Прислушайся к земле в родных полях 7470 зн., Турнир №4, автор: geposo |
Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )
Прислушайся к земле в родных полях 7470 зн., Турнир №4, автор: geposo |
21.10.2019, 12:41
Сообщение
#1
|
|
Мастер интриги Группа: Пользователи Сообщений: 574 Регистрация: 9.9.2017 Вставить ник Цитата |
Мёртвые разговаривать не умеют. Или живые не умеют их слушать?
Шепчу, пытаюсь. Но не так просто, конечно, не вслух же всё говорить. Предугадываю усилием воли – или её отсутствием? - ветра полёт, ищу листву осеннюю по пути, подхватываю, вновь оземь бросаю. Свист. “Св” Голубю знак подаю, мол, пора братец, пора дружочек, подай знак. Стук лёгкий о каменную плитку, лёгкий, но осязаемый. Услышит она, услышит обязательно. “Т” Дереву по спине широкой неосязаемо провожу. Распахнуты широко ветви-ручищи-богатырские. Ветер меж них проносится, словно сквозняк в старом деревенском доме, проносится, звук даёт необходимый. “А” Да, никогда бы у меня так ловко не получилось. Никогда бы не сдюжил сам, силами своими, без подсказок старых, без памяти – или её отсутствия? – точечной, лишь обострённой теперь до силы неведомой. Словно фильм чёрно-белый, старый раскрасили наконец, да так, что засиял покрепче луча солнца, сквозь занавески в детскую пробивающегося. Помню тот день, прекрасно помню. *** Похороны – дело обычное, да привычным не становится никогда. Неловко каждый раз, смерть подбирается близко, о себе напоминает. А не хочется как! Забыть бы да жить дальше, но нет – нет! – раз за разом когтистая запускает биение сердца вестью трагической. И чем дальше, тем чаще. Сначала близкие, потом друзья, не дай Бог – младшие. Чем старше, тем чаще напоминает о себе. А ведь годков до двадцати и вовсе – ежели повезёт – не знаешь, что это. В тот день – особо ярко запомнившийся по понятным причинам – было чрезвычайно прекрасно даже в столь печальном месте. На старом кладбище осень пылала пожарами листвы огненной. Деревья окрасились в жёлтый, оранжевый, красный, сотни их оттенков – выбирай любой. Ветер листву гонял по дорожкам. Пахло прохладой, свежестью. И солнце как будто говорило – это прекрасный день. Батюшка читал над усопшим – старый мой товарищ, сначала жили в одном подъезде, а потом ещё и дружили семьями – заупокойную. Я в этих делах совсем не сведущ. Креститься начинал, когда все остальные пальцы в троеперстие складывали, ко лбу поднося. Жена покойного не успевала. Сотрясалась в рыданиях каждый раз, когда на лицо уже слегка посиневшее смотрела. Отец её за плечо обнимал правой рукой, успокаивая, а во второй наготове нашатырь держал – всякое бывает. Одна старушка – старая подруга семьи – крестилась едва ли не ежесекундно. Ещё и под нос что-то бормотала. Наизусть слова батюшки знала, видимо. Вот он – опыт. Смерть всё ближе, на похоронах всё чаще бываешь, все нюансы и тонкости знаешь уже. Со стороны леса вышел мужчина в кожаной куртке. Встал неподалёку. Опёрся о дерево. Смотрел на гроб только. И ни разу не перекрестился. Кто он? Все близкие на одном автобусе приехали. Если знакомый – почему раньше не объявился? От размышлений быстро отвлекли. Батюшка завершил своё дело, и все выстроились в очередь, чтобы поцеловать покойника. Попрощаться в последний раз. Расправились быстро. Опытная старушка выдала всем бахилы и прозрачные перчатки одноразовые. Предусмотрительно. Человек в кожаной куртке оставался стоять на месте. Прощаться не пошёл. Смотрел только в небо, словно провожая душу ушедшего. Вскоре крепкие жилистые мужчины в высоких сапогах потащили гроб к заранее вырытой могиле. Когда гроб опустили под землю, вдова разразилась криком, едва на колени не рухнув. Отец придержал. Тело её сотряслось. Понадобился нашатырь. Я бросил горсть земли на гроб и отошёл в сторону. Похлопал по карманам – сигареты закончились. Посмотрел на мужчину в кожаной куртке и решился. Пошёл к нему. Он был вполне зауряден – коротко острижен, с длинным носом и толстыми губами. Только без бровей совсем. Как будто брил их. Посмотрел на меня вопросительно. Мол, чего надо? Но в этом немом вопросе не было злости. Равно как и дружелюбия. Просто стандартный взгляд человека, к которому подошёл незнакомец. - Сигаретки не будет? – спросил я, показывая зажигалку в правой руке и жестом этим как бы намекая, что закурить нечего. Мужчина покачал головой. Со стороны свежей могилы вновь раздался вскрик. Я даже оборачиваться не стал. Уже решил, что попытаюсь сначала выяснить всё. Любопытство – мой старый враг. - Знали усопшего? – спросил я, облокотившись о то же дерево и зачем-то начав проверять карманы, как будто мог там найти завалявшуюся сигарету. - Служили, - коротко ответил он. Ответ меня успокоил. Поначалу виделось мне в человеке в чёрной куртке нечто мистическое, воландовское почти. Но теперь отлегло. - А чего к нам не присоединяетесь? – спросил я, стараясь голосом показать дружелюбие и сочувствие одновременно. - Не верую я, - он провёл ладонью по стволу дерева. – Где ж это видано, покойников не на небо отправлять, а ближе к аду закапывать? - Никогда не думал об этом так, - признался я. - Да это ерунда, - он как будто пожалел о том, что сказал и голос его смягчился. – Каждый в своё верит. - А вы во что? - Я в природу только верю. Слушать хожу. Здесь листик пролетел с шорохом, там птичка вспорхнула или запела, где-то там, - он провёл рукой вдоль кладбища. – Где-то там сквозняк засвистел. Это они с нами говорят. Так мне думается. Они ведь частью природы становятся. Я кивнул. Такая мысль мне никогда в голову не приходила. Посмотрел тоже на небо. Попробовал прислушаться. Ничего, кроме гомона процессии. - Да не принимайте близко к сердцу, это так – как говорится, мои тараканы, - он махнул рукой и протянул мне раскрытую ладонь. – Сочувствую. И прощайте. Я пожал руку, и мужчина ушёл обратно – в сторону леса. Я проводил его взглядом. Скрипнула вдалеке ограда кладбищенского забора. Зашелестела листва. Ветер гонял по асфальту полиэтиленовый пакетик. А вдруг он прав? Я поднял глаза к небу. Ровная череда словно выстроенных в шеренгу облаков уплывала за горизонт. - Пап, - крикнула моя дочка, Света. – Ты чего там? Уезжаем. Я спрятал зажигалку в карман и двинулся в сторону процессии, которая уже рассаживалась по старым местам в автобусе. - Иду, - крикнул я. Я больше никогда не видел мужчину в кожаной куртке. Но вспоминал потом раза три. Все – на похоронах или перед ними. А потом вспомнил уже после смерти. И он мне кое в чём помог. *** К чему это воспоминание? Да просто дочка пришла наконец проведать. Потому и всплыло вдруг в памяти – или в её отсутствии? Пришла она тоже осенью. Хотя умер я дождливым летним вечером. И день сегодня похожий – свежий, солнечный. Разве что холоднее значительно, чем в тот раз. Света как всегда чудесна – в этом сером пальто, с короткими окрашенными волосами, с родинкой на щеке – в точности на том же месте, что и у меня. Чудесна. Даже в грязных – а как же ещё, кладбище ведь? – и стоптанных чёрных туфлях. Чудесна. И всегда будет. Пока не… Да нет, рано об этом. Увидимся ещё. И не раз. Если, конечно, всё это – не бред предсмертный, мне видящийся бесконечное количество раз. Хотя. Я и не против. - Скучаю, пап, - она кладёт руку на могилку, всхлипывает неловко. Муж её в машине ждёт, не торопит. Он меня и не видел никогда, но знает – нельзя в такие моменты мешать, надо дать высказаться. И умершим, и живым. - Очень скучаю, - в глазах появляются очертания слёз, она резким движением вытирает их высоко поднятым воротником. - Очень, - повторяет она. Я начинаю. Лист – “св”. Голубь – “т”. Ветер – “а”. Светочка моя, миленькая. И я очень скучаю. Я пытаюсь сказать. Способов у меня не так уж и много. Только природа, с которой я слился два года назад. Она не обращает на звуки внимания. Плечами только подёргивает – совсем как я когда-то – от сквозняка, что между ветвей-ручищ проскочил, да под пальто ей забрался. Оглядывается по сторонам. Целует памятник и уходит в сторону машины. Не оглядываясь. Мёртвые разговаривать не умеют. Или живые не умеют их слушать? |
|
|
Текстовая версия | Сейчас: 20.4.2024, 1:25 |