Литературный форум Фантасты.RU

Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )

Литературный турнир "Игры Фантастов": "Шестое чувство" (Прием рассказов закончится 6.04.2024 года 23:59)

 
Ответить в данную темуНачать новую тему
Принцесса Хелена, шестая дочь короля Густава. Роман, Ранее - "Итак, крутой поворот сюжета"
Александр Витт
сообщение 27.1.2015, 16:48
Сообщение #1


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 63
Регистрация: 30.3.2014
Вставить ник
Цитата
Из: Санкт-Петербург




Однажды, давным-давно…, а точнее практически два года назад, автор начал писать роман. Тогда же пришло и название, которые просуществовало практически полтора года -«На последнем дыхании».
Часть материала оттуда было опубликовано в теме на этом форуме "Итак, крутой поворот сюжета".

Шло время. Роман обрастал главами, персонажами и новыми сюжетными линиями, как и положено приличному литературному произведению. Менялось состояние главного героя, менялось и настроение самого автора. Автор даже на целых полгода перестал общаться с читателями, что ему, в принципе, не свойственно:) Тому были причины. Хорошие и разные. Думаю что хороших было больше:)

Среди однозначно хороших - появление персонального сайта автора, куда я вас всех и приглашаю!

Новость вторая, не менее приятная. Над корректурой романа начала работать прекрасный редактор и корректор, Мария Сидорова. Которая готовит книгу к изданию. Работает она вдумчиво, скрупулёзно правя одну главу за другой...
В преддверии начала публикации, автор, после некоторых сомнений, все же решился ознакомить читателей с приключениями главных героев романа, который ныне носит название «ПРИНЦЕССА ХЕЛЕНА, ШЕСТАЯ ДОЧЬ КОРОЛЯ ГУСТАВА»

P.S Критика и мнения отличные от авторского несомненно имеют место быть...

ПРИКВЕЛ К "ЖУК В МУРАВЕЙНИКЕ".

Весьма вольный, разумеется...

Эпиграф:
"Если в нашем доме вдруг запахло серой, мы просто обязаны предположить, что где-то рядом объявился черт с рогами и предпринять все меры, вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах. "

Пролог

Side A

— Завтра же! Слышите, завтра же вы будете знать все, что известно в этой части обитаемого мира о Владимире Савватьевиче Чижкове, проходящем под псевдонимом Вольдемар с 85 года! — человек с тонкими чертами лица, в бабочке, гремел на весь кабинет, перекрывая шум плюющейся кофеварки на столике в приемной. Подчиненные, кои безликой серой массой жались по углам в полумраке, по большей части молча пытались выразить свое почтение и готовность тотчас бежать и выполнять.
Ужасно воняло серой. На черный длинный плащ, лежащий на столе, со свечей капал воск, создававший странную смесь ароматов. С непривычки у Красильникова заслезились глаза, и осторожная реплика застряла между клычков и языка. Пересилив себя, Леонид Валерьянович все-таки произнес с некоторым достоинством:
— Я сообщил пока все, что мне удалось здесь достать, у меня допуск только уровня А1, а по этому делу надо лезть в центральный информаторий в Метрополии, основные документы там. Лететь туда меня шеф не отпустит, а для дистанционного доступа по каналу нужен допуск А0, не меньше.
— Вас, Леонид Валерьянович, мой кровный родственник точно туда не отпустит, он же помешан на собственной всесильности, и поделиться даже толикой тайного знания для него равносильно тому, что от его нимба кто-нибудь прикурит сигаретку. Ха! Нет, вы мне нужны здесь, на поверхности. Он же ведь ничего не знает про...
— Нет-нет, — поспешил отговориться в полупоклоне Красильников, — что вы, — он продолжал стоять, хотя хозяин кабинета любезно предлагал ему несколько раз присесть. — Никто не знает, кроме вас. Этот архив был такой старый, что его даже нет в глоссарии.
— Как вас вообще туда занесло, Лёня? Архивы же, насколько я знаю, находятся в ведении Хранителя. Он на Базе один. Так сказать, для поддержания статус-кво. А я не видел, чтобы в списках за последние месяцы вы там были.
— Я чищу списки перед сливом на сервер, пароль там простой, и его никто не менял, по-моему, лет двадцать. Подстраховался как раз на такой случай.
— Хорошо, я свяжусь с вами. До свидания, Лёня.
Вслед за Красильниковым кабинет покинули и все остальные, перешептываясь и поглядывая на новичка, иногда случайно касаясь его локтем — ни на йоту не доверяя.

Side B
В это время в замке у шефа...
— Скажи, Джон, как ты сам видишь ситуацию? — Анри сидел в кабинете, не снимая засаленного пальто, и пытался раскурить беломорину. Беда с зажигалкой, которая шипела и пыталась пыхать огнем, не давала ему облегчения, оттого старый ангел жевал уже вторую бумажную гильзу.
— Я уверен, что такой объект, как Хранилище, не есть вещь в себе. У него должна быть — и, скорее всего, есть — система связи с происходящим на планете. Возможно, для поддержания собственной стабильности.
— Я перефразирую. Черт, Джон, есть у тебя нормальная зажигалка?
— Нету, чай могу налить, а курить вредно.
— Это Странники, Джон? Ты не увиливай так явно-то, мне знать надо.
— Стругацких начитался, так они же... сам знаешь. Ничего они не знали наверняка, обрывки все. Я, вообще, не очень понимаю эту программу подготовки. Подготовки к чему? Базы эти на Земле, стационарные точки, они там теперь безвылазно сидят. Хотя раньше меняли дислокацию минимум через полгода, а то и чаще. Саркофаг-инкубатор — исключительно идея братьев, никто им ее не навязывал. Его ведь просто нет! По крайней мере, мы его не нашли. Страшно подумать, если наш Братец его обнаружил первым. Еще страшнее, если геронтолический паноптикум в Метрополии никак на это не отреагировал.
— Хорошо, а если они правы, и канал связи этот сидит у нас под носом, а? Чтобы что-то спрятать, надо это на видное место положить. Вот скажи мне, кто у нас может в любой момент войти в Хранилище? И почему Вольдемар — это может, ты знаешь наверняка? Нет, тогда извини, я закурю и все-таки буду считать, что это все реально, если ты не предложишь мне лучшего объяснения.
Анри зажег огонь между пальцами и с наслаждением пустил сизый дым, вытянув щеки с седыми бакенбардами. Все пространство кабинета покрылось дымной завесой, через которую уже нельзя было ничего рассмотреть.


1. Начало


«Никогда не разговаривайте с неизвестными». Однако он был мне знаком — в потертом пальто, которое носил уже, наверное, лет двести, с тех пор, как такие только появились — свободного покроя, непонятного серого цвета с оттопыренными карманами, набитыми леденцами.
Я встретил его по дороге за сигаретами. Сегодня они кончились как раз около дома, и я, с облегчением получив повод остаться на некоторое время наедине с самим собой, пошел восполнять дефицит никотина в организме. Отозвав меня в сторону движением руки, Анри, не оглядываясь, побрел к чахлым кустикам. Мы закурили.
— Ты тут надолго? — спросил я.
— Не знаю, — он хрипел, выхлопные газы большого города с непривычки драли горло.
— Есть дело.
Пахло это плохо. Я как раз купил по дороге выпивку и совершенно не собирался приходить домой трезвым. Последние полгода в другом состоянии проводить вечера стало совершенно невыносимо. Тотальное ощущение пустоты, которое нельзя было заполнить никакими действиями, не отпускало ни на минуту уже несколько лет, и я начал к этому привыкать. Люди ко всему привыкают, так они устроены. Однако именно сегодня что-то не задалось, и у меня вдруг засосало под ложечкой.
— Говори, — выдавил я из себя, тянуть все равно было незачем.
— Покурим… ты чего торопишься, не рад, что ли? — осклабился Анри и показал небольшие клычки в уголках рта.
Сколько его знаю, меня всегда волновало, почему он не исправит прикус. Для ангелов это обычно дело, но Анри упорно носил засаленное пальто, жрал леденцы и совершенно не собирался походить на человека при ближайшем рассмотрении. Хотя в районе 8-й Советской он совершенно не выделялся — местные аборигены самого экзотического вида, кочевавшие от пункта сдачи тары до аптеки, так примелькались в этих краях, что на еще одного маргинала никто не обращал внимания.

Я оглянулся в поисках скамейки, нашел одну без выломанных досок, и мы присели. Анри затянулся «Беломором» и пустил колечком дым. Вся эта прелюдия, как обычно, не предвещала ничего хорошего.
— Ты так печень посадишь, — смачно отметил он, и в его глазах загорелись угольки. — Не пройдешь регистрацию, я тебе ничем не помогу.
— Ладно, я и так знаю, — я тоже закурил крепкий Winston. — Тебя давно не было, лет семь.
— Восемь… Ждал? — его слова прозвучали издевательски. — Что-то о твоих успехах давненько не слышно. Ты даже в социальных сетях скучен до неприличия, комментируешь всё чужие посты. Неинтересно…
— А что ты хотел, — я начал закипать, — ты ушел тогда как раз вовремя.
— Я ничего не решал, — зашипел он сразу. — Ты знаешь, как у нас там… строго. Ты нарушил все, что можно. Зачем ты полез наверх со своими прошениями? Верховный так вообще сказал не приходить к тебе ни под каким видом. Я мотался тут рядом по разным неудачникам, а им сколько шансов не давай, они все равно их пропьют. И ты туда же, алкоголик хренов.
Надо сказать, что он был уже достаточно стар для ангела и выпить любил по старой памяти. Как-то мы нажрались с ним на берегу Балтийского моря около Варнемюнде, и он поведал мне, что приходил в гости еще ко всем известной Жозефине, притом в образе гвардейца Сен-Жерменского полка, которые уж точно не отличались нелюбовью к выпивке во всех ее формах и экзотических видах.
Ему, в принципе, даже можно было иногда верить, что я обычно и делал, поскольку настоящих друзей у меня никогда не было. Так сложилось, что он мне смог заменить и их, и отца, которого я видел крайне редко, пока тот был жив. Кстати, на все мои вопросы о его загробной жизни Анри упорно отмалчивался — только улыбка гуляла между клыков.
Стоял дождливый конец августа. Листья начинали облетать и лежали ранними рыжими пятнами на поверхности грязных луж. В них не отражалось ничего: небо висело над нами абсолютно равнодушным серым полотном без малейших признаков разнообразия, даже птицы перестали летать над городом в это время. Я поежился, сразу сверху закапала холодная мерзость, задул колючий ветер. Домой идти совершенно не хотелось, однако время поджимало, и я начал ждать звонка от знакомого голоса с вопросами.
— Ты как долго собираешься не выползать из этого дерьма? — в словах Анри отсутствовал вопрос, только глухое раздражение. — Зачем, спрашивается, ты здесь, Вольдемар? Чтобы гулять с собакой по вечерам? Или, может, каждую субботу ездить в ваш этот гипермаркет? Ничего же вообще не происходит.
Я пожал плечами, подумав, что, наверное, со стороны это смотрится вполне обычно — чертова уйма семей так живет.
— Наш после того случая выкинул тебя из всех Сценариев. Ты тогда поперся со своей — подчеркну — несанкционированной мм… инициативой в самое пекло. Помню, Базу трясло от камбуза до рубки от нездорового смеха. Хотя я тебя поддерживал, — неожиданно тихо сказал он.
Отвечать мне было нечего. После давнего провала трудно спорить с таким гостем, который к тому же приходит крайне редко в последнее время и всегда по делу. В этот момент у меня вдруг появилась надежда, что эта осень все-таки закончится для меня белой зимой с пушистым снегом, который будет идти над моим городом совершенно бесшумно и заметет дороги в те места, куда я больше не хочу идти. Я попытался улыбнуться, получилось криво и, наверное, со стороны смешно. Постоянных обитателей сквера это не сильно заинтересовало: двое из них мирно спали за ларьком, а девица неопределенного возраста, сидя на тротуаре, пыталась безуспешно попасть горлышком бутылки в рот. Мне оставалось минут восемь, Анри, наверное, тоже это знал.
— К делу! — он выбросил окурок и резко встал со скамейки. — Пойдем прогуляемся, — взяв меня за руку, он в мгновение расправил крылья, которые всегда видел только я, и пропал. У меня сдавило горло от перегрузки, на несколько секунд я выпал из реальности. Сознание прояснилось только в тот момент, когда я очнулся на до чертиков знакомой палубе Базы.

Верховный спал в гамаке и сладко посапывал. Мне приходилось переминаться с ноги на ногу — пол был холодный, а в ботинках к нему в резиденцию никто не входил. Слева за стеной медленно поворачивался голубой шар. Было видно, что над Северной Америкой облачно и сверкают всполохи грозового фронта. Пауза затягивалась.
От нечего делать я начал думать о том, когда я был здесь в последний раз. Ничего не изменилось: та же спартанская обстановка, только в углу на столе появился огромный экран с надкусанным яблоком. «Небось с сервоприводом», — подумалось мне с некоторым сарказмом, и я представил, как старик с видимым удовольствием нажимает на кнопку и смотрит на процесс появления этого чуда инженерной мысли из столешницы молочного цвета.
— Вольдемар, давай-ка выпьем, давно тебя не видел, — отвлек меня от размышлений его мягкий голос с небольшим акцентом, который я так и не смог за столько лет определить.
— С превеликим удовольствием, Экселенц!
Я немного испугался собственной смелости и даже перестал переминаться на холодном полу, в глубине которого мерно вспыхивали тонкие искорки, как от пароходной трубы, так что казалось, будто зал плыл над каким-нибудь «Титаником». «Может, это и вправду был он», — подумалось мне вдруг, но Верховный взял меня под локоть и потянул к бару около противоположной стены. Не пожадничав, он налил нам по два пальца Johnnie Walker в старые стаканы. Один, с отломанным краешком, взял себе — суеверием он не отличался.
— Надеюсь, не обижаешься за долгий перерыв в нашем общении? — прозвучало это как-то очень официально, и я решил, что задушевного длинного разговора, по крайней мере сегодня, у нас не получится.
— На вас грех обижаться, в прямом и переносном смысле, — в тон ему ответил я, неудачно пытаясь сострить.
— Раз ты здесь, значит, понадобился, — строго посмотрел он на меня. От его взгляда у новичков обычно почти сразу наступает паралич воли, но я могу его выдержать уже лет тридцать. — Ты, как я понимаю, готов в любой момент приступить? Супруга-то твоя давно ждет уже.
— Да не знаю, — здесь мне пришлось сдержать недоумение, — она же не в Сценарии, как я понимаю.
— Нет, но с женщинами всегда надо учитывать фактор интуиции. Она ждет, что ты преподнесешь ей в один непрекрасный день сюрприз. Правда, она не знает еще, с какой стороны ждать подвоха. Я читал отчет. Про сны же она тебе рассказывала?
— Да, регулярно. Ухожу к другой, она рыдает. Экселенц, а можно ее не впутывать?
— Разбирайся сам, сейчас не об этом, — в его голосе появились металлические нотки. — Все пошло не так, времени очень мало, надо было еще два месяца назад тебя привести, но ладно. Мне тебя надо по протоколу спросить, готов ли ты, — взяв шестью костлявыми пальцами свиток, он протянул его мне, — сразу подпишешь?
Понимая, что деваться мне некуда, и нервно сглатывая слюну, я ответил, заранее зная, что нарушаю все, что только можно:
— Нет, — это прозвучало чуть громче обычного. — В прошлый раз было то же самое. В результате по собственной глупости я не имел счастья лицезреть вас целых восемь лет. А мне уже 47, если не забыли, Экселенц.
— Хочешь посмотреть? — его левая бровь поднялась и только этим выдала крайнюю степень удивления. — Ладно, — он как-то удивительно легко согласился, — смотри.


Искорки в полу заплясали ярче обычного. Появилось изображение. Я подошел ближе к середине зала, напряженно всматриваясь в полупрозрачный пол. «Титаник» пропал. По осенней трассе, мимо покрасневшей раньше времени листвы, двигался неновый японский внедорожник. Слева от водителя я увидел до боли знакомое мне лицо Белки, рассеянно смотревшей на дорогу, которая в этот вечерний час практически не освещалась. Очень крупно — наверное, для меня — ее взгляд. Полоснуло тоской и холодом — глаза ничего не выражали, мыслями она была далеко отсюда. Она всегда смеялась, и глаза смеялись вместе с ней. Сейчас же от этого не осталось и следа, темные мысли стянули морщинами ее лоб и затуманили зрачки. Машина плавно шла по Приозерскому шоссе. На ветровом стекле под щеткой застрял ранний опавший листок. Некоторое время ничего не происходило, потом впереди появился белый силуэт фуры.
— Посмотри, хочу обогнать этого долбоеба,— водитель с романтическим именем Егор — это было видно внизу на информационной вкладке — обернулся к Белке, сидевшей слева.
Она, после некоторой паузы, склонила голову влево и посмотрела в темноту:
— Подожди, сейчас… давай!
Автомат послушно увеличил обороты, и старый CR-V потянулся вдоль грязно-серого бока рефрижератора. Прошло секунды четыре, а борт все не кончался. Внезапно впереди, метрах в тридцати, засверкал отблеск лобового стекла встречной машины. В самый последний момент до удара Егор очень четко запомнил свое удивление отсутствием света встречных фар.
Изображение было, судя по всему, со спутника слежения, и я ясно увидел, как впереди с погашенными фарами летит по встречной полосе серая «Нива», практически слившаяся с ночной дорогой. Белка страшно беззвучно закричала, и «Нива» удивительно медленно начала уходить в сторону обочины.
Было поздно. Касательный боковой удар смял капот внедорожника, машины закрутило и отбросило друг от друга. Японец, пропоров бок фуры, загорелся сразу. «Шланги», — подумал я машинально, запах бензина в кабине, ставший привычным. Двигаясь еще некоторое время, горящее железное месиво медленно остановилось на обочине. «Нивы» нигде не было видно. Из кабины фуры с белым лицом бежал молодой парень, который сразу пропал в клубах черного дыма с багровыми прожилками. Он появился почти сразу, размахивая руками и показывая туда, где ничего живого быть уже не могло. Остановились несколько машин, и парня оттащили от точки смерти.
Картинка погасла. В зале свет стал ярче, и я увидел на лице Верховного нечеловеческую грустную усталость, что в его случае было абсолютно верно — он никогда не был человеком.
— Ты удивлен? — его голос никак не выдавал эмоции. — Тебе придется сделать все, чтобы не допустить реализации новой ветки Сценария «Выборг — Густав». Не стану отрицать, мне пришлось вызвать тебя через восемь лет, потому что... возможно, это Хелена. Да ты и сам это почувствовал, наверное. Так что скажешь? Ты же знал, что придется вернуться в эту точку. И я это знал. После того, как сбилась наводка радара масс-передатчика, и Ее Высочество пропала навсегда, — чувство юмора не покидало шефа даже в такие минуты, но неожиданно для меня Экселенц как-то по-человечески заглянул мне в глаза, — мы с тобой не говорили давно об этом. Я каждый раз просил у тебя прощения, и сегодня не будет исключения. Хотя и прошло столько лет.
— Конечно, я подпишу, давайте бумагу, Экселенц, — я хрипел, у меня дрожали руки, вспотел лоб, и уже привычно засосало под ложечкой. — Это то, о чем я думаю?
Верховный фыркнул и пожал плечами, значит, пришел в норму:
— Думаю здесь я, мой мальчик. Но я даю вам шанс, — он медленно повернулся ко мне спиной и сказал куда-то в пустоту: — Обычно я этого не делаю.
Как всегда, он прежде всего думал о работе, судьба людей для него была лишь вписана в огромное количество Сценариев, лежащих внизу. Меня же интересовал только один, который начался за четыреста пятьдесят лет до этого момента, на самой границе с современной Финляндией. Конечно же, Экселенц знал, что я не откажусь. Простой расчет, ничего более. Он однажды уже пытался мне рассказать о бла-бла-бла спасении мира, глобальной миссии и неимоверной ответственности. Молодой я тогда был и поверил ему.
Я и сейчас ему поверил. Наверное, потому, что мои кости не гниют в безымянной выборгской могиле, а находятся внутри вполне приличного тела. И лысоватая башка тоже уверенно и крепко находится там, где ей и положено — на ссутуленных плечах.
Все просто: я — Избранный, агент по шпионской терминологии, и умереть просто так мне не дадут. Единственное, к чему я так и не могу привыкнуть, — к неизбежности воскрешения, возвращению воспоминаний и боли от проникновения в тело тех или иных орудий. Так было и в 1555 году от рождества Христова в славном городе Выборге.

2. Крутой поворот сюжета


Стучат копыта — тук-тук, тук-тук — по старой римской дороге, или не римской — кто ее знает. Зачем-то меня дернуло взять лошадь, а не сесть в повозку к местному представителю финно-угорского народа, как назовут его несколько веков спустя. И теперь лошадь неторопливой рысью шла по направлению к Замку практически в полной темноте. А должна бы, наверное, лететь галопом, неся на себе гордого седока в сверкающих доспехах, которые освещают все вокруг, даруя свет истины местным землепашцам, коих, к моему счастью, уже второй день не наблюдалось. Я ощупал седельную сумку, лошадь фыркнула, видимо почувствовав слабину в твёрдом намерении хозяина загнать ее в могилу.
— Ладно, Адель, я ж не изверг всё-таки, — сказал я ей на ухо не очень уверенно.
Во-первых, скорее всего, ее звали не Адель, а во-вторых, русский язык ей на королевской конюшне в Стокгольме не преподавали. Но как-то полегчало. До назначенного сеанса связи в окрестностях Сайменского канала оставалось полчаса оглушительной тишины.
Животина радостно замотала гривой и начала заворачивать в сторону еле слышного говорливого переката воды у прибрежных валунов, наверное, метрах в пятистах. Проступали вершины сосен, звезды уступали зеленовато-синий северный небосвод свечению за горизонтом. До рассвета оставалось ждать минут пятнадцать.
Я слез, кряхтя, с кобылы, накинул поводья на сук и отправился за водой, со стороны представляя это презабавное зрелище: сутулый человек в лёгкой кольчуге и подбитой мехом накидке, с небольшим мечом в ножнах вроде «Жала» Бильбо Беггинса, с совершенно очевидным диссонансом в образе — ярким светодиодным фонариком во лбу. Когда я шел обратно с полным кожаным ведром воды, фонарь пришлось погасить, чтобы прямым лучом не свести с ума и так настороженно храпевшую Адель.
Скоро, лет через четыреста с хвостиком, здесь будет шоссе. После небольшой развязки дорога прямой стрелой уйдет на Хельсинки и далее, образуя балтийский коридор. И поймать сигнал сразу минимум трех базовых GSM-станций здесь можно будет без труда. Но не сейчас.
Сейчас, проклиная Экселенца с его аутентичностью, я полез повыше на ближайшую сосну. С семиметровой высоты уже виден был краешек солнца, расчертивший изумрудный оттенок неба теплым водопадом первых лучей. Я сощурился от удовольствия, как кот. Сразу стало тепло и захотелось посидеть на этом суку минут десять, заснуть, заснуть… Шишка! Шишка треснула мне по макушке, и, посмотрев наверх, я увидел белку. Обыкновенную, рыжую. Она кокетливо прикрылась роскошным хвостом и, судя по всему, ждала меня там уже давно. Наши глаза встретились. Она совершенно спокойно держала в лапах еще одну шишку, и я сразу понял, что надо лезть обратно. Забросив антенну повыше, как это делали белорусские партизаны, я быстро полез вниз.
За последние четыре столетия технология Базы ушла далеко вперед. И то, для чего нам в середине десятых годов нужен был какой-никакой электронный монитор, в середине шестнадцатого века превращалось в проблему. Единственный гаджет, который мне дали на складе, я снял с головы и открыл водонепроницаемый кожух. Покрутив колесико и, наконец, добившись чистого свечения зелёного индикатора, я приготовился слушать ценные указания Верховного. Они могли мне действительно серьезно помочь, ибо кроме того, что я уже и так сделал, я не знал ничего, то есть инструкции на этом месте кончались. А каким образом мне попасть внутрь Замка, кем представиться и, в конце концов, где жить, я совершенно не знал.
От громкости божественного голоса Верховного Адель дернулась у сосны, оторвавшись от водопоя и прядя ушами.
— Вольдемар, чего у тебя там так темно?
Оказывается, в хреновине была встроена камера. Ответного экранчика, хотя бы и с мышиную задницу, там не предусмотрели. Ладно, зато громогласный рык шефа был убедителен и с лихвой перекрывал недостатки интерактивности.
— Утро, Экселенц. Очень ранее утро, хоть глаз выколи, — я покосился наверх, где на меня с невидимым озорным любопытством пялились два черных зрачка на любопытной мордочке. — Я вас слушаю.
— Король Густав Ваза, обладатель твердой руки, реформатор, не забывает также о состоянии обороны на юго-востоке своего пока еще государства. В 1555, в мае, а именно в это время мы с тобой и разговариваем, с целью проверки оборонительных укреплений он посетит достославный Выборг. Одному мне известно, зачем, а главное, кто его, стервеца, надоумил изменить историю, да так, что все лучшие сотрудники теперь работают на тебя…
— Уже хорошо: будет двор, будут дамы, балы, интриги, турнир и обязательно кого-нибудь прибьют в темном углу, — я начал бурно радоваться. — А я чуть не улетел в ботинках не по моде, хорошо Алисочка меня остановила. Жаль, что продолжение нашего разговора убьёт, скорее всего, саму возможность насладиться мне всем вышеперечисленным.
— Ничего, повеселишься, если сделаешь все в соответствии — слышишь, в полном соответствии — со Сценарием! А он тебе известен из школьного курса истории. Никогда сын новгородского князя, тщедушный и избалованный Милослав, не женится на шестой дочери шведского короля. И тем более ни при каких обстоятельствах она не попадет в руки этих московских стрельцов, — динамик хрипел от натуги, я послушно моргал глазами, все было как всегда. — Въедешь через нижние ворота, там безопаснее. Иди прямо в дом Наместника. Найдешь там Магду на кухне. У нее недавно супруг помер, короче, она там ждет порученца стражи, ты он и есть, собственно, — голос Верховного понизился до шепота, но я все равно расслышал, — Завидую я тебе: скольких туда отправлял к ней за последнее время, никто не жаловался.

Стало мокро, и туман растекался от Саймы. Мы с Аделью плелись в его сумраке, плюнув на мое первоначальное желание увеличить скорость. Вернее, это было ее решение наплевать на сроки. Благородное животное никак не реагировало на мои робкие и не очень удары по бокам, восклицания «Но, пошла!», а также задабривания яблоками и две честные остановки на водопой. Однако в моей голове все двигалось со скоростью курьерского поезда.
Можно сказать, что сверхзадача, она же легенда, она же… конечно, существовала, но далее все было покрыто сплошным туманом. Одно было ясно наверняка — Густав Ваза был озабочен. И не просто войной, податями и другими также обязательными и утомительными занятиями, а совершенно нетипичной, можно сказать, для него ситуацией — поиском лучшего жениха для своей дочери, несравненной Хелены Эстрельской, принцессы земель восточнее Северных озер, получившей по наследству управление населением четверти Шведского королевства и обитавшей в основном на болотистых чухонских наделах.
Вышеозначенная Хелена, по слухам, была молода, дерзка, любила носиться верхом по окрестным к Замку полям в мужском платье, а также разоблачаться в летнюю жару, предаваясь беззаботному омовению в реке, которую позднее назовут Невой.
И вот ведь незадача: через пару дней ее досточтимый папаша вознамерился в славном городе Выборге совместить инспекцию фортификационных сооружений со смотринами и процедурой сватовства своей прекрасной, но, по его мнению, совершенно непутевой дочери, которую он любил больше себя самого, забываясь от отцовской нежности и не думая о том, что его маленькая дочурка уже выросла. Последний неоспоримый факт совершенно не укладывался в его венценосной башке. И так бы он и дарил ей кукол, деревянных коней и игрушечных солдатиков, если бы внезапно не поступило два взаимоисключающих предложения. Но если визит Милослава, а также размер свадебных даров и секретные протоколы с торговыми преференциями были уже согласованы, то неожиданный посланник царя Ивана должен прибыть в выборгский замок через три дня, и совсем нежданным гостем.
И я должен его остановить. В противном случае по Сценарию началось бы что-то совсем уже непотребное. Ведь это был только повод. Циничный по форме и содержанию отказ Хелены в присутствии многочисленных гостей должен спровоцировать дружину князя устроить резню в Замке, а стремительный бросок рыскающего на границе стрелецкого войска истребит все подвластное Магде чухонское население. Кого именно из перечисленных я должен был прикрывать и спасти, мне не сказали. «Действуй по обстановке», — вот что я услышал в кабинете Верховного с видом на покрытое облачностью восточное полушарие.

3. По встречной полосе

«Волки», — подумал я, видя, как Адель начала оглядываться и прясть ушами. Облака совсем спустились к верхушкам огромных елок, и нас уже битый час окутывал холодный и промозглый туман, забиравшийся, похоже, через меховой плащ прямо мне под кости. У меня не попадал зуб на зуб, и от этого соображать я начал урывками, в такт рыси Адели. Решив, что с этим надо заканчивать, я сделал глубокий вдох крепкого соснового воздуха и остановился. И сделал это как раз вовремя: со стороны старого моста, который мы проехали минут десять назад, раздались звуки конного отряда и скрип деревянных несмазанных колес.
«Не волки — хуже», — решил я, спешился, и мы с Аделью ломанулись по топкой придорожной канаве и невысокой новой поросли ельника к более или менее плотным кустам метрах в двадцати от старой дороги, которая была в этих местах одна. И если путник не хотел встречаться с другими пилигримами, то другого выхода, кроме как скрыться из глаз, у него и не было.
Адель была умным животным и вела себя тихо, лишь кося глазом в сторону приближающегося конвоя. А то, что это был именно конвой, стало заметно почти сразу. Несколько всадников, не менее десятка, в расшитых красных кафтанах и шапках а-ля рюс гнали пятерых пленников. В грязных остатках их одежды можно было угадать некогда вполне приличное платье зажиточных чухонских землепашцев.
Кавалькада шла медленно, и тому была причина — не было согласия в рядах супостатов. Главный, невысокий и крепкий черноволосый русский, в выделявшемся золотым шитьем камзоле, видно, уже давно собачился со своими спутниками, которые, надо сказать, отвечали ему тем же, но с некоторой опаской и изрядной долей подхалимажа.
Меж тем процессия остановилась как раз напротив меня, и споры вспыхнули с новой силой.
— Пошто, пошто ты деньги себе забрал все? — не унимался один из охранников, выделявшийся маленькой жидкой дьяконской бородкой и рябым лицом. — Так забрал бы и поделил, ан нет! Вон они в подсумке лежат, все же видели! — он обернулся к сородичам, ища поддержки.
Те стояли молча, но по оголодавшим лицам было видно, что оратора они поддерживали. Рябой распалялся все больше:
— И этих пошто везем? Корми их еще, самим жрать нечего. Ты ничего такого не подумай, Воевода Ярославский, мы за тебя горой, да и грамота-то царская только у тебя. Но поговорить с войском надобно, — закончил как-то неуверенно рыжебородый.
— Войско, называется, — как-то уж больно добродушно произнес черноволосый, почесав наросшее брюшко под легкой кольчугой.
Оглянувшись по сторонам, он начал пристально вглядываться в окружающий лес. Мы с Аделью перестали дышать. Нет, все-таки глупых животных не берут в королевскую конюшню. Пронесло! Темный исподлобья взгляд скользнул мимо, на секунду повеяло холодом. Но это было только полбеды. Взявшийся ниоткуда ветер принес от группы всадников тонкий, едва уловимый запах. Я сжал рукоять короткого меча и надавил на скрытый тумблер. Нас тотчас накрыло слабеньким полем, которого, впрочем, было достаточно для основной защиты. Переменившись, ветер не сможет нас обнаружить — стук моего сердца и урчание в животе Адель тоже скрылись от восприятия. Хотя в зоне прямой видимости обнаружить нас было можно, но я надеялся, что ребята не пойдут по нужде через топкую канаву.
— Привал, — скомандовал Воевода.
Отряд рассредоточился, спешившись прямо на тропе. Пленники как шли, так и привалились кто где, сжавшись в бесформенную кучу.
— Ты, Борис, бери двоих порукастее, и идите вон туда, — и Воевода указал рукой в противоположную от нас сторону. — Нужно несколько лесин посуше и хвороста.
У троих стрельцов возникло немое недоумение, но благоразумие победило, и они неохотно двинулись в сторону подлеска. Рябой же Борис после произнесенной им смелой речи, видно, совсем морально обессилел и, даже не взглянув в глаза Воеводе, широким шагом двинулся вослед ушедшим. «Я бы не стал на него ставить, — вдруг подумалось мне, — балаболка он, да и реально никто не поддержит его из остальных. Младшие да средние сыновья купцов, из которых царь Иван набрал стрелецкое войско, слишком хорошо знали, что бывает за неповиновение в походе. И не только им — под корень вырезали всю семью, не щадя никого. Жестокие нравы царили в то время в моем Отечестве…»
Через час нашего с Аделью сидения в кустах посередине тропы, или как мне хотелось ее назвать — дороги, воздвиглось круглое строение наподобие вигвама из сухих поваленных еловых стволов и веток хвороста. Тёмно-коричневая масса пленников еще больше сжалась, начал накрапывать мелкий дождик, и стало темнеть. В свете факелов казалось, что тени охранников мечутся хаотично, иногда наползая на темно-зеленую хвою деревьев причудливыми рогатыми чудищами. Но вот в светлое пятно посередине вышел Воевода.
— Дружина, — начал он, — я думаю, что пришло время испытания, — уверенный, хриплый голос с шаманскими интонациями завораживал, лишал воли, и теперь разношерстная компания охранников сбилась в кучу баранов, внимавших пастуху. — Мы вышли две недели назад. Нас было две сотни, помните?
— Помним… — голоса звучали тихо в унисон вопросу, будто эхо.
Я поднялся, чтобы лучше рассмотреть. Опираясь на шею Адели, которую все происходившее, судя по всему, вогнало в нормальный лошадиный сон. Она лишь немного дернулась, но продолжала видеть сны о королевской конюшне, свежей подстилке и вкусном овсе. Я вытянул затёкшие конечности, уже не боясь быть замеченным: начиналось что-то серьезное, и всем было не до меня.
— Остались только мы. Остальные сгинули в этих чертовых болотах. Но не я, не я…
И тут я понял. Понял, что придется выбирать. Даже не между бездействием и смертью — это было бы слишком просто. Как там Экселенц говорил: знание событий не освобождает от желания их изменить.
Воевода вдруг протянул руки к небу — и закружилась, заструилась полупрозрачная стена вокруг пятна света от факелов и еще незажженного ритуального костра. Пройти ее я не смогу, но вряд ли он боялся этого, его целью были даже не покорные ко всему и до черта измученные чухонские крестьяне. Главное сейчас — заставить разрозненный деморализованный стрелецкий отряд беспрекословно, отринув свою человеческую сущность, принести в жертву пятерых. Ему нужна совершенно беспрекословная зондеркоманда, которая не будет думать о себе, оставшихся семьях или ранах и боли. Собрать их он может только так, связав заклинанием и дав силу пятерых душ.
И что делать мне? Негнущимися пальцами я начал набирать номер Верховного. Зеленый индикатор передатчика горел издевательски жизнерадостно и ярко. На том конце долго не отвечали, но вот…
— Экселенц, непредвиденное осложнение: сейчас здесь принесут в жертву пятерых местных. Я предвижу, что это даст отряду, с которым мы схлестнемся в выборгском замке, значительное преимущество. По крайней мере на стражу Густава мне рассчитывать не придется — стрельцы после этого будут настолько сильны, что сметут ее в миг.
— Кто у них главный сейчас там, где ты находишься? Ты знаешь его имя?
— Это Воевода Ярославский.
Экселенц на том конце провода замолчал. У меня было минут десять, пока Воевода развернет заклинание паралича воли, но надо было торопиться.
— Вольдемар, мальчик мой, — голос Экселенца звучал уж больно деловито, но обращение выдало его с головой. — Мы попытаемся сейчас, минуты через три, пригнать к вам автоматический патрульный бот. Но все, что он сможет сделать — это незаметно нейтрализовать заклятие паралича воли массированным универсальным полем, которое накроет там все в радиусе километра и отменит любые заклинания или техногенное воздействие. То есть он не добьётся своего, они останутся людьми. Но поле не помешает огню. И этому ублюдку тоже.
— А бот сможет снять силовое поле, которым он закрыл все? Боже, Экселенц, осталось меньше пяти минут!
— Отставить панику! — рев Верховного взорвал мой мозг изнутри. — Сейчас поле начнет работать. Ты что, не изучал воздействие такого режима? Черт побери, в Информаторий загоню на месяц, безвылазно! — проклекотав, этот представитель расы ангелов быстро сказал: — Не знаю, что с тобой будет, но тесты — а их было немало — подтверждают, что люди просто садятся на землю в полнейшей прострации и отвращении к любого рода действиям. Может, для тебя это и не так, не в такой степени…
— Экселенц, выходит, либо у меня перед глазами сейчас появятся пять обгорелых заживо трупов, но стрелецкий десант не окажет такого дьявольского сопротивления, которого так хочет Воевода, и в Выборге у меня будет шанс, либо я сейчас кину мой единственный резервный паралитик в режиме неконтролируемого взрыва, может быть, проделаю брешь в этом дьявольском поле и попытаюсь убить как можно большее количество врагов. При этом, скорее всего, итоговой цели не достигну, Воевода меня проткнет чем-то острым, и тот же резервный бот доставит мою трепещущую душу с бездыханным телом пред ваши светлые очи. При таком варианте бедные чухонцы расползаются по углам и остаются в живых. Все это возможно в случае крайнего, практически нереального везения.
Воевода наконец закончил рисовать узор на старых камнях римской дороги, и мизансцена убийства была передо мной как на ладони. Он вошел в круг света, и я ясно увидел его лицо. Я впился в него глазами, пытаясь на расстоянии разорвать ему глотку, но только усмехнулся собственным мыслям.
— Шеф, отзовите бот! Я иду...
— Нет, задание должно быть выполнено, и ты мне будешь нужен через два дня в Выборге, живым и здоровым. По крайней мере так записано в Сценарии, твое присутствие там задокументировано как минимум в трех источниках. Извини, Вольдемар, не сейчас.
Меня вдавило в грунт, и я понял, что полевой генератор бота наконец начал работать. Двигаться я совершенно точно не мог, но то, что происходило передо мной, я видел ясно.
Воевода Ярославский, несмотря на непонятно откуда взявшееся сопротивление, все равно двигался достаточно резво. Плевать он хотел на наш бот, он был природным, талантливым темным. Такая первобытная, дикая сила клокотала в нем, что даже мне стало страшно от увиденного.
Как скот, он запихнул по очереди внутрь кострища пятерых пленников, стрельцы при этом стояли в стороне совершенно апатично, придавленные и заклинанием паралича воли, и нейтрализующим полем бота.
Я заплакал от бессилия, от безразличия этого сильного темного монстра ко всему, который не ведал, по чьему приказу и ради какой цели он сейчас лишит жизни пятерых невинных. Следующие минуты мне врезались в память на столетия. Взяв в обе руки по факелу, он с какой-то торжественностью, медленно и уверенно, поднес пламя к засохшим еловым иглам. И взвился костер, треском наполнив пустынную дорогу на километры вокруг.
В полной, абсолютной тишине люди внутри горели заживо. Они даже не двигались, завороженные пиковыми значениями универсального поля бота, бортовые огни которого я видел далеко наверху.
Через полчаса все закончилось. Мне не хотелось вставать, хотя поле уже исчезло, и ничто не мешало уехать прямо сейчас. Отряд всадников давно скрылся за поворотом дороги, а я все лежал, уткнувшись в ковер из засохших иголок, и не хотел подняться. Но меня ждал Выборг. Как всегда.

4. Лаврик

Выходя из кабинета, помимо привычной секретарши Экселенца, я увидел и нового персонажа — длинноногого, нескладного, очень молодого ангела с бородкой-эспаньолкой и несколько полубезумным оптимизмом в глазах. Отметив новое лицо, я зашагал прочь.
Леонид Валерьянович Красильников, в интерпретации Верховного — Лаврик, попал наверх совсем недавно. По меркам Базы его возраст назвали бы не просто юным, а вообще младенческим, что, однако, не помешало ему через два года занять место подле самого Экселенца. Леонид Валерьянович был горяч, порывист, а также изобиловал идеями различного креативного содержания, которые были направлены исключительно на то, дабы облагодетельствовать все человечество, желательно сразу. В земной жизни Лаврик занимался абсолютно разными вещами. В последнее время, превзойдя свои былые заслуги, одновременно в нескольких ипостасях вывозил на себе целый журнал. Специалист на все руки, он был вписан Экселенцом как минимум в пять Сценариев, так как Верховный имел на него огромные планы.
В летнюю ночь, когда присматривающий за Красильниковым Анри по своему обыкновению предавался любимому занятию, а именно поглощению спиртных напитков и созерцанию обнаженных юных дев в пригородных озерах, Лаврик, уснув за рулем в полном одиночестве, в четыре часа ночи съехал с дороги и протаранил сарай на перегоне Осельки — Васкелово. Как именно Анри не смог увидеть очевидных изменений в сознании Лаврика и не вывернуть руль, никто не знает. Ходили упорные слухи, что одна из особо привлекательных дев в приятном подпитии танцевала при свете луны для старого алкоголика — по странному совпадению это происходило как раз в тот момент, когда Анри должен был выполнять свои прямые обязанности.
Кто тогда видел Экселенца, думаю, никогда этого зрелища не забудет. Шеф разошелся не на шутку и минимум полчаса метал громы и молнии, которые местные питерские синоптики назвали северным торнадо. Вследствие этого далеко не природного явления добрая половина области остались без света и прочих благ цивилизации на целых полтора месяца. Анри пришлось очень быстро тащить бездыханное тело с едва трепыхавшейся душой прямиком на Базу и в качестве почетного обвиняемого присутствовать на легендарном разносе у Верховного.
Белка находилась в самом эпицентре урагана на собственной даче и на себе смогла ощутить разгулявшуюся стихию. Рассказ об этом событии ее знакомым, в том числе Вольдемару, сводился к передаче ощущения первобытной мощи, перед которой земные жители устоять не в силах. Приехавший на следующий день муж притащил генератор, а потом еще долго пилил поваленные деревья, проклиная Верховного, Лаврика и всех ангелов в придачу, поскольку усопший Леонид Валерьянович, вследствие каких-то непонятных причинно-следственных связей, нарушил его очередную финансовую аферу и оставил без Егора средств к существованию.
Успокоившись, Экселенц забрал мальчишку к себе в помощники-ученики, надеясь воспитать из него толкового переговорщика. Пока же Лаврик второй год околачивался в его приемной, постигая премудрости работы вместе с секретаршей Верховного Алисой.

5. База

Из кабинета шефа я прихватил початую бутылку — Экселенц презентовал мне ее, наверное, от широты души. Там еще оставалось, и я стал шататься по Базе, думая, что Анри рано или поздно проявится на запах дорого виски Верховного. Лучше бы ему поторопиться, через полчаса оно точно закончится.
База постоянно перестраивалась, и этот процесс, по моему разумению, не закончится никогда. Как по мановению волшебной палочки, появляются новые палубы и причальные доки. Я шел сквозь напряженную жизнь этого орбитального мегаполиса, время от времени отрешенно прикладываясь к живительному горлышку, постепенно приближаясь, как мне казалось, к старому доку для малых шаттлов, где мы с Анри пришвартовались сегодня. Придя на место, я увидел группу людей без сопровождающих. Они озирались по сторонам и были немного подавлены. Их ждала встреча с Верховным.
Надо сделать небольшое лирическое отступление: не всякие люди могут к нему попасть. Прежде всего, Экселенца интересуют представители рода человеческого, имеющие одно явно выраженное качество — они могут искренне любить других. Несмотря на известное земное убеждение о всеобщем распространении данного чувства, на самом деле это не так. Число таковых колеблется в пределах от 0,1 до 0,3 процентов в популяции, говоря языком наших крылатых аналитиков. А готовыми раскрыть дар считается значительно меньшее количество земных жителей. Парадоксальный сей факт делает этих людей крайне интересными для верхнего руководства. Две европейского вида женщины и один явный мулат жались к аппарели и имели затюканный и загнанный вид. Я прошел мимо и присел в небольшом алькове на мягкую скамейку.
Если бы я видел, чем сейчас занимается Экселенц, думаю, я был бы поражен до глубины души. Но я этого не знал. Вскоре явился на удивление трезвый Анри, и мы стартовали обратно.

6. Консервная банка с острыми краями

Верховный сидел на жестком стуле рядом со столом и сосредоточенно тыкал шестерней в клавиатуру. Набрав сложный код доступа, он стал ждать ответа. На том конце что-то трещало и ухало, наконец появилось изображение. Интеллигентного вида человек в бабочке приветливо улыбнулся ему и изобразил на лице готовность слушать.
— Как дела, братец? — спросила голова в бабочке. — Ты по-прежнему сидишь в тех же координатах?
— Да, — ответил его собеседник, — в тех же. В гости не собираешься, я надеюсь? — Экселенц рефлекторно внутренне поморщился, но на его светлой личине прочитать эмоции было невозможно.
Последний раз их семейная встреча привела к совсем не братскому выяснению отношений. Он потер правую руку, будто еще раз ощутив в ней металлическую силу бесконечно острого, в выщерблинах времени, меча. В этот раз вихрь эмоций, который он позволил себе тогда, пришлось унять — сейчас совсем другая цель. Жаль, раздвоенный язык Экселенца норовил выстрелить изо рта и слизнуть к праотцам половину старого космического камня, на котором были выстроены все уровни Базы.
— Зачем звал? — бабочка наклонилась поближе к экрану и стала видна змеиная кожа на шее и скрытые там же небольшие жабры, — я немного занят.
— У меня дело, — Экселенц был спокоен, даже апатичен. — Ты собираешься забрать мальчика и его отца. До них мне дела нет — они твои, а вот она меня очень интересует. Здесь есть на нее планы.
— Ты о них? — экран сразу разделился надвое, и стали видны лица двоих — мальчика и взрослого мужчины с короткой стрижкой и круглым лицом.
— Спасибо, братец, ты сэкономил мне пару минут для объяснений. Ну, что мы решим?
— Как обычно — решит жребий, я думаю, — жабий подборок заколыхался в подобии смеха.
— Хорошо, если я тебя правильно понял, вмешиваться ты не собираешься?
— Ну что ты, конечно, нет. Сценарий все сделает сам, ты только не мешай и все. Обещаешь?
Удача! Вот это удача! Под белой туникой взбугрились мышцы, и Верховный, как мальчишка, еле заметным движением потянулся в кресле. Можно и выпить полстаканчика, сегодня он это заслужил. Раскрылся-таки супостат, в кои-то веки начал убеждать светлых в том, что не надобно лезть в Сценарии — чревато это, мол!
— Не думаю, что сдержу обещание. Не обижайся.
Приятно говорить правду. Он всегда предпочитал так делать, это прерогатива сильных. И сейчас, несмотря на свой приличный возраст, Экселенц снова почувствовал себя мальчишкой, который впервые увидел этот голубой шарик с орбиты. Как же ее звали — Уна? Белый песок с остатками кораллов, тень пальмы, ее губы, шептавшие что-то на этом странном земном, — наверное, так ему запомнилось первое приземление. Тогда он сказал, что никогда не вернется, и это было правдой. Как и то, что теперь он вспоминает Уну каждый раз, когда ему что-то удается. Ладно, надо работать.
Удивительно довольное, его лицо еще секунду торчало в белизне экрана, но погасло, оставив между братьями ощущение недосказанности и вселенского подвоха — этим они занимались уже не одну тысячу земных лет. Экран отключился, как будто торопился, боясь, что милое лицо собеседника Верховного пролезет в его кабинет.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Александр Витт
сообщение 30.1.2015, 0:45
Сообщение #2


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 63
Регистрация: 30.3.2014
Вставить ник
Цитата
Из: Санкт-Петербург




7. Забытый линкор

Экселенц встал из-за стола, перестав смотреть в пустоту погасшего экрана на овальной стене, куда он пялился, наверное, уже минут пять после разговора с братом. Походил около стола, разминая ноги, тоскливо посмотрел в сторону бара и по-человечески почесал затылок. Особенное впечатление на него произвела скорость, с которой Мессир перевел картинку с персонажами аварии на выборгском шоссе со своего монитора на экран Верховного: «Это значит, у него файл Сценария был уже загружен, загружен», — машинально повторял про себя Экселенц, мотая головой.
Решился, широкими шагами прошел сквозь темную пустую приемную и, закрывшись полем, начал спускаться по ярусам вниз, выбирая по возможности пустые коридоры. Внизу было относительно многолюдно, хотя собственно людей попадалось немного: встречались либо андроиды, удивительно похожие на людей, либо одинокие ангелы, спешившие по своим делам в этот ночной час.
Прогулка стала спасением от несколько застойного состояния, ступора, в котором нечеловеческие мозги Верховного пребывали после описанного блица с собственным братом. Но уже уверенной мощной поступью он входил в расположение старейшего на Базе аналитического управления Z12, направляясь как раз прямиком в кабинет его руководителя Джона Карпентера, однофамильство которого с известным земным режиссером последние двадцать лет было предметом зубоскальства половины персонала. Вторая половина, более опытная, предпочитала помалкивать, поскольку за тихим покладистым нравом Джона скрывался взрывной характер, мгновенно превращавший его в минуты опасности в чрезвычайно авторитарного руководителя, тем не менее неоднократно спасавшего безнадежные ситуации. Хорошо, что такие моменты были редки, и немногие помнили последний кризис, случившийся лет шестьдесят назад.
— Здравствуйте, Экселенц, — склонился Джон в стандартном приветствии, спрятав шестипалые руки в складки плаща на талии.
Они присели в плетеные кресла около небольшого столика в просторном холле департамента. Внизу, за небольшим барьером, располагались рабочие места сотрудников, которых в этот ночной час было немного. Визит самого Верховного вызвал у них плохо скрываемый интерес — в обычном переговорном гуле повисла неестественная пауза, только зуммеры срочных вызовов тягуче ввинчивались в наступившую тишину.
— Чай у тебя есть? — начал он издалека. — Может, остался тот «Экскурмэ» из последней поставки?
— Нет, есть малиновый с Земли, они похожи. И ты же помнишь, когда была поставка. Проверяешь, что ли? — ворчал Джон, возясь с заваркой.
Официальная часть закончилась быстро. Экселенц знал Джона уже очень давно, поэтому ломать комедию смысла не имело.
— Ты Поттера помнишь? На твоем же месте сидел лет четыреста назад. Его все звали просто Гарри, потом наш бывший агент проболтался внизу…
— Хорошо, что так, повествование завершилось молодыми годами высокочтимого Поттера. Хотя все равно это плохо, я не сторонник утечек, даже и в таком виде.
— Давай вспоминать его подвиги, не описанные в беллетристике. Вольдемар вернулся.
— То есть это ты его вернул?
— Я бы, может, и не стал. Я, как и ты, не очень люблю выражение «вдруг». А с ним это сплошь и рядом. Но Анри почему-то настоятельно советовал прислушаться, так что это даже не мое решение, он просто передал на словах убедительную депешу из Метрополии с просьбой ввести Вольдемара. А они, к слову, не шлют нам с тобой наш любимый «Экскурмэ» в нужных объемах.
— Я слышал, там, около Дворца правосудия, построили огромный аквариум. Вообще, все помешались на «гыпках», — Джон грассировал совершенно бесподобно, подражая старому Прокуратору.
— Все, кто сидят наверху, просто обязаны завести аквариум и платить огромные деньги за новые экземпляры живности.
— И в этот самый большой аквариум вполне могут поместиться несколько отщепенцев. Они будут в воде махать крыльями примерно сутки, пока Прокуратор не смилостивится. Довольно, мы с тобой все равно ничего не изменим, нам бы здесь разобраться…
— А есть с чем, раз ты пришел сам.
— Да, Джон, есть. Вольдемар изменил течение. И это основная ветка Сценария «Выборг — Густав».
Сказать, что у Джона Карпентера, официально — руководителя аналитического департамента и неофициально — отдела Z12, который ни в какие департаменты не входил и вообще не существовал, изменилось лицо — это ничего не сказать. От красноватого оттенка — к мертвенной бледности, от спокойного свечения нимба — до северного сияния, вот примерно в таких выражениях можно было описать масштабы наблюдаемых Экселенцем изменений.

Сценарий "Выборг — Густав" начался лет четыреста назад, но не был закончен в связи со смертью агента и одной из фигуранток — принцессы Хелены Эстрельской, которые не "воскресали" достаточно долго после этого, кстати. Интересен "Выборг — Густав" тем, что в процессе своей реализации создает ложные течения, практически неотличимые от настоящих. Ни до, ни после ни один Сценарий подобным образом себя не вел.

— Не зря ты его любил так… — почему-то невпопад сказал Джон. — Хорошо, хорошо, — бормотал он, пока, почему-то путаясь в складках плаща, вставал с кресла и подходил к парапету.
— Внимание всем! Сегодня никто не уходит. Завтра с утра мне нужен весь состав департамента на рабочих местах. — Зычный, хорошо поставленный голос гулял под сводами, так что объявление было похоже на сообщение о рейсе в Пулково. — Полевую кухню пригоню, и пусть никто не уйдет обиженный, — немного снизив громкость, сказал он это уже сам себе.
Джон, покачиваясь, стоял напротив Верховного, наливаясь гневом. Потом стал говорить, подбирая выражения, очень тихо, почти шепотом.
— Ты помнишь Монка? Точно же помнишь… Сколько ты его продержал без связи — лет пять? А знаешь, что с ним потом случилось? Когда ты его вернул, он почти нормальный был. Только все время молился, иконы стал на стенах малевать вскорости, но все равно нормальный… почти. Светила психиатрии из Метрополии прилетали, вправляли Монку мозги. Улетели довольные, ты же отчеты их помнишь: «кризис миновал», «устойчивое состояние», «допуск в арсенал». Помнишь же? Знаешь, я же в последний день с ним разговаривал. Ни о чем, просто так. Он потом взял у меня мороженое, так с ним к шлюзу и пошел. С вишенкой сверху. Насвистывал еще что-то, очень довольным выглядел. Потом спокойно зашел в внутрь, разбил аварийный рубильник и вышел прогуляться на поверхность. Пеленг он снял, поэтому его нашли только через час.
— И ты мне будешь это вспоминать каждый раз теперь?
— Нет, не буду, прости. Вывел ты меня, Я вообще больше не хочу об этом говорить. Ты вот не любишь термин «вдруг», и я не люблю. А мы с тобой сами — сами! — бросаем совсем не плохого избранного агента в Питере на восемь лет без связи, хотя он знает и стационарные точки, и следы может видеть… Потому как он, вообще-то, очень несчастен — попробуй вот так в течение столетий спасать мир. При этом никакой благодарности в виде личного персонального счастья...
— Давай лучше по делу. Что ты говоришь, мы должны были вспомнить о Поттере, упокой Господи его душу? Как он не смог объяснить причины внезапного прекращения этого Сценария, да?
Хрестоматийный «Выборг — Густав» изучали во всех Школах, однако это был сокращенный вариант. Открытый финал не давал возможности опубликовать полную версию. Однако именно незавершенность самого необычного Сценария Земли и огромное количество мифов, которые он породил, стали уже забываться. Прошло четыреста с небольшим лет, и все участники, кроме Вольдемара, были далеко. Белка вообще пропала, и только Экселенц знал про ее второе воплощение, которое как раз пришлось на восемь лет отсутствия Вольдемара. Экселенц не выпускал ее из поля зрения ни на день, начиная с пробуждения в номере маленького апарт-отеля в Венеции, когда бывшая принцесса Хелена Эстрельская вдруг совершенно четко поняла, что именно в этом городе она была раньше, еще совсем ребенком. Но ни моторных катеров, ни огромной толпы туристов здесь тогда не было. Был ее отец, Густав Ваза, король Швеции, который со свитой гостил летом у своего дальнего родственника. И огромный балкон, выходящий на Canal Grande. Закат, переговоры гондольеров, вечные голуби на Piazza San Marco, одуряющий запах духов и похоти, который заполнял все пространство между каналами с закатом солнца.
Лежа в душном полумраке комнаты, она медленно осознавала непрерывность бытия. Последние дни в Выборге, бал в честь приезда Короля, шушуканье за крепостными стенами. Странно одетые люди в городе и непонятный язык. И, конечно же, ворвавшийся в ее жизнь Вольдемар.

8. Разбирайся сам

Все как всегда — именно так можно описать картину, которую я увидел после расставания с Анри. Он посадил меня обратно минут на 5 раньше, и я увидел нас с ним на скамейке в глубине сквера. Наверное, он делал это специально — я всегда не мог понять до конца мотивацию этого старого алкоголика. Я пожал плечами в пустоту и пошел домой.
— Ты все купил? — спросила меня супруга, попутно что-то готовя на кухне.
Ее не было видно, но пахло оттуда вкусно. Ее удивительная способность создавать ощущение движения в квартире говорила о том, что она находилась в своей тарелке.
— Нясик, ты хлеба купил? — ее голова высунулась из двери кухни.
Нясик — это такое мое домашнее прозвище, которое удивляло тещу с самого начала — ей виделось в этом что-то несуразное. Впрочем, ей много чего виделось. Хорошо, Анри ей не являлся в том виде, как я его вижу.
— Нет, забыл.
— Значит, будешь без хлеба все есть, — прозвучало, как приговор.
— Ты Белку помнишь? — я подумал, что тянуть не стоит, к тому же в момент приготовления ужина можно было ненавязчиво прощупать ее реакции.
Внезапно поймал себя на мысли, что начал относиться к этому, как к части работы — видимо, слова Верховного вкупе с его очень хорошим виски упали на давно ждавшую этого почву.
— Это ту, с которой ты «дружишь»? — в интонации сразу появилось недоверие. — Да, конечно, а что?
— Ничего, — я выдохнул горячий воздух, пахнущий котлетами. — Думаю вот, наверное, взять ее поработать, навалилось тут много.
— Бери, конечно, — быстрый ответ не заставил себя ждать, что еще раз дало мне повод предположить существование развитой интуиции у моей дражайшей половины. — Ты же у меня талантливый, — это прозвучало уже так, что я поперхнулся салатом.
Что-то я усомнился, что Экселенц ее не включил, не поверил я в такую скорость реакции на пустом месте. Надо было, может, у Анри выпытать подробности.

В это время в замке у шефа…

Посидев немного, Экселенц набрал новый код. Появившийся в экране небритый человек ужасно походил на Вольдемара, да собственно им и являлся.
Недоумению моему не было предела: только что я искал в торрентах нужный мне альбом, супруга спала после просмотра очередной серии «Дома-2», время подходило к двум часам ночи, и внезапно на мониторе появилось злое лицо Верховного. Время текло на Земле значительно быстрее, чем на Базе, поэтому несколько прошедших земных часов после нашей встречи заняли наверху минут 15, а корректировку никто провести не удосужился.
— Завтра начинай, — сказал мне Экселенц озабоченно. — Думаю, что у тебя полгода, не больше. Другого способа, кроме твоего вмешательства, я придумать не могу.
Вернувшись домой с Базы, я думал только об этом. Дело в том, что не далее как завтра я собирался сам позвонить Белке и пригласить ее на работу. Визит Анри и последующий разговор были, конечно, приятно неожиданными, но само задание поставило меня в полный тупик.
— У меня вопрос, Экселенц, — я взял себя в руки, остатки хмеля выветрились уже давно. — Зачем было вводить меня? Подписав протокол, я согласился с правилами, а как вы знаете, я люблю их нарушать. И первое правило — непредопределенности. Но оно уже нарушено вами… Не знать о моих намерениях вы не могли, наверное…
Экселенц замолчал и побледнел.
— Я и не знал, Вольдемар, — недоумение на лице расцвело так явно, что не влезало в экран.
И тут Верховный начал ругаться. Перебрав с дюжину малоизвестных ругательств на основных современных языках, он минут через пять перешел к забытым древним, потом пошла уже полная тарабарщина. Выслушав это минут десять, я, наконец, дождался паузы для вопроса. Но он опередил меня:
— Все, доклады мне через день, никакой отсебятины. Даю Анри в прямое подчинение. Нижний ярус всё-таки сделал ход первым, но ничего, ничего, — седые волосы шефа засветились нимбом, он вышел из поля зрения камеры, и я видел, как он ходит размашистыми шагами по кабинету. — Все, отбой, — услышал я, и связь прервалась.
Верховный внезапно принял решение. Хватит, нижний ярус стал слишком опасен. Персонаж в бабочке, по пока непонятным Экселенцу причинам, стал влезать во все большее количество Сценариев, выбивая ключевых игроков, — здесь взгляд шефа скользнул по маячившему в приемной долговязому силуэту Лаврика. Ряды адептов темных росли, пополняясь желающими по собственной воле вкусить запретные плоды нового технократического сегодня, дармовую мощь и полную свободу от любых моральных принципов. Все эти нерадостные мысли мгновенно пронеслись в голове Верховного, который в открытые двери своего кабинета наблюдал за обычной перепалкой Лаврика и Алисы, продолжавшейся уже третий год.
Добив свой виски, Экселенц наконец решился. Вызвав Лаврика, он поручил ему первое настоящее задание, которое звучало пока совершенно безобидно. Нужно было только узнать, почему нижних так заинтересовала последняя миссия Вольдемара. Воодушевленный Леонид Валерьянович сразу выдал пять вполне реальных вариантов Сценария, был отпущен с Богом и унесся огромными шагами вглубь коридоров Базы.

9. Предчувствие грандиозного провала

Подъехав к воротам уже в начале первого, я остановил Адель и спешился. Блики от ярких язычков факелов на башне, в которой располагались старые нижние ворота, как-то недобро освещали умную морду лошади.
— Ну что делать-то будем мы с тобой?
Адель красноречиво молчала, переминаясь с ноги на ногу.
Решив, что пешему мне перелезть через стену будет сподручнее, я снял с лошади хорошее седло, которое можно было еще продать, и звонко хлопнул Адель по потному крупу.
— Иди домой, — мне стало ее жалко, я погладил лошадь, нащупав в кармане последний кусок соленого хлеба, который берег на крайний случай, если Адель заартачится. — На вот тебе, иди отсюда подальше, скорее выживешь.
Гордость королевской конюшни с достоинством повернулась и растаяла в странном желтоватом тумане.
На удивление «переход Суворова через Альпы» прошел быстро и просто. Ворота были приоткрыты, из каптерки стражников веяло вечерними возлияниями, да так, что не только я мог пройти незамеченным, но и свободный проход штурмового танка «Элефант» под фанфары в сопровождении кайзеровского духового оркестра не вызвал бы затруднений. Я, чертыхаясь, на ощупь начал пробираться по камням мостовой, пока не увидел одинокий масляный фонарь, гордость чухонской цивилизации. Под фонарем находилось три объекта: некое существо, наверное, бывшее человеком, корзина с перезрелыми яблоками, издали походившая на раздувшегося ежа, и кот, чье спокойное и философическое настроение выдавали роскошный рыжий хвост и ясные песочного цвета очи. Из очертаний человеческого существа свет масляного фитиля ясно выхватывал только совершенно новые сапоги, не вязавшиеся с рогожкой, которая скрывала все остальное тело. При моем появлении эта странная конструкция совершенно бесшумно пришла в движение и скрылась за углом скорее, чем я появился в круге света. Оставшись втроем, мы минуту изучали диспозицию. Корзину с яблоками я проигнорировал, кот же сразу заинтересовал меня как потенциальный собеседник. Ничего не могу с собой поделать, я привык разговаривать на задании. Обычно, исключив общение с Экселенцем, мне поговорить про свое житье-бытье совершенно не с кем. Адель полностью удовлетворяла мою потребность в долгих разговорах, однако сейчас она находилась на пути к своей стокгольмской конюшне. А разговаривать с неодушевленными предметами я не привык. Прикинув, я решительно, но осторожно достал остатки пайка и предложил Коту (именно так, с большой буквы) кусочек сырокопченой колбасы. Далее произошло совершенно неподдающееся анализу действо: Кот грациозно поднял левую лапу и осторожно — я бы сказал, изящно, — подцепил ароматный продукт когтем и, обнюхав, отправил в рот (слово «пасть» просто не пришло мне в голову), абсолютно не поменяв позы. «Контакт установлен», — прикинул я и осторожно протянул к Коту руку. Он залез мне на плечи и устроился на шее.
— Буду звать тебя Захребетник, — сказал я ему.
Кот заурчал в ответ, и мы двинулись искать Магду.

Утром я проснулся от того, что кто-то мягко и ужасно щекотно касался моей голой пятки. Вопреки грязным намекам шефа, вчера вечером Магда оказалась на редкость безликой серой теткой неопределенного возраста, от которой пахло чесноком и пивом. Оценив юмор Верховного, мы с Котом, слезшим с моего хребта и устроившимся у ножки стола, быстро поужинали вполне приличным пивом и свиной ногой с капустой. Я заказал Коту молока и скормил ему несколько кусочков мяса. Удовлетворившись меню Октоберфеста, мы, с чувством выполненного долга, проследовали процессией до нашей комнаты: впереди Магда со свечой и серьезнейшим выражением лица, позади я с Котом на шее, куда он залез, совершенно не спрашивая разрешения, грациозно вспрыгнув с пола. Попытавшись безрезультатно уговорить моего спутника стянуть с меня сапоги и получив в ответ лишь презрительный вид колыхающего хвоста и свернувшегося рядом с кроватью рыжего облачка, я мгновенно заснул.
Итак, завтрак прошел аналогично ужину — спокойно, и я вышел на тропу войны. Знать бы, чем все закончится и закончится ли… С высоты балкона на Ленинском проспекте через без малого четыреста лет все это покажется таким… умиротворенным, что ли: солнечное утро, горячий кофе в моем желудке и Кот на спине, мягкая пушистая тяжесть которого пока еще мне не надоела. Ладно, понеслась…
Хорошо было пока только одно — в сумке у меня лежала грамота, гласившая, что некто Вольдемар (а я настоял на этом), сын шведского ювелира Фон Болена, дай Бог ему здоровья, прибыл ко двору светлейшего Густава Вазы для представления оному прекраснейших драгоценностей, призванных украсить церемонию помолвки Хелены Эстрельской. Среди скромных поделок из золота, серебра и заморских каменьев выделялся блеском и сказочным сиянием зеленый изумруд гигантских размеров. Изумруд мне выделила серьезная Магда внутри тряпичного кулька с документами и огромной золотой цепью, без чего общий вид представителя золотой молодежи ювелирного цеха был бы неполным.
Аудиенция была назначена на одиннадцать часов в доме выборгского бургомистра, ставшем на время пристанищем королевского двора, вернее той его части, без которой сами венценосные особы и шагу не могут ступить, — обоза.
Я вошел внутрь, вживаясь в образ сразу, без каких-либо репетиций: «Нахрена мне они сдались. Ха!» — подбадривал я себя, поднимаясь по лестнице с темными дубовыми перилами к какому-то советнику четвертого класса, коему мне требовалось представить украшения. Заранее заготовив елейную улыбку, подобную литровой банке вазелина, я без стука ворвался в комнату. И остановился как вкопанный.
У окна. Солнце за волосами, старый оконный переплет вот-вот рухнет. Стоять в водопаде солнца, которое обнимает стан Принцессы, нельзя, упасть — невозможно. Я прислонился к косяку, пытаясь собрать голову, но все равно сползал вниз. Получился арбуз с волосами, внутри которого тепло и сладко плавала мысль. И она была, была, была… стоп!
Это прорыв, каких мало. За последнее время ни одного такого уровня. Орать себе самому «Не влюбись!!!», бить по щекам стеком и ронять монокль было уже поздно. Вспоминать школьные тренинги, дрожать, представив зловещую улыбку Верховного и его саркастическое «ну-ну», как-то стало сразу даже стыдно и неудобно.
— Это провал, — сказал я сам себе и шагнул вперед.




Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Рыжая
сообщение 1.2.2015, 13:30
Сообщение #3


Создатель миров
*****

Группа: Пользователи
Сообщений: 2470
Регистрация: 17.3.2011
Вставить ник
Цитата




*** И в каком изд-ве этот роман будет издан?
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Александр Витт
сообщение 2.2.2015, 23:04
Сообщение #4


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 63
Регистрация: 30.3.2014
Вставить ник
Цитата
Из: Санкт-Петербург




Предложившим мне лучшие условия... Как-то так.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Александр Витт
сообщение 7.2.2015, 23:40
Сообщение #5


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 63
Регистрация: 30.3.2014
Вставить ник
Цитата
Из: Санкт-Петербург




10. Чудны дела твои, Господи


Но притворитесь! Этот взгляд
Всё может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!


Не могу сказать, что я очень люблю Пушкина, временами даже совсем наоборот: меня бесит его абсолютное чувство прекрасного, где нет ни малейшего намека на несовершенство этого мира. Такая программа чемпионов, можно сказать. Но когда моей душе хочется исчерпывающе точных формулировок, тут он незаменим.
Жажда знаний просыпается не только первого сентября. И после нашей первой встречи с Экселенцом на Базе через восемь долгих лет моей ссылки вопросов оказалось больше, чем ответов. Говоря математическим языком, а, к слову, высшую математику я совершенно не понимал с младых ногтей, количество неизвестных здесь было больше, чем количество уравнений.
Конечно же, на записи я узнал женщину, чей муж так неудачно обогнал белую фуру, чем лишил жизни и себя, и своего ребенка. Даже не ее саму — что-то в выражении глаз внезапно заставило меня покрыться холодным потом в кабинете Верховного. Неудачно завершив последнее задание, я сидел в глубокой питерской ссылке. Не то чтобы у меня съехала крыша от безделья, но потребность выдать желаемое за действительное нарастала с каждым прошедшим Новым годом.
Но этот год начался немного иначе. Придя в себя после очередных рождественских каникул и стряхнув с себя благость недельного ничегонеделания, я вдруг совершено четко понял, что Хелена Эстрельская возвращается. Что-то было в падающем снеге за окном, чистом запахе морозного невского воздуха, темном предутреннем небе... У меня засосало под ложечкой, я вышел из дома под благовидным предлогом, завел машину и медленно выехал на пустынную набережную.
Сценарии устроены так, что его участники сами по себе неведомым образом в один прекрасный момент концентрируются в одном географическом ареале. Любая из фигур, которые серыми тенями жались в это сероватое утро к домам на Синопской набережной, могла принадлежать ей. Я ни в чем не был уверен. Экселенц вычеркнул меня из обоймы. И у него были не только формальные основания: несанкционированные контакты с его любимым Братцем могли кончиться для любого члена команды Базы даже худшей карой. Я думаю, что просто надоел ему, и он решил устроить мне отпуск на несколько лет. Что ему-то при его практическом бессмертии несколько оборотов планеты вокруг заурядной звездочки!
Запахнув пальто, под которое уже начал забираться промозглый январский холод, и последний раз взглянув на заснеженную Неву с парапета набережной, я уже знал, что буду делать в течение следующих нескольких месяцев.

11. Белка

Многое в этом мире меня уже не удивляло. Это обстоятельство связано в основном с моментами, о которых либо нельзя поведать вообще, либо можно очень долго рассказывать. Но в истории с Белкой все удивительно просто. Когда я зализывал раны последнего провала и решал, как проживу следующие несколько лет, она появилась как напоминание о том, что меня еще не окончательно списали со счетов наверху. Почувствовав это дуновение, которое спутать ни с чем невозможно, практически сразу я понял, что: а) я не в полной отставке, б) придется подождать. Эти выводы основывались на простом обстоятельстве — Белка была слишком юна для меня.
Воплощение еще не настигло ее. Правда, мне в последние двести лет не раз наяву и во сне казалось, что ее дыхание снова греет мне шею. Она удивительно улыбалась, я не мог смотреть на это спокойно. Ее поразительный внутренний свет и способность смеяться, когда другие плачут навзрыд, делала со мной странные вещи. Я снова чувствовал себя с ней мальчишкой, которому действительно интересно, что она говорит обо всем на свете, не прерываясь ни на минуту. Мы сидели на работе в одной комнате, и вскоре я не мог прожить и получаса, не завязывая с ней диалогов на совершенно безобидные темы. Вместо того чтобы, например, посмотреть телефон кого-либо в справочнике, мне было значительно приятнее спросить у нее. Получив ответ и пару ерундовых комментариев по совершенно отвлеченному вопросу, я чувствовал облегчение. Зрело стойкое ощущение, что нам суждено в один прекрасный момент перейти к более тесным совместным действиям. При всем этом она вела очень активную личную жизнь, что совершенно не мешало мне наслаждаться ощущением ее присутствия в моей жизни.
Случай представился, когда однажды вечером, выключив верхний дневной свет в комнате, она подошла ко мне совсем близко. Я почувствовал завораживающий запах ее волос. Достаточно было протянуть руку. Бросило в дрожь, мне было и жарко, и холодно одновременно. Жажда отбросить последние сомнения в том, что передо мной именно главная героиня чертова Сценария «Выборг — Густав», принцесса Хелена Эстрельская, сметала в мозгу последние преграды. Соблазн был велик, я возвращался мысленно к этому моменту в последующие после ее исчезновения годы, наверное, чаще, чем требовалось. Тогда же в голове стучала молотом одна мысль, пробивавшаяся сквозь море неконтролируемых гормонов: «Нельзя! Это только игра, стой! Но, может быть, это она?»
Ничего не произошло тогда. Думаю, что ее это только позабавило и вскоре позабылось. А мне стало ясно, что наверху на меня прогневались не на шутку. Особенно тяжело было осознавать, что, будь я чуть глупее и неосмотрительнее, Сценарий изменился бы, и линии судьбы пошли в совершенно неконтролируемые стороны. Возвращаясь постоянно к этому моменту, я, как и раньше, все больше начинал сомневаться в правоте Верховного, сидевшего наверху и держащего шестью пальцами очередной стакан с его любимым виски. Но самокритика, как известно, самая жестокая из всех существующих.
Вскоре и у нее все изменилось. Появился он, очень земной человек с совершенно четкими представлениями: как, где и сколько раз надо любить женщину, чтобы выбить из нее остатки здравого смысла. Он также говорил ей то, что она хотела услышать.
Держать Белку в поле зрения становилось все сложнее, вскоре она поменяла работу, и наши контакты свелись к телефонным переговорам и общению в интернете. Потом и это стало редким, я потерял ее из виду на пару лет. Наверное, и сам был этому рад, я же не Анри, у которого земные привязанности в прошлом. Как говорится, врач, испытывающий чувство жалости и сострадания к пациентам, становится совершенно профнепригодным — лечить их он уже не сможет, станет сомневаться и взвешивать, в результате пациенты начнут умирать, а доктор благополучно сопьется. Ангелы полностью лишены этого недостатка, зато остальные им оставлены в полной сохранности — Анри как любил выпить, так и продолжает делать это в новом качестве. Хорошо, что без последствий, иначе не протянул бы и ста лет.
Я же, наверное, просто физически боялся видеть Белку, понимая, что, увидев ее глаза, я упаду в них безвозвратно. В таком состоянии остановить меня может только что-то очень серьезное вроде окрика сверху, но и его я мог не услышать.

12. …ну очень хочется к вам и с вами))))))


Раздался звонок, Белка сразу схватила трубку:
— Привет, Володька, ну что? — в ее голосе я сразу почувствовал порыв свежего ветра, как будто в телефоне открыли форточку.
— Могу тебя поздравить! — не скрывая радости, прокричал я. — Ты работаешь! Выходи, я очень жду тебя.
Последнее я сказал, наверное, зря, но она не услышала — на том конце бушевала буря эмоций. Не знаю, что думал в этот момент ее супруг, сидя за рулем. Подозреваю, ничего хорошего. Меня начало физически скручивать и бить мелкой дрожью.
Этому разговору предшествовала наша встреча около Управления неделей раньше. Она приехала в своем строгом костюме, который я помнил еще по прошлой работе. Белка не изменилась внешне, только, может быть, выражение лица стало чуть строже, появились морщинки в уголках губ. Глаза остались теми же, от ее взгляда у меня поползли мурашки. Я справился с волнением, и мы занялись делом. Через час все было решено.
Провожая Белку до машины, я увидел его с ребенком. Мальчишка лазал по машине, и на мое приветствие никак не отреагировал. Супруг же, наоборот, внимательно посмотрел мне в глаза, когда плотно обхватил мою руку. Что-то до удивления знакомое... воспоминание о том, что предшествовало моей смерти четыреста пятьдесят лет назад, полоснуло как лезвие. Заныла нога, но воспоминания сразу ушли, будто кто-то поставил блок в голове, оставив только странное послевкусие азарта боя и смолы горящих факелов на крепостных стенах.
Он улыбался, но улыбка была натуженной, ненатуральной, и в воздухе сразу запахло настороженностью. Сняв семейство на телефон, чтобы как-то разрядить обстановку, я заторопился обратно. На прощание Белка как ни в чем не бывало поцеловала меня в губы, будто этих долгих лет без нее никогда не было. Дневной свет на мгновение мигнул — это был первый признак начавшегося осуществляться Сценария, и я физически почувствовал, как заклацали ситуационные замочки у меня в голове.
Когда я уходил, спиной чувствовал темноту в его душе. Он проводил меня взглядом до дверей Управления, они остались стоять на берегу канала, заплакал ребенок. Я почувствовал, что обратного пути уже не будет — точка невозврата пройдена. И очень ясно мне стало в этот момент, что он просто так Белку не отпустит. Сильная, тяжелая связь, выстроенная им, власть над ее душой, держалась на каком-то темном притяжении, шедшем от самой земли, кипящей магмы самого пекла. Мне стало страшно от первобытной мощи, которую мне необходимо разрушить. Задача, сочиненная Верховным, становилась сверхзначимой, но другого пути не было. Я понял, что он загнал меня в угол, но даже ни на миг не пожалел о подписанном протоколе.
Последующие дни прошли в созвонах и хлопотах. Влиять на судьбу Белки я мог, только взяв ее к себе на работу, а для этого требовалось решить огромное количество вопросов.
Пока все это происходило, я несколько раз ловил на себе настороженный взгляд жены — она делала вид, что ничего не происходит. Я не верил ей ни на минуту, дома повисло липкое неприятное чувство недоверия и лжи. Помимо всего прочего у меня начало развиваться чувство вины — она ведь, в принципе, была хорошей женой. Детей у нас не было. Думаю, так и должно было случиться — наверху очень трепетно относятся к этому вопросу. Ей же их очень хотелось, это стало ее навязчивой идеей, она говорила и, наверное, думала об этом постоянно. Понимая, что, скорее всего, это не должно сбыться ни при каких условиях, я все больше погружался в состояние, близкое к неконтролируемой панике. Кому, как не мне, знать, что может значить рождение ребенка, который не нужен одному из родителей. А между тем современные медицинские технологии не стояли на месте. Контролировать их применение наверху становилось все сложнее. Анри потом рассказал, что в последнее время к этому стали относиться очень серьезно, даже создали специальную группу. Понимая, что Сценарий загоняет меня в угол и навязывает скорое решение, я впадал в апатичное состояние, которое еще больше бесило ее. То, что должно было произойти и чего я желал всем сердцем, уже сделало меня черствым и бездушным. В отличие от жены я уж точно знал самое ближайшее будущее, и места там для нее не было.

13. День рождения

Большая часть сентября прошла плодотворно. Первую неделю я искал Белке стол, компьютер и применение ее многочисленным талантам, перепутанным в непонятный клубок с несколькими разноцветными кончиками. Я тянул за разные, каждый раз получая абсолютно непредсказуемый результат. За оставшееся время, к моему удивлению, мы даже смогли провести несколько мероприятий, побывать в дюжине разных мест, придумав чертову уйму безумных идей и даже конкретных планов! Мы будто вернулись на семь лет назад, так же интуитивно разделяя работу, постоянно болтая ни о чем, рассказывая друг другу все, что придет в голову. Наметки легкого флирта придавали всему этому действу налет некоторой нереальности.
И вот наступил день ее рождения. Купив с самого утра цветы, чем немало удивил жену, я отправился на работу. За окном стоял солнечный и недождливый конец сентября, из постоянно открытого окна слышались пояснения экскурсоводов речных трамвайчиков, объяснявших гостям Петербурга подробности создания и последующую нелёгкую послереволюционную судьбу стоящих на берегу канала дворцов и прочих достопримечательностей. Она смотрела в открытое окно, когда я вошел. Закрыв дверь на защелку, я подошел к ней сзади, обнял и тихо сказал:
— Давай целоваться.
Глаза у меня были, наверное, совершенно безумные, но она их не видела. Мы были заняты. В этот момент я ни о чем не думал и был абсолютно счастлив.
Потом, как в тумане, в разное время дня приходили несколько друзей, мы распили бутылку мартини на всех и, наконец, вечером остались с ней одни. Я сидел около окна и курил. Она подошла ко мне и уселась на колени. «Что же ты со мной делаешь, Экселенц», — думал я остатками рассудка. Наступало четкое ощущение правильности происходящего, а также неизбежного огромного неконтролируемого геморроя для всех участников этого Сценария, о котором обычно наверху не думали, предпочитая сосредоточиться на общей генеральной линии.
Анри сидел за подоконником на карнизе за окном и допивал мой коньяк и ждал распоряжений. На нас с Белкой ему было совершенно наплевать — ангелов не интересуют человеческие чувства. Я попросил его немного задержать жену срочным звонком, и мы продолжили с Белкой начатое. Я видел, что ей все это очень нравится, она как будто снова почувствовала себя женщиной, желанной и сильной. Ни о чем не думая в этот момент, она что-то говорила мне, но я потом совершенно не мог это вспомнить. Наши руки сжимались и разжимались, неудобный стул предательски выгнул спину, но не скрипел. В ближайшие пару месяцев нам предстояло провести на нем огромное количество времени, он практически станет нашим домом. Сейчас же Белка уютно устроилась на мне, поджав ноги и уткнувшись мне в шею. Анри допил коньяк прямо из горлышка и прицельно кинул бутылку вслед одному из катеров. Пора было идти домой. От меня пахло ее духами и сексом — давно забытое сочетание, которое Белка подарила мне на свой тридцать первый день рождения.

Унесшийся Лаврик, не снижая темпа, бежал к причальному доку. Помимо изложенных Верховному пяти вариантов возможного развития событий, у него родилось еще столько же, но больше всего молодой переговорщик был рад и горд проявленным доверием, поскольку трепаться с Алисой ему уже порядком надоело. Прыгнув вниз, он начал выбирать место. Среди множества вариантов следовало выбрать основной, и Леонид Валерьянович решил пока передохнуть на башне телецентра, откуда город был виден как на ладони. Усевшись поверх аппаратной, в которой располагались основные передатчики, он сложил крылья. Сентябрьская дымка накрыла Питер в этот ранний час, вспомнились какие-то подробности его земной жизни, привязанности и громадье планов. Один из них был, как ни странно, связан с Егором, мужем Белки. Днем, перед тем как прервать свой земной путь, Лаврик договаривался о финансировании выпуска журнала с людьми, на которых его вывел как раз Егор Борисович. Сценарий Верховного в этом случае преследовал цель раскрытия истинных намерений авторов публикаций. В случае успеха в ближайшей перспективе явно виделась череда громких скандалов и возможная отставка правительства.
Лаврик аж зажмурился от удовольствия, его глаза стали прозрачными, и сторонний наблюдатель увидел бы в них могучую, граничащую с безумием уверенность в собственной непогрешимости.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Александр Витт
сообщение 7.2.2015, 23:42
Сообщение #6


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 63
Регистрация: 30.3.2014
Вставить ник
Цитата
Из: Санкт-Петербург




14. Меня зовут Вольдемар

Хелена скучала, в окне не было ровным счетом ничего интересного. Легкая раздражительность сменилась стойкой неприязнью к отцу из-за его привязчивой любви и вездесущей опеки. Странное недельное путешествие по непролазным волчьим тропам (другого сравнения ей в голову не приходило), две дюжины роскошных молчаливых всадников, которых она видела, когда ленивым движением отодвигала в двадцатый раз занавеску на окне кареты, ощущение страха, в принципе ей неведомое — все это утомило ее. И теперь она стояла у окна, просто наслаждаясь последним осенним солнышком.
Спиной, позвоночными дисками и связкой нервов внутри солнечного сплетения она почувствовала шорох чужого платья по шершавой деревянной балке и почти лениво обернулась. Навстречу ей просто вылетали из орбит глаза Вольдемара, взгляд медленно уходил вниз. Страшный, дьявольский канат с оглушающим шорохом сплетался между ними. Ощущение длилось секунду, липкий пот потек по их спинам и застыл льдом за бархатным слоем платья.
Вот сейчас и начался самый непредсказуемый Сценарий в истории.

Проигнорировав молчаливые от возмущения попытки советника аж целого четвертого класса помешать мне под предлогом очереди и еще каких-то аргументов, я относительно твердой походкой пересек комнату и оказался подле принцессы.
— Как вы быстро пришли, — сказала Хелена и грациозно присела у стола. — Вы же что-то принесли? Так покажите же быстрее!
— Как угодно будет прекрасной принцессе, — мой хриплый голос не уживался с ситуацией. — У меня есть для вас…
— Открывайте же! — она просто выхватила из моих рук сверток и начала перебирать изделия ювелирного дома фон Болена. Изумруд она взяла сразу, отодвинув горстку колец и две пары сережек.
Это меня полностью устраивало. В свертке, полученном от суровой Магды, были дальнейшие инструкции, от которых мне немного полегчало. Видимо, ребята с Базы задержались с изготовлением портативного масс-передатчика, который им требовалось запихать в изумруд в кратчайшие сроки. Думаю, они его вырастили вокруг девайса, и ускорить сей процесс не было никакой возможности.
— Уверен, вашей милости понравится.
Принцесса Хелена вертела в руке камень и улыбалась. Я было подумал, что она полностью увлечена созерцанием солнечных бликов. Но я ошибался.
Когда она подняла глаза, в них я увидел то самое осеннее солнце, которое за окном освещало главную площадь Выборга.
— Как вас зовут?
— Вольдемар, ваша светлость.
— Странное имя, я не знала ни одного Вольдемара раньше.
— Значит, пришло время это исправить, вам нравится?
— Вы или ваши безделушки?
— Ответ может быть настолько безрассудным, что я могу потерять голову — даже в прямом смысле.
— Значит, остальное с вами уже произошло.
Хелена перестала смотреть на Вольдемара и начала сосредоточенно созерцать увесистый изумруд. Гляделки длились минуты три, после чего было признано поражение, и тягостная неловкость повисла в воздухе.
Советник наконец вышел из ступора и начал быстро бормотать что-то про время приема поставщиков и потерявших стыд зажравшихся ювелиров.
Я начал собираться, но нищему собраться — только подпоясаться. Принцесса не сводила с меня удивленных смеющихся глаз, я же изо всех сил старался быть серьезным. Между нами повисла вполне осязаемая, звенящая тайная общность, закрытый клуб для посвященных, куда более закрытый, чем сказочный круглый стол короля Артура.
«Никто из них не помнил, как вернулся домой» — цитата из «Собаки Баскервилей», кино про которую снимут в том числе и в этих местах в XX веке, как нельзя лучше характеризовала наше с Котом состояние. Все это время он ждал на улице, заводя знакомства с местными представительницами кошачьего рода, не сводя, однако, взгляда песочных глаз с выхода из дома бургомистра. Как только я нетвердой походкой и с безумным взором покинул лучший дом в центре Выборга, мой спутник сразу подтвердил статус захребетника, устроившись мягкой гирькой у меня за плечами.

Прийти еще раз, и чтобы был повод — вот то, что я должен был придумать самостоятельно. Надеяться на советника не хотелось, но фактически только он был стабильным каналом связи с принцессой. Условности, чтоб их!
Задание казалось для меня уже отнюдь не простым, каким оно виделось на одном из нижних ярусов Базы в баре «Письменник». Тем более Экселенц, по моему ощущению, послал меня туда со злым умыслом. Там, где справился бы просто штатный оперативник, мне было делать, по сути, нечего. А в детали, в которых, как известно, обитает Его Превосходительство, меня посвятить никто не собирался.
Спасти Принцессу — что может быть проще! Пособия в виде сказок были мне в помощь, вся эта историография неизменно подталкивала вашего покорного слугу к мысли, что всенепременнейше должен быть дракон, которого следует сокрушить. Будучи человеком разумным, в самом расцвете лет, я все-таки в них не верил. Ну, может быть, на отдаленных планетах, куда я никогда не летал по причине отсутствия визы в Метрополию... Да и откуда там принцессы, эти ящеры обитали вроде бы исключительно в окружении себе подобных рептилий.
Значит, дракона не будет. Но сокрушить непременно кого-то требовалось, при этом желательно принцессу спасти от неминуемой смерти, а самому выжить и не испробовать лифт наверх (в одну сторону), который еще не каждому полагался. Проверять это я совершенно не хотел.
И все же при виде каменных укреплений Выборга мне становилось не по себе. Массивные серые камни, складывающиеся в изогнутые стены, стальная, подернутая рябью вода залива с мостом в сторону города, мощь стреловидных бойниц и странная тишина сразу за пределами городской черты — все это сразу и навсегда внушало уверенность в абсолютной фатальности Сценария, названного впоследствии «Выборг — Густав».
— Эй, как тебя там!
Окрик вернул меня к действительности, грубо выволок наружу под накрапывающий мерзкий дождик. Наглый взгляд из-под роскошного берета и бочкообразных доспехов принадлежал капитану гвардии Его Королевского Высочества Густава Вазы, чей титул, а тем паче имя, я совершено не запомнил при утренней нашей встрече. Надо было предъявить подорожную и как-то легализовать свое присутствие в свите, раз вчера ночью подчиненные господина капитана надрались в стельку.
— К вашим услугам, капитан, — я склонился в поклоне, не спуская глаз с окружающего ландшафта.
— Пошевеливайся, жабий сын, — из этого я должен был сделать вывод, что поручение этого напыщенного индюка касалось меня и совсем ему не нравилось.
— Не будем через четверть часа в Замке, я тебя лично удавлю твоей же цепью, — его глаза маслянисто скользнули по золотой папашиной цепи. — Ее высочество хотели тебя видеть, — и зашагал прочь, совершенно не интересуясь, следую я за ним или нет.
Я решил не доставлять ему такого удовольствия, как возможность пропить мою цепь, и бодро зашагал за ним.

15. Мисс Марпл все равно бы не догадалась

— Давайте подытожим, милый Леонид Валерьянович, — произнес Мессир хорошо поставленным голосом с нотками искренней заинтересованности. — Вы, батенька, утверждаете, что мой брат недостаточно добр, — он развел руками в совершенном недоумении. — Помилуйте, как такое возможно?
— Ничего не происходит, ничего, из того что я ему предлагаю! — Леонид, вернее Лаврик, с гримасой гневного сарказма сидел перед черным резным столом, силясь увидеть в полумраке свечей выражение лица своего собеседника.
— Леонид, — Мессир нарочно называл его земным именем, — может быть, вам квалификация еще не позволяет? Я готов помочь… любые тренинги, даже верхней группы.
Реплика возымела действие, Лаврик как-то успокоился и начал излагать явно лучше.
— Вначале я был немного напуган. В первые года полтора, наверное, даже смят. Он может же напустить туману. Но потом, потом, — он опять распалялся, — я понял! Он просто ничего не хочет делать! Что я ему только не предлагал. Все проходит, по его мнению, либо по закрытым Сценариям, которые трогать нельзя, либо вообще никуда не вписывается. А открыть новые? Четыре — четыре! — варианта событий было пять лет назад, когда флот подошел слишком близко, и его можно было в школьный телескоп увидеть через несколько часов!
Лаврик вскочил, потом сел, потом снова встал и вышел из-за стола, путаясь в длинном белом балахоне. Носить его он еще не научился. Монолог обиженного продолжался уже за спинкой стула.
— Нет, половина агентов бегала в мыле, чтобы затереть данные. Я лично в четыре часа организовал конференцию для этих чертовых астрономов, чтобы никого на местах не было. И так каждый раз!
Во время беседы видимое настроение Лаврика претерпевало изменения от горячечной истерики до испуганного плача. Было видно, что визит в нижний ярус дался ему нелегко, и участливый, отеческий взгляд брата Верховного, покачивание в нужным местах головой и утвердительные «хм», «да» и «конечно же!» принимались Леонидом Валерьяновичем просто на ура.
Мессир с выражением некоторой брезгливости покосился на стоящие в углу массивные часы, которые услужливо пробили три раза.
— Извините, у вас что-то еще? — массивная фигура в безупречном черном плаще поднялась из-за стола. — Вы же не просто так пришли. Как я понимаю, конкретных предложений у вас практически нет. Вам просто не нравится ваше положение, и присутствует огромное желание сделать население нашей планеты счастливее, — тут Мессир улыбнулся одной из своих безотказных улыбок.
Лаврик молча кивнул.
— Хорошо, мы договорились. Я очень давно ищу кого-то вроде вас, — обойдя стол, он отечески коснулся плеч ангела, — мы поладим, мы обязательно…
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
Александр Витт
сообщение 14.2.2015, 22:23
Сообщение #7


Играющий словами
**

Группа: Пользователи
Сообщений: 63
Регистрация: 30.3.2014
Вставить ник
Цитата
Из: Санкт-Петербург




16. Разговоры с Милордом

Лаврик, не забывший еще свое земное существование, являл собой пример совершенного очеловечивания, когда домашнее животное после многолетней жизни с людьми воспринимает себя человеком, не задумываясь о наличии у него хвоста и четырех лап. То есть он был примером, по сути, обратного процесса, будучи ангелом, совершенно не тяготившимся имеющимися атрибутами в виде крыльев и некоторого свечения вокруг башки. В приемной у Экселенца он курил с Алисой в предбаннике ее Salem, который дозволялось проносить на Базу только ей, выходил в город по своим, только ему известным делам и не расставался с мобильным Black Berry, яростно стуча по клавишам. Всегда хотел спросить, что за мобильный оператор обслуживал Базу, но почему-то каждый раз, когда я смотрел на дисплеи редких телефонов ее обитателей, на месте логотипа оператора замечал одну буковку Ё.
Сидя на крыше аппаратной питерской телебашни на фоне совершенно прозрачного осеннего неба, Лаврик задумчиво вертел лапами, постоянно рискуя уронить засекреченный гаджет в огромный запущенный сад за оградой старого телецентра. Потом совершенно спокойно встал, и несильный ветер затрепал белые перья. Набрав номер, он, довольный, кивнул как будто самому себе и мгновенно исчез. Лететь было слишком далеко, и он выбрал более быстрый путь.
Любил-таки Красильников покрасоваться! Когда Белка отвернулась от играющего на площадке во дворе своего дома Никиты, ей на мгновение показалось, что вечереющее небо мигнуло, и снова все стало как прежде. Только стало яснее, пожухлая листва ярко и тревожно запахла дачей, на которой она давно не была, и стало тревожно. Бесшумно, медленно, величаво, не вызывая никакого диссонанса с расположенной в 15 метрах помойкой, в поле ее зрения вплывала фигура в белом плаще с совершенно неподвижными крыльями.
«Грузовик, — подумала она. — В меня. На полном ходу. Моя никому не нужная, нудная, пресная и серая жизнь волшебным образом закончится так быстро. Почему они ездят по дворам совершенно бесконтрольно, тут же дети…» Странно, кошмар не кончался, и самое время было хлопнуться в спасительный обморок. Однако Лаврик поддержал ее в тот самый последний момент, когда веки начали закрываться и тошнота подступила к горлу. В этот момент она его узнала. Это был Леонид, который работал вместе с ними в Управлении и был отряжен подрядчиком для успешной организации требуемой активности.
Коснувшись грязноватого асфальта носками поношенных, но сохранивших вид былой надежности докерских ботинок, Леонид Валерьянович томно и загадочно посмотрел на Белку.
— Ничто не предвещало беды, — вдруг басом произнёс он и брезгливо посмотрел себе под ноги.
Автору хотелось бы опустить здесь некоторые подробности вытаскивания бедной женщины сначала из заторможенного, потом истерически хохочущего состояния, поскольку нет нужды утомлять зрение читателя картиной пляшущих букв, составляющих бессвязные обрывки восклицаний, с одной стороны, и басовитого увещевания — с другой. Это не прибавит читателю новых знаний о разговорах ангелов с людьми. Знать ему необходимо только одно: в следующие полтора часа абсолютного времени, куда Лаврик предусмотрительно завернул Белку, было решено многое.

17. Юстас Алексу, правила вербовки

— Ты вообще есть? — спросила она, безуспешно пытаясь стереть размазанную тушь. — Я вначале стопудово подумала про грузовик.
— Есть, нет, какая на фиг разница, ты же меня видишь, можешь даже потрогать, — улыбнулся он ей открытой ясной улыбкой.
Ангелы не умеют иначе, они ведь не люди, ничего в них не осталось человеческого. Нет в них так привычного нам патологического, но, черт побери, настолько привычного землянам раздвоения личности, когда одна половина хочет сказку, подарить другу мороженое и спасти бездомную собаку, а другая хочет эту сказку испоганить (чтобы не верили никогда), мороженое сожрать самостоятельно и желательно втихаря, а собаку пнуть и, насвистывая «Подмосковные вечера», счастливо пойти дальше.
Ангелы совершенно не умеют врать. В данном случае Леониду Валерьяновичу это было необязательно. Достаточно было просто не говорить половину. Важную, я бы сказал, решающую. Нужно было просто промолчать. Но и в той части, которую он сам себе дозволил произнести, можно было развернуться.
Начал он с краткого, но убийственного разбора ее жизни, которая, к слову, совершенно не блистала яркими запоминающимися событиями. Белка слушала его молча, лицо ее белело и принимало спокойное, даже отрешенное и веселое выражение. Она сидела на старой, рыжего цвета трубе, изображавшей дворовую оградку; слова как будто проходили сквозь нее, не оставляя никакого видимого следа на лице. Только губы кривились в усмешке.
После наступления более или менее взрослого состояния она не смогла вспомнить границу, после которой ее душа закрылась от существующей реальности, нарастив скорлупу напускного оптимизма, проявлявшегося в любой, даже бредовой и безнадежной ситуации. А Лаврик решился этот гордиев узел разрубить. Сразу, не задумываясь, просто следуя инстинктам и искреннему желанию изменить мир к лучшему. Сразу и навсегда, перескакивая через две ступеньки, не замечая. И начал с самого больного. Он специально подбирал слова, которые роились, зацепляясь за выступы черепной коробки. Это были ее, невысказанные самой себе, мысли на грани ощущений и ощущения на грани дозволенного самой себе. Наверное, поэтому она ему поверила сразу, ведь от несбывшегося практически невозможно избавиться.
«События происходят во времени» было ее любимым выражением, и однажды в ее жизни появился человек, который дал ей силы для очередного прыжка. Она была счастлива, абсолютно счастлива. Да, у него было полно недостатков, но, черт возьми, какое это имело значение, ведь она его любила. Егор стал для нее всем. Миром, в котором она жила и, наверное, хотела бы умереть. Они поженились, Белка родила сына. И мир, существовавший для двоих, разделился на три части, и она думала, что вот так оно и будет всегда.
Но реальность не дремлет, скрывается в злой засаде, чтобы потом накрыть с головой, обдав не какими-то там брызгами, а целым ушатом ледяной воды. Неправильно понятое слово может посеять зерно, из которого вырастет жестокая обида.
Этот мир не стал исключением. Как в плохом романе, «он вышел покурить, а она решила, что он ушел навсегда». И небеса вдруг превратились в трясину, которая засасывала все глубже. Она была плотной, но все же давала возможность дышать, и постепенно Белка привыкла. Временами она смотрела на себя в зеркало и не понимала, почему на нее смотрит оттуда совершенно чужое лицо. Какое-то замученное, с потухшими глазами, но сохранявшее веселое и задорное выражение. В конце концов она начала забывать, какой она была на самом деле тогда, много лет назад, в небольшом домике на Карельском перешейке.
Леониду Валерьяновичу, наверное, было больно. Не знаю. Автор пока еще не настолько знаком с миром ангелов, чтобы достоверно это описать. Поэтому автору так же неведомо, знакомо ли им чувство жалости или, упаси Бог, вины за содеянное. Его, наверное, грела мысль, что по абсолютному времени Базы все это здесь уже произошло. Правда, есть одно важное обстоятельство: вмешиваясь в готовый Сценарий, вводить в него заведомо ненастоящих игроков и создавать альтернативные финалы Лаврику по рангу было совершенно запрещено. Но разве это могло остановить молодого и амбициозного помощника Экселенца! Да ни в жисть! К тому же у Лаврика были свои виды на этот полукруглый кабинет.
— Ты же хочешь почувствовать, каково это — играть на грани фола, смотря ему в глаза? Ты же хочешь почувствовать себя живой!
Странный туман белым, непрозрачным липким саваном окутал место их беседы, голоса и звуки двора обшарпанной советской девятиэтажки слились в одно невнятное бормотание, от которого веяло настороженностью и бедой.
— Да. Я бы отдала большую часть своей жизни за такую возможность.
— Тогда завтра ты придешь на работу. И я не буду объяснять тебе, что надо делать. Вольдемар ждет невероятных событий, и ты его не разочаруешь. И… я тебе ничего не обещаю — никаких благ, счастья до гроба или смерти в один день. Скорее всего, ты ничего из этого не получишь.
Тут Лаврик улыбнулся Белке широкой белозубой улыбкой — просто ангел. Выглядело это, правда, со стороны совершенно по-другому. Это казалось знакомым, только в роли искусителя в старых сказках выступал кто-то совсем другой. Но кто сказал, что предлагать можно только земные запретные блага или чего похуже? Вполне успешно можно торговать и совершенно привычными вещами. Особенно хорошо это удается, если у человека их никогда не было, но ему очень хотелось это иметь. Лаврик решил, что дальше тянуть не стоит. И так сказал слишком много.
— Но ты уже и так без меня все решила. Единственное, что я могу тебе обещать — это подлинность происходящего. И даже, я бы сказал, некоторую сказочность.
— Ты сказочник? — она спросила совершенно серьезно, как будто узнавала в магазине цену.
— Хуже. Вот заговорился с тобой, а мне пора. Осторожнее, весь наш разговор занял не больше полминуты, не испугай Никиту — он как раз идет от гаражей.
Липкий туман рассеялся, Леонид Валерьянович деловито надел рюкзак на плечи и, не оглядываясь, побрел прочь.
Она даже не спросила, что же будет дальше. Это было не странно. Будто сам бог обреченности Харон увез эти вопросы на своей лодке. Цена, которую придется заплатить, не называлась, однако сам Леонид Валерьянович ее знал, поэтому старался не думать. Это счастье — иногда не думать.

18. О пользе сомнений

Наверное, я действительно влюбился в Белку — это чувство смогло полностью перестроить мое, порядком ироническое, восприятие окружающей действительности. Проходя мимо огромных витрин, я видел там ее, в метро — искал ее взглядом, и мне постоянно казалось, что она совсем рядом — метрах в трех, вот за той толстой теткой в аляповатом розовом пальто. Я даже начинал злиться на бедную женщину с отсутствием вкуса, приписывая ей навязчивое желание скрыть от меня любимую. Хуже всего было ночью — я все время разговаривал с Белкой и просыпался в настороженном холодном поту от фантомного звонка или эсэмэски, смотрел на телефон — и с чувством разочарования засыпал снова.
В моих снах, лежа вместе на моем жестком диване, мы вели долгие разговоры, о которых утром я не мог ничего вспомнить. Когда же мы наконец в реальности добрались до него, почему-то желание разговаривать отпало у нас напрочь.
Днем я кормил Белку обедами, покупал ей сигареты и просто старался сделать ее счастливой. И все было бы хорошо, если бы через пару недель я точно не знал, что за внешней жизнерадостной маской хохотушки и крайне счастливого человека иногда проступает взгляд, который я видел тогда, на записи в кабинете Верховного. Там не было ничего. Она оживала только здесь — менялась осанка, походка. Она стала всегда носить туфли на высоких каблуках и короткие платья.
Пока Лаврик работал по своему плану, пытаясь связать линии судьбы в некий узор, позволяющий красиво и безболезненно выдавить Егора из жизни Белки, мы с ней носились по разнообразным мероприятиям и презентациям, которые крайне ее увлекали. И странное дело — я настолько начал ей доверять, что уже перестал обращать внимание на мелочи, которые она решала очень легко, снимая с меня головную боль текущей организации многочисленных событий. Она, словно встрепенувшись от долгого сна, раскрыла крылья и получала наслаждение от общения с огромным количеством людей, многие из которых своим существованием показывали реальность и притягательность того мира, от которого она была отлучена в течение долгого времени (во многом стараниями Егора, да и собственным безволием). То, что происходило сейчас, было прямой угрозой лучшему проекту в его жизни (я согласился с таким определением, данным Лавриком, совершенно безоговорочно), и он уж точно знал, кто именно был тому причиной. Егор начинал уже подозревать самое худшее. Думаю, что воображение рисовало ему самые соблазнительные картины. А мы просто были вместе, наслаждаясь свободой, узнавая о себе мелочи и привычки. В конце концов, мы работали вместе, пока даже достаточно успешно, что меня вообще крайне удивляло. Лаврик в основном помогал в решении текущих вопросов, используя весь свой земной опыт. Анри же, старый пьяница, специализировался на более крупных чудесах.
Как-то однажды мы сидели в кабинете и курили, я смотрел на нее и молчал. Я уже знал, что Егор слушает наши разговоры, читает ее переписку и периодически обеспечивает наружное наблюдение. Сначала мне казалось странным такое упорство, потом я перестал обращать на это внимание, просто стал осторожнее до поры. Я подумал, что пришло время поведать все это Белке, и прикидывал, как именно начать разговор. Но моим планам не суждено было сбыться.
— Слушай, солнце, — начал я, — ты понимаешь, что твоя жизнь… мм… особенно в последнее время, немного нереальна? Ты двойной агент, — попытался я пошутить, а про себя подумал: «Не выбравший пока ни одну из сторон».
— Она прекрасна, у меня даже в статусе так и написано, — засмеялась она.
— Можешь представить себе жизнь без Егора? Она по-прежнему будет прекрасной?
Это был не первый наш разговор на эту тему. Тяжелый и местами крайне болезненный для меня процесс выковыривания из ее мозгов необходимых мне ответов вынимал из меня душу в прямом смысле. Время поджимало, а я все никак не мог решить для себя простой вопрос: создал ли этот великий Сценарий новое ложное течение, и мне никого спасать не придется, либо это все-таки Принцесса, которая вот-вот начнет вспоминать подробности. Последние часы в Выборгском замке должны были врезаться ей в память.
Но сегодня все пошло немного не так. Она задумалась, и сразу глаза стали другими. В них появилась какая-то загнанность, она начала говорить отрывистыми рублеными фразами, с агрессивным напором. Я слышал эту интонацию уже много раз в своей жизни от многих людей, ошибиться было невозможно. Это означало только одно — страх. Очень сильный, стягивающий волю в точку. В таком состоянии она могла, лишившись чувства психологического самосохранения, выдумать любую правдивую ложь, которая прикрыла бы ее чувство панического ужаса от того, что она потеряет живущего рядом с собой Бога. Думаю, и я мог бы поддаться этому, сразу не увидев причин — она была очень убедительной, когда этого хотела. Я еще раз вспомнил взгляд Егора, которым он провожал меня тогда, в августе. Уверен, помимо того, что он полностью лишил Белку воли, навязав ей параллельную реальность, он еще и предусмотрел симметричную резервную схему, которая должна сработать в минуту угрозы его влиянию. Именно сейчас она и действовала.
Он был сильным природным темным, такие сразу попадали в поле зрения братца Верховного, и он не отпускал таких людей из виду ни на минуту. Правда, наши визави никогда не использовали своих приспешников для прямого контакта, они просто не могли появиться на Земле ни в каком виде. Создавая свои Сценарии, они выстраивали их так, чтобы использовать природные человеческие слабости и наклонности, добиваясь нужного им результата. Поэтому Егор ничего не знал об осуществлявшихся сейчас Сценариях, что совершенно не мешало ему быть самым сильным игроком.
— Я боюсь. Я стала очень циничной, и мне проще никому не верить вообще. Я хочу верить тебе, но не могу… до конца. Поверить тебе — значит перестать верить ему, а я делала это в течение шести лет, и мне казалось, что я абсолютно, совершенно счастлива.
Отойдя от меня на несколько шагов, она очень убедительно мотнула головой, раскидывая волосы, и замолчала на полчаса. Когда она продолжила, тон ее был уже другим.
— Ты спросишь меня, как я живу с человеком, которого очень боюсь. Я сама не могу ответить на этот вопрос. Думаю, что когда я пойму для себя этот странный факт, все и кончится. Пока же я знаю только одно — я не могу на него сердиться. Может быть, это странно звучит, но не могу. Я могу простить ему все, самые гнусные вещи. Мне проще, наверное, это сделать и думать, что он на самом деле такой, каким я представляла его все это время. Иначе… иначе я должна, наверное, очень сильно испугаться. А я этого не хочу!
Она истерично засмеялась, что для нее было равносильно неконтролируемой панике. Тут я подумал, что даже если бы я вдруг, в горячечном бреду, и решил бросить это дело, теперь я этого не сделаю никогда, пусть бы мне приказал сам Экселенц. Также мне стало совершенно ясно, что изначальный план неосуществим в принципе. Просто так изменить реальность было невозможно. Нужно было не отвлечь Белку, нужно было дать ей то, без чего она просто умрет, — настоящую любовь, которая бывает на Земле у людей только один раз. Но для этого она должна вспомнить, что она, черт подери, принцесса Хелена Эстрельская, дочь короля Швеции Густава Вазы! Ее Высочество, а не простая затюканная домохозяйка!
В этот момент я очень пожалел, что родился Избранным, и для меня это чувство доступно несколько раз в жизни. Я был бы самым счастливым человеком на свете, если бы больше никогда не увидел Верховного и дарил это чувство навсегда только ей, пока не умру.
Я знал, что страх в жизни людей — самой сильное чувство, сильнее, чем любовь. И это было самой большой моей проблемой, в конце которой совершенно явно была видна горящая фура и два трупа в старом японском внедорожнике. Защитная реакция — это нормально, мозг отсекает реальные факты для того, чтобы сохранить возможность стабильной работы.
Вдруг она подошла ко мне и обняла, стиснув до боли руки.
— Пожалуйста… пусть все будет хорошо. Все должно разрешиться само собой. Пусть он меня бросит, — она посмотрела на меня, будто ища в моих глазах поддержку ее словам. — У меня не хватит на это сил — бросить его самой, а так я поплачу месяц, а потом — ты же будешь рядом?

Сомнения, сомнения… Обычно у главного героя с этим все очень хорошо, то есть их с лихвой хватает на целую главу. Не минула и меня сия чаша. Видя, как мечется Белка между нами, я все больше проникался этим настроением сам. В чем-то, безусловно, Егор был прав: я залез с ногами в некую семейную жизнь, плохую или хорошую, но главное — чужую. Одно дело, если бы наши отношения с Белкой ограничились флиртом и вытекающими из этого флирта легкими последствиями. И вполне может быть, даже наверняка, что задание Экселенца было бы выполнено. Лаврик, скорее всего, справится, и Егора в жизни Белки не станет достаточно быстро. А я буду рядом. И ситуация, вот в таком шатком равновесии, стабилизировалась бы на некое продолжительное время. Вполне может быть, такой облегченный вариант отношений устроил бы и ее (она ведь была истинной женщиной и знала, что я к ней испытываю), но никаких последствий бы не принес — мы по-прежнему засыпали бы в разных кроватях, и у нас были бы две, а не одна жизнь на двоих. Она стала бы свободна в своем выборе, не старайся я ей его навязывать в своем собственном лице. Такое поведение было для нее вполне естественно, и рано или поздно, привыкнув к этому, она пополнила бы ряды счастливых женщин, для которых брак — не обязательное условие существования. Никита бы рос с мамой и бабушкой, а мы с Белкой периодически бы созванивались время от времени и болтали ни о чем. Причем, правда, здесь агент Вольдемар, становилось совершенно неясно...
Все это было бы верно при условии, что она ничего не помнит. Абсолютно. Никто, никто не давал никаких прогнозов. Карпентер на прямые вопросы отводил глаза, его сотрудники вообще со мной не разговаривали под страхом лишения отпуска. Правда, существовала вероятность самого интересного развития событий, а именно, что Хелена — не персонаж «Выборга — Густава», а Игрок. С большой буквы И. В эту версию укладывалось все: и система сдерживания (Егор рядом, собственной персоной), и уйма недосказанного Экселенцем, и мое возвращение из вынужденной ссылки (в альтруизм шефа я не особо верил).
От таких мыслей мне хотелось попроситься у Экселенца на самую дальнюю базу и не видеть людей никогда, а наблюдать за какими-нибудь приматами в нескольких десятках световых лет отсюда. И, думаю, он мою просьбу удовлетворил бы. Только вот я не верил в то, что даже Лаврик, с его патологическим упорством и креативным подходом к любым решаемым им проблемам, сплавит Егора навсегда. Не верю! Он обязательно появится и возьмет свое. Через год-два, прилетев из-за уральских гор, Егор скажет: «Я приехал за тобой». И она через час, собравшись и захватив с собой Никиту, будет сидеть в самолете. И никто уже ничего не сможет сделать. А самолеты у нас все-таки иногда падают. Судьба, мать ее: кому суждено сгореть — не утонет. Экселенц будет бегать по своему овальному кабинету с прозрачной стеной, разгромит очередной компьютер и сошлет Алису куда подальше — с горя. Только уже ничего нельзя будет сделать. Потом, лет через пятнадцать — двадцать, где-нибудь по ту строну океана, к власти придет совсем не тот человек, или, наоборот, тот, которого все ждали. А может, и не так далеко, но мир станет менее предсказуемым, и они выиграют очередной раунд. Рождение и смерть — только это имеет значение. И баланс точно будет нарушен. Для меня, может, это уже ничего и не будет значить, но сейчас, сейчас я видел это настолько четко, что нестерпимо яркий свет застилал мне глаза.
Может, мне все показалось тогда, на Синопской набережной, в тихом сонном мареве начала января 2012, и время еще не пришло...
Черт бы побрал моего вечного визави! Экселенц со своей последней миссией, в которой с самого начала сам нарушил правила игры, смог-таки подвести меня к последней черте. Вдруг подумалось: даже после нашего ночного разговора, когда я в лоб сказал ему о нарушении непредопределенности, он не свернул операцию, хотя что у него творилось в его нечеловеческой башке, можно было только догадываться. Чувство долга засело у меня глубоко в подкорке, ничего поделать с этим я не мог, да и, по большому счету, не хотел.
Теперь же мне было необходимо решить вопрос кардинально, и я стремился к этому с упорством носорога. Надо, наверное, было знать меня настолько, насколько меня знал Анри, чтобы понять — такое количество миссий не проходит безнаказанным. У меня перед глазами постоянно вставали лица женщин, любимых мною раньше… Ни одной из них не было со мной сейчас рядом. Они приходили ко мне по ночам, беззвучно разговаривали со мной и так же тихо уходили. Иногда мне снилось, что Хелена приходит ко мне, и нет никого — ни Базы, ни Верховного, ни даже Анри, хотя я привык к нему. И я просто счастлив. Обычно после такого я просыпался и долго курил на балконе, так и не заснув до утра.

19. Поздно

Поздно пить боржоми, когда печень отвалилась. Эта непреложная истина явилась мне реальным подтверждением сразу после того, как массивные двери королевских покоев закрылись, и я погрузился в аромат духов, дорогого белья, лавандовой воды и еще чего-то совершенно невыразимого, указывающего мне на расположение объекта моего задания — принцессы Хелены.
В зале никого не было, я терпеливо ждал. Наконец скрипнули половицы, и из потайного входа в углу, согнувшись в три погибели, вылезла Ее Высочество — ходы и приватные лестницы в Замке не были рассчитаны на ее рост.
Мы смотрели минуты три друг на друга, медленно передвигаясь по сложной траектории на резном полу комнаты. Она заговорила первой.
— Вы приехали не для того, чтобы предложить мне украшения, Вольдемар?
— Наш ювелирный дом и мой отец лично…
— Прекратите! — она резко повысила голос, не теряя при этом дружелюбного тона. — Через два дня будет смотр бравых молодцев, набивающихся мне в мужья. И я знаю — знаю! — ее голос внезапно сорвался на фальцет, — я знаю, что нам не выбраться из города.
Хелена подошла совсем близко, я одурело вдохнул ее запах, и мне стало совсем хорошо.
— Вы что-то знаете? — я почти шептал ей на ухо, а она все ближе придвигалась ко мне, шурша парадным платьем с десятью юбками.
— Я подслушала разговор двух русских, я знаю русский! Они смеялись, один предложил другому — тому, кого он называл Knyaz, — вымазать «рожу сажей», чтобы я его выгнала. Наверное, было бы смешно. Но потом у них стали такие лица… Их много вокруг города, они только и ждут сигнала. Наш капитан стражи — жирная тупая свинья, и люди его такие же. Они не смогут нас защитить! Отец нанял этого вояку, когда мы были в Венеции. Он, видите ли, соизволил выловить папочку, когда тот, надравшись в стельку, решил сигануть с королевской гондолы. С тех пор он таскается за двором и даже получил титул капитана стражи. Я ему не доверяю, поэтому полагаюсь на вас, Вольдемар. Кстати, это ваше настоящее имя? Впрочем, все равно, вы же умрете за меня?
— Ваше Высочество, почему вы уверены, что я это сделаю?
Она отстранилась, сразу став серьезной.
— Вы привезли камень. Мне сказали… — тут она замялась, — доверенные люди, вот! Это же так называется? Так вот, человек с большим изумрудом должен мне помочь, так они сказали.
Ну вот, опять недоверие верховного руководства. Я закипал внутри от простого тупого бессилия. Опять Экселенц меня страхует! И ведь не первое же дело, хотя воплощение-то, конечно, первое…
— Я не знаю здесь никого… кроме вас. Мне кажется, вы не из этих мест. Это называется интуиция? Вольдемар, не молчите. И почему вы так близко стоите? И вот эта рука, она…
Да, времени у нас точно было мало. Вот-вот войдут фрейлины или этот дурной капитан, забери Люцифер его душу…
Хриплый голос от пересохшего горла был мой, хотя и слегка задохшийся от поцелуя, которым принцесса наградила меня совершенно неожиданно.
— Когда я снова вас увижу?
— Вы же у Магды остановились? Да, мне говорили. Придет паж-мальчик, принесет официальное приглашение. Будьте наготове.


20. Егор


Белка сидела, как обычно, у компа и «гамалась», как она выражалась, в какую-то сетевую фигню в «Вконтакте». Работа, которую она взяла на дом, была закончена, но ложиться ей не хотелось. Время приближалось к четырем ночи, и Егор начинал нервничать. Он ходил по квартире тихо, стараясь не разбудить Никиту, и что-то бурчал себе под нос. Завтра утром она должна была уезжать с Вольдемаром в долгую трехдневную командировку по области, предполагающую две совместные ночевки. Что это предполагало, он тоже знал и теперь совершенно сознательно просчитывал варианты воздействия на ситуацию.
Через несколько минут она все-таки выключила компьютер и пошла к мужу спать. Он подвинулся к ней и крепко обнял, она не отстранилась. Муж давно стал для нее родным человеком, членом семьи. Это было совершенно естественно, только теперь все было немного по-другому. Он взял ее сзади, все было как обычно, они старались двигаться негромко, чтобы не разбудить Никиту. Белка чувствовала, что пропали какие-то эмоции, делавшие секс чем-то большим, чем просто физическое действие. Но и такое изменение не сильно его волновало. В этот момент он был ее Богом, Господином, она полностью была в его власти, и он упивался этим. Она же просто ничего не чувствовала, кроме возбуждения. Это было, конечно, очень приятно, хотелось расслабиться, уйти от постоянных мыслей о ситуации, в которую она сама же себя загнала. Никакого дискомфорта, только равномерное движение, все более нарастающее. Приближалась кульминация, и вдруг она услышала его голос.
— Знаешь, я хочу, чтобы у нас был еще один ребенок, — вдруг произнес он (обычно в такие моменты он ничего не говорил). — Я очень люблю тебя, ты это знаешь.
— Да, я знаю, — шепотом, тяжело дыша, ответила она.
В соседней комнате тихо сопел их ребенок, и Белка вспомнила, как они радовались, когда он у них наконец получился. Чувство нежности к Егору захлестнуло ее, она могла думать только о нем, и все растворилось в радости обладания друг другом. Когда все закончилось, он откинулся на подушку с чувством выполненного долга, она же отползла в угол, уперлась ногами в стенку и сразу заснула. Больше они ничего не говорили, и утром она проснулась с мыслями только о работе. Ее ждали Вольдемар и Ленинградская область.


Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение

Ответить в данную темуНачать новую тему
1 чел. читают эту тему (гостей: 1, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0

 



RSS Текстовая версия Сейчас: 28.3.2024, 13:18