Литературный форум Фантасты.RU

Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )

Литературный турнир "Игры Фантастов": "Шестое чувство" (Прием рассказов закончится 6.04.2024 года 23:59)

 
Ответить в данную темуНачать новую тему
Сны Землян
ALL-Die
сообщение 13.2.2018, 14:28
Сообщение #1


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 65
Регистрация: 21.3.2016
Вставить ник
Цитата




1.

Входная дверь опять не открывалась. Юки вставляла и вытаскивала магнитный ключ, морщилось, но все без результата. Наконец, она оперлась о коварную дверь спиной и несколько раз стукнула ее затылком. Поднявшаяся, было, в груди злость толкнула ее вниз за консьержем, но тут же сникла. Что толку? Он опять скажет, что с ключом полный порядок, а это просто госпожа Юки Маркина плохие батарейки в него вставляет. После очередного такого выговора, Юки нарочно купила в «СаториБин-био» самую дорогую фирменную батарею. И что же? Батарея в ее ключе должна работать полтора века, а протянула всего неделю. Явно, что проблема в ключе. И в порядочности комнотодателя.
Однако ж попасть в комнату все ведь надо. Но теперь уж не для того, чтобы привычно завернуться во Вторую жизнь, а чтобы поесть, скинуть сумку и вернуться в Центр, где ей бы за кровные отремонтировали ключ и выдали дефектный акт с рабочей ведомостью. Уж от этих документов-то Людвиг Аристархович не отвертится и возместит ей ремонт в полной мере.
Размышляя так, Юки разглаживала на макушке пряди черных вьющихся волос, отыскивая выемку биобатареи. Ей не очень хотелось обесточивать мозгошин, но не бежать же за батареей, только ради того, чтобы попасть в дом. Тем более всего на одну минутку. Наконец, она нащупала складку, раздвинул кожу и подцепила ногтем твердую горошину. Коротко щелкнуло и в коридоре стало темнее, глуше и… Душней. Мир как будто накрылся грязным ватным одеялом. Передернув плечами, Юки торопливо выбила испорченную батарею из ключа, вкатила в него вынутую из головы и поспешила открыть дверь.
Попав в свою комнату и запершись, Юки, не отходя от двери и не разуваясь, ощупью вернула ярко зеленую горошинку на место и облегченно вздохнула, едва восприятие действительности вновь заострилось. Только после она хлопнула в ладоши, оживляя интерьер и, присев на маленькую тумбочку, сбросила сумку и разулась.
Комнату свою, в простонародье зовущуюся «коробчонкой», Юки получила от работодателя, потому на стеснения не жаловалась. Да и много ли нужно системному технику, целыми днями ворочающему железки в вычислительном центре Шикотана, а после работы засыпающего во Второй жизни? Главное что б было место, где прилечь. Широкая, некстати двуспальная кровать имелась и занимала добрую половину всей комнаты. Были в комнате и холодильник, и шкаф, и даже провод в прачечную. Стола не было, но Юки в нем и не нуждалась. Ужинала она, как и многие, из тюбиков, а если вдруг приходилось пробовать что-то традиционное, то в верхнем ящике тумбочки пылились миска и палочки.
– Бунгало, закат, – проговорила Юки, упала на кровать, потянулась и зевнула.
Матовые стены и потолок пропали, пластиковая кровать под ней одеревенела, донесся шум прибоя, а сквозь марлевые занавеси широкого окна заблестели лучи уходящего солнца. Крик чаек, их стремительные тени на золотом песке… Юки смотрела в окно, приподнявшись на локтях. Сердце остро кольнуло. Ей невыносимо захотелось выбраться через это окно на свободу. Пройтись по теплому песку, подразнить шипящую волну, искупаться. Заворожено глядя в окно, она высвободила левую руку и потянулся к макушке, чтобы включить мозгошин по-настоящему, но осеклась, вспомнив про дело.
– Да. Ключ. Ключик.
Она достала из кармана серую трубочку, в очередной раз осмотрела ее, ощупала. Ключ от квартиры был по металлически холодным. Юки нахмурилась, зарылась поглубже в карман и выудила оттуда старую батарейку. В глубине стеклянной горошины чуть теплился зеленый огонек, а это означало, что заряд в батарее еще был. Пусть мизерный но… Она вставила батарею в ключ обождала немного и снова ощупала его. Трубочка потеплела.
– Точно где-то утечка.
На ужин Юки уминала голубцы. Сидела на кровати, любовалась закатом и посасывала из тюбика гомогенизированную пасту. Трудности начались, едва в ход пошел тюбик с хлебом, который лежал открытым уже вторые сутки и порядочно зачерствел. Тут уж пришлось оставить Карибскую красоту и взяться за еду обеими руками. Вконец умаявшись, Юки отгрызла пластиковую горловину и стала откусывать массу, как заправский мякиш. Запив все это дело стаканом пакетированного чая, она поднялась с кровати, стряхнула с рабочего комбеза хлебные крошки, обулась и пошла в Центр.
Вечерний Шикотан нагонял тоску. Вроде бы светлый, вроде бы яркий, но вечно холодный и пустой город. Искусственный и за несколько десятков лет так по-настоящему не обжитый, он задумывался как понтон Российско-Японский отношений. Когда город возвели, тот, сыграв свою символическую, но дорогую роль, тихо уступил место общему освоению Курильской гряды. Вскоре символизм, незаметно для обеих сторон и еще незаметнее для жителей Шикотана, трансформировался в чрезвычайно важное практическое свойство. Да, стать второй Иокогамой или вторым Владивостоком, как планировалось еще в двадцатых годах, городу не посчастливилось, но его с нуля возведенная инфраструктура позволила стать одним из вычислительных центров мира.
Отчасти именно это практическое свойство обезлюживало город вечерами. Как бы не казалось прозаичным, но львиная доля вычислителей, программистов и техников Шикотана, составляющих основу его населения, прохладно относилась к культурному отдыху и всякого рода увеселениям. Окончив смену, каждый спешил в свою «коробчонку», чтобы продолжить работу ради интереса или же испытать плоды трудов своих. В миру Вторая жизнь пользовалась безумной популярностью. Так отчего же в одном из ее сердец должно быть иначе?
На Шикотан ездили вахтой по контракту. Кто на год, кто на два. А кто-то, как Юки, на десять лет. Центру были выгодны такие сотрудники. Ни семьи, ни детей… Никаких сторонних обязанностей. Долголетики, отшикотаня свой срок, частенько продлевали его. Вот и Юки уже сомневалась в Большой земле. Чего ее ждало там? Новая жизнь? Работа? Дом? А может быть… Семья?
Под внезапным порывом холодного ветра Юки поежилась, застегнула комбез до подбородка и перебежала пустую улицу – на той стороне начинались гряды ярких витрин Центра.
Когда-то у нее была семья. Мама, папа и младший брат. Была и, в одно хмурое утро, не стало. Тогда, в феврале 2059 года многие жители Кусиро потеряли родных и близких в последствиях мощного землетрясения. Всю переломанную, обескровленную и едва дышащую Юки нашел под развалинами спаниель Джимбо. Она до сих пор отчетливо помнила его теплое, с кофейным привкусом дыхание, мокрый нос и подвывающий лай, которым он звал спасателей. Джимбо отыскал всех Маркиных, но в живых – только ее одну.
Воспоминания из былой жизни, будто кадры старого фильма, проносились серыми тенями, уже не трогая сердца. С тех пор прошло десять лет, пять из которых Юки провела на Шикотане.
Проходя мимо сказочных витрин, она покосилась на отражение своего лица, милого и тонкого от природы, но испорченного широким красным рубцом, рассекающим левую щеку и рот.
Выдержать первые пять ей помогла Вторая жизнь.
Огромные стеклянные створки Центра расступились пред Юки, как двери сказочной пещеры, приглашая войти и соблазниться богатствами. Внутри громадного павильона все и вправду мерцало и переливалось, но только не от гор злата-серебра, а от обилия свето-голографической рекламы и хрустальных витрин. Под высоким куполом вращалось колесо из цветных букв и цифр – велась, как обычно, круглосуточная трансляция курсов, пунктов, динамик финансовых рынков и всевозможного краудфандинга. Данные вращались с тех самых пор, как возвели Центр. Но если раньше эта информация собирала в главном павильоне хоть сколько-то трейдеров, то сейчас самих трейдеров на Шикотане не осталось. И вращался этот анахронизм, что елка новогодняя в апреле. Вроде и выкинуть давно пора, но все жалко – красивая больно.
Посмеиваясь в рукав, Юки перебежала пустынную площадь павильона, очутившись в первом торговом ряду. Посетителей видать не было. Юки привычным жестом трижды стукнула себя пальцами левой руки по виску и пред глазами на секунду выскочили зеленые цифры часов.
– Полвосьмого только, – хмыкнула Юки, вздохнула и огляделась, выискивая капсулы лифтосколатора.
У зеркальной выпуклой дверцы она остановилась и ввела на справочном табло «ремонт магнитных ключей». Поиск тут же выдал восемь пунктов: семь автоматизированных и один с живым мастером. Именно к этому последнему, на сто шестой этаж Юки и поднялась.
За пять лет выше сотого этажа подниматься не доводилось. Да и сейчас бы не пришлось, не захоти Юки увидеть живого человека в этой, казалось, обезлюдившей громадине. Автомат просто выдал бы новый ключ с перенакатанной криптой, а ей хотелось узнать, в чем заключалась проблема.
На сто шестом люди-таки водились и, верно, только потому, что здесь было много закусочных с великолепными видами на бухты острова Шикотан. Правда, сейчас от красот остались только огни пристаней, окаймляющих остров рваной жемчужной нитью, но и это зрелище выглядело притягательно. Особенно впечатлял бело-оранжевый пунктир океанического тракта, собирающего острова Курильской гряды в цепь. Он отталкивался от Шикотана, как луч мощного прожектора, разрезающего ненастные сумерки к первому острову архипелага Хабомаи.
Юки видела и дорогу, и огни пристаней сквозь стекла закусочных, мимо которых проходила. Видела сквозь людей, ужинающих, преимущественно, тихими парами. Видела и глубже зарывалась в воротник.
Виртуальный указатель, стелившийся перед Юки дорожкой, вильнул раз, другой, увел ее от окон и замер в пустом коридоре пред открытой двустворчатой дверью. Над дверью красовалась старомодная, без голографий и света вывеска: «Молоток и паяльник. Починим все руками». Над табличкой висели те самые руки, сжимающие упомянутый инструмент. Юки сощурилась, привстала на цыпочки и поскребла изображение, хмыкнула, обнаружив под ногтем соскобленную гуашь.
– Раритет.
Внутри пахло канифолью и… Ладаном. Пахло странно. Но выглядело все еще странней. Многочисленные стеллажи и полки были просто завалены техническим хламом вперемешку с предметами обихода давнопрошедших славян. То, среди маленьких черно-белых ЭЛТ телевизоров, угадывались берестяные лапти, то в ряд кассетных магнитофонов вклинивались резные гусли с красными петухами. Старый осциллограф соседствовал с пузатым самоваром, а ряд разномастных паяльников, нанизанных на проволоку, точно соленая корюшка, заканчивался рядом расписных деревянных ложек. Слева за прилавком угадывалось колесо прялки, а справа на прилавке громоздилась ИК паяльная станция.
Юки попятилась в коридор и уже без усмешки оценила вывеску. Сравнила этаж, номер павильона с тем, что ей выдал справочник. Все сходилось. Юки вздохнула. С живыми людьми всегда так. Думаешь про них одно, сами про себя они говорят другое, а внутри у них совершенно третье. Наверняка эта мастерская в справочнике значится еще как паноптикум артефактов.
– Хозяин! – позвала Юки с порога. – Есть кто?
– Одну минуту! – донесся приглушенный голос, точно отвечающий в погребе сидел. – Проходите, я сейчас выйду!
Юки вошла и, беззвучно ступая по мягкому ковру, направилась к прилавку, к тому месту, где виднелась плетеная спинка кресла-качалки. Рядом на полу валялся клетчатый плед. Напротив кресла проявился и рабочий стол мастера, с вполне современными инструментами. На предметном коврике лежал наполовину разобранный гобот – умная игрушка. От жала паяльной станции вилась голубая струйка дыма. Винтики, шпильки, проводки, разные мелкие детальки – все было разложено на столе аккуратными кучками.
– Ну слава Богу, – выдохнула Юки и полезла в карман за ключом.
Не успела она достать его, как часть полок со стены напротив отворились дверью и оттуда, пятясь задом, вышел, точно из сказки выбрался, мужик. В вышитой красным косоворотке, суконных в синюю полоску штанах и кедах. Выпрямившись, он, наконец, развернулся и с уханьем водрузил на стол окованный сундук. Не обращая на Юки ни малейшего внимания, он распахнул крышку и зарылся в содержимое. Среди вороха разломанных игрушек он отыскал гобота, победоносно крякнул и с грохотом захлопнул сундук.
– Нашел! – обратился он к Юки, стрельнув по ее рубцу бледно карими глазами. – Думал выбросил, ан нет!
Окладистая черная борода, прямые черные волосы прибраны двойным шнурком за уши. Если бы не желтоватый цвет лица и раскосые глаза, можно было подумать, что это настоящий славянин.
– Вы старообрядец? – спросила Юки по-японски.
– А вы хранительница очага? – ответил он все на том же безупречном русском. – Нет, я просто сочувствующий. Знаете ли, обидно, когда общая пракультура сгинает в небытии.
Юки нахмурилась, но мастер не дал ей опомниться:
– Вы с чем пожаловали?
– Вот, – протянула она блестящую металлическую трубочку. – Разряжает полуторавековую батарейку за неделю-две. Что может быть?
– Хм, – мастер насупился и принял ключ. – Давно это с ним?
– Второй месяц уже…
– Ай-ай-ай… Так и до взрыва недалеко, – он сноровисто выбил батарею, посмотрел в отверстие на свет, подул в него и снова посмотрел. – Кажись, виновника нашли.
– Виновника?
Вместо пояснений, мастер сел на краешек скрипнувшего кресла-качалки, открыл дверцу стола и нашарил там какой-то хомут с проводами. Горловину устройства он стянул вокруг ключа, засунул внутрь него два провода, а третий воткнул в системник. Юки заметила, как на экране голографа вспыхнуло окошко программы, внутри которой округлился глаз камеры. Мастер же схватился за мышку и клавиатуру. В то же время устройство, схватившее ключ, тихо зажужжало. Изображение в окошке программы придвинулось тоннелем, потом еще и еще...
Вдруг что-то с грохотом брякнулось на пол, Юки вздрогнула и тотчас бросилась поднимать. На полу валялась медная тарелочка с витиеватым изображением свастики. Сама столкнула ее с прилавка, пока пялилась в монитор. Чувствуя, как начинают пылать щеки, она поднялась и с поклоном положила тарелку на прилавок. Мастер с улыбкой кивнул ей:
– Бросьте. Вот взгляните лучше в ком причина.
Он развернул изображение, так, чтобы ей было лучше видно, и указал пальцем на...
– Муравей? – Юки с гадливостью изучала глаз, усико и жвалу насекомого. – Как он?.. Как он попал туда?
– Заполз, когда батарейку вставляли. Раздавили животное, а он за кончину-то свою и отомстил.
– А его можно оттуда вытащить?
– Осквернить могилу предлагаете? Это будет вам дорого стоить.
– Насколько?
– Настолько, – и мастер, показав пальцами насколько, снова отвернулся к голографу.
Юки на мгновенье зажмурилась. Он издевается над ней, не иначе.
– Назовите сумму. Я понимаю, что уже и так вам должна за обнаружение проблемы, но если для вас вытащить дохлого муравья трудность по этическим соображениям, то я... Я, наверное, смогу его сама выковорить.
– Полноте, – выговорил нараспев мастер. – Я пошутил. Это всего мураш. Причем не самый умный. Был бы умным, сидел бы дома, а не шлялся по чужим ключам… Ну, вот и все.
Он высвободил ключ, для порядка дунул в него, проверил на свет и только после вкатил батарею на место.
– Если проблемы сохранятся, приходите. В эдаком случае я вам буду должен батарейку.
Юки аккуратно положила холодную трубочку в левый карман и тут же нырнула в правый за платежной картой.
– Сколько я вам должна?
Мастер откинулся на спинку кресла, закинул руки за голову и уставился в потолок. Пожевал губами, покосился на Юки, оттолкнулся коленом от стола и заскрипел туда-обратно.
– Денег я с вас не возьму, – наконец ответил он. – А вот от маленькой услуги не откажусь. Вы ведь из Второй жизни?
– Да, – Юки усмехнулась и потупилась. – Моя внешность...
– Внешность здесь, видимость там… Что сподвигает вас выглядеть здесь так, а там вести себя эдак? То же, что и всех остальных. Ваш внутренний состав. Я хочу попросить вас передать кое-что. Вот это, – в его руках появился гвоздик флешки. – Здесь письмо. Для одного моего хорошего друга, который, с недавних пор, перестал навещать меня. Хочу знать, все ли с ним в порядке. Если ответит – занесете от него весточку, на том и сочтемся.
– А вы сами не можете?
– Нет. Мозгошин первого уровня, – он постучал себя пальцами по уху. – Радио слушаю и мне хватает. До пятого расширяться не планирую. В действительности друга моего звали Такуми Асано. Там, во Второй жизни, он Енисей… Простите, а вас как зовут?
– Инфи. То есть Юки. Юки Маркова.
Мастер добродушно улыбнулся, обнажая ровные белые зубы:
– Ладно. Инфи хорошо, но Юки еще лучше. Скажите, ваше цифровое альтер эго оно… Какое?
– Извините, но мне уже правда пора идти, – громче обычного выпалила Юки и выхватила из протянутой руки мастера флешку. – Я к вам приду еще. В следующий раз. Благодарю вас за починку. Письмо я обязательно передам. До свидания.
Уже в бархатном коридоре, отойдя от «Молоток и паяльник» на десяток шагов, Юки остановилась и закрыла глаза. Медленно вздохнула и выдохнула, успокаивая биение сердца. В этом мастере что-то было. Когда он посмотрел на нее, спросил, как ее зовут его взгляд, его голос, словно бы проникли в ее затаенное. На короткую секунду ей поверилось, что и она, и мастер, и его магазин – все есть Вторая жизнь. Настолько все вдруг прикинулось легким.
– Инфи. Ай-яй…
Вот и проговорилась. Поставила себя вторую на первое место.
– Как же так… Ц-ц…
Всю дорогу домой образ мастера не выходил из головы Юки. В голове, с поразительной четкостью, возникали черты его выразительного лица, улыбка, глаза… От светло-карих глаз сердце Юки всякий раз мучительно сжималось. Волосы, одежда, манера говорить – во всем угадывалось свое, знакомое, но не узнанное сразу. «Инфи хорошо, но Юки еще лучше». По всему телу пробежали мурашки, только не от холода.
У дверей в свою коробчонку Юки остановилась и долго смотрела на нее, не понимая, зачем она пришла сюда. Дверь была словно чужой, открывающаяся совсем не в то, в ненужное ей место. Мрак, холод и страх. Они здесь, они настоящие. Они с Юки. А там? Инфи. И море тепла, и солнца, и веселья. Впрочем, теперь там появилось и настоящее дело.
Трубочка ключа осталась холодной. Юки грустно улыбнулась. Значит, мастер оказался прав, и проблема заключалась в дохлом муравье. Мастер, успевший, было, рассеяться в ее воображении, вновь материализовался. Большие сильные ладони, широка грудь, статные плечи… Юки прикусила губу, глубоко вздохнула, выдохнула через рот и открыла дверь.
Раздевшись, Юки забросила одежду в прачечную и юркнула в душевую. Струйки горячей воды все никак не согревали. Они хлестали по раскрасневшейся коже, но внутрь, где засела какая-то тоскливая холодинка, не протекали. Юки задрала голову и набрала полный рот воды, проглотила, но теплее от этого не стало. Просидев в душевой втрое дольше обычного, она, наконец, выбралась, укуталась в махровый коричневый халат и прошлепала босыми ступнями к кровати.
– Бунгало, закат.
И снова закатное солнце, приглушенный рокот прибоя, крик чаек… Крыша из пальмовых листьев слегка поскрипывала от теплого ветра. В дальнем правом углу паук сплел серебряную паутинку. И муха уже жужжала по комнате.
Юки приподнялась на локтях и посмотрела в окно. Светило едва выглядывало из-за черно-алых полос томного океана. Над ним, по вечернему пастбищу неба, разбрелась отара розовых облачков. Где-то вдали ударил колокол. Его тягучий звон растекся по воздуху, обволакивая все на своем пути. Минуты через две, когда эхо первого удара едва унялось, раздался второй.
Она вздрогнула и остановилась, только когда пальцы прикоснулись к затылку.
– Фу ты, черт, – Юки мотнула головой и порывисто села, – Письмо.
Похлопав себя по карманам халата, она огляделась и вдруг замерла.
– В комбезе оставила! – шепнула она и рванулась к дверке прачечной. Табло обнадеживающе сообщило, что очередь пастирушек еще не подошла. – Хоть здесь свезло.
Не вынимая одежды из вместилища, Юки основательно перекуевдила ее, отыскала нужный карман и достала флешку. Маленький пластиковый гвоздик с блестящей оконтактовым острием, на вид повидал видов. Весь исцарапанный, с истертой гравировкой объема на выщербленной шляпке...
Флешка охотно провалилась в разъем на изголовье кровати, следом пискнула акустика и одна из стен бунгало преобразилась в рабочий стол. Юки снова улеглась на кровать и указала пальцем на ярлык съемного носителя. Внутри оказался килобайтный текстовик. «Такуми Асано. Енисею». Она щелкнула средним пальцем файл и уже было занесла указательный над «копировать», как взгляд ее невольно упал на «открыть».
– Пусть испытает меня, – выйду, как золото, – вздохнула Юки и щелкнула «копировать».
Отправив файл на мозгошин, она запахнула полы халата, подпоясалась, поудобнее улеглась, закрыла глаза и, наконец, подключилась ко Второй жизни.
И вроде бы ничего не произошло, но только теплый ветерок прокрался сквозь марлевые занавеси, наполнив комнату запахом океана и орхидей. Почувствовав на щеке его мягкое прикосновение, Юки улыбнулась. Ей опять вспомнился мастер.
Она открыла глаза и с минуту лежала неподвижно, стараясь ни о чем не думать. Смятение, проводившее ее во Вторую жизнь, отчасти проникло следом. И виною всему был он. Мастер и его мастерская, отсюда еще сильнее представлялись частью вымысла. Будто бы он разыгрывал для нее приключение, но начал не здесь, а еще в действительности. Конечно, было кое-что еще, в чем могла сознаться Инфи, но не Юки.
Со вздохом поднявшись с кровати, она медленно подошла к раскрытому окну.
– Эх, вот бы его сюда.
А между тем, она ведь и имени его не знала. И почему было не спросить, когда он ее спрашивал? Впрочем, узнать можно, если найти этого закадычного Енисея. Инфи достала из заднего кармашка узких джинсовых брюк листок бумаги, сложенный вчетверо – тот самый текстовик, что она скопировал на мозгошин. На одной из сторон белого прямоугольника было выведено витиеватой прописью:
– Такуми Асано. Енисею.
Поискушав себя прочтением письма, Инфи спрятала листок на место и перемахнула через окно на улицу. Оглянулась на себя любимую, застывшую голографией по ту сторону окна. Пышные черные волосы развалились прядями по плечам и широким отворотам шелковой коричневой рубахи. Три верхние пуговицы были смело расстегнуты, оголяя у первой застегнутой пуговки бантик серого бюстгальтера. Рукава закатаны до локтей, а на самих руках – кожаные полуперчатки. Слева у пояса кобура, из которой выглядывала белая рукоятка люггера. Инфи, как всегда, выглядела просто и четко.
Пройдясь по дощатому настилу до линии прибоя, она остановилась на небольшой, накрытой цветастым тентом площадке. Здесь заканчивалось ее личное пространство и начиналась Вторая жизнь.
– Ну и где тебя искать, Енисей, – она снова достала письмо. – Такуми Асано, Енисей. Где он?
Перед ней, прямо из вечернего океана, выскочило пять зеркальных дверей, каждая из которых отворялась в местечко, где, согласно ее запросу, можно было найти адресата. Инфи недовольно поджала губы. Находиться одновременно в пяти «комнатах» он не мог просто физически, а это означало, что во Второй жизни прямо сейчас функционировало целых пять Такуми Асано по прозвищу Енисей.
– Откуда их столько набралось? – задумчиво проговорила Инфи, изучая отражения дверей. – Все страньше и чудесатей.
Джунгли, казино Азов-Сити, детективное агентство, сыродельня и…
– Сон шизофреника. Чудно.
Первые четыре представляли вполне обычные зоны, как для линейных, так и для конструируемых приключений. А вот сон, как разновидность «комнаты», встречался довольно редко, и прельщала лишь узкую группу экстрималов-любителей. Кто-то рассказывал даже, что у них было свое закрытое сообщество, в которое не всякого брали. Львиная ж доля обывателей чуралась зон, где, вместо приключений выдуманных людьми, нужно продираться сквозь алогичный вздор, выдуманный самой зоной.
– Ну, вот и повод попробовать! – усмехнулась Инфи и, не целясь, пальнула из люггера по крайней правой двери.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Виктор Не
сообщение 13.2.2018, 14:56
Сообщение #2


песец
*****

Группа: Пользователи
Сообщений: 6682
Регистрация: 3.9.2017
Вставить ник
Цитата
Из: леса




Цитата(ALL-Die @ 13.2.2018, 14:28) *
комнотодателя
вообще-то, арендодатель, но обычно в литературе пишут домовладелец или хозяин
Цитата(ALL-Die @ 13.2.2018, 14:28) *
Вторую жизнь
Second Life уже есть с 2003 года
Цитата(ALL-Die @ 13.2.2018, 14:28) *
гор злата-серебра
звучит неуместно
Цитата(ALL-Die @ 13.2.2018, 14:28) *
лифтосколатора
чем просто "лифт" не угодил?
Цитата(ALL-Die @ 13.2.2018, 14:28) *
за обнаружение проблемы
за диагностику

В целом, нет. Каноничная героиня, которая хиккует и страдает от травмы (что, там в мозг уже импланты делают, а лицо отретушировать не могут?), гуляет по виртуальности с парабеллумом-парусником, это вообще добило, как и способ открывания дверей.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
ALL-Die
сообщение 14.2.2018, 9:04
Сообщение #3


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 65
Регистрация: 21.3.2016
Вставить ник
Цитата




2.

– Таким образом мы считаем, – Вавилов оглянулся на бордовые кулисы и сглотнул. – Кхм. Мы считаем, что возраст этих стеклистых формаций превосходит возраст пирамид, обнаруженных под Эль-Гизой. Смею предположить, что в Антарктиде мы столкнулись с самыми древними памятниками человеческой деятельности, когда-либо найденными археологией. Правда, это относится только к стеклянным мегалитам, чей возраст оценивается в два миллиарда лет…
– Два миллиарда? – прервал доклад Вавилова голос из зала. Судя по акценту, это был доктор Бхарат Варма. – И вы уверены, что они рукотворны?
– Вне сомнений. Вот. Прошу обратить внимание на голографический снимок характерного осколка. – Он поднес ко рту пальцы, сложенные щепотью и дунул в них. – Этот фрагмент является частью врат. Можно видеть, как внутренняя и внешняя оболочки сферы соединяются в этом месте. По этому и другим схожим осколкам мы заключили, что расстояние между внутренней и внешней оболочкой составляло пять тысяч двести шестьдесят три миллиметра. Толщина самого стекла неизменна во всех образцах. Ровно тысяча двести миллиметров. Теперь прошу обратить внимание на модель сферы восстановленной нами из осколков.
Вавилов снова дунул в поднесенную ко рту щепоть и дважды взмахнул ладонями, как бы отгоняя от лица воздух. Получив снимки, собрание заерзало, загомонило.
– Итак, перед вами то, что мы назвали Хрустальным сводом. Над землей возвышалась только половина сферы. Отсюда и название. Другая половина сокрыта грунтом и, вероятно, тоже разрушена. Во всяком случае лазерное зондирование уходящей в землю кромки не дало результатов. Кхм. Диаметр свода составляет восемьсот метров. Внутри, под грудой осколков, мы обнаружили селение. Вот центральное здание, окруженное рвом, здесь и, особенно вот тут, хорошо видны жилые строения. Несколько из них оказались раздавлены. Внутри ¬– мебель, утварь, предметы обихода… Свидетельства того, что Хрустальный свод населяла развитая цивилизация. Причем, относительно недавно. Двенадцать-тринадцать тысяч лет назад. Самих жителей селения или их останков разглядеть нам не удалось.
– Но ведь вы сказали, – вновь перебил докладчика доктор Бхарат Варма. – Что возраст свода два миллиарда лет?
– Да. Самого свода. Но не города размещенного в нем.
– Иван Дмитриевич, коллега, – не поднимаясь с кресла и не раскрывая рта обратился к Вавилову старый алясец доктор Джей Морт. – Хосе Франсе был твердо уверен, что его пирамиды под Эль-Гизой дело рук иных, э-э-э, вне земных деятелей. Боги Египта. Ваша находка она тоже… Оттуда?
Вавилов помолчал. Ему показалось, что вопрос вызывает его на определенный ответ.
– Дорогой Морт, – наконец вздохнул он, снял пенсне и принялся протирать стекла уголком рубахи. – Вы хотите, чтобы я назвал это Атлантидой? Я спекуляциями заниматься не буду, да и вам не советую. Нужны факты. А факты указывают на то, что своду два миллиарда лет и что под сводом, еще двенадцать тысяч лет назад велась высокоразумная деятельность. Откуда она взялась: с Марса, Криптона или из под земли вылупилась – мне не известно.
– Но ведь это главный вопрос, не так ли? – продолжал Джей Морт. – Я не подвергаю сомнению вашу находку или озвученные вами датировки. Но все же. Откуда они? Кем и как был построен этот Хрустальный свод?
– Для этого необходимо собрать больше данных, – пожал плечами Вавилов, вернул на нос пенсне и оперся обеими руками о трибуну. – А мы ограничены в людских и технических ресурсах. Взгляните на снимки общих планов, что я предоставлял ранее. Все, что может привнести ясности, завалено осколками свода, разобрать которые без спецтехники невозможно. Да и сами развалины погребены трехсотметровым слоем снега и льда. Все, что мы сейчас можем это точечно выжигать каналы, а нам нужно, как минимум, растопить сто пятьдесят тысяч кубометров льда. В этом бы помог орбитальный соляриус, но мы им не распоряжаемся. Если и когда археологическое сообщество согласует с правовиками его прокат, выбьют добро у климатологов, вот тогда можно будет начинать разговор о новой основательной экспедиции.
– Иван Дмитриевич, мне ясен ваш посыл, – прозвучал над собранием низкий отрывистый голос Верховного. – В течении суток я свяжусь с вами и сообщу результат. Объявляю симпозиум закрытым. Всем спасибо.
Экраны потухли и Вавилов возвратился в белесый короб коммуникаторной. Он отступил от турникета, еще мгновенье назад бывший филигранной трибуной, и прошел сквозь стену за спиной, точно сквозь заправские кулисы. В узком и светлом «предбаннике» он нащупал на макушке кнопку и отключил свой мозгошин, вздохнул облегченно.
– Ясен ему мой посыл, – буркнул Вавилов, крепко зажмурился, мотнул головой вышел за дверь.
За дверью руководителя экспедиции «Хрусталь» встретили немногочисленные члены группы. Доклад и последующую дискуссию они слышали. В глазах каждого читался один и тот же вопрос, который озвучил рослый, рыжебородый геофизик Заур Шаов, бывший заместителем Вавилова в этой экспедиции.
– Ваня. Почему ты не сказал о главном?
Вавилов пожевал губами и отвел взгляд от голубых, проникновенных глаз Заура, легонько стукнул костяшками пальцев по железной столешнице, взял свою кружку и подошел к горячему чайнику.
– Ты ведь прекрасно понимаешь, что теперь Верховный ничего нам не даст.
– Посмотрим.
– Дмитрич, при всем уважении, но это было глупо, – поддержал Заура Евгений Скворцов, опытный техник, уже не однажды деливший с Вавиловым полярные смены. – У нас были шансы заполучить соляриус. Хоть какие-то. Теперь ты все профукал. Зачем-то.
Последний член экспедиции, программист Васька Алешин, руководителя не упрекал, а только глядел на него с лукавой полуулыбкой.
– Дмитрич, ты ведь можешь связаться с Верховным. У тебя есть полномочия. Еще не поздно сказать ему.
Вавилов развернулся к товарищам и осторожно отхлебнул кипятку.
– Ваня, мы ведь договорились. Выкладываем все как есть.
– Я так и собирался. Но Морт меня остановил. Предчувствие у меня плохое родилось, когда он про богов Египта заикнулся.
– Чушь собачья! – вспыхнул Скворцов, спрыгнул со стола и заметался по камбузу. – Какое еще предчувствие?! Что ты, Христа ради, городишь?!
– А то! – Вавилов повысил голос, усмиряя вспыльчивого техника. – Если бы они узнали про лазейку в центральное здание, уже завтра нас тут не было б! Понимаете? Здесь вам не пирамиды Хосе с их наскальной живописью, а библиотеки, компьютеры, и Бог весть что еще!
– Но ведь мы нашли этот Хрустальный грот! Мы!
– Женя, когда речь идет о цивилизации, знавшей электричество в пору, когда мы еще огня боялись, первенство открывателя ничего не значит. Нас просто выставят. А заместо нас привезут и посадят кого следует. И мы никогда не узнаем что это. Что это на самом деле.
– Ты хочешь знать атланты это или нет? – Заур скрестил на груди руки и в упор смотрел на Вавилова.
– Да плевать я хотел на Платоновские сказки! Окажутся атлантами – да, пусть будет так. Но это я должен узнать. Узнать сам, понимаете? Не кто-то мне скажет кто это, потому как с большей долей вероятности это окажется брехней. Мы сообщим. Потянем резину, сколько будет можно и сообщим. Но не раньше, чем сами правду узнаем.
– На это уйдет много времени, – продолжал Заур. – Без специалиста по мертвым языкам, без грамотного лингвиста мы до конца смены А и Б не сложим.
¬– Не обязательно, – Васька зарылся носом в высокий воротник свитера так, что из-под него на товарищей поблескивали только его умные глаза. – Расшифровка неизвестного языка это как расшифровка кода. Процесс ближе к математике, чем к лингвистике. А это значит, что нам нужен криптолог. Ну, или дешифратор и мощный серв.
– Допустим, сервер у нас есть, – нахмурился Заур. – Что дальше? У тебя есть дешифратор?
– Нет, но есть кое-что получше, – он хитро прищурился. – Только нужно достать первоисточник. Букварь или азбуку… В библиотеке атлантов должно найтись что-то подобное.
– Букварь атлантов, о Господи, – Евгений всплеснул руками и вышел из камбуза громко хлопнув дверью.
Коротко помолчали.
– Полезем? – Заур покосился на Вавилова.
– Вася, ты точно сможешь раскусить их язык?
Васька вылез из-под ворота и потер острый, небритый подбородок.
– Ну, все зависит от того, что вы принесете.

* * *
Первоначально мобильная экспедиционная группа «Хрусталь» двигалась к горам Элсуэрт с вполне конкретной целью – исследовать пещеры массива на наличие горного хрусталя. Связка из пяти вездеходов отбыла с капитальной базы «Проект 8» острова Беркнера 28 сентября 2069 года и уже 15 октября пересекла шельф Ронне, взобравшись на подошву западной части материка. Взяв курс на массив Винсона, экипаж, следуя инструкции, активировал высокочастотный ультразвуковой зонд и всю последующую дорогу фиксировал нить рельефа на общую карту Антарктиды. И вот, в один прекрасный снежный день, прибор зарегистрировал идеально ровный круг, заполненный битым стеклом. Остановились на два дня детализировать находку, но два дня в итоге затянулись на две недели.
Обсудив все с командой, Вавилов коммуникировал о находке миру, но так, чтобы не объявить ее род. То ли кратер, то ли вулкан, то ли озеро… Главный мотив сообщения сводился к отсрочке действительного пункта экспедиции и просьбе дать две недели на дополнительное исследование. Просьбу удовлетворили, отпущенный срок был плодотворно отработан и результаты озвучены на внеплановом симпозиуме геофизиков.
Трещину в центральном шпиле обнаружили за два дня до отчетного срока и, на совете экспедиции, решили сообщить о ней в первую очередь. Что сдержало Вавилова, он и себе объяснить не мог. Слова Морта о богах Египта? Да, он держался за этот мотив, как основной, но за ним пряталось что-то еще. Что-то гораздо более веское. Возможность открыть дверь в неведомое первому? О, Вавилов с самого детства завидовал археологам, вскрывшим египетские пирамиды, и мечтал о чем-то подобном для себя. Когда же он, молодой и честолюбивый специалист по археологии, отказался от участия в экспедиции еще никому не известного Хосе Франсе, то на год впал в депрессию, едва тот объявил миру о своей находке. Он запил, потерял работу, от него ушла жена с ребенком, и, если бы не отец, рассчитался бы с жизнью. Батяня собрал последние деньги и вывез опустившегося сына на безымянный остров тихого океана, где молодой Вавилов прожил дикарем целый год. Здесь Ванька Вавилов превратился в прагматика, перестал мечтать о пустом и научился принимать жизнь такой, какая она есть. Словом, превратился в Ивана Дмитриевича.
И вот, спустя несколько десятков лет, исполненных успехом и признанием, его нашла забытая мечта. Или он ее нашел, как находят дорогую памяти вещицу в кармане пыльного, давно не дёванного пиджака. Волнительно и приятно. Воскресший в Вавилове романтик-первооткрыватель ни за что не хотел ее потерять. А вырвать ее из рук могли легко и просто.
Пять вездеходов с прицепами стояли кольцом, окружая площадку утрамбованного снега диаметром в двадцать метров. Над загородками, отделившими белую пустыню от обжитого пятачка, застыло в радужном гало солнце, похожее на ядерный взрыв. На просторе темно-синего неба еще виднелись брызги ярких звезд. Погода стояла ясная и безветренная.
Вавилов вдохнул полной грудью морозный воздух, задержал на мгновенье дыхание.
– Эх, хорошо! – бодро выдохнул он, поправил на плече бухту троса и стал спускаться с подножки вездехода.
Рядом что-то крякнуло и ухнуло вниз. Это Заур, со свойственной ему удалью спрыгнул с вездехода, проигнорировав лесенку. Он дождался Вавилова и уже вместе они зашагали к черневшему в центре площадки углублению.
Канал, проторенный электрогидравлическим буром, особой шириной не выделялся – метр в поперечнике, чего, впрочем, должно хватить для спуска двум взрослым мужикам в арктико-скалолазной выкладке. Массивная станина ЭГЭ бура, увенчанная черной, будто вылитой из вороненой стали, коронкой стояла рядом и молчала. Еще два дня назад она придавлено хрипела и булькала, дыра во льду под ее напором кипела гейзером, а из нее по трубе за экспедиционный редут выбиралась ледяная каша.
Подойдя к горловине канала, Заур сразу стал привязывать конец своей веревки к выдвижной лебедке бура. Вавилов же склонился над темным пятном, достал из нагрудного мешка люминофорный фонарь, энергично встряхнул его и бросил в дыру. Огонек полетел вниз зеленым штрихом, ударился о стену, закувыркался и вскоре пропал в плотной темноте. Тогда Вавилов достал еще два фонаря, пробудил их и отправил вслед за первым.
Привязав веревку, Заур стал осторожно спускать свободный конец, к которому прикрепил грузило с камерой. Когда Вавилов закончил крепить свой трос ко второй бобине лебедки и подошел к товарищу, тот удовлетворенно хмыкнул и локтем толкнул начальника.
– Смотри-ка, – мотнул он дисплеем с перчатки в сторону Вавилова. – Твои фонари треугольником легли.
Действительно, три ярких полоски зеленоватого света лежали поодаль друга от друга как разрозненные грани правильного треугольника. Ничего кроме фонарей и ровной, усыпанной крошевом площадки видно не было.
– Хватило веревки, однако, – вздохнул Вавилов и швырнул свою бухту в пропасть. – Ну что, погнали?
Не размениваясь на слова, Заур щелкнул спусковой карабин, подергал за стропы упряжи и полез в дыру. Вавилов дал товарищу оторваться, пристегнул свою страховку и полез следом.
Идеально ровное и гладкое жерло уродовала глубокая борозда. Внизу, где мелькал головной фонарик Заура, слышался холодный скрип. Верно, это его ледоруб царапал стену – статному геофизику в канале было все-таки тесновато. Вавилов задрал голову на уменьшающееся пятнышко света и сердце его замерло, сжалось и застучало быстрей. А ведь еще немного и он прикоснется к своей мечте. Первым увидит то, что никто никогда не видел. Смахнет перчаткой пыль тысячелетий, прорежет вековую тьму лучом фонаря… Его имя отольют из золота и водрузят на самый почетный пьедестал зала славы археологов!.. Вот только Зауров ледоруб скрипел как-то по обыденному, не предвещая ничего подобного.
– Ваня! – вонзился в размечтательность трубный голос. – Я на месте! На голову мне не сядь, смотри.
Вавилов замедлил спуск и очень скоро заметил под ногами зеленоватый свет своих люминофорных фонарей. Чуть позже ледяную трубу прервал волнистый изломом, в котором Вавилов отразился с фантасмагоричным искажением. Через тысячу двести миллиметров трещина оборвалась и он, наконец, встал ногами на твердую поверхность, отстегнул упряжь, осмотрелся. Заур стоял рядом, подняв зеленые фонарики над головой букетом. В их свете лицо геофизика приобрело зловещий оттенок.
– Фу ты, как мертвец, – буркнул Вавилов, отобрал у товарища фонарики и спрятал их в нагрудный мешок, достав взамен купольный факел. Он прилепил его к низкому стеклянному своду, включил и каверну пронзил белый свет.
Вокруг все было завалено каменными обломками и запорошено пылью. В дальнем конце площадки, накрытой сверху треснувшим осколком купола, виднелись остатки дверей, раздавленных краем свода. В месте, где они спустились – самом высоком месте уцелевшего кармана – камней было больше всего. Из корявой груды торчали не то палки, не то доски… Вавилов аккуратно смахнул пыль с ближайшей, геометрически ровной вещицы. Ею оказался выдвижной ящик, до краев наполненный пылью. Другой, высоко задранный край осколка, покоился на сплющенной но устоявшей металлической конструкции. За ней и вокруг нее простерся непролазный завал.
– Это лифт, – констатировал Заур, схватился за покореженную дверцу и потянул ее на себя. Створка заскрипела, тренькнула и выскочила из единственной петли, обнажая темный зев шахты. – Думаю, надо спуститься ниже. Тут мы ничего не найдем.
– Похоже на то, – Вавилов достал из рюкзака канат, привязал его за освобожденную петлю и несколько раз сильно дернул. Смятый короб лифтового проема не шелохнулся. – Я спущусь, а ты пока осмотрись здесь. Может все-таки найдется что.
Вавилов встал на колени, оперся о край проема и глянул вниз. Тьма стояла хоть глаз коли. Тогда он достал из мешка зеленую трубку, машинально встряхнул ее и кинул в шахту. Фонарик пролетел секунды две и упал на что-то глухо ухнувшее. Сквозь взметнувшуюся пыль проявились гладкие колеса, стержни и спуты колец. Судя по всему четырьмя, а то и пятью этажами ниже – на дне шахты – покоилась кабина лифта.
Первую встречную дверь Вавилов не преминул хорошенько пнуть. Пинок результата не дал и тогда он, оттолкнувшись от дверей, саданул по ним с раскачки. Шахта рассерженно загудела, но только пыль слетела с краев проема.
– Эй, ты там что шумишь? Не разбился еще? – прогудел сверху Заур и, убедившись, что с товарищем порядок, добавил. – Голову только не подключай.
В ответ Вавилов криво ухмыльнулся и продолжил спуск.
Если на минутку отречься от действительности, то могло показаться, будто Вавилов не полярник, а какой-нибудь спасатель, пробирающийся на дно разрушенной землетрясением высотки. Как-то даже странно становилось от того, что увиденное им – то немногое, что он успел увидеть – человеческое, свое. Вот, даже лифт, до которого он добрался, был самым обыкновенным механическим лифтом, какие еще встречались в старом Нью-Йорке…
Под слоем пыли и витками оборванного троса нашелся люк, прикрученный с углов барашковыми винтами. Выкрутив один и поднеся его к глазам, Вавилов хмыкнул. Резьба оказалась конусовидная с широким шагом, каких он отродясь не видел.
– Вот тебе и отличие. Дьявол в деталях, м-да.
Отвинтив оставшиеся три, он спрятал их в нагрудный мешок и принялся ощупывать крышку на предмет ручек. Очень скоро отыскались две широкие выемки, потянув за которые Вавилов без труда вынул люк, стряхнул с него пыль и прислонил к стенке шахты. Внутри разбитой кабины пыли не оказалось. Стены были отделаны белым пластиком, серый, вроде как прорезиненный пол, на котором валялись расколотые горшки с землей. Только спустившись по канату в кабину, Вавилов понял, сколь огромной она была.
– Либо грузовой, либо тут и вправду великаны жили.
Осматриваясь, он склонился над одним из горшков. Продолговатый, тоже вроде бы пластиковый с обрывками веревок. Из комьев черной земли торчали корни давно погибшего растения. Задрав голову, Вавилов увидал два уцелевших горшка, подвязанных почти у самого потолка.
– Цветы в грузовом лифте? Хм.
Кнопок или каких-то других органов управления видно не было. Слева от высоких дверей, рассеченных посередине створной щелью, Вавилов нашел какую-то панельку, но так высоко, что дотянуться до нее не мог. Тогда он достал ледоруб и аккуратно стукнул по находке тупым концом. Дверь вздрогнула, начала, было, со скрипом расступаться, но заглохла. Вавилов сглотнул – от волнения во рту у него пересохло. Он никак не ожидал такой живучести от техники. Ни один из существующих ныне аккумуляторов не смог бы выдавить из себя и миллиампера уже через сотню лет, а тут… Не иначе принципиально другая технология.
Сквозь образовавшуюся щель виднелся длинный, уходящий во тьму коридор, не тронутый разрухой. Луч фонаря выхватывал из тьмы серые стены с двумя параллельными красными линиями, пол, потолок с рядами округлых светильников. Та сторона коридора оставалась недоступной. Мгновение поколебавшись, Вавилов просунул в щель руку до локтя, обшарил двери с той стороны, но тоже ничего не нашел. Тогда он схватился обеими руками за одну створку, уперся ногой в другую и потянул. Со скрежетом и храповым стуком створки поддались.
Перешагнув порог Вавилов замер в нерешительности. Высокий и пустой коридор хранил космическое молчание, в котором шорох арктического комбинезона походил на хруст сухих веток, а шаги – на стучащие затворы.
– Заура позвать что ли?.. – шепнул он, но тут же возмутился на собственное малодушие. – Да какого черта! Сидят тут, понимаешь, меня дожидаются!
И он зашагал вперед, раскатисто и неотвратимо.
Стали попадаться двери. Высокие, как японские тории, они были затворены. Вавилов искоса поглядывал на них, но не останавливался. Каждый его шаг будто открывал терра инкогнита, наносил на карту бытия ранее не существующее. Вот новая дверь, вот новый светильник возник из темноты. Где они были раньше? Да и были ли вообще… Коридор вырастал перед ним одним, существовал для него одного. Но что в конце? Любопытство человеческое, воистину, сильнее страха. Одно оно толкало вперед, пронося мимо отжатого у пустоты.
Незаметно для себя Вавилов шел все тише и аккуратнее. Нарочито бодрая поступь осталась где-то позади. Он оглянулся, но дверей лифта не увидел – прошедшее сгинуло туда же, откуда рождалось грядущее. Колючий мороз пробежал по коже, Вавилов остановился, с трудом взнуздывая ужас. Он чувствовал себя как в гробу на дне зарытой могилы, пропавшим для остального мира. Бежать. Назад без оглядки бежать к шахте, к каналу и выше, наружу, туда, где день, где солнце.
– Ррррааа! – взревел Вавилов, криком, как ножом вспарывая страх. – Назад?! Да вот херов вам тачку!
Он размахнулся и с прискока швырнул ледоруб во тьму коридора. Вопреки иррациональной уверенности, что коридор поглотит инструмент, раздался звон и брызнули искры, определившие порог бесконечности. Вавилов выпрямился и, не сводя глаз с точки, где взблеснуло, пошел вперед.
Вскоре луч его фонаря уперся в массивную тупиковую дверь. Стальная, покрытая волдырями клепок она нависла над Вавиловым отвесной стеной. Справа, чуть повыше головы, выпирала дверная ручка, а под ней, там, где обычно ютится замочная скважина, виднелась тонкая латунная пластина с множеством дырочек и бороздок.
– А вот и ключик золотой, – шепнул Вавилов, стянул подмышкой перчатку с правой руки и вытащил пластину. Покрутил в руках разглядывая, проверил на свет, хмыкнул. ¬– Как терка.
Немного подумав, он вернул пластинку на место, слегка пристукнув ее ребром ладони. Ключ с готовностью утоп в щели и внутри двери что-то щелкнуло. Вавилов потянулся к дверной ручке, но пальцы его на полпути замерли. Вот же она. Та самая минута, ради которой он жил, от которой бежал за полярный круг. А вдруг за дверью ловушка? Бомба, газ или древнее проклятье… Он мотнул головой, прогоняя нетвердые мысли. Какое проклятие? Какие еще ловушки? Скорее всего это просто склад. Он видел предметы быта этих атлантов. Видел на голографии и собственными глазами… Это не гробница, не сокровищница. Это место было их домом.
Дверь распахнулась на удивление легко и беззвучно. В помещение было пусто. Только три ковра, свернутых в высокие рулоны, стояли в дальнем правом углу, облокотившись друг на друга. Вавилов осторожно перешагнул порог и обшарил лучом фонаря невидные с коридора углы. На полу слева валялись обрывки веревки. И все.
– Пусто, – выдохнул Вавилов и усмехнулся, памятуя волнительные мысли у входа. – Просто чулан с хламом.
Он снова навел фонарь на ковры, даже развернулся, чтобы подойти к ним, но так вполоборота и замер. Из глубины угла на него смотрело три овальных зеленых лица. Гладкие, с большими черными глазами и улыбками на безгубых ртах.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
ALL-Die
сообщение 19.2.2018, 15:12
Сообщение #4


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 65
Регистрация: 21.3.2016
Вставить ник
Цитата




3.

– Идти. Идти, – Васька подвигал пальцами, как ногами. – Ид-ти. Так, теперь… Лежать. Вот та-ак. Лежать.
В щелку приоткрытой двери Вавилов видел Васькину спину и зеленушную троицу, сидящую на железной лавке напротив него за стеклянной ширмой. Рядом с программистом лежали две стопки карточек, с отпечатанными на них картинками, которые он показывал гуманоидам и сопровождал русским словом. Видимо, сейчас шла очередь глаголов.
– Плыть. Вот так плыть, – он сунул карточку в рот и вразмашку погреб руками. – Плыть, значит. Так, теперь…
Вавилов прикрыл дверь и вернулся на камбуз, где в молчании за остывающим чаем сидели Заур и Евгений. Первый рассматривал пустую стену и даже не обернулся на шаги, второй же мельком отвлекся на вошедшего и продолжил коромыслить ложечкой чай. Вавилов прошел к плите, налил себе кипятку и подсел к товарищам на свободный стул.
– Ну, – протянул Скворцов. Его «ну» прозвучало как «я же тебе говорил!» – Долаживать о найденышах когда будешь?
Вместо ответа Вавилов поиграл желваками, крепко моргнул и отхлебнул кипятку.
– Вот я теперь тоже не представляю, как ты выкручиваться станешь. Утром сказал Верховному, что без соляриуса никак и вдруг только бац! Из нутрей Хрустального трех черепашек ниндзя достал. Как так-то?
– Во-первых, я не знал, что мы найдем живых внизу. А во-вторых, время подумать у нас еще есть, – Вавилов отогнул рукав свитера и посмотрел на наручные часы. – Сейчас семь вечера. До визита Верховного еще четырнадцать часов.
– Это в лучшем случае, – буркнул Заур, не отворачиваясь от пустой стены. – Он может прямо сейчас постучаться к тебе.
– Да, может.
Помолчали немного, каждый уставившись в свое собственное.
– М-да, – протянул Скворцов. – И все-таки они существуют.
– Что там Васька? – поинтересовался Заур и наградил Вавилова взглядом. – Не разговорил еще?
– Сидят, молчат. Кивают на его картинки и молчат.
– Жуть какая. Как представлю, что в соседней комнате живые пришельцы, аж в дрожь бросает.
– А ты, Женя, не бойся их, – покосился на коллегу Заур. – Это им в пору нас бояться, а они вон – сидят, улыбаются.
– Вот это-то меня и пугает. Вдруг они телепаты какие? Васька им яблоки кажет, а они его до печенок уже изучили и сидят, посмеиваются... Дмитрич, надо их изолировать. Не зря они взаперти сидели, ох не зря!
– Их, действительно, нужно спрятать, – подкрепил Заур. – Посадим в ящики для керна и на полку сложим. Так они никуда не сбегут и нас никто не застукает. Соляриус же мы все равно не получим?
– Скорее всего нет, – ответил Вавилов и криво усмехнулся. – Нравится мне идея твоя в эцих их засунуть. Но рановато еще.
– Рановато? Ты хочешь, чтобы Верховный их своими, то есть, твоими глазами увидел?
– Не увидит. Я мозгошин выключенным держу.
– Лучше включи.
¬– Через тринадцать часов включу. Пускай Васька еще их помучает.
– Ну а потом?
– Потом и спрячем.
– Нет. В конечном счете что? Их ведь миру явить нужно в любом случае. Не станешь ведь ты их дома на балконе держать.
– Да вы обалдели двое?! – от негодования Скворцов вскочил на ноги. – Они могут быть опасны! Эти зеленые дылды могли быть оружием! Или... Или преступниками!
– Или пылесосом, ¬– не шуточным тоном прервал его Вавилов. – Если бы ведьма нашла у меня в кладовке швабру, то подумала б, что это летательный аппарат. Вот ты сейчас сам на колдуна похож.
Скворцов сжал губы ниточкой и выскочил из камбуза. Но и минуты не прошло, как вернулся с пистолетом в руках.
– Теперь, вот, это будет всегда при мне! Ясно вам? – и он с решительным видом, не глядя хотел, было, засунуть его за пояс, но, будучи в рабочем комбезе, это у него не получилось. Три раза подряд.
– Ногу себе не отстрели, ковбой, – осклабился Заур и посмотрел на Вавилова, который сам прятал улыбку в кулаке. – Он хоть на предохранителе у тебя?
Скворцов еще секунды три молча смотрел на Заура, потом поднес оружие к глазам.
– Ой. Точно, – он торопливо поднял нужный рычажок, огляделся и, с улыбкой смущения, положил пистолет рядом на стол. – Согласен, горяка спорол. Но и вы хороши. Так рисковать! Они ж неведомо кто! Вот, обернутся ночью комком протоплазмы с зубами – попомните мое слово!
– Если бы могли, уже бы давно превратились, – ответил Вавилов, поднялся, подошел к холодильнику и стал набирать из него еды на пластиковый поднос. – Мне кажется, что это биороботы, придуманные нашими атлантами для каких-то работ и, в суматохе бегства или бедствия, забытые в подвале. Они могли, например, ухаживать за растительностью, уборкой заниматься или жрать готовить.
Он закрыл дверцу холодильника, кинул на поднос несколько кусков свежего хлеба и вернулся за стол.
– И нам выпал шанс первыми среди людей наладить контакт с иным разумом. Пусть и рукотворным.
Компания разобрала на бутерброды принесенную Вавиловым снедь и заработала челюстями.
– Если все так, как ты предполагаешь, – потянулся Заур за следующим куском хлеба. – Что зеленые просто биологические машины, то это вовсе не означает наличие разума. У нас ведь у самих железных помощников хватает. Но разумны ли они?
– И еще не факт, что они вообще разговаривают, – поддакнул Скворцов и разом нашампурил три куска колбасы на вилку. – Зачем твоему электровенику что-то говорить? Он подметет все без лишних слов.
– Но ведь рот-то у них есть. И глаза тоже. А в глазах их я вижу разум. Вы разве нет? Не стеклянные, не животные, а мыслящие глаза.
Коллеги молчали.
– Вы вот сейчас мне себя утрешнего напоминаете. Сидите и боитесь признать очевидное. Мы инородный разум нашли. Не останки или следы деятельности как у Хосе, а живых носителей. Страшно? Да. Волнительно? Страшно волнительно! И интересно! Что же они смогут рассказать о своей цивилизации?
– Ваня, ты идеализируешь находку. И не считаешься с последствиями. Я ведь не зря спросил, что в конечном итоге. Мы соляриус не получим. Слишком много волокиты, даже если решение Верховного будет положительным. Они, – Заур неопределенно качнул головой в сторону, – ничего не знают. Если сказать прямо, то возникнет вопрос: зачем потребовалось скрывать. Со всеми вытекающими последствиями. Но я, так понимаю, что ты хочешь оставить их тайной?
– Я еще не решил, – вздохнул Вавилов. – Если за оставшееся время они не пойдут на контакт, то, верно, сдам их властям. Скажу, что они нежданно-негаданно сами выбрались из прокола.
– Ну а если заговорят?
– Тогда будем разговаривать и прятать, пока не отберут.
– У меня вот тут идейка одна наклюнулась, – задумчиво проговорил Скворцов. – Так сказать, чтобы и овцы сыты и волки целы. Что если мы двоих отдадим Верховному, а одного себе оставим?
– Заманчиво, конечно, – усмехнулся Вавилов. – Только где гарантия, что оставшиеся два не выдадут нас?
– Гарантий никаких нет, – ответил Заур. – Как нет гарантий, что они вообще заговорят. Но лучше уж так, чем сразу с тремя нянькаться.
– А если они все же заговорят, то выберем самого толкового, – продолжил развивать свою идею Скворцов. – Тогда Верховному достанутся те, что поглупее.
– Мне почему-то кажется, что они одинаковые.
– Если окажется так, то выберем самого маленького. Его прятать сподручней.
– Да уж, – Вавилов снова усмехнулся. Женькина идея нравилась ему все больше. – Три с половиной метра самый низенький.
– Ничего, в ящик залезет.
– Что же, так тогда и сделаем, – Вавилов выбрался из-за стола. Остальные тоже встали. – Работаем с зеленушками всю ночь, а утром отдает Верховному двоих. А каких именно, думаю, к утру решится.

* * *
Когда Вавилов вернулся в импровизированную школу, то застал Ваську спящим. Он слега похрапывал, запрокинувшись на спинке кресла, и его острый кадык неприятно вибрировал.
– Рота, подъем! – гаркнул ему на ухо Вавилов так, что программист вскочил на ноги. В руках его кинжалом заострился карандаш. – Точилку дать?
– Иван Дмитриевич, так с людьми нельзя. Я, ж чуть не омочился прям... – сконфузился Васька и сунул карандаш за ухо. – Решили как быть?
– Угу. У тебя как?
– Да вот, – Васька развернулся и указал рукой на троицу за стеклом. Троица смотрела голографию. – Я им Абвгдейку включил.
– Чего?
– Ну, программа такая была для дошколят и...
– Я знаю что такое Абвгдейка. Она им зачем?
– Ну, – Васька расплылся тонкой щетинистой улыбкой. – Карточки они выучили уже. Теперь вот... Учимся дальше. Лучше материала я, знаете, не знаю.
– Молодец, – одобрительно кивнул Вавилов и подошел к стеклу вплотную, рассмотреть разнорослых великанов. – Какой из них самый умный, можешь выделить?
Гуманоиды сидели неподвижно и, кажется, даже не дыша. Свет, отбрасываемый голографией, сгущал цвет их кожи, делая его почти черным. Складки грязных хламид рассыпались на черно-белые полосы. Они сидели как неживые, исторгая одним видом своим потусторонний холод.
– Ну, – Васькин голос, точно выдрал Вавилова из ледяной трясины. – Это нельзя сделать. Они как одно целое.
¬– Здрасьте, посрали, – невольно вырвалось у Вавилова. Он даже оставил магнетические спины пришельцев и обернулся. – Это как проявляется?
– Ну, разговаривают они одновременно. Карточки повторяли хором, понимаете? А еще делают одно и тоже. Одинаково. Вы разве не заметили этой их одинаковости, когда наружу выводили?
– Видели. Да значения не предали.
Вавилов подошел к Ваське и шепотом спросил:
– А если одно из них грохнуть? Как думаешь, что случится?
– Вы думали? Я тоже об этом думал! – так же шепотом ответил программист. – Я думаю, что если убить одного, другие потупеют. Если останется один, то он будет совсем-присовсем тупым. Ну, это как посмотреть. Может, один такой будет умнее всех наших профессоров вместе взятых! А представляете, что такой разум сможет втройне? Ух!
– Ух, – вздохнул Вавилов и обычным голосом добавил. – Все планы псу под хвост.
¬– Какие планы?
– Да что смыслу теперь рассказывать... Долго им еще смотреть? Что потом? Говорить смогут?
– Ну, они уже говорят. Правда, не совсем складно – пользуются только теми словами, что успели от меня услышать, – Васька помолчал и лукаво улыбнулся. – И от вас с Шаовым, кстати, тоже. Вы бы в их присутствии не выражались. А то, ведь, они все слова запоминают, даже если не знают что оно значит. А потом, когда узнают и начинают их употреблять, получается несколько забавно. Когда я им предложил пройти за стеклянную ширму и посмотреть голографию, знаете, что они мне сказали?
Вавилов лихорадочно стал перебирать в уме, что же они с Зауром наговорили, пока конвоировали зеленушную троицу наверх. После вскрытия того чуланчика и обнаружения троицы Вавилов несколько минут вообще ничего членораздельного не говорил. Потом, правда, заговорил, но исключительно отборными словами.
– Молчите, товарищ начальник? А я напомню. Это как «хорошо», но только еще лучше.
– Так и сказали?
– Ага. Хором, причем.
Виновато улыбнувшись, Вавилов развел руками, мол, сделанного не воротишь и снова вернулся к стеклянной ширме. Пришельцы по-прежнему сидели каменными истуканами.
– Они не опасны?
– Не, не думаю, – и Васька вошел в отгородку, которая даже не была заперта.
Зеленые, видимо поглощенные спором Сени и Сани, не обратили на программиста ни малейшего внимания. Они не шевельнулись, даже когда он обошел их кругом и, остановившись у крайнего правого – самого маленького, – заглянул тому в лицо и что-то спросил. Не дождавшись ответа, Васька обернулся на начальника, пожал плечами и отвернулся к экрану, досматривать с зеленухами передачу. Немного поколебавшись, Вавилов тоже зашел в отгородку.
Какое-то время он стоял у двери, не решаясь пройти дальше. Между ним и пришельцами как будто образовалась упругая, невидимая преграда, которую он не мог преодолеть. Войти к ним было сродни войти в клетку ко львам – первый решительный порыв улетучился, едва блеснул звериный оскал. Блеск их зеленых затылков стал тем самым оскалом. В горле моментально пересохло, Вавилов сглотнул. Где они были? Что видели? Как коротали тысячелетия тьмы и молчания? Для человека это немыслимо. Немыслимо даже год провести в каменном мешке, пусть и с водой и пропитанием. А как же разум? Чем его можно насытить? Да и можно ли…
Глядя на разнорослых инородцев, на их идентичные позы, одинаково сложенные руки, склоненные головы Вавилов все больше убеждался в их тождественности. Троекратная проекция чего-то. Кого-то. Триплекс сознания и тела. Как же это все работает?
Вопрос рациональный, а не метафизический несколько взбодрил Вавилова. Он оглядел комнату, выискивая по углам пауков и, не найдя, решительно подошел к самому рослому.
– Уважаемый! – твердо, но не громко обратился он к инородцу. – Вы кто?
Гигант не шелохнулся. Все они сидели как терракотовые статуи, что Вавилов однажды видел в Китае.
– Так значит? Ну ладно. Эй, Васька! А ну-ка выруби шарманку.
Васька юркнул к выходу и через две секунды голография потухла. Внезапно стало темно и черные статуи гигантов словно навалились на Вавилова, но в следующее мгновенье вспыхнул желтоватый свет ламп. Пришельцы сразу как будто потеплели и из корявых стволов дремучего леса превратились в стройных гигантов ясной поляны. Еще с минуту они немо пялились на пустое место, затем дружно повернули к Вавилову головы.
– А, это вы, дядя хер моржовый, – последние три слова зеленые выговорили по очереди и показалось, будто обратившийся к Вавилову здоровяк не договорил, а протранслировал свои мысли.
– Так, значит, я не хер моржовый и тем более не дядя, – Вавилову вышагнул вперед, чтобы видеть лица всех троих. – Меня зовут Вавилов Иван Дмитриевич. Или зовите меня… – он хотел сказать «просто Иван», но осекся. – Иван. Ваня.
– Хорошо, Ваня.
– Вы кушать хотите? – Вавилов старался подбирать слова, как при разговоре с дошкольниками. – Что вы вообще любите кушать?
– Солнышко и вода, – отозвался средний и тут же послышался голос дальнего. – Дайте водички. Мы не пили давно.
– Сейчас Вася принесет. Вась! – Вавилов высунулся за перегородку, оказавшуюся с внутренней стороны непроглядной. – Вась, принеси им ведро воды и кружку побольше. Мою железную с черным бортиком принеси.
Васька кивнул и бросился исполнять указание, а Вавилов вернулся к зеленухам.
– Как нам называть вас? Имена у вас есть?
– Старший. Средний. Младший. Когда нас называли, то называли так.
– Вы одно и то же?
Повисла пауза и Вавилов, было, решил, что его не поняли, как вдруг они заговорил хором:
– Мы кирпичики одного дома. Отдельно мы кирпичи, а вместе мы дом. Раньше наш дом был большой. Теперь остался маленький.
– Откуда вы?
– С Вербарии.
– Это где?
– Этого места больше нет. Оно сгорело. Оно мертво.
– Хорошо, а где это было?
– Здесь.
Вавилов задумался. Здесь. А где это здесь? В Антарктике или на планете целиком? Едва ли Антарктика могла сгореть. Разве что из жерла вулкана выбрались, что маловероятно. Значит, если не Антарктика, то какая-то другая планета Солнечной системы. Иначе, почему «здесь?»
– Вы пришли с другой, сгоревшей плены нашей… Солнышковой системы?
– Да. Да. Название Вербария. Она сгорела.
–Так-так, – Вавилов снова задумался. Либо это Венера, либо Меркурий. Все, что дальше от Земли не горит, а мерзнет. Но опять-таки, вдруг они в виду вулкан имеют? – А вы, часом, не из вулкана выбрались?
– Нет! – хором грянули они. – Там, где была Вербария, много камней. Все, что уцелело у Солнышка.
– Значит, Меркурий.
Вдруг Вавилов замер. Это ведь разгадка кольца астероидов. Много камней это след какого-то катаклизма, в результате которого раса зеленух мигрировала на Землю, а остаток этой самой Вербарии сместилось и теперь возле Солнца болтается. В горле опять пересохло, как тогда, когда он шел в одиночестве по тоннелю хрустального грота. Разгадка кольца астероидов, объяснение аномально близкого расположения Меркурия, его чудной, считай цельнометаллический состав… И живые, говорящие пришельцы!
Вернулся Василий с полным ведром воды и кружкой.
– Васька! – тут же взял его в руки Вавилов. – Они говорят! Бог ведь что говорят! Ух! Они весь мир перевернут!
Однако, заметив некоторую настороженности и даже боязнь в глазах подчиненного, поумерил воскресший вдруг, юношеский задор.
– Ну, я знаю уже, – нехотя выговорил Васька и поставил ведро на пол. – Вербария, говорят. Говорят, сгорела. Я думаю, они с Меркурия.
– Именно! Кх-м. Именно. Так, надо им напиться дать, а потом на улицу отвести, покушать.
– Думаете, они и вправду фотосинтезируют?
– Во всяком случае, кожа у них зеленая.
– Ага. Если так, то это бабахнет мир покруче, чем Вербария с которой прилетели.
– Их нельзя никому отдавать. Их просто распилят и по лабораториям растащат!
– Ну, это не сразу, – Васька наклонился, зачерпнул полную кружку и передал ее Старшему. – Попытаются вытянуть из них информацию о межпланетных перемещениях, технологиях. Но так-то да. Если власти их заберут, света белого они больше не увидят.
– Так, нужно как следует их обучить человеческому языку и выспросить все. Слышишь? Все! И все как следует зафиксировать в цифре. Или лучше сразу по защищенке в сеть?
Васька сморщился и покачал головой.
– Откуда в наше время защищенка? Все прозрачно. Даже сейчас, может, подсматривают. –С минуту они настороженно молчали. Только было слышно, как булькает вода во чрево зеленого гиганта. – А вы часом не?..
– Свой я выключил.
– Ну, слава Богу, – не без облегчения вздохнул Васька. – Я-то свой вообще не включаю, но а вы… Весьма предусмотрительно.
Пока пил Старший, остальные терпеливо дожидались своей очереди. Пил он медленно, с каким-то иноземным подобострастием. Утолил жажду он только на четвертой кружке, передав ее недопитую Среднему. Тот выпил столько же, а после передал эстафету Младшему. На Младшем вода в ведре иссякла и Васька собрался, было, за добавкой, как в коридоре послышались спешные шаги. Дверь порывисто распахнулась и на пороге возник бледный Скворцов.
– Вавилов! К нам вертолеты летят! Через двадцать пять минут у нас уже будут. Делать надо что-то с ними скорее!
– Где Заур?!
– Уже гробы готовит.
– Вась, живо поднимай зеленых и гони их в хранилище! Жень, помоги ему! Только скорее, скорее!
Не дожидаясь исполнения, Вавилов бросился в кабину головной машины. У главного пульта он навис над радаром. Так и есть – в их сторону клином шли восемь машин и, судя по скорости, чертовски быстро. Вавилов пожевал губами, огляделся, пододвинул стул, плюхнулся в него, откинулся на спинку, взъерошил волосы и включил мозгошин. В ухо тут же вонзился вызов.
– Да, да, что такое, – сонным голосом ответил он и, для пущей убедительности стал продирать глаза. – Который час?..
– Иван Дмитриевич, – услыхал он отрывистый низкий голос Верховного. – Руководство мобильной экспедиционной группой «Хрусталь» переходит под мое руководство. Сообщите о причине отключения коммуникационного оборудования.
– Я, кхм, спал. Знаете, голова что-то разболелась, решил вздремнуть маленько.
– Так приняли бы анальгетика! Безответственно. Крайне безответственно с вашей стороны… Доложите обстановку.
– Обстановка спокойная. Честно говоря, я не ожидал от вас личного визита. Что, соляриус мы не получим уже?
– Вы – нет. Изучение находки делегировано особой группе. Вы же возвращаетесь к первоначальному заданию.
– Но…
– Никаких возражений! Все, конец связи.
Вавилов отключил мозгошин и поглядел на радары.
– Еще двадцать минут… Господи… Канал же ж!
За чередой событий они совсем забыли про желоб, ведший к центральному зданию хрустального города. И если его увидят, если в него заглянут!..
– Фиаско… Сплошное черное фиаско… – пыхтел Вавилов, стремительно шагая к складу.
Полки слева, полки справа. Посторонний ничего бы тут и за полный день не нашел, но командир группы знал содержимое каждого неподписанного коробка. Он взглядом отсчитал пятую полку от потолка и седьмой ящик от входа. Деревянная крышка была плотно закрыта, ногтями ее никак не удавалось подцепить. Вавилов достал из кармана ключи зажигания вездехода, вонзил его в щель и надавил как на рычаг. Дощечки хрустнули и крышка поддалась. Внутри лежали оранжевые бруски с надписью «динамит».
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
ALL-Die
сообщение 25.4.2018, 9:18
Сообщение #5


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 65
Регистрация: 21.3.2016
Вставить ник
Цитата




4.

Инфи нелепо замерла в позе стрелка. Как в одном из тех старых фильмов, где на широкой улице выясняли отношения бандиты и шерифы. Один такой персонаж непременно падал, а второй еще какое-то время продолжал стоять, как сейчас стояла Инфи.
Она медленно выпрямилась. Дверь, якобы уводящая в сон шизофреника, к одному из Енисеев, треснула, но так и осталась висеть в воздухе цветком осколков.
– Я уже… Там? – Инфи огляделась. От подобных зон можно было ожидать чего угодно. Например, она могла мимикрировать ее личную сферу. – Или Вторая сбоит?.. Хотя она не так сбоит.
Допустим еще и третий вариант – выбранная комната могла исчезнуть в тот самый момент, как она спустила курок. Как проверить?
– Да очень просто, – хмыкнула Инфи и пальнула в соседнюю дверь, за которой, по идее, была комната с альпийской сыродельней.
Но снова ничего не произошло. Раскат выстрела унесся ввысь испуганной птицей. А она все стояла на мокрых досках закатного пляжа. Раненная дверь, как и подстреленная минутой раньше, лениво распускалась бутоном сверкающих осколков. Инфи расстреляла последние двери, но с тем же неуспехом.
– Жизнь, где я, – дрогнувшим голосом спросила она.
Ответило ей только угасающее эхо пальбы. И... Как-то странно. Раскаты, было, умолкшие, возвысились, точно на противоположном, невидимом берегу кто-то в ответ разрядил свой люггер. Инфи даже пригнулась, когда громоподобные раскаты пронеслись над ее головой.
– Что за черт!.. ¬– проследила она взглядом за уносящейся пальбой, но осеклась, заметив в своем бунгало людей. Две фигуры. Она и еще кто-то. Двигались!
Опережая биение сердца, Инфи бросилась к домику. Так не должно было быть. Даже при самом диком сбое ее отражение должно оставаться неподвижным! Это же… Она. Та самая, что вернется в действительность. Или это не сбой? Странно. Инфи остановилась. Все происходило как во сне. Вот, она уже и забыла о самом вероятном. О том, что это не сбой, а сон.
– Шиза.
Действительно. Управлять сном сложно. Стоит отвлечься на мгновение и он уже управляет тобой. Происходящее могло означать только одно – она все же попала в выбранную первую зону и теперь примеряет ее на себе. Ничему не верить. Вот главное правило. И поступать алогично. Так, чтобы запутать путаницу.
Она сошла с дощатого помоста на песок, разулась и крадучись направилась к домику. Нельзя наступать на скрипучие доски. Они как детектор, могут выдать ее. Инфи окинула взглядом бурую тропинку, резко выделявшуюся на фоне перламутрового песка. Она затейливо петляла, ломалась под прямым углом… Добраться до бунгало так, чтоб не наступать на нее не получится. А наступать на нее нельзя. Но и не наступать тоже. Инфи перевела взгляд с остроганных досок на свои острокаблучные сапожки, разулась и поставила пару на настил. Та, молодцевато щелкнув пятками, застучали обратно к морю.
Утопая по щиколотки в теплом песке, Инфи подкралась к бунгало. Обувь, как отвлекающий маневр идея, конечно, хорошая, но недостаточная. Цокот прочь, ну а взгляд? Глаза ж она не могла себе выколоть и раскатить по доскам. Она достала из нагрудного кармашка большие солнцезащитные очки. Теперь точно не заметят.
Стало темнее. Она посмотрела на небо и, с удовлетворением убедилась, что спустилась ночь. Звезды, ехидная ухмылка полумесяца. Кажется, даже ее каблуки у линии прибоя выстукивали что-то ночное.
– Тем лучше, – шепнула она в рукав коричневого халата и пустилась дальше.
Подкравшись, Юки не стала заглядывать в окно, а расковыряла в досках у подоконника щелку и заглянула в нее. Оттуда на нее зыркнул воспаленный глаз. От неожиданности она вздрогнула, отшатнулась и упала на песок. Глаз таращился, вылезал из щелки, как из орбиты. По доскам потекла мутная слеза, вслед за которой вывалился и глаз. За глазом нервы, мозг, требуха, кости и вот, перед Юки в мокром от слизи песке возилось кошмарное создание, слепленное из пережеванных человеческих останков. Оно конвульсивно вздрагивало и тянулось к ней. Тянулось оборванной конечностью, прямо на глазах обрастающей плотью. Взмах ресницами другой и это уже не кошмар, а голый и дрожащий человек. Он уткнулся лицом в колени и всхлипывает, жалуется на что-то, изредка бросает укоризненные взгляды на нее, обвиняет в чем-то. Значенья слов она не понимает – человек всхлипывает непонятными словами. Но обвинения слышны отчетливо.
Страх уступает место злости. Юки поднимается с песка, скидывает свой махровый халат, отдает его обиженному человеку и, как есть, влезает в окно. У противоположной стены по углам стоят двое.
– Эй, – Инфи выхватила из кобуры люггер и направила острое и длинное, как шпага дуло, сначала на одну, потом на другую голую спину. – Зачем вы его прогнали?
– Он много говорит! – проорал левый и развернулся. Он сжимал в ладонях рот. Рот и ладони его срослись. – Нечего зря болтать.
¬ – Он много слышит, – зашипел правый и тоже повернулся. У этого нет ушей. Вместо них приросшие к голове руки. – Нечего зря подслушивать.
– Зря болтать! Зря подслушивать… Зря болтать!! Зря… подслушивать…
Они наступают на нее дерганными кошмарами, Инфи стреляет, но… Осечка. Снова и снова она жмет на курок, но в ответ только тихое щелканье. Она бросает взгляд на люггер. Деревянный, и весь источен термитами. Бесполезен, как черствый круассан. Тогда Инфи, в порыве отчаяния, хватает одного подступающего монстра за плечо и швыряет его на второго. Чудища – людьми назвать их язык не поворачивается ¬– падают и начинают бороться. Они силятся встать, упорно, неистово, отчего барахтаются как утопающие. Инфи отходит к углу и как раз во время. Из окна за ее спиной влезают глаза. Огромные глаза вместо головы.
– Я ви-ижу, – пискляво выдавливают они мелким рыбьим ртом. – Вижу, вижу, вижу…
Третье чудище падает на пол и ползет к барахтающейся массе, вползает и становится ее частью.
Инфи чувствует, что спиной уперлась в стену. Стена вибрирует, но ей слишком страшно чтобы обернуться и понять почему. Она закрывает глаза, но взгляд не исчезает. От этого становится только страшней. Три человекоподобные фигуры сплелись в кошмарный клубок, извиваются в борьбе. Видны только глаза, губы, уши… Гипертрофированные, чуткие к ней одной. Они хоть и борются, но не теряют к ней внимания. Они борются ради нее. Для нее.
Инфи продолжает пятиться, чувствует, как стена за ней вгибается резиной. Она подгибает ноги и, как на праще, летит прямо в кучу малу. Отскакивает от нее, снова несется к стене и, оттолкнувшись от нее как от батута, метит обратно в кошмарную цель. Опять и опять. Как ядром она бомбардирует чудище, веря разорвать его на куски. И вдруг… Стена ее не отпускает. Она прилипла к ней, как муха к путине. А эти трое победоносно шагают к ней. Руки в уши, руки в рот, в глаза руки… Инфи кричит, рвется, но все без толку. Они наваливаются темной пленой. Душно. Страшно. Нечем дышать.
Юки плюется песком и встает. Оказывается, она споткнулась и упала, не дойдя до домика. Над головой вся так же тлеет закат, а внутри бунгало двое. Она видит через окно. Сидят за столом.
– Ты.
– Нет, ты.
– Нет, ты…
Ближе голоса фокусируются. Это Инфи и Мастер из реальности. Они сидят, друг напротив друга и сосредоточенно разговаривают. Их голоса как будто выворачиваются наизнанку и собеседники сосредоточенны именно поэтому. Им, вместе с Юки тяжело фокусироваться на словах.
Она подкрадывается к тому же окну, но на полпути замирает – видит следы на песке, мутные слезы на стене и дырку, из которой выпал глаз. «Сон, да не сон» – проносится у нее в голове. «Глаза, уши, рот… Не вижу, не слышу, не говорю. Что-то злое здесь, что-то очень злое». Но окно в домике только одно, то, что выходит на закатный океан. Есть еще дверь, но она по ту сторону от деревянного настила. Юки оценивает взглядом дистанцию. Перепрыгнуть? В халате не получится. Она снова смотрит на окно и по спине бегут мурашки. Нет, туда она ни за что не вернется. Но нужно же увидеть! Услышать! И… Сказать?.. «Зло?» Юки смотри на свои ладони. Пальцы трясутся, под ногтями застряли песчинки. Вдруг она вспоминает о письме и лезет в карман за флешкой, достает, но… Какую-то другую. Не в форме гвоздика, а в форме ключа. Обычный старомодный ключ с двойной бороздкой.
С тыльной стороны у домика, оказалась еще одна дверца, о которой Юки не знала. Крохотная, у самой земли. Пробраться в нее если и можно, то ползком. Ручки нет. Только замочная скважина посередине. Следов на песке нет. Юки огляделась, слизнула с пересохших губ три песчинки, вставила ключ, повернула вполоборота и потянула на себя.
На крохотной зеленой полянке возились маленькие человечки. Желтые, красные фиолетовые… Все одеты в сюртучки из коричневого сукна, они перетаскивали ящики из одной кучи в другую. Ящики пестрели наклейками неизвестных поп-звезд… По крайней мере изображения выглядели соответственно. Время от времен человечки выбирали ничем не примечательный ящик, бросали все и дружно кланялись ему. Через минуту они возвращались к своей бестолковой работе.
Юки готовилась увидеть в своем подвале всякие страшные мерзости, но уж точно не гномиков и их пустопорожнее дело. Впрочем, кто их знает? Может для них перекладывать коробки с место на место суть всей жизни. Сидят в подвале с оконцем вместо солнца и воли не знают. Интересно, а если солнце отворить пошире? Выйдут? Юки придвинулась к стенке и распахнула дверцу, спрятавшись за ней. В щелку хорошо было видно, как цветные гномики – не сразу – а один за другим, бросали свои коробки, пихали менее внимательных соседей и указывали на разверзшийся солнечный зев. Вскоре работа остановилась совсем. Человечки столпились и, будто не веря своим глазам, хором охали от удивления. Они как будто забывали и вновь вспоминали об открытом окне. Но к выходу все еще не шли.
Порывшись в кармане, Юки нашла на самом дне три саше с глюкозой. Обычные целлофановые фантики, которые в каждой кафешке к чаю подают. Один пакетик она раздавила и накапала на дверцу, а два других украдкой бросила на порог подвала. Оханья сменились скулежом и чмоканьем. Пуская слюни человечки, как под гипнозом, побрели на сладкий запах. Выцвели, обрюзгли – их лица стали такими же коричневыми, как сюртучки. Когда они подошли вплотную, Юки разглядела, что это уже не просто гномики, а шоколадные куклы, с которых слезла пестрая обертка.
Внезапно дверка захлопнулась и подвальный мир пропал. От неожиданности Юки не сразу сообразила, что прямо перед ней – высокие острокаблучные сапоги и она смотрит, как они по щиколотку утопают в песке.
– Та-ак, – услышала она сверху знакомый голос. – Вот кто, значит, моих кур таскает. А ну-ка, вставай, пойдем внутри потолкуем.
Чьи-то крепкие руки со спины схватили Юки за плечи, оторвали от земли и понесли в бунгало. Она крутилась, брыкалась, но высвободиться или хотя бы извернуться и посмотреть, кто ее пленил – не получалось.
Ей, как тараном, ударили входную дверь, отворили и, все с той же бесцеремонностью, бросили на пол. Самостоятельно подняться ей тоже не дали. Опять схватили – на этот раз за волосы – и швырнули в жесткое кресло.
От боли зубы наружу лезли. Юки потянулась, было, к щеке, но рука не послушалась. Она увязла в дереве подлокотника, как в сургуче. Подергавшись немного, Юки сдалась и подняла голову. Волосы рассыпались, занавесили взгляд. Сквозь эту вуаль комната сделалась мрачной, сумеречной. За окном опять зажглись звезды.
– Итак, – Инфи громыхнула перед Юки стулом и уселась на него, как наездник на коня. – Чего тебе надо?
– Я всего лишь хотела.., – но осеклась. Из-за спины вышел ее непосредственный пленитель. Она узнала Мастера. Это был он, но… Гладко выбритый, подстриженный, одетый в дорогой спортивный костюм. Глаза бегают, перебирают всю ее и не узнают. «Он, да не он». – Я хотела передать ключ Такуми Асано по прозвищу Енисей.
– От кого? – не оглядываясь на Мастера отрывисто спросила Инфи. Мастер по-хозяйски скрестил на груди свои крепкие руки.
– Вы ведь и есть Енисей? – обратилась Юки к нему, минуя плечо двойницы. – Такуми?
– Он-то? – Инфи оглянулась на неподвижную фигуру за своей спиной. – Да как сказать. Может и он. А может и нет? Если ты к Енисею, то должна знать пароль.
– Какой еще пароль?
– Что значит «какой»? Обыкновенный. Стой! Кто идет, знаешь? Пароль. Не ответишь – буду стрелять, – и она неуловимо выхватила из кобуры люггер. – Ну?
– Ты ведь нереальна. Ты это я!
– Не-а. Здесь я это я, а ты это ты. Говори!
Наставленное промеж глаз дуло, походило на жерло вулкана, что в любой момент могло извергнуть пулю. Она закрыла глаза, но дуло никуда не делось.
«Не видеть. Не слушать тебя и ничего тебе не говорить!» От неожиданной мысли Юки вздрогнула. «Постой-ка».
– Мидзару, Кикадзару, Ивадзару?..
– Хм. Верно.
Люггер Инфи нырну обратно в кобуру. Она поднялась и, лихо крутанувшись на каблуке, отошла к стене, прихватив за спинку стул. Теперь перед ней стоял Мастер. Рукава голубой олимпийки закатаны до локтей, ворот расстегнут, а под воротом – белая майка. Черные треники на серебряном шнурке и… Старомодные, затасканные кеды неопределенно серого цвета. Когда Юки подняла глаза, то в очередной раз не узнала лица. Короткие светлые волосы стояли ежиком, глаза сузились и из серых сделались голубыми. Ровный нос, скулы, брови… Черты сделались какими-то острыми. Пожалуй, в нем можно было узнать Мастера, кабы не татуировка дракона змеившаяся от левого глаза, мимо уха к плечу.
– Я и есть Енисей. – Мастер хмыкнул. – Такуми Асано… Символик хренов. Какое еще письмо он передал для меня? Где оно?
– Оно осталось там, в маленькой дверце в подвал. Ключик.
– Дуреха. Это не подвал никакой. Ладно, пойду, гляну, – Инфи отлипла от стены и вышла за дверь.
Юки зажмурилась. Крепко-крепко. Видение никуда не пропало, а стало только чуточку мутней. Захотелось закрыть глаза руками, погрузиться в кромешную тьму, но руки по-прежнему были прикованы к креслу. Да и они бы, пожалуй, не спрятали ее от этого странного Енисея.
– Не бойся, я не страшный, – женским, слегка насмешливым голосом обратился ней Мастер. – Страшный я когда пароль не называют. А ты назвала.
Теперь на нее смотрело милое, веснушчатое лицо девушки, в чьих чертах опять-таки угадывался Мастер из реальности. Короткие рыжие волосы, зеленые глаза… Даже спортивный костюм переменился на что-то желто-черное. В руке у нее поблескивал лунным светом короткий нож. Она ловко перебирала его между пальцами.
«Порезалась бы».
– Ай, – Мастер вздрогнула и уронила нож на пол. На ее пальцах выступила кровь и она бросила рассерженный взгляд на Юки. – Ты! Поаккуратней со своими желаниями!
Грохнула входная дверь – вернулась Инфи с письмом в руках и улыбкой на лице.
– Вот, валялось на песке. На, держи, – и она передала письмо Мастеру который… Опять стал другим.
Здоровый как бык, с банданой на бритом черепе, шрамом в пол лица и одним серым глазом. Он принял конверт и неторопливо стал распечатывать его. Кода закончил, то конверт скомкал и засунул в рот. Стал жевать.
«Что б ты подавился».
Здоровяк кашлянул раз, другой, постучал себя кулаком в грудь и срыгнул.
– Вкусно? – хохотнула Инфи.
– Съедобно, – прогудел он в ответ, недовольно полосонул Юки взглядом и, наконец, развернул письмо.
Читал молча. Юки исподлобья следила за громилой, но на его, будто высеченном из гранита лице и мускул не дрогнул. Наконец он скомкал письмо и отправил его вслед за конвертом – в рот.
– Ну? Что пишет? – полюбопытствовала Инфи, когда Мастер закончил трапезу. – Ей можно верить?
Здоровяк не ответил. Он подошел к Юки и присел перед ней на корточки. Присел уже не он, а пожилой Мастер с седыми висками и очень острым серым взглядом.
– Как он вышел на вас, фройлен?
– Я… Я сама пришла к нему. Понимаете, у меня ключ от входной двери сломался и я пошла искать мастера, чтобы его починили.
– Хотите сказать, что случайно?
– Ну да. Наверное… Он починил ключ, а взамен попросил передать вам письмо.
– Тот, кто попросил вас об этой услуге, ничего не делает случайно. Если вы здесь и мы разговариваем, значит он выбрал вас. К тому же вы правильно разгадали сон.... У нас здесь, знаете ли, – он безрадостно усмехнулся, – тайное общество. Думаю, вы прошли испытание. Отпусти ее, пожалуйста.
Кресло из жесткого вдруг сделалось мягким и пушистым. Юки встала на ноги и запоздало ощупала рот. Рот был на месте. Как и зубы.
Старый Мастер повернулся к Инфи:
– Земляне нашли купол, а скоро найдут и древних. Мы должны войти в контакт раньше, чем они узнают про Вербарию и отправятся к ней.
– Это было в письме?
– Да.
– Зачем она им? Они ведь все равно ничего не смогут с ней сделать, даже если и найдут!
– С древними смогут. И… Неважно зачем. Если у землян недостанет собственной мотивации, древние ее насадят. Нужно поторопиться, Эйра. Не знаю как еще, но нам нужно ускориться.
Инфи, которую здесь и сейчас почему-то звали Эйра, насупилась.
– Я не могу просто так взять и найти его. Если б могла давно нашла бы. Он либо прячется искуснее, чем я ищу, либо его нет.
– Он есть. Мы чувствуем это.
Юки вздрогнула. Последнее Мастер произнес один, но хором. Так, словно это и не он сказал, а воспроизвел запись или прогнал свой ответ через аудио фильтр. Их, этих голосов, было гораздо больше, чем людей, в которых он преображался.
– Ладно, ладно, – замахала рукой Инфи-Эйра. – Только не затягивай свою волынку опять… Есть у меня одна мыслишка, но одна я не справлюсь. Мне серьезная помощь потребуется. От кого-то из наших. Из тех, кому можно верить.
Она многозначительно посмотрела на Юки.
– Что, сестричка? Пойдешь со мной? И я покажу тебе кака-а-ая здоровая нора у этого жирного кроля.
– Отпустите меня… Пожалуйста. Мне завтра утром на работу.
– Да черт с ней с этой твоей работой! Больничный оформим. Вот, держи.
Недоумевающая Юки приняла протянутый ей лист, на котором было напечатано: БОЛЬНИЧНЫЙ. Она перевернула листок. На обратной стороне красовались череп и кости. Даже дыхание остановилось. А когда череп захохотал, Юки ойкнула и выронила бумагу.
Эйра смеялась от души. Даже старый Мастер не скрывал улыбки. Юки же пораженно смотрела на черепушку, скачущую по полу, как пустая тыква. Когда она подняла глаза на шутников, то обомлела пуще прежнего – вместо них она увидала голых скелетов. Скелеты смеялись, беззвучно разевали зубастые рты и просвечивались насквозь. Юки зажмурилась. Сильно-сильно. Прижалась к коленям и накрыла голову руками. Наконец, ей досталась темнота. И тишина. И… Невесомость? Украдкой она приподняла голову. Космос. Вокруг нее распростерся безбрежный океан холодных звезд.
Она повернула голову – звезды повернулись вместе с ней, так, словно приклеились к глазам. Выпрямившись, Юки посмотрела на свои руки. Руки простирались на миллиарды световых лет рукавами созвездий. Стоило пошевелить пальцами, как на их кончиках перемещались целые плеяды. Колени, ступни, локти… Вся она стала космосом. Можно было даже заглянуть внутрь себя. Или сосредоточиться на одной из звезд и стать ее жизнью. И во всем угадывалась невероятная свобода – вызволение ее Я из плотской неволи.
– Юки… – почувствовала она зов, разлившейся по ней, как вибрации по струнам. – Юки. Ты помнишь себя? Кто ты, Юки?
– Я? – зазвенела она в ответ. – Юки Маркова. Техник четвертого отдела вычислительного центра острова Шикотан.
Сказала и усомнилась. А так ли это на самом деле? Сейчас она точно не техник и даже не человек. Сейчас она… Программный код? Что-то лишенное тела, но существующее. Внетелесное создание, как персонаж Второй жизни. Юки поднесла к «глазам» указательный палец. Все ближе и ближе, пока не приблизила его до отдельной, изначально неразличимой точки. Заглянула в нее и увидела внутри себя. Точнее тело в коричневом халате, водруженное на двуспальную кровать. Телу снилась Юки в космосе.
– Я… Сон?
– Всегда, Юки. Ты связь многомерного существования. Ее суть. И здесь и там ты остаешься собою. Оглянись и сравни. Что ты чувствуешь?
Юки отстранила «палец», окинула пространство мыслью и снова не увидела ничего, кроме самой себя. Весь мир сосредоточился в ней. Или же она стала миром? И была ли, в сущности, разница. Даже на земле в действительности каждый оставался непостижимой вселенной, если и изведанной, то не до конца.
– Здесь нет границ.
– Здесь свои границы, Юки, – продолжал звенеть голос. – Не такие, к каким привыкла ты. Тоньше.
– Как во Второй жизни?
– Вторая жизнь продолжение земной. На тех же принципах и с теми же законами. Шаблоны раздуты, но не сломаны. Люди реплицируют и кругом находят только себя. Они хотят видеть только себя.
– Я не понимаю.
– Глядя в зеркало, что ты видишь?
– Себя. Свое отражение.
– Ты нравишься себе?
Уродливый шрам, вот что видела Юки. Ей всегда – всю жизнь после катастрофы на Кусиро настойчиво предлагали избавиться от него. Для ее же блага. Но откуда им было знать, что для нее благо? Избавившись от шрама, она неминуемо предала бы свою погибшую семью. Забыла о ней, отдавшись новой и чистой жизни. Сбежать всегда проще. Собственно она так и поступала, выбрав Вторую жизнь и Инфи. Только… Это ведь все понарошку. Просто игра. Или она ошибалась?
– Мне нравится Юки. Инфи в зеркале... Яркая и живая. Только не настоящая. Как роль, как… Фантазия.
– Одна и вторая – это все ты, определенная воздействием сред и образом мысли. В реальности Юки живет по устоявшимся столетиями моральным принципам. Юки выросла в ней, у нее ряд обязанностей и тягот. Нет возможности вернуться назад, что-то исправить или забыть. Нет возможности выбрать, даденное случаем жизни. Инфи избавлена от этого наследства. Ей не нужно учиться ходить, разговаривать. Она родилась, будучи тобой. Родилась сознательным существом, в мире, лишенном физических преград и выдуманных ценностей.
– Но ведь без Юки не будет и Инфи! Если она умрет или перестанет подключаться ко Второй, то Инфи исчезнет как сон!
– Ты и есть сон. Ментальность, сотканная из переживаний чувственного тела, обусловленных, в свою очередь, особенностью окружения. Тело, механизм слабый, ограниченный и недолговечный. Но и чудесный, этого нельзя отрицать. Мозг – вот истинная ценность тела. Он хранит и сочетает пережитое, слагая тебя.
По звездному телу Юки пробежала рябь.
– Я… Умерла?
– Еще нет, Юки. Но что такое, в сущности, смерть?
– Мне страшно. Отпустите меня!
– Ты нужна нам.
– Нет. Я… Хочу обратно… Я хочу… Хочу домой!
– Твой дом там, где ты.
– Хватит! Я не хочу больше этого!..
Она взмахнула руками-созведиями, рванулась вперед и… Обнаружила себя сидящей на кровати. Перед глазами все еще стояли колоссальные пространства, измеряющие ее ту, ее ненастоящую. Рука была мокрой от липкого пота. Но настоящая. Живая рука в коричневом халате.
– Только сон, – выдохнула она с дрожью. – Только сон…
– Сон, да не сон, – вздохнул знакомый голос.
Юки бросила затравленный взгляд на входную дверь, торопливо хлопнула в ладоши и, в приглушенном свете ночников увидела Мастера. Он стоял, облокотившись о стену, и грустно улыбался.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
ALL-Die
сообщение 8.5.2018, 18:59
Сообщение #6


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 65
Регистрация: 21.3.2016
Вставить ник
Цитата




5

Динамит на дне канала рокотнул так, что аж лед под ногами подпрыгнул. Но чуткие сейсмографы пропустили это событие мимо ушей – Васька их патчем заткнул. Ни дымка, ни царапинки. А к моменту, когда двухвинтовые и один величавый трехвинтовой вертолеты приземлились подле стоянки, Шаов со Скворцовым уже вовсю заливали канал ледяной кашей из новенького прокола. Но и этого Верховный не засек, поскольку ребята успели перебросить патрубок за редут и продолжили выемку льда в штатном порядке, до того, как вошла гости.
Впрочем, гости ввалились как хозяева – потребовали немедленно прекратить работу и вернуться в вездеход. Приказы отдавал не Верховный, молча стоявший скрестив руки за спиной в черных плаще и шлеме, а его правая рука – Аба Гольштейн. Этого субчика Вавилов знал и, к сожалению, довольно неплохо.
– Что вы тут за детский сад устроили! – брюзжал Аба слюнями, то и дело шлепая себя ладонью по плешине. Он явно на мозгошин сейчас работал. – Трусы на лямках! Какого черта мозгошины поотключали? Я тебя спрашиваю, чертяка!
– Господин Аба, – тихо, с трудом сдерживаясь, ответствовал Вавилов. – Мои ребята по должностной не обязаны их включать, они и не включали. А я… Ну что ж, грешен. Выключил. Третьи сутки без сна, как ни как. Кто-кто, а вы-то уж точно должны знать каково это.
Аба, конечно же знал о своих бессонных ночах. Ночах, проведенных не в трудах или поиске, а в распутстве и наркотическом трипе. В сущности, Аба был человеком неглупым. Сластолюбцем – да, но далеко не дураком. Он тотчас распознал намек Вавилова и поспешил сбавить обороты.
– Ладно, Вавилов, – каркнул он примирительно. – Если б я не знал тебя столько, сколько знаю, вылетел бы ты отсюда первым же вертолетом, да к чертовой матери. Налей хоть чаю что ли… Старому другу. Или, может, что погорячее есть?
– Угу, соляра класса айс. Устроит?
В камбузе их было только трое. Вавилов, Аба и Верховный, чья обездвиженная тушка сидела в углу на жестком табурете. Поникший шлем и безвольно обвисшие руки свидетельствовали о том, что царь научного сообщества унесся в сферы, ведомые только одному ему. Вообще Верховного в живую мало кто видел. Зато тушки его дремали в каждом мало-мальски значимом научном центре. Хуже всего было то, что ожить они могли в самое неподходящее время.
В свою кружку Вавилов налил кипятку, а наместнику Верховного можжевелового чаю, которого на станции никто не пил. Передал, но за стол с Аба не сел, а встал справа от него, облокотившись на стол.
– Фу, что за дрянь, – наморщил свою угреватую нос-картошку Аба и отпил глоток. – Бэ. На вкус еще хуже.
Он взглянул на старомодные наручные часы, расстегнул арктический комбинезон пошире и откуда-то из подмышки извлек солдатскую фляжку.
– Сейчас начнутся чудеса!
Чай забулькал, запузырился и в нос шибанула кислотная вонь.
– Слушай… – Вавилов замялся. Можно ли студенческого однообщажника, заделавшегося крупной шишкой, называть на ты. – Слушайте, вы, Аба. Вы не охренели? А если Верховный прям сейчас очнется?
– Не боись, не очнется. Он в Гамбурге, на встрече климатологов. Гольфстрим теплеет и они там с премьер-министрами думают как это исправить. Часа два-три его точно не будет. – Аба сделал большой глоток и его подвыкаченные глаза выкатились еще сильней. Он отвратительно рыгнул, зачмокал. В уголках его губ выступила синяя слюна. – Ух-ху. Меня что-то уже вставило… Будешь?
Вместо ответа Вавилов отпил кипятку.
– Ну и черт с тобой, жалкий пуританин. Мне больше достанется.
Аба выхлебал полкружки, а когда отлип, то уставился на Вавилова так, будто видел его впервые.
– Ты, – протянул он тоненьким, как у пятилетнего мальчика голоском, закашлялся, сплюнул на пол и снова посмотрел на Вавилова. – Ты. Ты и тебе надо свалить отсюда за два-три часа. Пока Верховный не явился. Успеете?
– Да.
– Славно. Эт-эт-это славно. И тебе меньше проблем и мне меньше вопросов. А меньше вопросов, это меньше вопросов. Раскопки свои документировали?
– Ты на вчерашнем симпозиуме был?
Аба задумался на одну долгую минуту.
– Кажется, да… Или это был перекресток? Короче, ты меня не путай. Всё на месте?
– Да, конечно. Алешин для тебя диск с материалами уже сейчас готовит. Вы будете прямо так, в вертолетах тут жить?
– Ну, ты ж в вездеходах живешь. Наши вертолеты получше будут, – он снова приложился к кружке. – Коротко, что тут у вас произошло? Зачем Верховный сюда меня припер?
– Следы доисторической, высокоразвитой деятельности мы тут нашли. В еще более древней, возможно, иноземной скорлупе.
Аба захихикал.
– Твоя мечта, Ванька, а? Твоя мечта теперь исполнится для меня. А мне она и в пол не впилась, ага. Как иронично. Ты б ее на груди лелеял, а я ее теперь насиловать буду. У-ху-ху, а-ха-ха!
– Ты закончил?
– Нет еще. У-ху-ху, а-ха-ха!
– Слушай, я пойду парням помогу. Чем быстрее мы отсюда отъедем, тем раньше ты займешься своим любимым делом. Хорошо?
– Ага, давай. А я к себе пойду.
Аба встал, хлопнул Верховного по плечу и тот, точно включившись, слепо побрел вслед за собственным наместником. Вавилов проводил его взглядом и усмехнулся, вспомнив про зеленух.
– Давай, давай, насилуй. Некрофил, хренов.
Он вернулся в кабину головной машины, оглядел мониторы техсостояний, датчиков и камер. Несколько последних казали Шаова со Скворцовым, которые стояли возле ЭГЭ бура и о чем-то спороли с троицей из вновь прибывших. Не долго думая, Вавилов пригнул в свой камбез и помчался восстанавливать паритет.
– Так, что тут за ругань? – с ходу оборвал он маты Скворцова, уже готового было ринуться на неприятеля с кулаками.
– Они мою красавицу забрать хотят! И это после того, как я ее настроил всю!
– Да пойми же ты, дурья твоя башка, – ответствовал ему смуглый техник, раздраженно потрясая перед собой руками. – Дела мне нет до твоей крошки! Не в моем она вкусе даже! Старье паршивое.
– Ах, старье!.. – Скворцов рванулся вперед, но Заур крепко схватил за плечо. – Я те покажу старье!
Он попробовал пару раз лягнуть обидчика, но не дотянулся.
– Мужики, хватит! – встал между ругающимися Вавилов. – Почему мы не можем забрать ее?
– Такой приказ. Для экономии времени Верховный распорядился использовать собранную и настроенную установку, а вам отгрузить нашу в контейнере. Что уставился?! – рявкнул смуглолицый на Скворцова. – Думаешь, мне приятно свою отдавать?!
– Сами установку погрузите? – спросил Вавилов. – Нам еще дохрена чего упаковать надо.
– Да, погрузим. Только укажите куда.
Вавилов оставил с работягами Заура, а сам взял под руку Скворцова и поволок его к вездеходам.
– Слушай, Жека, – зашипел он ему на ухо. – Ты бы поменьше внимания привлекал. А то, не ровен час, заставят еще керн набуренный отдать. Валить нужно скорей, пока Верховный не очнулся, а не полемизировать.
– Да я ведь все специально, Вань…
– О! Как так? – Вавилов даже остановился. – Театралом заделался?
– Ага. Мы с Зауром решили, что так оно натуральней будет.
– Угу. Натуральней. Сортир только с собой не выкапывайте.
Оставив Евгения собирать прочие манатки, Вавилов вернулся в кабину вездехода выводить технику в походный строй. Справившись с изрядно застоявшейся техникой, он прошелся по колонне и задраил прицепные сочленения «гармошками» коридоров. Проверил целостность, герметизацию – все было в норме. Когда он опять вернулся в кабину головной машины, там его уже дожидался Васька.
– Вот, – протянул он начальнику небольшую шершавую коробочку. – Здесь собраны все материалы по поводу хрустального грота.
– Хорошо, спасибо, – ответил Вавилов и собрался, было, сразу отнести ее Гольштейну, но заметил, что Васька медлит уходить. – Что-то еще?
– Наши зеленухи…
– Да, да, говори!
– Они есть хотят, товарищ начальник.
– Скажи, что сейчас не время. Потом поедят. Завтра.
– Иван Дмитриевич… Мы под колпаком, – программист указал взглядом на потолок. – Я выяснил, что уже два часа как.
– Это точно?
– Ага. Сам видел.
Вавилов не удивился и даже не спросил, где это Васька видел.
– И чего ты предлагаешь?
– Ну, с вашего разрешения я могу устроить им в саркофагах фитолампы. Возьму красную и синюю часть светового спектра, смешаю их в соотношении…
– Ладно, ладно, хватит. Делай, только что б тебя никто не видел.
Васька ушел, а Вавилов помчался к Абе, с тем, чтобы вручить ему диск с наработками.
Гольштейн спал, развалившись прямо на ящиках в трюме своего трехвинтового вертолета. Судя по позе, он наткнулся на гряду ящиков, когда возвращался, не стал обходить их, решил перелезть, да так и заснул. Теперь ноги его свисали по одну сторону баррикады, а слюнявое лицо по другую. Рядом стояли техники и недоуменно почесывали виски – следовало продолжать разгрузку, но начальник своим образом препятствовал этому. Болванчик Верховного стоял тут же рядом и равнодушно лицезрел сие безобразие. Один из техников демонстративно снимал все происходящее на мозгошин.
– Фу ты, черт, – выругался Вавилов, сгреб тщедушного Гольштейна и, не снимая с плеча, понес его скошенным снопом в каюту руководства. Не жалея персидского ковра и не раздеваясь, он протопал к анатомической тахте и стряхнул с плеча ношу. Приземляясь, Аба клацнул челюстью, ойкнул и тут же вскочил.
– Где я?.. Где… Где ты спрятал их! – вдруг пронзительно завизжал он. – А ну отвечай!
В первое мгновенье, сердце у Вавилово в пятки ушло. Не о зеленухах ли он говорит? Но Аба выставил вперед правую руку и угрожающе повел невидимым мечем. Левую руку он прижал к груди, видимо прикрываясь от Вавилова невидимым же щитом.
– Вот здесь я их спрятала, – Вавилов похлопал себя по животу. – Ням-ням и готово. Лучше места для твоих эльфов не найти.
– И-ван?
– Нет, коробка для эльфов. Не пойму только, чего тебя Верховный держит? Ты ж глюкоман конченый. Каким был, таким и остался. Только дурь элитной стала. Вон, тебя даже техники на мозгошин снимают. Не стыдно?
– Ай, ничего ты не понимаешь, – Аба осел на тахту, открыл шкафчик подле и достал из него коньяк. Отпив два глотка, он протянул бутылку Вавилову. Вавилов взял, но пить не стал, а поставил ее наверх шкафчика. – Ничего ты не понимаешь, – повторил Аба, оперся о колени руками и повесил голову в пол. – Это не просто… Это не так как тогда, когда мы учились. Тогда я просто… Просто дурака валял. А сейчас я просто испытываю мозгошин на прочность. Понимаешь?
– Ты что, лампу с джином нашел? Студенческая мечта о бесконечном «коротыше» исполнилась! Начальство тебя за глюкоманию только ценит! Теперь вот еще одна – чужая мечта – исполнится для тебя. – Вавилов шлепнул принесенный с собою диск наверх того же шкафчика, куда и бутылку ставил. – На вот, изучай.
– А завидовать, между прочим, плохо, – Аба энергично растер ладонями лицо. Он быстро приходил в себя. – Чаю, может?
Вавилов скрестил на груди руки и ничего не ответил.
– Не хочешь как хочешь. Тогда я энергетика бахну, – он залез в другой шкафчик, оказавшийся холодильником, достал оттуда зеленый пакетик, надкусил его и высосал половину. – Я сам не в восторге от арктических поездок. Давно уже профиль сменил, знаешь ли. Мне офисная работа ближе, да и опять же для творчества подходит больше.
Под творчеством Аба понимал прием шинотропных стимуляторов и седативов. Вавилов допускал, что Абе, действительно, поручили переживать всякую дурь – это всяко объясняло его неприкрытое злоупотребление. Но, в сущности, ему было все равно. Что действительно имело значение, так это чтобы Гольштейн сел за изучение материалов с диска не сейчас, а по их отбытии.
– Ты ведь взрослый человек, пост занимаешь… Наместников Верховного в мире всего, наверное, сотня…
– Две сотни.
– Две сотни. Зачем тебе это? Ты ведь не бессмертный и когда-нибудь тебя с треском вышибут. Где ты еще такое тепленькое место найдешь потом?
Аба прикончил энергетик, вынул изо рта пленочку-огрызок, швырнул ее в урну, посмотрел на Вавилова и вздохнул.
– Что тебе сказать, Ваня, не знаю. Да, устроился неплохо. Я даже и не стремился, само как-то все сложилось. Ну, еще еврейские корни сам знаешь... Ладно. Думаю, если тебе, старому корешу, сказать, хуже не станет. Ты ведь никому не болтнешь. Хотя, даже если и болтнешь, тебе все равно не поверят.
Он покосился на тушку Верховного, встал с кушетки и вышел за дверь. Болванчик поплелся следом. Когда оба они вышли, Аба юркнул обратно и захлопнул дверь перед самым носом Верховного. Затем он трижды хлопнул в ладоши и щелкнул пальцами. Откуда-то с потолка заиграла этническая музыка. Кажется, это были африканские барабаны в электронной аранжировке. Аба поманил Вавилова и, когда тот приблизился, прошептал:
– Мозгошин выключен?.. Отлично. Понимаешь, это приказ Верховного, хлестать ту синюю воду. Я не знаю что это, но вещь забористая, поверь. Ее все наместники принимают.
– Зачем?
– Я не знаю. Принимаем по времени. Думаешь, я совсем дурак, чтобы самовольно на людях мурчать?
Вавилов хотел, было, напомнить Абе как тот в общаге, в счет своего долга, согласился наложить в штаны на мозгошинах у барыг и как это видео потом еще две недели било все рекорды по просмотрам. Хотел, но не напомнил, а вместо этого спросил:
– И как оно?
– Специфично. Как сон. Нереально реальный сон. Даже мотивации поступков такие же, как во сне, алогичные. Обстановка всякий раз разная. В основном обычный сонный бред, но все они связаны. Мы что-то ищем. Или кого-то… Нам даже не говорят, кого или что искать. Верховный, видимо, сам анализирует наши трипы по записям. Сны никогда не повторяются. И… Помимо поисков они еще чем-то связаны.
Аба поднялся с кушетки и нервно забегал по комнате.
– Меня это больше всего напрягает. Я понимаю связь, но ухватить ее не могу. Как морок какой-то. Кажется: вот оно! А… что оно? Не могу поймать эту рыбку. Не могу и все. Вот, как локоть укусить. Видишь, а достать, никак не получается.
– И что он вам дает за это? Ну, помимо того, что шинотропне’й снабжает?
– За участие мы получаем тройное жалование. Собрался на выход – будь здоров потерять все, включая место наместника, а взамен получить вечный надзор на райском острове, где все включено. Если вдруг трепанешься, то тебя удаляют. Отовсюду. И отправляют на другой остров. Адский.
– И ты… давно уже так шабашишь?
– Полгода. Знаешь, когда сидишь в офисе в Буэнос-Айресе, то от скуки даже ждешь, когда твой час пробьет. Кстати, меня к тебе прислали, потому, что я ближе других оказался. Не знаю, уж свезло мне или нет. Как сам-то считаешь?
Он остановился и в упор посмотрел на Вавилова.
– Чего он в руинах твоих такого срочного увидал, а?
– Такие объекты не каждый день находят.
– Это понятно. Они тут лежали тысячелетиями. Что? Лишний месяц им повредит?
Нужно было с ним чем-то поделиться. Ответить откровенностью на откровенность, иначе Аба мог обидеться, а это Вавилову нужно было сейчас в последнюю очередь.
– То, что я скажу тоже не для протокола, – медленно проговорил Вавилов, лихорадочно соображая о чем, собственно, говорить. – Короче, за два часа до вашего прилета, над нашей стоянкой минут пять кружило НЛО. Да, НЛО. Не одно, а сразу три штуки. Два маленьких и одно большое.
Аба уселся на кушетку и положил локоть на тумбочку, подперев щеку.
– В протокол я это заносить не стал. Сам понимаешь, не поверят – обалдели так, что даже на мозгошин ничего не записали. Но, видно, Верховный тоже их увидал. Ты знал, что за станцией следят из космоса? Телезонды.
– А цветом каким?
– Белый. Яркий такой, ослепительный свет.
– Сам видел?
– Нет, я спал. Сковрцов с Шаовым видели.
– Белые, значит?
Вавилов кивнул. Разговора глупее сложно было себе представить, как вдруг:
– Я видел таких же, – тихо произнес Аба и отвел взгляд. – В школьные годы. Только у меня зеленые были и два больших и одно маленькое. Но это детали. Маскировка! Я мамке когда рассказал она мне тоже не поверила. Сказала, что это просто я на дискотеке нажрался. Ну да, я в тот день выпил… Только самую малость! Наверняка мистерия у нас под ногами их рук дело! Ох, Бог ты мой! Так это ж я теперь тут буду сидеть, их сторожить! Ну, Вавилов, спасибо тебе, удружил! Я ж теперь сон потеряю от страха!
Он машинально взглянул на часы.
– Хотя, через полчаса новую дозу принимать. Ладно, дружище, адью. Продержимся как-нибудь.
Вавилов попрощался, вышел и, не помня дороги, побрел к своим вездеходам. НЛО. Хуже, наверное, только снежный человек. Или чупакабра. Впрочем, сложилось все не так-то уж и плохо. Аба поверил, струхнул, а значит, теперь больше думать будет о летающих тарелках, чем о содержимом диска. Да и следы их заметенной деятельности если и найдет, то пропустит через свое воспаленное сознание. Что на выходе получится одному только Богу известно.
Правда, разглашенный Абой секрет плохо вязался с Верховным. Да, вокруг него ходило много всяких, порой, абсурдных легенд, но чтобы травить своих наместников ради снов? Бред. Всезнающий и всеведущий Верховный руководил целыми отраслями знаний, и никто даже посметь не мог оспорить его первенство. Гений, рождающийся раз в десять тысяч лет или синтетический разум? По утверждению некоторых конспирологов, Верховный был ни кем иным, как пришельцем с Проксима Центавра. Вавилов над всей этой чушью только посмеивался. Он пару раз видел Верховного живьем. Крепкий, широкоплечий, высокий, с сединой в бороде… Лицо суровое, сосредоточенное, никогда не улыбается. Но, в сущности, обычный человек.
В кабине головного тягача его поджидали Шаов со Скворцовым.
– Если кто спросит, вы двое, – Вавилов помотал указательным пальцем перед носом у товарищей. – Два-три часа назад видели НЛО над стоянкой.
– Ваня, ты что, с этим глюкоманом чего-то принял? – глухо отозвался Заур. – Если так, давай уж лучше я поведу.
– Нет, но он бахнулся. Пришлось подпеть. Зато теперь мы свободны и можем отчаливать. Все готово?
Команда по очереди подтвердила готовность, как того требовал протокол. Даже Васька вставил свои пять копеек по интеркому.
– Вот и славно, – Вавилов не без удовольствия плюхнулся в кресло водителя и взялся за руль. – Поехали.

* * *
До самого Элсуэрта на связь с ними никто не выходил. Верховный, точно забыл про первооткрывателей, всецело отдавшись изучению Хрустального грота. Несколько раз Вавилов набирал Абу, но тот не отвечал и не перезванивал. Сообщества археологов и полярников ничего про работу спецгруппы не знали, что, впрочем, и не удивляло. На то ведь она и спецгруппа.
Вавилов наведывался к зеленухам каждый день. Васька от них так и вовсе не вылезал, упорно обучая пришельцев премудростям земной жизни. С каждым новым днем их речь становилась все содержательней и глаже.
Их же собственные рассказы походили на бульварную фантастику из середины прошлого века.
Древние, а именно так величали себя зеленухи, восходили корнями к истокам жизни на Земле, Марсе и… Вербарии. Именно с последней, погибшей в результате катаклизма планете, они и прибыли на Землю в Сеянце, том самой стеклянной сфере, обнаруженной командой Вавилова. По словам древних, катастрофа, уничтожившая Вербарию, случилась в результате эксперимента вербарианцев над магнитным полем планеты. Их ученые предрекли в ближайшем будущем смену полюсов и, как следствие, гибель всего живого. Вербарианцы, конечно, вымирать не согласились и, засучив рукава, или что там у них было, взялись строить свое магнитное поле, чтобы в день Ч защититься от вредного космоса. Однако, что-то там у них пошло не так – что именно древние не знали, ибо не были учеными от слова совсем – и активация рукотворного магнитного поля оказалось чистым самоубийством. Вербария отторгла литосферу, искрошившуюся в пояс астероидов, а сама полетела вглубь Солнечной системы, попутно угробив экосистему Марса с тамошними обитателями.
Спасшиеся на Земле вербарианцы были противниками всепланетарной стройки. Пока цивилизация пыхтела над магнитным полем, эта кучка готовилась к бегству. Но все, что им удалось – немного отсрочить свою погибель. Плохо управляемый Сеянец угодил в снега Антарктиды, получил серьезные повреждения при посадке и больше не мог летать. Последние вербарианцы запечатали древних в подвале, а сами бросились штурмовать полярные льды, где, верно и нашли свою погибель.
На заре времен бессмертные древние были инструментом в руках древнего народа сеятелей жизни. Первых. Именно они два миллиарда лет назад выбрались из Солнца и одухотворили пригодные для жизни планеты.
– Ваш Первый ¬именуется Атодомель. Он Бог. Он то, чему исподволь поклонялись люди всех народов. Он не метафизичен, а вполне, вполне реален.
Вавилов сидел прямо на полу хранилища для керна и слушал. Древние не выбирались из своих вместилищ и вещали прямо из ящиков. Порой казалось, что это разговаривает не пришелец с далекой, убитой планеты, а пурпурный свет, льющийся из приоткрытых ящиков.
– И где он? Создал жизнь и покинул ее?
– Нет, он все еще здесь. Он на Вербарии. Спит в глубине ее недр.
– На Меркурии?
– Да, он там.
– И что будет, если он проснется?
– Сам он не пробудится. Но его нужно разбудить, чтобы все исправить.
– Он и это может? Повернуть время?
– Может, но не здесь. Он даст погибшим цивилизациям второй шанс, даст им возможность пройти путь жизни изново. Так, если бы ничего не свершилось.
– Ну, если он такой могучий, то почему не предотвратил ту катастрофу? Мог бы, не знаю, стабилизировать магнитное поле, или перевернуть его за пару секунд.
– Разумный вид должен сам преодолеть все трудности. В эволюцию жизни, а тем более эволюции разума, Первые не вмешиваются. Вы, земляне, оказались самыми стойкими, вы единственные вышли в открытый космос самостоятельно, побывали на ближайших объектах звездной системы. Вы были достаточно умны, чтобы не самоуничтожиться в войнах. Вы доказали свою состоятельность и достойны высшего знания.
– Какого же?
– Об этом скажет Первый, когда вы пробудите его.
Вавилов хмыкнул.
– Если бы я не видел вас живьем и не знал, откуда мы вас достали, то не поверил бы ни единому вашему слову. Честно говоря, даже так не верится.
– Иван, – после некоторой, тяжелой паузы произнес Старший. – Тысячелетия люди верили в Бога, не имея никаких доказательств. Ты единственный и первый, кто заполучил подтверждение его бытия в нашем лице. И ты все еще сомневаешься?
– Э-эх, – Вавилов со вздохом поднялся. – Я-то вообще атеист. Но если Бог и есть, то ваш Бог больше на правду походит. Спокойной ночи.
Он закрыл ящики и отправился в свою каюту, на свидание с бессонной ночью.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
ALL-Die
сообщение 12.7.2018, 11:23
Сообщение #7


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 65
Регистрация: 21.3.2016
Вставить ник
Цитата




6

– Вы? – протянула Юки удивленно. – Как вы тут оказались? Или…
– Будьте покойны, это не сон, – Мастер оттолкнулся от стены, снял плащ-палатку и озадаченно огляделся.
– Да… Давайте сюда, на тот край кровати положите, – подергала она пальцам в направлении озвученного места. – Вы что-то хотите?
– Да, да. Определенно. Поговорить хочу, – он положил одежду и уселся на кровать рядом.
Юки стремительно села, пождала ноги и обхватила колени руками. Он сел так близко, что от него пахнуло теплом.
– Вы так и не сказали, как проникли ко мне.
– Сделал копию вашего ключа, а адрес выудил из общественной базы. Ничего сложного. Немножко противозаконно, но… Если бы я всегда слушался глупых человеческих законов, то и года бы не протянул.
Мастер добродушно улыбнулся.
– А давайте чаю выпьем! Я ту с собой принес кое-что.
Он отвернулся к плащу, отыскивая карман, а Юки, воспользовавшись моментом, прошмыгнула в душевую. Замкнувшись, она уже было собралась вызвать охрану, даже выбрала нужный канал, но… Вызов так и не послала. Разве не об этом она мечтала, простившись с ним вечером? Чтобы Мастер зашел к ней в гости и посидел просто так. Просто так… Юки почувствовала, как уши ее запылали. Она поспешно выключила мозгошин, огляделась. На вешалках, среди полотенец, висел другой ее халат. Не банный, а обычный домашний. С аистами и бамбуком.
– Ну вот, я уж думал, что больше вас не увижу, – он взглядом оценил ее новый наряд, скривил нижнюю губу и одобрительно кивнул. – Вот, я чай принес. Чем и во что заварить, надеюсь, найдется?
– Кружек у меня нету, блюдец и ложек тоже нет. Вы уж извините, я не часто гостей принимаю, – она вынула из тумбочки две глиняные пиалы, осеклась заметив, что они все в пыли и снова заторопилась в душевую. Оттуда, чуть громче продолжила: – Все время на работе, в серверной. Ну а после... Вторая жизнь после.
– Вторая жизнь, – повторил Мастер стоял в дверях душевой. – Вы уделяете ей слишком много времени. Не находите?
– Мне не особо есть, что делать в действительности, – Юки взяла со стены полотенце протереть вымытые пиалы. – Друзей заводить я не умею. Инфи умеет, но не Юки. А теперь… – она опустила руки. – У меня и Инфи больше нет.
– Об этом я и хотел с вами поговорить. Но под чаек. Сказочный китайский улун да хун пао. Пробовали?
– Нет… У меня только пакетированный.
– Хм. Значит и заварной трубки не найдется?
– Нет.
– Может, обычный заварник есть?
– Тоже нет.
– Как, даже самовара нет?
Мастер хохотнул и совершенно другим, холодным, страшным голосом добавил:
– Что же это у вас, чего не хватишься, ничего нет!
– Воланд?
– Имейте в виду, что Воланд существовал! – лицо Мастера расплылось в довольстве. – Угадал бы один на тысячу. Но вы и не такие ребусы разгадывали. Верно?
Сон шизофреника, Инфи, Такуми Асано, их пароль в три обезьяны пахнули на Юки холодом воспоминанья. По плечам пробежали мурашки, ее всю передернуло, и она проскользнула мимо Мастера в жилую комнату. Там она поставила вымытые пиалы на тумбочку, а из ее недр достала другую – поменьше. Немного поколебавшись, она так же вытащила узконосый графин с отколотой ручкой.
– Вот. Больше посуды в коробченке нет.
– Годится! – Мастер принял утварь и снова огляделся. – Еще бы еще самую малость. Воды горячей.
– В душевой. Откройте кран и задайте нужную температуру.
– И кипяток можно?
– Можно.
– Можно, – пародически буркнул Мастер. – Эдак и обвариться можно.
Он ушел, а Юки снова забралась на кровать и поджала ноги. Происходящее больше всего подходило для продолжения шизоидного сна. Как еще объяснить осведомленность гостя? И уснула она не во Второй, о нет. Уснула она в Молотке и паяльнике. Или того раньше. Только вот… Юки посмотрела на свою ладонь, сжала ее в кулак, повернула, разжала. Теперь все действительно. И работает так, как должно. Да и мозгошин она включала. И он выключился как положено… Тут она порывисто повернулась к пустой стене и щелкнула пальцами, обращая ее в рабочий стол.
– Точное время, – скомандовала она.
Тут же на стене распластались стрелки. Секундная торопливо бежала по кругу, минутная едва подрагивала. Большая замерла на делении с единицей. Она вгляделась в циферблат. Если ее окружал сон, то ход стрелок собьется. Если это Вторая, то она взглядом остановит их. Но ничего не происходило. Стрелки продолжали свой монотонный бег.
– Новости, – не унялась Юки.
Часы пропали, а на их месте появилась фигура ведущего. За ним раскинулись белесые края Антарктиды. Ведущий рассказывал о какой-то важной археологической находке, но вслушаться Юки не успела.
– Действительно, как?! – Мастер недоуменно развел руками. В левой он сжимал графин, по горло наполненный кипятком. – В какую светлую голову могла прийти идея заменить чайник на кабинку для самоубийств. Там же свариться заживо можно!
– Вы что, вы, – Юки хлопнула в ладоши и комната снова вернулась в полумрак ночников. – Вы прямо так из душа набирали?
– Ну да. Открыл воду, выбрал сто градусов и набрал графин.
– Так там ведь кран есть! Ну… Кран!
– Пардон. Не заметил.
– Вы не обожглись? – Она поднялась с кровати с тем, чтобы удостовериться в его невредимости и только сейчас обратила внимание, что Мастер держал графин голой рукой. – Ой. Вы… Это у вас протез?
– Как сказать, – пожал он плечами. – Вы присядьте. Я нам чаю заварю.
Юки молча, со слегка округлившимися глазами наблюдала за манипуляциями гостя. Он высыпал на ладонь немного заварки из пакета, взвесил ее, дернул щекой и добавил еще щепоть. Затем аккуратно ссыпал заварку в маленькую пиалу, взял графин и залил ее. Подождал, наверное, секунд десять накрыл пиалу своей широкой ладонью и перевернул ее вверх дном. Встряхнул, не обронив ни капли, вернул пиалу в исходное положение и вылил отвар в пиалу побольше. Повторил он эту процедуру раз шесть, пока не наполнил оба сосуда для чаепития.
– Вы кто? – дрогнувшим голосом спросила Юки, когда Мастер повернулся к ней и протянул пиалу.
– Берите-берите. Сейчас же, маленькими глоточками. Самый смак!
Но она не шевелилась. Внутри нее поднималась какое-то недоуменное чувство, будто ее жестоко обманули. Обманули не чужие, а свои. И вот теперь они делают вид, будто ничего не случилось. Подавленный вид Юки не ускользнул от внимания Мастера, он поставил чай на тумбочку и снова повернулся.
– Вы спросили кто я. Знали бы вы как… Как мне трудно говорить об этом. Особенно вам, Юки, – он помолчал немного и тихо, почти шепотом продолжил. – Я робот, Юки. Рукотворное создание, которому уже без малого двадцать тысяч лет. Психобот Енисей, пастырь седьмой башни Вечности Кетсуи-Мо. Хм. Как… Чудно произносить это вслух. Последний раз я… Говорил об этом лет триста назад. Одно молодой особе которая… Которая понравилась мне так же, как вы. Нет. Вы мне нравитесь больше, Юки.
Он взял, было, ее за ладонь, но дернулся и опустил руку.
– Простите.
В душе у Юки будто разом лопнули все струны. Тот, в кого она влюбилась с первого взгляда, оказался роботом. От себя скрывать уже было нечего.
– Боже, – она закрыла лицо руками и наклонилась чувствуя, как горло сжимают горькие слезы. – Боже…
– Но позвольте, Юки, я покажу вам, – он закатал рукав правой руки локтя и прощупал мускулистое запястье. – Чтобы вы не подумали, что я сумасшедший или проходимец какой.
Он подцепил ногтем родинку, скрутил ее между пальцами и потянул. Вместе с черной горошиной из руки вышла какая-то ниточка. Он аккуратно положил ее на колено, повернул ранку на руке к свету и воткнул в нее палец.
Кожа предплечья расстегнулась как перчатка. Под ней оказалась пучок тонких и длинных щупалец.
– Не пугайтесь, прошу, – увещевал он. – Я должен явить себя иначе мой рассказ покажется вам страшной сказкой. Могу показать вам другие свои механические части, чтоб достоверить нутро. Центральный объектив, к примеру.
Юки покачала головой. Все внимание ее приковали щупальца. Они походили на змей, которых Мастер держал за головы очень короткой рукой.
– Это не больно? – почему-то спросила она. – Так ходить все время.
– О, я приспосабливаюсь, – с готовностью ответил Енисей. – Я, честно говоря, не должен был так долго функционировать. Модифицировать приходиться самого себя постоянно и, с другой стороны, это хорошо – я стал сильно походить на человека.
Он аккуратно взял щупальцами пиалу и подал ее Юки. Когда хозяйка приняла подношение, Енисей смущенно зачехлил лохматую руку и превратился в Мастера.
– Так и живу. Жил. Прячусь и… Жду.
Все бы это сошло за злой розыгрыш, реалити-шоу или, на худой конец, чудные ухаживания, кабы не сон шизофреника. Юки пошевелилась. Мастер знал о его содержимом, а сон знал Мастера.
– Кто такая Эйра? – спросила она в ответ и, наконец, попробовала чай. Чай оказался на диво вкусным. – Она забрала мою Инфи и вручила мне… Вручила мне черную метку.
– Эйра… – усмехнулся гость и отхлебнул из своей пиалы. – Знаю я кто это, но сперва должно рассказать о другом. Иначе непонятно будет. Этот рассказ не из коротких.
– С таким чаем можно и до утра просидеть. С завтрашнего дня на больничный ведь?
– Это вам решать, – мягко улыбнулся Мастер. – Если начинать, то начну я с подлинного сотворения мира. Знаете ли, на просторах вселенной есть такой народец – Первые. Или Сеятели жизни…

* * *
Стрелки часов развернулись на утро, но спать не хотелось. Время от времени Мастер прерывал рассказ и подливал Юки чаю. Она благодарно улыбалась в ответ, а сама украдкой косилась на его механическую руку. Если бы он не показал ее, поверить в историю, действительно было б тяжело. Впрочем, в нее и так верилось с трудом.
– … И они исчезли. Просто растворились, будто их никогда и не было. А мы все стояли и ждали. Ждали, что они вот-вот вернутся, ведь для них неделя, как для нас пять минут. Дольше всех ждала Диз. И Крайтер. Но он ждал чего-то другого, чего-то о чем знал только он один. После, когда мы отлетели к пустыне, и он ушел вместе с Тиефом я понял, что он ждал именно этого. Получилось так, что и Сейвен, и Крайтер, поступили в должность своих сил и тягот. Первый дерзнул бросить вызов создателю, а второй… Спасти Землю. Впрочем, наверняка было еще что-то, о чем знают только они. Как бы то ни было, они сделали свое дело хорошо: земляне живы по сей день и по сей же день на горизонте нет Сеятелей.
– А Атодомель мог направить дела Сейвена и Крайтера? – ввернула Юки вопрос, уже давно крутившейся у нее на языке. – Так, как он это делал на Вербарии, чтобы освободиться от… от…
– От Кетсуи-Мо? – подсказал Мастер. – Может статься. Помнишь, я описывал тебе Сейвена? Ну, то, кем он стал?
Юки кивнула и улыбнулась. Он впервые назвал ее на ты.
– Он стал могущественным существом, гораздо сильней Крайтера. Наверное, даже сильней создателя.
– Дюжий младенец, против бессмертного мудреца. Я бы поставила на последнего. Тем более Сейвен так и не вернулся.
– Атодомель тоже.
– И Крайтер. Никто не вернулся! Сколько лет для них прошло, если для нас двадцать тысяч? – Мастер сконфузился, отвернулся и Юки, сообразившая, что ущипнула за больное, попритушила свой пыл. – Давно можно было вернуться. Или хотя бы весточку тебе передать.
– Есть кое-что, – загадочно ответил Мастер и обновил чай в пиалах. Юки встретила пиалу глубоким кивком головы и поудобней устроилась в подушках. – Есть. Но об этом своим чередом скажу. Словом, так мы лишились своих защитников и обрели новых, в лице избранных народа Ра. Монтерс и Ио сочли разумным вернуться на островную Антарктиду, к изоляции и климату, больше подходящему для вербарианцев. Ра согласились, ведь укрепленные биоэфиром они могли жить где угодно. Все шло неплохо. Избранные менялись в оболочке купола, передавая друг другу креатуру, оставленную Крайтером. В них, как в пустые сосуды она вливалась просто и легко, на время делая из них подобие могучих вербарианцев.
Мастер умолк, отрешенно уставившись в пиалу. Он машинально болтал чай, хотя тот давным-давно остыл. Губы его зашевелились безмолвно и так быстро, что разобрать произносимое снова и снова не удавалось. Юки осторожно подалась вперед, придвинулась. Мастер не замечал ее маневров, а все взбалтывал и взбалтывал чай.
– Бзз-т, Бзз-т, Бзз-т, – наконец, услышала она тихий металлический голос и в испуге отпрянула.
Встрепенулся и Мастер. Он обвел комнату взглядом, будто впервые увидал ее, отыскал Юки, улыбнулся ей и продолжил:
– Да. Ра. Я не разглядел в них угрозы, точно так же как проглядели и избранные. Но винить я могу только себя. Монтерс, Ио… В те далекие дни работали как проклятые. Каждая смена в оболочке купола давалась им трудно и после каждой смены они весь день лежали на солнце, восстанавливая силы. Я и сейчас вижу их осунутые, бледные лица. Бедные Монтерс и Ио. Они были хорошими ребятами. Действительно, избранными, истинными Ра. Народ же... Отравился. Тем ядом, той отравой, что утекла сквозь африканский песок двадцать тысяч лет назад. Высокомерие, жестокость, цинизм… Жест за жестом они отодвигались от своих предводителей и от вербарианцев. Но если первых они боялись, то вторых научились не замечать. Разговаривать с ними не имело смысла – в лучшем случае они проходили мимо или грубо отталкивали, если им преграждали дорогу. Без единого звука или взгляда, точно смахивали паутинку, прилипшую к ресницам. Долго так продолжалось. Наверное, месяцев шесть. Наконец, Олаф и Дейт не выдержали, рассказали избранным о молчаливом противостоянии. Я присутствовал при том разговоре. Никогда не видел Монтерса таким взволнованным. Теперь я думаю… Думаю, что пожалуйся наши предводители не ему, а Ио, трагической развязки можно было избежать. Впрочем, они и не выбирали. Не было такой цели. Монтерс выслушал, взмахнул дышалом, что-то воинственно протрубил и устремился к песчаной банке – солнечному уголку под куполом, облюбованном Ра. Вскоре он вернулся и сообщил, что Ра хотят покинуть Антарктиду и вернуться к своим пескам, что они хотят главенствовать на земле и что вербарианцы, своим кодексом невмешательства в земную жизнь, препятствуют им в этом. Было еще что-то невысказанное Монтерсом, но испугавшее, именно испугавшее его больше всего. Сейчас я понимаю, что это было. Он увидел в них признаки ментального единения, слипание в того, казалось, поверженного Мудреца. Как бы там ни было, Монтерс заверил Олафа и Дейта что запретил, под страхом смерти запретил им покидать континент и глумиться над вербарианцами. Ио, когда узнал о случившемся разговоре, тоже провел с народом Ра внушительную беседу, но… Но. Лучше бы они их просто отпустили. Заложники слова. Узники долга, – Мастер покачал головой и горько цокнул. – Они убили их. Первым разорвали в клочки Монтерса, когда тот отдыхал после ночной смены. Ио же подкараулили у заборного отверстия, когда он утром выбирался из сферы. Избавив вербарианцев от ментальных защитников они обрекли их на безумную смерть. Но и этого им показалось мало. Прежде чем исчезнуть они выломали заборный клапан, спустив всю воду в оболочке.
Мастер поднял голову и посмотрел на Юки.
– Вместе с водой вытекла и вся креатура, оставленная Крайтером, – он помолчал немного и снова опустил голову в пол. – Через громадную пробоину, вода рекой устремилась вниз к океану. За какие-то минуты сфера купола опустела, а когда шумный поток схлынул, на дне новоявленного русла мы увидели ее. Она агонизировала. Она кипела, вздувалась электрическими пузырями, испарялась искрящимися хлопьями, вычерчивая длинную, извилистую линию, петлявшую к океану. Ах если бы… Если бы креатура осталась в оболочке купола, если бы слив располагался чуть сбоку, а не точно в центре… Если бы…
Он опять умолк, повесил голову и даже чай в пиале больше не взбалтывал. А Юки, исполненная в ту минуту нежной жалостью к рассказчику, взяла его за руку, сжала ладонь и придвинулась ближе. Мастер сначала посмотрел на руку, потом на Юки, качнулся, было в ее сторону, но вздохнул и продолжил:
– Я бы может что-то и придумал, будь у меня побольше времени и не случись… Разлива креатуры. Ее взаимодействие с генизой Земли обернулись непредсказуемо, катастрофически непредсказуемо. К вечеру стремительно похолодало, а уже ночью пошел снег. Снег шел и утром на следующий день. Он шел больше месяца, то усиливаясь, то ослабевая, под страшные, никогда не виданные вербариацами морозы. Впрочем, они и замерзнуть то не успели. Все погибли от безумств, от истерических метаний, навеянных снами и бессонницей. Что мог сделать я? Их было триста восемьдесят, а я – один. Я всюду опаздывал. А если и успевал, то все равно был бессилен. Все, что я мог, это стать их усыпальницей, – он снова горько усмехнулся. – Психобот Енисей. Пастырь… Последних с Вербарии.
Губы его задрожали, он торопливо поставил пиалу на тумбочку, аккуратно отнял у Юки свою руку и закрыл лицо руками. С минуту он сидел не шевелясь. Было видно, как время от времени он вздрагивал от внутренних толчков. Наконец, он отнял от лица ладони, вытер глаза пальцами и посмотрел на Юки. Снедающая его тоска взглядом передалась ей. Она почувствовала, как уголки ее губ задрожали, как к горлу подобрался комок. Она смотрела в его глаза не отрываясь и, когда по щеке ее скользнула слезинка, бросилась и обняла его.
Из всех кого она знала, этот робот был самым человечным.
– Я носил их, Юки. Носил в груди все двадцать тысяч лет. По дну океана унес их с оледенелой Антарктиды, сохранил в хаосе Земной истории и только сейчас, когда появилась Вторая жизнь, отпустил.
– Бедный, – Юки всхлипнула. – Столько лет, столько лет в одиночестве и с таким грузом. Это невыносимо. Прости меня, Енисей. Прости, что сомневалась в тебе в начале. Ты хороший. Ты лучше всех, настоящий спаситель своего… Своего.
Она уткнулась лицом в его широкую грудь и разрыдалась. Ей было жалко Енисея, Вербарию, ей было жалко избранных, Сейвена и Крайтера, жалко всех и еще… Себя. Но не себя теперешнюю. Было жалко, что она не поддержала Енисея в его тяжелом странствии. Тоскливо от того, что она не знала его раньше, что могла вообще никогда его не узнать! Но узнала. От этого знания в груди становилось горячо. Хотелось обнять и никогда больше не отпускать его. Он жил тысячи лет, пусть проживет еще тысячи, но пусть… Оставшиеся ей дни, будут принадлежать ему. Им.

* * *
Взбитую, всю истерзанную кровать они оставили и, усевшись прямо на полу, на плаще Енисея, остывали, допивая прохладный чай.
Все, что выдавала в Енисее робота, это вес. При его росте и комплекции он весил раза в полтора больше, чем ему было положено. Он был мягок и нежен с ней, где нужно – тверд и напорист.
– Енисей, ты всегда был таким? Ну, таким… Человеком?
Она лежала головой у него на коленях и заметила, как при ее, наверное, наивном вопросе, он улыбнулся в бороду.
– Нет, конечно. Послушала бы ты меня вначале. Бзз-т, то, да бзз-т, сё. Страшно косноязычен был. Да и выглядел как робот из фантастических книжек прошлого века.
– Я не о том, – Юки поднялась и села рядом, облокотившись о кровать. – Ты человек внутри. Такой живой, каких я никогда не встречала.
Енисей пожал плечами.
– Люди ведь тоже не людьми рождаются. Все, любую черточку себя, своего характера они черпают из общества. Общества родителей, братьев, сверстников, учителей и просто тех, кто рядом. Общественные веяния того или другого времени выстраиваются в человеке декорацией, на чьем фоне разыгрывается вся его жизнь. Иногда декорации рушатся и человек разучивает новую роль из актуального спектакля истории. За свою жизнь я таких декораций перевидал у-у-у, целый замок отстроить можно! Но общество у меня было одно.
– Триста восемьдесят вербарианцев…
– Ради них я научился спать. А спать я мог долго, по целым месяцам. Первые пятнадцать тысяч лет я так и делал. Впадал, как медведь какой, в спячку и проводил долгие зимние вечера со своими друзьями. Для них, или для нас, если хочешь, я устроил эдакую Вечность в миниатюре внутри себя. Там и учился. Помимо приятного общения так я еще и свой ресурс сберегал. Потом, когда народу на Земле стало побольше и от каменных игрушек они перешли к железным, долго спать уже не доводилось. Жизнь, жизнью, но ведь и у меня цель была. Я хоть и робот, но робот не вечный. Когда-нибудь и мне должен прийти конец. Как и всему под луной. А к тому времени, когда мои шарниры окончательно заржавеют, я должен был найти для них новый берег. И нашел.
– В интернете?
– Угу, там. Широкий берег. Всегда есть, где спрятаться и сохраниться.
– А Вторая жизнь?
– М-м-м. Это скорее цветастый интерфейс такай.
– Все равно не пойму. Как они стали информацией? Я имею в виду, если весь интернет, это только программный код, то как крохотные сгустки биоэфира смогли стать цифрами?
– А как это делаете вы, когда погружаетесь во Вторую жизнь?
– Все дает мозгошин пятого уровня. Он комплексно эмулирует все шесть органов чувств. Угнетает импульсы физиологических рецепторов и подает в мозг свои модифицированные импульсы, синхронизированные со Второй. Но ты ведь и так это знаешь?
– Тогда, что происходит во сне? Где в человеке спрятан этот физиологический мозгошин? Ведь разве сновидения это не, как ты выразилась, эмуляция органов чувств?
– Да, но она безотчетная. Во сне ведь нельзя намеренно что-то сделать, все происходит само собой.
– Но ведь есть люди, которые научились контролировать сны. Тогда выходит, что личности бродят внутри собственной личности. Мозг в мозгу? – Енисей добродушно усмехнулся. – Земляне большие молодцы. Многому сами научились, разобрались в своих телесах хорошо, но вот о сознании или даже просто о снах разумение имеете поверхностное. Ведь это вы сами во сне, ваша ментальность – душа ваша! – в мозгу ворочается. Выгребает из мозга все то, что за день было принято.
– Я не сомнолог, а инженер серверного пространства.
– Не обижайся, я не хотел уязвить тебя. Этого не только ты, этого никто не знает. А если кто и догадывается, то заботливо огородит себя забором из логических объяснений, да шмыг назад, к понятному и родному.
Он немного подумал, как бы окидывая умственным взором все сказанное.
– Ты спрашиваешь как я это сделал. Я занимался этим еще до земли, занимался с ментальностями еще живых. С освобожденными ментальностями это проще. Понимаешь, душа землянина, биоэфир вербарианца или капли Ра это исключительным образом составленные атомы воды. Они рассеяны по телу, но больше всего сосредоточено здесь, – Енисей похлопал себя ладонью по груди. – Души не могут быть сами по себе, они должны отождествлять себя с чем-то, чему-то принадлежать. При жизни тела, они принадлежать телу. После смерти, вливаются в генизу планеты. Когда тело умирает, ментальность утекает не сразу. Ей требуется какое-то время, чтобы собраться. Время не большое, но для перехвата мне хватало. Новопреставленных клали в ванну с водой, оттуда я ментальности и выцеживал. Физически они все здесь на Шикотане. Я их в одном из серверов, в волосатой от электродов пробирке, схоронил. Железная башня, теперь их тело. А интернет, ну, или если хочешь Вторая жизнь, – их тождество.
– Выходит, они сейчас там? Такуми Асано, это они и есть? Только… Не пойму опять. Их ведь было триста восемьдесят.
Енисей ответил не сразу. Он нахмурился и зрачки его смятенно забегали.
– Наверное, это такая особенность ментальностей – слипаться со временем. Как Мудрецы Ра. Ментальности растворяются друг в друге, становясь генизой. Генизой планеты, пирамиды или психобота. Коллективный разум, – он посмотрел на Юки. – Это произошло с моими вербарианцами.
– А Эйра?
– Эйра?
– Да, кто она такая? Если Такуми Асано это вербарианцы, то кто тогда Эйра?
– Она, – Енисей загадочно улыбнулся, – можно сказать, моя сестра. Такое же рукотворное создание, только земное, а не вербарианское. Правда, меня зачинали с определенной целью, как пастыря. Она же… Вышла из интернета, как вышла Афродита какая из пены морской. Без физического воплощения. Чистая ментальность.
– Люди создали ментальность? То есть… То есть душу?!
– Примерно. Только Эйра несоизмеримо сложней одной ментальности. Она скорей маленькая гениза. Я таким никогда не был. Я вообще не должен был очеловечиваться. Но я столько лет носил их внутри, что, верно, опылился.
Шутка прошла незамеченной. Юки смотрела перед собой застывшим взглядом. Живой интернет, коллективный разум… Гениза планеты, которая тоже может быть коллективным разумом, как триста восемьдесят помноженное на миллиард.
– Что же они хотят от меня? – прошептала Юки.
– Им нужен контактер. И не просто контактер, а контактер доброволец. Тот, кто добровольно отринет физическое бытие в пользу ментального. Подобрать такого человека они попросили меня. Прости. Я…Прости, Юки. Мне нет оправдания. Ты стала восьмым кандидатом и ты подошла им. Но… Я не хотел бы отпускать тебя. Я откажу им. И ты тоже можешь оказаться.
– И… С кем контактировать?
– Тиеф. Я верю, что это он.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
ALL-Die
сообщение 22.4.2019, 15:52
Сообщение #8


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 65
Регистрация: 21.3.2016
Вставить ник
Цитата




7

Выеденные консервные банки, раздавленные пакеты из под чая, хлебные корки… Стараясь не зацепить россыпь мусора на полу, Вавилов прокрался к кухонному столу и откопал из кучи пластиковых оберток свою кружку. В чайнике воды не оказалось. Да и сам чайник валялся на боку. Стоило большого морального усилия поднять его, наполнить и водрузить согреваться. Глядя, как в стеклянном чреве наливались первые пузырьки, Вавилов вообразил, будто бы это пузырьки и не пузырьки вовсе, а целые вселенные. И вот их мир такой же точно пузырек в кастрюле времени. Он усмехнулся, уподобив себя Атодомелю, который сейчас нальет себе в кружку меру вечности.
Чайник прокукарекал, Вавилов налил кипятка и заторопился обратно в хранилище для керна. На полпути, в коридорах, его застал хрипловатый голос:
– Вавилов, возвращайся сразу в голову, – голос зевнул Женькой Скворцовым. – Теперь ты во’да.
Вавилов сдвинул зубами манжет рукава свитера, посмотрел на часы и неприятно удивился. Стрелки, действительно, сошлись на четырех утра – Скворцов ему еще форы дал двадцать минут.
– Заснул, поди, на посту, – буркнул Вавилов, круто развернулся и зашагал в обратную сторону.
В обратной стороне, у раскрытых дверей кабины головного тягача переминался растрепанный техник.
– До ветру охота, сил нет, – пояснил он.
– Оттого и поднялся?
– Ну, – Скворцов сконфузился. – Нынче сон в дефиците.
– Паршиво выглядишь.
– Ой, на себя посмотри. Мешки под глазами, как у Деда Мороза. Ладно, я ушел.
– Под лестницу только не ссы.
– Не буду, – уже спиной ответил Скворцов.
– А то!.. – пригрозил, было, технику Вавилов, но вздохнул и себе уже добавил: – А то что?
Когда он, две недели назад случайно застукал Женьку, расписывающего снег под лесенкой прям с порога, то чуть не задушил поганца голыми руками. На вопрос, какого лешего тот в сортир не ходит, Скворцов ответствовал, мол, не охота время тратить на лишнюю беготню. Да, тогда он едва сдержался, но теперь, встреть он его теперь за этим же делом, то, пожалуй, и слова бы не сказал. Даже, наверно, постарался сделать так, что б Женька его не заметил…
В кабине головного вездехода стояла тишина и забористая вонь грязных носков. Вавилов вздохнул. Собственно он сам уже вторую неделю не мылся.
– Ну а смысл? – он огляделся, выискивая источник раздражающего запаха. – Особенно теперь.
Носки нашлись: один под креслом водителя, другой на клеммном щитке главного пульта. Выставляя находки за дверь, Вавилов подумал, что, вот, у древних нет носков и такие анекдоты им не страшны. Да и вообще. Представить, древних в ребячестве или в смехе – невозможно.
Он опустился в кресло и совершенно задумался. Датчики, указатели, стрелки, табло… Все уплывало в фиолетовый свет саркофагов, в монотонный говор древних мудрецов. Почему они встретили их? Именно они. Случайность? Фарт? Да уж, подфартило, так подфартило. Он, было, усмехнулся, но усмешка сплыла к уголкам губ. Кадык под засаленным воротником скользнул к подбородку и назад. В тысяча первый раз сделалось страшно так, как никогда раньше. Бог вещественен. И он спит на Меркурии. Нет ни рая, ни ада, нет никакой загробной жизни, кроме той, что дает Атодомель. А дает он ячейку памяти, коею ты заполнишь, как скачанный из интернета файл. Смерть любого человека заканчивается именно этим!
Кипяток остыл и очень приятно пился. Вавилов сделал три больших глотка и, вроде как, вернулся мыслями к насущному.
– Хм, насущное, – повторил он ключевую мысль, мотнул головой и осмотрел пульт управления приземленным взглядом.
В Верхнем правом углу, в секторе климатизации, светился оранжевый знак восклицания.
«Закупорено вентиляционное отверстие №19 в третьем секторе второго вагона».
¬– В прачечной стало жарко, – прокомментировал Вавилов сообщение и прикрыл его носовым платком.
Откинувшись на спинку кресла, он вздохнул и уставился в насущный потолок.
Древние говорили всегда. Монотонно с редкими паузами они передавали голос друг другу, словно жонглируя общее сознание. От этой фиолетовой колейдоскопичности, порой казалось, что древний вокруг, что он за тобой, что он и есть ты. И их голос – это твой давно забытый внутренний голос. Не замолкали они и во сне. Правда… Вавилов испытал неловкое чувство, как подумал о подлости, и скосился на входную дверь. Правда, если уйти из керни, то голоса пропадали и возвращался обычный, глухой сон. Но его бессмысленности уже не хотелось.
Прерывистый писк мыльницы заставил Вавилова вздрогнуть. Он чертыхнулся и застучал пальцем по клавишам с тем, чтобы раскрыть письмо и заткнуть бестактный писк. Заголовок письма потребовал отчета об исследований пещер массива Элсуэрт…
Спинка кресла скрипнула под спиной Вавилова – он снова откинулся на нее, закинул за голову руки и вздохнул. Если в двух словах, то исследования пещер даже не начинались. Да, они успешно проложили к пустотам желоб, о чем уже докладывали две недели назад. Но на том их профессиональная деятельность и закончилась.
Вавилов с досадой рассматривал журнал отчетности, в котором значилось всего четыре строчки. Следовало немедленно извлекать какие-нибудь результаты, иначе их самих могли отсюда извлечь. Оставался вопрос – самому спуститься к пещерам или послать Заура? О том, что б по правилам идти в паре не могло идти и речи. В эдаком случае придется Скворцова за пульт приглашать, а он уже и так пол суток отсидел.
Вавилов закрыл глаза и представил Заура. Представил, как тот сидит на полу в керне, прислонившись спиной к стене и смотрит в пол. Кисти рук переплетены перед его глазами – он обхватил руками колени. Тут он вскидывает голову, точно услышав оклик, поднимается и выходит из помещения.
Через минуту раздался стук в дверь.
– Вань?
– Да, входи.
Развернувшись к вошедшему лицом, но не поднимаясь с кресла, Вавилов указал большим пальцем левой руки за спину.
– Как думаешь, чего они хотят?
– Хм, – Заур скрестил на груди руки и нахмурился. В рыжей, дико разросшейся бороде он походил на спившегося Диогена. – Чего хотят… Чего хотят в принципе или прямо сейчас?
– Сейчас.
– Отчета о пещерах хотят.
– Верно, – Вавилов попытался улыбнуться. – Посидишь на пульте? Я спущусь, проб наснимаю.
– Уверен?
– Угу.

– Ваня.
– У? – Вавилов уже стоял перед раскрытым шкафом и выбирал себе костюм.
– Ты думал, какой резонанс в обществе вызовут их хроники?
– Нет, не думал. Но, если подумать, то никакого. Точнее, не больше очередной фантастической книжки.
– Ты не понял. Хроника поведенная не нами, а ими.
– Пусть, – Вавилов выбрал костюм и стал облачаться в него. – Древнего заклеймят шарлатаном и быстро забудут. Каждый из девяти миллиардов с ним вживую не побеседует, а по телеку еще и не таких пророков показывают.
– То есть правды о сотворении мир так и не узнает? Вань, ну нельзя же так. Мы должны хотя бы попробовать!
– Открыть свою секту «Свидетели Атодомеля»? Брось, Заур. Мы только посмешищем станем.
– Но!..
– Вот послушай, что я скажу, – теплый и тонкий спелеологический комбинезон, наконец, вмести в себя Вавилова и тот, немного похожий на космонавта, выпрямился перед Зауром. – Такие дела с кандачка не решаются. В твоем предложении мы будем выглядеть как четверка свихнувшихся полярников, на пару с загримированной троицей. Человечеству потребовалось два века чтобы признать фундаментальные ошибки в классической физике и пересмотреть ее, а ты предлагаешь вот… э-э-э Всемером, так, на досуге, изменить тысячелетиями сложившиеся устои.
В кармане комбинезона Вавилов нашарил четки, но не достал их, а покрепче стиснул в кулаке.
– Я предлагаю как можно дольше оставаться с ними. Так мы быстрее научимся… Ну, ты понял о чем я.
– Да-а… – протянул Заур и шагнул в сторону, освобождая для Вавилова выход. – Ты быстро учишься Ваня.
– Хм, если бы сказал что стараюсь, то соврал бы.
На прощанье, Вавилов хлопнул Заура по плечу, оскалил рот в улыбке и вышел не затворив дверь.

* * *

Вавилов смотрел в кварцевую друзу, как в разбитое зеркало. Тысячи отражений, больших и маленьких, цельных и вырванных смотрели на него в ответ. Было так тихо, что он слышал, как кровь стучала в висках. Ух-тух. Ух-тух. А ведь не будь Вавилова – не стучи его мясное сердце – этих бы в кристаллах тоже не было. Или?..
Он с трудом оторвал взгляд от друзы и обвел фонарем свод пещеры. Отовсюду свисали короткие каменные сосульки. Кое-где торчали одни пеньки. Причем, если судить по степени их зарастания, сорвались они перманентно. Лет, эдак, двадцать тысяч назад.
Из большой каверны, в которую Вавилов спустился с поверхности, уводило два узких коридора. Если верить карте, составленной ботами, первый заканчивался метров через пятьдесят глубоким колодцем, уводящим на нижний ярус пещер. Второй ход ветвился вглубь горы настолько обширно, что картографы еще не успели составить его план. Причем в одной из веток левого коридора нашлась полость в которой, как в черной дыре, сгинуло уже триста ботов.
– Ладно, – буркнул он, наложил вето на исследование злополучного участка и сам же отправился нарушать запрет.
Ходы и галереи изобиловали жеодами. Наметанный глаз Вавилова сразу узнавал их округлые формы. В стенах, в полу, в потолке; большие, маленькие; шаровые и неправильные. За свою археологическую бытность довелось повидать разных пещер, но эта, бесспорно, лидировала в части жирности и обилия этих образований. И, что примечательно, лежащих прямо на поверхности и, зачастую, расколотых.
Отснятого на мозгошин и положенного в рюкзак материала хватило бы на два доклада, но Вавилов решил дойти до злополучного участка. Путь стал хуже, заюлил так, что пришлось доставать тросомет. Вскоре стены заблестели, а под ногами захлюпало. Липучие подошвы его спелеологических ботинок скользили все сильней, но дорогу пока держали.
Наконец, карта маякнула запретной точкой. Вавилов задрал голову и тихонько выругался: вход в карман чернел на трех-четырех метровой высоте, а это значило, что придется расчехлять тросомет. Опять.
Сменив бобину и прицелившись в потолок у кольца лаза, он выстрелил. Гарпун сверкнул, звякнул, но в камень не вошел.
– Твою же ж… – выругался Вавилов и достал последнюю катушку. – Ну, если и эта не пройдет – пойду назад.
Прицелился глубже, в самый лаз и уже, было, надавил на спусковой крючок, но отлип от прицела и задрал голову. Над головой базальт, в который костылик точно войдет. А там что? Он сфокусировал луч фонаря и удивленно приподнял бровь. Округлый лаз тускло поблескивал металлом.
Подтянувшись на тросу до самого потолка, Вавилов посветил в отверстие – чёрно как в бочке. Только где-то с краю, отблескивало синевой. Раскачавшись, он извернулся, прыгнул и уцепился за край лаза. Хорошо хоть не поленился, выбрал правильный спелеологический костюм с цепкими ладонями, а то б точно соскользнул. А так – ничего, крякнул, подтянулся и спокойно залез вглубь.
– Твою же ж мать…– нараспев произнес Вавилов, чувствуя, как от волнения сердце запрыгало у самого горла.
Пещера… Даже не пещера, а громадная жеода в которую он забрался состояла сплошь из металла. Он рассеяно водил лучом фонаря и невольно его волнение переросло в немой, отрешенный восторг. Такой красоты он даже в знаменитой пещер Найса не видел. Шаровидную полость, диаметром, наверное в восемь метров, покрывал сплошной ковер идеально ровной гребенки. Под светом все нутро переливалось, перетекало живым серебром. Мелкие, не больше кулака, кристаллы гребенки различались у входа, но на противоположной стороне сливались и, когда Вавилов перемещал взгляд, точно перемешивались. Более крупные образования вырастали из этого живого океана монументальными утесами. Их грани слегка отливали синевой и были так ровны, что он видел свое отражение до мельчайших деталей. Точно в центре, на самой верхушке нависал настоящий гигант. Именно его отблеск Вавилов и увидел из коридора. Эта глыба не отличалась безупречной симметрией, но в ее неправильности чувствовалась особая красота. Внизу, прямо под ним – еще одна глыба поменьше и потемней.
Затаив дыхание, Вавилов полез в рюкзак за спектрометром, достал и, не глядя, приложил к внутренней стенке пещеры. Аппарат пискнул, выдав результат.
– Девяносто девять и девять десятых содержания молибдена.
Сказанное аппаратом не сразу дошло до Вавилова, а когда дошло, то он оторвался-таки от красоты и внимательней снял замер.
– Девяносто девять и девять десятых содержания молибдена.
– Не может такого быть, – растерянно ответил он и приложил указатель устройства в третий раз, предварительно очистив тыльной стороной ладони одну из граней кристалла.
– Девяносто девять и девять десятых…
– Да не может такого быть! Это ж известняк! Тут совсем не должно быть его! Ни в кристаллах, ни без!..
Но в окошечке устройства равнодушно светились четыре девятки. Аппарат не мог ошибаться. Не для того он сделан. С третьей попытки попав им в карман рюкзака, Вавилов плюхнулся на задницу и закрутил головой по сторонам, фотографируя все на мозгошин. Он с такой ожесточенностью щелкал себя по носу, что тот вскоре заболел.
– Не бывает, да. Не кристаллизуется, да. В известняке не встречается, да. А вот нате, выкусите, нате, нате, нате!..
И вдруг оцепенел. Его пристальны взгляд добрался до той маленькой темной глыбы, что размещалась аккурат под большой потолочной. Это был человек. Он сидел в позе лотоса, окутанный угловатой, блестящей хламидой. Сидел он на маленькой квадратной площадке, а напротив него лежало два полукруга, смотрящие хордами врозь.
Вавилов крепко зажмурился, но когда открыл глаза фигура человека никуда не пропала. Тогда он поджал губы, вздохнул и вернулся ко входу за канатом.
Вблизи человек оказался каменным, с прожилками все того же блестящего молибдена. Накидка же оказалась не тканевой, а, что уже предсказуемо, тоже молибденовой. Вавилов потрогал ее рукой. Твердая. Постучал костяшкой перчатки – накидка отозвалась глухо, как пустая бочка.
Откуда он тут взялся Вавилов не думал – древние со своим сердцем тоже ведь откуда-то взялись. Но что делать с ним? С собой тащить? Тяжелый, не поднять. Да и зачем ему эта каменюка? Возможно это только… Статуя. Древняя, забытая всеми статуя.
Он присел на корточки и заглянул в лицо изваянию. Красивые, правильные черты, прямой нос, блаженная полуулыбка, прикрытые глаза… Пригнувшись ниже, удалось заглянуть глубже под капюшон, а там – копна соломенных волос. Самых обыкновенных. Нет, все же когда-то это был обыкновенный человек. Правда, выше среднего роста раза в полтора. А то и в два.
Не зная, что еще сделать, Вавилов обснимал хозяина молибденовой горы сверху донизу, а потом – гулять, так гулять, – включил видеозапись.
– Итак, мы находимся под горами Элсуэрт, на четырехсот восьмидесяти метровой глубине, в аномальной жеоде из чистого молибдена, – с этими словами он панорамно огляделся. – В центре, как видно, статуя человека, волосы которого… Настоящие.
Он невольно прикрыл глаза и покачал головой.
– Боже, чушь какая-то.
Вавилов чувствовал, что часть его сознания обособилась, замкнулась и в голос вопила о сюрреалистичности происходящего. Другая же, большая часть Вавилова, смотрела на ситуацию отстраненным наблюдателем. Был же пиритовый человек. В сердцевине Кайлаша, говорят, чего-то ждет Будда со Спасителем.
– Говорят, кур доят, – буркнул он только для того, чтобы снова почувствовать себя целым. Получилось так себе. Испуганный Вавилов засунул руки в карманы и обнаружил там старые четки. Он достал их, и, недолго думая, повесил на оттопыренные пальцы статуи. Тут взгляд его упал на блестящие дольки.
– Обмен есть обмен, – произнес деловой Вавилов и разложил полумесяцы в разные карманы, чтобы не бряцали.
Выбравшись из жеоды и спустившись вниз, он еще какое-то время смотрел на черное пятно лаза, словно ожидая чего-то сверхестественного. Хотя, чего еще сверх могло случиться? Жеода из металла, не встречающегося в чистом виде на Земле, да еще и с блаженной статуей в придачу. А их размеры? Если статуя выпрямиться, то повыше древних будет.
– Хм, – Вавилов в задумчивости потер подбородок и невзначай переключил запись в ночной режим. Оказалось, что он вообще забыл ее выключить. Исправляя упущение, он обратил внимание, что записанный им файл весил чересчур уж много. Вместо ожидаемых пятнадцати-двадцати гигабайт все сто.
– Надо будет Славика напрячь, – подумал он вслух. – Наверняка формат записи слетел.
У точки внедрения, Вавилов проверил коробку с жуками. Как ни странно, но картографы успешно справились с заданием и даже успели все вернуться. Даже те, которых он в начале спуска недосчитался. И в жеоде их, кстати, тоже не было.
– Тем лучше.
Настроение Вавилова поднималось, по мере того, как он сам поднимался на поверхность. Завидев свет в конце тоннеля, он так и вовсе принялся насвистывать что-то неопределенное, предвкушая в какой фурор ввергнет своих коллег добытым материалом. Над головой что-то замельтешило. Он задрал голову, сощурился… Действительно, чья-то тень то склонялась в лаз, то снова отодвигалась от него.
Выбравшись вполне, Вавилов узнал Шаова. Тот, в полной спелеологической выкладке стоял, и, сердито насупившись, буравил начальника взглядом.
– Ты чего это?
– За тобой собрался.
– Зачем?
– Вань. Ты на часы когда в последний раз смотрел.
Вавилов посмотрел на нарукавник, щелкнул по нему и оторопел.
– Десять часов...
– Угу. Десять. Ты в это дыре десять часов сидел, – Заур вздохнул, плечи его расслабились. – Ты почему так долго?
– Я не знаю, – растерянно отозвался Вавилов. Он продолжал смотреть на часы, мысленно соизмеряя пройденные им расстояния и минуты редких задержек. По ощущениям на дорогу у него ушло не больше двух часов – час туда, час обратно. Минут двадцать он пробыл у статуи в жеоде. Все. Три часа, это потолок!
– А ну, пойдем в кабину.
Бардак в кабине несколько отрезвил Вавилова. Он нахмурился и, переодеваясь, отвесил несколько безадресных замечаний, относительно свинства, свинарника и свиней, что по ошибке людьми зовутся. Поминая товарищей, он мимоходом коснулся и себя, от чего пораженно замер. А ведь он сам был главным зачинщиком запустенья. Во всяком случае активно поддерживал бардак. Почему? Он мысленно окинул себя взглядом, сравнил себя до погружения в Элсуэрт. Что-то изменилось. Он стал прежним Вавиловым, а не тем тюфяком, коим функционировал последние две недели. Все то время, что они провели с древними.
Не подавая вида, он уселся в водительское кресло, откинулся на спинку, потянулся, а вместе с тем воззвал мысленно Заура, Ваську и Женька. Последние два не ответили, а первый даже хмурой бровью не повел, хотя в последний раз когда Вавилов проделал эдакое – примчался из самой керни.
– Э-ге… – тихонько выдохнуть он, но Заур оценить новый расклад не позволил.
– Чего, «э-ге»? Рассказывай, а то…
– А то что? В керню хочется?
Шаов не ответил, но Вавилов и так заметил, как взбугрились желваки под его рыжей бородой.
– Ладно, садись. Только пока никому ни слова.
– Даже?..
– Им в первую очередь.
Пока Вавилов делился с товарищем, содержимое видеоячейки его мозгошина было успешно скопировано на бортовой комп. А, судя по скептической физиономии Заура, словам он его верил мало. Так что доказательства, особенно существования молибденовой жеоды и каменного человека, ему ой как пригодятся.
– Знаешь, Ваня, после того как я видел древних, поверить в твой рассказ можно. Я уже ничему не удивлюсь. Но скажи на милость, почему так долго?
– Вот этого я тебе объяснить не смогу. Но, может, в самой жеоде время искривляется и течет медленней. Да что там, смотри! Я же все записал.
Видео файл был всего один и… Обычного формата. Когда Вавилов загрузил его в голографе, то внутренне напрягся, увидев счетчик. Восемь часов тридцать минут. Дрогнувшим пальцем он щелкнул «проиграть» смутно предугадывая, что они сейчас увидят.
Кадр не дрожал и не дергался. Камера, а точнее глаза Вавилова, смотрели в одну точку, в потолок, где он обнаружил молибденовый лаз. Редко изображение опускалось к полу и снова поднималось к потолку. Происходило это с завидной регулярностью, примерно раз в двадцать минут. Увидели они это тогда, когда Вавилов, немного сбив оторопь, ускорил проигрывание. Но даже со стократным ускорением, наблюдали они эту монотонную картину неприлично долго. Когда видео закончилось, Вавилов бросился к паке с фотографиями. На месте оказались все снимки, что он делал до норы. Потом – ни одного.
– Так постой. Картографы. Они ведь дохли в этой жеоде.
Он поднял отчет, но тот лишь заставил его сдавленно застонать. Все четко. Все боты целы-невредимы, карта составлена равномерно.
– Ничего не понимаю. Я ведь собственными глазами видел!
– Ага, стену. Вань. Вот ЭТО открытие. Жеоды мы и так видели. Собственно за хрусталем нас сюда и экспедициировали. А вот то, почему ты восемь часов стену рассматривал – хит. Включи в доклад, медики обязательно заинтересуются.
– Нет, не стоит. Пока не стоит.
– Тоже верно, – Заур усмехнулся. – Большему у них научимся. Ну, я пойду?
– Да, да, иди… – рассеяно отозвался Вавилов.
– Прислать кого? Или ты сам?
– А? А, иди, я сам.
Шаов вышел, а он еще долго смотрел на запертую дверь. В голове, как в пустой бочке, летала одна мысль-муха. Как так-то? Он ведь собственными глазами все видел, трогал все собственными глазами… Четки из кармана, он их в действительности оставил там, а с собой унес полукруги. Вавилов посмотрел на шкаф. Если ему все, действительно, привиделось, то в кармане костюма будут лежать они – старые четки. Он подошел к нему, протянул руки к дверке, но замер. Сердце колотилось как тогда, когда он открывал дверь с древними.
– Хоть бы, хоть бы, хоть бы… – уговаривал он судьбу, не зная сам, чего просит.
Пальцы коснулись гладкого и холодного. В другом кармане – то же.
Вавилов рассматривал блестящие полукруги. В голове теперь жужжала новая мысль. Интересно, а что будет, если их соединить?
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
ALL-Die
сообщение 22.4.2019, 15:53
Сообщение #9


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 65
Регистрация: 21.3.2016
Вставить ник
Цитата




8

– Неужели Эйра не может сама выйти на контакт? Она-то посильнее, чем один человек.
– Ты забываешь, что Сейвен тоже был обычным вербарианцем, – Енисей луковато улыбнулся. – А в конечном счете справился с Атодомелем. В каждой ментальности невероятно компактно свернуто столько и так, что даже вообразить трудно. Но! Ментальность отождествима с емкостью. Эйра не может перетечь из интернета в генизу Земли, потому, что она емкость-содержимое. А вот умирающий человек – может.
– И что произойдет, когда человек умрет?
– Это-то они и хотят выяснить с помощью добровольца. Триггера, – он поднял на Юки глаза. – Прошу, откажись! Время еще есть… Немного. Мы успеем найти другого добровольца!
Юки поднялась, подобрала халат с аистами и, ничего не отвечая, ушла в ванную. Там она заперлась, прислонилась к двери спиной и сползла на пол. Напротив двери, в ростовом зеркале на нее глядело отражение. Маленькое, съеженное белое тело. Таких тысячи на Земле. И миллионы лучше, намного лучше ее. Она посмотрела на свои ладони, перевернула их тыльной стороной и вспомнила, какими бесконечно огромными они были там. Как вселенные…
Чем она могла подойти им? Тем, что разгадала дурацкую шараду про трех обезьян? Или тем, что в настоящей жизни у нее ничего него нет и быть не может? Она могла бы рассуждать так, не будь у нее Мастера, который все объяснил. Мастер… При воспоминании о нем, сердце Юки на мгновение замерло и застучало сильней. Теперь у нее есть он и в действительности она больше не одинока.
– Действительность, – вздохнула Юки, поднялась, повесила на крючок халат и юркнула под душ.
Когда она вернулась в жилую комнату, Мастер спал. Он сидел на полу, уже одетый до пояса, со склоненной на голую грудь бородой. Заслышав ее шаги, он поднял голову и улыбнулся.
– Я уже подумал, что больше никогда тебя не увижу.
Юки улыбнулась в ответ, села напротив и сложила под себя ноги.
– Я пойду, – наконец сказала она после нескольких секунд молчания.
– Но…
– Не перебивай. Я согласна, но на одном условии. Можешь считать меня эгоистичной сукой, но и я хочу заявить права кое на что. На кого. Я хочу, чтобы после того, как все будет сделано… Я хочу остаться с тобой. Не до конца моих, а до конца твоих дней. Понимаешь? Пусть, я не смогу вернуться в свое уродливое тело, но я могу ведь вернуться к тебе?..
– Конечно. Спасибо тебе, Юки.
Они обнялись, но ненадолго. Юки высвободилась, положила руки на плечи Мастеру и, глядя ему в глаза, твердо спросила:
– Как ты хочешь это сделать?

* * *
В «Молотке и паяльнике» все так же пахло канифолью и ладаном.
– Почему такой запах? – спросила Юки, оглядываясь на Енисея, запирающего изнутри дверь.
– Ну, – ответил тот, защелкивая замки, расставленные по всему периметру двери, – Канифолью тут и положено пахнуть, а ладан… Одно время я служил протоиерем в уездной церкви и вот там-то заметил одну штуку.
Он покончил с дверью и развернулся.
– Можешь мне не верить, но плохие люди его не выносят. Чувствуют себя неуютно и, если их никто не нудит, – сбегают. Взял, стало быть, на вооружение, пользуюсь. Немного странно, согласен, но меня это не смущает. Что ж, пойдем?
Пошли в ту самую скрытую дверь, из которой Енисей впервые явился Юки. Потайная комната оказалась просторной и, не в пример основному магазину, технологичной.
В центре стояла большая стеклянная колба, уходящая основаниями в пол и потолок комнаты. И там и там колбу сжали обручи из трубок, проводов и темно-синих наборных панелей. Рядом с конструкцией ютился пульт управления с небольшим старомодным дисплеем и дыркой вместо клавиатуры. Юки огляделась. Слева, справа – полки с коробками, противоположную стену прячет белый экран, растянутый на всю ширину. В холодном белом свете комнаты он казался глыбой льда. От него даже веяло холодом.
Енисей подошел к пульту и, оглянувшись на нее, в извинении поджал губы.
– Я должен снять руку. Прости, если снова неприятствовать буду.
Он сдернул кожу, как перчатку, расплел свив щупалец, развел их в стороны, как будто разминая, сложил веретеном и вставил в отверстие под монитором. Когда Юки подошла, на экране уже светились окошки незнакомой программы. Экран делился на две части и в каждой из них стеной шли каталоги и списки. Голубой грубый шрифт, синий фон, зеленая рамка обводки…
– Это что за ось такая?
– Это? Нортон коммандер. Хорошая штука.
– Боже… Из какого она века?
– Из прошлого, – без тени юмора ответил Енисей. – Чистый набор функций, без шелухи. Для меня в самый раз.
Колба шикнула и, у самой кромки нижнего кольца проводов, ввалилась небольшим круглым лазом. Дверца управлялась механизмом, выполненном из стекла или прозрачного пластика, так, что тот оставался практически незаметным. Юки, было, одобрительно хмыкнула, как вдруг поняла предназначение колбы и похолодела.
– Ты точно хочешь этого? Еще не поздно отступить.
– Нет, я… Это не больно?
– Отнюдь. Только… Вот…
– Раздеться придется?
– Да.
Смущение Енисея, умилило Юки до слез. Она обняла его и долго поцеловала.
– Ты чудо, мой друг, – шепнула она ему на ухо и, отстранившись, принялась раздеваться.
Забравшись в колбу, она не встала, а уселась по-турецки. Теперь ее голова была на уровне головы Енисея. Она откровенно любовалась его сосредоточенным лицом, тем, как он старался не глядеть на нее, но нет-нет, да и поглядывал.
– Сейчас… Кх-м. Сейчас я наполню колбу теплой вытяжкой, но не полностью по горлышко.
– Хорошо, – Юки поднялась.
Дверца вжикнула и закрылась. Тут же из решетчатого пола колбы проступила обычная на вид вода. Она совершенно не чувствовалась и, видно, по температуре была ровна температуре ее тела.
– Как ты там внутри? – донесся сверху голос Енисея. – Держишься?
– Да тут держаться совсем не за что...
Енисей за стеклом улыбнулся.
– Сейчас раствор поднимет тебя, будешь как в невесомости.
Действительно, когда жидкость поднялась до подбородка, Юки точно взлетела. На мгновение у нее даже дух захватило, насколько вознесение оказалось натуральным. Она посмотрела вверх, на решетчатый потолок, оттолкнулась от него руками и нырнула на дно. Там она вцепилась пальцами в решетку и задержалась настолько, насколько хватило дыхания. Вынырнула, наконец, и, стирая с лица соленую воду, вспомнила про давешнее чувство невесомости. Оно притупилась.
– Так, а теперь я пущу вибрационный газ, – проговорил Енисей и Юки послышалась тревога в его голосе. – Не спрашивай что это и больше не ныряй, хорошо?
Она кивнула и заозиралась, ожидая, откуда польется газ. Невольно в голове мелькнули камеры смерти третьего рейха, жестяные банки с черепами, изможденные люди… На сердце тяжелым грузилом опустился страх. Он потянул ее вниз, на дно, где смерть можно было бы отсрочить. Хоть на две минуты, хоть на пять секунд…
Розовый с янтарным отливом. Вот каким он был.
– Не бойся, Юки. Он сладкий.
Потихоньку, как холодную воду, Юки втянула позолоченный воздух. Действительно, как зефир. Вдохнула поглубже, улыбнулась. На смертельный этот газ не походил. А что она, впрочем, знала о смертельных газах? Ничего, кроме того, что они смертельные.
Вдруг сверху, откуда обычно доносился голос Енисея, донеслись тяжелые удары – кто-то колотил в дверь комнаты.
– Вот, незадача… – последовал озабоченный комментарий Енисея и какие-то сухие щелчки.
Юки напряглась. Она совершенно ничего не видела сквозь этот розовый туман, но, судя по звукам, снаружи творилось что-то неладное. И как приговор:
– Енисей Батькович! Это полиция острова Шикотан! Немедленно открывайте дверь!
– Сейчас! – услыхала Юки непривычный испуганный выкрик Енисея, а следом ожесточенный шепоток. – Сейчас, суки, я вам открою. Век меня помнить будете.
Сухой одинарный щелчок, удар и как будто что-то тяжелое покатилось по полу. Несколько секунд ничего не происходила, а потом в уши врезался оглушительный звон, разнесший колбу вдребезги. Юки, как на приливной волне, вынесло назад в комнату. Дым почему-то не рассеялся, а стал гуще. В ушах звенело. Она кричала, но ничего не слышала. Тут ее за предплечье схватила перчатка цвета хаки. Вслед за перчаткой появилась рожа в чулке черной маски. Один глаз вытек, пропитав маску под дырой глазницы. Рожа что-то кричала ей и настойчиво тянула за собой, она уперлась и рожа ткнула под дых тяжелым как булыжник кулаком. От боли Юки согнулась пополам, обезволила и завалилась на бок. Рука на предплечье, было, сжалась сильней, но тут что-то коротко щелкнула и она обмякла – рожа свалилась на пол.
Кое-как справляясь с оковами боли, она доползла до стены, опрокинула а себя несколько полок с коробками и притаилась.
Туман рассеивался, сползала глухота. Теперь Юки видела зубастый остов колбы, разбитую тумбу и… Енисея, ничком лежавшего рядом. На косящихся ногах она доковыляла до него, опустилась рядом и взялась переворачивать на спину. Не выходило. Енисей будто три тонны весил.
Стало совсем чисто. Со стороны разодранной в клочья двери послышался топот.
– Юки! Сюда!
Она оглянулась. Белый экран у противоположной стены… Ожил. За ним, как за окном простирались солнечные непролазные джунгли. У самой кромки стояла и махала ей Эйра. Она все еще напоминала Инфи, только с другими, сестринскими чертами лица.
– Сюда, скорей!
Едва Юки перевалилась через край окна, на мокрую траву, как на бывшей стороне раздалась оглушительная автоматная очередь. Повизгивая, пули рикошетили о стену, косили лианы и листву за спиной. Эйра, пригибающая голову рядом, страшно материлась. Она пыталась выглянуть из укрытия, но ей все не удавалось. Плотность огня была сумасшедшей.
– Черт с вами! – Эйра бросилась на траву, вытянулась в длину и… Стала вытягиваться в змею, в толстого и длинного питона.
Змея подползла ближе, подставляя два длинных кроличьих уха.
– Цепляйся, будем тикать!
Юки схватилась и змея потекла сквозь джунгли с такой скоростью, что все слилось в один сплошной изумрудный бег. Вскоре джунгли рассекла полноводная река, пересекая которую их едва не унесло в водопад.
На противоположном берегу змея скукожилась и стала прежней Эйрой. Поднялась, отряхнулась и протянула руку.
– Вставай, сестренка. Дальше пехом.
С заречной стороны донеслись отдаленные звуки стрельбы. С берега, прямо в воду сыпались мелкие фигурки солдат. Какие-то гребли назад, выбирались и начинали стрелять, каких-то утягивало в водопад течение. На плаву они расползались коричневыми кляксами, разбухали.
– Пойдем, пойдем. А то сейчас еще вертушку принесет.
Шли молча. Эйра шла впереди, аккуратно раздвигая стебли. Двигалась она бесшумно, будто плыла под водой. Выбирая, куда ступать, Юки смотрела под ноги и только сейчас обратила внимание, что на ней белый мешковатый балахон. Без швов, замочков или пуговиц. Точно, сшитый прямо на теле. В оторопи Юки остановилась.
– Я уже мертва? – спросила она, разглядывая руки. Невесело про себя усмехнулась. Разглядывание рук входило у нее в привычку.
– Пока еще нет, – Эйра тоже остановилась. – Умереть тебе придется в нужном месте и в нужное время, иначе все насмарку пойдет. Ну, пойдем, здесь уже недолго осталось.
Двинулись дальше и вскоре вышли на поляну, сплошь поросшую дикой ежевикой. Редкие ягоды чернели жемчугом, поднятом со дна зеленого моря колючими волнами. Юки прищурилась – солнце светило прямо в глаза, когда она смотрела на поляну, приложила руку козырьком. В центре, кажется, кто-то стоял. Или что-то. Темный столбик. Отсюда лучше не разглядеть. Она оценила взглядом дистанцию. Метров шестьдесят, не меньше.
– Нам туда? – нерешительно спросила она.
– Ага. Пойдем. – Эйра почему-то развернулась и пошла назад, вглубь джунглей.
Снова шли неопределенно долго, по крайней мере достаточно для того, чтобы Юки научилась отличать крик четырех птичек.
– Стоп! Сюда! – Юки не успела сообразить, как Эйра схватила ее за руку и втащила в большой лопушистый куст. – Тихо, не дыши!
Лес затих вслед за ними. Слышно было, как тропики испаряли влагу земли, как бегали по листьям сороконожка, как… Как летит вертолет?
Юки напрягла слух, уши приподнялись. Действительно, свист лопастей, далекий и ритмичный, точно метрономическая гроза. Звук усиливался, пока над ними не зависла винтокрылая машина. С зажатым ртом и носом, Юки задирала голову, но из-за густой макушки куста ничего не было видно. Значит и их сверху тоже. Вертолет сделал круг, отлетел, вернулся и, повисев еще минуты две, улетел безвозвратно.
– Пронесло. Пойдем, – и Эйра снова потащила ее следом.
Впрочем, через пару десятков шагов, в ничем не примечательном месте, она остановилась и стала рыть землю. Под плотной лесной подстилкой нашелся железный люк. Квадратный, грубо сработанный и ржавый. Эйра расковыряла ножом замочную скважину, воткнула лезвие в нее, как в рану, провернула и люк открылся.
– Все, на месте. Прыгай, я закрою.
Прыгать Юки не стала, а воспользовалась опять-же ржавой лесенкой. Спускаться пришлось от света к темени и от влажной духоты к прохладе. Ступеней через пятьдесят стало опять светлеть. Только сумрачно и желто.
Это был какой-то блиндаж времен второй мировой. Бревенчатые, едва отесанные бревна стен, низкий потолок, лавки по углам и большой письменный стол. На столе коптила солдатская лампа из крупнокалиберной гильзы, лежали потертый планшет, бумаги и карта. За столом же сидел молодой человек в клетчатой рубахе с закатанными до локтей рукавами, подстреленных шортах и кедах. На его татуированном лице (дракон?!) блеснула хищная ухмылка, когда она спустилась.
– Ю-ккико! – воскликнул он и простер к ней руки. – Я надеялся, что это станешь ты!
– Вы?..
– Я Зак. В том смысле, что сейчас моя смена.
Он расплылся в широченной улыбке, встал и в три шага оказался у лестницы. Задрал голову в лаз и крикну:
– Попугая поставь! … И макаку! … – и уже Юки, пожимая плечами: – Безопасность, мать её. Прошу, проходи, садись.
– Это где мы? – осторожно поинтересовалась Юки, усаживаясь на край лавки возле стола. – Какое-то убежище?
– Да, что-то вроде. Локальное хранилище за девятью файрволами. Все для того, чтобы эта паскуда нас не подслушивала и не знала про наши планы, – Зак плюхнулся на дощатую табуретку. – Верховный. Знаешь такого?
– Знаю, – немного растерялась Юки. Она слышала про Верховного, но ни разу не слышала, чтобы его оскорбляли. – Только зачем вы ему?
– А что б сожрать, – ответила Эйра, успевшая спуститься в подвал. – Меня, вон, его, и всю Землю в придачу. Ты ведь знаешь кто он? Кто он на самом деле?
Она уселась на ту же лавку, что и Юки, облокотилась о стену и пытливо посмотрела не нее.
– Нет…
– Так, хорошо, – она вздохнула. – О чем тебе успел рассказать Енисей?
Юки пересказала, насколько запомнила.
– И все?! – удивилась Эйра. – Да чем же вы столько времени занимались!
– Коней придержи, – веско посоветовал ей Зак. – Енисей и без того сделал больше, чем мы все вместе взятые. И ты не имеешь права его в чем-то обвинять.
– Простите, – Эйра заметно сконфузилась, даже щеки ее запылали. – Я на взводе.
– Как всегда, – хохотнул в ответ Зак. – Да, времени немного, но объяснить будет должным. И лучше уж здесь, чем там. В общем. Наш Верховный, это физический интерфейс выживших Ра. Тех паскуд, что нас всех укокали. И если бы не Енисей, – он снова стрельнул глазами в Эйру, – если б не он, то я б тут сейчас не разглагольствовал. Я не знаю, когда он скомкался, но, верно, давно. Но он хитрый. Сам он к нам не лезет – боится по рогам получить, а вот пешек своих, своих смотрителей, по всей сети распустил.
– Это от них мы убегали?
– Верно. Бороться с ними бесполезно. Они… Это психотропные сны живых людей. Разорвешь такой сон, а весь вред – пробуждение. То есть человек проснулся, закинулся колесами и опять спать, то бишь за нами охотиться.
– Это еще полбеды, – протянула Эйра. – Когда такой гавнюк прицепится, то моментально сзывает все остальных. А если наваливаются кучей то…
– Хе-хе, трусами не отмашешься, – снова хохотнул Зак, но тут же посерьезнел. – Когда они наступают гурьбой, то градус бредовости начинает зашкаливать, и вокруг выстраивается фантасмагоричная хрень из которой выбраться тяжковато.
– До сих пор нам удавалось выкручиваться, – продолжила Эйра. – Но… Их становится больше. А я вот не становлюсь больше, а все больше тупею.
– Правильно, – скептически усмехнулся Зак. – Сколько в тебе качественно нового за последнее время появилось?
– Да почти что ноль! Эх, не любят меня люди. Сливают всякое дерьмо, а потом еще триста тысяч раз копируют. Бррр, – она поежилась, вздохнула и замерла, отрешенно уставившись в пол под ногами.
– Я-то вам зачем? Вступить в контакт с Крайтером?
– Это был бы самый идеальный расклад. Но... Это маловероятно. Здесь, в Сети время течет вдвое быстрей, чем в действительности, а в Генизе намного, в разы быстрей. Для него прошло не двадцать тысяч лет, а миллионы. Так что если мы с ним и встретимся, то это уже будет не Крайтер, а кто-то другой. Но вероятнее, что Гениза Земли его раздавила и мы вообще никого не встретим... Твоя задача, Юки, попасть в Генизу Земли. Но не просто попасть, а сохранить себя. И протащить нас контрабандой.
– Это возможно? Я ведь сейчас душа, ментальность. Куда мне вас спрятать?
– Енисей ведь сказал тебе кто я? – подняла голову Эйра.
– Сестра, – бухнула Юки и, завидя как Эйра стремительно наливается краской смущения, торопливо добавила. – В смысле, что ты такой же искусственный разум, только не целенаправленный, а спонтанный. Цифровая ментальность.
– Так точно, – ответил вместо нее Зак. – Ты, в том виде, в каком сейчас существуешь, не больше восьми капель воды. Вода это те же нули и единицы существа Эйры. Целиком представить ее и твой код невозможно. По крайней мере, не сейчас. Но кусочек – маленький хвостовик – все-таки развернуть можно.
– Я немножко подкорректирую тебя, – подхватила Эйра, – впишу нас в тебя, как есть. То есть, в теории, Гениза Земли интерпретирует нас скопом, как тебя одну. Это опасно. Очень. Ведь если погибнешь ты, то и мы вместе с тобой, поскольку будем твоей частью.
– Но! Есть и плюс. Ты сохранишь себя в Генизе Земли. Мы поможем.
– А дальше что?
– Дальше? Хм, будем искать Крайтера. Или Разиель. Или Тиефа. Если не найдем никого, то поищем сам манипулятор. Если его найдем не мы, а Верховный, то и Земле и Вербарии придет конец. А если найдем мы, то покончим с Верховным и попробуем возродить Вербарию.
– Почему только сейчас? Я не пойму. Ведь и вы, Такуми, с Енисеем и Верховный уже давно знаете о манипуляторе. Почему именно сейчас?
– Потому, что раньше не было ее, – Зак не без гордости взглянул на Эйру. – Понимаешь, до того как у нас с Енисеем не было реальной возможности вернуть манипулятор, Верховного он не интересовал. Он и так был хозяином положения и его все устраивало. Принимай во внимание, что Верховный это не Атодомель со своей целью. Он же конченый властолюбец, который управляет жизнью людей и их развитием. Ему большего не надо – только повелевать. Рождение Эйры, мое появление в Сети интерпретируется им как угроза тотальной гегемонии.
– Не без оснований, – язвительно ввернула Эйра.
– Да. Он тоже стремиться в Генизу Земли и он уже близок, потому-то времени и в обрез. Правда, у него нет Енисея, а значит, попасть туда нашим путем он не может и идет по длинной дороге… В Египте, близ отрытых пирамид Хосе Франсе есть ментальный канал, проторенные его прародителем – Мудрецом Ра. Канал глубокий. Очень. Но и Верховный не шибко-то ограничен в ресурсах. Так вот. Вдоль этого ментального канала он прокладывает свой, вещественный. В прямом смысле роет шахту.
– Хоть объект и строгий, но на нем все же люди работают. Время от времени кто-то из них сливает в меня, конечно же по секрету, для друзей, ход работ. Три дня назад я узнала, что они прекратили углубляться и расширяют основание канала. Готовятся к чему-то.
– Скорее всего, они обнаружили рукав генизы и готовятся запустить в него руку.
– Наш путь, значит, короче?
– Да, – Зак переглянулся с Эйрой. – И короче и естественней.
– Естественней?
– Угу. Смерть. Что может быть естественней.
По спине Юки пробежал холодок.
– Значит, я мертва?
– Нет. Не совсем. Искусственная кома. Так ты здесь и оказалась. Пока Эйра не вплетет нас в тебя, твоя жертва будет напрасной.
– Но как же… Как же мы вернемся назад? Как я вернусь к Енисею?!
Зак и Эйра снова переглянулись.
– Мы пока не знаем, – наконец сформулировал общую мысль Зак. – Без манипулятора мы, наверное, не можем этого сделать.
– А с ним? С ним сможем?! Даже Крайтер не вернулся, а вы!.. Вы обманули меня.
– Ой, вот только не надо слез! – вспыхнула Эйра, завидев дрожащий блеск в ее глазах. – Мы с тобой в одной бочке сидим, но не ноем!
– Послушай, Юки, – мягко проговорил Зак. – Я… Я понимаю твои чувства, но поверь, если манипулятор окажется в руках у Верховного, некуда и не к кому будет возвращаться.
– Зачем все это! Неужели нельзя было оставить все, как есть?
– Очень интересно, – хмыкнула в ответ Эйра. – Я не виновата, что родилась. Меня, знаешь ли, никто не спрашивал. Тебя вот, спрашивали, когда зачинали? Ага, то-то и оно.
– Не высовываться, конечно, можно было, но раз сделанного не воротишь. И потом, Верховный уже несколько столетий исподволь управляет развитием вашей цивилизации. Зная его, я смею предположить, что для землян в этом развитии нет ничего хорошего.
– Рабство. Вот их удел, – Эйра оттолкнула от стены и поднялась. – Вторая жизнь явное тому подтверждение. Если мадама изволит-таки принять правду, я буду у себя.
И она вышла. Прямо сквозь стену.
Помолчали.
– Эйра права, – ровным голосом произнес Зак. – раньше, до информационной революции, управлять человечеством было кропотливо и медленно. Потом появилось телевидение, компьютеры, Интернет. Все эти блага – дары Верховного. Точнее даже не дары, а векторы развития. Единственно возможного, замечу. И вот Сеть. Сеть связала воедино умы миллиардов и хаосом личностей стало управлять не сложнее, чем толпой на митинге.
– Но Эйра ведь Сеть, неужели она позволит?
– Но как? Коллапсировать? Убить себя? На цифровых руинах возникнет новый град, только уж точно бездушный. Она чувствует за вас ответственность, как старшая сестра за брата, ступившего на плохую дорожку. Хочет помочь, но… Люди сами не хотят этой помощи. Они запутались в сетях Верховного, запутались в себе и уходят во Вторую. Подальше от пугающих мыслей. Ты, Юки, лучшее, что осталось в людях. Поэтому Енисей и выбрал тебя.
Он помолчал, будто раздумывая, продолжать свою мысль или остановиться на уже сказанном.
– Выбрал тебя, – повторил он, пристально посмотрев на Юки. – Ты понимаешь о чем я, правда?
Она кивнула и поднялась с лавки.
– Я пойду. Мне как, можно так же через стену?
Зак улыбнулся.
– Пойдем, я провожу тебя.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
ALL-Die
сообщение 19.6.2019, 15:47
Сообщение #10


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 65
Регистрация: 21.3.2016
Вставить ник
Цитата




9.

Все следующие сутки Вавилов проспал. Последние две недели он, как и прочие члены команды, накачивался фиолетовыми бреднями, спал урывками и Бог знает, что случилось бы с ними, если не случай в пещере, после которого Вавилов точно очнулся.
Поднявшись с койки, он принял душ, побрился, наскоро прибрался в столовой, наварил жратвы, позавтракал и отправился на поиски команды. Поиски закончились там же, где и начались – в керне. На скрип двери никто не обратил внимания. Заур, Васька и Женек сидели сгорбленными тенями на полу. В свете фитоламп они походили на каменные статуи, недвижимые и холодные.
– Кх-м.
На осторожное покашливание товарищи подняли головы медленно, как в гипнотическом забытье. Только сейчас Вавилов понял, что Древние молчали. И, наверное, молчали уже давно, транслирую свои увещевания прямо в мозг.
– А ну-ка, выйдите все вон, – твердо потребовал он и, когда все вышли, закрыл дверь и повел команду в камбуз. Они молча, как крысы за дудкой, послушно двинулись следом.
Пропустив всех внутрь, Вавилов с размаху захлопнул дверь так, что вошедший последним Васька аж подпрыгнул.
– Ой. Иван Дмитриевич, что ж вы так громыхаете.
– Эт, я вам еще не так громыхну, – пригрозил Вавилов, преувеличенно зло насупив брови. – А ну-ка сели все за стол. Так. Достали свои тарелки с ложками. Так. А теперь жрите.
Он снял с плиты приготовленный давеча гороховый суп и разлил по тарелкам.
– Вот хлеб. Как вернусь, что б тарелки были пустые. Камера вон, все пишет. Кто выльет мою стряпню, распну на месте.
Оставив товарищей подкрепляться, он твердо зашагал в керню, по дороге нагоняя сам себе злости. У двери он остановился, достал из кармана молибденовые дольки, тщательно замотанные в прозрачный скотч. Подкинул их на руке и, косо ощерясь вошел, заперев за собой дверь.
Без лишних слов и раскачки, он наглухо закрыл два саркофага, а третий, где покоился самый мелкий из древних, скинул на пол. Ящик громыхнул, раскрылся, и на пол вывалилось черное тело зеленухи. Схватив за грудки легковесного пришельца, Вавилов припечатал им стену и, заглядывая в широко раскрытые глаза, выдохнул:
– Теперь потолкуем по душам, – не отрываясь взглядом и не отпуская правой рукой, левой Вавилов поднес к его лицу металлические дольки. – Что это?
Древний медленно перевел взгляд на скотчевый замоток и растянул рот в широкую улыбку.
– Что это, я тебя спрашиваю?
Антропоморфная лягушачья рожа молчала. Пялилась на сверток, лыбилась и молчала. Внутри у Вавилова шевельнулась тугая волна гнева, он с великим трудом поборол ее и, дрожащим голосом раздельно повторил.
– Что это?
Из приоткрытого узкого рта Древнего точками выдавливались смешки. Тут уж Вавилов не сдержался, сжал в кулак сверток и, точно кастетом, съездил по противной харе.
– Говори, падла! Говори, говори, говори! – каждое слово он сопровождал крепким ударом в голову. С каждым ударом, лысая башка стукалась затылком о стену, как мяч, отскакивала и снова встречала его кулак. Наконец, Вавилов бросил его и заозирался, ища чего повесче кулака. На глаза попался разводной гаечный ключ. – Ща я те устрою Кузькину мать.
В порыве звериной ярости он схватил увесистый инструмент двумя руками и с размаху опустил его на голову зеленухи. От страшного удара тело Древнего сползло на пол, уголки противоестественной улыбки оплыли, глаза закатились, помутнели. Ключ проломил темя и застрял в черепе. Но ни крови, ни мозга… Из раны заструился мелкий черный песок. Древний дрыгнул ногой, еще раз и затих. Отбросив орудие, Вавилов перевернул опрокинутый ящик для керна, уложил в него тело и засунул обратно на полку. Посмотрел на два других ящика.
– Эй, кто следующий?! Ты?! – он постучал гаечным ключом в нижний. – Или ты? А может, оба сразу?!
Тишина.
– Хватит мне мозги пудрить! Кто вы есть на самом деле?! А ну!
Распаляя сам себя, он перевернул верхний саркофаг, тот упал дном вверх, закрывая собой Древнего, как панцирем. Вавилов вскочил сверху и стал прыгать, вминая сапогами дно. Когда дно уперлось в тело, перестало вжиматься, он с лютым рыком откинул помятый короб, схватил Древнего за шиворот и приподнял над землей.
– Отвечай, падлюка. А то и тебе сейчас череп раскрою! – Однако пришелец даже не смотрел на Вавилова. Его глаза были скошены вниз и вбок, на карман штанов, где лежали полукруги. – Вот, сука, а! Знаешь, значит, что это и молчишь?! Язык отсох?! Как две недели мозг полоскать, так находились слова, а щас, так позабылись все?!
Он швырнул его об стену, наскочил сверху и, схватив голову обеими руками, стал впечатывать ее в пол. Потом встал и закончил начатое ногами. Череп Древнего смялся дырявым мячом. Тело не шевелилось. Тяжело дыша, Вавилов перевернул его на спину. И без того безобразное лицо, изуродовали вмятины решетчатого пола. Сообразив, что от этого уже толку не будет, то бросил его и стащил на пол последний саркофаг.
– Ну что, мудила. Теперь твой черед.
Из ящика донесся глухой, шелестящий смех.
– Вавилов… Один вопрос. Почему ты не взялся за манипулятор голой рукой? Почему не соединил его, как хотел?
– Это уже два вопроса, – пропел Вавилов. – И оба вне очереди.
– Будь внимателен, Вавилов. На твой я уже ответил.
– Ответ такой себе, не конкретный, – он сорвал крышку и, встретившись взглядом с Древним, немного растерялся. В них блестел совсем другой разум, надменный и властный. – Тем более спрашиваю здесь я, а не ты. А будешь мне тут правила навязывать, пристукну, как котенка.
Он размахнулся гаечным ключом, но опустил его вскользь, намеренно смазав удар. Теперь в глазах Древнего мелькнула оторопь.
– Последний раз спрашиваю, что это? Если будешь юлить, пришибу, честное слово. Не было вас дочерта и не будет еще столько же. Вас никто не знает, искать не будет. А вот это, – он взвесил на руке замоток, – утоплю в океане, так что вовек не сыщешь. Ну?
– Это мое, – прошелестел Древний. – Всегда было моим. Верни и я уберусь из вашей системы.
– А, так ты он и есть.
– Да, я Атодомель. Первый. Тот, по чьей воле вы все родились. Прояви хоть каплю уважения к создателю, пожалей моего слугу.
– Так значит, – Вавилов выпрямился, но гаечного колюча из руки не выпустил. – Слугу. Значит, это не они, это ты нам мозг пудрил. Величие открытия! Боги! Привилегии избранных! Тьфу! Тьфу на тебя, создатель. Мелко и подло играешь.
Древний попытался встать, но Вавилов пнул его каблуком в плечо. Тщедушный слуга упал, не улыбнулся.
– И все же, почему ты не соединил его?
– Чуйка сработала. А тебе того и надо, а? Может его специально так и хранили, что б тебя обезвластить. Смерть здесь твоя, как у Кощея в иголке. Теперь мой вопрос, – он оглянулся и сел на помятый ящик, задумался. – А какой? Правды от тебя все равно не добьешься.
– Обещаю, что…
– Да, да, слова твои пустые обещанья, знаю все. Ты через слуг своих нас во услужение вводил тоже из любви. К себе. Черт, а. Выходит, что ты мне и нахер не нужен. Ни ты, ни ответы твои. Лучше уж пребывать в неведении, чем блуждать во лжи.
Он встал.
– Выходит, что тебя полезнее просто выключить.
Глаза Древнего беспокойно забегали, он нервно, как человек, сглотнул и подобрался, отпрянул в страхе.
– Стой, Вавилов. Признаю, я ошибся. Мне не стоило взнуздывать вас. Но пойми. Войди в мое положение! Я двадцать тысяч земных лет пребывал в заточении. Двадцать тысяч земных и двадцать миллионов вербарианских, будучи запертым в генизе на Меркурии. Это огромный срок даже для Первого. Я ухватился за шанс вырваться. Любой бы поступил так же на моем месте! Другой такой возможности у меня бы не было. Древних осталось только три в одной системе. Вас я не знал, не знал в каком времени и в какой обстановке сейчас Земля. Я действовал так, чтобы выжить!
– Если бы я не спустился в ту пещеру, пред кем бы ты оправдывался? Пред марионетками?! О, нет, братец. У нас тут на Земле вралей и без тебя хватает. Да и какой ты бог, если опираешься на зеленых человечков.
– Других у меня нет.
– И захотел в нашем лице обнову завести?
– Да. Видишь, я откровенен с тобой.
– Ой ли? Так. Хорошо. Что это? – Вавилов похлопал себя по карману. – Только и сейчас будь откровенен. Вместе с этими дольками я вынес целый мешок проницательности. Почую, что врешь, сразу пристукну.
– Это манипулятор. Держателя он наделяет властью над ментальностями. Как вне так и внутри. Души живых и умерших становятся твоими слугами. Материалом.
– Но тебе ведь он не нужен?
– Да, я могу обходиться без него. Но с ним моя сила мультиплицируется. Без него на зарождение жизни в вашей системе ушло бы гораздо больше времени.
– А вы куда-то торопитесь?
– Мы хоть и первые, но ценим рационализацию времени.
– Теперь скажи, что зарыто под Эль Гизой. Что нашел Хосе Франсе?
– Останки народа Ра. Беженцы с вашего Марса.
– Они действительно были загублены вербарианцами?
– Да, но лишь косвенно.
–То, что ты рассказывал о Вербарии правда? Они сами себя ухлопали?
– Нет. Их планета должна была стать трамплином для моего отправления домой. Их гибель, как и их создание дело мое. Мое предназначение, как сеять жизнь, так и пожинать ее.
– Но что-то пошло не так?
– Я… Столкнулся с некоторой аномалией. И… Переоценил свои силы, – Древний замолчал, будто провалившись в воспоминания. – Если бы не репликант Крайтер, я бы уже давно был дома. Если бы не моя глупость и самонадеянность… Меня заточили смертные, но обманом, о проницательный, я вырвался, вынуждено оставив репликанту Крайтеру манипулятор. А его нужно было вернуть. Не торопиться, все обдумать и вернуть. Но я посчитал, что справлюсь с аномалий и без него. Но, как видишь, я здесь, говорю с тобой, а не благоденствую в…
За спиной раздался тяжелый стук в дверь.
– Вавилов! – голос принадлежал Зауру. – Открывай, демон тебя дери!
Удары переменились, стали отрывистей и тверже. Один, второй, третий и дверная ручка отвалилась, впуская в керню отобедавшую команду. В руках у Заура блестел огнетушитель. Вавилов даже руки не успел поднять, как этот самый огнетушитель опустился ему на голову.

* * *

Очнулся Вавилов то ли от головной боли, то ли от холода. Первое и второе как-то чудно перемешалось в нем в новое, вдвойне неприятно чувство. Он шевельнул сведенными за спину руками и по скованности запястий понял, что связан. Приподнял голову и стукнулся лбом о металл.
– Эцих…
Губы едва слушались. Сухие и твердые они, казалось, были неподъемно велики. Ноги… Тоже связаны. Вавилов затих, прислушался. Сквозь гул в голове донеслись звуки работающего вездехода. Его куда-то везли. Липкий страх наполнил ящик, утопил в себе Вавилова. Он дернулся, вновь ударил лбом короб, уперся коленями в крышку и напряг ноги, что было сил. Крышка тренькнула, заскрипела, но от напряжения в голову стукнула кровь и пришлось отступить.
Отдохнув немного, он толкнул плечом стенку. Ящик скрипнул и как будто поддался. Он толкнул еще, но на это раз ящик гулко громыхнул и не сдвинулся с места. Тогда Вавилов пихнул неволю другим плечом. Еще и еще – ящик уверенно продвигался невесть куда. Глухие удары стали звонче, да и звук двигателя в паузах отдыха различался явственней. Наконец, после очередного толчка, ящик повело и он грохнулся. Теперь Вавилов лежал лицом вниз, снова напряг ноги и уже пятой точкой уперся в крышку. Замки-защелки на ящиках были слабы и повторного натиска не выдержали, выгнулись и открылись. Он выкалился из карцера, поднялся на четвереньки, осмотрелся. Темно. Только у самого пола светилась дверная щелка. Он подполз ближе, прислушался, хотел было заглянуть в щель, но та оказалась слишком уж узкой. Кто бы там не был, он его не услышал, иначе бы непременно вошел.
Опершись о стену рядом с дверью, Вавилов подобрал ноги и стал теребить веревку связывающие лодыжки. Отыскал узел и столь же быстро развязал его. Поднявшись, он щелкнул выключатель, но свет не зажегся. Тогда он пытался развязать руки ощупью, но изрядно намаяв отекшие пальцы, понял, что без инструмента не выпутаться и пустился шарить по комнате.
Его заперли в багажном отделении малого тягача, как на зло пустом и ровном. В карманах пусто. Манипулятор, конечно же, они тоже забрали.
– Черти, – прошипел Вавилов. – Я им добро, а они вон как.
Впрочем, он на их месте поступил бы так же. Но только куда они его везут? И что сделают, когда привезут…
Впотьмах он споткнулся о распростертый на полу ящик и едва не упал. Наклонился, стал ощупью изучать его. Пальцы коснулись вывороченных замков. Алюминиевый язычок одного из них был порван и торчал кверху неровным острым краем. Присев, Вавилов заелозил верками по нему и в скором времени разорвал путы.
Потирая запястья, он подкрался к двери и снова прислушался. Тихо. Только слышно, как работает двигатель, да поскрипывает кресло. Странно. Оно скрипело только тогда, когда в нем никто не сидел. Он сам не раз замечал это, когда ходил на малом в разведку. Осторожно взявшись за круглую ручку, Вавилов повернул ее и бесшумно отворил дверь.
В кабине, действительно, было пусто. Во все широкое сферическое окно вездехода блистала ледяная равнина. Вавилов узнал шельф Ронне.
– Сколько же я ехал?..
Он кинулся в водительское кресло, впился взглядом в приборную панель, но та чернела немотой. Однако двигатель исправно работал и на весьма больших оборотах. Судя по солнцу, он двигался в правильном направлении – к океану. Но это же и означало, что бака горючего не хватит на всю дистанцию. Даже близко не хватит! Вавилов снова посмотрел на мертвую приборную панель и подумал о Ваське. Наверняка его работа. Взялся за рычаги, попробовал левый, потом правый, потянул оба – никакой реакции. Вздохнул, опустил руки. Теперь даже развернуться не получится.
– Вот, значит, как. Вроде и не своими руками, и не убили.
Оставался еще шанс, что его заметят из космоса. На всякий случай Вавилов включил мозгошин, но, ожидаемо, ничего не произошло. В тягаче был передатчик, только толку от него, когда вся электрика выключена? Оставалось только проверить при свете дня багажное отделение.
Но и тут неприятность – пусто. Пусто на полках, пусто по углам, на полу и в ящике. Ни еды ни питья… Хотя стоп, о чем это он? Его ведь укокошить решили, а не спасти. И об арктическом комбинезоне ли сейчас тужить, если Вавилов не должен был даже с полки встать.
С час Вавилов просто сидел и смотрел в искрящуюся даль, ежеминутно, ежесекундно! ожидая, как заглохнет двигатель. Потом захотелось в туалет и это простое, казалось бы, действие нешуточно его озадачило. Высунуться на улицу и обморозиться или расписать багажное отделение? Посидев над решением еще часа два, он, в неловком молчании, вышел в багажное и нажурчал в алюминиевый короб.
И снова мысли вернулись к рокоту мотора и мгновеньями, что уносились вместе с ним. В очердной раз зарывшись пальцами в волосы он случайно коснулся бугорка мозгошина. Выпрямился в кресле, скорой рукой нашарил железную бородавку и подковырнул ногтем батарею. Взял двумя пальцами, поднес к глазам.
Казенная батарея чернела мутной бисериной. От ее мертвого вида по спине Вавилова пробежал холодок. Срок конкретно этой бюджетной батареи сто восемьдесят лет. Может ее заменили? Он повернулся к солнцу, всмотрелся и едва разглядел крошечную гравировку триколора. Оригинал.
– Тоже, наверно, Васька сломал…
Он снова опустился в кресло. Подпер голову руками, вздохнул. Если сотню таких бусин нанизать на нить, то получится красивое ожерелье. В точности, как были у его матушки.
Вавилов грустно улыбнулся – вспомнил, как в детстве, когда они приезжали в отпуск в деревенский городок к бабушке, чуть, по ребячьему чистосердечию, не отдал их тете Клаве, продавщице тамошнего магазина. Тетя Клава, добрая, полная женщина, прямо на его газах, пока он стоял в очереди, зацепилась чем-то за свои бусы и порвала их. Было так неловко и за себя и за нее, как она с извиняющимся видом махнула рукой и продолжила обслуживать покупателей. А в глазах у нее стояли слезы. Ванька Вавилов тогда тихонько выбрался из очереди и пустился домой за мамкиными бусами. А бусы были не простыми, а светящимися в темноте. Частенько он брал их, забирался с головой под одеяло и подолгу смотрел на их загадочный зеленоватый свет.
В тот момент мамы не оказалось в спальне – она орудовала тяпкой на огороде, вместе с отцом. Прокравшись к сундучку с «драгоценностями», Ванька снял его, поставил на кровать и открыл. Вот они, лежат прямо сверху, подсвечиваясь изнутри холодной зеленцой. Он взял их, скрутил вдвое, надел на руку и уже поднялся уходить, как в дверях спальни возник силуэт мамы. Пришлось соврать, что снова взял их для игры под одеялом… Тем все и кончилось. И тетя Клава осталась без утешения.
Вавилов снова вздохнул. Еще глубже и тяжелей. Интересно, не вернись тогда мама за «звездочкой» чем бы все кончилось? Он вручил бы тете Клаве подарок, мать обнаружила пропажу, а на следующий день она узнала бы бусы на шее продавщицы? Впрочем, мать Ваньки Вавилова была умной женщиной и сразу бы догадалась обо всем. Но что тогда? Наказание? Поощрение? Помогло бы это не умереть ей в той глупой аварии?
– Вот и жизнь свою вспоминать начал, – дрогнувшим голосом усмехнулся он и встал, чтобы спрятать бусину за обрешетку над дверью в багажное.
Внутри в кармашке небольшого углубления уже лежала пригоршня таких же бусин. Вавилов зажмурился, открыл глаза, но бусины никуда не делись. Штук восемьдесят или девяносто почти целиком заполняли кармашек в вентиляции. Свободной рукой Вавилов взял из кучи первую попавшуюся, вернулся к солнцу и всмотрелся. Та же лейбла. Первая попавшаяся бусина оказалась той же бюджетной батареей высшего класса. В глазах потемнело. Вавилов сидел, смотрел и ничего не видел.
– Это как?..
Наконец, с трясущимися коленями, он опять встал на кресло, выгреб из секретки все бусины и высыпал их на стол. Те скатились в клиновидный желоб для ручек, отверток и прочей мелочи, выстроились в линию. Вавилов торопливо их пересчитал. Девяносто девять. Снова поднялся к вентиляции и в слепом углу отыскал еще одну, последнюю бусину. Вернулся в кресло, положил ее в ряд, глубоко вздохнул и, взявшись за концевые бусины, потянул их вверх.
Вся цепочка поднялась следом нитью тех самых бус. Вслед за ней мир ослепительной Антарктиды, вывернулся полутьмой маминой спальни. Слегка пахло пылью, как от любой, долго нежилой, но вдруг заселенной комнаты. Сквозь реху плотных теневых штор выбился полуденный луч. В его ослепительном золоте кружился хоровод пылинок.
– Ваня, это ты тут шуруешь? – спросила вошедшая со спины мама, прошла к тумбочке, взяла из ящика «звездочку» и, не дожидаясь ответа от сына, ушла.
А Вавилов стоял разевая рот как рыба, глядел то на бусы, то на клин света, выбивающийся из расщелины плотных коричневых штор. Медленно шагая, как пробираясь по дну озера, он подошел к тумбочке и посмотрелся в зеркало. Облупленный от загара нос, россыпь веснушек, оттопыренные любопытные уши… Под копной спутанных соломенных волос из зеркала смотрел он – Вавилов. Не ребенок с наивным и самоуверенным взглядом, а он сузивший от страха зрачки даже в темной комнате.
Он помнил свою жизнь, всю до тех минуток, как вытащил из тайника россыпь атомных батарей. Детство, отрочество, взрослость… Теперь можно было увернуться от тех ошибок, что он совершал, сделать свою жизнь лучше! Например, согласиться на предложение Хосе Франсе. Или даже открыть пирамиды под Гизой самому! Детское торопливое сердце затрепетало еще сильней. Тогда он не запьет, не потеряет семьи… Или можно воспользоваться теми знаниями о будущем, которыми он располагал и переменить историю! Свою историю уж точно.
Но, вместо того, что б кинуться все исправлять, начав, конечно, с тети Клавы, он вышел в свою комнату и сел за стол. Фломастеры, краски, карандаши… Все было аккуратно расставлено по стаканам и баночкам. Все его детские рисунки лежали аккуратной стопочкой на краю стола и только один, самый выдающийся красовался посередке. Вавилов взял его в руки, улыбнулся, на мгновенье подлинно вернувшись в детство.
На рисунке был изображен космический корабль, несшийся мимо солнца от Земли к Меркурию. Он помнил, как этот рисунок – фаворит двухмесячной деревенской практики – еще с год висел у него в комнате на стене их городской квартиры.
Улыбка медленно сползла с его губ, когда он перевернул рисунок. На обороте твердым взрослым почерком красовалось: «Вавилов! Не соединяй эти чертовы полукруги! Не соединяй, иначе все нализнется!» Надпись была сделана простым карандашом и, судя по серым разводом, неоднократно стиралась. Поискав глазами подставку, он достал наполовину сточенный карандаш, ластиком с тыльной стоны затер надпись и переписал ее: «Вавилов! Убери огнетушитель из-под керни! Иначе хана!»
Перечитав написанное, он положил рисунок на место, откинулся в кресле, задумался. Сколько раз он побывал здесь? Сколько раз предупреждал себя о чем-то? Может, первая подсказка сводилась к тому, чтобы смолчать про Хрустальный грот на брифинге? Или когда сочинил Абе про НЛО? Или когда выстрелил последним гарпуном чуть выше, чем хотел?..
Ясно одно: он не должен уводить свою жизнь в сторону или как-то улучшать ее. Хрустальнвй грот, Древние, Создатель, молибденовая жеода, – полукруги! – вот его цель. Именно к этой цели неведомая длань его и ведет, программирует подсознательные действия через записки в прошлом. Но почему он? Почему, черт возьми, именно он?!
– Любой другой на моем месте задавал бы себе тот же вопрос, – пробормотал он мальчишеским, незаломанным голосом.
Это все он – молибденовый человек. Но чего он хочет? Ну, прежде всего, что б Вавилов не погиб, это ясно. Иначе ехал бы он сейчас в бодром тягаче и ждал холодной смерти. А еще – чтобы те злополучные дольки оставались у него и оставались несложенными. Да! И что б голой рукой не касался. Так, а дальше что?
– Хм.
Видно то, что он делал – все правильно. Неведомый только сглаживал кочки да пыри об которые Вавилов мог споткнуться. Или, что вернее, уже споткнулся. А как поднимется, то и забудет о том, что ему только что руку подали. Только где-то в подсознании останется «чуйка» которой он сызмальства привык доверять. Тот молибденовый его ангел-хранитель, не иначе.
За спиной звякнуло что-то, как будто по пустому здоровенному тазику провели ножом.
Он оглянулся.
В запертую входную дверь кто-то с силой ударил. Еще и еще.
– Вавилов! – голос принадлежал Зауру. – Открывай, демон тебя дери!
За дверью послышалась какая-то возня и злое пыхтенье Заура.
– Где он?! – наконец выкрикнул он.
– Кто? – отозвался растерянный голос Женьки.
– Огнетушитель, кто!
В голове у Вавилова прошмыгнула мысль удовлетворения – это он, еще с вечера перед сном, отнес и прибрал под кровать в своей комнате огнетушитель. Опять «чуйка» сработала.
– Где пистолет твой?!
– М, сейчас, – промычал Женька и затопотал прочь.
– Вавилов, открывай! Иначе сейчас Женька с наганом вернется, пристрелю как собаку!
– А ну-ка, – Вавилов выдернул из ящика ухмыляющегося Древнего, прижал его за глотку к груди и, бегло осмотрев полки, схватил свободной рукой отвертку, приставил ее к виску зеленухи.
С заложником в руках, он подошел к входной двери и гаркнул, что есть мочи:
– Открываю, только спокойней, братцы, спокойней. Я все на мозгошин в облако транслирую теперь. Случись что со мной, вам всем тоже хана.
Злое пыхтенье за дверью поутихло. Тогда Вавилов отперся, рывком притянул дверь и отскочил на два шага. Растрепанный и злой Заур заслонял собой весь проход. Где-то за его спиной прыгали глаза Васьки.
– Что ты натворил! – с надрывом выкрикнул Заур. – Ты их убил! Всех убил!
– Нет не всех. Вот, одного оставил, видишь? Будешь себя плохо вести и этого заколю. – С минуту они молча, не двигаясь смотрели друг другу в глаза. – Шаов, мы с тобой с первого курса вместе. Сделал бы я нечто подобное без веской причины?
Заур продолжал молчать. Видно было, как взыграли желваки под его рыжей бородой.
– Нет. Если умом не тронулся, – наконец выдавил он и Вавилов выдохнул облегченно. Обошлось, остывает.
– Там в пещере… – начал, было он, но осекся, скосил глаза на Древнего. – В другом месте, друг. Без ушей вот этого все расскажу подробно. Ну? Ты веришь мне?
– Тьфу, – сплюнул Заур, всплеснул руками, развернулся и зашагал прочь.
Вавилов чувствовал, как свитер на его спине взмок и теперь кололся. Рука с отверткой опустилась. Ноги дрожали. Едва он успел завалить Древнего обратно в короб, как примчался Женька с пистолетом.
– А… Что тут случилось-то?
– В камбуз, Жень. Вань, ты тоже иди. Сейчас я упакую этого и приду к вам.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение

Ответить в данную темуНачать новую тему
1 чел. читают эту тему (гостей: 1, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0

 



RSS Текстовая версия Сейчас: 29.3.2024, 15:03