Два пузырька 15400 зн., Турнир №3 Опции

[Распорядитель Ту...]

(основано на реальных событиях)
(посвящается моей жене)

“Минка” неторопливо разворачивает перед нами белорусские просторы. Я держу почти сто пятьдесят, но всё равно широкие поля будто съедают скорость своим ровным спокойствием. Впрочем, про перед “нами” я немного погорячился, поскольку мой Коша дрыхнет на пассажирском без всякого зазрения совести и его, как бы, можно не учитывать. Перед сиденьем поставлен рюкзак и навалено ещё кое-какого тряпья, чтоб коту некуда было падать “в случае чего”. Позади Смоленск, Орша, Минск, Барановичи, а впереди Брест и граница с вечными, мать их, очередями. Хорошо – сегодня не пятница, а то я однажды попал на переход в вечер пятницы, так там почти весь Брест ехал в Польшу груженый бензином – бизнес, однако. Идем вроде по графику, на границе должны быть еще по свету. Если бы не иррациональная задержка под Минском, то уже, наверное, поворот на Кобрин бы проехали. Почему иррациональная? Потому что где-то в районе указателя на Жодино мне вдруг стали слышаться голоса, и я просто обязан был остановиться. Я даже осмотрел с пристрастием заднюю часть салона и багажник, а потом и капот открывал для проверки на наличие посторонних лиц или иных источников голосов. Да, собственно, голос был всего один, но звучал он как-то странно, сквозь пелену каких-то фоновых звуков, напоминающих трель факса, ну знаете такую: “тррр-мррр-тилилиу-пилилиу”... “Боже, как же мне хреново”, - это первое, что я услышал от этого голоса после непродолжительных вступительных факсо-трелей. Сначала, я даже принял эту фразу за свои собственные мысли, а трели за шум в колонках магнитолы; но когда голос сказал: “Мрр-да, похоже это путешествие надолго”, - то я уже будучи настороженным первой фразой сразу заподозрил неладное и волосы у меня на голосе, да что там на голове, везде, зашевелились. А следующая фраза и заставила меня съехать на обочину и включить аварийки; тогда голос сказал: “Всё, больше не могу, сейчас отрублюсь...”
После моего отчаянного досмотра своего собственного авто и возвращения за руль голос молчит, и я, уже почти успокоенный размеренным петлянием “минки”, держу свою крейсерскую в сто пятьдесят. Коша справа от меня шевелится и выворачивается во сне пузом вверх. Я протягиваю руку и машинально легонько треплю его по белому животу, от чего котяра просыпается и глядит на меня немигающими глазами с абсолютно круглыми зрачками:
– Человек, ты чем меня напоил сегодня перед дорогой? – раздается у меня в голове на фоне уже привычных “тилилиу”.
Какие-то добрые поступки в жизни я всё-таки, наверное, совершил, раз педаль тормоза выжатая в пол на такой скорости, не отправила меня куда-нибудь в кювет или под “Камаз”. Оставив пунктирные следы от “а-бэ-эски” мой кроссовер замер на обочине. От резкого торможения кот вскочил и буквально вжался в сиденье; это и помогло ему удержаться, чтобы не улететь вперёд и не шибануться о торпедо.
В полесье поют птицы, а мы с Кошей сидим в машине и глядим друг на друга с каким-то первобытным ужасом.
– Ты когда говорить научился, – спрашиваю я и не узнаю свой голос; в горле пересохло.
– Да это мы всегда могли, лучше скажи, когда ты понимать нас начал? – отвечает мне кот сквозь аудио-пелену всё тех же переливчатых звуков.
Вопрос, конечно, еще тот. Но тут у меня в мозгу или в том, что от него осталось, всплывает первый вопрос кота о том, чем я его напоил. Я хватаю с заднего сидения саквояж, который у меня в машине вместо аптечки, и вытряхиваю его содержимое. Скурпулёзно роюсь в нём минуты три и подношу к глазам два пузырька с таблетками: одну с кошачьим успокоительным, другую с новым противоаллергическим препаратом. Они очень похожи.
– Во-во, - подаёт голос Коша, – ты мне свои таблетки скормил, а сам мои выкушать изволил. А я-то думаю, почему мне так хреново.
Я какое-то время тупо разглядываю пузырьки из-под таблеток, потом пытаюсь вспомнить свои действия перед выездом. Ну точно, вот эти пилюли я скормил Коше, а вот эти съел сам. Неужели от того, что я перепутал кому какие пилюли есть, я и стал понимать речь, а точнее мысли своего кота?
– Ну что, ты долго тут будешь стоять на обочине, как мишень для жопоруких водятлов?
Коша крыл отборным сленгом, хотя, почему я должен теперь этому удивляться? Я завожу своего старичка, и мы несемся дальше – на запад.
– Всё просто, – журчит у меня в голове голос Коши, – я съел какую-то химию, ты съел – вот мы и законтачились на одной волне.
– Ну ладно, пусть твоя теория о контакте может и проканает, но откуда в принципе ты знаешь наш язык, словечки всякие, как будто ты до этого работал таксистом или страховым агентом?
– Ну, во-первых, я говорю по-своему; это твои пилюли переводят что-то там на твой “рашн”, а во-вторых, это ты мне льстишь, будто я что-то знаю и владею языком не хуже представителей самых болтливых, я так понимаю, ваших профессий. Сам по себе я могу только жрать, пить и драть всё что двигается и мяукает. На самом деле в моем лице с тобой говорит планетарный, а может даже вселенский разум. Так что, имей уважение…
Я снова едва не давлю со всей дури на тормоза, но на этот раз все-таки удерживаю себя в руках.
– Да ладно, Коша, – я стараюсь говорить расслабленно, – ещё скажи, что ты воплощение Будды или какого-нибудь Далай-ламы. Надеюсь, ты не думаешь, что я тебе поверю.
– Нет, Будда и Далай-лама, это ваши человеческие заморочки, у вас свой психокосмос, у нас – свой. И они почти никак не соприкасаются. Ну по крайне мере, не соприкасались до сегодняшнего дня.
– Это у кого “у нас”?, – спрашиваю я, с нажимом на последнее слово.
– Ну да, вы же человеки не в курсе, – меланхолично, как бы между прочим, говорит кот, – всё живое на планете в курсе, а вы не в курсе. Зато у вас роботы-пылесосы и вибромассажёры есть.
– Хорош уже тут межвидовую рознь сеять, а то, сам знаешь, если такой умный, за это у нас и посадить могут. Есть что предъявить, давай, нет, так нечего тут “выкать”, – почему-то сердито говорю я. Наверное, хамоватый тон Коши задел моё человеческое самолюбие. Я ещё подумал тогда, что мол, если он говорить может, то пусть и за базаром следит, но, понятное дело, вслух этого говорить не стал; постеснялся что ли.
– Ну ладно, ладно, – примирительно продолжает кот, – тут особо предъявлять нечего, всё на самом деле проще пареной репы. Вот скажи мне, Дуся, чем любое животное отличается от человека?
– Дуся? – переспросил я. – Ты сейчас с кем разговаривал?
– Хм… Ну извини, вырвалось.
Я вопросительно смотрю на кота, и он как бы нехотя продолжает:
– Ну Дуся, это твоя... как бы это помягче сказать… твоё прозвище, вот.
– Продолжай, – я цедю сквозь сжатые губы каждую букву.
– Ну что “продолжай”, – кот недовольно отворачивается, – ты как меня называешь? Коша? А я тебя – Дуся. Вот, собственно, и всё.
– Погоди, – я тоже беру примиряющие ноты в голосе, – Коша это я так тебя назвал, а....
– А у меня, между прочим, тоже как у тебя есть настоящее имя, – кот вставляет свою реплику, не давая мне закончить.
– Пардон, – ошарашенно бормочу я. – Так с этого и надо было начинать. Мы как две цельные самобытные личности должны ввиду новых обстоятельств, сначала представиться друг другу надлежащим образом? Не так ли?
– Острый Коготь сын Шаловливой Луны и Грозного Перца… Ну для краткости, можно – Коша.
Мне очень хочется заржать в голос, но я сдерживаю себя, понимая, что кот этого не простит и представляюсь сам:
– Иван Михайлович Дусин, можно просто... Михалыч.
Кот крякает как-то по-старчески, но вслух произносит: “Принято”.
Некоторое время мы едем молча. За окнами мелькают широкие проспекты Бреста. За окном стемнело, но до границы уже рукой подать; будем не так поздно.
– Ну так что там про “наших” и “ваших”, добей уже тему, – обращаюсь я к коту, но тот смотрит на меня пустыми глазами, разевает рот, и я слышу оттуда “м-я-я-я-у-у”.
– Э! Ты чего?! – у меня по спине пробегают мурашки. Тысячи мыслей – тупая и ещё тупее – проносятся у меня в голове в одно мгновение.
– Что испугался? – Коша довольно мурчит и умывается лапой.
– Шутник, блин! – я вытираю со лба испарину.
– Жрать давай... И прогуляться мне надо.
– Сейчас, – недовольно бурчу я. Не люблю сваливаться с ритма дороги, но всё равно надо заправиться перед буржуйскими бензоколонками и передохнуть. На выезде из Бреста, уже перед самой границей сворачиваю направо на “Белоруснефть”.
После заправки авто и отправления естественных надобностей лезу в багажник за кошачьим съестным и ловлю себя на мысли, что размышляю: как теперь подавать еду своему попутчику. С нераспечатанной банкой консервов подхожу к коту, мирно сидящему на травке, и спрашиваю:
– Э… Тебе как подавать еду теперь?
– Во фраке и на шпагате, – отвечает злодей.
Я молча вскрываю консерву, вываливаю содержимое в миску и ставлю перед ним. Кот урчит, вылизывая миску, потом просит воды. Я оглядываюсь вокруг. Всё происходящее кажется мне сном.

Мы едем дальше и упираемся в хвост очереди машин перед пограничным переходом. Есть время поговорить. После всего происшедшего спать совершенно не хочется. Как видно, Коше тоже не до сна. Интересно, а он удивлён или нет? Сначала он вроде бы удивился, но потом стал держаться гораздо увереннее меня. Странно всё это. Неожиданно кот сам продолжает прерванный разговор:
– Михалыч, ты там что-то спрашивал меня, так вот скажи сначала сам, чем отличается любое животное от человека?
– Ну, наличием разума? Так?
– Мда… Тебе самому не смешно? – с укоризной отвечает котяра.
– Ну хорош уже в загадки играть. Сам ответь за меня, если такой умный.
– Ну ладно. Перефразирую вопрос, – гнёт свою линию Коша. – Вот у вас, у людей, что определяет ваш образ жизни?
Я задумываюсь одновременно и над вопросом рыжего прохвоста и над тем, куда он выводит свою мысль.
– Ну многое. Традиции, культура, законы там разные.
– Правильно, – радостно, как учитель радуется ответу смышлёного ученика, восклицает кот. – А у животных что вместо всего этого?
– Ну, наверное какие-то свои законы, – отвечаю я, отвлекаясь на какое-то время от разговора, пытаясь непропустить какого-то поляка, пытающегося влезть передо мной на своем “Пассате”. Тщетно. Машина с польскими номерами втискивается вперёд меня и вежливо моргает “аварийками”. Ну и чёрт с ним.
И тут я снова слышу голос, или мысли, ведь я так и не понял, как происходит наш “диалог” с котом:
– Наши зверушичьи законы отличаются тем, что ваши придуманы вами самими, то есть людьми, а мы живём по законам природы, кои вы называете “инстинктами”. Так понятно?
– Да оно-то понятно, – я пытаюсь отвлечься от своих мыслей про наглых “ляхов” и способе общения с котами.
– Что-то ты как-то неуверенно отвечаешь, – недовольно говорит кот.
– Разверни свою мысль немного, если не сложно, – прошу я и гляжу на кота, как на человека при таком же разговоре. Это действует положительно, и кот принимается разжевывать свою мысль:
– Да всё прозрачно, – он снова переходит на какой-то полудворовый сленг. – Откуда по-твоему мы знаем, что надо кормить детёнышей, копать норы, строить ульи, заготавливать запасы на зиму? Бобры вообще плотины вон целые мастачат, а про муравьёв и термитов я вообще молчу. Мы просто знаем это, потому что пользуемся коллективным разумом, а точнее разумом планеты, где есть все эти знания и навыки даны изначально для каждого вида и для каждой ситуации, даже такой нестандартной, как наш с тобой разговор. Я сейчас тоже просто пользуюсь этой информацией из общих “закромов” знаний, так сказать. Да и ты тоже, судя по всему, раз понимаешь мой кошачий, хотя сам этого не понимаешь, уж извини за каламбур. А вот с вами, человеками, какая-то закавыка вышла. Вы куда-то вбок ушли. Были вроде вместе с нами, а потом бац и свалили в туман.
– А ты прямо присутствовал при этом моменте? – ехидно осведомляюсь я.
– Блин, ты опять тупишь, Михалыч, уж извини за мой французский. Из разума планеты информация никуда не девается просто так: и кто пирамиды строил, и когда первая обезьяна палку в руку взяла, и даже как её звали, – всё записано.
– Так правда что ли, что мы от обезьян произошли?! – я буквально вскричал от возбуждения. Вот сейчас, прямо не сходя с этого места, Коша может открыть мне величайшую тайну бытия.
– Ну да, – кот буквально давится от смеха, – а мы – от кото-обезьян, а собаки – от сабако-обезьян. Прекращай, Михалыч. Это – порочный круг. Тогда надо искать от кого обезьяны произошли и так далее. Просто получается, что люди как-бы должны от кого-то произойти и прям ваши археологи должны раскопать каждого вашего предка, выстроить всю цепочку. А вот остальные тогда как произошли? Где все эти переходные формы? Где полу-кот - полу-динозавр? Есть такой? Ну вот сам и ответь на свой вопрос…
– Ну как, чёрт возьми? – Интонации моего восклицания уже подсказали и то, как Коша ответит мне. Наверное, я тоже помаленьку начинаю подключаться к этому разуму планеты.
– Элементарно, Ватсон, – издевательски отвечает кот. – Всё гораздо проще и одновременно сложнее. Никто ни от кого не происходил. Это всё разум планеты. Трах-бах, перестроил гены эмбриона, и из яйца динозавра вылупился цыплёнок. И так – в тысячах яиц – вылупились цыплята и разбежались по прериям. Как клевать зернышки им всё тот же инстинкт подсказал, ну размножаться тоже – знамо дело – их обучил тот же разум планеты. Как-то так...
– Всё у вас просто с этим разумом, – пробурчал я. – Трах-бах, и готово.
– Ну да, это у вас, человеков, всё как-то сложно, не по-человечески. Вот зачем ели от дерева познания добра и зла?
– Чего?
– Да бес знает, чего вы там ели. Мне вот разум планеты подсказывает, что наелись вы каких-то волшебных грибов, которые росли на каком-то вполне себе обычном дереве, и вас до сих пор не отпускает. Ты вот первый, кто вылечился. Запиши хоть название таблеток что ли, а то кончится эффект, опять тысячи лет понадобятся, чтобы исцелеть.

Я сижу тихо офигеваю от речей кота. Неумолимо приближается пограничный пост, и я беру заранее приготовленную папку с документами: страховки, паспорта и сертификаты с прививками на кота. Вся процедура занимает минут пятнадцать. Кот всё это время мирно сидит на пассажирском сиденьи и молчит.
Когда я покидаю границу, Коша уже дрыхнет. Осталось каких-то тридцать километров до отеля, где у нас с Кошей забронирован номер. Наутро опять в путь. Меня ждет семья на тёплой Адриатике: жена, дети и огромный добрый пёс. Ну не только меня, – нас в Кошей. Это и его семья тоже, ведь у него, даже несмотря на весь разум вселенной, больше никого нет.
Проезжаем перекрёсток с круговым движением, где дорога уходит на Тересполь, еще несколько километров, и я съезжаю с трассы в небольшую рощу. Выхожу из машины. Надо мной шумят пирамидальные тополя, и в свете фар их пыльца беснуется словно снежная метель. Под кошачьими таблетками я почти слышу, как что-то шепчут корни этих тополей, как разговаривает сам с собой ручей, текущий глубоко под землёй, как тревожно кричат ночные птицы, потревоженные моим вторжением. Глухо и очень медленно переговариваются древние камни, разбросанные по полям. Их речь невнятна и слова растянуты на часы, но они тоже – часть разума планеты... как и я.

Вновь шоссе. Я сжимаю в руке два похожих с виду пузырька. Я поменял местами их содержимое и теперь в кошачьем пузырьке то, что я буду давать коту, а в “противоаллергическом” – наоборот – то что буду пить сам, чтобы, как говорится, не перепутать. Ну, это всё на тот случай, если действие “НАШИХ-С-КОШЕЙ” таблеток вдруг прекратится. Первое, что я сделаю когда приеду, это испытаю таблетки на жене. Она всегда считала зверушек разумными и любит очень трогательно озвучивать их мысли. Я уверен, она даже не удивится, что коты и собаки умеют разговаривать, пусть даже используя планетарный разум. И если таблетки подействуют на неё, то они подействуют и на других, и тогда, как говорится, – трах-бах – мы вернём старый мир, где человеки были частью природы, частью вселенной! Ведь нужно всего два пузырька…