворает. Младенцы искусаны. Так ли? — Не так. — Молния в сосну бьёт. — Не видал. — И отчего пан Парамон-пономарь помер, не слыхал? — Не слыхал. — Так я… донесу царю, дескать, сдаёт Угрим Подсеки-Коровин, — сощурился Алексеев. — Не знает помещик своей слободы. В бархатных занавесях на окне запуталась муха. Ж-ж-ж, тихо. Ж-ж, чпок. Ж-ж-ж-ж, тихо. — Крут, боярин. Годков-то тебе сколько буде? — На Успение двадцать осьмой пойдет. — Выкрутился. По батюшке, значит, Ефимов сын. А по матушке? Зашуршали на столе письма, захрустели свитки, посыпался с печатей сургуч. — Вот тут: Матушка Ефимья, урождённая Всеволожская. Сын Егорка... крещён в году семь тысяч сто семидесятом... — Гнусавил Угрим и тряс замшелой губой. — Ефимья-то, слыхал, смолоду была красавица писаная, сватался к ней царь Алексей Михайлович, да вдруг отрёкся. Люто горевали оба. И чтоб Ефимья после с кем повенчалась али жила бы с кем — упаси бог... А сынок — да вот же, передо мною. Ветром надуло? Тише, тише, не души ружьишко-то. Слушай дальше: в двадцать лет по указу царя сынок ейный отправлен вместе с отроками боярскими в... как там... «град аглицкий Луд на пять лет, дабы обучаться наукам и ремёслам европейским». О как. Родился Петруша — и Егорку с глаз долой. — Старик привстал, тяжело облокотясь на бумаги. — Уж не байстрюк ли ты покойного царя? А? — Ты по дряхлости-то не плутай, Угрим! Отвечай, будешь помогать? — Шиш. Слухи здешние не нравятся? Так может, другой слух пустить? Мол, не по совести выбрали молодца губным старостой, не по справедливости, а токмо по родству с государем. Эвона, как складно, так и до Касимова дойдёт! Нужны тебе кривотолки в разбойном приказе? Убирайся отсель и пса своего забирай, Треньку. Он один тут бес. Лохматый кобель, провожая Егора Ефимовича до ворот, остался в обиде: гость был злее пса. — Мне теперь, Терентий, отсюда без разгадки нельзя уйти. — Живёт здесь бабка одна богомерзкая, Огафья Лыткина, — подсказал Шпынь, потирая руки. — Пропади я пропадом, если она не ведьма. Отправились пешком, чтоб не на виду. Невдалеке у колодца хлопотала девица. Дул зябкий ветерок, девица накинула телогрею, да из-под кромки выглянул пушистый кончик косы. Ну, точно лисий хвост, пришло на ум Егору Ефимовичу. — Кто это у колодца, знаешь? Терентий сморщился: — Васька Пава. Нелюдимая, бесстыжая. К обедне через раз не ходит. — Ну, так через раз-то ходит, выходит, — улыбнулся Алексеев. — Выходит, ходит... Тем временем девица взялась за ведёрко. — Дай, красавица, подсоблю тебе! — крикнул Егор Ефимович. — А я тебе — что? — А ты покажешь, где Огафья Лыткина живёт. Ух, до чего же была она красавица. Алексеев взвалил коромысло. — Егор. — Василиса. Только не озорничай, смотри. — Да как же я созорничаю, Василиса, ведь руки заняты. А не слыхала намедни, отчего пан Парамон-пономарь помер? — Должно быть, язык сломал. Так бы и дёрнул за лисий хвостик. Через три двора нашёлся дом Василисы Павы. У крылечка застыла другая девица: коренастая, в туго замотанном платке и с пасечным дымарём. Василиса поспешно сняла с Егорова плеча коромысло: — Дальше сама. Иду, Вась, иду! Спасибо, Егор... Во-она там избёнка Огафьи Лыткиной. Прощайте. За сёстрами грохнула дверь. — И та тоже Василиса? — Удивился Алексеев. — Обе-две, — кивнул Терентий. — Пава и Башка. Живут без отца, без матери. К Паве уж, поди, три деревни парней насваталось. Всех отвадила, своевольница. Огафья Лыткина жила у реки. Изба-пятистенка — кособокая, шальная — сгорбилась на песчаном бережочке. Паводки выкатили из-под ряжа валуны, разливы сгноили брёвна. Не пойми на чём стоял дом. Егор Ефимович покликал хозяйку, но, не получив ответа, обошёл избу. Вдруг отворилась перекошенная дверь, из сеней посыпались куры и проклятия: — Ай, почечуйная ты жопа, Тренька Шпынь, я тя в тот раз упредила: не таскайся сюдыть, бубонный чирей! Заметив Алексеева, старуха поторопилась скрыться. Для хромой и тучной она была необычайно проворна. — Постой, мать! — Егор Ефимович ухватился за дверь. — Спросить надобно! Обдумав своё положение, старуха сдала осаду, плюнула в Треньку и заковыляла в дом. Хромая, слепая, тучная. Ей ли ночами по коровникам лазить? Егор Ефимович наказал Терентию обождать, а сам зашёл. Поперёк избы, на матке, висели осиновые веники, сушились луковые косы, пучки шерсти и куриных пёрышек, связки кореньев. Тряпичные мешочки жались к печи, шуршали кульки, и рядом — копошилась россыпь мучных червей. Огафья мимоходом оправила занавеси печного угла, но Егор Ефимович мог побожиться: мешочки шевелились. — Тренька твой — бестолочь, — ворчала бабка. — Иван-чай с мятой. Будешь? — Расскажи лучше, что за беда в слободе с нечистою силой. Огафья подскочила к печи и оттуда затараторила: — За Василискиным тыном перелесок, где куды-то тудыть сполохи в сосенку бьют, а дальше болото, а за болотом мельница. Мелет на ней противная бабёнка, Соломонида Сморкало, жабьи зёнки. Там у ней и сидят бесы. Бабка всыпала в печку трухи, заглянула внутрь и, подцепив жёлтым ногтем, вытащила пуговицу. Потом бросила в чарки ситцевые кулёчки с травой. — А ты, мать, чем живёшь? — спросил Алексеев, доставая из чарки кулёк и нюхая. Огафья откинула рушник, под которым оказался целый короб с уложенными в рядки душистыми тряпицами. — Гляди, как применилась листочки в ситец вертеть. Один на чарочку: ни сора, ни возни тебе. На ярмарке кулёчки вмиг разлетаются. С ниткой — там по горстке одного иван-чаю. С бечевой — чай да чабрец. А в рогоже — с липовым цветом, после баньки хорошо. Алексеев не стал ждать чаю, засобирался: в небе опять грохотало. — Ну, бывай, Егор-царевич. — А?.. — Говорю, бывай, Егор Ефимыч! Терентий с ним в лес не пошёл, смалодушничал. Выйдя за околицу, Алексеев невольно оглянулся на Василисин двор. Пава колола дрова. «Сучками вверх», — замахал Егор Ефимович. Василиса приветливо вскинула руку: большой и указательный пальцы сомкнула в кольцо, другие оттопырила. Алексеев неуверенно повторил. * * * В мороси продирался он сквозь валежник. Порешил так: дойдёт до сосны, где горело, своими глазами убедится, что нет бесов ни там, ни на мельнице Соломониды Сморкало, выпишет Терентию батогов за напраслину — и в Касимов. Размышляя так, Егор Ефимович окончательно сбился с пути. Всего-то с полверсты впереди чернела заклятая сосна, а тропки к ней не вели. Оканчивались болотиной да тухлой жижей, да буревалом. Вдруг, чу — две ноги шлёпают. Из лесного частокола на край болота вышел лохматый мужик. На вид он был, точно капуста: и грубого сукна зипун поверх рубахи, и тёплая тужурка, подпоясанная верёвкой, и заячья тушка через плечо. Егор Ефимович выбрался на кочку: — Э, человек! — Лохматый смолчал и не двинулся. — Как до горелой сосны дойти? — Неча там глядеть. — Мужик повернул назад и шагнул в чащу там, где, казалось, и мышь не проскочит. — Стой! Покажи хоть к мельнице дорогу! Мужик поднял руку в треснувшей овечьей тужурке и махнул налево. Егор Ефимович только на миг оторвал взор от мужика — а того уж и след простыл. Бесовщина. Верней всего было воротиться назад, пока и сам не пропал. Но куда здесь — назад? Звуки слободки — живые, смертные — уже не доносились до Алексеева. Хр-рясь! И опять затлела та сосна. Гром вытряхнул из мыслей Василису вместе с дровами, и Егор Ефимович скакнул с кочки на тропку. Она вертелась, вертелась и юлила, как гадюка. Никуда не вела, подлая. Солнце, должно быть, еще висело где-нибудь за тучами, но лес оплёл тревожный, душный сумрак. Алексеев притих. Лохматый мужик опять мелькнул в осинках. Тащил длинный и блестящий шест какой-то. — Стой! Эй, постой! — Егор Ефимович бросился вдогонку. Осины хлестали по щекам, по глазам. Белки, белки врассыпную! И опять тишина, только морось шепчет. Мужик провалился, как сквозь землю. Алексеев пнул мухомор: леший с мужиком, леший с горелой сосенкой. Где он теперь? Рядом журчало. И через равные доли — скрип-поскрип... Он пошёл на звук. На краю гнилой запруды вертела колесо водяная мельница. Лопасти хватали из воды мальков и лягушек. Ряской и осокой поросли затворы плотины. Недалеко от колеса простоволосая бабёнка, стоя по щиколотку в ряске, водила руками по тине. Бормотала несусветное: — ...дропотен... ...дроуз... ...дротур... Лился голос, водянист и жидок. Алексеева передёрнуло. Бывают, он знал, такие дохлые на вид, чахоточные девки с худыми плетьми ног и рук, с тусклой копной волос, плоским задом и сухими впалыми щеками. Несуразные, но шустрые. — Соломонида! — Егор Ефимович зашлёпал через разливной лужок к мосткам. Бабёнка вскинулсь, ойкнула и побежала прочь. Да не на берег, а к колесу. Зелёная рубаха намокла у коленей... на поясе... на груди... — Стой, малахольная! Но бабёнка с головой бросилась в пену и пропала. — Да что тут творится-то, господи Исусе... — Алексеев не стал ждать, когда утопленница всплывёт лицом вниз, и забежал на мостки. Сейчас же сапоги его заскользили, Егор Ефимович взмахнул руками — и уже на самом краю шлёпнулся наотзадок. Сверкнуло, но не в небе. Успел вдохнуть, иначе б... О о о . . Очнулся в воде и растерялся: куда плыть? Голова трещала, кружилась, водоворот попутал верх и низ. Против боли Алексеев открыл глаза и выпустил изо рта воздух — но поскупился. Пузырьки рассеялись без следа. Тогда он выдохнул остаток: была-не была! Пузыри дружно поплыли в сторону: туда, где, казалось, лежало дно. Но Егор Ефимович доверился им и загрёб по-собачьи, как в последний раз. Лучи уже резали ряску, когда в голове помутилось, и он вдохнул у самой поверхности. Вода колола сквозь кафтан, пахла елью и овсяной мукой. * * * Пи-ип. Алексеев подскочил на лавке. На нём было сырое исподнее, а сверху стёганое одеяло. — Тихо, тихо, не всплывай! Тёплая изба. Много света и воздуха. У оконца в чистеньком переднике сидела, насмешливо поджав губы, Василиса Башка. — Очнулся, слышь? — Позвала она, и вбежала из сеней другая Василиса. — Как я здесь?.. — От вида ли Павы или от удара, но Егор Ефимович никак не мог раздышаться. — Там у мельницы бабёнка утопилась. Кинулся её вытащить — да затылком об мостки. Пи-ип. Пава глядела прямо ему в глаза: — Тебя Соломонида вдвоём с Михайло Борсуковым, лесничим, из бора на еловом лапнике выволокли. Сказали, ушибся, нахлебался, а выбрамшись — упал на берегу. По дороге в слободу Василису звал без памяти. Они отчего-то решили, что меня. — Езжай-ка ты, Егор Ефимович, домой, — подхватила Башка. — Нет здесь бесов, а есть только купчишка Шпынь, озорник и челобитчик. А люди здесь честные. Вот скажи, стали бы тебя бесы из омута вытаскивать да версту до избы волочь, коли прознали бы, что ты их гонять явился? — Ваша правда. И не верю я в нечистого, только за литовского пана с меня спросят в Касимове. Да что мне всё... кажется... пищит чего-то? Пи-ип. — Вода болотная в ушах плещется, — отрезала Башка. — Вот опять. Слышите? — Нет. — Да вот же! Алексеев встал и прямо в одеяле заходил по избе. Обошёл белёную печь, выглянул в сени, отворил горенку. Василисы только плечами пожимали. — Чего ты, боярин? — спросила Пава, поднимаясь за Егором Ефимовичем на чердак. — Чего крестишься? — Мышь. Василиса глянула ему за плечо: — Мышь. — Мышь, — согласилась Башка. — И что? — Видно, крепко я приложился об мостки, — бормотал Алексеев, спускаясь в сени. — Померещилось, будто сияет мышиная шкура, ажно на аршин вокруг светит. Пи-ип. — Болит голова-то? — пожалела Пава. Егор Ефимович корил себя, что сказал. Теперь он испугался, что девицы сию минуту разнесут по слободе, мол, губной-то староста того. Тронулся. Он потребовал свои порты и кафтан и откланялся: — Пошутил я. Вернусь-ка в трактир, баньку прикажу... Отосплюсь, а там — утро вечера мудренее. Благодарствую, что в беде не оставили. В тот же день Юмшан Лихой собственноручно истопил для гостей баню. Алексеев пригрозил Терентию: коли не найдётся назавтра ничего дурного в Волглой Слободе, быть купчишке в опале. * * * Клопы не кусали. Но Терентию не спалось. * * * Василиса Башка ворвалась в избу с добычей и бросила мышь в клетку. — Чуть не попались! Не знаешь, кроме этих оксилюцифератов... — ...феринов. — Плевать. Твои генетики что, Светлану Борисовну бессмертной сделали? Четвёртый год здесь люминесцирует, когда она уже сдохнет? — Забей, Вась. Считай, повезло. Зашёл бы на здоровую голову — висеть нам на дыбе. Пи-ип. Башка откинула половичок и отворила подпол: — Чего зуммер-то вопит? — Ускоритель засорился, ты же свинец оловом заменила. — Поди-ка, найди тут свинца, — она сорвала с головы платок, обнажив остатки дредов. — Опять кварк-глюонная плазма остыла. Блин. Ночью хотела запустить. — Этой ночью я не могу. Там телята... — Ты заколебала, серьёзно. Губной староста всю слободу на карандаш взял, а она опять за своё. — Я телятам от мамки привила на той неделе. Пустулы созрели! Пора! — Не ори, на деревне слышимость пять километров! Вась. — Башка тряхнула подругу за плечи. — Очнись, а? Эти люди — они все давно умерли. Сто-пятьсот лет назад. И от оспы твоей, и от чахотки: всё уже случилось, Вась, они уже мертвы. Зачем это всё? Похолодевшая, Василиса кормила Светлану Борисовну морковкой. От напряжения побелели губы, затрепетали крылья носа. Этому их разговору исполнилось три года, и обе знали, что скажут дальше. Плюс-минус. — У Лукерьи Гогариной младший сын слабенький растёт, его бы хоть от оспы привить... Я подумала... если застрянем тут, можно и другие вакцины устроить. Туберкулёз, корь. — Не выдумывай. Нам нужно домой. У тебя мама, папа в две тыщи двадцать четвёртом, в августе. Интернет, горячая вода, центральное отопление. Не знаю... айфон там новый скоро выйдет. — Ты же против айфонов, — напомнила Пава. — Но я не против, мать её, микроволновки! — Не ори. Слышимость. В тот вечер разговор выпал из привычной колеи. Твёрдая и собранная, уверенная отличница Василиса Башка сидела, сгорбившись в печном углу, и плакала. Не утирала тайком скупую слезу, а по-настоящему, натурально ревела. — Башкатова... — Просипела Пава не своим голосом. — Башкатова, ты чего? — Три года в туалет на улицу, чего! Картохи нет. Кофе нет. Одна редька, дикари и мракобесие. И поговорить не с кем. На нормальном русском поговорить! Всё перемешалось. Это Пава, красавица-троечница, проплакала целый год, как только они обнаружили, что застряли. Это она, пока не выдумала занять себя прививками, сидела в печном углу немытая, нечёсаная, днями напролёт гоняя подругу в погреб: не завелась ли машина? Чини! Но нет. Не заводилась. То одно, то другое. Шли дни, месяцы... Человек, ей показалось, ко всему привыкает. Даже появилась вроде как мечта: добыть анилин и приготовить сульфаниламид, чтобы лечить от чумы. А теперь — вот те раз, несгибаемая Башка — расклеилась. Растерявшись, Пава не знала, куда девать глаза и руки, чтобы тоже не впасть в уныние, и принялась зачем-то чистить лук. — Егор Ефимович нормальный, — неожиданно для себя выдала она. — И говорит литературно, и вообще производит впечатление человека образованного. — Не знаю, — буркнула подруга. — Такие образованные в XXI веке начальную школу оканчивают. Справедливости ради — от него хоть не воняет луком и закисшей овчиной, как от слободских парней. Кафтанчик по фигуре шит и бородка приличная. Ничего такой. В наше время сошел бы за хипстера. — За ламберсексуала. Василиса Башка посидела ещё за печкой, потихоньку приходя в норму. — Дай-ка мне иглу. Сегодня вместо тебя пойду к Гогариным. Ты опять наследишь, а потом эти слухи про упырей. — А справишься? — У меня IQ 170, — обиделась Башка. — И мама патологоанатом. * * * Той ночью шумела Волглая Слобода. Жгли огни, спускали псов самых злющих: ловили ведьму. Посреди двора сыровара Гогарина, прижимая к себе кулёк с ребёнком, голосила Лукерья. Кулёк пищал и барахтался в перевязи. — Уйди в дом, — рявкнул Егор Ефимович. Терентий поднял его заполночь, взахлёб докладывая, как забралась к Гогариным ведьма — патлатая, чумазая — растревожила скотину и оцарапала младенца. Третьего дня захворал у них телёнок, так Гогарины, уж зная, одним глазом спали, другим бесовку ждали. Старшие дети подняли вой — так и поймали стерву. Под люлькой валялась портняжная игла — всё к одному. Сыровар Рокита, Лукерьин муж, втащил на двор мешок и вытряхнул оттуда худую девку. Она кувырнулась и осталась всхлипывать на земле. — Кровь откуда? — Дак... Егор Ефимыч, приложил я ей разок. — Разок? — Али два. От люльки её оттащил, дак она меня зубами хватила! Вона! Рокита закатал рукав и показывал зевакам укус. Все были тут: лесничий, Соломонида, Ивашка Нетунай со своим скипидаром, одноглазый трактирщик, даже помещик явился — в бархатном опашне с кистями. Народ дивился на ведьму, жалел сыровара, но близко не подходил. — Башка... как же так? — Поразился Алексеев, приподняв ей патлы. Ведьма закусила разбитую губу и молчала. Гомон в толпе нарастал, как ветряная оспа: — Да что её спрошать, боярин, вяжи бесовку! — Да, на кол! — С камнем в омут, — проблеяла Сморкало. — Четвертовать! — Коней столько нету, Михайло... — Располовинить! — Тихо! — Егор Ефимович взлетел на коня и гаркнул оттуда. — Без разбору не дам казнить. Ведьма ли, воровка ли, а может, на голову скорбная. Ты, Рокита, дюже на кулак тяжёл: о чём её теперь такую спрашивать? Утром обыщу избу, после поглядим. Сын Рокиты, семилетка, подёргал Алексеева за кафтан: — Дядь, а дядь. В позатом годе я пятку об ракушку порезал, загнила пятка. А Башка мне пчелиного клею примотала, и всё прошло. А какие она сказки знает… как медведь к туче за мёдом летал! А поросёнок в его из ружжа стрелял! Ну-ка не ведьма, а, дядь? Мальчонку оттеснили, зашикали: Угрим поднял руки, требуя слово. — Отведи девку ко мне в подклет до утра, Егор Ефимыч. Я не трону. Но коли к послезавтра не заговорит — выдам людям, пусть делают с ней, что порешат. Слово Подсеки-Коровина на слободе было тяжелее золота. Люди закивали, опустили вилы. Алексеева удовлетворил такой расклад, с этим и разошлись спать. Судачить долго не стали, скучно: никто ведь не помер. * * * Под соловьиное утро, ещё во тьме, Огафья зажгла лучину и открыла подпол: — Вылазь, горемыка. Домой не ходи, Егор Ефимыч на рассвете с обыском явится. Пошныряет по углам, разгрызёт пополам... Есть чего искать-то? Василиса Пава выбралась наружу. Лицо и тонкие пальцы в свете лучины казались белым-белы. Ночью, только заколотили в двери, она догадалась, что пришла беда, и задним двором убежала к Огафье. — Есть чего. Бабуль, Василису теперь убьют? — Почём я знаю. Сядь, я вот тебе чайку... От их возни и от лучины проснулся сверчок. Баюкал. Василиса, устав бояться, клевала носом над распаренным в чашке мешочком с мятой и чабрецом. Как из тридевятого сна, доносилось бормотание бабки над чугунками: — Бр-бр… пш-пш… между волками зайчишка метался, юркнул, споткнулся, упал, не поднялся... — Чего? — Встрепенулась Пава. — Чего сейчас сказала? — Ворожу по-маненьку, милай. Пш-пш… бр-бр… три кота на мясо... а ты дремай, дремай. Василисина чашка полетела об пол: — Бабка! Да ты что! Ты что ли тоже! — Полоумная... Чаво тебе опять не так, не эдак? — С биссектрисой-то думала: показалось. Но как там... «упал, не поднялся» — порядок планет до Плутона — а ведь его только через триста лет откроют! И «три кота на мясо»! Скорость движения частицы: три «ка тэ» делить на массу! — Василиса кинулась на бабку и схватила её за грудки: — Родненькая! Ты из какого года? Я всё знаю! Я тоже! Огафья молчала, только открывала рот, да глаза росли всё шире и всё сильней блестели. А потом две горемыки пили бабкину медовуху, обнимались и плакали: — Они там, в ЦЕРНе, кротовины испытывали, да те что-то всё никак не червоточили, — вспоминала Огафья. — Меня взяли консультантом по астрофизике. На третий день и говорят: заскочи по-быстрому в протонный синхротрон за авансом — одна нога там, другая тут. Заскочила, называется. Чего там поломалось, и откуда в синхротрон проникла материя с отрицательной плотностью энергии, прокатившая астрофизика по червоточине, Огафья не имела понятия. Только вот уж четверть века она куковала в Волглой Слободе. А что? А и жила. У перемещений во времени открылся один занимательный закон. Что-то вроде защитного свойства. Мудрое время помогало ассимиляции путешественников, мягко разрежая окружающую действительность, чтобы вписать пришельца в местную среду. Ни Василис, ни Огафью не бросило голышом на болото. Они не голодали в лесу, не крали одежды. Время забирало по способностям и давало по потребностям: кому пасеку, а кому десяток цыплят. А главное, никто из деревенских им не удивлялся, хоть и не мог припомнить, откуда их знает и что было до. — А вдруг — раз уж мы с тобой здесь, то и... — у Василисы горели глаза, но Огафья отмахнулась: — Да ты что. Нету больше никого. Уж я бы заметила. * * * Егору Ефимовичу пришлось вылить на себя ушат студёной воды из трактирного ледника, чтобы выехать до петухов. Отправился в одиночку. Дом Василис притих и на первый взгляд пустовал. В избе пахло сухими травами и, конечно, мёдом. С виду — всё как у людей. Напротив входа образок, свечка из пряного рыжего воска. В печи чугунок: щи на конопляном масле. Прокисли. Сестра убегала второпях. Пи-ип! Алексеев навострил уши. Всякий раз, как он успевал сосчитать до десяти, писк повторялся. Под вязаным половичком звякнуло кольцо от подполья. Егор Ефимович откинул тряпицу, отворил лаз... ПИ-ИП! Понимая, что будь он поумней, созвал бы мужиков или дождался Терентия, Алексеев зажёг свечу и спустился. Внизу пахло горечью. Медленно, медленно из вязкой сырости проступали земляные стены. Вдоль них тянулись полки, а на них — тьма заплесневелой снеди. Паршивые яблоки, синие от гнили огурцы и тухлые хлебные корки. Там, где их покрыл голубой пушок, на стене были выцарапаны знаки. ПИ-ИП! В углу на рундуке сидели в ряд светлячки, красный и много белых. Егор Ефимович не удержался и отставил свечу, чтобы тронуть светлячков, уж до того они ровно сидели. Гладкие и твёрдые, будто самоцветные пуговки. Красный светлячок мигал и пищал. На крышке рундука были разбросаны бумаги: закорючки на латыни, греческом. Числа, фигуры. И ошибка в дифференциальном уравнении. Сзади зашуршало. Егор Ефимович локтем уронил свечу, но глаза уже свыклись, и он различил накрытый ветошью короб. Там кто-то возился. Взведя курок на карабине, Алексеев потянул ветошь на себя. Сырое подполье озарило зелёным, а на запястье Алексееву легла чья-то рука. — Постой, Егор, — над клеткой возникло освещённое люминесцентной мышью, дивное и хитрое лицо Василисы Павы. — Пойдём ловить настоящих бесов. * * * Для приманки выбрали колодец. Известно, до утрени по воду ходили с каждого двора. К тому же, на сырой дощатой крышке мел писал ярче. В то утро Василиса намалевала: Е=mc И разбросав огрызки мела, спряталась. — Это и есть твоя ловушка? — Шепнул Егор Ефимович. Они вдвоём глядели на колодец сквозь дырки в дровнице. — Самая надёжная. Ни один бес не удержится. Потянулись по воду дворовые. Отроки и девицы, холопы трактирные, помещичьи. Зевали ни свет ни заря, крестили рот и ёжились. Крышкой хлоп-хлоп. Доставали ведёрки, вешали на коромысла — и уходили прочь. Василиса серчала всякий раз, когда кто-нибудь бесцеремонно откидывал крышку и брал воду, будто виноват был, что не бес. — ...вот так, Егор, мы здесь и оказались, — она успела пересказать терпеливому Алексееву почти всё. Показала бесполезный, давно мёртвый мобильник, электронные часы на солнечной батарейке и свои кеды из прошлой жизни. Губной староста из века семнадцатого, впрочем, удивил Василису не меньше. — Там, в подполье, в твои формулы ошибка закралась: флюэнта от положительной функции с минусом вышла. Я на этом в кембриджском колледже зарезался. Профессор, сэр Барроу, об меня розгу сломал. — Вот это да... — Во взгляде Павы восхищение замешалось на каком-то переломе. — А скажи что-нибудь на древнеанглийском. — Ну, положим... London is the capital of the sovereign Kingdoms of England, Scotland and Ireland. It is situated on the Thames Ri... Гляди! Зачарованная, Василиса едва не пропустила, как к колодцу пришла Соломонида Сморкало. Поставила ведро. Разогнулась. Хрустнула. И обмерла. Потом закусила узловатый кулак, будто не давая крику прорваться, сцапала кусок мела и возвела скорость света в квадрат: Е=mc2 Вот так. И унялась дрожь, и заалели скулы. Она стояла ни жива ни мертва, любуясь надписью, будто законченным портретом родного и самого доброго друга. А мигом позже её за подол сцапала Василиса и потащила за дровницу. Там Соломонида зажурчала, сбиваясь и шмыгая: — Ну и ну... А я из две тысячи сто пятого. У нас переброс инфузорий давно на потоке был... будет. На день-два назад, через «пончиковый вакуум», знаете? На испытаниях закрутки пространства-времени вдруг решили поменять проводник: жидкую воду на лёд-7. Спонсор обещал скачок мощности, не обманул: вот меня и засосало. Да как далеко! Теперь, чтобы назад выбраться, мне и здесь нужно добыть лёд-7. Последние десять лет Соломонида жила на мельнице и ставила опыты. Взяла новое имя. Обустроила себе лабораторию с подводным лазом, как у бобра. Мельничное колесо худо-бедно подавало энергию на самопальные медные провода. Жернова днём мололи муку, а ночью качали воздух в барокамеру из глины и мастики. И лампочка-то у Соломониды горела, и кипели щи, а вот лёд-7 не получался. К полудню на колодец пришёл Ивашка Нетунай. Дурачок не стал приписывать двойку, нет. Побросал бадьи, заметелил руками, как стрекоза, и — бежать, только пятки засверкали. В конце проулка у него прорезался голос, утерянный полтора десятка лет тому назад: — Юмша-а-а-ан! Когда отзвонили обедню, в избе Огафьи Лыткиной знакомились заново: хозяйка, Егор Ефимович, Василиса Пава, мельничиха, братья-трактирщики и лесничий Михайло. Тот самый, с болота. Он явился с кованым шестом-громоотводом, которым годами пытался зарядить свой портал. Из всей слободки — семи дворов — только на двух не нашлось пришельцев: у помещика и, что удивительно, у Рокиты Гогарина. Огафья из-за него даже полкопейки проспорила. — Пацанами залезли на кафедру физики, — вспоминал Юмшан Лихой. — На районе врали, что у профессора там проводники золотые... А Ивашка тогда уже придурковатый был. Ищем, значит, проводники эти, слышим — техничка. Мы в шкаф. Прошло сколько-то... Вылезать бы — заперто! На табло: «введите время». Я спрашиваю, который час? Ивашка мне: «Шестнадцать пятьдесят девять»... Ну, я и набрал 1659. Вывалило нас туточки на большую дорогу: видно, судьба. Крутимся поманеньку. Стали решать, как вызволить Башку из поместья. Пава разбушевалась: — Докатились, лауреаты! Чего мы стоим на самом деле, видали? Тьфу. В одной деревне, в трёх дворах не нашлись. Одичали, осатанели, озлобились. Коллегу — на кол, камнями побить хотели. Да-да, Михайло, кто ревел: «четвертовать!», ну? Про твои шашни с Соломонидой вся деревня трепала, а вы друг другу ни гу-гу, что в одном НИИ работали, в разных корпусах. А уж... Ой, всё. Она упала на лавку рядом с Алексеевым и заплакала. — Чу!.. — Вскочила Огафья. — За окном кто-то вошкается. Изба шатнулась: все кинулись к одному оконцу. Никого не поймали, но увидели, как пышет зарево за дорогой. Пожар. — Трактир! — Заметался Юмшан. — Трактир горит, батюшки! Это всё твой скипидар, полудурок! Энтомофобия у него, нежные мы какие, не успели отстроиться — он давай всё скипидаром натирать! Что, доволен теперь?! Высыпали из избы, похватали вёдра, бадьи, лоханки — кто с чем попался у колодца. Михайло, не зная, куда девать свой громоотвод, прислонил его где-то на полдороги. Пропитанный горючим, трактир полыхал так, что за сто шагов жарило. Пока добрались, было уж поздно заливать. Клоповий боженька низверг на дезинсекторов свой гнев, и волею скипидара от щедрого месторождения древнерусского абсента уцелела только калитка с рекламой зеленухи. — Постой, — Егор Ефимович легонько удержал Паву за локоть. — Давай под шумок выведем Башку. Ворота Подсеки-Коровина стояли распахнуты. Холопы препятствий не чинили: по приказу помещика суетились на пожаре. Крыльцо, сени были настежь. В сводчатой подклети, обежав кладовые и скотницы, нашли наконец Башку. — Василиса! — Василиса схватила Василису за руку. — Ты не поверишь! Не поверишь!.. Они втроём взлетели по лестнице. Но уже в крыльце Алексеев сдал назад: Угрим ковылял домой, исподняя рубаха хлестала сизые лодыжки, и рядом катился Шпынь. Беглецы нырнули за угол, попрятались в густой ворох телогрей и шуб: — Ей-богу, свет-Угримушка, — елейничал Терентий, — в окошко видал, вот как тебя слышал: на всех дворах — нечистая сила! У них в семь тысяч пятисотых — лютый ад на земле, и бесов там — боже мой, ажно к нам посыпались! Вели к царю писать? — Велю, велю. А ты по деревенькам пробегись. И смотри, всем передай: мол, видел бесов. Иди, иди с богом, Тренька. Войдя в сени, он повёл носом возле тулупов. Цапнул бобровый рукав. Тронул воротник заячий. Дёрнул лисий хвост: — Ай! — Посторонись, Угрим, — Егор Ефимович оборонил собой Василис. — Дай уйти по-хорошему. — Отдавай Башку, мордофиля! — Загремело из крыльца. Вбежали Юмшан с Ивашкой, Соломонида, Михайло и шальная Огафья с колуном. Башка позеленела, завалилась без памяти: «Ну, конец пришёл. Эти в помоях сварят, с живой кожу снимут»... Подсеки-Коровин разгрёб шубейки, белёсые глаза его засмеялись: — Не пужайся. Свои. * * * На трактирном дворе пахло дымом и жжёными перинами без клопов. Стояли чернёные копотью зеваки из соседних сёл. Спорили, кидали шапки. От них отделился Рокита Гогарин с пылающим от жара лицом и обожжёнными ушами и поклонился Егору Ефимовичу: — Христа ради, батюшка, отпусти Василису Башку. Попутались мы вечор: прогневили отца небесного. За это и сгорел трактир-то наш вместе с зеленухою. Сие нам от Него упреждение. — Да... — Подхватили другие мужики. — Где Башка лазила, там прошлую зиму чёрная оспа ребятишек миновала. Благословляла она их, по всему. Так, люди? — Уж да. — А то! — Да-а уж. — Прости, Васька, — Рокита и ей поклонился в землю. — Скажи для бога, ты блаженная? Вася потупилась, скомкала дреды и обречённо кивнула: — Ладно. Я бла... блаженная. На этих словах опять сверкнуло, и слободские дружно перекрестились. Мужики стали указывать на холм. А там Василисин дом охватил зелёный свет: вспыхнул раз... другой... И погас. — Машина! — закричала Пава. — Машина сработала! Версту до холма они отмахали мигом. Оказалось, молния угодила в шест, который Михайло прислонил к кровельной полице по пути на пожар. А в погребе, освещённом Светланой Борисовной, на земляном полу грудой валялись рубаха, порты и зипун Треньки. — В одних сапогах в две тыщи двадцать четвёртый унесло, — злилась Башка. Она силилась держаться и глотала слёзы: вместе с Тренькой унесло и прибор. Но теперь в подполье собрались пять блестящих физиков, два жулика и царский байстрюк. Посыпались идеи. Разобрать ли капсулу Михайло Борсукова и соорудить АЭС на мельничной запруде. Или жахнуть молнией в барокамеру Соломониды. Или заменить лёд-7 зеленухой... Горячо обсуждали всё, с чего следовало начать много лет назад. К вечеру Василиса Башка ободрилась, подхватила Светлану Борисовну на манер фонаря, и Михайло повёл пришельцев одному ему известными тропками в лес. — От меня всё равно не будет толку, — сказала Пава, отставая у околицы. — Пройдёмся? — предложил Егор. Они шли в душистых, свежих сумерках к колодцу. Видать, не судьба была Алексееву сыскать дорогу к горелой сосне. И пусть. О стольком хотелось расспросить, столько рассказать самому, но Василиса брела такая растерянная, что, глядя на неё, растрепались мысли. — Теперь-то рано или поздно у них получится, — бормотала Василиса. — А если нет, на будущий год государь опять посылает меня на острова, на верфи сэра Энтони Дина. Только прикажи, я бы показал тебе, как оправляется от пожара Лондон. В кирпич одевается, обрастает камнем, дышит... а в «Друри-Лейн» ставят Драйдена. — Что-то слышала о нём... — Ты была в Англии? — Обрадовался Егор Ефимович и вдруг смутился: — Она хоть всё еще Англия? — Да. Только нигде я... Нигде я не была, Егор, по-настоящему! Дела, суета, возня какая-то. Беготня и хлопоты, а между — чужие картинки, такие живые, будто и вправду там побывала, сама видела, сама трогала. А не была, не видела, не трогала. В сумерках у колодца кто-то сидел. Сгорбленный мешок и сизые лодыжки над чёботами. Угрим Подсеки-Коровин гладил размытую дождем формулу и кивал чему-то своему. — Что ж Вы не пошли вместе со всеми? — А вы? — Помолчав, он добавил: — Я тридцать лет прожил в веке двадцатом, тридцать в двадцать первом и вот уж тридцать первый год живу здесь. Арифметически тутошний я. Золота моего берите, сколько потребуется. На проводники, на гальванизацию али на пайку. — Как же Вам удалось тут разбогатеть? — А я золото с собою привёз. Вычислил, когда в будущем оно скакнёт в цене. Ну, перевёл сбережения в слитки и уговорил приятеля-очкарика испытать его «Темпохорду». Вот только не на тридцать лет вперёд угодил, а назад... на триста. Если меня теперь к очкарику этому вернуть... я ведь его прибью. Так я уж лучше тут, от греха. Угрим в последний раз поглядел на колодец и ушёл. Василиса подобрала кусок мела помягче, и вскоре на прежнее место вернулось: Е=мс Пока чертила, Егор Ефимович накинул ей сзади свой кафтан и, задержав ладони на плечах, коснулся губами рыжего затылка. Надпись вышла кривой. — Надо завтра краской дублировать, — шепнула Василиса. — Мало ли, ещё кого швырнёт. Кажется, здесь некий естественный временной портал. — Всё-таки чудно ты говоришь порой. Она повернулась нос к носу, хитро щурясь: — Не чудно, а чудно. * * * «...а доехав до Волглой Слободы, пил Парамон в трактире настойку полыни. После на хрестинах причащался чашею сладкого вина, а пришедши в дом к Гогариным, пил с хозяином медовухи две четушки, да штоф бражки, да хмельной кумышки пять чарок, да к вечеру в бане отведал сбитня четверть и шкалик берёзовой водки. А воротясь в горницу, дюже затосковал пан Парамон по малой родине, упал в печали — да и помер. Засим кланяюсь князю в ноги, раб твой Егорка Алексеев, сын Ефимов, губной староста Касимовского уезда». |
|
|
21.10.2019, 10:35
Сообщение
#2
|
|
Некто из тьмы Группа: Пользователи Сообщений: 4828 Регистрация: 5.3.2018 Вставить ник Цитата Из: Оттудова |
^2 забыли в названии...
|
|
|
21.10.2019, 10:38
Сообщение
#3
|
|
Играющий словами Группа: Пользователи Сообщений: 48 Регистрация: 20.10.2019 Вставить ник Цитата |
|
|
|
21.10.2019, 11:19
Сообщение
#4
|
|
Создатель миров Группа: Пользователи Сообщений: 1806 Регистрация: 7.10.2019 Вставить ник Цитата Из: Архангельск |
|
|
|
21.10.2019, 12:28
Сообщение
#5
|
|
Бесконеченое вдохновение Группа: Пользователи Сообщений: 8454 Регистрация: 8.11.2014 Вставить ник Цитата Из: КМВ |
расставила склянки с зелёной наливкой - а разве зелено вино это не водка была в то время?скрип-поскрип... - та лана... Скырлы-скырлы?синие от гнили огурцы - и вот тут. Некогда искать, но кажется огурец в Россию позже попал. Двойственное ощущение у меня от рассказа. Текст такой весь стилизованный, вылизанный, размеренный, но вязнешь в нём буквально с первых срок. Как в том болоте при мельнице. Тоже подумала, что ошибка в эм це квадрат, а оказалось - так и надо. До конца читайте, господа писатели, и внимательнее. И да, если байстрюк "местный", то как-то быстро он всё воспринял. Да и была ли в то время та формула? Вот в чём вопрос. Удачи на конкурсе. |
|
|
22.10.2019, 11:30
Сообщение
#6
|
|
bad teacher Группа: Пользователи Сообщений: 1659 Регистрация: 8.10.2017 Вставить ник Цитата |
Высокий уровень написания! Стилизация...ммм... вкусно))
Сюжетный поворот неожиданный для меня и интересный. Жаль, концовка неопределённая, оттого грустно как-то, выводов нет. Все герои не рады попаданию такому, но в то же время привыкли... А хотят ли возвращаться? И смогут ли вернуться?.. Немножко запуталась в героях, ну это я так всегда, когда героев больше определенного количества на квадратный килобукв))) Неудобно просто немного...сюжет несёт - интересно же - но уже не очень понимаешь, кто что говорит и делает)) Ну да ладно, это мои заморочки. Рассказ хорош. Спасибо, автор! И удачи! |
|
|
22.10.2019, 17:32
Сообщение
#7
|
|
Играющий словами Группа: Пользователи Сообщений: 128 Регистрация: 21.2.2018 Вставить ник Цитата |
Много не скажу - рассказ порадовал, спасибо, автор.
|
|
|
23.10.2019, 9:37
Сообщение
#8
|
|
Создатель миров Группа: Пользователи Сообщений: 1304 Регистрация: 8.12.2016 Вставить ник Цитата Из: республика Опана и Пофиг |
Прочла не без удовольствия ) Спасибо, автор! Жест из указательного и большого пальца раскрыл всю интригу. Недопоняла, почему всех угораздило застрять именно в той локации. Стилизация не вызвала нареканий, характеры вполне соответствуют юмофанту яркостью и выразительностью.
|
|
|
23.10.2019, 12:49
Сообщение
#9
|
|
Создатель миров Группа: Пользователи Сообщений: 2287 Регистрация: 9.4.2013 Вставить ник Цитата Из: Санкт-Петербург |
|
|
|
23.10.2019, 18:19
Сообщение
#10
|
|
Мышь. Просто мышь. Группа: Модераторы Сообщений: 4496 Регистрация: 5.5.2017 Вставить ник Цитата Из: Москва |
Очень душевно. И стилизация хороша.
Текст немного дёрганый, время от времени перестаёшь соображать, кто говорит и о чём. Вторая часть с пришельцами - это называется "Остапа понесло". Но удовольствие получила чрезвычайное. Спасибо автору и успеха на конкурсе. |
|
|
23.10.2019, 20:27
Сообщение
#11
|
|
свинья в какао Группа: Пользователи Сообщений: 3333 Регистрация: 2.4.2019 Вставить ник Цитата |
Ха. Егор Ефимович, если Василиса не согласится, возьмите меня в Англию вместо неё.
занятно, что, не успев прочитать, на ловушку в названии попались три беса ) Норм. есть у меня один рецепт, тоже из авторских: «Токсидр»: яблочный сидр — 100 мл, абсент — 50 мл, слёзы от разбитого сердца (или можете стукнуть себя в нос) — по вкусу. |
|
|
24.10.2019, 7:44
Сообщение
#12
|
|
Житель Группа: Пользователи Сообщений: 9369 Регистрация: 18.11.2014 Вставить ник Цитата |
|
|
|
24.10.2019, 9:52
Сообщение
#13
|
|
Создатель миров Группа: Пользователи Сообщений: 1806 Регистрация: 7.10.2019 Вставить ник Цитата Из: Архангельск |
Понравилось все, даже то, что не понравилось.)) 10 баллов
|
|
|
28.10.2019, 22:54
Сообщение
#14
|
|
Искатель тайн Группа: Пользователи Сообщений: 509 Регистрация: 20.10.2015 Вставить ник Цитата |
Вязкий и вычурный текст затянул с самого начала в омут образов! Очень понравилось! Ну и бес с ними, с ляпами, фантастический рассказ ведь, кто сказал, что из нашей Вселенной герои?)) Приятное долгое послевкусие, хочется перечитать)
|
|
|
28.10.2019, 23:16
Сообщение
#15
|
|
Играющий словами Группа: Пользователи Сообщений: 136 Регистрация: 13.10.2019 Вставить ник Цитата Из: Земля |
10.
Угадайка: Уверен, что автор рассказа Джек Скеллингтон. |
|
|
29.10.2019, 8:46
Сообщение
#16
|
|
Мастер интриги Группа: Пользователи Сообщений: 744 Регистрация: 5.11.2018 Вставить ник Цитата Из: Энция, Сверхмощносильный Политоход Курдлиандии |
О! Ведьмак. Начало.
Понравилась стилизация, чем-то напомнившая повести пана Анжея Сапковского. Хотя, конечно, интересно, но совершенно не раскрыто - почему столько народищу из разных времен будущего, разных ученых профессий и разных возрастов оказались в прошлом в одном месте и в одно время. Эта Волглая Слобода что за место такое загадоШное? В истории с географией я ноль, но что касаеЦЦа физики.. И «три кота на мясо»! Скорость движения частицы: три «ка тэ» делить на массу! — Василиса кинулась на бабку и схватила её за грудки: — Родненькая! Ты из какого года? Я всё знаю! Я тоже! ТроеШница ты, Пава, зато красивая. Корень-то, корень-то хде? Хотя, если Е=мс, то почему бы и не v=3kT/m? Бесов там, автор, по ходу, по всему тексту ловил. Но надо же какая хвантазия, ни в жисть бы не сличить мне "три кота на мясо" с формулой баланса энергии. Понравилось, а чо? Столько загадок задано - ну что ж за место такое интересное, где эти пришельцы из будущего мимикрируют под местных ведьмаков. |
|
|
31.10.2019, 12:10
Сообщение
#17
|
|
Создатель миров Группа: Пользователи Сообщений: 1495 Регистрация: 9.10.2011 Вставить ник Цитата Из: Подмосковье |
вот бестолковый ты, боярин! Вот она, демократия: так все правду-матку и режут!Вдруг, чу — две ноги шлёпают. Что-то ни к месту вспомнилось: "Инда взопрели озимые. Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился". Или к месту? Ни злоупотребляет ли автор? Из лесного частокола на край болота вышел лохматый мужик. На вид он был, точно капуста: и грубого сукна зипун поверх рубахи, и тёплая тужурка, подпоясанная верёвкой, и заячья тушка через плечо. В концовке явно вылез "бог из машины" и развитие событий потеряло естественную логику. В целом - рассказ из числа лучших. На мой взгляд, разумеется. |
|
|
2.11.2019, 21:45
Сообщение
#18
|
|
созерцатель собственного трупа Группа: Пользователи Сообщений: 8387 Регистрация: 7.3.2016 Вставить ник Цитата Из: Зеленоград (Москва) |
Круто. Тут прям роман можно закрутить.)
Не сказать, что я любитель такого развлекательного чтения, но для разнобразия, пуркуа бы и не па? Технически все очень - соответствие стиля сюжету, провисаний нет, композиция крепкая, сеттинг и детали добротные. Понравилась ироничная манера обыгрывания темы "Перемещений по времени". Собственно, это и есть тема данного произведения. Тут тебе и флер Стругацких, и мериканских классиков. А не Наталья ли это, часом? Что-то у меня такие мысли... |
|
|
3.11.2019, 12:39
Сообщение
#19
|
|
Играющий словами Группа: Пользователи Сообщений: 67 Регистрация: 23.1.2015 Вставить ник Цитата |
Запутался в Василисах. Неплохо бы им разные имена дать... Отрывок, в котором раскрывается кто такие Василисы - на мой взгляд ни к месту. Слишком рано автор раскрывает нам карты. Лучше бы это сделать после того, как поймали ведьму. И для Алексеева и для читателя - сюрприз... А дальше можно нам горемычным и объяснить все про двух девиц.
|
|
|
3.11.2019, 14:00
Сообщение
#20
|
|
Играющий словами Группа: Пользователи Сообщений: 94 Регистрация: 16.9.2019 Вставить ник Цитата |
Неплохо. Сначала было тяжко продираться сквозь стилизацию, но потом рассчиталась.
Неплохой хол в том, что полдеревни путешественников во времени, но никто не был в курсе. Позабавило, с одной стороны, а струной, в этом-то и печалька. Всем плевать: никто не замечал особенностей других. Так и живём. |
|
|
Текстовая версия | Сейчас: 25.4.2024, 9:32 |