Выживает слабейший, Автор: Громов Мефодий Опции

[Каркун]

Автор: Громов Мефодий


Выживает слабейший



Солнце клонилось к закату, неустанно отдавая тепло беспокойной воде. Бесконечно гладкий оранжевый горизонт уже тянул жадные руки к дневному стражу, пытаясь поглотить его. Накатывая одна за другой, вспененные волны из последних сил штурмовали песчаный берег. Море чувствовало скорый приход бледной морды на небосвод, с которой начнется отлив и каждый удар отчаянно молотил песок. Но этой тысячелетней войне двух стихий не суждено было закончится в этот раз.
Вдруг, среди ряби моря то тут, то там на несколько мгновений показывались тени и тут же скрывались под водой. И среди последних лучей вынырнула еще одна тать. Обтекаемая голова, вдавленный нос, посаженные чуть ли не по бокам большие глаза без ресниц и бровей и небольшие дырочки по бокам черепа. На шее с каждой стороны располагались по четыре жаберные щели. Вынырнув, существо жадно и глубоко вдохнуло, отчего грудная клетка невероятно расширилась. На лице отразилась блаженная улыбка, глаза загорелись жизнью, и Шакрам повернулся в сторону небольшого клочка суши. С раннего детства его интересовало все новое, неизведанное и интересное, но суша являлась запретной темой для обитателей морских глубин.
– По что тебе, Шакрам, сын Сохога, сдалась мерзкая суша, где обитают четверолапые безжалостные демоны? – в который раз скрипучий голос старика Закарума всплыл в памяти, –Там сухая твердь калечит шкуру и разрывает перепонки на лапах! Скверная жара медленно убивает, а обжигающий пассат сушит чешую и глаза!
Дряблый старик, перепонки которого уже изрядно истончились и кое-где зияли дырами, обвел рукой поселение, укоренившееся столетия назад в расщелине.
– Здесь, в бескрайних просторах пучины морской, любой из народа саг’гаш сможет прокормить себя! Водоросли, планктон, рыба, киты – все годится в пищу, но выжить на суше невозможно! С четвероногими демонами не справиться на их земле! Их колдовство заставляет сгибаться наши спины, давит на плечи и тянет к земле, а руки слабеют на глазах!..
Все эти 43 яра они молвят одно и тоже непослушному юнцу, но раз за разом он нарушает кон и наказание не заставляет себя ждать. Саг’гаш живут долго, вплоть до четырехсот лет. А самым страшным проклятием для саг’гаш считается пожелать недругу прожить до ста лет. «Живи ты целый век!», – после такого обычно начинаются жестокие драки, ибо продолжительный возраст считается священным для этого народа. Даже морские черепахи и те жили меньше.
Вздрогнув, Шакрам нехотя нырнул под воду, мазнув по острову печальным взглядом. А старик был если не полностью, но в чем-то прав. Пассат за столь короткий срок иссушил глаза, но родная вода незамедлительно исправила досадную оплошность. Начав стремительное погружение, саг’гаш загребал по сторонам перепончатыми руками. Косяк мелкой рыбешки, повстречавшийся ему сразу по погружении, юркнул в разные стороны небольшими стайками, расступаясь пред негласным повелителем пучины. Под водой мрак воцарялся куда быстрее, чем на поверхности, и сейчас, погрузившись всего на пяток локтей, наступала кромешная тьма. Глаза стали бесполезными и отпрыск Сохога, едва-едва достигший совершеннолетия, пропал во мраке, прекрасно в нем ориентируясь. Звуковые волны, исходившие из его рта, отражаясь от поверхностей, возвращались к хозяину, предоставляя ему полную картину родного дома.
Сыну Сохога следовало бы поторопиться – после заката на охоту выходило множество страшных тварей. Мегалодоны, остроносые акулы, ракоскорпионы – самые обычные обитатели этих мест, пожравшие не один десяток саг’гаш. Если на подобных хищников племя Чжаохан еще способно охотиться, копьями и ядом измучивая оных, то с демонами газарги шутить не стоит. Шакраму часто рассказывали о демонах, пугали, что такого непослушного мальчишку заберут на сушу газарги и станут издеваться. Причем втирать острые песчинки в мягкую податливую плоть саг’гаш была еще самой безобидной пыткой. Шакрам не без оснований боялся этих рассказов – каждый яр несколько саг’гаш пропадало без вести, причем на нападение хищников это не было похоже. Кровь от истерзанных тел разносилась на большие расстояния и каждый соплеменник утром знал – ночью кого-то приняли к праотцам.
С каждым локтем вода становилась плотнее, живот втягивало внутрь, грудная клетка сдавливалась, а жаберные щели принялись работать усерднее, почувствовав родную среду. По мере погружения звук распространялся дальше и Шакрам заторопился, приметив в миле левее двойку плащеносных акул. Умом саг’гаш понимал, что сам виноват в своей же нерасторопности, но ничего не мог с этим поделать. Каждый из племени должен хотя бы раз в день всплывать на поверхность, делая глоток воздуха. Без воздуха саг’гаш мог прожить три заката, однако уже на втором ему чудились странные образы, которые старейшины в страхе нарекли ворожбой поганых газарги.
– Всплыви к закату, не яри злых духов.
Однако в этот раз Шакрам опоздал к вечернему всплытию и кое-как успел в последний момент, вынырнув, когда соплеменники уже были на полпути к расщелине Чжаохан. Когда до кораллового дна оставалась какая-то сотня локтей, из-за скалы справа показалась клыкастая морда дейнозуха, устремившаяся в сторону одинокого ныряльщика. Здоровенное отродье глубин, по размерам превышающее Шакрама раз в десять, за три грибка преодолела пятьдесят локтей. Взмахнув своим тяжеленым хвостом, крокодил даже не заметил, как разворотил риф, подняв тучу пыли. Сорвавшись с места, саг’гаш принялся вилять между рифами, едва-едва не цепляясь за острые выступы. К сожалению, уловка не удалась. Стремительно рванувшись, дейнозух боком снес пещеры перед Шакрамом, окатив того градом осколков. Несколько кусочков впились в скрещенные перед лицом передние лапы Шакрама, заставив того скрежетать клыками. Тонкие струйки крови притягивали хищника, ноздри которого благоговейно расширялись. Выставив перед собой каменное копье, юнец решил цепляться за жизнь до конца, продав ее подороже. Все-таки, он сын Сохога, самого искусного охотника Чжаохана! Решительность убежала в пятки тотчас же, когда туша хищника ринулась, загребая лапами, вооруженными когтями длиной в руку саг’гаш. Противостоять такой мощи не было и мысли. Когти хищника взметали песок, хвост остервенело лупил по камням, отрывая куски, а исполинская зубастая морда пыталась достать маленького саг’гаш, улепетывающего со всех плавников в обратную сторону. Но внезапно шум прекратился. Шакрам недоуменно обернулся, тщательно ощупывая пространство звуковыми волнами, но дейнозух исчез. Подавшись вперед, неопытный мальчишка, еще даже не посвященный в охотники, вертел головой в разные стороны, подставляя то одну слуховую дырку, то вторую, но из-за тишины липкая длань страха тянулась к горлу саг’гаш, сковывая движения. Руки потряхивало, жаберные щели перестали двигаться, но жертва дейнозуха даже не замечала кислородного голодания. Вдруг на краю сознания вспыхнула тревога – в небольшом оконце слева что-то мелькнуло. Бугристая уродливая чешуя, длинная морда с острейшими клыками и маленькими, по сравнению с размерами тела, лапами – все это дошло до сознания Шакрама уже после того, как все произошло. Сейчас же он словно почуял опасность, кинувшись в противоположную от крокодила сторону. Мордой пробив камень, в каких-то двух локтях от прижавшегося к стене саг’гаш клацал неполный ряд клыков. Тело твари ввинчивалось в узкий проем, срывая уродливую кожу и разрушая скалу еще больше.
Вот-вот, и риф обрушится, – отстраненно подумал совсем не о том Шакрам. Помотав головой, он удобнее перехватил копье, и со всей силы обрушился на тварь, попав в верхнее нёбо. Удар получился слабый, но неожиданно тварь начала яростно метаться из стороны в сторону, вырвав из рук юного саг’гаш единственное оружие. Высокий звук резанул по ушам и Шакрам сжался в комок от боли, зажимая уши перепончатыми перстами. Но крокодил и не думал успокаиваться, пытаясь выбраться из капкана, в который сам же и угодил. Песок вперемешку с камнями взметался по маленькой пещере, вода взбурлила, неожиданно принялась наполняться кровью и дейнозух, наконец, вырвался из узкой пещеры. Его широкая бугристая спина была истыкана копьями и теперь грозный хищник глубин напоминал морского ежа, мечущегося из стороны в сторону. Он еще некоторое время пытался клацать зубами, норовя поймать соплеменников Шакрама, но опытные охотники не давали ему ни единого шанса, посылая копья одно за другим. Шакрам пришел в себя довольно быстро, и, выплыв из пещеры, некоторое время не понимал, что происходит.
– Это Шакрам! Он жив!
– Сын!
Бросившийся на юнца здоровый мужчина, выше Шакрама на три-четыре головы, по-отцовски обнял за плечи.
– Сын, ты в порядке?
– Да, отец…
Шакраму было стыдно. Из-за его нерасторопности и глупых грёз чуть не погибло два охотника, которых сейчас смазывали маслом глубинных водорослей. Из-за него газарги могут рассердиться на дюжину мужчин и когда-нибудь забрать их с собой. Все случилось из-за него одного!.. Шакрам закусил губу, но Сохог грубо потащил его за локоть:
– Надо уплывать! Не стоит тревожить духов!
Юный саг’гаш не сопротивлялся, как-то безвольно следуя за отцом. В такие моменты он всегда мечтал, чтобы газарги забрали его на сушу, о которой он постоянно грезил, чтобы он не «путался под ногами», как любили говорить охотники, младше его на несколько яров. Но Шакрам знал, что злоба скоро угаснет, пыл остынет и он снова примется за старое… Он ненавидел себя за это. Он презирал свое жалкое существование…
Закинув копья за спины, добытчики наскоро перевязали дейнозуха, застывшего брюхом кверху, и помчались за Сохогом. Преодолев врата из китовой кости, саг’гаш взяли пике и очень скоро оказались в поселении. Соплеменники, ожидавшие со страхом неудачу отряда, самки, бросившиеся в объятия мужей и старейшины, страшившиеся нападения газарги – все перевели дух.
– Шакрам!
Сын Сохога утонул в объятиях матери, но это принесло ему только боль. Он чувствовал, что после сегодняшнего к нему станут относиться еще холоднее и не мог простить себя за это. Он не обнял мать. Он просто отвел взгляд, сжимая зубы до боли. Сохог заметил это, облегченно подумав, что сын не столь безнадежен, как твердит Закарум и другие старейшины. Тут Сохог заметил, как парочка из старейшин рваными движениями подплывают к его семье и решил подтолкнуть Таисию с Шакрамом к их семейной ракуше.
– Сохог! Вече решило, что твой сын…
– Мой сын сегодня заманил в ловушку самого Алауши и сильно того ранил! Без него мы бы никогда…
Но скрипучий голос Закарума перебил охотника:
– Без него у Шенуэй и Ке осталось бы по две руки!!!
Воцарилась тишина. Сохог в душе признавал свою неправоту, но не мог ничего поделать с этим. Он любил своего единственного сына больше, чем самого себя. Повернув голову к тревожной поверхности, Закарум загадочно промолвил:
– Ночью бастионы Энки будут атакованы. Мы все сказали, охотник.
Сохог едва заметно поклонился удаляющимся старейшинам и одним коротким движением оказался в ракуше. Затворив за собой костяную дверь, Сохог повернулся к сыну. Отец не был зол на Шакрама. Юный саг’гаш прекрасно слышал весь разговор со старейшинами и понимал, что еще одна подобная выходка и… Об этом Шакрам не хотел даже думать. Не сказав ни слова, Сохог скрылся в другой комнате.
– Сынок…
Таисия попыталась еще раз обнять сына, но тот крепко, но нежно ухватил ее за запястья и медленно отстранил.
– Прости, мам…
Оставившие добычу в хранилище охотники заспешили по ракушам, к семьям, дабы не ярить злых духов. Однако сейчас сыну Сохога было не до правил и разума. Он истово мечтал откупиться за вину своей свободой. Всему нужна своя жертва, и он готов был отдать жизнь за право называться охотником, и, самое главное, сыном.
Обычно, саг’гаш становится добытчиком в 34-38 яров. Тело крепчает, спина становиться шире, нарастая мясом, передние и задние конечности обретают плавные очертания, которые так привлекают половозрелых самок. Но что было у Шакрама? Его последний шанс ускользнул еще 5 яров назад. Спина была не так широка, по-женски худые плечи и жилистые нижние плавники не привлекали самок. И только сильные крепкие предплечья выделялись бугристыми рифами на фоне тщедушного тела. Да, несмотря на свою худобу он быстрее всякого охотника, перепонки его крепки, а глаз остер, но… Сохог уже в 28 самостоятельно охотился на плащеносных акул, остальные мужчины брали на копье свои первые жертвы позже, где-то после 32, но Шакрам не мог и этого. Чтобы стать охотником, надо было изловить с дюжину тварей и только после этого старейшина Чин-Чи провозглашала ниспосланного богом глубин Энки нового охотника. Шакрам честно пытался оправдать благородное имя отца, величайшего охотника рода саг’гаш, но только сегодня он смог заработать свою первую жертву. Хотя, скорее всего, никто и не подумает зачислить ее на счет этого бездаря.
Разозлившись на собственные мысли, забыв все правила, Шакрам помчался к острову, надеясь отдать себя в жертву газарги. Хотя он надеялся, что злые духи заберут его тело еще до того, как он подплывет к острову. Ускорившись так, что наверное, и Алауши не поспел бы за ним, Шакрам выпрыгнул из воды на два своих роста и распахнул глаза. Капли странной воды падали откуда-то сверху, ледяной ветер моментально иссушил чешую, но вода снова увлажняла ее. Шакрам посмотрел вверх, но не увидел ничего, кроме капель, попадавших в его глаза, которые он тотчас же прикрывал. Окунувшись в море, надолго он там не задержался, снова выплыв наружу. Океан буйствовал. Мудрые говорят, что в воды вселяются газарги, пытаясь оспорить власть над глубинами с богом. Но Энки каждый раз выходит победителем и газарги отступают, надеясь набрать силу и к следующему разу точно воцариться в темных глубинах. Качаясь на высоких волнах, Шакрам скользил взглядом по воде в попытке найти остров. Где-то вспыхнула белая изогнутая линия, протянутая от неба до моря, а через два удара сердца громыхнуло так, что саг’гаш тотчас же нырнул под воду, затаившись на какое-то время. Под водой было тихо и спокойно, как и всегда во время буйства духов.
Качаясь на суровых волнах, Шакрам беспокойно озирался, пока по его голове молотили здоровенные капли. Снова сверкнуло, но в этот раз сын Сохога спрятал голову лишь по глаза. Тут он вдруг заметил большую тень вдалеке и осознал, что видит остров. Нырнув, он помчался к нему с такой скоростью, что уже очень скоро до острова оставалась лишь миля. Никогда. Никогда ни один из саг’гаш так близко не подходил к запретным землям. Тысячелетия сказок, толков, суеверий о демонической тверди напрочь искоренили желание водных жителей даже думать о сухой земле, царапавшей чешую, что уж говорить о том, чтобы приближаться к ней… Саг’гаш всплывали только по вечерам не по прихоти и традициям старейшин, а из-за остывающего светила, которое каждый день пожирал край мира. С утра же оно воскресало, даря губительный для чешуи саг’гаш жар.
Сын Сохога застыл, с неким благоговейным ужасом осматривая остров, выросший перед ним, словно финвал пред планктоном. Страх обуял саг’гаш, а новый удар грома и вовсе заставил отплыть от суши подальше. Но куда ему было плыть? Домой он не мог. Боялся ответственности или презрительных взглядов? На остров ночью тоже боялся. В итоге Шакрам уловил где-то в полумили от себя эхо некоего лаза и устремился туда. Лаз оказался обычным пещерным рифом, что так хорошо защищал от крупных хищников.

Утренний свет достиг его быстрее, чем дома. Тут он вспомнил, что сейчас находится не там, где ему суждено было родиться. Шакрам повел носом, ощущая какой-то странный аромат. Такого он еще никогда не чувствовал. Кровь, жир, соль, водоросли, зелень, песок, камень, плоть, внутренности, но не это. Приятный аромат дразнил нос и оседал сладким нектаром на языке, присасываясь к нёбу. Переливающийся золотисто-голубой мир расступался перед Шакрамом, когда он неторопливо следовал по запаху прямиком к острову. Наваждение? Иллюзия? Обман? Нет, сын величайшего добытчика Чжаохана не чувствовал опасности и верил своим чувствам как никогда. С каждым ударом сердца становилось все мельче, а запах отчетливо вел наверх. Вот перед саг’гаш возникла стая водорослей, росшая прямо до поверхности. Он никогда еще не видел так много водорослей вместе и решил всплыть. Солнце тотчас обожгло глаза и принялось иссушать чешую на голове и плечах. Спрятавшись под воду, Шакрам выругался и наскоро сорвал пару десятков водорослей, обвязав ими голову. Со стороны он выглядел по меньшей мере глупо, ибо таким занимаются несмышленые дети 20 лет, а ему, как никак, уже 43! Да, взрослым он станет на следующий яр, но полноценное совершеннолетие возможно только со званием охотника.
Над водой осторожно выглянула темно-зеленая макушка, с кое-где поблескивающими сребристо-синими неприкрытыми полосками чеши. Морские растения неплохо защищали неподготовленную чешую и Шакрам стал водить глазами по водной глади в поисках запаха. Золотистые отблески солнца играли на своде крохотной пещерки, отражаясь от воды, кругами расходившейся от Шакрама. Саг’гаш никогда не видел ничего подобного и завороженно следил за таинством дневного царя. Но загадочная красота мира газарги не затуманила разум Шакрама и он принялся тревожно озираться, цепляясь за каждую тень. Странные звуки окружали молодого саг’гаш. Если с дыханием заверти он уже был знаком, то шелестящие друг о друга листья чудились ему какофонией новейших звуков, которые он слушал как завороженный, не понимая, что или кто может издавать подобное.
Осторожно раздвинув руками водоросли, глаза саг’гаш взметнулись на лоб и он замер, позабыв о жалящем затылок солнце. Жаберные щели застыли, а рот пытался подобрать подходящее слово для этого чуда. И эту отраду не могла испортить даже грязь и древесина с чем-то еще более вонючим, перемешавшаяся после шторма. Это диво не имело ничего общего с водорослями, коих саг’гаш изучил вдоль и поперек. Корень с черной землей вместо рыхлого песка, тонкий, но крепкий зеленый стебель, оканчивающийся очаровательным белесо-желтым бутоном. Словно само солнце оказалось в перепончатых руках саг’гаш, от которого он не мог оторвать взгляд. Забыв про осторожность, наплевав на все запреты, зачарованный Шакрам принялся собирать цветы и ему было не важно, целые ли они или обломанные и измазанные в грязи. Забывшись, увлеченный саг’гаш вдруг услышал невероятно странный, ужасающий звук.
– Кар-р! Кар-р-р!
Реакция сына Сохога была молниеносной – тотчас нырнув, он помчался ко впадине, не разбирая дороги. Песок на дне взметался, косяки рыб не успевали уступать хозяину морей, в глаза которого нещадно палило солнце.
«Газарги! Это точно были газарги! Только демоны могут издавать столь страшные звуки! Они заметили меня и теперь не простят поселение Чжаохан! Нет, только не это!..», – такие и подобные мысли беспорядочно метались в голове Шакрама. Ускорившись, даже не замечая, как с бутонов слетают лепестки от скорости саг’гаш, нерадивый сын добрался до поселения так быстро, как только смог. До бездонной лощины оставался десяток локтей, как Шакрам осмелел и развернулся, с грозным видом сжимая букет цветов в руках вместо копья. Безмятежное море мирно шептало об отсутствующей опасности и даже на поверхности царил штиль. Золотистые лучи протыкали толщу воды, поигрывая загадочными узорами на дне, а бутоны буквально-таки ожили, встретив родной свет в столь неродном месте. Шаря глазами и издавая звуковые сигналы, встревоженный Шакрам вертел головой из стороны в сторону, изучая пространство. Глаза саг’гаш, несмотря на свою поразительную остроту, видят не так далеко. Слой воды уже через 60-80 локтей становился слишком плотным, оттеняясь индиговыми цветами. А за тысячелетия существования в таких условиях, морские жители привыкли полагаться на глаза на небольших дистанциях. Но, надо отдать должное, мельком взглянув на песчаное дно, они могли за раз определить количество скатов, маскирующихся под песком и сосчитать всех до единого коралловых морских коньков, сливающихся со своим домом. Между прочим, эти малютки размером всего с фалангу пальца.
Дабы не ярить духов еще больше, Шакрам коротким взмахом трех свободных конечностей перемахнул через выступ и нырнул вниз, несясь в опасной близости с острыми, как зубы дейнозуха, камнями. Ракуши соплеменников располагались на разных уровнях, и самый нижний подразумевал наиболее знатных саг’гаш. Там жили восемь старейшин, семья Сохога и еще несколько охотников. Недалеко от его дома происходило какое-то собрание, но возбужденного Шакрама оно не могло заинтересовать.
– Мам!
Сын Сохога много раз видел, как отец дарит матери красивые подарки. Так, к примеру, самым изысканным украшением был жемчуг некоторых моллюсков. Найти его было невероятно сложно, но если подарить хотя бы небольшой кусочек сущности Энки семье девушки, будь уверен – она твоя навсегда. На шее матери Шакрама красовался кулон с одиноким небольшим камушком, размером с ноготь, но именно он дал возможность родиться ему, непутевому сыну.
Ворвавшись в дом, с букетом наперевес он позвал мать, которая тотчас кинулась к нему справа.
– Сынок! Где ты пропадал!
– Мам, смотри, это тебе!
Ярый утренний солнечный свет проникал на нижние урони Чжаохана, даруя этим древним местам слабый сумрак, заставляя желтоватые бутоны слабо светиться. Завороженные глаза Таисии стали похожи на глаза рыбы-телескопа, она приоткрыла рот, пытаясь что-то сказать, но слова застряли в горле. Ее изящные руки с браслетами из маленьких косточек финвала невольно потянулись к букету. Приняв из рук непутевого сына столь изумительный подарок, помолодевшая Таисия прижала к груди бутоны, втянув носом. Блаженство отразилось на ее лице, она закрыла глаза и упоенно наслаждалась новыми запахами, стараясь не упустить ни один, даже самый малейший оттенок этой услады. Но это умиротворение прервалось со внезапным появлением Сохога в сопровождении пары старейшин. Закарум и ворчливый дед Харуши, произносящий вместо шипящих букву «щ», отчего над ним втайне потешаются детишки.
– Сын! Где ты был!
Несмотря на злость в голосе, Сохог был взволнован, а лицо его отражало скорбь. Таисия, вырванная из мира грез, встрепенулась от слов мужа.
Тут заговорил Закарум, не обращая внимания на семейные ссоры:
– Шакрам, сын Сохога! Скончался злой ночью сын Дарга – почтенный Ке…
– Что?! – неучтиво перебил юноша, – Но ведь он лишился руки!..
При этих словах к Шакраму подскочил Харуши с разноцветными четками на шее и схватил того за плечо.
– Как ты смеещь перебивать старейщину, ничтожество! Ты позор Чжаохана! – при каждом слове пальцы его впивались в слабые плечи юного саг’гаш, но неожиданно он толкнул Шакрама. – По твоей вине погиб Ке, отрыжка бездны! Храбрые охотники безвозмездно защищали соплеменника, сына пощтенного Сохога! Но…
Тут взор Харуши обратился на Таисию, крепко сжимавшую букет цветов. Проследив за взглядом Харуши, Сохог и Закарум застыли, не смея издать ни звука.
– Что это?.. Откуда… Откуда оно?..
Таисия перевела удивленный взгляд на Шакрама и тотчас все уставились на юношу.
– Где ты взял это…
– Никогда не видел ничего подобного!..
– Их я нашел у острова, а потом услышал…
– Что!?
– Ты был на острове?!
– Нет, я всего лишь подплывал к нему, а потом…
– Как ты… как ты!..
В ужасе Закарум, Харуши и Сохог отплыли на два локтя.
– Ты, – зло начал Харуши, – негодный муж, ступивщий на проклятую землю газарги…
Закарум прервал вспыльчивого друга и заговорил вместо него:
– Сперва мы хотели предать тебя священным водам Энки, но ты, оскверненный духами газарги…
Но тут не выдержал Харуши:
– Будь ты проклят! Живи ты целый век!
Шакрам замер, пораженный услышанным. Живи ты целый век… Это проклятие врезалось в его память на всю жизнь.
Закарум рукой отодвинул гневного Харуши:
– Полно, брат, полно, – и повернулся к юноше с жестким взглядом, –Внимай же мне, Шакрам, сын Сохога! Более не имеешь ты чести называться саг’гаш. Более не являешься ты священным потомком Энки. Проклятому мерзкими газарги нет места в наших глубинах. Живи ты целый век!
Вердикт прозвучал громом в тишине, воцарившейся в ракуше Сохога.
– Но я не ступал на земли злых духов!.. Я…
– Мы все сказали. Убирайся.
Тут попробовал вмешаться Сохог, у которого провалилось сердце:
– Достопочтимый Закарум! Прошу вас пересмотреть…
– Мы. Все. Сказали.
Отчеканил Закарум и, развернувшись, медленно уплыл, вытолкав недовольного Харуши.
Тишина давила на плечи и терзала уши, которые молили о каком-нибудь звуке. Сохог с болью смотрел в спины уплывающим старикам, мать испуганно переводила взгляд с мужа на сына, а Шакрам застыл со стеклянным взглядом. За два дня он превратился из рядового неудачника в изгоя. В предателя. В душегуба! Мысли беспорядочно метались в голове, не смея сложиться во что-то понятное.
– Пап… Я…
Шакрам остановился на полуслове, когда увидел полный боли взгляд отца. Опустив глаза, скулы Шакрама начали зло поигрывать. «Все к этому и шло. Изначально все так и должно было случиться», – такие мысли крутились в голове изгоя. Медленно проплывая мимо отца, он даже не поднял взгляда, но Сохог сам остановил его.
– Я не могу отпустить сына без оружия.
Приняв из рук отца черный каменный трезубец, изгой-саг’гаш вопросительно посмотрел на отца.
– Ты всегда был слабее остальных. Мне, охотнику, стыдно за тебя.
Шакрам отвел взгляд, до боли сжимая копье.
– Но каким бы слабым ты ни был, ты никогда не отступал. Ты понимал, что не имеешь права склонять голову перед противником. Моего сына не интересовало, сколько мальчишек хотят его поколотить и насколько они сильнее его. Ты всегда проигрывал, но никто никогда не смог сломить твой внутренний стержень.
– Пап…
Тут сорвалась Таисия, подплывшая к сыну, но Сохог остановил ее порыв одним движением.
Мать еще долго кричала, чтобы он не уходил, что они все переживут, что старейшины ошиблись… Мужчины были погружены в свои мысли и понимали, что уже ничего не изменить.
– Тебе пора.
Со спокойным голосом отца невозможно было спорить и, выпрямив спину, изгой выплыл из ракуши, тотчас замерев. Десятка два саг’гаш, сильных охотников, собравшихся у ракуши Сохога, взревели, увидев виновника в смерти Ке. Шакрам беспокойным взглядом бегал по лицам охотников, постоянно натыкаясь на злые взгляды и стискивающие копья руки.
– Изгой, теперь мы будем говорить по нашим правилам!
Шакрам попятился, наткнувшись затылком на торс отца и тут же отпрянул, испугавшись, что его уже окружили сзади. Сохог сдержанно смотрел на разъяренных мужчин, медленно переводя взгляд с одного на другого, словно оценивая.
– Никто не посмеет тронуть Шакрама.
Все застыли, недоуменно поглядывая друг на друга.
– Старейшины объявили его изгоем и мы вправе на месть! ..
– Да!..
– Мне плевать на мнение старейшин. Шакрам – мой сын и останется им навсегда.
– Сохог! – вмешался Закарум, потрясая четками на запястьях. – Опомнись, охотник! Изгой теперь сам по себе.
– Замолчи, старик.
Как-то устало проговорил Сохог, не удостоив старейшину даже взглядом. Он уже вошел в боевой режим и готов был ринуться в бой при малейшей возможности.
– Сохог! Ты ведь понимаешь, что случиться с тобой, если ты не возьмешь свои слова обратно? Ты…
– Я буду защищать родную кровь даже если это будет стоить мне жизни.
Шакрам, оказавшийся между Сохогом и злыми саг’гаш, был ошеломлен словами отца. Никогда не проявлявший отцовской любви Сохог сейчас готов был грызть горло друзьям и соплеменникам ради какого-то неудачника, рискуя жизнью, любимой женщиной и собственной честью. Строй саг’гаш замер, не зная, что делать. Из двух дюжин охотников четверо сложили оружие, и поплыли к своим ракушам – более это была не их резня. Провожая беглецов злым взглядам, Сокран перекинул копье в другую руку и неожиданно кинулся на Шакрама, застывшего между Сохогом и охотниками. Яростный рывок нес смерть, но Шакрам успел в последнее мгновение отвести кончик копья, которое неглубоко, но все-таки пропороло плечо. Запахло кровью, которая мигом побежала по сосудам раненого, и он попытался разорвать дистанцию, но Сокран был не согласен, позволив отдалиться жертве локтей на сорок. Ринувшись вновь, Шакрам не успевал защититься, как в дело вступил Сохог. Отец изгоя безжалостно насадил на копье обидчика его сына, и строй охотников не выдержал, метнувшись в бой вслед за первым убитым. Шакрам удобнее перехватил оружие и подплыл к отцу, но мощнейшая оплеуха была тому ответом:
– Уплывай отсюда! Скорее!
– Нет!..
– Упрямый глупец! Будет ли довольна твоя мать, когда увидит нашу смерть?! Пусть у нее останется хотя бы надежда!!!
Охотники стремительно приближались и отец снова выкрикнул:
– Убирайся! Изгой! Предатель! Душегуб! Ты мне больше не сын! Живи целый век!
Слова если и приносили боль изгою, то он не чувствовал в них злости и ненависти. Закрепив трезубец на спине, не сказав ни слова, изгой взвинтился вверх.
– Он уплывает!
Шакрам только ускорился, приказывая себе ни в коем случае не оглядываться. Он не желал видеть уход отца к священным течениям Энки. Звуки сражения доносились вплоть до выступа наверху, где начиналась впадина Чжаохан. Перемахнув ее, Шакрам внезапно остановился. В бесконечном океане, нагреваемом утренним солнцем, безмятежно плавали косяки рыб, на дне затаились морские ежи, по которым то и дело прокатывались языки жаркого светила. Воды жили своей жизнью, не обращая внимания на незначительные передряги каких-то саг’гаш, возомнивших себя князьями морей, королями течений и царями глубин. Изгой не хотел даже думать, почему внезапно его окружила тишина, а звуки боя прекратились. Тело тянуло развернуться и послушать, что же там происходит, но душа имело другое мнение. Что теперь делать? Куда теперь плыть? А главное – зачем?
В сутках от родного дома Шакрама в подобной расщелине расположилась маленькая весь, которую он часто посещал с родителями. Чжэнь Чжу славилась великолепными мастерами отделки жемчуга и, соответственно, редкими искусниками по выращиванию и уходом за моллюсками. Поговаривали, они даже владеют неким колдовством, но, скорее всего, все это враки. Однако в Чжэнь Чжу и в другие поселения изгою путь заказан – племена держат постоянно общение друг с другом и новый саг’гаш вызовет множество вопросов, а спустя сутки все уже будут знать кто он и откуда.
Не зная куда, саг’гаш переплывал от одного рифа к другому, думая о совершенно странных вещах. Вот, допустим, там косяк синьков, что так любят сейвалы, вон семья морских ежей расположилась между обросшими кораллами камнями. Но все это было мимолетным, а сын Сохога бессмысленно носился по морским пучинам, не зная, куда ему податься. Наконец, когда край мира в очередной раз принялся пожирать желтое светило, саг’гаш выплыл на поверхность. Прохладная заверть не так сильно сушила чешую, а закатные косые солнечные лучи не причиняли столь яркой боли телу, как утром. В вечерних сумерках глаза саг’гаш практически ничего не видели. И сколько он не искал земли газарги, кроме темно-серого сумрака перед глазами не мог найти ничего. Наконец, выгнав из укромного местечка ядовитую камень-рыбу, изгой поджал колени к груди и уснул.
День не задался. Проснувшись еще перед рассветом от чувства голода, саг’гаш выплыл из укрытия с трезубцем наготове. Однако вся живность спряталась еще с закатом и саг’гаш пришлось ждать до рассвета. Но много он не поймал – две мелких рыбешки с его ладонь и одного морского ежа. Морских ежей Шакрам терпеть не мог, но помнил, что мать хвалила их за полезность и вдали от дома ему показалось правильным съесть хотя бы одного. Упомянув про себя Таисию, на юношу нахлынули воспоминания такого близкого, родного, но в тоже время далекого дома. За воспоминаниями он в последний момент заметил приближение дейнозуха, уходя от пасти в невиданном пируэте. Кольнув напоследок тварь, он мгновенно оценил шансы и дал деру. Разъяренная уколом страшилища завиляла мощным хвостом, медленно разгоняясь. Шакраму в этот раз повезло – дейнозух, судя по всему, оказался ранен и не поспевал за юрким юношей. Но изгой не думал об этом, улепетывая в неизвестность. В какой-то момент Шакрам остановился и притаился за валуном. Беспокойное море искажало солнечные языки, то и дело бьющие в глаза, но сколько саг’гаш не всматривался, дейнозуха нигде не было видно. Почувствовав новую опасность, Шакрам вжался спиной в камень, затаил дыхание и не шевелил даже глазами. В трех локтях перед ним проплывала здоровенная плащеносная акула. Оглядывая его оценивающим взглядом, тварь медленно сделала несколько кругов, а потом уплыла по своим делам. Шакрам еще долго не шевелился, но все-таки медленно отпрянул от камня, прослушивая пространство и шаря глазами. Сердце бешено колотилось в груди и казалось, что вот-вот его услышат и нагрянут новые, еще более страшные враги. И зачем только Шакрам об этом подумал? Долго он еще называл себя идиотом и дураком, когда услышал в полумили отсюда мегалодона. Огромнейшая акула, превышающая размеры саг’гаш в 50-60 раз. На нее не охотились даже мужчины его племени, предпочитая переждать в ракушах до следующего утра.
Сорвавшись с места, он помчался в противоположном направлении от мегалодона, постоянно оглядываясь, словно чувствуя, как его преследует глубинный ужас. Но далеко умчаться не удалось. Уже через пару сотню локтей он наткнулся на терзающих друг друга плащеносную акулу и дейнозуха. Как раз тех, которых он встретил не так далеко. Похоже акула, почувствовав слабого противника, напала первой и сейчас уверенно заканчивала с крокодилом. Вцепившись в шею, акула словно пыталась оторвать голову от тела, мотая на невероятной скорости корпусом из стороны в сторону. Запахло кровью и после короткого «щелк» тело обмякло. Выругавшись в очередной раз, изгой помчался в другую сторону, надеясь хоть там найти спокойное пристанище. Но сколько бы изгнанный саг’гаш не метался по округе, вплоть до ночи у него не получалось найти спокойное место без хищников.
Следующее утро Шакрам встретил еще более голодным и уставшим. Замедленный от голода юноша едва не встретился нос к носу с белой акулой, медленно приближающейся к его укрытию. В очередной раз помчавшись куда глаза глядят, он чуть ли не выл от досады. Не было больше защиты в виде групп охотников, не существовало более племени, не чувствовалось тепла сильного отцовского плеча. Оторвавшись от не заметившей его акулы, в отчаянии Шакрам помчался к мели, затаившись там среди мелководных рифов. Он буквально-таки втиснулся под них, в точности изображая камень -рыбу. Мимо проплыл глупо открывая рот пучеглазый червлёный граппер. Оценив несоразмерную добычу, пучеглазик решил поскорее смыться в другое место, поохотиться на синьков и других рыбешек. Свет желтой морды обжигал глаза, отчего саг’гаш постоянно щурился, но неизменно прощупывал пространство из засады как глазами, так и эхом.
Наконец, он решил осмотреться получше. До поверхности оставалось каких-то 8-10 локтей. Вода и освещенность сильно различались с домашней. Саг’гаш буквально-таки ощущал впивавшиеся в его податливую плоть острые наконечники солнца. Вдруг Шакрам заметил морскую черепаху, поедавшую зачатки водорослей на морском дне. Крохотные, размером с палец саг’гаш поросли травы пробивались сквозь песок и ждали своей незавидной участи. Впервые улыбнувшись за все время изгнания, голодный Шакрам поплыл к священному животному, что может жить на тверди газарги и оставаться добрым всю свою жизнь. Осмотрев черепаху со всех сторон, саг’гаш потянулся к ее панцирю. Говорят, если прикоснуться и загадать желание, оно обязательно сбудется. Раньше Шакрам посмеялся бы над глупыми суевериями, но сейчас он готов был поверить в любую небылицу, лишь бы весь этот кошмар прекратился. Коснувшись твердой спины, он произнес:
– Пусть все это исчезнет!..
Открыв глаза, Шакрам лелеял надежду, что сейчас он проснется и окажется, что все это глупый сон… Но произошло совсем другое. В сопровождении нескольких рыб-лоцманов, остроносая морда селахии разрезала толщу воды на бешеной скорости, стремясь полакомиться столь легкой добычей. Одним грибком всего тела отпрянув назад, Шакрам выставил перед собой оружие, оскалил зубы и готов был защищаться до конца. Но акула проигнорировала его, налетев на земноводное. Втянув тело в панцирь, черепаха меланхолично решила переждать бурю. А саг’гаш бросился наутек, с ужасом увидев, как яростно набросилась тварь на освященное дланью Энки мирное животное. Заприметив краем глаза убегающую добычу, у селахии включился охотничий инстинкт и та бросилась на уменьшающегося Шакрама. Не оборачиваясь, изгой услышал, что у него на хвосте сидит гроза охотников саг’гаш, которая не остановится даже при сквозных ранениях. Меж тем мелело быстрее и вот между поверхностью с обжигающем солнцем и родным песчаным дном осталось чуть больше полутора-двух локтей. От яркого солнца саг’гаш сильно щурился, но страх скорой смерти толкал его дальше и дальше. Сейчас он не хотел думать даже о том, что предоставил демонам самого себя прямо на блюдечке, подплыв к их земле. Длина здоровенной твари, превышающей размеры Шакрама в 8-10 раз не позволял ей следовать за ловко ускользнувшей добычей, поэтому она еще некоторое время покрутилась на минимальной для себя глубине и снова поплыла к улепетывающей со всех лап черепахе.
Род селахии много лет знался с саг’гаш и акула не сомневалась, что эти странные рыбы с четырьмя конечностями никогда в жизни не приблизятся к острову даже под страхом смерти, но… Она недооценила желание к жизни того, кто потерял все в одно мгновение. Но теперь она знает. Теперь она предупредит свой род и добыча просто так не ускользнет из их цепких клыков.
Только когда тело чуть-чуть показалось над водой, саг’гаш остановился. Глаза были закрыты и селахии не было слышно. От страха, клокотавшего в его груди, Шакрам боялся даже пошевелиться, так и замерев до вечера. Почувствовав отлив, изгой запаниковал. Если вода станет убывать с такой же скоростью, то очень скоро он попадет в жадные пасти акул. Солнце давно скрылось за горизонтом, и с моря навевал бриз, остужая воду. Вдруг над гладью показалась серебристая голова, втянувшая драгоценный воздух. Прохладная заверть сушила чешую и заставляла активнее работать мигательной перепонкой. Но вдруг саг’гаш поднял взгляд. Миллионы ярких седых точек раскинулись на небосводе, заставляя Шакрама тщетно пытаться сосчитать их. Никогда в жизни ни один саг’гаш не всплывал на поверхность после заката, прячась в ракушах от ночных стражей. Изгой, спускавшийся в темные глубины расщелины, имел только один аналог – глубоководный удильщик, заманивающий жертв на свет. Но никогда он не видел такой красоты.
Шакрам, сын Сохога даже не заметил, как отлив оставил его тело на песке, будучи завороженным этим невероятным чудом. Глаза бегали из стороны в сторону, пытаясь понять некую систему недвижных светлячков. Но что же могло излучать такой свет, если не живые организмы, он не знал. Закрыв уставшие обветренные глаза, он переключился на освобожденное от водных оков тело. Загадочная сила вдавливала его в мокрый песок, и вдруг слова Закарума всплыли сами собой: «…Их колдовство заставляет сгибаться наши спины, давит на плечи и тянет к земле, а руки слабеют на глазах!..». Попытавшись поднять руку, большая грудная мышца невероятно напряглась, оторвав руку от песка на половину локтя. Стиснув зубы, он попытался подняться, но брюшные мышцы лишь горели огнем, поднимая тело совсем чуть-чуть. Плюхнувшись назад, он больно ударился затылком о песок. Подобные действия изгой проделывал со всеми конечностями в разной последовательности еще некоторое время, пока не определил свою сильную сторону. Спина, плечи и ноги оказались развиты больше всего и он сыграл на их лучших сторонах, перевернувшись-таки на живот. Все действия проводились бесшумно, и только песок слабо хлюпал от падающих из раза в раз на него конечностей. Светлая царица мягко струилась по серебристой чешуе, отражая слабые блики и словно бы издевалась над ним. Благодаря сильным ногам и спине, Шакрам поднялся на четвереньки, сопротивляясь страшной силе. Колени вдавливало в песок, принося если не боль, то раздражение. Зачерпнув горсть, изгой поднес ладонь к лицу. В натянутых между перстами перепонках катался невероятно тяжелый песок. Отпустив руку ладонью вниз, Шакрам уставился на камнем упавший кусок песка, принявший загадочную форму. Он пару раз тыкнул, не понимая, почему он еще равномерно не распределился по дну. И куда подевались красиво плавающие песчинки?
Отвергнутый всеми изгой, лишившийся всего, словно ребенок потратил половину ночи, вылепливая все, что ему приходило в голову. Он настолько погрузился в процесс, что даже забыл где находится. Мышцы ныли от натуги и неестественной тяжести, но Шакрам из раза в раз заставлял тело на четвереньках передвигаться, брать мокрый песок в одном месте и добавлять в другом. Конечно же, чудесной постройкой кучу мокрого песка с кое-где дырявыми отверстиями было назвать невозможно, но глаза саг’гаш горели игривым огнем, а собой он гордился так, словно поймал голыми руками здорового дейнозуха. В какой-то момент подул ветер, не выдержавшие пальцы дернулись и постройка разрушилась, расстроив саг’гаш. Вдруг он замер. Он вспомнил, что находится на земле газарги в темное время суток и поднял взгляд. Сын Сохога находился один на песчаном берегу, шум прибойных волн доносился в сотнях локтей, а шелест тысяч и тысяч листьев снова впился в непривыкшие уши саг’гаш. Звуки на суше ощущались по-иному, нежели в воде. Более четче, более громче, более… Их было слишком много. Прибой вдалеке, шепот листьев, гнущиеся стволы деревьев, шелестящая заверть – Шакрам утонул в какофонии звуков. Глаза стали закрываться, руки, которым, наконец, дали отдохнуть, опустились вдоль туловища. Шакрам медленно лег на бок и забылся сном.
Теплый ветер обдувал иссушенную чешую охотника, дрейфующего на мелководье на спине. Грудь, живот, лоб и бедра уже покрылись красно-синими пятнами от солнца и в этот момент Шакрам открыл глаза, тотчас зажмурив их от боли. Погрузившись под воду на глубину в локоть, он яростно протер глаза, чешуя на которых тоже стала красно-синей и сильно зудела. Выругавшись на проклятое светило газарги, сын Сохога выругался еще раз, когда услышал вдалеке патруль из нескольких акул. Живот сильно заурчал, напомнив о голоде и саг’гаш выругался в третий раз, проклиная все на свете. Подавшись вдоль патруля, по мелководью, он заприметил интересную местность через довольно продолжительное время. Если до этого он плыл над песчаным дном, то вдруг показался коралловый риф. Улыбка наползла на лицо Шакрама, он знал – где коралл, там и пища. Но высота не позволяла ему нормально держать копье и выслеживать жертву одновременно. Он долго думал, вертя головой и заприметил водоросли у берега. Сделав такую же шапочку, он показал солнцу свою макушку, упер ноги в песок, взял копье в руки и пошел охотиться. Саг’гаш контролировали сами, всплывать телу или нет, поэтому держаться в подобной позе ему не составляло никакого труда. Глаза, погруженные под воду, рыскали по дну, а ноги медленно переступали с одного рифа на другой. Заметив шевеление слева, изгой замер. Медленно повернувшись, рука подняла оружие для замаха и в следующее мгновение трезубец пронзил рыбу. Мелководная красно-черная тварь оказалась вкусной и вскоре саг’гаш млел в воде, потягиваясь. Селахии слышались не так далеко, что сильно разочаровывало изгоя. Мышцы дико болели от ночных приключений в землях газарги, но эта боль была приятной и чарующей.
Под вечер Шакрам с неким благоговением и толикой страха ждал отлива. Как-никак, россказни стариков впитались в его разум до основания, заставив верить в демонов суши. Он уже слышал их дикий возглас «кар-р!» и боялся встретиться с обладателями столь страшного голоса лицом к лицу. Оголившийся песок снова показал миру демонов слабое незащищенное тело саг’гаш, измученное физическими нагрузками. Обгоревшие на солнце участки чешуи вдруг начали сильно зудеть, хотя на мелководье он их практически не ощущал. Снова проведя половину ночи занимаясь лепкой из песка, саг’гаш еще больше нагружал мышцы ног, отчего вырубился прямо посреди процесса. Но полуденное солнце снова обагрило чешую Шакрама, заставив того проснуться.
Старейшины утверждали, что солнце было союзником газарги, именно поэтому его жаркие языки не щадили чешую морских жителей. На ощупь сгоревшие места стали тверже и болезненнее, покрывшись маленькими пузырьками. Соленая вода обеззараживала родное тело саг’гаш, и на этот раз болезненные ощущения проявлялись при натягивании чешуи в пораженном месте. Тем не менее, снова надев колпак, Шакрам всплыл на поверхность и удивился. Пасмурная погода холодила оголенные места на чешуе, но губящих лучей солнца не чувствовалось. Недолго думая, он снял водоросли с головы и показал темечко над водой, прислушиваясь к ощущениям. Никаких вредных лучей желтой морды, только редкий ветерок и прохлада. Так было намного лучше, и не надо было волноваться над открытыми участками чешуи, постоянно убирать мешающие просмотру водоросли и поправлять съезжающую шапку. Изгой настолько увлекся охотой, что первые капли проливного дождя застали его врасплох. Резко нырнув, он напоролся на камень и какое-то время баюкал ушибленную руку, следя за дождем, молотившем морскую пучину. Расслабившись, изгнанный саг’гаш опасливо высунул голову, по которой тут же замолотили убойные капли. Довольно быстро привыкнув к теплому дождю, саг’гаш продолжил охоту. К концу дня выглянуло слабое солнце, но увлеченный охотой саг’гаш даже не заметил закатных оранжевых лучей, лизавших его голову.
Ночью Шакрам решил разведать окружающее пространство на тверди газарги. Страха не было, ведь демоны безводной пустыни так и не пожелали явиться перед ним. Сперва Шакрам вставал на четвереньки и, подражая некоторым рыбам и черепахам, пытался передвигаться на четвереньках, переставляя разноименные конечности. После первых шагов мышцы на руках горели, а перепонки на передних лапах то и дело больно цеплялись то за камни, то еще за что-то, разведывая путь ногам, которые обступали плохие участки. Придя к выводу, что так дело не пойдет и он сорвет все пальцы с перепонками, изгой сел на песок, отряхивая руки. Наливающиеся свинцом передние конечности дрожали, а пальцы отказывались сгибаться. Перепонки в некоторых местах зияли ранами и саг’гаш скривился. Он помнил, как будучи маленьким, много раз рвал перепонки по неосторожности и как криво и рвано после этого плавал. А вот ноги оказались в прекрасном состоянии, поэтому Шакрам совсем немного отдохнул и попытался встать на ноги. Тотчас бедренные мышцы напряглись, икроножные начали наливаться свинцом и еще даже не выпрямившись, завалился на бок, не удержав равновесие. Разозлившись, он снова присел, размял руками ноги и попытался подняться. Продержался изгой недолго. Однако пол ночи упорно пытался просто подняться на ноги, хоть ничего и не получалось.
К сожалению Шакрама, дойти ночью до воды, чтобы заснуть, не было никакой возможности. Она отливала на далекие сотни локтей, и доковылять слабому телу сыну морских глубин было просто невозможно. Но даже если он бы смог, то вода начиналась там, где обитали дейнозухи с селахиями. А одиночке в тех водах не выжить, сколь бы сильным охотником он ни был.
Поэтому и приходилось саг’гаш каждое утро встречать палящее солнце своим измученным телом, даже не представляя, как именно действует солнечный свет на организм морского охотника. Следующим утром он не услышал стражей вод близ мелководья и решил подплыть поближе. С мелководья, просвечивающегося ярким солнцем, столь великий океан смотрелся бескрайним и таким родным, что саг’гаш, сглотнув, невольно вспомнил родителей и племя. В этот момент неизвестно откуда появились длиннокрылые селахии, налетевшие на забывшуюся жертву. Отпрянув в сторону совсем невероятной скоростью, саг’гаш устремился назад к мелководью. Осмотрев себя, он улыбнулся – мышцы, натруженные на тверди газарги, спасли пару мгновений назад его жизнь. Усмехнувшись, он обернулся к индиговой толще воды, где плавали очертания акул и уплыл обратно к мелководью. Привыкнув ко вчерашней охоте, он, не задумываясь, показал макушку солнцу и удивился, когда яркие лучи скользнули по его чешуе, не причиняя серьезного вреда. Зудящее чувство, противное, раздражающее, но больно почему-то не было. Удивившись, он нырнул и пощупал голову. Она казалась немного тверже, очень сильно чесалась, но ничего более.
Вот примерно так и протекало время – днем Шакрам охотился, а по ночам пытался обрести равновесие и встать на ноги. Изгой знал, что у него нет иного выхода –океан не примет его, изгнанного одиночку, а пожрет в первую очередь.
В одну из темных ночей, когда луну пожирает Кетцалькоатль, Шакрам решил воспользоваться эхом, но должного результата это ему не принесло. Из-за плотной воды любой звук разносился на многие мили, но здесь он не слышал ничего. Да и как такового слышимого звука он не издавал, открывая рот. Из-за почти непроницаемой темноты ничего не было видно и Шакраму стало страшно. В эту ночь он ничего не делал и решил сразу забыться сном, но вдруг услышал странный звук. Это не было похоже на шелест листьев, к которым он привык или завывающий ветер. Очень слабый звук исходил откуда-то слева, из-за камней, где он ни разу не был. Решив проверить это потом, он уснул.
Спустя седмицу Шакрам-таки научился ступать ногами. Неуклюже, странно, не соблюдая нормально равновесие, постоянно падая и ругаясь про себя. На ступнях появились мозоли, которые обычно появлялись у опытных охотников на руках. В эту ночь он решил проверить странный звук и, когда скрылось солнце, он неуверенными шагами, растопырив руки для равновесия, обогнул прибрежные камни, зайдя с другой стороны пляжа. Бледная морда светила ярко, ветерок приятно обдувал и Шакраму пришлось пройти две сотни локтей прежде, чем он увидел источник звука. Одинокий ручеек, в три-четыре локтя шириной, появлялся прямо из густой чащи, вливаясь в море, вместо которого сейчас песок принимал влагу. Удивленно поморгав, Шакрам подошел к воде и принюхался. Она пахла странно, чем-то приторным и свежим, прохладным. Поковыряв в ручье трезубцем, изгой пожал плечами и шагнул в воду. Она ничем не отличалась от родной, однако… нет, чем-то… чем-то неуловимым… Плюхнувшись спиной в неглубокую лужицу, скрывшую его чуть более, чем на половину, саг’гаш перевернулся на живот, привычно проглотив воду и замер. Это была не его родная вода. Моргая в совершенно другой, чужой влаге, сын Сохога медленно пил, пытаясь понять разницу и тут его осенило – она была не соленая. Вкусная, иная вода пропитывала тело изгоя, наполняя его новой жизнью. Боль чешуи, обгоревшей на солнце, проходила, а измученная зудящая голова, наконец, могла отдохнуть. Так он и уснул, лежа на животе в пресной воде.
Нежась поутру, он дернулся, когда почувствовал горячие лучи на спине. Подскочив, уставшие ноги понесли его тело к морю. Но вдруг Шакрам остановился и опустил взгляд. Тело больше не жгло палящее солнце так яро, как до этого. Чешуя превратилась из серебристо-синей в какую-то бледно-серебристую. На ощупь она стала чуть жестче. Коснувшись макушки, он застыл. Те места головы, которые он открывал солнцу во время охоты, покрылись совсем крохотным ежиком колючих волос. Сглотнув, он оглянулся на ручей, втекавший в море и некоторое время разглядывал оного. Шакрам и не подозревал, что спасаясь от солнечных лучей, его организм станет привыкать к новым условиям, а пресная вода довершит начатое, ускорив процессы. Он хотел что-то сказать, но когда открыл рот, не смог издать никаких звуков, к которым так привык дома и в который раз разочарованно вздохнул.
С этих пор саг’гаш стал проводить больше времени на суше, но дальше пляжа не уходил. Днем, после охоты, он часто прятался в тени, редко выходя на солнце. Но углубляться в высокие странные шелестящие зеленые водоросли у пляжа ему совершенно не хотелось. Много раз он слышал крики демонов, но если в первый раз он тотчас нырнул в воду, то дальнейшие крики не вызывали у него ничего, кроме раздражения и некой доли любопытства. Волосы на голове росли и сейчас достигали длины в фалангу пальца. Чешуя под языками солнца окрашивалась сперва в розоватые, а потом в темно-желтые оттенки, отчего сильно зудела и доставляла неудобства. Тело обрастало мясом и теперь Шакрам мог почти не падая ходить по земле, победив колдовство газарги. Правда, перепонки от такой ходьбы истерлись, что замедляло его передвижение в воде, но пока что он справлялся. А «всплывать к поверхности», другими словами – дышать, Шакрам стал чаще. Ему даже это нравилось, и в светлое время он делал как минимум двенадцать полных вдохов. Нужда в воде переросла в жажду, и теперь для него не было ничего прекрасней пресной воды, которую он пил часто и по многу. Не чурался и соленой, как никак, родной дом. Но едва его тело погружалось в океан, разум тянулся назад, к несоленой влаге. Макушка, показывавшаяся черной блямбой над водой, больше не страдала от прямых солнечных лучей – волосы отлично защищали чешую.
В один из самых обычных солнечных дней Шакрам, сын Сохога, сидел прямо на песке перед морем, с которого на берег накатывали вспененные волны. Горячий песок жег кожу, но саг’гаш был погружен созерцанием бескрайнего океана. Его родной дом там, на глубине. Там живет его племя, которое уже давно позабыло его и его родню. Сохог, давший ему жизнь при рождении и подаривший ее второй раз, отошел к священным водам Энки, а мать… Он не знал, что случилось с матерью, но каждый раз прокручивая образы возможных последствий ужасался и остервенело мотал головой, пытаясь сбежать от терзающих его воспоминаний. Шакрам мог так смотреть на воду целыми днями, не обращая внимания на голод и жгучее солнце. Его душа тосковала по дому, по родине, а сердце рвалось на глубину и он чувствовал, что это не пройдет никогда.
Неподвижно сидя на песке, Шакрам давно отметил, что с утра почему-то не было слышно ни газарги, ни другой живности. Но когда услышал странный треск позади, из чащи, дернулся к воде, зайдя в нее по колено. Долго всматриваться в кусты не пришлось. Из них величаво вышла странна тварь. Грациозно переставляя четыре лапы, черно-рыжее создание заметило в воде саг’гаш и уперлась оценивающим взглядом в потенциальную жертву. Длинный хвост принялся биться о бока животного, а потом оно подняло шерстистую кожу и обнажило клыки, издав рык.
– Р-р-р-р!!!
Звук ошеломил саг’гаш. Ничего подобного он никогда не слышал и сам невольно приоткрыл рот в подобии этого создания, которое повторило рык.
– Р-р-р!..
И бросилось на саг’гаш, который не растерялся и нырнул под воду, мгновенно очутившись на недосягаемой для хищника глубине. Тигр еще некоторое время возмущался на берегу, боясь оказаться в воде и удалился в чащу. Шакрам, подождав немного, вышел на берег, оставшись в воде по пояс и принялся изображать зверя. Открыв рот, он попытался издать звук на выдохе.
– Х-х-х!
Булькающие звуки странной тирадой вырвались наружу, но саг’гаш, не переставая, выдыхал воздух из легких, играл губами и изменял звуки. Наконец, вдохнув, наверное, в двадцатый раз, он нечаянно прикоснулся кончиком языка к нёбу прямо за зубами и у него вырвалось:
– Р-р-р!
Улыбнувшись, словно ребенок, он принялся рычать на все подряд. На кусты, на камни, на воду. А когда повернулся с придурковатой улыбкой к солнцу, рыкнул на него и открыл рот.
– Р-р-р-а-а!
И так и замер. Новый звук разнесся по округе, отражаясь эхом от скал и принося детский восторг саг’гаш. Шакрам безустанно повторял одно и тоже «Р-р-р-а! Р-р-р-а!! Р-р-р-а!!!», указывая на солнце и плескался в море, под водой крича на морском языке. Так продолжалось целый день. Он придумывал новые звуки, выкрикивал их, дико радовался, садил горло, но продолжал, пока не упал без сил.
Спустя седмицу сын Сохога приноровился к суше еще сильнее, принявшись дышать через нос намного чаще и нуждался только в чудотворной пресной воде. Однако несмотря на привыкание к тверди газарги, его по-прежнему тянуло домой. Однако он со скорбью в сердце признавал, что никто его там не ждет и от этого только сильнее злился, сжимал зубы и от досады бросал камни в воду. Часто по вечерам, на закате, когда край мира пожирал оранжевое светило, он видел вдалеке всплывающие на фоне диска точки и долго кричал им вслед, думая, что саг’гаш услышат его и приплывут к берегу. Над гладью моря звуки разносились очень хорошо и изгнанный был уверен, что братья слышат его истошное «А-а-а-а!!!!», с ужасом ныряя назад. Наверняка они думали, что так могут кричать только разъяренные на изгнанного газарги.
Водная гладь до горизонта словно замерла, в море царил штиль. Дневной друг гладил макушку изгнанного, обнявшего свои ноги и положив на колени подбородок. Привыкнув каждое утро ловить рыбу на весь день, Шакрам разложил ее на плоском камне справа от себя и собирался смотреть на воду до вечера. Полные скорби глаза, в которых плескалось солнце, скользили по водной глади, пытались заглянуть за горизонт, каждое мгновение выискивая родные обтекаемые головы над морем. Щурясь от света, он иногда протирал глаза и снова принимался смотреть на океан через боль.
– Кто я теперь? – вопрошал уже в который раз сам себя Шакрам.
– Внимай же мне, Шакрам, сын Сохога! Более не имеешь ты чести называться саг’гаш. Более не являешься ты священным потомком Энки. Проклятому мерзкими газарги нет места в наших глубинах. Живи ты целый век!
Ворчливый голос Закарума сменился шипящим Харуши:
– Будь ты проклят! Живи ты целый век!
– Убирайся! Изгой! Предатель! Душегуб! Ты мне больше не сын! Живи целый век!
– Живи ты целый век… – медленно, по слогам, растягивая и словно пробуя каждый звук на вкус, повторил про себя изгой.
– Целый век… Я тот, кому суждено прожить целый век. Целый…век. Целовек.
Тут его осенило и он приподнял голову, все так же смотря на гладь морскую.
– Да, почтенный Закарум, более не имею я чести называться саг’гаш и быть потомком глубоководного Энки. Но имею я честь называться тем, кто достойно проживет свой единственный, целый век. Отныне я – Человек.
Вдруг что-то хрустнуло где-то слева, прервав мысли изгоя и Шакрам вскочил, выхватив трезубец. Желтокожее животное, с черными, как смоль, волосами, ниспадавшими на плечи, выставило перед собой копье. Оба были полностью обнажены и с интересом осматривали синими глазами друг друга, наставив копья. Шакрам узнал в желтокожем существе саг’гаш, только самку, которая, похоже, поняв тоже самое, прикрыла грудь, но с тем же грозным видом одной рукой наставила острие копья на сына Сохога.
– Саг’гаш-ш? – с трудом выдавила из себя незнакомка, смешно открывая рот.
Самопровозглашенный человек не знал, как произносить такие звуки и просто кивнул. В ответ самка вопросительно кивнула подбородком в сторону моря. Изгой еще сильнее покивал, пальцем указывая то на себя, то на море. Подумав о чем-то своем, она тыкнула на Шакрама и указала копьем в сторону воды. Поняв, он медленно отошел спиной к воде и нырнул. Тотчас перед ним возникла девушка, все так же прикрывая грудь рукой. Они какое-то время осматривали друг друга и улыбнулись.
В тот раз они долго общались. Целый день провели в разговорах, пересказывая истории их изгнания. Девушку звали Лея, из племени Чжэнь Чжу. Саг’гаш, которые умели делать искусные изделия из жемчуга, жили в строгости. И Лею, по неосторожности погубившую партию моллюсков, пришлось изгнать. Она прошла такой же путь, как и новоиспеченный человек, но прожила на побережье дольше него на целый яр. А услышав истошные крики боли, решила узнать, какие такие газарги вопят столь громко. Пообщались они, как уже было сказано, очень основательно, а через яр на земле демонов появился третий человек. Девочку назвали Таисией.
– Мам!!! Пап!!!
Подбежавшая к родителям четырехлетняя девочка повисла на шее матери. Обросшую такими же смольными волосами голову украшал венок из цветов, что так нравились самкам. Тосковавшие по дому, изгои каждый вечер садились на песок и завороженно наблюдали за закатом, на фоне которого всплывали саг’гаш. Им было больно, сердце сжималось внутри, но они были вместе и это придавало им сил.
– Что случилось, Таисия?
– Мам, а кто мы?
Переглянувшись с Шакрамом, мать лучезарно улыбнулась, поцеловав девочку в лоб:
– Мы те, кто живет целый век. Мы – человеки.
Девчонка, зардевшаяся от поцелуя, весело хохотнула, прижалась к материнской груди и тотчас отпрыгнула, весело посмеиваясь.
– А вот и не угадала! Мы не человеки!
Шакрам улыбнулся:
– А кто же мы, дочка?
Девочка потупилась и еще более раскраснелась.
– Ну…
– Солнышко, не стесняйся.
Лея погладила по головке дочку и та смущенно пробубнила:
– Ну, мама любит папу. Папа любит маму. А папа и мама любят Таю! Вы любовь даруете! Мы… – девочка снова потупилась и выпалила: – Мы люди!
Родители, прожившие почти половину века, озадаченно переглянулись и прижали дочку к себе.
Так, втроем они смотрели на море, завороженные его спокойствием и умиротворением. Любоваться накатывающими на берег волнами они могли бесконечно.

[Солангри]

И такая эволюционо-гипотетическая версия имеет право быть.
Хороший, неторопливый рассказ.

Удачи!

[vostok]

Рассказ интересный, но несколько затянутый. На мой взгляд.

[Александр Басов]

Текст не вычитан, столько ошибок я нигде больше не видел. Современная терминология убивает атмосферность. Почитайте Гаррисона сначала, если хотите писать подобные тексты.

"Дейнозух", "плащеносные акулы", "морской еж", "рыба-лоцман". Не должно быть этого в лексиконе непонятной водной твари. А уж единица измерения - миля и подавно. "Мышцы налились свинцом". Каким свинцом? Где там металлургия под водой? Автор, слово "тать" мужского рода, к тому же употреблено совершенно не к месту.

"Бледная морда", "желтая морда"- вообще попахивает плагиатом. Своих терминов не могли придумать?

Какие слуховые отверстия могут быть у водного существа? Зачем они ему под водой? Где логика?

Молниеносная эволюция не выдерживает никакой критики. Такое впечатление, что написано второпях, за десять минут до дедлайна, не вычитано. Никуда не годится, хотя потенциал у автора есть.

[Рыжая вешка]

Не понравилось описание морской твари. У неё на голове есть 2 бока и ещё 2 бока у черепа. Тать - слово м.р. и употреблено совсем не к месту. Тут вообще много слов, которые употребляются неправильно по смыслу. Выбирать не буду - читать ещё много.
Обозвать Луну бледной мордой?! Разве что с точки зрения морской твари... Но откуда тогда она знает пассат? Тут что-то сбоит по смыслу.
С самого начала автор погружает в мир яров и конов, что совершенно не понятно читателю. А потом сразу выясняется, что живут они до 400 лет. Тут уж надо определится с чьей точки зрения автор ведёт рассказ - от человека или морского обитателя. А то путается читатель. Дальше - больше. Под водой обнаруживается масса всего непонятного. Отец выше сына. И это под водой? Очень короткая эволюция и очень длинный рассказ.

[karpa]

Сюжет очень простой. Повествование же соревнуется с хрониками от царя Гороха. Кто куда уплыл, от кого отвалилась чешуя и прочее - слишком длинно, слишком подробно. Автор героически описывает эволюцию морских существ и адаптацию в пределах короткого периода времени и существования одной особи. Тогда неплохо бы ввести кроме палящих лучей светила и ветра еще какой-нибудь фактор быстрой мутации.

"Море чувствовало скорый приход бледной морды на небосвод, с которой начнется отлив и каждый удар отчаянно молотил песок."

-- Автор все время путается между мордами и лицами.

"Здоровенное отродье глубин, по размерам превышающее Шакрама раз в десять, за три грибка преодолела пятьдесят локтей. Взмахнув своим тяжеленым хвостом, крокодил даже не заметил, как разворотил риф, подняв тучу пыли."

-- Нужно "гребка". Пыль под водой, не песок?

"Преодолев врата из китовой кости, саг’гаш взяли пике и очень скоро оказались в поселении."

-- О, крутое пике или все-таки пики?

-- Яры, локти, годы - странная система счисления. Чьи локти-то автор имеет ввиду, вождя племени саггашей?
Тексту нужна редактура и вычитка. Лишнее точно желательно сократить. Детали идут во вред сюжетной линии.

Начало для МТА есть, но работы еще непочатый край. Впрочем, смелость города берет, а автор осилил эволюцию, одной левой, причем,

[Гость_Ушелец_*]

хэппи-энд присутствует:)) С'спаси'ибо ав'втору'у, но увы, далеко не в топ.

[alzbeta_kamosh]

«Слуховая дырка» - повеселило. В хорошем смысле.
«Бледная морда» - мое представление о Луне (это о Луне ведь, правда?) просто пущено по кругу. Заменить.
«все это дошло до сознания Шакрама уже после того, как все произошло» - лучше перестроить и оставить одно «все». Или совсем убрать.
«повернулся к юноше с жестким взглядом» - может, «поглядев на него жестко»… ну как-то иначе.
«Упомянув про себя Таисию, на юношу нахлынули воспоминания такого близкого, родного, но в тоже время далекого дома.» - что, простите? Воспоминания упомянули и нахлынули?
Мегалодона обозвать иначе. Все-таки это научное наименование. Дейнозуха тоже. Не вписываются.
Имя Таисия, на мой взгляд, сюда никак.
«Кетцалькоатль» - он тут вдруг откуда взялся??? К «Энки» такой же вопрос. Один автор тут уже намешал в своем рассказе богов из разных культур. Вышло не очень. Лучше даже не замахивайтесь. Ни на шумеров, ни на ацтеков. Или просто придумайте им другие имена.
И существо, которое постоянно обитало в воде, вдруг взяло и просто так вышло на сушу? По-моему, должны пройти тысячи, а то и миллионы лет. А еще и пить пресную воду. Нет? Простите, если чего-то не поняла или невнимательно прочитала.
«А когда повернулся с придурковатой улыбкой к солнцу» С улыбкой? Придурковатой? Это водное создание? (или уже земноводное) Вы серьезно?
Я понимаю, что рассказ фантастический. Но какой-то слишком фантастический, если ГГ так быстро стал Человеком.
«Пообщались они, как уже было сказано, очень основательно» - убрать.
Работать-вычитывать-работать.
Если забыть о том, что написано выше, рассказ неплохой. Такая версия даже понравилась. Поработайте, пожалуйста, над изложением, и будет Вам счастье.

[Мартокот в октяб...]

на моей читалке рассказ занимает 103 страницы. я на третьей.

неправильное употребление слов. "тать" - оно не в своём смысле употреблено.

начало. длинное, неумело-пафосное описание природы. читатель - я - сразу напрягся.

дальше тать и пассат. маловероятно, что у представителя другой расы эти ветры будут носить то же название, что и у англоязычных человеков.

"негласный повелитель пучин" - вы там о рыбах говорите, автор. как им огласить повелителя? неудачный оборот

дальше.

"... погрузившись всего на пяток локтей, наступила кромешная тьма" - здесь прекрасно всё. если тьма - то она обязательно кромешная. автор, это называется "шаблон" или даже хуже - "штамп". неправильно построенное предложение. построено так, будто это тьма наступила, погрузившись. но это же не так.

автор, и вот такой чепухи вы намололи... это ведь самый длинный рассказ изо всех...

я сейчас налью себе кофе, возьму что-нибудь сладенькое и ещё раз попробую продраться. вот только не уверен уже, стоит ли оно того.

[iStanley]

Начало тяжёлое, да. При чтении, внутренний Станиславский, постоянно вопиёт: «Не верю! Не верю» — и это тоже мешает. Псевдоархаичные наименования соседствуют с современными. Но потом как-то сживаешься с героем и начинаешь чувствовать атмосферу. На это работает объем. Думаю — это рассказ как раз для читателя, обычного читателя

[unzor]

Словообразованием напоминает Михаила Задорнова( который сатирик) Тот тоже любит вытаскивать из сло корни и толковать по своему)

[iStanley]

Словообразованием напоминает Михаила Задорнова( который сатирик) Тот тоже любит вытаскивать из сло корни и толковать по своему)

Кстати, натужное образование слов «человек» и «люди» мне тоже резануло по мозгам. По-моему достаточно и проклятия: «Живи целый век»

[Гость_Ушелец_*]

Кстати, натужное образование слов «человек» и «люди» мне тоже резануло по мозгам. По-моему достаточно и проклятия: «Живи целый век»

Та же мысль посетила меня. Неужто вышедшие из пучины морской говорили по-русски? Не по-украински?

[Ябадзин]

Мягко скажем, рассказ не удался от слова совсем. Идея и сюжет абсолютно неудачные, и реализованы ужасным образом.
Показанная взрывная трансформация в человека не то что технически невозможна, она и показана совсем уж нелепо и примитивно-прямо.
Многовенные волосы вместо чешуи и обрастащее мясом тело, конечно сильный ход, но правдоподобия ноль.
Я уж молчу, что у него и легкие вроде как выросли, впридачу к жабрам. И видимо голосовой аппарат адаптировался в воздушной среде.
Ну и уж апофеоз генезиса:
"Пообщались они, как уже было сказано, очень основательно, а через яр на земле демонов появился третий человек. Девочку назвали Таисией.
– Мам!!! Пап!!!"
Не буду говорить о некоторой неестественности сексуального контакта (жуть просто) между существом, больше похожим на тюленя в чешуе , и человеком...
Но хотя бы о генетическом невозможности появления потомства от такой пары автор подумал?
Про сюжетные ходы тоже можно долго писать - в них не верится абсолютно. Например, ГГ вылез на сушу и начал лепит что-то из песка....
Из плюсов - есть намеки на стиль (если радикально почистить текст от ужасных словосочетаний, выше разбирали), есть умение строить сцены и по крайней мере выстраивать подобие сюжета, есть намек на идею (подводные жители как одна из ветвей человека).

[Александр Басов]

Но хотя бы о генетической невозможности появления потомства от такой пары автор подумал?

Грядет поколение авторов, воспитанных мультфильмами. Там еще и не такое бывает. Знаете, сколько серий "Том и Джерри" я когда-то посмотрел вместе со своими детьми? Вот если бы тогда же и писать начал, то полет фантазии был бы просто неудержимым.

[Marina Gaki]

Небезталанное произведение. Интересный мир создан. Катастрофически невычитанное и неопытность автора сквозит во всём. И тем не менее - рассказ состоялся, какой бы спорной не была идея вдохновившая его. Немного покопаюсь, чтобы в дальнейшем Автор избегал простых ошибок:

Автор:
Накатывая одна за другой, вспененные волны из последних сил штурмовали песчаный берег. Море чувствовало скорый приход бледной морды на небосвод, с которой начнется отлив и каждый удар отчаянно молотил песок

Из последних сил, но отчаянно молотил. Пожалуй, лучше "вспененные волны истово, яростно, обречённо или упрямо..."

Автор:
ступивщий на проклятую землю газарги

опечатка

Автор:
по-женски худые плечи и жилистые нижние плавники не привлекали самок....
...смольными волосами голову украшал венок из цветов, что так нравились самкам.

Вот про самок - вообще не понятно. Где-то женские плечи - где-то самки. Ну, как бы, в нашем сознании есть закрепа, что самка - это женская особь животного. И когда речь идёт об мужьях(понятие социума) то жена или женщина будет звучать корректнее.

Автор:
Спустя седмицу сын Сохога приноровился к суше еще сильнее, принявшись...

Спустя ещё одну седьмицу - раз уж на то пошло.

Автор:
Замедленный от голода юноша едва не встретился нос к носу с белой акулой, медленно приближающейся к его укрытию

Ну тут понятно
Удачи, Автор, И продолжайте писать!

[Kapy4ino]

Спорное,двойственное произведение. С одной стороны,да названия выбивают из стиля. Но представьте себе,что автор бы дал каждому животному свое название. Это потребовало бы в свою очередь развернутых описаний. И в объем уже не уложится.
В целом же,довольно оригинальная идея.

[Гость_Pablo_*]

Автор честно постарался выстроить мир, придумал новые термины. Попытался придать рассказу стиль былины, эдакой морской сказки. Я, со своей стороны, честно пытался три раза дочитать...

[Salladoretz]

Типичное нудное зоофилическое фэнтези. Как оно прошло преноминацию?!

[Алексей2014]

А первая фраза только мне напоминает тиры к "Белому солнцу пустыни"?