Военно-морские затылки, Трагикомическая новелла. Проба сил... Опции

[Tadpole]

История не сказочная, но на сто процентов вымышленная. Все совпадения просьба списывать на авторскую гениальность и его буйную графоманскую фантазию. Разумеется, создатель опуса не обошёлся без притянутой за уши, хвост и рога интернет информации. Поэтому рассказ изобилует «талантливой» недосказанностью в освещении темы; кое-где вопиющей галиматьёй на грани бреда; псевдо профессиональностью суждений и оценок; абсолютной неосведомлённостью в живописуемом вопросе; бесконечной оторванностью от реалий и т.д. и т.п.
Демиург второй статьи,
Tadpole Scoffing

...
Внимание! Специфический морской юмор!
В связи с полным отсутствием ненормативной лексики, данный опус имеет строгое ограничение по читательскому возрасту!
Девочкам: 18 +
Мальчикам: Военкомат +
...
А вдруг это смешно ещё кому-нибудь, кроме автора?..
...

ВОЕННО-МОРСКИЕ ЗАТЫЛКИ

...

Часть первая

Маршал жуко́в

...

— Товарищи новобранцы! Вы прибыли на действующий военно-морской флот, и мне поручено ввести вас в курс дела. Так что вынимайте своё вынимание и начинайте понимать понимание!
Начнём с команды «Равняйсь!» Отставить! По команде: «Равняйсь!» Отставить!
По команде, которая «равняйсь», каждый военно-морской затылок должен смотреть в следующий военно-морской затылок и видеть выпяченную грудь четвёртого... размера...
Отставить «четвёртого размера»! Выпяченную грудь четвёртого... номера...
Отставить «номера»! Должен смотреть в следующий военно-морской затылок и видеть выпяченную... хорошо выпяченную... бушлату четвёртого справа затылка!
Отставить смешки! Не путаем выпяченную четвёртую грудь с четвёртым размером груди!.. Брома на вас не напасёшься!..
Отрастили причинные водоросли... или трихальные волосы? В общем, позарастали блудными причёсками, а мозгой всё ещё в детстве!

Перлы мичмана Затылка

...
Бабье лето будто назло взбесилось. Середина октября выдалась на редкость погожей и тёплой. Паутина летала, хризантемы с астрами буйно цвели, сумасшедшие воробьи оглушительно чирикали и за неимением луж купались в дорожной пыли.
Столичная электричка тоже отличилась: пришла по расписанию, что конечно не редкость, но и её пунктуальность никому не прибавила положительных эмоций.
Ни природных катаклизмов, ни техногенных, ни планетарных, ничегошеньки не случилось в день дружеского визита одного немолодого однополчанина к другому.
Капитан второго ранга в отставке Николай Иванович Мазур стоял в условленном месте у дальнего схода с железнодорожной платформы и теребил брелок с ключами от «лимузина».
Лимузином он в шутку называл подарок отечественного автопрома «Ладу-десятку». Недешёвый подарок, но на пенсию морского офицера осилить можно. Не только покупку, но и эксплуатационные расходы плюс содержание в исправности и постоянной готовности к боепоходу на рыбалку или охоту. Или в столицу «на внуков».
По какому поводу его, бывшего командира корабля осмелился потревожить замполит дивизиона, он не догадывался, а расспрашивать по телефону не решился.
Правда, навязчивый замполит... или командир по воспитательной работе тоже был из отставников, но он был из «плюшевых» отставников. Из штабных папенькиных лейтенантов и прочих адмиральских отпрысков. А может из их родственников по «жёнским» или двоюродным линиям.
«Визит пенсионерской вежливости», — так ему намекнул сам виновник торжества, которое и должно было начаться у откоса железнодорожной насыпи.
Смотреть явившемуся нахалу в глаза капитан второго ранга не торопился, приветствовать как хорошего знакомого не собирался, а потому как мог оттягивал момент визуального контакта с холёным лицом замполита. Созерцал ничем не замутнённый осенний горизонт. В силу флотской привычки разглядывал вечернее небо подмосковья и прогнозировал погоду на ближайшие сутки — двое. На время оговоренного и заранее спланированного «явления комиссара народу».
«Ни саранчи, ни града, а я всё равно не рада», — сетовал в душе Николай Иванович и продолжал притворяться скучающим дачником.
— Вы, что ли, сундук третьего ранга? — услышал бывший командир СКР (сторожевого корабля) от незнакомой девицы, не дотянувшей до двухметрового роста пары сантиметров, и обернулся к ней.
— Эк тебя... хорошо поливали, — выговорил бывалый моряк, взглянув на барышню, оказавшуюся школьницей-переростком.
Девчонка-баскетболистка проигнорировала колкость и, как ни в чём не бывало, повторила вопрос.
— Вы сундук третьего ранга?
Николай Иванович перестал взирать на старшеклассницу, невозмутимо жующую жвачку, и чинно доложил:
— Не совсем понимаю, о чём речь, но третьим рангом когда-то был на действительной. Сейчас в отставке. Военный пенсионер значит. А вот к сундукам никакого отношения не имею и не имел. Злата-серебра не копил, дочек на свет не производил. Стало быть, о приданом и прочем барахле думать нужды не было. А вы... Вам бы, барышня, от жвачки избавиться, платьице какое-нибудь надеть вместо драных джинсов, стали бы писаной красавицей. Несмотря на... врождённые каблуки.
От полученной житейской лекции, закончившейся сомнительным комплиментом краса-девица округлила глазки, соображая о каких каблуках зашла речь, потом по-доброму улыбнулась и с новой силой заработала челюстями.
— Мини-юбку ещё посоветуйте. А жвачка освежает дыхание и помогает изображать верблюжонка, — процедила она сквозь ухмылку и мятный «Стиморол».
Настал черёд господину Мазуру кумекать над молодёжным сленгом.
Сообразив, что собеседник в ступоре, юная леди снисходительно вздохнула, прикрыла веками глазки, сделала равнодушный взгляд и медленно, но намеренно широко пару раз «взмахнула» подбородком.
После такой ненаглядной агитации Николай Иванович пару раз содрогнулся и, перестав сдерживаться, рассмеялся в голос.
— Ш-шикарно! — выговорил он сквозь хохот, а угомонившись сострил: — Женихов отпугиваешь? Верблюжонком этим.
— Ага. Их тоже. Но вернёмся к нашим овечкам. Точнее, ба... архару. Я здесь вроде как случайная попутчица вашего визитёра. А он перебрал спиртного, готовясь... набираясь храбрости для этого самого визита. Так что, подождите его минут пять, пожалуйста. Он совершенно случайно попал в полицию.
Якобы попал. В общем, тянет время и пытается прийти в чувство, укрывшись в общественном туалете, — доверительно сообщила школьница, и бывший командир понял, что имеет дело не с сердобольной самаритянкой из электрички.
— А вы якобы его внучка? — без обиняков поинтересовался отставник, разглядывая лицо сплетницы, пытаясь отыскать в нём эхо комиссарских генов.
— Боже упаси! Ни в одном глазу!.. Но так как вы всё равно скоро узнаете правду, выдам ещё одну тайну. У вашего знакомого... у него якобы нет с собой включенного диктофона. Часов эдак на сорок восемь непрерывной записи. На этом откланиваюсь. Привет внукам-сундучатам.
И ещё одно, пока не забыла. Не слишком ли оскорбительно для вас, как офицера прозвучит моё девчачье прощание?
— Это... которое? — недопонял Николай Иванович, о каком включенном диктофоне ему намекнули, а уж об оскорблении приветствием и подавно.
— Честь имею! — браво вымолвила девчушка и натянула на голову капюшон толстовки.
После этого она правой ладошкой по-военному козырнула и, сделав пару строевых шагов, как ни в чём не бывало, смешалась с дачниками, снующими по платформе.
— Ни в одном глазу, — пробурчал опешивший военмор вдогонку барышне-великанше, а потом громко добавил: — Только не злоупотребляйте им! Это вам не рекламный слоган.
Пока бывший командир приходил в себя, собирался с мыслями и анализировал слова девочки-верблюжонка, пред его светлыми очами возник низкорослый и не в меру тощий седой гражданин. Хорошо одетый незнакомец явно знал Николая Ивановича, а в силу этого беспардонно улыбался, демонстрируя прокуренные зубы и двухнедельную щетину.
— И вам не хворать, Коляван Маузерыч! С-сундук третьего ранга, — на грани хамства заявил нетрезвый господин, давая понять, что не дождался салюта в честь прибытия его небритого величества.
Разум пенсионера Мазура наотрез отказался признавать в явившемся госте бывшего однополчанина и давнего недруга с эполетами комиссара.
— Эк тебя... потрепало и взъерошило, — в очередной раз переборол растерянность тёртый морской калач, а потом взял себя в руки и попытался пошутить. — А что это мы такие белые и пушистые, Дмитрий Дмитриевич? Седые, худые, щетинистые? То есть, здравия желаю, товарищ воспитательный командир!
— Вот уж дудки! — тут же огрызнулся Кощей-коротышка. — Общаемся без ваших интеллигентских штучек! Зря, что ли вторую неделю с силами собираюсь? Собирался...
— И набирался, — ввернул Николай Иванович.
— И набрался! Терпения... Мужества. Вот, чего набрался и добрался. К Коле-Ване в гости. Не выгонишь? Ты же не злопамятный? Ты же у нас этот. Ты же «Иваныч». Никакие прозвища к тебе не приклеивались, как ни старался! Так что сразу и в глаза выдавай всё, что на душе и за пазухой, а потом пообщаемся, как человеки.
Отставной Маузерыч чуть ли не на минуту погрузился в воспоминания, но никаких приличных прозвищ замполита Дормина не вспомнил.
В голове навязчиво вертелось фамильное «Дормидонт», но судя по настроению прибывшего гостя, оно его никак не могло устроить. Но бывалый моряк всё равно решил начать именно с него.
— Здра будь, Дормидонт Дормидонтович! Извини, ранг помню только третий. Но ты, надеюсь, хоть в этом вопросе «подрос»? — намекнул он на былые карьерные амбиции и смехотворный рост политработника.
— «Дим-Дим-Дор» не в счёт! «ДДД» тоже. Мы уже не мальчики! Доставай следующую и злую. Я-то тебя «угостил». Твой черёд, — заупрямился бывший воспитатель и, поморщившись, продолжил: — Вторым рангом вышел на вольные хлеба. Не думай, что взобрался на макушку ВМФ-Олимпа. Рылом... ну, и ростом, разумеется, не вышел.
— Эк тебя... Может, пойдём уже, кавторанг? Лимузин подан. Жена у старшего обормота и его семейства. Всё, как ты просил. Сугубо мужская стариковская компания, — сменил было тему Николай Иванович, но вовремя вспомнил о включенном диктофоне. — А куда делась твоя не в меру рослая внучка?
— Какая ещё внучка?! Ты мне мозг не... Во! Вспомнил самую обидную. Ядовитую, но справедливую. Которая... в яблочко, — зациклился командир-воспитатель на собственном эго и его ярлыках двадцатилетней давности. — Подыграй, Коляван. Знаю, что сам такую оплеуху мне никогда не отвесишь.
— «Вашу мамашу» которая?! — изумился господин Мазур, припомнив какими крепкими выражениями баловался на службе, когда не доставало сил сдерживаться при из ряда вон обстоятельствах или несусветном головотяпстве подчинённых.
— Нет же! Не увиливай, старый пень... сионер! Я о своём товарном знаке, о заслуженном личном клейме толкую, а не о вселенских катастрофах, — не на шутку разбушевался Дмитрий Дмитриевич, и отставной командир наконец-то признал в нём давнего вспыльчивого оппонента и докучливого политработника.
А ещё Николай Иванович вспомнил, какими неприятными прозвищами коллеги и подчинённые награждали дивизионного комиссара Дормина за его пристрастие к бесконечным пустопорожним политинформациям и «воспитательным» рапортам. Но в старых грешках «пень-сионер» второго ранга каяться не собирался, а фискалить на боевых товарищей был не приучен. Да и на корабле всегда остужал горячие затылки, пресекая «разговорчики в строю» с критикой какого бы там ни было начальства.
Данное обстоятельство и его командирский авторитет привели к изобретению особого «лютого» языка, а потом и к одноимённому наречению целого дивизиона. Посвящённые коллеги могли произнести только часть фразы ругательства или остроты, а остальные уже понимали, о чём зашла речь.
Вот и его фирменное «Кто допустил?!» в зависимости от обстоятельств могло вызвать и бледность на лицах подчинённых, и широкие улыбки, сдобренные многозначительными междометиями.
Все знали окончание шуточно-матерного восклицания командира Мазура, не раз звучавшего на палубе и на ГКП (главном командном пункте), в офицерской кают-компании и на прочих корабельных мероприятиях.
— Оплеуха, Колява-ан. Проснись и пой! Ушёл в себя, что ли? Нашёл время, — привязался комиссар, вернув Иваныча из раздумий о прошлом.
— Валяй своё начало. Если оно из моих корявых шуточек — так и быть, подыграю. Если из «соседнего района» — извини. Поедешь по следам Шурика на Кавказ. Там свой обидный фольклор искать, — неохотно согласился матёрый острослов и, забрав у гостя командировочный портфель, пошагал к автостоянке.
— Как и всегда. Строг, но справедлив. Как отец. Как «Иваныч». Но и я вам не какая-нибудь бедняжка-дворняжка! — услышал пенсионер Мазур от воспитательного командира и чуть не выронил его багаж.
— ...А чистокровный «штаб-карьер». Но это не моя, извини. Чтоб такую издёвку придумать... Не моя, — собравшись с духом, выдавил из себя капитан второго ранга и поспешил к лимузину.
— Отставить сопли! Кто допустил к папаше... в-вашу мамашу?!! Чтоб таким безвольным разрешилась? А ну всю «люторатурную» вынь и положь!..
Думаешь, счёты сводить приехал? Я в ножки тебе кинуться приехал! О прощении просить. О милости или об амнистии. О нашем с тобой знакомом и его мичманских художествах потолковать. Пусть земля ему будет... водой, — ещё больше разбушевался худосочный замполит, и господин Мазур понял: пощады не будет.
— Значит, когда тебя почти в глаза называли «премьером», ты знал, что имели в виду «штаб-карьера»? Эк тебя-а!.. Ну, тогда слушай «люторатурную», и сделаем перерыв безмолвия на время дороги к моему поместью. Или хотя бы на десяток «маленьких» (минут), — взмолился Николай Иванович и после судорожного вздоха вполголоса промямлил: — «Дормидонт вам не какая-нибудь бедняжка-дворняжка, а чистокровный штаб-карьер, кобелей всех премьер». Всё? Дорожный тайм-аут!
Добившись своего, отставной воспитатель пошатнулся, словно получил крепкую пощёчину из прошлого, но взял себя в руки. Тряхнул хмельной головой и сдавленным голосом траурно произнёс:
— Спасибо, командир. Теперь можешь дуться и сопеть хоть пару «больших» (часов). А как остынешь, помянем «Затылка» и потолкуем за жизнь.[indent][/indent]

Сообщение отредактировал Tadpole - 27.4.2015, 4:25

[Tadpole]

— Как это, где находится грудь?! Всё, что выше пояса, это и есть грудь!..
...Никакой это не живот! Слово «живот» на флоте означает «жизнь»! «Не щадя живота», значит «не жалея жизни»!..
...Какой ещё «пупок»? На животе? Маленький и «с детства»?..
Игрушкам, тем более деревянным, на флоте не место!
...Как это, «у всех»?! Кто ещё с гражданки захватил подобный... предмет?
...Все?! Что случилось с молодёжью?! Вы что, всем поголовьем неправильно ориентированы? Только женский пол, не достигший школьного возраста, наряжает пупков в платья, а потом раздевает их и купает в тазике.
...Какие ещё «пупсы»? «Пупсики»? Это ещё кто?
...Дырочка в животе?.. Не ниже? Точно? Тогда не «пупс», а «пуп»? Если дырочка, значит «пуп», а если длиннее десяти сантиметров, значит «пупсик»?
Так вот, почему ими играют даже взрослые девочки!..

Перлы мичмана Затылка

...

Николай Иванович, несмотря на свои «три раза по восемнадцать» был крепким, но живым мужчиной. Военная выправка и высокий чин нисколько не мешали ему ни на рыбалке, ни на приусадебных «аграрных» работах. Спина гнулась, руки и ноги поблажек не просили, а его неутолимое желание копаться на грядках было сродни мальчишескому азарту.
Жена господина Мазура, много лет мирившаяся с бесконечными походами и командировками мужа, души в нём не чаяла. Имея высшее гуманитарное образование, Елена Игоревна сама воспитывала, учила и лечила трёх сыновей, появившихся на свет в разных концах страны.
Небольшая разница в возрасте позволила ей остаться «молодой». «Девушка, вам ещё пять лет до пенсионного дембеля!» — трунил над супругой глава семейства, пресекая отговорки на недомогание или усталость, и увозил Елену Прекрасную из дома.
«Ну, погоди, “Маршал жуко́в”! Вот выйду на пенсию, стану свекровью в кубе, я буду главной!» — отшучивалась Елена Игоревна и собиралась в дорогу.
После отставки мужа Мазуры поселились в «дачном» подмосковье и вот уже несколько лет радовались тихой семейной жизни. Старшие сыновья разъехались по служебным делам и семейным гнёздам, младший и пока холостой заканчивал учёбу в медицинской академии.
Ничто не омрачало провинциальное бытие идеальных супругов, пока однажды не раздался звонок сотового телефона. Позвонили Елене Игоревне, и позвонили стародавние знакомые и соседи по служебному общежитию Владивостока. Вот тогда-то и всплыла фамилия господина Дормина, по всем приморским фронтам домогавшегося либо контактного телефона четы Мазур, либо их почтового адреса.
Знакомые тактично пообещали узнать требуемую информацию и разрешение на её передачу, и тотчас бросились звонить в подмосковье, позабыв о многочасовой разнице во времени.
Тот утренний звонок, разбудивший семью в пять утра, целый месяц не давал покоя ни Елене Игоревне, ни её «настоящему подполковнику».
Даже после личного сотового контакта с «не приятелем» из прошлого, Николай Иванович не понял, зачем собственно понадобился желчному субъекту, настрочившему на него не один десяток обличительных рапортов.
— Леночка, ну на кой я сдался этому бумерангу третьего рангу? — плакался жене командир боевого корабля, понукая её острый ум на тщательный разбор сложившихся обстоятельств.
— Скорее всего, разыскивает тебя не по своей воле. А может всё связано с твоими давнишними секретами. Или из-за нашей поездки в Приморье, — успокаивала мужа Елена Игоревна и активно выведывала сплетни и слухи о бывшем комиссаре.
За неделю до прибытия «ревизора» она выложила супругу всё, что узнала от подруг и знакомых, а также «по служебным каналам».
«Холост. Пенсионер. За плечами пять официальных браков. Родных детей не имеет. В шестой раз жениться не собирается. Здоровье не ахти. Проживает в балтийском Калининграде. Контакты с родственниками хорошие. Регулярно посещает двоюродных сестёр по адмиральской линии. В остальном: “не был”; “не участвовал”; “не привлекался”», — проинформировала «зам по тылу» на семейном совете и предложила гостевое меню со сметой предстоящих расходов.
Николай Иванович, не вникая в подробности, всё «утвердил» и продолжил хандрить до самого «саммита не высшем уровне».

[Tadpole]

Целых сорок минут понадобилось отставному командиру, чтобы доставить высокого гостя в резиденцию Мазуров. Обычно дорога от вокзала никогда не занимала больше двадцати минут, но в этот раз затянулась. Что послужило тому причиной, было не ясно, но истребованные Николаем Ивановичем десять «маленьких» для осмысления заявлений гостя, были им с лихвой использованы по назначению. Для успокоения и принятия нелёгких решений о линии поведения и обозначении границ конфиденциальности предстоящих возможно нетрезвых бесед. А скрывать капитану второго ранга было что.
— Ты всегда такой медленный, или это... — подал признаки жизни Дмитрий Дмитриевич, но осёкся, когда «десятка» свернула с асфальта к добротному коттеджу с огромным участком.
— Это чтобы не растрясти ваше благородие. А что, похоронная процессия получилась? — отшутился Николай Иванович и остановил лимузин у ворот.
— Получилась.
— Так я же сегодня без адвоката. Кстати, по вашей милости. Это мама Лена всегда в ДПС удостоверением тыкает и просит прощение за «товарища подполковника». Сам я на такое... С прибытием в тихую гавань, мистер воспитатель! Вэлкам в наши пенаты, — расшаркался было хозяин усадьбы, но своевременно поймал себя на мысли, что почти проболтался о немалом чине супруги — интеллектуальной труженицы Министерства Обороны.
Проводив отставного комиссара в его гостевые апартаменты, господин Мазур загнал лимузин в гараж, проверил баню на готовность к приёму посетителей и завозился во дворе, поджидая бывшего сослуживца на ознакомительную экскурсию по владениям.
Ждать пришлось недолго. Уже через пять минут из коттеджа вышел гражданин в спортивном костюме с бутылкой дорогого, но початого виски.
— Извини. Запал кончился, а на трезвую общаться никак не получается. Поддержишь? За встречу старых оппонентов, — контужено выговорил Дмитрий Дмитриевич и виновато улыбнулся.
— Каких ещё абонентов? Да ещё и старых? — притворно удивился Николай Иванович, а сам задумался над возможной причиной нетипичного поведения бывшего трезвенника. — Разговорить меня собрался?! Так мне таких «Чивасов» штуки три понадобится, чтобы впасть в невменяемость!.. А я этому Янусу-Анусу баньку натопил, подлещиков насушил...
— Не-не-не! Ни в коем разе! — открестился от злого умысла бывший воспитатель. — Самому надо разговориться. Сначала выложу всё, что за пазухой, а ты решишь искушаться или нет. Верить или продолжать жалеть убогонького.
— Эк тебя! Неужто образумился? — засомневался бывший командир в непредвиденной прямоте политработника. — Думаешь, стал натуральным блондином, оттого что поумнел? А вдруг наоборот? Если за девчонками больше не гоняешься, ещё не значит, что перестал быть бабником.
Кстати! Кого вы ко мне на станции подсылали? Длинноногая, смазливая. Плюс жвачка, плюс интеллект, плюс знания военного этикета. Признавайтесь, Дормидонт Дормидонтович. Иначе никаких отпущений грехов и тостов по этому поводу! И ещё кое-что. Диктофон включить не забудьте!
После такой нелицеприятной отповеди бывший комиссар побледнел, но чувства достоинства не утратил. Расправил плечи и шагнул к командиру-обидчику.
Господин Мазур не растерялся и поднял кулаки, принимая уморительную позу горе-боксёра, дабы разрядить грянувшую «политическую напряжённость».
Но бывший воспитатель драться не собирался даже в шутку. Подошёл к Николаю Ивановичу, всучил тому бутылку «Chivas Regal» и отправился в коттедж то ли за диктофоном, то ли сразу за командировочным портфелем.
Пока хозяин костерил себя за несдержанность и едкую иронию, гость нервно шарил в карманах костюма. Через пару маленьких он со вздохом облегчения вывалился из коттеджа и завопил:
— Нашёл! Нашёл новомодную хреновину! Валька, сучка, подсунула! Ещё и продала, как последнего «партизанена». Мать её!
Николай Иванович вздохнул было с облегчением, обрадовавшись, что никто никуда не уезжает, но тут же встрепенулся и призвал коллегу-отставника к порядку.
— Но-но-но! Прошу выражаться «люторатурно»! Тут вам не бордель, а пяти звёздный отель! Две моих... Какая ещё Валька? Которая баскетболистка?
Господин Дормин заулыбался и окончательно пришёл в себя. Зажав диктофон в кулаке, он втянул голову в плечи, ссутулился и тоже начал изображать боксёра. Уклонялся от нападок невидимого противника, атаковал или контратаковал его и непрестанно переминался то на левой ноге, то на правой.
— Коляван, а давай антагонистический спарринг? Вроде как бокс, только вопросами и ответами. Я тебе хук с ответом про Вальку, а ты мне апперкот с приветом о Затылке.
Но хозяин усадьбы отчего-то погрустнел и чуть не выронил дорогущую бутылку виски. Поискав глазами куда бы её пристроить и не найдя ничего подходящего, он поставил её на скамью, стоявшую у входа в гараж.
— Жив, значит, в тебе мальчишка, — сделал неожиданный вывод Николай Иванович и ещё больше озадачился. — Ещё жив. А на должности прикидывался перезрелым фруктом. Даже кое-чем несъедобным попахивал. Но спарринга не получится. Меня учили бить противника первым и бить в самое уязвимое место. Чтобы с гарантией. Чтобы без каких-либо ответов и приветов. Так что, могу для начала «прогреть каналы стволов» (приготовить артиллерию к стрельбе). Это в качестве дружеского предупреждения. Тебе решать: тягаться и лягаться или опомниться и сдаться.
Дмитрий Дмитриевич перестал валять дурака и примирительно произнёс:
— А куда твой мальчишка девался? Взял выходной на пару дней? На время моего нашествия. Бог с ним, с боксом. Считай, что я опомнился. Теперь о диктофоне: железяка по фамилии «Philips-5000» выключена. Никто наши с тобой любезности не записал, а жаль. Я бы послушал на досуге. Прогревай свои каналы, да расскажу тебе про Вальку, которая правнучка дядюшки Дадли, а заодно моя несостоявшаяся дочка. Понимаешь ли, я снова подкачал... ростом. Ха-ха-ха!
Рассмеявшись чему-то своему, отставной воспитатель отдал диктофон господину Мазуру и, не спрашивая хозяйского разрешения, самостоятельно побрёл осматривать приусадебный участок.
Аккуратный дворик, вымощенный тротуарной плиткой, был окружён подстриженными самшитовыми зарослями, имитирующими стену сказочного замка. За самшитом раскинулись облагороженные буераки и несколько молоденьких деревьев. В дальнем углу участка виднелись полдюжины опрятных грядок, вышка с ветряным генератором, пара хозяйственных построек, бассейн и сруб бани. Между буераками, деревьями и грядками пролегала извилистая зеркальная дорожка непонятного назначения. Всё это богатство обрамлял добротный двухметровый забор из металлического профиля последнего поколения.
Бывший политработник замер, не успев выбраться из зарослей самшита, и полушутя возопил:
— Здесь что, военный полигон?! Похоже, тебя недавно бомбили!
Николай Иванович перестал возиться с незнакомым прибором, похожим на сотовый телефон и последовал за любопытным гостем. Когда он сообразил, что именно в его владениях поразило бывшего воспитателя, сунул диктофон в карман и поспешил с любезными объяснениями.
— Это ландшафтный дизайн. Немного неудачный, это правда. Ну, так он же собственного проекта и исполнения. Зато земляника на искусственных склонах... склоняется.
Дмитрий Дмитриевич пару минут силился понять замысел «творца», но так и не сумел, а потому продолжил расспросы, смахивающие на насмешки.
— И по какому поводу Кашира, командир? Здесь всё кошерное? Ты же собирался в Истру. Или там подходящего полигона не нашлось?
— Потому что тут река по фамилии Ока! А если не кривить душой, здесь работу жене предложили. Должность почти профессорскую. Зарплату опять же, прочие льготы. Вот и скорректировал мечты в каширскую сторону, — без обиняков выложил хозяин-пенсионер, растерявшись из-за критики его детища, его произведения приусадебного искусства. — Ладно. Пошли, помянем Затылка, и выложишь цель своего невразумительного блицкрига.
Передумал я хвастаться стариковскими достижениями. Не стану рассказывать о почти дармовом участке с высоким уровнем грунтовых вод, осушая который вырыл по периметру дренажную траншею. В ней-то и споткнулся о родничок, оказавшийся весьма шустрым. Как потом ручеёк от этого родничка выпроваживал за ограду, а в итоге построил подземный водоём. Как всей фамилией кумекали, проектировали, вбухивали последние сбережения, но осилили построить рыбоводное мини-хозяйство с современнейшей электронной начинкой. Теперь гибридами осетра балуемся! И карпами.
А бугры не вывез умышленно. Мало ли что в жизни бывает. Вдруг усадьбу продать приспичит, а новым хозяевам твоё «стрельбище» не понравится? Пруд засыпать и деляну выровнять дело плёвое. Дренаж-то сохранится, и лишняя влага как стекала в низину, так и будет стекать.
Так что выдавай согласие на банные процедуры, и пойдём дышать лиственницей. Сруб я из неё поставил. Подле облагороженного родника. Если разнервничаешься или перегреешься, мигом в ручейке остужу. Или утоплю, там видно будет.
Пока отставной командир читал обиженную лекцию, посетитель его поместья изображал капельмейстера духового оркестра: нисколько не смущаясь, дирижировал невидимой палочкой, увлечённо кивал головой и обозначал речевые акценты не в меру разговорившегося хозяина.
— Здесь, пожалуйста, аллегро, а не анданте. «У-у-топ-лю-у! Там вид-но будет!» — сумничал напоследок Дмитрий Дмитриевич и поднял руки вверх. — Сдаюсь! Осознал, что наступил на любимый фермерский мозоль. Отложим на завтра лекцию о гибридном поместье с земляничными карпами и осетровыми водопадами. Я... если конечно в облагороженном ручье не утону, обещаю воспринять всё адекватно и уважительно.
Э-э-э... «Чивось Рыгал» на процедуры захвачу?
Николай Иванович улыбнулся шуточкам бывшего воспитателя и примирительно скомандовал:
— Левое плечо вперёд, в баню бегом марш! И никаких початых бутылок! Знаем мы вас, Дермонтин Дермонтиныч. Небось, подсыпали зелья, чтоб разговорить горемыку-пенсионера. Вон, от одного вашего перегара тараторю без умолку, а отхлебну... Там в холодильнике всё, что нужно имеется. Даже хлопковое бельё вашего «грандиозного» размера.
Дмитрий Дмитриевич не дожидаясь окончания хозяйских «тезисов» начал было бег на месте, но замедлился, выказывая то ли недоумение, то ли несогласие.
— С чего вдруг я... Бельё в холодильнике?! Эк меня! И это. Я Динамит Динамитыч, а не какой-то там кожзаменитель недовыделанный!
На этом потешные препирательства бывших сослуживцев закончились, чтобы с новой силой разгореться после пары дежурных тостов и торжественного посещения заново отциклёванной парилки.

[Tadpole]

— Чем киви и бананы отличаются от наших яблок? Зачем это вам? В дальний поход собрались? К дикаркам-папуаскам в гости? Которые по тундре бегают в чём мать родила?
... По джунглям? И там бегают?
...Конечно знаю! И про киви с бананами тоже! Объясняю для умников и маменькиных сынков, не нюхавших...
Не папуасок нужно нюхать, а экзотические фрукты витаминного происхождения! Слуховые аппараты на меня!
Фрукт киви. Размер — яйцо. Цвет — хаки. Небритость — недельная. Поедается изнутри, а снаружи выбрасывается.
Фрукт банан. Размер — огурец. Цвет — желток. Небритость отсутствует. Поедается изнутри, а снаружи выбрасывается.
Русский народный фрукт яблоко. Размер — кулак. Цвет — светофорный. Зелёный, жёлтый или красный. Небритость отсутствует. Поедается снаружи до состояния «огрызок». Данное состояние считается несъедобным, а значит выбрасывается.
...Что будет, если киви и банан поедать снаружи, а яблоко изнутри? Заболеете аппендицитом!
Заболевание «аппендицит» напоминает гангрену конечности и лечится ампутацией. Чаще всего ему подвержен небольшой отросток специального назначения, находящийся между грудью и пахом.
...Да-да! Ниже вашего дырявого пупка! Из-за поедания несъедобных состояний данный отросток воспаляется, краснеет и увеличивается в размерах. После чего отрезается хирургическим способом и выбрасывается...

Перлы мичмана Затылка

...
Всё сознательное детство Николай Иванович мечтал стать лётчиком. Прилежно учился в школе, занимался в спортивных секциях, ходил в авиамодельный кружок, но всё напрасно. Закончив десятилетку, поехал поступать в Высшее Авиационное, где в самом начале медкомиссии получил неофициальный диагноз: «Слишком здоровый». То есть, излишне рослый молодой человек.
— В тебе уже сто девяносто сантиметров и восемьдесят пять килограмм, а что будет к окончанию училища? Два метра и сто двадцать килограмм? — невесело «успокаивал» абитуриента военврач с хитрыми глазками. — Где такие громадные истребители взять? Но не расстраивайся, русский витязь! Найдётся и для богатыря военная работёнка. Непыльная. Моряком стать не желаешь? Если конечно экзамены осилишь.
Пришлось Николаю Ивановичу срочно «желать» стать военно-морским офицером.
Через неделю он уже сдавал математику и физику, привыкал к новым «мечтам», к незнакомому обмундированию, к замысловатым званиям рядовых и офицеров.
Но Высшее Военно-Морское оказалось с сюрпризом. Точнее курс, на который «набрали» Николая Мазура и ещё почти шесть десятков вчерашних мальчишек.
После года муштры и недосыпаний, знакомства с основами основ, после тестов, учений, нарядов и прочих «прелестей» начала наполовину службы, наполовину учёбы, курсант Мазур побывал на настоящем военном корабле. Прошёл первую ознакомительную практику и понял, что судьбой не обделён. Что Военно-Морской Флот и есть его родная, а не двоюродная стихия.
Но в начале второго курса судьба будущего офицера сделала умопомрачительный поворот «все вдруг в изгои» («все вдруг» — манёвр нескольких кораблей, при котором они одновременно поворачивают на определённый курс, изменяют скорость и т.д.). И началось всё с казалось бы безобидного вызова к начальнику строевого отдела.
— Завтра на смотре заработаешь пару нарядов вне очереди за... за что-нибудь. Понял? Это поручение руководства училища. Справишься? Разумеется, никому ничего не говорить. Свободен, — получил курсант Мазур подозрительный приказ и от души посмеялся.
А вот зря. Именно с этого невразумительного задания вся будущая карьера флотоводца Иваныча дала трещину. Накренилась и завернула в такие дебри, которые тогдашнему салаге и во сне не могли присниться.
Слегка испачкав зубной пастой правый парадный ботинок, Коля Мазур сделал глупое выражение лица и занял место в строю для внеочередного смотра. Но три наряда вне очереди он получил не за это легкомысленное деяние, а за будто бы измятый гюйс и недостаточно начищенную бляху ремня.
Пока он соображал, что к чему, ещё пара человек из его группы получила от начальства аналогичные замечания и наказания.
— В восемнадцать ноль-ноль на развод! Мазур — дежурный по роте. Бородко и Литвин — дневальные! — прозвучал приговор командира роты, и строевой смотр закончился.
Отработав наряды, троица «нерях» была вызвана на разнос к начальнику судоводительского отделения, где нос к носу столкнулась с высшим руководством училища.
— Значит так, архаровцы. Нужно нашкодить. И нашкодить по-крупному, — на полном серьёзе заявил завтрашним отщепенцам капитан первого ранга, исполнявший обязанности начальника мореходки. — Сойдёт пьянка. Водка, дебош, выбитые стёкла и так далее. Рожи... обязательно всмятку! Мебель не подлежит ремонту. За спиртным — в самоход или ещё как. Осилите? И чем больше народа примет участие, тем лучше. До субботы чтобы управились. Не шутка! Потом всё поймёте. Свободны! — отчеканил будущий контр-адмирал и выпроводил «архаровцев» из кабинета.
Но на этом чудеса не закончились. Не выходя из приёмной начальства, курсант Мазур расписался в получении пятидесяти «подъёмных» рублей и вызубрил список «обязательных участников мероприятия».
— Надо, братцы. Надо, — смущённо бормотал «избранникам» начальник отделения, убирая в стол ведомость и список, после чего намеренно громко гаркнул: — И чтоб занятия больше не пропускали! Бегом марш на самоподготовку!
И всё завертелось. Не только в головах организаторов «мероприятия», но и вокруг них. «Где взять пол ящика водки? Как пронести её через КПП? Где пить? Чем закусывать? Как заставить “нужных” людей участвовать в попойке? Как без обид разукрасить друг дружке физиономии?» — вот далеко не полный перечень проблем и вопросов, которые пришлось решать «зачинщикам», и они решили их с неслыханной находчивостью и юмором.
Уже на следующий день после учебных занятий троица явилась к начальнику отделения и заявила:
— Готовы к перевозке мебели! Подсобим с переездом, товарищ капитан-лейтенант.
Пришлось начальнику судоводителей спешно приходить в чувства от неслыханного панибратства подчинённых и срочно «переезжать» к дальнему от училища виноводочному.
— Наглецы. Форменные наглецы, — всю дорогу причитал капитан-лейтенант, а под занавес операции «Переезд» сделал внушение: — Находчивость — это конечно хорошо, но шантаж... И ещё одно. События не форсировать. Приготовиться и ждать отмашку. Вторая часть пока не готова. «Параллельные» ещё не созрели. Ах, да. Проболтался. С ними-то вы и будете «биться». А водку из багажника вам придётся украсть. Хоть в этом проявите самостоятельность!
И будущие «пьяницы» её проявили. Ещё какую! Сорвали самоподготовку и вывели из учебного корпуса не только свою группу, но и параллельную.
Под всеобщее улюлюканье ВАЗ-2102 начальника отделения оторвался от земли и на руках «перекочевал» от центрального входа УК (учебного корпуса) к чёрному ходу соседнего здания «Экипаж» (общежития). Где умельцы взломали замок автомобильного багажника и изъяли груз «ноль пятьсот». После этого «двойка» вернулась к учебному корпусу, а довольные собой курсанты на самоподготовку.
«Будет знать, как задарма припахивать!» — объяснил сотоварищам мотив деяний тогдашний заводила Мазур, и соучастники громогласно гаркнули: «Ус-с-с!»
Что именно означало это, бытовавшее в училище междометие, никто из кадетов толком не знал, отчего трактовалось оно от пренебрежительного «Ух и сукин сын!» до одобрительного «Ура салагам!»
Через неделю от начальника отделения поступила команда «Ату!», и в ночь с субботы на воскресенье случилось ЧП, опорочившее не только две роты «водителей» (штурманов), но и всё училище.
Спровоцировав употребление алкоголя, тройка организаторов для начала угостила всех «волонтеров», а потом принялась за «нужных людей». Не пожелавшие подобру-поздорову вкушать «беленькую» заманивались в ротную каптёрку и поились силком. После чего их связывали по рукам и ногам и заталкивали в пустовавший кабинет командира роты.
Когда список участников закончился, а «зелье» ещё нет, зачинщики побратались с пленниками и освободили всех разом. Затеявшаяся при этом потасовка в крупную драку не переросла, но второкурсник Мазур не растерялся и «вышел из себя». За ним последовали Бородко и Литвин, а также наиболее захмелевшие братушки.
Запланированные бесчинства случились в кубрике с окнами на плац. Пара стульев одним махом вылетела сквозь застеклённые рамы и упала к ногам дежурного по училищу, которым «случайно» оказался начальник строевого отдела.
Пока оный субъект степенно поднимался на четвёртый этаж «Экипажа», в кубрике случилась настоящая драка. Трезвые и выпившие пытались успокоить друг друга, в связи с чем громко кричали и мутузили кого ни попадя.
Пока «свои» смешались с «чужими», организаторы акции убыли в соседнюю роту, где принялись за дневального, спокойно дремавшего «на тумбочке». Через минуту из нужного кубрика вывалилась ватага разогретых «параллелей», и запланированный финал с потасовкой «рота на роту» успел-таки состояться до прихода дежурного офицера.
В результате участников и пострадавших было на порядок больше намеченного, что и требовалось, дабы не отчислять зачинщиков, а примерно наказать всё судоводительское отделение.
Уже наутро понедельника обе группы второкурсников были расформированы и заново собраны. В одну попали «более виноватые», в другую «менее пьяные».
Материальный ущерб был возмещён годовым лишением стипендии и внеплановым ремонтом «своими силами». Приказами по училищу и пьяницы, и трезвенники были осыпаны выговорами с последними китайскими предупреждениями и условно отчислены. То есть, сменили курсантские погоны на матросские с одинокой буквой «Ф». Сие означало, что штрафников в любой момент могли отправить на военный флот, а время учёбы зачесть для отмеривания трёхлетнего срока службы. На этом всё успокоилось.

[Tadpole]

Спустя шесть недель в штате комсостава училища появились «чёрные лейтенанты». Новые офицеры никак себя не проявляли, занятий с курсантами не проводили, а только присматривались к распорядку учебного заведения и «особенно» следили за ротой номер три, куда и были отсортированы наименее надёжные второкурсники-шалопаи.
Начальник училища приватно объяснил появление «чёрных» угрозами в адрес «второсортных».
— Нужно же кому-то служить на «килькином» флоте. На «пятом океане». Проще говоря, в Каспийской Флотилии. Вот туда мы и спровадим отличившихся! А «особисты» помогут, чтобы они не распоясались, а дотянули до выпускных экзаменов.
И его пророчества оказались нешуточными.
Когда негласные подготовительные мероприятия были закончены, «чёрные лейтенанты» взялись за дело.
В один прекрасный день обычный кабинет для самоподготовки будущих «Каспийцев» оказался запертым, и их «пригласили» в заново оборудованную лабораторию неизвестного назначения. Вот тогда-то курсант Мазур и его «гранёные братья» узнали, зачем был затеян спектакль с водкой, дракой и нанесением материального ущерба училищу.
— Проходите и устраивайтесь! — скомандовал незнакомый лейтенант, и двадцать три курсанта заняли предложенные места в зале для завтрашних защитников отечества.
Проигнорировав ухмылки на лицах, лейтенант официально представился и без обиняков ввёл в курс дела:
— Старший лейтенант Александр Александрович Иванов-первый. Морская контрразведка. Фамилия ненастоящая, звание и род войск тоже. С вами буду заниматься по специальной программе для офицеров «Летающего» Морского Флота.
Разумеется, данная информация строго секретная, а вы с настоящего момента имеете к ней допуск нужного уровня. Подчёркиваю: допуск к последним разработкам кораблей, вооружения, боеприпасов и прочим закрытым изобретениям и военным технологиям. Для этого придётся попотеть и «повоевать» на засекреченных базах и кораблях последнего поколения. И конечно позаниматься в этом кабинете для самостоятельной подготовки.
Пособия и прочие материалы будете получать здесь же под роспись. Конспектировать можно и нужно, но выносить конспекты из кабинета строжайше запрещено.
Для преподавателей и командиров я и мои коллеги — спецы по дисциплине и прочим заумным штучкам. Для ваших товарищей по учёбе — то же самое.
А теперь переходим к ознакомительным вопросам и ответам.
После таких откровений кадеты одним махом вскочили с мест и со слезами радости на глазах заголосили:
— Мазурики, так вот для чего нас перекрестили в юродивых?! Для секретной учёбы и службы! Самые последние разработки! Вот так сюрприз!
Офицер обождал, когда эмоции стихнут, и начнутся деловые вопросы, после которых вкратце пояснил:
— «Летающие» корабли — значит «летающие». Корабли на воздушных подушках, экранопланы, экранолёты, скоростные на подводных крыльях и прочие разработки, проходящие испытания и наладку оборудования или вооружения.
Простых срочников допускать к ним нельзя, а обученных офицеров пока нет. Вы и будете сначала за срочников, потом этими офицерами. На летающих тоже нужно драить палубу и гальюн. Так что работы будет невпроворот. И ещё кое-что.
По новой программе обучения вы будете контактировать не только с конструкторами и строителями кораблей и оружия, но и со специально обученными людьми. Морская авиация, спецназ, морпехи, десант, боевые пловцы, прочие секретные специалисты навроде ракетчиков, компьютерщиков, психологов. Так что учитесь держать язык за зубами, чувства в кармане, а любовь к родине в голове.
Возвращаясь к «юродивым», которыми вы себя чувствовали последние недели, даю вводную: до самого выпуска из стен данного заведения, вы и будете пьяницами, дебоширами и бездельниками. Привыкайте к двойной жизни. Имидж поддерживать регулярно, но не перебарщивать. Не путать запах спиртного с его чрезмерным употреблением. Кстати, пить алкоголь вас тоже обучат, не сомневайтесь.
Ну, а теперь возьмёмся за подготовку к службе.
И только после этой «тайной вечери» у Николая Мазура и его сотоварищей началась увлекательнейшая учёба в Высшем Военно-Морском. Учёба на штурмана с «привилегиями» летать, стрелять, нырять, прыгать в воду с парашютом и без оного, «драться» с инструкторами боевых пловцов и прочее.
Плюс этикет, танцы, аутотренинг, мировые марки крепких напитков со способами его культурного «преодоления» и так далее, и тому подобное. Кратковременные и продолжительные выезды на «уборку урожая» или «ликвидацию последствий урагана» в инженерно-технические ВУЗы МО, в военные части и базы ВМФ, на объекты, корабли, полигоны, стрельбища, «в объятия» новейших тренажёров и симуляторов.
Помимо всего «пьяницам» пришлось в совершенстве изучить серии сторожевых кораблей Каспийской Флотилии. Проекты 42 — «Соколы» или «Птицы», и 50 — «Звери», которые и стали их официальным «прикрытием». В связи с чем по окончании второго курса они прошли первую «глубоко засекреченную» стажировку. Сыграли роль выпускников средней мореходки и «отслужили» сорок пять суток в азербайджанском Баку.
Неделю в БЧ-5, неделю в БЧ-4, неделю в БЧ-3, и так далее. И всё это в целях ознакомления с «будущим» местом службы и испытания на пригодность к «тайной жизни». Специально для «Мазуриков» командование флотилии устроило дивизиону «паровиков» внеплановые учения с боепоходом в сторону субтропических берегов Ирана, на тот момент ещё спокойного персидского государства.

[Tadpole]

— Что?! Корабли «ходят» по воде? Кто это вам сказал?!.. Опять «все»? «Все», значит «никто»! Или «все», значит «я»!
...Ходить по воде разрешается только тому, кого вы все знаете! Остальные либо плавают, либо тонут.
...Не обсуждается! Вопрос не только религиозный.
По не писанному морскому закону, военный корабль всегда и везде обязан сохранять положительную плавучесть.
Особенно в сражении! То есть, плавать, а не идти ко дну! Плавать, несмотря на любые боевые повреждения. И стрелять по врагу, пока не опустеет артиллерийский погреб. То есть, до последнего снаряда и патрона!..
После этого можете «ходить», куда вы там собирались. Хоть шахматами по разноцветным кубикам, хоть в «судно́», которое «оно́». Но помните, если военный корабль пошёл ко дну, он перестаёт быть кораблём. Становится братской могилой.
Так что, сохраняем положительную плавучесть! Ни при каких обстоятельствах не ходим под себя и не тонем!

Перлы мичмана Затылка

...
Баня показалась гостю восхитительной, но недостаточно натопленной, поэтому Николай Иванович спешно взялся за экстренный «подъём паров».
— Да ты меня, чтоль, совсем не слушаешь?! — не угомонялся привереда политработник, мешая хозяину возиться с поленьями. — Я те о другом градусе толкую. Об алкогольном, а не о парном. Давай стаканы, закуску, и начнём прения!
Но пенсионер Мазур воспринял очередную критику его хозяйства самым серьёзным образом и решил раскалить парилку до «номинала» в сто с лишним градусов.
— Теперь вползать в неё будешь! Шапки и рукавицы для таких экстремалов тоже имеются. Ишь ты, любитель погорячее! — приговаривал он, сделав озабоченное лицо. — А на счёт Зелёного Змия я те так скажу: первый заход на сухую! И чубчик, и печень. Это моё правило. Потом я по пивку, а ты по своему «дьюти-фри».
Зря только веники дубовые запарил!.. Геть сам к холодильнику, если не терпится. Комиссарь, сколь душе угодно.
И Дмитрий Дмитриевич принялся за дело. Обнаружив в настенном шкафчике искомую посуду, а в холодильнике деликатесный рог изобилия, он со знанием дела организовал застолье. В кратчайшие сроки всё было нарезано, разложено, расставлено и разлито по рюмкам.
— Эй, кочегар! Хорош дрова переводить. Давай нарушим твоё сухое правило. По пять капель за встречу. По столько же за тех, кто в море. А потом уже не чокаясь. За твоего... За нашего Затылка и моего куратора-прокуратора. Тоже недавно угомонился. Пусть земля им будет водой, — приговаривал Дмитрий Дмитриевич, налаживая контакт с ершистым коллегой.
— По пять капель, говоришь? Эк тебя! Виртуоз застольного мастерства сыскался?! — по-хорошему удивился хозяин, взглянув, наконец, на ресторанные художества воспитательного командира. — И на кой жениться при таком таланте?! Да ещё семь раз кряду?
Пришлось Николаю Ивановичу делать исключение ради «столового искусства» гостя. Облачившись в простыни, отставные офицеры соблюли формальности и осушили символические пять капель за встречу и столько же за тех, кто в походе. Господин Мазур даже передумал настаивать на припасённом коньяке, поэтому допивали «Chivas Regal».
— Значит Иосиф Яковлевич тоже уже «там»? А мне никто ничего. Так ты из-за него пожаловал, наплевав на гордыню и спесь? Или оные недуги с возрастом сами прошли? — мирно интересовался хозяин, пока гость отдавал должное покупным закускам и домашней стряпне «От Игоревны».
— Из-за него, родимого. Всё и всегда только из-за него. И в политработники, и в надводники, и в отцы, и в подлецы. Но об этом позже. После третьей выложу козыри, а пока айда в твою купальню! Испытаем её на прочность, — ни с того ни с сего раззадорился Дмитрий Дмитриевич, и компания перебралась в «пекло».
В парной было чрезвычайно жарко. Перегретый пар поднимался от каменки и буквально свисал с потолка, жаля в уши и лица. При каждом движении обнажённые тела офицеров погружались в его раскалённые объятия, а их лёгкие наотрез отказывались вдыхать расплавленный воздух с запахом хвои.
Господин Дормин никак не ожидал от деревянной избушки настолько жгучего приёма, оттого и схватился ладонями за уши, приземлившись на самый нижний полок.
— На вот головной убор. Сначала прогрейся хорошенько, а потом веничком тебя отхлещу, — сжалился над страдальцем Николай Иванович и вручил тому войлочную шляпу для парной.
— Коляван, ты явно перестарался. Вкрутую меня сварить собираешься? Ещё и пихтовым маслом заполировал. Или это твоя лиственница подгорает? Дышать же невозможно! — бухтел для порядка командир-воспитатель, а сам уже нацеливался на следующий по высоте полок. — Я хоть и недомерок, но у тебя и на полу ад кромешный!
Первый «заход» продлился чуть дольше десяти минут. Ошпаренные отставники вывались из парилки и наперегонки бросились к душевым кабинам.
Остынув до «человеческой» температуры, они чинно расселись у столика с закусками, и беседа продолжилась.
— На изыски не налегаем! Нам ещё на процедуры, — поучал строгий банщик новичка-посетителя. — Жажду туши и получай удовольствие от расслабления. После здешнего омовения, как на крыльях летать будешь! Просто, невесомым станешь. Вот увидишь.
— Жажду, говоришь. Можно и её любезную. Третья за ушедших, и краткое содержание предыдущих серий, — согласился Дмитрий Дмитриевич, но неожиданно помрачнел. — Ладно. Пока никто никого не напрягает с откровениями, а посему поминаем рабов божиих Недельного Иосифа Яковлевича, то есть дядюшку адмирала. И господина Затылка... Менделея Аркадия Антоновича — мичмана-связиста. Ну, а сними и всех прочих, не доживших до этого душевного разговора.
Николай Иванович понял, в какую сторону клонил малорослый, но далеко не малоумный замполит дивизиона, однако решил не спешить с реакцией на заявление гостя. Повременить до его следующих здравиц или объяснений.
Спустя долгие минуты неловкого молчания, последовавшие за третьей рюмашкой, Дмитрий Дмитриевич собрался с силами и после глубокого и весьма красноречивого вздоха изрёк:
— Как говорил папаша Мюллер соседу по лестничной площадке Штирлицу, я всё знаю о вас и радистке с четвёртого этажа. Осталось разобраться с дворником Шлагом, он же пастор Затылок, и моя арийская душа успокоится.
Пенсионер Мазур сделал над собой усилие, дабы сдержаться и не брякнуть что-нибудь излишне эмоциональное, ещё и с матерным подтекстом. Удержав себя в рамках приличия, он от души посмеялся и кивнул на виски.
— Вы разливайте, голубчик. Взялись, так начисляйте, а я тем временем скумекаю, чего бы сморозить в стиле «Семнадцатого домоуправления».
Сообразив, что хозяин ещё далёк от старческого маразма, бывший замполит решил пойти ва-банк и выложил сногсшибательные, как он считал, вести:
— Проект «Стрекоза». Конец семидесятых. Универсальные командиры-инструкторы. Специалисты по «неядерной» войне и локальным конфликтам с использованием надводных, подводных кораблей, и всего прочего вплоть до авиации и космоса. Ни о чём не говорит?
Но и это не помогло политическому воспитателю, потому как Николай Иванович ловко отразил провокацию, неискренне удивившись и одарив гостя внеочередной шпилькой.
— Это вам дядюшка на смертном одре исповедался, или вы фантастики начитались?! Предупреждаю: от гремучей смеси из вашего «Рыгала» и моей баньки могут случиться галлюцинации. С голосами в захмелевшей башке. Напридумаете себе невесть что, а мне потом гостинцы в психушку носи! — чуть ли не рассмеялся локальный специалист по космическим конфликтам.
Бывший политработник сделал вид, что обрадовался хозяйской находчивости и шуточкам, для чего беззвучно зааплодировал и постарался изобразить довольную физиономию. Но двухнедельная щетина никак не могла замаскировать выползшие на лоб брови. Скрыть изумление, смешанное с разочарованием у комиссара не получилось.
— Адмирал только вскользь намекнул о вашей персоне. Точнее об услугах, оказанных ему в одном бананово-социалистическом княжестве. Подробности я уже сам раскапывал по архивам, интернетам и прочим подвалам адмиралтейства. Допуск, слава Богу, имелся. Только вот понятия не имел, что собственно искать!
Ну, да, была группа морских кадетов, которую натаскивании неизвестно на что. Был среди них некто Мазур. Случались у них переделки-перестрелки, к которым их и готовили. Только вот проект этот... то ли «Стрекоза», то ли ещё как, закрыт за ненадобностью ещё в восьмидесятых. Уж больно тщательно вымарали не только его название, но и маломальские подробности. На каждом листе только пару-тройку предложений разобрать можно, а всё остальное — сплошные чёрные полосы. Просто, траур какой-то по былому величию армии и флота.
А ведь мы в те годы на подъёме были! Уж я-то помню, как нас в училище дрессировали и науськивали. Вот у НАТО то-то и то-то, а у нас всё хоть не намного, но лучше. Даже обычная палубная артиллерия пусть на пару километров, но стреляла дальше!
К чему это я? Ах, да. Начисленному верить! Так выпьем же за откровенность, опоздавшую...
— На электричку, — ввернул неугомонный житель подмосковья, всё ещё не желавший сплетничать о засекреченном прошлом.
— На двадцать с лишним лет, — траурно закончил Дмитрий Дмитриевич и залпом осушил рюмку.
В этот раз Николай Иванович не стал испытывать терпение гостя. Не дожидаясь обид или очередных бредовых домыслов он предложил компромисс:
— А вот давай с тобой договоримся, Дим-Дим Замполитыч. Ты вразумительно выкладываешь цель своего «пришествия», которое, как я понял, связано с нашим боевым товарищем. А я всё, что могу, поведаю и растолкую.
Подчёркиваю: о нём родимом. А обо мне, извини. Я настолько законспирированный засранец, что даже спустя тридцать лет дух захватывает! О себе не то что информацию озвучивать не могу, я те ни «да» ни «нет» не имею права говорить. Мне на эту тему даже кивать запрещается. Причём, в любую кривую сторону!
Пока Дмитрий Дмитриевич пытался понять, не издевается ли над ним хлебосольный шпион-отставник, тот, как ни в чём не бывало, продолжил поучения, смахивающие на небылицы.
— И что там насчёт траура по ВМФ? Где это ваше благородие такие «тельняшки» изволили видеть? С чёрными и белыми полосками? Вы, вообще, что и где читали? Хрень на постном масле в копиях для служебного пользования?! Не смешите мои двадцатимиллиметровые звёздочки! Честно заработанные на флоте. Там, где настоящие мальчики читают папки с грифом «Совершенно секретно». В них не водится полосок или крестиков с ноликами!
Ой!.. Кажется, понесло. Уже похвастался о причастности к тайнам и «Стрекозлятам». Ха-ха-ха!.. Эк меня! Пойду в баню. Угощу себя дубовыми хворостинками!
После этих маловразумительных слов хозяин встал из-за стола и отправился в парилку, где и продолжил посмеиваться, стегая себя по бокам, а заодно покрикивая фирменное Мазуровское: «Эк меня!»
Дмитрий Дмитриевич не стал долго горевать по поводу мудрёных реплик виртуоза «люторатурного» слога. В конце концов, он хорошо знал, куда и к кому приехал, а потому рванул следом за «маэстро» в парилку с одним-единственным вопросом, похожим на крик истерзанной комиссарской души.
— «Корабельную Колыбельную» ещё не забыл, старый упрямец?!

[Tadpole]

— Что такое «аллегория» я точно не знаю, но предпочитаю никогда не называть падших женщин этим матерным словом!..
...Нет-нет! Никогда не спрашивайте у аллегорий, аллегории они или нет. Это табу. Это неэтично и непрактично. За это можно схлопотать.
...Нет, не выстрелом в лицо из крупнокалиберного валенка или ботфорта, а пощёчиной, международным «средним пальцем», матерным посылом, и не только ими.
Каждый военно-морской служащий обязан знать: нельзя называть портовых аллегорий аллегориями. Даже если они явные, даже если они прожжённые.
...Прожжённые, значит многоопытные. Даже если они «этим» зарабатывают на жизнь, их всё равно нельзя так называть. А вдруг они таким способом ищут себе аллего-френдов?
Значит, нужно в любой из них видеть трепетную лань. И пусть широкие бёдра этих ланей уже искусаны попугаями с крупными… носами и чёрными усами, не называйте их аллегориями! В крайнем случае «куртизанками».
А лучше отхлебните чего-нибудь согревающего и присмотритесь к ним внимательнее. Ровно через пять минут они уже не такие потрёпанные жизнью. Отхлебните ещё раз. Только не спешите закусывать! И ещё раз присмотритесь. Вот уже они…
...Какие ещё «зелёненькие чёртики»?.. Я вам рассказывал?!

Перлы мичмана Затылка

...
По окончанию третьего курса с последующей практикой в Североморске, под занавес которой «пьяницам» вернули, наконец, курсантские погоны, Николай Мазур и ещё дюжина братушек-ребятушек угодили на «летние каникулы». Разумеется, на самый горячий в военно-техническом смысле «курорт» Каспия.
Здесь бравые кадеты за один световой день познакомились не только со знаменитым на весь мир экранопланом «КМ», прообразом ударного ракетоносца, но и с десантными катерами на воздушных подушках «Скат», «Кальмар» и «Джейран». Не остался в стороне и самый засекреченный в мире экранолёт «Орлёнок». Всё, чему учили и что обещали чёрные лейтенанты, сбылось одним махом.
Когда новейшая военная экзотика только-только стала повседневной работой, почти все Мазурики озадачились их действительным отношением к «летающему» делу. Ведь за штурвалами экранопланов и экранолётов оказались не моряки, а самые настоящие лётчики-испытатели пусть из морской, но всё-таки авиации. Те немногие офицеры «ворочавшие» Джейранами и Кальмарами тоже были не совсем морскими, а всё больше выпускниками инженерных училищ и даже академий, или спецами из оборонных НИИ.
Ситуация прояснилась только после того, как сослуживцы делегировали Николая к командующему флотилией для формального доклада о начале очередного «подпольного стажа», а по сути с одним-единственным вопросом: «На кой мы здесь?»
— Ну, вы же не «ЛИСы». Не из Лётно-Испытательной Службы, а из проекта «Дитискус». Вам разве не объяснили, когда сюда отправляли? Вы наше «светлое будущее». А здесь чтобы потом не гадать на кофейной гуще, кем или чем командуете из далёких штабов. Что могут или должны уметь новые советские игрушки. И конечно их «начинка» с погонами лётчиков, десантников и прочих «Санта Клаусов». Так что вам и карты в руки. Веселитесь на здоровье, пока не обременены ответственностью или непоправимыми ошибками, — по-житейски растолковал вице-адмирал Касумбеков, очевидно, приняв молодого Иваныча за какого-нибудь «высокопоставленного» наследника.
— А почему нас сразу не ввели в курс дела? Что не мы будем управлять «подушками» и «телевизорами»? — промямлил командующему делегат, окончательно сбитый с толку невиданной открытостью вице-адмирала и новыми секретными Клаусами.
— Для начала хотели глянуть, кто к нам пожалует, — продолжил откровенничать военачальник. — Маменькины сыночки или действительно новое поколение грамотных командиров. Я по этому поводу даже пари заключил с вашим куратором. С отцом-основателем. Вы — это его детище. Может, каприз. Время покажет.
Только несколько дней спустя, когда гранёные братушки проходили инструктаж в морской контрразведке, всплыло настоящее имя «отца-основателя». Им оказался, ни больше ни меньше, сам Министр обороны СССР Дмитрий Устинов, на тот момент курировавший не только никому неведомых «Мазуриков», но и всё наукоёмкое вооружение, а особенно его последние разработки.
После детального знакомства с проектом «Дитискус» будущие командиры в очередной раз расписались в неразглашении и с новыми силами взялись за практические занятия.
По инициативе курсантского коллектива и с негласного одобрения командования, во избежание случайного рассекречивания, «Дитискус» был ими условно переименован в проект «Стрекоза», а себя чёртова дюжина Устиновцев обозвала «Стрекозлятами».
Именно Стрекозлятам в качестве боевого крещения командование устроило испытание на «интеллигентность». И случилось всё ровно за неделю до окончания командировки.
— Погода пару дней будет хорошая, так что адмирал уехал на рыбалку. А это равносильно тому, что «С-21» («Орлёнок») в ремонте, — приступил к внеплановому инструктажу капитан-лейтенант, ответственный за «практику». — Ваша задача.
Первое. До его прибытия вернуть диверсионно-разведывательную группу Покойника. Крайний срок их боеспособности и стопроцентной выживаемости — восемнадцать ноль-ноль воскресенья. Само собой, по легенде учений. Сегодня пятница. Кумекайте. Подробности задания в пакете у дежурного офицера.
Второе. Разрешается использовать всё, что сможете и всех, кого сможете. Кроме гражданских, конечно. Личный состав кораблей и офицеры части предупреждены о ваших полномочиях. Соседи-десантники тоже.
Третье. Никаких нарушений устава и режимов работы спецтехники. Дерзайте!
И Мазурики дерзнули.
Получив из рук дежурного пакет с грифом «Секретно» и красноречивой допиской «Передать питерской шпане», Николай собрал свою дружину и огласил приказ начальства.
Неведомой команде с позывным «Горбушка» предписывалось в течение сорока восьми часов организовать эвакуацию группы разведки с позывным «Дынька». Для чего Горбушке надлежало воспользоваться ресурсами базы «Антоновка», обладающей боевыми единицами «Бабочками» и «Воробушками», а также в обязательном порядке захватить на операцию «максимум десантовместимости».
Несмотря на явно издевательские А-Б-В-Г-Д позывные участников учения, задание было серьёзным испытанием на смекалку, выучку и готовность к действиям. Смущали лишь две оговорки. Первая: группу разведчиков требовалось снять с противоположного берега моря. При этом сымитировать высадку десанта с «Бабочки» или «Воробушка» в одном месте береговой черты, а принять на борт «Дынек» в десяти милях севернее. И вторая: за полчаса до начала высадки морпехов следовало ознакомиться с остальными подробностями учений, указанными в прилагаемом малом конверте.
На покрытие расстояния до противоположного берега моря, равного ста пятидесяти милям были способны только водоизмещающие десантные катера и «подушки» Джейраны. Но «посторонних» плавсредств в приказе не значилось, зато присутствовал недвусмысленный намёк на экранолёт «Орлёнок», который из-за адмиральской рыбалки оказался под запретом.
Проанализировав малопонятные условия задания, команда Горбушка разбилась на три звена и начала действовать.
На удивление, вся база оказалась в готовности номер один. Вот только не для участия в «шалостях студентов». И тут и там Стрекозлятам давали от ворот поворот и отказывались выполнять какие-либо поручения или приказы, не говоря уже о снятии «Джейранов» со штатных стоянок. Прямо перед их носами командиры «подушек» вскрывали свои конверты с заданиями, после чего пожимали плечами и говорили что-нибудь наподобие: «Мимо кассы. Мы не Бабочка», «Выведен из строя авиа-налётом противника», «На самом деле в починке», и так далее.
Зато сто шестьдесят душ бравых морпехов в полной боевой и трёхсуточным сухпаем выразили готовность, хоть через пять минут «грузиться» на любую соответствующую технику.
«Подгоняй, брат, свои жужжалки. Мы не дремлем», — снисходительно молвил курсанту Мазуру их командир в звании гвардии старшего лейтенанта и выпроводил его из казармы.
Через пару часов безуспешных метаний по базе, чёртова дюжина кадетов снова собралась полным составом и начала мозговой штурм.
— Предложения! Плакаться будем после экзамена, — скомандовал молодой Иваныч, пресекая невесёлые прогнозы насчёт полного фиаско с Дынькой и Горбушкой.
И тогда на его голову посыпались такие фантастические и невыполнимые советы, что можно было диву даваться. Но будущий флотоводец и в предложенных сказках смог отыскать нужные намёки.
— С Джейранами ясно одно: нам их не видать. «С-21» тоже. Какие мысли насчёт Кальмаров? Знаю, что «пробег» у них всего сотня миль, но... Может, как-нибудь растянем его хотя бы до двух сотен? До казахского берега, а там выкрутимся. Топлива с собой наберём, или ещё как. В край, на обратной дороге пришлют за нами какие-нибудь буксиры.
Кстати, кто знает, как их на базу притаскивают, когда они на самом деле ломаются? — рассуждал Николай после констатации безрадостных фактов, собранных воедино.
— Как, да как. «Триста шестые», которые «танковозы» за ними посылают. Десантные корыта с носовой аппарелью, — доложил коллеге никогда не унывающий Литвин.
— Тогда предлагаю всё сделать шиворот-навыворот. Слушай мою команду, Горбушка! Грузим десант на пару Кальмаров. Но без бронетехники. Чтоб горючего меньше спалить. «Кальмарщики» выказывали желание помочь, пусть помогают. Десантура тоже «на товсе» (в готовности). Звенья Литвина и Бородко на танковозы! Заартачатся — действовать по обстоятельствам. И не забудьте про топливо. Чтоб под завязку! Я займусь десантниками и Бабочками. Сниму их с сухого якоря.
После пламенной речи оратору пришлось объяснить кое-какие подробности, и он их объяснил. По его утопическому сценарию пара самоходных барж проекта 306 «Танкист» должна была взять под уздцы гружёные десантом Кальмары и отбуксировать их на предел досягаемости места высадки. То есть, на расстояние в сорок-пятьдесят миль до берега. После этого «подушки» должны были встать на крыло и выполнить поставленную задачу. Так как баржи-самоходки были медленными в качестве буксиров, за операцию пришлось браться немедленно.
И она началась в двадцать ноль-ноль местного времени.
Рота десанта буквально в считанные минуты погрузилась в твиндеки Кальмаров. Кальмары вышли на рейд и сразу же заглушили газотурбинные двигатели. В течение следующего получаса к ним присоединились и неуклюжие на вид танковозы. В двадцать один тридцать несуразная «процессия» взяла курс на восток.
Благодаря ночному попутному ветру средняя скорость перехода составила более пяти узлов, и уже на закате субботы на горизонте всплыла тёмная полоска берега с торчащими на ней кубиками многоэтажек города Шевченко.
— Вот наша «Малая Земля». Мангышлак иху мать! По счислению мы в двадцати милях. По факту, похоже, даже ближе. «Иже-иже» до места! (флажный сигнал учебной тревоги). Начинаем операцию «Горбатая Дыня»! — изрёк паренек, исполняющий обязанности командующего учениями, и «Триста шестые» охотно сбавили обороты натруженных за сутки двигателей.
Когда командиры Кальмаров доложили о готовности к броску, Николай вскрыл малый конверт с подробностями десантирования и прочитал единственное предложение: «Доложить о готовности и запросить “добро” на высадку у “Антонова” на частоте 2.240 килогерц».
Частота оказалась сугубо гражданской, а потому связисты уже через секунду вручили Иванычу «трубу» передатчика.
— Чья она, не в курсе? Похожа на «длинную» диспетчерской порта, — для порядка поинтересовался Мазурик номер один, и после недоумённых взглядов нажал на тангенту.
Только с седьмой попытки на вызов «Антонов — Горбушке» испуганный женский голос отреагировал весьма неординарной тирадой: «С-соединяю с абонентом 2-16-04!»
— Дежурный облвоенкомата слушает, — раздалось в эфире после пары гудков городского телефона.
— Час от часу не легче, — выдохнул в сердцах Николай Иванович и переиначил вызов: — Это призывник Горбушкин. Срочно нужен военком Антонов!
— Евгений Петрович на мероприятии. Сколько у вас к нему... вопросов?
— Два. Два срочных и два не очень.
— Приоритеты изменились. Я сейчас по теме призыва. Первый конверт с вопросами закиньте в северный почтовый ящик, а второй в южный. И учите Морзе! На службе пригодится. Подробности читайте в газете «Морской прибой». Конец связи, — бесстрастно выговорил дежурный комиссариата, а напоследок чуть ли не зевнул, чем вызвал хор матерных междометий у офицеров и рядовых, набившихся в крошечную рубку головного Кальмара.
— Это вам что, пионерская Зарница?! Новейшими десантными катерами играетесь?! Что ещё за хрень?! — накинулись на призывника Горбушкина и свои, и каспийские «военкомы», будто это по его прихоти были затеяны невразумительные морские игрища.
Пару минут Николай молча осмысливал поступившую информационную абракадабру, а потом громогласно скомандовал:
— Хватит бузить! Вы что, ничего не поняли? В городе ЧП. Военное или нет, разбираться будем на месте. А сейчас я и Литвин на первом «Танкисте» на всех парах за газетой «Прибой». Там покатаемся вдоль бережка и пощёлкаем морзянкой. Если ответят, ткнёмся в сушу и всё выясним.
Пока мы играем в Зарницу, всем единицам потушить огни и подойти к побережью. Дистанция — десять миль. Если зашумим на «десятом» УКВ, значит ЧП имеет место. Понадобится подкрепление, там же скомандуем: «Мотылькам на свет!» Десантироваться на горящие костры. Надеюсь, южный и северный почтовые ящики — это стороны одной медали, а сама она недалеко от моря.
Но даже эту, казалась бы, простую операцию пришлось воплощать в жизнь всем миром. Ни у Кальмаров, ни у танковозов не было опыта ночного десантирования на незнакомый берег. Мало того, на боевых катерах не нашлось ни одной мало-мальски подробной карты «восточки» Каспия. Поэтому пришлось воспользоваться «глобусом» — генеральной картой сумасшедшего масштаба, завалявшейся на одной из «Бабочек».
Как бы там ни было, но и эти просчеты, возникшие по неопытности Устиновцев, были успешно преодолены их находчивостью и невиданной решительностью.
За десять минут до полуночи танковоз-разведчик вплотную подошёл к берегу южнее города Шевченко и робко просигналил вызов. На его «короткий + продолжительный», посланный прожектором вдоль берега, моментально откликнулся двуглазый корреспондент «Морского прибоя».
— Автомобиль?! Вот это смекалка, я понимаю. Крадёмся в его сторону! Надеюсь, там пригодное для высадки место, — ободрил сотоварищей Николай Иванович и приказал взять курс на безвестное средство передвижения, продолжавшее помигивать фарами.
Когда под килём громко зашуршало, «Танкист» слегка задрал квадратный нос и замер на самой кромке прилива. Аппарель шумно опустилась на набросанный волнами песчаный бруствер, и дорога в неизвестность распахнула мореходам прохладные ночные объятья.
На небольшом прибрежном возвышении рядом с новёхонькой «копейкой», исправно служившей маяком-ответчиком, топталось несколько гражданских мужчин. После дежурного обмена приветствиями, встречающие без обиняков поинтересовались:
— Кто у вас главный? Нам тут доложиться нужно. Чтоб по всей форме.
— Я руководитель высадки и... посадки. Курсант Мазур, — ответствовал им новоиспечённый директор парка десантных аттракционов. — А вы кто? Гражданская оборона или... казахские басмачи?
— Мы ОБГ из мобилизованных военкоматом. С нами ИРГ, которая инженерно-разведывательная. Они тут недалеко КБП проходили под присмотром Винстона, поэтому тоже нарвались на ЧМБ с МАЭКом, — на полном серьёзе доложили ночные партизаны.
— Это вы-то Оперативно-Боевая Группа?! — не смог побороть изумление Николай. — А мы тогда мальчишки с кулачками в леденцах. То есть, с леденцами в кулачках... Извините, Бога ради. Мы только что с Альфы Центавра, поэтому в земных «ЧМБ» и «Винстонах» ни бельмеса. По-русски не подскажете, что у вас случилось? А то нас тоже сняли с КБП. С Курса Боевой Подготовки. Или... с Корабля Безмозглых Пришельцев.
Но добиться вразумительных объяснений Николай не успел. Из-за пригорка в глаза беседующего с аборигенами инопланетянина ударил свет фар очередного автомобиля, на всех парах гарцующего по прибрежным ухабам.
Пока «УАЗ» мчался по бездорожью к месту высадки и встречающие, и гости хранили гробовое молчание.
— Кажись, Винстон ихний вернулся, — буркнул один из мобилизованных, когда внедорожник с надписью «Милиция» взвизгнул тормозами и замер, как вкопанный.
— Где?! Где обещанные «лошадки»?! Где «береты», я вас спрашиваю?! Клочуряк мне в печень! — благим матом возопил неведомый Черчилль и вывалился из «воронка», а всё честное собрание закашлялось от облака пыли, наконец, догнавшего не в меру шустрый отечественный внедорожник.
— А осликов не желаете?! — брякнул в сердцах молодой Иваныч и схватился за голову, обещавшую вот-вот сойти с орбиты вменяемости.
Но угонщик милицейского авто-имущества ничуть не оскорбился и продолжил солдафонские шуточки.
— Одна индейская пирога вместо двух фрегатов?! Вы из какого племени, э-э-э... морской кадет?! Ого! — разглядел он погоны курсанта Мазура и продолжил нападки. — От террористов чем отбиваться будете, кадет? Хотя бы лук со стрелами захватили?
Не желал угомоняться неведомый то ли английский премьер, то ли американский табачный магнат и чуть ли не впал в истерику.
— Рогаткой обойдётесь! — по инерции отбрил Николай и тут же очумелым голосом переспросил: — От террористов?!!
Вот так и началось знакомство будущего командира надводных кораблей и его закадычного друга, наставника и подчинённого в одном глубоко законспирированном лице боевого советского офицера.

[Tadpole]

— Почему дежурных по мичманской и офицерской столовой называют «вестовыми»? А кто ещё нам добрые или недобрые вести приносит? Каждый божий день на завтраке, обеде и ужине.
...Как это, о чём?! О харчах, конечно. Сготовили на камбузе пожрать или забыли. Вкусно или невкусно.
Если бы у матросов были вестовые, вы бы тоже много чего знали. Бром в компоте или в «Байкале». У супчика-Голубчика кафельный привкус или хозяйственного мыла. И кумекали бы, прежде чем бросаться головой в омут неперевариваемых сомнений.
...Почему «кафельный»? А если штормяга? А если корабль шкивает, как ореховую скорлупу? Сколько раз повар-кок соскрёбывает с кафеля манную кашу или фрикасе?! А потом кидает в...
...Какое ведро?! На флоте нет никаких ведров!
Кидает обратно в котёл! Лишь бы пахло более-менее съедобно.
...«Тухлыми яйцами»?! О чём вы?
...О курицах? А я уже подумал о внеочередной санобработке с последующим визитом к ветеринару.
...Конечно у венеролога, а не у ветеринара! К кому я ещё могу... Типун вам на язык!
...Суп Байкал? Ну, это совсем просто. Если не замутнён следами пищевых продуктов и прозрачен, как вода в знаменитом озере, значит «Байкал». А если в супе кое-что всё-таки сварили и он пахнет бульоном, а так же законно обладает следами легального мяса и картошки, значит он «Голубчик».
...Легальное мясо, то которое кладут в суп специально и осознанно. Бывает мясо, которое сначала догнать не могут, а потом оно само в суп запрыгивает!
...А чем хозяйственное мыло не угодило? Ну, уронили тряпку в лагун, когда полоскали его от вчерашнего плова из тараканов и долгоносиков. О шторме помните? И такое на службе случается. Не обязательно по щучьему велению или чьему-то злому умыслу...

Перлы мичмана Затылка

...
Никакого разговора в парилке у однополчан не случилось. «Ни серьёзного, ни курьёзного на процедуры не проносить!» — любил говаривать заядлый парильщик Мазур посетителям его святая святых — «Бани на Родниковой поляне». Поэтому после выразительного хозяйского «Не обожгите связки!» Дмитрий Дмитриевич не стал продолжать словесную дуэль, а заодно развивать тему истинного повода его беспардонного вторжения.
Только после третьего посещения поостывшего «пекла» Николай Иванович отдал приказ: «Команде попы мыть!» (от военно-морского «Команде руки мыть!») и вежливо разрешил пользоваться шампунем и мылом.
— Теперь в парилку химия не попадёт. Не будет портить дух лиственницы, и головы у парильщиков всегда будут ясными, — объяснил он резоны, введённых им банных ограничений, а по окончании помывки схохмил: — А вот теперь молчать не обязательно. Можете дальше испытывать моё стариковское терпение.
И господин Дормин понял: время ожидаемых им откровений вот-вот настанет. Пусть ограниченных, пусть неполных, но всё-таки искренних, а не завёрнутых в изощрённые шутки или саркастические контратаки.
Хорошенько поразмыслив относительно трезвой головушкой, бывший воспитатель решил не кривить душой и выложить всё без утайки. Благо, банная обстановка располагала к «чистоте помыслов и суждений».
— Ответь мне, командир. Почему я не нашёл мичманскую могилу? Я же по всему его кладбищу чуть ли не на пупсике прополз, и всё зря. Сто раз спрашивал у бабушек, у кладбищенских работников, у знакомых офицеров из Владика. Где схоронили сундука под салюты почётного караула? Которого привезли на орудийном лафете? Да с Боевым Знаменем и траурной лентой! Без оркестра, зато с полудюжиной сигналистов-барабанщиков. А ведь это неслыханно по сегодняшним меркам! Отвечают: «Во втором ряду справа, если заходить с южных ворот».
Ломлюсь туда, и снова осечка. Нет никакого Менделея Аркадия Антоновича. Нет, и никогда не было! Ни в кладбищенском архиве, ни в городском, ни в Центральном Военно-Морском, нигде этот чёртов связист не значится!
Как ни старался командир-воспитатель, как ни готовился к судьбоносной речи, всё равно не сдержался и пару раз чересчур эмоционально выплеснул наболевшее. Либо обиду на самого себя за несообразительность или невнимательность к близким и окружающим, либо разочарование в более крупных житейских вопросах, так и не поддавшихся ни осмыслению, ни решению, ни забвению.
Николай Иванович, напротив, и бровью не повёл во время слезливых воплей давнишнего недруга, способного и не на такие «душевные» выкрутасы. Казалось, отставной командир всё ещё не верил в искренность политического монстра из прошлого. А может, не спешил с собственной прямотой и разоблачительной откровенностью. Как бы там ни было, а затянувшуюся передышку в ванно-банном общении ни хозяин, ни гость не смогли одолеть без помощи «импорта».
— Что, ваш «совершеннолетний друг» кончился? Весь вышел? — констатировал командир Иваныч и сделал многозначительную паузу, после которой оживился и нарочито бодрым голосом продолжил развлекать гостя: — Восемнадцатилетний виски. Это же надо, сколько во всех смыслах выдержали! Вытерпели. Неплохая была отрава. Неплохая. Так может, перейдём к «десерту»? Имеется коньячок о пяти дубово-бочковых годиков. Почти отечественный. Как ты, Замполитыч? Даёшь «добро» на продолжение пикника? Или не мариновать тебя и признаться уже...
— Шесть сек, мистер Маузер! — перебил Дмитрий Дмитриевич прелюдию к откровенности, чем несказанно удивил помышлявшего об исповеди «грешника». — Сейчас же второй снаряд доставим! Потерпите uno momento. Я ведь не начинающий самоубийца. Не с последним патроном к вам явился, а с обоймой. С тремя РГБ (реактивными глубинными бомбами)! Так что не будем экспериментировать и смешивать. Сидите и предвкушайте послевкусие блаженства! — скороговоркой выпалил политработник и чуть ли не в простыни вылетел из бани.
— Вот же... неугомонный, — беззлобно посетовал Николай Иванович, а после провёл ревизию текущей кондиции «комплекса» из парной и мини-ресторана.
Скоротав около десяти минут на хозяйстве и не дождавшись «гонца», отставной командир выглянул из бани и понял, что задержало любознательного визитёра.
Пока отставники пребывали на процедурах, на улице окончательно стемнело, отчего сработало реле автоматики прудового хозяйства. Именно из-за этого чуда техники распахнулось несколько прочных зеркальных створок из пластика, укрывавших рыбохозяйство летом от вездесущих внуков, а зимой от морозов. Заодно включилось яркое освещение фонтанирующих струй воды, поступающей из родникового накопителя в «клети» с подращиваемой молодью и в основную «акваторию» с трёхгодовиками и особями постарше.
Сия сказочная феерия была сконструирована всего-то для комаров, мошек и прочих насекомых подмосковья, прилетающих «на огонёк», а попадающих «на ужин» рыбкам и зообентосу, также выращиваемому продвинутым рыбоводом Мазуром в качестве живого корма.
— Я грешным делом подумал, что ты решил веслоносов «прикормить», — схохмил довольный владелец осетров и карпов. — Извини, но им по бионормативам ничего такого не положено. Только безалкогольные взвеси и микроорганизмы. Правда, они и фаршем не брезгуют. Но только рыбным.
Дмитрий Дмитриевич перестал вглядываться в ночной подводный мир и поднялся с колен. Захватив одинокую «бомбу», сиротливо брошенную им ещё в начале прудового аттракциона, командир-воспитатель вернулся в апартаменты из лиственницы и раскалённых речных булыжников.
— Кстати. У тебя в доме кто-то есть. По крайней мере, не таясь шебаршился, когда я за Чивасом забегал, — доложил бывший военный и лёгким движением скрутил голову очередному огнеопасному снаряду.
— Не думаю, что бабушка Лена так легко от внуков отделались. Скорей, это младшенький. Познакомился с какой-то Цацей из Тулы, теперь мается. Мадмуазель, видите ли, в Москве учится на банковского служащего. С тех пор даже на выходные его не дождёшься. Наведывается время от времени, чтоб подхарчиться и отоспаться. Да денег у мамки поклянчить. Утром с ним разберусь, — без обиняков рассудил отец семейства, и господин Дормин всеми фибрами почувствовал: момент истины наконец-то грянул.
Боясь спугнуть забрезживший свет доверия в конце тоннеля старых обид и секретности, замполит не произнёс ни звука. Разлил дежурные пять капель по склянкам и многозначительно уставился на кусочек балыка, аккуратно нанизанный на вилку.
— На чём мы остановились? — то ли спросил Николай Иванович, то ли самостоятельно силился вспомнить, в чём именно собирался признаваться «замаринованному» им следопыту из прошлого.
— Стерлядь тоже выращиваешь, или показалось, что видел её в твоём аквариуме? — решился воспитатель на безобидную реплику, дабы прервать очередную неловкую паузу.
— С десяток имеется. Из числа пойманных мною в Оке. Закинул к так называемым «товарным» ради эксперимента, а потом узнал, что они вполне способны адаптироваться к неволе и искусственным кормам. Лишь бы не слишком взрослыми были, когда в природе выловлены...
Япона-попона! Я же вам о легенде хотел поведать! — неизвестно чему обрадовался рыбозаводчик и хлопнул себя ладошкой по лбу.
— Во-во, — невесело подначил Дим-Димыч. — О сундуке третьего ранга. Я Валюше пытался её рассказать, только вот чем она заканчивается... как отрезало! Сгоряча ляпнул ей, что знаю одного такого. В Кашире скрывается. Съезжу к нему в гости и освежу в памяти конец этой небылицы.
Николай Иванович хотел было оскорбиться отсутствию внимания со стороны «вопросного органа», но передумал. В конце концов, он с большой неохотой собирался поведать об умершем друге и его многочисленных «ролях», сыгранных в полной авантюр и злоключений жизни по-настоящему боевого офицера.
— Ну, и ладно! — отмахнулся командир от неловких мыслей и «включился» в гостеприимство. — Так выпьем же за человеческое внимание и участие! Ударим шотландским алкоголем по отечественным воспоминаниям, а заодно по русскоязычной, к водке привычной печени! Ура!
С этими словами острослов Иваныч «замахнул» двадцати пяти граммовый «drink» и принялся за поучительную историю о сундуке-путешественнике.
— Серёжина байка. Он их много рассказывал. Ой, много. А начинается... очень оптимистично.
Из индийской Калькутты вышел клипер, доверху гружёный чаем, шелками, изумрудами и прочими колониальными товарами. Разумеется, кораблик был деревянным и парусным, потому как дело было лет триста-четыреста тому назад. Так вот. Огибая островок Шри-Ланка, команда не справилась с должностными обязанностями и с полного хода заехала на рифы.
Само собой, клипер всмятку, горе-мореходы за борт, товары к индийскому Будде в копилку. А тут для полного счастья ещё и шторм начался. В общем, беда за бедою.
Наутро на плаву остались только обломки мачт, огрызки корпуса, бочонки с порохом, баулы с чаем и прочими товарами, которые полегче да пообъёмней, ну и сундуки. Чемоданов тогда ещё не изобрели. А если изобрели, то не настолько лёгкие и герметичные, чтобы пережить крушение. Про несчастную команду я вообще не говорю! Все, как один канули в небытие. Все.
Другими словами, никто не выжил. Ни... кто.
Вот такое жизнерадостное начало у этой бородатой байки. Ты её своей падчерице сказывал, или я что-то по-стариковски напутал? Я про байку, а не про ребёнку-девчонку, твою попутчицу-баскетболистку, — оседлал дедушка Мазур конька-сказочника и уже позабыл, что общался не с внуками, а со взрослым дядей-пенсионером.
Только когда приплёл в разговор падчерицу Валентину, опомнился и перевёл разговор в шутку. А Дмитрий Дмитриевич ещё в самом начале байки отчего-то погрустнел и отвлёкся от нравоучительной истории, слышанной им ещё во времена службы.
— Ну, пока вы тоже не захлебнулись... послевкусием шотландского блаженства, я продолжу, — попытался рассказчик вернуть замполита из сумрака одолевших того раздумий, но тщетно, тот не отреагировал. — Стало быть, именно после этого случая их и начали обзывать сундуками первого ранга и чемоданами-адмиралами! — браво молвил Николай Иванович и сделал вид, что уже закончил историю о кораблекрушении.
Политработник мигом очнулся от наваждения и осмотрелся по сторонам.
— Тоже послевкусие понравилось? То-то же! Шикарный виски... Так. Стоп. Левая греби, правая табань. Что-то я твои специи из Калькутты про... про... проворонил, — повинился рассеянный слушатель и попросил повторить окончание байки: — Мораль сей басни не освежите? На бис, так сказать. Что к чему так и не усвоилось дырявой головой. Я ведь девочке обещал узнать, откуда есть пошла история о матёрых мореманах, на поверку не стоящих выеденного яйца.
— Эк меня! Эк меня! Эк!.. Разве на бис так просят?! А где аплодисменты? Где это треклятое нежное послевкусие с приятнейшим опьянением, жужжащим над моим седым кавторанговским темечком? Где оно, любезное? Клочуряк мне в печень! — раззадорился хозяин и начал сыпать эпитетами и междометиями, как это бывало с ним в приятных его сердцу компаниях. — Начисляйте ещё по одной, да будем закругляться, пока вы в прямом эфире не заснули. А историю так и быть повторю. И мораль растолкую. Но коли снова проспите или не сообразите, по какой такой причине одно-единственное предложение со смыслом мы, сатиры от военного флота заворачиваем в тропические шторма, чайные клиперы и бочонки с порохом, умою руки и уйду ночевать.
Чтобы подыграть разговорившемуся хозяину Дмитрий Дмитриевич выскочил из-за стола и излишне подобострастно исполнил обязанности официанта. Наполнил рюмашки божественной амброзией, но снова по строгим законам «лютого» братства не превысил их культурную двадцати пяти граммовую норму.
— За традиции, помогающие оставаться в норме и форме! — браво произнёс бывший Дормидонт, дав понять, что он всё ещё в здравомыслящем состоянии, а так же при адекватной памяти.
— Amen, — по-отечески изрёк Иваныч, и компания залпом осушила склянки.
После пары минут смакования дорогостоящего напитка с обязательным закусыванием, хозяин сдержал слово и заново рассказал историю о незадачливом паруснике. Когда он подвёл итог басенного крушения и в очередной раз резюмировал: «Никто не выжил», Дмитрий Дмитриевич вспомнил свою дирижёрскую привычку и начал обозначать акценты поучительного предания. Не по злому умыслу, а чтобы хорошенько запомнить байку комплимент и дифирамб в одном саркастическом флаконе.
— Прошло время. Дни. Недели. Месяцы, — увлечённо ораторствовал захмелевший дедушка Коля. — Матери и жёны оплакали души сгинувших сыновей и мужей. Торговцы и страховые компании подсчитали барыши и убытки. Кораблестроители заложили кили новых парусников. А ветер и волны продолжали терзать останки сгинувшего судёнышка.
Почти ничего уже не напоминало о южноиндийской трагедии, кроме обломков обшивки и нескольких бочонков с сухарями и порохом. Именно среди этого плавучего хлама и затесался один-единственный ценный предмет — кованный дубовый сундук.
Из-за чего данный предмет на момент крушения оказался невостребованным для хранения ценностей, транспортировки каких-либо грузов или почты, никто не знал и не знает по сию пору. Зато всем и каждому известна дальнейшая судьба этого изделия столяров и плотников древности.
«Почему? Почему так, а не иначе?» — снова и снова спросите вы. Да потому, что именно этот герметичный красавец прожил бесконечную морскую жизнь полную приключений!
Год плавал, полтора, два... Десять, двадцать лет! И дальше продолжал плавать. До невозможности оброс ракушками и водорослями, отчего прибавил в весе и приобрёл устойчивость и солидность. Перевёз на своём горбу бесчисленное множество водоплавающих птиц и не только их. Перелётные птахи тоже пользовались его непотопляемым гостеприимством. Даже насекомые занесённые судьбой в бескрайние просторы океана, и те приземлялись, чтобы отдохнуть на палубе кованого мини-крейсера.
Как вы понимаете, все они старались оставить на сундуке соответствующие отметины или свидетельства их посещения. «Здесь была чайка Света» или «Тут отдыхал богомол Семён из Бомбея» они конечно же написать не могли, а потому отмечались другими способами. Кто щербинками от острого клюва, кто царапинами коготков, а кто и обыкновенным помётом. Так называемым «гуано», но не летучих мышей, а... всех подряд. Кому не лень было зарегистрировать «душистое» почтение мобильному морскому объекту, тот и оформлял его.
В конце концов, наш баловень судьбы побил все рекорды выживаемости в море без пищи, пресной воды и какой-либо мало-мальски оправданной цели существования. Проплавал тридцать лет. Тридцать лет! Вы только задумайтесь над уймой времени, проведённой этим товарищем в море.
Сменились эпохи. Родились и канули в лета целые поколения грузовых и почтовых сундуков. Сундуков для золота и серебра. Для драгоценных каменьев и опиума. Сундуков для особо секретных документов и обыкновенных бухгалтерских счетов. Но наш кованый друг начхал на законы, писанные для братьев-сундуков!
Одно только печалит в этой истории. Одно огорчает и не даёт успокоиться. Порадоваться за бывалого морского братишку. За ветерана солёных брызг и палящего солнца. За служителя океанских волн и штормового ветра. За убелённого сединой птичьего дерьма красавца. Это именно то обстоятельство, котороё на протяжении всей истории бунтует и вопиёт о возмутительном несоответствии, если не сказать парадоксе. Ведь, несмотря на бесчисленные годы, проведённые в мировом океане, наш просоленный друг так и остался... квадратным. Сохранил природную... деревянность и звенящую дубовость. Сберёг внутреннюю непорочную пустоту и никчемность! Ни на грамм не растратил самородную и почти чугунную кованость!..
В связи с вышесказанным... мораль в стиле диктора Левитана и его «Советского Информбюро», — невозмутимо заявил военно-морской сатир и продолжил байку, но уже торжественным раскатистым голосом:
— Да здравствуют ветераны, проплававшие двадцать и более лет! Обременённые регалиями и званиями сундуков третьего, второго и первого рангов! Дубовые адмиралы и флагманы морского и «околоморского» флота!
Да здравствуют их золотые галуны, кокарды и лампасы! А главное кортики! Кортики, помогающие им избавляться от «гуано» молодых коллег, плевавших и продолжающих плевать на бывалые лысины. Кортики, вот единственное бесценное оружие, которое не просто так болтается ниже военно-морского пояса. Именно оно избавляет сундуки от ракушек и прочих причинных водорослей, продолжающих расти на попах, дабы не мешали дубовым героям ходить по Матушке Земле!..
Ту истерику, которой предался командир-воспитатель в конце сказания о деревянном мореплавателе и долгожителе, невозможно описать словами. Поначалу он сдерживался, сколько мог. Потом беззвучно вздрагивал. Но, в конце концов, не выдержал и погрузился в нечеловеческий хохот и всхлипы.
— Вот это байка! Всем байкам байка. Просто, слов нет! Байка от морской бабайки! — причитал сквозь смех Дмитрий Дмитриевич, не в силах успокоиться и продолжал заливаться и покатываться, не стесняясь слезившихся глаз и предательски отсыревшего носа.
— Ну, какой же я теперь бабайка? — подзуживал господин Мазур, сохраняя напускную серьёзность и изобразив на лице слабоумие, как минимум, третьего «сундучного» ранга. — В настоящее время я перешёл на новый уровень. Нынче я «Би-Бяка» и несказанно этому рад. Счастлив... до беспамятства!
Когда смех под сводами банного комплекса перешёл в разряд затихающего, а его неугомонный источник начал приходить в себя, хозяин посерьёзнел и вежливо поинтересовался:
— Ну, что? Пока снова не расплакался, сматываем удочки? Или ещё не достиг «нормативного градуса»? Смотри, можем до утра баловаться. Тогда нужно или одеться в пижамы и перекочевать в хоромы, или заново растапливать печурку.
— Всё понял. Конечно, пора уже «отбиваться» (от слова «отбой»). Сейчас слегка приберёмся и отчалим, — согласился Дмитрий Дмитриевич, но уже через секунду пристал с расспросами. — А что это у тебя за хрустальный натюрморт? Музейный экспонат или наглядная агитация? — указал он на привинченную к стене витрину с брусками глицеринового мыла.
— Талисманы. Корабельное мыло. Подарок от парней, вытуривших меня на заслуженный пенсион. Пару ящиков на дорожку всучили. Вроде как, для смеха. Сказали, пока под рукой будет глицериновый динамит, останешься отставным, но всё-таки морским офицером, и старость тебя нипочём не возьмёт. А как только забудешь данный деликатес, пиши пропало! Станешь либо фуфаечным болваном в треухе. Либо истребителем слабительного и семечек. Либо выжившим из ума оккупантом завалинок у поликлиник. А то и всё разом. Так что, держусь. А ты сам-то помнишь, как морской водичкой мылся и стирался? То-то же, братец Иванушка. Или уже сухопутный козлёночек?..
И снова у замполита случился приступ исступлённого зубоскальства из смеси птичьего гогота и довольного звериного рычания.
— Козлёночек... козлёночек я, эт точно! — приговаривал он, вытирая слёзы банным полотенцем. — До взрослого козла так и не дотянул. Хотя усердно попахивал, как ты люторатурно выразился. Кое-чем несъедобным так смердел, что у некоторых дыхание перехватывало.
Ну, да Бог с ним, командир. Спасибо за добрые слова и сказки. За омовение, общение и терпение.
— Да, не за что. Так что, дубовый братан, на сегодня закругляемся? — резюмировал прения идеолог люторатурного жанра и одноимённого образа жизни.
— Ну, если у Бабая второго ранга не осталось баек-бабаек...
— У дедушки Би-Бяки. Без рангов, пожалуйста, — на полном серьёзе поправил Николай Иванович и начал убирать со стола.
— Что ещё за зверь? Может, Чубака из «Звёздных войн»? Или ты дедушка другого джедая? — продолжил хохмить Дмитрий Дмитриевич довольный собой и результатом банных посиделок.
— Объясняю для непосвящённых в английский язык, — бесхитростно и по-житейски заявил хозяин поместья, продолжая возиться с посудой и остатками трапезы. — «I’ll be back!» — грозил когда-то Терминатор Шварценеггерович, обещая воротиться. Вот и внука моего старшенького, который Матвей, невестка уже с трёх лет аглицкому учить принялась. А когда они в прошлом году от нас переезжали в их новую квартиру, Матвейку чуть ли не хором просили сказать дедушке: «I’ll be back! I’ll be back!» Тот ни в какую. Нахмурился и отказался попугайничать. Крепкий орешек, растёт. Весь в деда. Но всё одно заставили мальца. Потом сами были не рады. Ни его, ни меня успокоить не могли, потому как выдал четырёхлетний Матвей самое сокровенное, что может быть у ребёнка. Ради чего и мне стоило прожить целую жизнь, чтобы разок это услышать. «Дедушка, ты Би-Бяка, да? Но я всё равно тебя люблю!» — сказал насупленный ребятёнок, жалея дедушку-бяку, и кинулся мне на шею. «Да, внучек. Я Би-Бяка. Ещё какой Би-Бяка!» — кое-как ответил я Матвейке, и мы с ним по-богатырски расплакались.
Закончив душещипательную историю о внуке, командир Иваныч вспомнил, что гость в этом смысле судьбою обделён. Дабы смягчить конфуз, он собрался срочно сменить тему детей и внуков на что-нибудь нейтральное, но вместо этого выдал умозаключение, смахивающее на колкость.
— Вижу, про англо-говорящих внуков вам не очень понравилось. Знамо дело, сундуки из Калькутты комиссарскому сердцу милее, чем подгузники и сопливые носы.
Но господин Дормин нисколько не обиделся и в ответ отшутился:
— Само собой, Серёжина сказка о сундуках интересней ваших былей, но да у каждого свои жизненные критерии и догмы. Не будем бередить болото, в котором покоятся с миром мои комплексы и строжайшие правила. Жаль не знаю этого Сергея. Жаль. Взял бы познакомил с ним на радостях моего э-э-э... выздоровления от козьей болезни, — сумничал воспитатель и от души посмеялся над собственной шуткой, а заодно над прожитой жизнью.
А вот Николай Иванович, напротив, весь напрягся, свёл брови к переносице и спустя минуту в недоумении выпалил:
— Так ить вы же знакомы! Были. Мы сейчас с тобой его за глаза Затылком обзываем...
Дмитрий Дмитриевич едва в обморок не рухнул то ли от несварения очередной новости из прошлого, то ли от зашкаливших эмоций. Глубоко задышал и поплёлся к душевой кабине.
— Получается, я не того сундука искал? Получается, меня все, кому ни лень водили за нос? За козлиные комиссарские рога?! — причитал горе-политработник, усердно брызгая в лицо холодными струями. — Но я же спрашивал у особистов! Спрашивал!.. И дядьку пытал. В архивах, в госбезопасности, в контрразведке... никто ни слова, ни полслова. Вот это фиаско! Катастрофа... Похлеще индийского крушения. Ну, что же. Поделом зазнайке. По заслугам гордецу.
Не дождавшись скорого возвращения комиссара в чувства, хозяин решил хоть как-то реабилитироваться и начал с робких извинений:
— Я, грешным делом, думал, ты прикидывался, когда о могиле Менделея спрашивал. Потому и пропустил мимо ушей твои стенания.
Неужели Недельный тоже ничего не растрепал? Родному племянничку об «Эдеме» и наших с ним приключениях ни слова? А откуда знаешь подробности Аркашиных похорон? Кто просветил? — диву давался Николай Иванович и продолжал сыпать вопросами вперемешку с запоздавшими оправданиями и признаниями. — Мы же ещё в начале банкета договорились: о Затылке всё, что могу, расскажу. Но у меня и в мыслях не было, что ты не знал самого главного. Что умер не только мичман-связист Менделей. Что вместе с ним ушло немало «легенд».
И инструктор спец приёмов рукопашки Гена Столяров по прозвищу Винстон Черчилль. И знаменитейший на флоте диверсант-разведчик «Покойник». Инженер подводных коммуникаций Горин, прозванный «Гиперболоидом». Дворник-забулдыга Соловей из Курска. Он же непризнанный гений и бард Соловьёв Михаил Савельевич. Польский мигрант и маклак из Гамбурга Чеслав Шмульский. Все они умерли. Все. Но похоронили-то одного-единственного человечка в звании капитан-лейтенанта.
Боевого пловца-инструктора, универсального солдата и моряка, поэта и писателя. А по главной своей сути и боевой профессии — морского контрразведчика и видавшего виды агента-нелегала Привалова Сергея Константиновича. Серёжу Затылка!
Покончив с тщетными попытками остудить разгорячённую голову и избавиться от наваждения, оказавшегося суровой реальностью, командир-воспитатель собрал силу воли в кулак, подошёл к растерявшемуся Николаю Ивановичу и на полном серьёзе спросил:
— Где, ты говорил, у тебя можно с горя утопиться?

[Tadpole]

— Зачем в компоте бром? Я же объяснял, что его можно и в чай насыпать, и в Байкал. Куда скажете, туда вам и добавят.
...Зачем он «вообще»? Ёк-макарёк! Дозрели до лекции о половом терроризме?
...Не «вжик-вжик», и «я теперь мужик». А о чрезмерной агрессивности при общении друга с дружкой.
Что-то с тестом связано. Или стероидами и тестом?
...Тестостерон? Может быть, этот огонь в мужской крови и тушат этим «аптечным бромом». А иначе вы себя изуродуете или «испортите».
...Если очень-очень хочется «вжик-вжик», идут в увольнение и ищут куртизанок. С ними сговариваются либо о любви, либо о таксе.
И далеко за ними ходить не нужно! Не более трёхсот шагов от КПП.
Если пойдёте дальше, можете нарваться на «акул» или «непочатых».
Акулы беременеют даже от поцелуя в... шею. После чего вымогают деньги на абортацию и последующую реабилитацию. Непочатые — эти вообще могут не знать, чего вы от них хотите.
Вдруг им мама рассказывала только об аистах и капусте, а не о собачьих свадьбах под окнами. Тут вы со своим «вжик-вжик», и пиши пропало!
...Что значит «ничего страшного»?! Ещё как страшно! За вас, безголовых! Запомните раз и навсегда наиглавнейшую морскую заповедь номер тринадцать.
Если вы когда-нибудь кого-нибудь нагнули девушкой, а разогнули женщиной, вы, как честный военно-морской «нагибатор», обязаны на этом «кого-нибудь» жениться!.. Не обсуждается! И прожить в счастливом браке не меньше недели!
...Зачем жениться на «кого-нибудь»? А зачем «вжик-вжик» неизвестно кого?! Чтобы следующие нагибаторы чувствовали себя комфортно и не подозревали подвоха. Мол, не гулящую аллегорию привечают, а бывалую замужем порядочную даму.
Ну, ошиблась разок, с кем не бывает. Или сто один разок...

Перлы мичмана Затылка

...
Пока в голове курсанта-полководца кружил калейдоскоп осколков информации и неудобоваримых фактов, не в меру речистый Винстон метался по берегу и, по всей видимости, пытался дозваться Посейдона.
— С кем на «Зимний» идти прикажете?! У меня всего пара смышлёных салаг! Как с ними супостатов обезвредить?! Голыми руками? А стрельну́т из «Макаровых»? Одним энтузиазмом мобилизованных автолюбителей? Или оболтусы с «Акулы» помогут?.. Стоп! Так это же «Эль-Си-Эм» времён Отечественной!.. «Танкист»?! О, боги! — бушевал чем-то разочарованный вояка, хорошо разбиравшийся в военно-морских катерах и самоходных баржах, и продолжал причитать и ругаться.
Но именно его выразительное и совершенно небранное красноречие помогло Николаю сложить из разрозненных деталей мозаику-картину и определиться с потенциально возможными событиями.
«Вернуть диверсионно-разведывательную группу Покойника», — выкристаллизовалось в сознании тренированного психологами и аналитиками специалиста по неординарным боевым задачам. А дальше, словно по мановению волшебной палочки всё построилось по ранжиру важных и не очень фактов последних суток.
«Боевая часть в негласной готовности. Джейраны, способные примчаться в Шевченко за считанные часы — в резерве. “КМ” и “Орлёнок” там же, — углубился в разбор полётов начинающий стратег и тактик. — Далее мобилизованные горожане. УАЗ без милиционеров. Бредовые или всё-таки военные аббревиатуры ОБГ, ИРГ, КПБ, ЧМБ? Всё вокруг с претензией на судьбоносные мотивы.
Террористы и их “Макаровы” против экипажа “Акулы”, оказавшейся “Танкистом”. И салаги с голыми руками... Значит “салаги” и есть Инженерно-Разведывательная Группа. Тогда неугомонный мичман — искомый по заданию диверсант Покойник, он же милиционер Винстон».
Покончив с анализом свершившегося и маловразумительными репликами участников учений, курсант Мазур решительным шагом направился к Винстону-Покойнику и увлёк его подальше от благодарных слушателей.
— Дяденька моряк, это не я воровал ваши папиросы... — продолжил язвить несмолкаемый шутник, но был остановлен прямыми вопросами и ультимативным тоном «командующего» операцией.
— Представьтесь, пожалуйста! Вы сейчас Винстон или Покойник? Может, какая-нибудь Дынька? О каких супостатах речь? О террористах? Кого вы поджидали на берегу? Кавалерию с каким калибром стволов?
— Тише, краснофлотец! Уже думал, никто не сообразит, что комедию ломаю. А сам-то кто? Приехал на корыте времён «Либертосов», а гонору, как у того августейшего величества, — насторожился бойкий на язык балагур и ни в чём не признался.
Николай сменил тактику и, не глядя собеседнику в глаза, хладнокровно провещал:
— Я сюда не только на «Танкисте» приехал. С однокашниками много чего экспроприировал в Каспийске. Для особых морских развлечений. Так что, считайте нас боевыми пловцами.
— Как же! Пловцы, — усмехнулся Винстон. — Если вы боевые пловцы, тогда мы с ребятами... боевые плавунцы (от латинского «dytiscus» — род жуков-плавунцов, давших название секретному проекту). Летаем, ныряем и охотимся на саблезубых хомячков.
— Ну, значит, мы друг друга прекрасно поняли, — не растерялся Иваныч и протянул руку для официального знакомства. — Морской кадет Николай Мазур. Только что окончил третий курс вышки. Участник проекта... э-э... «Боевой Плавунец». Здесь с парой «Кальмаров», гружённых морпехами. Притащил их триста шестыми танковозами. В десяти милях ждут команду на высадку и штурм вашего Зимнего. Если конечно говорим об учениях, а не о настоящей угрозе.
— Не. Боевые патроны не понадобятся. Надеюсь, — моментально посерьёзнел Винстон и пожал богатырскую пятерню бравого курсанта.
Только в этот момент Николай разглядел в свете фар истинное лицо военного профессионала по-настоящему озабоченного происходящим, а не его клоунскую маску-камуфляж.
Обождав пару минут, пока переодетый в гражданку воин о чём-то кумекал, молодой Иваныч вспомнил правила общения с агентами контрразведки и разведчиками-нелегалами. Чтобы не нарушать инкогнито собеседника и упростить разговор он предложил ему до конца не открываться.
— Подробности, пожалуйста, только те, которые можете. Чтобы соблюсти гостайну и вашу легенду. О моей банде-команде, вижу, вы хорошо информированы. Мы здесь за диверсионно-разведывательной группой некоего Покойника. По сценарию учений. Но, думаю, реальные цели нашего марш-броска далеки от номинала из конверта с печатями.
— Уже всё прахом! — чуть ли не взорвался бывший паяц, но быстро взял себя в руки. — Легенда! Ну, какой я здесь «Покойник»?! Какой?! Договаривались же о Винстоне Черчилле. Столяров Геннадий, прозванный Винстоном. Простой Водолаз-Инструктор. «Особого Назначения» — уже мои подопечные добавили. Вот и получилось: Вэ-Инст-О-Эн. На этом задании я инструктор рукопашного боя водолазов-разведчиков. А вам предписали Покойника! Клочуряк мне в одно место, — прошипел благим матом инструктор-подпольщик, изливая накипевшее. — Покойник, кстати, от позывного «Покой». Флаг такой в ВМФ имеется, ты уже должен знать. Всем пловцам нашей команды дают такие. Согласно реальным инициалам. Я — Покойник, потому что фамилия на «П». Но! По легенде... по второй легенде Покойник — не водолаз-разведчик, а боевой пловец. Настоящий Дайвер Санта. Или Санта Клаус. Который в любую дымовую или канализационную трубу залезет к чёрту в... анус и выполнит задание родины. В общем, диверсант по-русски.
— Значит я «Мыслитель»? От флага ВМФ «Мыслете»? — поддержал беседу озадаченный воевода Мазурик.
— Ты?! — чему-то удивился Покойник Клаус и в голос рассмеялся.
— Следуя вашей теории о позывных, — смутился Николай, но понадеялся на продолжение поучительной лекции.
— Чудак! В НАТО уже всей твоей банде придумали прозвища. Как нашему «КМ», который «Корабль-Макет» навесили «Каспийский Монстр». Так и вам всем погремушки раздали. Ты — «Танцор». Скорее всего, фамилию Мазур связали с танцем «мазурка». Так что, welcome to real life, Mister Dancer. Добро пожаловать в настоящую жизнь, мистер Танцор. Не знаю, кто и зачем сливает нас западу, но там все в курсе. В общих чертах, конечно, а не в подробностях.
А о сегодняшних злоключениях скажу вкратце: республиканская парт элита решила проверить свою «беззащитность» перед лицом атомного и прочего мирового терроризма. Как результат, все на ушах. Все, кто ни при чём!
Ты же знаешь, откуда здесь пресная вода? На этом пустынном берегу? — ни с того ни с сего сменил тему разговорившийся Гена — Боевой Крокодил, как его окрестил Николай Иваныч, запутавшись в позывных и легендах бывалого всезнайки.
— Учкудук. Три колодца, который. Про него спросил? Так он же в Узбекистане, вроде. Или не знаешь, как от партийного терроризма перейти к сути вопроса? — скрепя сердце выговорил будущий отец люторатурного жанра, именно в этой сумбурной беседе получивший первую в жизни прививку против офицерского мата.
Но охотник на хомячков и не думал увиливать от объяснений. Именно обстоятельство наличия пресной воды, появившейся в результате «веских» причин превращения захолустного посёлка в современнейший многоэтажный город стало причиной ЧП республиканского масштаба.
Не настоящего, а условного. Для Алма-Аты условного, а для Москвы не очень. И началось всё задолго до визита «официальных лиц» республики в далёкую провинцию. На внеочередной импровизированный праздник дня города. А по сути, отчёт Мангышлакского Обкома КПСС о достижениях строительства Развитого Социализма в подотчётном регионе республики. Перед Алма-Атой, а не столицей СССР.
Московских секретарей ЦК это обстоятельство не на шутку встревожило. Не само запланированное мероприятие, а информация, полученная по каналам недремлющей Госбезопасности. И основанием для волнений послужили взбалмошные характеры молодых коммунистов и вожаков комсомолии Казахской ССР. А так же наличие близ областного центра так называемого «Атомного Опреснителя». Комплекса из АЭС последнего поколения и её «дочки» — «первой в мире опытно-промышленной установки по опреснению морской воды».
Именно энергией ядерного объекта солёная морская вода Каспия превращалась в пресную и питала не только городское население, но и обильное «благоустроенное озеленение», появившиеся в когда-то безжизненной пустыне.
Разумеется, данный комплекс находился в строгом федеральном подчинении, и попасть на него было не так-то просто, но.
«Республика, есть республика, и всякое может случиться», — рассудили консультанты ЦК и рекомендовали держать ухо востро.
Данный совет по инстанциям перекочевал в ГО — Гражданскую Оборону, в то время отвечавшую за «защиту населения от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера».
С 1971 года руководство ГО было поручено Министерству Обороны СССР. Однако ответственность за данную безопасность возлагалась на Советы Министров Республик и их Исполкомы Советов Народных Депутатов. То есть, на всё тех же коммунистов Казахской ССР.
На закрытых предприятиях «Атомного Министерства» за защиту от ЧП отвечали начальники штабов ГО, являвшиеся действующими старшими офицерами МВД. Соответственно, МВД республики подчинялось тоже не совсем московским «патриархам», а их «сводным» братьям-казахам.
На предприятиях Ядерно-Оружейного Комплекса считалось, что офицеры штабов ГО не подчиняются местному областному или республиканскому руководству МВД. Но АЭС и её Опреснитель официально под пункт о производстве оружия попасть никак не могли, хотя именно на «Мангышлакском Атомном Энергокомбинате», этаком «весьма многопрофильном» предприятии и ковался ядерный щит СССР. Производилась не только добыча урановой руды, но и её переработка и обогащение. А если копнуть ещё глубже, то именно на АЭС «быстрый» ядерный реактор БН-350 и нарабатывал для страны оружейный плутоний!
В такой неразберихе могло произойти всякое, и оно не заставило себя ждать.
В самый канун «внеочередного» дня города охрана атомного объекта была усилена. И не какими-нибудь солдатиками ВВ (Внутренних Войск) или гражданскими стрелками со значками ВОХР, а настоящими специалистами по диверсиям. То есть диверсантами из элитных и, разумеется, сверхсекретных частей МО. Некоторые из которых уже бывали на Опреснителе-Энергокомбинате в качестве «экзаменаторов». Регулярно проверяли объект и выявляли слабые места его охраны. После чего, конечно же, давали профессиональные рекомендации.
Одним из таких диверсантов-советчиков и был Боевой Крокодил Гена, на момент описываемых событий «трудившийся» инструктором рукопашного боя водолазов спецназа ВМФ. «СПРБ» или Специальные Приёмы Рукопашного Боя, которые он преподавал на самом высоком уровне «годились» и разведчикам, и минёрам, и боевым пловцам. Именно за высокий профессионализм, за умение грамотно и доходчиво объяснять, а так же за добрейший характер он получил «высокое звание» Винстон.
Когда Крокодил узнал, что на очередное задание отправляется с «учениками», сразу же предупредил о возможной путанице легенд. Ведь на МАЭК он бывал под «именем» Покойник, а для салаг ВРов (водолазов-разведчиков) так и останется старшим мичманом Столяровым или Винстоном Черчиллем. Но что-то не заладилось в «секретках» МО, отчего неразбериха с легендами и позывными всё-таки состоялась.
А ещё не заладилось с казахскими комсомольцами, не пожелавшими вписаться ни в один сценарий, из придуманных консультантами ЦК и аналитиками Госбезопасности.
После официального митинга на центральной площади Шевченко, после фальшивых улыбок и речей о благосостоянии жителей республики алма-атинские избранники народа и местный Исполком сообща прошлись по универмагам и гастрономам города. Вне всякого сомнения, магазины ломились от изобилия продовольствия и ширпотреба.
Итальянская обувь, югославская одежда, новейшая отечественная бытовая техника, продукты и напитки из Кубы, ГДР, Чехословакии, Болгарии, прочих стран соцлагеря так и ласкали глаз проверяющих, а их дешевизна радовала кошельки народонаселения.
Когда восторги «ревизоров» поутихли, прозвучал их главный и заранее заготовленный аккорд из торжественной симфонии всенародной важности.
— А водопровод у вас из какой реки запитан? Город утопает в зелени, а сколько стоит кубометр воды для жителей?
Наивные и доверчивые обкомовцы, не разглядев топорного подвоха, сразу же похвастались о наличии на вверенной им территории чуда современной инженерной мысли с урановой составляющей. Ещё и о дешевизне получаемой электроэнергии, воды и тепла поведали алма-атинским «лопухам», якобы не знавшим главного секрета и повода появления в безводной пустыне города-оазиса.
Вот тут-то незатейливая ловушка, состряпанная комсомольцами, и захлопнулась. Клацнула стальными зубами капкана и впилась в нежную плоть ягодиц ничего не подозревавших обкомовцев.
«Атомная электростанция?! Которая на радиоактивном топливе?! И опреснитель тоже?! Прямо на урановом руднике? На обогатительном комбинате?! Всё вместе?! А как они охраняются? А кем проверяются? А сколько... А где... А кто отвечает? А вдруг что случится?!!» — эти и подобные вопросы зыбучими песками утащили партийное руководство города и области в бездну некомпетентности и страха.
Не за людей и их безопасность, а за собственные тёплые места и кормушки.
Не добившись от областных вождей вразумительных объяснений, республиканские умники поспешили запрыгнуть в «Волги» и отправились на «Объект №1».
Народонаселение вздохнуло с облегчением и подогнало к гастрономам и универмагам грузовую автотехнику. Дизельные «Колхиды» и «КамАЗы» на подступах к магазинам смешались с бензиновыми «ГАЗонами» и «ЗИЛами». После чего мешки с крупами, сахаром, мукой, прочими сыпучими продуктами, а так же ящики с консервами и напитками перекочевали в кузова грузовиков, «замаскировались» рулонами разнообразных тканей, «укрылись» коврами всевозможных размеров и расцветок, и отбыли в близлежащие и отдалённые населённые пункты.
Разумеется, поверх уезжавших из города ковров восседало довольное народонаселение, распевавшее казахские народные песни и распивавшее креплёные советские напитки.
Как это ни странно, но ни югославские, ни итальянские шмотки никуда не «эвакуировались» из-за полной ненадобности для наполовину туземных стойбищ, кое-где не имевших элементарного электричества.
Соответственно, ультрасовременная бытовая техника тоже ни в какие юрты и камышовые полуземлянки не переехала, а осталась пылиться, поджидая редких гостей: моряков из соседнего с городом порта Актау и спекулянтов-перекупщиков из далёкой республиканской Капитолии.
Прибыв на Энергокомбинат, алма-атинские «гости» по-хозяйски проследовали мимо охраны прямиком к руководству МАЭК. В кабинете директора стратегического во всех смыслах комплекса состоялось экспресс-планёрка с последующим «покушением» на безопасность объекта.
Воодушевившись собственной эпохальной значимостью и необузданностью, молодые коммунисты окончательно распоясались и потребовали провести внеплановое учение ГО. Даже заготовленный сценарий преподнесли, как бесценный подарок заботливых покровителей. Но не тут-то было.
С 1968 года директором Мангышлакского Энергокомбината был товарищ Юрченко Дмитрий Сергеевич. Специалист высшей пробы не только по атомным реакторам и строительству промышленных гигантов индустрии, но и «знаток» партийных интриг на самом высоком уровне. Вдобавок ко всему, он оказался до зубов вооружённым информацией о предстоящей попытке «диверсии» и проинструктирован столичными «спецами» от МО и КГБ.
Что именно этот всеми уважаемый «зубр» ответил алмаатинцам, осталось за закрытыми дверями его кабинета. Но судя по бледным лицам ретировавшихся комсомольцев, ничего такого, к чему они привыкли. Ни льстивого, ни угодливого, ни подобострастного, ни холопского. И уж тем более ничего испуганного или затравленного.
Ходили слухи о паре сотен штатных военных, официально работавших на МАЭК, готовых на руках вынести с завода всех «зарвавшихся» и закопать их на пару часов в урановую руду. Как Саида в фильме «Белое солнце пустыни», снимавшегося здесь же на песчаном берегу Каспия. Что, конечно же несерьёзно.
Куда более правдоподобно звучали версии об Афганской авантюре СССР и Ирано-Иракской войне, но они появились позднее, когда данные трагедии уже состоялись. А летом 1979 года об их приближении знали лишь в ЦК и КГБ с МО. Ну, и в Пентагоне, уже в полный рост готовившегося к вводу советского «ограниченного контингента» и всеми способами раздувавшего конфликт в афганском Герате.
Возможно, товарищ Кунаев Д.А., первый секретарь ЦК Компартии Казахстана ещё в 1978 году узнал о выводах специальной комиссии по Афганистану и был в курсе «тяжёлого положения соседских товарищей», а потому намекнул земляку Абдукаримову И.А., председателю президиума Верховного Совета Казахской ССР о близком и потенциальном «очаге возгорания».
Если бы эта тревожная весть была передана молодому поколению коммунистов прямым текстом, пострадала бы «Государственная Тайна» с заглавных букв «Г» и «Т». То есть, «в народ» ушли бы сведения «не подлежащие оглашению» ни при каких обстоятельствах. Поэтому комсомольцы, скорее всего окольными путями или намёками получили данный «багаж знаний» особой важности и пришли к собственным пугающим «умозаключениям», после чего их головы закружились, а руки и ноги затряслись от жажды деятельности.
Останавливать их никто не решался всё по той же причине «разглашения гостайны», а потому и в Москве, и в Алма-Ате заведующие и инструкторы, родом из секретных органов попивали чаёк и наблюдали, кто первым одёрнет молодых деятелей. Но шапка ни на одном высокопоставленном нарушителе гостайны не загорелась, и умники-комсомольцы «дошли» до Шевченко и его МАЭК, где и получили по полной.
Товарищ Юрченко или кто-нибудь другой в его кабинете вправил мозговой вывих «надеждам республики» так и осталось за кадром истории и слухов времён 80-х. Также мало кто из «секретоносителей» всех уровней был информирован, что в качестве утешительного приза за МАЭК комсомольцы получили-таки «право» проверить не только Гражданскую Оборону города Шевченко, но и весь механизм противодействия угрозам военного, криминального и техногенного характера.
Для таких благородных целей им предложили «захватить», ни много ни мало, морской порт Актау с его инфраструктурой и прилегавшей территорией.
«Забор есть. Охрана какая-никакая имеется. Административные и хозяйственные постройки наличествуют. Даже железная дорога проложена и исправно функционирует. Чем вам не мини-энергокомбинат? Зато никакой радиации, — приговаривал серьёзный дяденька в штатском с незримыми погонами полковника Госбезопасности и похлопывал по комсомольским плечам. — Даже город можете условно эвакуировать. Только не мешайте работать “основному производству” и не нарывайтесь на статью “приготовление к шпионажу”. Договорились? Вы же знаете, что основная задача моего ведомства — «всеми способами мешать иностранным разведчикам проникать в дела режимных предприятий». Даже “чужими” глазами. Но при всём при этом мы вас ни в чём не подозреваем и ни в чём вам не отказываем, сами видите».
Не откладывая в долгий ящик, «ревизоры» вернулись в областной центр и забаррикадировались и Доме Советов, где и провели заседание «террористической ячейки». На роль условных «нарушителей порядка» они назначили не кого-нибудь, а верных стражей этого самого порядка, то есть милиционеров города Шевченко.
Оповестив Обком и МВД города о своём высочайшем решении, молодые коммунисты назначили время начала «учений» на 08:00 утра и удалились в гостиницу для высших партийных чинов.
Не успели они прибыть на место отдыха, а передовой отряд «террористов» уже пугал горожан сиренами воронков и мчался на «захват объекта», который и состоялся в 17:20 местного времени.
Именно данная исполнительность и бездумная поспешность рядовых и офицеров МВД погубила учения в самом зародыше!

[Tadpole]

— Какие ещё бывают заповеди?! Да как же можно прибыть на флот и не узнать самого главного?!
...И я об Уставе. Но не службы, а жизни военных моряков всех калибров и рангов. Как у христиан с иудеями, так и у матросов с командирами имеются нерушимые заповеди.
...И «не убий» тоже есть. Но начинать нужно с номера «раз», а не «шесть». Номер «раз» — «почитай», номер «шесть» — «не убий».
...Не газетку почитай или умную книжку, а родного командира. Как у верующих: «Да не будет у тебя других богов, кроме Господа!» Так и у военных моряков: «Да не будет у тебя других начальников, кроме командира корабля! Слушайся его во всём и почитай как родного отца! Ибо не только твоя никчемная жизнь зависит от него, но и жизнь всей команды в его руках.
Выполняй приказы беспрекословно! Ибо ты не зришь всей картины сражения или учения, а он зрит».
...О чём трещите на морозе, сукины сучья?! Какие ещё «неправильные» приказы и «неправильные» командиры?
...В том-то и дело! Ходить по ГКП с умной рожей, на куриную попу похожей могут все, кому ни лень. А вот стать настоящим командиром дано не каждому. Лишь единицы способны на такой тяжёлый самоотверженный труд!..
...Наш Иваныч натуральный командир! Высшей пробы и высшей статьи!
Кто не будет его слушаться, тому самолично спою «Корабельную Колыбельную»! Не в кубрике после отбоя, и не среди бела дня в цепном ящике. И не на кладбище после «Коль славен наш Господь». А в любое время суток... прямо в анатомическом театре при госпитальном морге!..

Перлы мичмана Затылка

...

Сообразив, что гостю действительно стало дурно, Николай Иваныч поспешил оказать первую помощь. Метнулся к посудному шкафчику и достал из него специальную аптечку для «сердечных и беспечных».
Вывалив на столик припасённые медикаменты и народные средства, новоиспечённый Терапевт Уколыч впился взглядом в побледневшего сослуживца и как заправский медработник поинтересовался:
— На что жалуемся? Моторчик? Тепловой удар? Голова кругом? Давление? Тошнота или острый живот? Выкладывай, любезный! Обещаю хранить тайну о твоих пороках... сердца и копчика. А также о безупречном протезе пупсика.
Несмотря на накатившую дурноту, Дмитрий Дмитриевич держался молодцом и нисколько не обиделся на несвоевременные шуточки. Не пожелав признаваться в диагнозе, недавно полученном в госпитале ветеранов, он нашёл в себе силы и поддержал полусерьёзный диалог:
— Мне бы что-нибудь тонизирующее. Огласите, пожалуйста, весь список «друзей» (от английского “drug” — лекарство).
Догадавшись, что чрезмерно щепетильный гость скорее умрёт, чем признается в одолевших хворях, хозяин решил не давать ему спуску.
— Какие мы недоверчивые! Ну, тогда никаких поблажек! — заявил отставной командир и взялся за «лечение».
Первым делом он всучил воспитателю гигиенический пакет и приказал: «Дыши! Насыщай кровь углекислым газом». После чего чуть не надел спецсредство на голову бедолаге «премьеру». Затем доктор Иваныч за минуту состряпал коктейль из пригоршни морской соли и датского пива. Взболтав гремучую смесь до однородной пены, он скомандовал: «Теперь пей, сколько душа примет! Это на случай обессоливания организма и теплового удара».
Очумелый Дим-Димыч покорно выполнил предписания, после которых взмолился:
— Может, само пройдёт? Мне уже лучше...
— Не «может» и не «пройдёт». Если не признаёшься, что с тобой на самом деле, будем лечить всё подряд! Я не новичок в ванно-банном родовспоможении, так что держись! Перебравшим, перепарившимся и слабым на голову всегда прописываю одно и то же: пивную клизму! Ещё ни один не ушёл на своих ногах! Видал, сколько бугров на участке? То-то же! Одним больше, одним меньше. Говори, чем болеешь, кроме хронической хитрости с микропенисом в том числе! — раздухарился коновал второго ранга и грозно двинулся на комиссара со склянкой валерианы и упаковкой валидола.
— Мне бы нашатырь, — жалобно попросил Дмитрий Дмитриевич и отказался от предложенных панацей.
— Что?!! — взревел военно-морской Айболит и накинулся на симулирующего выздоровление пациента. — Ты же сказал, что не самоубийца. Поэтому с тремя РГБ явился, а теперь передумал?! Скоростной «похмелятор» включать собрался? Две капли на стакан? Чушь, а не средство от опьянения! Или это супротив вашей соматотропной недостаточности?
По округлившимся глазам политработника хозяин понял, что перегнул с аргументами, а потому поспешил с объяснениями:
— А чего ж ты хотел, Карьерыч? Мы почитай цельный месяц тебе косточки перемывали. Причём, всем семейным составом. А младшенький-то уже какой-никакой фельдшер. Надыбал где-то про малый рост и его причины... или диагнозы. Всплыл микро... пупсик. Но у тебя с этим «атрибутом» всё «достойно», что весьма подозрительно. Чем же ты целой дюжине «Гюльчатаюшек» не угодил? Или они тебе? Я сейчас о гареме законных жён и армии наложниц.
— Нашатырь понюхать попросил, а получил пулемётную ленту оскорбительных комплиментов! — оторопел Дмитрий Дмитриевич, но ответил в люторатурном стиле, чем порадовал родителя обормотов и фельдшеров, а заодно продемонстрировал, что уже справился с недомоганием.
— Какие мы недотроги с большой дороги! — от души посмеялся Николай Иванович и продолжил подшучивать: — Зато отрезвляющих комплиментов. Приводящих в чувства. Вон, уже ушки порозовели. Очухался? Тогда айда в хоромы. Здешний флакон с твоим энергетиком с неделю назад разбили, а восстанавливать запасы некому. Извини, не уследил. А там, на кухне с нюхательной солью и «штырём» всё в порядке. Скидова́й пелёнку и наряжайся в рубище, убогонький ты наш. Сведу болезного по назначению, а как нанюхаешься и тебя «внашатырит» до нужной кондиции, мигом спать уложу.
Этими словами сердобольный хозяин подвёл черту под первой частью обмена любезностями с хмельными люторатурными дебатами. Проследив за «окрепшим» пациентом, доктор Мазур сменил свой банный гарнитур на пижаму и вывел гостя на свежий воздух.
Когда отставники вернулись в самшитовый дворик, комиссар извинился за испорченный вечер и пообещал:
— Только понюхаю нашатырь и сразу в люлю. Никаких отрезвлений. Если не смогу вдохнуть «аромат» полной грудью, значит, приступ кончился. Если вдохну...
— Значит, вечер продолжится. Потому как спать с гранатой в обнимку чревато. И не только поллюциями всех мастей, но и встречей с апостолом Павлом, — на полном серьёзе молвил Николай Иванович, и компания ввалилась в коттедж.
Не успели кавторанги переступить порог, как хозяин замер посреди веранды и уставился на незнакомую обувь «женского предназначения». Пока он пребывал в стойке охотничьего терьера, Дмитрий Дмитриевич проследовал на кухню и самостоятельно нашёл на одной из дверок буфета символ аптечки.
— У тебя что, столбняк? Могу поделиться «штырём», — повеселел воспитатель, потому как комиссарский организм наотрез отказался вдыхать нашатырь.
— Тут до кондрашки шаг остался, не то что до твоего столбняка. Ты кеды эти зришь? Я вот их тоже где-то видел. Дамская обувь или мадамская? — неизвестно чему озадачился Николай Иванович и крепко задумался.
— Кеды, как кеды. Может, это кроссовки такие. Новомодная китайская чушь из резины. Чтобы ноги портить. Сам знаешь, сейчас не поймёшь, что девчонки носят. А чем они тебе не угодили? — доверчиво спросил Дим-Димыч и собрался вернуть нашатырь на штатное место, но не тут-то было.
— Тут же не только розовые кеды! Тут и мужские туфли имеются! Кто мне говорил, что слышал, как в доме шумели? Получи и распишись! Мужские туфли — младшенький. Женские — Цаца. Эк меня!.. На смотрины привёз свою зазнобу! Ну, завтра они у меня оба схлопочут. Ой, схлопочут!
Почуяв надвигавшуюся грозу, господин Дормин в мгновение ока возвратил «спецсредство» в кухонную аптечку, после чего собрался отбыть восвояси.
— А туфли точь-в-точь, как у меня, — заподозрил он неладное, но не стал заморачиваться на мелочах. — Так мы «по норам», или ты решил ночные смотрины устроить?
— Как же, устроишь тут. У нас с тобой рожи сейчас чересчур благородные. Просто, обезображены интеллектом шотландского розлива. Может, пока не расшумелись, ретируемся обратно на процедуры? Ты же вооружился энергетиком? Так плющит он тебя или не плющит?
Дмитрий Дмитриевич хотел было напомнить о позднем времени и полной «консервации объекта» Родниковой поляны, но что-то в глазах Иваныча подсказало ему о крайней степени беспокойства. Чего никогда с командиром Мазуром не случалось. По крайней мере, на его памяти.
Чтобы отвлечь хозяина замполит жизнерадостно, но вполголоса доложил:
— Ещё как плющит! Я в полном порядке. До следующего приступа пара суток у меня точно имеется.
— Тогда сваливаем! — распорядился кандидат в очередные свёкры и уточнил: — Это не бегство от ответственности, а временное отступление в... в баню-у!..
* * *
Вернувшись «на позиции» военморы занялись своими обязанностями. Николай Иванович издевательством над потухшей печуркой, а Дмитрий Дмитриевич внеочередной сервировкой столика.
— Мы же не будем больше вспоминать о слабостях и достоинствах? — полушутя спросил официант Карьерыч, имея в виду полноценное продолжение застолья с РГБ «Чивасом» в том числе, а не дискриминацию по здоровью с репликами: «Тебе же нельзя!»
Но командир Иваныч услышал что-то своё и сразу же возразил:
— Будем-будем! Всё, о чём спросишь, всё вспомним и утопим в твоём «слабительном». Поутру будет, как на картине «Последний моряк Севастополь покинул». Друг дружку «проводим» в хоромы. Битый небитого или пьяный нетрезвого. Как получится.
После такого ответа воспитательный командир задрожал всем существом, словно почувствовал нестерпимое желание срочно что-нибудь сделать или спросить, а вот что именно — вспомнить никак не мог. Спустя пару маленьких, он собрался с духом и замирающим от волнения голосом произнёс:
— Прежде чем ты... споёшь мне обещанную «Корабельную Колыбельную», я тебе кое в чём признаюсь. Не против пролонгации безвозмездного вклада?
На такой демарш «недоразумения из прошлого» Николай Иванович не нашёлся, что ответить. Не из-за того что недопонял или растерялся. Или собрался «жалеть убогонького», щадя его самолюбие из-за «секретной» болезни с приступами перегрева. Нет, не по этим объективным причинам. И не потому что знаменитая «Колыбельная», написанная дворником Соловьём, а по сути всё тем же Серёжей Затылком применялась на флоте не только в качестве убаюкивающей для дембелей, или исполнялась, как строевой марш. А потому что в исключительных случаях данную «шутку» пели убелённые сединами «сундуки», собравшиеся на погребение очередного почившего однополчанина.
На кладбище, после траурного салюта и оркестрового «Коль славен», бросая в могилу «лепту» земли, старики разноголосицей гнусавили заупокойную колыбельную и обливались мужскими слезами.
На комиссарское «прежде чем ты споёшь» Командир Иваныч не знал, что сказать, поскольку никак не мог вспомнить подробности собственных откровений о прощании с Аркашей Менделеем и Геной Боевым Крокодилом в одном упокоившемся лице.
— А в каком темпе желаете? — пошёл в разведку «маршал жуко́в», на всякий случай надев маску пониженной вменяемости.
— «Тэмпо ди марча» сойдёт. Но можно и «Спят усталые игрушки».
— Э-э-эк меня! — повеселел Николай Иванович, сообразив, что «премьер» ни ухом ни рылом о песенке-шутке. — Значит, ты как тот сукин сук, трещишь о том, о чём и понятия не имеешь?! Но во времена лютого дивизиона, кто, если не Дормидонт Дормидонтыч запрещал исполнять «Колыбельную» под любым маринадом и карамельным соусом?!
— Чтобы «кого-нибудь» запретить, жениться на этом «кого-нибудь» вовсе не обязательно! — ответил взаимностью бывший держиморда и громогласно рассмеялся, как позволял себе до недавнего приступа.
— Вот это отговорка! Не знать то, что запрещаешь...
— Между прочим, я из-за «Колыбельной» и разыскал вас, любезный Коляван Коляванович, — всё ещё легкомысленно заявил Дмитрий Дмитриевич и пригласил хозяина за стол. — Не изволите ли прогреть связки перед хитом всех времён и народов? Рекомендую... а тут больше ничего нет, кроме Чиваса и безалкогольного пива. Так что, не побрезгуйте, бога ради.
И хозяин не побрезговал. Замахнул очередную порцию амброзии и заполировал её долькой лимона.
Пока Иваныч морщился и смаковал послевкусие, его гость Замполитыч решил признаться окончательно и бесповоротно. То есть, начистоту выложить найденный им повод вторжения в личную жизнь фамилии Мазур.
— Дядька, который адмирал перед смертью потребовал дать слово, что на погребении спою ему «Колыбельную». Пришлось дать. Только вот исполнить... не получилось. Слишком быстро всё завертелось и... кончилось.
Всё из-за его дружка! Мол, Максимыч летал во Владик на похороны «самого Затылка!», и там все пели «Корабельную Колыбельную». Представляешь?! Зарывали в могилу мичмана-алкаша, а ему два адмирала... В общем, вице-адмирал и контр-адмирал при полном параде пели колыбельную. Все, кто там был, её пели!
А я её запрещал под страхом карцера! Цепного, мать его, ящика. Слов песни не знал, а запрещал. Правда, и Дадли её не знал, но много о ней слышал. Уточнять только стеснялся. Гордый был, пусть земля ему будет водой.
Говорят, присутствовали не только офицеры, но и кое-кто из рядовых. Из бывших срочников. Ну, ты-то знаешь. Сам был там среди сослуживцев и учеников.
Я-то по наивности думал, чему этот... мог научить?! Делать из медицинского спирта «менделейку»? «Шило»? А вышло вон, что. Капитан-лейтенант контрразведки...
Самое, что взбесило, салют и боевое знамя! Лафет, сигналисты, траурная лента... Почести, и кому? Затылку?
Недельный ещё всю жизнь причитал: «Не делай того! Не делай этого!» Прозвал его: «Не делай этого, Дадли!» «Don’t do it, Dudley!» Тоже мне, Сэр Дадли Паунд. По слухам лодырь и трус, зато глава Британского Адмиралтейства.
Знаешь, как до зелёных... слёз было обидно, когда он таращился и что-то брезгливо шамкал на тему горе-родственничка. Оболтуса пенсионного возраста?
«А ведь ты мне такую “отходную” не споёшь!» — капал на мозги и оказался прав. Никто ему ничего не спел. От почестей старушка-жена категорически отказалась. Якобы по желанию усопшего. Так что в форме, кроме меня и ещё одного маразматика, никого больше не было.
Пара месяцев, как «успокоился». В начале августа дело было. А я с тех пор... места не нахожу. Уже и во Владик летал. Без толку. Могилы Затылка так и не нашёл. О песенке тоже никто ничего не подсказал.
Вот такая слезливая история получилась. Это и есть повод моего нашествия. Ну, если не считать приговора светил онкологии. Отмеряли мне пару-тройку лет, будто речь шла о простуде, а не о жизни. Пусть и... никчемной.
Мол, лечиться будешь — пару лет протянешь. Лечиться не будешь — столько же промучаешься. Так я и решил... срочно выполнить обещание и... не... В общем, промучиться до самого «отбоя».
Внимательно выслушав гостя, Николай Иванович сам наполнил рюмашки и, не произнося ни звука, кивнул замполиту, чтобы и тот «поддержал инициативу».
Осушив склянки «не чокаясь», командир «Боевых Плавунцов» глотнул минералки и спустя минуту негромко запел «Корабельную Колыбельную» Тихоокеанского Флота. Протяжно, с чувством, с перехлёстом печальных эмоций, но пунктуально воспроизводя каждое слово, каждый звук незатейливого текста только на первый взгляд шуточной песенки.
И у певца, и у благодарного слушателя градом катились слёзы, но ни один не стеснялся своей «слабости».
Когда строчки в окончаниях куплетов повторялись, Дмитрий Дмитриевич усердно «помогал» всхлипами и нервными смешками вперемешку с простыми рифмами, придуманными «самым секретным» краснофлотцем Приваловым.
---
Как на дальневосточном дальнем востоке
Плавают военные корабли.
Ай, люли! Ай, люли!
Плавают военные корабли.
---
У них острые носы,
Неземной они красы.
Вот такой вышины!
Вот такой ширины!
---
По морям они гуляют.
По врагам они стреляют!
Ай, люли! Ай, люли!
Плавают военные корабли.
---
Всё у них есть для победы:
И снаряды, и торпеды.
И ракеты есть, и мины,
И на ужин витамины.
---
Чтобы не было напастей,
Бедствий и других несчастий
Ай, люли! Ай, люли!
Плавают военные корабли.
---
На них служат без вопросов
Командиры и матросы.
От побудок до отбоев
Всё в порядке у героев!
---
Как на дальневосточном дальнем востоке
Плавают военные корабли.
Ай, люли! Ай, люли!
Плавают военные корабли...
---
Сразу после «Колыбельной» Николай Иванович исполнил короткое попурри из всех когда-то существовавших вступлений песни, чем ещё больше расстроил видавшего виды служаку Дормидонта, разрыдавшегося при упоминании его «крёстного» Балтийского Флота.
Как по легендарному Балтийскому морю...
Как из Севастополя да по Чёрному морю...
Как под самым северным в мире сияньем...
Плавают военные корабли!..
Ай, люли! Ай, люли!
Плавают военные...
Плавают гражданские...
Плавают... российские корабли!!!

* * *

[Tadpole]

Как уважаемые читатели поняли, в предыдущем сообщении промелькнул танковоз "Акула". Помладше и поновей «306».
Продолжая тему картинок, предлагаю кое-что из своего "материала" по данной тематике.
Да простят меня профессионалы от ВМФ, всё это точка «неправильного» зрения с моей высокой, но графоманской колокольни:
...
Катер на воздушной подушке "Кальмар". Тоже из 70-х.

...
Этот покрупнее. Джейран собственной десантной персоной.

...
Каспийский монстр. Предшественник "Луня" с шестью "Москитами" на горбу...

Сам "Лунь". Уже середина 80-х. Долго сушил памперсы, когда такой монстр пролетел мимо моего рыбацкого РМЗ "Сулак".

...
Ну и "Орлёнки". Единственные в своём роде шедевры времён СССР.




Всем доброго времени суток!

[Tadpole]

Не хочу пиарить (заниматься целенаправленной популяризацией коммерческого продукта, торговой марки, концепции, той или иной личности и т. п.) свою нетленку, но вынужден.
Точнее не её, а собственные "недюжие" таланты.
В одном из рассказов валяющихся без дела на форуме, случилась полемика на счёт реальности нашего мира. Пара моих "откупов". Т.е. цитат:
"Недостатков и в нашем с вами «реале» за глаза, и что? А вы уверены, что он на все сто реален? В этом идея! Разобраться. Узнать. Смочь. Придумать, как всё это сделать".
"И пусть мир реален на 99,9%. Но хоть на 0,01% он... умеет меня предупреждать!" - почти нагло заявил я в том же рассказе.
Ну, а теперь снова шок (парадоксов мешок).
Последние новости из и-нета и в тему (никем не комментируемых) "Затылков". Всего лишь прошу сравнить даты выкладки "иллюстраций" и новости от 30.05.2015 года...
...

[Tadpole]

Поздравляю себя с очередным сбывшимся прогнозом. Как говорится, снова накаркал. Год назад начал этот проект в надежде, что навязчивая мысля о ВМФ - это графоманский зуд и ничего более. Но всё оказалось куда серьёзнее.
Сегодня в 18:00 проводил младшего сына в армию. То есть, на Военно-Морской Флот. Несмотря, что этот сорванец сбежал с Сахалина, всё одно "от судьбы не ушёл".
Удачи ему на службе, а мне таки придётся теперь дописывать данное произведение...
P.S. + ещё песенка в "поэзии"...