Происшествие в кафе на Пушкинской Автор: Schnappen , Турнир "Время, вперёд!" Опции

[Дон Рэба]

Я ждал Алёну за столиком, когда заметил этого человека. Он вел себя странно с самого начала, а у меня болела рука и копилось раздражение. Зачем Алена уговорила меня на встречу в этом странном месте, где собираются то ли неформалы, то ли богема. И кухни как таковой нет, но уж получше того, чем меня угостила вчера Алёна, обварив руку маслом со сковородки. Научилась бы сначала готовить! А уж претензий-то, упреков мне, что мы никуда не ходим, не развиваемся!

- Вы отвлеклись от темы, так что с вашим собеседником?

-Ну да, он спросил, можно ли ему сесть за мой столик. А мне-то что, Алена, как всегда, опаздывала, свободные места были.

- Вы запомнили какие-нибудь особые приметы?

- Да мужик как мужик, из этих… Ну, творческая интеллигенция, высокий, худой, нескладный что ли, не знал, куда руки девать и, по-моему, ему вообще тяжело далось сесть за столик, где уже кто-то сидит. Он и к другим подкатывал.

- Приставал?

- Не то что что бы приставал, просто подходил и смотрел. Мне кажется, мой столик он выбрал, потому что с его места было видно лицо женщины. Да, именно. Он так и сказал, когда попросил, как он выразился, нарушить мое уединение. Речь у него была такая, знаете ли, старомодная.

- Что за женщина?

- Обычная, ничего особенного, таких миллион. Если б он не сказал, я б даже не посмотрел в ее сторону, ну знаете, из этих библиотекарш, которые выглядят одинаково и в двадцать и в пятьдесят. В очочках, с книжечкой, чистенькая, без косметики. А он смотрел на нее, как Штирлиц в кафе «Элефант».

- А она?

- По-моему, не обращала внимания. Чашка кофе, пышка, книжка. Бумажная, не электронная! Мне стало не по себе, вот когда видишь, что так явно преследуют взглядом, а жертва сидит себе спокойно, чувствует себя в безопасности, как-то захотелось оградить что ли… От психа. Он был весь как натянутый нерв, волны какие-то, эмпатия, так что ли это называется? Он начал говорить и уже не мог остановиться.

- А вы?

- Ну с психами спорить, только зря время терять. Кивал. А он интересно рассказывал, я даже забыл про свою саднящую ожогом руку. Помню отчетливо, голова, словно запечатанная этими звуками. Вы, наверное, принимаете меня за сумасшедшего, начал он. Да, в такое трудно поверить, но у моей истории два начала. Течение времени – очень странная штука. Вы ведь знаете про измену гетмана Мазепы в шведско-русской войне? Только по пушкинской «Полтаве», - усмехнулся я, школьный курс, и там больше прописана любовная линия, нежели историческая. Ага, - подтвердил мой собеседник, - после того, что случилось, я прошелся по библиотекам, попытался поднять архивы, и знаете что, Полтавской битвы не было. Как это не было, удивился я, скажите это украинцам, у них сейчас Мазепа не предатель, а национальный герой. В этом мире да, горько усмехнулся мой собеседник, не сводя глаз с женщины за соседним столиком. Вы ведь поняли, что меня интересует эта женщина? Я не псих, эта женщина – моя мать. О, вы ждете истории в духе Болливуда об оставленном или украденном ребенке, который вырос и отыскал свою родительницу? Нет, эта женщина даже не была знакома с моим отцом, она бездетна и одинока, ну… если не считать десяти кошек и двух собак. Да, - согласился я, - десять кошек на одной жилплощади редкий мужчина выдержит. Собеседник мой горько кивнул. Собственно, поэтому мой отец и ушел от нее, в той, другой жизни, где она – моя мать. Она стеснительна и с трудом знакомится с людьми, эта особенность передалась и мне. Но уж такой характер, она не может пройти мимо брошенного котенка или щенка, и сначала выхаживает, а потом пытается пристроить. Мой отец, в той, другой реальности, оказался тоже таким подобранцем без денег и документов да еще и в лихорадке свалившимся у ее парадного. Какое-то время он был ей благодарен, и они даже жили вместе, дав мне возможность родиться на свет. А потом он не выдержал того, что все заработанные им деньги уходят на помощь несчастным, что в квартире пахнет кошками, а жена слишком интеллигентна, чтобы дать отпор требующим помощи. Я не виню его, он просто не был предназначен моей матери, да и мое рождение, скорее всего, не запланировано мирозданием. В этой реальности он отличный семьянин и отец, и живет с той женщиной, к которой ушел от нас с мамой. Скорее всего здесь его просто не обокрали на вокзале четверть века лет назад, и он не пошел бродить по городу.

Но я родился, вырос, получил образование. Кошки и собаки стали единственными моими друзьями, мне сложно навязываться людям, другие студенты не обращали на меня внимания. Пожалуй, это был первый звоночек, что для объемно-временной картины мироздания я какой-то то ли лишний то ли резервный фактор, пропади я – это заметят очень немногие. Вторым звоночком стало прохождение медкомиссии для службы в армии, – у меня обнаружили туберкулез. Климат у нас, сами знаете… Плюс жилищные условия, маленькая квартирка, жили мы небогато. Лечили, но болезнь прогрессировала, открылось кровохарканье. Мироздание считало меня ошибкой и пыталось как-то выправить ткань времен, исключив меня. Но тогда я был готов с понедельника ложиться в больницу. Декабрь, холодно, сыро, весь день тогда накрапывал дождь, мама поехала в «Зооэкспресс» закупить еды для наших кошек. А вернулась – с девушкой. Ах, какая это была девушка! Точно сошедшая со страниц гоголевской «Сорочинской ярмарки» - яркая, волосы заплетены в дрибушки, в лентах! Как она ходила и не понимала, о чем мы ее спрашивали! Очередная мамина подобранка! Такая, не в себе, под дождем подпевала органу у ворот эстонской церкви. Пела или молилась она и у нас дома. Звонкий такой голос, сочный, отражающийся от стен, словно плывешь внутри звука. Щедрик, щедрик, щедривочка… Звуки раздваивались, умножались, догоняли друг друга и сливались воедино. Даже мороз по коже. Когда девушку удалось успокоить, мы стали учиться разговаривать. По песне. Некоторых значений слов не было у меня, некоторых – у нее. Господарство – квартира, кухня, кошки, собаки. Это было второе начало истории. Утром я отправился в больницу, и через день вернулся – в анализах не обнаружили палочки Коха, и страшный диагноз признали ошибочным. Девушку звали Одаркою, и, по ее словам, в наш мир ее столкнула ее мать. Я начал понимать нашу гостью не сразу, она какое-то время просто жила, боясь выходить на улицу, помогала по господарству, училась грамоте. Сейчас ведь, с желанием обучения и компьютером в доме даже учителя не особо нужны! Мы с мамой, что могли, рассказывали ей про нашу жизнь, город, историю. А Одарка поведала нам свою.

Шведско-русская война стала успешной для государства Российского, шведы бежали, победоносные войска гетмана Мазепы под эгидой государя-императора Петра Первого брали много трофеев. Отец Одарки, хуторской кузнец, привез с войны себе жену, ливонскую полонянку. В хуторе она жила отстранённо от кумушек, пела чуждые северные песни, занималась огородом, ухаживала за скотиной, растила детей, но не присутствовала на их крещении и на сельских посиделках. Другой бы на хуторе за такую гордыню очипок бы раскатали и все космы повыдергивали, а ее опасались, считая северной ведьмой. А еще кузнец жену свою любил, на всю округу был единственным мастером, и упряжь для волов делал, и коней подковывал, и колокола для церквей лил. Как только Одарка подросла, заневестилась и стала петь с девушками, мать запретила ей ходить в церковь. Почему именно ей, она не знает, братья и сестры были очень набожны и для них запрета не было. Колокола, отлитые ее отцом, звучали небесным гласом, призывая к молитве. Не смотря на странности девушки, красоту ее хуторяне видели, сватались к ней изрядно, да только мать всем отказывала. А отец ей не перечил. Материнское согласие на венчание Одарки было получено неожиданно и на того, за кого б Одарка сама б не пошла. Пришлый чумак был сражен красотой девушки, когда гостевал в них в хате по пути из Ливонии в Таврию. Богатый обоз, много волов! Сговорились на Рождество, плакала Одарка, не желая покидать любимого отца своего, сестер, братьев и суровую свою мать, а что делать? Молиться о чуде? Молилась. Чудо было ниспослано, но чудо недоброе, страшное. Заболели все чумаки черною немочью, что в Ливонских и Шведских землях люд косила. И дети хуторские, которым чумаки гостинцы раздавали, тоже многие заболели. Со всех бед один спрос – истовая молитва.

Моли за нас, богородица, Господа нашего об исцелении! И звонили колокола дни и ночи напролет, чтоб мольба разносилась быстрее заразы. И пока звучал колокол, были живы страждущие. Маялись, просили воды в горячке, но жили. Не до свадеб, не до песен, не до щедривок, и у тех, кого болезнь не тронула, головы словно опухли от нескончаемого звона колокольного. Горько стало Одарке жить в это время, хоть бы память вернуть о свободном своем детстве. Чтоб отвлечься от неистового звона колокольного и чтоб почувствовать, что способна она еще говорить и слышать, стала Одарка напевать себе сначала тихонько, а потом, когда поняла, что звон колокольный ей не перепеть, все громче и звонче. Поет и слышит себя. Дай, думает, вспомню щедривочку, что пели с девушками по дворам, беззаботные. Поет, вспоминает, а на словах «господаря выкликати» отцов колокол вторить ей стал. И остановиться не может, и колокола мотив подхватывают, и звонаря руку не слушают, сами по себе перекликаются. И вроде бы звон на всю округу, а тишиной, как под колоколом накрывает. А поверх щедривка звучит, многократным эхом и перезвоном. И в тишине этой повыскакивали из хат люди. А среди них и те, кто часом ранее подняться не мог. Недоуменно оглядываются, и слабенько так мотив подхватывают. Неужели прогнали черную немочь? А мать Одарки идет, лицо суровое, глаза болью светятся, в горле клокочет. Что ж ты, дочь, делаешь, хватит, замолчи, всё уже. Но не может остановиться Одарка, колокольным мотивом словно подталкивает к продолжению. Вот уже и мазанка колокольная посыпалась, шатается колокольня, а с ней и церковь. Словно бьёт ее щедривкой с алтаря до притвора. Подошла мать к Одарке, в глазах слезы, в ладони свои руки дочери взяла, развела в стороны и запела что-то чужое, не наше, но на тот же мотив. Воздух вокруг словно расходиться стал, и увидела Одарка на месте церкви другое, где вместо купола – острый шпиль, вспарывающий небо, а вместо сугробов – серая блестящая от дождя твердь и слова другие и люди. Свела мать руки и отпустила – и вытолкнула Одарку туда. И последнее, что видела и слышала девушка, что хуторская церковь перестала качаться, и колокола затихали. А потом закрылись эти небесные врата, и Одарке оставалось только молиться, плакать и ходить около места, откуда звучала знакомая мелодия. Вот тогда-то ее нашла моя мать, приняла за юродивую. Замерзнет же на улице в декабре, жестами и добрым словом уговорила добраться до метро и привела к нам домой.

Сходство с гоголевской панночкой у Одарки было так велико, что я поверил ей сразу же. Девушка выросла во времена, когда этот город только строился. Единственное, что смущало меня в ее рассказе, это то, что ее отец воевал за российскую корону на стороне гетмана Мазепы и исторического события под названием «Полтавская битва» в ее изложении не было, Полтава не была осаждена, шведские войска развернули еще на территории княжества Литовского. Я, как и вы, знал о том времени только по поэме Пушкина, но там весь сюжет строился именно на предательстве Мазепы, а в истории Одарки гетман был верным петровским служакой и после выигранной войны щедро одарил свое войско. Я нашел школьный учебник истории – в нашем мире гетман предал царя, по поражению шведов бежал из страны, был предан анафеме, а выжившие его полтавские сподвижники были отправлены каторгой на строительство Петербурга вместе с пленными шведами. Значит, Одарки в моем мире не было даже в ее времени. Об этом я молчал, поняв, что она такая же ошибка мироздания, как и я. Да и учебник мог ошибаться! А ведь ее мать что-то знала, когда запрещала дочери ходить в церковь и, венчанием с кочевым человеком, возможно, хотела отвести беду от других своих детей и хутора, когда мироздание будет исправлять ошибку. Еще голос, уникальный голос Одарки, как и голос ее матери, он способен переносить звуковую волну через времена почти без затухания. А колокольный звон или это особенность именно колоколов отца Одарки, способен выдать частоту звука, разрушительную для оболочек микроорганизмов. Так что в свете того, что мы сейчас знаем о распространении звуковых волн, в то время вполне могли остановить чуму колокольным звоном. А голос Одарки в исполнении щедривочки создал дополнительный резонирующий эффект. К звукам ведь чувствительны не только оболочки бактерий, многие органические молекулы тоже могут разрушаться. Поэтому за выздоровлением людей последовало разрушение зданий. В ложке – лекарство, в чашке – яд, то же самое можно сказать и о волшебных силах колебаний воздуха. Для того времени Одарка достаточно долго скрывала свои ведьминские способности. Не вытолкни ее мать в наше время, Одарке бы не поздоровилось.

- А почему она оказалась в нашем времени?

- Я просмотрел органную программу эстонского собора в тот день, когда моя мать нашла Одарку. Carol of the Bells. Колокольная колядка. Это тот же самый полтавский «Щедрик». Возможно, что только эта мелодия работает как резонатор с голосом Одарки. А в вашей истории была Полтавская битва?

- Судя по поэме Пушкина, была. А почему вы спрашиваете?

Мой собеседник горько показал глазами на женщину, которую считал своей матерью.

- Как? Вы тоже можете?

- Нет, только Одарка. Но она переносит меня с собой. Она не понимает, как это делает, и я тоже не понимаю. В наше время колокола уже не нужны. Звуковые частоты корректируются компьютерами. Эту мелодию вы можете легко воспроизвести даже с телефона. И знаете что, чума появилась не просто так, это было желание Одарки, чтобы с чумаком что-то произошло и венчание было отложено. Ее особенности опасны для этого мира, хотя она об этом не догадывается, как и о том, что исцеляет своей щедривкой. Ведь у меня действительно был туберкулез, а после встречи с Одаркой не осталось и следов. Песня эта как-то вызывает щедрость мироздания на чудеса.

- А как вы очутились здесь, где ваша мать даже не была знакома с вашим отцом?

- Могущественный «Щедрик», наложенный на рождественский концерт из телевизора. Хотя нас вполне могло бы занести в другое место и другое время, просто очень повезло, что тут тоже звучали рождественские гимны. У моей мамы мерцательная аритмия… Но она прошла после того, как у нас появилась Одарка. А она, - он показал глазами на женщину, сидящую за соседним столиком, - Одарки не находила и не привозила домой. Не знаю, правильно ли я делаю.

- Делаете что?

- Правки истории. Очень сомневаюсь, что мы с Одаркой путешествуем по параллельным мирам, скорее всего, мир один и тот же, а мироздание как бы видит картину со стороны, там нет ни начала ни конца, и любое изменение приводит к отклику как в будущем, так и в прошлом. Как если бы круги пошли по воде еще до того, как камень коснулся поверхности. Но когда пошла волна, камень уже не может попасть мимо источника. Может быть, наше устранение из реальности принесет в мир счастье и процветание. А может – беду и разруху. Неизвестно, какая цель всего этого. В любом случае хорошо, что это произойдет здесь. Здесь у стен сила не меньше, чем у тех колоколов, которые открыли способности Одарки. Это же – галерея звука. Здесь песня польется с многократным усилением, - он нажал на кнопку вызова смартфона. Та самая мелодия… В кафе вошла девушка, на ходу откинув капюшон и расстегивая полушубок. Действительно, не рядовая, кинешь взгляд и не забудешь. Черные, с рыжинкой, волосы заплетены в две косы и уложены венцом на голове. Оторопь по коже от ее глубокого гипнотического взгляда, когда она шарила глазами по залу в поисках моего собеседника. Он был один для нее, других она не замечала. Ах, вот где, - начала она глубоким сочным голосом с музыкальным итальяно-украинским выговором звука «гэ». Он прижал палец к губам, не дав ей завершить фразу, и прибавил децибел в телефоне. Полтавская ведьма запела.
Щедрик, щедрик, щедривочка,
Прилетела ластивочка…

Песня лилась, наращивая силу. В баре грустно дзеньнули бокалы, по видеоэкранам пошли трещины, одна за другой вспыхивали и лопались лампочки. И когда уже стемнело, в дымке стало видно, что он держит свою Одарку за обе руки и сводит ее ладони. А потом они стали растворяться в воздухе, словно их изображения стирали тряпкой с картины. Оба. Контуры какого-то концертного зала проступили на стене, из которой, словно в замедленной съемке, по одному высыпались кирпичи. А потом все затихло, как по команде. Этой странной парочки и след простыл. Гора битой посуды, в стенах щербины, на полу цементная пыль. Кафе никто не громил, посуда и видеотехника разрушились сами. От звуковых волн.

- Фантазия у вас богатая.

- При чем тут фантазия?! Так все и было, вот, смотрите, - закатывает рукав рубашки, - Рука чистая! Сегодня утром тут был огромный багровый ожог с пузырями!

- Вы хотите, чтоб мы поверили вашей истории о рождественских песнях, полтавской ведьме и перемещении во времени только на основании, что у вас чистые руки? Кто еще участвовал в погроме?

- Думайте, что хотите. Больше ничего не знаю.

- Ладно, подпишите. С моих слов записано верно. Дата, время допроса.